Бесплатный фрагмент - Хранители лесного дома

Глава 1. Игры лесных теней

Ядвига и её брат Тимофей жили в старой избушке на курьих ножках, глубоко в чаще леса, где деревья росли так густо, что солнечные лучи пробивались лишь тонкими золотистыми нитями. Лес здесь дышал тишиной, но эта тишина была особенной — в ней прятались шорохи, перешёптывания листвы и редкие хрипловатые крики ворон, сидящих на сухих ветках.

Избушка их выглядела необычно — вместо фундамента её поддерживали две длинные куриные ноги с серыми перьями и кривыми когтями. Иногда, когда ветер становился особенно сильным, ноги переступали, слегка покачивая дом, будто тот собирался с мыслями, не стоит ли ему сменить место. Доски на стенах были потемневшими от времени, окна маленькими, но с резными рамами, в которых завивались узоры в виде трав и птиц.

Тимофей сидел на крыльце, лениво выстругивая ножом палку. Его серые глаза следили за сестрой, которая возилась у окна, подвешивая сушиться травы — пучки душицы, зверобоя и мяты.

— Яга, — протянул он, почесав затылок, — ты опять эти свои травы сушишь. От них в доме так пахнет, что глаза слезятся.

— Это потому что ты к чаю привык только сахар сыпать, — фыркнула Ядвига, поправляя косынку. — А трава лечит, силу даёт. Ты бы сам иногда пил, может, и ворчать перестал бы.

Тимофей ухмыльнулся, но в глубине души он уважал умение сестры — её отвар однажды спас его от лихорадки, когда лекарь из соседней деревни уже махнул рукой.

Внутри избушки было тепло и уютно. Печь, расписанная красными и чёрными узорами, тихо потрескивала, из щелей в стенах тянуло запахом хвои и сухих трав. На полках стояли глиняные горшки, банки с сушёными грибами и мешочки с семенами.

Ядвига, взглянув в маленькое мутное оконце, нахмурилась:

«Опять вороны кружат. Не к добру это. Покой лесной нарушен…»

— Тим, — сказала она, чуть тише, — видел, как в прошлый раз они сюда подлетали?

— Видел, — неохотно признался он, бросая щепку в траву. — Сидели на берёзе да кричали, будто кого звать пытались.

— Вот и я думаю… Может, это знак. Лес ведь не просто так шумит, — она провела ладонью по деревянной стене, будто слушала пульс дома.

В этот момент избушка слегка пошевелила ногами, скрипнула и переступила на другое место, приподнявшись над землёй. Тимофей поднял брови:

— Ну, всё, теперь точно что-то будет. Она ведь так сама по себе не двигается.

Ядвига крепче завязала косынку и бросила взгляд в лес.

— Значит, готовься, братец. Гости будут. И не факт, что мы их ждали.

Лидии не стало несколько дней назад. Тишина в доме стала иной — плотной, вязкой, будто стены, впитали её отсутствие. Но, странное дело, дети всё равно чувствовали, что она где-то рядом. Словно лёгкое дуновение ветра в комнате, где окна закрыты, или тихий шорох ткани в углу, где никого нет.

Ядвига, сидя на лавке у окна, перебирала пучки сушёных трав, стараясь отвлечься от тягостных мыслей. Тимофей, нахмурив брови, точил нож, но делал это так медленно, что было ясно — мысли его совсем не о железе.

— Она бы сейчас сказала: «Не кисни, Тимка, дело делай!» — вдруг произнёс он, чуть усмехнувшись.

— Сказала бы, — кивнула Ядвига, с трудом сглатывая ком в горле. — И ещё добавила бы, что ты криво точишь.

Они оба тихо засмеялись, но смех быстро погас, словно свеча на ветру.

Где ты сейчас, Лидия? — подумала Ядвига, глядя на солнечный луч, пробившийся через мутное стекло. Ей почудилось, что в этом свете мелькнула знакомая фигура, лёгкий силуэт в старом платке. Она даже поднялась, сделала шаг к окну… но там был только лес, тихий и равнодушный.

Вечером, когда они с братом ужинали, в доме что-то тихо стукнуло. Тимофей вздрогнул.

— Ты слышала?

— Слышала… — Ядвига прислушалась.

С полки упала глиняная кружка — та самая, из которой Лидия любила пить травяной настой. Она разбилась, но трава, лежавшая внутри, разлетелась по полу, наполнив комнату знакомым ароматом.

— Это она, — тихо сказал Тимофей, и его голос дрогнул. — Напоминает, что мы не одни.

Ядвига села обратно и обхватила ладонями кружку с чаем. Внутри было тепло, и ей вдруг стало легче.

— Значит, будем жить так, как она учила. Чтобы гордиться могла, … где бы она ни была.

Они, молча, кивнули друг другу. И в этот момент скрипнула дверь, хотя ветер был тихий. Кто-то невидимый словно вышел из дома — но оставил после себя ощущение заботы и тепла.

Сумерки уже начали наползать на лес, окутывая его холодной синевой. Воздух становился влажным и тяжёлым, птицы замолкли, а где-то далеко, за густыми елями, пронесся глухой хруст веток.

Ядвига, сидевшая у крыльца, подняла голову.

— Ты это слышал? — спросила она, прищурившись.

Тимофей, который в это время чинил упряжь, поднял взгляд и тоже насторожился.

— Звук тяжёлый… как будто кто-то большой идёт.

И тут из тени между стволами появился силуэт. Сначала — только глаза, жёлтые, как два тусклых фонаря, потом — мощная тёмная фигура. Это был волк. Большой, чёрный, с густой шерстью, в которой застряли веточки и сухие листья. Его походка была неровной, каждое движение давалось с усилием.

Ядвига замерла, ощущая, как сердце бьётся всё быстрее.

«Так близко… живой… и раненый».

Когда зверь вышел на просвет, стало видно: на его боку тёмным пятном расплывалась кровь, шерсть там свалялась, а дыхание было частым и хриплым. Он сделал ещё пару шагов… и рухнул прямо перед крыльцом.

— Господи… — выдохнула Ядвига, подскакивая. — Тим, он же умирает!

— Осторожно! — рявкнул брат, схватив топор, но глаза его тоже смягчились. — Видишь, он не встанет… сил нет.

Волк поднял голову, глухо заскулил и посмотрел прямо на Ядвигу. В этом взгляде не было ярости — только усталость и странное, почти человеческое прошение о помощи.

«Почему… почему именно к нам?» — пронеслось у неё в голове.

— Тим, убери топор, — сказала она тихо, но твёрдо. — Он не враг.

— Ты с ума сошла? — нахмурился брат, но уже делал шаг назад. — Это же волк, Яга!

— Это жизнь, которая сейчас в моих руках.

Она медленно присела рядом, протянула ладонь. Волк, едва заметно, но всё же, дернул ушами и позволил ей прикоснуться к его шерсти. Тепло, густой запах леса… и крови.

— Держись… — прошептала она, уже мысленно перебирая, какие травы и настои нужны. — Я тебя вытащу.

Ветер тихо колыхнул ветви над ними, и на мгновение Ядвиге показалось, что в этом шелесте есть что-то знакомое. Как будто Лидия стояла невидимой рядом и шептала: «Помоги ему. Он — часть пути».

Тимофей тяжело вздохнул, глядя на неподвижного волка у крыльца.

— Ты уверена, что мы справимся? — спросил он, всё ещё с недоверием косившийся на острые зубы зверя.

— Не знаю, — честно ответила Ядвига, — но оставить его здесь — значит, подписать ему приговор.

Она присела, осторожно коснулась его плеча. Волк чуть приоткрыл глаза, тихо заскулил, но не попытался укусить. Лишь дрожь пробежала по его телу.

— Ладно… — Тимофей сплюнул в сторону, опустил топор и присел рядом. — Тогда поднимай с этой стороны, а я с той. Только смотри, не дай лапам болтаться — сломаем ещё чего.

Они вдвоём, с трудом, подцепили его под живот и грудь. Тяжесть оказалась почти неподъёмной — мышцы волка были сильны, даже сейчас, в полумёртвом состоянии. Шерсть под руками была густой и тёплой, но пропитана кровью и запахом дикого леса.

— Держи его голову, — выдохнула Ядвига, кряхтя. — Осторожно, Тим!

— Я держу, — пробормотал брат, чувствуя, как лапа зверя случайно коснулась его руки, оставив красную полоску. — Ох, и зверюга же…

Доски крыльца жалобно скрипнули под их шагами. Когда они переступили порог, в доме сразу стало тесно — огромный чёрный силуэт занял почти весь проход. Волк глухо застонал, дёрнул лапой, но сил сопротивляться не было.

— Клади на сено у печи, — скомандовала Ядвига. — Там теплее.

Они опустили зверя на старую медвежью шкуру, которую когда-то притащил домой их отец. Волк тяжело дышал, глаза его полу прикрылись, а грудь вздымалась рывками.

— Тим, воды. И тазик. Живее!

— Да-да… — он метнулся к полке, но при этом продолжал бросать тревожные взгляды на животное. — Знаешь, Яга… если он очухается и решит нас сожрать, я…

— Не решит, — перебила она твёрдо, намочив тряпицу. — Он пришёл сюда, потому что знал — мы поможем.

Ядвига приложила влажную ткань к ране. Волк тихо зарычал, но не поднял головы. Её пальцы дрожали, но она продолжала. Ты выживешь… слышишь? — мысленно повторяла она, будто силой мысли могла вытянуть его из полумрака.

И вдруг, когда она отжала тряпку и вновь нагнулась, ей показалось, что за её плечом кто-то стоит. Лёгкое тепло, запах полевых цветов… Лидия. Ядвига даже почувствовала, как невидимая рука словно направила её ладонь в нужное место на ране.

— Тим… — тихо сказала она, не отрывая взгляда от волка. — Я думаю, он не просто так пришёл.

Тимофей нахмурился, но не стал спорить. Он тоже ощущал что-то… странное.

Ядвига опустилась на колени возле волка, вытирая руки о передник.

— Так… — тихо пробормотала она сама себе, — сначала остановить кровь, потом снять жар…

Её пальцы работали уверенно, хотя сердце билось так, что отдавалось в висках. Не дрожи, Яга… Лидия всегда говорила — зверь чувствует твой страх.

Она взяла с полки керамическую миску с настоем календулы и чистотела, приготовленным ещё днём для другого дела. Пучок мягкой мха-кукушки, связанный ниткой, стал ей вместо губки. Осторожно, движениями, что напоминали прикосновения к спящему ребёнку, она промыла края раны.

Волк тихо рыкнул, глаза его чуть приоткрылись, янтарный взгляд задержался на её лице.

— Тсс… спокойно, — шепнула она. — Это щиплет, но надо.

— Ты с ним как с человеком разговариваешь, — буркнул Тимофей, сидевший в углу с перекрещенными руками. — Он же зверь.

— Лидия учила, что в каждом живом — душа. И душа слышит, даже если рот не говорит, — ответила она, не оборачиваясь.

Она нащупала на полке маленький холщовый мешочек, развязала его — внутри был порошок из сушёных корней алтея и листьев подорожника. Смешав его с мёдом, Ядвига получила густую мазь.

Сначала слой мази… потом повязка из конопляной ткани… крепко, но не туго.

— Подержи его голову, — приказала она брату.

— А если он меня цапнет?

— Не цапнет. Держи.

Тимофей нехотя подошёл и взял волка за шею, прижимая к полу. Волк при этом не дернулся, только его уши чуть опустились, а дыхание стало тише, словно он понимал, что эти руки — не для вреда.

Яга уверенно наложила повязку, закрепив её деревянными шпильками. Потом достала из мешочка сухие ягоды калины, бросила их в глиняную кружку, залила кипятком из чугунка на печи. Аромат кисло-сладкий наполнил комнату.

— И что, он ещё и калину пить будет? — фыркнул Тима.

— Будет, если жить хочет, — ответила она, садясь рядом с волком.

Волк тяжело моргнул, и на секунду Ядвиге показалось, что в его глазах мелькнула благодарность. Или ей просто хотелось так думать.

В голове всплыли слова Лидии, сказанные много лет назад, когда они вместе лечили пойманную в силок косулю:

«Не бойся дикой боли. Она уходит туда, где её принимают без страха.»

Ядвига тихо вздохнула и погладила волка по шее.

— Терпи… всё будет хорошо.

Тимофей, наблюдавший за ней, нахмурился, но промолчал. Что-то в этом моменте казалось слишком… значительным, словно Лидия стояла здесь, направляя каждое движение сестры.

Яга отошла от волка, слегка опершись на край деревянной скамьи. В комнате стояла тишина, только лёгкое потрескивание в печи да тихое, ровное дыхание животного нарушало спокойствие. Волк свернулся клубком, словно огромный чёрный плащ, и медленно погружался в сон.

— Пусть поспит, — сказала Ядвига, сама себе, но голос выдал смесь усталости и облегчения. Она присела на пол рядом с печкой и сложила руки на коленях. — Всё, что могла, я сделала.

Тимофей наблюдал из угла, держа в руках тряпку и остатки травяного настоя.

— Яга… ты думаешь, он будет жить? — спросил он, не сводя глаз со зверя.

— Он хочет, — тихо ответила она, и взгляд её задержался на мятой шерсти, пропитанной кровью. — А кто хочет жить, тот живёт.

Внутри Ядвиги снова всплыли слова Лидии, будто тёплый шёпот: «Помощь приходит тем, кто её принимает… и тем, кто верит.» Девушка сжала кулаки, почувствовав странное тепло в груди. Я верю… значит, всё получится.

Волк тихо вздохнул во сне, и Ядвига наклонилась, словно проверяя, не дышит ли слишком резко. На мгновение ей показалось, что его глаза чуть приоткрылись и она встретилась с ними взглядом. Янтарь был мягким, почти человеческим. Он доверяет… — подумала она, и лёгкая дрожь пробежала по спине.

— Тим… — снова тихо произнесла она, обращаясь к брату, — смотри, как он спит. Он чувствует, что мы рядом, что не боимся.

— Яга… я не думал, что зверь может… так… — Тимофей замялся, но не закончил мысль.

— Чувствовать, да. Слушать… и понимать, — закончила за него Ядвига, улыбнувшись. — Мы сделали всё, что могли. Теперь он должен отдохнуть.

Она поднялась, подошла к окну и прижалась лбом к холодному стеклу. Снаружи лес постепенно темнел, ветер тихо шуршал в ветвях, а дома стоял запах трав и тёплой шерсти. В груди Ядвиги расползлось странное облегчение: боль и страх ушли, осталась только забота и ответственность.

— Пусть поспит… — повторила она снова, чуть тише, почти шёпотом, и на секунду ей почудилось, что где-то далеко сквозь шум леса раздался тихий, одобрительный голос Лидии.

Тимофей, молча сел рядом с ней, наблюдая за волком, и на этот раз между ними не было слов — лишь понимание, что сегодня они вместе сделали что-то важное.

— Надо набрать ещё трав, — сказала Ядвига, поправляя разноцветный платок на голове и взяв плетёную корзинку. Она ощущала лёгкую дрожь в руках — от усталости, от волнения за волка, от того, что лес всё ещё таил в себе неожиданности.

— Будь осторожна, — сказал Тимофей, присев на скамью у печи и сжимая топор, словно это могло уберечь его сестру. В его голосе сквозила тревога, хоть он и пытался держать её под контролем.

— Не переживай, буду, — ответила Ядвига с лёгкой улыбкой, стараясь звучать уверенно, хотя сердце её колотилось сильнее обычного. Лес большой… и никто не знает, что там скрывается. Но я справлюсь… я должна справиться.

Она шагнула за порог. Холодный вечерний воздух обжёг щеки, но это лишь усилило чувство бодрости. Пахло хвойной смолой, сырой листвой и мягкой сыростью земли. Ветки слегка шуршали над головой, как будто шептали ей что-то.

Тимофей остался в доме, наблюдая, как сестра исчезает между деревьев. Его ладони сжались на топоре.

А если что-то пойдёт не так? — думал он, ощущая странную тревогу, что сердце подсказывало, но разум отмахивался. — Яга… не спеши… и возвращайся целой.

Ядвига шла по лесной тропинке, прислушиваясь к каждому шороху. Трава стелилась под ногами, а на ветках блестели капли росы, отражая последние отблески закатного солнца.

Надо найти чистые травы, чтобы рана заживала быстрее… надо успеть до темноты.

В голове промелькнули наставления Лидии:

«Не бойся леса. Он живой, но он чувствует, кто идёт с добрыми намерениями.»

Ядвига шла медленно, аккуратно, собирая пучки душицы, зверобоя и мяты. Каждая травинка казалась знакомой, словно сама Лидия направляла её руку.

Тем временем Тимофей заглянул на волка. Тот ворочался во сне, тихо стонал, но дыхание стало ровнее. Брат нахмурился, глядя на спящего зверя.

— Держись, — выдохнул он тихо, почти себе под нос. — Мы с Ягой всё сделаем…

И на секунду ему почудилось, что волк слегка приподнял голову и посмотрел на него, будто понимая слова. Снова в доме воцарилась тишина, но теперь она казалась наполненной ожиданием — ожиданием возвращения Ядвиги с травами и будущего исцеления.

Ядвига осторожно ступала по узкой тропинке, где мох ложился мягким ковром под ноги. Корзинка в её руках постепенно наполнялась — зелёными веточками, пучками трав, мелкими цветами, источающими терпкий аромат.

Она наклонилась к зарослям зверобоя. Листья переливались золотистым от последних лучей солнца.

— Зверобой от огня в крови… — тихо проговорила она, повторяя слова Лидии, будто заклинание. — Он вытянет жар, поможет волку.

Руки её двигались уверенно, но глаза всё время косились в стороны. Лес казался слишком тихим. Даже птицы умолкли, только где-то вдалеке каркала ворона.

«Странно… слишком пусто», — подумала Ядвига, и на мгновение сердце у неё сжалось.

Вдруг под ногой хрустнула сухая ветка. Девушка резко обернулась, крепче прижав корзинку к себе.

— Кто здесь?.. — позвала она чуть громче, чем хотела.

Ответа не было. Лишь ветер тронул верхушки сосен.

Она выдохнула, пытаясь унять дрожь в голосе:

— Я не боюсь, … Лидия говорила — в лесу бояться нельзя. Лес это чувствует…

С этими словами Ядвига наклонилась к зарослям мяты. Листья источали свежий, бодрящий аромат, и она улыбнулась.

— Вот это то, что нужно, — шепнула девушка, срывая стебельки. — Для дыхания… для силы.

Внезапно из кустов рядом раздался резкий шорох. Корзинка чуть не выпала из её рук. Ядвига замерла, сердце колотилось так, что, казалось, его слышно на весь лес.

— Тим?.. — почти неслышно позвала она, хотя знала — брата рядом нет.

Ветки раздвинулись, и из-за них выпрыгнул заяц, рванувший прочь. Ядвига облегчённо рассмеялась — звонко, но с дрожью.

— Испугал же ты меня, глупый, — выдохнула она, приложив руку к груди.

Собравшись с духом, она снова принялась за дело. Корзинка почти наполнилась: душица, подорожник, ромашка. Но в глубине души Ядвига чувствовала: нужно что-то ещё. Особая трава, которую Лидия всегда искала сама.

«Белая полынь… только она может вытянуть тёмную болезнь», — вспомнила девушка.

Она двинулась дальше, глубже в лес, туда, где свет уже почти не пробивался сквозь густые ветви, и воздух пах сыростью и древними корнями.

Шагая всё глубже в лес, Ядвига внезапно остановилась. В тишине, где только что слышался её собственный шорох корзинки и посвисты ветра, раздался звонкий детский смех. Голоса были лёгкими, переливчатыми, будто колокольчики.

Она замерла, прижав руки к груди.

«Не может быть… в такой глуши дети?»

Смех повторился, и теперь Ядвига ясно различила слова:

— Лови! — крикнул один голос, звонкий как ручеёк.

— А ты не догонишь! — ответил другой, чуть более низкий, но всё равно детский.

Ядвига осторожно подошла ближе, склонилась и спряталась за густой куст орешника. Листья холодили щёку, а сердце билось так сильно, что она боялась — шум его выдаст её.

Перед ней, на небольшой поляне, действительно бегали дети — трое. Две девочки в белых рубашках с длинными распущенными волосами и мальчик в короткой холщовой тунике. Они носились по кругу, смеялись, бросали друг в друга охапки листвы.

«Но… откуда они здесь? — мысли Ядвиги путались. — Рядом нет деревни. Я знаю эти места, тут только чаща…»

Она вгляделась внимательнее и вдруг заметила странность: босые ноги детей не оставляли следов на влажной земле. Листья, которыми они кидались друг в друга, исчезали в воздухе, словно были дымом.

— Догонишь, догонишь! — снова раздался смех, звонкий, но теперь он отдавался эхом, будто сразу с разных сторон.

Ядвига судорожно прижала ладонь к губам, чтобы не выдохнуть вслух.

«Это не дети… это что-то другое».

Но отвести взгляд она не могла. В голове звучали слова Лидии:

«В чаще леса бывают не те, кем кажутся. Они любят играть, любят манить. Никогда не откликайся и не выходи из укрытия.»

И всё же сердце Ядвиги забилось ещё сильнее, когда одна из девочек резко остановилась, повернулась и словно посмотрела прямо в её сторону. Глаза её блеснули — яркие, светящиеся, неестественные.

— Кто там? — вдруг спросил ребёнок звонким голосом.

Две другие фигуры замерли прислушиваясь. Поляна будто застыла.

Ядвига зажала рот обеими руками и отпрянула глубже в куст.

«Не дышать… не шевелиться…»

Внутри всё кричало:

«Беги!» — но ноги будто приросли к земле.

— Бежим! — вдруг закричала одна из девочек, и голос её больше не звучал радостно, а пронзительно, срываясь на визг.

Дети сорвались с места, и всё произошло так быстро, что Ядвига не успела даже вздохнуть. Их лёгкие фигурки скользнули меж деревьев, но шаги не топтали траву — казалось, они просто растворялись в воздухе, становясь лёгкими тенями. Смех, крики, шелест — всё смешалось в один вихрь, и вот уже поляна опустела.

Ядвига ошарашенно приподнялась из-за куста. Её руки дрожали, корзинка чуть не выпала.

— Что это было?.. — прошептала она сама себе, обводя взглядом пустое пространство, где только что кипела жизнь.

Листья на поляне лежали нетронутыми, трава стояла ровная, будто никто по ней и не бегал. Ни одного следа. Ни следочка. Только ветер чуть качал ветви, словно ничего и не случилось.

Я видела их… Я слышала… Это не могло быть просто воображение, — билась мысль в голове Ядвиги.

— Тимофей бы сказал: «Привиделось», — пробормотала она, пытаясь улыбнуться, но губы дрогнули. — А Лидия… Лидия бы сказала: «Не всё в лесу для человеческих глаз».

Она присела на корточки, провела ладонью по холодной траве.

— Они ведь смеялись, … а потом испугались. Но чего? Меня?.. Или чего-то другого? — шёпот звучал растерянно.

Тишина вокруг стала почти гнетущей. Даже птицы больше не пели. Ядвига ощутила, как по коже пробежали мурашки, и плотнее закуталась в платок.

— Ладно… — сказала она вслух, будто убеждая неведомого собеседника. — Мне нужны травы. Я пришла сюда не ради игр и страхов.

Она поднялась, поправила корзинку и сделала шаг вперёд, но на миг обернулась в сторону, куда убежали дети. Лес был пуст, только дальние деревья темнели в сгущающихся сумерках.

Бежим! — отозвалось эхом в голове.

Ядвига передёрнула плечами и пошла дальше, стараясь не оборачиваться больше ни разу.

Глава 2. Дом, где лечат раны.

Вдруг среди звонкого смеха и топота лёгких ног раздался глухой звук — будто кто-то споткнулся о корень. Маленький мальчик, что бежал позади, резко упал на землю. Его коленки ударились о влажную траву, руки соскользнули по мху, и он тихо вскрикнул:

— Ой!..

Но девочки, бегущие впереди, не оглянулись. Их звонкие голоса всё ещё раздавались между деревьями:

— Догонишь, догонишь! — кричала одна.

— Лови меня, если сможешь! — смеялась другая.

Они исчезали всё дальше, растворяясь в сумеречной чаще, и казалось, даже не заметили, что мальчик остался позади.

Ядвига, прижав ладонь к губам, ахнула. Её сердце сжалось. Она сделала шаг вперёд, но тут же остановилась, прячась снова за кустами.

«Подойти?.. А если это ловушка? А если он такой же, как они?»

Мальчик сидел на земле, прижимая к себе поцарапанную ногу. Его лицо было бледным, почти светящимся в вечерних сумерках, а глаза — огромные, блестящие, как у оленёнка. Он огляделся растерянно и жалобно позвал:

— Подождите!.. Не бросайте меня!..

Но лес ответил только тишиной. Голоса девочек больше не слышались.

Ядвига крепче сжала ручку корзинки. Её дыхание участилось.

— Бедный… — вырвалось у неё шёпотом. — Один… да ещё и раненый.

Она встала колеблясь. Если он настоящий ребёнок, как я могу его оставить? Но если это обман, … если это не человек…

Мальчик снова поднял голову. И тогда Ядвига заметила, как по его щеке скатилась слеза — яркая, как капля росы, и упала на траву, но не впиталась, а вспыхнула крохотным светом, будто искра.

У Ядвиги пересохло в горле. Она судорожно сглотнула.

— Кто ты?.. — едва слышно спросила она, и даже сама удивилась, что голос прозвучал вслух.

Мальчик повернул голову в её сторону. Его глаза встретились с её взглядом. На миг ей показалось, что он улыбается — печально, благодарно, словно ждал именно её.

— Помоги… — прошептал он.

И этот шёпот, тихий, как дуновение ветра, прозвучал так ясно, что Ядвига задрожала от кончиков пальцев до самой груди.

Ядвига медленно вышла из-за куста, сердце стучало, как кузнечный молот. Мальчик сидел на земле, утирая слёзы кулачком. Его коленка была разбита, кровь тонкой струйкой стекала по ноге и смешивалась с пылью и травой.

Она опустилась рядом, стараясь говорить мягко, словно с пугливым зверьком:

— Тише, тише… не бойся меня.

Из корзинки она вынула свежий лист подорожника, только что сорванный по дороге, и приложила к ране. Трава была прохладной и влажной.

Мальчик вздрогнул, дёрнулся всем телом и попытался оттолкнуть её руку. Его глаза, большие и блестящие, метнулись в сторону.

— Больно… — прошептал он, но голос был не столько жалобный, сколько настороженный.

— Потерпи, — сказала Ядвига, стараясь улыбнуться. — Подорожник вытянет боль. Меня зовут Ядвига, или Яга, так брат зовёт.

Она говорила тихо, словно боялась спугнуть его.

Мальчик на мгновение задержал взгляд на её лице. В его глазах мелькнуло что-то — то ли удивление, то ли доверие. Но тут же он нахмурился, отстранился и буркнул:

— Пётр.

Сказав это, он резко вскочил на ноги, будто испугался самого факта, что назвал своё имя. В глазах мелькнула тень — настороженная, лесная.

— Подожди! — позвала Ядвига, протянув руку. — Ты куда? У тебя же рана…

Но мальчик не ответил. Он сорвался с места и побежал меж деревьев, легко и быстро, словно боль в колене не мешала вовсе. Его фигура мелькнула между стволов, и в тот же миг растворилась в тумане и ветвях.

Ядвига осталась одна. Она стояла на краю поляны, прижимая к груди пустую ладонь, где ещё недавно держала подорожник.

«Пётр…» — отозвалось в её мыслях.

Она посмотрела ему вслед. В лесу вновь воцарилась тишина. Только ветви чуть качались, словно намекали: «Не ищи его… не догоняй».

В груди Ядвиги было странное чувство: тревога, сожаление и вместе с тем лёгкая теплота. Казалось, мальчик не совсем исчез — он всё ещё где-то рядом, наблюдает за ней.

— Кто ты такой, Пётр?.. — прошептала она и крепче сжала корзинку, словно надеялась, что этот невидимый ребёнок услышит её слова.

Ядвига ещё долго стояла на поляне, глядя туда, где исчез Пётр. Но лес молчал, словно и не было никакого мальчика — ни смеха, ни следов на траве, даже сломанных веточек. Всё выглядело так, будто её глаза только что сыграли злую шутку.

Она вздохнула, поправила платок и крепче сжала корзинку с травами.

— Пора домой, — сказала она себе тихо, будто боялась, что лес услышит и рассмеётся.

Дорога назад казалась длиннее. Каждый шаг отдавался гулко в её груди, и каждый шорох заставлял оборачиваться. Сумерки сгущались, деревья тянулись к ней кривыми ветвями, и казалось, будто тень мальчика идёт рядом.

«Он сказал, что его зовут Пётр… Настоящий ли он? Или тоже часть этого леса?» — размышляла Ядвига, спеша вперёд.

Внезапно в ветвях за её спиной что-то хрустнуло. Ядвига вздрогнула, прижала корзинку к груди.

— Пётр? Это ты?.. — почти неслышно спросила она.

Но лес ответил лишь эхом её собственного голоса. Ветер шевельнул листву, и из темноты вспорхнула птица, взмахнув крыльями прямо над её головой. Девочка нервно засмеялась.

— Напугала сама себя… Лидия бы сказала: «Собери ноги в руки и шагай домой, дурочка».

И она зашагала быстрее, почти бегом.

Когда показалась избушка на курьих ножках, Ядвига облегчённо вздохнула. Дом склонился чуть набок, словно устал ждать её, и окна горели мягким золотистым светом.

На пороге уже стоял Тимофей. Он всматривался в лес, кутаясь в старый шерстяной кафтан.

— Наконец-то! — воскликнул он. — Яга, где ты так задержалась? Я уж думал, тебя утащили лешие!

Ядвига, тяжело дыша, подошла ближе.

— Почти утащили, — прошептала она, не в силах сразу рассказать всё.

Тимофей нахмурился:

— Что?

Она лишь покачала головой и протянула ему корзинку.

— Давай потом. Сначала надо глянуть волка.

Но, проходя в дом, Ядвига ещё раз оглянулась на тёмный лес. Там, между деревьев, ей почудилось лёгкое движение — словно кто-то маленький и светлый прятался за стволом и наблюдал.

Сердце девочки дрогнуло.

«Пётр… он снова придёт. Я это знаю.»

Когда Ядвига переступила порог, её сразу обдало волной тепла и запахом, от которого желудок предательски заурчал. В избе витал густой аромат тушёных кореньев с лесными травами, и где-то под ним чувствовался знакомый дух сушёных грибов.

— Ох, ты только посмотри на себя! — воскликнул Тимофей, обернувшись от очага. Его лицо сияло от жара, а в руке он держал деревянную ложку, которой помешивал в чугунке. — Щёки красные, глаза кругом! Я уж думал, придётся идти тебя из леса вытаскивать.

Ядвига устало сняла с головы платок и повесила его на колышек у двери.

— Лес сегодня какой-то… странный, — выдохнула она, не решаясь сразу рассказать всё.

— Странный? — Тимофей поднял брови. — Лес всегда странный. То ветви шепчутся, то корни спотыкают. Ты сама знаешь.

Она улыбнулась, но улыбка вышла натянутой.

— Всё равно… — тихо сказала она и подошла к столу.

Тимофей поставил перед ней деревянную миску и налил густой похлёбки. Пар поднимался к потолку, лаская нос обещанием сытости и уюта.

— Ну вот. Ешь! — с довольным видом велел он. — Я тут сам собрал коренья у речки, добавил сушёные грибы и щепотку тех трав, что ты учила. Вышло, как у Лидии!

Имя Лидии кольнуло Ядвигу в самое сердце. Она взяла ложку, вдохнула пар и прошептала почти неслышно:

— Как у Лидии… да.

Первый глоток обжёг язык, но вместе с тем согрел изнутри. Девочка прикрыла глаза, слушая, как в животе приятно урчит. Казалось, будто еда действительно несёт в себе заботу — ту самую, которой так не хватало после ухода Лидии.

Тимофей сел рядом, скрестив руки на груди.

— Ну и что же там случилось в лесу? — спросил он, пристально глядя на сестру.

Ядвига замерла, держа ложку на полпути ко рту. В её голове снова всплыло лицо мальчика, его светящиеся глаза, его тихое: «Помоги…».

— Я… видела детей, — медленно сказала она.

Тимофей нахмурился.

— Детей? В такой чаще? Да там и взрослый редко покажется! Ты уверена?

Ядвига кивнула, но взгляд её был потушен. Она смотрела на пар над миской, словно пыталась разглядеть в нём силуэты убегающих девочек и одинокого мальчика с разбитой коленкой.

— Они… не такие, как мы, — прошептала она. — Я не уверена, были ли они настоящими.

В избе на миг повисла тишина. Только волк у стены тихо заворочался, будто чутко уловил её слова.

Поужинав, брат и сестра тихо встали из-за стола. В избе воцарилась особая, густая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием поленьев в печи да ровным дыханием спящего зверя.

Волк лежал у стены на подстилке из старых шкур. Его мощное тело едва заметно подрагивала при каждом вдохе, раны были перевязаны свежими травами, и из-под повязки доносился слабый запах смолы и подорожника. Он спал крепко, но неспокойно: то ухо дёрнется, то лапа вздрогнет, будто зверь видел что-то во сне.

Тимофей подошёл первым, опустился на корточки и с любопытством посмотрел на зверя.

— Смотри, — прошептал он, — даже во сне он как будто кого-то сторожит. Вон лапу вытянул — будто прикрывает нас.

Ядвига встала рядом, поправила шерстяное покрывало, подложенное под голову волка. На мгновение ей показалось, что зверь всхлипнул, тихо, почти по-человечески.

— Он мучается, — шепнула девочка и осторожно коснулась шерсти, тёплой и жёсткой. — Но ничего, проспится… травы помогут. Лидия учила:

«Сон — лучшая мазь».

Тимофей поднял на сестру глаза.

— Ты и правда веришь, что он переживёт? Он такой огромный, и раны глубокие…

Ядвига сжала губы, но уверенно кивнула:

— Переживёт. Должен. Мы ведь его не зря нашли.

Она отстранилась и села на лавку, уставившись в огонь. Её мысли снова унеслись к мальчику Пётру. Его испуганные глаза, его тихое «помоги» — всё это не отпускало.

«Почему он убежал? Почему лес будто скрыл его от меня?» — думала она.

Тимофей, словно угадав её тревогу, тихо сказал:

— Ты всё думаешь о тех детях?

Ядвига вздрогнула, но кивнула.

— Да. Особенно о мальчике. У него была разбита коленка… я помогла ему, а он… словно испугался меня.

Она подняла взгляд на спящего волка. Его дыхание стало глубже, спокойнее, будто зверь услышал её слова и хотел её успокоить.

— Знаешь, — добавила Ядвига тише, — иногда мне кажется, что этот волк и дети как-то связаны. Не знаю как, но чувствую это.

Тимофей нахмурился, но ничего не ответил. Он лишь подбросил дров в печь, и в избе стало светлее, теплее. А в углу волк чуть шевельнул ухом, словно подтверждая сказанное Ядвигой.

Волк зашевелился. Сначала еле заметно — дёрнулась лапа, потом задрогнуло ухо. Его дыхание стало громче, хрипловатое, будто зверь с усилием выныривал из тяжёлого сна.

Ядвига, сидевшая у печи, насторожённо подняла голову.

— Тимофей… смотри.

Брат сразу отложил деревянный нож, которым резал хлеб, и замер, уставившись в угол.

Волк распахнул глаза. В них плескалась тьма, но не злая — скорей усталая, глубинная, как у старого воина. Он тяжело поднял голову, оглядел избушку и детей. Его взгляд был пристальный, умный, и Ядвиге показалось, что он оценивает их, взвешивает, можно ли доверять.

— Он проснулся, — прошептал Тимофей и отодвинулся на шаг. — Что делать?

Ядвига прижала палец к губам.

— Тише…

Зверь попытался подняться, но лапы его дрогнули, и он снова опустился на шкуру. Глухо заурчал живот. Волк повернул морду к миске, что стояла рядом — в ней Ядвига заранее оставила куски отварного мяса, перемешанные с травами для заживления.

Он медлил. Сначала лишь шумно втянул носом воздух, словно проверяя, нет ли подвоха. Потом осторожно потянулся к миске, ткнул носом, облизал один кусок.

Тимофей затаил дыхание.

— Он ест… — прошептал он с восхищением. — Яга, он правда ест!

Ядвига не отводила глаз, её сердце колотилось, словно у неё самой сейчас решалась судьба.

— Пусть ест… значит, силы возвращаются, — тихо сказала она, стараясь не спугнуть зверя своим голосом.

Волк, обретя уверенность, начал жаднее рвать мясо, но всё равно ел медленно, осторожно, будто каждое движение давалось с трудом. Лапы его дрожали, хвост чуть шевельнулся.

Ядвига невольно улыбнулась. В этот миг он показался ей не страшным хищником, а большим усталым странником, которому очень нужна помощь.

— Он доверяет нам, — прошептала она, глядя на брата.

Тимофей кивнул, но всё же не отходил далеко.

— А вдруг он потом забудет про доверие и захочет нас попробовать?

Ядвига строго посмотрела на него.

— Нет. Он не такой. Я это чувствую.

И в ту же секунду волк поднял на неё глаза. Взгляд был прямым, глубоким. И Ядвиге показалось, что зверь понял её слова.

Когда волк доел, он тяжело выдохнул и опустил морду на лапы. В его глазах больше не было голодного блеска — только усталость и благодарность.

Ядвига осторожно придвинулась ближе. Сердце её колотилось — рядом лежал огромный зверь, могучий, с острыми зубами, но она заставила себя не показывать страха.

— Ну что, друг… посмотрим, как твои раны, — тихо сказала девочка, словно успокаивая не только его, но и саму себя.

Волк приоткрыл глаза, вскинул ухо, но не шевельнулся. Лишь его тяжёлый взгляд задержался на Ядвиге, будто он понимал её слова и позволял ей приблизиться.

— Яга, осторожнее! — шепнул Тимофей, замерев у печи. — Вдруг он цапнет…

— Не цапнет, — уверенно ответила она, но голос её дрогнул. — Если бы хотел, он бы уже сделал это.

Ядвига опустилась на колени рядом со зверем и осторожно развернула повязку. Под пальцами чувствовалась тёплая шерсть, местами влажная от крови и отвара трав. Волк тихо застонал, его лапа дёрнулась, но он не попытался отстраниться.

— Тише, тише… всё хорошо, — шептала Ядвига, стараясь говорить мягко, почти как Лидия когда-то говорила ей. — Это ненадолго.

Она внимательно осмотрела рану. Края покраснели, но гнили не было, а запах трав перебивал железный привкус крови. Девочка осторожно коснулась пальцами.

— Смотри, Тимофей, кровь почти остановилась. Это хороший знак.

Брат приблизился на шаг, вытянул шею, но всё ещё держался на расстоянии.

— Ух, ты… действительно. Ты прямо как Лидия.

Слова ударили Ядвигу в сердце, и на мгновение перед глазами встало лицо наставницы — строгое и доброе одновременно. Девочка глубоко вздохнула и, сдерживая дрожь в пальцах, перевязала рану заново, добавив свежие листья подорожника.

Волк тяжело дышал, иногда тихо поскуливал, но терпел. Его глаза оставались открытыми, и всё это время он не отводил взгляда от Ядвиги, будто проверял её решимость.

Закончив, она вытерла руки о полотняную тряпицу и откинулась назад.

— Вот так. Теперь точно будет лучше, — сказала она и улыбнулась.

Волк тихо рыкнул — не угрожающе, а скорее низко, благодарно. Его хвост чуть ударил по полу, и Ядвига не удержалась от смеха.

— Видал, Тимофей? Он спасибо сказал!

Брат скептически хмыкнул, но в его глазах мелькнуло восхищение.

— Ну, … может быть. Хотя больше похоже на «я тебя съем, как только поправлюсь».

Ядвига закатила глаза и погладила волка по загривку.

— Ничего ты не понимаешь. Он — наш друг. Я чувствую.

И волк снова посмотрел на неё — взгляд его был долгим, глубоким и странно человеческим.

Ядвига только убрала тряпицу и собиралась встать, как вдруг волк приподнял тяжёлую голову. Его глаза, тёмные, глубокие, впились в неё — не звериным, а почти человеческим взглядом.

Девочка замерла, дыхание сбилось. Тимофей даже шагнул ближе, готовый схватить сестру за руку и оттащить прочь.

— Яга… — прошептал он тревожно. — Осторожно!

Но в следующий миг волк сделал то, чего никто не ожидал: он медленно вытянул шею и тёплым, шершавым языком лизнул её ладонь.

Ядвига ахнула и широко распахнула глаза. На мгновение сердце у неё подпрыгнуло к самому горлу — и не от страха, а от удивления. Её пальцы задрожали, но она не отдёрнула руку.

— Ты видел?.. — её голос был еле слышен, почти шёпот.

Тимофей застыл с открытым ртом.

— Я видел… Он… он тебя поцеловал! — брат нервно хохотнул, но глаза его блестели от восторга. — Да он в тебя влюбился, Яга!

Девочка улыбнулась сквозь слёзы, которые неожиданно защипали глаза. Она осторожно провела рукой по широкой голове зверя, по грубой шерсти.

— Нет, Тим, — прошептала она. — Он не влюбился. Он доверился.

Волк снова тихо рыкнул — коротко, глухо, но не угрожающе. Его хвост чуть шевельнулся, ударил по полу. Он закрыл глаза и, тяжело вздохнув, положил голову обратно на лапы, словно отдал Ядвиге что-то важное и теперь мог снова отдохнуть.

Ядвига всё ещё держала ладонь на его голове, боясь пошевелиться. Она чувствовала тепло зверя, его силу под своей рукой — и впервые за долгое время ей стало по-настоящему спокойно.

— Я больше не боюсь, — тихо сказала она, и это было не столько брату, сколько самой себе.

Тимофей улыбнулся уголком губ, всё ещё потрясённый.

— Знаешь, … может, ты права. Может, он действительно теперь наш друг.

И в тишине избы, под треск поленьев в печи, эта фраза прозвучала как обещание — обещание новой дружбы, которой ещё только предстояло раскрыться.

Утро разлилось по лесу мягким золотом. Сквозь маленькое оконце в избу пробивались солнечные лучи, переливаясь на стенах и ложась тёплыми полосами на пол. В воздухе стоял запах свежего дерева, трав и чуть остывшей каши, которую Тимофей сварил с вечера.

Ядвига осторожно приподнялась с лавки и, поправив косу, подошла к волку. Он уже не выглядел таким беспомощным, как в первый день: дыхание его стало ровнее, шерсть на боках не дрожала.

Девочка опустилась на колени и бережно раздвинула шерсть на его боку. Раны, которые ещё вчера были глубокими и страшными, теперь затянулись свежей розовой корочкой.

— Ну, надо же… — прошептала она, прикладывая пальцы чуть выше. — Ты исцеляешься быстрее, чем человек.

Волк чуть дёрнул ухом, будто понял её слова. Его янтарные глаза открылись и взглянули прямо на девочку.

Тимофей, подбежавший ближе, ахнул:

— Яга, смотри! Он почти здоров! — мальчик наклонился, глаза горели от восторга. — Может, это твои травы сделали чудо?

Ядвига задумчиво улыбнулась.

— Травы лишь помогают, — ответила она тихо. — Но иногда лечит не только зелень, … а ещё доброта и вера.

Волк коротко вздохнул, словно согласился, и, пошевелив лапами, осторожно попытался встать. Девочка испугалась, вытянула руки вперёд.

— Тише, тише, не торопись! — её голос дрогнул.

Волк поднялся неуверенно, пошатнулся и снова лёг, но в его глазах мелькнула сила. Он повернул морду к Ядвиге и тихо фыркнул, словно благодарил её.

— Видишь? — улыбнулась девочка, — он благодарен.

Тимофей хитро прищурился:

— А может, он просто ждёт, когда ты ещё каши поднесёшь.

Ядвига улыбнулась от смеха и толкнула брата в плечо. Но в её сердце было тепло и светло — она чувствовала, что между ними и этим зверем зародилась невидимая нить доверия.

Ядвига достала из печи чугунок и разлила по глиняным мискам густую ароматную похлебку. Пар поднимался над едой, клубясь в воздухе и смешиваясь с запахом свежего хлеба, который Тимофей выложил на деревянное блюдо.

— Наконец-то, — протянул он, усаживаясь за стол. — Я весь день на ногах.

— Ты ещё жалуешься, — усмехнулась Ядвига, сдувая пар с ложки. — Я с утра в лесу бродила, травы собирала.

Тимофей хитро прищурился:

— Ага, и заодно с мальчишкой познакомилась.

Девочка резко подняла глаза от миски и нахмурилась:

— Подглядывал, да?

— Нет, — рассмеялся брат, — я же вижу, как ты задумалась, когда домой вернулась. Уж явно не только о травах думала.

Ядвига фыркнула, но на щеках у неё вспыхнул румянец. Она сделала вид, что увлечённо размешивает похлебку, чтобы спрятать смущение.

— Просто ребёнок упал, я помогла ему, — наконец буркнула она. — И всё.

— Все-все, — протянул Тимофей, кивая так, будто знал больше.

Волк, устроившийся у стены, приподнял голову и посмотрел на них. Его янтарные глаза блеснули в свете огня. Ядвига обратила внимание на этот взгляд и улыбнулась:

— Смотри, он словно понимает нас.

— Ну, ещё бы, — хмыкнул Тимофей, откусывая хлеб. — Ты ему раны лечишь, я кормлю… скоро заговорит, как соседский дед, и будет байки травить.

Они оба рассмеялись. Смех прозвучал звонко и тепло, отразился от деревянных стен избы и смешался с треском огня в печи.

Ядвига отложила ложку, на мгновение прикрыла глаза и тихо произнесла:

— Как хорошо, что мы не одни.

Тимофей посмотрел на сестру и, помолчав, серьёзно кивнул:

— Да. Теперь у нас есть друг.

Волк тихо фыркнул и положил морду на лапы, словно соглашаясь с их словами.

Тимофей взял деревянную миску и осторожно наполнил её тёплой похлебкой. Пар тонкой дымкой поднимался над миской, наполняя избу аппетитным запахом.

— Ну что, дружище, — сказал мальчик, присаживаясь на корточки возле зверя, — попробуй. Это вкуснее, чем в лесу кости глодать.

Он медленно пододвинул миску к морде волка, стараясь не делать резких движений. Серый поднял голову, его янтарные глаза настороженно блеснули. Ноздри затрепетали — запах явно заинтересовал его.

— Ешь, — мягко подтолкнула его Ядвига. — Никто тебя не обидит.

Волк ещё миг смотрел на детей, будто взвешивая — можно ли доверять? Потом тихо фыркнул и осторожно потянулся к миске. Его язык лизнул кашу, и он сделал первый осторожный глоток.

Тимофей, затаив дыхание, расплылся в улыбке:

— Видишь, Яга? Он доверяет!

— Тсс, — прошептала девочка, положив ладонь брату на плечо. — Не спугни.

Волк ел медленно, с паузами, будто боялся, что еда исчезнет. Иногда он поднимал голову и смотрел на детей, и в этом взгляде уже не было прежней дикости — лишь усталость и осторожная благодарность.

— Вот так… — тихо проговорила Ядвига, наблюдая за ним. — Теперь ты не один.

Зверь, словно в ответ на её слова, коротко вздохнул и продолжил, есть чуть увереннее, даже перестав отворачиваться от них.

Глава 3. Имя, что услышал лес

Тут внезапно послышался тихий стук в дверь. Сначала он был нерешительным, будто кто-то едва коснулся ладонью деревянной створки, но затем повторился — громче, увереннее.

Ядвига вздрогнула, вильнув плечами, и отложила ложку.

— Кто это может быть?.. — её голос прозвучал тише шёпота.

Тимофей резко поднялся, схватив с лавки деревянную палку, которую всегда держал под рукой «на всякий случай». Его лицо стало серьёзным, глаза сузились.

— Сиди. Я посмотрю.

Волк, до этого спокойно лежавший у печи, вдруг напрягся. Его уши встали торчком, глаза сверкнули жёлтым светом в отблеске огня. Он тихо, почти неслышно зарычал, поднимаясь на лапы.

— Тише… — Ядвига вытянула руку к зверю, но сама ощущала, как сердце колотится в груди. Неужели за ними пришли? Или это просто путник?..

Стук в дверь повторился в третий раз. На этот раз настойчиво, будто за дверью кто-то не собирался ждать.

— Кто там?! — крикнул Тимофей, стараясь говорить громко и уверенно, хотя голос чуть дрогнул.

В ответ повисла короткая пауза. Лишь ветер завыл в трубе, и полено в печи треснуло, будто нарочно подчеркнув тишину.

И вдруг за дверью раздался голос — низкий, хрипловатый, но не злой:

— Пустите… я ищу девочку Ядвигу.

Ядвига переглянулась с братом. Волк не переставал рычать, но уже не столь громко, а будто предупреждая.

— Это к тебе, — мальчик посмотрел на сестру, — Что будем делать?.. — прошептал Тимофей, прижимая руки к груди.

— Это Пётр… — Ядвига прижала ладонь к губам, и в её голосе прозвучало облегчение и радость.

— Кто? — нахмурился Тимофей, не опуская палки. Его глаза метнулись к сестре.

Девочка быстро обернулась к нему, в её взгляде сверкнуло волнение:

— Помнишь, я тебе рассказывала? Мальчик… тот, которому я подорожником коленку залечила. Это он.

Тимофей не сразу ответил. Он перевёл взгляд на дверь, где ещё слышался лёгкий скрип шагов, и покачал головой:

— А если это ловушка?.. — пробормотал он, крепче сжав палку.

Но Ядвига уже не слушала. Сердце колотилось, как у птички, пойманной в ладони. Она поспешила к двери, откинула засов. Петли скрипнули, и в проём ворвался ночной воздух, пахнущий сыростью и дымком.

На пороге стоял Пётр. Щёки его пылали от бега, волосы взъерошены, на сапогах грязь и прилипшие листья. Он тяжело дышал, сжимая в руке какой-то небольшой мешочек.

— Ядвига… — мальчик улыбнулся неловко, будто сам не верил, что нашёл её дом. — Я знал, что это ты.

Ядвига, не сдержавшись, тоже улыбнулась и шагнула навстречу:

— Заходи скорее, пока ветер не утащил тепло из избы!

Тимофей опустил палку, но всё ещё стоял настороженно, внимательно рассматривая гостя. Волк у печи приподнялся, взглянул янтарными глазами на мальчика, коротко фыркнул и снова улёгся, будто признал его.

— Вот уж не думал, что у нас гости будут, — буркнул Тимофей и снова сел за стол, но в его тоне сквозило что-то вроде любопытства.

Пётр вошёл и несмело огляделся. Его взгляд задержался на волке. Глаза мальчика округлились:

— Это… у вас настоящий волк?!

Ядвига засмеялась и, обернувшись к брату, сказала:

— Видишь? Даже Пётр удивился.

— Зачем ты пришёл? — Тимофей сурово прищурился, глядя прямо в глаза мальчику. Его голос прозвучал твёрдо, с недоверием, будто каждое слово взвешивалось.

Пётр переминался с ноги на ногу, сжимая в руках холщовый мешочек.

— Я… хотел сказать спасибо, — пробормотал он, опуская взгляд. — И ещё… принёс вам немного репы. У нас в деревне урожай вышел щедрый, вот я и подумал…

Он протянул мешочек, и в тот же миг неловкая тишина повисла в воздухе.

— Спасибо, Пётр, — мягко улыбнулась Ядвига, бережно принимая подарок, будто это было нечто куда ценнее простой репы. — Подходи ближе, садись. Попей с нами чаю, в доме теплее, чем на пороге.

Но Тимофей резко оборвал её:

— А если за тобой кто следил? — он подался вперёд, в голосе звенело напряжение. — Если кто-нибудь теперь узнает, где мы живём?

Пётр вздрогнул, поднял глаза и замотал головой:

— Нет-нет, я один. Честное слово! Я просто шёл и вдруг увидел ваш дом… прямо посреди чаще, да ещё и среди болот…

— На курьих ножках, — хмыкнул Тима, прищурившись ещё сильнее.

— Да, — Петя кивнул и на мгновение улыбнулся. — И вы знаете, … я сначала испугался. Очень. Сердце стучало как барабан.

— Вот именно! — с нажимом бросил Тимофей. — И не каждый решится сунуться сюда.

— Но… — Пётр поднял глаза на Ядвигу, и в них зажёгся тёплый огонёк, — когда я увидел тебя в окне, всё изменилось. Страх сразу куда-то ушёл. Я начал пробираться через болото осторожно, стараясь не шуметь, но желание дойти было сильнее всякого страха.

Волк у печи приподнял голову и внимательно посмотрел на мальчика, будто оценивая его слова. Его янтарные глаза блеснули, а затем он снова улёгся, фыркнув, словно подтверждая: «Этот говорит правду».

Ядвига облегчённо вздохнула, погладила ладонью мешочек с репой и повернулась к брату:

— Видишь? Он не враг нам. А сердце редко ошибается, Тимофей.

Тот нахмурился, но промолчал, только ещё раз пристально взглянул на Петра, явно взвешивая его искренность.

— Ладно, давай свою репу, — наконец буркнул Тимофей, протягивая руку и забирая у мальчика мешочек. Он заглянул внутрь, переворошил клубни и нехотя кивнул. — Спасибо, пригодится.

Пётр робко улыбнулся, словно этот кивок был для него самым ценным одобрением.

— Я честно следил, чтобы за мной никто не шёл, — поспешил он оправдаться, глядя то на Тимофея, то на Ядвигу. — Никому и в голову не пришло бы забраться так глубоко в лес.

Тимофей щурился, словно пытался прочитать правду прямо в его глазах.

— Смотри, мальчишка, — сказал он медленно, с нажимом, — если на нас кто нападёт, виноват будешь ты.

Пётр побледнел, прикусил губу и кивнул.

— Понимаю. Но я не предам вас.

— Ладно, Тима, — вмешалась Ядвига, положив ладонь брату на плечо, словно успокаивая. — Думаю, Пётр всё сделал правильно. А не гоже гостя держать на пороге, — её голос прозвучал мягко, но твёрдо.

Она сделала приглашающий жест к столу.

— Петя, пойдём. У нас как раз чай горячий есть. — Девочка улыбнулась и подвинула стул.

Дом наполнился теплом домашнего уюта: печь потрескивала, от стола пахло травами, сушёными яблоками и свежим хлебом. Волк у печи лениво приподнял голову, посмотрел на мальчика и снова улёгся, будто признавая его частью их маленького мира.

Пётр переступил порог, неуверенно сделал несколько шагов, оглядываясь. Его глаза округлились — дом на курьих ножках оказался не страшной избушкой из бабушкиных сказок, а настоящим тёплым жилищем, где чувствовалась забота и рука хозяйки.

— Никогда бы не подумал, что тут так… уютно, — прошептал он, садясь за стол.

Ядвига разлила по чашкам душистый чай из зверобоя и мяты, и в воздухе повисло спокойствие, в котором даже ворчливый Тимофей невольно смягчился.

Яга аккуратно разлила чай по глиняным чашкам. От них потянулся аромат зверобоя, мяты и сушёных яблок — тёплый, густой, словно сам лес согрел их в этот вечер. Тимофей, молча, положил мешочек с репой возле печи, вздохнул и вернулся к столу. Его движения были сдержанными, но в каждом угадывалась привычная забота о доме.

Все втроём сели. Деревянный стол скрипнул, принимая их, и на миг повисла тишина, в которой слышно было только потрескивание дров в печи да равномерное дыхание волка у очага.

— Вот, угощайся, Петя, — Ядвига придвинула чашку к мальчику и положила рядом кусочек хлеба с медом.

Пётр осторожно взял чашку обеими руками, вдохнул аромат и улыбнулся, глаза его засияли.

— Никогда такого чая не пил, — сказал он тихо. — У нас в деревне только липу заваривают… А у тебя тут будто целый лес в чашке.

Ядвига смущённо улыбнулась и отвела взгляд:

— Нас Лидия учила. Она говорила, что травы — это тоже маленькая магия. Если правильно собрать и смешать, то они могут лечить не хуже лекаря.

— Магия, значит… — протянул Пётр, и в его глазах блеснуло любопытство. — А ты правда… колдунья?

Тимофей чуть не поперхнулся и резко поставил чашку на стол.

— Осторожнее с языком, мальчишка, — хмуро бросил он. — Слова порой острее ножа.

Пётр отпрянул, густо покраснев:

— Я не в обиду! Я просто… мне интересно. Вы живёте в доме на курьих ножках, в лесу, где никто не ходит… И волк у вас приручённый…

Волк приподнял голову и фыркнул, словно давая понять, что приручённым себя не считает.

Ядвига мягко рассмеялась, но смех её был чуть грустный.

— Не колдунья я. Я просто умею слушать лес. А волк… он не наш, он сам пришёл. Мы только помогли ему.

Пётр задумчиво кивнул и, хлебнув ещё глоток чая, сказал уже увереннее:

— Всё равно это похоже на чудо. У нас в деревне говорят, что в лесу всё тёмное и злое. А тут… совсем другое. Уютно. Тепло.

Тимофей пробормотал что-то себе под нос, но в его глазах мелькнуло признание: слова Петра задели его.

Ядвига смотрела на обоих и думала, как странно — в их маленьком доме на краю болот вдруг собрались те, кого никогда бы не свела обычная жизнь: брат с недоверием, мальчик из деревни и волк с глазами, полными тайны.

Чай в чашках постепенно остыл, и разговор сам собой начал стихать. Последние капли янтарного настоя блеснули на дне глиняных кружек, отражая огоньки печи. Волк лениво потянулся у очага и улёгся снова, положив морду на лапы — он словно чувствовал спокойствие, которое наполнило дом.

Ядвига, обхватив чашку обеими руками, тихо вздохнула:

— Хорошо посидели. Как будто время на миг остановилось.

Пётр кивнул, его глаза светились от тепла и уюта. Он провёл ладонью по столу, словно проверяя, не сон ли всё это.

— У вас здесь так… необычно, — сказал он чуть тише, будто боялся нарушить тишину. — Даже дышится иначе, чем в деревне.

Тимофей отставил чашку, потер подбородок и буркнул:

— Чай — это хорошо. Но за разговорами забывать нельзя: вечер скоро, а в лесу темнеет быстро.

Пётр чуть вздрогнул, вспомнив, что путь домой будет не близкий. Он бросил взгляд на Ядвигу, словно ища поддержки.

— Не переживай, — мягко сказала девочка, заметив его тревогу. — Я дам тебе светлячий огонёк. Он дорогу укажет, чтобы ты не сбился с тропы.

— Светлячий… огонёк? — переспросил Петя с изумлением.

Тимофей скрестил руки на груди, недоверчиво качнув головой.

— Яга, может, и не сто́ит?..

Но Ядвига улыбнулась, и в её улыбке было столько спокойствия, что даже брат перестал спорить. Она поднялась из-за стола и, подойдя к полке, достала маленький глиняный пузырёк с травами и сухими лепестками.

— Увидишь сам, — сказала она, глядя на Петра. — Магия не всегда страшная. Иногда она просто помогает.

В доме повисла тишина, полная ожидания. Пламя в печи качнулось, будто прислушиваясь.

— Спасибо тебе ещё раз, Ядвига, — Пётр осторожно поставил пустую чашку на стол и посмотрел на неё так, будто хотел сказать ещё что-то, но не решался.

— Пожалуйста, — мягко ответила девочка, поправляя платок на голове. Её глаза чуть блеснули в свете огня, и от этого в голосе прозвучала почти материнская забота, хоть сама она была ещё ребёнком.

Пётр, переминаясь на стуле, наконец решился задать вопрос, который всё это время вертелся у него на языке:

— И давно у вас… живой волк в доме?

При этих словах у очага послышалось лёгкое движение: зверь словно понял, что речь о нём. Волк приподнял голову, лениво моргнул янтарными глазами и внимательно посмотрел на мальчика.

Ядвига кивнула, её голос стал серьёзным:

— Недавно. Он был ранен. Я лечу его… как учила нас Лидия.

Она бросила взгляд на зверя, и в её глазах промелькнула какая-то особенная нежность.

Пётр с интересом подался вперёд, но в его лице смешались любопытство и осторожный страх.

— И он… не опасный? — спросил он шёпотом, будто боялся, что волк услышит и обидится.

Тимофей хмыкнул, скрестив руки на груди:

— Опасный ещё как. Но Яга верит, что зверь отплатит за добро добром. Я же… предпочитаю держать ухо востро.

Волк фыркнул, положил голову на лапы и закрыл глаза, будто насмешливо соглашаясь с обоими сразу.

Ядвига чуть улыбнулась и тихо сказала:

— Не всё в лесу зло. Иногда в самую гущу приходит тот, кому нужна помощь. И если ты протянешь руку, он уже не враг.

Пётр смотрел на неё широко раскрытыми глазами. В его груди смешивались трепет, восхищение и непонятное чувство — словно он впервые увидел магию не в страшных сказках, а в живой доброте перед собой.

— Хочешь погладить? — спросила Ядвига, взглянув на Петра чуть лукаво, но мягко.

Мальчик растерялся, его глаза округлились.

— Я?.. — он даже заикнулся, — я же… он может… укусить?..

— Если бы хотел, давно бы это сделал, — спокойно ответила девочка. Её голос был настолько уверен, что страх Пети дрогнул.

Он замялся, переминаясь на месте, пока Ядвига не протянула к нему руку.

— Не бойся, — сказала она. — Я с тобой.

Она крепко взяла его ладонь и повела к очагу. Волк поднял голову, пристально глядя янтарными глазами. Пламя печи отразилось в его зрачках, и на мгновение Петя испугался ещё сильнее, но шаг назад сделать не успел — Яга присела рядом и увлекла его за собой.

Они опустились на колени возле зверя. Тишина в доме стала густой, как перед грозой. Даже Тимофей замер, не сводя глаз с этой странной сцены.

— Ну… ладно, — прошептал Петя, и рука его дрогнула. Он медленно, очень осторожно протянул ладонь к волку.

Зверь не шевельнулся. Только уши чуть дёрнулись, да дыхание стало ровнее.

Петя коснулся тёплой шерсти. Сначала кончиками пальцев, как будто пробовал воду в реке. Волк лежал спокойно, лишь слегка прищурил глаза.

— Он… не кусается, — изумлённо выдохнул мальчик.

— Я же говорила, — мягко улыбнулась Ядвига, держа его за руку.

Петя снова провёл ладонью по густой шерсти, на этот раз увереннее. Его пальцы утонули в мягком подшёрстке, и он невольно улыбнулся — широко, радостно, по-детски искренне.

— Он тёплый… — удивился он, будто раньше и не думал, что волк может быть живым и настоящим. — Совсем нестрашный.

Волк тихо фыркнул, чуть приподнял морду и позволил мальчику ещё несколько движений. В его глазах мелькнул странный блеск — будто он тоже понимал, что между ними рождается доверие.

— А у него имя есть? — спросил Петя, вставая со скамейки. Его глаза блестели в огне свечи, в них читалось и любопытство, и какая-то детская серьёзность.

Яга и Тима переглянулись, потом одновременно замотали головами.

— Нет, — ответила Ядвига чуть смущённо. — Мы его пока просто… Волком звали.

Петя опустился на колени рядом с животным. Волк лениво приподнял голову, его янтарные глаза внимательно изучали мальчика, словно понимая каждое движение. Петя нахмурился, будто прислушиваясь к чему-то невидимому, и тихо произнёс:

— Клык.

— Клык? — удивилась Ядвига, склонив голову набок. — Почему именно так?

Мальчик уже открыл рот, чтобы объяснить, но в этот миг волк вдруг вытянул морду вверх и протяжно завыл. Его голос был глубоким, наполненным силой, и разнёсся по дому, заставив огонь в печи дрогнуть.

Ядвига вздрогнула, а Тимофей резко поднялся со скамьи, вглядываясь в зверя с подозрением. Но в его завываниях не было ярости — это был отклик, признание.

Петя улыбнулся и погладил волка по шее.

— Вот видите, — сказал он с тихой уверенностью. — Ему нравится. Он сам согласился.

Ядвига на миг прикрыла глаза, почувствовав, как в доме что-то изменилось — будто воздух стал плотнее, а сама хижина на курьих ножках заскрипела, принимая это имя.

— Значит, будет Клык, — торжественно произнесла она.

Тима усмехнулся, но в его голосе всё же сквозила теплота:

— Ну, Клык так Клык. Только смотри, чтобы он не оправдал своё имя.

Волк коротко фыркнул, как будто в ответ, и снова улёгся, но уже ближе к мальчику. Петя погладил его ещё раз, чувствуя, что теперь они связаны чем-то большим, чем случайная встреча.

Тимофей кашлянул, чтобы скрыть своё смущение, но даже его суровое лицо чуть смягчилось.

— Ну, что ж… — пробормотал он. — Может, из тебя ещё толк выйдет, деревенский.

Петя засмеялся, а Яга, наблюдая за ними обоими, почувствовала в сердце странное тепло — словно на её глазах происходило настоящее чудо.

За окном начали сгущаться сумерки. Лес словно надевал свой ночной плащ: стволы деревьев вытягивались в длинные тени, а в ветвях слышался осторожный шорох, будто сама чаща готовилась ко сну. В окне мелькнул огонёк светляка и исчез.

Петя поднялся со скамьи, смущённо улыбнулся:

— Мне пора… родители хватятся.

Ядвига кивнула, но в её взгляде мелькнула тревога. Она подошла к полке, достала маленький глиняный пузырёк и осторожно открыла его. Изнутри вырвался мягкий золотистый свет — будто крошечная искорка солнца сохранилась внутри.

Петя замер, глаза его округлились.

— Это… что?

— Светлячий огонёк, — тихо сказала Ядвига, осторожно беря свет в ладони. Свет был тёплым, но не обжигал. Он плавал, будто живой, слегка колыхаясь в воздухе. — Нам его когда-то дала Лидия. Он всегда укажет дорогу, даже если вокруг темно.

Петя вытянул руки, но колебался, будто боялся расплескать свет.

— Он… правда поможет мне?

— Конечно, — уверенно кивнула Яга, и вложила огонёк в его ладони. — Лидия говорила: «Магия проста, когда в ней есть добро».

Огонёк мягко осветил лицо мальчика, отражаясь в его глазах. Он выглядел удивлённым и чуть растерянным, но вместе с тем в нём появилась какая-то новая смелость.

— Спасибо, Ядвига… — прошептал он, прижимая свет к груди, будто боялся потерять.

Тимофей, наблюдая со стороны, недовольно покачал головой:

— Только смотри, мальчишка. Не проболтайся никому. Не всем по сердцу такие… дары.

Петя кивнул серьёзно, впервые за вечер без улыбки:

— Я никому не скажу. Честное слово.

Волк у печи поднял голову и тихо завыл — протяжно, будто провожая его. Этот звук пробрал Петра до дрожи, но вместе с тем наполнил его странной уверенностью: его приняли не только дети, но и сам лес.

Петя крепче сжал в руках золотистый огонёк и шагнул к двери. Доски пола тихо скрипнули, будто прощаясь с ним. Ядвига встала рядом и придержала створку, чтобы открыть путь наружу.

— Береги себя, — сказала она мягко, но в голосе слышалась забота, почти как у старшей сестры. — Иди прямо по тропинке, не сворачивай. Огонёк сам поведёт тебя, только верь ему.

Петя кивнул и посмотрел на неё долгим взглядом. В этом взгляде было и восхищение, и благодарность, и что-то ещё, что он сам пока не мог объяснить.

— Я вернусь, — сказал он неожиданно твёрдо. — Если… если вы не против.

— Приходи, — Ядвига улыбнулась. — Наш дом открыт для тех, кто идёт с добром.

Тимофей, стоявший чуть позади, недовольно фыркнул, но добавил, всё же смягчив голос:

— Только смотри, чтобы за тобой никто не увязался.

— Я понял, — серьёзно ответил Петя.

Он шагнул за порог. Сумерки обняли его прохладой, лес казался глубоким и полным шорохов. Но огонёк, мерцающий в его ладонях, засиял ярче и вытянул перед ним узкую золотую тропку, словно подсветил дорогу в темноте.

Петя оглянулся в последний раз. В окне он увидел Ядвигу, которая всё ещё стояла и смотрела ему вслед, её лицо озарял мягкий свет из дома. Волк за её плечом поднял уши и проводил мальчика внимательным взглядом.

— До свидания, — почти шёпотом сказал Петя, махнул рукой и, прижимая свет к груди, пошёл прочь.

Дверь тихо закрылась, и дом на курьих ножках снова остался в тишине леса, словно растворившись в его вечерних тенях.

— Смотри, чтобы потом плохо не было, — проворчал Тимофей, нагибаясь к печи. Он бережно подкинул щепки, и вскоре огонь жадно лизнул сухие поленья. В доме запахло дымком и смолой.

Ядвига присела рядом, положив ладони на колени. Она смотрела, как брат управляется с огнём, и мягко улыбнулась.

— Тима, ты всегда ждёшь беды. А ведь не всё в жизни оборачивается плохо. Иногда добро возвращается.

Тимофей фыркнул, подвинул заслонку и покосился на неё исподлобья.

— Слова красивые, но в лесу за каждое добро может прийти беда. Люди разные бывают. Сегодня он благодарит, а завтра — кто знает? Может, приведёт за собой целую деревню.

Ядвига задумалась, и в её глазах мелькнула тень сомнения. Но она встряхнула головой, словно отгоняя тяжёлые мысли.

— Я видела, как он гладил волка. Видела, как смотрел на огонёк… У него в глазах не было лжи. Ты тоже это заметил, Тима.

Брат отвернулся, подбросил ещё дров и буркнул:

— Может, и так… Но доверять первому встречному — глупо.

Волк у печи, будто услышав их спор, приподнял голову, посмотрел на Тимофея и коротко фыркнул, после чего снова улёгся. Его янтарные глаза блеснули, как бы намекая: «Этот мальчишка не враг».

Ядвига протянула руку и коснулась братовой ладони, пахнущей древесной золой.

— Иногда нужно слушать не только ум, но и сердце. Лес всё видит и всё знает. Если бы Петя пришёл с дурным, дом бы его не принял.

Тимофей хотел было что-то ответить, но промолчал. Пламя в печи зашумело, и его свет лег на стены, делая комнату уютной. На миг в доме воцарилось странное спокойствие, словно сама Лидия незримо была рядом и слушала их спор.

Глава 4. Тропа по зыбкой земле

Тьма медленно стелилась вокруг дома, словно густой туман вползал в каждую щель леса. Снаружи завывал ветер, и казалось, что деревья шептались между собой, переговариваясь о чем-то древнем и тайном. Хижина на курьих ножках скрипела и постанывала, будто живая, но при этом надёжно защищала своих жильцов.

— Пора спать, — сказала Ядвига, приглушая голос, чтобы не тревожить ночной тишины.

Тимофей зевнул и, потянувшись, буркнул:

— Ночью в лесу небезопасно. Даже волку лучше отдыхать.

Клык, уже устроившийся у печи, приоткрыл глаза и коротко фыркнул, будто соглашаясь. Его шерсть поблёскивала в огне свечи, а дыхание было ровным и глубоким.

Дети расстелили свои скромные постели — каждая скамейка была уже давно привычным местом отдыха. Ядвига тихо взбила подушку и улеглась, натянув одеяло почти до самого носа. Её глаза ещё какое-то время блуждали по потолку, где тени плясали от огня печи, пока сон не стал затягивать её в свои сети.

Тимофей улёгся на противоположной лавке, долго ворочался, то прислушиваясь к лесу, то бросая взгляд на сестру и волка. В его голове крутились тревожные мысли: «А вдруг Петя всё же приведёт за собой кого-то? А вдруг лесные духи недовольны тем, что мы приютили дикого зверя?…»

Но усталость взяла верх. Он перевернулся на бок и пробормотал:

— Спокойной ночи, Яга.

— Спокойной, — едва слышно ответила сестра, уже почти засыпая.

За окнами ночь окончательно вступила в свои права. Хижина тихо покачнулась, будто убаюкивая своих обитателей, и погрузилась в сон вместе с ними.

Клык приподнял голову, его янтарные глаза поймали бледный свет луны, что пробивался сквозь мутное оконное стекло. Луна висела над лесом — круглая, полная, будто сама наблюдала за хижиной, укрывшей в себе детей и зверя.

Волк медленно встал, опираясь на сильные лапы, и подошёл ближе к окну. Его шерсть серебрилась в лунном свете, дыхание паром ложилось на стекло. Он вытянул шею вверх и уже открыл пасть, чтобы выпустить наружу древний, первобытный зов, который рвался из глубины груди.

Но боковым зрением он заметил детей. Ядвига спала, свернувшись клубочком и крепко прижав одеяло к себе, её лицо было спокойно, почти светло. Тимофей лежал на боку, нахмурив брови даже во сне, словно охранял сестру даже в мире грёз.

Клык задержал дыхание. Его сердце дрогнуло:

«Они ещё слишком малы для моего воя. Пусть их сон будет тихим».

Он сделал вдох полной грудью и бесшумно открыл пасть, позволяя вой родиться, но не вырваться наружу. Лишь лёгкая вибрация прошла по его телу, и в этом беззвучном вое было больше силы, чем в самом громком крике. Он словно разговаривал с луной — молчанием, тишиной, но всё же услышан был.

Потом волк мягко вернулся на своё место у печи, улёгся на подстилку, положив морду на лапы. Его веки тяжело опустились, и уже через мгновения дыхание стало ровным и глубоким.

За окном луна продолжала сиять, как немой свидетель того, что даже в звере живёт забота и понимание.

Они встали с первыми лучами солнца. Тёплый золотой свет осторожно пробрался сквозь маленькие оконца избушки, упал на пол и разбудил детей. В комнате пахло сухими травами и печным жаром. Где-то рядом, за стенами дома, просыпался лес — птицы перекликались, листья шуршали, словно приветствуя новый день.

Вдали донеслось протяжное кукареканье петухов, звонкое и бодрое, будто специально для того, чтобы никто не проспал. Звук доносился из деревни, что раскинулась на краю леса. Он был немного глухим от расстояния, но всё равно живым — напоминанием, что рядом, за дремучими чащами, тоже кипела жизнь.

— Слышишь? — Ядвига потянулась, скидывая с себя одеяло и поправляя растрепанные волосы. — Это деревня просыпается. Значит, и нам пора.

— Рановато они орут, — недовольно пробормотал Тимофей, натягивая сапоги. — Петухам-то хорошо, а нам теперь не поспать.

Яга улыбнулась и, наклонившись к брату, тихо сказала:

— У петуха своё дело — день начинать. А у нас своё — дом хранить.

Клык уже стоял на лапах. Он встряхнул густой шерстью, отчего та засверкала в солнечных лучах, и зевнул так широко, что было видно его крепкие белые клыки. Волк подошёл к детям и слегка подтолкнул носом Тимофея, словно говоря:

«Ну что, вставай скорее, работы полно».

— Эй! — Тима отшатнулся и усмехнулся. — Понял я, понял, не лениться.

Ядвига взяла корзинку, проверяя, всё ли осталось с вечера, и посмотрела на брата:

— Сегодня нужно дособрать травы. И проверить болото — там, может, новые корни вылезли после дождя.

— Ага, и дрова ещё, — добавил Тимофей, расправляя плечи. — Без дров печь сама себя не затопит.

Они переглянулись и одновременно улыбнулись. День начинался, и в их жизни снова было место заботам, мелким хлопотам и, конечно же, чудесам.

— Я хочу приготовить одно зелье, что есть в книге Лидии, — сказала Ядвига, доставая с полки старый потрёпанный том, от которого пахло сушёными травами и дымом. Её глаза светились решимостью и лёгким волнением — каждое зелье из книги было словно маленькое чудо, требующее уважения.

Тимофей поднял голову от связки дров и кивнул.

— Возьми Клыка с собой, пусть прогуляется. Ему ведь тяжело целыми днями в четырёх стенах сидеть.

Волк, словно поняв каждое слово, встрепенулся, его уши встали торчком, а янтарные глаза загорелись живым светом. Он тихо фыркнул и даже сделал шаг вперёд, будто подтверждая: «Я согласен».

— Видишь? — усмехнулся Тимофей. — Он только этого и ждал.

Ядвига улыбнулась и, завязав потуже свой разноцветный платок, подхватила корзинку.

— Хорошо, пошли, — ласково сказала она, поманив волка рукой.

Клык поднялся, его сильное тело двигалось мягко и почти бесшумно, несмотря на размеры. Он подошёл к Ядвиге и слегка ткнулся носом в её ладонь, как бы заверяя: «Я рядом».

Они вышли из дома. Солнечный свет сразу окутал их, и после полутёмной избушки, воздух леса показался особенно свежим. Ветки деревьев переливались росой, а запах хвои и влажной земли обволакивал лёгкими ароматами. Клык глубоко вдохнул, расправил плечи и даже замер на мгновение, чтобы насладиться свободой. Его хвост чуть качнулся из стороны в сторону, выдавая радость.

— Ну вот, — тихо сказала Ядвига, поглаживая его по холке, — настоящая прогулка начинается. Нам предстоит найти нужные травы, и я верю, что лес сам укажет дорогу.

Клык коротко фыркнул, его взгляд блеснул в солнечном луче, и он двинулся вперёд, будто уже знал путь.

А за их спинами хижина на курьих ножках тихо заскрипела, словно провожая своих маленьких хранителей в лес.

Тимофей занёс топор и с силой ударил по чурке, сухое дерево треснуло и разлетелось на две половины. Он вытер пот со лба и, задержав дыхание, посмотрел в сторону, где его сестра вместе с Клыком удалялась по тропинке.

Ядвига шла легко, корзинка покачивалась в её руке, разноцветный платок ярким пятном выделялся среди зелёной листвы. Рядом, почти в ногу, ступал Клык, его мощная спина блестела в солнечных лучах, а уши были настороженно подняты.

— Береги её, — пробормотал Тимофей себе под нос, будто обращаясь к волку, хотя знал, что тот уже не слышит.

Дорога петляла между деревьями, всё глубже уводя сестру и зверя в чащу. Сначала их силуэты ещё были отчётливо видны — девичья фигура и крупная тень рядом. Но постепенно расстояние увеличивалось, стволы деревьев становились плотнее, а туман лёгкой дымкой начинал обвивать тропу.

Тимофей стоял, опершись на топор, и не сводил глаз с того места, где они скрывались. Его сердце тревожно сжалось. «Слишком далеко… Но Яга упрямая, и Клык рядом. Лес… ты ведь не обидишь мою сестру?»

Последний солнечный луч блеснул на её платке, и они стали маленькими точками среди ветвей. Ещё миг — и исчезли окончательно.

— Вот и всё, — вздохнул Тимофей, возвращаясь к работе. — Теперь остаётся только ждать…

Он снова поднял топор, но руки двигались уже не так уверенно, как прежде. Внутри скреблась тревога, хоть он и пытался её заглушить:

— Вернётся. Она всегда возвращается.

В это время лес, казалось, притих, прислушиваясь к их шагам вдали.

Ядвига шагала по лесной тропинке, нагибаясь то к одному кусту, то к другому. В её руках корзинка постепенно наполнялась: ароматные листья мяты, нежные соцветия зверобоя, корешки валерианы. Каждое растение девочка внимательно рассматривала, вспоминая наставления Лидии.

— Листья должны быть свежие, — бормотала она себе под нос, аккуратно срывая травинку. — Не тронутые насекомыми и собранные только по утру… Иначе зелье потеряет силу.

Клык шёл рядом, его лапы ступали мягко и бесшумно. Уши то и дело шевелились, улавливая каждый звук: треск ветки, далёкий стук дятла, шелест крыльев невидимой птицы. Иногда он останавливался, поднимал морду и втягивал воздух, словно проверяя, всё ли спокойно в этих местах.

— Ты тоже сторожишь, да? — улыбнулась Ядвига, взглянув на волка. — Вот хорошо, а то я иногда так увлекусь травами, что и не замечаю, как лес становится тише.

Волк посмотрел на неё серьёзным, почти человеческим взглядом. В его янтарных глазах читалось понимание, и Яга даже вздрогнула.

— Что, думаешь, зря я говорю вслух? — фыркнула она, но тут же добавила мягче: — Ну, может, и зря. Но мне так спокойнее.

Она нагнулась к небольшому кусту и радостно воскликнула:

— Подорожник! Такой свежий, крупный… Лидия всегда говорила: «Подорожник — верный лекарь, никогда не подведёт.» — Девочка аккуратно сорвала несколько листьев и бережно положила их в корзинку.

Клык приблизился и ткнулся носом в её плечо, словно подсказывая, что пора двигаться дальше.

— Ладно-ладно, поняла, — засмеялась Ядвига. — Я не забуду, что у нас цель — зелье, а не прогулка до вечера.

Они двинулись дальше, и лес вокруг становился всё гуще. Солнечные лучи пробивались сквозь кроны пятнами, падая на землю золотыми островками света. В этих лучах кружили мошки, как крошечные светлячки, а воздух был наполнен влажным запахом земли и смолы.

Ядвига на секунду остановилась, глубоко вдохнула и шепнула сама себе:

— Даже здесь, среди трав и корней, есть магия. Лидия была права.

Волк тихо зарычал, не агрессивно, а скорее предостерегающе, глядя в сторону чащи.

— Что там? — насторожилась девочка, крепче прижимая корзинку к себе. — Ну-ка, пойдём посмотрим…

Ядвига пошла за ним, стараясь ставить ноги туда же, куда ступал Клык. Лес постепенно менялся: воздух становился влажнее и тяжелее, в нём витал запах прелых листьев и сырости. Тропа сузилась и почти исчезла, корни деревьев переплетались, будто пытаясь поймать за ногу неосторожного путника.

— Клык, там же болота, — нахмурилась Ядвига, задерживая шаг и с опаской глядя в сторону, куда упрямо тянул волк.

Он в ответ тихо зарычал, но не сердито, а настойчиво. Его янтарные глаза блеснули в отблесках солнечного света, пробивавшегося сквозь густые ветви. Клык сделал несколько шагов вперёд, снова обернулся и коротким движением головы будто сказал:

«Идём. Надо».

Девочка вздохнула и крепче прижала к себе корзинку с травами.

— Ты всегда такой упрямый… — пробурчала она, но уголки губ дрогнули в лёгкой улыбке. — Ладно, показывай дорогу. Только если я увязну по колено в трясине, виноват будешь ты!

Волк будто понял её шутку — тихо фыркнул и двинулся вперёд уверенной поступью, лавируя между стволами. Его густая серая шерсть переливалась в полумраке леса, а хвост слегка подрагивал, выдавая волнение.

— Ну и зачем тебе туда? — пробормотала девочка, вглядываясь в тёмную чащу впереди. — Может, нашёл что-то? Или почуял?..

Она осеклась. Внутри мелькнула тревожная мысль: а вдруг Клык ведёт её не к добыче, а к опасности? Но в тот же миг Ядвига встряхнула головой.

— Нет, — сказала она вслух, будто споря сама с собой. — Клык меня никогда не подводил.

Волк оглянулся, словно подбадривая её, и снова пошёл вперёд. Теперь шаг его был мягче, осторожнее, как будто он знал: впереди что-то важное.

Ядвига глубоко вздохнула и ускорила шаг, чувствуя, как сердце начинает биться чаще.

— Ну ладно, показывай, друг, — прошептала она. — Только не молчи потом…

Они пошли.

Ядвига шагала осторожно, прижимая корзинку к груди. Каждое её движение было выверенным: то поднимала подол платья, чтобы не зацепить за колючие кусты, то придерживала волосы, которые норовили выскользнуть из-под платка и падали на лицо. Лес вокруг будто становился гуще и темнее с каждым шагом, словно нехотя пропускал их дальше.

Клык шёл впереди, ступая уверенно и бесшумно. Его лапы мягко ложились на влажную землю, ни разу не зацепив корня или ветки. Он время от времени поднимал морду, втягивая воздух, и его уши подрагивали, улавливая каждый посторонний звук. Волк несколько раз оглянулся на девочку, будто проверяя — не отстаёт ли, не испугалась ли.

— Ну и куда ты меня ведёшь? — вполголоса спросила Ядвига, стараясь не нарушать лесную тишину. — Ты же понимаешь, что я не вижу в темноте так, как ты…

Клык лишь вскинул хвост и снова двинулся вперёд, его глаза ярко блеснули в полумраке.

Слева послышался треск — ветка хрустнула под чьим-то весом. Ядвига вздрогнула и остановилась, крепче сжав корзинку.

— Кто там?.. — прошептала она, всматриваясь в тени.

Волк моментально насторожился, шерсть на его загривке чуть поднялась, уши встали торчком. Он тихо зарычал, но шаг назад не сделал, наоборот — встал так, чтобы прикрыть собой девочку.

Ядвига почувствовала странное тепло — и от страха, и от доверия.

— Спасибо… — едва слышно произнесла она и, собравшись с духом, сделала шаг ближе к нему.

Клык обернулся, посмотрел на неё и коротко фыркнул, словно говоря:

«Не бойся. Я рядом».

И они снова пошли дальше, всё глубже в чащу, туда, где воздух был влажным, а впереди уже слышалось тихое кваканье болотных лягушек.

Впереди показались болота.