Бесплатный фрагмент - Кладовая мифов

Лабиринт

Тропинки извилисты. Тропы изящны. Изящна и смерть, к которым они ведут.

Табличка, гласящая это, стояла у входа в лабиринт. Символы, нацарапанные неровно, в спешке, выглядели мрачно. Однако ещё мрачнее выглядело то, что находилось позади, а именно — начало лабиринта. Живая изгородь, настолько плотная, что сквозь неё не протиснется даже белка, возвышалась над всяким, чьей судьбой стало войти внутрь. Лабиринт таил множество опасностей. Но самой главной, самой коварной из них являлась надежда. Дедал, чьим творением являлся лабиринт постарался на славу: он был гением, мастером своего дела, а такие люди не умеют делать что-то без отдачи, без того, чтобы вложить в своё творение частичку души, даже если им придётся создать столь ужасное сооружение, призванное лишать не только тела, но и духа.

Лишь единицы знали, что у лабиринта нет выхода. Однако лишь Дедал знал, что у лабиринта нет и входа. Человек, вошедший внутрь мог умереть сразу, наткнувшись на хитроумную ловушку с иглами, а мог блуждать годами, со временем осознавая, что он является лишь игрушкой в чьих-то руках. Дедал не знал, как так вышло, но его лабиринт обрёл собственную жизнь: простираясь под землёй на всю площадь острова Крит, тропы изменяли свои пути самостоятельно, создавая тупики и непроходимые препятствия, то расступаясь перед беднягами, заставляя их думать, что выход из этого проклятого богами места близок, то сгущая плотность изгороди, лишая всякой веры в благополучный исход. Однако простой люд боялся лабиринта по другой, более прозаичной причине, по причине, холодящей кровь: минотавр.

Огромное существо, с человеческим телом и бычьей головой. Преступники, которых приговаривали к лабиринту молили, чтобы их казнили. Всё чо угодно, лишь бы не быть растерзанным этим монстром. Крит слагал о нём легенды, им пугали детей, его изображение венчало щиты воинов островитян, некоторые, особо фанатичные греки даже поклонялись минотавру, ставя его на один уровень если не с главной троицей, то как минимум с Гефестом. Однако это — величайший позор Дедала. Это создание произошло благодаря его помощи в утолении похоти жене Миноса, правителя острова. У него не было выбора, ведь в противном случае он и его сын погибли, а рукописи мастера были бы сожжены вместе с ними.

— МУУУУ!

его рёв огласил окрестности лабиринта. он ненавидел это место всей душой: узница, в которой ему суждено умереть от старости или от меча «героя». Астерий фыркнув, взрыхлил землю ногой и продолжил тащить очередной доспехи «героя» к своему логову. Сначала он искал выход из лабиринта. Долго. Астерий чертил схемы, измерял, прогнозировал, но всё без толку: он осознал, что лабиринт жив. Коридоры, бывшие полчаса в западном крыле вполне могли образовать из себя непроходимый тупик. А западная тропка, ведущая в форме S к колодцу с отравленной водой — вдруг распрямится, а в конце хранить сад с вишней. Он мало что помнил из своей жизни до лабиринта. Отчетливо помнил полные ужаса глаза повитух, безумный хохот матери. А дальше — тьма, и доносящиеся из неё советы человека, назвавшегося Дедалом :

— Иди в центр, я соорудил там пещеру для тебя. эта часть стабильна, однако всё остальное… впрочем, скоро ты сам всё увидишь.

— му! мууу! — лишь это он смог произнести. Как впоследствие оказалось — это был чуть ли не весь лексикон, которым он обладал. Первое время ему даже нравилось здесь: местные обитатели лабиринта побаивались его, однако скоро начали приходить они. Преступники, герои ищущие славы и просто неугодные царю Миносу люди.

Астерий пытался. Он хотел наладить контакт, поговорить, но всё это приводило лишь к воплям, плачу, безумным броскам с мечом и, в итоге, смерти путника.

Астерий научился защищаться. Осознав, какой мощью он обладает, Минотавр, а именно так его именовали приговорённые, понял, какой тактики стоит придерживаться в бою, чтобы он закончился быстро и безболезненно.

Но всё это пришло с опытом: и доказательством тому служат многочисленные шрамы, украшавшие его торс. Астерий прекрасно помнил, как истекая кровью, дополз до озерца, находившегося к востоку от зыбучих топей. или к западу? Уже не важно. Он помнил, с каким отвращением смотрел на отражение, с каким отвращением оно смотрело на него.

Наконец, дотащив доспех, он грузно отдышался и распрямился, оглядывая свою гордость. На прошлый Беллетейн Дедал сжалился и оставил ему подарок: набор авторских инструментов. Они были прекрасны, точны, уникальны. Много сил и терпения понадобилось Астерию чтобы овладеть ими.

Надежда оставила последнюю каплю в душе минотавра: если не получается пройти, так почему бы не взлететь над лабиринтом? Из доспехов «героев» он соорудил творение, которым бы гордился сам Дедал. сверкающие, отполированные доспехи составляли из себя чашеобразную палубу, которую за счёт сложного механизма зубцов и колёсиков должна поднять ввысь сжигаемая пыльца Паутинника. цветка, который в обилии растёт на полях асфоделей.

Не хватало лишь малого: достаточно прочной нити, которая смогла бы скрепить детали его творения, волшебной нити, которая смогла бы вывести минотавра из вечного заточения…

Х. Арон

— Ваш порядковый номер: четыреста первый. Ожидайте очереди и не забудьте оплатить проезд. Следующий.

Низкий, сипящий голос незнакомого мне мужчины будничным тоном пробормотал данную фразу автоматом, даже не глянув на её адресата.

— Где я? Кто вы такой?

Однако ответом мне послужил лёгкий толчок стоящего сзади соседа, молодого паренька в окровавленной рубахе, настойчиво приглашающий меня продолжить передвижение в живой очереди. Огласивший мой номер мужик, одетый в старые шорты и футболку с лейблом «Arctic monkeys» лишь презрительно дёрнул уголком рта.

— Ваш порядковый номер: четыреста второй. Ожидайте очереди и не забудьте оплатить проезд. Следующий.

Ещё один толчок от соседа. Да сколько можно? Видимо очередь продвигается довольно живо. Однако впереди я вижу лишь нескончаемый узкий коридор из людей, между которыми нет ничего общего. На стенах висят разные полотна, изображающие странных существ,

из которых я смог узнать разве что сатиров и русалок. Как я вообще здесь очутился? Я помню лишь взрыв баллона, горящие бараки. В вперемешку с хлопьями снега в воздух взмывали языки пламени.

— Грош? Вы издеваетесь надо мной? Я был далеко не последним человеком! Походу его заклинило. Щас мы тебя…

Грузный мужчина в светлом костюме с зелёном галстуке с силой ударил ладонью по железному автомату, похожему на те, что продают кока-колу. Грошик, который ему достался он со злостью бросил вдоль по коридору. Осев наземь, он прислонился к стене и зарылся руками в голову, спрятав её в колени.

Но очередь не смутилась его поведению. Она лишь с алчностью в глазах наблюдала за тем жалким грошиком, который всё катился и катился… Пока его не поднял мой «сосед». Протерев его об окровавленную рубаху, он с вызовом в глазах глядел на остальных желающих.

— Это не твой билет! Верни его! Посмотрите на него… он же небось убийца! А ну отдай! мне нужнее… — очередь взорвалась, высвобождая всё смятение и страх, скопившиеся в людях.

Под шумок закипающей потасовки я протиснулся к автомату, пытаясь понять, что в нём такого. За прозрачным стеклом находились разные монетки… десятки, сотни их видов. Греческие драхмы, римские денарии, древние китайские нурхаци. Сидящий рядом «костюмчик», раскачиваясь издавал лёгкий скулёж.

Как пользоватся этой штукой? Ага, вот инструкция.

Шаг первый: укажите своё Ф. И. О. и дату рождения.

Васильев Леонид Павлович. Или просто Лёнька. 1984.

Шаг второй: Выберите религию, согласно которой будет проведён суд.

Хм, что? Непонятно. С детства меня приучали к христианским обычаям, ходить в церковь, молиться. Однако всё это казалось мне бессмысленным, пустым. Выбираю атеизм.

Шаг третий: Наденьте визор.

Где он? Ага, вот, рядом с монетоприёмником. Натягиваю на глаза что-то очень похожее на плавательные очки. В мгновение мир вокруг меня становится непроницаемо чёрным, словно в коридоре разом потухли все люминесцентные лампочки.

Вдруг события вокруг меня стали происходить с невероятной скоростью. Сцены сменяли друг друга, словно это было кино состоящее из коротких сцен. И я был в его эпицентре. Вот только… Это было моё кино. Сцены моей жизни.

Вот папа катает меня на плечах, пока я изображаю полёт самолёта. Первый класс, слёзы мамы и её улыбка. Новый год с друзьями, игра в футбол, выпускной. Сломанная нога, отчисление, приём на работу. Показали сцены шуточных перепалок с друзьями, ссор с девушкой,

столь детские обиды на повороты судьбы.

Похороны отца тоже не обошли стороной… Странное чувство, наблюдать за собой, видеть всю скорбь свежей утраты, слёзы матери и затяжное молчание собравшейся родни. Показали свадьбу, показали и подлянку с проколотым колесом начальника.

Время моей жизни шло, достигая настоящего. И снова я вижу хлопья снега и языки пламени, лижущие бараки. Но теперь я слышу и крики. Я бросился в дом, побросав пакеты с новогодними игрушками. Я бросился за собой. Мой взгляд приковала ёлка, точнее её горящий остов. Время замедлилось, и я, стоя посреди пламени наблюдал, как бегаю

из комнаты в комнату, пытаясь вынести всех, кто оставался в горящем здании. На улицу уже высыпались несколько семей, живших здесь. В ночнушках, похватав кто что успел, они лишь с оцепенением наблюдали за горящей постройкой. И за тем, как я вынес троих детей. Я выбежал, но это уже был не я. Моя спина сгорела,