Бесплатный фрагмент - Художник и Муза: картина на холсте души

Художник и Муза: картина на холсте души

Декабрь. Вокзал. Перрон безмолвствует в ночи.

Три чёрные звезды на циферблате стынут,

Дурманящая тайна мерцает впереди,

Где призраки минувших лет с осенним ливнем сплетены.

Она бежит, художник ждёт на жизненном распутье,

В плену их замкнутого  круга, где любовь палач,

И вдохновение — рока злая шутка,

В которой он сгорает словно яркий факел.

Не просто музой быть, не просто быть в тени,

И у него билет в конец один, пойми.

И неизбежна гибель — участь роковая,

Для тех, кто пламя сердца отдаёт в ночи.

Чья гибель? Его? Её? Таланта гордый взлёт?

Быть может, просто жизни — вот разгадка.

Колёса режут тьму, не ведая преград,

А впереди всё те же вечные загадки.

Декабрь. Вокзал. Перрон, застывший в ожидании.

Три ночи — вечность… Манит неизвестность.

Она бежит, художник мечется в ночи,

Судьба там пишет новые картины жизни.

Пронзительный свисток рассекает тишину, словно лезвие, обнажая скрытые страхи и надежды. Она вскакивает в вагон, едва успев перевести дыхание, чувствуя, как его взгляд прожигает спину. За окном мелькают огни, размываясь в длинные дрожащие полосы, словно слёзы на ветру. Художник остаётся стоять на перроне, в одиноком свете фонаря, обращённый в статую отчаяния. В его глазах — смесь боли, любви и безысходности. Он знает, что этот побег — лишь временная передышка, очередная петля в их запутанной драме.

Поезд набирает скорость, унося её все дальше от него, но не дальше от их общей судьбы. Она смотрит в окно, видя не пейзаж, а его лицо — искажённое мукой и обожанием. Она — его муза, его проклятие, его кислород и его смертный приговор. Без неё он не может творить, а с ней — жить. Ей невыносимо быть причиной его страданий, но и отказаться от этой роли она не в силах. Их связь — хрупкая, как лёд, и одновременно крепкая, как стальные рельсы, по которым мчится поезд.

Художник прикурил, тщетно пытаясь унять пляску пальцев. Она вернётся, как неумолимая заря, вопреки отчаянным попыткам разорвать заколдованный круг её проклятого дара. Он знал: тень её потерь не омрачит ни его, ни священные узы их притяжения. Они — два осколка одной звезды, обречённые на вечный танец притяжения и отталкивания, две заблудшие души, которым суждено блуждать в переплетённых снах. Если же нет… он вырвет её из цепких лап небытия. Он бросил окурок, словно пепел надежды, и вернулся в мастерскую, где ждало его незаконченное полотно — застывший миг её ускользающей красоты, портрет, в котором он отчаянно пытался запечатлеть трагическую симфонию их страстной любви.

В вагоне теплеет, но стылый озноб не отпускает. Она кутается в шерстяной шарф, тщетно ища спасения от внутренней стужи. Страх сжимает сердце ледяной рукой, но сквозь панику пробивается слабый росток облегчения. Неужели на этот раз ей хватит сил разорвать порочный круг потерь, вырваться на свободу и вдохнуть воздух новой жизни, оставив в прошлом горький шлейф воспоминаний? Но в глубине души шевелится змея сомнения: она — лишь его тень, призрачное отражение, и бегство от себя невозможно. Она не смеет подвергать его риску. Преодолеет, выдержит, справится… Она решила за них двоих.

Поезд уносит её в неведомую даль, оставляя его на продрогшем перроне под свинцовым декабрьским небом. Два пленника, скованные цепями судьбы, обречённые разыгрывать свою трагическую пьесу на фоне нескончаемых декораций жизни. И где-то там, за призрачным поворотом судьбы, их ждёт новая встреча, новый обжигающий взрыв страсти и новая, неминуемая порция боли. Таков их декабрь. Их вокзал. Их вечное, мучительное ожидание.

В промозглые декабрьские сумерки, когда стылый ветер терзал улицы большого города, на перрон прибывшего ночного поезда сошла Стефания, молодая женщина тридцати двух лет. Тонкий силуэт, закутанный в дорогое пальто, казался хрупким цветком, неведомо как обронённым на заснеженный перрон. Деловая командировка привела её в этот город. Обычно в таких случаях девушку встречала служебная машина, но сегодня ночью её ожидал лишь таксист, ровесник ночи, такой же молчаливый и сумрачный.

Двери вагона с шипением отворились, выпуская облачко теплого воздуха в морозную ночь. Стефания спустилась по ступенькам, поправляя на плече сумку. Перрон был почти пуст, лишь несколько фигур спешили по своим делам, окутанные клубами пара изо рта. Она огляделась, ища взглядом табличку с названием компании, но никого не увидела. Легкая тревога закралась в её сердце.

Вдруг, в свете фонаря она заметила молодого человека, прислонившегося к старому автомобилю. Он курил, делая глубокие затяжки, и внимательно наблюдал за прибывшими. В нём было что-то знакомое, неуловимое, что заставило её сердце биться чаще. Он оторвался от машины и пошёл рядом с вагоном в ожидании выхода крайнего пассажира. Она неуверенно двинулась в его сторону, надеясь, что это тот самый таксист.

— Стефания? — спросил он, улыбаясь уголками губ. Его голос был низким и хриплым, словно после долгой болезни.

— Да, это я, — ответила она, стараясь унять волнение.

— Простите за задержку, немного проспал. Я — Арсений, ваш таксист. Позвольте, я помогу с сумкой и чемоданом.

Он взял её сумку и чемодан, и она почувствовала лёгкое прикосновение его руки. Ей вдруг стало очень тепло, несмотря на мороз. Они молча шли к машине, и в этой тишине она ощущала какое-то странное напряжение, словно между ними проскочила искра. Он открыл ей дверь машины, и она села, закутавшись еще сильнее в шарф. Холод совсем не отступил. Арсений сел за руль, и они тронулись, оставляя позади вокзал и огни города. Впереди простиралась ночь, полная неизвестности и, возможно, новых историй.

Арсений уверенно вёл машину по знакомым улицам, ловко лавируя между редкими ночными автомобилями. За окном мелькали тусклые огни фонарей, отражаясь в мокрых от недавнего снега тротуарах. В салоне тихая мелодия, словно шёпот, заполняла пространство. Стефания узнала песню почти сразу — кавер-версия знаменитого шлягера «Транзитный пассажир». Мелодия, сотканная из сумерек и печали, лилась приглушенно, словно скорбное эхо давно угасшей надежды, растворяясь в густой тишине ночи.

«Любопытный выбор», — подумала Стефания, погружаясь в обволакивающую атмосферу. Она любила музыку, особенно ту, что трогает душу, заставляя её трепетать. На мгновение она отдалась во власть звуков, всматриваясь в ускользающую красоту ночного города. Но потом, словно зачарованная, не удержалась и нарушила молчание.

— Знаете, кавер неплох, но оригинал звучит глубже, пронзительнее, — произнесла она, стараясь скрыть волнение за маской непринужденности. — Если интересно, могу скинуть ссылку.

Арсений взглянул на неё в зеркало заднего вида, и в уголках его губ промелькнула едва заметная улыбка.

— Буду признателен. Я всегда открыт для новых музыкальных открытий, особенно если речь идёт о чем-то действительно стоящем. А вам, как я понимаю, оригинал особенно близок? — спросил он, и Стефания почувствовала, как в груди зарождается необъяснимое предчувствие. Она кивнула, отворачиваясь к окну, пряча смущение в отражении проплывающих мимо огней. Эта поездка обещала быть гораздо интереснее, чем она смела предполагать.

Наконец машина плавно остановилась у подъезда многоквартирного дома. Стефания вопросительно взглянула на Арсения.

— Но… это не служебная квартира фирмы. Обычно меня привозят в другой район.

— Простите, что не предупредил, — Арсений заглушил двигатель, поворачиваясь к ней. — Мне сообщили новый адрес буквально за час до вашего приезда. Это новое жильё для командировочных, уверяю вас, вполне комфортное.

Он достал телефон и набрал номер Дениса, менеджера, который обычно встречал Стефанию.

— Денис, доброй ночи, извини за беспокойство в столь поздний час. Я встретил вашего сотрудника… или командировочного, не суть. Объясни, пожалуйста, барышне, что всё в порядке. Сам объясни. — Арсений передал трубку Стефании.

— Доброе утро, Стефания Леонидовна, — послышался из трубки голос Дениса. — Действительно, фирма сменила адрес квартиры. Мы купили жилье ближе к офису, чтобы приезжающим было удобнее добираться. Ещё раз прошу прощения, что лично не смог встретить вас. Но Арсений — хороший человек. Он поможет занести вещи, а в подъезде консьержка передаст вам ключи. Отдыхайте. В три часа после полудня дня ждём вас в офисе. Может, за вами заехать?

— Не надо, доберусь сама, — ответила Стефания.

— Арсений, помогите мне, пожалуйста.

Арсений выключил телефон, вернул его в карман и вышел из машины, чтобы открыть ей дверь. Он взял её сумку и направился к подъезду. Дверь открылась, и их встретила приветливая консьержка средних лет. Она протянула Стефании ключ и тепло улыбнулась: «Добро пожаловать! Квартира вас ждёт, там всё готово».

Стефания шла за Арсением по коридору, чувствуя его присутствие позади. В лифте они ехали молча, и это молчание было наполнено каким-то невысказанным ожиданием. Наконец, двери лифта открылись на нужном этаже. Квартира оказалась небольшой, но уютной. Окна выходили во двор, укрытый белым покрывалом снега. В комнате горел мягкий свет, создавая атмосферу тепла и спокойствия.

Арсений поставил сумку на пол в прихожей. «Ну, вот и всё. Устраивайтесь. Надеюсь, вам здесь понравится». Он смотрел на Стефанию с какой-то нежностью, от которой у неё замирало сердце. Ей хотелось что-то сказать, спросить, но слова застревали в горле.

«Спасибо, Арсений. За то, что встретили и за то, что помогли. До свидания». Он кивнул и направился к двери. Стефания смотрела ему вслед, чувствуя, как её охватывает волна грусти. В последний момент он обернулся и, задержав на ней взгляд, произнёс: «До скорой встречи, Стефания. Надеюсь, это не последняя наша поездка». И вышел, оставив её одну в тишине незнакомой квартиры, с ощущением надвигающейся непредсказуемости.

Встречаем в жизни множество людей,

Но лишь один взгляд душу нам согреет.

И с полуслова мысль вдруг обретает строй,

Как музыка небесная, что голову дурманит, веет.

Что происходит? Сердце бьётся чаще,

Себя остановить стараемся напрасно.

Быть может, ангел крылья расправляет,

Иль Купидон над нами так играет?

А может, демоны, дороги перепутав вмиг,

Рассудок гасят, чувства пробуждают?

Вопросов рой — и не найти средь них

Ответа, что страсть и грёзы объясняют.

В игре теней, мерцающей, немой,

Мы забываем мир, где правит разум строгий.

Любовь и страсть, переплетясь волной,

Судьбу куют, выносят приговор нам Боги.

В пучину чувств ныряем без оглядки,

Забыв про осторожность и совет.

Любовь — опасный, сладкий яд в облатке,

Что дарит счастье, но и оставляет след.

Покорные безумному порыву,

Вслепую в ночь несётся наша страсть.

Но что, когда за поворотом лжи обрыв?

И сердца хрупкость разобьётся в одночасье?

И вот тогда, очнувшись от дурмана,

Мы смотрим на руины прошлых дней.

И ищем виноватых — глупо, странно,

Среди обломков собственных идей.

Увы, любовь не терпит полумер,

Она как пламя — согревает или губит.

И каждый сам себе палач и мера,

В том лабиринте, где лишь страсть нас любит.

Но даже зная гибельность пути,

Мы вновь и вновь бросаемся в объятья.

Надеясь чудо всё-таки найти,

И избежать горчайшего проклятья.

Ведь без любви мир сер и одинок,

В нём нет ни красок, ни живого света.

Пусть даже ждёт нас горестный урок,

Мы ищем искру, ждущую ответа.

Стефания закрыла дверь и прислонилась к ней спиной, пытаясь унять дрожь в коленях. Что это было? Случайность? Или судьба? В голове проносились обрывки разговоров, взглядов, ощущений. Мелодия кавера на «Транзитного пассажира» снова зазвучала в её сознании, ещё более пронзительно и щемяще. Она понимала, что больше не может просто отмахнуться от этого странного стечения обстоятельств. Что-то изменилось, и ей нужно было понять, что именно.

Она прошла в комнату, оглядывая новое пристанище. Всё было просто, но со вкусом. Удобная кровать, небольшой стол, телевизор. На столе стояла ваза с фруктами и бутылка минеральной воды. Мелочь, но такая приятная. Она подошла к окну и посмотрела во двор. Снег искрился в свете уличных фонарей, создавая ощущение волшебства. Ей вдруг захотелось, чтобы это ночь не кончалась, чтобы она могла ещё немного побыть в этом состоянии неопределённости и предвкушения.

Решив отложить все размышления на потом, Стефания приняла душ и переоделась в пижаму. Она легла в постель, но сон не приходил. Перед глазами стоял Арсений, его хриплый голос, его взгляд, полный нежности и какой-то тайны. Она снова и снова прокручивала в голове их короткий разговор, пытаясь понять, что он имел в виду, говоря о «не последней поездке».

Пробудившись ближе к полудню, Стефания ощутила волну неведомой энергии, словно солнечный удар после долгой тени. Решив отбросить прочь навязчивые мысли, она попыталась сосредоточиться на работе, но образ Арсения, словно призрачная тень, неотступно следовал за ней. Она не могла отделаться от ощущения, что их мимолетная встреча была отмечена печатью некой предопределенности. Глупо, конечно, — наверное, это всего лишь игра разгорячённого воображения, но в глубине души росла тихая надежда, что судьба приготовила для неё нечто особенное. Разыскав в сети оригинал «Транзитного пассажира», она погрузилась в знакомые ноты, и в памяти всплыл взгляд Арсения, пойманный в зеркале заднего вида — взгляд, словно обещавший нечто большее. «Это только начало, — прошептала она, и лёгкая улыбка тронула её губы, отражая робкий проблеск надежды в глубине глаз.

Внезапно нахлынуло желание перекусить, и она направилась на кухню. Обычно в таких местах царила стерильная чистота, холодильник сиял прохладной пустотой, словно операционная перед сложной процедурой. Она открыла дверцу с робкой надеждой: а вдруг случится маленькое чудо, и не придётся никуда идти. И, к её изумлению, холодильник оказался полон неожиданных сюрпризов.

Стефании повезло. Холодильник встретил её не ледяной пустотой, а уютным разнообразием, будто заботливый художник расписал его полки яркими красками. На верхней полке, в прозрачных контейнерах, красовались нарезанные фрукты: сочные дольки манго, спелые ломтики клубники и гроздья сладкого винограда. Рядом стояла баночка с домашним йогуртом, украшенная свежей малиной и посыпанная миндальными лепестками.

Ниже, на средней полке, расположилась коллекция деликатесов для быстрого перекуса. Тут были рулетики из лаваша с нежной куриной грудкой и свежими овощами, аккуратно завернутые сэндвичи с авокадо и лососем, а также небольшая пицца на тонком тесте с моцареллой и базиликом. В углу примостились несколько баночек с оливками, маринованными артишоками и вялеными томатами.

На нижней полке, в специальных ящиках, лежали свежие овощи и зелень. Стефания заметила пучок ароматной рукколы, несколько сочных помидоров, огурец и перец разных цветов. Рядом, в отдельном контейнере, ждали своего часа яйца — символ завтрака, который мог случиться в любое время дня.

Дверь холодильника тоже не пустовала. На ней висели бутылки с различными напитками: апельсиновый сок, ягодный морс, несколько видов газированной воды и даже бутылка холодного игристого вина, словно намек на предстоящий праздник. Стефания улыбнулась. Кто бы ни был этот таинственный благодетель, он явно знал, как угодить девушке с хорошим вкусом.

Выбор был огромен, и Стефания на мгновение растерялась. Но, вспомнив о взгляде Арсения, она решила позволить себе немного роскоши. Она достала рулет из лаваша, баночку с ягодами и открыла бутылку сока. «Это только начало, — повторила она про себя, — и этот холодильник — лишь предвкушение чего-то большего».

Стефания удивленно приподняла бровь. Такой продуманный, заботливый набор продуктов мог собрать только человек, который досконально знал её вкусовые пристрастия и искренне желал позаботиться о её гастрономическом комфорте. В памяти всплыло, как однажды она мимоходом обмолвилась Денису о своей любви к домашнему йогурту и свежим овощам. Неужели это он?… С чего вдруг фирма проявляет такую нежную заботу к командировочным? Такого раньше никогда не было. Может, что-то изменилось в их политике гостеприимства, и теперь так встречают дорогих гостей? — вслух проговорила девушка. Да и постельное белье, пушистые полотенца, мягкий халат и изысканные средства для душа — все говорило о щедрой заботе. Ей, безусловно, это льстило и одновременно настораживало. А, собственно, почему бы и нет? Компания процветает, уверенно стоит на ногах и развивается. Могут позволить себе такие приятные мелочи. Но чем же на самом деле занимается эта компания и зачем им понадобилась именно Стефания? Компания занималась созданием и производством парфюма для дома. Это было хорошо отлаженное предприятие, и Стефания, как бы это выразиться, была их «носом», их главным сокровищем. Она обладала невероятным даром подбирать ароматы, которые пользовались оглушительным успехом.

Производство парфюма для дома в компании напоминало алхимическую лабораторию, но вместо пыльных колб и потрескавшихся реторт — современные стальные резервуары и автоматизированные линии розлива. В цехе кружился густой, опьяняющий аромат — симфония эфирных масел, травяных настоев и синтетических ароматизаторов. Запахи сплетались в сложные, причудливые аккорды, иногда пьяняще-приятные, иногда обжигающе-резкие, но всегда захватывающие. Рабочие, облаченные в стерильно-белые халаты и защитные маски, с хирургической точностью отмеряли ингредиенты, строго следуя сложным рецептурам. Компьютерные системы бдительно контролировали каждый этап производства, от смешивания компонентов до финальной упаковки готовой продукции.

Стефания же была чем-то вроде волшебницы в этом царстве ароматов. Её кабинет, спрятанный в тихом уголке офиса, больше напоминал изысканный ботанический сад, чем обычное рабочее место. Полки, словно драгоценными камнями, были уставлены флаконами с эфирными маслами, привезенными из самых экзотических уголков мира — от нежной болгарской розы до терпкого индийского сандала. Воздух здесь был пропитан тончайшими ароматами, которые она умела раскладывать на мельчайшие составляющие, словно опытный музыкант — ноты в сложной симфонии.

Стефания обладала уникальным даром — безошибочно определять, какие ароматы придутся по вкусу покупателям. Она предчувствовала тренды, угадывала настроения, создавала запахи, которые рождали эмоции, вызывали воспоминания, словно ключи к потаённым уголкам души. Её работа была сродни искусству, где интуиция и опыт переплетались в неразрывное целое. Она не просто смешивала ингредиенты, она создавала атмосферу, настроение, образ жизни.

Для компании Стефания была бесценным активом, её прозорливость, её уникальное чутье позволяли им оставаться на плаву в бушующем океане конкуренции, предлагая потребителям именно то, чего они жаждали. Но мало кто догадывался, какую цену она платит за свой редкий дар. Постоянное напряжение, необходимость быть всегда на гребне новых тенденций, огромная ответственность за успех компании — все это тяжким бременем ложилось на её хрупкие плечи. И лишь в тишине своего уютного кабинета, окружённая волшебными ароматами, она находила умиротворение и вдохновение для новых творений.

Сердце Стефании забилось чуть быстрее, словно предчувствуя что-то важное. Не раздумывая, она взяла баночку с йогуртом и ароматной свежей клубникой, пару ломтиков хрустящего багета и кусочек нежного сыра, и вернулась в комнату, чтобы продолжить перекус. Но мысли её витали совсем далеко от еды. Она отчаянно пыталась понять, что же всё-таки происходит между ней и этим загадочным незнакомцем, Арсением.

«Это лишь начало…» — прошептала она едва слышно, и лёгкая улыбка, заиграв на губах, выдавала сладостное предвкушение. Судьба, коварная кудесница, наверняка уже плела новые узоры вокруг неё, полные неожиданностей. Да, они берегли Стефанию — её бесценный, почти волшебный дар. В мире жестокой конкуренции она была слишком лакомым куском. До долгожданного появления в компании оставалось всего три часа. Три-четыре раза в год, ровно на неделю, она становилась их драгоценным активом. Её график был расписан на годы вперед. Сейчас — быстрый перекус, легкий макияж, и пора вызывать такси. Но тишину разорвал резкий трезвон телефона. Звонил Денис. «Добрый день, Стефания Леонидовна. Отдохнули? Целая неделя в нашем распоряжении, мы помним о вашем графике… Жаль, что вы так и не подружились с самолётами и предпочитаете поезда. И всё никак не хотите перебраться в наш город!» В голосе звучала напускная печаль. «Я пришлю за вами машину. Ровно в половине третьего она будет ждать вас у подъезда». И, не дав ей даже слова вставить, Денис отключился. «Забавный», — с улыбкой подумала Стефания. «Пора поесть и собираться». Нужно одеться тепло и элегантно. То ли декабрь сковал тело ледяным дыханием, то ли этот город угнетал её, то ли виной всему был этот Арсений… Откуда это странное, необъяснимое чувство тревоги? Незнакомая доселе дрожь пробежала по телу…

Стефания распахнула дверцы шкафа, окидывая взглядом скромный ряд своей одежды. В деловые поездки она брала лишь самое необходимое, стремясь не обременять чемодан лишним весом. Её выбор остановился на элегантном платье из тонкой шерсти, цвета воронова крыла, безупречно облегающем фигуру, и мягком кашемировом кардигане, украшенном россыпью серебристых стразов, словно застывшие капли утренней росы. Завершало ансамбль чёрное кашемировое пальто безупречного кроя. К платью она подобрала замшевые ботильоны на устойчивом каблуке, обещавшие комфорт в течение дня, и чёрный шёлковый шарф, усыпанный серебряными горошинами, казался звёздной ночью, небрежно наброшенной на плечи. В макияже предпочла сдержанность и естественность: легкая вуаль тонального крема, взмах туши, подчёркивающий глубину взгляда, и нежный блеск для губ.

Закончив с приготовлениями, Стефания присела на край кровати, позволяя себе короткую передышку. В голове настойчиво всплывал образ Арсения. Его внезапное появление, обронённая фраза о «не последней поездке», заботливо заполненный холодильник… Всё это напоминало фрагменты сложной, запутанной пьесы, где ей отведена главная роль, но сценарий остается тайной.

Лёгкий стук в дверь заставил Стефанию вздрогнуть. На пороге стоял молодой человек в строгом костюме — водитель, присланный Денисом. После вежливого приветствия он бережно помог ей снести вниз её, казалось, невесомый арома-чемодан. Чёрный автомобиль представительского класса ждал у подъезда, поблёскивая безупречно начищенными боками, словно зеркало, отражающее огни большого города. Стефания погрузилась в салон, откинулась на мягкое кожаное сиденье и прикрыла глаза.

Поездка до офиса компании заняла около получаса. За окном проплывали укутанные снегом улицы, украшенные яркой предновогодней иллюминацией, создающей атмосферу волшебства и ожидания. В мыслях Стефании вихрем проносились планы на предстоящую неделю: новые ароматы, которым предстоит обрести жизнь, коллеги, с которыми необходимо будет взаимодействовать… Но навязчивый образ Арсения упорно не желал отступать.

Автомобиль плавно остановился перед современным зданием из стекла и бетона, возвышающимся над городом, словно символ прогресса и инноваций. Стефания вышла из машины, глубоко вдохнула морозный воздух, ощущая его свежесть на коже, и, стараясь отбросить тревожные мысли, уверенно направилась к входу. Впереди её ждала неделя напряженной работы и, возможно, ответы на терзающие её вопросы.

В просторном холле её встретил сам Денис. Галантно подав руку, он осыпал её дежурными комплиментами и проводил в её кабинет — просторную комнату с панорамным видом на заснеженный город. «Рад снова видеть вас, Стефания Леонидовна! Надеюсь, переезд прошел без хлопот?» — произнёс он с неизменной учтивой улыбкой, усаживая её в мягкое кресло.

В кабинете царили тепло и уют, контрастирующие с холодным великолепием огромных окон и строгим деловым стилем интерьера. На столе красовался букет свежих роз, источающих тонкий аромат. Денис, как всегда, продумал все до мельчайших деталей, создавая максимально комфортную обстановку для её вдохновения. Но за этой безупречной вежливостью и заботой Стефания чувствовала какой-то едва уловимый скрытый подтекст, необъяснимое напряжение, заставляющее её насторожиться.

«Итак, Стефания Леонидовна, у нас много работы», — констатировал Денис, открывая папку с документами. «Но прежде чем мы приступим, я хотел бы услышать ваше мнение о новой коллекции ароматов для рождественских праздников. Мы возлагаем на неё особые надежды». В его голосе прозвучала такая неприкрытая надежда, что Стефания поняла: от её решения зависит очень многое. И она, как всегда, должна оправдать эти ожидания, вновь сотворить чудо, создать аромат, способный пленить сердца миллионов. Потому что это её работа, её призвание, её судьба — дарить миру красоту в каждом флаконе.

Денис, коллекция, конечно, чудесная, но она не претерпела значительных изменений по сравнению с прошлым годом. У вас отличные продажи, и, судя по смете, до весны вы не планируете внедрять что-то принципиально новое. У Стефании были интересные предложения, и она надеялась их выгодно представить. Но, видя отсутствие перспектив для обновления линейки, она решила промолчать. Значит, предложит другой компании. Она всегда играла по своим правилам: если компания заинтересована в инновациях и готова щедро оплатить её талант, она готова творить. В противном случае — молчит. Денис, можно мне чашечку кофе, если вас это не затруднит? Да, конечно, Стефания Леонидовна. Мы вам не предлагали, знали, что откажетесь. Всё равно предлагайте в дальнейшем, Денис. Жизнь меняется, вкусы меняются, предпочтения тоже. Вам ли этого не знать? Денис не узнавал Стефанию Леонидовну. Обычно молчаливая и точная, как швейцарские часы, а сегодня… другая. С вами всё в порядке? — с тревогой спросил Денис. Вполне, а почему вы спрашиваете? — Стефания серьёзно взглянула на него, а затем внезапно рассмеялась. Не обращайте внимания. Денис, я жду свой кофе и хочу задать вам несколько вопросов. Стефания Леонидовна, вы выглядите потрясающе, — вырвалось у Дениса, и это была чистая правда. Её тёмные волосы, смуглая кожа, огромные черные глаза, прямой нос и пухлые губы — не результат модных процедур, а дар самой природы. Благодарю, мне очень приятно, — ответила Стефания Леонидовна, едва заметно улыбнувшись.

Денис поспешно нажал кнопку вызова секретарши. Мгновение спустя в кабинет вошла миловидная девушка, словно неся на ладонях рассвет — с подносом, на котором, словно заговор, дымилась чашка обжигающего, колдовского напитка. Стефания пригубила, словно крадучись, глоток, и в её глазах мелькнула мимолетная искра — признание безупречности. «Божественно», — констатировала она, с лёгким вздохом отстраняя чашку. — «Но, Денис, отбросим ритуалы. Меня мучает один вопрос, словно заноза под кожей. Кто этот человек, встретивший меня на вокзале? Арсений… Если память не изменяет, его зовут Арсений». В голосе Стефании звенели не стальные нотки, а скорее ледяные осколки, выдавая непоколебимую решимость вырвать правду из цепких рук лжи.

Денис, словно загнанный зверь, заметно занервничал. Он избегал её пронзительного взгляда, словно боялся испепелиться в его пламени, и бессмысленно перебирал бумаги на столе, словно ища в них спасение. «Арсений? Он… эм… сотрудник нашей службы безопасности. Мы всегда окружаем заботой наших гостей, особенно таких… ценных, как вы», — пробормотал он, отчаянно пытаясь придать своему голосу подобие уверенности, жалкую маску, скрывающую страх. Стефанию не обманули эти жалкие, уклончивые ответы. «Денис, не утруждайтесь. Эта фальшь терзает меня, словно скрипучий диссонанс в симфонии лжи. Арсений — не просто охранник, не серая тень без лица. Он знает обо мне слишком многое, опасно многое. И его внезапное возникновение в моей жизни — фарс, натянутый до предела случайности. Кто он, этот дьявол, и какую цену он потребует за свою игру?»

Денис тяжело вздохнул, словно выпуская из груди разом все запасы воздуха, понимая, что отпираться — всё равно, что пытаться остановить океан ладонью. Стефания — не та женщина, которую можно обвести вокруг пальца дешёвыми фокусами. «Хорошо, Стефания Леонидовна. Вы заслуживаете правды, какой бы горькой она ни была. Арсений… он работает… на нас. Он наш… доверенный человек, наша тень. Мы поручили ему оберегать вас как бесценную реликвию, Стефания Леонидовна. В последнее время над нашей компанией нависла тень недобрых предзнаменований, и у нас появились веские опасения относительно вашей безопасности. Конкуренция в нашей сфере — это не просто борьба за место под солнцем, это безжалостная война, где каждый шаг пропитан предательством и ложью. Мы столкнулись со случаями… коварного промышленного шпионажа, грязных и подлых интриг. Мы ни в коем случае не хотели подвергать вас, Стефания Леонидовна, даже малейшей опасности.

Стефания внимательно слушала, не перебивая, словно хищница, готовящаяся к прыжку. В её глазах плескалось мутное море недоверия, отравленное тревогой. «Присмотреть за мной? Значит, он следит за каждым моим шагом, словно я подопытная мышь в его лаборатории? Он знает, что я ем на завтрак, какие сны вижу перед рассветом? Восхитительно! А почему вы не сочли нужным сообщить мне об этом раньше? Я же не ребёнок, я не нуждаюсь в опеке! Я вполне способна позаботиться о себе сама! И, вообще, мне не требуются телохранители, особенно те, кто самовольно заполняет мой холодильник продуктами, без моего разрешения!» — голос Стефании повысился, в нём зазвучали раскаты грома. Она не привыкла быть пешкой в чужой циничной игре.

Денис поднял руки в жалком жесте примирения. «Простите, Стефания Леонидовна. Мы действовали исключительно из лучших побуждений. Мы ни в коем случае не хотели вас беспокоить, тем более пугать, это было бы непростительно. Арсений должен был оставаться незаметной тенью, раствориться в вашем окружении. Но, видимо, что-то пошло не так… Мы готовы исправить эту чудовищную ошибку. Если вы пожелаете, мы немедленно отзовем Арсения. Но, пожалуйста, поймите нас правильно, мы действительно искренне обеспокоены вашей безопасностью, это не пустые слова». Стефания молчала, словно переваривая услышанное, взвешивая каждое слово на весах разума. Ей было глубоко неприятно осознавать, что за ней следят, словно за преступником, но в то же время она понимала, что в словах Дениса — не только ложь, но и горькая правда. Конкуренция в безжалостном мире высокой парфюмерии — это борьба не на жизнь, а на смерть, и она, как обладательница уникального дара, представляла собой заманчивый трофей для недоброжелателей, лакомый кусок для алчных хищников. И, возможно, этот вездесущий Арсений — не враг, а невидимый защитник, ангел-хранитель, посланный с небес? Во всяком случае, теперь она знает правду… или то, что ей пытаются выдать за правду, а это уже немало, отправная точка в долгой и опасной игре.

— Денис, — вдруг совершенно спокойно спросила Стефания, обманчиво спокойным голосом, от которого по спине побежали мурашки, — зачем вы меня обманываете? Хочу рассказать вам одну притчу.

В тихой деревушке, затерянной в глуши, где петухи кукарекали с неповторимым акцентом, а коровы сплетничали о надоях, жила бабка Аннушка — местная ведьма на заслуженной пенсии, отошедшая от дел, но не растерявшая колдовской хватки. И была у Аннушки внучка — Стеша, прехорошенькая девица с косой до пояса цвета воронова крыла и взглядом, от которого у самых смелых мужиков поджилки начинали предательски трястись. Но если бабка Аннушка тайком варила приворотные зелья в полнолуние и насылала на нерадивых соседей крапивницу, то Стеша предпочитала методы более… экономичные, скажем так.

Стоило Стеше просто одарить мужчину невинным комплиментом, произнесённым тоном чуть ехидным, с искорками насмешки, танцующими в глазах — и всё, пиши пропало! Язык у бедолаги тут же заплетался в сложный морской узел, он мычал что-то невразумительное, краснел, словно вареный рак, и готов был сквозь землю провалиться. А уж если Стеша, словно невзначай, с ангельской невинностью в голосе, роняла: «Ну как, дядя Денис, часто ли нынче огурчики у вас на грядках зреют?», — тут хоть святых выноси. Исчезали огурцы, как по мановению злой волшебной палочки, не оставалось ни единого плода — ни на огороде, ни в мыслях, ни в самых дерзких мечтах. И речь шла не только об упругих зеленцах, но и о былой мужской удали, что увядала под испытующим взглядом Стеши.

Деревенские мужики довольно быстро смекнули, в чём тут подвох, и старались держаться от Стеши подальше, как чёрт от ладана, избегали её, как чумы. При встрече отворачивались, бормотали под нос что-то нечленораздельное или просто с воплем убегали в спасительную лесную чащу, истошно вопя: «Огурцы! Спасите наши огурцы!». Стеша же только потешалась над ними, небрежно поправляла свою роскошную косу и шла дальше, словно барыня, оставляя за собой шлейф трепещущих сердец и опавших… надежд.

Так и жила Стеша, не прибегая ни к приворотным зельям, ни к сложным заговорам. Лишь острым языком, словно отточенным клинком, и хитрым взглядом, полным колдовского огня, держала всю мужскую половину деревни в ежовых рукавицах, напоминая им, что иногда меткое слово разит сильнее любого колдовства, проникает глубже в душу. И, провожая взглядом удирающих мужиков, лукаво усмехалась: «Получите, брехуны огородные! Почувствуйте силу женской… иронии!»

— Знаете, Денис, а огурчики в холодильнике этим утром были просто восхитительны, — словно невзначай обронила Стефания. — И Арсений ваш… как же я запамятовала его отчество… Арсений Кириллович, верно? Не простудился ли он, бедняжка, надрывается теперь в кашле? В три часа ночи на продрогшем перроне встречать внучку потомственной ведьмы Аннушки — знаете ли, это не малину с грядки сорвать. И квартирку уютную да роскошную в элитном доме предоставить — тоже немалых трудов стоит. И никаких дел-то особых для внучки ведьмы Стеши Леонидовны и нет… Пока нет.

— Она сделала паузу, испытующе глядя на Дениса.

— Продолжать? — И она устремила на Дениса взгляд своих чёрных, как ночь, глаз, такой прожигающий, что тот чуть сквозь землю не провалился от страха.

— Подсуетись, милок, пусть Кириллович примет Леонидовну с распростёртыми объятиями, — не унималась Стефания, словно играясь с ним, как кошка с мышкой. Денис, обычно чрезмерно словоохотливый, молчал и стоял, словно вкопанный, парализованный страхом. И в этот самый момент в кабинете раздался приглушенный мужской смех.

— Добрый день, Арсений Кириллович, — с едва заметной усмешкой произнесла Стефания, хотя мужчина стоял к ней спиной и она не могла его видеть.

— Добрый день, Стефания Леонидовна, — ответил тот, поворачиваясь к ней лицом.

— Вот и свиделись впервые за почти год нашего заочного… сотрудничества.

И он медленно подошёл к ней и посмотрел прямо в глаза.

— Вот и свиделись лично, Стеша Леонидовна, — произнёс он с еле уловимой иронией.

— Здорово, Семён Кириллович, — непринужденно ответила девушка, лукаво улыбаясь.

— Отчего же Семён? — удивлённо приподнял бровь шеф.

— Хорошо, буду звать тебя Сеня… или Арсений Кириллович, как скажешь, — кокетливо ответила Стефания.

— Замётано, — коротко ответил шеф, оценивающе оглядывая её.

Денис от происходящей сюрреалистической картины начал закашливаться, словно подавился воздухом.

— Денис, благодарю за содействие, — подчёркнуто серьёзно произнес руководитель, не отрывая взгляда от Стефании.

— И всё, что вы сейчас увидели, настоятельно рекомендую, чтобы осталось исключительно в стенах этого кабинета.

— Конечно, Арсений Кириллович, — пролепетал Денис, испуганно кивая. — Я… могила.

— Можете быть свободны, — отрезал руководитель, отпуская его.

Денис пулей вылетел из кабинета, судорожно хватая ртом воздух и чувствуя, как по спине струится липкий пот. Он понимал, что только что стал свидетелем чего-то, что выходило за рамки его понимания, а быть может, и здравомыслия. Неужели его так лихо обвели вокруг пальца? И он, уверенный в своём всеведении и контроле, оказался пешкой в чьей-то сложной и запутанной игре?

Оставшись наедине, Стефания Леонидовна и Арсений Кириллович несколько секунд молча изучали друг друга. В воздухе повисло напряжение, словно натянутая струна, готовая вот-вот лопнуть. Стефания чувствовала, как внутри неё разгорается любопытство, смешанное с опаской. Этот человек, столько времени наблюдавший за ней из тени, оказался совсем не таким, каким она его себе представляла. В его взгляде читалась не только настороженность, но и что-то ещё, неуловимо притягательное, что заставляло её сердце биться чаще.

Арсений, он же Сеня, он же — кто знает, кто еще — направил в Стефанию пронзительный взгляд. В его глазах больше не было и следа былой мягкости или обходительности, лишь холодная сталь расчётливости и едва уловимая тень восхищения. «Интересный поворот, Стеша Леонидовна, — произнёс он, растягивая слова.

— Я должен признаться, это было… впечатляюще. Так быстро раскусить мою легенду, это не каждому дано». Стефания, в свою очередь, не дрогнула под его пристальным взором. В её глазах читалась уверенность и вызов. Она знала, что игра только начинается, и ставки в ней высоки как никогда.

«А давайте начистоту, Арсений… или Сеня… Кириллович, — произнесла она, словно пробуя его имя на вкус.

— Зачем я вам на самом деле нужна? Защита? Сомневаюсь. Конкуренция? Возможно. Но что-то мне подсказывает, что дело тут не только в промышленных секретах и конкурентной борьбе. Что-то здесь гораздо глубже и… личное». В воздухе повисла напряжённая тишина, словно перед грозой. Арсений, словно зачарованный, неслышно приблизился к окну, и перед ним открылась панорама города, раскинувшегося внизу, точно диковинная игрушечная страна, с её крошечными домиками и муравьиной суетой улиц.

«Вы правы, Стеша Леонидовна. Дело не только в безопасности. И не только в конкурентах. Дело… в таланте. В уникальном даре. В способности создавать ароматы, которые поражают воображение и покоряют сердца. Вы — гений, Стефания Леонидовна. И гении всегда притягивают… как свет мотыльков. А мотыльки, как известно, бывают разные. Некоторые безобидные. Некоторые — смертельно опасны».

Он обернулся к ней, и Стефания увидела в его глазах нечто, чего раньше не замечала — не только расчетливость и холод, но и… страсть? Или одержимость? Она не знала. Но одно она знала наверняка: с этого момента её жизнь уже никогда не будет прежней. Она оказалась втянута в игру, где на кону — не только её карьера и репутация, но и, возможно, её жизнь. И правила в этой игре устанавливает Арсений… или Сеня… Кириллович. Но она, Стефания Леонидовна, внучка Аннушки, тоже умеет играть. И играть по-крупному.

— Стеша, а давайте я вас похищу на неделю? Сейчас заедем к вам, заберёте сумку, чемодан, и просто… доверьтесь мне. Жизнь ведь одна, и иногда так необходимо вырваться за рамки графиков и стереотипов.

Стефания взглянула на Сеню своими чёрными, как смоль, глазами и, слегка прищурившись, произнесла:

— Ах, вот ты какой…

И Арсений увёз её прочь из города, в дом, утопающий в лесном массиве. Это был не просто дом — настоящая мастерская художника, где царили вдохновение и свобода полёта души.

Дом возвышался над заснеженными елями, словно хрустальный мираж. Панорамные окна от пола до потолка пропускали внутрь скупой декабрьский свет, заливая просторное помещение причудливой игрой теней. Снаружи — строгие линии современной архитектуры, внутри — лаконичность и функциональность, выдающие руку человека, ценящего пространство и порядок. Минималистичная обстановка, лишённая излишеств, подчёркивала аскетичный характер хозяина: серый бетон, натуральное дерево, сталь и стекло. Ничего лишнего, только необходимое для жизни и творчества.

В глубине дома располагалась мастерская — святая святых художника. Огромное помещение с высоким потолком, залитое рассеянным светом, проникающим сквозь массивное окно, выходящее на заснеженный лес. Внутри всё дышало творчеством: высокие потолки, залитые светом из огромных окон, мольберты, испачканные краской, холсты разных размеров стояли вдоль стен, некоторые — с едва намеченными контурами, другие — с буйством красок, словно застывшие мгновения вдохновения. На полках аккуратно расставлены банки с красками, кисти, мастихины и другие инструменты, а на столе — палитра с замысловатой смесью оттенков. В воздухе витал тонкий запах льняного масла и масляных красок, создавая неповторимую атмосферу творчества.

За окном простирался бескрайний декабрьский лес — царство тишины и покоя, укрытое пушистым снежным покрывалом. Вековые ели, словно стражи, молчаливо наблюдали за происходящим, их ветви, отягощённые снегом, клонились к земле. Иногда налетал лёгкий ветерок, поднимая в воздух вихри снежинок, которые кружились в завораживающем танце. Вдали виднелась замерзшая река, словно хрустальная лента, протянувшаяся сквозь лес.

Стефания зачарованно обходила мастерскую, словно попала в другой мир. Здесь каждая деталь говорила о личности хозяина — человека умного, талантливого и, безусловно, загадочного. Она чувствовала, как внутри неё нарастает любопытство, смешанное с волнением. Что Сеня-Арсений покажет ей здесь? Какой секрет откроет? Какие краски добавит в её жизнь?

Арсений застыл у окна, устремив взгляд в заснеженную даль леса. В глубине глаз плясали искры азарта, смешанные с твёрдой решимостью. Он ощущал её взгляд — изучающий, пытливый, робкий, дерзкий. Знал, она ждёт объяснений, ждёт слов, что прольют свет на неведомое. Но слова застряли комом в горле. Ему нужно было время — собрать воедино расползающиеся мысли, отыскать те самые, единственно верные слова, от которых, как он чувствовал, зависело их будущее.

Ничто подобное прежде не волновало его. Он приметил её давно, ещё когда она приезжала в его фирму в командировку. Прекрасная, талантливая, наделённая деловой хваткой, и в то же время — женщина до кончиков пальцев. Острая на язык, с искромётным чувством юмора, она была подобна лавине, горной реке, чье русло невозможно предугадать, чьё настроение переменчиво, словно горный ветер. Но в рабочей обстановке она преображалась — точная, пунктуальная, с обостренным чутьём, способная различать тончайшие оттенки запахов, создавать из них симфонии ароматов. Она была не просто земной девушкой… Ведьма. Это слово вдруг вспыхнуло в его сознании, опалив, словно молния. Моя Муза. Ведьма.

И вдруг она произнесла, будто читая его мысли: «Ну что, Колдун, вот и свиделись. И пророчество моей Аннушки, моей бабули, сбылось». Слова сорвались с её губ легко, но Арсений ощутил их вес, как удар молота. Ведьма. Колдун. Их танец начался задолго до этой встречи, задолго до его тщательно выстроенной легенды и её внезапного разоблачения. Пророчество Аннушки — это ниточка, связывающая их судьбы, привязывающая к этому заснеженному лесу, к этой мастерской, наполненной ароматом красок и предчувствием неизбежного.

Он медленно повернулся к Стефании, стараясь скрыть волнение за маской непроницаемости. «Аннушка? Ты говоришь о своей бабушке? Что она предсказала?» Голос прозвучал неожиданно глухо, выдавая внутреннюю бурю. Арсений внезапно ощутил себя песчинкой перед лицом чего-то большего, неподвластного его контролю. Магия. Он никогда не верил в неё, считал уделом шарлатанов и суеверных старух. Но сейчас, глядя в чёрные, как смоль, глаза Стефании, он почувствовал, как реальность трещит по швам.

Стефания улыбнулась — загадочно и понимающе. «О, Аннушка у меня женщина проницательная. Говорила, что встречу человека, связанного с землей и небесами, с искусством и тайной. Говорила, что он выкрадет меня из моей обычной жизни и увезёт в место, где цветут зимние сады и спят вещие сны. Место, где я раскрою свой истинный дар». Она обвела взглядом мастерскую, словно пытаясь найти подтверждение своим словам. «Кажется, я прибыла».

Арсений подошёл ближе, почти вплотную. Он чувствовал её тепло, её запах — тонкую смесь цветочных нот и пряных специй. Запах, который преследовал его в снах, запах, который он пытался воссоздать в своих картинах, но безуспешно. «И что же ты собираешься делать, Ведьма? Раскрывать свой дар? Или проклинать Колдуна?»

Её губы тронула лёгкая усмешка. «Посмотрим, Колдун. Посмотрим… Все зависит от того, насколько интересной окажется эта игра. И какие призы ты готов предложить». В этот момент за окном внезапно разыгралась снежная буря. Ветер взвыл, словно раненый зверь, бросая в стекла горсти снега. Завывание стихии заглушило их голоса, но слова, так и не произнесённые, отчетливо прозвучали в воздухе. Их игра началась.

Мне бабка старая шептала в полумгле,

Что в ночь декабрьскую, под пологом луны,

Сойдутся Ведьма с мрачным Колдуном в зловещей тишине,

Где Муза правит бал, ведёт свой призрачный чертог.

Глаза её — как омуты полночные, без дна,

Художник ими бредил много долгих лет.

Явилась вихрем, словно буря с полотна,

Но кто же Ведьма? Где мерцает тайный след?

Быть может, Кукла Колдуна она, художником хранима,

Застыла на холсте, всю душу обнажив.

И в жизнь вдохнул он страсть неукротимо, —

Из нитей рока таинство творив.

Но то не кукла, нет! Обманчив лунный свет.

То тень воспоминаний, призрак прошлых дней,

Когда художник сам, безумный как поэт,

В её глазах искал спасение от теней.

Искал любовь, которой не было дано,

И в мрачных красках чувства изливал.

Но полотно лишь отражало всё равно

Тоску, что душу на куски терзала.

Колдун — не повелитель мрака злобный,

Но гений, чья душа объята тьмой.

В палитре чувств, как в зеркале надгробном,

Искал он отблеск истины земной, чтоб обрести покой.

И Муза, правящая бал в чертоге том,

Не королева тьмы, а свет надежды слабой.

Сквозь призрачный туман, где сон и явь сплелись,

Она ведет к тем силам, что дремлют в каждом сердце.

А след таинственный, что ищем в полумгле,

Не на земле забытой, а в душе сокрытый.

Он в каждом вздохе трепетном, он в каждой капле слёз,

И в жажде вечной, пусть любовью и убитой.

И в ночь декабрьскую, под пологом луны,

Встречаются не Ведьма с Колдуном, а души.

Ищут исцеления средь этой тишины,

Ища забвения, на пепелище рухнувшей любви.

И каждый, кто в чертог тот призрачный войдёт,

Увидит в отражении себя и тени прошлого.

И может быть, тогда он наконец поймёт,

Что сила не в колдовстве, а в страсти роковой.

И бабка старая, что шепчет в полумгле,

Не просто сказку древнюю рассказывает.

Она напоминает всем о том,

Что в каждом сердце ведьма и колдун скрываются.

Художник с Музой, как единый вздох,

Творят на полотне рассвет из тьмы кромешной.

Не в мрачных замках сила, но в сердцах, где Бог,

Не в тайнах тёмных, а в любви безбрежной.

Арсений не отступил, лишь слегка наклонил голову, всматриваясь в её лицо, пытаясь прочесть её мысли. Игра? Он предложил ей игру? И что, если это не игра, а судьба, неотвратимая, как эта внезапная буря, бушующая за окном? Он всегда считал себя властелином своей судьбы, архитектором своего успеха. Но теперь, стоя перед этой женщиной, он чувствовал себя лишь пешкой в чьей-то грандиозной партии. И, возможно, именно это его и привлекало. Возможность потерять контроль, отпустить вожжи, довериться течению.

«Ты недооцениваешь ставки, Стеша Леонидовна. Здесь на кону не только призы, но и… потери. Очень ощутимые потери. Готова ли ты к этому?» — тихо спросил он, но слова его прозвучали весомо и угрожающе, отчего Стеша невольно вздрогнула.

Стефания выдержала его взгляд, не отводя глаз. «Я играла в игры и похуже, Арсений Кириллович. И всегда выходила победительницей. Но что меня действительно интересует — каковы твои правила? И каковы твои мотивы?» Она сделала шаг вперёд, сокращая расстояние между ними. Теперь они стояли вплотную друг к другу, почти касаясь. Чувственное напряжение стало почти осязаемым, словно электрический разряд, готовый прорваться в любую секунду.

Арсений отвернулся, не в силах больше выдерживать её взгляд. Он подошёл к мольберту, схватил кисть, обмакнул её в краску и резко провёл по холсту, оставив яркий, хаотичный мазок. «Мои правила просты, — произнёс он, не оборачиваясь. — Никаких правил. А мои мотивы… Тебе придётся их разгадать самой». Буря за окном не утихала. Завывания ветра все так же настойчиво вторгались в уединение мастерской, словно напоминая им, что они не одни в этом противостоянии. И что за пределами этого заснеженного убежища существуют и другие игроки, наблюдающие за каждым их шагом.

— Пошли в баню, знаешь, у меня здесь отличная баня. Уже истоплена, — Арсений обворожительно улыбнулся. — А потом мы с тобой хорошенько подкрепимся, а там видно будет. Добро пожаловать в мой дом.

Стефания не ожидала такого поворота событий. Баня как начало знакомства? Никогда! Но раз уж она согласилась на всё это, то… она отпустила разум на волю: «Веди, Колдун…»

В парной было жарко и влажно, воздух густой от ароматов трав и распаренного дерева. Арсений, словно повелитель стихии, умело орудовал веником, обдавая Стешу обжигающим паром. Сначала робко, потом с нарастающим удовольствием, она отпустила напряжение, позволяя жару выгнать из тела усталость и сомнения. Капли пота, как драгоценные росинки, стекали по лицу, смешиваясь с пряным ароматом травяного настоя, которым Арсений щедро плескал на раскалённые камни. После огненного плена они, с криком восторга, окунулись в ледяную купель, словно навстречу новой жизни. Холод пронзил тело, мгновенно взбодрил и вернул ясность мыслям. Стеша чувствовала себя обновлённой, словно заново рождённой, сбросившей старую кожу.

Когда они, румяные и распаренные, вышли из бани, в доме уже сиял накрытый стол. Белоснежная скатерть, словно первый снег, укрывала щедрый пир: разносолы, домашние соленья, янтарная копченая рыба, ароматный хлеб и графин с запотевшей, как слеза, домашней водкой. Арсений налил по рюмке, и они чокнулись, заглядывая друг другу в глаза, словно в бездонные колодцы. Закусывая хрустящим соленым огурчиком, Стеша оценила терпкий вкус домашней настойки и дымный аромат копчёной рыбы.

Беседа за столом текла свободно и непринужденно, словно горный ручей. Арсений рассказывал о своих картинах, о вдохновении, которое он черпает в шёпоте ветра и красках заката, о своих странствиях по дальним странам. Стеша делилась своими историями, о работе, о друзьях, о своих мимолётных увлечениях. Они смеялись, шутили, обменивались колкостями, но напряжение, витавшее между ними в гостинной, никуда не исчезло. Оно лишь притаилось, трансформировавшись в нечто более притягательное и опасное — игру с огнём.

К концу вечера Стеша почувствовала себя умиротворённо и комфортно. Давно она не проводила время в такой расслабленной и непринуждённой обстановке. Арсений оказался интересным собеседником, чутким слушателем и, безусловно, искусителем. Но она помнила, что за маской внешней привлекательности скрывается человек, плетущий сложную, возможно, даже опасную игру, и она, Стефания, стала её невольной участницей.

После ужина они вернулись в мастерскую. Вьюга, словно выдохнув ярость, отступила, и небеса, умытые снегом, распахнулись лунному свету. Серебряная пыль мерцала в воздухе, заливая комнату таинственным, неземным сиянием. Арсений застыл у мольберта, погружённый в медитативное созерцание хаотичного мазка краски, словно пытаясь разгадать в нём шифр мирозданья. Стеша неслышно подошла, и он, не отрывая взгляда от холста, протянул ей кисть, словно скипетр власти над этим волшебным миром.

— Закончи картину, — прошептал он, и голос его звучал как молитва.

Стеша приняла кисть, окунула её в краску, и на холсте расцвёл еще один мазок, словно лист папоротника. Их игра продолжалась — игра без правил, игра, где на кон поставлены не просто талант и вдохновение, но и трепетные струны души.

— Родная, попозируй мне немного… Приляг на диван, можешь даже уснуть… Мне в эту ночь точно не до сна — я буду творить. Наконец-то я поймал тебя наяву, а не в призрачном сне. Ты вольна делать всё, что пожелаешь… Импровизация, хаос… Всё приветствуется! Даже сон, даже тишина… Ты — режиссер этого действа, ты и только ты. А я… Я лишь попытаюсь войти в твою энергию и посмотреть, что из этого союза родится… Ну же, не томи, начни.

Она посмотрела ему в глаза, и в этом взгляде — целая вселенная невысказанных слов. Едва коснувшись его руки, Стеша подошла со спины и легонько подула на лицо, дразня, словно игривая вьюга, завлекая в свои объятия. Она начала двигаться по мастерской, не ходила, а словно танцевала, подчиняясь неведомой музыке, рождённой в её сердце. Она была естественна в этих движениях, словно в этот миг осталась наедине с собой, в своей стихии. Распустив длинные волосы, ещё влажные после бани, она позволила им свободно ниспадать по плечам, по спине, очерчивая плавные изгибы фигуры, окутанной лишь махровым халатом. Она слегка оголила плечи, словно не замечая его присутствия, просто проживая этот миг, вдыхая его каждой клеткой. Нет, она не обнажилась. Затем накинула капюшон халата, словно погружаясь в тень, и, грациозно приподнявшись на локте, прилегла на диван, стоящий посреди мастерской. Огромные панорамные окна, ночь, декабрьская вьюга за стеклом — всё, казалось, заворожённо подглядывали за ней, за этой игрой света и тени. Арсений сделал первые наброски на холсте, пытаясь уловить ускользающую красоту, запечатлеть момент. Как же она была прекрасна, словно явилась из другого мира! В этот миг он был один — один на один со своим творчеством, поглощённый неудержимым порывом вдохновения.

Её дыхание вскоре выровнялось, стало ровным и спокойным. Стеша уснула, подобно ребёнку, утомлённому играми, с лёгкой улыбкой на губах. В полумраке мастерской, освещённой лишь лунным светом и отблесками камина, она казалась хрупкой и беззащитной. Морок ушёл, оставив на лице печать истинной красоты и умиротворения.

Арсений оторвался от холста, отложил кисти и тихо подошёл к дивану. Он долго смотрел на спящую Стешу, боясь нарушить её покой. В порыве нежности он бережно поправил сбившуюся прядь волос, коснувшись её щеки кончиками пальцев, и одернул халат, чтобы укрыть хрупкие плечи. Затем он взял мягкий шерстяной плед, заботливо укрыл им Стешу, словно оберегая её от холода и тревог.

Он не мог оторвать взгляда от её лица, такого безмятежного и прекрасного во сне. Чувство, которое он испытывал, было новым и незнакомым, словно открывшаяся ему ранее неведомая грань его собственной души. Это была не страсть, не вожделение, а что-то гораздо более глубокое и сильное — трепетная нежность, смешанная с искренним восхищением.