
Глава 1
Кабул, как любой восточный город, разделён на две части. На правом берегу реки Кабул-Дарья располагается старый город с кварталами Хашти-Бридж, Хабга и Сараджи. Здесь глинобитные лачуги, грязные, кривые улочки. Зловоние от помойных куч и обилие пыли. Много базаров. В воздухе висит гвалт людских голосов: лавочники расхваливают свой товар, торгуются покупатели с продавцами, ругаются прохожие.
На противоположном берегу реки тихо и чисто. Там располагается правительственный район Дарулман. Здесь находятся министерские здания, виллы знати и высших чиновников, государственные учреждения. Королевский дворец Дар уль-Аман, выстроенный в неоклассическом стиле тоже здесь. Улицы в этой части города прямые и широкие, приспособленные для езды на автомобилях, которых в городе мало. Мелкий чиновник министерства иностранных дел Галям Сулейманхель с библиотекарем Вакилем болтали стоя посредине проезжей части. В Кабуле 17 января 1929 года тема для разговора была одна: провозглашение эмиром Хабибуллы Гази.
— Правда, что эмир таджик? Говорят он из бедняков? — Вакил тоже таджик, то обстоятельство, что правитель Афганистана одной с ним национальности радовало его.
— Он из таджикского кишлака Калакан. Родился в семье водоноса, — кивнул Галям Сулеймани. Чиновник усмехнулся: — Об этом говорит его прозвище Бачаи-и-сакао (Сын водоноса).
Раздался клаксон автомобиля. Вакил с Галямом отошли на тротуар. Сигналил «Бентли» с прикреплённым на капоте флажком Великобритании.
— Посол Британской империи, — низко поклонился Галям.
На заднем сиденье автомобиля разместились посол Френсис Хамфри, отзываемый в Лондон, и его сменщик Ричард Маконахи. Они тоже говорили о Хабибулле Гази.
— Мне кажется, Роберт Ванситтарт зря доверился в афганских делах своему кузену Лоренсу Аравийскому, — вздохнул тощий Ричард Маконахи. Он настолько высок, что упирался головой в потолок салона.
— Государственный секретарь Форин-офиса считает себя единоличным хозяином внешней политики Британской империи. Министры иностранных дел фигуры политические, они меняются после парламентских выборов, а Ванситтарт сидит десять лет на своей должности, — улыбнулся в пышные усы Френсис Хамфри. Он был рад, что его отзывают из Кабула. Двадцать лет он служит на Востоке: Индия и Афганистан. Ему до смерти надоела жара. Он рассчитывал получить место в Форин-офисе. Хамфри не знал, что Роберт Ванситтарт решил назначить его верховным комиссаром в Королевство Ирак.
— В Лондоне считают Лоренса Аравийского знатоком мусульманского мира, — Ричард Маконахи вытер платком испарину со лба. Его знобило от простуды. Полежать бы в постели, но дела не позволяют.
Археолог Томас Лоуренс вначале ХХ века проводил раскопки на Ближнем Востоке. Во время длительных экспедиций он выучил турецкий и арабский языки. Когда началась мировая война, его призвали в армию, направили в разведку. В 1916 году Лоуренс предложил командующему Египетской экспедиционной армией Арчибальду Мюррею организовать восстание арабских племён против Османской империи. Мюррей направил его к Фейсалу ибн Хусейну, сыну правителя Мекки.
Получив британское оружие, отряд Фейсала ибн Хусейна перерезал Хиджазскую железную дорогу, по ней снабжался турецкий гарнизон Медины. Это помогло британским войскам взять город. Затем арабские отряды заняли Акбу, помогли англичанам овладеть Газой.
Среди британских офицеров о Томасе Лоуренсе ходили легенды. Его прозвали Лоуренс Аравийский. После войны он написал несколько книг о своей деятельности на Ближнем Востоке. Лоуренс в Британии считался знатоком мусульманского мира. К нему обратился его кузен Роберт Ванситтарт, государственный советник МИД Великобритании.
Ванситтарт был недоволен афганским королём Амануллой-ханом. Взойдя на престол в 1919 году, он объявил, что не будет слушать указаний из Лондона. Британцы это терпеть не стали. Из Индии на Кабул пошёл экспедиционный корпус. Разбив афганскую армию, командующий британскими экспедиционными силами Артур Баррет планировал занять Кабул и сместить с трона Амануллу-хана. Но вожди пуштунских племён объявили джихад британцам, они перерезали пути снабжения английских войск. Артуру Баррету пришлось просить Амануллу-хана заключить перемирие, и позволить англичанам уйти в Индию.
Британские газеты прославляли фельдмаршала Баррета: «Он отбил афганское вторжение в Индию!» Однако результат был печален: потеряв в стычках с пуштунами две тысячи человек, англичане утратили контроль над королём Афганистана. Вдохновлённый победой над англичанами, афганский правитель отправился путешествовать по Европе.
Вернувшись в Кабул, Аманулла-хан решил реформировать страну. Он открывал учебные заведения, приглашая преподавателей из Европы. Выписал из Германии архитекторов, для строительства правительственных зданий. Всё это требует денег. Аманулла-хан поднял налоги, чем вызвал недовольство населения.
Жена афганского короля Сорая Тарзи и его сестра принцесса Кубра, носили европейские одежды. Они призывали афганских женщин снять чадру. На заседании Государственного совета Аманулла-хан публично снял с жены паранджу. Он заявил:
— Отныне женщины не должны скрывать своё лицо.
Высшие сановники вынуждены были следовать примеру короля. Они одевали своих жён и дочерей в европейские одежды. Муллы в мечетях проклинали Амануллу-хана. Недовольство в стране уловил британский посол Френсис Хамфри. Он сообщил о нём в Форин-офис.
Государственный секретарь министерства иностранных дел Роберт Ванситтарт решил действовать неофициальным путём. Он предложил своему кузену Томасу Лоуренсу организовать в Афганистане государственный переворот. Получив паспорт на имя Эдварда Шоу, Лоуренс отправился в город Пешавар.
Шоу числился авиационным техником, однако приехав в Пешавар, отправился не на аэродром, а в тюрьму, изучать списки арестантов. Внимание Лоуренса привлёк таджик Хабибулла по кличке Бачаи-и-сакао.
Хабибулла родился в семье водоноса Аминуллы из кишлака Калакан. Отца по имени никто не звал, только по кличке: «Бачаи» (Водонос). Он не хотел, чтобы Хабибулла, носил воду, изнывая от тяжести и жары. Мечтал, что сын станет муллой.
Аминулла отправил мальчика учиться в медресе. Однако написание алифов не давалось Хабибулле, суры из Корана плохо запоминались. Это вызывало ярость муллы. Хабибулле надоело терпеть подзатыльники и удары палкой, он сбежал из медресе. В Кабуле устроился помощником садовника на вилле министра финансов Хусейн-хана.
В 1920 году его призвали в армию. Когда он через два года демобилизовался, товарищ детства Сеид Хусейн предложил вступить в отряд курбаши Ибрагим-бека. Тот в Ферганской долине воевал с отрядами Красной армии. Полки РККА сильно потрепали басмачей. Ибрагим-бек увёл нукеров в Афганистан. Хабибулла решил навестить родителей. В родном кишлаке ждал сюрприз: его вновь призывали в армию.
В марте 1924 года мулла Абдулла Ланг (Хромой мулла) в мечети города Хост призвал к мятежу против эмира пуштунские племена карлани и задран. Правительство в Кабуле объявило дополнительную мобилизацию среди таджиков, под неё попал Хабибулла. Он отличился в войне против пуштунов, был награждён медалью Хедмат (Заслуга).
Впрочем, героем Хабибулла был не долго. Он решил вновь присоединиться к басмачам. Прихватив коня и оружие, Хабибулла дезертировал из полка. В черикарской чайхане он повстречал известного разбойника Карзая из бандитского клана Спаркай. Тот предложил Хабибулле вступить в его шайку.
Решили выкурить кальян с гашишем. Карзай уснул. На его беду, Хабибулла знал, что за него обещана награда в сто амани. Он убил разбойника. Отрезал ему голову, положил в холщёвый мешок и отправился в Кабул. Хабибулла поехал прямиком к начальнику котвали (городская полиция) Надир-беку.
— Как вписать тебя в наградную ведомость? — поморщился Надир-бек, посмотрев в мешок.
— Хабибулла из кишлака Калакан.
— Придёшь за наградой через неделю, — начальник котвали отдал стражнику окровавленный мешок с головой разбойника. В течение недели он узнал, что Хабибулла дезертир. Решил его арестовать, а уничтожение разбойника Карзая приписать себе в заслугу и присвоить вознаграждение.
Хабибулла пришёл за наградой и оказался в тюрьме. За стелькой сапога у него лежали две амани. Одну монету он отдал тюремщику, тот помог Хабибулле бежать. На рынке Пуле Кишти он случайно повстречал Надир-бека, и зарезал его. Теперь у Хабибуллы была одна дорога, в басмачи. Он отправился к Ибрагим-беку. В басмаческом отряде оказалось несколько выходцев из кишлака Калакан. К Хабибулле намертво прилипла кличка «Бачаи-и-сакао».
Весной 1926 года отряд Ибрагим-бека был уничтожен советскими войсками в предгорьях Гиссарского хребта. Горстке басмачей удалось перебраться через Амударью на афганский берег. Среди этих счастливчиков оказался Бачаи-и-сакао. Он решил уйти от Ибрагим-бека. Но в Афганистане его ждёт виселица. Бачаи-и-сакао подался в индийский Пешавар, где ограбил купца. При продаже на рынке ящика с чаем, попался полиции. Спустя неделю, с ним встретился Лоуренс Аравийский.
На английские деньги Бачаи-и-сакао вооружил небольшой отряд из таджиков, осевших в Пешаваре. В сентябре 1928 года он увёл отряд в кишлак Тагао располагавшийся под Джелалабадом. Там жил мулла Ахундзада, которого уважали все кланы пуштунского племени шинвари. Побеседовав с Бачаи-и-сакао, мулла Ахундзада заявил на пятничной хутбе:
— Правоверные, эмир Аманулла кафар (неверный)! Да покарает его Аллах!
Губернатор Нангахара, узнав о мятежной проповеди муллы Ахундзада, послал взвод солдат, чтобы арестовать его. Подразделение попало в засаду, устроенную Бачаи-и-сакао. Спинжарай племени шинвари, узнав о его победе, собрались в кишлаке Тагао. Они решили поднять восстание. В Джелалабаде губернатор после уничтожения взвода солдат, опасался проявлять активность. Он просил инструкций из Кабула.
Пока нангахарский губернатор ждал указаний из столицы, Бачаи-и-сакао повёл отряд племени шинвари к городу Миталлам. Застав врасплох армейский гарнизон, мятежники захватили склады с оружием. Оставив муллу Ахундзада организовывать восстание в провинции Нангахар, Бачаи-и-сакао направился на северо-восток в провинцию Ламган, поднимать таджиков на мятеж.
Узнав о восстании, Аманулла-хан запаниковал. Генерал Али Ахмад Хан предложил королю собрать верные воинские части в провинциях Кандагар, Гильменд, Урузган и подавить бунт шинвари. Таджикам за Бачаи-и-сакао посулить награду в десять тысяч амани.
— Они сами привезут его голову, — обнадёжил короля генерал Али Ахмад Хан и отправился в Кандагар собирать войска.
Награда подняла авторитет мятежника. К нему хлынул народ. Отряды шинвари и таджиков под предводительством Бачаи-и-сакао подходили к Кабулу. Окружение короля потребовало от монарха отречься от престола в пользу младшего брата Имануллы-хана.
Уступив корону, Аманулла бежал в Кандагар. Отряды Бачаи-и-сакао подошли к Кабулу. Иманулла-хан три дня вёл переговоры с Сыном водоноса, пытаясь откупиться. Потом отрёкся от престола.
***
— Ничего хорошего нет в том, что Бачаи-и-сакао стал афганским королём, — Ричард Маконахи разглядывал идущую по тротуару женщину в чадре. Он пытался угадать по походке: молодая она или старая?
— Это фигура временная, — махнул рукой Френсис Хамфри. Посол достал из кармана жилетки часы: — Сын водоноса будет сидеть на престоле, пока в казне есть деньги для покупки лояльности пуштунских вождей. Это нам подходит.
— Почему?
— Во-первых, он станет уничтожать сторонников Амануллы, которые попытаются вернуть ему трон. Во-вторых, Бачаи-и-сакао враг Советам. Это то, что нам от него нужно. В Пенджабе генерал Мухаммед Надир-шах с нашей помощью набирает войско. Придёт время, он свергнет с престола Сына водоноса и станет королём. Надир-шах, та политическая фигура, которая нас вполне устраивает.
Водитель «Бьюика» увидел на краю тротуара троих мужчин, облачённых в халаты-чакманы из овечьей шерсти. Они собирались перейти дорогу. Шофёр нажал на клаксон. Один из троицы, здоровяк с окладистой бородой, указал пальцем на британский флажок, прикреплённый к капоту автомобиля.
Глава 2
— Англичане, — произнёс на фарси здоровяк с окладистой бородой, указав рукой на «Бентли».
— Мы будем всегда сталкиваться с ними, — улыбнулся невысокий брюнет лет тридцати. — Как утверждал Редьярд Киплинг в романе «Ким», между нами идёт Большая игра.
— Небо даёт людям святость, а грехи дело земное. Шайтан бродит по земле, соблазняя человека пороками: пьянством и азартными играми. Большая игра тоже порождение Иблиса, — философствовал третий, круглолицый с большим крючковатым носом. Он не понял смысла в речи своего спутника, но решил высказаться.
Судя по одежде, это были дехкане. Конечно, в диковинку услышать от простого крестьянина про английского писателя Редьярда Киплинга. Однако если знать, что человек упоминавший роман «Ким», учился в русской гимназии, то удивляться перестанешь. Зовут этого парня Михаил Аллахвердов.
Имя его длиннобородого спутника Андрей Станишевский. Он руководитель отдела контрразведки при полномочном представителе ОГПУ по Средней Азии. Станишевский и Аллахвердов познакомились десять лет назад. Их направили в Восточный Памир собирать сведения по бандам басмачей. Общаясь с таджиками, они выучили фарси. Пять лет провели в горах Памира. Станишевский заразился малярией, и поехал лечиться в Киев. Михаил Аллахвердов поступил на Восточный факультет академии РККА. После окончания учёбы его направили резидентом разведки в Персию.
Выздоровев, Андрей Станишевский вернулся в Ташкент. Возглавив отдел контрразведки ОГПУ, он занялся поиском агентурных сетей иностранных разведок. В свободное время учил арабский язык, постигал премудрости Ислама. Знакомился с архивными документами по истории присоединения Туркестана к Российской империи. В архивах Станишевский обнаружил папку Дипломатической части при Туркестанском генерал-губернаторстве. Изучая документы из неё, узнал: британская агентура в Средней Азии состоит из исмаилитов.
Исмаилиты — течение шиитского ислама, зародившееся в 760 году в Медине. Шестой шиитский имам Джафар ас-Садик недовольный пьянством своего первенца Исмаила, объявил приемником второго сына Мусу. Такова была версия для шиитской умы (общины).
На самом деле ас-Садика тревожило не пьянство сына, а его взгляды. Исмаил заявлял, что шииты должны уравняться в правах с суннитами. Если этого не случится, необходимо сместить с трона багдадского халифа Абуль-Аббаса ас-Сафаха. Речи старшего сына напугали ас-Садика. Он решил, что будет спокойнее, если имамом станет Муса. Недовольные таким выбором заявляли: по закону первородства имамом должен стать Исмаил. Эти люди стали именовать себя исмаилитами.
Старший сын ас-Садика вдруг умер, поползли слухи, что его отравили. Пока был жив имам, ему удавалось держать уму в повиновении. После его смерти часть шиитов заявила, что они не признают главой общины Мусу. Они почитали имамом Мухаммада, сына Исмаила.
Молодой багдадский халиф Харун ар-Рашид, (герой сказок «Тысяча и одна ночь»), подумал: «Если умрёт Мухаммад ибн Исмаил, то шиитская проблема решиться сама собой».
Он направил стражников в Медину. Предупреждённый сторонниками, Мухаммад скрылся. Произошёл окончательный раскол исмаилитов и шиитов. Вскоре начались гонения на исмаилитов, они ушли в «подполье». Своих единомышленников узнавали по тайным знакам. Где находится имам исмаилитов, никто не знал. Из своего убежища он направлял проповедников вербовать новых членов общины. Пастыри исмаилитов были искусны в своих речах, их тайные братства возникали везде, где жили мусульмане.
В XIX веке исмаилитов уже никто не преследовал, но тысячелетний принцип сохранять конспирацию они впитывали с молоком матери. В 1881 году губернатор Бомбея сэр Джеймс Фергюссон решил использовать исмаилитов на благо Британской империи. Он подружился с имамом исмаилитов Ага-Али Шахом.
Его сын Ага-хан учился в Великобритании. Став имамом исмаилитов, он использовал общины в качестве британских агентурных сетей. В Российской империи исмаилитов оказалось много на Памире.
Всё это Андрей Станишевский узнал, изучив архивные документы Дипломатической части при Туркестанском генерал-губернаторстве. Он отправился в Горно-Бадахшанскую область. В кишлаке Поршнев жил уважаемый ишан (руководитель братства исмаилитов) Юсуф Али Шо. Под его руководством Станишевский ознакомился с учением исмаилитов, частенько спорил с ним по вопросам трактовки Ислама. Юсуф Али Шо проникся уважением к русскому, объяснявшему премудрости Ислама лучше иного улема (богослова).
Вернувшись в Ташкент, Андрей Станишевский был вызван к полномочному представителю ОГПУ по Средней Азии Льву Бельскому.
— В Афганистане король Аманулла начинает терять власть, — Бельский положил папку с бумагами в сейф. Он сунул связку ключей в карман галифе: — Если Бачаи-и-сакао свергнет его, на наших границах станет неспокойно.
— Контрразведывательный отдел готовится к этому, — кивнул Станишевский. — Агентура Курширмата в основном выявлена.
Курширмат (Слепой узбек) — бывший дехканин кишлака Кумарик в Ферганской долине. Его дед Абдурахим был важным беком (чиновником) у Худояр-хана, последнего правителя Кокандского ханства.
Зимой 1878 года войска генералов Колпаковского и Скобелева взяли Коканд. Рабовладельческое ханство прекратило своё существование, став Ферганской областью в составе Российской империи. Абдурахим отправился в кишлак Кумарик. Он превратился в обычного дехканина и тяжело переживал падение своего статуса. Абдурахим ненавидел русских. Злоба к русскому народу от него перешла к внуку Шир Мохаммеду.
Шир Мухаммед с детства страдал болезнью глаз, не переносил дневного света. Он ходил в чёрных очках, в кишлаке заработал кличку «Слепой узбек» (Курширмат).
Зимой 1916 года в Туркестане вспыхнуло восстание. Банды киргизов, узбеков и таджиков резали русских. Многим беднякам понравилась разбойничья жизнь. Они решили: хлеб басмача вкуснее засохшей лепёшки дехканина.
Басмач — с фарси (язык персов и таджиков) переводится «налётчик». Так в старину звали конных разбойников, совершавших набеги на купеческие караваны. Курширмат прибился к басмачам. В стычке с казаками он угодил в плен. За разбой его посадили в тюрьму.
Февральская революция 1917 года освободила Курширмата. Вернувшись в Ферганскую долину, он сколотил отряд басмачей и занялся грабежами. Вместе с курбаши Ибрагим-беком воевал против Красной армии. Весной 1926 года советские пограничники у Гиссарского хребта сильно потрепали басмачей. Курширмат ушёл в Афганистан, поселился в Ханабаде. С ним встретился генерал-майор Уилфред Маллесон бывший глава британской военной миссии в Туркестане. Он предложил организовать агентурную сеть на советской территории. Курширмат послал нескольких гонцов к своим бывшим нукерам. Его посланники были арестованы ОГПУ.
— Думаю, Лев Николаевич мы сможем удержать ситуацию под контролем, — кивнул Станишевский.
— В нашем деле Андрей Владимирович, ни в чём нельзя поручиться, — махнул рукой Бельский. — Афганистан для нас территория непознанная. Там у нас только резидентура заместителя военного атташе Ивана Ринка. Возможности у неё невелики. Если бы удалось разыскать и привлечь к работе Константина Осипова.
Учащийся Красноярского землемерного училища Константин Осипов в 1913 году увлёкшись марксизмом, вступил в социал-демократическую партию. Вскоре он попал в поле зрения полиции и был арестован. Допрашивал его жандармский ротмистр Шемстаков. Обрисовав мрачную перспективу провести молодые годы на каторге, ротмистр склонил Константина к сотрудничеству. Тот выдал несколько членов подпольной большевистской организации Красноярска.
С началом мировой войны Осипов добровольцем ушёл в армию. На фронт он не попал, служил писарем в запасном полку, потом поступил в Московскую школу прапорщиков. После её окончания получил назначение в Туркестанский военный округ. Служил адъютантом у генерала Полонского.
В ноябре 1917 года Совет солдатских депутатов избрал Осипова Военным комиссаром Туркестанской советской республики. Спустя год злая судьба в Ташкенте свела Константина Осипова с бывшим жандармом Шемстаковым. Угрожая разоблачением, ротмистр заставил Осипова примкнуть к антибольшевистскому подполью.
18 января 1919 года Осипов поднял 2-ой красногвардейский пехотный полк и расстрелял членов правительства Туркестанской советской республики. Белогвардейский мятеж был подавлен. Константин решил бежать из Ташкента. Денщиком у него служил узбек Саид. Он предложил ехать в кишлак Карабулак в Пакемских горах. С Осиповым были несколько бойцов, участвовавших в расстреле комиссаров правительства. Маленький отряд двинул к ташкентскому банку. Забрали два сундука с золотыми слитками.
Через несколько дней отряд Осипова добрался до кишлака Карабулак. Константин посчитал, что большевики потеряли их. Но красногвардейский эскадрон шёл по следу. Когда их настигли, Саид повёл отряд в горы. Взрывом гранаты Осипов вызвал сход лавины, это помогло оторваться от погони.
Спрятав в горной пещере сундуки с золотом, Осипов увёл людей в Ферганскую долину. Они влились в отряд курбаши Мадамин-бека. Летом 1920 года полки Красной армии стали обкладывать басмачей. Константин Осипов решил не испытывать судьбу и уехал в Бухару. К тому времени погибли все его товарищи, бежавшие с ним из Ташкента.
Осипов стал военным советником бухарского эмира Алим-хана. Спустя несколько месяцев при дворе эмира Бухары появились советские дипломаты. Они потребовали выдать Осипова советским властям. Он бежал в Афганистан. Вскоре Красная армия заняла Бухару, Алим-хан перебрался в Кабул. В его окружении вновь появился Константин Осипов.
— О том, что Осипов среди приближённых бывшего эмира Бухары, сообщил заместитель военного атташе Иван Ринк. Но эти сведения трёхлетней давности, — Бельский закурил папиросу.
— Я могу попытаться установить, где сейчас Осипов, — кивнул Андрей Станишевский.
Он поехал в кишлак Поршнев к ишану Юсуф Али Шо. Тот отправил в Кабул своего младшего брата Шо-Заде-Момада. Через кабульского ишана он установил, что Константин Осипов один из доверенных людей Алим-хана.
Лев Бельский собрался отправить Андрея Станишевского на переговоры к Осипову. Сопровождать его будет Шо-Заде-Момад. О своём решении Бельский уведомил Восточный отдел ОГПУ. Из Москвы пришёл ответ: к операции будет подключен Михаил Аллахвердов.
Спустя три недели Андрей Станишевский, Михаил Аллахвердов и Шо-Заде-Момад отправились в Афганистан. На кабульской улице Андараби повстречали «Бьюик» английского посла.
— Человек ждёт нас в чайхане Зулфина, — Шо-Заде-Момад указал рукой в сторону мечети Шах-Ду-Шамшира.
По виду Константин Осипов ничем не отличался от богатого кабульского торговца: алая шёлковая рубаха-камиз, зелёный атласный жилет-вискат. Выслушав Андрея Станишевского, он ответил:
— Вы предлагаете сотрудничество, но оно должно быть взаимовыгодным.
— Какой профит желаете получить Константин Павлович? — Аллахвердов хлебнул зелёный чай из пиалы.
— В горах Чаткальского хребта я спрятал два сундука. Хочу их забрать, — Осипов откусил кусочек лепёшки — болани.
— Мы сообщим руководству ваши пожелания, — кивнул Станишевский.
— Передайте, — усмехнулся Осипов.– В качестве аванса, я даю вам следующую информацию: в Кабул прибыл британский генерал-майор Уилфред Малессон. Он недавно вышел в отставку и здесь находится как частное лицо. Как я понял, британское правительство хочет остаться в этой истории в стороне. Миссия Малессона состоит в том, чтобы склонить Сына водоноса оказать басмачам помощь людьми. Предполагается захватить земли между Гиссарским хребтом и Амударьёй. Объявить правителем бывшего бухарского эмира Алим-хана.
— Когда планируется вторжение на нашу территорию? — погладил бороду Станишевский.
— В мае, — Осипов поставил пиалу на стол. Он улыбнулся: — Советский военный атташе Иван Ринк любит посещать кабульский парк «Сады Бабура». Свой ответ передадите через него, я найду возможность побеседовать с ним.
Вернувшись в Ташкент, Станишевский и Аллахвердов сообщили условия Осипова полпреду ОГПУ.
— Думаю, его требования стоит принять, — задумчиво барабанил пальцами по столу Бельский. Он посмотрел на Аллахвердова: — Михаил Андреевич, вас вызывают в Москву.
Глава 3
Последний день февраля в Москве выдался снежным. Метель словно почувствовав приближение весны, тоскливо завывая ветром, заметала позёмкой дворы и улицы.
«У февраля два друга — метель да вьюга», — глядя в окно, Сталин вспомнил слова вдовы Марии Кузаковой. В её доме Иосиф Джугашвили в 1910 году снимал комнату, отбывая ссылку в Сольвычегодске.
— Заместитель военного атташе Ринк сообщает, что эмиссары Бачаи-и-сакао ездят по таджикским и узбекским кишлакам в северных провинциях Афганистана. Они набираю добровольцев в отряды Ибрагим-бека, — докладывал начальник Разведывательного управления штаба РККА Ян Берзин.
— В случае нападения басмачей, сможем мы их удержать на пограничных рубежах? — Сталин достал папиросу из пачки «Герцеговина Флор».
— Горный рельеф местности позволяет небольшим группам басмачей просачиваться через нашу границу, — встал Иван Ломанов, помощник начальника управления погранвойск ОГПУ Средней Азии. Он развёл руками: — В обусловленном месте, на нашей территории, они соберутся в крупные банды.
— Поступила информация от Осипова. Он сообщает, что британский генерал Уилфред Малессон встречался с Ибрагим-беком. Англичане оказывают ему помощь оружием, — заместитель начальника Восточного отдела ОГПУ Тариан Дьяков открыл папку с донесениями.
— Кстати, как с Осиповым? Выполнили его требования? — Сталин закурил папиросу.
— Так точно, — кивнул Дьяков.
— Бачаи-и-сакао узурпатор. Законный правитель Афганистана Аманулла-хан находится в Кандагаре. Три недели назад к нему выехал наш дипломат Василий Соловьев, — заместитель наркома иностранных дел Максим Литвинов достал из папки лист бумаги. Он подал его Сталину: — Перед самым совещанием, я получил радиограмму от Соловьёва. Он сообщает, что Аманулла-хан просил у Советского Союза помощи в восстановлении законной власти в Афганистане.
— Но если мы, откликнувшись на его просьбу, войдём в Афганистан, Лига наций будет кричать о нашей агрессии, — Сталин положил радиограмму на стол.
— Отряды басмачей переходят нашу границу, грабят и убивают. Это обстоятельство не смущает Лигу наций, — Тариан Дьяков крутил в руках карандаш. Он пожал плечами: — Если сторонники Амануллы-хана с нашей территории пойдут на помощь своему королю, советское правительство не может отвечать за их действия.
— По агентурной информации нападение басмачей ожидается в мае. Глупо сидеть и ждать удара, — усмехнулся Ян Берзин.
— Если не можешь отбить удар, бей первым, — кивнул Сталин. Он посмотрел на начальника Штаба РККА Шапошникова: — Борис Михайлович, приступайте к разработке мероприятий.
***
В первых числах марта посол Афганистана генерал Гулам Наби-хан Чархи обратился с письмом в ЦК ВКП (б). Он просил разрешить формирование на территории Советского Союза отряда сторонников афганского короля Амануллы-хана, для оказания военной помощи законному правителю Афганистана.
Руководство операцией Шапошников поручил комкору Маркиану Германовичу, командующему Среднеазиатским военным округом.
Поначалу Германович решил сформировать отряд из афганцев, придав ему артиллерийскую батарею. Но когда во время учений при залпе горных орудий, афганцы разбежались врассыпную, Германович от этой идеи отказался. Решили создать отряд из красноармейцев 81-го кавалерийского и 1-го горно-стрелкового полков, придав батарею 7-го горно-артиллерийского дивизиона.
Красноармейцев переодели в халаты-чакманы. Отряд возглавил военный атташе в Афганистане комкор Виталий Примаков, став на время операции Рагиб-беем. Начальником штаба назначили командира 7-го артдивизиона Александра Абердина. Он получил псевдоним Юнус-бек. Формально начальником штаба отряда считался афганский военный атташе полковник Гулам Хайдар, а командиром генерал Гулам Наби-хан.
Утром 15 апреля 1929 года батальон 1-го горно-стрелкового полка форсировал Амударью в районе афганского пограничного поста Патта-Гиссар. Без выстрелов захватили крепость, затолкав прикладами афганских пограничников в подвал. Отряд комкора Примакова начал переправу через Амударью. Двое пограничников-афганцев сидели в дозоре. Они видели захват крепости, и поскакали на соседнюю погранзаставу Сия-Герт.
Командир пограничной крепости Сия-Герт джаг туран (капитан) Абдул-Рахим направил к Патта-Гиссар кавалерийскую сотню. Она была рассеяна двумя выстрелами из пушки.
Через день отряд Примакова подошёл к городу Ханабад. Военному гарнизону города предложили сдать оружие и разойтись по домам, однако афганцы отказались. Залп горной батареи вразумил афганских солдат, они разбежались.
Спустя четыре дня подошли к городу Музари-Шариф, столице провинции Балх. После обстрела цитадели из пушек, началось наступление. В пылу боя красноармейцы позабыли, что являются афганцами и пошли в атаку с криком «Ура». Город был взят.
Четыре дня отряду Примакова удавалось сохранять секретность. Афганцы считали, что сражаются со сторонниками Амануллы-хана. После взятия Музари-Шарифа, они поняли: с ними воюют регулярные части Красной армии. Старейшины узбекских и таджикских племён съехались в Баглан. Они объявили джихад кафарам (неверным), вторгшимся на их землю. В течение трёх дней собрали двадцатитысячное ополчение. С зелёными знамёнами ополченцы двинулось к Музари-Шарифу. Два дня в окрестностях города гремели бои, расстреляв весь боезапас, отряд Примакова разбил афганское ополчение. Но победа была пиррова.
Афганцы блокировали город, ожидая подкрепления. Примаков по радио сообщил в Ташкент об отчаянном положении. В Мазари-Шариф прорвались два аэроплана, доставив восемь ящиков со снарядами. Лётчики сообщили: на помощь идут четыре эскадрона под командованием комбрига Ивана Петрова.
Кавалеристы Петрова тоже были наряжены в халаты-чакманы и тюбетейки. После тяжёлых боёв они прорвались к Музари-Шарифу. Доставили восемь орудий и боеприпасы.
С востока от города Талукан к Музари-Шарифу двинулся трёхтысячный отряд курбаши Ибрагим-бека, а с юга личная гвардия Бачаи-и-сакао под командованием Сеид Хусейна, друга детства афганского узурпатора.
Отряд басмачей угодил в засаду, и полёг под перекрёстным огнём пушек и пулемётов комкора Петрова. Курбаши с сотней нукеров вернулся в Талукан. Двух басмачей красноармейцы взяли в плен. Их отправили в отряд Сеид Хусейна. Они рассказали гвардейцам Бачаи-и-сакао о гибели нукеров Ибрагим-бека. Королевские гвардейцы в страхе разбежались. Красноармейцы без боя взяли города Балх и Таш-Курган, пошли на Андарабад.
Несмотря на успех отряда Примакова, сторонники Амануллы-хана не проявляли активности. Кабульский резидент военной разведки Иван Ринк получил радиограмму из Москвы:
«Необходимо ответить на вопрос: как прочны позиции Бачаи-и-сакао в свете последних событий? Достаточно ли сил у сторонников Амануллы-хана для свержения узурпатора?»
Подшив радиограмму в папку, Ринк отправился к мечети Идгах. Возле неё находится чайхана узбека Абдуллы. В ней состоится встреча с Константином Осиповым.
***
Скоро полуденная молитва и народу в чайхане мало. Два парня играют в нарды, сидя на войлочном полу. Чайханщик Абдулла дремлет возле большого самовара. Константин Осипов, возлежал на топчане.
— У меня много новостей, — при появлении советского разведчика, он уселся по-мусульмански.
Подошёл Абдулла с чайником и пиалой.
— Любопытно было бы послушать, — Ринк наблюдал, за манипуляциями чайханщика. Он три раза наливал чай в пиалу и выливал обратно в чайник. Затем плеснул немного чая в пиалу, поставил её перед Иваном и удалился.
— Алим-хана посетили английский посол Ричард Маконахи и Александр Миллер.
— Кто такой Александр Миллер? — Ринк отпил чай.
— До революции он был политическим агентом русского правительства при Бухарском эмирате. Летом 1917 года Миллер помог Алим-хану разместить во французских банках сто пятьдесят миллионов золотых рублей. После Гражданской войны Алексей Миллер осел в Париже. Он служит советником и переводчиком в посольстве Афганистана.
— Что нужно этим двоим от Алим-хана?
— Требовали, чтобы он поехал в Кандагар, посоветовал Аманулле покинуть Афганистан, — Осипов отщипнул виноград, лежащий в вазе. — Алим-хан хотел держаться в стороне от всей этой истории, но Миллер пригрозил блокировкой его французских счетов. Алим-хан отправился в Кандагар.
— Вы думаете, он уговорит Амануллу?
— Теперь это сделать несложно, — развёл руками Осипов.
— Почему?
— Под Кандагаром попал в плен Али Ахмад-хан, — Осипов сплюнул виноградные косточки на стол. Константин закурил папиросу: — Этот генерал, самый могущественный приверженец Амануллы. Узнав о его казни, остальные сторонники бывшего короля покинут Афганистан.
С минарета мечети Идгах послышалось заунывное пение муэдзина, он призывал правоверных к полуденной молитве.
— Пора совершать намаз, — улыбнулся Осипов, вставая с топчана.
Иван Ринк отправился в посольство составлять отчёт. Получив его сообщение, начальник штаба РККА Борис Шапошников вызвал Виталия Примакова в Москву. Передав командование отрядом комбригу Александру Черепанову, комкор улетел в Ташкент.
22 мая 1929 года Аманулла-хан бежал в Индию. Через день Александр Черепанов получил радиограмму:
«Сворачивать операцию».
К Черепанову подошёл начальник штаба Александр Абердин.
— Только что доложили разведчики, из Кабула прибыла дивизия под командованием Сеид Хусейна. Она заняла Таш-Курган.
— Нам приказано уходить из Афганистана, — Черепанов протянул начальнику штаба радиограмму.
— Хусейна придётся выбивать из города, иначе он не пропустит нас к границе, — прочитав радиограмму, Абердин вернул её комбригу.
Таш-Курган брали сутки. В этом бою впервые за всё время операции понесли потери, погибло десять человек. Израсходовав весь боезапас, отряд Черепанова захватил город. Потеряв в уличных боях треть дивизии, Сеид Хусейн отошёл. Он побоялся преследовать красноармейцев, когда они вышли из Таш-Кургана. Отряд РККА спокойно добрался до Амударьи.
28 мая, переправившись через реку, красноармейцы оказались на советской территории. Спустя несколько дней в Кабуле на конспиративной встрече в Национальном музее, Осипов сообщил:
— Генерал Малессон разочаровался в своей миссии, он уехал в Индию.
— Что-то случилось? — Ринк разглядывал буддийские скульптуры.
— Курбаши Ибрагим-бек разбит. Вряд ли он в ближайшее время наберёт новых нукеров.
— Почему? — улыбнулся советский разведчик.
— Разлагающиеся трупы басмачей до сих пор не убрали с талуканской дороги. Это лучший довод для дехкан, сидеть дома и не испытывать судьбу.
Выйдя из Национального музея, Константин Осипов брёл по пустынной улице. После полуденного намаза Кабул обезлюдел. Наступило время кайюля (сна). В хадисе сказано: «Сон в начале дня уменьшает умственные способности. Спать же в середине дня свойственно пророкам и аулия (святым)». Кабульцы следуют указаниям Пророка.
Осипова догнал «Бьюик», Константин разглядел в салоне автомобиля Ричарда Маконахи. Британский посол тоже узнал Константина.
«Необходимо найти подходы к этому русскому, имеющему большое влияние на Алим-хана», — Маконахи достал часы из кармана жилетки.
«Бьюик» остановился перед центральным входом британской дипломатической миссии. Маконахи вышел из автомобиля, и наступил в кучку цемента.
«Эти азиаты никогда не станут аккуратными», — подумал о строителях дипломат. Он поморщился, разглядывая испачканные ботинки. Когда Бачаи-и-сакао брал Кабул, несколько снарядов угодило в британскую миссию. Пробило стену и разворотило угол здания. Ремонт начали месяц назад, теперь двор дипломатической миссии превратился в строительную площадку.
Едва Ричард Маконахи вошёл в вестибюль посольства, к нему с докладом поспешил секретарь Агнус Кэмерон:
— Сэр, прибыл господин Хо Сай-чуэн.
— Хорошо, через пять минут я жду его в своём кабинете, — кивнул посол. Он познакомился с доктором Хо Сай-чуэном в 1915 году. Маконахи по делам Индийской гражданской службы приехал в Париж, а доктор Хо во французской столице работал врачом в госпитале Британских экспедиционных сил. У обоих оказалась одна страсть — орнитология. Любовь к птицам сдружила доктора-китайца с британским колониальным чиновником.
— Правильно утверждал древний философ Лао-Цзы: «Никогда не осуждай человека, пока не пройдешь долгий путь в его ботинках», — китаец уселся в кресло возле рабочего стола посла. Он улыбнулся: — Несколько месяцев назад, слушая ваши сетования по поводу экспансии Советов в Южную Азию, я посмеивался. Теперь вижу, вы правы.
— Дорогой господин Хо, одного понимания проблемы мало. Нужны действия, — посол угостил гостя сигарой.
— Мой контракт с Гонконгской санитарной инспекцией истёк, и продлять его я не собираюсь, — Хо Сай-чуэн поправил пальцем очки на носу. Он прикурил сигару: — Согласно вашему совету, я поеду на сервер к Чан Кайши.
После ухода китайца, Маконахи вызвал секретаря.
— Агнус, запишите радиограмму в Форин-офис, — посол посмотрел на залитый солнцем двор дипломатической миссии. Он стал диктовать: — Считаю необходимым усилить влияние на лидера китайской националистической партии (Гоминьдан) Чан Кайши, дабы подвигнуть его к разрыву Советским Союзом. Учитывая неблагоприятную ситуацию для Советов в Афганистане, и недовольством китайцев «неравным договором» с СССР, относительно Китайской Восточной железной дороги (КВЖД), имеется возможность поставить барьер советскому проникновению в южно-азиатские страны. Записали?
— Да, — кивнул секретарь.
— Поставьте дату: 1 июня 1929 года.
Глава 4
Праздник «День рождения короля» в Великобритании отмечается с 1748 года. Монархи менялись, дни рождения у них были в разное время. В конце XIX века Эдуард VII решил отмечать праздник в первую субботу июня.
Официальная часть торжества началась парадом конных гвардейцев на плацу Хорс-гардз. После окончания церемонии монарх Георг V с членами королевской семьи по улице Мэлл пешком направился в Букингемский дворец.
Секретарь министерства иностранных дел Роберт барон Ванситтарт пропустил официальную часть. Он поехал в Форин-офис. Едва вошёл в свой кабинет, появился дежурный чиновник министерства иностранных дел.
— Добрый день сэр, только что поступила радиограмма из Кабула от посла Ричарда Маконахи, — клерк положил на стол бумагу.
— Других новостей нет, — Ванситтарт водрузил на нос очки.
— Нет, сэр.
Прочитав сообщение афганского посла, Ванситтарт положил его в красную папку с надписью «Для размышлений». Он подошёл к зеркалу, поправил на груди орден Бани, надел цилиндр и отправился в Букингемский дворец.
Во дворце гости ожидали выхода монарха в Зелёном зале. Возле портрета королевы Шарлотты стояли банкир Лайонел де Ротшильд и американский магнат Джон Морган.
— Добрый день барон, как здоровье вашей очаровательной супруги? — улыбнулся банкир, увидев Ванситтарта.
— Благодарю вас, Синтия чувствует себя хорошо. Она интересуется, когда мы посетим Эксбери-Хаус, полюбуемся вашим Садом камней, — Роберт Ванситтарт отдал цилиндр подошедшему лакею в алой ливрее.
— Буду счастлив, принять вас, — кивнул банкир.
— Рокфеллер говорил, что для перевозки глыб в Сад камней, вы провели железную дорогу. Это правда? — Джон Морган поправил белоснежный галстук-бабочку.
— Пришлось, — развёл руками банкир.
— Хорошо, что мои рыбки не требуют больших расходов, — секретарь министерства иностранных дел растянул тонкие губы в улыбке. Ванситтарт указал рукой в зал: — Мистер Морган, я не вижу среди гостей Джона Рокфеллера.
— Он вынужден задержаться, приедет в Лондон через несколько дней. Тогда мы посетим Эксбери-Хаус, полюбуемся Садом камней.
— Жду вас у себя, — улыбнулся банкир. Он кивнул на стену: — Загорелась красная лампа, скоро выйдет король. Барон, мы должны расстаться с нашим американским другом, он сегодня почётный гость Его Величества. На обеде будет сидеть по правую руку от монарха.
***
Про себя Лайонел де Ротшильд говорил: «Банкир по хобби, садовник по профессии». Став главой финансового дома «Ротшильд и сыновья», Лайонел изменил политику банка. От предоставления кредитов крупным компаниям, британский финансовый клан Ротшильдов перешёл к покупке долей в их бизнесе. Приходилось заниматься политикой, дабы действия руководства различных стран не вредили компаниям, в которые вложены капиталы Ротшильдов. Если национальные правительства шли наперекор интересам финансового клана, в стране устраивался переворот. В «банановых республиках», для удержания в собственности медных рудников или кофейных плантаций, приводились к власти военные хунты, уничтожавшие своих граждан.
Лайонела не огорчала пролитая людская кровь. Его волновало, сможет ли он привезти из Южной Америки ярету — редкое реликтовое растение, похожее на скопление камней покрытых мхом. Оно встречается на высокогорье Анд. Ротшильда заботило одно: приживётся ли ярета в Саду камней?
В огромном ботаническом комплексе поместья Эксбери-Хаус растут десятки тысяч деревьев, кустов и цветов, доставленных со всех уголков планеты. Они истинная любовь банкира Лайонела де Ротшильда. Жизнь растений, а не людские судьбы, заботила его.
Говорят, что за деньги не купишь счастья, но обладая большими деньгами можно сделать несчастными миллионы людей. При этом свои действия оправдать благими намерениями: стабилизацией финансового рынка, защитой от экономического кризиса.
Интересы британских Ротшильдов тесно переплетались со сферой деятельности американских финансовых кланов Моргана и Рокфеллера. Солидный пакет акций имел Лайонел в крупнейшей нефтедобывающей компании «Ройял Датч Шелл» принадлежащей магнату Генри Детердингу.
Следовало обсудить с партнёрами экономическую ситуацию. Как известно деньги любят тишину. В покое, среди цветущих кустов азалии, в садовом домике Лайонел де Ротшильд принимал гостей: банкира Джона Моргана, нефтяного магната Джона Рокфеллера, ставшего в 1916 году первым в истории человечества долларовым миллиардером, и владельца «Роял Датч Шелл» Генри Детердинга.
— Котировки на нью-йоркской фондовой бирже всё время ползут вверх, — Генри Детердинг закурил сигару. Он любил терпкий вкус кубинских сигар «Партагас». Лечащий врач сказал, что ему не нравится гортань Детердинга. Во избежание рака горла он рекомендовал нефтяному магнату отказаться от крепких сигар. После разговора с эскулапом, для Детердинга стали слаще его любимые «Партагас».
— Биржевой курс акций внушает оптимизм, — Детердинг затянулся сигарой.
— Для радости нет причин, — поморщился Джон Рокфеллер. Его раздражали вонючие сигары Детердинга. «Стандарт Ойл» Рокфеллера конкурировала с «Ройял Датч Шелл». Ушлый голландец уводил у американского магната выгодные контракты. В 1928 году стараниями Лайонела де Ротшильда между Рокфеллером и Детердингом было заключено картельное соглашение. Они поделили сферы влияния. Теперь Джон Рокфеллер считал, Детердинга «неплохим парнем». Но его сигары бесили некурящего Рокфеллера.
— К сожалению это так, — вздохнул Джон Морган. Он сделал глоток виски «Малакан»: — На нью-йоркской фондовой бирже раздулся огромный финансовый пузырь. Лопнув, он вызовет череду банковских крахов по всему миру. Мы рухнем в страшнейший экономический кризис, из которого непонятно когда выберемся.
— Каков же выход? — Лайонел де Ротшильд поправил брильянтовую запонку на манжете сорочки.
— Нас спасёт война в Европе. Она позволит загрузить военными заказами предприятия, — Морган допил виски.
— Но сейчас в Европе некому воевать, — Детердинг вынул сигару изо рта.
— Дорогой Генри, ваш обожаемый Адольф Гитлер в своей книге «Моя борьба» писал о завоевании на востоке жизненного пространства для Германии. Если Гитлер придёт к власти, он нападёт на Советский Союз, — улыбнулся Джон Рокфеллер.
— Его партия теряет популярность, — махнул рукой Детердинг.
— Германского обывателя очаровывает фигура Густава Штреземана. Именно он мешает росту рейтинга партии национал-социалистов, — Джон Морган достал из вазы розу, понюхал её бутон. Он улыбнулся: — Но Штреземан всего лишь человек, а люди смертны.
— Вы правы, — задумчиво покачал головой Детердинг. — Думаю, мне нужно ехать в Германию.
***
В Берлине Генрих Детердинг поселился в отеле «Адлон». Он всегда останавливался тут, приезжая в немецкую столицу. Своими роскошными интерьерами отель заслужил мировую славу. До войны в его коридорах можно было повстречать германского кайзера или персидского шаха. Аристократы, приезжая в Берлин, предпочитали останавливаться в «Адлоне». После войны великосветская публика пропала. В отеле останавливались бесцеремонные американские туристы. Шумные янки в нищей Германии считали себя хозяевами жизни. Они имели слабое представление о хороших манерах. Когда в отеле поселился знаменитый актёр Чарли Чаплин, американские туристы в клочья разорвали его костюм, растащив на сувениры лоскуты одежды лицедея. Генрих Детердинг не любил эту наглую публику. Он решил не ходить в ресторан, а заказать обед в номер.
Детердинг пригласил на трапезу своего делового партнёра Карл-Хайнца Алемана, владельца завода по производству компрессоров и вакуумных насосов.
— Наступают тяжёлые времена, — Детердинг запил красным вином кусок телятины. Он вытер салфеткой губы: — Нас ожидает страшный кризис. Банки перестанут выдавать кредиты, а без них полуживая немецкая промышленность загнётся окончательно.
— Неужели всё так плохо?! — Карл-Хайнц Алеман положил нож и вилку на стол.
— Экономику Германии может спасти твёрдая рука! Среди немецких политиков способных проявить жёсткость, таковым является лидер партии национал-социалистов Адольф Гитлер, — Детердинг выпил бокал вина. Он швырнул салфетку на стол: — Но ему мешают всякие болтуны, такие как Густав Штреземан.
— Штреземан опытный политик.
— Шарлатан и масон, — махнул рукой Детердинг. Он усмехнулся: — Поддержка этого ренегата французами и бельгийцами, яркое доказательство его предательства. Он завёл Германию в кабалу.
— Что же делать?
— Если Штреземан умрёт, у Гитлера не будет конкурентов. Тогда партия национал-социалистов одержит победу на выборах, — нефтяной магнат посмотрел в глаза Алеману. — Ваш брат человек практичный, он смог бы это устроить.
— Георг полицейский, а вы господин Детердинг говорите об убийстве!
— На войне во имя блага страны солдаты убивали каждый день, никто не считал это преступлением, — усмехнулся Детердинг. — Карл, поезжайте в Мюнхен. Поговорите с братом ради будущего Германии. Ради вашего собственного будущего!
Глава 5
Чёрные тучи заволокли небо над Мюнхеном. Всполохи молний рассекали тёмный небосвод. В номере отеля «Королевский двор» было сумрачно, но Карл-Хайнц Алеман не зажигал свет. Ему вспомнилась ссора его младшего брата с отцом. Конфликт случился двенадцать лет назад. Их отец, старый генерал, кричал на Георга;
— Порядок управляет миром! Его основа, это почитание старших младшими. Дети уважают родителей, подчинённые своих начальников. Они беспрекословно, не обсуждая, выполняют их приказы. Если подчинённый перестанет боготворить начальника, произойдёт крушение государства.
— Но если начальник идиот, как его уважать? — усмехнулся Георг.
— Молчать! — рявкнул генерал, ударив тростью по столу.
Ссора отца с сыном произошла по следующей причине: в 1916 году Георга из полка перевели в Генеральный штаб. Он был направлен в отдел III В (разведка). В феврале 1917 года в России произошла революция, император Николай II отрёкся от престола. В Швейцарии жил лидер партии большевиков Владимир Ленин. Он решил вернуться из эмиграции. Для проезда в Россию, нужно морем добраться до Швеции. Однако французское правительство отказалось впускать большевистских лидеров на свою территорию. У тех оставался один путь: ехать в Швецию через Германию. Но немцы воевали с русскими.
Швейцарский социал-демократ Фриц Платтен договорился с немецким правительством, о проезде большевиков по территории Германии. Заместитель начальника отдела III В (разведка) Генерального штаба майор Гемп решил завербовать большевистских лидеров. Офицеры-разведчики, владеющие русским языком, сопровождали большевиков. В состав этой группы был включён лейтенант Алеман.
Затея Фридриха Гемпа провалилась, большевики на контакт не пошли. Майор высказал офицерам претензии в неумении вербовать агентуру.
— Глупо рассчитывать на результат, в такой ситуации. Двое суток недостаточный срок для вербовочного подхода к объекту. Надеяться на успех может только отчаянный оптимист или безнадёжный идиот, — улыбнулся лейтенант Алеман.
Майора Гемпа взбесило замечание сопляка-лейтенанта. Разгорелся скандал, отголоски которого докатились до престарелого генерала. Он устроил сыну разнос.
— Вся беда германского народа в том, что мы как стадо баранов безмолвно внемлем своему пастуху, который оказывается дураком либо шарлатаном, — покачал головой Георг и ушёл. В отцовском доме он больше не появлялся.
После войны кайзеровская армия была распущена, стараниями Фридриха Гемпа в рейхсвер Георга не взяли. Он оказался на гражданке с мизерным выходным пособием и без понятия, как устраивать свою жизнь, а в Германии было неспокойно.
Через месяц после окончания мировой войны была организована Германская коммунистическая партия. В январе 1919 года коммунисты подняли восстание в Берлине, которое с трудом удалось подавить. В апреле они захватили власть в Мюнхене, создав Баварскую социалистическую республику. Просуществовала она всего месяц и в мае пала.
Германский канцлер Филипп Шейдеман напуганный коммунистической угрозой, дал указание министрам внутренних дел немецких земель: формировать политическую полицию. За образец предлагалось взять Прусскую тайную полицию. В конце мая 1919 года в управлении полиции Мюнхена организовали политический отдел. По протекции армейского друга, Георга Алемана взяли туда на работу. Со временем он дорос до руководителя отдела. Так что Карл-Хайнцу придётся говорить про убийство Густава Штреземана с полицейским, пусть он и доводится ему братом. Тяжело принять такое решение.
Хлынул ливень. Удары дождевых капель по оконному стеклу подтолкнули к действию.
«Рубикон перейдён!» — Карл-Хайнц перешагнул порог своего номера и оправился в ресторан отеля.
***
— Георг, ты однажды сказал отцу: «Вся беда германского народа в том, что мы как стадо баранов безмолвно внемлем пастуху, который оказывается дураком или шарлатаном», — Карл-Хайнц разрезал ножом рульку по-берлински. Он отправил кусочек свинины в рот: — Ты прав! Посмотри, куда эти шарлатаны-политики нас ведут. Комитет по германским репарациям постановил, что мы будем выплачивать компенсационный платеж до 1988 года. Лидер Немецкой народной партии Густав Штреземан активно продавливает в Рейхстаге решение этого комитета. Не только наши дети, но и правнуки будут выплачивать репарации!
От длинной речи пересохло во рту, Карл-Хаинц выпил бокал красного вина.
— Жулик Штреземан ведёт нас в пропасть. Ты оглянись вокруг, в кого превратились немцы?! Образование и трудолюбие теперь у нас не в почёте. Уважают дельцов чёрного рынка, спекулянтов и прохиндеев, наживающихся на чужом горе. Рассудительные немцы трансформировались в игроков казино и на скачках. Германия катится в пропасть!
— Что это на тебя нашло братец?! — улыбнулся Георг.
— Я устал от страха потерять свой завод, — вздохнул Карл-Хайнц. Он достал пачку сигарет «Экштейн №5»: — Малейшего толчка достаточно, чтобы всё пошло прахом.
— Мы с тобой ничего поменять не можем.
— Почему?! — прикурил сигарету Карл-Хайнц. Он выдохнул табачный дым: — Если Густав Штреземан умрёт, большинство голосов избирателей на выборах в Рейхстаг получит партия национал-социалистов. Гитлер тот человек, который не пойдёт на поводу у французов и англичан.
Георг усмехнулся, в сентябре 1919 года его с Адольфом Гитлером познакомил начальник пропагандистского отдела рейхсвера капитан Карл Майр.
Коммунисты имели сильное влияние в армии. Для противодействия их идеологии командование рейхсвера решило создать отделы пропаганды. В Баварии таким подразделением руководил капитан Майр. Он собрал солдат, пользующихся авторитетом, нанял для них преподавателя по ораторскому мастерству. Карл Майр рассчитывал с их помощью вести антикоммунистическую агитацию в баварских частях рейхсвера. В эту группу входил капрал 2-го пехотного полка Гитлер.
Адольф Гитлер осваивал уроки ораторского мастерства, а сотрудник политического отдела мюнхенского управления полиции Георг Алеман пытался разобраться в программах партий, расплодившихся в Баварии как грибы после дождя. Проблема заключалась в том, что у него не было агентуры для посещения партийных собраний. Алеман обратился к Карлу Майру. Капитан выделил ему несколько человек из группы пропаганды, в их число вошёл капрал Гитлер.
Алеман направил его в мюнхенскую пивную «Штернекерброй». Там проходило собрание Немецкой рабочей партии созданной слесарем Антоном Декслером и журналистом Карлом Харрером. От Гитлера требовалось сидеть и слушать. Потом прийти к Алеману, составить отчёт о собрании. Однако когда в пивной зашла речь о выходе Баварии из состава Германии, Гитлер не удержался и выступил. Он аргументировано доказал, что Бавария должна оставаться в составе Германии. Его речь всем понравилась. Антон Декслер предложил Гитлеру вступить в их партию. Военнослужащему рейхсвера запрещалось быть членом политической партии, капрал Гитлер подал рапорт на увольнение со службы.
Георг Алеман оформил его негласным агентом политического отдела, хоть какой-то заработок. Вскоре Гитлер оттеснил от руководства партией Декслера и Харрера. Он переименовал свою организацию, назвав её: Национал-социалистическая немецкая рабочая партия.
Со временем Адольф Гитлер прервал контакт с Алеманом. Встретились они через несколько лет, когда после «Пивного путча» Георг приехал в городок Уффинг на виллу Эрнста Гансфштегля арестовывать Адольфа Гитлера. В тюрьме лидер НСДАП стал писать книгу «Моя борьба», а Георг Алеман редактировал его рукопись. Он был невысокого мнения об умственных способностях Гитлера.
— Положение Германии настолько запутано, что потребуется иезуитская мудрость Макиавелли, для вывода страны из кризиса. Гитлер не способен на это, — Георг выпил бокал вина.
— От него требуется решительность, которой Гитлеру не занимать, в остальном мы ему поможем, — Карл-Хайнц затушил сигарету в пепельнице. — Но мешает Штреземан, его необходимо убрать. Тебе под силу организовать его устранение.
— Я полицейский, а не наёмный убийца! Ты предлагаешь служителю закона совершить преступление?!
— Ты как юрист путаешь два понятия «преступный умысел» и «благие намерения», — вздохнул Карл-Хайнц. — Действие во имя благополучия нации, даже если оно формально обладает признаками преступного деяния, с моральной точки зрения не является преступлением.
— Это что-то новенькое в юриспруденции! — рассмеялся Георг.
— Подумай над моими словами, — Карл-Хайнц подозвал официанта и заказал коньяк.
***
Попрощавшись с братом, Георг Алеман вышел из отеля. В свете фонарей блестел мокрый асфальт на площади Карла. Георг не спеша направился в сторону пивной Штахус. Проходя по Байерштрассе, он увидел несколько карет скорой помощи. Рядом стоял полицейский фургон, возле которого Георг узнал инспектора полиции Кёнинга.
— Добрый вечер. Что случилось? — Алеман поздоровался с полицейским.
— Владелец автомастерской разорился. Убил из револьвера троих детей и жену, потом застрелился сам, — Кёнинг кивнул на санитаров, грузивших носилки в карету скорой помощи. Он вздохнул: — Револьвер привёз с войны, и воспользовался им в мирной жизни. Хотя странно это.
— Что именно?
— Соседи говорят, он был любящим отцом и мужем. В таких случаях семьи травятся газом, а тут револьвер. Пока застрелишь одного ребёнка, другие сильно испугаются. Любящий отец не мог пойти на это.
Кёнинг достал пачку дешёвых сигарет «Юнона»:
— Впрочем, от нынешней жизни у всех голова идёт кругом. Политики нас угробят, они продают Германию союзникам.
Странно было слышать такие речи от Хольгера Кёнинга. Многодетный отец семейства избегал разговоров о политике. Единственная тема, которая его интересовала — собственные дети.
— Дружище Кёнинг, вы работаете в полиции без малого тридцать лет. Неужели этот случай так повлиял на вас?
— Ах, господин Алеман, тяжело смотреть на то, что происходит! Вы поезжайте на Пипенгер-штрассе там неподалёку от церкви Святого Вольфганга по вторникам и четвергам проводятся аукционы. Взгляните в глаза разорившимся таксистам, которым приходится за гроши продавать свои автомобили. Послушайте стоны и причитания людей, чьё имущество за долги уходит с молотка.
— Инспектор Кёнинг, не смею отвлекать вас от работы, — Георг приподнял шляпу и пошёл восвояси.
Разговор с братом удивил Алемана, речь Хольгера Кёнинга разбередила душу. Георг зашёл в кафе, заказал порцию коньяка. На стойке стоял телефонный аппарат, Георг позвонил в отель «Королевский двор», попросил соединить с номером 320.
— Карл-Хайнц, я принимаю твоё предложение. Встретимся завтра, всё подробно обсудим, — Георг залпом выпил коньяк, заказал ещё. Он достал записную книжку, набрал номер: — Добрый день госпожа, это меблированные комнаты мадам Бош? Позовите, пожалуйста, к телефону вашего постояльца господина Клоца.
Спустя минуту, в трубке раздался хриплый баритон:
— Здесь Клоц.
— Добрый день Эрик, это Алеман. Нам необходимо встретиться. Завтра в шесть часов вечера жду тебя в кофейне Тамбози на Одеонсплац.
Эрик Клоц — вожак рингвейрен «Джокер». С немецкого языка «рингвейрен» переводится: «кольцевые клубы». Такое название носили молодёжные банды, появившиеся в немецких городах.
После подписания Компьенского мирного соглашения, в немецких кинотеатрах стали показывать американские фильмы: «Тайна 44-го калибра», «Человек с Востока» и другие вестерны. Подростки, смотревшие их, давали своим компаниям поэтические названия: «Кровь апачей», «Вечно верные», «Хозяева прерий» и тому подобное. Они дрались улица на улицу, отстаивая свою территорию. Вскоре из армии демобилизовались их старшие братья.
Недоучившиеся лицеисты и гимназисты были призваны на военную службу, едва им исполнилось восемнадцать лет. Со школьной скамьи мальчишки угодили в кровавые бойни под Верденом, Сен-Кантене и на Соме. Из каждой сотни юношей ушедших на войну, здоровыми вернулось пять-шесть человек. Они могли убить ножом или штыком, метко стреляли, но больше ничего делать не умели. Их отцы дрожали от страха потерять своё место, а оказавшись без работы, сводили счёты с жизнью.
Вернувшиеся с войны сыновья, так жить не хотели. Из своих младших братьев и их друзей, они сколачивали банды. Продавали на улице наркотики, занимались сутенёрством. Убивали конкурентов, которые посягали на их территорию. Члены шайки носили серебряные кольца с гравировкой названия банды. Такие шайки звались: «рингвейрен»
Кольцевым клубом «Джокер» руководил Тило Хартман, сын владельца пивной в мюнхенском районе Мусах. Рослый здоровяк, обладающий неимоверной физической силой. Он воевал в роте капитана Вальтера Штеннеса. Про это подразделение на Западном фронте ходили легенды. В роту Штеннеса отправляли нарушителей дисциплины, с которыми не могли справиться другие офицеры. Он делал из них отличных солдат. Его штурмовой роте поручали сложнейшие задания, и подразделение всегда справлялось с поставленной задачей.
Тило Хартман участвовал в разведывательных рейдах, брал непреступные укрепления. Придя с войны он, не хотел, как отец стоять за стойкой и разливать пиво. Тило слонялся без дела, учил мальчишек с Дахауэрштассе боксировать и стрелять из пистолета. Потом решил заняться торговлей наркотиками. Первоначальный капитал его банда заработала, ограбив шулеров в пивной Зигера на Арнульфштрассе.
Банда «Джокер» первая начала отстреливать конкурентов на мюнхенских улицах, причём делала это так ловко, что полиции никогда не удавалось выйти на след убийц. Мозгом шайки был сын нотариуса Эрик Клоц. Он выслеживал жертвы, подбирал подходящее место для убийства, разрабатывал маршруты отхода стрелков и их алиби. Со временем банда подмяла под себя всю торговлю наркотиками и проституцию в городе.
У членов рингвейрен «Джокер» завелись деньги. Кто-то проигрывал их в карты и тратил на любовниц, Эрик Клоц поступил в Мюнхенский университет, а Тило Хартман пристрастился к кокаину. Тяга к наркотику оказалась роковой для него. Нанюхавшись кокаина, Тило становился опасным даже для своих друзей. Эрик Клоц предложил членам банды убить его. Тило заманили в лес, застрелили и закопали.
Признанным вожаком рингвейрен «Джокер» стал Эрик Клоц. Он брал заказы на убийство, но за пределами Баварии. Один раз Эрик Клоц нарушил свой принцип и взял заказ на убийство в Мюнхене. Он едва не погорел.
К нему обратился пивовар Ганс Штопф. Почтенному броварнику надоела престарелая жена, он хотел жениться на молодой любовнице. Клоц опоил госпожу Штопф снотворным и засунул её голову в духовку. Полиция посчитала этот случай самоубийством, прекратив расследование.
Штопф стал готовиться к свадьбе. Любовница потребовала подарить ей брильянтовое колье. Пивовар пожалел денег. Разозлившись, невеста рассказала об убийстве инспектору полиции Кёнингу. Дело по факту смерти Берты Штофф возобновили.
К Алеману обратился приятель, известный мюнхенский адвокат Отто Вайсмут, дядя Эрика Клоца. Георг оформил Эрика как своего агента. Тот вступил в НСДАП, стал ходить на собрания блока (первичная партийная организация). Клоц задним числом написал несколько агентурных сообщений. По ним выходило, что в день смерти госпожи Штофф, он выполнял задание политического отдела полиции, и находился на партийном собрании НСДАП. Алеман представил документы инспектору Кёнингу, тот прекратил расследование по факту смерти Берты Штофф.
***
— Не ожидал услышать такое от полицейского, — покачал головой Эрик Клоц, узнав, для чего его пригласил на встречу Алеман.
— Полиция, это орган защиты государства. Мы производим арест лиц, наносящих ущерб гражданам или государству. В данном случае, причиняется огромный вред немецкому народу, но официальным путём сделать ничего нельзя, — Алеман допил кофе.
— Поэтому вы обратились к неофициальному лицу, — рассмеялся Клоц.
— Именно, — кивнул Алеман. — За выполнение своей работы ты получишь пять тысяч долларов. Этих денег тебе хватит, чтобы закончить университет. Возможно, ты станешь знаменитым адвокатом.
— Это вряд ли, — покачал головой Клоц. Он вытер салфеткой губы: — Адвокатура не прельщает меня. Когда мне выезжать в Берлин?
— Через три дня получишь от меня две тысячи долларов на служебные расходы, и поедешь.
Глава 6
Днём в парке Фридрихсхайн полно ребятишек. Клоц вспомнил, как в пять лет родители привезли его в Берлин. Они повели Эрика в парк Фридрихсхайн. Около Фонтана сказок образовалась очередь из малышей, желавших посидеть на каменных лягушках, у которых из пасти била струя воды. Эрик пытался заткнуть рот лягушке. Он орал от восторга, когда тугая струя вырывалась из-под его ладошки.
«Ничего не меняется, — усмехнулся Клоц, глядя на визжащих ребятишек, сидевших на каменных лягушках. Он посмотрел на циферблат наручных часов: — Однако пунктуальность не входит в число добродетелей Доротеи Бунге».
Обосновавшись в Берлине, Эрик Клоц выяснил, что Густав Штреземан проживает в доме 12 «а» на Тауэнцинштрассе. Две недели он наблюдал за ним, устанавливая распорядок дня министра иностранных дел. Клоц сообразил, что застрелив Штреземана, он неизбежно попадёт в руки полиции. Слишком оживлённая улица.
Он собрался позвонить Алеману и сообщить: из их затеи ничего не выйдет. Но в самый последний момент передумал.
«Время терпит», — решил Клоц и отправился в кафе, которое располагалось напротив дома Густава Штреземана.
Расплачиваясь с официантом, Эрик увидел, как из дома напротив, вышел водитель министра. Клоц направился следом, обдумывая способы знакомства с ним. Шофёр добрался до площади Виттенберга.
В месте, где Тауэнцинштрассе сливается с Виттенбергплац, располагался чёрный рынок, на котором торгуют русские эмигранты. Здесь можно купить бразильский кофе, мармелад, сливочное масло, женские капроновые чулки и другой дефицитный товар. Продавались русские ордена, военные мундиры.
Водитель подошёл к старику-букинисту, получил от него пачку бумаги в придачу с какой-то книгой, расплатился и ушёл.
— Я вижу, вы и рукописи продаёте, — Эрик остановился у стола букиниста, взяв в руки потрёпанную книгу Эрнста Гофмана: «Житейские воззрения кота Мурра».
— Этот парень большой любитель шахмат. Служит водителем у министра иностранных дел. В свободное время разбирает шахматные партии, — старик протёр платком очки. — Три недели назад он увидел у меня книгу Алапина: «К теории испанской партии. Шахматно-аналитический этюд», захотел её купить. Но она на русском языке. Я перевёл ему текст книги.
— Так это водитель Штреземана?! — Клоц сделал вид что огорчился. Он положил томик Гофмана на стол: — Как жаль, что я не знал этого раньше. Видите ли, я журналист, пишу статью о министре иностранных дел. Было бы неплохо побеседовать с его окружением.
— Опоздали, — развёл руками букинист. Он улыбнулся: — Впрочем, погодите! Вон видите, за столиком сидит графиня Лопухина, и гадает на картах белокурой особе. Так вот, эту даму зовут Доротея, она экономка министра иностранных дел.
— Спасибо, — Клоц протянул старику сто марок.
— Сказка Гофмана стоит пять марок, а у меня нет сдачи, — расстроился букинист.
— Это вам за добрый совет, а сказки Гофмана я у вас куплю в следующий раз, — улыбнулся Клоц.
Он познакомился с Доротеей Бунге. Красавцу Эрику не составило труда очаровать тридцатилетнюю экономку. В июле семейство Штреземанов на неделю уехало в Бад-Херсфельд, Доротея пригласила Эрика в гости. Он остался ночевать в квартире Штреземанов и много узнал о жизни министра иностранных дел. Спустя два дня, сказав своей пассии, что ему нужно по делам в Вену, Клоц уехал в Мюнхен. Он встретился с Георгом Алеманом в трактире «Винхауз Нойнера», рассказал ему о своих наблюдениях.
— По предписанию врача, Штреземан принимает снотворное амобарбитал, — Эрик с аппетитом уплетал свиное жаркое. — Я консультировался у приятеля-фармацевта, передозировка препарата приводит к остановке сердца.
— Но как добиться передозировки?! — Георг Алеман потягивал рислинг, обдумывая всё услышанное.
— Штреземан любитель корна. В мае рейхсканцлер Герман Мюллер подарил ему на день рождение ящик корна из шёнхаузенской винокурни Бисмарка. Если бы удалось раздобыть из винокурни «железного канцлера» бутылку корна и растворить в ней амобарбитал. Можно подставить бутылку к запасам Штреземана. Корн употребляет только он.
— Густав Штреземан коренной берлинец, и как вестфальский мужлан пьёт корн, — усмехнулся Алеман.
Корн — с немецкого языка переводится «зерно». Это хлебная водка, произведённая из гречихи, ржи или пшеницы. В XIX веке она была популярна среди крестьян Вестфалии, Тюрингии и Нижней Саксонии. Со временем немцы пристрастились к ликёрам и коньякам. Корн считался напитком бедняков, и не пользовался спросом.
— Эрик, поезжайте в Берлин, вы получите бутылку корна из винокурни Бисмарка, — Георг Алеман допил рислинг. Он выполнил обещание и передал Клоцу бутылку хлебной водки. Теперь следовало её поставить к запасам Штреземана, для этого нужно попасть в его квартиру.
Эрик рассказал Доротее, что в Вене дядя-мясник оставил ему богатое наследство. Но в завещании указал неправильно его фамилию. Доказывать право на наследство требуется через суд, приходится собирать множество бумаг. На это уйдёт девять месяцев. Получив наследство, Эрих женится на Доротее, и они уедут в Вену.
— Моя квартирная хозяйка запрещает приводить гостей, а ходить с тобой в дешёвый отель я не хочу. Портье смотрит на тебя как на проститутку, — сокрушался Клоц, провожая пассию.
— Мой милый Эрик, мы найдём возможность для свидания, — Доротея поцеловала ухажёра в щёку. Они договорились встретиться через два дня в парке Фридрихсхайн.
Ожидая свою пассию, Клоц рассматривал посетителей парка. Его внимание привлекли два господина, сидящие на соседней скамейке. Один из них, в синем пиджаке с накладными плечиками, показался знакомым. Зрительная память у Эрика хорошая, он вспомнил, что видел этого субъекта на фотографии. Его дядя Отто во время войны служил в немецкой военной миссии в Турции. Он любил вспоминать военные годы, показывая Эрику фотографии. На одной из них дядя сфотографировался с длинноносым офицером.
— Это капитан Оскар Нидермайер, бесстрашный офицер, проводивший блестящие операции в Афганистане и Персии, — дядя Отто указал пальцем на фотокарточку. Он улыбнулся: — Англичане обещали афганским племенам за него огромную награду. Однако поймать Оскара никто не мог.
Нидермайер почти не отличался от своего фотопортрета сделанного тринадцать лет назад. Его собеседник на вид лет на пять постарше Эрика.
«Лотарингец, — прислушиваясь к его речи, сделал вывод Клоц. Он усмехнулся: — Не любит твёрдых гласных. В Берлине все говорят на хохдойч (классический немецкий язык). Его лотарингский диалект здесь режет ухо. В Мюнхене это не так заметно. Там у многих швабский или тирольский говор, не сильно отличающийся от лотарингского наречия».
В воротах парка показалась Доротея Бунге, Клоц оставил свои изыскания в области фонетики и пошёл ей на встречу. Эрик слегка ошибся. С Оскаром Нидермайером беседовал армянин Михаил Аллахвердов. Немецкий язык он учил после того, как в гимназии овладел французским. Отсюда и характерное произношение некоторых немецких слов, напоминающее лотарингский диалект.
За те восемь месяцев, что мы не встречали Михаила, в его жизни произошло одно событие: его перевели в центральный аппарат Иностранного отдела ОГПУ.
В 1928 году начальник внешней разведки ОГПУ Меер Трилиссер получил донесение от нелегального резидента в Германии Фёдора Карина:
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.