Бесплатный фрагмент - «Хроники мёртвых городов — 2»

Авторы: Виктория Радионова, Жан Кристобаль Рене, Анастасия Венецианова, Татьяна Осипова, Ланида Соколова, Надежда Юрик, Андрей Шиканян, Александр Васин, Дмитрий Антонов, Ирина Забелышенская, Сергей Капустин, Григорий Родственников, Андрей Каверин, Марк Волков, Василий Скородумов, Нитка Ос, Денис Моргунов, Сергей Кулагин.

От составителя

В сборник вошли рассказы-призёры конкурса «ХРОНИКИ МЁРТВЫХ ГОРОДОВ 2» — организатор сообщество ВКонтакте «Леди, Заяц & К», при поддержке писателя Тима Волкова и «Проект СВиД — Сказки для Взрослых и Детей». Отдельная благодарность Нитке Ос — подготовка иллюстраций для каждого этапа.

Конкурс проводился в три этапа: мистическо-приключенческий триллер, фантастическая сказка-боевик и трансреализм. Для каждого этапа предлагалась иллюстрация, содержание которой, по замыслу организаторов, должно было органично вписаться в повествование. Жанр рассказов каждого этапа выбирался подписчиками группы «Леди, Заяц & К», посредством опроса ВКонтакте.

Оценивали конкурс жюри в составе: Дмитрий Зайцев, Нитка Ос, Денис Моргунов, Олег Фёдоров, Елена Диденко, Татьяна Егорушина, Сергей Алексеев. Спасибо им за оценки и комментарии.

Стараниями художников — Leon Kalter (Сергей Садов) и Lena D (Лена Диденко) у сборника «ХРОНИКИ МЁРТВЫХ ГОРОДОВ 2» появилась обложка.

Несмотря на то, что авторы писали по иллюстрациям, каждый рассказ оказался удивительно неповторим.

Друзья, спасибо за добрую атмосферу, внимание и доброжелательность во время проведения конкурса.

Сергей Кулагин,

май 2021 года

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ОГОНЬ

Виктория Радионова СОВОЧЕК

Артём сидел в песочнице и лепил куличики. Он старательно набивал песком формочку, ловко переворачивал, пристраивая её на бортик оградки, осторожно приподнимал — куличик рассыпался. Часть песка оставалась внутри.

«Твою ж мать! Надо ж было совком постучать, чтоб отошло!» — с досадой то ли вспомнил, то ли догадался тридцатипятилетний Артём.

Но совка нигде не было. Стало обидно. До слёз. Ком подступил к горлу. Артём всхлипнул, потёр глаза. С перепачканных пальцев песок сразу попал под веки, Артём взвыл от рези, часто заморгал и…

Проснулся.

Глаза резало и наяву. Утренний свет сквозь щель в шторах был хоть и слабым, но вполне ощутимым и неприятным из-за внезапного пробуждения. А плач, истеричный детский плач, зародившийся в недрах сна, каким-то невозможным образом прорвался в реальность.

Артём нашарил сотовый, еле проморгавшись, разглядел цифры: 5:38.

Мать-перемать! Долбаных пять тридцать восемь! На службу к девяти, а до будильника ещё восемьдесят две, чтоб тебя, минуты! Целых восемьдесят, мать твою, две минуты сна! Сладкого. Утреннего. Пусть в песочнице. Пусть с мокрыми глазами. Да хоть с мокрыми штанами. Пошли вы все на…! Это его сон. Залог здоровья. Имеет право. Он в этой квартире с рождения. Тоже ревел по первости, в младенчестве, но не в пять лет и не в пять утра, и не так, будто режут его. А этот урод, придурок недоделанный, устраивает истерики каждую ночь! Каждую!

Орёт, действительно, как резаный, во всю глотку, будто он прямо у Артёма в квартире. Стены-то, ясное дело, чихнёшь — соседи «здоровья» пожелают. А тут ор. И ведь он так ни минуту, ни две. Часами орать будет. Аутист — это нынче не диагноз, это оправдание. Аутист, чёрт его дери!

Раньше не было никаких аутистов. Дебилы были. Их держали в спецшколах, в интернатах. Сидели себе под присмотром. А тут на тебе, развелись аутисты, оказывается. А вы, нормальные, терпите. Проявляйте толерантность.

Поморщившись от крика, Артём снова посмотрел время. Экран сотового высветил 5:43.

Пять! Сорок три!

Он повернулся на бок, закрыл голову подушкой. Шея тут же затекла, а рёв прорывался и сквозь слой холлофайбера.

После очередного истошного вопля Артём отбросил подушку и, что было силы, заколотил кулаком в стену. Жена подскочила:

— С ума сошёл?!

— Сойдёшь! Глянь, сколько время!

— Вот именно. Додумался, тоже мне. Я вообще-то тоже тут сплю.

— Ну и спи себе. Кто мешает-то?

Инга саркастически хохотнула:

— Ты и мешаешь.

— Я?! — Артём задохнулся от возмущения. — Этот идиот орёт — не мешает, а муж родной мешает!

— Муж родной сам ведёт себя, как… Саввушка — больной ребёнок.

— Так пусть лечат, пусть в больницу кладут. Ну сколько можно? Это ж ад какой-то. Орёт, как…

Раздражающий звук переместился из граничащей со спальней комнаты дальше по коридору. У проблемных соседей приоткрылась входная дверь. Плач вырвался на лестничную площадку, эхом разлетелся по этажам. Дверь хлопнула. Послышались приглушенные уговоры, шиканья. Плач и уговоры поплелись вниз по лестнице к выходу из подъезда.

— Офигительно! — прорычал Артём. — Теперь он во дворе базлать будет.

— Слушай, ну как тебе не стыдно? — ворчала жена. — Он же особенный. Он задачки по высшей математике как орешки щёлкает. Читать научился в два года. Сейчас учебники по физике до дыр зачитал.

— О, господи! Так он гений?!

— Гений! Лена говорила…

— Пусть Лена лучше скажет, чего он орёт у неё до двух ночи, а потом в пять утра снова-здорово. Этого Лена не говорила?

— Говорила. Совок он потерял вчера. Копался в песке и подевал куда-то. Они с дворником всю песочницу перерыли. Не нашли. А Савка в рёв.

— Совок… Гений же, ясно-понятно. Что, новый совок купить не могла? Я сам ему сто совков куплю, лишь бы заткнулся.

— Артём! Вот ты взрослый, а хуже ребёнка. Аутист он. Ему тот нужен. И даже если дать такой же, формой, цветом, но не тот, он не возьмёт. Он очень привязан к вещам, к последовательности действий, любое изменение в распорядке вызывает нервный срыв, истерику. Такова природа аутизма.

— Природа избалованности такова. Раньше такое ремнём лечили. Я малой был, в «Детском мире» машинку пожарную увидел, давай ныть. У матери с отцом денег в обрез, а мне вынь да положи. На пол рухнул, давай ногами бить. Отец за шкирку поднял, такой подшлёпник зарядил — задница горела, никакой пожарной машиной не потушить. Вся истерика как рукой снялась. В буквальном смысле.

— Угу, — Инга отвернулась на другой бок и добавила, — зато теперь…

Закончить фразу не дал вопль с улицы. Показалось, что уже взвыла сама мамаша.

Артём со злостью откинул одеяло, вскочил с кровати, кинулся к окну. Со стуком захлопнул фрамугу: лучше задохнуться, чем сойти с ума. Громко стуча по ламинату босыми пятками, поспешил в ванную, чтобы шум льющейся воды заглушил эти звуки бедлама, всё ещё звенящие в ушах.

Ему вовсе не хотелось лезть под душ, подставлять себя под упругие струи воды, отфыркиваться, отплёвываться, вдыхать подчёркнуто свежие и намеренно бодрящие запахи геля, а после, содрогаясь от озноба, ощущать на коже жёсткость полотенца. Но так было заведено. С самого детства. Проснулся по будильнику — «на зарядку становись!», потом, как водится, водные процедуры. И это неизменный ритуал, даже если тебя плющит и ломает от недосыпа, и каждая мышца умоляет хоть на пять минут оставить её в покое. В упоре лёжа для отжиманий на спине, качая пресс, глаза сами закрываются. Организм предпочитает принять всё это за тягостный, муторный сон, вместо того, чтобы действительно взбодриться.

Хорошо всё-таки быть взрослым. Сам себе голова. Правда, порой сам себе и боль головная, но можно хоть что-то поменять в заведённом укладе. К тому же заведён он даже не тобой, но в детстве ты не задумываешься, тебе и в голову не приходит, что всё может быть иначе. Для тебе эта часть унылого утреннего подневольного существования: с мучительным пробуждением, кореженьем, именуемым «зарядкой», кашей, сначала застревающей комком в горле, а потом таким же комком лежащей в не проснувшемся желудке. Когда ты взрослый, можно отказаться от физических упражнений в шесть утра и посещать спортзал в комфортное твоему биоритму время. Оказывается, так можно. Взять и поменять уклад. К чёрту этот навязанный аутизм! И ты не сдохнешь, не захилеешь, не разжиреешь, если физические нагрузки будут не в муку, а в радость.

Жаль, что с душем так не получится. Утреннее омовение — это святое.

Было не особо приятно, зато вода мало-мальски сняла раздражение и неприязнь, смыла сонную тяжесть и хандру, всё унеслось в слив. Всплыло в памяти бабушкино из детства: «Куда вода, туда и сон». Полегчало. Вот только взбодриться не получилось. Тело вялое, зевота угрожала вывихнуть челюсть.

Кофе…

Кофе подвёл. Пока Артём тупил, глядя в открытый холодильник, поднялся беззвучно шапкой над туркой, затем с мерзким шипением загадил плиту. Остатки Артём слил в чашку — меньше половины вышло, но и ту случайно перевернул прямо на скатерть. По полотну тепло-песочного оттенка поползло тёмное пятно.

«Чёрная дыра» — пронеслось в полусонном мозгу. Инга взвоет. Стало стыдно перед женой. Разбудил, нагадил, а она, хоть и вредная спросонья, но добрая душа и хозяйка отличная. В доме чистота, порядок — всё на своих местах, надраено до блеска. Всё всегда настирано, наглажено. Вон рубашка его, как новенькая. Артём прикипал к вещам. Как Инга говорила: во что влезет, будет до дыр носить. Рубашку стирала каждый вечер, отутюживала к новому рабочему дню.

Хотя, что ж ей ещё делать? Детей у них нет. Не получается. Вот и уходит от беды своей в хозяйство с головой. С другой стороны, не знаешь даже, что лучше. Даст бог вот такого Саввушку и… Артём погнал дурные мысли.

В отделение вышел пораньше. А чего дома делать? Там бумагами займётся. Их всегда куча. Мигрантов проверить надо. Того же Каримыча. Свой вроде, но работа есть работа. Вот и он, лёгок на помине.

По двору шатался дворник. Именно шатался. Метла валялась посреди детской площадки.

— Каримыч! Ты с утра набрался или с вечера не протрезвел?

Дворник не ответил: то ли не понял, что обращаются именно к нему, то ли, действительно, был пьян до невменяемости. Взгляд совершенно стеклянный.

— Вот ведь зенки залил! Иди проспись!

Вообще за Каримычем подобного не наблюдалось. Тихий, спокойный, вежливый до почтительности, до какого-то раболепия, не пил он, не безобразничал, с работой справлялся лучше некуда. Двор в идеальной чистоте держал. Вообще к делу своему творчески подходил. Зимой бывало в окно выглянешь со своего верхнего этажа, а он с утра пораньше не просто снег уберёт, а какие-то узоры вычистил, вроде орнамента: звёзды, завитки да загогулинки всякие. Да и на песке на детской площадке черенком метлы все какие-то линии чертил. А зачем? Взрослый мужик, а ерундой занят. Да кто его разберёт, мигранта, может, он по родине скучает. У них там поди песка засыпься, может, рисовать на нём принято. Пусть, не мешает же такое никому. Всё лучше, чем вот так, в стельку.

Из песочницы торчала светлая детская макушка. Савва набирал полные горсти, методично швырял перед собой, словно пытался пересыпать весь песок в середину.

В голове всплыло Ингино утреннее: «нужна последовательность действий». И правда, зацикленный. Зато молчит.

Так, а Елена где? Где мать-то?

Артём огляделся. Пусто. Прохожих нет. Кому к восьми — уже ушли, кому позже — кофе допивают.

При мысли о кофе в голове всплыла «чёрная дыра», настроение испортилось. Лены не видно. Лишь Каримыч шарашился вокруг песочницы.

Савку спрашивать бесполезно. Он ни с кем не разговаривает. Полезешь с вопросами, разорётся ещё. Но что ж делать? Наверняка мать отлучилась на минуту. Только ведь одного пацана не оставишь. Ещё чёрт этот пьянющий спозаранку. Он, ясен пень, мухи не обидит, но мало ли чего в голову взбредёт. Да и пацан неадекватный, ему для срыва много и не надо, достаточно по головке погладить и всё: прощай, покой — привет, истерика.

Артём посмотрел на часы 7:43. Времени в обрез, добираться ещё но…

— Савва, а мама где? — само вырвалось.

Спросил и зажмурился, ожидая пронзительный визг, и тут же вздрогнул, услыхав в ответ неожиданно спокойное:

— Вот.

Савва, не оборачиваясь на собеседника, пальцем вытянутой руки указывал в центр песочницы.

Артём сделал несколько шагов с тротуара, где стоял всё это время, на детскую площадку, чтобы понять, на что показывает малыш, и замер в ступоре.

Посреди песочницы зияла дыра. Это и ямой было не назвать. У ямы есть края, дно и логическое объяснение: выкопали, обвалилась… Это была просто дыра, около метра в диаметре, а из дыры по грудь торчала… Лена, Савкина мать. То, что это она, можно было догадаться лишь по волосам. Волосы у Лены шикарные были — густые, светлые, льняного оттенка. Инга ей завидовала слегка даже, мол, везёт Ленке, блондинка натуральная, краситься не надо, только ей заняться волосами некогда, всё время Савка отнимает, соберёт их в пучок на затылке и…

Теперь вот только по этому пучку Артём её и признал, потому что лицо её было изуродовано до неузнаваемости: носа нет — то ли вырван, то ли отъеден, на щеке рваная рана, как от укуса. Артём, не веря глазам, стоял и смотрел, как слипшиеся пряди, перепачканные кровью, мотаются из стороны в сторону, повинуясь бестолковому дёрганью головы. А макушка все такая же светлая, как у Савки.

Обглоданные до костей руки тянулись к сыну, тот, в свою очередь, методично забрасывал этот ужас песком.

Никаких здравых объяснений происходящему не было. Сначала показалось, что это всё продолжение сна. Может, не проснулся до конца и видит продолжение кошмара в той же песочнице, где сам потерял совок? А может, с ума сошёл: видения у него, галлюцинации. Или траванулся? С колбасой чего не так или с яичницей. Ботулизм? Сальмонеллез? При них бывают галлюцинации? Так живот должен болеть, хотя бы?

Живот не болел, но боль не заставила себя ждать. Резкая, острая, невыносимая боль пронзила плечо, словно его рвали зубами. От неожиданности Артём даже не вскрикнул, а словно подавился и захрипел. Обернувшись, он увидел совсем рядом Каримыча. Из вымазанного кровью рта у того свисал вырванный клок Артёмовой рубашки, той самой, наглаженной Ингой. Каримыч вяло жевал её вместе с куском плоти, выкушенной у Артёма из плеча. Кровь текла по гладковыбритому подбородку, а из рваной раны на плече Артёма била пульсирующим потоком. Артём всхлипнул жалобно, как ребёнок и…

Очнулся.

Не сразу и не совсем: перед глазами всё плясало. Всё, что попадало в обзор сквозь щель едва приоткрытых век: белые стены, шланги, трубки, провода, мониторы каких-то приборов, фигуры людей в защитных «чумных» костюмах. Всё скакало вверх и вниз с амплитудой метра два. От этого резко затошнило. А может, затошнило от боли, дикой боли в правой руке. Артём пытался повернуть голову и посмотреть, что же у него с рукой, в которую вцепился Каримыч. Укус серьёзный, но не может он так болеть.

Диким усилием воли он пытался собрать пляшущий взгляд, сконцентрироваться, но разглядеть не мог. И не только от скачков перед глазами. Просто руки у него не было. Совсем. От самого плечевого сустава. Ничего. Даже культи.

Но рука болела. Болела дико, отчаянно сообщая мозгу о рваной инфицированной ране, об источнике какой-то неведомой, опаснейшей, неизлечимой заразы. А руки не было. Был лишь вопрос: где она? И где Савка?

Прыгающую явь затмили вспышки воспоминаний.

Истекая кровью, еле удерживая одной здоровой рукой брыкающегося, орущего ребёнка Артём бежал прочь со двора, ещё не соображая куда, просто уносил уже непослушные ноги прочь, подальше от безумного людоеда Каримыча, от трепыхающейся в яме Лены, от множества рук и голов, таких же покалеченных и изуродованных, как у матери Саввы, что рвались из ямы вместе с ней, тесня и отталкивая друг друга, шевелясь, копошась, нелепо, отвратительно и завораживающе. А потом дорогу ему преградил шар блестящего металла, переливающийся отражениями, отражал он и Артёма с Савкой в руке. Отражение было искажённое втянутое по округлой поверхности. Артёма неведомой и непреодолимой силой потянуло к этому шару.

А что дальше? Чернота. Дыра в памяти.

— Савва… — пошевелились губы.

Звука не было. Он не услышал сам себя. Не удивительно: в ушах стоял мерзкий пронзительный писк. Лишь через несколько минут сквозь него слабо различался шум приборов, глухие голоса сквозь респираторы. Вопросы задавал голос постарше, с хрипотцой и мягкой, слегка картавой «р» при выговоре, отвечал второй — моложе и звонче, но менее уверенный в интонациях.

— Пульс?

— 210.

— Давление?

— 190 на 60!

— Мда… Два кубика росфорицина.

— Ввожу. Есть.

— Температура?

— 35 и 2…

— Савва! — прохрипел Артём.

— Бредит?

— Не факт. Для него всё каждый раз оканчивается там и начинается здесь заново.

— Может, это даже хорошо, что он не помнит каждое своё возвращение.

— Конечно, хорошо! Как это ни печально, но народная мудрость: «Семи смертям не бывать…» больше не актуальна. Кому захочется помнить каждую свою кончину, к тому же…

Доктор прокашлялся.

— Пульс?

— 135.

— Ну вот, другое дело. Давление?

— Норма.

— Температура?

— 35 и 7.

— Артём, вы слышите меня?

— Да… — ответил Артём, как можно громче. Оказалось, перестарался. Выкрикнул.

— Артём, вы помните, кто я?

— Да. Вы — доктор Шапиро.

В этот раз ответ получился адекватнее. Росфорицин начал действовать. Сознание прояснялось.

— Верно. Вы так же помните, где вы?

— В спеццентре.

— Прекрасно. А Савва? Вас все ещё волнует, где он?

— Нет, я знаю, что Савва Игнатьевич уже не ребёнок. Он в безопасности и занят работой.

— Отлично! Как вы себя чувствуете?

— Как живой труп.

— Шутить изволите, батенька? А нам не до шуток.

— Мне тоже. Но мне лучше, доктор.

Доктор прокашлялся. Теперь ни он, ни его ассистент, ни обстановка палаты госпиталя уже не дёргались рывками, лишь слабо расплывались в контурах. Но Артём прикрыл глаза. На что здесь смотреть, это он уже видел множества раз. А ничего другого ему не покажут. Он все знает наперёд.

Проваляется здесь день или два. Максимум неделю. Четыре раза в сутки к нему будет приходить медсестра или медбрат (он даже не поймёт из-за костюма, пока с ним не обмолвятся парой фраз о самочувствии) с уколами и безвкусной едой в ланч-боксах: месиво из овсянки или гороховый суп, соевое мясо и подслащённая бурда с мерзким названием «кисель».

Артём ненавидел кисель, с детства. Вернее, сначала любил. Бабушкин. Клюквенный. А в школе кисель был словно приторно сладкий обойный клей, невозможно горячий, припахивал неприятно. А пить в «День киселя» больше и нечего было. Приходилось давиться. Артёма хватало на несколько глотков.

Как-то мимо стола, где они, первоклашки, обедали шумной стайкой, проходил какой-то дегенерат из старших классов. Чем его привлёк Артём? Он не был шумнее остальных, не был и тише. Да, скорей всего, ничем. Просто оказался, как говорится, крайним. Дебилоид остановился на секунду и плюнул в его стакан.

Подскочила Ольга Ивановна, погнала ржущего придурка бесполезной «лекцией» о поведении прочь. А Артём смотрел непонимающе на мерзкий плевок на не менее мерзкой поверхности и не мог понять, почему и как это возможно? А главное, зачем? Зачем тот это сделал.

А потом его вырвало.

Где сейчас этот придурок? Скорее всего, нигде. Ликвидирован в общем массе других мертвяков. Вряд ли ему удалось уберечься, остаться среди живых. А может, он и до всего этого не дотянул. Естественный, так сказать, отбор. Такие тупиковые витки эволюции обычно долго не протягивали: лезли туда, где черным по белому написано: «Не влезай, убьёт», «Проход воспрещён» «Опасная зона». Их внятно предупреждали, но «дуракам закон не писан». И спроси у любого из них: «Зачем? Зачем ты это сделал?» — не ответят. Они понятия не имеют, зачем и для чего. Для чего живут, для чего гадят, лезут, куда не надо. Вот один тоже слазил… Теперь мир в хлам, а он, Савва Игнатьевич, — великий изобретатель Портала. Теперь ничего не поделаешь.

Теперь Артём сообщит медработникам о своей непереносимости киселя в стопятьсотый раз и ему дадут воды. Мерзкой, дистиллированной. И в конце концов через Портал в прошлое. Это только в поговорке «Через тернии к звёздам»… В жизни по-другому. А жизнь ли это? Вот так рывками между палатой в спеццентре после ампутации и тем «Днём Песочницы»? И так двадцать лет. Как один день. Это они все, доктор Шапиро, Артём Игнатьевич и остальные уцелевшие жили два десятилетия день ото дня, а Артём? Нет для него этих лет, он как тот поезд «из пункта А в пункт Б». Только его пункты не просто на расстоянии, а во времени. Да и чёрт с этим! Кто сказал, что лучше изо дня в день наблюдать, как от семи миллиардов на планете остаётся жалкая горстка?

Лучше туда, обратно. Там он хотя бы с двумя руками. Хотя… Руку бы отдал, не раздумывая, с радостью согласился вот так, без неё, с вечной фантомной болью, лишь бы…

— Доктор, давайте, отправляйте меня обратно.

— Но показатели ещё не…

— И не будут, вы же сами знаете. Лучше не будет, будет только хуже. Переход — это не пикник, знаете ли. Однажды я не выдержу и уже ничего нельзя будет поделать. Пока ещё могу, нужно пытаться снова и снова.

— Боюсь, что… — доктор начал было возражать, но, встретившись взглядом с Артёмом, оборвал себя на полуслове.

— А вы не бойтесь, доктор. Нечего вам бояться. Савва Игнатьевич — голова. Наверняка ещё что-нибудь придумает.

Кстати, он так и не сказал, что я должен сделать там?

— Нет. Как прежде просто передал игрушку.

— Совочек, значит. Который уже?

— Навскидку не скажу, но могу уточнить.

— Да не надо, не парьтесь.

— Что, простите?

— Ничего, выражение такое. Устарелое.

— А… — понимающе протянул доктор или сделал вид из вежливости.

— Совок. Совочек… Мы раньше так целую страну называли.

— Простите, что? — переспросил доктор. — Извините, я отвлёкся, потерял нить беседы.

— Да ничего, доктор, не… — Артём понял, что чуть не повторился.

Никто его тут не понимает. Кто бы мог подумать, каких-то два десятка лет и все — полное непонимание, будто он старик столетний. Нет, валить отсюда надо. Туда, к себе. В своё время, пусть изгаженное живыми трупами, но и тут ему делать нечего.

— Мда, — это уже вырвалось из потока мыслей. — Я вот думаю, что ж мне с этой ерундовиной детской там делать? Не в песочек же играть, в самом деле!

— Этого я вас сказать не могу. Это вообще может быть не для вас.

— А для кого?

— Это для него самого. Савва Игнатьевич имеет ряд особенностей. Одна из них, склонность к неизменно повторяющимся действиям, словно ритуал. Это игрушка, как оберег. Понимаете? На счастье. Чтобы все получилось. Вы же знаете его.

— Знаю. Дольше остальных. Именно поэтому входить Портал могу только я.

Тень скользнула по осунувшемуся лицу Артёма. Тень горести, сожаления. Под этой тенью словно стал заметен настоящий его возраст. Хоть он и остался таким же тридцатипятилетним, но время-то на месте не стояло. И эти двадцать лет… Двадцать лет ада, не прошли мимо Артёма. Доктор видел, как лицо старится прямо на глазах: углубляются морщины, седеют виски, обвисает кожа. Отвёл глаза.

Артём все понял.

— Нечего тянуть, запускайте!

— Что ж, раз вы настаиваете…

Доктор нажал кнопку коммуникатора:

— Пациент готов к отправке.

— Вас понял, — донеслось с другого конца. — Готовность номер один!

— Есть готовность…

Вокруг засуетились очередные костюмы.

Артём закрыл глаза, память подкидывала сюрпризы. Он прикоснулся к поверхности шара. А потом… Потом Артёма не стало. Не стало того Артёма, который проснулся в дурном расположении духа, встал не с той ноги, пролил кофе и так далее. Появился новый, такой же, измученный, напуганный, ничего не соображающий. Такой же, только двадцать лет спустя. Появился внутри странного помещения, показавшегося ему бункером или космическим кораблём. Новый Артём все помнил и даже прижимал к себе здоровую руку, в которой секундой и двадцатью годами ранее он прижимал бьющееся в конвульсиях тельце Савки. Вот только теперь Савки не было.

— Савва! — растерянно одними губами пролепетал Артём.

— Пора! — ответил доктор.

Артём открыл глаза. Перед ним в метре над землёй все так же неведомым образом висел шар из блестящего переливающего металла. И Артёма не стало снова. Он появился там, двадцать лет назад и просто хотел…

Дышать!!! Господи, как же хочется дышать! В глотку словно «ёрш» засунули и дёргают туда-сюда. Нос, горло, лёгкие… Всё разъедено. Глаза тоже разъело, кажется вытекают вместе со слезами. Насколько там процентов человек из воды состоит? Слезы, сопли, слюни, пот… На все сто! Только что кровища из пор не сочится пока. Пока…

Скоро эти проберутся через кольцо огня, и засочится ещё, фонтаном хлестать будет, когда станут рвать его на части. Пока, судя по звукам: вой, визги, хрипы, им там есть, чем поживиться.

Чёрт! Надо валить быстрее, а то, действительно, так и будет, пока он тут шоркается посреди улицы.

Но бежать Артём уже не мог. Не мог он и идти, даже согнувшись в три погибели, даже приложив к лицу грязную мокрую тряпку, в которую превратилась наглаженная Ингой рубашка, когда он стянул её с себя и вымочил в луже. Никакой другой воды на улице не оказалось, а надо было пробираться туда, во двор, где дыма ещё больше, где нет воздуха, уже совсем нет.

Какое-то время он тащился вдоль стены, но потом упал на колени и пополз. Это даже не назвать «на четвереньках», потому что одной рукой он все же прикрывал лицо, пытаясь получить через тряпку хоть какую-то возможность вдоха.

У подъезда кучка мертвяков копошились вокруг подёргивающегося тела, значит, у него есть несколько минут. Когда агония жертвы прекратится, они потеряют «аппетит». За это время надо успеть добраться до песочницы.

Успеет?

А есть выбор?

Иди! Ползи! Ну, что ты уставился на них? Сколько можно на это смотреть? Просто изуродованная, полуобглоданная нежить жрёт полумёртвого. Ты и раньше это видел, одних «Ходячих» десять сезонов намострячили. Накаркали сволочи! Ну, зато теперь знаешь, каких тупостей лучше не совершать. А сам именно так и поступаешь. Сколько раз ты орал в монитор: «Беги! Чего уставился? Зомбаков не видал? Что за тупость!!!» А теперь, когда самому нужно нестись со всех ног, встал и пялишь слезящиеся зенки. Оторваться не можешь. Да что с тобой?! Кто ж мог подумать, что вся жизнь превратится в сериал. Первый сезон, эпизод семь, дубль…

Который, кстати?

Так… В прошлом, какая-то чокнутая баба саданула его топором. До этого шар портала раскрылся прямо в толпе зомбаков, Артём и понять ничего не успел, как ему вырвали кадык. Пару раз он не мог прорваться через кольцо огня, пришлось самоликвидироваться. В остальных случаях Савка поднимал такой крик, словно Артём не брал его за руку, а сам впивался в него зубами.

Аутист, что с пацана взять. Не выносит прикосновений. Нарушены коммуникативные способности, не реагирует на речь. Общаться он не может, понимаешь ли, не способен, видите ли, прикосновения к себе не выносит, посмотрите на него! А дыру в потусторонний мир расковырять умудрился. Гадёныш! Уникальные способности у него! Способность воздействовать на пространственно-временные измерения, открывать проходы «червоточины», «кротовые норы» между измерениями в параллельный мир. Из-за него байда эта и попёрла. Сколько народу положил! Ну, здорово, чего там? Действительно, феноменальные способности. А зачем? Зачем было лезть со своими способностями в пространство и время? Не ответит. И никто не ответит. Как там Инга говорила? «Такова природа аутизма…»

По-хорошему, не мотаться бы за ним сейчас через его же Портал, каждый раз помирая в муках, иногда успев полюбоваться на его истерики, а придавить бы мерзавца, закопать в этой его песочнице, где он ковыряется. А нельзя! Это он в свои пять лет мир похерил, а в двадцать пять изобрёл Портал. И торопиться ему больше некуда. Теперь времени у него вагон. Так же и число версий Артёма, чтобы поправить эту хрень. Знать бы, как. Артём согласен бесчисленное количество раз умирать и возрождаться снова. Смотреть, как соседи жрут друг друга, как Инга выбрасывается из окна, словно птица вылетает, только не вверх, а вниз. Бездушный ублюдок? Пусть. Он согласен, если только это все исправит. Если найдётся способ закрыть эту дыру в ад.

Найдётся… Само ничего не найдётся. Надо думать. Думать надо, чёрт тебя дери, а не стоять на четвереньках и пялиться на мертвяков! Надо думать мозгами, или что там в твоей тупой башке, капитан Артём Назаров? Надо думать, за каким хреном ты опять здесь возле этой песочницы. Что ты должен сделать? Для чего Савва Игнатьевич, будь он не ладен, хрен знает в который раз отправил тебя сюда, к нему самому через портал.

Снова эти «зачем» и «для чего»? Есть ли ответ? Поди пойми этого аутиста!

Ему на секунду показалось, что это вовсе не мысли толкутся в его голове. Будто кто-то снаружи, извне сказал эту последнюю фразу. Словно сам Савва, не это малыш в песочнице, а тот взрослый дрыщ под два метра со своей неизменной манерой клонить голову в бок, чтоб не дай бог глаза в глаза не вышло, чтоб прятать взгляд под копной светлых кудлатых прядей, незнакомых с расчёской. Будто тот нескладный чудик в самое ухо твердил.

В голове всё перевернулось и встало на свои места.

Понять… Понять аутиста. Господи, да как же! Как же он раньше-то… Он же и не пытался. Он лишь прорывался всеми силами через кольцо огня, через толпы зомби, туда, к песочнице, чтобы вытащить, забрать с собой туда, в мир через двадцать лет. А выходил из портала всегда один. Не пропускал Портал Савку. Обнулял.

А нужно ли это? Вернее не так. Это ли нужно?

Артём поднялся на ноги и зашагал к песочнице. Савка набирал полные горсти песка и швырял в центр дыры. Артём первый раз не схватил его на руки, за руку, вообще не прикоснулся, просто перешагнул через оградку, сел рядом. Потом тоже набрал полные горсти песка и швырнул в дыру, где колебался отвратительного вида беловатый пространственный «кисель», откуда лезли и лезли отвратительные мёртвые твари. Они, разумеется, не обращали на песок ни малейшего внимания, не замечали и Савку, проигнорировали и Артёма, просто лезли из своего потустороннего мира в наш, переползали через оградку песочницы или перешагивали, в зависимости от своей целостности или, наоборот, поврежденности, и плелись, волоклись, шагали на зов плоти. Ни Савва, ни Артём их не интересовали.

Зачерпнув очередную пригоршню, Артём почувствовал на себе взгляд. Он повернулся к Савке. Малой внимательно смотрел на него. Это было странно, очень странно. Артём прекрасно знал, Савка — аутист. Аутисты не смотрят прямо, заинтересованно, они вообще не смотрят на тебя, их взгляд невозможно поймать. Но Савка смотрел, смотрел внимательно и серьёзно. Смотрел Артёму прямо в глаза.

— Это бесполезно, — голос был бесцветным, лишённым интонаций.

— Что? — растерялся Артём.

— Швырять в них песок, — точно так же продолжил разговор Савва.

Артём, готовый к любым неожиданностям, уже ни о чём не задумываясь, протянул неопределённое:

— Но…

— Что «но»?

— Но ведь ты швыряешь?

— Я швыряю, чтобы успокоиться. Меня успокаивают повторяющиеся действия. А ты зачем это делаешь?

— Я? — переспросил Артём и задумался. — Я просто хотел понять.

— Что?

— Тебя. Понять тебя. Понять, зачем ты это сделал?

— Что сделал?

— Что? И ты ещё спрашиваешь, что?!

Нет, больше сдерживаться, ломать комедию Артём не мог. Аутист. Невменяемый. Особенный… Ага, как же! Вот он сидит и вполне себе вменяемо задаёт вопросы. Правда они идиотские. Нет. Не так. Они наглые. Возмутительные. Он действительно особенный. Так пятилетние дети не говорят. И не думают. Так говорят двадцатипятилетние циники.

— Ты прав!

— Что?!

— Ты прав, так пятилетние не говорят.

Артём замер с открытым ртом. Нет, он не мог сказать это вслух.

— А ты и не говорил, — спокойно ответил мальчишка. — Ты подумал. И да, это я тоже могу. Так что ты хотел понять?

— Вот оно как? Ну, раз ты читаешь мысли, значит уже всё…

— Да я-то понял, просто мне хочется, чтобы ты сам это сказал.

— Хочется? То есть, тебе ещё и хочется услышать? Что ж, слушай, засранец! Уж, не знаю, как тебе это удалось, но ты в лёгкую уничтожил весь город. Да что там, ты весь мир засунул черту в задницу. Не знаю, как у тебя это получилось, и знать не хочу. Просто скажи, зачем?

— Не скажу!

— Ах так! Ну тогда я просто вынужден закопать тебя прямо здесь. И пусть это не исправит ситуацию, но хоть в какой-то версии, ты, поганец, сдохнешь. Узнаешь, как это. Каково мне вот так, каждый раз!

— Я знаю.

— С чего бы? Откуда тебе знать? Особенный… Гений! Доигрался? Натворил делов, ещё и потешается он.

Артём уже плохо контролировал себя. Ему хотелось ухватить мелкого подонка за тонкую шейку, сжать, глядя прямо в глаза, почувствовать, как под сильными пальцами хрустит и ломается трахея.

— Не делай этого!

— А кто мне помешает?

Артём кинулся к Савве, но тот успел запустить полную пригоршню песка ему в разъярённое лицо.

Песчинки тут же попали в выпученные в гневе глаза, в разинутый рот. Артём захрипел, закашлялся, завыл, отплёвываясь, растирая глаза.

Вдруг голос Саввы зазвучал теперь прямо у него в голове.

— Это не я. Не я сделал дыру. Это дворник. Он начертил пентаграмму, открыл проход. Он не дворник вовсе. Он служитель культа Иблиса. Много раз пытался открыть Врата для Повелителя и вот… У него получилось.

Артём замер, он даже перестал отплёвываться и тереть глаза. Звёзды, загогулины, рисунки… На снегу, на песке… Чёрт! Чёрт-чёрт-чёрт…

— А ты?

— А что я? Я просто вырос, перевёл зашифрованные суфийские тексты. Там описан ход обратных действий и артефакт — совок из сплава семи металлов. И у меня даже получилось его отлить, но как передать его себе сюда? Поэтому я и сделал портал. И послал тебя с ним сюда. Просто отдай его мне.

Артёму казалось, что он сходит с ума. Но куда уж больше? Он посреди ожившего ада в кольце живых мертвецов сидит в песочнице и мысленно спорит с ребёнком-аутистом.

— Не тяни. Делай, что говорю.

Это было почти смешно. Пятилетний ненормальный отдавал приказы капитану полиции. Вот только посылал он их прямо в мозг. И ослушаться не получалось.

Артём засунул руку в карман брюк. Пальцы ощутили холод металла. Путаясь в штанине, Артём вынул маленький детский совочек. Он помещался на его ладони, поблёскивал и переливался зеркальной поверхностью.

— И ты не мог сказать?! — возмущению Артёма не было предела.

— Конечно, не мог. Я же — аутист. Я не могу разговаривать с нормальными.

— А сейчас? Сейчас, что ты делаешь?

— А ты считаешь себя нормальным? Здоровый мужик сидит в песочнице с совочком в руках. Ты, как ненормальный, требуешь снова и снова вернуть себя в прошлое, туда, где ты привык быть. И тебя даже не смущает развернувшийся вокруг ад. Ты готов сидеть в самом его центре и швырять в бездну песок.

Савва взял из рук ошарашенного Артёма совочек, ковырнул им песок, зачерпнутую порцию швырнул в центр дыры.

Дальше произошло невероятное. Хотя, что может быть невероятнее дыры в пространстве из которой лезут оголодавшие мертвецы? Пожалуй, только это: песок завис в середине, песчинки выстроились в спираль, напоминающую галактику, медленно поплыли вокруг своего центра. Спираль ширилась, затягивала собой дыру, пока та полностью не закрылась песком. Исчезла бесследно.

Артём сидел в песочнице, набирал песок в кулак и пересыпал его из ладони в ладонь. Рядом, свернувшись калачиком, беззвучно рыдал Савка.

— Да сколько можно!

Измученная Инга колотила кулаком в стену.

— С ума сошла? — проснувшийся Артём приподнялся на локте. Даже после стука плач за стенкой не прекратился.

— Ты хоть знаешь, сколько время? — стонала жена.

— Без четверти шесть. Дальше что? Головой об стенку биться?

— Я не могу! Слышишь? Не могу больше выносить это! Он до двух ночи орал и с полшестого опять. Идиот!

— Он особенный, — вздохнул Артём. — Он совок потерял. В песке играл и… Ну, что ты смотришь?

— Мне кажется, что это всё уже…

— …Было? Это дежавю. Говорят, мельчайший сбой во времени. Ну, не смотри ты так. Сейчас встанем, кофе выпьем, пойдём с тобой перероем песочницу. Найдём пацану его игрушку. Поможешь?

Инга кивнула.

— Вот и славно. А то мне ещё с Каримычем разбираться.

— А с тем что? Тихий дядька.

— Тихий-то он тихий, только в тихом омуте… Да не хмурься. Лучше иди сюда.

Она мягко, по-кошачьи, скользнула Артёму под бок. Он нежно, но крепко обнял жену единственной рукой.

Жан Кристобаль Рене, Анастасия Венецианова ПОСЛЕДНЯЯ ОСЕНЬ

До чего же несправедлива человеческая осень! Жизнь, отплясав бабочкой-однодневкой в лучах молодости, забивается в потрескавшиеся оконные щели старости, выпрашивая у неё ещё один вздох, ещё один часик, ещё одну возможность взглянуть на остылый, но не опостылевший мир. Старость — старая прижимистая бабка, недовольно цыкает единственным зубом, ворчит под нос и иногда (о счастье!) бросает надоевшей подопечной ещё парочку дней, а то и месяцев. Просительница цепляется за эти, часто полные боли мгновения, словно за спасательный круг. Глупое обречённое насекомое с иссохшими крыльями, никак не желающее верить в смерть…

* * *

Серый вечерний сумрак грязным саваном укрывал город. На улице раздавались негромкие голоса — пара местных выпивох оккупировала скамейку на детской площадке. Марина отвернулась от окна и недовольно фыркнула. Утром снова по всей округе будет разноситься трескучий голос бабы Вали — старой дворничихи, которая больше всего не любила беспорядок во дворе, а больше работы любила всех строить да командовать.

— Ты готова?

Голос Нади раздался неожиданно, и девушка вздрогнула.

— Неужели испугалась? — хихикнула подруга. — Трусиха.

— Ничего я не испугалась, — передёрнула плечами Марина, — просто задумалась.

— Тогда садись.

Девушки — Марина рыжая, словно огонь, обладательница таких тёмных карих глаз, что не разглядеть зрачка, Надя белокурая и синеглазая, взгляд, будто озёрная гладь — уселись за круглый дубовый стол. Обе ладные, стройные, красивые. И одинокие. Почему так случилось — неизвестно. Только парни с ними серьёзных отношений не заводили. Погулять, в кино сходить, в гости пригласить… Но ни один из них не предложил жить вместе, познакомить с родителями, замуж…

Марина тяжело вздохнула.

— Ты чего? — Надя замерла с горящей спичкой в руках, которой зажигала свечи.

— Да не верю я во всё это, — девушка махнула рукой.

— Эй, подруга, с таким настроем никакое гадание не получится, — светлые брови Надюши устремились к переносице. — Или ты веришь, или… Ай!

Марина встрепенулась, а белокурая девица затрясла рукой, выронив потухшую спичку.

— Сильно обожглась? — непонятно откуда взявшаяся тревога когтём царапнула сердце.

— До свадьбы заживёт, — улыбнулась Надя. — И я хочу увидеть, с кем у меня эта свадьба будет!

Расставив свечи перед старинным зеркалом, подруги замерли в ожидании полночи. Именно в это время, если верить древним поверьям, луна входила в силу и открывала замки потусторонних врат. В ночь на Ивана-купала магия становилась во сто крат сильнее. И пусть прошло уже несколько столетий, на дворе стоял двадцать первый век, а барышни устраивали гадания в «хрущёвках» — желание узнать свою судьбу оставалось по-прежнему велико.

— Хорошее зеркало тебе от бабки досталось, — прошептала над ухом Надя. — Как раз для нашего ритуала. Оно словно само магическое.

Марина всмотрелась в сверкающую гладь. Она не увидела там ничего, кроме своего отражения и задорного личика подруги, но сердце вдруг сорвалось в галоп, понеслось, словно загнанный зверь.

— Кто первый гадать будет? Ты или я? — через зеркало девушка следила, как шевелятся губы Нади.

— Давай, ты сначала.

— Всё-таки боишься? — Надежда прищурилась.

— Я ещё не до конца поверила, — парировала Марина. — Не хочу всё испортить.

— Ладно, — кивнула подруга.

Часы в гостиной пробили полночь. Надя устремила взор в зеркало и зашептала слова гадания, а Марина слегка отклонилась, чтобы не мешать.

Девушка рассматривала комнату, которая в свете свечей совсем не походила на её спальню — тёмные углы пугали неизвестностью, а разводы на модных обоях казались чьими-то тенями. Вдруг взгляд её остановился на светловолосом мальчике лет шести-семи. Одетый в полосатую футболочку и тёмные шорты, малец сидел за одним столом с девушками и с интересом наблюдал за происходящим. Глаза Марины сделались огромными, рот беззвучно открывался, глотая воздух.

Надя продолжала смотреть в зеркало, на её лице отразилось восхищение.

— Какой хорошенький! — подруга причмокнула губами. — Такой ладный, красивый, светловолосый! Слышишь, Марин, я его вижу! — наманикюренный пальчик ткнул в зеркало.

— Я тоже… — девушка не могла отвести взгляд от непонятного существа, неизвестно как появившегося в её квартире. — А, это, наверно, твой суженый в детстве, — Марина хихикнула. — Точно! Блондин! Только я бы не сказала, что красавец.

Лишь на первый взгляд он казался ребёнком. Но стоило только присмотреться, чтобы увидеть морщинистое лицо жёлтого, словно восковая маска, оттенка. В широко распахнутых глазах мелькали красные огоньки, а толстые розовые мальчишечьи губки слегка причмокивали. «Малыш» улыбнулся, щеря острые чуть гниловатые зубы.

— Кого ты видишь? Вдвоём же нельзя в зеркало глядеть! Куда ты смотришь? — Надя затрясла подругу, схватив за хрупкие плечи.

Марина всего на мгновение перевела взгляд, а, когда снова повернула голову, мальца за столом уже не было.

— Он же был здесь! — голос сорвался на пронзительный визг.

— Кто? О чём ты? — не понимала Надя.

— Здесь только что сидел мальчик, — дрожащей рукой Марина указала на пустой стул. — Но не совсем мальчик…

— О, подруга, я так понимаю, ты гадать не будешь?

Всё ещё чувствуя в теле ошмётки страха, девушка отрицательно покачала головой.

* * *

Разменяв пятый десяток, Игорь привык относиться философски к перипетиям судьбы. Ушли куда-то в прошлое обиды на несправедливость, злость на начальство, возмущение… тут можно вписать массу всего, от низкой зарплаты до цен на ЖКХ.

Он не стал ворчливей с годами, как думал в молодости. Наоборот. Пропитался здоровым пофигизмом, помогающем перековать хандру в аморфное состояние покоя. Так удобней жить, хоть и скучней.

Впрочем, был один нюанс…

Звук, больше всего похожий на поскрипывание колёс детского велосипедика, вырвал из объятий сна. Игорь некоторое время ошалело озирался вокруг, потом, когда звук повторился, чертыхнулся под нос и затопал в коридор. Мама стояла, опираясь на ходунок. После инсульта ей трудно было передвигаться без этой конструкции, издающей тот самый скрип.

— Мам, третий час. Ты что тут ходишь?

Женщина неопределённо махнула рукой, опустила взгляд, сосредотачиваясь на следующем шаге. Сердце Игоря сжалось. Вот она — та самая слабинка, которая вносила диссонанс в стройную систему целенаправленного пофигизма. Он помнил мать совсем другой. Молодой, деятельной, активной.

— Мам?

Взгляд сквозь сына. Постепенное появление осмысленности в глазах. Даже голос изменился после инсульта. Стал хриплым, с визгливыми нотками.

— Он мне мешает спать…

— Кто «он»? Мы одни, мам!

Снова неопределённый взмах рукой.

— Он…

Игорь возвёл очи горе, а когда вновь взглянул на мать — похолодел. Рядом, крепко ухватившись за подол маминой ночнушки, стоял мальчик. Это было такое неожиданное и нелогичное зрелище, что мозг некоторое время не мог его воспринять. Равномерно тикали часы на стене, капала вода из неплотно прикрытого крана на кухне. А Игорь застыл, как вкопанный и всё смотрел на светлые волосы мальчишки, на его футболку в бело-красную полоску и синие шорты. Что-то смутно знакомое. Испугаться мужчина не успел. Вспомнил и вздрогнул от воспоминания. Давным-давно, в стране, которая осталась в позабытом прошлом, мама расчёсывала ему вот такие же точно непослушные светлые патлы, а он, одетый в точно такую же одежду, нетерпеливо притоптывал, стремясь побыстрее выйти из-под маминой опеки и сбежать во двор, к друзьям.

Мама сделала шаг вперёд, лицо мальчишки исказила злобная гримаса, он оскалил совсем не человеческие зубы, зашипел, между остриями зубов замелькал раздвоенный язык, а Игорь стоял и смотрел сквозь видение. По его щекам текли слёзы. Не было ни страха, ни удивления, ни пофигизма. Только горькая боль утраты.

Мальчишка захлопнул акулью пасть, озадаченно склонил голову на бок и… исчез.

* * *

Лиза безумно любила своего пса по кличке Джек. Он появился в жизни девушки пять лет назад, в переломный момент, когда она рассталась с парнем и попала в больницу с кровотечением — из-за переживаний произошёл выкидыш. Нетрудно догадаться, что разрыв отношений произошёл после того, как Лиза «обрадовала» своего возлюбленного. Молодой человек заявил, что не готов к созданию семьи, пелёнкам, памперсам и вечным крикам младенца.

Пролежав несколько дней в палате с белыми стенами, девушка решила начать всё с чистого листа.

Новый виток жизни встретил её холодом и пургой. С самого начала зимы не прекращало вьюжить, а к Новому году так хотелось хорошей погоды!

Лиза почти бежала, время от времени скользя по наледи — колкий снег, ветер и всё ещё подавленное состояние совсем не располагали к прогулке. Но вдруг где-то неподалёку раздался скулёж. Девушка застыла, оглянулась. На стоянке, под старым ржавым «жигулёнком», на котором уже давно никто не ездил, притулился щенок. Почти такой же белый, как сугроб, который постепенно разрастался вокруг него. Лиза поманила к себе пса, сложив пальцы щепоткой и делая вид, что хочет угостить его чем-то вкусненьким. Но, то ли щенок попался не слишком доверчивый, то ли просто не видел её, только вылезать из своего укрытия малыш не спешил. Пришлось осторожно, чтобы не спугнуть, подойти поближе и присесть.

— Не бойся, маленький, — Лиза протянула руку и ухватилась за шерстяной комочек.

Вытащив бедолагу, который едва дышал и потому не сопротивлялся, девушка прижала щенка к груди и поспешила к дому.

Этот Новый год они встречали вместе — Лиза и Джек. И впервые за долгие дни на душе, как и на улице, засияло солнце…

Каждое утро неразлучные друзья вместе шли в ближайший парк, чтобы размять косточки. Хозяйка гордилась своим питомцем, ведь пёс мог исполнить любую команду и всегда отличался послушным нравом. А каким острым умом обладал! Не собака, а одна только радость!

В то утро моросил противный дождь. Небо скрыл тяжёлый занавес туч, а по улицам разгуливала промозглая сырость, на цыпочках подбираясь к прохожим и хватая их ледяными пальцами за руки, носы и шеи. Но девушку это совершенно не пугало. За всё то время, что прошло с той нелепой зимы, Джек научил свою спасительницу радоваться и принимать с улыбкой любую погоду.

Вот и теперь, одевшись потеплее, Лиза разминалась перед пробежкой, наблюдая, как её любимец резвится среди опавших листьев. Внезапно пёс замер в стойке, словно к чему-то прислушиваясь. Лиза повернулась, проследив за взглядом собаки.

За аккуратно постриженными кустами на детской площадке, где обычно резвилась малышня, сидел маленький мальчик и что-то раскапывал в песке. Одет он был не по погоде — в полосатую футболку, синие шортики и лёгкие ботики. Волосы, цвета застывшего воска, промокли и прилипли к голове.

Хрупкая детская фигурка вызывала жалость, и девушка не понимала, почему Джек нервно рычит и скалится, обнажая клыки.

На душе стало сыро, словно её пропитали капли осеннего дождя. «А ведь у меня сейчас мог быть такой малыш…» — грусть цедила чувства по капле, и от этого становилось только больнее, — «Маленький мальчик. Мой маленький принц…»

— Эй, кто потерял ребёнка? — Лиза оглянулась, но в парке, кроме неё и Джека никого не было. — Чей ребёнок? — повторила еле слышно.

Девушка снова обернулась к мальчику, тронула его рукой за плечо.

— Ты чей?

Тут он посмотрел на неё, и Лиза невольно вскрикнула. Сухое, потресканное морщинами желтоватое лицо, глаза с красными зрачками и пухлые детские губы. Незнакомец шмыгал курносым носом.

Девушка моргнула, чувствуя, как по щекам побежали слёзы.

— Простите, вам плохо? — раздался рядом тяжёлый мужской голос, и чья-то рука коснулась плеча.

Лиза посмотрела на пожелтевшую траву возле кустов — ни следа.

— Всё в порядке, — грустно улыбнулась она, взглянув на седого мужчину в очках и длинном чёрном пальто. — Джек, идём домой!

Пёс подбежал к хозяйке, подождал пока на ошейнике застегнут поводок и повёл девушку прочь из парка…

* * *

Человеческая осень полна надежды. И пусть солнце жизненного цикла склоняется к горизонту, пропитывая мысли багрянцем безнадёжности, но за окном раздаётся задорный детский смех, звучат признания в любви, шумят машины и спешат на работу люди. Жизнь продолжается. Листья, пожелтевшие к осени, устилают пёстрым ковром подножие дерева под названием Человечество. А на нём, на этом дереве, ждут весны нераскрывшиеся почки. Цикл продолжается.

* * *

Исследователь внимательно вгляделся в смоделированный эпизод. Талантом воссоздавать из пепла виртуальные образы обладали немногие представители его расы. Зуд познания привёл его на планету, давным-давно сгоревшую в суицидальном огне последней войны. Вокруг высились обломки зданий, улицы были усеяны осколками бетона и искорёженной арматурой. Тем не менее городу досталось меньше всего на планете. В других местах было только оплавленное стекло. Из него не почерпнуть информацию.

Исследователь повертел в руке полусгоревший поводок, вновь взглянул на эпизод. Девушка шагала, время от времени останавливаясь и тормоша своего пса. Зачем она это делала он не знал. Вообще, очень многое в поведении погибшей цивилизации было непонятным. Странные, непредсказуемые поступки, эмоции, чуждые расе, к которой он принадлежал.

Иногда Исследователь вмешивался в эпизоды, добиваясь реакции. И каждый раз получал совсем другой результат. Вот и сейчас девушка совсем не по плану отреагировала. Пришелец вздохнул (ему нравилось принимать образ мальчика из чьих-то воспоминаний), небрежно махнул рукой, сворачивая эпизод в архив-сферу и отправляя на одну из полок корабля. Потом разберёмся. Дома. Уже пора, наверно. Материала хватит очень надолго.

* * *

Последняя осень — это высохшее дерево. Листья желтеют, словно при листопаде, но упрямо держатся черенками за ветки. Только высохнув до белизны они падают. Дерево больше не вернёт весенний наряд. Не будет ни собачьего лая, ни отражения в зеркалах, ни звона капель из неприкрытого крана. Последняя осень — это безнадёжность.

Холодный ветер гонит сухие листья, сбивает их под стену. Возле стены сидит на корточках мальчишка. Рука ворошит пригнанные ветром остатки того, что дышало жизнью. Ребёнок хмурится, морщит лоб, двигает ладошки вправо-влево, шурша листьями. Ему не дано понять красоту весны, безумный восторг, горе, любовь, предательство, пофигизм. Он никогда не видел зелёной листвы…

Татьяна Осипова
ИГРЫ ЯРОСТИ

Солнечный майский день подходил к концу. Субботний вечер немного усталый и тёплый, предвкушал сладкий сон. Взрослые и дети гуляли в школьном парке, любовались алой полоской заката, которая расчертила весеннее небо оттенками красного.

Тишину нарушил громкий хлопок. Земля вздрогнула. Люди испуганно переглянулись, страх рисовал причудливые образы, толчок повторился. Девушки взвизгнули, резво спрыгнули со скамейки, отбегая в сторону кустарника. Из-под здания городской школы поползли трещины, асфальт вздыбился. Старое кирпичное здание задрожало, запахло горелой проводкой, из окон повалил дым. Кто-то крикнул:

— Пожар!

Из-за усиливающихся толчков девушки упали лицом вниз, испугано охнули. Мальчик прижался к падающей бабушке, закричал пронзительно, вцепился в неё. На асфальте поползли трещины, они разъезжались, образуя огромные дыры. Дрожь земли походила на пульсацию. Цвет небо стал пурпурным, неестественно ярким и жутким.

Здание школы закачалось. Кирпичная кладка, как будто сделанная из гипса крошилась, и строение сложилось, словно карточный домик за несколько минут. Клубы пыли вырвались из-под фундамента. Когда пыль осела, очевидцы: мальчишки и несколько мужчин осторожно подошли к развалинам, увидели провал, а потом их отбросило новым толчком, уронило навзничь, словно взрывной волной. Из ямы вырвался фонтан грязи. Земля задрожала снова, а потом когда шум стих, в парке повисла гнетущая тишина. Люди с опаской подходили к руинам, заглядывали в образовавшийся провал, кто-то вызвал МЧС, полицию. Говорили — «хорошо, что суббота и учащихся не придавило».

Глава администрации как обычно притащился с кучей помощников, взъерошенный и красный, бегал по оцепленному ментами квадрату и орал в телефон.

К ночи на город опустился жёлтый туман. Никто сразу и не понял, что ядовитый морок уничтожил большую часть населения. Люди корчились в судорогах, медленно и мучительно умирали.

* * *

— Всем проверить защитное снаряжение, — скомандовал Ворон. — Выходим по одному.

Гарик и Жёлудь незамедлительно последовали приказу командира — нацепили противогазы, на случай, если «ядовитый туман» решит кого-нибудь прикончить. Сняли оружие с предохранителя, проверили батареи в рациях и в фонарях. Долговязый Костя Желудев потёр влажные ладони и натянул перчатки. Игорь, которого друзья звали Гарик, покусывал губы. Ему было двадцать три, взрослый парень, мужик, как говорил отец, но ему было страшно. «Жаль, что тебя нет рядом, — пронеслось в голове, — я бы тебе столько всего мог рассказать!»

Отец погиб, как и мама, как многие в первое нашествие тумана. Гарику повезло, он как раз уехал из города, только жалел, что Настя осталась там. «Где сейчас она, что стало с ней?» — спрашивал себя. В первые дни после Разлома он отправился в город с поисковой группой, но всякий раз аномалии выгоняли бойцов за пределы района, где жила Настя. Никаких известий от неё не было, сотовая связь вырубилась, даже радиосвязь не везде работала. Некоторые рации справлялись, в основном те, что были у военных. Простенькие из магазинов типа «Рыбак-охотник» часто «фонили», и в них быстро разряжались батарейки.

Покидать бункер парням не хотелось. Внутри сухо, тепло, а главное безопасно. На поверхности неразбериха — аномалии, призраки и смерть. Сидишь глубоко под землёй, и «по барабану», что там наверху творится. Люди, в большинстве своём, так вообще старались забыть первый день Разлома. Воспоминания о смерти близких и ужасах болезненны до сих пор. Выживших мучили кошмары, некоторые, так, вообще, «слетели с катушек». Надежда на спасение оставалась, и ради неё жители новой реальности справлялись с трудностями и пытались понять странные явления, которые происходили на поверхности.

Бункер — отличное убежище, к тому же перед самой катастрофой был подготовлен, словно его хозяева ждали третью мировую. «Укрытие наверняка строили на случай ядерной войны, в нём были противогазы, костюмы ОЗК и запасы продовольствия, лекарства — всё для того, чтобы выжить», — думал Гарик, осматривая оружие. Парень жил в двух кварталах от бункера, но, как и все местные, ничего не знал о нём. Помнил только, что сверху находился заброшенный долгострой и недовольных пайщиков, на поверку оказавшихся легендой для отвода глаз.

Сейчас мало кто рассуждал, что бункер нашли случайно. Кроме, конечно же, Ворона. Два года прошло. Именно он рассказал парням про первые дни после Разлома. Капитан Дмитрий Петрович Воронов служил на секретной базе, неподалёку от Армавира. Командовал взводом связи. Его ребята первыми перехватили сигнал о Чрезвычайной Ситуации, в котором содержались координаты убежища.

Воронов перенёс данные на карту, и уже собирался идти с докладом к командованию, но не успел, началось землетрясение. Планшет с картой капитан потерял, почти все сослуживцы погибли. Позже, выбравшись из туманного ада, он по памяти нанёс координаты на карту, которую» нашёл в одном из магазинов покинутого города. Вот только попасть в бункер военные так и не смогли — Зона запустила щупальца в посёлки и города, расползалась как спрут. Искать бункер бросили, надо было учиться выживать.

К моменту встречи с Гариком и Жёлудем Ворон сколотил небольшой отряд, и к немногочисленным воякам примкнули местные жители. Команда получилась разношёрстной, но каждый старался пригодиться — учился новому, искал не только выживших, но и ответы на вопросы, что же стало причиной возникновения аномальной Зоны. Группа бойцов неоднократно совершала попытки выбраться из Зоны Разлома, но безуспешно. Единственное, что удалось через месяц — наладить связь с Большой Землёй. Тогда-то начальник секретного подразделения ФСО президента и передал Воронову коды доступа в бункер. Капитан знал, что Федералы держали его для высокопоставленных лиц и их семей. Говорил о своих предположениях с какой-то обидой и праведной злостью, что убежище не для простых смертных, а тут, когда Зона стала закрытой территорией, другого способа избавить местных от смерти не представлялось. «Надо же, решили наконец-то людей спасти, за свой счёт», — горько посмеивался он. «Вот и пригодилось укрытие обычным людям, а не местным олигархам».

Именно бункер оказался форпостом борьбы с исковерканным миром. Бойцы прочёсывали посёлки, искали живых. Спасли несколько преподавателей университета, которые первыми исследовали аномалии, используя лабораторию в бункере. Воронов был отличным организатором и всем застрявшим в Зоне Разлома нашёл применение.

Вокруг территории Зоны возвели укреплённую стену, даже ров выкопали. СМИ вещали о страшном землетрясении и аварии на химическом предприятии «Триумф» в Армавире. Врали нещадно о заражении местности, о неизвестном веществе, об эвакуации, которой не было. Что же творилось на самом деле в аномальной Зоне, командование узнавало от группы Воронова. Приезжали «важные лица» на чёрных «лексусах», качали головой, причмокивали губами и разводили руками. Говорили: «Работайте, Родина вас не забудет». «Но, и не вспомнит», — сквозь зубы отвечал капитан Воронов и снова рисовал планы, ломал голову, как найти выход, как жить дальше.

Между тем чёртова Зона разрасталась, захватывая всё новые и новые районы края. Аномалии возникали хаотично, а ещё люди стали видеть призраков — мальчиков, зовущих на помощь. Один парнишка, второй, были они все одинаковые на лицо, как близнецы, в полосатых футболках, не старше трёх лет. Жалостливо звали на помощь. Люди бросались к детям и гибли от «жёлтого тумана», который вырывался столбом из-под земли.

Предугадать появление фантомов оказалось невозможно. Новая реальность перекраивала местность, управляла климатом, сводила людей с ума.

От станицы Первомайской до посёлка Тоннельный раскинулась Зона отчуждения. Захватила и другие области, очерчивала круг по западной стороне, с юга, и на севере пролегала до Кропоткино. Не впускала чужаков и не выпускала никого, кто волею судьбы застрял внутри её сетей.

Мир здесь странный. Шепчущий лес, монотонная морось и серое небо. Тут всегда осень и никак не начнётся лето. Слякоть и пронизывающий ветер делали и без того безрадостную жизнь тусклой, мрачной. Дожди превращали поля в болотистую топь.

О бункере Ворон знал многое, как будто сам его строил, но каждый раз Гарик чувствовал, что капитан что-то не договаривал. Потом стало всё равно, какая разница, откуда у командира информация об устройстве убежища. Главное — укрытие отличное, вода с едой имеются и оружие.

Гарик потерял всех родных. Из знакомых остался только Механик, друг отца. Он вытащил парня из лап ядовитого тумана, поддерживал и помогал словом и делом. Его семья тоже погибла. Каждый невольный пленник Зоны лишился кого-то из близких, но разговоры о смерти старались попусту не заводить. Боль постепенно утихла, со временем стала привычной и не такой острой.

Игорь всё время думал о погибших родителях, о любимой девушке, смотрел в спину товарища, а перед глазами стояли образы близких, они уже не вернуться никогда.

Пора выходить на поверхность. В проёме выхода, где, словно картина постапокалиптического пейзажа, серел пепельный рассвет, начинался новый день. Скрюченные, похожие на паралитиков деревья покачивались, скрипели, шептали на языке мёртвых.

Створки за спиной, напоминающие зубастую пасть, захлопнулись. Одна панель сверху, вторая снизу — стоило Ворону махнуть рукой перед световым датчиком. Кто не знал о расположении бункера, и не понял бы, что здесь за укрытие.

Командир поднял вверх сжатый кулак и замер. Парни остановились, прислушались, но кроме тишины ничего.

«Сегодня непривычно тихо, — насторожился Ворон, — а значит, стоит ждать какой-то подлости от леса и призраков».

До посёлка Тоннельный идти с час, не больше. Командир говорил, надёжная машина нужна. Современные тачки, напичканные электроникой стали бесполезным железом. После инцидента в Армавире такие машины «сдохли» и не подлежали восстановлению. Гарик думал: «Вот оно началось, как в любимой видео игре — лес наводнят твари всех мастей, мутанты». Но там ничего подобного не обитало. Главной опасностью стали призраки, «ядовитый туман», а ещё «пекло», так называли огненные смерчи и внезапные потоки пламени. Они выскакивали, точно из воздуха. Видели «пекло» чаще в Армавире, где открылся Разлом. Из эпицентра аномалии расползались по округе, словно охраняли подступы к городу.

Гарик снова углубился в воспоминания. Про «жёлтый туман» ему рассказывал Механик в день Разлома.

«Я с охоты возвращался, туман уже схлынул. Все почти погибли, кто в городе был. Повезло лишь некоторым, кто догадался окна захлопнуть. Кто тряпками мокрыми щели закрывал, в подвалах прятались. Только большинство так и не поняли, что туман убивает. А ещё мальчонку заметил, плачет, надрывается, помочь ему хотел. Хорошо со мной товарищ был, говорил, не подходи к нему, Миха. Сам видел, как приблизишься к такому, из-под земли столб жёлтого дыма, и всё, нет человека, словно сгорел заживо».

Гарик двигался за Жёлудем, смотрел в его тощую спину и прислушивался. Защитный костюм, как мешок сидит на сутулых плечах друга. Тишина. Ворон сказал, что идти придётся долго. От бункера до города километров пятьдесят, полдня добираться. Машина нужна была позарез. Хотя ехать по открытой местности опасно, считал Гарик, но и найти укрытие ночью сложно. Выбора не было.

Неделю назад товарищ командира, Сергей Михайлович, вернулся из города, пытался там прибор один настроить и проверить. Все называли доктора наук «док». Гарик не знал, чем занимался друг капитана, был он, как говорили, специалистом по военной технике, и появился в бункере вместе с группой Ворона.

Все бойцы, что с ним были в Армавире, погибли, он один остался в живых. «Пекло» и «Туман» не пощадили никого кроме него. «Почему он вернулся, как выжил?» — задавался вопросом Гарик. Док странно выглядел, от любого шороха вздрагивал, и всё говорил о детях, которых необходимо спасти. Капитан слушал его, морщил лоб, качал головой, но не верил, считал, что это призраки заманили бойцов в ловушку.

Сергей Михайлович рассказывал капитану о девушке, которую увидел около руин школы. Странное дело, духи Зоны не трогали её. На оклик бойца она не обернулась, свернула за угол дома и словно растворилась. По словам дока, именно после встречи с незнакомкой начался огненный шторм. «Пекло» словно взбесились, появлялись одно за другим, желая уничтожить незваных гостей.

«Дмитрий Петрович, — Воронов вдруг вспомнил их разговор с доктором, глаза, бегающие и болезненные, делали его похожим на сумасшедшего. — Я тут приборчик смастерил, и он точно показывает всплеск электромагнитного возмущения. Только вы сможете разобраться. Мой совет, возьмите мальчишек местных с собой, ваши бойцы ушли в рейд, никого нет сейчас. Пацаны они крепкие, справятся. Машину бы, тогда точно вернётесь к темноте обратно».

— А что там док говорил о городе и мальчиках? — поинтересовался Гарик. Ворон резко обернулся, зыркнул, точно мог прожечь дыру взглядом. Парень понимал, что сейчас не время вести разговоры и сжал губы.

Лучи солнца пробивались сквозь низкие облака. Под ногами чавкала грязь. Слякоть подбиралась к штанам, хоть те и были заправлены в высокие берцы. Жёлудь шмыгал носом и молча смотрел по сторонам. Гарику даже стало совестно, что он спросил о городе и Сергее Михайловиче. Парень он был не болтливый, и думал, что, наверное, ложная безопасность и тишина немного расслабили его.

Ветра сегодня не было, птиц не слышно — они уже второй год не пели песен. Мир в Зоне отчуждения был полумёртвым, замершим, выжидающим.

Спутники шли несколько часов в сторону точки, отмеченной на карте. Сделали привал в густом ельнике, перекусили, оправились и двинулись дальше. Молчание становилось вязким, Жёлудь несколько раз обернулся. Глаза парней встретились, но теперь Гарик решил не нарушать тишину, не хотел снова получить резким взглядом Ворона под дых.

После второго привала у Гарика разболелась голова. Он морщился и всё думал, что где-то рядом плели колдовство фантомы, из-за этого виски сдавливало, а веки налились свинцом. Он ничего не говорил командиру, прислонился к сосне с шершавой красной корой и думал о том, что же они будут искать в городе. Вспомнил Настю, которая осталась там, их ссору, и то, как жалел, что они вместе не смогли спастись.

Двинулись дальше, пока не вышли к Тоннельному. Небольшой посёлок, где выросли Гарик с Жёлудем, сейчас стал безлюдным, опустевшим и поэтому жутким. Даже кошки и собаки исчезли. Ветер гулял между домами, пел скрипучую песню. Раскрытое окно хлопнуло рамой, и Жёлудь вздрогнул, сжал в руках автомат. Двери в домах то распахивались, то захлопывались. Поднялся вихрь, в ушах загудело, словно ветер выпроваживал нежданных гостей.

Путники двигались ещё минут двадцать. Посёлок наблюдал, деревья не шептали заклинаний. Ворон настороженно смотрел по сторонам. Тихо пробормотал, что не нравится ему эта тишина, точно что-то назревает.

— У моего соседа «уазик», — тихо проговорил Жёлудь.

— Что говоришь? — спросил Ворон.

— Я говорю, у соседа машина была, «уазик», ещё советский, — чуть громче произнёс Жёлудь. Голос его из противогаза прозвучал хрипло и сдавленно.

— Далеко от нас?

— Пару кварталов пройти.

— Веди.

Группа перестроилась. Теперь Жёлудь шёл первым, Ворон вторым, Гарик замыкающим. Двигались быстро. Гарик с удивлением отметил, что аномалии не особо сильно разрушили посёлок, а ещё ему показалось, что кто-то за ними пристально наблюдал. Безмолвие и чья-то слежка делали обстановку нервозной и тревожной.

Жёлудь юркнул в проход между дворами, махнул рукой. Гарик помнил этот проулок, здесь раньше жила злая собака. Лаяла и скалилась, поэтому ребята ходили тут редко. Теперь же ни одной живой души.

— Слышь, Гарик, — Жёлудь загадочно подмигнул товарищу, — у дяди Коли в гараже «уазик» стоял. Древний, но на ходу. Помнишь?

— Помнишь, — вздохнул Гарик. — Это тот «динозавр», что тарахтел на всю округу.

— Эх, а я не подумал, — сокрушённо пробормотал Жёлудь и обратился к командиру: — Товарищ капитан, а может, не стоит на «уазике» ехать?

— Не хочется в городе оставаться к ночи, — ответил Ворон, он напряжённо смотрел по сторонам. — Машину бросить всегда можно. Дороги свободные, быстро доберёмся до точки. Главное, чтобы призраки не преследовали. На трассах их никто ещё не наблюдал, только в посёлках и в лесах.

Ворон махнул рукой: — Вперёд! Жёлудь быстрым шагом двинулся к дому дяди Коли. Гарик считал, идея — дерьмо, но перечить Ворону не стал. По большому счету, тот тоже опасался аномалий. Время летело, надо было как можно быстрее вернуться обратно.

Жёлудь сообщил, что калитка у дядьки всегда открыта. Так и оказалось. Вошли во двор. Чисто и ухожено, будто хозяева рядом и скоро вернутся домой. Засохшие цветы в цветнике напомнили, что никто не приходил сюда уже много месяцев.

Машина одиноко стояла в гараже, двери распахнуты настежь. Инструменты на полу, точно дядя Коля сейчас вернётся.

Воронов осмотрел «уазик», пнул ногой колесо одно, другое, заглянул под капот, посветил фонариком и удовлетворённо кивнул.

— Ещё скажите, что бак полный, — усмехнулся Гарик.

— Щас аккумулятор проверим.

Повернул ключ в замке зажигания. Ничего.

Капитан мотнул головой в сторону бензобака, сказал, чтобы проверили бензин, есть или нет.

Жёлудь открутил крышку и глянул в горловину:

— Не вижу.

— Дурак, палку сунь, — посоветовал Гарик. Воронов скрестил руки на груди и наблюдал за ребятами, ещё раз проверил колёса, решил, что резина в порядке, хоть машина и простояла в гараже долго.

— Топлива хватит, — отрапортовал Жёлудь, — с толкача заведём тогда? Дядь Коля свою «ласточку» обихаживал, точно девушку, следил за техсостоянием.

— Тогда нам повезло, — сказал Ворон. — Машина хорошая, выдержит. — Протёр лобовое стекло, зеркала от пыли и сел за руль. — Может, ворота кто откроет?

— Я щас, — спохватился Гарик.

Выскочил со двора и побежал к распашным воротам.

Завели машину с толкача, Ворон приостановился, газанул, подождал, пока парни запрыгнут в автомобиль:

— Всегда уважал советскую технику. Ну что, поехали?

Жёлудь прыгнул на переднее сиденье, Гарик — на заднее. Движок «уазика» работал не так громко, как ожидали бойцы.

Ворон выжал сцепление, воткнул вторую передачу и легонько надавил на газ. Гарик положил голову на руки, сложенные на спинке переднего кресла. Вздохнул, напряжение не отпускало — в душе было неспокойно, вроде машина нашлась, поехали, а в животе точно кошки скреблись. Страшно было, что ждало их впереди, на дороге, в городе?

— Ну что, вперёд?

— Главное не дрейфить, товарищ командир, — хихикнул Жёлудь. Получил от Гарика подзатыльник и, обернувшись, вскинул брови.

— Ты чего?

— Сиди тихо, «не дрейфить», — проворчал Гарик, он нервничал, и идея с машиной ему казалась фиговой.

— Да, брось.

— Ага, бросил уже.

— Пацаны. — В голосе Ворона появились металлические нотки. — Сейчас пешком пойдёте.

Гарик шмыгнул носом, уставился в лобовое стекло. Жёлудь скрестил руки на груди и никак усесться не мог, затылок ныл, автомат мешал, снял его с шеи и поставил между коленей.

— На предохранителе? — тихо поинтересовался Гарик.

— Я ж не суицидник, — бросил Жёлудь, а потом замолчал, понимая, Ворон точно высадит, и пешком топать придётся. Они хоть и дружили с Гариком, но не прочь были поспорить иной раз.

Сверившись с картой, Ворон выехал на главную трассу, по направлению к Армавиру, и прибавил скорости. «Уазик» шёл уверенно, правда, немного поскрипывала подвеска. Командир посматривал на часы, а ребятам сказал следить за тем, что на обочине и в посадках. Нашёл им занятие, чтоб не спорили зря и не расслаблялись. Пирамидальные тополя в посадках раздетые, похожие на мачты, покачивались на ветру, ветви как десятки рук тянулись к серому небу.

Уже на подъезде к городу вдалеке на дороге появилась фигура. Воронов выругался и велел Жёлудю глянуть в бинокль.

— Мальчик, — дрожащим голосом произнёс парень, облизал пересохшие губы.

— Чувствовал, что не доедем спокойно, — процедил сквозь зубы Ворон.

Прибавил скорость, останавливаться не стал. Мальчик в полосатой футболке стоял посередине, там, где разделительная полоса, и смотрел на приближающуюся машину. Он походил на нечёткое изображение, как будто из старого телевизора кадр вырезали и воткнули на пустынной трассе.

— После него точно выскочит аномалия! — крикнул Гарик, чувствуя, как пот стекал по вискам и шее.

«Уазик» промчался, объезжая призрачную фигуру по обочине. Мальчик вскинул руки в сторону машины, из-под передних колёс вырвался столб жёлтого дыма. Машину тряхнуло, руль повело вправо, однако Ворон смог удержать его. Внезапно что-то бухнуло, завыло, капот подскочил,

— Что за хрень! — выпалил Гарик, в желудке сжалось, спина взмокла. Жёлудь выругался, Ворон вцепился в руль, пытаясь удержать машину, движок заглох и «уазик» встал.

— Все наружу!!! — приказал капитан.

Он как будто чувствовал приближающуюся беду.

Побежали в посадку, упали лицом вниз по приказу Ворона, а потом прогремел взрыв. «Разве такое возможно»? — пронеслось в голове Гарика. Он расцепил пальцы на затылке и приподнялся. Жёлудь смотрел на останки «уазика» и тихо матерился.

— Мутируют аномалии! Суки, — горько усмехнулся Воронов, ударил кулаком по земле и приказал подниматься.

До города было недалеко — обнадёживало. Фантомы пока утихомирились. Или так казалось. Башни ЛЭП, ржавые, нелепые. Кривые и покорёженные, будто здесь промчалось торнадо.

Шли около часа, сверились с картой. Компас в этой местности не дурил, что обнадёживало, синяя стрелка исправно указывала на Север.

Ленивое солнце ненадолго выглянуло из-за свинцовых туч, тусклое и ущербное. Сквозь сизую дымку облаков оно напоминало гнилое яблоко. Впереди — пустырь. Трава высохла, превратилась в бурый змеящийся ковёр.

— Местность открытая, — проговорил тихо Ворон, — идём цепочкой и быстро. Не зевать. «Пекло» может выскочить где угодно. Сначала воздух впереди дрожать начнёт, будьте начеку. Обойти можно, главное без паники. Оно чувствует страх.

Жёлудь подумал, что впервые видел Ворона таким. В город давно никто не ходил, и сейчас страшно было всем. Чувствовал, как пересохло во рту, и пить вдруг так сильно захотелось.

— Адрес точки, товарищ командир? — спросил он.

— Подъездная, сорок семь. По моей информации, оттуда исходят радиомагнитные импульсы. Док хоть и псих, но обрисовал ситуацию чётко. Двигаемся на северо-восток. Держимся рядом.

— А если призраки появятся? — спросил Гарик.

— Не смотреть им в глаза.

Почва на пустоши болотистая, вязкая. Путники двигались быстро, зорко вглядываясь вдаль, посматривали по сторонам. Впереди воздух вздрогнул. Предупреждение капитана оказалось не лишним. Ворон свернул в сторону, обошёл опасное место. Гарик обернулся и увидел, как за спиной из-под земли вырвались тонкие струи жёлтого смертоносного дыма «тумана».

Здесь жарко, в отличие от посёлка и болотистого леса. Пот струился по спине. Жёлудь шею всё тёр и чертыхался. Гарик поёжился, между лопатками чесалось и будто что-то бегало, и было противно. До места назначения идти недолго, уже виднелись дома окраины. Добрались без препятствий, чему все были рады, только эта радость казалась призрачной и недолгой.

Город встретил безмолвием, потускневшей и облезлой вывеской «Армавир». Пустой и поэтому жуткий, он словно ждал людей. Нет, не для того, чтобы поприветствовать и пригласить в полуразрушенные здания с ослепшими окнами. Не для того, чтобы напомнить о прошлом, которое осталось в болезненных воспоминаниях. Город жаждал поглотить, раздавить и сожрать без остатка троих незваных гостей.

— Глянь, снова мальчик, — шепнул Жёлудь другу, тыча пальцем в сторону серого дома. Гарик увидел всполохи пламени, они вырывались из окна первого этажа. Сглотнул слюну, под ложечкой засосало. Малыш в полосатой футболке стоял под окном и смотрел на парней. Лицо его показалось знакомым, Гарик зажмурился и замотал головой.

— Ходу, — буркнул Ворон. — Не смотреть ему в глаза.

— Это снова призрак того мальчика? — спросил Гарик.

Ворон не ответил, свернул в проулок, и парни последовали за ним.

— Чуете, гарью не пахнет, — бросил командир. — То-то и оно, призрак это. И всё время один и тот же мальчик.

Они прибавили шаг, выбрались по вздыбленному бетону на пригорок. Пятиэтажка около школы, почти не тронутая взрывной волной, стояла особняком среди руин. Она словно наблюдала за полуразрушенным кварталом. Гарик вдруг понял, что Настя жила как раз в этом доме. В мыслях вспыхнули слова Ворона: «Подъездная, сорок семь!»

— Это ж район Кирпичный. Слышьте, так это дом, где моя девушка жила, — выпалил Гарик.

В голосе парня Ворон услышал надежду, она смешалась с безысходностью. Разве так бывает, спрашивал он себя, взглянул на длинного и тощего Жёлудя, потом на коренастого белобрысого Гарика.

— Девушка, говоришь, — Ворон покачал головой. — Нет, там уже никого. Не надейся, парень. Идём.

Гарик опустил голову. Он и сам знал, что Настя, скорее всего, погибла. Аномалии в городе, как рассказывали выжившие, вырывались из-под земли яростно, хаотично, словно хотели стереть город с лица земли.

Затишье угнетало, фальшиво успокаивало, что ничего плохого не случится. Шли мимо кинотеатра. Взгляд Гарика задержался на старых афишах. Одни выгорели на солнце, другие влага превратила в облезлые картины. Те, что не мокли под дождём, сделались похожими на старые выцветшие комиксы. Особо жутко выглядели даты двухлетней давности, как будто время совершило скачок и за один миг изменило город до неузнаваемости.

До сорок седьмого дома рукой подать. Улицы завалены грудами мусора, битого кирпича и стекла, но Гарик с лёгкостью отыскал короткий путь. Вычертил взглядом старую тропинку. Она проходила между гаражами, змеилась вдоль домов частного сектора.

Тронул Ворона за рукав и показал, что если свернуть направо, можно быстрее добраться до нужного адреса.

Командир кивнул, огляделся, прислушался и знаком приказал молодым бойцам идти ближе к стене.

Жар пронёсся внезапно, рядом, словно дыхание дьявола, обжёг шею и грудь. Гарик зажмурился. Жёлудь сквозь зубы выругался. Ворон махнул, чтобы двигались быстрее, сделал знак рукой, чтобы не высовывались и берегли головы.

Под ногами вдруг загудело. «Это что, снова землетрясение»? — пронеслось в голове Гарика. Гул, переходящий в рёв, походил на рык громадного зверя.

— А говорили, мутантов здесь нет! — прошипел Жёлудь.

— Что это, Ворон?! Чё делать-то будем?!

— Тихо. Без паники.

Командир сделал два шага вперёд, посмотрел за стену гаража. Одноэтажные постройки выстроились забором — одинаковые с коричневыми металлическими крышами. Впереди через десять метров раскрыл пасть подъезд пятиэтажки. Дверь сорвана с петель, а в окнах первого этажа Ворон увидел всполохи пламени. Призрак мальчика возник у темнеющего входа в дом, вперился невидящим взглядом в бойцов. Вихры у мальчугана рыжие, ветер трепал их, создавая иллюзию, что вместо волос у ребёнка костёр на голове разгорался.

— Глянь, Жёлудь, их уже двое! — Гарик ткнул пальцем в сторону ещё одного фантома. Он так же материализовался из воздуха. Мальчики стояли по бокам от входа в подъезд, одинаковые, как две капли воды. Хмурились и сверлили чёрными мутными глазами пришельцев.

— Они не хотят, походу, чтобы мы вошли внутрь, — бросил Гарик Ворону. Командир обернулся, ухмыльнулся как-то странно, вскинул автомат, прицелился. Потом покачал головой и выругался. Не хотел ребят подставлять. Жалел, что и сам опасался идти в подъезд один, всё думал, как потом парни сами вернутся в бункер, если с ним что случится.

— Может, рискнём, — предложил Гарик. — Что они нам сделают?

— Мы ж не зря припёрлись сюда, — добавил Жёлудь.

— Не зря, парни. Нам позарез надо понять, что в этом доме скрывается, и кто этих мальчиков клепает. Не верю я в привидения, это технология какая-то точно. Только зачем? Массовый эксперимент? Испытания оружия?

Он выдохнул, а потом прямо перед ним вспыхнуло «пекло». Оно не походило ни на одно, что встречались им раньше. Огненная воронка завертелась, возникла, словно из неведомого портала. Гарик дёрнул командира за ремень, пламя успело опалить ему волосы. Ворон упал навзничь, прямо на парня. Откатились вместе в сторону противоположной стены гаража. Гарик больно ударился затылком о камень и вскрикнул. Аномалия шипела и рычала, замерла в воздухе, а потом уползла, цепляясь огненными щупальцами за камни, под гараж. Командир, шатаясь, поднялся на ноги, снял противогаз, вытер руками потное лицо.

— Идём. Давай, ходу-ходу!

Побежал первым, а Жёлудь с Гариком следом.

Мальчики провожали ледяным взглядом вбегающих в дом людей. Они влетели в подъезд, а Гарик, повинуясь какому-то неясному инстинкту, понёсся вверх по лестнице.

— Эй, стой! — крикнул Воронов.

Ноги сами несли к квартире Насти, на третий этаж. «Я должен проверить, там она или нет!» — стучало в голове.

— Игорь!

Голос капитана вернул в реальность. Дверь квартиры под номером одиннадцать распахнута. Гарик окинул взглядом знакомую прихожую, стены напоминали края портала в другой мир — оплавленные, покрытые каплями чёрной смолы. Он вошёл внутрь, услышал шорохи и скрежет. Там кто-то был. Ему показалось, что его звали по имени: «Настя, неужели, ты…»

Крепкая рука Ворона выволокла за воротник наружу и прижала к стене.

— Сдурел?! — прошипел наставник в ухо. — Я приказал не разделяться!

— Ты, придурок, — запыхавшийся Жёлудь вбежал на лестничную площадку, наклонился, переводя дыхание, обхватил руками колени и тяжело задышал: — Из-за своей бабы сбежал? Нет её здесь. Все тут сдохли.

Ярость словно выжидала, а теперь вырвалась на свободу из груди, с болью, с криком. Гарик бросился в сторону Жёлудя, хотел двинуть, а Ворон ударил первым. Легонько, леща отвесил по уху. Обидно. Боль не хило скрутила скулу, противогаз съехал набок, Гарик прижался к стене спиной и сполз на грязный щербатый пол, покрытый кирпичной крошкой и кусками штукатурки. Хотелось плакать, Насти больше нет, он уже никогда не обнимет, не поцелует её.

— Виноват, — процедил он сквозь зубы.

— Тихо, — Воронов повернулся в сторону одиннадцатой квартиры. Расстегнул рюкзак, вытащил прибор дока — чёрную коробочку с экраном и антенной. — Там что-то есть. Поднимайся, — бросил он Гарику, зыркнул в сторону Жёлудя. Дал понять, что разборки закончены.

— Вставай, придурок, — тихо пробормотал товарищ Гарику, — не злись, испугались за тебя.

— Знаю.

— Знаешь, это хорошо.

— Да пошёл ты.

— Только с тобой, — усмехнулся Жёлудь, вскинул автомат и двинулся следом за Вороном.

Когда Гарик вошёл внутрь обгоревшей квартиры, он не видел за спинами товарищей, что кто-то стоял в комнате. Щелчок передёрнутого затвора АКМ. Внезапная вспышка, обдало жаром, что-то невидимое потянуло Гарика внутрь комнаты. Рот заполнился слюной, затошнило, в висках забарабанили молоточки. Били больно, словно в голове засели лилипуты-садисты. Они наслаждались работой и монотонно отбивали только им понятный ритм, пока парень не потерял сознание.

* * *

Хэй, малыш, открой свои глаза,

Я знаю, ты придёшь ко мне в объятия,

Хэй, малыш, я знаю, что не зря,

Я для тебя надела это платье…

Она пела старую забытую песенку. Голосок её чистый, красивый, ни капли фальши. Гарик ощущал дыхание Насти на лице, холодные пальцы гладили его по волосам. Он открыл глаза. Реальность вырвала из грёз. Пахло гарью и кровью и жареной плотью. Он вскочил, огляделся по сторонам. Воронов и Жёлудь исчезли. «Куда они делись?» — билось в голове. Гарик запнулся о перевёрнутое кресло, упал, окунулся лицом в паутину. Потом услышал голос за спиной и обернулся.

— Зачем ты пришёл, Игорёк?

Сердце заколотилось. Пот струился между лопаток. Гарик облизал пересохшие губы, ощущая, как в комнате стало жарко.

— Перестань сопротивляться, иначе оно и тебя убьёт.

— Оно кто?

— Не знаю. — Голос Насти чужой, другой какой-то, как будто вырвался из кошмарного сна. — Я не понимаю, как делаю это, я не хочу больше никого убивать.

Она всхлипнула, а Гарику стало жаль её. Он помнил её красивой, доброй, он любил её. Взглянул с тоской в глаза девушки. Сейчас она сама на себя не похожа, грязные тёмные волосы свисали сальными прядями, порванные на коленях джинсы покрыты кровавыми пятнами, как и футболка. В воздухе витал дух пота, грязи и смерти. Он не понимал, как много запахов могло смешаться вместе. Окинул взглядом комнату, и в груди защемило.

— Как ты выжила?

— Оно не трогает меня.

— Оно. Это кто? Призраки?

— А ты разве не узнал его?

— В смысле, не узнал?! А должен был?

— Это же Ванечка — братик мой младший.

— Что за бред здесь происходит?

Гарик отошёл к окну и глянул вниз. Не хотел сталкиваться с Настиным взглядом. Мальчики в полосатых футболках стояли под окном и смотрели на него. Их было уже пятеро. Над городом дрожало марево, словно летняя жара нагрела августовский воздух, как на адской сковороде. «Где же ребята?» — снова пронеслось в голове. Из окна он их тоже не видел.

То тут, то там вспыхивали огненные воронки аномалий, а ещё в воздухе то и дело возникали прозрачные шары. Они напоминали мыльные пузыри, парили над мёртвыми улицами, походили на дроны из фантастических фильмов.

— Настя, что ты здесь делаешь? — спросил Гарик без обиняков, страх подбирался к горлу и сжал его костяными пальцами.

— Я хочу, чтобы всё прекратилось, но оно не слушается меня. Оно никогда не слушалось…

Она сжала кулачки и ударила ими по грязному полу. В глазах Насти вспыхнуло пламя, а волосы взметнулись вверх. Под ногами снова загудело. Гарик глянул в окно снова, судорожно сглотнул. Ванечки плакали, делали они это беззвучно, отчего ситуация становилась ещё более жуткой и безнадёжной.

— Успокойся, Насть, — тихо проговорил он, не глядя в её сторону. — Я пришёл, чтобы спасти тебя. Что здесь произошло?

Гул прекратился. Призраки Ванечек растаяли. В небе плавали «мыльные» пузыри, и больше ни одного духа Зоны на видимом пространстве. Гарик посмотрел на Настю, кивнул, словно догадываясь, в чём дело. Попросил, чтобы она начала рассказывать всё с самого начала.

— Говори. Давай. Ты же знаешь, что я прощу тебя.

Он сам не знал, почему сказал так, чувствовал, что Настя винила себя за что-то. Что-то ужасное, непростительное.

— Помнишь день, когда мы поругались, и ты ушёл?

Гарик молча мотнул головой. Да, поссорились, сбежал, обиделся, бродил по городу, а потом долго ждал автобуса. На попутке поехал домой, в посёлок. Там только и узнал, что ядовитый туман почти всех уничтожил в городе. Только было рванул обратно, как началось землетрясение.

— Ерунда всё это, мы бы всё равно помирились, — она вздохнула. — Ванечка играл в зале. Родители ещё не приехали с работы, а я сидела и ревела. Он звал меня, а я внимания не обращала, понимаешь? Раздражал он меня. Если бы я знала…

Настя замолчала, Гарик думал, что она заплачет, но нет. Теперь она стала тенью той Насти, которую он знал.

— Смотри сам, — она вдруг схватила его за руки. Пол под ногами превратился в топь, и Гарик полетел вниз. Оказался в квартире Насти, оставаясь бесплотным свидетелем разыгрывающейся драмы.

Настя сделал музыку громче, в дверь стучал Ванечка, младший брат. «Рамштайн» всегда успокаивает, ты ж знаешь, это моя любимая группа» — услышал он голос, как бы извне.

В комнате стало жарко, душно. Парень посмотрел в окно, закат, словно кистью раскрашивал небо. Солнце оранжевое и огромное. Запах едкого дыма заставил насторожиться. Ванечка кричал и стучал в дверь. Настя словно опомнилась, вскочила с кровати и кинулась к двери. Гарик ничем не мог ей помочь, он наблюдал, и, ощущая бессилие, сжимал кулаки.

Пламя ворвалось в комнату сестры, братишка с визгом залетел внутрь. У него обгорели волосы и ресницы. Он захлёбывался плачем и ничего не мог сказать.

Настя распахнула окно, закричала:

— Помогите! Пожар!!!

Гарик чувствовал, сейчас сердце разорвётся от ужаса, и понимал, что он уже ничем не мог помочь. Настя кричала из окна, пока не сорвала голос, её будто никто и не слышал. Люди мимо шли, и никто не отозвался! Парень порами ощущал страх брата и сестры, мурашки на коже и то, как волоски на шее поднялись.

Огонь просачивался в комнату, прожигал деревянную дверь, расцветал угольными цветами на белой поверхности. Языки пламени вырывались вместе с дымом из-под двери. Настя схватила Ванечку в охапку и полезла на подоконник.

— Настя, не на-а-а-до! — кричал братик. — Я боюсь!

— Тогда мы сгорим здесь! — крикнула старшая сестра. — Не бойся. — Она посмотрела вниз, понимая, что придётся прыгать и шансов выжить мало.

— Я не хочу прыгать!!!

Взрывная волна сорвала дверь с петель, огненный столб ворвался в комнату, пожирая вещи, плавя тела брата и сестры. Настя обняла Ванечку, зажмурилась. Гарик стоял, объятый пламенем, и видел, как девушка и мальчик горят заживо.

— Не-е-т! — душераздирающий крик прорезал воздух. — Где вы?! — похожая на факел Настя выглянула в окно. — Будьте вы все прокляты!!!

Прохожие видели языки пламени, вырывающиеся из окна, а ещё кричащего человека, объятого огнём.

— Горите все!!! Горите все-е-е!!!

Гарик нахмурился, безысходность с болью сдавила грудь. Нет, эти слова произносила не Настя, это был кто-то другой. Милая, добрая девочка не могла быть такой озлобленной.

Его точно окатило горячей волной, он зажмурился, а потом понял, что стоит рядом с Настей в комнате со следами пожара.

— Это я разрушила город, это я создала призраков и аномалии. Когда мне захотелось вернуть мир обратно, они больше не слушались.

Гарик стянул с лица противогаз, вытер ладонями потное лицо и опустился рядом с девушкой на пол. Обнял её, понимая, что прежней Насти уже нет, что-то умерло и в нём сегодня, наверное, надежда или желание жить дальше. Гарик не думал уже ни о чём, сжимая руку Насти, слыша её прерывистое дыхание.

— Я не знаю, что со мной, Гарик, — она вздрогнула всем телом и прижалась к его груди. — Сколько времени прошло? Как будто я умерла тоже.

— Два года прошло, — уронил он надтреснутым голосом. Не верил, что подобное могло случиться, что человек способен создать Зону отчуждения, которая превратилась в живую материю. Она пожирала мир, с каждым клочком земли, и происходящее не могло исходить от Насти. Нет, это никак не могло быть.

— Два года, — повторила за ним девушка, изо рта её вырвался горький булькающий смешок. — Ты шутишь?

— Нет.

— Как же остановить всё это?!

— Не знаю.

— Я не хочу, чтобы кто-то умер ещё! Если всё дело во мне, просто убей! — Настя вдруг вцепилась худыми руками в дуло автомата, он болтался на ремне, перекинутый через шею Гарика. Приставила к груди и чуть не нажала на спусковой крючок. Парень спохватился, оттолкнул её:

— Дура что ли?!!

Он вскочил на ноги, ощущая, что, глядя на Настю, не испытывал страха или ненависти. Нет, она ни в чём не виновата, даже если это она вызвала ужасных демонов Зоны.

— Что мне делать, Игорёша?

— По-моему, тебе надо простить себя, Настя.

— Простить? Так просто?!

Гарик кивнул.

— Ты не виновата в гибели брата, это был несчастный случай…

— Но я виновата!

— Значит, и я. Мы поссорились, я ушёл.

— Я уже не помню, из-за чего…

— Я тоже, и это не важно! Идём, я выведу тебя отсюда, возможно, что-то изменится тогда.

Настя улыбнулась, и в её улыбке Гарик прочёл обречённость. Девушка покачала головой и сказала:

— Только смерть, Гарик, выход только в ней.

Он не ожидал, что Настя стремительно выскочит из комнаты на лестничную клетку и побежит вниз. Стены задрожали, Гарик кинулся вдогонку. Землетрясение хотело остановить его. По стенам ползли рваные трещины, напоминающие реки на географической карте, ступени ожили и трещали, лопались, обваливались за спиной. Из подъезда вырвался клуб пыли. Словно в тумане, Гарик выбрался наружу и увидел, как Настя бежит по их тропинке к школе. Теперь к развалинам здания.

Он кинулся за ней, понимая, что не может догнать, поражался, сколько в ней силы и выносливости. «Кем она стала, что вообще теперь она такое»?!

— Настя!!! — крикнул Гарик до боли в горле. В лёгкие ворвался густой горячий воздух. Противогаз остался там, в доме. Парень бежал по развороченному асфальту, задыхался, ощущая, каким стал густым воздух. Он бежал словно в патоке, которая не давала двигаться быстрее. Напоролся на арматуру, торчащую из куска бетона. Боль пронзила развороченное колено, Гарик упал, распластавшись на щебёнке. Слёзы застилали глаза, и ему хотелось одного, чтобы Настя вернулась, чтобы всё плохое, вся боль и страх остались там, в сгоревшей квартире.

— Настя! Стой!!!

Он поднялся, припустил следом за девчонкой, не обращал внимания на кровь, которая хлестала из раны.

Аномалии наблюдали. Тишина, и лишь звук его шагов глухо отдавался в пустоте из стекла и бетона.

— Настя! — прохрипел Гарик, упал на ступени перед разрушенной школой, видя, как девушка остановилась у входа в здание. Она будто и не слышала его, искала что-то, смотрела невидящим взглядом вокруг, потом взяла за руку будто бы призрачное существо и вошла внутрь.

В голове прозвучал голос, отчего парень поморщился. Стальные молоточки в висках заколотили снова, как это было перед тем, как он увидел вспышку в квартире Насти.

«Я никогда не смогу простить себя. На это способен человек, но от меня остался лишь пепел. Не знаю, как вынесла боль, как сделала то, что сделала. У меня осталось одно — это чувство и воспоминания, что когда-то я умела любить. Как и сейчас…»

Взрыв оборвал звук её голоса. Гарик попытался встать на ноги, но хруст в колене, сопровождаемый дикой болью, опрокинул его на бетонную плиту, покрытую осколками. Ему необходимо было найти Настю. Гарик знал, что она сама стала призраком, только как научилась материализоваться, неясно. «Где же Воронов и Жёлудь, они погибли? А может, всё это просто игра разума, возможно, я, как док, чокнулся?»

Гарик полз на четвереньках, волоча за собой ногу. Боль притупилась «Разве может человек создать мир из кошмаров, призраков, да и Разлом, уничтоживший город. Этого же не может быть?»

* * *

Чья-то рука тронула его за плечо. Гарик вздрогнул и открыл глаза. Яркое голубое небо ослепило. Солнечные лучи пробивались сквозь лёгкие облака и щекотали нос. Он улыбнулся и застонал, лицо в нескольких местах закололо.

— Тише-тише, последний осколок вытащили.

Механик склонился над ним, улыбался, дышал сигаретным дымом в лицо и качал головой.

— Слава Богу, нашли.

— Кого?

— Тебя, кого ж ещё. Ушёл от группы в одиночку. Ну не дурень ли!

— Дык я ж с Вороном и Жёлудем…

— Не гони, — махнул рукой Механик. — Они около заданной точки потеряли тебя.

— Они не погибли?

— Да что за бред, — мужчина коснулся ладонью лба Гарика. — Вон они, легки на помине.

Гарик попытался встать, но резкая боль в колене помешала подняться. Механик успокаивал его, гладил по плечу и говорил, что как потеряли его, вызвали поисковую команду. Округу прочесали, следов будто бы и не было. Сутки искали. В город вошли снова.

— Воронов первым заметил, когда стемнело, что на небе звёзды появились. Ребята удивились даже. Два года, ёлки зелёные, неба не видели. На рассвете в город вошли, и странное дело, ни одной аномалии или призраков. Док их тоже больше не видел, говорил всё, что Зона отпустила нас всех. Мне это, конечно, бредом показалось, но хотелось верить. Все поверили…

Гарик повернул голову на звук приближающихся шагов. Увидел товарищей, в груди ёкнуло, а в желудке засосало. Он облизал потрескавшиеся губы и улыбнулся.

Щебет птиц наполнил тишину развалин города надеждой.

— Птицы? — спросил Жёлудь.

— Они вернулись, Кость, — улыбнулся Гарик.

— Что, ожил? — строго, но по-доброму поинтересовался Воронов. Не сдержал улыбку и, закурив, отвернулся. Голова перебинтована, на лице ссадины.

— Вы видели их?

— Кого?

— Призраков? Девушку и её брата?

— Девушка погибла, — упавшим голосом сказал Ворон. Потёр ладонью небритый подбородок. — Странная такая. Стояла на развалинах школы… Да, и откуда у неё граната взялась? Я хотел только ей крикнуть, а она чеку вырвала, и всё. Конец. Меня отбросило назад, ранило осколком. Ребята вбежали в развалины, осмотрелись, а нет её. Чертовщина снова мерещится, решил.

Гарик поднял глаза к небу, а ещё взглядом уловил малиновку, опустившуюся на покрытую трещинами бетонную плиту. Птица смотрела на него, и ему показалось, что у неё взгляд Насти — девушки, которая создала пугающий мир и ушла, ничего не объяснив.

Малиновка вспорхнула и полетела дальше в голубое небо — чистое, светлое.

Правила игры Зоны Настя забрала с собой. «Игры ярости» порой способны создавать уродливые гримасы. Что открыло Разлом и вызвало аномалии, так и осталось неизвестным. Оставшихся в живых людей данный факт интересовал мало. Они спешно покидали место, которое называли бывшей Зоной Разлома. Старались забыть ужасы аномалий, ежедневное желание спрятаться и страх потерять близких. Бункер опустел. Его закрыли, документы о происшествии на территории Краснодарского края засекретили. На территории остались военные и учёные, они искали причину создания аномальной области.

Человеческая память странная вещь — всё, что пугает нас, прячется в уголках подсознания, забывается до той поры, пока что-то вновь не напомнит о событиях прошлого.

Ланида Соколова
ДИКОЕ ПОВЕТРИЕ

1. Утро было вполне нормальным

Почему по утрам в квартире так много звуков? Все ходят и шумят, невозможно спросонья понять, что от тебя, сонного, им надо.

— Серёжа, вставай!

Он поморщился, натянул одеяло до ушей, но долго так лежать никогда не получалось. Обычно приходил батя, протискивался в дверь, совал легонько кулаком Серёге в бок и скидывал одеяло на пол. Так вышло и на этот раз.

Серёга прошлёпал босиком в ванную, постоял под холодным душем, замёрз, но проснулся окончательно. На кухне поприветствовал родных, наблюдая, как батя щурится в ответ насмешливо… Новый день начался.

Тот день сделала именно бабуля. Если бы не её просьба смотаться до магаза, «одна нога здесь, другая там», Серёга так и наслаждался бы утренним чаем. Вечно спешащая мать к тому времени уже надевала сестрёнке сапожки в коридоре, а та ныла, не хотела идти в сад.

Именно в это время бабушка у плиты, снимая со сковороды порцию оладушков, на замечание отца, что нет дома под такую вкусноту сметанки, указала острым подбородком на любимого внука.

— Серёжа, скатайся колобком за молочным продуктом. Да не гляди так по-волчьи. Сметана шибко нужна! Вишь, семья оголодамши сидит!

Спорить с бабулей было вообще бесполезно. Тем более Серёга с утра никуда не спешил, первую пару отменили.

Он взял протянутую батей сотку, накинул ветровку на плечо и, уже сбегая по лестнице, вспомнил, что сотовый остался в спальне на зарядке. «Ну и ладно, я же „одна нога здесь, другая там“», — подумал он и понёсся по улице в сторону магазина. Бегать он любил, добираясь, например, до института, незаметно для себя всегда переходил с быстрого шага на бег, вот и сейчас нёсся по мокрой аллее. Сверху сыпал стеклянный дождь, прохожие шарахались от него, а он скакал по лужам радостно.

Ввалившись в магазин, притормозил у витрины с шоколадками, перевёл дыхание и огляделся. Магазин был практически пуст в то утро. Только в колбасном отделе торчал потный мужик в помятой рубахе навыпуск, унылая тётка-продавец выставляла на полку банки кофе, а вдоль пивных рядов ошивался потрёпанного вида мужичок с полторахой крепкого в руках.

Мельком взглянув на алконавта, Серёга прошёл до молочки, уцепил сметану и двинул к кассе…

И как бы всё. На этом нормальное в жизни закончилось. А началось…

Сергей сидел на корточках, скрючившись в три погибели у стены какого-то склада. Сердце бешено колотилось, в голове звенело. Он прижал ладони к вискам, вроде полегче.

И всё-таки, чёрт побери, что же…

2. Следопыт Звёздного флота получает дурное известие

— …происходит-то с тобой, Данила Ильич! — Посланный из рубки гонец был озадачен. — Я уж третий раз к вам от батьки-рулевого нашего с посланием, а ты, славный сыскарь, все сидишь, как сыч, да по кнопкам тычешь.

Данила поднял голову от портативного ПК. В каюте было тесно, и славному сыскарю, мужику рослому и в плечах широкому, сидеть за узким столом было неудобно. Да ещё и этот торчит в коридоре, глядит в душу.

— Что ж вам всем без меня не живётся, только мается, — вздохнул Данила. — Давай сюда депешу, только зазря батька ко мне посылает, у меня тут свои загадки имеются не отгаданные.

— На то ты, Ильич, и числишься среди нашей дружины разыскателем, — молвил гонец, протягивая тонкий, как паутинка, переливчатый лист флэш-грамоты. Данила протянул широкую ладонь, и грамота невесомо легла на неё.

— Век цифровых технологий, а они все послания носят, — проворчал сыскарь. — Никак от традиций не откажутся.

Он аккуратно прилепил лист грамоты к монитору, ноут зашипел тихонько, лист растёкся по нему, как блин по сковородке и впитался в недра машины, неся очередное информационное послание, возможно, и важное, но Даниле сейчас абсолютно не нужное.

— Ступай к батьке. — Оторвав взор от экрана, сыскарь обратился к гонцу. — И передай ему, пусть пустяками меня не тревожит, от дум не отвлекает, дело у меня затевается.

И, повернувшись к входу широкой спиной, вновь уставившись в монитор, застучал было по клавишам, но взглядом пробежал сообщение депеши и от удивления аж руками всплеснул.

Тут же вскочил, уронив стул, вывалился из тесноты в коридор и быстрым шагом устремился в сторону рубки.

— Видать, батька нашёл-таки способ вытащить меня из норы, — усмехнулся сыскарь в густую бороду, двигаясь по переходу в сторону рабочего сектора. — Так и быть, на разговор к нему пожалую, он мне чудо, а я ему…

3. А в это время на краю света. Маленький демон и его няня

— Сказку хочу! — Павлик сидел на полу возле камина, в котором гудело дымное тяжёлое пламя. Огонь плясал на его ладошках, брызгая искрами, приручённый, но коварный и жаркий. И в глубине его глаз прыгали хитрые язычки пламени — Аар он либо полукровка, но с такими надо всегда быть начеку.

— Вика, расскажи мне сказку про старушку-смерть, тогда, возможно, я сегодня сладко засну. — Пацан улыбался так мило, на щеках ямочки, — Ты же мечтаешь, чтобы я задремал, и ты выбежала во двор к солнцу, радуясь нежданной свободе, проклиная меня, странную тварь, и себя за то, что согласилась быть моей няней второй год подряд.

Он склонил голову набок, тряхнув золотистыми кудрями, в огромных глазах теперь горели не огоньки, а факелы.

— А я ведь привык к тебе, моя добрая Вика, и к твоим грустным сказкам, наполненным тоской по свету, — и добавил капризно: — Но ты же знаешь, что до конца ночи я не усну, а с огнём играть мне уже давно надоело… Давай подожжём долину?! — Мальчик вдруг вскочил на ноги, за его спиной тени заплясали по стенам уродливо.

Вика скрестила пальцы и укоризненно покачала головой.

— Павел Аар четвёртый сын дома Саахов! — строго произнесла она. — Ничего поджигать мы не станем! — и добавила, смягчаясь: — Ну что за несносный ребёнок! Да и долину ты спалил ещё в прошлую пятницу…

Мальчишка залился звонким смехом, хлопая себя по коленкам, гася на ладошках огоньки. Потом, в порыве неожиданной ласки, прильнул к няне, обняв её за шею.

— Добрая Вика, расскажи мне сказку про жизнь твоего народа!

— Ну, хорошо, поросёнок, слушай. — Девушка улыбнулась, усаживаясь в кресло у камина, мальчик пристроился у её ног.

— Далеко-предалеко в мире, названном Терра, живёт народ, победивший природу и построивший по всей планете огромные города. В их небесах летают гигантские стальные птицы, а по океанам плавают большие суда, и сейчас там, наверное, осень в родном городе на Оби и леса стоят жёлтые и красные, а воздух…

4. Отравленный воздух. Батько трубит общий сбор

— Да что ты городишь, Данила Ильич?! Как воздух-то вредить им способен? — Батько хмурился, не веря словам сыскаря, но тот стоял на своём: беда, мол, близится, в любой момент может сгинуть целый народ от какой-то неведомой чумы, дикого поветрия.

— У них же на Терре там и атмосферы, верно, никакой нет, — продолжал воевода. — Мы ж замеры делали намедни, тяжёлые металлы, оксиды азота… В их городах вообще вздохнуть невозможно, где уж тут кислороду-то быть?

— Чую я, что с воздухом эту хворь к ним несёт. — Данила скрестил ручищи на груди. — Твоя депеша с замерами только подтверждает мои опасения. Раса чудная, спору нет, резвятся, как дети малые, леса рубят, войны да заварушки устраивают, да только не мне тебе говорить, что дружина наша вот таких непутёвых оберегать поставлена.

Он вздохнул глубоко.

— А тут ещё мальца искать надобно, Арчи уже кипят и огнём плюются, вернуть его требуют, а парнишка тот хоть и тварь тёмная, но все ж дитя.

Мелодичный сигнал внутренней связи прервал их спор. Звонок из лаборатории подтвердил опасения сыскаря. Воздух на Терре был заражён. И жить местному народу оставалось от силы пару космических суток…

— Решено! Общий сбор! — Воевода ударил широкой ладонью по столу. — Дело-то не шуточное, целая раса гибнет. — Сорвал с пояса охотничий рог и затрубил.

И в этот же миг визгливой волынкой заныла сирена, и глашатаи, в разных частях судна закричали дикими голосами:

— Общий сбор! Всем собраться в главном зале!

Дружинники, выскакивая из кают, с грохотом неслись по коридорам, на ходу натягивая кольчуги, пятерней приглаживая кудри, цепляя нагрудные номера.

Воины спешно строились в ряды, и Данила заметил на многих лицах недоумение, общего сбора не было уже давно.

Над головой сирена снова пронзительно…

5. Вот и сходил за сметаной! Жуть в магазине

…Завизжала. Будто несчастную женщину рвали собаки. Причём прямо в прикассовой зоне. Серёга так и сел со страху на пол возле коробок с бананами. Вопль резко оборвался. Следом раздался грохот: это обрушилась башня из тушёнки в другой стороне торгового зала. И наступила тишина, такая, что парень слышал своё дыхание, хотя дышать старался максимально тихо. Он сидел за фруктовой витриной, прислушиваясь, и отчего-то был стопроцентно уверен — высовываться не стоит…

Шли минуты, Сергей ощущал беспомощность, такое бывает во сне, когда вроде бы ничего не происходит, но пипец как страшно.

Справа послышалась возня, и кто-то засопел прямо в спину. Серёга шарахнулся в сторону, ногой зацепился за ящик и чуть не заорал.

— Ты че, боец, творишь?! — Напротив из-за палеты на него глядел тот самый потасканный мужичок, бутыль пива он по-прежнему держал в руке. — Чуть не спалились из-за тебя.

— А ты засел рядом и дышишь! Вообще, че происходит? — Серёга высунулся из-за фруктов и тут же получил в ухо от наглого алкаша. — Да ты, дядя, офигел ваще?!

— Тихо сиди, пацан! — прошипел алкаш ему прямо в лицо и дёрнул за рукав вниз, он был совсем рядом. — Жрут они там. А я утёк.

— Кого жрут, дядя? — пробормотал Сергей оторопело.

— Кого не знаю, ладно, чтоб нас не сожрали, — разумно отозвался мужик, добавил строго: — Кому дядя, а тебе Виталий.

Предупреждая следующий вопрос Сергея, тихонько ткнул его пальцем в ребра.

— Зырь сюда, вон дырка в палете, — и отодвинулся в сторону. Сергей осторожно в дыру стал разглядывать зал. Никого нет… Стоп. А вон там что?!

— Да боже ж ты мой!

Тварь, жевавшая что-то, быстро обернулась, уставилась на Серёгу белёсыми мёртвыми глазами… одним глазом… второй вытек и блестел в глазнице комком слизи. Серёга икнул от ужаса и попятился…

На несчастной женщине почти не было одежды, это была та самая унылая тётка из отдела кофе, только теперь она не выставляла товар. Её тело с кожей синюшного оттенка, раздутое, напоминало утопленника, пробывшего под водой как минимум несколько дней, между тем ощущалось, что соображает и двигается эта тварь довольно быстро. Похоже было, что перед смертью баба с кем-то отчаянно, но недолго дралась. Кожа и лоскуты одежды свисали с неё кусками, ногти были поломаны, все тело изрезано и исхлёстано будто бы длинными когтями.

В руке она держала окровавленный кусок мяса… или чьей-то плоти, на него налип обрывок клетчатой ткани. Сергей вспомнил, что подобный рисунок был на рубашке того жирного парня из колбасного отдела.

— Слышь, пацан, валим. — За спиной Серёги Виталя на четвереньках быстро отползал в сторону склада. — Чую, щас эта марамойка тут беспределить начнёт.

Тварь издала булькающий звук и быстро, в одно движение, переместилась к фруктовому отделу. Сергей стоял теперь перед ней в полный рост. Он не мог бежать, ноги будто приросли к полу, снова возникло ощущение, что вся эта хрень происходит во сне, надо лишь проснуться и…

А тварь вдруг совсем по-женски мило улыбнулась и призывно махнула ему рукой, мол, иди сюда. Серёга замотал головой отрицательно. Тогда тварь сделала шаг вперёд. И ещё один шаг.

И протянула к нему руку со скрюченными…

6. Гадание на рунах. Вика хочет увидеть свой мир

— Пальцами работай! Чувствуй холод старых костей. Руны кладут вот так, плашмя, иначе они искажают пространство! — Аар, сын дома Саахов, азартно выбрасывал на поле плоские кости с древней рунической вязью на каждой. Вика, взяв костяную пластинку, брезгливо принюхалась.

— Я даже и знать не хочу, из какого животного ты вынул этот остов! — Но улыбнулась, глядя, как сосредоточен мальчишка на этой таинственной игре.

— Добрая няня, хочешь, руны предскажут твою судьбу? — Аар рассмеялся. — Боюсь, предрекут они, что жизнь проведёшь ты со мной в этом мрачном замке до самой смерти.

— Вот как? — Вика взглянула хитро, сгребла мальчишку в охапку. — О, дорогой, а теперь я предскажу твою судьбу! Кто-то очень нахальный сегодня останется и без десерта, и без вечерней прогулки по крыше! И ещё этот кто-то очень боится щекотки!

— Строгая Вика, прошу, не лишай меня холода крыш! А-ха-ха! — Мальчишка хихикал, извивался, стараясь вырваться из цепких объятий и, хотя улыбался, но в глазах затаилась грусть. — Хочешь, я стану твоим проводником в мир теней? Что ты сейчас хотела бы узнать? Эти руны мне никогда не лгут.

Вика задумалась… Все это время, пока она проводила с юным демоном, мечтала, как вернётся домой. Но пошёл второй год, оговорённый контрактом, и она поняла, что любит этого мальчишку как младшего брата. Хотя было странно, что по уговору нужно было не покидать стен этого старого замка, да и родители-демоны что-то не спешили навещать своего сорванца.

Домой вернуться, конечно, хотелось, очень. Только где теперь её дом?

— Хочу увидеть свой родной мир. Павлик, ты знаешь? Я очень скучаю по своим близким и не знаю, что происходит у них там сейчас.

Мальчик стал очень серьёзным. Строго взглянул на неё.

— Ты уверена, что именно этого хочешь?

— Да, ты же сказал, что сделать это возможно.

— Для меня почти нет невозможного. Только запомни: опасен путь среди звёзд. Странные образы будут терзать твой разум. То, что подвластно мне, может убить тебя!

— Ты же спасёшь меня, маленький демон?

— Да, я буду рядом с тобой. — Мальчик тряхнул золотыми кудрями решительно. — А сейчас подойди к столу и положи ладони вот на эту резную доску. Не бойся, когда вокруг тебя вспыхнет яркое пламя, ты не сгоришь, огонь лишь добавит тебе проницательности. Славная Вика, я брошу кости, и ты сможешь смотреть сквозь пространство и мрак, ощутишь связь со своим народом, невзирая на расстояние, разделяющее вас, а я открою дорогу в твой мир.

Девушка подошла к столу, положила узкие ладошки с краю на резную дощечку и прикрыла глаза. Пламя охватило её почти моментально, когда демон кинул на стол первую руну. И она пронзительно закричала… Но не от боли. А от страха.

7. Построение дружины. Быть походу на Терру!

— Страхолюдно вы, други, смотритесь! Будто не в дружине служите, а скот пасти вам назначено! — Батько, обходя ряды, хмурил густые брови, головой качал. — Вот собрали флот небесный, вас с почётом туда приняли. Долго мы в небесах болтаемся, а когда мужикам ратной работы нет, тогда воина того, безвольного, победить возможно каждому, даже дитя с ним справится.

Данила с угла смотрел, как рулевой серчает, и забавно ему было глядеть на унылые лица ратников.

За его спиной с широкого экрана на воеводу тоже глядели воины — картинка транслировалась со всех кораблей Звёздного флота.

— А посему задача ваша, — продолжал ораторствовать воевода, — принуждение врага к миру не уговорами, а ратной силою!

Сыскарь меж тем заметил, как над вытянувшимися в струнку ратниками воздух задрожал и возникла будто лёгкая дымка, морок. Это Всевидящим своим оком ЦуП — главный корабельный компьютер — бесстрастно оценивал обстановку.

Данила вышел из своего укромного места и встал рядом с рулевым, чуя исходившую от воинов насторожённость — сыскарей не любили.

— Други мои, — он поднял руку, заговорив громко, обращаясь сразу ко всем, — флоту нашему небесному был отдан приказ идти от центра Галактики по рукаву Ориона до Пути Млечного, патрулируя места дикие, находя народы неведомые, одних усмиряя, других поощряя на благие дела. Мы уходили от родных берегов все дальше, и на краю мира ЦуП, отыскав звезду класса Жёлтый карлик, направила наши корабли к тем беспокойным берегам.

Сотню галактических лет наш флот сторожит теперь границы этих мест, и я наблюдаю, как раса Терры — третьей по счету планеты — в своём развитии переживает расцветы и падения. Народ там, скажу я, до сих пор дикий. Они обернули против себя свою же науку, а планету иссушили и загадили. Мы не мешали до поры, но теперь ветра на Терре содержат яд, лишающий живущих там их разума, и сроку отведено нам мало. Моя задача — найти первоисточник этой напасти. Ваша — усмирить безумцев, если того дело потребует.

И Данила отступил на два шага назад, показывая, что говорить он закончил.

— А посему, дружина, — воевода хмурил брови, оглядывая всех внимательно, — корабль сыскаря уходит к планете немедленно, всем воинам быть наготове. Ежели Данила пошлёт сигнал тревоги, быть походу на Терру! И помните — звёздный воин владеет не только мечом, но и…

8. Схватка с зомби-тёткой. Свирепый Виталя

— Лопатой ты её хрен убьёшь! — Алкаш Виталя скрылся уже за дверью склада. — Ты че, пацан, засох, что ли? Валим отсюда! Нахрен нам такая Аргентина!

Тварь издала тонкий, какой-то птичий визг и бросилась вперёд, прямо на Серёгу, растопырив пальцы и оскалившись. То ли этот визг, то ли панический ужас, охвативший парня, вывел его из ступора. Дико заорав, Сергей отпрыгнул в сторону от бежавшей на него мерзкой бабы, с разворота пнул её в бок ногой, отчего она рухнула на стойку с фруктами, её нога попала в пустой ящик, и чудовищная тварь, издав какой-то утиный крик, распласталась на полу.

Вбежав на склад, Сергей заметался между полок и чуть не сбил с ног Виталю. Тот, согнувшись, вытаскивал за черенок из-под стеллажа штыковую лопату.

— Слышь, герой, харе метаться, пока эта курва не очухалась, бери топор, кажись, нас двое в живых осталось.

— Да как же это — двое в живых?! — Серёгу била крупная дрожь. — Я же в магаз за сметаной пошёл…

— Ага, а я за пивом. — Алкаш усмехнулся, показав щербатые прокуренные зубы. — У нас на все десять секунд, глянь, она уже поднимается.

Уродливая туша, вся в раздавленных фруктах, встала на четвереньки и двинулась вперёд, к складу, её зад колыхался, голова дёргалась по-птичьи, она принюхивалась, будто искала их след.

— По беспределу, значит, — зло прошипел сквозь зубы Виталя. — А вафлю в грызло не хочешь?!

Со штыковой лопатой в руках он выбежал со склада, бросился к твари, пнул её в лицо, опрокинув на бок, ударил лопатой в живот, заорал дурным голосом и всадил острие чудовищу в гнилую грудь. Захрустели кости, дрянь визжала и крутилась по полу в лужах темной крови, а Виталий яростно бил её лопатой, выкрикивая что-то нечленораздельное.

Что было дальше, Сергей не помнил. В тот момент, когда Виталя заканчивал с тварью, он валялся на полу в беспамятстве, отрубившись возле стеллажа с туалетной бумагой. Он ничего не ощущал, только настойчиво…

9. Портал между мирами. Бестии в городском парке

…повторялось слово bestias. Вика рыдала от отчаянья и ужаса, вцепившись в край стола онемевшими пальцами, её внутренний взор обрёл удивительную чёткость и глубину. Сердце чувствовало — где-то совсем близко сейчас её мир, но страшное слово ревело в воспламенённом сознании.

BESTIAS

Она бежала от этого слова, скрываясь в длинных коридорах лабиринта свинцовых теней, в щелях между мирами; ускользала по полям, залитым ядовитым сиянием злых звёзд; кричала сквозь время и пространство, металась, не чувствуя тела, силясь различить в дьявольской пустоте тёплый голубой свет её мира.

— Ви-и-ика, вернись! — Знакомый голос звал все настойчивее, проникал в сознание, приносил успокоение и надежду. — Я здесь и с тобой! Просто смотри на меня!

— Ах… — Она вздохнула полной грудью и обернулась на зов.

Дикое слово, лишавшее сил, ушло… Окрепла воля, страх отступил.

— Вика! Иди ко мне!

Неподалёку в пустоте совершенно нелепо висел прямоугольник огромной двери, и в ледяном свете звёзд было видно, что она приоткрыта. И небольшая фигурка Павлика Аара, четвёртого наследника дома Саахов, чётким силуэтом выделялась на фоне этой гигантской двери. Он улыбнулся, тряхнув кудрями, помахал ей. Она легко подплыла к нему, чувствуя нелепость всего происходящего, протянула руку и потрогала край двери. Настоящая. Пальцы ощутили холод полированного дерева.

— Павел, где мы?

— Мы в промежутке между мирами, отсюда дорога ведёт прямо к твоему дому, — отозвался юный демон и хитро прищурился. — Угадай, кто лучший в мире взломщик подобных порталов? — Он взял девушку за руку, его ладошка было горячей. — Мы совершим побег, моя добрая няня! Только ответь мне, что испугало тебя в этой кромешной ночи? Отчего ты кричала?

— Я видела слово и ощущала его, будто живое. Оно рвало мою душу на части…

— Бедная Вика! Идём! Здесь нельзя оставаться надолго.

И они, держась друг за друга, пробрались сквозь узкую щель в пространстве, оставив позади холодный свет звёзд. Дверь захлопнулась. Их мягко толкнуло в спины потоком тёплого воздуха.

Здесь было много солнечного света… Стояла ранняя осень, недавно прошёл дождь, капли сверкали в жёлтой листве. Блестел мокрый асфальт, тени деревьев ложились на фасады старых домов. Это были дворы её детства. Вика счастливо засмеялась, протянула ладони к солнцу.

— Павлик, у нас получилось! Это мой родной город! Вот по той аллее я ходила в школу. А дальше, за поворотом дороги, мой дом. Как давно я здесь не была! — Она схватила юного демона за руку, шутливо добавив: — Идём быстрее, храбрый Аар, я представлю тебя моему отцу! Не согласится ли ваше темнейшество отобедать в кругу моей семьи?

— Нет, мы никуда не пойдём. — Мальчик отстранился, наклонив голову, прислушался. — Как-то слишком тихо вокруг… И людей на аллее нет. Я чувствую зло, оно здесь повсюду! И тебе, слабая Вика, лучше остаться на месте, пока я открываю дверь для возвращения обратно.

— Ну какая угроза может таится в моем родном мире?! Мне нужно увидеть семью, я годами безумно скучала по дому, и теперь, когда мы здесь не пробыли и пяти минут, ты говоришь о страшной опасности?! Посмотри, ясный солнечный день, вон ребёнок идёт по аллее. В руке поводок, он, наверное, ищет своего пса. Может быть, он и есть твоё вселенское зло?!

Мальчик, бредущий по аллее, вдруг остановился и присел на корточки, подняв голову, будто принюхиваясь…

— Что он делает? — прошептала Вика.

— Нас ищет, — ответил Павел. — По запаху, будто сам он пёс.

Мальчишка с поводком замер, повернув голову в их сторону, потом, взвыв звериным голосом, быстро устремился к Вике. Два гигантских прыжка — и странная тварь оказалась совсем рядом. Это был пацан лет шести, все лицо его было разбито, левый глаз слепо таращился вверх, оторванное ухо болталось на лоскуте кожи. На шее ребёнка собачий поводок был затянут в удавку, другой конец поводка нежить сжимала в окровавленной руке.

Пацан, жутко оскалившись, левой рукой вцепился Вике в волосы. Она завизжала и упала на колени.

— Ах-х-хщ-щ-щ-щ! — Павлик налетел на урода, сбил с ног и стал выкручивать ему руку, ломая пальцы. Тот мычал и извивался, изо рта его потекла кровь. Когда Аар стал затягивать на шее жуткого ребёнка поводок, пальцы зомби разжались…

Вика, крича от ужаса, отбежала подальше к дереву и снова упала на траву, ноги не держали её. Павел отпустил нежить и отпрыгнул назад. Жуткий уродливый мальчик теперь стоял перед ним на четвереньках, раскачиваясь и тихонько злобно урчал, заново готовясь к нападению.

— Сдохни, мерзавец! — Глаза юного демона полыхнули гневом. — Не знаю, откуда ты пришёл, но тебе нет места даже во тьме!

И, протянув вперёд руки, он обрушил на визжавшую тварь потоки огня, обращая её в пепел. Вика, закрыв лицо руками, лежала, скорчившись, под деревом. Горячие пальцы коснулись её щеки.

— Добрая няня, не бойся, эти твари очень хорошо горят! А для твоей защиты, моя слабая Вика, я сейчас нарисую колдовской огненный круг! Безумным уродам не пробраться внутрь, — самодовольно заявил Павлик. — Знаешь, а мне начинает нравиться твой сумасшедший мир!

И в его глазах вновь вспыхнуло…

10. Пленение Витали. Куда бежать?

— Пламя адово, господи, пошли на их морды поганые! Сбереги меня, Иисусе и помилуй, каюсь, пил я, курил и… Парень, как оно там в библии называется, когда по бабам ходят?

Сергей открыл глаза и уставился на Виталю, который, вцепившись в черенок окровавленной лопаты, сидел на ящике недалеко от складской двери и бормотал что-то невнятное…

— Да слово из молитвы вспомнить не могу, ладно, бог с ним. Слышь, парень, ты как, очухался? — Виталя повернул к нему бледное лицо. — Двигать отсюда надо…

— Куда двигать? — Серёга, поморщившись, поднялся с грязного пола. — Мне домой надо.

— Ты че удумал? Нельзя домой! Я тут по окнам глядел, чуть не спалился, они у входа шарятся. Борзота вшивая!

— Кто шарится-то? — Мозг отказывался воспринимать реальные факты.

— Ты че, боец, кино не смотришь? Про зомби-апокалипсис видал фильмы? Ну так вот, сейчас он самый и наступил.

— Оф… значит, я не сошёл с ума, это реально зомбачка на меня напала. — Сергей содрогнулся, вспомнив мерзкую синюшную бабу.

— Ага. А я её лопатой прибил! — Виталя покрутил сигарету в пальцах. — Даж покурить нормально нельзя, спалимся. Валить надо. Хавкой запасёмся и через запасной выход в гаражи. У меня там кореша, перекантуемся пока в боксе.

Выходили друг за другом через заднюю дверь, стараясь двигаться максимально тихо. Серёга тащил на плечах мешок, набитый сухим пайком: роллтоны, чай, спички, блок сигарет. Виталя прихватил свою лопату.

Был солнечный день, и думать, что сейчас где-то рядом бродят мерзкие зомби, абсолютно не хотелось. Проскочив двор, искатели приключений осторожно пересекли детскую площадку, вокруг не было ни души, и засели в кустах передохнуть.

— Домой мне надо, — тихо сказал Сергей. — Вдруг мои ещё живы.

— Вот хорошо, если живы. — Виталя жевал травинку, наблюдая за аллеей. — А если там одни мертвяки? Можешь, конечно, бежать домой, но лучше сперва надёжное укрытие отыскать. Шевелись, впереди все чисто.

Беглецы пересекли аллею и, скрываясь за деревьями, подошли к воротам городского парка, отсюда направо вела дорога до гаражного комплекса. Сзади послышался шум идущего грузовика. Раздался сигнал, водитель заметил людей на обочине. Сергей, скинув с плеч тяжёлый мешок, вышел на дорогу и замахал руками.

— Ты че творишь?! — заорал Виталя.

— Там человек за рулём, живой. Зомбаки машины не водят! Может, продавщица сожрала что-то с витрины и взбесилась, а ты сразу «апокалипсис». Мне надо понять, что вообще происходит!

Грузовик остановился на обочине, водитель уже вылез из кабины и стоял рядом, пошатываясь. Его пыльная роба разошлась по швам, тело безобразно распухло, воспалённая кожа на щеках потрескалась, из ран сочилась белая слизь. Он протянул вперёд руку, приглашая беглецов подойти к машине.

— Ничо себе замес! Зомбака стопорнул! — зло зашипел Виталя. — Бежим отсюда! — подхватил мешок и бросился прочь по дороге. Серёга, заорав от ужаса, понёсся вслед за Виталей, который уже скрылся в гаражном комплексе.

Прошло уже десять минут. Сергей сидел на корточках у стены какого-то склада, в голове звенело… Он прижал ладони к вискам, вроде полегче. Куда делся этот чёртов Виталя?!

— Пацан, иди сюда! — позвали из темноты. Дверь бокса, стоявшего напротив, чуть приоткрылась. Голос был знакомым, но что-то изменилось в этом голосе. Серёга поднялся на ноги и стал осторожно пятиться к дороге.

Из бокса на свет вышли Виталя и ещё двое, что были раньше его друзьями… Мертвенно-бледные, с жёлтыми глазами, испитые, в жизни они были обычными гаражными алкашами, и превращение в зомбаков не слишком изменило их внешность. Виталя приветливо оскалился на Серёгу, приглашая войти. Остальные зомби тоже разулыбались, как смогли. Вид у них был такой нелепый, что Сергей, отступая, готов был дико расхохотаться, насколько абсурдна была эта сцена.

— Э, друг, тормози! Куда пошёл?! — Виталя был искренне огорчён. — Заходи, похаваем с корешами.

Серёга выскочил на дорогу и бросился прочь от гаражей…

— Да это же реально апокалипсис! Вот попал…

11. Сыскарь на Терре. Твари повсюду. «Спасите нас!»

— Как кур во щи! — рулевой только руками развёл. — Что ты, сердешный, один делать станешь на планете заражённой против народа дикого?

— Одному мне лететь на Терру сподручней будет, — молвил Данила, собирая дорожный мешок. — Боевые корабли, Батько, надобно оставить на орбите, дабы воинов понапрасну не губить. Пускай дружина сигнал мой слушает и будет начеку, а я спущусь в челне, разузнаю всё, пленного захвачу, если придётся. А там уже примем решение. По ситуации.

— Хороша ли твоя задумка, Данила Ильич? — нахмурился воевода. — Один в поле-то не воин. Возьми двоих ратников на подмогу.

— Сам справлюсь, друже!

Челнок стальным веретеном вошёл в атмосферу, скользя к поверхности планеты. Посланный в разведку малый зонд доложил, что лучшим местом для посадки будет пологий берег реки неподалёку от города, раскинувшегося на холмах.

Корабль мягко опустился на песчаный пляж. Стояла ранняя осень, вода в реке блестела мелкой рябью, деревья по берегам были расцветок необыкновенных — медь и червонное золото! Данила, согнувшись в три погибели, вылез из кабины, осмотрелся опасливо, чутко прислушался — ни души… И невольно залюбовался дивной красотой чужого мира.

Тропа уходила прочь от берега, Данила ступал осторожно. Челнок остался позади, невидим, спрятан от чужих глаз. Нужно было поспешить, время на Терре идёт быстро, вот уже за полдень перевалило, к сумеркам следовало возвратиться.

Следопыт снаряжён был, как на войну: кольчуга да шлем, боевой топор на поясе, в руке короткий меч. Шагая по заросшей тропе и чуя свежие лесные запахи, он не мог пока разрешить той загадки, что за болезнь чудная здесь в воздухе витает.

Тропинка пошла под уклон и привела к старым воротам городского парка.

По ту сторону ограды тянулась золотая аллея, ветви старых берёз свисали почти до земли, а здесь, вдоль дороги, шли ряды кирпичных домов, и заросшие густой травой дворы были безлюдны. Данила двинулся было вперёд, но заметил на скамье будто оставленную кем-то случайно ярко-красную сумку. Чуть дальше, у детской площадки, на траве лежали зонт и женский плащ.

— Странные дела, — пробормотал Данила. — Хозяйка вещей, видно, убежала, будто гнались за ней…

Подозрительный звук заставил его обернуться, а поглядев, он аж передёрнулся гадливо.

Из подворотни выбралась тварь, чьё тощее тело было изломано, перебито в хребте. С нелепо торчавшими вверх локтями, мерзкая баба тащилась, подволакивая ноги, платье было порвано в клочья, в прорехах виднелась иссохшая грудь. Она по-собачьи нагнула голову к земле, принюхалась, учуяв живого человека, завыла протяжно, из разорванного рта потекла кровавая слюна, и Данила услышал, как с улицы послышался такой же тоскливый вой…

Они появились из-за деревьев, двигаясь быстро и бесшумно, щерились погаными ртами, таращили белки слепых глаз…

Первую нечисть воин встретил рубящим ударом меча крест-накрест, разваливая грудину. Тварь, завизжав, рухнула ему под ноги. Данила, держа в правой руке топор, отрубил ей башку, переступив через истекавшее чёрной кровью тело, сбил с ног мерзкого старикашку, чьи когти со скрипом прошлись по кольчуге.

Резко, на выдохе достал топором другого гада, вспорол мечом брюхо серой, извивавшейся дряни, ползшей к нему, и отскочил в сторону, снеся башку уродливой даме, тянувшей к нему сизые, покрытые струпьями руки. Чуть замешкался, и обухом топора расколол как орех голову толстяку, схватившему его за ногу и почти повалившему на землю…

Отбежав, осмотрелся.

Мерзкий старик вновь с визгом бросился на него. Орудовать топором Данила не стал, а нанёс ему два яростных коротких удара кольчужной перчаткой прямо в звериную морду.

Дико вопя, из-за угла дома вывалились ещё двое в комбинезонах дорожных рабочих, заляпанных кровью, в глазах их светилось торжество: твари были вооружены обрезком трубы и кувалдой.

Увидев сыскаря, они заорали и бросились на него.

Данила отступил, будто танцуя. Сделав обманный выпад мечом, увернулся от трубы и нанёс страшный удар топором снизу-вверх с правой руки, а затем рубящий прямо в голову. Зомби взвыл, рука и половина плеча отвалилась прочь, башка раскололась, как орех. Кровь с комками белой слизи хлынула на землю…

Данила отпрянул, возле головы просвистела кувалда, другой зомбак широко размахнулся, чтобы нанести удар. Сыскарь пнул его под колено, ушёл в сторону, гикнув, с плеча рубанул гада мечом и с разворота всадил топор в затылок. Тварь упала на землю, захлёбываясь кровью. Остальные были мертвы.

Бой был окончен. Данила опустил меч. Широкая лужа чёрной крови растекалась у его ног…

Раздалось шипение, злобный старикашка уцепил его за сапог костлявыми пальцами, Данила с отвращением отдёрнул ногу и размозжил ему голову обухом топора.

— Ох, и мерзкие вы бестии! — воскликнул Данила в сердцах. — Вот оно, чумное поветрие, что с народом сотворило! Ты ж глянь, по городу одни мертвяки шастают! — и добавил задумчиво: — Сигнал тревожный послать бы надобно, но тогда вся дружина сюда пожалует, устроят побоище, перебьют несчастных как лютых зверей, а вдруг удастся мне корень этой напасти сыскать, или живой кто встретится…

И он поглядел на ворота парка, прикидывая, куда идти.

Вдруг среди берёз на аллее показался длинный язык пламени. Сверкнуло, грохнуло мощно, и заливистый детский смех раскатился по округе, было в нем что-то дьявольское.

— Bestias in flammis, нечистые создания, горите в адском огне! — Мальчишеский голос звучал грозно, из-за деревьев вновь ярко полыхнуло столбом, и в страшном треске пламени послышался противный визг горящих зомби.

Данила увидел, как зашевелилась, поползла с дворов, из подъездов нечисть, спеша в сторону пожарища, торопилась…

— Да сколько ж вас здесь?! — воскликнул он, прячась у ограды.

Зомби дико завыли, огонь на аллее вновь взметнулся в небо. И тут в треске пламени Данила различил горестный крик.

— Павел, очнись! — Громко закричала девушка. — Помогите! Да помогите хоть кто-нибудь!

Одно мгновение — и Данила был уже на аллее, он шёл, чтобы спасти…

12. Там живые люди! Волшебное пламя. Сергей спешит на помощь

…Свою жизнь! Сергей вновь брёл по дороге, не зная, куда теперь идти и что делать ему в этом диком, изменившемся мире.

Вернуться домой? А живы ли его родные? Может, они тоже стали зомбаками?

От одной мысли о том, что сестра превратилась в маленькую хищную тварь, Серёгу затошнило. А когда представил бабулю… Ну уж нет! Только не домой. Погруженный в невесёлые мысли, Сергей прошёл сквозь парковые ворота и свернул на берёзовую аллею.

Он медленно шёл между деревьев, когда неподалёку послышались звуки борьбы, вскрикнула девушка, а потом на поляне будто что-то взорвалось. Адское пламя поднялось до неба, и звонкий мальчишеский голос видимо, проклял гадов на каком-то непонятном языке.

Сергей спрятался в кустах и, обалдев от происходящего, слышал и ликующий детский смех, и вопли противных тварей, корчившихся в жарком пламени. Он не понимал, что происходит, одно знал точно: на поляне были живые люди, которые сейчас каким-то неведомым способом мочили зомбаков. А значит, нужно идти к ним. Но он все медлил, пугаясь неизвестного.

Пока пламя не стало затухать. Пока девушка не закричала изо всех сил, зовя на помощь и не заплакала.

Тогда Сергей встал, выпрямился и пошёл прямо на огонь…

— Павел, очнись!

Вика, стоя на коленях, поддерживала голову мальчика, тот был без сознания, в волосах запеклась кровь. Она отчаянно рыдала, магический огонь угасал, а за чертой круга на неё со всех сторон скалились ужасные морды. Бежать было некуда.

Обгоревшая туша лежала в двух шагах от неё. В схватке с Ааром тварь лишилась жизни, как множество других, но в агонии когтистой рукой ударила мальчишку по голове и сбила с ног.

Остальные ждали у самого края огня: мужчины, женщины, дети, обезображенные страшной болезнью, наблюдая за Викой десятками алчных безумных глаз, тянули к ней руки, пускали слюну, жаждали добраться и растерзать.

Жить оставалось несколько минут.

— Помогите кто-нибудь! — в отчаянье, изо всех сил закричала Вика. И, зарыдав, обняла бесчувственного мальчика.

Он успел в последний момент. Долговязый парень в грязной разодранной майке, перемахнув через линию огня, подхватил на руки Павла.

— Беги отсюда! — проорал он Вике в лицо. — Ногами работай!

Перепрыгнув пламенное кольцо, они помчались изо всех сил! Твари, сторожившие их, яростно завыли, и несколько шустрых гадов устремилось за беглецами, двигаясь бесшумно и быстро…

— Не отставай! — кричал Сергей девушке, видя, как та, выбиваясь из сил, не может бежать ещё быстрее. — Только бы из парка выбраться живыми! И пацана не уронить!

Сергей задыхался, тащить мальчишку было тяжело, тот начал приходить в себя, стонал, мешал бежать. Пара уродливых жилистых гадов почти догнала их, один зомбак заходил справа, другой слева.

«Загоняют, как дичь на охоте…» — с тоской подумал Сергей.

Вика подвернула ногу, вскрикнула от боли и упала на траву.

Сергей подбежал к ней, но чем, чёрт возьми, он мог сейчас помочь?! Тащить на себе сразу двух людей было нереально. Он положил мальчика на тропе рядом с девушкой, та силилась подняться, но не могла…

В отчаянье он схватил здоровую ветку — тварь слева была совсем рядом, иссохший скелет, покрытый зеленоватой пупырчатой кожей, — и приготовился подороже продать свою жизнь.

— Господи, а это-то кто?! — Вика закричала, указывала куда-то за спину Сергея.

Он обернулся и остолбенел.

Из-за деревьев вышел древнерусский богатырь. В островерхом шлеме и лёгкой кольчуге, с густой рыжей бородой, в левой руке воин держал короткий меч, в правой — боевой топор.

Тварь зашипела и в длинном прыжке бросилась на воина, выставив когти, тот увернулся и нанёс бестии страшный рубящий удар топором, тварь повалилась вперёд, и тогда он точным движением отсек зверюге голову. Другой зомбак с шипением попятился, глядя на богатыря, и дал деру.

— Зря я думал, будто у них мозг совсем прогнил. — Богатырь, глядя на Серёгу, усмехнулся в бороду. — Гляди, как быстро улепётывает.

Сергей открыл рот, чтобы что-то ответить, но горло перехватило. Воин отстегнул от широкого пояса фляжку, протянул парню и повернулся к Вике, зачарованно глядевшей на него. Она обнимала Павлика, прижимая его к себе, мальчик слабо стонал.

— Я дитя погляжу, не бойся, вреда не причиню. — Воин осторожно забрал мальчика. — Крепко тебя приложили, друг, но это дело поправимое.

Он достал из холщового мешочка на поясе круглый прибор, быстро приложил его к ране и отвёл руку. Края раны мгновенно затянулись… Павлик открыл глаза. Он вглядывался в лицо сыскаря, будто пытаясь что-то вспомнить…

— А я знаю тебя, могучий воин, — прошептал он. — Ты у отца моего служил гриднем-защитником….

— Малой, вот это чудо, так чудо! — воскликнул Данила. — Я ж тебя по всему белу свету ищу! Ты Аар, четвёртый из Дома Саахов, наследный принц тёмного властелина, демон по крови и человек по своему подобию, украденный из отчего дома!

— И заточенный в мрачном замке, — добавил, улыбнувшись, Павлик. — Только мы с Викой оттуда убежали…

13. «Воин, я смогу спасти человечество»

Они шли гуськом по тропе, спеша добраться до реки. Данила впереди, посадив Павлика на плечи, за ним Вика, Серёга шёл замыкающим и нёс на плече боевой топор.

— Гляжу я, Сергей, хлопец ты местный, а заразе не подвержен, — размышлял вслух сыскарь. — Да и Вика тоже жива-здорова, а это значит, что особые свойства у вас в крови имеются, не весь ваш народ заражён.

— Ага, у нас иммунитет! — подтвердил Серёга, отдуваясь, топор был тяжёлым. — А это значит, из нашей крови можно сделать вакцину.

— Воеводе я депешу послал, — продолжал Данила. — Описал всё обстоятельно, что ежели с воздуха атаковать, то погибнет всё человечество без разбора. А посему — силой здесь победить нельзя. Будем действовать мудростью. Отправлю я тебя с Викой в челноке на головной корабль, может, в вашей крови найдётся для всей расы земной спасение!

Они вышли к реке, Данила осторожно опустил на песок Павлика и, хлопнув в ладоши, снял с челнока завесу невидимости.

— Воин, — мальчик тронул его за рукав, — я тут заметил у этих тварей одну особенность. Они не боятся огня, наоборот, стремятся к нему, как мотыльки, будто в нём — их избавление. А что, если дело в огне?

Данила сдвинул брови сурово.

— Мало ты почудил сын демона? Спалить тут всех хочешь?!

— Нет, не хочу! — рассмеялся Павлик. — Мне нравится этот нелепый мир. Думается мне, воин, место, где мы оказались, кишмя кишит нечистью потому что район этот северный. Холодно здесь. Для гибели злого вируса света и тепла недостаточно… А что, если я попробую прогреть местный воздух как следует?

Данила внимательно поглядел на Павлика.

— Ты хочешь сказать, что….

Маленький демон стоял у самой воды. Огонь плясал на его ладонях, разрастаясь, жадно тянулся вверх, брызгая искрами, и в глубине глаз мальчишки разгоралось тяжёлое тёмное пламя. Павлик тряхнул золотистыми кудрями и взглянул на Данилу очень серьёзно.

— Воин, сейчас я стану прогревать воздух все больше и больше. Увези в челноке мою добрую Вику и храброго Сергея и не волнуйся за меня! Я смогу спасти человечество!..

Эпилог

— Нет, ну вы вот это видите?! — закричала Вика испуганно. Она уцепилась за Сергея, тот обнял её, оба задрав головы, глядели вверх, вид у них был ошеломлённый. — Нам здесь инопланетян только не хватало!

С неба к реке медленно опускалась гигантская серебристая сфера. Невероятно огромная, она зависла над головами путешественников абсолютно бесшумно.

— Да это свои! — рассмеялся Данила. — Гляжу, сам Батько на главном корабле к нам пожаловал. Ребята, айда на борт! А я останусь на берегу, за Павлом пригляжу, может, пособлю чем. Все вместе-то мы с бедою справимся!

Надежда Юрик
УЗРИТЕ ЗНАКИ

— Ты посмотри, как он ловко строит песочный замок! — восхищалась старушка играющим в песочнице малышом.

— Да, дорогая! У нас растёт замечательный внучок! Жаль, совсем скоро он не сможет нас больше увидеть, — ответил стоящий рядом седой старик с чёрной тростью.

— Ты прав! Ему исполняется два года, в этом возрасте дети перестают видеть своих умерших родственников, — вздохнув, согласилась старушка и направилась к малышу.

Маленький мальчик, одетый в полосатую футболку и синие шорты, оторвал взгляд от своего ведёрка, обернулся на шорох, а затем улыбнулся, увидев знакомое лицо. Бабуля подняла с земли пожелтевшие кленовые листья, собрала в букетик, протянула внучку. Тот с радостью взял его, подбросил вверх и весело засмеялся, смотря, как они плавно спускаются ему на голову. Так продолжилось ещё несколько раз. Ребёнок заливался весёлым заразительным смехом, а старики радовались, наслаждаясь каждым мгновением, проведённым с родным человечком.

Они довольно часто навещали своего единственного внука, играли с ним, пока тот ещё мог их увидеть. Остальные родственники могли лишь почувствовать их присутствие, и то не всегда. Почему-то часто родные были слишком заняты рутинными делами, проблемами на работе, домашними заботами и не замечали всевозможные знаки, которые постоянно подают умершие.

— Сынок, пойдём домой! Скоро папа работы придёт, будем ужинать, — позвала сына женщина, сидящая на соседней скамейке.

Мальчик схватил своё ведёрко, лопатку и побежал к матери. Она взяла его маленькую ручку, после чего они направились в сторону дома. Тут малыш обернулся, помахал своей маленькой ручонкой в сторону песочницы.

— Сынок, ты кому машешь? — удивилась женщина.

Ребёнок, конечно же, не мог ответить в силу своего возраста.

— Так вот почему только до двух лет дети могут нас видеть, — воскликнула старушка, — они не смогут никому рассказать о нас.

— Совершенно верно, — послышался незнакомый мужской голос за её спиной.

Женщина обернулась и увидела молодого мужчину в светло-сером классическом костюме с чёрным портфелем в правой руке.

— Здравствуйте! — обратился он к пожилой паре, — Меня зовут Эдуард. Я жил когда-то с вами по соседству. Вон в том доме. Вы меня не помните?

Старики внимательно посмотрели на юношу. Молодому человеку на вид было лет двадцать семь, высокий, красивый, статный, с модной стрижкой, гладко выбритый. Черты лица показались старушке знакомыми.

— Так ты внук Марии Ильиничны? — удивлённо спросила пожилая женщина.

— Да. Вы меня вспомнили? — продолжил разговор молодой человек. — Мы с бабушкой к вам приходили, когда я был совсем маленький.

— Столько лет прошло! Тебя и не узнать вовсе! Как ты сюда попал? Ты же ещё так молод! — присоединился к диалогу старик.

— Авария… — опустив голову, произнёс парень, — страшная авария.

— Да, последнее время много людей погибает в авариях… А всё потому что не обращаете внимание на знаки! Нет, не на дорожные, а на те, которые посылают ваши покойные родственники, дабы уберечь от беды. Вот скажи, какими знаками пыталась предостеречь тебя бабуля?

— Их было много! Я только сейчас это понимаю. Накануне аварии бабушка мне приснилась, но ничего не успела сказать, зазвонил будильник, пришлось открыть глаза. Перед выходом на работу у меня заел дверной замок. Еле открыл дверь. Потом машина не хотела заводиться. Всё валилось из рук. Затем стая голубей, пролетевшая прямо перед капотом выезжающей из гаража машины, словно пытающаяся задержать меня подольше в этом самом гараже. Но я всё это проигнорировал, не придал этому какого-либо значения. Напротив, стал злиться ещё больше и сильнее торопился на работу, боясь опоздать. Дальше, всё произошло слишком стремительно. Яркий свет фар вылетевшего на встречу автомобиля… Удар… Скрежет металла… Крик… И снова яркий, но на этот раз холодный свет, уносящий меня куда-то вверх. Медленно поднимаясь, увидел две разбитые машины, перегородившие половину дороги, людей, суетящихся вокруг, врачей скорой помощи, готовящихся накрыть моё бездыханное тело. Как бы пытался, но вернуться обратно не смог. Какая-то невидимая сила поднимала мою душу всё выше и выше. Вокруг всё менялось, словно в калейдоскопе: двигались какие-то цветные круги, сменяясь жёлтыми треугольниками, потом они расплывались, исчезали. Затем я очутился в белоснежном помещении. Там никого не было. Лишь в голове возникал какой-то непонятный голос. Это меня поначалу немного пугало, потом привык.

— Да, Аркаша, к этому голосу сложно привыкнуть. Он возникает в самый неожиданный момент, — ответил старик.

— Но без него мы бы не знали, что нам делать, куда идти и что будет дальше. Он нам всё-всё говорит и во всём помогает. Своего рода внутренний компас, — воскликнула старушка.

— Уже начинает темнеть. Нам пора, — воскликнул Аркадий.

— Куда? — удивился старик.

— Вы что, не в курсе? Грядёт что-то очень нехорошее. Нужно как можно скорее подготовиться и предупредить близких об опасности. Я как раз за вами пришёл. Нас уже ждут, — взволнованным голосом сообщил молодой человек.

— Я, кажется, знаю, где нас ждут. Мне было очередное видение, — ответила старушка, — это совсем близко, на противоположном берегу озера.

Пожилая пара вместе с молодым человеком направились к точке, где их уже давно ждали.

Солнце практически скрылось за горизонтом, озаряя небо яркими красками от нежно-розового до фиолетово-бордового. Особенно волшебно смотрелись облака, освещённые закатом, притягивая к себе взгляды уставших прохожих.

Когда старики в компании с Аркадием подошли к беседке, увидели юношу, лет двадцати. Он был невысокого роста, с большими карими глазами. Парень встречал их обворожительной улыбкой. Он поздоровался, а затем, указывая на беседку, предложил войти внутрь.

За столом сидели двое взрослых мужчин, лет пятидесяти и молодая женщина, лет тридцати. Они что-то бурно обсуждали, но при виде гостей, затихли.

— Добрый вечер! — сказал один из мужчин, приподнявшись со своего места. — Присаживайтесь!

Старик пропустив свою супругу вперёд, последовал за ней.

— Знакомьтесь, — обратился к старикам Аркадий. — Это Михаил. В скором времени он должен нас покинуть. Меньше чем через месяц настанет час его перерождения.

Мужчина, на которого указал Аркадий, слегка привстал и поприветствовал стариков кивком головы.

— А это наш самый весёлый товарищ! Его зовут Роман. Он обожает над всеми подшучивать. Так что имейте ввиду, — предупредил стариков Аркадий, указывая на второго мужчину.

— А это милое создание — Елена. Она тут совсем недавно, — продолжил Аркадий, указывая на молодую женщину.

— Ну а этого молодого человека, который до сих пор стоит в дверях, зовут Юрий. Он самый молодой и самый стеснительный.

Старик заулыбался, а затем ответил:

— Да, все они стеснительные, пока молодые!

Собравшиеся за столом засмеялись, а юноша покраснел.

— А меня зовут Валерий Павлович, а это моя супруга Валентина Даниловна.

— Очень приятно со всеми познакомиться! Теперь расскажите, для чего нас пригласили? — поинтересовался старик.

Михаил встал и начал рассказ:

— Как вы уже знаете, скоро в этом городе должна случиться катастрофа. Мы все это интуитивно чувствуем, но пока точно не можем понять, что именно должно произойти. Стало известно, что у Валентины Даниловны бывают видения, связанные с будущим. Мы очень надеемся, что вы как-то сможете помочь спасти этот город, ведь мы все когда-то жили в нём, а сейчас живут наши близкие.

— Город спасти не удастся, — с грустным выражением лица сообщила старушка. — Да, мне были видения. Но ни в одном из них не удаётся спасти город. Только лишь можно попытаться спасти людей. Но всё же многие погибнут.

В беседке наступила гробовая тишина. Все присутствующие стали думать о своих родных и близких, как же их спасти. Ведь никто из присутствующих не был живым. Их могли видеть только маленькие дети, которые ещё не умеют говорить и никак бы не смогли помочь в этом деле.

— А что же всё-таки должно произойти? — нарушила тишину Елена. — Как мы можем спасти людей?

— Знаешь, милая, люди настолько перестали уважать, ценить то место, где они живут, что природа уже на грани. Скоро на всей планете будут происходить страшные последствия этого безответственного поведения. Они даже не понимают, что сами себя истребляют! Уничтожают природу, а она уничтожит их. Сейчас наша задача, я бы даже сказал — миссия, состоит в том, чтобы открыть им глаза на всё это и спасти тех, кого сможем! В одном я уверена без всяких видений, нас смогут услышать только те, кто чист душой! Именно этих людей мы сможем спасти. Остальные же, если не задумаются о своих поступках, не изменятся сами, то и мы ничем не сможем помочь, — вздохнув, ответила старушка, добавив, — наш город находится в низине. Его сначала затопит ливнями, а потом просто смоет водой, после открытия шлюзов.

— Сколько времени у нас есть? — спросил Роман.

— Катастрофически мало! — ответила Валентина Даниловна. — Максимум два дня! Нужно успеть предупредить как можно больше людей! Лучше всего сделать это через сновидения.

— Точно! За одну ночь каждый из нас сможет войти в контакт и предупредить человек пятьдесят или семьдесят. Нам нужна подмога! — воскликнул Аркадий.

— Днём мы можем собирать помощников из остальных умерших, а ночью будем приходить во снах к живым и сообщать о надвигающейся опасности, — предложил скромняга Юрий.

— Отличная идея! — одобрил Валерий Павлович, так и сделаем! Уже практически ночь, все укладываются спать. Не будем терять ни минуты! Разделимся по районам и приступаем. Если на пути встречаем своих, то привлекаем к общему делу. Согласны?

Все присутствующие одобрительно кивнули. Старик достал карту и начал распределять, кому какой район достанется. После этого распрощались и отправились на задание, предварительно договорившись встретиться на этом же месте рано утром.

Всю ночь каждый участник старался предупредить как можно больше людей. На пути встречались и другие души умерших, но не все соглашались помочь. К утру была предупреждена лишь одна четвертая часть всего населения. Но зато к команде присоединилось около тридцати новых соратников. А это значит, что ещё есть шанс!

С рассветом к беседке стягивалось всё больше умерших душ. Когда появился Валерий Павлович, мест на скамейках уже не было. Пробежав глазами и не найдя своей супруги, он начал беспокоиться.

— Где же Валентина Даниловна? Кто-нибудь её видел? — поинтересовался он у присутствующих.

Но все пожимали плечами, не зная, что ответить.

— Она осталась у вашего сына, — послышался голос Юрия за спиной. — Она не смогла пробиться ни в его сновидения, ни в сновидения невестки, и решила попробовать предупредить их через знаки.

— Да, сын наш очень устаёт на работе, не высыпается и поэтому почти не видит снов. Я пойду к ним, может вместе у нас получится что-то сделать. А вы набирайте команду и готовьтесь, у нас ещё много работы! Я вернусь вечером, заем продолжим, — сказал старик и направился в сторону дома.

Зайдя в квартиру, он увидел, как его супруга сидит рядом с внуком, а из её глаз катятся слёзы. Увидев мужа, она быстро смахнула слезинки и спросила:

— Что ты тут делаешь?

— Тот же вопрос, дорогая!

— Я пыталась предупредить сына, но ничего не вышло! Я не знаю, что теперь делать, — ответила Валентина Даниловна, из её глаз снова покатились слёзы.

— Милая, не переживай! Сейчас что-нибудь вместе придумаем, — сказал старик нежно приобняв её.

Весь день они обсуждали, как же сделать так, чтобы их услышали, чтобы подаваемые знаки были правильно поняты. Начинало темнеть. Сын пришёл с работы. Старики начали пробовать все возможные варианты. Они переключали каналы в телевизоре на передачи с событиями о наводнениях, ливнях и прочих похожих бедствиях, но это никак не помогло. Потом выкладывали магнитными буквами слова на холодильнике, но внучек подумал, что это игра и забирал магнитики себе. Были другие попытки, которые ни к чему не приводили.

За окном послышались капли дождя, стучащие по стеклу. Старики впали в отчаяние, но заметили, как невестка начала засыпать.

— Давай ещё раз попробуем пробиться к ней в сновидения? — предложил преисполненный уверенностью старик.

— Да, — согласилась старушка, — только на этот раз вместе.

Невестка уснула, а старики начали пробовать вступить в контакт. В первый раз их выкинуло, как и во второй. Только с третьей попытки они смогли пробиться в сон женщины. Старик еле успел объяснить ситуацию, затем связь прервалась.

Невестка быстро открыла глаза, встревоженная побежала к мужу:

— Дорогой, срочно собираемся и уезжаем! Твои родители нас предупредили… Будет беда! Плотина не выдержит… Да ещё шлюзы… Бегом! Документы, деньги, тёплые вещи…

Он сидел в кресле, попивал кофе и не понимал что происходит. В тот миг перед его глазами стали появляться воспоминания, про все те странности, которые происходили вечером. Мужчина вскочил, начал быстро собирать всё необходимое. Погрузил вещи в машину, после чего, визгнув колёсами, они помчались в соседний город, что находился на возвышенности.

Старики очень обрадовались, что получилось уберечь сына и его семью. Проводив взглядом удаляющиеся огни автомобиля, они направились к беседке.

Дождь тем временем усилился. На дорогах увеличилось количество машин, так как многие старались уехать за город в безопасное место.

Возле беседки собрались практически все участники спасательного отряда и наблюдали за происходящим. Через несколько часов, когда большая часть города была эвакуирована, послышался страшный грохот. Это не выдержала плотина. А за ней, не справившись с натиском, открылись шлюзы. В мгновение ока, город и беседка где оказались под водой.

В небе всё чаще и чаще стали появляться небольшие свечения. Души сотен погибших. Тех, до кого не удалось «достучаться», кто не смог понять знаков. Вскоре их стало так много, что небо озарилось ярким светом на многие километры.

Спустя неделю вода ушла, оставив за собой: разрушенный, холодный, мёртвый город.

Андрей Шиканян
СМУТНАЯ УГРОЗА

Провидица проснулась от своего крика. Она села на кровати и, бормоча что-то неразборчивое, уставилась в темноту, подслеповато щурясь. Женщина находилась в преклонном возрасте, и зрение подводило её.

В комнату ворвались служанки, жрицы и охрана. Внесли факелы. Но Провидица не реагировала на свет. Она продолжала смотреть в никуда и бормотала:

— Мир разделился… Мир разделился…

— Что случилось, Матушка Провидица, что вам привиделось? — Старшая жрица пыталась успокоить старую женщину, отвлекая её вопросом от видений.

— Мир разделился, — продолжала бормотать Провидица.

Потом глаза её закрылись, и она с тихим вздохом опустилась на кровать.

— Неужели умерла? — робко предположил кто-то из собравшихся.

— Типун тебе… — чей-то грубый голос прервал паникёра.

— Все вон! — Старшая жрица сурово посмотрела на столпившихся слуг и воинов. Этого хватило, чтобы комната вмиг стала почти пустой.

В этот момент Провидица пришла в себя. Она открыла глаза. Глубоко вдохнула. Затем села на кровати и, увидев Старшую жрицу, заговорила:

— Я видела сон. В мироздании возникла дыра с огненными краями. С моей стороны, у открытого ангара, рядом с лужей сидел ребёнок — мальчик лет восьми — и играл гладкими однотонными шарами, которые выкатывались из нутра помещения. Он обмакивал эти шары в воду, и они взлетали в голубое небо. Только на шарах этих, словно отпечатанные, виднелись цифры. Лицо мальчика было задумчиво, будто он размышлял о чём-то очень важном. По ту сторону огня стояли мёртвые люди. Мёртвые, но живые. За их спинами виднелись развалины и красное небо умирающего, отравленного мира. Странные люди скалились, глядя на мальчика. Они явно хотели причинить ему вред, но не могли преодолеть прозрачную стену, которая отделяла их.

— Считаете, что это пророчество? — немного недоверчиво спросила Старшая жрица.

— Не знаю, Хама, мне то неведомо. Но сон слишком яркий, чтобы не обращать на него внимания.

Старшая жрица подала Провидице воды. Та пригубила и сказала:

— Мне нужно посоветоваться с Ведьмой. Скажи Гнату, пусть готовит конвой и дары. Со мной едет Младшая.

* * *

В лесной чаще кричали птицы. Или звери. А может, это переклинивались налётчики, коих развелось в последние годы великое множество. Грабастики, правда, пошли ныне заурядные. Оружия, кроме дубин, ножей и хозяйственных топоров, никакого. Доспехов, за исключением плотной одежды, тоже нет. Смех сквозь слезы, да и только. Однако Неслух всё равно настороженно оглядывался по сторонам. Мало ли что? Их, разбойничков этих, ватаги многочисленные. Не силой, так числом победят. Да и хватает шастающего по чащам, кроме лихих людей, опасного зверья всякого.

Стояла осень, и лес, через который двигался конвой Провидицы, являл прекрасные виды. Жёлтые листья берёз соседствовали с красными клёнами, осинами и ясенями. Где-то мелькнули буроватые трезубцы каштана. Стоял один из тех осенних дней, когда воздух, кажется, прозрачен, а голубое небо так высоко, что ты становишься мелким и ничтожным перед природой.

Прямая, как стрела, дорога, проложенная ещё в докометные времена, тянулась от самого города Скрада, казалось, разрезала лес и уходила в неизвестные Неслуху дали. В городе поговаривали, что разведчики добрались до конца этой дороги, но о том, что они там нашли, слухи ходили самые противоречивые. Кто-то говорил, что дорога упирается в другой город. Но его жителей никто не видел. От иных Неслух слышал, что там находится в гигантский древний завод. Правда, что на нём делают, опять же никто не говорил. Ещё меж людей ходила версия о том, что дорога вела на край земли и в него обрывалась. Но Гарпий, слывший в Скраде учёным, авторитетно заявлял, что Земля круглая. Так, мол, было до прилёта кометы и осталось поныне. И поэтому дорога, обогнув Землю, упиралась в Скрад с другой его стороны.

Сильно запахло хвоей. Приближался Еловый Бор. К Неслуху подъехал начальник охраны конвоя по имени Гнат — статный, крепкий мужик, бывший ротный командир армии обороны Скрада. Он уже год, как возглавлял стражу конвоя Провидицы.

— Приближаемся к повороту на Усадьбу, — промолвил Гнат. — Утроить внимание. По сторонам не зевать.

Неслух кивнул, а командир поскакал дальше. Боец на всякий случай проверил снаряжение и оружие, хотя этого не требовалось. В принципе. Перед выходом за ворота всегда происходит осмотр и пока все не будут допустимо готовы, Гнат не давал добро на выход конвоя. Вот и сейчас всё в порядке. Меч легко покидал ножны, щит висел где положено, пистолет-пулемёт удобно перехватывался в случае необходимости, обоймы к нему также находились под рукой. Неслух сподручней устроил на луке седла поводья, чтобы в нужный момент не потерять их, когда понадобится управлять своим коне-быком Синькой, одними ногами. На лесной дороге это могло пригодиться. Неслух помнил, как во время позапрошлого сопровождения Провидицы грабастики прыгали прямо с деревьев. Держать поводья тогда времени не было. Только и успевай рубить, колоть, да стрелять. Но его коне-бык слушался коленей седока так, будто они являлись с ним единым целым.

Вдруг Неслух почувствовал, как Синько под ним напрягся. Вслед за этим результат смешения генов повернул свою рогатую голову в сторону предполагаемой опасности.

— Конвооой, стой! — в тот же момент зычный голос Гната разорвал осеннюю тишину леса и две повозки в сопровождении двадцати всадников замерли, как вкопанные.

Неслух, вслед за своим боевым животным, также напрягся. Он не понимал, что за опасность и откуда она, но доверил Синьку, как себе. Если коне-бык нервничает, значит, приближается то, с чем ему не справиться. Но что это, и какое оружие готовить — Неслух также пока не понимал. Вдруг слева от дороги возник шум и треск ломаемых деревьев. Что-то большое, мощное и безразличное к толщине стволов окружающей растительности ломилось через лес. Оставив сомнения, Неслух взял на изготовку пистолет-пулемёт и щелчком перевёл оружие в режим стрельбы короткими очередями. Патроны надо экономить. Ведь прошли меньше половины пути. А ещё обратно возвращаться.

Грохот и треск приближался. Всадники плотнее сомкнулись вокруг двух крытых возков, которые сопровождали.

— Приготовиться! — закричал Гнат.

Однако команда была излишней. Опытные воины уже были готовы к бою.

Треск приблизился к дороге. Из леса, ломая росшие по обочинам кусты, вывалилась громадная влажная бескостная туша слизненожки. Неслух плавно переместил пальцем рычажок на режим стрельбы очередями. Слизненожка являлась одним из результатов действия хвоста кометы на земную фауну, которая породила помесь слизняка и древней многоножкой — артроплеврой. И теперь эти хищные существа, не гнушающиеся никакой теплокровной добычей, ползали по всей планете. Поворотив в сторону конвоя своё тупое рыло, увенчанное двумя мускульными рогами, зверюга издала утробное бульканье и втянула в себя воздух. Все замерли. Охрана приготовилась подороже продать свои жизни, но дать уйти повозке Провидицы. Слизненожка не зря считалась опасным противником. Убить её, имеющимся в наличии оружием, было крайне сложно из-за особенностей строения нервной системы. Однако зверюга, словно передумав, перебирая десятком ножек, росших прямо из брюха, пересекла дорогу и углубилась в лес. Когда треск, сопровождавший передвижение слизненожки по лесу, отдалился, Гнат подал команду двигаться дальше. Неслух вернул пистолет-пулемёт на бок, отщёлкнув рычаг на одиночную стрельбу, и снова занял место в походном строю.

Спустя полчаса конвой свернул с Дороги на неприметную тропу. Правда, таковой она называлась, скорее потому, что кроны растущих по обочинам деревьев смыкались над торным путём куполом, пряча его в густую тень. Это место слыло ещё более опасным, чем сама Дорога.

Всадники и повозки двигались в полной тишине. Слышно было тяжёлое дыхание коне-быков, скрип колёс, стук копыт об утоптанную землю. Такую тишину Неслух не любил. Из своего небольшого жизненного опыта он смог сделать вывод, что подобное происходит либо перед бурей, либо перед тяжёлым сражением. Это же случилось перед битвой с осадившей Скрад армией Мухаронов. Тогда также над местом побоища повисла такая тишь, что было слышно дыхание стрелков на соседних башнях. И через минуту произошло одно из самых кровопролитных сражений в истории Скрада со времён явления Кометы.

Предчувствие не обмануло Неслуха. Лесная тишина взорвалась свистом стрел, рёвом нападающих и громкими командами Гната.

— Сомкнуть строй, мечи к бою! Онгестрел применять по необходимости! — командир был в своей стихии.

Впрочем, распоряжения Гната были излишни. Воины конвоя Провидицы не первый день ходили в подобные походы, да и прошли не одни ученья. К удивлению конвойных, стрелы нападающих отскакивали от кожаных панцирей их коне-быков и не причиняли вреда самим воинам. Из чащи с криками и улюлюканьем выскочили люди, разномастно вооружённые и оснащённые. Были тут бездоспешные разбойники, бывшие крестьяне, а также войны в доспехах Мухаронов и шлемах кочевников Имза. Неслух даже заметил мелькнувшие латы рыцаря ордена Святого Готрда. Окружив конвой, налётчики остановились, потрясая оружием и выкрикивая что-то неразборчивое.

Неслух, приготовившийся к схватке, с трудом удерживал рвущегося в бой коне-быка. Синько хрипел и нервно перебирал копытами, словно давая понять седоку, что он готов ринуться в сечу, колоть, топтать и рвать зубами того, кто даже подумает покуситься на жизнь хозяина. Преданность, как и боевые качества коне-быков, давно оценили не только в Скраде, но и других городах, анклавах и странах, возникших на осколках государств докометной эпохи. Сам Неслух не раз уже имел возможность оценить достоинства своего Синько.

Однако налётчики и не думали нападать. Обстрел не принёс никакого результата, кроме раздражённых ездовых животных. Окружив конвой, разбойники не предпринимали никаких действий. Ждали чего-то. Наконец, их ряды расступились, и на дорогу вышел высокий рыцарь в доспехах, украшенных гербом ордена святого Готрда. Он сделал несколько шагов в сторону конвоя и остановился. Щит и обнажённый меч он держал в руках.

— Я, рыцарь Жиль Огнегрот, вассал Великого Герцога Тортского! — заявил рыцарь подбоченясь. — Требую, чтобы вы сдались на мою милость. Иначе все будете уничтожены!

— Отойди, рыцарь! — громко ответил Гнат. — Мы сопровождаем Провидицу из Скрада. Разве тебе не известно, что Провидица, её Сестры и Братья могут передвигаться по любым дорогам без остановок, досмотров, дани и пошлины?

— Великий Герцог Тортский, именем святого Готрда низложил договорённости о проезде через его земли всяких колдунов и иных богомерзких людишек!

— А с какого это момента Ничейные Земли стали вдруг кому-то принадлежать? — спросил Гнат.

— Они не были ничейными. Они ждали, когда их кто-то возьмёт под свою руку. Вот это случилось, и мы будем именем святого Готрда низвергать власть всяких там провидиц, ведьм и прочей ереси, типа круга Магов и Мастеров. Жилище одной ведьмы уже в плотной осаде. И это большая удача, что нам попалась вторая.

Гнат явно хотел что-то ответить. Однако перепалку, как правило, предваряющую поединок спорщиков (обычно из таковой победителем выходил командир стражи), прекратил стук дверцы первого экипажа. Из кузовка выпорхнула Жада — Младшая жрица Провидицы, которая сопровождала её в дороге. Молодая, обворожительная девушка плавно ступила на землю и направилась к спорщикам. Внимание всех — и разбойников (явное), и стражников (опосредованное) — сосредоточилось на Жаде. Девичья фигура плыла, словно не касаясь земли. Простое, длинное, шерстяное платье, подбитое шкурой коне-быка не скрывало от взгляда соблазнительных очертаний, но совершенно укрывало ноги, поэтому создавалось впечатление, что девушка парит над землёй.

Неслух усмехнулся про себя: он-то знал, что такая походка — не только эффект, созданный одеждой, но и результат жёстких тренировок, которые жрицы проходят ежедневно момента, принятия ими послушания. Их обучали многому, в том числе искусству рукопашной схватки и метанию ножей. Для Неслуха не было секретом, что жрицы составляли ближний круг охраны Провидицы.

Жада неторопливо приблизилась к Гнату, обогнула его. В её плавных движениях скрывалась сила и опасность кошки, готовой к бою. Но во взгляде Младшей жрицы, вскользь брошенном в его сторону, Неслух уловил плещущееся сомнение и беспокойство. Тем временем, Жада встала ровно между Гнатом и его противником.

— Рыцарь Жиль Огнегрот, вассал Великого Герцога Тортского, Провидица повелевает тебе подойти к её возку! — громко проговорила Младшая жрица своим высоким, певучим голосом.

Видя, как предводитель разбойников подался назад, она с лёгкой насмешкой сказала:

— Не бойся, храбрый рыцарь, твоя смерть не нужна Провидице. Охрана пропустит тебя и выпустит обратно живым и невредимым.

После этого, Жада развернулась и направилась к возку. Рыцарь, немного помедлив, бросил меч в ножны, отдал щит подбежавшему оруженосцу и обнажил голову. Все увидели, насколько молод Жиль Огнегрот. На конвой Провидицы смотрел юноша. Держа шлем на сгибе локтя, рыцарь проследовал за Жадой. Щёки его горели пунцовым. Колкость Младшей жрицы попала в цель.

Через несколько минут Жиль Огнегрот, словно последний посыльный, торопливо бежал, грохоча и лязгая латами в сторону своих подчинённых. Отдав несколько распоряжений оруженосцам и отправив курьера, он приказал своим людям пропустить людей Провидицы, а самим следовать на отдалении позади.

Гнат подал знак, и конвой неспешно тронулся. Следом двинулись недавние противники. Рыцарь пустил своего коне-быка рядом с возком Провидицы. Неслух хотел отогнать его, но командир знаком дал понять, что опасности нет. Страж пожал плечами и занял своё место. Решение командира он не оспаривал. Понимал, что в случае чего, Провидица без защиты не останется, а вероломство рыцаря, если таковое случится, будет пресечено жрицами самым жестоким образом. Даже если охрана ближнего круга поляжет, Провидица не даст себя в обиду. Не смотря на свой весьма почтенный возраст, она неплохо фехтовала и хорошо стреляла из лука.

Спустя два с половиной часа конвой с сопровождением приблизились к Усадьбе. Так называлось жилище Ведьмы. Собственно, это была небольшая лесная крепость со рвом, валом и двумя рядами стен. Внешний ряд был деревянным, собранным из толстенных — в три обхвата брёвен высотой три человеческих роста, поставленных частоколом. Стены второго ряда были каменные и заметно выше. С восточной стороны Усадьба выходила на речушку, а с северной стены подпирало болото. А с учётом того, что крепость по старой доброй традиции стояла на холме, то выгодная стратегическая позиция была налицо. Тем более что Усадьбу в момент прибытия Провидицы штурмовали. По всей вероятности, осада длилась уже давно, потому что лагерь в отдалении от крепости имел вполне обжитой вид. Теперь же, осаждающие сумели проломить внешнюю стену и увлечённо рубились с защитниками на её галереях. Стороннему наблюдателю было бы странно увидеть в охране Усадьбы псоглавых, блеммий и четвероруких. Но Неслух не единожды бывал здесь и насмотрелся на этих странных существ Приграничья. Дело в том, что живущая в ничейных землях Ведьма была женщиной мудрой и дальновидной. Она сумела подружиться с местными племенами и заручиться поддержкой их вождей и духовных лидеров. Да так, что те присылали в Усадьбу воинов для охраны и слуг, для уборки и ухода, а также обеспечивали всем необходимым.

Блеммии, четверорукие, псоглавые и прочие, все они были друзьями и защитниками Ведьмы. И сейчас, сражаясь на стенах, они ещё раз доказали ей свою преданность и верность, щедро разменивая свои жизни на возможность спастись или дождаться помощи.

Вот такая картина предстала перед появившимся у стен Усадьбы конвоем Провидицы. Среди воинов сопровождения началось движение. Краем глаза Неслух видел, как стражи готовят оружие к бою. Сам Гнат пока команды атаковать не давал. Конечно, стражей Провидицы учили очень хорошо, и каждый из них стоил десятка чужих бойцов. Но их задача состояла в сопровождении и охране доверенного лица. К тому же охраны было слишком мало. Два десятка великолепных бойцов не выстоят в открытом бою против нескольких сотен посредственных. Ехавший рядом с повозкой Провидицы Жиль Огнегрот что-то возмущённо закричал на незнакомом языке. Затем поднёс ко рту, висящий доселе у седла его коне-быка рог и протрубил какой-то мудрёный мотив.

Бой прекратился. Ещё слышался лязг мечей, грохот, стук булат и боевых молотов. Но уже явственнее доносились стоны и крики раненых. Бойцы герцога возвращались в свой лагерь, защитники Усадьбы сразу принялись латать брешь, пробитую врагом в стене.

К конвою, стараясь не сорваться на галоп, подъехал рыцарь в золочёных латах. Его коне-бык был также защищён железом, хоть это и была излишняя мера. Видимо, таким способом рыцарь пытался продемонстрировать своё богатство. Судя по тому, что ни доспехи рыцаря, ни защита его животного не была посечена, а меч оставался в ножнах, воин в драке не участвовал, предпочтя остаться в стороне от боя и отведя себе роль стороннего наблюдателя и командира на удалении.

— Я Великий Герцог Тортский! — чванливо заявил он громким, визгливым голосом, обращаясь к Гнату. — Кто посмел остановить сражение в тот момент, когда оно уже почти выиграно?

У Неслуха совсем не сложилось впечатления того, что, прорвав хорошо сделанный, но, тем не менее, не самый крепкий деревянный тын, нападающие овладели всей Усадьбой. Напротив, воины герцога с видимым облегчением возвращались в лагерь, по всей вероятности, завязнув в переходах между стенами и неся потери от ловушек, губительного огня и контратак защитников.

— Я остановил сражение, ваше герцогское высочество! — прозвенел голос Жиля Огнегрода.

— Как ты себе такое позволил, выкормыш? Я подобрал тебя, поднял, присвоил имя и титул, а ты…

Договорить герцогу не дали. Дверца возка, около которого ехал рыцарь Жиль отворилась и оттуда вышла Провидица.

— Я Провидица, член Круга Магов и мастеров. Это моей волей была остановлена данная битва. Требую снять осаду с Усадьбы и пропустить нас внутрь.

— Святой Готрд призвал меня, чтобы я навёл порядок в этих погрязших в грехе и ереси землях, и я наведу его! — вскричал герцог. — Две ведьмы вместо одной — это неплохой улов!

И его рука потянулась к рукояти меча. Однако извлечь оружие его высочеству не дали. Подкравшаяся сзади Жада запрыгнула на спину герцогского коне-быка, содрала с надменного воина шлем и приставила к затылку обнажённый кинжал.

— Жиль, что же ты стоишь, руби их! — просипел мгновенно взопревший от испуга Герцог.

— Извините, сир, но мы слишком мелкие фигуры в этой игре, — пожал плечами молодой рыцарь. — Их надо пропустить.

* * *

Комнату освещал мягкий свет. Он лился, казалось, из стен, со всех сторон. Это было необычно. И странно. Неслуху никогда не доводилось бывать во внутренних покоях усадьбы. Конечно, ему было интересно, что в них творится. Для своих двадцати лет Неслух был пытлив и любопытен. Однако, он никогда не стремился за стены Усадьбы, сам считая, что магия не для него. Сейчас воин стоял посреди комнаты. Справа от него был юный рыцарь из армии святого Готрда, слева — Младшая жрица Жада. Даже она, которую допускали к Ведьме, чувствовала себя неуютно.

— Мы с моей сестрой по Кругу посовещались и решили, что вы должны отправиться к Башне и поговорить с Доктором. Именно он, по нашему мнению, может объяснить то, что виделось нам во снах. — Ведьма стояла рядом с простым стулом с высокой спинкой, с которого только что поднялась.

Это была сухопарая, высокая женщина в возрасте с молодыми, пронзительными глазами.

— Вам дадут всё необходимое — припасы, воду, оружие. Мои стражи проводят вас до границы. Простите, охрану дать не могу. Много моих воинов полегло во время осады. Но до каменных врат в степи у Башни вас проводят.

— Почему мы? — вдруг спросил Неслух.

Он не хотел задавать этот вопрос, но тот сам будто спрыгнул с языка.

Ведьма испытующе посмотрела в глаза воину. Потом улыбнулась и, повернувшись к Провидице, промолвила:

— Ты была права, сестра. Он достоин.

— Так почему не Гнат, например?

— Потому что ты можешь дойти, а Гнат нет, — отрезала Провидица.

— И потому, что нам с сестрой по Кругу долго собираться и ещё дольше ехать. Вы же втроём проберётесь в нужное место быстро и проскользнёте там, где нам пришлось бы застрять надолго. А время дорого. Его почти нет. — Ведьма говорила, стараясь не показывать свою озабоченность. Но таковая всё равно проскальзывала.

— Ну, лично я всегда мечтал посмотреть дальние земли, — дерзко усмехнулся рыцарь.

— Наши видения мы вам рассказали. Они похожи друг на друга. Это тревожит нас. Будьте осторожны. Нам кажется, что Доктор в беде. Задавайте свои вопросы, если они есть. Потому что, если вы не спросите здесь и сейчас, после того, как вы переступите порог этой комнаты, искать ответы вам придётся самим.

После того, как все закончили обсуждения подробностей предстоящего путешествия, а необходимые карты были просмотрены и члены похода получили по копии таковой, Неслух решился:

— Скажите, а что такое Круг Магов и Мастеров. Я только сейчас о нём услышал, и мне хотелось бы знать.

— Много лет назад, когда мимо нашей планеты пролетела комета, она зацепила своим хвостом атмосферу Земли, — начала Ведьма. — И на планете наступил генный хаос. Стали появляться столь невиданные и опасные формы жизни, что существованию человечества в любой его форме наступила угроза. Но комета принесла не только ужасы, но и возможность развития у людей восприимчивости и способностей, какие ранее назывались магическими. В один прекрасный момент, поняв необходимость принятия ряда мер для сохранения жизни, собрались выдающиеся маги и мастера, продвинувшиеся в науках, искусствах и ремёслах, и постановили создать совещательный орган — Круг Магов и Мастеров, который бы присматривал за тем, что происходит на подконтрольных им землях. Мы с Провидицей члены этого Круга. Доктор, как ты понял, тоже. Более полно рассказывать не стану.

— А что означали ваши видения? Дети, мертвяки? — это решился спросить Жиль.

— Я думаю, что опасность для мира. Он молод и его олицетворял ребёнок. Опасность же проявилась в виде живых мертвецов, — задумчиво произнесла Ведьма. — И тонкой огненной стены.

— А шары с номерами? — Жада тоже задала свой вопрос.

— Здесь мы теряемся в догадках. Хотите, подумайте сами. Потом расскажете нам, — ответила за Ведьму Провидица.

Через два дня, собрав провизию, снаряжение и оружие, трое молодых людей, верхом, с двумя заводными коне-быками, навьюченными поклажей, отправились на запад, к башне. Их сопровождал отряд блеммий и проводники из псоглавцев.

* * *

Мёртвый город давил своей аурой и встречал пришельцев явной неприязнью. Когда-то, совсем недавно он был живым, но теперь всё погибло. Однако город не пустовал. На краю слуха раздавались шорохи, щелчки, треск, неясные голоса. В разрушенных кварталах сновали смутные тени, и странные звуки будоражили сознание пришельцев. Их было трое: двое молодых людей и девушка. Неслух, Жиль и Жада добрались-таки до Башни. Две недели пути, десятки километров пространства, масса опасностей были преодолены тремя молодыми людьми, понимающими, что может случиться, если они не успеют. Поэтому троица спешила. Они двигались к заветной цели, как единый организм. И достигли её спустя четыре недели после того, как покинули Усадьбу. Теперь же они бродили меж разрушенных домов. При виде всеобщей разрухи становилось ясно, что опасения Ведьмы и Провидицы были не напрасны. Доктор, скорее всего, попал в беду. Но спросить и выяснить это было пока не у кого.

Башню молодые люди увидели ещё с окраин. Но только при приближении к ней стало ясно, что она была также разрушена, как и город, который вырос некогда вокруг. Правда, руины Башни всё равно существенно возвышались над скелетами домов. Даже издалека была заметна циклопичность основания этого сооружения ещё докометной эпохи.

— Ну что, други, — хриплым от долгого молчания голосом молвил Неслух. — То, что нам нужно находится в подземельях этого сооружения.

— И чего ждём?! — Жиль был горяч, нетерпелив и скор на необдуманные действия.

— Если честно, ребята, мне страшно, — призналась Жада, жалобно глядя на Неслуха. — Я чувствую боль, страх и смерть в этом месте. А в Башне она будто сконцентрирована.

— Не страшись, жрица, — чуть самодовольно ответил Неслух. Ему льстило, что молодая, красивая девушка жалуется именно ему, а не рыцарю. — Мы не дадим тебя в обиду.

— Это точно, — ответил странно немногословный Жиль.

За время путешествия Рыцарь сильно возмужал. От лихого, бахвалистого паренька почти ничего не осталось. Только немного горячности. Тяжёлый поход вытопил из его характера всю молодцеватость, оставив умного, расчётливого и опасного не по годам воина. Изменился и Неслух. Ему словно передалась лихость Огнегрота. Но только в меру, чтобы создать у противника ложное представление о себе. Не коснулись трансформации лишь Жаду. Она осталась прежней, умной, жизнерадостной девушкой. Только иногда нет-нет, да ловил Неслух в её взгляде грусть и затаённую тревогу.

Проникнуть в Башню, против ожидания, не составило труда. Строение, также как и окружавшие его руины, были пустынны. Только шёпот ветра, шорох праха и запах смерти преследовал пришельцев. Вдруг протяжный стон откуда-то из-под земли заставил молодых людей вздрогнуть. Звук был слабый, но направление его чётко угадывалось. Поискав вокруг, среди разрухи, спутники обнаружили в хаосе ломаного дерева и битого камня, ведущую вниз винтовую лестницу. Заготовленные загодя факелы служили хорошую службу, поскольку, чем дальше уходили ступени, тем больше сгущалась тьма. И снова ни единой живой души.

Троица спускалась этаж за этажом. Оружие у всех наготове. Глаза выискивали во мраке врага. Но тщетно. Сражаться было не с кем. Даже стоны на какое-то время прекратились. Но Жада уже почувствовала, где находится пострадавший, и друзья двигались вполне целенаправленно.

— Можете убрать мечи, — сказала Младшая жрица. — Здесь нет опасности. Смерть есть, боль есть. И это меня угнетает. Но нападать здесь некому. А мёртвые в этих подземельях ещё слишком слабы, чтобы нападать на живых.

Снизу снова послышался стон, и молодые люди бросились на звук. С каждым шагом Жада бледнела все больше. Даже в неверном свете факелов это бросалось в глаза. Наконец, когда они достигли самого дна, на Младшую жрицу было жалко смотреть. Она была бела, как мел. Ноги Жады подкашивались, и если бы не галантный Жиль, подставивший девушке руку, она непременно упала бы.

— Здесь, словно сама смерть живёт, — виновато пояснила Жада, молодым людям. — Я изо всех сил сопротивляюсь давлению её силы, но надолго меня не хватит.

— Её здесь нет. Она давно ушла, — раздался слабый голос из глубины помещения. — Она ушла, но её сила ещё здесь.

Молодые люди, поддерживая свою спутницу, двинусь на голос, освещая пространство перед собой факелами. То, что они увидели, заставило их невольно отшатнуться. Посреди помещения, на каменном полу, сидел обнажённый человек, прикованный короткой цепью к столбу. Его истерзанное тело представляло собой сплошную запёкшуюся кровавую корку. Особенно бросалось в глаза лицо, кожа с него была срезана напрочь. Но человек дышал, хоть и с трудом.

Жада бросилась к страдальцу и, сорвав с пояса флягу с водой, попыталась его напоить. Тот поблагодарил слабым кивком, а потом спросил:

— Кто вы и как сюда попали?

— Нас прислали сюда Ведьма с Матушкой Провидицей, — за всех, ответила Жада.

— Они все-таки получили моё послание. Я пытался пробиться к их разумам, но у меня плохо получалось. Здесь глубоко и камень не даёт развернуться мысли. Только отголоски смоги вырваться из заточения.

— Да, Провидица и Ведьма видели сны и истолковали их так, будто здесь случилась беда, — подтвердил Жиль.

— Они не ошиблись, — узник закашлялся. — Здесь беда.

— Значит ты… — начал Неслух.

— Доктор, — закончил за него страдалец и засмеялся.

В этом тихом смехе слышалось все: и облегчение, и безумие, и жажда избавления.

— Я Доктор по имени Ангус Готрд.

— Святой Готрд? — удивился Жиль.

— Нет, просто Готрд. Наивный Готрд. Дурак Готрд. Простак Готрд. Как хотите, называйте, — узник с видимым трудом поднял руку, призывая молодых людей к молчанию. — Мне осталось немного. И это время я хочу употребить на то, чтобы рассказать о своей ошибке. Но сначала освободите меня. Я хочу умереть свободным.

Молодые люди хоть с трудом, но разжали звено цепи, сковывающей Доктора. Тот поблагодарил их кивком. После этого, лёг на заботливо подстеленный Жадой плащ и продолжал:

— Сколько себя помню, я жил в этом городе. В этой Башне. Люди и другие существа, живущие рядом, любили меня, а я помогал им, чем мог. Лечил, делал нужную погоду, защищал. Ресурсов Башни, которую построили лет за сто до меня, хватало с избытком. Но мне было мало любви людей. Я искал секреты жизни и смерти. Жизни после смерти и смерти живого мертвеца. Город, как и сама Башня, стоит почти на границе с Травными землями. Так они называются не потому, что там много травы, а потому, что отравлены. Это случилось давно — лет двести тому, когда комета своим хвостом зацепила нашу планету. Жить там могут только немёртвые. Да и то не все. Многие либо погибли от нехватки пищи, либо были съедены своими сородичами. От Травных земель наши земли, где стоит Башня, и обитают живые, отделяет купол. Он был создан много лет назад Машиной, которую запустили наши с вами предки. Они создали Машину, чтобы отделить себя от немёртвых и удержать остатки жизни на планете.

— Как отделить? Откуда взялись немёртвые? — почти одновременно спросили Неслух с Жилем.

— Ваши вопросы сыплются как зерно из порванного мешка. Я не успеваю их осознать, не то, что ответить. Вы молоды и хотите всё знать. Я стар, и моё время на исходе. Потерпите.

— Может быть, вынести тебя наверх к солнцу? — спросила Жада. Она сидела рядом с Доктором на коленях и держала его за руку.

— Было бы неплохо последний раз взглянуть на светило, — мечтательно протянул Доктор. — Но боюсь, туда мне путь заказан. Да и слеп я на оба глаза.

— Откуда же ты узнал, что мы молоды? — удивился Неслух.

— Я долго живу, мой юный друг и хорошо слышу, — через силу улыбнулся Доктор. — Так вот. До прилёта кометы люди смогли достигнуть многого в медицине, этике, поэзии, механике и физике. В естественных науках преуспели весьма. А главное — они научились сращивать живое с неживым, оживлять мёртвое, и совмещать неживое с мёртвым или ожившим. Думаю, если бы даже комета проложила бы себе иной путь, люди той эпохи в конечном итоге уничтожили бы сами себя. После явления кометы, когда взбесившиеся в результате воздействия неизвестных газов и вирусов, гены стали выдавать совершенно невообразимые жизненные комбинации, произошло несколько опустошительных войн. Последняя была между живыми и немёртвыми, которых вели за собой некрокиберы. Эти существа, порождение чьего-то злого докометного гения, объявили себя новой расой и принялись бороться с наследием старых времён — то есть с живыми. Они были разумны, особенно Высшие некрокиберы, умны и даже обладали, в некотором роде, творческим потенциалом. Правда, своеобразным…

Доктор натужно закашлялся. Из его рта на пол выпали несколько капель густой жидкости, в свете факелов, кажущейся чёрной. Хрипло вздохнув, он попросил воды. Фляжку взял сам. Уверенно поднёс к губам и пил столько, сколько требовало измученное жаждой, мучениями и лишениями тело.

— В общем, некрокиберы создали армию, похожих на себя, но не подобных им, однако более живучих солдат. Однако в войне не победил никто. Круг Магов и Мастеров, куда входил мой предшественник, титаническими усилиями создал машину, которая создала поле, отделившее много сотен километров земли, суши и моря, чтобы живые могли жить, не воюя с немёртвыми. Она и сейчас работает, кстати.

— А что же случилось с тобой и с Башней? — спросил Неслух.

— И с городом вокруг? — это встрял Жиль.

— В близлежащей степи мы встретили некронагов, с которыми пришлось покончить. Что же произошло? — добавила Жада.

— В своих странствиях я набрёл на остатки ядовитого схрона. Там, в подземельях, я встретил некрокибера. Он был полуразрушен, почти лишён энергии. Он умирал, если так можно сказать о неживом существе. Я пожалел его и взял с собой. О, как я был тогда глуп и наивен! Ведь это был один из инициаторов последней войны, один из Высших. Его заточили в этом схроне, потому что убить их почти невозможно. Всего этого я тогда не знал и дал ему кров, пищу, а главное — свободу.

Троица слушала молча, затаив дыхание и не перебивая. Ведь доктор рассказывал то, что им самим ни в жизнь не узнать.

— Когда я понял, что наделал, было уже поздно. Ведь для некрокиберов важна энергия, которую они берут из плоти. И не важно, животного или человека. Основное — плоть. Мёртвая, а лучше живая. В такой энергии больше. И чем больше её, этой энергии, тем могущественнее становится некрокибер. Я только потом, когда было уже поздно, узнал, что в случае нехватки энергии у этих существ начинают выключаться основные процессы. Он глупеет, страдает память, хуже двигается. Но чем больше он насыщается, чем больше накапливает, тем могущественнее становится. Особенно, такой древний, как этот. Мне было забавно наблюдать, как он восстанавливается и просыпается. С каждым днём Высший всё больше интересовался не только едой, но и окружающим миром, живущими вокруг Башни существами, моей весьма общиной библиотекой. Но я увлёкся, заигрался. И пропустил тот момент, когда стало поздно.

— Что, ничего нельзя было сделать? — нетерпеливо перебил Жиль.

— Нет, мой юный спаситель, — горько усмехнулся Доктор. — Уже нет. На пути к своему могуществу Высший создал страшное оружие. Он создал новую для этого мира идеологию. Культ святого Готрда. От моего имени он начал проповедовать живущим вокруг Башни существам, что Маги и Мастера — это ересь. Существует только один, избранный Маг и Мастер. Это Святой Готрд, то есть я. Завладев постепенно умами существ, он повёл их войной на уничтожение остальных Магов и Мастеров Круга. Несогласные были убиты. Их смерть принесла некрокиберу, который теперь называет себя Епископ, ещё большее могущество. Один за другим под ударами собранных им армий пали Алхимик, Травница, Механик, Птичник и ещё многие. Только Лучник, Художник и Мечница смогли остановить его экспансию и разбить войска. Я был погружён тогда в исследования микрочастиц, когда мне пришла страшная весть. На тот момент я третий год не покидал подвалы Башни и не знал, что происходит. Но, когда вышел на свет, то пришёл в ужас. На месте цветущего города вокруг Башни расстилались мёртвые руины. В этот момент я встретил его — Епископа. Он был уже не тот слабенький некрокбиер, которого я вывел из подвалов Токсичного схрона. Это было другое существо. Могущественное, злобное, ненавидящее жизнь. Между нами вспыхнула ссора, и я постарался его уничтожить. Но что я могу? Я учёный, а не воин. Я даже не Маг. Я нанёс ему несколько повреждений, но победить не смог. Он не стал меня убивать. Просто срезал лицо и заточил в подвале моего же жилища. Сказал на прощание, что теперь мир обрёл истинного Святого Готрда. А ещё пояснил, то жить я буду до тех пор, пока жив он. Нас теперь связывает моя плоть на его морде. Не живая, но и не мёртвая. А ещё на прощание со смехом заявил, что теперь ему ничто не помешает, уничтожить Машину, создающую купол над землями живых.

— Скажи, где его искать и мы убьём его! — воскликнул Неслух.

— Непременно! — хищно оскалившись, подтвердил Жиль.

— Я не знаю, где его искать, — печально ответил Доктор. — Моих способностей не хватает, чтобы найти его. Думаю, он сам вас найдёт. Я подскажу, как убить его.

Трое молодых людей и без того внимательно слушавших умирающего человека, затаили дыхание. Только что они узнали то, что известно единицам в этом мире. Теперь им предстояло получить сведения о том, как этот мир сохранить.

— У некрокиберов есть три точки слабости. Здесь, здесь и здесь. — Доктор поочерёдно показал на свою шею, солнечное сплетение и лобок. — Поразишь его в шею, мозг перестанет работать, в том месте, где у человека солнечный нервный узел, у некрокиберов основной распределительный механизм, а там, где у человека пах, — у этих основной сборщик и накопитель энергии и силы. Епископу надо постоянно питаться, потому что в той схватке мне удалось пробить его накопитель и повредить распределительный механизм. Теперь он не может становиться могущественнее. Он может оставаться на том уровне, на котором был. Но даже этого ему хватает, чтобы быть сильнее многих.

— М-да… Задачка, однако, — почесал затылок Жиль.

— Если досюда дошли, то и с этой задачей справимся, — отрезал Неслух.

— Что мы можем для тебя сделать? — Жада сидела подле старика и старалась поддерживать в нём силы за счёт своих.

— Ничего больше. Найдите и убейте Епископа. Он пока не знает, где Машина, потому что никто из нас не знает, где она. Каждый владеет лишь отрывочными сведениями. И даже если останется один из Магов или Мастеров, то не найти Епископу Машины, — доктор замолчал. Силы покидали его. — Мне же оставьте, если есть лишняя, немного воды и ступайте. Я хочу умереть в одиночестве.

Жиль отстегнул от пояса флягу и поставил рядом с умирающим. Жада, всхлипнула, поднимаясь на ноги.

— Нам пора, — стараясь скрыть дрожь в голосе, сказал Неслух. — Прощай, Доктор. Мы вернёмся, чтобы предать твоё тело огню.

Молча поднимались молодые люди по ступеням, придавленные рассказом одного из Мастеров. Тяжело было на душе у каждого, ибо знали они, что делать дальше, но не ведали, куда им идти, чтобы отыскать Епископа.

Наверху их ждали. На одном из камней сидел человек в доспехах. Вместо шлема на голову была надета высокая шапка, расшитая золотой нитью. На молодых людей смотрело простое человеческое лицо, принадлежавшее когда-то Доктору. Это стало понятным по мертвенной бледности кожи и неживой мимике. Оружия при нём не было.

Увидев незнакомца, троица настороженно остановилась.

— На колени, черви, и узрите величие святого Готрда! — возвестил незнакомец, отрываясь от камня, как был, сидя, и взлетая. Правда, невысоко. Сантиметров на пятьдесят.

Ответом был нож, пущенный твёрдой рукой, попавший ровно в середину кожаной маски.

— А, так вы все знаете, — с досадой в голосе проговорил незнакомец, продолжая левитировать.

— Не с того начал, тварь, — хищно оскалившись, ответил Жиль.

Некрокибер опустился обратно на камни. Затем поднялся на ноги. Плечи его разошлись, руки удлинились стальными когтями. Из шеи выдвинулись какие-то вилки, между которыми нет-нет, посверкивало голубым.

— К бою, — тихо скомандовал Неслух.

Друзья привычно разошлись в стороны, беря цель атаки в полукруг.

— Вы, черви, бросаете мне вызов? — загрохотал, под сводами развали Башни, голос Епископа. — Я уничтожу вас, тля.

Молодые люди не знали, что или кто такой, этот тля. Они готовились к атаке. Возможно, последней в их жизни. Совершенное существо, созданное уже мёртвым, трудно убить. Очень. Но вдруг некрокибер словно поперхнулся. Маска, играющая роль лица, заискрила ещё больше. Голубоватое сияние вилок угасло. Голос скатился до хриплого карканья.

— Мясо, — прохрипел Епископ. — Тёплое, живое мясо…

Не сговариваясь, молодые люди бросились на врага с трёх сторон.

Бой закончился быстро. Троице несказанно повезло. У некрокибера, по всей вероятности, просто закончилась энергия. Поэтому он не сильно сопротивлялся, и молодые воины отделались несколькими синяками и ссадинами.

— И совсем не страшно, — шмыгнул носом Жиль, похожий сейчас почему-то на перетрусившего пацана.

— А было? — спросил Неслух.

— Не знаю, — сказал пожав плечами рыцарь, глядя на догорающие фрагменты некрокибера. — Не успел понять.

Они стояли над остатками поверженного монстра. Пованивало тухлятиной, доказывая, что их враг на момент уничтожения был уже мёртвым.

— Что дальше? — спросил Жиль.

— Когда Доктор вёл свой рассказ, я смогла проникнуть в его мысли, — смущённо потупившись, заявила Жада. — С Магами и Мастерами Круга это делать невозможно, поскольку они защищены чем-то, но тут я смогла. Так вот, в его мозгу металась несказанная им мысль о том, что в Токсичном бункере могут сохранятся ещё разряженные Высшие некрокиберы. Предлагаю пойти, поискать.

— Пойдём, — согласился Неслух. — Я бы не хотел, чтобы нашему миру угрожали какие-то мертвяки.

Жиль только согласно кивнул, вытирая меч.

Александр Васин
КОЛЕСО

Тим махнул рукой — и очередной шар с шумом плюхнулся в яму. Пускай его — не жалко. Мальчик знал, что имеет право никуда не торопиться. Имеет право на тщательный и взвешенный выбор. Сколько бы времени он не занял. Нужны годы? Пожалуйста. Никто не торопит. Таков Закон.

В прошлый раз вот поторопился, и что? Не прошло и семи лет, как снова оказался перед выбором. Нет, в этот раз нужно подойти к процессу тщательно, скрупулёзно, чтобы хватило лет эдак на восемьдесят, а лучше — и на все сто.

А вообще — скучно вот так вот сидеть перед ямой целыми днями и думать о вечном. Тим тратил на каждый шар от силы полчаса — этого времени хватало, чтобы рассмотреть все нюансы. Была парочка интересных вариантов, но не более того. «Скучные» шары мальчик, не задумываясь, отправлял в яму. Там, в глубине бездонной пропасти, миллионы рук без разбора хватали любые сферы — им там не до жиру, быть бы живу…

Скучно. Тим махнул рукой, и огромные ворота, каждый раз открывавшие стальное чрево тоннеля, когда появлялся новый шар, лязгнув, защёлкнулись на замок. Всё, устал, пауза. Эти, внизу, подождут. Впрочем, как и те, что прятались позади, за стеной пламени. Они и так долго ждут, подождут ещё немного. Ведь Тим имел на это право. Таков Закон.

В конце концов, он всего лишь семилетний мальчишка, поэтому не надо от него требовать слишком многого. Тим пошарил рукой вокруг себя и с удовлетворением нащупал лопатку. Где-то здесь ещё спрятались формочки и ведёрко. Ага, вот они. Очень хотелось построить крепость — такую же, как ту, что ваяли с пацанами. Благо, песка вокруг было завались. Чистого, новенького песка. Даже лучше, чем тот, что был в родном дворе…

…Песок в свежеокрашенную песочницу завезли ещё с вечера. Весть об этом разнеслась быстрее ветра. И без всяких там гаджетов. Ведь в детстве мы общаемся и понимаем друг друга намного лучше. Нам не нужны недосказанности, хитрости, юления, мы не используем многозначительные фразы, не торгуем слухами. В детстве есть важные вещи, а есть все остальные. Новый свежий песок был вещью, безусловно, важной. О нём Тим узнал от соседа Женьки, живущего через стенку, с которым они общались через перевёрнутый гранёный стакан. Этим нехитрым способом коммуникации с внуком поделился дед ещё в начале лета.

— Десятый, десятый, это восьмой. Прошу принять срочную шифрограмму, — забубнил Женька в урочный час связи.

— К приёму готов, — отсалютовал Тим.

— Во дворе новый объект. Песок. Песок. Как слышно? Как принял?

— Принял отлично. Надо опередить банду Лысого из Пятого. Песочница должна быть нашей.

— Согласен. Пойду, передам молнию остальным.

«Лысым из Пятого» являлся восьмилетка Колька из пятого подъезда. Мало того, что он был самым старшим пацаном во дворе среди малышни, так ещё — из неполноценной семьи. Отец Кольки бросил их года три назад. Тогда же у него обнаружили вши. Мать, недолго думая, взяла и обстригла мальчугана налысо: дескать, нет волос, нет и проблем. А чтобы «вошики» не появились впредь, стригла Кольку «под ноль» каждые три недели.

Безотцовщина быстро сказалась на Кольке. Он рос хулиганом. Вокруг себя сколотил банду таких же «правильных пацанов» и терроризировал весь двор. Женька рассказывал, что недавно видел Кольку с сигаретой. Но, возможно, сосед привирал…

Если честно, судьба Кольки Тима волновала не сильно. Будь его воля, он бы вообще с ним не пересекался. Но незримое соперничество между двумя бандами — из третьего и пятого подъездов — сводило их вместе почти каждый день на протяжении летних каникул.

Поэтому боевая задача номер один: не дать банде Лысого первой занять песочницу, иначе фиг выкуришь их потом. Колька из вредности может разбросать весь песок, а может зарыть стекло или какаху собачачью — с него станется.

Тим хотел проинспектировать песочницу тут же, как услышал о ней. Но мама не разрешила идти гулять на ночь глядя, несмотря на то, что август выдался удивительно светлым и тёплым. Тим попытался даже тайно выбраться во двор в потёмках, чтобы занять возле песочницы глухую оборону, но, уже стоя одетым в коридоре, услышал усмехающийся папин голос:

— Вижу, что шпиона из тебя не выйдет, мой юный Штирлиц. А раз так — марш в кровать! И чтобы до утра я слышал только твоё размеренное дыхание.

Делать было нечего, пришлось плестись в свою комнату. Небось, Лысый, если бы захотел, без проблем выбрался во двор. Его мамка на трёх работах трудится, часто дома не ночует. От мысли, что Колька может первым ступить на новый песок, у Тима заныло где-то в груди. Он крепко зажмурил глаза и с силой закусил краешек одеяла.

Заснуть долго не получалось. В ночной тишине Тиму всё время слышались подозрительные звуки. Каждый раз он вскакивал и подбегал к окну — посмотреть, не заняли ли песочницу. Но всё было в порядке.

Встал Тим не по-летнему рано — в семь утра. Наскоро почистив зубы, сделав обязательную гимнастику и поглотав, не жуя, мамины сырники, он помчался во двор. Никого, он первый! Насыпанный с горкой песок ещё хранил остатки утренней росы, быстро исчезавшей под натиском солнца.

Тим несколько раз обошёл вокруг песочницы, прикидывая, что лучше построить для начала. В течение получаса подтянулась вся банда: заспанный Женька, Никитос с пятого этажа и Шуля с шестого. После недолгих споров решили начать с крепости. Конечно же, с кольцом стен по кругу. Что и говорить — песочная классика.

Сбегали домой, вооружились инструментом: формы, лопатки, грабельки. Но, в основном, работать нужно руками. Тогда крепость получается настоящая, сделанная с любовью.

— Надеюсь, никто не против, если я займусь сторожевыми башнями! — скорее утвердил, чем спросил Никитос. С ним никто не спорил — строения выше коленки у него получались прочнее, чем у всех.

— Тогда на мне внутренний Кремль, — попросил Шуля.

— Только давай не как в прошлый раз, когда от ветра одна стена разрушилась, — встрял в разговор Женька.

— Тогда не было такого песка классного. В этот раз всё будет на высшем уровне.

Работа закипела. Говорили мало, в основном, сопели и присвистывали. Тим решился на сверхзадачу — построить вокруг крепости тоннель, чтобы модельки танков проезжали. А сразу после тоннеля — мост. Дело это неспешное, кропотливое. Но Тим сотоварищи чувствовал себя сейчас самым счастливым человеком на свете.

Время до полудня пролетело незаметно. С каждым часом песочница преображалась: росли башни Кремля, крепостные стены, появился ров. Никитос сбегал домой за солдатиками, которых расставили по периметру. Красота! Дети из других подъездов подходили посмотреть. Поиграть в песочнице никто не решался, все понимали важность строительства и не вмешивались. Кое-кто робко просился поиграть в крепости, когда она будет достроена. Тим, перемазанный в песке, важно кивал, давая молчаливое «добро» на будущие посещения.

На обед друзья-соседи не пошли. Есть не хотелось, да и как оставишь стройку на середине?

Так продолжалось до тех пор, пока из дома не вышел Колька. Прищурился, окидывая взглядом диспозицию, смачно сплюнул сквозь дырку в передних зубах и скрылся в недрах своего подъезда. Через десять минут появилась уже вся банда.

Тим боковым зрением видел заклятых врагов. Но всем своим видом показывал, что Колька и его банда ему не интересны.

— Работаем дальше, в ссоры не вступаем, — сквозь зубы прошипел он друзьям.

Колька занял выжидательную позицию — на качелях, метрах в десяти от песочницы. Сразу решил не нападать. Может, выдумывал каверзу похитрее, а, может, ему и самому было интересно, что получится у этих горе-строителей из третьего подъезда.

Тим переделывал тоннель четыре раза. Ему постоянно что-то не нравилось. То глубина недостаточная, то толщина стен маленькая — обрушится. В качестве проверки использовалась моделька старенького, ещё советского «Москвича». Один раз машинка застряла. Пытаясь её достать, Женька обрушил целый метр тоннеля. Тим гневно засопел, но ругаться не стал. Вытерев пот со лба, он принялся за работу заново.

…К вечеру крепость была готова. Она была поистине великолепна. Шуля умудрился даже триколор подвесить на Кремль. Женька соорудил два моста через ров. Здесь были и дороги, и строения, за стенами замка расположились фигурки деревьев и домов из конструктора. Вокруг песочницы собрался уже весь двор, даже старшие ребята. Кто-то одобрительно цокал языком, кто-то давал дельные советы, а ботаник Димка из последнего подъезда с умным видом заявил:

— Каждый город должен иметь своё название. Как называется ваш?

— Пусть будет Третий город. Ну типа по номеру подъезда, — предложил Никитос.

— Ага, вы ещё Третьим Римом назовите, — съязвил Димка.

Почему город надо назвать Римом, да ещё и Третьим, Тим не понял. Но и своих стоящих идей у него не было.

И тут на арене появился Колька. Вальяжно подойдя к песочнице, он, ухмыляясь, заявил:

— А что тут думать-то? Будет называться Колька-град. В честь владельца.

От такой наглости Тим опешил.

— Ты не владелец крепости. Ты её не строил.

— Не строил, — согласился хулиган. — Но буду владеть.

— Не будешь, — насупился Тим. Он очень устал за день, и драться ему не хотелось. Но просто так отдавать своё творение он не собирался.

— А что ты сделаешь? — осклабился Колька. Вслед за ним заржали его дружки.

— Я. Тебе. Замок. Не отдам, — тихо, но чётко сказал Тим. Никитос с Шулей, не сговариваясь, встали поближе к своему вожаку. Трусоватый Женька с тоской посмотрел на окна своей квартиры — не позовёт ли мама домой?

— Что ж, тогда, как говорится, «не доставайся же ты никому», — Колька откровенно наслаждался ситуацией. Он знал, что сильнее этих семилеток. Сама крепость ему, откровенно говоря, была без надобности. Но какая же отличная возможность показать всему двору, кто тут за главного. — Уже открылись сопла. Уже взлетели боевые самолёты. Осталось всего ничего до часа икс.

— Чего-чего? — не понял Тим.

— Скоро, совсем скоро по Кольке-граду будет нанесён мощнейший ядерный удар, — Колькины дружки заулюлюкали. — И не останется ничего живого.

Хулиган выставил руки в стороны, загудел и закружил вокруг песочницы, изображая бомбардировщик.

— Ты не посмеешь, — покраснел Женька. — Мы же целый день трудились.

— Это война, мелкий. Тут всем наплевать, работал ты или сидел на качелях. Бомба — она никого не пощадит.

Сделав последний вираж, Колька понёсся на песочницу. Но не добежал всего пары метров. Воздух вокруг задрожал, небеса окрасились в темно-красный цвет, и раздался чудовищный рёв, от которого у ребят полопались уши. Уже находясь в полной тишине, Тим увидел, как рухнула стена соседнего дома. Настоящего, сделанного не из песка, а из стекла и бетона. Через мгновение он очутился возле ямы с шарами…

А что здесь? Одному, когда не перед кем похвалиться, строить что крепость, что тоннель совсем не зыко — Тим отбросил лопатку и подошёл к огненной стене. За бесшумным пламенем стояли люди. С обожжёнными лицами, в лохмотьях одежды. Мальчик узнал своих соседей. Но их взгляды были пусты. Это были лишь оболочки, жаждущие одного — получить шар и новый шанс. Мамы и папы среди них не было. Это хорошо, значит у них тоже, как и у него, будет право на свой выбор.

За спинами людей Тим увидел остов своего дома. Третий подъезд уцелел, а вот пятого не было совсем. Всё-таки Колька получил своё, с удовлетворением отметил мальчик. Уцелела и песочница. Построенная крепость пострадала, но совсем немного.

Быть за стеной огня — ещё не самый плохой вариант. Рано или поздно тебе достанется шар, просто выбор будет сделан не тобой. Но в любом случае, этот выбор будет не самым худшим.

Намного страшнее оказаться в яме. Там приходится бороться за каждый шар, буквально выгрызая его у таких же обезумевших грешников, бесцельно проживших предыдущую жизнь. И эта борьба может длиться бесконечно долго.

Тим махнул рукой и запустил конвейер. Дверь тоннеля лязгнула, раскрываясь. Снова покатились шары. Тим брал их в руки и внимательно рассматривал.

Выбор был откровенно так себе. В какой шар не загляни — везде судьба солдата, в лучшем случае, будущего генерала. Но вокруг — лишь смерти, бесконечные смерти. В мире живых война, стартовавшая с удара по Москве, не затихала, а наоборот — только набирала обороты. Может, здесь перекантоваться? Пока оно всё там не угомонится? Но нет, вечно лепить замки из песка скучно. Надо выбрать свой шар, свою новую судьбу. Таков Закон. И тогда Колесо Сансары сделает новый виток.

Где Тим окажется в конце новой жизни? Во время войны трудно остаться человеком. За стеной огня отбывающим наказание за свои грехи? Или сразу в яме — ждущим подачек от таких вот безгрешных малявок, как он? Это зависит от сделанного выбора. Тим чувствовал, что этот выбор очень важен. Ведь следующую жизнь ему предстоит провести в мире, разрушенном войной. В мире мёртвых городов…

Ирина Забелышенская
ПРЕДЧУВСТВИЕ НОЯБРЯ

Мы всё знали ещё до того, как это началось. Хаос нашёптывал скрипом сухих ветвей о стекло, забирался холодными пальцами стужи за ворот свитера, тревожил неясными предчувствиями и заставлял сердце стучать чаще. Привычный мир рухнет — так было решено без нашего согласия. А может согласием было бездействие или нежелание меняться, ставя материальные блага и комфорт выше способности к сопереживанию, желанию помочь, сопричастности к чужим проблемам, эмпатии и просто человечности.

Вмешаться в уготовленный сценарий уже было невозможно, и тогда я чуть-чуть исправила предначертанное, оставив лазейку, кинув в водоворот неизбежного горстку хлебных крошек, по которым можно найти путь.

Воспоминания — всё, что осталось. Лишь они со мной навсегда, помогая держаться, не сойти с ума. Ведь в них мой Ноа — любознательный непоседа, весёлый фантазёр, живой и жизнерадостный.

— Мам, какую сказку расскажешь мне сегодня? — глаза загорелись ожиданием.

— Я расскажу тебе легенду о Стражах Заката и Стражах Рассвета. С начала мирозданья хранили они равновесие, не давая Хаосу сеять разрушения. Они создавали новые миры, зажигая жизнь на планетах, следили, чтобы день сменяла ночь, а рассвет приходил после тьмы. Стражей всегда было поровну, ведь тьму уравновешивает свет. Но однажды Стражи Заката поддались искушению Хаоса и решили, что могут одолеть Стражей Рассвета, вызвав их на битву. Долго длилась битва, и никто не мог победить. И так сильна стала энергия Хаоса, что взорвались ближайшие к месту сражения планеты. Стражей Заката и Стражей Рассвета раскидало в разные стороны. И пока не соберутся вместе все Стражи, пока не вернётся равновесие, будут гибнуть планеты во всех уголках Вселенной, а Хаос царствовать и упиваться содеянным.

— Странная сказка, она мне не понравилась! — разочарование и немножко обида. — Расскажи ещё одну!

— Завтра. А теперь спи. Ночь — не наше время. На рассвете у тебя много дел! — погладила по русой макушке, поправила одеяло.

Новый рассвет, и все, что были, и те, что ещё будут — они только для тебя. Спою тебе колыбельную. Почти неслышно, почти шёпотом:

Под небом голубым есть город золотой,

С прозрачными воротами и яркою звездой…

Увидишь ли небо голубое, попадёшь ли в город золотой… Лишь ворота открыть, но они цвета оникса, плотно заперты. Яркая звезда за ними, да такая, что лучше не смотреть — ослепнешь.

А в городе том сад, все травы да цветы;

Гуляют там животные невиданной красы.

Где же он, тот сад дивный, город золотой, травы да цветы… Сгорели листья, обуглились яблони, пеплом развеялись цветы. Сожаление острой стрелой до сих пор сердце ранит, раскаяние душу терзает. Нет, не притупилась боль, осталась в сердце.