Бесплатный фрагмент - Кикбоксёрша

Глава 1

Я сидела в VIP-ложе, и рев толпы внизу, в кипящем котле арены, доносился до меня глухим, утробным гулом. Здесь, наверху, воздух был другим. Он пах деньгами, дорогим парфюмом и успехом. Моим успехом, который я отдала ему.

На мне было шелковое платье, облегающее тело, которое годы тренировок превратили в совершенное оружие. Идеальная прическа, безупречный макияж. Я была его лучшим творением. Не те бойцы, что сейчас калечили друг друга в октагоне, а я — Елена Орешкина, бывшая чемпионка, а ныне прекрасная муза гениального промоутера.

Максим, мой будущий муж, сидел рядом. Его рука властно лежала на моем колене, большой палец медленно поглаживал кожу. Он говорил с инвесторами, и его низкий, бархатный голос легко перекрывал шум арены. Он был архитектором нашей империи, а я — ее фундаментом, который давно скрылся из виду под мраморными плитами его славы.

— А это Елена, — Максим накрыл мою руку своей и повернул меня к седому, лощеному мужчине. — Мое вдохновение. Без нее ничего бы этого не было.

Я улыбнулась своей лучшей, натренированной улыбкой и протянула инвестору руку. Его взгляд скользнул по моей фигуре — оценивающе, как смотрят на призовую лошадь. Для них я была лишь еще одним трофеем в коллекции Максима. Самым дорогим и красивым.

Мой взгляд упал вниз, на залитый светом ринг. На мгновение я почувствовала фантомный привкус капы во рту, зуд в костяшках, требующих удара. Я должна была быть там. Но я сделала свой выбор. Я променяла чемпионский пояс на обещание обручального кольца. Тогда, ослепленная любовью, я думала, что это равноценный обмен.

— Потрясающая форма, — сказал инвестор, не отрывая от меня взгляда.

Максим самодовольно усмехнулся.

— Она у меня вся такая. Сделана из стали и шелка.

Эта фраза хлестнула, как пощечина. Он говорил обо мне, как о вещи. О дорогой, красивой, но неодушевленной вещи.

Когда бои закончились, и мы, проводив восторженных инвесторов, остались одни в пустеющем коридоре, он отошел в сторону, чтобы ответить на звонок. Я стояла у зеркала, поправляя помаду, но все мое тело превратилось в слух. Голос Максима изменился. Он стал тихим, интимным, полным той нежности, которую я по наивности считала предназначенной только мне.

— Да, все прошло идеально… Отец будет доволен… Нет, сейчас не могу, она рядом… Жди, скоро буду.

«Отец будет доволен».

Эта фраза, такая простая и обыденная, вонзилась в меня ледяной иглой. Какой отец? Я знала всех его партнеров, всех их детей. Ни у кого из них не было дочери, с которой он мог бы говорить таким голосом. Сомнение, холодное и острое, впервые пронзило броню моей слепой веры.

Он закончил разговор и подошел ко мне сзади, обнимая за талию.

— Ты выглядела потрясающе, детка. Они в восторге. От нас.

Его губы коснулись моей шеи, но я почувствовала лишь холод. Я заставила себя улыбнуться.

— Кто звонил? Что-то срочное?

— Из типографии, — солгал он, не моргнув глазом. — По поводу афиш для следующего турнира. Рутина.

Ложь была слишком быстрой. Слишком гладкой.

Мы шли к машине по гулкой подземной парковке. Он с восторгом говорил о наших планах, о грядущей свадьбе, о новом доме. А я шла рядом, и каждый его шаг отдавался в моей голове эхом. Я смотрела на его уверенный профиль и впервые в жизни видела рядом с собой не любимого мужчину, а абсолютно чужого человека.

Глава 2

Утро пришло без будильника. Я проснулась от тишины. Рядом, на своей половине кровати, безмятежно спал Максим. Его спокойное, ровное дыхание казалось мне верхом цинизма, личным оскорблением. В моей голове, как заевшая пластинка, крутилась вчерашняя фраза, вырванная из чужого разговора: «Отец будет доволен». Она не давала покоя, царапала сознание, как осколок стекла.

Я встала и натянула спортивную одежду. В нашем домашнем спортзале, среди холодной стали тренажеров, я попыталась выбить из себя эту отравленную мысль. Удары по тяжелой груше были глухими, яростными. Но с каждым движением, с каждой каплей пота сомнение не уходило, а лишь глубже въедалось в мышцы, в кости, в кровь. Мое тело работало на рефлексах, а разум, как перед боем, хладнокровно анализировал противника, которого я еще не видела.

— Моя дикая кошка проснулась, — его руки легли мне на талию, голос был сонным и нежным.

Раньше я бы растаяла от этих слов. Сегодня я лишь напряглась.

За завтраком он был само обаяние. Обсуждал цвет салфеток для свадебного банкета, спорил со мной из-за рассадки гостей. Я кивала, улыбалась, подливала ему апельсиновый сок и чувствовала себя самозванкой в собственной жизни. Когда он уехал на очередную «важную встречу», оставив на моих губах сухой, деловой поцелуй, я поняла, что больше не могу притворяться.

Его кабинет был его крепостью. Я вошла туда впервые без стука, чувствуя себя мародером. Ноутбук. Пароль. Дата нашего знакомства? Нет. Дата моего последнего чемпионского боя, после которого я ушла из спорта ради него? Да. Конечно. Даже здесь я была лишь ступенькой в его истории успеха.

Почта, мессенджеры — все было девственно чисто. Он был слишком умен, слишком осторожен, чтобы оставлять следы. Я закрыла глаза и заставила себя думать, как боец на ринге. Где противник оставляет брешь? Не в атаке, а в защите. В рутине, в том, чему не придаешь значения. Навигатор.

Я открыла приложение, синхронизированное с его телефоном. И нашла. Один и тот же адрес. Элитный жилой комплекс «Олимп» на другом конце города. Пять визитов за две недели. И новый — сегодня, через час. В его личном календаре он был помечен как «Проект „Феникс“».

***

Я сидела в машине, припаркованной через дорогу от сверкающего стеклом и сталью «Олимпа». Руки так сжимали руль, что костяшки побелели. Сердце билось тяжело, глухо, как гонг перед началом последнего, решающего раунда. Я ждала.

Вот его черный «мерседес». Он вышел из машины. В руках — фирменный пакет из ювелирного бутика, где мы выбирали мое кольцо. Он скрылся в зеркальных дверях подъезда.

Прошел час. Или, может быть, целая вечность. Двери открылись снова.

Они вышли вместе. Он и она. Молодая, хрупкая блондинка в кашемировом пальто, похожая на фарфоровую куклу. Его рука собственнически лежала на ее талии. На ее тонком запястье сверкал новый бриллиантовый браслет. А следом за ними, смеясь и что-то рассказывая, вышел третий. Седой, холеный инвестор с вчерашнего турнира. Ее отец.

Он по-отечески поцеловал дочь в щеку, а потом хлопнул Максима по плечу и произнес фразу, от которой в моих ушах лопнула тишина:

— Ну, зятек, не подведи.

И все. Пазл сложился. Телефонный звонок. «Отец будет доволен». «Проект „Феникс“». Это не было изменой в чистом, банальном виде. Это была бизнес-сделка. Слияние активов. Она не любовница. Она — его настоящая невеста. А я… я — отработанный материал. Помеха, которую нужно было красиво списать со счетов до подписания главного контракта в его жизни.

Предательство, двойное и сокрушительное, ударило под дых, выбивая воздух. Я не почувствовала ни боли, ни ярости. Только холод. Всепоглощающий, арктический холод, который заморозил кровь в жилах. Я сидела в своей машине, запертая в этой стеклянной коробке, и смотрела, как он уезжает с ней, увозя с собой мою жизнь. А мой мир за лобовым стеклом беззвучно треснул и рассыпался на миллионы сверкающих, острых осколков.

Глава 3

Я вернулась в квартиру, которую еще вчера считала нашим домом. Теперь она казалась огромной, гулкой и чужой, как номер в пятизвездочном отеле после того, как гости съехали. Я ходила по комнатам, и каждая вещь кричала о моем унижении. Наши фотографии на стенах, где я так глупо и счастливо улыбалась. Мои кубки и чемпионские пояса на полке в кабинете, покрытые тонким слоем пыли забвения. Насмешка над той, кем я когда-то была.

Я не стала устраивать истерику. Я просто открыла шкаф и достала старую спортивную сумку. Сложила в нее то, что было моим по-настояшему: три комплекта тренировочной формы, кроссовки, эластичные бинты и пару старых, разбитых в кровь боксерских перчаток. Ни одного платья. Ни одной туфельки. Ни одной безделушки, купленной на его деньги. На туалетный столик, рядом с его часами и запонками, я положила помолвочное кольцо. Бриллиант холодно блеснул, прощаясь.

Максим вернулся поздно вечером. Он увидел сумку у порога, кольцо на столике, и его лицо окаменело. На нем не было ни капли раскаяния или сожаления. Только холодное, деловое раздражение бизнесмена, чьи планы нарушила непредвиденная помеха.

— Ты следила за мной? — он даже не повысил голоса. — Какая же ты… предсказуемая. Я хотел все сделать тихо, цивилизованно. Оставить тебе квартиру, дать денег на первое время. Но раз ты решила устроить дешевую драму…

***

Утром я пришла в офис. Наш офис. Стеклянный муравейник, который гудел именами бойцов, придуманных мной, и был построен на деньги, заработанные моим потом. Сотрудники, еще вчера заискивающе улыбавшиеся мне, теперь отводили глаза. Их жалость была липкой и унизительной.

Он ждал меня в переговорной. И он был не один. Рядом с ним, как два бульдога, сидели его юрист и его будущий тесть.

— Вот, — Максим небрежно швырнул на стеклянный стол папку. — Твое выходное пособие. Я выкупаю твою долю. Сумма более чем щедрая. Подписывай, и мы расходимся, как цивилизованные люди.

Я открыла папку. Цифра, напечатанная там, была плевком мне в лицо. Это были не деньги. Это была милостыня.

— Я не согласна, — мой голос прозвучал на удивление твердо. — Эта компания построена и на моих деньгах, и на моем имени.

И тут он начал меня уничтожать. Методично, спокойно, с улыбкой на губах.

— На твоем имени? — он усмехнулся. — Имени бывшей спортсменки, которая променяла карьеру на кухонный фартук? Которая, по свидетельству наших сотрудников, в последнее время стала неуравновешенной и склонной к истерикам? Да, и кстати, вот контракт, который ты сама подписала год назад. Ты помнишь? Тот, где ты, ослепленная любовью, передаешь мне полное операционное управление компанией, оставляя себе лишь символические пять процентов.

Я помнила. Я подписала его, не глядя, между поцелуями и клятвами в вечной любви. Ловушка захлопнулась год назад. Я просто этого не знала.

Он встал, обошел стол и наклонился к моему уху. Его шепот был тихим и ядовитым, предназначенным только для меня.

— Ты была хорошей игрушкой, Лена. Красивой, сильной. Но пришло время для серьезных игр. Ты — прошлое. Смирись.

Что-то внутри меня оборвалось. С треском, как лопается стальной трос. Весь холод, вся боль, вся пустота сжались в одну точку и взорвались белой, раскаленной добела яростью. Это был не гнев. Это был инстинкт. Чистый, животный инстинкт бойца, которого загнали в угол и бьют ногами.

Моя правая рука двинулась сама. Не было ни замаха, ни подготовки. Только короткий, отточенный тысячами часов у груши, почти невидимый глазу удар снизу. Апперкот.

Раздался отвратительный, влажный хруст.

Максим отшатнулся, его руки взлетели к лицу. Между пальцев на его белоснежную рубашку за сто тысяч рублей закапала темная, густая кровь. Его красивые глаза, в которых еще секунду назад плескалось презрение, теперь были круглыми от шока и животной боли.

На мгновение я почувствовала дикое, пьянящее удовлетворение. А потом — ничего. Я посмотрела на свой кулак, на сбитые костяшки. И поняла, что только что проиграла главный бой в своей жизни. Я сама вручила ему оружие. Теперь я не просто обманутая женщина. Я — агрессивная, опасная психопатка.

Тесть заорал, вызывая охрану. Юрист затрясся, доставая телефон, чтобы звонить в полицию.

Я не стала ждать. Я просто развернулась и пошла к выходу. Мимо ошарашенных лиц, мимо застывших охранников. Я вышла на улицу, залитую равнодушным солнечным светом. У меня не осталось ничего. Ни любви, ни дома, ни денег, ни дела всей моей жизни, ни даже доброго имени.

Я была на самом дне. И стук снизу уже не казался чем-то невозможным.

Глава 4

Я шла, не разбирая дороги. Мимо витрин, отражавших мое бледное, чужое лицо, мимо спешащих, озабоченных людей, для которых моя трагедия была лишь элементом городского пейзажа. Город ревел, жил, дышал, а я двигалась сквозь него, как призрак, заключенный в непроницаемый кокон из боли и пустоты. В руках — единственная спортивная сумка. В душе — выжженная земля.

Ноги несли меня сами, повинуясь мышечной памяти, которая оказалась долговечнее памяти сердца. Они вынесли меня из сияющего центра, где живут победители, на серые, потрескавшиеся окраины моего прошлого. И вот он. Старый, приземистый кирпичный дом, вросший в землю. Полуподвальное помещение с окнами, давно закрашенными белой краской от любопытных глаз. Выцветшая, облупившаяся вывеска: «Бойцовский клуб „Молот“». Мой первый зал. Мой единственный настоящий дом.

Дверь была заперта. Но я помнила. Под шатким, выкрошившимся кирпичом в стене старик Петрович, мой первый тренер, всегда прятал запасной ключ. Он был на месте. Холодный, ржавый, шершавый на ощупь. Ключ от моего прошлого.

Я повернула его в замке, и дверь со скрипом поддалась. Меня окутал густой, знакомый до боли запах. Запах честности. Запах настоящего, тяжелого труда. Запах пота, въевшегося в дерево и кожу, запах железа, старых матов и дешевого антисептика, которым Петрович заливал ссадины и рассечения. Здесь не было места для шелка, бриллиантов и фальшивых улыбок.

Я бросила сумку на пыльный пол. В тусклом свете, просачивающемся сквозь мутное оконце под потолком, я увидела их. Моих старых, верных друзей. Потрескавшиеся, покрытые шрамами, как тела ветеранов, кожаные груши. Потертые до дыр маты. Стойка с разношенными, пахнущими чужой болью перчатками. Я подошла к самой тяжелой груше, той, что висела в дальнем углу, и провела рукой по ее шершавой поверхности. Она показалась мне более живой и теплой, чем Максим в последние годы.

Я села на скрипучую деревянную скамью и достала из сумки эластичные бинты. И начала священный ритуал. Виток за витком, туго, до онемения, я бинтовала руки. Костяшки, запястья, ладонь. Каждый оборот грубой ткани отделял меня от той Елены, которой я была — красивой, влюбленной, сломленной. Каждый виток возвращал меня к себе. Эта ткань была честнее любого шелка, что когда-либо касался моей кожи. Это была моя броня.

Первый удар был слабым, неуверенным. Тело помнило, но душа еще нет. Груша едва качнулась в ответ. Второй. Третий. Джеб, кросс, хук, апперкот. Я начала дышать. Глубокий вдох, резкий, рваный выдох на ударе. И тут плотину прорвало.

Серая, ледяная пустота внутри взорвалась вулканом раскаленной ярости. Я больше не тренировалась. Я убивала. Каждый удар был его самодовольным, лживым лицом. Каждый крик, срывающийся с моих губ — ее кукольной, фальшивой улыбкой. Я вкладывала в удары все: унижение, предательство, растоптанную любовь, годы, отданные впустую. Я слышала только рев крови в ушах и глухие, сочные удары кожи о кожу. Мышцы горели, легкие разрывались, костяшки пронзила острая боль.

Я била до тех пор, пока руки не превратились в свинцовые плети, а в глазах не потемнело от усталости. И наконец, силы оставили меня. Я сползла по шершавой коже груши на пол, обессиленная, разбитая, выпитая до дна.

Я лежала на холодном, пыльном бетоне, и каждый вдох отзывался огнем. Пот, смешиваясь с солеными, злыми слезами, заливал глаза. Дрожащими, непослушными пальцами я размотала бинты. Костяшки на правой руке были сбиты в кровь. Я смотрела на свою ладонь, на красные ссадины, на яркие капли крови. И впервые за эти бесконечные двое суток я почувствовала что-то настоящее. Не его ложь, не фальшь большого мира. А мою собственную, горячую, живую боль. Мою кровь.

Они забрали у меня все. Но они не смогли забрать это. Мое тело. Мои кулаки. Мою способность терпеть боль и бить в ответ.

Я лежала в этом старом, пахнущем потом и одиночеством зале. Я была абсолютно одна. И впервые за много лет это одиночество не пугало. Оно было честным. Это было мое дно. Моя нулевая отметка. Точка, с которой можно было начать новый отсчет.

Глава 5

Я поселилась в зале, как призрак. Спала на старых, пахнущих пылью матах, мылась ледяной водой в душевой, где из трех леек работала только одна. Деньги, оставшиеся на карте, испарились за три дня. Мой рацион состоял из овсянки, заваренной кипятком, и воды из-под крана. Мир сузился до четырех обшарпанных стен.

Каждое утро, еще до рассвета, я выходила на пробежку по спящим улицам окраины. А потом — часы у груши. Я возвращала себя. Возвращала дыхание, ритм, чувство дистанции. Боль в мышцах, тупая, ноющая, постоянная, была единственным доказательством того, что я еще жива.