Бесплатный фрагмент - Хроника жажды

Хроника жажды

25 мая

1

Кошмар, истинный кошмар! Видимо, я неправильно родился, поэтому дар гения не достался мне, да и мое воображение — уж, казалось бы, вещь без авторских прав, всем доступная — не в команде гениальных. Надеешься: что-нибудь да перепадет, ан нет, всё строго контролируют высшие силы. Что же, остается мне шиш с маслом — ешь до отвала? Я могу сказать, могу даже повторять как мантру: «Я — человек хоть и среднего ума, но не упаду так низко, чтобы глупостью затмевать всех, кто и сам горазд на это». Мое воображение (с талантом всё ясно: он не гениальность) обычно тут как тут. А здесь ума не приложу, как одной фразой, а не… пока не изучил чисел, подходящих, чтобы написать здесь, потому и не указываю каким, но явно немаленьким числом фраз предварить мое новое сочинение. Из одного предложения даже инструкция к пылесосу не состоит — да там их тьма-тьмущая. Мне не по нраву куча вещей. «Эй, вещи! Вы мне не по нраву. Вы знаете это?» Мой выкрик — на чей счет? Всего и моего дневника.

Не дневник, а мысль. Не рождается она, как ребенок: уж и срок настал, а на деле — ложная тревога. Буквы удовлетворили бы мой вкус, но мои творческие мытарства таковы, что не по возможностям Вселенной мое желание. Ждать ли от меня истерического плача? До истерического плача я еще не дошел, рано пока. Дневник раскрыт, кажется, что годы — отчего не часы, не более мелкие промежутки времени?.. Что, отсутствие на бумаге карты всё спутало?.. — годы сменяют друг друга, а я бьюсь и бьюсь, и некому сдать смену. Стало бы легче, если бы… Если бы что? Вот те раз, на месте закономерной концовки завязка для чего-то еще? Если бы вступительным словам (ага, вот на что завязка пригодилась) не приписывалась решающая партия, а ее кто-то приписал им, да так, что не отписать обратно, некому бы было вести ее в литературном представлении. И бог бы с этим всем. Ситуация заставляет меня склоняться всё сильнее к этой мысли — мысль уже и тени моей сторонится, — но не быстро, не так, чтобы жить всегда с одним мнением — и вдруг однажды проснуться с абсолютно иной точкой зрения. То есть сразу перейти к сути, не тратя на это всего того, что можно пустить на плодотворные действия. Написание текста — это же плодотворное действие? Особенно если я пытаюсь создать что-то, что привлечет читательское внимание.

Однако литературные каноны, сколько бы мнений на их счет ни роилось в голове, они — морока моей жизни: мириться с ними изо дня в день — пусть, с чем я только ни мирился, от меня не убудет. Они всегда, буквально бесперебойно будут литературными канонами, и разумеется, тут есть за что не питать к ним любви, ибо из-за них я отказываюсь, или, может, они сами заставляют избавляться, как от мусора, от стольких нетривиальных идей. У меня особый литературный статус, если я подвергаю сомнению литературные каноны? Отнюдь, моя жизнь течет мимо всяких статусов, литературные они или нелитературные. Одна мысль: от такой скуки зевать можно долго. Разумеется, я помню — рано забывать, и полгода не миновало еще, а амнезия поправила бы положение, — что в своем прошлом произведении я не очень-то заботился об установленных литературой канонах. Лицемерие, двуличие, притворство — чем из этого судить? Ничем! Добавлю между прочим: мне кажется, кое-что (от мелочи к целому открываю переделки) можно было скомпоновать тогда иначе, ну что сделаешь, свежая голова — свежий взгляд. Но теперь-то к чему говорить? Мое творение существует уже в виде книг, и существование это не прервать.

Фу-у-х… (Это я выдохнул.) Однако сейчас я предпочел выйти из роли злобного попирателя литературных законов и канонов. Надо понимать: у злых людей часто случаются перебои с получением любви и доброты от окружающих. Злым начинающим авторам — меня никакими доказательствами не причислишь к тем, у кого наглости для этого избыток, к тому же едва ли у меня лицо отъявленного злодея — им не видать читательской любви, как своих собственных… ушей? Внутренностей! Да, со словом «ушей» поговорка выглядит логичнее, она же ведь в таком виде родилась в народе? Хотя кто сказал, что невозможно увидеть свои уши, для чего тогда существует зеркало?

И потом, небеса не рухнут, если я решу не повторяться — галочка рядом с причиной, сподвигшей меня на это. А еще галочки будут? Их можно и без надобности ставить где угодно! Но нет, галочками баловаться в истории не буду. «О!» Этого не видно, конечно, однако я от глубокого удивления открыл рот, но тут же закрыл, чтобы сказать: ура-ура-ура — фраза! Истерический плач отменяется. А это что к моим губам ползет, улыбка? Она уже на моих губах, так что ползти ей больше незачем и некуда. Да уж, всем подаркам подарок. Спасибо за фразу! Теперь можно с легким сердцем отринуть все сомнения насчет того, с чего начать. Начало выглядит так: «Я всегда просыпаюсь рано». Неплохо, неплохо, краткость в писательском деле — это одно дерево, которым можно облагородить улицу или палисадник перед домом. И смысл! Смысл приобрел прозрачность, и информативность, что важно, не пострадала. Я понимаю, оригинальность, свежесть, неизбитость — не про мою фразу. Здесь и сотня писателей не найдут, чем удивить, ибо они будут больше спорить, чем решать проблему, а добавь к сотне писателей еще одного — и вот у нас сто один спорящий.

С другой стороны, фраза уже сложена. Кубики… Нет, просто создана из букв. Это не кубики, которые можно растерять — был такой у меня в детстве порок. Я — автор. Всё. Чем еще продолжить или завершить? Мне осталось — что? Позаботиться о наглядности своего авторства, о его подтверждении. Инициалы и подпись, чтобы взгляд некуда было отвести, только на них бы он останавливался. Долгие литературные потуги, понукающие окрики «вперед!» — вот за чем дело не станет. А я бы хотел, чтобы во всём, что читается, что создается, чувствовалась легкая рука. Но над моими желаниями можно лишь смеяться, поскольку это последнее, к чему Вселенная будет прислушиваться. Она и прислушалась. После стольких моих трудов и просьб!

2

Я самый храбрый — ау, ау, неужели никто не пытался со мной соревноваться в той храбрости, о которой пойдет речь? — самый храбрый на всём большом, пугающе пребольшом белом свете человек, поскольку не боюсь проспать на работу. Ну, где же ты, страх? Что я и говорю. Ты избавился от меня, и давно. Рано вставать и не опаздывать мне помогает — от помощи невозможно устать, даже в таком, казалось бы, смехотворном деле она не пустой звук — кошка. Что за кошка? Виноват, на самом деле я имел в виду не настоящую кошку. У меня не сложилось с домашними животными. Работа, личные обстоятельства и квартира ни при чём, хотя препятствия налицо. Впрочем, не стану спорить, если кто-то скажет, что это лишь видимость, фактически — собери все причины отказаться от мысли взять себе кого-нибудь, и ни одна из них не будет достаточно убедительной. Всё это я понаписал ради одной вещи: электронных часов в виде кошки со скрещенными на груди лапками. Часам в моей квартире не нашлось другого места — я прикидывал так и этак и всё не мог определиться, считай, неделю, тратил время из-за такой мелочи, — кроме как на тумбочке у кровати. Место нашло вещь, наконец-то!

Я мимолетом взглянул на время. Собственно, смотрим мы на циферблат и на стрелки, время нельзя увидеть, только почувствовать. И воскликнуть: «Сколько часов пролетело, ничего не успеваю!». Действительно, за временем нужен глаз да глаз. Осталось тридцать минут до девяти. Для каждого время — это важная часть его жизни, и чем же я хуже? Девять утра — необычное время, именно в это время начинается мой рабочий день. Я могу опоздать, моя работа не была бы работой без опозданий, и мне никто и слова в упрек не скажет. Случись подобное, главное — показать, что ты можешь выполнить в оставшиеся часы какую угодно работу. Это спасает как меня, так и моих коллег. Почему я написал «тридцать минут»? Первые полчаса — с восьми ноль-ноль очередной день моей жизни готовится к разбегу, а после иногда из-за работы головы не поднимешь, так что не замечаешь его — я провел, приводя себя в порядок. Всем известно, что такое «привести себя в порядок». Чем я займу оставшиеся тридцать минут, у меня же они остались? Да, и они не пройдут бесполезно, завтрак поможет заполнить их.

3

Я первооткрыватель… Я от скромности не умру, рано менять местами вводную мысль и себя! Вводная мысль: открывать в себе новые, ранее не испытываемые чувства — хорошо и… Слово «ранее» — что это за придаток? Ампутировать, чирк карандашом — исправлено. Думаю, за поддержкой моей оценки не придется долго искать кого-нибудь: кто угодно станет на мою сторону. Прямо кто угодно? Мне список всех согласных составить, и приложить к дневнику? Однако плохо, и здесь у меня с мнениями людей о моей оценке не возникнет противоречий, плохо все-таки некоторые вопросы умеют сплачивать, когда эти новые чувства омрачают жизнь. Мысль о себе, увы, но о первом мне не придется писать, как бы ни было велико мое желание, а вот на второе я не пожалею страниц. Но опять-таки это вновь не то, к чему у меня душа лежит. Не самая ужасная мечта — оказаться на последней странице дневника, когда уже и писать негде, хотя материала по горло, и за что ни возьмись, боишься что-нибудь упустить.

Если бы я себя не знал, то сказал бы, что схожу с ума. Не думаю, что разговор с дневником — хотя какой там разговор, извинения за то, что ему придется терпеть мой рассказ о борьбе с потребностью, — это показатель психического здоровья. Я почувствовал, как мое несчастное горло ссохлось и сузилось. Не припомню, чтобы пил или ел много соленого, или что там еще способно воздействовать подобным образом на организм человека — не одна же соль виновата. Если бы я проглотил хлебную крошку, то она неминуемо показалась безжалостным комом в самом начале пути. Я бы не умер, и готовить себя к похоронному маршу и к надгробным речам не стоит. Насколько я слышал, от хлебных крошек еще никто на тот свет не отправлялся. И к этой неприятности я себя не готовил. Ну а к сухости в горле я себя подготовил? Куда там. В общем, с моими силами что-то не то: пытаюсь управлять мышцами глотки, а не могу, как будто куда-то подевались они. Непослушание в давние времена розгами вытравливали. Жаль, что сейчас для этой практики нет места, я бы преподал собственным силам пару уроков. А кадык? Ага, хоть какая-то часть меня не сопротивлялась моим командам, двигалась вверх-вниз, вниз-вверх — вот она, стабильность вещей в мире, тут следовало бы перекреститься и сказать: «Дай бог и дальше так».

Помассировать горло. Я не знал, как быть. Опыт, мне нужен опыт борьбы с чем-то в этом роде: только кто им поделится со мной? Жизнь? Она во что угодно меня лицом окунала. (Не сталкивала, она не столб, и я не машина, влипшая в него. Мое положение не менее плачевно, хотя слова «лоб в лоб» не подойдут — всё это так больно, и без последствий не уйдешь). Видимо, тут жизнь решила: пощады ему! Нет, дорогая, спасибо, но лучше бы ты придерживалась прежней схемы. Может, я ошибаюсь и не там ищу ответ. Вероятно, мне стоит отталкиваться в своих мыслях от позы? Да, от позы, в которой я провел ночь, во сне же не уследишь за собой — и вот итог. Моя память чиста, ни на какие детали она не сможет пролить свет. От нее проку — ноль. Я глубоко вздохнул. Ай, ай! Горло просто пылает, словно в нём раздули жаровню — кому она там понадобилась? — а затем нарочно перестали обращать на нее внимание, и огонь, ощутив, что его ничто не сдерживает, волнами своего жара — как бы еще выразиться, дабы удивить, поразить его силой — заполнил всё горло. Но в горле жаровни нет, я пощупал его, чтобы убедиться в этом: гладко и, слава богу, мягко. Уф, я-то испугался, а просто в первый раз не ощутил этой мягкости. А вот и кадык. Чисто!

Я откашлялся. Скольких раз достаточно, чтобы избавиться от позыва прокашляться? Да всё зависит от того, когда приходит осознание, что больше не нужно. Я понял это довольно быстро, и мне не пришлось кашлять до одышки. Жжение исчезло: ни следа от него. Жажда мне не в новинку, то есть к врачам незачем было обращаться, да и сухость во рту — тоже, как говорится, к катастрофе не готовься. Но тогда к чему прошлое удерживать? Дальней ему дороги в небытие. Но сегодня сухость во рту такая, что язык, не менее сухой, чем всё остальное, впору продавать как закуску пиву. Это корка на нём или налет? У меня появился шанс узнать, чем оно является: упускать шанс неразумно, а ума я пока не лишился — возраст не тот. Без звуков не обошлось. Всякому знаком звук скотча, отрываемого от картона, так вот, звук отдираемого от нёба языка почти в точности напомнил его, вроде бы не глохнешь, однако список музыкальных номеров для вечеринки или дня рождения этим не пополнишь. Гостей, после того как прозвучит этот «трек», убавится, долго будешь удивляться, куда они подевались.

Похоже, еще кое-кого придется объявить в розыск. Слюна, ты где? Это уже совсем никуда не годится! Впрочем, ложная тревога: подвигав языком, я понял, что из списка проблем можно вычеркнуть одну. Что же, тогда можно сосредоточиться на том, что пока еще со мной. Я посмотрел на руки. Вероятно, день прошел бы напрасно в фантазиях о неосуществившемся, и я бы ни крупицы внимания не уделил рукам, если бы не случайно брошенный взгляд. О боги! а с ними что не так? Какой цвет кожи символизирует здоровье? Мои руки словно мукой присыпаны — думаю, кожа из-за своей чрезмерной белизны не будет по определению излучать здоровье. Мягкая кожа рук –это верх приятных ощущений, мечта, сказка, к которой не можешь не прикоснуться. Правда мне никто не предлагал потрогать его руки, и к своим рукам я на пушечный выстрел не подпущу — это странно, и тянет от этой странности извращением. Но была не была — пойду в своих предположениях на некую авантюру и скажу, что и кожа рук, напоминающая на ощупь пемзу, тоже кого-то не оставит хладнокровным, возбудит до помрачения ума. Что я чувствовал, когда медленно проводил пальцами попеременно то по правой, то по левой руке? Как будто я с особым усердием натирал их на терке. Не уверен, что найдется сравнение, которое выразило бы их грубость и шершавость. Так и напрашивается мысль о трудностях с выбором перчаток.

Очередное мое открытие — судя по всему, сегодня перебоев с открытиями не ожидается, я серьезно, пора бы позаботиться об их нумерации: «открытие номер один — описание, затем номер два — бросаешь все слова, какие знаешь, чтобы показать его суть, номер три…» Кожа на руках потрескалась, вон какой на них алый узор. Это потому, что кровь проступила. Похоже, проблема глубже, чем казалось, причем глубже буквально: у меня здесь глубочайшие желоба на планете. Я легко оторвал маленький кусочек омертвелой кожи, на членовредительство я не подписывался, мол, дерзай терзать собственную плоть. Хм, надежды пошли прахом, золой, тленом и прочими бесполезными субстанциями: думал, будет больно, но, похоже, поспешил приготовиться к этим ощущениям, которые явно не назовешь приятными, но ничего не почувствовал. Либо меня заговорили, либо боли я неинтересен. Я никогда не жаловался на кожу рук: цвет — как ни силься, повода для нареканий не придумаешь; текстура — судьба знает прок в подарках и сюрпризах; а здоровье — буквально глаза в пол-лица: быть такой здоровой — как это возможно? Должно быть, наследственность — а что еще может прийти в голову в первую очередь? Генетика распорядилась всем и распорядилась более чем успешно. От кого же мне достался цвет кожи, кто постарался — отец или дед? А кто позаботился о ее идеальной текстуре — отец или деды? А моя мать и бабушки внесли вклад в здоровье моей кожи? Не знаю, с расспросами об этом я ни к кому не приставал.

Ну что, новая попытка? Я оторвал еще кусочек, от первого я избавился, вряд ли он мог бы стать предметом коллекционирования, и сам я не ощущаю себя тем, кто рад жизнь положить на это. Ай, больно! Я не из тех, кто находит усладу в боли. Судьба распоряжается, кому падать в обморок от боли, а кому блаженствовать от нее, — а что в моём случае? На мою долю выпало явно не последнее, у кого бы занять стойкости, чтобы переносить боль, стойкость должна быть нешуточной. Я ахнул и даже не удержался от того, чтобы выругаться, и поморщился. Другого рефлекса и не ожидаешь. Курсов по укрощению боли я не проходил, не подфартило, а укрощать пришлось бы основательно — о чувстве, будто мне в кожу втирают мелкие обломки бритвы, не скажешь: «Смягчил его, и вполне сойдет». Умопомрачительное обличие боли. Фрагмент красного узора на коже стал еще ярче. Великолепно, хуже стало вдвое! Стоп, кровь — как бы ею не испачкать всё, а то уборки будет по горло. Боль вообще цепкое зло, и потому скажу: «Стоп, кровь и боль!» Случилось ужасное — почему до сих пор не прописывают таблетки для смягчения ужаса? — я спугнул удачу, в этот раз всё для меня, и прелестям боли не видно ни конца ни края. Очевидно, я сделал нечто, что ее оскорбило. Но как бы там ни было, боль не задержится надолго, поизнуряет меня и успокоится. Пожалуйста — чем не смягчение ужаса? И таблеток не надо.

4

Теперь завтрак? Да. Незачем откладывать его. Тридцать минут — не двадцать четыре часа и близко. Что можно за них успеть? Прекрасный момент разгрузиться от части дел, которые были запланированы. (Уже вижу, как в игру вступает прокрастинация. Славься, откладывание дел на потом!) Процесс пойдет быстрее, если придерживаться намеченной последовательности: что? зачем? почему? Минута, другая и третья — и вот у тебя — или у меня, я лучший пример, чем кто-то посторонний, — в распоряжении жалкий, сказал бы катастрофически жалкий, остаток времени, которым не распорядиться. И это при том, что под рукой есть всё, что только может потребоваться на благо. Какие возможности дают минута, две или — почти забыл, но, перечитав, вспомнил, что писал после двух — три минуты? Чай с сахаром, но без лимона. Лимон — изюминка что надо! Что надо? Эти изюминки для моей жизни обходятся недешево: аллергический зуд, опухание и слезы. Это не мой выбор, и ничто не подтолкнуло бы меня сделать его; они моя дань, которую непонятно кому и за что приношу с рождения. Хороши изюминки! Ну что я разнервничался? Мои таблетки — вот изюминки! Я же больной человек, как же не вспомнить об этом?! Настало время загрустить. Это мой завтрак на сегодня, звучит, конечно, так, будто я живу на копейки, перебиваясь с воды на хлеб и с хлеба на воду. Однако это вздор — ну как по чаю можно судить о моём благосостоянии? Не пойму, почему не сытная еда? На работе чуть легче с ней и не надо бежать впереди паровоза со своим беспокойством о сытости. На работе не проблема заморить червячка, но именно плотный завтрак успокаивает организм. Под успокаиванием я понимаю насыщение; обед и ужин не заменят завтрак и не компенсируют его отсутствие, ибо обед — это обед, а ужин — ужин. С голоду работа разлаживается. Не так чтобы ужас, ужас, — но как можно погрузиться в работу на пустой желудок? Перед одной кружкой чая голод разве отступит? Я про эту минуту, потом эта проблема упростится.

Я залпом с не испытываемой до этого жадностью осушил кружку. Давай, память, работай. Столько эпизодов через тебя проходит, что-нибудь да припомнится. Однако нет ни одного воспоминания о таком ослепляющем и несокрушимом чувстве жадности. И вообще, в какой момент ей удается воспользоваться уязвимостью человека? При всей поспешности я еще и не облился, зато, наверное, ожогов заработал уйму. Почему? Разве теплым чаем можно обжечься? Для того и существует оптимальная температура, чтобы избежать травмирования кипятком, а мой чай остыл настолько, что не заметишь, как прикончишь его одним глотком. Жутко представить — между прочим, а не любитель ли боли подсказал мне такие фантазии? — представить ожоги во рту и горле. Бр-р! Думаешь, у тебя железные нервы, ничем не их согнуть, а проверь их на прочность на деле, так сразу же стошнит.

Чай не для того миру был открыт, чтобы его залпом пили. С водопроводной водой можно как угодно поступать, любишь растягивать удовольствие — подойдет глоток за глотком, не нравится размусоливать, что же, тогда одним залпом — то что нужно. В водопроводной воде эстетики и культуры нет. Я налил из чайника кипяченой воды (вода, вода, от любви к тебе не откажусь никогда — получился стих?) и запил таблетку — аллергия ждет своего часа, рассчитывая выбить меня из колеи, — не дам ей такого шанса. Пока есть альтернатива водопроводной воде, я имею в виду кипяченую воду, ничто не заставит меня смочить в водопроводной воде губы. Моя жажда — сумасшедшая потребность, и это не фигура речи: у меня таланта для этого не больше, чем хотелось бы, и уж тем более не метафора, тут всё далековато от идеала. Она заставила вести себя, как… не пойму, то ли как животное, то ли как дикарь, не знающий, что такое чай, в общем, некультурно. Чудесное слово!

Стоит ли ждать многого от одного стакана чая? Вероятно, стоит. Не буду писать «обычно всего одна чашка чая». Хотя, может, и надо бы. Да, напишу: обычно всего одна чашка чая. И как долго (до конца рабочего дня) я мог не думать о питье, не удивительно ли, что мой лексикон не покидало слово «жажда». Жажда не прошла, получается, благотворное воздействие напитка недостаточно благотворно. У себя ли спрашивать, у дневника ли — ну почему всё так безрезультатно? Сухость во рту и горле как были, так с ними ничего и не произошло, хотя мой организм обязан был предчувствовать их. Вот до чего же прилипчивые гадости! В моей кружке пусто — увы! Заваривать чай снова — не время. Что теперь торчать в кухне — ботинки и одежду на меня никто не наденет. Ох, расторопность ну никак не мое второе имя, да и ни на каком другом месте ее тоже не встретишь. Место грязной кружке — на столе? Разве уже не в моде быть прилежным, чистоплотным хозяином? В моде, только едва не промахнулся мимо раковины. Ничего не забыл? Ключи — со мной, телефон — в кармане, кошелек там же. Я вышел в коридор обуваться.

5

Хочется пить. Опять горло и рот онемели — не успел и соскучиться. Я не принимал обезболивающих лекарств, как же тогда объяснить эти сухость и онемение? Удивительно, ни единого ощущения, если бы тут были замешаны доктора, уж я бы им кулаком погрозил. Не просроченное лекарство досталось? Тогда дважды им кулаком погрожу. Кое-как двигать языком во рту получается, значит, мое состояние не совершенно беспросветно. Язык, давай! Обещаю, зубы тебя не поцарапают! Двигайся к правой щеке! Молодец! Ведь не трудно было? Теперь быстро к левой щеке — о зубах опять не беспокойся — прекрасно! Легко. Сейчас же языком провести по небу, зубам и деснам — самая сложная задача. И эту выполнил? Отлично, получился ровный — прямо фотографируй и показывай всем, как умеешь идти наперекор онемению — круг. Онемение прошло.

6

Я вышел из подъезда. Дверь снова была распахнута. Жильцы на открытом воздухе росли и создавали семьи — это семейное дело, раз дверь не закрывают, или они не знают простого правила? На небрежность это не похоже, может быть, кого-то беспокоит жара? Ну да, круглый год. А что, не к этому всё сводится? Скажу сразу: я закрывать ее не стану, я не нанимался двери в подъездах закрывать. Впрочем, вероятно, у жильцов сегодня достаточно причин держать подъезд открытым. Меня встретила освещенная солнцем просторная улица. В округе недостаточно деревьев по причине… по причине опиливания. К сожалению, столько света не каждые глаза выдержат. Обойдусь без напрашивающегося пассажа о спасении от летней жары. Я осмотрелся: картина. И художник не меняется, опять то же самое! Лужа, в десяти шагах от подъезда отвратительная лужа (пишу бог весть о каких пустяках). Улыбка больше не желает быть на губах — тогда давай ты, гримаса отвращения. Ага, вот и губы скривились. Лужа это вам не картина в самом знаменитом музее мира. Понятно, в чей огород булыжник? Потому она и не тянет на светоч, обогащающий и возвышающий душу. С другой стороны, хорошо, что не у самой двери — с таким отношением недолго и этого дожидаться — жильцов и случайных прохожих, если они, конечно, выбирают этот путь, встречает лужа. С глубиной у нее порядок — с болотом не тягаться; и с шириной порядок, никакого перебора — она не озеро. Однако лужа не настолько маленькая, чтобы быстро, скажем за сутки, высохнуть. Некоторым лужам хватило бы и одного дня. И все-таки по размерам лужи видно: запасание грязной мутной водой прошло как нельзя лучше.

Я обошел лужу по краю. Проблему с ней мог бы решить дополнительный выход из подъезда с другой стороны дома. Додуматься до этого смекалка помога. Как тут без обходного пути, если обстоятельства только его и требуют? Вообще-то довольно утомительно обходить лужу, но сушить промокшие носки и ботинки куда как утомительнее — они ведь не для мокрой погоды, не для луж. Я зашагал по улице. Везет тем, кому от работы до дома надо пройти не больше десятка метров! Такую удачу из дома не выпустишь. Не успеешь подумать: «Скорее бы домой!» — как уже перешагиваешь порог родной обители. Впрочем, не менее удачлив и тот, кто разжился роскошью в виде машины. Мне, к слову, тут нечему радоваться, осчастливил бы меня уже кто-нибудь ею, а то что это я всюду пешком да пешком. Между моим домом и местом работы три многоэтажных дома — вот пример для подражания, казалось бы, устал от неухоженного палисадника, которого даже птицы сторонятся — у каждого из домов, помню, были они: так и не беда, кто же запрещает проявить творческий подход к решению проблемы. Заходи с любой стороны — открыто! И ведь нашли одну из таких творческих сторон, придумали: не знаю, как птицам: но плод совместных усилий жильцов домов я давно уже заметил и даже написал об этом. Нам бы вместо лужи — кому же надо заплатить, чтобы ее засыпали? — ухоженный палисадник. Еще есть продуктовый магазин, но у меня кончились слова, и про него я в этот раз ничего не напишу.

Всё освещало утреннее солнце, яркое, но еще не горячее. Пока не настолько жарко, чтобы мастерить себе веер и обмахиваться, впрочем, и не так холодно, чтобы отогреваться горячим напитком. Как я буду работать заледенелыми руками? Телепатическим фокусам меня никто из родных не обучал. Мои бедные глаза, как вы выносите кошмар солнечного света, кто или что дает вам силы? Либо вы договорились с солнцем, что его свет будет огибать вас. Если так, то где этот договор? Я был бы не прочь почитать его. Слепые работники — я слышал, что такое бывало, и я рад, что не в моём окружении — не пользуются популярностью. Или уже пользуются? Ко мне никто не приходил и в известность не ставил. Лавировать с легкостью не меньшей, чем у акробата, избегать прохожих — они всегда отталкивают, отбрасывают, сдувают прочь со своего пути — вот чем я поглощен, и вот от чего не могу оттолкнуться, отбросить или сдуть себя на другую сторону улицы.

Я поднял голову. Мне бы всегда быть начеку: не головой споткнешься, а ногами. Неужели я не боюсь упасть? С чего мне падать? Дорога ровная и гладкая, как дно подноса, никаких причин спотыкаться. Жилые многоэтажные дома, разные конторы и магазины — не могут же кругом стоять одни жилые высотки, это было бы непродуманно с позиции инфраструктуры. Своего законного места заслуживают и другие здания. Нет, жить в них не удастся, они лишь для работы. Открытый воздух способствует здоровью, но и его должно быть в меру, а какую меру можно соблюдать с работой на улице? Да и ненастье не заставит себя ждать. Странный недочет строителей — нависающие дома. Это ошибка, или так сделали специально, чтобы с кем-то то ли счеты свести, то ли, возможно, постоянно привлекать внимание толпы? Да нет, просто над моим зрением подшучивают иллюзии и ракурсы, еще попробуй поищи больших мастеров искажения восприятия действительности.

Я бы не стал сейчас отказываться от глотка воды, мне бы хватило совсем чуть-чуть, чтобы спастись от жажды. Да ладно, кого я пытаюсь обвести вокруг пальца? Много — вот это объем так объем, о меньшем я и слова не пророню. Я птичка? Крыльев нет, значит не птичка. Я насекомое? Лишних лапок нет. Почему я заговорил о птицах и насекомых? Даже для них глоток воды — несерьезно, куда на нём они улетят и уползут. Короче говоря, чем больше выпью, тем… Ну что я распинаюсь, ясно же — жажда меньше.

А вот на еду я точно не посмотрел бы. Тут впору уточнить: «Это смотря что за еда!» Точно не та, от которой нос воротишь, с чего бы себя всякой гадостью мучить. И тут еще: «И как выглядит». Ее внешний вид — дело последней важности, и поварских курсов не заканчивай, раз, другой — и вот тебе визуальное пиршество. Вот не позавтракал я как надо. (А как надо? Минута вопросов от тех, у кого нет критического мышления, — отчасти бесит, отчасти понимаешь: ущербные Божьи дети — не разжуешь ответ, не отстанут.) Надо — сытным и не отягощающим желудок ассорти из продуктов. Мне тяжесть внутри нужна так же, как коту кастрация, у природы не главная задача — заботиться о человеке. Тяжесть в желудке, разве это забота на миллион? А когда я переедал в последний раз? Это случалось, но я вопрошаю не о факте. Дата, мне нужна дата!

Я килограммами карри или васаби — что за цвета у них, цвет специй на чихание не влияет — в горло и в нос не засыпал. Я не банка и не пакет, и во мне специи долго не сохранятся. Жжение в горле вернулось. Почему? А еще (барабанная дробь, и не от одного барабана, а от двух — так будет громче и эффект сильнее) у меня высохли губы, до чего удручающее дополнение. Ни секунды без мысли о воде. Сухость. И без того ощущения такие, будто я вообще никогда не видел воды, и вот, чтобы картина своей пестротой поражала сильнее, добавилась проблема с губами. Что-то много довесков для меня за один раз. Это та поражающая неловкостью ситуация, когда без радости встречаешь подаяния небес, благо всё в мире словно вспышка: миг — и тьма. И чем быстрее всё промелькнет, тем меньше расстроишься.

7

Шаги, шаги, шаги: вы здесь и там. Я всего в нескольких шагах от переодевания в другую мою одежду — рабочий комбинезон. Наверное, в репортаже о неделе моды это фраза зазвучала бы так… по-модельному. На подиуме не щегольнешь в комбинезоне — из коллекции выбьется. Или нет? Еще чуть-чуть, и никто не заметит, в чём я пришел, даже если не предполагать, что все кругом слепые, и только я исключение. (Зрячий что ли?) Невзрачная одежда не явление вселенского масштаба, кто поставит между ними знак равенства? Не я. Реальное дело полезнее слов о моей одежде. Впрочем, и эта мысль стара как мир, и пусть она и дальше стареет вместе с миром. К чему это всё? Не знаю. Я вынул телефон из кармана джинсов. Жаль, что современные гаджеты не удлиняют список контактов. Впрочем, всегда ли лишние люди — нужные люди? Дисплей сообщает, что с запасом лишнего времени я пока еще не прогадал. Еще пятнадцать минут до девяти, как тут прогадаешь!

Сначала я ускорился. Довольно размеренных шагов — я не на отдыхе в парке, где каждый шаг можно растягивать и время не ставить на первый план, однако задержался у продуктового магазина. Уже писал, что между моим домом и местом работы не пустое пространство, а дома и магазин. О домах рассказал там же, а теперь настал черед магазина, я как раз поравнялся с ним. Работа подождет. Можно, конечно, заявить, мол, работа не волк — в лес не убежит, но я не стану этого делать: лап у нее я не вижу, да и до леса путь неблизкий. И потом, в магазине ночлега не предоставят, какой может быть сон среди стеллажей и полок? Не то что в квартире — удобств столько, что до отвращения насытишься ими. В общем, всё к лучшему, я не забуду о времени. Почему же я всё еще стою здесь? Можно подумать, мне подарили сертификат на дополнительные минуты. И могу я за целый день принять пятнадцать минут? Минуту! (Ни слова о времени — разумеется, какие могут быть слова, абы как время на ветер не пускаем.) Жестикуляция должна сразу даваться мне — это не победа в литературных конкурсах, которая с неба не падает в руки. Скажи трудам нет! Это не мышцы, а деревянные бруски. Я приподнял руку и… зрелище, достойное возгласа: «Ах, мои руки! Само ничего не прошло!» Неужели коже не вернуть прежний цвет? Белизна не к руке — она же на коже руки, а не на лице, почему бы тогда не говорить «не к руке»? Руку в рукав — вот спасение от любопытных глаз, где бы добыть для лица такой же рукав?

Я решил зайти в магазин, пообещав себе: не больше, чем на пять минут, лишняя минута не бомба — атомного взрыва не случится, да, именно атомного. Иногда без преувеличения не поймешь — то ли серьезности до макушки, то ли это шутка. Может, я и задержусь, как же быть в магазине и не засмотреться на товар. За кассой я увидел продавца. Правильно, что это мужчина, а то больно часто в этой роли женщины, странное преобладание. Я не прошу соглашаться, но и быть одиноким с такой мыслью не хочется. Если бы его жилетка была вишневым соком — как цвета совпали, напиток цвета вишни — частый гость на моём столе, потому обошлось без путаницы, — я бы ее не выпил, потому что она вся оказалась бы на полу. А с полу пить — хоть и не все настолько брезгливые, кто-то сочтет недопустимым — пустая трата. Это и про деньги, и про продукт. Чем полезна жилетка без рукавов (а куртка с длинными рукавами? На кассире жилетка) — если бы я его одевал, то ответил: полагаю, чтобы он не перегревался. Его одежда похожа на вязаный свитер. А лицо мужчины? Увы, описать его не удастся: у меня нет рентгеновского зрения, чтобы видеть сквозь вещи — хотя, может быть, и к лучшему, не всё увиденное благотворно для человека, — а журнал, за которым он прятал лицо, не был прозрачным. Кассир, к слову, не обратил на меня внимания, я просто чемпион по беззвучной ходьбе! Где мой кубок с эмблемой в виде ботинка? Впрочем, это заслуга пола и ковровых дорожек. Что же, если так, я зря разошелся в своих мыслях, поуже, поуже надо быть! Я остановился у стеллажа с напитками и стал изучать их ассортимент.

Сколько бутылок! Их форма будто бы берёт с нас обещание не утилизировать их, у кого не дрогнет рука избавиться, например, от бутылки, напоминающей жирафа? Или ананас? Проще облиться кипятком миллион раз, чем решиться на такое. Какие только этикетки не манили меня. Буквально глаза разбегались. Не ровен час, останешься косым. Я словно высокопоставленное лицо, визита которого все долго ждали, никак не могли дождаться и теперь не знают, как не потерять моего внимания. О, этикетки — вид искусства, которому стоило бы посвятить отдельный дневник и уйму свободного времени. Было бы оно у меня — я прямо в магазине стал бы описывать каждую этикетку. Ага, и непременно на глазах у кассира, чтобы он моим же дневником бил меня по голове.

Вот и алкоголь! Только почему бутылка с вином — это точно алкоголь, а не газировка? Я чуть лицом не уткнулся в этикетку, хорошо, вовремя остановился, а то бы разбил ее носом. Да, носом можно разбить стеклянную бутылку, причем особой сноровки не требуется. Оно самое, мое опьяняющее очарование! Жажда говорит мне — она очень говорливая потребность, или это мой внутренний голос, не знаю, в любом случае смысл слов мне ясен — чтобы я не жалел денег. Но разумно обойтись и парой бутылок, за трезвость начальство по плечу похлопает, а нетрезвое состояние, ух, какую грозу навлечет. А ведь кому сколько ни наливай — ни следа хмеля в глазах. Шансов устроить себе незапланированный выходной всё больше и больше, с подобным успехом не лопнуть бы, как бутылка, поскольку… так, здесь самый подходящий момент посмотреть на часы… нет, выходные будут тогда, когда будут, и без поблажек для сроков. На работу я еще успеваю.

Сглотнул слюну. Хватит любоваться на бутылки, а то уже минута сверх намеченного времени пошла. Ну-ка, кошелек, порадуй меня! Сколько в тебе денег? Пересчитал — радоваться нечему. Над моим «богатством» — копейками, которые даже не всегда за деньги принимаешь, потому что соответствующих им цен просто нет, — над этим богатством остается громко посмеяться, потому что их хватит лишь на водопроводную воду. Короче говоря, о покупках сейчас нет смысла думать. Вода из-под крана бесплатная — наливай хоть бассейн. Больше денег мне никто в кошелек не положит, лелеять свое разочарование не буду, на это требуется куча времени, столько, насколько я беден. Вот теперь всё как полагается — сам на остатке, времени лишь на дорогу до работы, и никуда больше. И как поступить? Ну а как еще — закрыть кошелек и вместе с телефоном вернуть на место. Где они лежали, в кармане? Значит, туда им и дорога. Мои надежды и разочарования, будто… Где же подходящее сравнение, без него никуда, а то не объяснить, как я радовался сначала — и как огорчаюсь теперь. Космодром и ракеты? Вот уж точно метафора не в тему, да и в художественном смысле корявая. Глупости, придуманные, чтобы не ранить чрезмерно нежные — потому что превращены в кашицу — художественное вкусы. Спрашивается, где закалка вкуса? Первая вперед (то есть вверх), вторая вверх (то есть опять вверх) — это так мои ракеты-надежды стартовали с космодрома. Первая упала, вторая упала. Это что, они вдоволь налетались? Нет, это неудача на полпути в небо.

Получается, ничего не сделаешь! Я прошел мимо кассира. «Давай, кассир, где твое внимание? Понимаю, журналу оно нужнее. Покупатель — животное, которое не терпит невнимательности, я его не стерплю, давай, где твое внимание, парень? Что же, тогда…» Впрочем, я уже на улице. Я оглянулся: кассир так и не отложил журнал. Несокрушаемый человек.

8

Не стану писать о шагах. Это не перенесет меня на работу, и для записи о них должно быть выбрано располагающее к мысли время, но не сейчас — я же иду по улице! Да и мысли разные мешают, в общем, одни помехи и ничего толкового о шагах. Еще о чём я «не хочу писать»? Что за «это буду — это не буду»? Взрослый ли это человек говорит? Знаю о чём — о здании, которое мне надо миновать и потом завернуть за угол, чтобы не пройти мимо пункта назначения. Опять! Что за купюры? И как понимать эту выборочную систему: для этого «да», и не обсуждается, а для того «нет» — я так решил?

Вот будет здание сокращать путь — с чего бы это? Не знаю, мои извилины что-то совсем спутались в узлы, не думается, не соображается. Чудо, помоги! Не отзывается чудо. От сказанного не отступлюсь, вот будет так с путем — тогда и за мной дело пылью не покроется, не заплетется паутиной. Целую оду выдам о том, как же это замечательно. А пока какое может быть одобрение, нет уж, попридержу-ка язык за зубами. Угол… Поворот… Пришел. Вероятно, это дань зодческой моде — добавить индивидуальности чертеж не позволил — ох уж эти чертежи со своими строгими расчетами — зданию, к которому я направляюсь, которое не отличить от соседних. Туда мне не надо, там меня не ждет работа. То есть чтобы люди не путали одно с другим, это, вероятно, Божий дар — родиться без понимания разницы: там, где живут, обычно не работают, а там, где работают, как правило, не живут. Впрочем, допускаю, что никто от путаницы не застрахован.

Из окон многоэтажных домов — тут, кстати, можно как угодно высоко взбираться или низко опускаться, это ничего не изменит — ни с какого уровня не удастся полностью обозреть крышу здания — пора бы уже сказать, что это склад, где хранится обычная вода в пластиковых бутылках. Достаточно окинуть взглядом окна домов и здания склада, чтобы убедиться в истинности моих слов. Допишу: всё видно с той стороны, откуда я иду на работу и куда держу путь, возвращаясь домой, или, может быть, откуда-нибудь еще, мне хватает и своих направлений. Всем на обозрение, хотя должно быть иначе, ведь здание склада не из решеток с широкими прутьями сделано. Это окна, то есть, по сути, неширокие стеклянные листы, укрепленные в рамах, и всё равно видно — окна!

То же самое и с окнами склада и решетками на них. И голубь в них не пролезет, до того малы прямоугольные отверстия. Замечательно, вставил слово «отверстие». С ужасом представил голубя, застрявшего в миллиметровой ячейке решетки, одна половина снаружи, другая внутри. Не окно, а орудие казни для несчастных пернатых созданий! Пользу решеток не переоценить с точки зрения защиты дома или, как здесь, склада. Всё вертится вокруг склада, я вел к этому и, судя по всему, весьма и весьма успешно привел: сколько слов уже написал. Я, конечно, считаю, пусть и не все случаи упомянул (главное — именно то, как это бывает в жизни), чтобы подтвердить свое мнение: решетки на окнах склада не обязательная вещь. Может кто-нибудь переубедить меня, приведя жизненные примеры? Молчание! Никто не может? Замечательно.

Почему я считаю решетки необязательным атрибутом? А кому приспичит грабить склад с бутилированной водой. Вора, охочего до чужой воды, поди найди. И потом — как? Стремянки достаточной высоты не продаются: мне никто не рассказывал о магазинах, где их можно купить. Остается путь через крышу. Это должен быть очень подготовленный, технически невероятно оснащенный для решения таких задач вор, или, что проще, вор с суперспособностями, если он не обзавелся никакими инструментами (не украл их где-нибудь еще). Правда и здесь вора — я бы сказал злополучного, впрочем, нечего жалеть его, обойдется — ожидает фатальный провал, поскольку человеку не пролезть в узкое окошко. Оно, как я писал, и для голубя будет крошечным.

Я на работе и сейчас надену оливковый рабочий комбинезон с белыми пуговицами. Создателям его отдаю должное — угадали с размером. Это самое удобное, что я когда-либо носил, а я-то понимаю, о чём говорю: все-таки столько одежды перебывало на этом теле (показываю на себя). Однако вкус не переделаешь и не подгонишь к телу так, чтобы они пришлись друг другу впору. Вот в чём, на мой взгляд, практичность и удобство одежды на размер больше: кажется, что носишь на себе свободу. С постоянным чувством зажатости долго не проживешь и далеко не уйдешь. Можно бы попытаться растянуть ее, но с рабочей одеждой так нельзя — недолго и порвать.

9

Разговор о себе — вещь всегда положительная, но как же другие? Кто? Да сослу… (зевнул) …живцы! В нашей организации я, разумеется, далеко не единственный человек, кто работает грузчиком, и никак иначе: наша работа для сильных людей, и было бы в корне неправильно, если бы организация обходилась всего одним грузчиком — попробуй справиться. Трудоемкое занятие — воображать? Выбор чего полегче никто не отменял. Люди, те, для кого жизнь без воды — не жизнь, а только пригоршня слогов, не перенесли бы жажду. А от нее конец до того страшный, что даже слова боятся выводиться на бумаге и мысль — продумываться до полной ясности. Встретить конец в такой нужде… упаси и отведи от такого конца — как угодно умирать, но не так. Интересно, буквы в слове «вода» влажные? На стакан наберется воды? Не жду на чайник — букв в слове маловато, здесь и полкружки — ура и спасибо! Вместе со мной гнут спины на складе еще шесть человек, и наши спины гнутся очень сильно. Еще раз скажу: физически сильные люди не пустятся наутек от трудов, как от огня, и неизменное число работников на складе — тому свидетельство. А если кто-то умеет работать с техникой для перемещения больших грузов, то любое дело для них превращается, как говорится, в не бей лежачего. Я работаю на погрузчике, и до моего механического помощника никогда не дойдет смысл слов «тяжелый», «неподъемный». Для меня и для погрузчика это удача, которая может с другими удачами соперничать. Хотя как бы он себя повел, нагрузи его сверх того, к чему он предназначен? Не сдвинулся бы с места. Прости, с другим погрузчиком я работаю продуктивнее.

Бывает, приходится подменять кого-нибудь из коллег — а оно мне надо? Ради премии? Там прибавка такая, что при подсчете никак не собьешься — только увлечешься, как уже и всё. Не придумали ни природа, ни человек абсолютно надежного средства от болезней и травм. Раз-другой они выводят из боевого состояния человека, и потом, не всё же погрузчиком работу делать, хотя управлять им у меня получается ловчее. Наверняка судьба вмешалась в нашу встречу, вернее, меня подвели к нему, сам же он техника, логично же, что к встрече стремился я. Ну и те, кто проводил инструктаж, тоже были в ней заинтересованы.

С ума сойти от размеров нашего склада. Не буду преувеличивать, самолетный ангар он не превзойдет, но ум взбудоражит непременно. Размеры, сравнения… Я не ропщу и не позволяю себе этого. Мне не нужно, чтобы кто-нибудь облегчил мою ношу, к счастью, в мягкотелости меня не упрекнешь, по плечу даже то, в чём без погрузчика не обойтись. Почти по плечу, я себе не отхватил с лихвой нечеловеческих возможностей. Как бы там ни было, облегчать есть что, недолго и надорваться, перетаскивая из одной части склада в другую бутыли с водой. Как иначе? По одной таскать — убегаешься, вот и стараешься ускориться, как можешь.

Я еще не написал, сколько воды в каждой бутыли. Не литр, не два и даже не пять. Почитаешь меня и не позавидуешь тому, как деньги достаются! Воду не бросишь на половине пути — еще самого в пустую бутылку засунут в наказание или заставят расставлять на стеллажах, а их целая уйма и полок — километры в каждом. Наказание почище иной казни. Вот так и прививают иммунитет к ошибкам и невнимательности. Воду не заставишь течь туда, куда нужно, вода умеет только растекаться — самое бесполезное ее свойство. Как вода всё преодолевает — ей по силам столько бутылей увлечь за собой, так и я с ношей преодолеваю путь.

4 июня

В подвале. Уши нужны для слуха или для сережек, но первое их назначение — слух. Весь день это доказывал: то правым, то левым ухом, а имел бы третье ухо, то и про него не забыл бы — водил по водопроводным трубам. И не надо шутить, мол, ничем другим пыль не смог собрать? Уши, надо же додуматься, уши! А просто — пристрастие к грязи, наверное. На мои уши без сожаления не посмотришь, а посмотришь — не поймешь: эти комья пыли и грязи — уши?! И много так наслушаешься воды в водопроводных трубах? Никакой канители — и всё почему? А нельзя обойтись без игры в словесного детектива? По новому кругу — почему? А потому, что у меня появился доброжелатель. Не «доброжелатель», а просто доброжелатель. Это он перед моим приходом привел в порядок трубы, пальцем проведи — ни пылинки, ни следа. Впрочем, я проводил не пальцем, а сразу ухом, но всё равно — чистота такая, что хоть воду с них пей.

Я даже не позавтракал, и обед в моём желудке голодную пустоту не истребляет, а с ужином бог знает что, но как же я пойму насыщение без голода? Подобными несбавляемыми темпами доведу я себя до состояния кожа да кости. Вон, кто-то уже гремит по мою душу — или это кости о кости бьются?

В подвале нашего дома много просторных секций, если квартир недостаточно на всех этажах, то милости прошу: небольшие косметические улучшения — и можно справлять новоселье. Правда для туалета и ванной понадобятся работы отнюдь не косметические, но всё равно, основное-то жилье в наличии. В одной из секций — я даже уточню: это секция напротив входа в подвал — так вот одна из стен в ней покрыта клубками и узлами. Это не кто-то вздумал под швейную мастерскую секцию сдать, и это не клуб шитья и вязания нигде кроме как в подвале. Я и не про шерстяные клубки и узелки пишу, никто из жильцов экстремальным вязанием — в темноте, но в сухости — не занимается. Я говорю о трубах. О разных трубах. Есть закрученные в спираль, эта форма влияет на течение воды. То ли прямых труб просто не набралось, то ли спираль лучше подгоняет воду к водопроводному крану. Есть и в виде знака бесконечности: вновь неординарная форма, что же такое, прямые предметы отменены? В глазах уже рябит от одних и тех же линий. Всё для воды, ее комфортного и гладкого течения из водопроводного крана — в водопроводный кран; из любой, даже самой пыльной и ржавой трубы — в такую же трубу. Ее правда не выпьешь, но и не обязательно этого делать, сколько разных применений найдется для воды. Что это? Я ощущаю себя каплей воды, не холодной и не горячей, оставленной высыхать среди переплетений труб. Ох, как же велико мое желание высохнуть полностью, смерть так медленно уменьшает меня, я бы рад поторопить ее, чтобы жажда не настигла меня.

18 июня

Сорок градусов — не написать бы «тепла», а то термометры меня в остряки не возьмут. Градусник за окном держится на такой отметке, мой внутренний термометр не отстает от него — сговорились? Как бы заставить их опуститься? Решение: освежиться! С озерами у нас туго, зато рек не счесть. Реки и озёра? Обычный душ уже не для сегодняшних тенденций? И охлаждение с освежением в классической трактовке — тоже мимо современности? Нет уж, жару́ никто не отменял, я ни ногой за порог и на улицу и носа не высуну. Нос жалко, сгорит же или испечется. И потому ясно: душ, но не поездка к реке! Меня судьба готовила к долгой жизни, а не к превращению в жаркое с румяной корочкой во цвете лет. Как жить? Живут при нормальной погоде, а жару переносят. Как жить при такой жаре человеку, которого терзает непрерывная жажда? Действительно, как? Спешить незачем и не для кого, я неторопливо плыл верхом на пустой баклажке по разогретой чуть не до кипения реке, я всю воду уже выпил, и другую такую же баклажку, полную питьевой воды, мне нигде не найти.

26 июня

Нет — писанию

2 июля

1

Какой прекрасный выходной — суббота. Воскресенье, разумеется, тоже ей мало чем уступает, и я понимаю: кому как. Я не хочу обидеть выходные, хотя может показаться, будто у меня есть такая цель. В общем, повторяю: суббота — прекрасный выходной, который сам бог велел провести не без пользы для себя. Без пользы вообще ни туда и ни сюда! Я сегодня то там часок, то там другой уделял занятию, на которое посмотришь и воскликнешь: «Да, для духа тут море пользы». Рвать отведенное для дела время — скажи об этом защитникам прав животных, лютовать будут так, что житья не дадут и яблоками гнилыми забросают — не в моих правилах. Совпадает же так, что и продуктивно позаниматься не выйдет, и в целом сплошной суматохой всё обернется. Я читал стихи любимого девятнадцатого века. А вот поэзию восемнадцатого века меня не заставишь читать: не дается! Поэта зовут… минутку, мне еще одну книгу принесли, и снова — как интересно!

2

Девятнадцатый век — единица на жезле скачет по лужам, а девятка откусила у восьмерки кусок. Вот, что значит… что-то.

4 июля

Как обстоят дела с муко́й на руках? С какой мукой? Выпечкой я не занимался, кого бы я кормил ею? Ах да, это же про кожу неестественного белого цвета на моих руках, вот же я генератор глупых ответов, меня хлебом не корми, дай только глупостью на умную мысль реагировать. Всё в норме теперь, и никто не упрекнет, мол, зачем я злоупотребляю белой пудрой. Моя кожа уже не отличается от той, какая бывает у людей в обычной жизни. А не в обычной жизни и не у обычных людей? Другого ответа не будет! Прости, кожа — извинения не мой конек, экспромта не получится, — я и забыл о тебе. Куда деваются мысли о насущных вещах, когда отвлекаешься на что-то другое?

16 июля