Бесплатный фрагмент - КЭТИ

— Чем вы вообще можете заинтересовать? — раздражённо выкрикивал немолодой, седоватый мужчина, постриженный под полубокс, этакий мальчиш плохиш, в отглаженном тёмно-синем костюме.

Его собеседник, тех же лет, пожимая плечами и едва заметно улыбаясь, отведя в сторону руку с раскрытой ладонью, как бы представляя некое чудо, сказал, — Вот! — Он кивнул, указывая на даму, восемнадцати лет, которая, будто находясь в нирване, рисовала белую жирную полосу, похоже гуашью, на внешней плоскости коробки, что лежала на столе между ними.

Коробка чуть побольше обувной, где-то тридцать на пятьдесят и на сорок. Итак, жирная белая линия, продолжает свой путь и ведь никто, никто за руку не подумал остановить. Вот плоскость коробки кончилась, а линия идёт дальше, по столу, оставляя крупные, не чёрные, а белые капли… по бумагам, по любимому плюшевому котику, по перекидному календарику, какое сегодня число, неужели день рождения Леночки, по любимым блестяшкам и прочему культурному хламу.

— Где ты её взял, вообще, — указывая глазами на девушку и невоспитанно переходя с «вы» на «ты» зло пробормотал владелец кабинета, — я сейчас охрану вызову!

— Охрана пьёт чай, — пропела-прошептала вредительница, по ходу, она в этой комнате рулила, невзирая на авторитеты.

— Вера, Вера! — обращаясь к секретарю, в прихожую, — закричал начальник, — уберите отсюда эту… — он не мог подобрать слово, — эту, эту гадость, эту сумасшедшую!..

— Вера тоже пьёт чай, с закрытыми глазами, — тихо и на удивление доходчиво, с улыбкой, чревовещала чокнутая рисовальщица.

— Что вы себе возомнили?

— Снимайте туфли, Виктор Борисович, — пропела девушка. Она поставила банку с краской на кем-то любимого мягкого котика, а кисточку окунула в кружку с недопитым хозяйским кофе, сделав его невкусным кофе, «со сливками». Отступила на шаг, полюбовалась своим творением и взглянула на начальника. Тот, белее мастерклассовской гуаши, пыхтя топтался на одном месте, в свежевыстиранных супругой синеньких носочках и уже держал на вытянутой руке свои блестящие туфли.

— Виктор Борисович Ченобата, шестидесятого года рождения, летом восемьдесят второго, вы в составе комсомольского отряда дружинников, при патрулировании улиц Ленинского района, в вечернее время, наткнулись на Полежаева Николая Фёдоровича, шестьдесят первого года рождения, — она кивнула на второго смущённого собеседника, — который, в нетрезвом виде задремал на травке газона в сквере, возле кинотеатра им. Горького. Затем, вы, пропустив своих товарищей вперёд, присели возле спящего студента и, воровато озираясь, в наступающих сумерках, сняли и присвоили его блестящие туфли, так?

— Так… — еле слышно пролепетал Виктор Борисович.

— Передайте обувь Полежаеву.

Далее следует немая сцена передачи, потная дрожащая рука начальника, смущённое лицо получателя, какая-то вата в воздухе, нелепый бардак на столе, автомобильные гудки на улице, за окном, всё как во сне.

— Виктор Борисович, к вам посетители!.. — нарушив паузу, раздался голос проснувшейся секретарши, из прихожей…

— А-а-а, — тихо отозвался из своего угла Виктор Борисович, он сосредоточено топтался в носочках и приходил в себя.

— Ну что же, нам пора, — заключила юная авантюристка, — вы со мной? — она обернулась к Полежаеву.

— Да, да, — ошарашено кивнул он.

— Тогда захватите вон ту коробку и мягкого котика, этот артефакт нам пригодится.

Они прошли мимо секретарши. Постойте, постойте, выносить здесь ничего нельзя. Мимо посетителей, по лестнице, по холлу, мимо классического вахтёра, мимо стандартной уборщицы, тёти Маши, прямо в зелёное летнее утро. И далее… по тротуару Ленинского района.

— Теперь, до свидания, Николай Фёдорович…

— Постойте, постойте, мы ещё увидимся?.. мы даже толком не познакомились… меня зовут Николай…

— Фёдорович, — со смехом подсказала девушка.

— Ну да, — согласился Полежаев, — расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой, — пел разноголосый детский хор на утреннике за оградкой, — а вас?

— Катюша, это же очевидно, — она насмешливо посмотрела на Полежаева.

— Катюша, — глупо повторил Николай, — очень приятно.

— Мне тоже, — повела плечиками Катя.

Разумеется, она была симпатичная, и даже очень. Большие глаза, брови вразлёт, маленький вздёрнутый носик, острые скулы, пухлые губки, вьющиеся волосы, такое длинное тёмное каре. Короче, минимум косметики и максимум превосходства. На ней был лёгкий голубой сарафан в белый цветочек, розовая блузка и нелепые розовые кроссовки на огромной подошве. Николай был попроще, да от него и не требовалось. Они рассматривали друг друга.

— Как же вы, — начал он, — эти сведения, эти дурацкие блестящие туфли, ведь сорок лет прошло, я сам ничего не помню, а вы такая молодая, откуда всё это?..

— Ну я, допустим, чуть постарше, чем вам кажется.

— Потрясающе! Что же всё это значит… вы что, воюете с плохими парнями?

— Парни это мусор, — расхохоталась Катя.

Она оставила растерянного Николая Фёдоровича посреди высветленного урбанистического пейзажа и зашагала прочь.

A в это время, по перпендикулярной улице тоже идёт девушка. Она идёт в магазин. Её зовут Настя. — Посмотрите какой у меня мальчик. — Она показывает трёхлетнего лысоватого мальчика вконтакте и мило улыбается. Но это на фото, а в жизни бывают моменты когда она просто орёт на этого мальчика или, тихо-тихо ядовито шипит. На мальчика и ещё на гражданского мужа, Костю. Который, ждёт её с баночкой пива из магазина. Скорее, с двумя баночками, если хватит мелочи. И вот, на перекрёстке, она переходит дорогу и слышит своё имя.

— Настя, Настя, — Кто-то негромко окликает её. А она занесла ногу для очередного шага и молчит. Долго. Долго думает. Я не долго думаю, — думает она, — просто не сразу говорю, и не сразу делаю, — думает Настя. И через мгновение уже бампер грузовика, и темнота. И будто не дышит. Какие-то расплывчатые фигуры собираются вокруг. Представители доминирующей цивилизации. И вот, в эту кучу народа, врезается следующий грузовик. Такое редко случается. Однако, имеет место быть.

— Что же это творится! — восклицает пожилая женщина, к счастью, не успевшая оказаться в эпицентре трагедии. Эта женщина никому не нужна, вот её и не задело. Можно ведь и так подумать.

Несчастный случай на перекрёстке проспекта Ленина и улицы Жданова, лояльно переименованной в Ленинградскую. Крики, гудки, пыль, сгрудившиеся машины, бурые пятна и разбросанные тела на жёлто полосатой зебре перехода, бесконечные зеваки… и улыбка. Зловещая улыбка, прыгающая по тёмным углам и крышам соседних строений. Мимолётное видение, доступное только восприятию Екатерины. И никому больше.

— Значит она уже в городе, — подумала вслух Катя.

Быстро оценивая ситуацию, она подбежала к страшной свалке. Семь двухсотых, одна живая, отделалась трещинами рёбер, плюс небольшое сотрясение и общий шок. Глаза закрыты, думает, что на том свете. Это Настя.

— Настя, Настя, — шептала Катерина, склонившись над нею, — тихо, тихо, осторожно, с вами всё будет хорошо, — помогла ей подняться и, поддерживая, повела к скамейке на автобусной остановке, неподалёку. — Дойдёте потихоньку домой? Вас там ждут сынишка Антон и Костя, ваш муж. Который всё ещё нужен своему народу, то есть вам, — пытаясь приободрить, неудачно пошутила спасительница.

— Откуда вы знаете Константина, моего дурака, вот приду, получит у меня, — в потерпевшей проснулась женщина, значит всё в порядке. Тут она обо что-то запнулась. Опа! Это баночка пива. Настя, через силу, кряхтя, подобрала манну небесную и, недовольно выдернувшись из объятий странной санитарки, заковыляла к бордюру. Там валялись ещё четыре штуки, Балтика, девятка, из чьей-то вышибленной сумки. И на том спасибо.

Ничто не меняется.

— Девушка, вам муж пьяница не нужен? — донеслось из окна второго этажа, дома номер двадцать шесть, по улице Ленинградской. Это Константин Шушуркин, тридцати пяти лет, поэт песенник, высунулся покурить.

— Нужен! — звонко откликнулась Катерина.

— О! Так поднимайтесь ко мне… или, лучше, я сам спущусь!

— А как же Настя?

— Какая Настя?..

— Которая несёт вам пиво!

— Какое пиво, какое пиво? Кто ты такая… (далее следует ненормативная лексика поэта песенника) … — девки совсем оборзели. — он зло, с чувством, бросил вниз окурок, который уже через полметра отрикошетил, будто от невидимой поверхности, залетел обратно в окно и шлёпнулся прямо в стакан с недопитым чаем, к удовольствию трёхлетнего Антохи. Вот такие порывы ветра сегодня.

Тем временем, Виктор Ченобата уже пришёл в себя, чему поспособствовало полстакана чистейшего ирландского виски. Он сидел в носках, под ступнями газетка, Карагорский Рабочий, в руках последний айфон, на том конце провода — расстроенная супруга.

— Витя, ну какие туфли, что случилось, ты где, что ты врёшь!

— Валя, сейчас заедет мой водитель, передайте ему коричневые ботинки, те, которые из Таиланда, я скоро буду.

Он посмотрел на свои ноги. Цвет носков неуместно гармонировал с тёмно-синими костюмчиками административных работников алюминиевого комбината, что красовались на передовице.

— Витя, зачем тебе ботинки, ты опять напился?.. Ты же обещал! С тобой женщина?..

— Валя, просто сделайте, как я говорю. Всё.

— Витя, что, опять с тобой этот алкоголик Рома со своими девицами? Я так и знала! Не бросай трубку!

— Валя, всё!

— Нет, Витя, поклянись мне! Положи руку на нашего мягкого котика и поклянись!

— Валя, котика забрали…

На том конце наступило молчание, затем небеса разверзлись.

— Ну ты и ублюдок, Ченобата, — прорычала Валя, изменённым реверберирующим голосом.

Ченобата дёрнулся, как от удара электрическим током, посмотрел на айфон и бросил его на стол. Что за наваждение.

— Виктор Борисович, у вас глава на первой линии, — раздался голос Верочки по селектору.

— Вот ещё не хватало, — начальник потянулся к трубке.

Тут же, в дверях выросла дивная женская особь. Ченобата так и застыл, с зажатой в руке селекторной трубкой. Таких он не видел, даже в кино. Блондинка. Красоты неописуемой. Тёмная космическая материя вечернего платья струилась до самого пола, оставляя открытыми лишь длинную точёную шею и часть груди, в аккурат до сосков. Большие, чуть раскосые глаза хищника смотрели прямо в самую суть Виктора Борисовича и холодили его сердце.

— Голова подождёт, — мгновенно оказавшись у стола, она ловко выхватила из рук, своей будущей жертвы, трубку и положила на место.

— Вы, вы модель?.. — невпопад спросил Ченобата.

— Виктор Борисович, глава на проводе, — заглянула в кабинет Верочка.

— Модель? Нет, что вы, я пока что ещё не модель. Модель у вас вот! — незнакомка извлекла окостеневшую Верочку из дверного проёма, как куколку из коробки, и поставила между ними. В согнутой руке, на уровне лица, секретарь держала щёточку для ресниц, и не двигалась, — точнее не модель, а как это у вас называется, манекен. Да, манекен для представления, в данном случае, не одежды, а скорее косметики. Вот и выставим его на витрину! — она распахнула окно и в один миг водрузила Верочку на внешний отлив подоконника. А это был четвёртый этаж, всё-таки. Внизу активно начали сгущаться ротозеи.

— Мне нужны блестящие туфли, — холодно произнесла демоническая женщина, повернувшись к Ченобате.

— Вы-а, вы-о, вы опоздали, их уже унесли… — заикаясь выдавил Виктор Борисович

— Кто?

— Они… — Ченобата направил палец на стол, заляпанный белой краской.

Жуткая незнакомка прыгнула к столу, как принюхивающаяся большая кошка и тут же метнулась за дверь. Лишь короткая фраза шлейфом повисла в воздухе:

— Не уходи далеко, хомячок!

На селекторе всё ещё мигала лампочка первой линии. Виктор Борисович громко сглотнув, нажал кнопку.

— Ченобата, что там за демонстрацию ты устроил под окнами! Сейчас же устранить этот беспорядок!

— Слушаюсь, будет сделано, — пролепетал навстречу коротким гудкам Виктор Борисович. Глава, не слушая его, выключился.

— За что, за что мне всё это?.. — шептал измождённый великомученик.

В проёме окна красовался точёный силуэт Вероники. Застывшая, в короткой юбчонке, удерживая перед собой щёточку для ресниц, как бенгальскую искру Прометея, она, как бы устремлённая навстречу мировой демократии, казалось, всей своей фигурой несла свободу и высочайший свет глобальной справедливости, непросвещённым аборигенам в ковидных намордниках. Только трап что-то запаздывал.

— Сейчас херакнется! — раздалось из толпы.

— Да не, не херакнется, это спланированное представление… паркур.

— Здесь не место, такому паркуру, — скрипуче заметил какой-то чиновник.

— Это Пусси Райт к нам приехали! — высказался ещё кто-то.

— Эй там! Выкладывайте больше, больше дамочек, я такое люблю!

— Да она тупо бабки зарабатывает, — предположил циничный гражданин.

— У ней трусы видно! — раздался задорный мальчишеский голос.

— А ну брысь, шантрапа! Нечего глазеть, идите отсюда, вон там, за фонтаном играйте! — безуспешно пытался отделить детвору от публики породистый «унтер-цейхвахтер», халатно покинувший свой пост.