Бесплатный фрагмент - Кейта: Дочь Леса

Глава 1. Библиотека Неспетых Песен

Раз в поколение, когда мир устает от самого себя, а нити судеб сплетаются в слишком тугой, болезненный узел, Великая Мать Тэнгри спускается в Средний мир. Это закон, древний, как первые звезды, и непреложный, как смена времен года. Богиня не приходит в сиянии славы или в грохоте грома. Часть от нее обретает плоть — рождается, плачет, смеется и страдает среди своих детей, чтобы разделить с ними их тяготы. Тэнгри делает это, чтобы не забыть, каково это, чувствовать холод зимнего ветра на коже, а не просто повелевать им. Чтобы помнить вкус горькой замерзшей ягоды, а не только дарить урожай. Ощутить тепло первого костра в промозглую ночь и слепую ярость первой битвы. И познать звенящую радость первой любви и ноющую боль последней разлуки.

В каждом таком поколении рождается дитя, несущее в себе ее искру. Дети Тэнгри — не боги и не полубоги, их вернее называть носителями ее воли в мире смертных. Божественная искра, частица ее собственной бессмертной сути, дремлет в них, как спящий вулкан, согревая их кровь, нашептывая во снах песни деревьев и ветра. Она может так никогда и не проснуться, оставшись лишь смутным предчувствием, необъяснимой тягой к природе, способностью исцелять одним прикосновением. Но когда над миром нависает Тьма, когда баланс нарушен и само существование Среднего мира оказывается под угрозой, искра пробуждается. Она вспыхивает, превращая простого смертного в нечто большее — в живой мост между мирами, сердце своего народа, чье биение чувствует каждый лист и каждый камень. В защитника, чья воля, это воля самой Земли. Дитя Тэнгри становится светом, что не дает тьме поглотить все… И по иронии судьбы, сейчас это дитя находилось очень далеко от своей Матери, далеко от ее животворящего тепла и света. Там, куда божественная искра и вовсе не должна проникать. В самом сердце Тьмы.

Голова Кейты была тяжелой, словно ее наполнили расплавленным свинцом, который теперь застыл, мешая двигаться и соображать. Она не помнила, как потеряла сознание. Последнее, что стояло перед глазами девушки — насмешливое лицо Эрлика, холод его руки на шее и чей-то отчаянный крик, безнадежно тонущий в снежном вихре. Кейта застонала и с усилием воли приподнялась на локтях. Она лежала на сухой и жесткой траве, неприятно коловшей кожу сквозь плотную одежду.

Что произошло? Где она? И куда, во имя всех духов, делся этот проклятый Эрлик? Удаганка села, тряхнув головой, пытаясь прогнать туман, и осмотрелась. И то, что она увидела, заставило ее замереть. На первый взгляд, место не сильно отличалось от Среднего мира. Та же земля, те же деревья, та же линия горизонта. Но это была лишь обманчивая и жуткая пародия. Здесь практически не было красок, все вокруг, от травы под ладонями Кейты до неба над головой, было исполнено в бесконечных оттенках серого. Трава была пепельной, хрупкой, как тысячелетняя пыль. Деревья, стоявшие поодаль, казались лишь бездушными скелетами. Угольно-черные стволы и костлявые, голые ветви тянулись к небу, словно руки утопленников. На некоторых еще висели листья, но и они были блеклыми, лишенными сока и жизни. Небо было затянуто пеленой, похожей на застывший дым, который давил вниз, создавая ощущение бесконечных сумерек. Не было ни солнца, ни луны, ни звезд, лишь тусклый мертвенный свет, исходивший, казалось, отовсюду и ниоткуда.

А еще тишина. Абсолютная, неестественная, давящая на уши тишина. Не было слышно ни пения птиц, ни стрекота насекомых, ни шелеста ветра в ветвях, потому что и ветра здесь не было. Воздух был неподвижен, он пах холодной пылью и озоном. Кейта поднялась на ноги, ее теплое походное одеяние казалось кричаще живым пятном в этом царстве увядания. Девушка увидела неподалеку русло высохшей реки и, ведомая инстинктом, пошла к нему. Ей нужна была вода. Нужно было хоть что-то живое! Но река была не сухой, в ее извилистом русле что-то лениво и вязко текло. Это была не вода, а пепел: мелкий, сухой пепел, который двигался, подчиняясь какому-то неведомому течению, создавая иллюзию реки.

Кейта остановилась на краю, не решаясь подойти ближе. Она смотрела на этот поток забвения, на мертвые деревья, на серое небо. Юная шаманка поняла — это не было просто безжизненное место. Это было настоящее средоточие безжизненности, его главный источник. Она находилась в месте, откуда нет возврата. Нижний мир, Царство Эрлика. Удаганка стояла на берегу реки из пепла, и холод отчаяния медленно пробирался в самую душу. Чувство абсолютной безысходности. Ее сила и связь с природой здесь, в этом мертвом мире, не работала. Девушка не слышала голоса земли, не чувствовала дыхания ветра. Ее божественная искра, согревавшая Кейту всю жизнь, теперь казалась крошечным, испуганным угольком, готовым вот-вот погаснуть под натиском всепоглощающей пустоты.

Зачем Хозяин Нижнего мира притащил ее сюда? Чтобы просто уничтожить? Нет, это было бы слишком просто для него. Он привел Кейту сюда, чтобы она видела, чувствовала, чтобы она задохнулась в этом безмолвии, в этом отсутствии жизни. Чтобы она, дитя Тэнгри, просто умерла от гнетущей тоски. Кейта сжала кулаки. Ну уж нет, она не доставит ему такого удовольствия, девушка будет бороться. Но как, и главное, с чем? Здесь не было врагов, на которых можно было бы обрушить свою ярость. Врагом было само это место.

И в этот момент, в абсолютной тишине она услышала звук. Сначала тихий, едва различимый. Он был похож на далекий, монотонный стук. «Тук… тук… тук…» А потом к нему присоединился другой — шаркающий, скрежещущий, словно сотни подошв волочились по камням. Впервые за все время, что Кейта здесь находилась, появилось доказательство того, что она здесь не одна. Движимая отчаянным желанием увидеть хоть что-то, кроме мертвых пейзажей, шаманка пошла на звук.

Она шла уже долго, но серый пейзаж не менялся, лишь мертвые деревья становились реже, уступая место голым скалам цвета застывшей лавы. Стук становился все громче и отчетливее. Теперь девушка могла различить — это был звук ударов металла о камень. Множество ударов, сливающихся в один унылый ритм. Кейта обогнула нависшую скалу и замерла, спрятавшись за ее выступом. Картина, открывшаяся ей, была еще страшнее, чем мертвая природа. Перед девушкой простирался огромный карьер, уходящий глубоко в недра земли. Это была какая-то шахта, рудник. Повсюду были разбросаны груды острых, темных камней, а воздух был наполнен едкой пылью, которая раздражающе першила в горле. А в этом карьере, внизу, работали сотни, а может, тысячи фигур, медленно, механически передвигающиеся, выполняя свою бесконечную и абсолютно бессмысленную работу. Они разбивали кирками скальную породу, грузили обломки в ржавые, скрипучие тачки, волокли их куда-то в темные зевы пещер, виднеющихся на другой стороне карьера. На первый взгляд, это были люди — они имели человеческие очертания, были одеты в серые, рваные лохмотья. Но Кейта, присмотревшись, почувствовала, как волосы у нее на затылке встают дыбом.

Это были не живые люди. Они были полупрозрачны, сквозь тела можно было смутно различить очертания скал позади. Их движения были замедленными, лишенными какой-либо энергии. Что же насчет лиц, то это были лишь гладкие, безэмоциональные маски с пустыми глазницами, в которых не отражался даже тусклый свет, царящий здесь. Грешные души, или просто души тех, кому не повезло очутиться в Нижнем мире. Обреченные на вечные муки, на рутинный труд в этом подземном царстве. Они не разговаривали, не вздыхали от рутинного труда, только лишь работали, подчиняясь какому-то неслыханному закону, своему незримому надсмотрщику. Кейта смотрела на этих мучеников, и ее сердце сжималось уже не от страха, а от жалости. Каждый из них ведь когда-то был живым. Любил, смеялся, о чем-то мечтал. А теперь от них осталась лишь эта прозрачная, безвольная оболочка, обреченная вечно дробить мертвые камни в не менее мертвом мире.

Девушка увидела, как одна из душ споткнулась и упала, рассыпав свою ношу. Она не сделала ни малейшей попытки подняться, просто лежала на земле, прозрачная и неподвижная. И никто даже не обратил на нее внимания. Остальные просто обходили ее, продолжая свой бесконечный путь. Через мгновение из одной из пещер выскользнула тень, без четких очертаний, но с горящими красными глазами. Абаасы! Он подлетел к упавшей душе, и из его тела вытянулись тонкие, как иглы, щупальца. Они вонзились в прозрачную фигуру, и та задрожала, а затем начала таять, как снег на солнце, с тихим, жалобным шипением. Демон впитывал ее, пожирал ее остатки. Когда он закончил, на земле не осталось ничего.

Кейта в ужасе прижалась к скале, боясь дышать. Так вот что ждет тех, кто ослабеет! Их просто стирают. Перерабатывают. Это и была истинная суть Нижнего мира. Не огненные котлы и немыслимые пытки, коими пугают непослушных детишек, а медленное и методичное уничтожение всего, что когда-то было жизнью. Уничтожение памяти, уничтожение души. И это было страшнее любой, даже самой изощренной боли. Девушка стояла, прижавшись к холодному камню, и смотрела на сцену уничтожения души, чувствуя, как тошнота подступает к горлу. Она была так поглощена жутким представлением, что потеряла всякую бдительность. Именно поэтому Кейта чуть не закричала, когда на ее плечо мягко, но уверенно, опустилась рука.

— Вот и ты, — голос был спокойным, в нем слышались нотки застарелой тоски. Удаганка резко обернулась, инстинктивно выставляя перед собой руки в защитном жесте, готовая обороняться, чем придется. Но тот, кто стоял перед ней, не выглядел агрессивным. От него не исходило ни малейшего ощущения опасности, ни запаха тьмы.

Это был мужчина средних лет на вид. Его лицо, обрамленное густой, черной, как смоль, щетиной, было худым и изможденным, а глаза, темные и глубокие, казалось, видели не ее, а что-то за ее спиной, в глубинах времени. В них была мудрость веков и печаль целого мира. Незнакомец был одет в странные, выцветшие одежды, которые когда-то, возможно, были ритуальным облачением шамана, но теперь превратились в лохмотья. И он не был прозрачным. Мужчина был плотным, почти материальным, как она сама. Не человек, но и не бесплотная душа.

— Кто ты? — спросила Кейта вполголоса, все еще не опуская рук.

Мужчина криво усмехнулся, хоть и в этой усмешке не было веселья.

— Имя мое давно стерлось из памяти живых, — произнес он равнодушным голосом. — Но здесь, в этой дыре, все меня зовут Азраил.

— Так, допустим. И что тебе нужно? — все еще глядя на него с недоверчивым прищуром, произнесла девушка.

— То же, что и всем, кто попадает сюда — ничего, — мужчина пожал плечами. — Но я здесь не по своей воле, а по Его приказу.

Азраил кивнул в сторону карьера, и Кейта поняла, о ком он говорит.

— Эрлик…

— Он самый, — подтвердил Азраил. — Владыка Нижнего мира велел мне найти тебя, когда ты появишься.

Кейта напряглась. Значит, это один из его прислужников. Однозначно ловушка!

— Я никуда с тобой не пойду, — отрезала девушка, складывая руки на груди.

— А я тебя и не зову, — спокойно ответил Азраил. — Я лишь передаю послание. Эрлик-хан знает, что ты здесь, — мужчина снова указал на рудник. — А это была часть представления, специально для тебя. Вступительная речь, если хочешь. Теперь же Он ждет тебя, Дочь Леса, для основного диалога.

Он говорил о Владыке Тьмы так, будто речь шла о сварливом, но предсказуемом хозяине.

— Я знаю о тебе все, дитя Тэнгри, — сказал Азраил, его мрачные глаза, казалось, заглянули ей прямо в душу. — Знаю, кто ты, почему ты здесь, и я знаю, что Эрлик-хан просто так тебя не отпустит. У Него на тебя большие планы.

Мужчина повернулся и сделал несколько шагов в сторону темного ущелья, которого Кейта раньше не замечала.

— У тебя нет выбора. Либо ты идешь со мной по своей воле, либо через пару минут сюда сбегутся все абаасы из этой округи, и тогда твой путь к Его трону будет… куда менее приятным.

Азраил не угрожал. Судя по его расслабленному голосу, просто констатировал факт.

— Идем, — сказал он, не оборачиваясь. — Не стоит заставлять Его ждать.

Мужчина пошел в сторону ущелья, а Кейта осталась одна. Выбор был очевиден. Умереть здесь, растерзанной демонами, или пойти за этим странным, печальным существом, чтобы встретиться лицом к лицу со своим главным врагом. Но ведь Эрлик обещал ей главное — встречу с отцом! Стиснув зубы, Кейта пошла за подозрительным слугой. Она не знала, кто он: враг, пленник или нечто среднее. Но он был единственным, кто заговорил с ней в этом проклятом мире, и, как ни странно, был единственным, кто не вызывал страха. Лишь глубокое, непонятное сочувствие.

Кейта нагнала Азраила уже в узком, извилистом ущелье, куда едва проникал даже тусклый свет этого мира. Стены здесь были гладкими, отполированными, словно их веками шлифовала вода. Но ее удивлению не было предела, когда она поняла, что стены эти — не просто камень. Все ущелье, от пола до самого верха, насколько хватало глаз, было испещрено бесчисленными нишами, полками и выемками. И на них в строгом, выверенном порядке лежали книги. Тысячи, десятки тысяч книг. Старинные, в потрепанных кожаных переплетах. Огромные фолианты, закованные в потускневший металл. Тонкие свитки, перевязанные истлевшими лентами. Глиняные таблички, покрытые клинописью. Стопки пергамента, исписанного выцветшими, незнакомыми рунами.

Даже воздух здесь был другим. Он пах не пылью и тленом, а старой бумагой, высохшими чернилами и забытыми историями. Это была настоящая библиотека Нижнего мира. Несмотря на недавнюю враждебность и подозрительность, любопытство Кейты взяло верх.

— Что это за место такое? — спросила она, замедляя шаг и проводя пальцем по корешку одной из книг. Азраил остановился и обернулся. На его лице впервые промелькнуло нечто похожее на слабую, горькую улыбку.

— А, это, — он обвел рукой бесконечные стеллажи. — Моя темница. А заодно, моя работа и мое же проклятие. Добро пожаловать в Библиотеку Неспетых Песен. Или, как любит ее называть Эрлик-хан, в Хранилище Потенциала.

— Библиотека? Неспетых песен? — с непониманием повторила Кейта.

— Именно, — кивнул Азраил. Он подошел к одной из полок и снял с нее тонкую, изящную книжицу в сафьяновом переплете. — Вот, например, смотри.

Мужчина протянул ее девушке, и та с опаской взяла книгу. Она была пустой — ни единой буквы, лишь чистые страницы.

— Это жизнь, — сказал Азраил, — которую так и не прожили. Олонхо, которое так и не спели. В этой книге, — он коснулся пальцем переплета, — должна была быть история великой целительницы из твоего народа, которая нашла бы лекарство от всех болезней. Но она, когда была еще маленькой девочкой, оступилась и утонула в реке. И ее песня осталась неспетой. Теперь ее книга будет вечно храниться здесь.

Азраил пошел дальше по ущелью, и Кейта последовала за ним, ошеломленная, продолжая зачем-то вглядываться в пустые страницы книги, что она держала в руках.

— Каждая книга здесь, — продолжал он, указывая на полки, — это несостоявшаяся судьба, утраченная возможность. Потенциал, который так и не был реализован душой в Среднем мире. — мужчина с легкостью снял толстый, тяжелый том, закованный в железо, сдувая с него тонкий слой пыли. — А вот великий полководец из степного народа. Он должен был объединить все племена и создать империю, в которой не было бы войн. Но его в детстве отравил завистливый дядя.

Далее Азраил показал на груду глиняных табличек.

— Вот мудрец из южных пустынь, который должен был разгадать тайну звезд, но умер от укуса змеи. Поэт. Философ. Художник. Правитель. Ученый… У каждого из них была великая песня, которая могла бы изменить мир. Но они смолкли, не успев взять и первой ноты.

Кейта смотрела на бесконечные ряды пустых книг, и ее сердце наполнялось холодным ужасом. Это было не просто хранилище, а настоящее кладбище несбывшихся надежд.

— Но… зачем? Зачем Эрлику все это? — задала девушка вопрос, хоть и сама понимала, что истинному злу не требуются логические объяснения его поступков. Азраил остановился и посмотрел на нее своими печальными глазами.

— А чем, по-твоему, питается тьма, дитя Тэнгри? Ненавистью? Страхом? Все это — пища для мелких абаасы. Истинная Тьма питается другим. Сожалением, нереализованным потенциалом. Тем, что могло бы быть, но так и не стало. Каждая такая книга — это маленький источник энергии для него. Энергии угасшей надежды. И чем величественнее была бы песня, тем слаще для Тьмы ее молчание. Можешь считать это место виноградником Эрлик-хана, где он хранит урожай для самого горького вина в мире.

И тут Кейта поняла. Она посмотрела на свои руки, а затем — на одну из пустых ниш на стене, словно предназначенную для новой книги. Ее книги. Вот почему Эрлик хотел привести ее сюда. Это был не просто разговор, а жуткий, наглядный урок. Он показывал Кейте, что произойдет с ее песней, если она проиграет. Она не просто умрет — девушка станет еще одним экспонатом в этой бесконечной коллекции молчания. И ее великая судьба, о которой шепчут пророчества, превратится лишь в горькое сожаление, которым будет вечно питаться ее враг. Лучше бы она и не спрашивала Азраила об этом всем.

Холод, который Кейта почувствовала, глядя на пустые книги, был хуже ледяного ветра тундры. Он пробирал до самого сердца. Ей нужно было срочно сменить тему, увести разговор от этой удушающей темы несбывшихся судеб.

— Слушай, Хранитель библиотеки, — начала она, запинаясь, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно более ровно. — Ты все время называешь меня «дитя Тэнгри». Почему?

Азраил посмотрел на нее с некоторым удивлением, словно она задала самый очевидный в мире вопрос.

— Ну, я думала, это просто… образное выражение, — поспешила объяснить она. — В наших легендах шаманы — все дети Тэнгри. В том смысле, что мы служим ей, черпаем от нее силу. Но ты говоришь это так, будто это нечто иное. — Кейта усмехнулась, пытаясь скрыть свою растерянность. — У нас, конечно, есть сказания о настоящих детях Тэнгри. Тех, кто несет в себе ее искру, кто является ее продолжением в Среднем мире. Но это лишь сказки. И я уж точно не одна из них, я просто ученица верховного шамана. Ты сильно ошибаешься, думая, что все мы такие.

Мужчина молча смотрел на нее, и его темные, печальные глаза, казалось, видели ее насквозь. Он видел ее искреннее заблуждение. Видел стену, которую выстроил вокруг нее Алтан, чтобы защитить. Азраил понимал — от нее все еще скрывали величайшую тайну ее жизни. Стоит ли ему самому открывать ей всю истину? Имеет ли он право? Он, пленник, обреченный вечно служить Тьме. С другой стороны, разве не в этом заключается изощренная ирония Эрлика? Чтобы самую важную правду своей жизни она узнала здесь, в Нижнем мире, от его же слуги. И он принял решение. Но не то, которое ожидала Кейта.

— Твои вопросы… они правильные, — сказал наконец мужчина, его голос снова стал ровным и отстраненным. — Но отвечать на них должен не я.

Азраил повернулся и снова пошел вглубь бесконечного ущелья-библиотеки.

— Пойдем. У меня есть для тебя одна книга.

Кейта нахмурилась.

— Какая-нибудь пустая книга о том, кем я могла бы стать? Ну нет уж, спасибо, я уже поняла этот урок.

— Нет, — ответил Азраил, не оборачиваясь. — Не пустая. Совсем не пустая. И это не твоя книга.

Они прошли еще несколько сотен шагов в почти полной тишине, мимо стеллажей, хранящих в себе молчание тысяч судеб. Наконец, Азраил остановился у самой дальней, самой темной ниши. Она, в отличие от других, была прикрыта тяжелой завесой из почерневшей кожи. Хранитель библиотеки отодвинул завесу.

— Эта книга, — сказал он, снимая с полки увесистый том, переплетенный в грубую, но прочную медвежью шкуру, — даст ответы на некоторые волнующие тебя вопросы. А на другие — заставит задать новые.

Азраил протянул удаганке книгу. Она была тяжелой, и от нее исходило едва уловимое тепло, словно внутри билось живое сердце. На обложке не было названия. Лишь один-единственный знак, вытисненный серебром. Тамга ее клана — голова медведицы.

— Что это? — прошептала Кейта.

— Древнее олонхо, которое не рассказывали в вашем айыле уже много зим. — ответил Азраил. — Эрлик-хан хранит его здесь, в самом надежном месте. Потому что боится его больше, чем любого оружия. Это олонхо о последнем настоящем дитя Тэнгри, которое жило в Среднем мире. И о том, что с ним стало.

Хранитель библиотеки отступил на шаг, давая ей пространство.

— Читай. А когда закончишь… мы продолжим наш путь к трону Владыки. Эрлик-хан любит, когда его гости приходят подготовленными.

Кейта опустилась на холодный каменный пол прямо там, в нише, прикрытой кожаной завесой. Она положила тяжелую книгу себе на колени и с трепетом провела рукой по грубой медвежьей шкуре. Тамга ее собственного клана смотрела на нее, как глаз из прошлого. Что могло быть в этой книге такого, чего так боится сам Владыка Тьмы? Она открыла первую страницу. Буквы, выведенные выцветшими чернилами на пожелтевшем пергаменте, были ей незнакомы. Это были древние руны, язык, который ее народ уже давно забыл. Но, к ее величайшему изумлению, едва она коснулась их пальцами, слова сами собой полились ей в голову, ясные и понятные, словно их нашептывал ей на ухо невидимый сказитель.

Это было олонхо. Оно рассказывало о давнем времени, когда еще только зарождалось лесное шаманство. Тогда, как и сейчас, в мир пришла великая беда. Не сушь, а бесконечные, холодные дожди, что гасили очаги и превращали землю в непроходимое болото. И тогда Великая Мать Тэнгри в очередной раз спустилась в Средний мир. Ее искру принял в себя мальчик из их, тогда еще совсем молодого, клана Созвездия Большой Медведицы. Его звали А́йан. Он был не таким, как все — не любил охоту и шумные игры, а любил сидеть у старых деревьев и слушать их истории. Мальчик мог часами разговаривать с рекой. Он был первым настоящим шаманом их рода. Книга рассказывала, как пробудилась его сила. Как он, подобно Кейте, столкнулся с проявлением силы Эрлика — страшным мором, что косил людей и зверей. Как он провел свое первое камлание и в одиночку, без наставника, нашел дорогу в Сердце Тэнгри. Как он получил благословение своей божественной матери и вернулся, наделенный невероятной силой. Айан был героем. Он остановил мор, изгнал абаасы, и земля снова начала дышать. Люди молились на Айана, называли его своим спасителем, своим богом на земле. Кейта читала, и ее сердце наполнялось гордостью. Вот он, предшественник великого шаманского клана! Практически ее брат по духу, хоть и разделенный с ней не одной сотней зим.

Но потом тон олонхо начал меняться, он становился мрачнее. Книга рассказывала, что, победив Тьму, Айан не смог победить главное — человеческую природу. Его сила была слишком велика. Другие кланы, сначала восхищавшиеся им, начали его бояться. Они видели в юноше не спасителя, а угрозу. Они шептались, что тот, кто может повелевать стихиями, может так же легко и уничтожить их. А внутри его собственного клана, его собственного народа, зародилось семя раздора. Люди перестали полагаться на себя. Зачем охотиться, если Айан может попросить духов привести зверя прямо к их порогу? Зачем лечить болезни, если он может исцелить одним прикосновением? Они начали не просто почитать его, а начали требовать. Народ превратил своего защитника в своего слугу!

Руки Кейты похолодели. Айан был одинок, абсолютно одинок. Его сила отделила его от тех, кого он так любил. Он был среди них, но уже не был одним из них. И тогда Эрлик, который лишь затаился, но не был побежден, нанес свой второй, самый коварный удар. Он не стал нападать с армией демонов, а начал нашептывать соседним кланам об угрозе, исходящей от талантливого юноши. Нашептывать его собственному народу о том, что Айан скрывает от них еще большую силу, что он мог бы сделать их бессмертными, но не хочет. Началась война. Но не война с Тьмой, а война людей против своего спасителя.

Последние страницы олонхо были пропитаны такой болью, что у Кейты выступили слезы. Они рассказывали, как союзные племена, ведомые ложью и страхом, напали на их айыл. Как его собственные соплеменники, которых он спас, стояли и смотрели, не зная, на чьей они стороне. Финал был ужасен. Айан, дитя Тэнгри, отказался использовать свою божественную силу против людей, против детей своей матери. Он вышел к ним безоружным, пытаясь достучаться до их сердец. И они убили его. Предали и убили, пронзив его сердце копьем, выкованным из метеоритного железа, подаренного им самим же для защиты от злых духов. Последнее, что было написано в книге, это то, что его душа не ушла ни в Верхний, ни в Нижний мир. Преданная людьми, она не смогла найти покоя. Она раскололась. Одна, светлая ее часть, вернулась к Тэнгри, а вторая, темная, полная боли и обиды, осталась в Среднем мире, став мстительным, могущественным духом — Абаасы-Тойоном, Великим Демоном, который с тех пор ненавидит и людей, и весь этот мир, который его предал.

Книга лежала на коленях Кейты, тяжелая, как надгробный камень. История Айана обожгла ее душу, оставив после себя лишь горький привкус пепла. Но сквозь боль и ужас от прочитанного, в ее сознании, как росток, пробивающийся сквозь камень, начало прорастать новое, ошеломляющее осознание. Она прикоснулась к своей груди, туда, где билось сердце. И она вспомнила неясные, детские ощущения. Чувство, что деревья понимают ее. Ощущение, что она может говорить с ветром. То, как дикие звери никогда не боялись ее. Все то, что она считала просто странностями, теперь обретало смысл. А главное — она вспомнила Сердце Тэнгри. Ту неразрывную, глубинную связь, что она почувствовала с сияющим оленем. Это было не просто благоговение смертной перед божеством. Это было узнавание. Это было чувство, которое испытывает дитя, впервые за долгие годы увидевшее свою мать.

Сомнений не осталось. Отрицать это было больше невозможно. Все, о чем шептали легенды, все, чего так боялся ее отец, было правдой. Она, Кейта, простая девочка из лесного айыла, была настоящим, истинным дитя Тэнгри. Ее божественной искрой во плоти. И с этим знанием к ней пришло и понимание. Глубокое, пронзительное понимание всех страхов и опасений Алтана. Теперь она поняла, почему он так боялся проявления ее силы. Он боялся не того, что она не справится, а того, что история Айана повторится. Боялся, что мир, который Кейта спасет, в итоге ее же и уничтожит. Отец так старался защитить ее не от тьмы, он защищал ее от света. От ее собственного, божественного света, который мог привлечь к ней не только врагов, но и губительное обожание. Алтан просто хотел, чтобы его маленькая девочка, его кыыс, была счастлива. Как самый обычный человек.

От воспоминаний о его заботливой, молчаливой любви сердце девушки снова больно сжалось. Верно! Отец! Что бы там ни было, она здесь ради него! Кейта решительно выпрямилась. Она утерла тыльной стороной ладони одинокую слезу, скатившуюся по щеке. Время для слез и сомнений прошло. Пришло время действовать. История Айана была не приговором, а лишь еще одним бесценным уроком. И она, в отличие от своего предшественника, не будет одна, и не повторит его ошибок.

Удаганка встала на ноги и решительно положила тяжелую книгу обратно в нишу. Она еще вернется за ней. Когда-нибудь. Затем она отодвинула кожаную завесу и вышла из своего временного укрытия. Азраил стоял неподалеку, прислонившись к стене и терпеливо ожидая.

— Пойдем, — строго произнесла Кейта. — Отведи меня к своему хозяину.

Глава 2. Полярная сова

Инсин не помнил, как долго он сидел в оцепенении на том же месте, где увидел Кейту в последний раз. Но ледяная тундра не прощала ошибок — останавливаться здесь, еще и без соответствующего снаряжения, было равносильно смерти. Снежная буря налетела внезапно, ветер, острый, как тысяча ножей, выл и швырял в лицо колючую снежную крошку. Юноша попытался подняться, но видимость упала до нескольких шагов, небо и земля слились в один белый кружащийся хаос. Сквозь этот снежный буран Инсин увидел, как в нескольких шагах от него на белоснежное покрывало бесшумно упал Арион — силы покидали даже такого крепкого и сильного коня, не то, что человека. Степной воин, собрав все свои силы, подполз к нему, попытавшись достать из походной сумки огниво и разжечь сухие ветки, чтобы согреть их обоих, приготовить настойку, которую ему так же, как и Кейте, дала целительница Илин. Но момент был упущен — не сумев развести огонь мокрыми, закоченевшими руками, юноша понял, что замерзает. Он свернулся калачиком под снежным заносом, прижимаясь к теплому боку своего коня, и почувствовал, как сознание медленно уплывает, убаюканное смертельной, сладкой дремотой.

— …Да стой ты, Снежок, упрямая твоя морда! Что ты там опять унюхал?!

Караван клана Синего Нарвала, возвращавшийся с восточных рубежей, медленно пробивался сквозь затухающую метель. Десяток нарт, запряженных могучими северными оленями, двигались след в след, создавая единственную темную нить в этом бескрайнем белом полотне. Впереди, на своем огромном белоснежном вожаке, ехала молодая девушка, чьи светлые косы выбивались из-под мехового капюшона. Ее олень внезапно остановился и, вскинув свою рогатую голову, с шумом втянул носом морозный воздух, а затем упрямо свернул с тропы, потянув за собой все нарты.

— Духи тебя побери, скотина! — ругалась девушка, дергая за вожжи. — У нас там мясо стынет! Куда ты меня тащишь? Йорви, ну скажи ему! Этот нюхач проклятый опять чует неприятности! Быть может, там медведь-шатун?

К ней подъехал высокий, бородатый охотник на соседних нартах.

— Если Снежок что-то почуял, Лина, значит, там что-то есть. Едем. Лучше проверить, чем потом наткнуться на это «что-то», когда снег растает.

Инсин всего этого не слышал. Он был на самой грани, в сером, беззвучном пространстве между жизнью и смертью. Последнее, что он смутно ощущал — это тепло своего верного коня, который все еще дышал рядом с ним, согревая его своим телом. Караван свернул, и через пару минут олень остановился у большого сугроба.

— Ну, и где медведь? — недовольно пробормотала Лина. — Вижу только снег. И… — она спрыгнула со своих нарт и подошла ближе. Под сугробом виднелась лишь часть огромной белой туши. — …дохлую лошадь? А нет, дышит! Великий Нарвал, какая зверюга! Откуда это в наших краях такие кони?

Девушка обошла сугроб и замерла. Рядом с конем, свернувшись в клубок и почти полностью занесенный снегом, лежал человек.

— Йорви, сюда! Быстрее! Тут человек!

Охотники соскочили со своих нарт, подбегая. Они быстро разгребли снег.

— Степняк, — определил Йорви по обмерзшей одежде. — Живой. Но еле-еле. Еще полчаса от силы, и северные духи забрали бы его душу.

— Ну и что будем с ним делать? — спросил другой охотник. — Оставим тут? Чужак ведь.

— Оставлять человека на верную смерть — это дурной тон, — строго отрезала Лина. — Великие духи такого не прощают. Давайте-ка затаскивайте его на нарты Йорви. И коня этого попробуйте поднять. Такую животину грех бросать!

Путники, что-то сердито бормоча под нос, подняли обмякшее тело Инсина и уложили на пустые нарты, укрыв дополнительными шкурами.

— Вот влипли, — проворчал Йорви, глядя на бессознательного южанина. — Теперь еще и этого степняка полуживого на себе тащить. Надеюсь, он того стоит.

— Узнаем, когда очухается, — бодро ответила Лина, снова забираясь на свое место. — Если, конечно, вообще придет в себя. Погнали!..

Инсин очнулся от света — яркого, оранжевого света, который плясал на его веках. Юноша с усилием разлепил ресницы. Над ним был низкий, покатый потолок из натянутых шкур, поддерживаемый резными деревянными жердями. Он лежал на чем-то мягком и невероятно теплом. Это был толстый слой белых медвежьих шкур. Рядом, в большом каменном очаге, весело потрескивал огонь, отбрасывая на стены жилища пляшущие тени. Воздух был наполнен непривычным запахом — смесью дыма, сушеной рыбы, ворвани и какого-то терпкого, незнакомого ему травяного отвара.

Он определенно был не в привычном степном гэр. И не в шаманском балагане. Это было другое жилище, более приземистое, основательное, словно вросшее в землю. Инсин медленно сел, его тело болело, но это была боль не от ран, а мышечная, какая бывает после сильного обмерзания. Юноша был укутан в тяжелое одеяло из меха белого песца, его же собственная одежда висела у очага, аккуратно развешенная для просушки.

Степной воин осмотрелся, еще более детально изучая интерьер. Стены были увешаны не оружием, а связками сушеных трав, моржовыми бивнями с искусной резьбой и амулетами из перьев полярной совы и зубов тюленя. На полу лежали не пестрые ковры, а толстые шкуры. Все здесь было практичным, созданным не для кочевой жизни, а для выживания в условиях вечного холода. Наконец, пришло понимание. Он был на самом дальнем севере, в лагере клана Синего Нарвала.

— …просто неслись, как угорелые! — донесся до Инсина снаружи звонкий, девичий голос, приглушенный толстыми шкурами, закрывавшими вход. — Говорю тебе, Юки, если бы мой нюхач рогатый не почуял неладное, мы бы так и проехали мимо.

— Повезло, что духи ведут тебя, Лина. Иначе нашли бы мы с оттепелью два окаменелых изваяния, — ответил низкий, мужской бас.

Полог откинулся, и в ярангу, впуская за собой облако морозного пара, вошла девушка. Она была совсем юной, невысокой, но крепкой, как молодой кедр. Ее лицо, обветренное и румяное от мороза, было по-северному красивым: высокие скулы, упрямый подбородок и глаза — поразительного, серо-голубого цвета, как лед в лучах зимнего солнца. Две тугие, толстые косы из светлых, почти белых волос, падали ей на грудь. На девушке был теплый, практичный костюм из оленьей кожи, расшитый бисером и мехом. Лина несла в руках деревянную миску, от которой шел пар. Увидев, что заблудший на их территорию степняк очнулся, она остановилась.

— О. Пробудился-то наконец, южанин! — произнесла она с деловитой констатацией факта, без ноток враждебности. — Хорошо. А то мы уже спорили, стоит ли тратить на тебя наши драгоценные целебные травы, или проще сразу выкопать яму в вечной мерзлоте.

Девушка подошла и протянула Инсину миску. Внутри была густая, горячая похлебка из рыбы и каких-то кореньев. Запах от нее исходил не самый приятный.

— Ешь давай, кривит он морду. Тебе нужны силы, а эта жижица быстро на ноги ставит.

Инсин не стал спорить и взял миску. Его руки все еще немного дрожали.

— Спасибо, — проговорил юноша, и его собственный голос показался ему хриплым и чужим. — Вы спасли меня.

— Ты это не мне благодарности выписывай, южанин, а моему оленю, — поправила Лина, присаживаясь на корточки у огня и протягивая замерзшие руки. — У Снежка нюх на неприятности лучше, чем у нашего вождя. Последний, кстати, сказал, что от тебя пахнет одновременно и смертью, и великой судьбой. Интересное сочетание!

Она посмотрела на степного воина своими прозрачными, как лед, глазами.

— Так кто ты таков будешь? И какой такой великий порыв заставил степняка пойти помирать в самое сердце снежной бури?

Инсин сделал несколько жадных глотков горячей похлебки. Еда была простой, но сытной, и тепло начало медленно разливаться по его замерзшему телу. Он посмотрел на девушку, которая с нескрываемым любопытством разглядывала его, как диковинного зверя.

— Я Шу Инсин. Из рода Снежного Барса, — сказал юноша, решив, что скрывать свое имя бессмысленно. — И я ищу помощи у вашего клана.

— У нас? — Лина удивленно вскинула свои светлые брови. — Степняк ищет помощи у северян? Должно быть, случилось что-то и впрямь серьезное. Вы же, южане, обычно считаете нас дикарями, которые умеют только ловить рыбу, отламывать у моржей бивни на продажу да жевать тюлений жир.

Инсин решил быть предельно честным, у него не было времени на интриги.

— Моя… кхм, важный для меня человек попал в беду. Ее похитил злой дух, Владыка Нижнего мира. И я должен найти способ вернуть ее.

При упоминании Владыки Нижнего мира лицо Лины мгновенно стало серьезным. Весь ее задор улетучился.

— Сам Эрлик? — прошептала она. — Так вот, значит, кто стоит за всем этим. — девушка подсела поближе. — У наших ведающих последнее время очень мрачные видения, — сказала Лина, и серо-голубые глаза потемнели. — Они видят тени, ползущие с юга. Говорят, что нарушен древний баланс. Я так и знала, что сюда приложила свою руку Тьма из-под земли!

Лина снова стала оживленной, но теперь в ее голосе звучало не веселье, а азарт исследователя, наткнувшегося на разгадку.

— Так-так, значит, Эрлик похитил твою невесту?

— Она не… невеста, — едва не раскрасневшись, запнулся Инсин. — Она предводительница лесного народа. Удаганка.

— Ого! — Лина присвистнула. — Шаманку значит утащил! Да у него хороший вкус. Эти ребята — крепкие орешки. Если он смог забрать одну из них, еще и предводительницу, значит, дела действительно плохи.

— Так вы можете мне помочь? — надежда колыхнулась в сердце Инсина. — У ведающих клана Синего Нарвала, должно быть, есть сила, чтобы открыть путь в Нижний мир.

Лина покачала головой, и разгоревшаяся надежда юноши снова начала угасать.

— Не все так просто, степняк. Открыть портал в самое сердце Тьмы — это не то же самое, что костер развести. Это опасно, нужна огромная сила. И цена за такой проход всегда высока. Вождь племени, наш самый сильный ведающий, может это сделать. Он и сам был бы не прочь посетить Нижний мир, по одному личному делу. Но для такого ритуала, чтобы он был безопасным, чтобы врата не остались открытыми навсегда, нужна кровь.

— Кровь?

— Ага, — кивнула она. — Кровь того, кто сломал печать. Кто впустил Эрлика в наш мир. Это — ключ. Только кровь виновника может безопасно открыть дверь, которую он сам же и распахнул.

Инсин замер с миской в руках. Кровь виновника. Его отца… Достать ее было невозможно. Юноша никогда бы не смог поднять руку на отца, каким бы чудовищем тот ни стал. Он задумался, лихорадочно перебирая в голове варианты. Родство, кровь… В их народе считалось, что кровь отца и сына — это одна кровь, одна линия и одна судьба.

— А если… — начал Инсин медленно, не зная, сработает ли эта безумная догадка. — Если для ритуала использовать кровь его ребенка? Считается ли это? Если я… сын того самого человека, кто сломал печать?

Лина смотрела на него, моргая. Кажется, она не сразу поняла, о чем тот говорит. А потом до девушки дошло. Ее глаза расширились, и она вскочила на ноги.

— Так что же ты молчал, дурень! — воскликнула девушка, всплеснув руками с такой силой, что чуть не опрокинула котелок. — Твой отец — это тот самый глупец, что выпустил Эрлика? А ты — его сын?! Да это же кардинально меняет ситуацию! — девушка подскочила и выглянула из жилища, спешно отодвигая полог. — Йорви! Зови вождя, быстро! Нашему гостю с ним срочно нужно поговорить!

Лина снова вернулась к ошеломленному Инсину, и в ее глазах горел огонь азарта и предвкушения.

— Ну, степняк! Похоже, твоя великая судьба только что стала еще интереснее. — девушка ходила по небольшому жилищу туда-сюда, как пойманная в клетку рысь. — Ох, слушай, я ведь даже не представилась. Я Лина, ведающая клана Синего Нарвала. Мой дух-наставник — Полярная Сова, поэтому я вижу немного дальше, чем остальные. Но такое… — она махнула рукой в его сторону, — даже она не предсказывала!

Еще немного побродив из стороны в стороны, что-то едва слышно бормоча себе под нос, девушка подбежала к Инсину у плюхнулась на шкуры около его постели, с воодушевлением заглядывая тому в глаза.

— В общем дела такие, наш вождь, а по совместительству и мой наставник, Торвальд, величайший ведающий за последние сто зим. Он давно искал способ спуститься в Нижний мир, у него… можно сказать, свои счеты с Эрликом. — Лина вскинула голову и посмотрела на юношу серьезно. — Много-много зим назад, когда Торвальд был еще молодым, у него был друг. Могущественный шаман из лесного народа. Они были как братья, хоть и из разных племен. Однажды этот шаман вступил в поединок с Эрликом, чтобы защитить свой народ и проиграл, Эрлик забрал его душу. Торвальд с тех пор ищет способ вернуть его или хотя бы отомстить. Но…

Девушка не успела договорить. Полог на входе в жилище откинулся, и внутрь шагнул вождь клана. Торвальд был человеком, высеченным из полярного льда и северного ветра. Он был выше Инсина на целую голову, с широченными плечами, которые, казалось, с трудом проходят в дверной проем. Его длинные, абсолютно белые, волосы и такая же борода были заплетены в сложные косы, украшенные резными костями и бивнями нарвала. На лице вождя, загорелом и обветренном докрасна, пролегала сеть глубоких морщин, а из-под густых седых бровей смотрели глаза — как глубинный лед, в котором застыло пламя. От мужчины исходила аура спокойной, несокрушимой мощи и древней мудрости.

Торвальд вошел, и маленькая яранга, казалось, стала еще меньше. Лина тут же подскочила, отходя в сторону, и почтительно склонила голову. Вождь не обратил на нее внимания, его ледяные глаза были прикованы к Инсину. Он медленно подошел и сел на шкуры напротив, не говоря ни слова. Это было молчание хищника, изучающего свою добычу.

— Ты принес в наши земли запах Тьмы, сын степного хана, — наконец произнес Торвальд, его голос был глубоким, как рокот ледника. Лина с удивлением взглянула на того, к кому обратился вождь. «Сын степного хана?! Ух, а я так непочтительно с ним себя повела!» Немного поразмыслив, девушка тихо покинула жилище, оставив вождя и гостя племени наедине.

— Я прошу о помощи, великий вождь, — ответил Инсин, выдерживая пронзительный взгляд, и поклонившись головой.

— Помощи просят у друзей. Ты — сын нашего врага, Шу Инсин. Твой отец ведет свой народ на наших соседей, лесных шаманов, с которыми у нас древний пакт о ненападении. Почему мы должны тебе помогать?

— Потому что наш истинный враг — один, — твердо произнес Инсин. — Эрлик. Он одурманил моего отца и похитил предводителей лесного народа, верховного шамана и его дочь. Злой дух на малом не остановится, он уничтожит всех, кто встанет на его пути. Не исключено, что и вы окажетесь под ударом.

Торвальд слушал, и его лицо оставалось непроницаемым.

— Духи сказали мне, что ты — ключ, — произнес он после долгой паузы. — Что в тебе течет кровь того, кто сломал печать. Что ты, Сын Степи из древнего пророчества.

— Верно, — подтвердил Инсин. — И я готов отдать свою кровь. Свою жизнь… Да все, что угодно, чтобы открыть путь и вернуть ее!

Инсин запнулся, нахмурившись. Не стоило ли сначала упомянуть, о ком именно идет речь? Но вождю клана, казалось, объяснений не требовалось. Его глаза смотрели степному воину в самую душу.

— Ты говоришь «ее». Не «предводителей шаманского племени». Не «порядок в мире». А «ее». Значит, готов рискнуть всем ради одной девушки?

Юноша вздохнул, опустив глаза на край мехового одеяла, который нервно теребили его пальцы. Получив от него едва слышное «Да», Торвальд, до этого назидательно склоненный над гостем, слегка откинулся назад. На суровых губах промелькнуло нечто похожее на тень улыбки.

— Хороший ответ. Такая причина стоит того, чтобы бросать вызов самой смерти. Этим ты напоминаешь… меня в молодости. — вождь снова стал серьезным. — Хорошо, Сын Степи, помогу тебе. Я давно ждал шанса вернуть старый долг. Мы проведем ритуал, откроем для тебя врата. Но знай — я лишь провожу тебя до порога. Внутри, в царстве Эрлика, будешь один. Это твой путь и твоя битва.

Торвальд встал, и его огромная фигура снова заполнила все пространство яранги.

— Отдыхай пока, сын Хулан-хана. Набирайся сил, ритуал требует подготовки. Мы выступим к Священному Леднику через три дня.

Вождь вышел, оставив Инсина наедине со своими мыслями. Три дня. Слова повисли в воздухе, тяжелые и неумолимые. Три дня! Для Инсина, чья душа рвалась в бой, чье сердце обливалось кровью при мысли о Кейте, томящейся в плену у Эрлика, это прозвучало как целая вечность. Как же это катастрофически много! Юноша подтянул к себе ноги, уронив голову на скрещенные руки. Что может случиться с ней за это время? Что Эрлик может сделать с ней? Инсин вспомнил рассказ Ойгона о Владыке Нижнего мира, его жестокости, любви к психологическим играм. Три дня пыток, искушений, отчаяния… Вдруг с Кейтой что-то случится, прежде чем он успеет даже дойти до врат? Вдруг что-то уже случилось?

Но тут, сквозь ледяную волну паники, он почувствовал едва уловимое, но настойчивое тепло в самой глубине груди. Там, где, казалось, все уже давно выжжено горем. Это было не его собственное чувство, оно было чужим, но знакомым. Как эхо ее присутствия, как слабое сияние далекой звезды. Внутреннее предчувствие, почти осязаемое, говорило ему, что с Кейтой все хорошо, она жива и не сдается. Девушка неизмеримо далеко от него, в другом мире, но та тонкая, невидимая нить, что связала их в Сердце Тэнгри, не оборвалась. Ее не могли разрубить даже границы между мирами. И это знание, это иррациональное чувство дало Инсину силы дышать.

Тогда его мысли переключились на другой фронт — на его племя, его родной дом. Как там отец? Что он предпринял, не видя возвращения младшего сына? Наверное, Бату уже рассказал ему свою, искаженную версию событий на границе. Не началась ли за ним уже охота, как за открытым предателем? Может, хан Хулан уже объявил цену за его голову, пообещав золотые горы тому, кто принесет сердце его ослушавшегося сына? Или… ему уже все равно? Может, отец настолько погрузился во тьму, что его больше не волнуют ни сыновья, ни законы чести? И он не отвлекается ни на что, кроме того, что нашептывает ему на ухо Эрлик. Эта мысль была еще страшнее.

А что же шаманское племя, как они сейчас? У них пропал вождь, а затем предводительница, едва оправившись от болезни, ушла, чтобы не вернуться. Так еще и следом за ней — степной воин, тот самый Сын Степи, который клялся ее вернуть, но тоже исчез. Старейшина Ойгон, добросердечный охотник Каскил, вспыльчивый, но верный друг Кейты, Саян… все они, наверное, сейчас сходят с ума от неизвестности. Думают, что Инсин обманул их, что он был заодно с отцом и Эрликом, увел Кейту в ловушку…

— Эй, степной принц!

Звонкий голос Лины вырвал Инсина из пучины мрачных мыслей. Она снова вошла в жилище, неся с собой охапку сухих дров для очага.

— Что за тяжелые мысли, размером со стаю китов, тревожат твою голову? — спросила девушка, с шумом сваливая дрова у огня. — Сидишь с таким видом, будто на твоих плечах залегла вся вечная мерзлота.

Инсин поднял на нее усталый взгляд.

— Я думал о лесных шаманах. Они не знают, где их предводительница, и куда подевался я сам, отправившийся за ней. Наверняка думают, что я их предал. К тому же, они остались одни, беззащитные, против армии моего отца…

Лина на мгновение задумалась, лениво подбрасывая полено в огонь.

— Хм-м. Да, незадача, — согласилась она. — Оставить союзников в неведении — это паршиво. Может привести к тому, что они начнут делать глупости всякие от отчаяния. — девушка подошла и села напротив степного воина, ее глаза хитро блеснули. — А что, если мы пошлем им весточку?

— Весточку? — вскинул бровь Инсин, после чего покачал головой. — Посылать гонцов в такую бурю…

— Зачем гонцы, когда у нас есть кое-что получше?

Лина закрыла глаза и что-то тихо прошептала. Воздух в жилище, казалось, на мгновение стал плотнее. А затем, прямо из теней в углу, бесшумно вылетела и села ей на плечо большая полярная сова. Она была не из плоти и крови, а была словно соткана из лунного света и снежинок.

— Знакомься, — бодро отрапортовала Лина, открывая глаза и нежно поглаживая призрачную птицу. — Это Укко, мой дух-наставник. Она летает быстрее любого ветра и видит сквозь любую метель.

Девушка взглянула на Инсина.

— Она не сможет передать длинное послание, но она может долететь до их айыла. Найти того, кого ты назовешь, передать ему образ — короткий, но ясный. Образ тебя, живого, образ нашего вождя, готовящего ритуал. А еще образ надежды. Этого будет достаточно, чтобы шаманы поняли, что ты не предал их, и чтобы они ждали новостей.

Инсин смотрел на призрачную сову, на Лину, которая так просто повелевала духами, и чувствовал — быть может, у них и правда есть шанс.

— Хорошо, — уверенно кивнув, произнес юноша. — Так и поступим.

***

Ночь опустилась на шаманский айыл, но почти никто не спал. Тревога была густой и липкой, как болотная трясина. Лесные жители чувствовали себя абсолютно беззащитными. Сначала исчез их вождь, их опора, потом юная предводительница, их надежда. Лучшие защитники, самые сильные магические фигуры, исчезали один за другим, а угроза со стороны степного племени никуда не девалась. Она продолжала нависать над айылом, как грозовая туча, готовая разразиться смертоносным ливнем из стрел и стали.

Несмотря на позднее время, у общинного балагана было на удивление шумно. Но это был не шум праздника, а звуки ссоры.

— …в последний раз говорю тебе, я иду в любом случае!

— А я говорю — никуда ты не пойдешь, барсучья твоя башка!

Это ругались Саян и Алани. Юноша, не находя себе места от беспокойства, уже нацепил на себя походное одеяние, накинул за плечо мешок и проверял тетиву на охотничьем луке. Он был бледен, а в его глазах, обычно веселых, горел лихорадочный огонь.

— Я не могу просто так здесь сидеть! — кричал Саян, размахивая руками. — Кейта там одна! Или, что еще хуже, с этим степняком! А что, если он ее обманул? Что, если это была ловушка?! Я должен пойти на север, найти ее!

— А о племени ты подумал?! — не уступала ему Алани. Лицо юной девчушки было строгим, а в голосе звенела сталь. — Алтан-тойон пропал, Кейта ушла. Если сейчас уйдешь и ты, самый сильный из учеников бубна, что будет с нами?! Мы в очень уязвимом положении! Если все, кто способен оказать сопротивление, разбегутся по всем четырем сторонам, чего будет стоить степнякам захватить наши земли?!

— Да плевать мне на степняков! — в отчаянии выкрикнул юноша. Он не слышал ее доводов. Разум Саяна был затуманен страхом за лучшую подругу. — Мне нужно защитить Кейту, чего бы мне это ни стоило.

— И что бы она сказала, если узнала, что ты бросил наш народ ради ее поисков?! — парировала Алани. — Кейта оставила нас здесь, чтобы мы защищали айыл! Это был ее приказ!

Перепалка учеников становилась все громче, привлекая внимание остальных соплеменников, которые лишь усугубляли общую панику. И в самый разгар их спора, в круг света от костра, бесшумно, как падающий снег, влетело странное существо. Это была большая полярная сова, ее тело мерцало и переливалось в свете огня, словно было соткано из лунного света. Все замерли — дух-иччи? Но таких духов в их лесах не водилось! Сова сделала круг над головами удивленных лесных людей и, игнорируя всех остальных, плавно спикировала вниз к общинному балагану. Судя по всему, она хотела обратиться именно к Саяну. Юноша, застыв от удивления, инстинктивно протянул руку к подлетевшему существу. И призрачная сова, не издав ни единого звука, опустилась на его кожаный наруч. В тот миг, как нематериальные когти коснулись его руки, мир вокруг Саяна исчез. Шум, огонь, лица людей — все растворилось. Перед его глазами, яркие, как вспышки молнии, замелькали видения.

Он увидел Инсина, сидящего в незнакомой обстановке, где-то далеко на севере. Воин не выглядел как пленник или предатель, на его лице можно было прочитать отчаянную решимость. Рядом с ним сидела девушка, светлые волосы которой были заплетены в две причудливые косы. Она словно обращалась к самому адресату послания, но речи ее не было слышно. Затем Саян увидел седобородого вождя, от которого исходила невероятная сила, картину подготовки к какому-то ритуалу у подножия гигантского, сияющего ледника. И последним, самым ярким образом, была незамутненная надежда в глазах Сына Степи, смотрящего куда-то вдаль. Видение длилось не более мгновения. Сова взмахнула своими призрачными крыльями, взмыла в воздух и растаяла в ночном небе, словно ее никогда и не было. Саян стоял, как громом пораженный, глядя на свою пустую руку.

— Что это было? — прошептала Алани, будучи ближайшей свидетельницей произошедшего.

— Он не предал нас, — выдохнул Саян, его голос был полон изумления. — Инсин ищет помощи на севере. Уверен, это как-то связано с Кейтой!

Он посмотрел на ученицу напротив, и упрямый огонь в его глазах не только не погас, а разгорелся с новой, осмысленной силой.

— Алани… — сказал Саян, его голос был тверд, как никогда. — Прости, ты была права. Мне не стоило принимать решения просто так, на горячую голову, еще и тебя обвинять. Но теперь все изменилось.

— Что ты имеешь в виду? — настороженно спросила девушка.

— Я знаю, куда идти, — ответил он. — Этот дух, он не просто принес весть, а показал мне путь. Клан Синего Нарвала.

Юноша решительно поправил походный мешок на своем плече.

— Но, Саян, ты же слышал меня! Айыл! Мы не можем оставить его! — взмолилась Алани, хватая его за руку.

— А я не могу оставить их там одних, — он мягко, но настойчиво убрал руку подруги, с улыбкой посмотрев на нее. — Ты остаешься за главную. Алани, ты ведь сильнее, чем думаешь. Вместе со старейшинами и дозорными вы сможете удержать оборону. А я нужен там. На Севере собираются проводить какой-то ритуал. И если это связано с Нижним миром… Если злые духи похитили еще и Кейту… Инсину определенно понадобится помощь. Ему потребуется тот, кто знает нашу предводительницу лучше всех. Тот, кто сможет, если понадобится, вытащить ее из самых недр земель абаасы за косу!

Саян усмехнулся своей обычной, немного грубоватой шутке, но сейчас она не звучала весело. Она звучала как клятва.

— Я отправляюсь, — спокойно резюмировал он. — Передай все, что я сказал, старейшинам.

Не слушая больше возражений, Саян развернулся и решительным шагом направился прочь из айыла, на север. Шел не спасать, а помогать спасать. И это меняло все. Юноша был уже не испуганным и безрассудным другом, а шаманом, идущим на подмогу своему союзнику в объединившей их беде. И пусть весь мир считал их врагами, Саян знал — сейчас, против общей Тьмы и преследуя одну цель, они были больше, чем кровными братьями.

Глава 3. Дверь. Катализатор. Ключ

Когда Азраил и его спутница вышли из ущелья-библиотеки, Кейта почувствовала себя так, словно вынырнула из глубокой воды на берег, где воздух был таким же безжизненным. История Айана тяжелым камнем лежала на сердце, но вместе с ней пришла и ясность — дитя Тэнгри знала, кто она такая и какая судьба может ее поджидать. Азраил шел впереди, не оборачиваясь, его потрепанная одежда не колыхалась в безветренном воздухе. Он вел девушку по узкой тропе, вымощенной гладкими, как черепа, серыми камнями, которая огибала подножие черной горы. Путь был долгим. Кейта не чувствовала ни голода, ни жажды, но ощущала, как ее сур медленно, но верно истощается, просто от пребывания в этом проклятом месте. Оно высасывало жизнь, как сухая земля впитывает воду.

Наконец, тропа обогнула последний скальный выступ, и они остановились. Перед путниками, до самого горизонта, простиралось новое препятствие. Это была бескрайняя, плоская равнина, покрытая низко стелющимся туманом. Туман был похож на море из ваты — неподвижный, густой, скрывающий под собой землю. Он не клубился и не двигался, из него, словно острова в мертвом океане, торчали верхушки иссохших деревьев, похожих на костлявые руки, тянущиеся к свинцовому небу в немой мольбе.

— Что это за место? — с настороженностью в голосе, прошептала Кейта.

— Хозяин называет его Морем Утраченных Голосов, — безэмоционально ответил Азраил, не сводя взгляда с тумана. — Он выращивает здесь отчаяние. Этот туман состоит из эха, из всех слов, что не были сказаны, криков о помощи, которые никто не услышал, признаний в любви, что застряли в горле. Он проникает не в легкие, а прямо в душу.

Мужчина повернулся к юной шаманке, в его печальных глазах впервые появилось нечто похожее на предупреждение.

— Как только мы войдем туда, ты начнешь слышать голоса. Они будут звать тебя, будут умолять, обвинять, соблазнять. Это будут голоса тех, кого ты знаешь и любишь, голоса твоих врагов, возможно, даже твой собственный голос. Они будут лгать, говорить тебе то, чего ты боишься больше всего на свете.

— И что мне делать? — Кейта вглядывалась в туман, словно пыталась «разглядеть» обещанные голоса.

— Не слушать, а главное, не слышать, — просто ответил Азраил. — Сосредоточься на одной-единственной мысли. На цели, на имени. На чем угодно, что связывает тебя с реальностью. Не вступай с голосами в диалог, не верь им и не останавливайся, что бы ты ни услышала. Потому что, как только ты остановишься, туман поглотит тебя. Твой кут запутается в эманациях сожаления, и ты станешь просто еще одним шепотом в этом проклятом хоре. Навечно. — Хранитель библиотеки строго посмотрел на нее. — Готова?

Кейта кивнула, хотя ее сердце сжалось от дурного предчувствия. Она сделала глубокий вдох, сосредотачиваясь на образе отца, и шагнула вслед за Азраилом в седую и холодную мглу. Первые несколько шагов были самыми страшными. Туман окутал их, липкий и холодный, словно паутина, видимость упала до вытянутой руки. Путники шли по чему-то мягкому, похожему на спрессованный пепел, что приглушало звуки их шагов. Сначала было тихо, даже пугающе тихо. Но обещанное не заставило себя долго ждать.

«Кейта…» Шепот был едва слышен, как дуновение ветра. Девушка вздрогнула. Это был голос ее отца.

— Не слушай, — глухо напомнил Азраил, шедший впереди.

«Доченька… почему ты оставила меня? Ты ушла, а он пришел… Мне было так больно…» Голос был полон такой обиды и страдания, что у Кейты защемило сердце. Она знала, что это ложь, иллюзия. Но слышать это голосом отца было невыносимо. Кейта сжала кулаки и ускорила шаг.

«Считаешь себя справедливой воительницей, лесная ведьма?» — прошипел у самого уха другой голос. Это был голос Бату. «Ты спасла его, моего брата… а моя кровь на твоих руках! Предательница!» Нет! Все было не так. Кейта не хотела намеренно наносить ему вред. Тем более, она имела полное право обороняться, это был противник из вражеского племени, с чего же теперь ее называют предательницей? Но голос был настойчив, он запугивал ее, заставлял почувствовать навязанную вину. А потом она услышала его. Голос, который меньше всего хотела слышать в этом проклятом месте.

«Зачем ты спасла меня, Кейта? Лучше бы я умер в том болоте. Из-за тебя погибла моя сестра… Из-за тебя мне пришлось предать свой род… Это ты виновата… во всем ты виновата!» Боль была острой, как удар ножа. Кейта споткнулась, едва не упав. Это была ее глупая, надуманная вина, которую девушка гнала от себя, и туман вытащил ее наружу, облек в голос Инсина и ударил по самому больному месту. Удаганка чувствовала, как холод пробирается все глубже, как тяжесть наваливается на плечи, заставляя ее сгибаться пополам. Каждый шаг давался с огромным трудом. Голоса становились все громче, сплетались в единый обвиняющий хор. Голоса друзей, старейшин, даже вовсе незнакомых людей. Они обвиняли ее в пропаже Алтана, в грядущей войне, в ее божественном происхождении.

«Ты не спасительница… ты проклятие, как и Айан… тебя убьют… предадут!» Кейта закричала, зажимая уши руками, но это не помогало. Голоса звучали не снаружи, а внутри ее головы. Она упала на колени в серый пепел, сотрясаясь от сдерживаемых слез. Девушка больше не могла идти. Отчаяние было таким густым, что его можно было пить, словно отравленный нектар. Может, они правы? Может, ей лучше просто остаться здесь? Стать еще одним тихим шепотом. Исчезнуть…

Азраил остановился и обернулся. Он видел, что гостья из Среднего мира буквально на грани. Но он не подошел — не имел права. Это было ее испытание.

— Вспомни, кто ты! — только и крикнул он ей сквозь туман. А кто она? Проклятие. Причина всех бед… Но тут, сквозь хор обвинений, она вспомнила другое — золотой свет, тепло, безграничную любовь в глазах сияющего оленя. «Мама…». Эта мысль, как искра, вспыхнула в самой глубине отчаявшейся души Кейты. Она вспомнила не только боль и страх. Девушка вспомнила тепло костра у ручья. Искренний смех друзей. Назидания ворчливых, но справедливых и мудрых старейшин. Заботу в глазах Инсина. Это тоже было частью ее жизни. Настоящей жизни!

Голоса были ложью, эхом страха, а не правды. Кейта медленно подняла голову. Слезы высохли, в ее сапфировых глазах зажегся новый, спокойный и несокрушимый свет. Девушка не стала кричать на голоса в ответ, не стала с ними спорить. Кейта просто перестала их слушать, девушка сосредоточилась на тепле внутри, на своей божественной искорке. И это тепло начало расти, разливаясь по телу, вытесняя враждебный холод. От ее кожи начало исходить слабое, золотистое сияние. И серый туман, полный отчаяния, начал отступать от этого света. Голоса стали тише, они потеряли свою силу, превратившись в невнятное бормотание, а затем и вовсе смолкли.

Тяжесть ушла, Кейта снова могла дышать. Азраил смотрел на девушку, и на его лице впервые за долгое время промелькнуло нечто похожее на удивление. И, может быть, даже на слабую, почти утраченную надежду.

— Неплохо… — пробормотал он. — Для такого юного дитя Тэнгри.

Кейта подошла к мужчине. Она была измотана, но не сломлена. Девушка прошла свое второе испытание, встретилась со своими главными демонами, собственными страхами, и победила их! Путники вышли из тумана так же внезапно, как и вошли в него. И впереди, на вершине черного, как уголь, пика, они увидели дворец Владыки Нижнего мира.

Он был полной противоположностью тому, что Кейта могла себе представить. В древних олонхо говорилось о замках из костей и черепов, о башнях, объятых вечным пламенем. Но реальность оказалась куда более изощренной и ужасающей. Дворец стоял на вершине одинокого пика, чьи склоны, гладкие и отполированные до блеска, уходили вниз, в мутный поток пепельной реки, огибавшей гору со всех сторон. Дворец не был построен на горе, он словно вырастал из нее, являясь естественным продолжением. Архитектура дворца казалась невозможной — острые, как иглы, шпили вонзались в серое небо, но они изгибались под немыслимыми углами, нарушая все законы геометрии. Стены были сложены не из камня, а из какого-то черного, переливающегося материала, похожего на обсидиан или застывшую кровь, который поглощал тот скудный свет, что царил в этом мире. Не было ни окон, ни бойниц, лишь гладкие, монолитные поверхности, на которых время от времени, как рябь на воде, пробегали багровые, пульсирующие узоры, похожие на вены. Вместо моста через пепельную реку вела тонкая, дрожащая нить из света — не золотого и теплого, какие можно было встретить в Сердце Тэнгри, а холодного, болезненно-фиолетового, как свет гниющего дерева. Вся эта циклопическая, молчаливая громада внушала едва ли не метафизическое отчаяние — это было место, где умирала сама надежда.

Территория у подножия пика, перед рекой, была превращена в гигантскую стройплощадку. Это была та самая шахта, которую Кейта видела с другого ее конца, а теперь она могла рассмотреть ее вблизи, во всех жутких деталях. Здесь, в отличие от мертвой тишины остального мира, царил непрерывный шум. Десятки тысяч падших душ трудились здесь в вечном цикле — это была гигантская фабрика, производящая сырье для царства Эрлика. Одна группа душ, та, что работала кирками, откалывала от склонов горы огромные глыбы черного камня. Каждый удар их призрачных инструментов отзывался глухим, безнадежным стуком. Другая группа, волоча за собой тяжелые цепи, прикованные к запястьям, тащила эти глыбы к берегу пепельной реки. Их движения были медленными и мучительными, души скользили по земле, а не шли, и их прозрачные тела, казалось, вот-вот растворятся от напряжения.

У самого берега стояли гигантские, похожие на жернова, машины, сделанные из того же материала, что и дворец. Души-рабочие с невероятным усилием закатывали глыбы в эти жернова. Внутри раздавался ужасный скрежет, и из-под жерновов начинала сочиться густая, черная, как смола, жидкость. Эта жидкость стекала по специальным желобам в большие чаны, и уже оттуда другие души, с помощью черпаков из костей, выливали ее в реку, подпитывая этот вечный пепельный поток.

Азраил, видя изумленный и испуганный взгляд Кейты, пояснил абсолютно буднично:

— Камни, которые они добывают — это застывшие кошмары, кристаллизованный страх. А жидкость, которую выжимают — чистое отчаяние, эссенция боли. Рабочий выливает ее в реку, и испарения поддерживают существование этого мира, не давая ему распасться.

Самой же жуткой была третья группа душ. Они не работали, а стояли на коленях вдоль берега, выстроившись в бесконечные ряды. Перед каждым лежал маленький комочек влажной глины. И они, своими прозрачными пальцами, лепили маленькие, уродливые фигурки — кричащих людей, искаженных животных, монстров. Движения были механическими, повторяющимися до бесконечности. Как только фигурка была готова, она тут же рассыпалась в прах, и душа начинала лепить заново.

— А это кто такие? — спросила Кейта.

— Это творцы, — проследив за ее взглядом, ответил Азраил. — Поэты, художники, музыканты. В наказание за то, что они пытались создать в Среднем мире красоту, здесь они обречены вечно создавать уродство, которое тут же превращается в ничто.

Кейта смотрела на этот адский конвейер, на этот гимн бессмысленности и вечного труда без результата. Это было не просто наказание, а сама философия Эрлика, воплощенная в реальности. Он не просто мучил души, а доказывал им и заодно себе, что все старания, все их мечты и вся жизнь в целом были абсолютно бессмысленны. И посреди всего этого ужаса, молчаливыми надсмотрщиками проплывали абаасы, похожие на раздувшихся медуз. Они просто висели в воздухе, и одного их присутствия, одной лишь ауры концентрированной ненависти было достаточно, чтобы заставлять этот механизм безропотно работать.

— Теперь ты видишь, — сказал Азраил. — Каков его мир. И сейчас мы пойдем прямо в его сердце. — Хранитель библиотеки Нижнего мира указал на вибрирующий фиолетовый мост. — Готовься, тронный зал ждет.

Кейта сделала глубокий вдох, собирая остатки своей воли в кулак, и шагнула на мост вслед за Азраилом. Мост оказался не твердым, под ногами ощущалась упругая вибрация, словно она шла по натянутой струне огромного инструмента. Он был узким, без перил, и с обеих сторон зияла пропасть, в которой медленно текла пепельная река. Казалось, один неверный шаг, одно дуновение несуществующего ветра — и можно сорваться вниз, в вечное забвение.

Чем ближе путники подходили к дворцу, тем сильнее становился тихий, низкий гул, исходивший от моста и от стен цитадели. Это был не звук, а скорее физическое ощущение, проникающее в самые кости, заставляющее зубы ныть, а сердце сбиваться с ритма. Кейта чувствовала, как ее божественная искра, ее связь с Тэнгри, съеживается под давлением этой давящей энергии. Она была как живой огонек, который пытаются загасить под толстым мокрым одеялом. Когда они наконец достигли другого берега, перед путниками выросла монолитная стена без единого входа. Азраил, не останавливаясь, подошел к ней вплотную и приложил свою ладонь к переливающейся поверхности. Стена на мгновение вспыхнула багровым светом, а затем прямо в ней, без малейшего звука, начал открываться проход, словно твердый камень расходился в стороны, как густой дым.

Кейта и Азраил шагнули внутрь. Если снаружи дворец внушал отчаяние, то внутри он морально подавлял. Их встретил не тронный зал, а бесконечный коридор, уходящий во тьму. Потолки были настолько высокими, что терялись во мраке, создавая ощущение, будто они идут по дну глубочайшего ущелья. Стены были из того же гладкого материала, и в их полированной поверхности отражались их искаженные, вытянутые силуэты. Единственным источником света были те же багровые, пульсирующие вены, что Кейта видела снаружи. Они змеились по стенам, полу и потолку, сходясь где-то далеко впереди, и их тусклый свет делал тени вокруг еще гуще и зловещее. Воздух был тяжелым, пахнущим озоном и холодной ночью.

Путники шли, и единственным звуком были их собственные шаги, которые гулким эхом отдавались от стен. Кейта была напряженная, как струна, ожидая нападения в любую секунду. Но ничего не происходило, не было ни стражи, ни ловушек. Эрлику они были не нужны — сам его дворец был ловушкой, оружием, которое давило на психику, высасывало волю, заставляло чувствовать себя ничтожной, заблудившейся песчинкой в этой бесконечной геометрии. Девушка заметила, что теперь стены не были абсолютно гладкими. Присмотревшись, она увидела, что вся их поверхность покрыта едва заметными, вплавленными в них лицами. Тысячи лиц с застывшими на них выражениями ужаса, боли и отчаяния. Они были похожи на застывших в янтаре насекомых. Время от времени, когда багровая вена пробегала рядом, одно из лиц на мгновение оживало, его глаза открывались, а рот беззвучно кричал, прежде чем снова застыть.

— Эти люди… — прошептала Кейта, не в силах отвести взгляд от увиденного кошмара.

— Самые сильные, — тяжело вздохнув, ответил Азраил, не сбавляя шага. — Те, кто пытался бросить вызов Владыке. Воины, шаманы, герои. Он не уничтожает их, а делает частью своей крепости. Вечными свидетелями его триумфа.

Кейта содрогнулась. Она неосознанно искала в этих стенах лицо своего отца, боясь его увидеть. Наконец, бесконечный коридор закончился, удаганка и Хранитель библиотеки вышли в огромный зал. И здесь, в самом его центре, на возвышении из черного, кристально чистого льда, стоял трон. А на троне, закинув ногу на ногу и подперев голову рукой, со скучающей миной сидел Эрлик. Он был все в том же облике светловолосого юноши, но теперь его красота была не просто холодной, а божественно-ужасающей. На Владыке Тьмы были изысканные черные одежды, которые словно были сотканы из самой беззвездной ночи. За его спиной медленно колыхались тени, но он не смотрел на них. Эрлик с видимым интересом разглядывал что-то, что держал в руке. Кейта присмотрелась и почувствовала, как кровь стынет в ее жилах. Это был бубен, расписанный знаками трех миров. Бубен ее отца!

Эрлик медленно провел пальцем по туго натянутой коже бубна, и тот издал тихий, жалобный звук. Владыка Нижнего мира поднял голову, и его светло-серые глаза, лишенные каких-либо эмоций, остановились на Кейте. Он улыбнулся, но эта улыбка не достигла глаз, она была лишь холодным изгибом красивых губ.

— А вот и она, — произнес блондин, и его голос, гладкий и мелодичный, разнесся по огромному залу, не создавая эха. — Долгожданная гостья. Добро пожаловать в мой скромный дом, дитя Тэнгри. Твое путешествие было не слишком утомительным? Азраил, ты был достаточно гостеприимен, я надеюсь?

Пленник, стоявший рядом с Кейтой, лишь молча склонил голову. Девушка же не ответила на приветствие хозяина этого места. Она смотрела только на бубен в его руках.

— Где он? — спросила Кейта, и ее голос, несмотря на страх и давление этого места, прозвучал уверенно. — Где мой отец?

— М-м? Ах, ты об этом… — Эрлик лениво покрутил бубен в руках. — Превосходный инструмент. Очень старый, очень сильный. Я всегда ценил хорошее качество вещей. А твой отец был великим мастером.

— Хватит игр, Эрлик! — выкрикнула удаганка, делая шаг вперед. — Ты обещал мне встречу с ним!

— Обещал? — злой дух склонил голову набок, как любопытная птица. — Разве? Мне кажется, я сказал, что «устрою вам встречу». А это, знаешь ли, можно трактовать по-разному. И потом, обещания, данные в Среднем мире… они так легко тают под давлением реальности Нижнего.

Эрлик с негромким утробным смехом положил бубен рядом с собой на ледяной трон.

— Скажи мне, милая, ты действительно думала, что я притащу его сюда? Алтана, самого сильного шамана, которого мне только удавалось встречать? В свое собственное логово? Это было бы так глупо, так неосмотрительно! Даже будучи пленником, он мог бы натворить здесь таких дел, что мне пришлось бы потом веками наводить порядок.

Кейта слушала его, и ледяное кольцо ужаса сжималось вокруг ее сердца.

— Ты… — прошептала она. — Обманул меня.

— Ой, ну какое грубое слово, — Эрлик скучающе цокнул языком. — Скажем так, я просто не договорил всей правды. Я действительно вырвал его душу из камлания. Точнее, он сам пожелал встречи со мной. Но держать такую душу здесь было бы непрактично, так что я просто… отпустил его.

— Отпустил? Но куда!

— Куда уходят души, когда их связь с телом прерывается так внезапно? — блондин пожал плечами с видом знатока. — Они блуждают, теряются, растворяются в бесконечном потоке Междумирья, как капля в реке. Алтан, скорее всего, уже даже не помнит, кто он. Просто еще один безымянный, испуганный огонек, который рано или поздно найдут и поглотят мои милые абаасы.

Кейта смотрела на Эрлика, и весь мир, который она с таким трудом удерживала внутри, рухнул. Отец не в плену, а… потерян? Растворился навеки? Это было хуже, чем смерть. Хуже, чем тюрьма подземного царства.

— Ты лжешь, — гневно выдохнула девушка, хотя знала, что это может быть и правдой. Ее собственная душа едва не потерялась там. А он, ослабленный долгим камланием… У отца не было ни единого шанса.

— Зачем же мне лгать? — искренне удивился Эрлик. — Правда, особенно горькая, всегда изящнее. Его здесь нет и не было. Я привел сюда только тебя, точнее ты сама пришла ко мне, по доброй воле. А ведь именно ты, моя дорогая, и была моей главной целью с самого начала. Старый шаман был лишь приманкой. Причем приманкой, которая сработала идеально! Хотя, в одном ты права…

Эрлик встал с трона и медленно, с грацией хищника, начал спускаться по ледяным ступеням.

— Я солгал тебе, чтобы привести сюда. Я солгал хану, чтобы он развязал войну и дал мне достаточно крови и энергии. Я лгу всем и всегда! Ха-ха-ха, да это же мое непревзойденное качество! И знаешь, что самое забавное? Люди так отчаянно хотят верить — в спасение, в чудо, в меньшее из зол, что они готовы проглотить любую, даже самую очевидную ложь.

Владыка Нижнего мира остановился в нескольких шагах от Кейты, и в его светло-серых глазах плясали холодные, насмешливые огоньки. Девушка стояла, оглушенная его словами, раздавленная тяжестью осознания. Эрлик медленно обошел ее по кругу, как ценитель, рассматривающий редкую статую. Он не угрожал, не нападал. Владыка этого места говорил, и его голос, спокойный и вкрадчивый, был страшнее любого оружия.

— Ты, наверное, до сих пор не понимаешь, почему именно ты, — начал он свой монолог. — Думаешь, все дело в старой вражде? Я против твоей матери, тьма против света, ночь против дня? О, это так скучно, так примитивно. Все гораздо прозаичнее.

Злой дух остановился за ее спиной, и Кейта почувствовала, как холод исходит от него, хотя он и не прикасался к ней.

— Видишь ли, этот мир, который вы так цените, он несовершенен. Он основан на вечной борьбе. Жизнь пожирает жизнь, чтобы существовать. Свет сменяется тьмой, тепло — холодом. Это вечный, бессмысленный цикл страданий. Я же хочу принести ему порядок. Покой и нерушимую стабильность. Мир, где не будет ни боли, ни радости. Ни жизни, ни смерти. Лишь совершенное, прекрасное… Ничто. — Эрлик снова вышел перед ней, и в его глазах горел огонь фанатика. — Но для этого мне нужна сила, абсолютная сила Творца. И вот здесь на сцену выходит твоя дорогая матушка, Тэнгри. Ведь она не просто богиня, она — источник и генератор жизненной энергии этого мира. Сердце, которое качает кровь по венам всего сущего. Пока она существует, мой идеальный порядок невозможен!

— И ты решил ее убить, — не веря своим собственным словам, прошептала Кейта.

— Убить? — Эрлик нервно рассмеялся. — Как можно убить саму жизнь? Нет, милая, не совсем так. Ее нельзя убить, но можно поглотить. Впитать ее силу, стать новым Сердцем мира. И для этого мне нужны были дверь, катализатор и ключ…

Он подошел к ледяному трону и провел рукой по его поверхности.

— Сотни лет я ждал. Ждал, когда она снова спустится в этот мир, когда ее искра снова обретет плоть. И она это сделала. Ты, дитя Тэнгри — это дверь к ее силе. Сосуд, который я могу использовать, чтобы добраться до источника. — Эрлик повернулся, и его взгляд стал почти хищным. — Но чтобы открыть эту дверь, мне нужен был катализатор. Энергия, огромный всплеск негативных эмоций: отчаяния, ненависти, боли. И для этого идеально подошел мой старый друг Хулан. О, это был идеальный кандидат! Гордый, сломленный горем, жаждущий власти… Я лишь немного подтолкнул его. Нашептал ему пару идей. И он, как прилежный ученик, сделал все сам. Развязал войну, пожертвовал дочерью, предал сына… Он создал для меня идеальный котел, в котором закипела та самая энергия, что была мне так нужна.

— А Инсин? — спросила Кейта, ее голос был едва слышен. — Какая роль в твоей игре у него?

— И, конечно, Сын Степи! — Эрлик торжественно всплеснул руками. — Моя вишенка на торте. Я не планировал его, он буквально подарок судьбы. Пророчество, которое я сам же и исказил когда-то, чтобы сеять раздор, вдруг сработало! Идеально! — злой дух подошел к девушке совсем близко. — Он был нужен, чтобы пробудить тебя. Чтобы заставить твою божественную искру вспыхнуть. Ненависть, битва, страх за жизнь другого человека, а потом — мимолетная искра любви… Ах, все это, как меха в кузнице, раздуло твой внутренний огонь. Сынок хана был тем огнивом, что высек из тебя искру и блестяще справился со своей ролью, сам того не зная!

Эрлик замолчал, глядя на ее бледное, потрясенное лицо.

— Вот и все, моя милая, вся картина. Хулан — это мой меч, разрушающий старый мир. Инсин — мой ключ, открывший тебя. Ты — это моя дверь, через который я доберусь до Тэнгри. И тогда я стану будущим Богом этого нового, совершенного мира!

Злой дух протянул руку и коснулся щеки Кейты. Его пальцы были холодными, как лед.

— А теперь, когда вступительная часть закончена, пора приступать к главной части представления. Не волнуйся, это будет не больно. Ты просто уснешь, а когда проснешься, мира, который ты знала, уже не будет.

В тот самый момент, когда ледяные пальцы Эрлика коснулись Кейты, и она застыла, парализованная ужасом и осознанием своего бессилия, Азраил, до этого стоявший в стороне неподвижной тенью, сделал шаг вперед. Он больше не мог молчать. Сотни лет, по меркам Нижнего мира, он провел в этой темнице, наблюдая, как его хозяин играет с судьбами миров. Он видел сотни трагедий, читал тысячи неспетых песен. За это время в его душе выгорело все — надежда, вера, любовь. Остался лишь цинизм и бесконечная усталость. Но эта девушка… Что-то в ней было другим. Ее свет, ее упрямство, ее божественная искра, которую он, даже будучи падшим, не мог не почувствовать. Она была как первый луч солнца после долгой ночи. И мысль о том, что этот свет сейчас погаснет, что она станет просто еще одной куклой в коллекции Эрлика, пробудила в пленнике что-то давно забытое.

Азраил понимал: если сейчас не остановить Эрлика, Средний мир обречен. Это не было преувеличением, это был абсолютный конец. Нужно было что-то делать, но что? Вступить в открытый бой? Глупо. Эрлик сотрет его в порошок, не моргнув и глазом. Нужен был другой, более хитрый способ. Обман. Идеальный обман, который позволил бы Кейте сбежать, а ему самому — выиграть немного времени. Азраил знал своего хозяина. Он знал его слабости, главной из которых была его непомерная гордыня и любовь к эффектным представлениям.

— Повелитель, — произнес Азраил, и его голос, обычно тоскливый, прозвучал неожиданно уверенно и громко. Эрлик медленно повернул голову, убирая руку от лица Кейты. В его глазах было холодное удивление. Его «шут» почти никогда не смел обращаться без приказа.

— Что такое, Азраил? — спросил злой дух с ноткой раздражения. — Я занят, как видишь.

— Прошу прощения за дерзость, — Азраил почтительно склонил голову. — Но ритуал… Вы уверены, что хотите провести его именно так?

— «Так»? — переспросил Эрлик, заинтересованный услышанным.

— Так… просто, — ответил Азраил, осторожно подбирая слова. — Вы — победитель. Вы переиграли всех: и хана, и шаманов, и саму Тэнгри. Ваша победа — абсолютна. Но какой в ней триумф, если ее никто не увидит?

Эрлик нахмурился, пытаясь понять, к чему он клонит.

— Вы заберете ее силу здесь, в тишине вашего тронного зала, — продолжал Азраил, и его голос стал вкрадчивым, как у придворного льстеца. — И старый мир просто погаснет. Это будет эффективно, но не эффектно. А ведь вы заслуживаете большего. Вы заслуживаете зрелища! — он поднял глаза, и в них горел огонь безумной, как казалось, идеи. — Представьте, Повелитель! Вы проводите ритуал не здесь, а там, в Среднем мире. На глазах у ее народа. На глазах у ее возлюбленного. Вы позволите им собрать все свои жалкие силы, выстроиться в боевой порядок, а затем, на пике их надежды, вы явитесь и, на их глазах, заберете силу их богини! Вы тогда не просто победите, а сломаете, уничтожите их веру. Превратите надежду в величайший кошмар!

Эрлик слушал, и на его лице медленно появлялась задумчивая улыбка. Идея ему нравилась. В ней был тот размах, тот драматизм, который он так ценил.

— И где же, по-твоему, — спросил он, уже входя во вкус, — лучше всего устроить такое представление?

— Там, где все началось, — не колеблясь, ответил Азраил. — У Скал Плачущей Верблюдицы. На границе двух миров. Пусть там соберутся все: народ лесов, народ степей. Пусть увидят, как их старый мир рушится, чтобы освободить место для вашего, абсолютно нового.

Это была отчаянная авантюра, но Азраил ставил все на одну карту. На тщеславие Эрлика. Он давал Кейте шанс не просто сбежать, а вернуться домой. Не просто вернуться, а знать, где и когда состоится решающая битва. Хранитель библиотеки давал ей время.

— А она? — Эрлик кивнул на Кейту. — Что делать с ней, пока я буду готовить сцену?

— А ее, мой Повелитель, — сказал Азраил с самым раболепным видом, — отпустите.

— Что? — Эрлик снова нахмурился.

— Отпустите, — чуть тише повторил Азраил. — Пусть бежит домой и расскажет всем о вашем великодушии. О том, что вы даете им шанс увидеть конец света собственными глазами. Пусть дитя Тэнгри сама соберет их всех для вас. Это будет еще более изящно. Ваша жертва сама приведет себя на алтарь.

Мужчина замолчал, ожидая решения. Это был самый опасный момент в его многолетнем заключении. Если Эрлик почувствует подвох, он уничтожит их обоих. Злой дух долго молчал, глядя то на Кейту, то на своего слугу. А затем он рассмеялся. Громко и искренне.

— Азраил, Азраил… А ты не так прост, как я думал. Работа в моей библиотеке не прошла даром, ты научился мыслить, как я. — он повернулся к Кейте. — Мне нравится его план. Он хорошо звучит. Так что можешь пока идти.

Он щелкнул пальцами, и Кейта почувствовала, как невидимые путы, сковывающие ее волю, ослабли.

— Беги же, дитя Тэнгри, — сказал Эрлик, и в его голосе звучала очевидная насмешка. — Беги и расскажи всем, что я иду. Собирай свою армию. Я даю тебе три дня до встречи у Скал. Надеюсь, ты не разочаруешь меня и устроишь достойное прощание со своим миром. Азраил, проводи нашу гостью, и покажи ей самый короткий путь на выход. Она, я думаю, спешит…

Глава 4. Ясный путь, туманный финал

Дочь Леса и пленник Нижнего мира снова шли по бесконечным коридорам дворца. Но теперь Кейта почти не замечала ни лиц в стенах, ни гнетущей архитектуры. Она была погружена в себя, в бездонный океан собственных мыслей. Что это был за фарс? Сначала Эрлик взваливает на нее непосильный груз правды, а потом так легко отпускает… Но страшнее всего были даже не его угрозы, а его слова — те, что касались Инсина.

«Он — мой ключ, открывший тебя… Ненависть, битва, страх за жизнь другого человека, а потом — мимолетная искра любви… Ах, все это, как меха в кузнице, раздуло твой внутренний огонь». Эрлик сказал это так просто, так обыденно, будто говорил о погоде. Словно чувства девушки, ее трепет в сердце, тепло, которое она ощущала рядом с Инсином, все это было не ее. Все было лишь частью плана, заранее подготовленным, ужасным сценарием.

…Но неужели все так и есть? Кейта вспомнила все — их первую встречу, полную необъяснимого притяжения и ярости, их сражение, больше похожее на танец. То, как ее сердце едва не остановилось, когда Инсин тонул, как она, забыв обо всем, бросилась его спасать. То, как девушка прихорашивалась перед зеркалом, надеясь ему понравиться. Все это казалось Кейте таким настоящим, таким… личным. А теперь Эрлик перечеркивает это все, обличая механизм пророчества, убеждает, что Сын Степи — лишь пешка в его игре, необходимая, чтобы пробудить ее силу. Кейта чувствовала себя безвольной пташкой в клетке. Неужели у нее не было выбора? Неужели вся эта влюбленность — не ее собственное сокровенное чувство, а просто еще одна функция, заложенная в девушку какими-то высшими силами?

— Это ложь, — вполголоса произнесла Кейта, обращаясь скорее к себе, чем к Азраилу. — Он бессовестно лжет! Снова!

Азраил, шедший рядом, бросил на нее короткий, сочувственный взгляд.

— Не забывай, дитя, что Эрлик-хан — отец лжи. Но его самое опасное оружие, это правда, смешанная с обманным ядом. Владыка Тьмы преподносит истину так, что она теряет изначальный смысл и становится фальшью.

Двое вышли из дворца на вибрирующий фиолетовый мост. Хранитель библиотеки вздохнул, снова обратив внимание на погруженную в свои мысли Кейту. Ему ли, прожившему уже столько лет в заточении и прочитавшему столько книг о человеческих судьбах, не знать, какая именно реплика его же Хозяина заставила девушку утратить всю свою уверенность.

— Тот юноша из пророчества… — начал Азраил, и Кейта даже не перевела на него взгляд, лишь едва заметно дрогнула плечами. — Ты действительно почувствовала к нему что-то?

Девушка шла рядом, поджав губы и глядя себе под ноги. Нет смысла подкармливать это погрязшее в обмане место очередной ложью — немного поразмыслив, Кейта молча кивнула.

— И это чувство помогло твоей силе пробудиться? — девушка снова кивнула, уже менее уверенно. Азраил по-отечески улыбнулся ей. — Вот видишь. Технически, Эрлик-хан не солгал, он лишь описал механизм. Но умолчал о главном — механизм не создает чувства, он лишь использует те, что уже есть. Ваша связь была предначертана, но то, чем вы ее наполните, ненавистью или любовью, это всегда ваш собственный выбор. Даже сейчас.

Слова Хранителя библиотеки были как бальзам на рану. Но сомнения все равно остались. Как можно верить в чистоту своих чувств, когда знаешь, что они — часть чьего-то чужого плана?

— Я запуталась, — честно ответила Кейта, обхватив себя руками.

— Это абсолютно нормально, — ответил Азраил, понимающе кивнув головой. — Путаться в собственных чувствах и эмоциях, значит, быть живым.

Когда путники сошли с моста, пленник Нижнего мира остановился и повернулся к его гостье.

— Надеюсь, ты понимаешь, что Эрлик-хан отпустил тебя не просто так. Он использует твое смятение, он знает, что ты сейчас сомневаешься во всем, и пока ты будешь в этом состоянии, вы все будете слабы. — Азраил указал на неприметную расщелину в скалах. — Теперь ты можешь покинуть Нижний мир, эта погрешность между измерениями сможет вывести тебя к месту, где миры соединяются. Будь готова к любому повороту событий. Увы, даже я не могу предугадать, какой следующий шаг предпримет Хозяин. Могу лишь с уверенностью сказать, что ждать три дня он не будет. Это абсолютно не в его стиле. И перестань думать о том, что должно быть по пророчеству. Почувствуй, что есть на самом деле, только так ты сможешь отличить правду от лжи.

Хранитель библиотеки с какой-то опаской взглянул на зияющую расщелину, после чего отступил на шаг назад.

— Иди так быстро, как только можешь. Твоя настоящая гонка — не против других людей, а против сомнений, которые Эрлик-хан уже сейчас сеет в твоей душе. И я уверен, дитя Тэнгри, что твое хрупкое сердце, хранящее божественную искру, окажется сильнее яда его слов.

Кейте и самой хотелось уже поскорее покинуть это гнетущее место. Она уверенно направилась к указанному выходу, но в какой-то момент остановилась, обернувшись.

— А ты? — спросила девушка, заметив, что Азраил так и стоит на том же месте, провожая ее взглядом — Ты ведь тоже можешь вернуться, идем вместе!

На лице пленника снова появилась та горькая, печальная улыбка.

— Не имею права, дитя. Оковы в любом случае вернут меня обратно. За меня не переживай, я вернусь в свою библиотеку, буду читать. И с нетерпением ждать, чем закончится твоя песня.

Азраил развернулся и, не оглядываясь, пошел обратно, к безмолвному дворцу. Кейта смотрела ему вслед, а затем, стиснув зубы, бросилась в указанную им расщелину. Девушка бежала, как никогда в жизни. Обратно, в мир живых, в мир, где ей предстояло разобраться не только с врагами, но и с самой собой.

К тому времени, как Кейта, ведомая отчаянной надеждой, неслась по темным тоннелям обратно домой, в Среднем мире уже миновали сутки. Солнце клонилось к закату, окрашивая бескрайние северные снега в нежно-розовые и лиловые тона. На границе лагеря клана Синего Нарвала, у импровизированного поста, состоявшего из двух перевернутых нарт, разыгралась странная сцена. Из-за редкого, корявого лесочка, цеплявшегося за вечную мерзлоту, вышла одинокая фигура. Человек шел тяжело, спотыкаясь, его одежда была грязной и потрепанной долгой дорогой. Он был явно не из этих мест — слишком легкая по меркам северян одежда, слишком темные волосы, слишком отчаянный и загнанный вид.

Два суровых северных охотника, похожие на медведей в своих тяжелых меховых малицах, тут же преградили ему путь, выставив вперед длинные копья с наконечниками из моржового клыка.

— Стоять, — пророкотал один из них, окидывая взглядом незнакомца. — Кто такой будешь?

Саян остановился, тяжело дыша и опираясь руками на колени. Он поднял на них усталые, но упрямые глаза.

— Мне нужен… Инсин, — выдохнул он. — Сын степного хана. Я знаю, что он у вас.

Охотники переглянулись.

— Что-то много вас тут, южан, развелось нынче, — пробурчал второй. — То один чуть лыжи не откинул, теперь второй на его смену пришел. Вам тут медом что ли намазано?

— Что здесь за шум?

К эпицентру разборок, легко ступая по снегу, подошла Лина. Она как раз возвращалась с обхода дозоров, щеки девушки румянились от мороза. Блондинка смерила пришельца своим холодным, оценивающим взглядом с ног до головы.

— Великий Нарвал, еще один? Из лесного народа, судя по одежке. Своих лесов мало стало, решили наши сугробы потоптать?

— Мне нужен Инсин! — повторил Саян, выпрямляясь. Он узнал ее. Светлые косы, пронзительные голубые глаза — девушка из видения, что принесла с собой Полярная сова. — Наша предводительница, Кейта-хотун… она ушла на север, и не вернулась. А потом и ушедший за ней следом степняк исчез. Я получил ваше послание, мне нужно знать, что здесь произошло!

Лина скрестила руки на груди, и в ее глазах блеснула насмешка.

— О-ля-ля, какие страсти! Значит, степной принц бегает за лесной предводительницей, а ты бегаешь за ним? У вас там на юге, я смотрю, весело. Не то что у нас — только тюлени да северное сияние. Как же много я теряю в этих забытых Небом землях…

— Дошутишься, северянка, — огрызнулся Саян, которого сарказм юной девицы начинал выводить из себя. — Где он, говори!

— Во-первых, южанин, остынь, — голос Лины стал заметно жестче. — Криком ты здесь только ворон распугаешь. Во-вторых, Инсин-нойон — почетный гость клана Синего Нарвала. Он никуда не исчезал, сейчас находится в лагере нашем. Готовится нырять в преисподнюю за твоей хотун.

Саян замер.

— Что?..

— Что слышал, — девушка подошла ближе, изучающе поглядывая на собеседника. — Наш степной товарищ пришел сюда, чтобы спасти Кейту. Сказал, что ее похитил Эрлик. А потом еще и оказалось, что он — ключ, чтобы открыть врата в Нижний мир.

— Спасти? — Саян хмыкнул. Его сердце металось между надеждой и все еще не до конца искорененным недоверием к степняку. — Это значит… погоди, как она вообще умудрилась угодить в лапы к Эрлику?

— А вот это, лесной человек, уже интересный вопрос, — блондинка склонила голову набок. — Потому что, по словам нойона, он собирается ее оттуда только вызволить. А как предводительница шаманов туда попала, да еще и одна, об этом история умалчивает. И тут, скорее, ты должен ответ знать. Что в вашем племени такое происходит, что привлекло внимание самого Владыки Нижнего мира?

Их взгляды встретились. Два упрямства, два недоверия. Лина с подозрением относилась ко всем гостям с юга, а Саян в целом никого слушать не желал, пока Кейта пребывала в опасности. Но они оба понимали, что им придется договориться.

— Сначала отведи меня к нему, — строго произнес шаман.

— Сначала расскажи, что произошло, — так же строго ответила северная ведающая. — Я не поведу к нашему главному козырю непонятного пришельца, от которого за целую лигу несет тревогой и старыми листьями. Вдруг ты — шпион этого самого Эрлика?

— Я? Шпион?! Да я… — Саян был готов взорваться, но, увидев холодную уверенность в глазах Лины, понял, что спорить бесполезно. Тяжело вздохнув, он сел прямо на припорошенную снегом землю. — Хорошо. Слушай, северная колючка. Я расскажу тебе все, чтобы ты поняла, почему я прошел пешком, кажется, полмира, чтобы найти этого степняка. А потом ты отведешь меня к нему. Идет?

Девушка мгновение подумала, а затем кивнула.

— Валяй. У нас как раз есть время, пока в лагере заваривается уха.

Лина села напротив, поджав под себя ноги. Сидя на холодной земле, под низким, серым небом, Саян говорил и говорил. Он рассказывал так, как не рассказывал, наверное, никому, кроме Кейты. Словно другу, которому можно доверять. Возможно, на него так повлияла усталость. А может, отчаяние, в котором уже сложно было разобрать, кто друг, а кто враг, и оставалось лишь цепляться за единственную цель — спасти Кейту. Саян рассказал о том, как пропал Алтан, их великий шаман и вождь. О том, как эта потеря обезглавила и напугала их племя. Рассказал о пророчестве, связавшем его подругу и степного принца, о ее шаманской болезни, чудесном исцелении и о том, как она, узнав о похищении отца, в одиночку бросилась в степь, чтобы найти Инсина и просить его о помощи. А потом и о том, как девушка собралась проводить ритуал, но из-за отсутствия важного ингредиента ей пришлось отправиться на север, на поиски торгового каравана. Лина слушала, не перебивая. Ее обычная насмешливость ушла, сменившись напряженной, сосредоточенной серьезностью. Она была ведающей, привыкшей к странным историям о духах и магии. Но эта история была другой. В ней сплелись воедино судьбы богов, демонов и простых людей, и от этого сумбурного клубка зависело слишком многое.

Когда Саян закончил свой монолог, Лина долго молчала.

— Понятно, — наконец произнесла девушка. — Выходит, что ваша хотун сама угодила в расставленный на медведя капкан, пытаясь спасти своего отца. Весело, ничего не скажешь.

Северная ведающая поднялась, стряхивая рыхлый снег со своей многослойной одежды.

— Ладно, лесной человек. Ты прошел проверку. Пойдем, тебе нужно, как минимум, поесть и отдохнуть. Ну и со степнячком своим побеседуешь.

Когда на темно-синем бархате неба зажглись первые, по-северному яркие и холодные звезды, небольшой отряд прибыл в основной лагерь клана Синего Нарвала. Саяна, измотанного долгой дорогой, сразу же поразила основательность и спокойствие этого места. Здесь царил ровный, размеренный ритм жизни людей, привыкших к суровым условиям. У большого центрального костра, пламя которого взмывало высоко в морозный воздух, сидел Инсин. Он сейчас выглядел гораздо лучше, чем в тот день, когда его нашел дозор. Сытная и жирная пища северян делала свое дело — с лица пропала болезненная осунутость, а в глазах снова появилась былая сила. Он разговаривал с вождем племени, судя по всему, они нашли общий язык. Увидев Лину, а за ней — знакомую, хоть и нежданную в этих краях фигуру, Инсин прервал разговор и поднялся на ноги. Он понял — Полярная сова достигла своего пункта назначения.

— Саян? — в его голосе было неподдельное удивление. Инсин не ожидал этого — юноша думал, что его послание просто успокоит шаманов, даст им надежду, заставит ждать. Но он не думал, что тот, которому послание предназначалось, бросит все и отправится за ним в этот долгий и опасный путь.

— Это и есть твой лесной друг? — низким голосом спросил Торвальд, смерив Саяна тяжелым взглядом.

— Да, — кивнул Инсин. — Самый верный друг предводительницы шаманского племени.

Саян спешно подошел к ним. Он посмотрел на Инсина, в его взгляде больше не было надуманных подозрений, в глазах юноши царила общая на двоих тревога.

— Я получил твою весть, — просто сказал лесной шаман. — И решил, что сидеть и ждать в такой ситуации — это не по мне. Я… мы не можем оставить Кейту в беде!

Два юноши из двух враждующих миров, такие разные, но объединенные одной целью и одной тревогой за ту, что была им обоим дороже всего на свете. В их молчаливом взгляде родилось то, что было важнее любых слов — союз, скрепленный не договорами, а общей бедой и надеждой.

— Что ж, — произнес вождь Торвальд, поднимаясь во весь свой рост. — Раз уж отряд спасателей в сборе, пора обсудить детали нашего плана. Садитесь, — голос мужчины был подобен рокоту лавины, сходящей с далеких гор. Он указал на толстые шкуры, расстеленные у огня. Инсин и Саян сели, а Лина осталась стоять рядом со своим наставником. Вокруг костра собрались и другие ведающие клана — суровые, молчаливые мужчины и женщины, чьи лица были похожи на карты древних земель. Торвальд взял со стоявших рядом нарт большой, пожелтевший от времени свиток из тюленьей кожи.

— Подготовка почти завершена, — сказал он, обращаясь к обоим юношам. — Ритуал состоится послезавтра на рассвете. В день, когда Великая Ночь начнет уступать свои права первому лучу зимнего солнца. — вождь развернул свиток. На нем были начертаны сложные руны и схема какого-то ритуального круга. — Я открою врата. Но, как я уже говорил, — он бросил взгляд на Инсина, — лишь провожу до порога.

Торвальд ткнул пальцем в центр карты.

— Мы пойдем к Великому Леднику. Это священное место, сердце наших земель. Там граница между мирами истончается, особенно в этот день. Именно там я смогу пробить брешь в ткани реальности. — вождь поднял свои ледяные глаза на присутствующих. — Ритуал будет сложным и потребует всех наших сил. Ведающие клана создадут круг, мы будем держать портал открытым, используя нашу общую энергию. Но держать его долго мы не сможем. У вас будет времени примерно до заката. Один ночной цикл Нижнего мира, ни минутой больше.

Он посмотрел на Инсина.

— Твоя кровь, Сын Степи, будет ключом. В нужный момент я подам знак, и ты окропишь ей центральный рунный камень. Твоя кровная связь с тем, кто сломал печать, обманет стражей врат. Они примут тебя за «своего» и позволят пройти.

Затем Торвальд перевел взгляд на новоявленного Саяна.

— А ты, лесной человек… твоя задача будет другой. Ты не сможешь пройти через врата так же легко. Твоя душа чиста, и стражи почувствуют в тебе чужака. Будешь нашим якорем.

— Якорем? — хоть и понимая, что имеет в виду вождь северного клана, решил переспросить шаман.

— Да. Мы дадим специальный амулет, связанный с нойоном. Ты останешься здесь, в Среднем мире, в центре круга. От тебя требуется держать с Сыном Степи духовную связь, будешь его маяком. Если он заблудится, если Тьма начнет поглощать его разум, ты должен будешь звать его. Твои воспоминания о предводительнице и искреннее стремление вернуть ее будут той нитью, что не даст нойону раствориться во тьме. И, что самое важное, — Торвальд сделал паузу, — ты почувствуешь, когда им понадобится помощь. Когда придет время возвращаться. Но помни — если к закату они не вернутся или если почувствуешь, что нить оборвалась… подай нам знак. Врата нужно будет закрыть, даже если они еще будут внутри.

От последних слов по коже Саяна пробежал мороз. Вот они какие риски, значит… его подруга и степной воин могут и вовсе застрять в Нижнем мире. Неужели это единственный способ ее вернуть?

— Мы не можем позволить, чтобы через открытый портал в наш мир хлынули орды абаасы. — видя смятение на лице шамана, добавил Торвальд — Лучше пожертвовать двумя, чем погубить всех.

— Я понял, — отрезал Саян, хоть и понимание это тяжело давалось. Его роль была не менее важна и не менее опасна.

— Когда ты пройдешь через врата, Инсин-нойон, — обратился к сидящему рядом с лесным шаманом вождь, — ты будешь один. Мы не знаем, куда именно ты попадешь, Нижний мир огромен. Ты должен будешь найти предводительницу лесного племени, ее отца. И выбраться к точке выхода до заката.

Вздохнув, словно выразив этим всю звенящую тяжесть, царящую в воздухе, Торвальд свернул свиток.

— Таков наш план. Он прост, как острие копья, и так же опасен. У вас есть один день, чтобы подготовиться, отдохнуть, собраться с духом. Потому что завтра на закате мы выступаем к леднику. А послезавтра на рассвете отправимся в гости к самой Тьме. Вопросы есть?

Инсин и Саян молчали. Какие могли быть вопросы, когда путь был так ясен, а финал — так туманен? Юноши просто переглянулись, и в этом взгляде было все: страх, решимость и клятва сделать все возможное, чтобы вернуть домой Кейту.

— Есть!

Голос, звонкий и решительный, раздался не со стороны тех, от кого ожидали ответа. Это была Лина. Девушка шагнула вперед, выйдя из тени своего наставника, и скрестила руки на груди. В ее прозрачных глазах горел огонь азарта. Торвальд с укором посмотрел на свою ученицу.

— Лина?

— Да, у меня есть вопрос, наставник, — сказала она, глядя ему прямо в глаза. — А кто пойдет с ними?

— Что ты имеешь в виду? — нахмурился Торвальд. — Я ведь только что все разъяснил. Инсин идет один, Саян — его якорь. Мы, ведающие, держим круг. Все роли распределены.

— А вот и не все, — возразила Лина, упрямо вскинув подбородок. — Вы все будете заняты ритуалом, а кто будет охранять вас в это время? Кто будет прикрывать спины, пока вы все будете стоять, как каменные идолы, уставившись в портал?

Торвальд нахмурился еще сильнее, но промолчал.

— К тому же, — продолжала северянка, почувствовав, что завладела их вниманием, — путь до ледника неблизкий и опасный. Вам понадобятся разведчики, идущие впереди. И охотники, чтобы добывать пищу в дороге. Сидеть здесь в лагере, когда планируется что-то такое грандиозное и важное, это просто… неправильно!

Лина резво вызвалась:

— Я пойду с вами! Как никак, я — лучшая следопытка в клане после тебя, наставник. Мой Снежок чует опасность за лигу. А мой дух-наставник может полететь вперед и предупредить о засадах. Я буду полезна! — блондинка посмотрела на Инсина и Саяна, и в ее глазах, помимо азарта, промелькнуло и что-то похожее на солидарность. — И потом… негоже отправлять двух южан в самое сердце наших суровых льдов без должного сопровождения. Они же могут заинтересовать наших медведей-шатунов, поджидающих неподготовленных странников, или, чего доброго, съедят не тот мох по дороге.

Ее последняя шутка немного разрядила гнетущую атмосферу. Саян невольно улыбнулся, опустив глаза на догорающий костер. Торвальд же долго и испытывающе смотрел на дерзкую ученицу. Он знал ее неуемную жажду приключений, но он также знал, что за этой бравадой скрывается острый ум и настоящий дар ведающей. Лина была права — их уязвимость во время ритуала была очевидна.

— Хорошо, — наконец произнес вождь клана. — Ты пойдешь. Ты и еще трое лучших охотников, вы будете нашей стражей и разведкой. Нашими глазами и ушами.

Лицо Лины озарилось торжествующей улыбкой.

— Но, — добавил Торвальд, и его голос снова стал суровым, — ты не будешь лезть в ритуал и не будешь отвлекать ведающих. Твоя задача — только охрана. Поняла?

— Поняла, наставник! — бодро ответила девушка, почтительно склонив голову, хотя в ее глазах уже плясали чертики.

Теперь отряд был окончательно сформирован. Двое смельчаков из двух разных миров, объединившиеся ради одной цели. Следопыты во главе с талантливой ведающей, которая могла и байки потравить, чтобы разрядить обстановку, и моржа голыми руками на сало пустить. И целая группа могущественных северных колдунов, готовых открыть дорогу в преисподнюю.

***

Степной улус замер в тревожном, неестественном затишье. От хана Хулана, скрывшегося ото всех в своем гэре, не поступало никаких приказов. Он, казалось, полностью самоустранился, погрузившись в пучину то ли скорби, то ли безумия. Тайна его разговора с предводительницей шаманов, которую привез и увез Инсин, осталась тайной для всех. Ровно как и то, что же за бой произошел на границе, после которого Бату и остатки его отряда вернулись в лагерь — раненые, злые и молчаливые, как могильные камни, бросая лишь обрывки фраз о «колдовстве» и «предательстве».

Воины шептались у костров, теряясь в догадках. Что происходит? Почему отложен поход, который готовился годами? Где младший сын хана — герой, вернувшийся из мертвых, а затем снова словно провалившийся сквозь землю? И что за таинственный незнакомец, которого время от времени видели в улусе, и который проводил в ханском гэре больше времени, чем родные сыновья? Вопросы висели в воздухе, густом от недоверия, слухов и затаенного страха.

И вот, полог на ханском гэре откинулся. Но вышел из него не Хулан, а его старший сын. Рука Бату все еще была перевязана, но шел он уверенно, расправив свои могучие плечи, с гордо поднятой головой. А на его грубом, покрытом шрамами лице играла торжествующая улыбка. Улыбка волка, дождавшегося своего часа, когда старый вожак стаи ослаб. Он, не говоря ни слова, взобрался на помост в центре лагеря, откуда обычно говорил хан, и его громкий, зычный голос разорвал утреннюю тишину, заставив всех замереть.

— Степные воины! Орда!

Все, кто был поблизости — оруженосцы, чистившие оружие, женщины, раздувавшие угли в очагах, — все обернулись к нему.

— Хватит сидеть без дела, просиживая штаны у костров, как старые бабы! Хватит ждать, пока наши кони забудут топот битвы, а наши сабли покроются ржавчиной! — кричал он, и его голос гремел, полный ярости и силы. — Вы спрашиваете, что происходит? Я скажу вам! Наш великий хан… он сломлен. Горе подкосило его. Потеря любимой дочери и подлое предательство младшего, изнеженного сына высосали из него всю волю. Он больше не может вести нас. И в знак своего доверия, Хулан-хан передал командование мне!

Наглая ложь. Но в сложившейся ситуации, когда хан молчал, а Инсин исчез, эта ложь звучала как долгожданная, горькая правда.

— Лесные колдуны посмеялись над нами! — продолжал Бату, распаляя себя и толпу. — Они отвергли наше щедрое предложение о мире. Заманили меня на переговоры и трусливо напали из-за деревьев. Ранили меня! — воин демонстративно вскинул свою перевязанную руку. — Они терзали наших братьев, пока мой жалкий, трусливый братец-предатель… просто стоял и смотрел! А потом сбежал к ним, к своей лесной ведьме, выбрав ее юбку вместо верности своему улусу, своей тамге и своему роду!

Рев возмущения и ненависти прокатился по рядам воинов. Бату умело играл на их самых низменных инстинктах — на гордости, жажде мести, презрении к магии, которую они не понимали.

— Мы не будем больше терпеть это унижение! — Бату выхватил из ножен свой меч и вскинул его над головой, свет взошедшей луны хищно блеснул на стали. — Хватит переговоров, довольно дипломатии! Время говорить на единственном языке, который понимают эти лесные крысы — на языке стали! Я, Шу Бату, старший сын хана, ваш новый главнокомандующий, веду вас на север!

Он оглядел лица воинов, и глаза степного воина горели безумным, властным огнем.

— Мы не просто победим шаманов. Мы сотрем их проклятый айыл с лица земли! Мы вырежем их всех — от седобородых стариков до младенцев в колыбелях! Сожжем их священный лес, и на этом пепелище наши кони будут пастись сотни лет! Мы отомстим за наших павших, покажем им, что такое настоящая, безжалостная ярость степи. Мобилизовать все силы! Готовьте оружие, седлайте лучших коней, выпейте последний айраг и проститесь со своими женщинами. На рассвете мы выступаем!

И орда, измученная бездействием, одурманенная его пламенной речью и жаждущая простой, понятной цели, ответила ему оглушительным, одобрительным ревом. Они получили то, чего хотели: врага, приказ и обещание крови. Бату смотрел на них, и его улыбка стала еще шире. Он знал, что отец не остановит его. Потому что этот приказ отдал не он. Этот приказ, нашептанный ему на ухо светловолосым «советником», который был единственным, кто входил в ханский гэр в последние дни, исходил от самой Тьмы. И Тьма жаждала крови, а старший сын хана с превеликой радостью станет ее палачом.

Глава 5. О чести и благородстве

Ночь накрыла северный лагерь своим холодным, усыпанным звездами покрывалом. Ветер стих, и в морозном воздухе установилась такая тишина, что, казалось, было слышно, как остывает земля. В отличие от степей и леса, где даже ночью теплилась жизнь, здесь, в царстве льда, все замирало, подчиняясь древнему закону полярной ночи. В гостевом жилище, выделенном сыну степного хана, было тепло и тускло. Огонь в очаге лениво лизал поленья, с ароматом свежего костра гармонично перемешивались запахи сушеной рыбы и трав.

Саяна, как еще одного внезапного гостя, поселили вместе с Инсином. Двое юношей сидели на противоположных сторонах очага, каждый погруженный в свои мысли. Степной воин чистил свой нож, его движения были медленными и механическими. Инсин снова и снова проводил точильным камнем по стали, словно пытаясь вместе с зазубринами соскрести с души тревогу. Саян же просто сидел, обхватив колени руками, и смотрел на огонь невидящим взглядом. Их общее горе и общая цель создавали молчаливую связь, но не отменяли той пропасти, что лежала между их мирами.

— Думаешь, ей там страшно? — голос Саяна, тихий и непривычно серьезный, разорвал тишину. Инсин поднял голову.

— Кейта сильнее, чем ты думаешь, — ответил юноша, хотя говорил это скорее себе, чем ему. — Я видел, на что она способна.

— Да я знаю, что Кейта сильная, — буркнул Саян, скрывая обиду в голосе. Сейчас бы еще какой-то степняк умничал тем, что знает его подругу лучше него самого! — Сильнее нас всех вместе взятых. Но там же Тьма. И, наверное, холод, хуже даже чем здесь. А балым так не любит холод. В детстве она всегда спала, укутавшись в три шкуры, даже летом! Потом рассказывала, что ей снились сияющие всеми цветами радуги льдины северных земель.

Лесной шаман поежился, словно сам почувствовал описываемый холод.

— Я все думаю, а вдруг мы не успеем? Вдруг Эрлик… — Саян не договорил, но Инсин прекрасно понял, что тот хотел сказать. Полог на входе откинулся, и в жилище, как порыв свежего ветра, избавляющего от необходимости дальнейшего раскачивания тяжелых тем, вошла Лина.

— Ну что, красавцы, сидите тут и тоску нагоняете? — бодро спросила она, небрежно стряхивая у входа снег со своих унтов. — Глядя на ваши кислые физиономии, можно подумать, что вас собираются абаасам на ужин подавать под фирменным соусом.

Лина без церемоний плюхнулась на шкуры между ними, протягивая руки к огню.

— Ох, у меня бессонница. Перед большим походом всегда так. Духи шумят в голове, спорят, делают ставки, кто вернется, а кто — нет. Решила посидеть с вами. У вас тут как раз так душевно-трагично, что меня, как пить дать, вырубит. — ее задорный тон немного разрядил гнетущую атмосферу.

— Нам тут, вообще-то, не до смеха, — проворчал Саян.

— А зря, — ответила северянка, подбрасывая полено в огонь. — Смех — лучшее оружие против Тьмы. Эрлик и его шайка питаются страхом и отчаянием. А вот когда им в лицо смеются, они все теряются. У них в программе такого не прописано! — Лина посмотрела на отстраненного Инсина, продолжающего задумчиво чистить нож. — Ты чего совсем смолк, принц степной? Тоже о чем-то дурном думаешь?

— Я думаю о том, что мы не знаем, что нас ждет, — ответил юноша серьезно. — Мы идем вслепую.

— Ну почему же вслепую? — Лина хитро прищурилась. — У нас есть ты, наш ходячий ключ. Есть он, — она кивнула на Саяна, — маяк-ворчун. Есть мой прекрасный наставник, который способен даже пробить дыру в реальности. И есть я — самая очаровательная проводница в этих широтах, ха-ха! По-моему, команда у нас собралась что надо, еще попробуйте поспорить со мной.

Саян невольно улыбнулся краем рта. Эта девчонка была невыносима, но в ее словах была какая-то заразительная, отчаянная уверенность.

— А вообще, — северянка в моменте стала серьезнее, — как ведающая, я понимаю, о чем вы переживаете. Эта девушка вам обоим дорога.

Лина посмотрела на Саяна.

— Один — ее брат по духу, ее опора с самого детства. Без тебя она, может, и сильная, но не такая самоотверженная. А второй… — девушка на мгновение замолчала, взглянув на Инсина и подбирая слова, на основе рассказа лесного шамана. — Ее ветер и ее же буря. Тот, кто ворвался в ее тихий лес души и все перевернул. Может, и принес боль, но и научил летать, словно птица.

Проницательность Лины поразила их обоих. Она, совершенно чужая, за несколько часов поняла о Саяне и Инсине больше, чем они сами о себе могли подумать.

— Предводительница ждет вас, — сказала девушка уже тихим, менее восторженным голосом. — Обоих. И пока она ждет, она будет бороться. Мы хоть и не знакомы, но я считаю, такие, как Кейта-хотун, никогда не сдаются. Так что хватит тут разводить сырость, лучше расскажите-ка мне, южане, что-нибудь веселое. У вас там хоть медведи бурые есть? А то наши белые — такие скучные, с ними вообще ни о чем не договоришься. Ходят, как самопровозглашенные вожди, и смотрят на всех так, будто ты им должен рыбы за прошлую зиму. То ли дело — нерпы! Вот уж кто настоящие проказники.

Лина подмигнула ребятам, подбирая под себя ноги, и в ее глазах заплясали озорные искорки.

— Был у нас случай. Мой дядя, Арни, решил сделать своей жене подарок — вырезал из моржового бивня красивую брошь в виде полярной крачки. Работал над ней всю зиму, в каждую линию душу вложил. А когда закончил, положил на камень у лунки, чтобы под лучами солнца она засияла, и пошел хвастаться жене. Возвращается… а броши нет! — блондинка сделала драматическую паузу. — Он сначала на меня подумал, конечно, я в детстве любила блестящие вещи таскать. Но я была ни при чем! Дядя день искал, два. Весь лагерь на уши поставил. А на третий день мы видим — плывет мимо нашего берега нерпа, а на груди у нее, на мокрой шерсти, что-то блестит. Наша брошь! Эта хвостатая воровка прицепила ее себе, как украшение, и теперь красовалась перед всем своим тюленьим гаремом!

Саян, который до этого сидел с мрачным видом, не выдержал и насмешливо фыркнул.

— И что, ваш дядя так и отдал ей брошь?

— Почти. — рассмеялась Лина. — Он неделю плавал за ней на каяке. Не охотился, нет! Он ей песни пел! Говорил, что она самая красивая нерпа во всем океане, но его жена будет еще красивее, если та вернет украшение. В итоге воровка смилостивилась. Подплыла, положила брошь на льдину и, фыркнув на дядю в последний раз, уплыла. Он потом еще месяц всем рассказывал, что познал язык нерп и теперь может вести с ними дипломатические переговоры.

Инсин слушал ее и улыбался. Эта непосредственность, история из совершенно другой, неведомой ему жизни, была как глоток свежего воздуха.

— А у нас, — неожиданно для самого себя сказал он, — лисы водятся.

— Лисы? — заинтересованно повернулась к степному воину Лина.

— Ага, — кивнул он. — Не такие наглые, как ваши нерпы, но куда хитрее. Когда я был мальчишкой, у меня был ручной сокол. Я сам его вырастил из птенца, назвал его Буревестник. Он был моим лучшим другом. Однажды сокол не вернулся с охоты, я искал его несколько дней. Отец сказал, что его, скорее всего, убил орел, и велел мне найти нового. Но я не верил. — Инсин опустил глаза на свои руки. — В итоге через несколько дней, во время охоты, я нашел его около старой лисьей норы, в лиге от нашего улуса. Буревестник попал в какой-то заброшенный силок, и у него было сломано крыло. А рядом, в той самой норе, жила лиса со своими щенками. И она его не тронула. Более того, лиса, похоже, делилась с ним своей добычей, рядом с соколом лежали останки сусликов. Лиса понимала, что он, как и она, хищник, попавший в беду. Я забрал Буревестника домой, лекари вылечили его. С тех пор, каждую весну, я относил к лисиной норе лучшего барана из нашего стада. Мы никогда не охотились в тех краях, так как это была ее территория — земля лисы, что пощадила сокола.

Лина и Саян слушали, затаив дыхание. Их удивил не только рассказ о том, что даже у зверей есть свои законы, которые порой благороднее человеческих. Не менее поразительным казался сейчас тот факт, насколько благодарными могут быть степняки, которые в представлении многих иных народов были исключительно кровожадными варварами. Саян даже заерзал на месте, ощутив неловкость — в их айыле он был первым, кто всегда был готов придумать очередную «легенду» о жестокости степных воинов и их убогом образе жизни.

— Что ж, ну а у нас… — откашлявшись, подхватил разговор юноша, чтобы избавить себя от этого неловкого ощущения. — Есть бобры.

— Бобры? — задумчиво переспросила Лина, пытаясь представить себе этих лесных грызунов.

— Это самые упрямые строители во всем мире, отвечаю! — с жаром заявил Саян. — Один бобер решил построить плотину на ручье, который протекал рядом с балаганом нашего старейшины Эрдэни. Тот его гонял постоянно, разбирал плотину. А бобер на следующую ночь строил новую, еще больше прежней. Они так воевали целое лето! Эрдэни строил преграды из камней, а бобер подгрызал деревья и валил их на эти камни. В итоге, осенью, они заключили перемирие. Эрдэни согласился, что бобер может построить свою плотину, но с условием, что тот сделает в ней специальный проход для рыбы, чтобы она могла идти на нерест. И что вы думаете? Он реально его сделал!

Все трое рассмеялись. Три разные истории, три разных мира. Но в каждом из них — своя мудрость, свое тепло и своя жизнь. Ребята так и говорили до поздней ночи. Инсин рассказывал о бескрайней степи и о том, как звезды, кажется, шепчутся с тобой, когда лежишь на земле. Саян — о тайнах лесной чащи и о том, как деревья, если слушать, рассказывают истории, которым тысячи лет. А Лина — о вечных льдах и о том, как северное сияние — это на самом деле танцующие в небе души их великих предков. Они делились друг с другом своими мирами, и в этот момент в маленьком, теплом жилище на краю света между степным принцем, лесным шаманом и северной ведающей рождалось нечто большее, чем просто союз. Рождалась дружба, хрупкая, как первый лед, но чистая, как вода из горного родника.

Первым, незадолго до рассвета, проснулся Инсин. Вернее будет сказать, он почти и не спал. После того как ночной разговор иссяк и его новые друзья, измотанные, кто-то эмоциями, а кто-то долгой дорогой, уснули, юноша еще долго лежал с открытыми глазами, глядя на угасающие угли и прокручивая в голове события последних дней. Когда предрассветная синева начала просачиваться сквозь дымовое отверстие в потолке, Инсин тихо, стараясь не шуметь, поднялся. В углу, выделенном Саяну, мирно похрапывал лесной шаман, с головой зарывшись в целый ворох медвежьих шкур, которые ему, видимо, из гостеприимства принесли хозяева этих мест. Лина же так и завалилась спать прямо в центре жилища, у погасшего очага, свернувшись калачиком, как степная лисичка. Инсин на мгновение задержался, глядя на нее. В свете тлеющих углей лицо юной девчушки, обычно насмешливое и дерзкое, выглядело по-детски беззащитным. Он тихо подошел, взял одну из свободных шкур и бережно накрыл Лину, чтобы та не замерзла. Затем степной воин так же бесшумно, как тень, вышел наружу.

Морозный воздух ударил в лицо, приятно бодря, и выгнал из головы остатки дремы. Лагерь клана Синего Нарвала все еще мирно спал. Инсин начал медленно бродить по нему, погруженный в свои мысли. Это место было таким непохожим на все, что он видел раньше. Не было ни строгих, геометрически правильных рядов юрт, как в его улусе. Не было и уютного, почти хаотичного расположения балаганов, спрятанных среди деревьев, как у шаманов. Здешние жилища, яранги, были низкими, приземистыми, построенными из китовых ребер и оленьих шкур. Они были расставлены неровным полукругом, спиной к ледяному ветру, дувшему с гор, и лицом к замерзшему океану, темневшему на горизонте. Все было подчинено одной-единственной цели — выживанию. Повсюду были видны следы быта северян. Рядом с жилищами стояли перевернутые каяки, похожие на спящих морских зверей. На высоких деревянных настилах, чтобы до них не добрались песцы, лежали замороженные туши тюленей и рыбы. Были аккуратно сложены кипы шкур и стопки моржовых бивней, ожидающих своего часа, чтобы превратиться в оружие или произведение искусства. Воздух пах солью, ворванью и дымом — это был запах тяжелого труда и борьбы с суровой природой.