Бесплатный фрагмент - Казаки. Осознание себя

КАЗАКИ. ОСОЗНАНИЕ СЕБЯ
(события, факты, аналитика)

КАЗАЧИЙ ТРАГИЧЕСКИЙ ВЕК

(КАЗАЧИЙ НАРОД В НАЧАЛЕ XX — НАЧАЛЕ XXI ВЕКА)

На фото обложки — Расстрел пленных казаков по картине художника Д. А. Шмарина

г. Екатеринбург, изд. «Ridero», 2020 г.

ВСТУПИТЕЛЬНОЕ СЛОВО АВТОРА

Казачья нация, которую травили и дрессировали

почти столетие, сейчас напоминает больного

волка […]. Смотрится некрасиво, но удивительно,

что волк ещё помнит о том, что он не пограничная овчарка, в которую его постоянно пыталась превратить власть — сначала царская, потом советская.

Влада Черкасова. «Изгои Новороссии».

Процесс разделения труда, начавшись в глубокой древности, интенсивно продолжался на протяжении всей истории человечества. Одно из следствий разделения труда — воинская специализация — была особенно характерна именно для тюрков, причём с весьма ранних времён. Появились целые племена, состоявшие из прирождённых воинов. Это были грозные бойцы, олицетворения мощи и смелости. Уже Геродот писал о «царских скифах», считавших всех прочих скифов чуть ли не своими рабами и смотревших на них свысока. Так веками складывался «казачий психотип», для которого участие в войнах, походах, набегах являлось образом и смыслом жизни. Но такой психотип может успешно существовать и развиваться только в атмосфере постоянного военного конфликта.

Ряд тюркских племён стал профессиональной воинской кастой. А поскольку в Великой степи было «перепроизводство» воинов, о высоких военных качествах которых с восторгом отзывались средневековые авторы, они целыми племенами уходили наниматься на службу в другие края. Не было ни одного государства по всему периметру тюркского мира, где не имелось бы в те или иные периоды тюркских дружин — Китай, Индия, Иран, Арабский халифат (позже Египет и Сирия), Византийская империя, Венгерское королевство, русские княжества. Некоторые из тех из тюркских племён, что сделали войну своей профессией (черкасы, ковуи, берендеи, кабары и прочие), вначале служили русским князьям, сражаясь даже со своими соплеменниками, «дикими половцами», как их именовали русские летописи.

Казалось бы, ужасы войны, с кровью, смертями, грабежами, насилиями, грязью, горем, разрушениями, пожарами и прочим не имели в себе ничего привлекательного. Но вот противоположная точка зрения одного средневекового французского рыцаря XV века: «Сладостным чувством самоотверженности и жалости наполняется сердце, когда видишь друга, подставившего оружию своё тело, дабы исполнилась воля Создателя. И ты готов пойти с ним на смерть — или остаться жить и из любви к нему не покидать его никогда. И ведомо тебе такое чувство восторга, какое сего не познавший передать не может никакими словами. И вы полагаете, что так поступающий боится смерти? Нисколько. Ведь он обретает такую силу и окрылённость, что более не ведает, где он находится. Поистине, тогда он не знает страха».

Голландец Йохан Хейзинга приводит мнение Тэна, склонного «видеть аристократию в самом привлекательном свете» и о гордости, как её внутренней силе, в отличие от средних и низших слоёв общества, движимых чисто приземлёнными, утилитарными интересами. Про понятие гордости он говорит так: «…среди глубоких человеческих чувств нет более подходящего для превращения в честность, патриотизм и совесть, ибо гордый человек нуждается в самоуважении». Хейзинга не отрицает наличие у рыцарства идеи прекрасного идеала. Однако он видит и другое. История аристократических родов, говорит историк, «повсюду являет картину, где высокомерие идёт рука об руку со своекорыстием». Это переплетение высокого и низкого было характерно не только для рыцарей Западной Европы, но и для их тюркских собратьев в Восточной Европе (неслучайно их ославянившиеся потомки-казаки в Украине считали себя шляхтой и называли людей своего круга «лыцарями»). Обобщая, можно сказать, что в эпоху Средневековья окончательно сложился тип свободного человека, воина по призванию — рыцаря на Западе и казака на востоке Европы. И тут вполне уместно будет вспомнить слова германского императора Вильгельма II, сказанные им в начале ХХ века: «Казачество — последние рыцари мира».

После поражения от войск хана Батыя и создания татарами своего государства — Золотой Орды — тюрки-кыпчаки большей частью ушли в Египет, где нанялись на службу к фатимидским правителям, нуждавшимся в сильной гвардии (многие историки говорят о «воинах-рабах» — мамлюках Египта, но рабов с оружием и верхом на конях не бывает). Там они и сыграли свою историческую роль, вместе с турками-сельджуками отстояв мир ислама от полного порабощения западноевропейскими крестоносцами, затем возведя свою «мамелюкскую» династию в правители Египта.

Известно, что трагический для Казачьего Народа век — от начала XX до начала XXI столетия не был первым в его исторической судьбе. Как минимум, подобная ситуация случилась с ним во второй половине XIV века. Но тогда трагический для казаков период составил всего лишь около полувека. И уже с началом XV века, после развала Золотой Орды на отдельные княжества (ханства), Казачий Народ смог возродить свои общины, а затем и создать свою государственность.

Новый, с начала XX столетия, трагический для Казачьего Народа период длится уже более века! И возможности обретения национальной свободы и воссоздания казачьей государственности пока не видно.

С искренним уважением, Автор.

КАЗАЧИЙ ТРАГИЧЕСКИЙ ВЕК (КАЗАЧИЙ НАРОД В НАЧАЛЕ XX — НАЧАЛЕ XXI ВЕКА)

1. БЫЛ ЛИ ЖИЗНЕСПОСОБЕН КАЗАЧИЙ НАРОД В НАЧАЛЕ ХХ ВЕКА?

Картина художника Васильковского С. И. «Казак в степи. Тревожные знаки». 1905 г.

Иные путают свою эксгумацию с воскресением.

Станислав Ежи Лец

Большинство современных историков соглашается с тем, что к началу ХХ века казаки представляли из себя нечто среднее между народом и сословием. Ещё цепко в памяти сидело сознание собственного этнического родства, но и всё больше они вживались в понимание себя, как особого сословия, имеющего специфические права и обязанности перед империей.

Но что следует понимать под вопросом жизнеспособности такой этносословной казачьей страты имперского общества? Под этим вопросом я подразумеваю следующее: возможно ли, и вероятно ли было сохраниться казакам в составе России в виде либо народа, либо сословия в случае дальнейшего линейного, без революционных катаклизмов, существования самой Российской империи? Или ещё проще: имелся ли шанс у казаков сохраниться в каком-то обособленном статусе или же им со временем предстояло раствориться в массе неказачьего населения, слившись с другими подданными империи?

Несмотря на негативно воспринимавшуюся казаками 200-летнюю политику их разэтнизации и переплавки народа в сословие, сами сословные рамки играли роль некоторого барьера против ассимиляции и растворения относительно малочисленных казаков в массе иных подданных империи. Однако социально-экономическое развитие государства и соответствующее этому юридическое уравнивание всех членов общества рано или поздно должны были смести все сословные различия. Как это в образцовом виде продемонстрировала всему миру Англия.

Таким образом, следует логический вывод: если бы казакам было и дальше суждено считаться сословием, то вместе с размыванием сословных рамок произошло бы и их, казаков, неминуемое размывание и исчезновение, как особой части населения страны. То есть, замыкание в «казачьем сословии» никаких перспектив на особое существование казакам не предполагало. Следовательно, их будущее возможно было только при условии обращения к своей исторической памяти и самоидентификации себя на основе этничности.

Однако именно этническому самосознанию казаков московско-петербургские власти на протяжении веков возводили всевозможные баррикады и постоянно старались ранее возведённые преграды укрепить и отреставрировать. А попытка властей Российской Федерации в конце XX и в начале XXI веков вновь приступить к конструированию «казачьего сословия», теперь уже вообще без какой-либо оглядки на принцип этничности, выглядит лишь пародийным анахронизмом в русле прежней антиказачьей политики царской России, заведомо ведущей в никуда.

И вряд ли этого не понимают те, кто формирует политику Москвы в отношении казаков! А потому все действия, инициативы и так называемые «стратегические концепции» в отношении казачества, исходящие из Кремля, можно однозначно расценивать как сознательное растворение казаков в массе иноэтничного населения. То есть, казачьим лидерам, стоящим на позициях казачьих национальных интересов, вполне обоснованно можно поднимать вопрос о проведении властями РФ политики этноцида в отношении Казачьего Народа.

Теперь приступим к существу вопроса, сформулированного в заглавии этой статьи.

* * *

Правители Руси, Московии и России от самой первой встречи с казаками расценивали их только как опытных воинов. После покорения всех казачьих обществ русское правительство не нарушало их военной организации, а стремилось максимально использовать её в собственных интересах. Со времени присяги царю Алексею Михайловичу в Казачьем Народе военная составляющая его повседневного быта стала преобладающей и определяющей все иные стороны жизни. Но при этом казаки несли не только внешнюю военную службу, но и бесплатную натуральную — должны были сдавать часть пойманной рыбы, чинить дороги и мосты, нести егерскую и конвойную службы и так далее и тому подобное, имевшее свои особенности по разным регионам. Положение казаков усугублялось начавшейся в 1817 году 57-летней Кавказской войной.

Согласно политике императора Николая I, казаки должны были считать себя «прирождёнными воинами», «легковооружёнными всадниками», «военным сословием» русского народа. В этом смысле и принялись их воспитывать не только представители власти, но также историки, этнографы, литераторы и тому подобные специалисты. Поощрялось военное воспитание и обучение, и при этом всячески задерживалось основание школ общеобразовательных. Казаки были лишены возможности заниматься чем-либо иным, кроме военной службы, земледелия и подручных ремёсел.

Начиная с царствования Александра II, власти, «решив более тесно приобщить казачьи земли к России», всячески поощряли поселение в казачьих краях переселенцев из России и Украины и облегчали им покупку в собственность казачьих земель. Закон 29 апреля 1868 года дал имперским подданным-неказакам право приобретать существующие на войсковых станичных и городских землях дома и всякого рода строения на общих основаниях, не испрашивая согласия ни войскового начальства, ни городского, ни станичного. Единственное условие: земли должны были остаться формально казачьей собственностью, и находиться лишь в постоянном пользовании приобретателя недвижимости за ежегодную так называемую посажённую плату. В будущем большое число иногородних на казачьих землях сыграло значительную и крайне неблагоприятную для казаков роль, оказавшись «троянским конём» в казачьем обществе.

Правительственная политика в отношении казаков при последних царях также оставалась в русле той, что предначертал для казаков Николай I.

Перемена правительственного отношения к образованию казаков и их участию в общественной деятельности в Российской империи произошла только после правительственного указа 1885 года, когда казакам было предоставлено право занимать посты в научной, административной, судебной и других отраслях гражданской жизни империи, без обязательного выхода из станичных общин. С этого времени станицы начали учреждать низшие и средние школы на свои собственные средства, а Донское Войсковое Правление назначило ряд стипендий для донских казаков-студентов в русских высших учебных заведениях.

Однако, как писал российский историк Сергей Григорьевич Сватиков, уже через пару лет, в 1887 году, русские власти сочли, что «стремление войсковых начальств к учреждению стипендий превышает действительную потребность Войск в лицах с высшим образованием. Равным образом Войскам нужны не общеобразовательные учебные заведения, а профессиональные, которые готовили бы на военную службу или к практическим занятиям по разным отраслям сельского хозяйства». В связи с этим последовало закрытие средних школ и сокращено наполовину число войсковых стипендий для студентов.

Не проходила бесследно и усердная работа по расказачиванию при помощи русских педагогов и русского духовенства. В их распоряжении был авторитет знания и Церкви, готовые материалы по русской истории, этнографии и политической мысли, дружно работавшие для создания в казачьих душах чувства вины и перед русским народом, и перед царской династией. Разгромы и разрушения, пережитые днепровскими и донскими казаками, оправдывались «неистовым строем Казачьих Республик», которые в глазах широких масс должны были восприниматься какими-то бандами, объединёнными страстью к безделью и грабежу, какими-то «гулящими людьми», «выходцами из разных сословий», и вообще «сбродом», которому на роду написано расширять и охранять русские границы. Казакам надо было отслужить воображаемые вины их предков, не щадя ни крови, ни жизни, только по долгу перед империей, и принимать каждую кроху, падающую из рук царя, с благоговением и благодарностью, как особую милость.

В этой связи невозможно не видеть аналогии с нынешними так называемыми «казачьими кадетскими корпусами», куда набирают детей по принципу интернационализма, и где преподают, основываясь исключительно на военной части прежней казачьей жизни. И точно так же, как священники царского периода, нынешние попы РПЦ Московской патриархии постоянно что-то требуют от казаков, призывая их служить себе, любимым, и властям, которым, как и попам, совершенно наплевать на собственные интересы Казачьего Народа, но при этом и власть, и попы начисто отрицают право казаков на собственное этническое сознание.

Такими веяниями, действительно, проникалась в течение XIX века часть казачьей интеллигенции, воспитанной в русских военных и гражданских школах. Но при этом в народе, жившем тогда компактными поселениями, в отличие от дня сегодняшнего оставался нетронутым дух Запорожья и Великого Войска Донского. Народ оставался при своих преданиях, ничего горького не забывал и потому оказался восприимчивым ко всякого рода революционным идеям, проникавшим к нему через русских и украинских пропагандистов.

Получалось так, что казаки пели: «Катарина, вражья маты, шо ж ты наробыла», а командиры с благоговением чтили «Жалованную грамоту» той же Катарины, императрицы Екатерины II, отобравшей у казаков их волю и богатые земли Гетманщины-Новороссии и наградившей их за покорность, верную службу и пролитую кровь в 2—3 раза меньшей площадью малярийного Приазовья. Считали это высочайшей милостью, хотя пришлось расстаться с правом выбора атаманов, принять в начальники иногородних генералов и подчиниться управлению, о котором в той же грамоте сказано: «Желаем мы, чтобы земское управление сего Войска для лучшего порядка и благоустройства соображаемо было с изданными от нас учреждениями о управлении губернией».

Но, несмотря на то, что на протяжении всего XIX века шло духовное наступление на казачество и к тому же население Дона непрерывно пополнялось добровольными и принудительными переселениями людей иного рода (иногородних), несмотря на то, что главные кадры духовенства и учителей составлялись из них же, духовные связи между донскими казаками и Россией зарождались очень медленно. Особенностью казаков, отличавшей их от русского народа, была привязанность к своим землям и своим, исторически сложившимся, порядкам. В прошлом у них были навыки к гражданским свободам и, несмотря на происходившие постепенные ущемления в этом отношении со стороны верховной власти, навыки эти продолжали храниться. Казаки в своей основной массе продолжали жить замкнутыми обществами, избегая даже смешанных браков. (Примечательно, что наказный донской атаман Алексей Иванович Иловайский, тот самый, который пленил Пугачёва и за это именно и стал атаманом, издавал даже специальные распоряжения, запрещавшие жениться и выходить замуж за иногородних). Но в течение ХХ века такая ситуация была в корне подорвана массовыми репрессиями, высылками, бегством казаков и казачек со своих родных мест в прямом смысле слова «куда глаза глядят».

Тяга к русским культурным интересам намечалась, как мы сказали выше, только у образованного класса, но и тут, как и среди казачьих масс, политической связью с Россией признавалась одна только царствующая династия, которой на верность присягал каждый казак уже в течение нескольких поколений.

Десятилетия подавления российским самодержавием через российское чиновничество любых свободолюбивых устремлений казачества, жестокие и кровавые подавления казачьих восстаний, ущемление национального самосознания казаков и тому подобное воспитали в широкой низовой казачьей среде стойкое неприязненное отношение как к власти в целом, так и к её представителям в частности. В этом смысле очень показательна реакция на пребывание в среде этнических казаков известного путешественника по Дальнему Востоку Михаила Венюкова, уроженца мелкопоместной дворянской семьи из Рязанской области. Он оставил примечательные записи.

«Во всё время моего путешествия по Сибири и Амурскому Краю, — писал в конце ХIХ века в своих краеведческих записках Венюков, — я сознательно пытался уклониться от постоя или даже ночёвки в домах здешних казаков, предпочитая всякий раз постоялые дворы, казённые учреждения или, по необходимости, избы русских переселенцев. Пусть в казачьих домах и богаче, и чище, но мне всегда была невыносима эта внутренняя атмосфера, царящая в семьях казаков, — странная тяжёлая смесь казармы и монастыря. Внутренняя недоброжелательность, которую испытывает всякий казак к русскому чиновнику и офицеру, вообще к русскому европейцу, почти нескрываемая, тяжёлая и язвительная, была для меня невыносима, особенно при более-менее тесном общении с этим странным народом». И точно такое же недоброжелательное отношение к себе усиленно и весьма успешно культивирует нынешняя власть в среде настоящих, а не бутафорных, ею же придуманных и изготовленных «казаков».

Донской казак И. Н. Ефремов, находясь в эмиграции после Гражданской войны, вспоминал: «У казаков было, да и есть ещё, выраженное сознание своего единства, того, что они, и только они, составляют Войско Донское, Войско Кубанское, Войско Уральское и другие казачьи Войска […]. Мы совершенно естественно противопоставляли себя — казаков — русским; впрочем, не казачество — России. Мы часто говорили о каком-либо чиновнике, присланном из Петербурга: „Он ничего не понимает в нашей жизни, он не знает наших нужд, он — русский“. Или о казаке, женившемся на службе, мы говорили: „Он женат на русской“».

Таким образом, мы можем вполне отчётливо видеть, что в начале ХХ века внутри казачьего социума явно присутствовали две тенденции — одна на слияние и растворение в массе подданных империи, другая на обособление в рамках собственной народности. Победа той или иной тенденции и предопределяла ответ на вопрос, поставленный в заглавии этой статьи — о реальной жизнеспособности казачества в начале ХХ века.

Наступил 1904 год. На Дон пришли тревожные слухи о намерении русского правительства провести новые реформы и уничтожить последние остатки древних казачьих прав. Говорили, что административное устройство на Донской Земле будет полностью приравнено к губернскому, а население её должно будет отказаться от всех остатков демократических обыкновений и сравняться в правах и обязанностях с другими жителями империи.

И ведь сделали бы! Однако помешали внешние для казаков события: началась русско-японская война, в которой правительству потребовалось много конницы. Понадобились казаки и после её окончания для подавления вспышек революции 1905 года. Верные присяге донцы поддержали династию Романовых, хотя основные кадры донской невоенной интеллигенции революции сочувствовали. За участие в войне и в подавлении революции казакам была объявлена высочайшая благодарность «за самоотверженную, неутомимую и верную службу царю и родине, как на театре войны, так и при поддержании порядка внутри империи».

В последующие годы при помощи казаков власть опять же выходила из сложных ситуаций, для каковых целей в более позднее время во многих государствах были созданы особые отряды полиции, когда взводы и сотни казаков применялись для ликвидации массовых беспорядков.

Став в защиту трона, казаки избежали пугающих коренных перемен в гражданских правах, но зато большинство русских людей стало относиться к ним так же недоброжелательно, как везде относятся к полицейским. А так как нагайка была единственным оружием против невооружённых толп, казаков отныне наградили прозвищем «нагаечников». И опять на ум приходит аналогия с днём сегодняшним. Используя всяческий люмпенизированный сброд против митингов оппозиции, называя его при этом «казаками», нынешние кремлёвские власти успешно решают задачу «двойного назначения»: расправляются с протестантами вроде бы как не сами (то есть народ сам не знает, что он хочет) и направляют ненависть населения на Казачий Народ (который на самом деле власть жутко ненавидит) и как огня боится перспективы заключения союза между казаками и прочим населением «красной империи». Такая перспектива сильно повышает риски для воровской псевдоэлиты. И такая политика, которую в народе называют «одним выстрелом убить двух зайцев», приносит нужные властям результаты, что отчётливо видно по крайне враждебному отношению к казакам подавляющего большинства неказачьих пользователей интернета.

В начале ХХ века растущая необходимость существенных корректировок и даже реформ в системе прав и обязанностей казаков диктовалась требованиями жизни, её изменившимися условиями. Это вполне отчётливо осознавалось многими представителями войсковых и даже правительственных органов власти, а отчасти и самим казачеством, прежде всего его интеллигенцией. В среде образованной казачьей общественности довольно широко обсуждались вопросы, связанные с необходимостью реформирования системы высшего казачьего управления, в частности, перераспределения высших властных функций непосредственно казачьим органам. Данная проблема даже обсуждалась в III Государственной думе.

Привлечение казаков к усмирению восстания в Москве в 1905 году и к наведению порядка в Петербурге, к охране помещичьих усадеб по всей стране вызывало в самом казачестве чувства неоднозначные. Потребительское отношение власти к казакам — «идите, служите, усмиряйте» — вызвало выступление донского писателя Фёдора Крюкова в Государственной думе в 1906 году, в котором он назвал казаков «последними крепостными империи».

Группа депутатов, в которую входило 10 представителей от Донской Области и 7 — от Кубанской, назвавших себя «казачьей группой», в 1907 году представила для обсуждения в Думе разработанный ею законопроект о значительном видоизменении высшего войскового управления. И хотя данный законопроект был отклонён, его выдвижение и обсуждение вызвали определённый резонанс среди казачества.

В период работы этой Государственной думы по настоянию казачьих депутатов ею была принята специальная рекомендация («пожелание») относительно расширения функций казачьего самоуправления. Данное пожелание Думы правительство оставило без внимания, поскольку оно серьёзно умаляло прерогативы государства в системе высшего управления в казачьих Войсках. Но впоследствии и центральные правительственные, и местные властные структуры в казачьих Областях внимательно следили за деятельностью казачьей общественности в плане постановки данной проблемы и попытках её вынесения на какое-либо открытое обсуждение. Их отношение к данным действиям было резко отрицательным. Примером может служить следующий факт. В 1909 году во время работы довольно редко созывавшегося Донского войскового Съезда два его участника, А. А. Назаров и А. П. Леонов, неожиданно для организаторов и руководителей форума выступили с предложением восстановить форму и основные функции высшего органа казачьего самоуправления — Войскового Круга. Руководство Съезда сразу же поспешило дезавуировать данное заявление и приложило все усилия, чтобы не допустить его обсуждения. Однако реакция правительственных органов на этот совершенно незначительный эпизод не заставила себя ждать и была крайне негативной.

Среди вопросов, обсуждавшихся в Государственной думе, наиболее важными для казаков были проблемы самоуправления, политико-правового положения казачества, земельный вопрос. Депутаты-казаки добились приостановки действия закона о мобилизации казаков для борьбы с освободительным движением. «Полицейская служба несовместима со званием казака-воина, защитника Родины» — говорил на одном из заседаний депутат от Всевеликого Войска Донского И. Н. Ефремов. А сегодняшние интернациональные холуи, незаконно присвоившие себе славное имя Казачьего Народа, чуть ли не рвут друг у друга из рук возможность подежурить под командой сержанта полиции, чтобы погонять бабушек, пытающихся продать связанные ими шерстяные носочки, да отловить какого-нибудь пьяненького мужичка, у которого можно пошарить в карманах…

Казачьи парламентарии начала ХХ века боролись за изменение условий и уменьшение сроков военной службы казачества, настаивали на её облегчении, а также поднимали вопрос о местных войсковых капиталах.

Тем не менее, ни одна из существенных реформ, предложенных казачьими депутатами, не была принята Государственной думой, а то немногое, что прошло через неё, безнадёжно застряло в Государственном Совете, поскольку неказачье большинство Думы оставалось равнодушным к казачьим проблемам.

Безрезультатная активность казачьих депутатов в общерусских Государственных думах подтолкнула неравнодушную часть казаков к осознанию необходимости создания собственной политической партии, способной выражать и претворять в жизнь насущные задачи казаков. Впервые необходимость создания Казачьей Народной Партии высказал донской казак, историк и писатель Евграф Петрович Савельев. Он предложил Программу Казачьей Партии, которая была опубликована в журнале «Голос казачества» №25 за 1911 год.

Правнучка Е. П. Савельева Кристина Попова, которая живёт в Болгарии и является сегодня координатором Всеказачьего Общественного Центра в этой стране, писала о своём знаменитом в казачьей среде предке так: «Работая в войсковом правлении, Савельев очень рисковал своими публикациями вызвать грозное недовольство начальства и цензуры, которая в смутное время 1905 — 1917 годов очень пристально смотрела на поведение казаков. Поэтому авторы старались не писать о казаках как об отдельном этносе, всячески ассимилированном имперской политикой и превращённом в удобное сословие, камуфляжно подчёркивали свою приверженность трону и России».

В 1912 году журнал «Голос казачества» поместил статью, в которой, кроме основного текста, была озвучена казачья оценка отношения к ним, казакам, со стороны государственной власти России. Вот эти констатирующие слова свидетелей той жизни: «…казакам нельзя давать хода; их надо затирать елико возможно, иначе они и в России смогут парализовать действия доморощенных гениев. У нас о казаках вспоминают лишь тогда, когда, как говорится, „придёт узел к узлу“, когда надо спасать других!..».

* * *

Казаки Предкавказья, закладывая новые поселения, в первую очередь строили храмы и школы. Станичные школы в начале ХХ века ликвидировали безграмотность почти целиком. 150 средних учебных заведений, гимназий, реальных училищ, технических школ выпускали в жизнь культурных деятелей, а сотня профессиональных низших школ подготавливала кадры хорошо обученных специалистов. Весь этот культурный рост опирался почти исключительно на собственные силы кубанских казаков, взращивавших местную казачью интеллигенцию.

Русские же власти, напротив, прилагали титанические усилия к укреплению психологических связей с империей, к национальной унификации казаков с русским народом, к растворению казаков в великороссах. Этим целям должно было служить воспитание и образование казачьей молодёжи за границами Кубанской Области в общерусских высших и военных школах. Например, будущие офицеры не имели на Кубани своих подготовительных учебных заведений и должны были проходить курс кадетских корпусов и военных училищ вне казачьей среды, где они утрачивали национальное казачье самосознание. То же самое происходило с большинством казаков, окончивших русские высшие школы: они разъезжались во все концы империи и насыщались чужой культурной жизнью. Казачьи офицеры, возвратившись в свои полки из русских военных училищ, часто приносили в них чуждый кубанским казакам дух «регулярщины», палочной, а иногда и «скулодробительной» дисциплины. Терялась духовная связь между рядовыми и их начальниками, зарождалась взаимная отчуждённость и даже враждебность, присущая русскому обществу в целом.

В станицах тоже создавалось два противоположных духовных течения: народное и командирско-дворянское. Народ жил преданиями седой старины, горькими воспоминаниями о разрушенной Сечи, о насильственных переселениях в «погибельные места», о неисчислимых потерях в борьбе за чужие интересы, о тяготах поголовной и долгой военной службы; командиры же горели огнём преданности русскому престолу, Русской империи, с пренебрежением относились к дедовским обычаям народоправства. Наружно, а может быть и внутренне, они были готовы на жертвы не только за ордена и материальные блага, но и за самую идею великодержавной России. Нарождались вожди и вождики, сыгравшие грустную роль в эпоху борьбы за Казачью Идею после революции.

Закончим же мы настоящую статью констатацией очевидного факта, что, несмотря на все усилия царского правительства по растворению, ассимиляции, разэтнизации и засорению Казачьего Народа другими этническими группами, казаки в начале ХХ века всё же сумели сохранить свой особый этнический статус среди прочих народов империи.

Как писал кубанский казак, доктор исторических наук Н. Н. Лысенко, с точки зрения соответствия теории этничности по её классической версии в интерпретации Ю. А. Бромлея, напрашивается вывод, что казацкое общество в России на рубеже XIX — XX веков обладало всеми признаками, особенностями и только ему присущими социальными свойствами, которые со всей очевидностью свидетельствовали о полноценной, завершённой в своём формировании этничности казаков.

Так что ответ на вопрос о жизнеспособности казачества в начале ХХ века мы можем дать однозначный. Да, Казачий Народ был вполне жизнеспособен и даже уже являлся полноценным этническим сообществом, формально пока втиснутым в становящийся всё более тесным «пинжак сословия».

2. КАЗАЧИЙ НАРОД НАКАНУНЕ И ПОСЛЕ ПАДЕНИЯ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ

Митрофан Петрович Богаевский, прозванный казаками Донским Златоустом.

Судьбе было угодно с середины марта 1917 года

по конец января 1918 года поставить меня близко к донским делам, на мне лежала большая

работа и ещё бо́льшая ответственность…

М. П. Богаевский. «Ответ перед Историей».

Чтобы понять, откуда и почему во 2-м десятилетии ХХ века появились красные казаки, нам необходимо обратиться и к ныне продолжающему присутствовать в спорах камню преткновения, раздирающему во 2-м десятилетии XXI века казачье сообщество, вбрасываемому в казачий социум властью РФ и поддерживающей её иерархией «государственной церкви». Короче, для начала мы должны ясно понять, в каком состоянии на самом деле пребывал Казачий Народ к моменту падения монархии в России. Но для этого мы должны сделать очень краткий, но многое объясняющий экскурс в его более раннюю историю.

Официально казаки в составе империи считались, и это было юридически закреплено законодательством, одним из сословий российского общества. Однако к таковому статусу казаки были приведены властью вовсе не сразу после их подчинения российской монархии. Для этого понадобилась смена нескольких казачьих поколений и масса целенаправленных репрессивных мероприятий московско-петербургского правительства. Конструирование казачьего сословия имело свои особенности в различных казачьих регионах, но мы ограничимся в основном примерами Дона, поскольку здесь было и наиболее многочисленное казачье население, и происходил наиболее типичный, классический процесс включения казаков в структуру имперского общества. Итак.

Долгое доимперское время казаки считались самостоятельным народом, сношения с которым Московского государства осуществлялись через Посольский приказ — тогдашнее Министерство иностранных дел. И, несмотря на то, что начиная с Ивана Грозного казакам посылалась материальная и денежная субсидия, она не являлась «солдатским жалованьем за государеву службу», а была вынужденной статьёй расхода московских князей для поддержки своего союзника на опасном рубеже с мусульманским миром, против которого сама Москва не имела ни военных сил, ни политической возможности выступать. Подтверждением тому является отсутствие приносимой казаками присяги на верность московским правителям.

Именно вопрос принятия присяги Москве, то есть признания утраты собственного казачьего суверенитета, стал главным для казаков во второй половине XVII века, когда произошло ослабление мусульман и укрепление Московии. И лишь поражение восстания Степана Разина позволило царям навязать побеждённому тогда и ослабленному репрессиями Дону процедуру принесения присяги. Однако, даже признав такую оскорбительную для своего самоощущения зависимость, казаки ещё долгое время оставались царскими вассалами лишь формально, продолжая традицию широкого самоуправления и придерживаясь принципа «C Дону выдачи нет!».

Всё в корне поменялось после прихода к власти в России царя Петра I — «первого большевика на троне», как его назвал поэт Максимилиан Волошин. Подавив новое восстание казаков под предводительством Кондрата Булавина, он осуществил первый вариант «красного террора» и расказачивания. Отрезав от Войска Донского примерно треть тогдашней территории (по нынешней терминологии — аннексировав) и вырезав поголовно, от младенцев до стариков, вплоть до полного обезлюживания десятки станиц, Пётр привёл к покорности выживших, оставшихся на месте и не ушедших в эмиграцию в Турцию вместе с Игнатом Некрасовым. Завершая политику царя Алексея Михайловича, Пётр I, а потом и его преемники, низвёл казачество до положения некоего «служилого народа». С правами и обязанностями иррегулярных войск. Именно так — «служилым народом» — называли тогда казаков, ещё не введённых в статус «российского сословия». Таковы были печальные последствия поражений казачьих восстаний Разина и Булавина. А потом была Екатерина II, ликвидировавшая Запорожскую Сечь и подавившая восстание «казацкого царя», как его называли некоторые, Емельяна Пугачёва.

Следующий яркий этап разэтнизации казачьего «служилого народа», произошёл при императоре Николае I. Царь, с увлечённостью не наигравшегося в детстве ребёнка, стремился унифицировать всю подвластную ему страну, превратив её население в одинаковых «оловянных солдатиков». А поскольку Казачий Народ с его традициями и обычаями, резко отличавшимися от традиций и обычаев великороссов, никак не вписывался в такие мечты ставшего взрослым самодержца, он повёл наступление на казачью самобытность, пожелав лишить казаков возможности считать себя хоть даже и «служилым», но всё-таки Народом.

Прежде всего, был изменён порядок казачьего управления. Указом от 2 октября 1827 года атаманом всех казачьих Войск был поставлен наследник престола. На местах ставились его представители, получившие название «нака́зных атаманов» (то есть поставленных по наказу, распоряжению свыше, а не по традиционному для казаков избранию). Они назначались из лиц неказачьего происхождения — атаманы Войск казачьего происхождения были отныне вообще запрещены!

Далее последовал следующий шаг — введение Казачьего Народа в статус специально для него придуманного нового российского сословия — «военного» или «казачьего». Но этот шаг был произведён не одномоментно, поскольку потребовалось хоть как-то его обосновать. Таким «обоснователем» стал военный чиновник Владимир Богданович Броневский. В 1833 году он был уволен со службы в чине генерал-майора и теперь ему предстояло сделать очередной подвиг во имя царя. Ещё будучи директором Пажеского корпуса, Броневский занимался активной литературной деятельностью, но главное его творение — «История Донского Войска, описание Донской Земли и Кавказских минеральных вод», изданное в Санкт-Петербурге в 1834 году, — оставило весьма громкий и очень скандальный след. Ведь именно эта работа Броневского явилась оправданием и обоснованием введения Казачьего Народа в рамки российского сословия.

«История Донского Войска» появилась на свет вслед за годами неравной борьбы донских атаманов А. К. Денисова и А. В. Иловайского с могущественным царским министром Чернышёвым и потому уже являлась, даже без оглядки на внутреннюю политику царя, как сказали бы сегодня, политическим заказом. Фактическое и формальное покорение Дона в начале XIX века было закончено. Теперь предстояло только унифицировать казаков до состояния, общего в империи — «страны рабов, страны господ», как её охарактеризовал М. Ю. Лермонтов в одном из своих стихотворений.

Для такой «благородной» цели призвали на помощь подтасовку исторических фактов, которую угодливо выполнил услужливый царедворец Броневский. Материалы по казачьей истории, собранные добросовестным казачьим историком В. Д. Сухоруковым, были переданы Броневскому на обработку и последний, сохранив все фактические данные, придал им верноподданнический и русификаторский дух. Сам Сухоруков, ознакомившись с книгой Броневского, не признал в ней своей работы и назвал её «смесью пространных нелепостей», «грустной компиляцией со всех сочинений, в которых что-нибудь говорилось о Доне», а также «спекуляцией» и «пакостью».

В своей фальсификаторской работе Броневский одним махом разрешил проблему древности Казачьего Народа, разрубив казачьи поколения на «казаков татарских», исчезнувших вдруг, без следа, и «казаков русских», народившихся так же неожиданно на месте первых в середине ХVI века из числа московских беглецов.

Несмотря на отсутствие всякой научности, «версия Броневского» получила признание у большинства русских историков. Видимо, по тем же самым причинам, по которым подавляющее большинство нынешних русских патриотов, державников и националистов упорно настаивает на том, что казаки — это русские, а тех, кто говорит иное — они записывают в «предатели Русского народа», «сепаратисты» и «агенты американского Госдепа».

Вопреки критике авторитетного русского историка XIX века Н. А. Полевого, выдвинутая теория в той или иной степени нашла в дальнейшем отражение в работах таких известных исследователей, как С. М. Соловьёв, Д. И. Иловайский, В. О. Ключевский, С. Ф. Платонов. Фактически эта теория оправдывала все предыдущие и дальнейшие действия царского правительства по манипуляциям в отношении казачества — то выводили из его состава часть людей, то включали в него целыми группами инородные по происхождению слои населения. Действительно, а чего было церемониться, если это не отдельная народность, а лишь собравшаяся по профессиональному признаку группировка?

В общем, как говорится, дело было сделано и царю можно было уже смело продолжать то, ради чего он Броневского и использовал. И на следующий год после выхода книги в свет вышло распоряжение правительства: казаков отныне указано было считать не «военно-служилым народом», а «военным сословием». Как следствие, в том же 1835 году, когда казаки стали сословием, было упразднено и старое географическое название «Земля Донских Казаков». Вместо него было введено административное именование казачьей родины — «Земля Войска Донского».

Как будто издеваясь над собственным изобретением, Николай I учудил «записать в казаки»… цыган! И в 1839 году все цыгане скопом были зачислены в «казачье сословие»! Разумеется, большинство их сразу ушло куда глаза глядят. Но всё же цыгане составили почти четверть бывшего тогда, но вскоре ликвидированного Дунайского Войска!

* * *

Итак, завершив краткий экскурс в историю, мы вновь возвращаемся в начало ХХ века. И для этого периода мы констатируем, что многочисленные «выведения из казачества» целых слоёв казачьего населения и «введения» в него больших групп совершенно чуждого, даже инородческого населения в рамках официально проводившейся политики «разэтнизации» дали основания для российских историков и того, и более позднего времени заявлять о «полиэтничности» казаков. Однако в народной казачьей среде продолжала сохраняться память и убеждение в своей этнической особости, отличности от иных народностей Российской империи. В результате таких разновекторных тенденций мировоззренческого самосознания — имперской и народной — казачество в начале ХХ века оказалось в неком промежуточном, пограничном состоянии между сословием и народностью. Юридически это было сословие. Со своими особыми, отличными правами, привилегиями, обязанностями. А по самоощущению, по ментальности казаки оставались народом, осознающим своё этническое единство, независимо от статуса и места в имперской иерархии своих отдельных представителей.

В результате такой двойственности, на фоне этнической дряблости и связанной с этим этнополитической амбивалентности русских, казаки на рубеже 1917 года поражали всех сторонних наблюдателей (причём, как доброжелательных, так и враждебных) прочно укоренённым в национальном менталитете собственно казацким мировосприятием, завершённым, полноценно сформированным стереотипом поведения, признаваемым всеми казаками как национальный идеал, отсутствием каких-либо внутренних метаний в пользу смены своей этносоциальной идентичности.

В начале ХХ века соседствовавшее с казаками русское крестьянство смотрело на них с завистью и раздражением — внешний облик, гордый нрав казаков был им чужд. Да что там крестьяне — дворянство, интеллигенция и чиновники смотрели на казаков с опаской и недоверием. Но спасаться от большевистского террора они в скором времени побежали именно в казачьи регионы. При этом сами казаки относились к остальному российскому обществу вполне терпимо и хотели лишь одного — иметь своё автономное войсковое управление (то есть территориальную автономию и самоуправление), не разрешать бесконтрольное переселение на свои земли других этнических групп.

Казалось бы, Москва своей двухвековой репрессивной политикой, систематическим замалчиванием роли и значения казаков в судьбе России, постоянным ущемлением их прав и насильственной ассимиляцией сумела в достаточной степени понизить их национальное самосознание и ослабить стремление к былой независимости. Однако, события 1917 года опрокинули всю эту видимость. Не помогло дружное наступление на казачью душу всех военных, гражданских и научных кругов России. Им всем сообща удалось внести в казачьи понятия много ложных представлений, но искоренить у казаков память об особенных исторических корнях, искоренить сознание обособленности от других народов империи не удалось.

В то же время происходило естественное имущественное расслоение внутри казачьего социума, неизбежно сопровождающее развитие социально-экономических отношений, отягощаемое сословными нагрузками, которые едва ли финансово покрывались сословными привилегиями. Казачьи сословные преимущества в основном относились к моральным факторам и лишь в малой степени компенсировали материальные затраты. Так, А. Ф. Керенский отмечал, что некоторые местные сословно-войсковые «привилегии» только прикрывали собой исключительные воинские тяготы, которые несло казачество и которые на самом деле в корне подрезывали хозяйственную мощь его. Но и с казачьими вольностями, как говорил А. И. Куприн, правительство, ещё помнившее былые смуты казаков и тревожные годы, не особенно бережно считалось.

Особенно тяжёлой для казачьих семей сословной повинностью был отрыв от ведения своего хозяйства казаков самого дееспособного возраста из-за многолетней военной службы, а также расходы, связанные со снаряжением молодых казаков на эту службу. Ведь правительство сохраняло традиционную для казаков систему самостоятельного снаряжения призывника, включавшую в себя обязательное количество необходимых вещей и одежды, коня и упряжь, холодное оружие. И если в семье было несколько сыновей-погодков, то для среднезажиточной казачьей семьи их снаряжение на государеву службу порой становилось прямым падением в разорение и бедность. Так что, можно сказать, появлению казачьей бедноты, более склонной ко всякому социальному радикализму, способствовало само российское правительство. И именно эта казачья беднота составила в дальнейшем основную массу рядового состава «красноказачьего контингента» в Гражданской войне.

Царское правительство, два столетия лепившее из казаков что-то себе удобно-служебное, поначалу считало их монархически настроенной, консервативной частью имперского общества и поэтому предоставляло ему преимущества на выборах в Думу, особенно первых двух созывов. Но результаты выборов во все четыре Государственные думы не подтвердили ожиданий властей. Казачьи представители самым неожиданным для властей образом примыкали к противостоящим правительству силам. При этом выборы чётко очертили приоритеты казаков. Для них более существенными оказались этно-сословная близость (казак или неказак), национальная принадлежность и ораторские способности кандидатов, нежели их причастность к каким-либо политическим партиям.

* * *

С самого начала революции в Петрограде казаки были вовлечены в бурные события. Это время наглядно показало психологическую разницу между русской и казачьей частями населения империи. С началом революции большинство русского народа пошло по пути анархии и разрушения всех государственных ценностей, и наиболее беспощадным в этом оказался его «образованно-правящий класс». Если среди культурных русских слоёв и были сторонники порядка и противники разрушительных идей, то они не проявили никаких активных действий, пассивно принимая результаты чудовищной разрухи, как неизбежное. Казаки же повели себя с самого падения монархии иначе.

В первый день революции, 23 февраля, против манифестантов были брошены в основном пешие и конные полицейские. Из числа армейских подразделений в этот день были привлечены к наведению порядка довольно немногочисленные разъезды донских казачьих полков, которые выполняли приказы вместе с полицией. Казаки послушно исполняли все приказы, в том числе и по разгону демонстрантов. Но уже тогда они, как верно замечали некоторые исследователи, проявляли явное нежелание выполнять возложенные на них функции, вели себя пассивно.

Вместе с тем казаки внимательно наблюдали за митинговавшими, пытаясь разобраться во всём происходящем. Ведь казаки и сами русскими монархами военной силой были два века назад лишены свободы и независимости. И вскоре в их настроениях начал обозначаться определённый перелом.

На состоявшемся в ночь с 24 на 25 февраля совещании высших чинов полиции, жандармерии и воинских частей Петроградского гарнизона под председательством командующего Петроградским военным округом генерала С. С. Хабалова при выработке мероприятий по борьбе с манифестантами было отмечено, что казаки вели себя пассивно и вяло разгоняли демонстрантов. А вскоре некоторые зарубежные исследователи стали высказываться о том, что «власти не знали, что на роль полиции эти казаки уже не годились». В ряде работ исследователей для характеристики революционных казаков приводится цитата из советской газеты «Известия ВЦИК», в которой отмечалось, что «…в 1917 году казаки помогли свергнуть самодержавие». Но при этом подразумевается не столько участие казаков столичного гарнизона в восстании, сколько их отказ от защиты существовавшего режима и борьбы с участниками антиправительственных выступлений.

В отличие от тыла, фронтовые казаки отнеслись к революции иначе. В наибольшей степени революционная стихия затронула именно казаков-фронтовиков. Крушение монархии и последовавшие за этим значительные внутриполитические события буквально шквалом обрушились на армейское казачество. Первой реакцией казачьей армейской массы на революцию стал своеобразный социально-психологический шок, после которого наступили растерянность и неуверенность в сознании и поведении казаков. Историк Г. П. Янов отмечал: «В первые моменты по получении телеграмм об отречении государя императора Николая II в казачьих частях чувствовалась некоторая растерянность… Значит, так нужно, — решили казаки, — там знают, что делать…».

В то же время, как следует из воспоминаний полковника Ф. И. Елисеева, воевавшего вместе с кубанцами на Кавказском фронте, «Большинство казаков, в особенности урядники, революцию восприняли отрицательно и не выходили на митинги, чтобы „не потерять своё лицо“. Казаки вообще не любили солдат, а „красный флаг“ для них был одно оскорбление, связанный только с шахтёрами, с солдатами и вообще с „мужиками“. Должен подчеркнуть, что ни один казак нашего полка за все месяцы революции не одел на себя „красный бант“, считая это позором для казачьего достоинства».

Но, в отличие от ситуации на Кавказском фронте, на Германском фронте спустя некоторое время замешательство многих казаков-фронтовиков сменилось интересом. Позже в этих казачьих частях наступило деловито-спокойное настроение. Казаки начали оценивать случившееся, рассуждать о настоящем, прикидывать будущее. И общий вывод был таким: «Казакам хуже не будет».

* * *

Резюмируем. Февральскую революцию казачество приняло в надежде, что она освободит его от многих сословных пут и пережитков. Оно надеялось, что в рамках буржуазного строя ему удастся путём реформ (восстановление Войсковых Кругов и Рады, выборность войсковых атаманов и правительств из казаков, широкое местное самоуправление с правом законодательного решения земельного вопроса в своих краях) не только сохранить, но и приумножить свои гражданские права. После Февральской революции 1917 года казаки, как этническая общность, имели реальный шанс на развитие своей автономии (или ряда автономий) в рамках единого демократического федеративного Российского государства.

Национальное казачье движение приняло форму организованной политической деятельности, основанной на убеждённости в своём праве не только на самостоятельное культурное развитие, но и на национально-территориальное самоопределение в рамках государства, объединяющего казаков европейской части России — Каза́кии.

С внезапно пришедшей революцией скрытые чаяния казаков на самостоятельное существование проявились со свежей остротой. В первую очередь казаки возродили свои старинные политические учреждения — Круги и Рады, восстановили традиционный институт выборных атаманов из своих соплеменников. По исторической традиции Народные Собрания стали называть Войсковыми Кругами, хотя по характеру всенародности они должны были бы носить имя Кругов Ва́ловых или, что то же самое, Всеобщих. Круги в этом случае ничем не отличались от всякого другого народного представительства.

В течение двух-трёх месяцев после отречения от престола Николая II и его брата Михаила казаки сумели возродиться как этнос, не потеряв ни своего национального характера, ни психологических предпосылок прежнего своего независимого государственного существования. Казаки могли бы развить свою духовную сферу жизни, и в том числе национальную литературу на своём языке, который, как указывали многие языковеды, имел гораздо больше прав на официальное оформление, чем язык украинский. Так, в казачьем языке сохранилось много тюркских свойств, много вкраплений тюркских слов и оборотов речи, из которых самым значительным надо признать отсутствие форм среднего рода. Не напрасно казачий язык некоторые считали славяно-татарским или, что более точно, славяно-тюркским.

Много оставалось казаков, которые жили воспоминаниями о старом величии казачества и его вольностях. Их думы, их желания исполнились в феврале 1917 года — так они говорили, собравшись на войсковой Круг весной 1917 года. Они думали, что начинается жизнь новая, что они будут жить по своему казачьему укладу, независимо от диктата Москвы, без всякой московской указки высказывать свои желания и проявлять свою волю. Все радовались, что, наконец-то, Казачий Народ теперь вновь станет жить «по-своему», «по-старому», «по-казачьи», и в этом они видели свою спайку и силу.

Председателем 1-го Всероссийского Общеказачьего Съезда в Петрограде был избран донской казак, историк, директор гимназии в станице Каменской Митрофан Петрович Богаевский, заслуги которого в возрождении и становлении в новых исторических условиях традиционных норм казачьей жизни вряд ли можно переоценить.

25 марта (5 апреля нового стиля) 1917 года состоялось первое заседание Съезда под председательством М. П. Богаевского. Главной целью Общеказачьего Съезда лидеры казачества считали объединение казаков всех Войск в масштабе страны и образование Союза Казачьих Войск. Как писал, уже будучи в эмиграции, один из его делегатов, «Многочисленный Съезд, состоящий частью из представителей войсковых частей, частью из представителей с мест от отдельных казачьих Войск, оказался довольно сложным по политическим настроениям своих участников; старое и молодое казачество, служилые люди, офицерство — всё это различно восприняло революцию, но одинаково горячо было возбуждено и встревожено. Решительность, бурное устремление вперёд, вера в будущее, в свои силы — в молодых рядах. Скептицизм и осуждение, враждебность — в рядах старых и служилых казаков. Для всех положение было необычное; будущее рисовалось неопределённо, загадочно… Душевные переживания были бурные, но неясные. Чувствовалась общая растерянность на фоне различных переживаний».

Второй Всероссийский Учредительный Казачий Съезд проходил в Петрограде с 7 по 18 июня. На Съезде в докладе был выдвинут лозунг: «Казачество — это народ, а не сословие, которое можно было бы уничтожить», и что лозунги социалистических партий о самоопределении народов — знакомы и близки казачеству. Съезд намеревался добиться признания Временным правительством права казаков на самоопределение. С июня 1917 года идеи федерализма получили широкое распространение на казачьих Съездах, Кругах, Радах, совещаниях и конференциях. Принцип федерализма стал формой защиты казачьих интересов. И сегодня перед Казачьим Народом стоит та же самая, не решённая 100 лет назад задача.

3. ЛЕТО 1917-ГО. КАЗАКИ ЗА ФЕДЕРАЛИЗАЦИЮ РОССИИ

На старом фото: одно из заседаний Всероссийского Казачьего Съезда, проходившего 23—29 марта 1917 года в Петрограде.

Сгинь, Империя, в этой бездне,

Погремушкой бренча степной,

Вместе с плёткой и пьяной песней,

И изломанною душой!

Алексей Широпаев. «Сгинь, Империя, в этой бездне».

С внезапно пришедшей революцией скрытые чаяния казаков на самостоятельное существование проявились со свежей остротой. Но не самостоятельные Казачьи Республики будоражили им умы в первое время после падения монархии, а казачьи государственные образования с самой широкой автономией и с традиционным местным самоуправлением в составе федеративной демократической республиканской России. И в этом смысле их мечты перекликаются с программными принципами ныне существующего Всеказачьего Общественного Центра.

После Февральской революции казаки в первую очередь возродили свои старинные политические учреждения — Круги и Рады, восстановили традиционный институт выборных атаманов. По исторической традиции свои народные собрания они стали называть Войсковыми Кругами, хотя по характеру всенародности эти собрания должны были бы носить имя Кругов Валовых или Всеобщих. Казачьи Круги ничем не отличались от всякого другого народного представительства. Даже сибирские казаки восстановили давно изъятый из практики служилых казаков институт Войсковых Кругов и выборных атаманов. Несмотря на административный характер появления Оренбургского казачьего Войска, несмотря на разноплемённость его состава, и оренбургские казаки оказались единодушной и крепко спаянной организацией. Как и Войска, образовавшиеся в процессе самостоятельного общественного развития, они обратились к древнему казачьему народоправству, организовали свой Войсковой Круг и избрали собственного войскового атамана.

Февральская революция в казачьих Областях прошла мирно и достаточно спокойно по сравнению с другими районами страны. Воздействие революционных событий на казачьи станицы и хутора не было значительным. Во многих из них ни жители, ни даже властные структуры не испытывали какого-либо существенного влияния происшедшей революции. Никаких заметных, не говоря уже о кардинальных, изменений местный аппарат прежнего казачьего управления не претерпел.

Назначая комиссаров в казачьи Области, Временное правительство стремилось учитывать, по возможности, их близость к казачеству. Так, в Донскую Область был послан кадет-казак В. М. Воронков, в Кубанскую — кадет-казак К. Л. Бардиж, в Терскую — кадет-казак М. А. Караулов. Причём, два последних играли довольно заметную роль в среде местных казачьих руководящих кругов. А комиссары отделов (округов) назначались областными комиссарами и тоже из казаков.

Реальная власть на местах сосредоточилась в руках казачьих властных структур — станичных и хуторских правлений во главе с их атаманами. В редких случаях в станицах действительной властью обладали исполкомы. Но и тогда они действовали в одном русле с казачьими органами. Что касается Советов, то они в казачьих регионах не получили развития. Даже в Войсках востока страны, где демократические настроения в казачьей среде были более значительными, Советы казачьих депутатов возникали весьма редко.

* * *

После Февральской революции казаки, как этническая общность, имели реальный шанс на развитие своей автономии в рамках Российского государства. В течение двух-трёх месяцев после отречения от престола Николая II и его брата Михаила казаки сумели возродиться как этнос, не потеряв ни своего национального характера, ни психологических предпосылок прежнего своего независимого государственного существования. Казаки могли бы развить свою духовную сферу жизни, и в том числе национальную литературу на своём языке, который, как указывали многие языковеды, имел гораздо больше прав на официальное оформление, чем язык украинский. Так, в казачьем языке сохранилось много тюркских свойств, много вкраплений тюркских слов и оборотов речи, из которых самым заметным надо признать отсутствие форм среднего рода. Не напрасно казачий язык некоторые относили к славяно-татарским.

Много оставалось казаков, которые жили воспоминаниями о старом величии казачества и его вольностях. Их думы, их желания исполнились в феврале 1917 года — так они говорили, собравшись на Донской Войсковой Круг весной 1917 года. Они думали, что начинается жизнь новая, что они будут жить по своему казачьему укладу, независимо от Петрограда, без всякой указки сверху высказывать свои желания и проявлять свою волю. Все радовались, что, наконец-то, казачество заживёт «по-своему», «по-старому», «по-казачьи».

11 марта Временное правительство издало специальное постановление, в котором отменялись все ограничения казаков в гражданских правах и официально разрешались выборы в образовывавшиеся высшие органы регионального казачьего управления — Войсковые Круги. При этом правительство, принимая во внимание доминировавшие в казачьей среде настроения, заявило и о том, что оно приступило к непосредственному рассмотрению вопроса самоуправления в казачьих Областях. В данном плане, по его заявлению, предполагалось реорганизовать местное управление в казачьих Войсках «на началах самого широкого самоуправления».

* * *

После революции объединявший казачью интеллигенцию Санкт-Петербурга ещё с довоенных времён «Донской Курень» стал центром казачьей политической жизни в столице. По его инициативе из представителей расквартированных в городе казачьих частей и Казачьей фракции Государственной думы был создан столичный Казачий Комитет, который должен был принять на себя связь с Временным правительством и защиту казачьих интересов.

Не теряя времени, Комитет созвал сбор всех находящихся в Петрограде казаков, во время которого было постановлено организовать в столице Общеказачий Съезд. На этот Съезд, проходивший с 23 по 29 марта 1917 года, прибыло более 300 делегатов от всех 12-ти казачьих Войск страны и от фронтовых казачьих частей. Председателем Общеказачьего Съезда был избран донской казак Митрофан Петрович Богаевский, заслуги которого в возрождении и становлении в новых исторических условиях традиционных норм казачьей жизни вряд ли можно переоценить.

Главной целью Общеказачьего Съезда лидеры казачества считали объединение казаков всех Войск в масштабе страны и образование Союза Казачьих Войск. Как писал, уже будучи в эмиграции, один из его делегатов, «многочисленный Съезд, состоящий частью из представителей войсковых частей, частью из представителей с мест от отдельных казачьих Войск, оказался довольно сложным по политическим настроениям своих участников; старое и молодое казачество, служилые люди, офицерство — всё это различно восприняло революцию, но одинаково горячо было возбуждено и встревожено. Решительность, бурное устремление вперёд, вера в будущее, в свои силы — в молодых рядах. Скептицизм и осуждение, враждебность — в рядах старых и служилых казаков. Для всех положение было необычное; будущее рисовалось неопределённо, загадочно… Душевные переживания были бурные, но неясные. Чувствовалась общая растерянность на фоне различных переживаний».

Но уже вскоре все эти противоречивые чувства и настроения уступили место бурным и деловым обсуждениям наиболее злободневных внутриполитических и собственно казачьих проблем. М. П. Богаевский позже отмечал, что «…более 2/3 этого Съезда были фронтовики; настроение было очень бурное, но уже была намечена Казачья Программа по 3-м пунктам: общеполитическому, местного самоуправления и земельному». Делегаты Съезда приняли несколько важных резолюций. В частности, в резолюции о казачьем самоуправлении участники Съезда высказались за введение в казачьих Областях широкого казачьего самоуправления, включающего в себя не только местные, но и высшие его органы в виде Войсковых Кругов, Рад, Съездов и избираемых ими войсковых атаманов и Войсковых правительств (Правлений). При этом было решено, что каждое Войско самостоятельно решает вопросы местного самоуправления.

В качестве руководящего органа был избран Временный Совет «Союза Казачьих Войск» в составе 36 представителей от всех казачьих Войск страны. Помимо руководящих и координирующих функций Временному Совету Союза поручалась окончательная проработка и подготовка Учредительного Общеказачьего Съезда.

Однако Временное правительство поддерживать казачьих лидеров, несмотря на их лояльность, отнюдь не намеревалось. Оно считало казаков «реакционной» силой и боялось их. Мало того, чтобы обрести поддержку крестьян, оно выдвинуло проект передела земель в казачьих Областях и открыто заявляло, что казакам «придётся потесниться».

Всероссийский Учредительный Казачий Съезд проходил в Петрограде с 7 по 18 июня. В его работе принимало участие около 600 представителей от всех казачьих Войск страны, кроме Забайкальского, Круг которого высказался против вступления в Общеказачий Союз.

На Общеказачьем Съезде в докладе по аграрному вопросу был выдвинут лозунг: «Казачество — это народ, а не сословие, которое можно было бы уничтожить», и что лозунги социалистических партий о самоопределении народов — знакомы и близки казакам. Съезд намеревался добиться признания Временным правительством права казаков на самоопределение. После прошедшего Съезда идеи федерализма получили самое широкое распространение на местных казачьих собраниях, совещаниях и конференциях.

Надо сказать, что Съезд наглядно выявил одну внутреннюю проблему, которая имелась в казачьем социуме. В период его работы отчётливо проявилось недоверие многих делегатов из рядовых казаков в отношении к обрусевшим делегатам-офицерам. Непримиримую позицию к офицерскому составу заняли представители 16-го Донского полка. Политические взгляды этих делегатов в общем можно охарактеризовать как революционно-демократические по содержанию и весьма расплывчатые по форме их выражения. О каких-либо более радикальных, левых или пробольшевистских позициях этой незначительной части присутствовавших на Съезде делегатов говорить не приходится.

Председателем Совета Союза Казачьих Войск был избран оренбуржец войсковой старшина А. И. Дутов. Следующий Общеказачий Съезд намечалось провести в феврале 1918 года.

* * *

В начале июля большевики вместе с союзными им анархистами, почувствовавшие свою силу и, одновременно, слабость Временного правительства, предприняли попытку государственного переворота. Антиправительственное выступление в Петрограде солдат 1-го запасного пулемётного полка и поддержавших их других армейских подразделений и части рабочих, начавшиеся массовые демонстрации и даже вооружённые столкновения сильно осложнили и без того кризисную ситуацию. В эти дни казаки находившихся здесь двух донских полков оказались в самом центре событий, а поскольку Временное правительство до сих пор шло по пути удовлетворения казачьих чаяний на самостоятельное существование, они поддержали власть.

3 июля казачье командование получило правительственное распоряжение иметь наготове дежурные части для выступления по первому требованию. Казачьи полки на следующий день одними из первых были направлены на борьбу с повстанцами. К вечеру этого дня две сотни 1-го и 4-го Донских казачьих полков были посланы на Дворцовую площадь, а ещё одна сотня блокировала Михайловский манеж и не допустила возможного использования находившихся там сил, в том числе и броневого дивизиона, для поддержки участников выступления. Вечером 4 июля донские казачьи полки в срочном порядке были переброшены к зданию Таврического дворца, где размещался ВЦИК Советов, для отражения возможного штурма. При продвижении казаков на углу Невского и Садовой, на Марсовом поле, у Литейного моста между ними и повстанцами происходили ожесточённые перестрелки. Казаки участвовали в вооружённых столкновениях и в других частях города.

Английский посол в России Д. Бьюкенен написал в своём дневнике: «Положение правительства в этот день (4 июля) было критическим, и если бы казаки и несколько верных полков не подоспели вовремя, чтобы его спасти, ему пришлось бы капитулировать».

6 июля в столицу из 5-й армии в срочном порядке прибыл 14-й Донской казачий полк. Причём, по прибытии полк в пешем строю, повзводно с развёрнутым знаменем, промаршировал по улицам города. Как заметил чешский исследователь С. Ауский, во время этого марша «впереди шёл взвод пулемётчиков, вооружённый тридцатью шестью „максимами“ и „льюисами“, что красноречиво свидетельствовало об отношении казаков к только что подавленному большевистскому путчу».

15 июля состоялись похороны погибших во время июльских событий семерых донских казаков. Их хоронили с большими почестями, как павших за свободу и демократию. К. Н. Хохульников в статье «Кто автор „Казачьего чуба“?» привёл интересный текст:

«Летом 1917 года, после подавления при активном участии дислоцировавшихся в городе Петрограде казачьих частей большевистского выступления 3—5 июля, в специальном номере газеты «Вольность», выпущенном Советом Союза Казачьих Войск в г. Петрограде ко дню похорон погибших при подавлении этого восстания казаков, впервые было опубликовано забытое, к сожалению, сегодня стихотворение «Казачий чуб»:

Казачий чуб, казачий чуб,

Густой, всклокоченный, кудрявый,

Куда под звон военных труб

Ты не ходил за бранной славой?!

Какие берега морей,

Какие горы, степи, дали

Тебя, грозу богатырей,

Ещё ни разу не видали?!

Была далёкая пора,

Когда, влекомый буйным зовом,

Под многотрудное «ура»

Ты гордо бился под Азовом.

Твоя широкая душа,

Не зная грани и предела,

За берегами Иртыша

За Ермаком ходила смело.

И твой протяжный, звонкий гук

Слыхали улицы Берлина,

И твой полёт, степей стезёй,

И твой лампас, алей калины,

Когда-то видели вблизи Балкан

Цветущие долины,

Париж и Елисейские поля со страхом

Зрели чуб казачий.

Сам Бонапарт, казачьи подвиги хваля,

Сказал однажды: без казаков

История пошла б иначе.

И не один, а много, много раз

Во дни кровавые расплаты

Тебя палил огнём Кавказ,

Студили холодом Карпаты.

В степях, в горах твои следы,

Где буйны ветры злобно веют.

И где свидетели беды —

Казачьи кости — не белеют?

Куда, куда тебя не заносил

Злой рок по прихоти холодной?

Скажи, каких полей не оросил

Своей ты кровью благородной?

К сожалению, было со временем забыто не только само стихотворение, но и имя его автора. Но сегодня я с удовлетворением могу сообщить читателям о том, что автором стихотворения (романса) был донской казак сотник Калмыков, трагически погибший, как и многие десятки тысяч казаков, в годы кровавой российской Гражданской войны».

Армейское казачество выполнило приказы правительства, поддержало его в период кризиса. В то же самое время июльские события и участие в них фронтового казачества явились ещё одним, и весьма существенным, обстоятельством, способствовавшим росту в его среде недоверия к правительству.

Недовольство казаков-фронтовиков вызывало и постоянно учащавшееся использование их в качестве жандармско-полицейской силы по борьбе с различными беспорядками, выступлениями крестьян и солдат, приобретавшим массовый характер дезертирством. Причём, к этому времени такие приказы исполняли только казачьи части, так как другие армейские подразделения, включая и регулярные кавалерийские, уже разложились. Не имея в своём распоряжении надёжных частей, в которых бы полностью сохранялись дисциплина и исполнительность, командование вынуждено было возлагать на казачьи подразделения такие функции без снятия их с передовой. Следствием этого было перенапряжение физических и моральных сил казаков. И хотя казаки по-прежнему исполняли приказы командования, среди них росло недовольство. Были случаи отказов. Причём летом, по официальным данным, количество таких случаев намного увеличилось.

Наблюдая негласное, но явное противодействие Временного правительства решению казачьих вопросов, постепенную трансформацию претерпевали и политические позиции казачества. А. И. Деникин позже отмечал: «если до июля казачество вотировало всемерную поддержку правительству и полное повиновение, то позже оно, признавая до конца власть правительства, вступает в резкую оппозицию по вопросам об устройстве казачьего управления и земства, против применения казаков для усмирения мятежных войск и районов и так далее». Одновременно во многих казачьих Войсках происходил процесс официального расширения властных полномочий войсковых атаманов и Правительств.

Летом 1917 года, учитывая важность происходивших политических процессов, среди казачества, как фронтового, так и станичного, активизировали свою агитационно-пропагандистскую деятельность представители различных политических партий. Набирала обороты и большевистская агитация.

В августе 1917 года в стране нарастал серьёзный политический кризис. Всё отчётливей проявлялась неспособность Временного правительства эффективно контролировать внутриполитические процессы. Падал его авторитет. Пробуксовывала деятельность государственного аппарата управления. Выход из сложившейся крайне тревожной ситуации, по мнению правительства, должно было подсказать Всероссийское Государственное совещание, открывшееся 12 августа в Москве. В его работе принимали участие и делегации от казачьих Войск страны.

Поселившиеся вместе в одном зале Московского дворянского собрания 40 казачьих делегатов решили провести до официального открытия Государственного совещания собственное собрание. На нём был даже избран президиум под председательством донского атамана А. М. Каледина. По словам одного из присутствовавших, посланцы различных казачьих Войск «заговорили на одном и том же языке — одинаковая оценка положения и одинаковые методы лечения». Казачьи делегаты выработали положения совместной политической декларации. Озвучить её с трибуны Государственного совещания поручили А. М. Каледину.

Каледин, выступая 14 августа 1917 года с речью на Совещании от имени 12 казачьих Войск, обметил центробежное стремление групп и национальностей в стране. Призвав к укреплению «демократического республиканского строя», он заявил: «Россия должна быть единой. Всяким сепаратным стремлением должен быть поставлен предел в самом зародыше». Но по мнению казаков-фронтовиков программа действий, оглашённая атаманом Калединым, совсем не отвечала требованиям дня, понятиям о демократии и желаниям рядовых казачьих масс.

* * *

Вооружённое выступление генерала Корнилова, в значительной степени ускоренное и отчасти спровоцированное некоторыми политическими авантюристами, началось в ночь с 26 на 27 августа. Корнилов объявил, что берёт власть в свои руки. В планах мятежного генерала одно из ведущих мест отводилось казачьим полкам, шедшим в авангарде брошенных на Петроград войск. Он рассчитывал привлечь казаков к активному участию в выступлении, помня поддержку, которую ему оказывали ответственные казачьи организации. Незадолго до мятежа Совет Союза Казачьих Войск, войсковые атаманы, правление казаков Юго-Западного фронта и другие казачьи организации открыто поддержали действия главковерха по наведению порядка на фронте и в тылу. К тому же казачьи части продолжали оставаться верными командованию, сохраняя порядок и дисциплину в своих рядах. Корнилов не без основания надеялся на их поддержку и беспрекословное исполнение любых приказов.

Но в ходе движения корниловских войск к Петрограду отмечалась значительная неорганизованность. По свидетельству генерала П. Н. Краснова, «не только начальники дивизий, но даже командиры полков не знали точно, где находятся их эскадроны и сотни». Большинство армейского казачества не поддержало корниловское движение. По некоторым данным, корниловское выступление осудили 40 полков разных казачьих Войск страны. Многие казаки не без оснований отождествили его с попыткой возврата к старым дореволюционным порядкам, когда казаки были не вольными людьми, а царскими военными слугами. Другая часть казаков отнеслась к выступлению Корнилова нейтрально-выжидательно. Тем самым казачьими народными массами был сделан вполне осознанный и определённый политический выбор в пользу буржуазной демократии, в рамках которой они надеялись на восстановление своей, казачьей демократической традиции. Однако этого не увидели большевистские вожди.

Доктор исторических наук Олег Щёлоков в статье ««Подлежат беспощадному истреблению…» Cудьба уральского казачества (1919 — 1920 г.г.)», указывал, в частности: «Лидеры советской власти на первых порах понятия не имели, что такое казачество. Например, в произведениях В. И. Ленина дореволюционной поры казаки почти исключительно упоминаются как карательная сила царизма. Даже в экономических трудах Ленин не исследовал казачество. Ещё в 1906 году он относил казачество к отсталым воинским частям. А в 1917 году для Ленина казачество — ничто иное, как «реакционная сила».

А вот и более длинный пассаж. В статье «Русская революция и гражданская война» (сентябрь 1917 года) Ленин, анализируя причины провала Корнилова, писал: «Вся сила богатства встала за Корнилова, а какой жалкий и быстрый провал! Общественные силы, кроме богачей, можно усмотреть у корниловцев лишь двоякие: „дикая дивизия“ и казачество […]. Что касается до казачества, то здесь мы имеем слой населения из богатых, мелких или средних земледельцев (среднее землевладение около 50 десятин) одной из окраин России, сохранивших особенно много средневековых черт жизни, хозяйства, быта. Здесь можно усмотреть социально-экономическую основу для русской Вандеи…».

Чувствуете? Ещё до Октябрьского переворота Ленин видит в казачьих землях всего лишь Средневековье и русскую Вандею. Никогда не бывавший в казачьих землях, никогда всерьёз не изучавший казачество, Ленин ещё до прихода к власти относился к казакам с ненавистью. Скоро большевики возьмут власть и не будут скрывать, что о существе казачества они понятия не имеют и что с ним делать, ещё не решили».

* * *

Объявление России республикой, сделанное Временным правительством 1 сентября, вызвало большую обеспокоенность представителей высших органов казачьего самоуправления. В экстренном порядке созывается конференция представителей Войсковых правительств Войск, которые вели подготовку к объединению в рамках Юго-Восточного Союза. Она проходила 4—5 сентября в городе Екатеринодаре. Обсудив политическое положение, участники встречи приняли резолюцию относительно вопроса об объявлении России республикой. В ней представители казачьих Войск заявили о своём протесте против данного решения Временного правительства. Одновременно в резолюции говорилось о стремлении казачества к провозглашению России республикой демократической и федеративной. Тем самым представители казачьих правительств ещё раз заявили о своём стремлении к отстаиванию принципов федерализма.

В Киеве на Съезде представителей народов и областей, «стремящихся к федеративному переустройству Российской республики», 8—15 сентября 1917 года делегат Иванов от Союза Казачьих Войск утверждал, что казаки не являются сословием, а представляют собой «специфическую и жизнеспособную ветвь русского народа», имеющую все данные для самостоятельного существования.

20 сентября 1917 года в г. Екатеринодаре открылась конференция представителей Донского, Кубанского, Терского, Яицкого (Уральского), Оренбургского и Астраханского казачьих Войск, Союза горских народов Кавказа, Кубанского областного горского исполнительного комитета. Участники конференции заявили, что в случае образования правительства, не опирающегося на все «живые и национальные силы страны, казачество и горцы оставляют за собой свободу решений».

Рассмотрев проблему национально-государственного устройства страны, участники конференции высказались за принципы федеративной организации Российской республики с сохранением единства государства. Здесь же они подчеркнули и «крайнюю необходимость […] немедленного образования Союза Областей». При этом говорилось о полной поддержке идеи образования прежде всего региональных федеративных объединений из числа казачьих Войск.

Не думаете ли вы, читатель, что такие вопросы, если бы их обсуждали сегодня, спустя уже более века после тех событий, тоже воспринимались бы очень живо и были бы весьма актуальны?

4. БОЛЬШЕВИСТСКИЙ ВАРИАНТ КАЗАЧЬЕГО ГОСУДАРСТВА НА ДОНУ

Опыт отнюдь не мешает нам повторить прежнюю глупость, но мешает получить от неё прежнее удовольствие.

Тристан Бернар,

французский писатель и журналист.

Этот рассказ о событиях начала ХХ века я начну с дней недавних, поскольку ситуация, сложившаяся на востоке Украины с 2014 года в некоторой степени схожа с той, что сложилась на Дону в начале 1918 года. А именно: и в первом и во втором случаях центральная власть была довольно слабой, положение на местах неопределённым и ход дальнейших событий неясным. В обоих случаях имелись только проекты будущего устройства и организации жизни территорий, которые могли быть различными у непосредственно вовлечённых в события заинтересованных людей. И в обоих случаях, поскольку события разворачивались на исконных казачьих территориях, нельзя было не учитывать казачий интерес.

Уже к России был присоединён Крым, уже началась вакханалия по захвату зданий украинских административных и силовых ведомств в Луганской и Донецкой областях Украины, уже были организованы волнения в других областях, наиболее громкое из которых произошло в Одессе 2 мая, когда в огне погибло множество людей…

В начале мая 2014 года в интернете был выложен ролик, запечатлевший прибытие в вечерний город Антрацит, что в Луганской области, казаков с Дона. Они заняли здание городской администрации и водрузили над ним флаги — донской казачий и Ростовской области. Это была так называемая Казачья Национальная Гвардия атамана Н. И. Козицына, который широко озвучивал свою цель — создать на занятых его Гвардией территориях суверенное казачье государство — Донскую Республику. К чему и я поначалу отнёсся с симпатией. Прямо по А. С. Пушкину: «Ах, обмануть меня не трудно!.. Я сам обманываться рад!»…

Судя по свободному проходу принадлежащей ему техники через границу и по наличию у казаков оружия, приезд казаков на Юго-Восток Украины был согласован и санкционирован в Кремле. Очевидно, там пришли к решению разыграть «казачью карту» в своих интересах.

Тем не менее, ещё не убедившись, что Козицын на сегодня является агентом спецслужб России и допуская возможность самостийности и стихийности его похода на Антрацит (в пользу оправдания моей доверчивости говорил знаменитый договор с лидером Чечни Джохаром Дудаевым, заключённый Козицыным в 1994 году), я 19 мая 2014 года, пытаясь хоть как-то повлиять на негативно складывающуюся для казачьего и неказачьего населения Донбасса ситуацию, обратился в спецслужбы России со своим предложением. Ведь в любом случае, если бы даже Козицын не работал на ФСБ, а был искренен в своих намерениях создать Казачью Республику, он вряд ли мог бы создать одними только казачьими силами что-то дельное и жизнеспособное без переговоров и договорённостей с гораздо более сильными сторонами разворачивавшегося вооружённого конфликта — Россией и Украиной.

Итак, встретившись с сотрудником Обнинского отдела Управления ФСБ по Калужской области и переговорив с ним, я вручил подготовленный текст с просьбой передать его лицам, курирующим в руководстве РФ украинский Юго-Восток. Естественно, заявлять только об интересах Казачьего Народа было совершенно бессмысленно, поскольку весь советский период мы видели в отношении власти к казакам исключительно её, власти, собственный интерес. Поэтому я попытался представить выгоды, которые могли бы получить кремлёвские стратеги от заключения союза с казаками и удовлетворения казачьих желаний на появление своей государственности.

Сотрудник ФСБ пообещал мне обязательно сообщить через пару дней о принятом по Предложению решении, однако дни шли, а ответа так и не было. Позже стало понятно почему: основную ставку в Кремле уже сделали на полностью лояльного и совершенно подконтрольного атамана Н. И. Козицына. Но, ещё не зная этого, в конце концов я 29 мая 2014 года решил повторить свой визит в ФСБ к тому же сотруднику и подготовил для этого новый документ — «Обращение к политическому руководству России», а также проект обращения к казакам на тот случай, если «Предложение» всё же будет одобрено. Но и на сей раз моё обращение зависло в пустоте, как глас вопиющего в пустыне. Сам собою напрашивался вывод: в Кремле не были заинтересованы ни в прекращении военного конфликта на Украине, ни в заключении каких-либо союзов и договорённостей с казаками, имеющими собственные виды на территорию Донбасса.

А Казачья Национальная Гвардия Козицына, контролировавшая к декабрю 2014 года 80% территории Луганской области, вскоре была силовым путём лишена всех боеспособных командиров (они были взорваны или расстреляны «зелёными человечками», а сам Козицын благополучно удалился домой в Ростовскую область). Рядовой состав либо рассажен по подвалам (тюрьмам), либо отстрелян, либо сбежал за пределы «Новороссии». Тут невольно возникает аналогия с козлом (это я о Козицыне), который в качестве вожака ведёт стадо баранов на скотобойню, а потом козла отводят в сторону, поскольку на забой нужна только баранина.

* * *

А теперь, после столь длинного вступления, мы обратимся к началу 1918 года, а точнее к событиям на Дону, где большевиками создавалось тогда нечто подобное Донской Республике Козицына.

С момента большевистского переворота, совершённого ими в конце октября 1917 года в Петрограде, на Дону события развивались по своему особому руслу. Тут были и свои большевики, были и свои антибольшевистские партизаны, сюда бежали многие русские генералы и офицеры, смотревшие на казаков как на промонархический, патриархально-консервативный слой населения павшей Российской империи, который, как они были уверены, даст им под начало массу опытных, дисциплинированных и не задающих лишних вопросов солдат.

Но тут они просчитались, поскольку оказалось, что у казаков имелись свои национальные интересы и ожидания от происходивших перемен. И этими интересами и ожиданиями большевики умело пользовались, обещая всё что угодно, но что, как впоследствии выяснилось, было просто обманом. Однако на первых порах этот обман казаки принимали за чистую монету и никакого серьёзного сопротивления большевики на Дону не встретили, сильные казачьи части, возвращавшиеся с фронта, без особого недовольства разоружались и казаки расходились по своим куреням.

Отдельные дикие выходки с массовыми оргиями, изнасилованиями, бессудными расстрелами, изуверскими убийствами, грабежами, осквернениями церквей, которые устраивали «победители и покорители Дона», не становились известными большому кругу казаков ввиду отсутствия не только обычных для нас сегодня телефонов-интернетов, но даже и газет, которые за пределы больших городов практически не выходили.

Таким образом, во второй половине февраля 1918 года на Дону вся власть оказалась в руках большевиков и их сторонников. Во главе казачьего региона встал Донской областной военно-революционный комитет (ВРК). 23 марта Донской ВРК издал обращение, в котором говорилось о том, что до созыва полномочного Съезда Советов Областной ВРК, «как высшая власть на Дону, объявляет самостоятельную Донскую Советскую Республику в кровной связи с Российской Советской Республикой и выделяет Совет Народных Комиссаров». То есть, создавался первый вариант будущей козицынской Донской Республики.

Председателем Донского Совета Народных Комиссаров (Совнаркома) стал активный участник борьбы с А. М. Калединым, подхорунжий Ф. Г. Подтёлков, вошедший в историю Дона как предатель Казачьего Народа. Его заместителем был назначен один из лидеров донских большевиков С. И. Сырцов. 30 марта Ростовский Совет рабочих депутатов, заслушав доклад Сырцова о создании Донской Республики, признал мотивы её образования, «продиктованные политическими и военными соображениями, вполне правильными».

Следует отметить, что инициатива создания Донской Республики исходила не от центральных, а от местных большевиков. И тут мы на сегодня не знаем, также ли было в ситуации с Козицыным, но, вполне возможно, что да. Поскольку, что ни говори, а в активности Козицыну не откажешь.

В марте 1918 года войска Германии и Австро-Венгрии начали наступление на Украине для оказания помощи Центральной Раде Украины. Возникла опасность продвижения немецких войск и далее, на Дон. Вот казаки-большевики и использовали ситуацию по-своему. На заседании Ростовского Совета заместитель председателя Донского СНК С. И. Сырцов, мотивируя образование казачьей большевистской государственности, заявил: «Донская Республика необходима для того, чтобы выбить у германцев и австрийцев ту платформу и основания, что они со своими войсками идут на помощь к самоопределению. Мы должны им сказать: мы самоопределились и вам у нас делать нечего». И, конечно, центральная большевистская власть против такой аргументации ничего возразить не могла. Тут донские казаки-большевики сыграли блестящую дипломатическую партию.

Правда, ещё до объявления Донской Республики — 28 февраля 1918 года — в телеграмме главнокомандующему войсками Южного фронта В. А. Антонову-Овсеенко председатель СНК В. И. Ленин сообщил: «Против автономии Донской Области ничего не имеем». И всё же решение об объявлении Донской Советской Республики принимали казаки-большевики в Ростове. А Москву лишь поставили перед свершившимся фактом.

Среди причин создания Донской Советской Республики необходимо учитывать и то, что во главе Донского ВРК были не только пришлые большевики и местные иногородние, но и немало донских казаков, которые выступали за казачью автономию в вопросе о будущем Донской Области. Они рассчитывали, воспользовавшись начинавшейся Гражданской войной и ослаблением власти Москвы, добиться широкого местного самоуправления и заставить центр считаться с казачьей самостоятельностью.

После объявления Донской Советской Республики её инициаторы приступили к формированию своей управленческой вертикали. Уже 31 марта вышел Приказ №1 СНК Республики, предписывавший упразднить во всех станицах и хуторах прежние казачьи органы управления, заменив их Советами. При этом сообщалось, что избирательного права при выборах этих Советов лишались «лица, не стоящие на защите прав трудового народа, например, попы, купцы, старые полицейские, жандармские чины и офицеры, не состоящие в рядах революционной армии». То есть, исключались из числа выборщиков возможные противники создания донской советской государственности.

* * *

8 апреля 1918 года в Ростове открылся I Съезд Советов Донской Области. Его главной задачей являлось окончательное определение органов власти Донской Республики, определение её правового статуса, формулирование направлений внутренней и внешней политики.

Наиболее острые споры развернулись относительно ратификации Брестского мирного договора. Большевики выступали за его ратификацию. Левые эсеры выступали против. Кроме того, левые эсеры выступали за заключение военного союза с Украиной и за организацию всеобщего восстания против наступавших германцев. Их фактически поддержали левые коммунисты, которых возглавлял Сырцов. Они отмечали, что задача упрочения советской власти на Дону «связана с организацией отпора разбойникам международного капитала» и призывали организовать защиту новоявленной Донской Советской Республики «в союзе с другими южными республиками». Однако, как сообщал чрезвычайный комиссар Юга России Г. К. Орджоникидзе, «казаки слишком боялись, как бы немцы не влезли на Дон», и потому казаки-делегаты поддержали большевистский вариант резолюции, который гласил, что Съезд «считает для себя Брестский мирный договор обязательным».

Съезд провозгласил Советы единственными полномочными органами власти на всех уровнях. Долгие споры вызвал вопрос организации выборов в высший орган власти Донской Советской Республики — Центральный Исполнительный Комитет (ЦИК). В конце концов, согласились выбирать в него представителей от округов, но по партийным спискам. Большевики получили на выборах в ЦИК 284 голоса и провели в него 26 представителей; левые эсеры — 271 голос и 24 места. Таким образом, между большевиками и левыми эсерами получилось фактически равновесие. Председателем Донского ЦИК избрали большевика В. С. Ковалёва, а председателем Совета Народных Комиссаров — избранного по списку левых эсеров Ф. Г. Подтёлкова.

* * *

31 марта 1918 года СНК Донской Советской Республики издал распоряжение о формировании постоянной Донской Красной армии. К середине апреля в её ряды вступили около 25.000 человек, в основном иногородних уроженцев городов и рабочих посёлков. Казаки практически поголовно, а также большая часть крестьян распоряжение большевиков проигнорировали.

Несмотря на успешное, как казалось, рождение «красноказачьей» Донской Республики, довольно быстро обнаружилась крайне низкая эффективность работы практически всех её органов власти. Нежелание казаков менять веками сложившиеся устои общественной жизни и их упорное стремление почти во всех станицах и хуторах Дона сохранить старые органы казачьего самоуправления стало причиной того, что создание Советов в них шло со скрипом. Новая власть оказалась не в состоянии наладить эффективное управление экономикой. К земельному переделу из-за яростного сопротивления казаков, не желавших отдавать свою землю иногородним, не удалось даже приступить. Из-за отказа казаков продавать выращенный ими хлеб по директивно установленным низким ценам окончилась неудачей и попытка наладить его поставки в Россию. Зато в самом скором времени этот вопрос будет успешно решаем администрацией атамана П. Н. Краснова, но только продовольственный поток будет уже направлен в другую сторону — к немцам. Фактически вся работа большинства наркоматов (то есть министерств) Донской Советской Республики свелась к изданию время от времени деклараций и обращений.

В конце апреля 1918 года из-за отсутствия достаточного количества сырья и топлива, что усугубилось саботажем служащих, недовольных своим положением и условиями жизни в Советской Республике, приостановилась работа ряда национализированных предприятий. Во многих городах Дона из-за проводившейся большевиками экономической политики, направленной на удушение свободной торговли, резко ухудшилось продовольственное положение.

Большую роль в падении популярности большевистских властей Донской Республики сыграла их неспособность справиться с уголовным беспределом и бандитизмом, обеспечить хотя бы минимальный общественный порядок и безопасность людей. К тому же внутри самой власти «революционеры» начали грызню между собой за более весомые и более пухлые должностные портфели, обострявшиеся межпартийными разногласия между большевиками, с одной стороны, и левыми эсерами с левыми коммунистами — с другой. Также возникли новые угрозы — с правого фланга со стороны меньшевиков и правых эсеров, которые усиливали своё влияние на рабочих; с левого фланга — со стороны анархистов, которые стали создавать свои вооружённые отряды. На улицах и площадях Ростова неоднократно стали происходить кровавые столкновения между отрядами анархистов и отрядами милиции Донской Республики.

Итогом всех провалов и неуспехов донской советской власти стал рост протестных настроений, охвативший значительную часть казаков, которые начали поднимать восстания. 16 апреля 1918 года складывавшаяся неблагоприятная для «революционеров» ситуация заставила Донской ЦИК создать Чрезвычайный штаб обороны. Его возглавил представитель большевистской власти в Москве Г. К. Орджоникидзе. Фактически это было объявлением Дона на осадном положении. Орджоникидзе была предоставлена неограниченная власть на территории Донской Советской Республики, хотя при этом номинально продолжали работать ЦИК и СНК, нередко издававшие противоположные приказы. Но власти на местах на них уже обращали мало внимания. Резюмируем вышесказанное: выстроить работоспособную «властную вертикаль» на Дону большевикам так и не удалось.

* * *

Между тем 26 — 27 апреля 1918 года случилось то, чего так боялись большевики и Дона и Москвы: немецкие войска вошли в пределы Дона. ЦИК опубликовал воззвание «ко всем трудящимся», призвав их встать «на защиту революции и Дона», однако лозунг сочувствия не нашёл.

Сознавая свою слабость и непопулярность среди волнующегося населения, власти Донской Советской Республики попытались вступить в переговоры с немцами. В ночь с 26 на 27 апреля 1918 года на фронт по поручению Донского ЦИК выехала группа членов Таганрогского Совета с предложением к германскому командованию «по-хорошему» вывести немецкие войска из пределов Донской Республики. Однако немецкое командование, прекрасно зная о положении большевиков, не стало обращать внимания на такое заманчивое предложение.

30 апреля в северные районы Донской Советской Республики выехала возглавляемая казаком-большевиком Подтёлковым и его соратником коллегия с чрезвычайными полномочиями для проведения мобилизации и поддержания советской власти на местах. Однако ей не удалось добраться даже до места назначения: в начале мая эта красная коллегия была захвачена восставшими казаками и физически ликвидирована.

2 мая в Таганрог, куда накануне вступили немцы, прибыла полномочная делегация Донской Советской Республики, возглавляемая Г. К. Орджоникидзе и В. С. Ковалёвым. Они выразили протест по поводу нарушения границ Донской Советской Республики, являющейся составной частью России. Переговоры, однако, успехом не увенчались, поскольку немцы просто не считали бессильную Донскую Советскую Республику равновесным им переговорщиком.

* * *

Приход немцев на Дон вызвал определённые надежды в лагере противников советской власти. 6 мая 1918 года поднявшиеся на восстание казаки захватили донскую столицу Новочеркасск, а 8 мая советские войска оставили главный иногородний город Дона — Ростов. После падения Ростова и фактического развала фронта началась последняя стадия агонии Донской Советской Республики. В конце мая 1918 года ещё на что-то надеявшиеся члены Донского СНК и ЦИК съехались в Царицын для своей бесперспективной работы. Но уже 11 июня они должны были переехать в станицу Великокняжескую Сальского округа. Новым председателем правительства вместо убитого ранее восставшими казаками Подтёлкова стал И. А. Дорошев. Но под его контролем находились лишь узкая полоса вдоль железной дороги от Батайска через Торговую и часть северных округов Дона, всё ещё сохранявших верность советской власти.

Донская Советская Республика не имела ни денег, ни экономической базы. У неё было крайне мало боеспособных и дисциплинированных войск. И без того невысокая популярность Донской Советской Республики в народных массах стремительно падала. Да и сам факт существования Донской Республики не был официально признан центральными российскими властями. И вот тут опять напрашивается сравнение с днём сегодняшним — с организованными в 2014 году на Донбассе Луганской Народной и Донецкой Народной республиками (ЛНР и ДНР): несмотря на всемерную поддержку их из Москвы, официально Москва их так и не признала!

Думается, в 1918 году это было связано с тем, что Москва изначально не предполагала наделять Дон особым статусом и рассматривала провозглашение Донской Советской Республики лишь как временную уступку региональным элитам. А что лежит под непризнанием Москвой нынешних ЛНР и ДНР — тут можно выстраивать любые версии, вплоть и до той, что лежала в основе непризнания Донской Республики 1918 года.

В конце июня 1918 года был ликвидирован штаб главнокомандующего войсками Донской Советской Республики. Предложение передать Донскому СНК командование красными казачьими полками, то есть заиметь собственную армию, встретило категорический отказ Москвы и осталось нереализованным. В этой связи можно вспомнить одно умное высказывание. Создатель социалистического Китая Мао Цзедун говорил о роли вооружённых сил для жизнеспособности любого государства или режима: «Винтовка рождает власть!».

28 июня 1918 года белые захватили станицу Великокняжескую — последнюю «столицу» Республики. Эвакуировавшись в Царицын, Донской СНК окончательно утратил связь с округами Донской Республики, территория которой продолжала неумолимо сжиматься. 12 августа 1918 года, не просуществовав даже полных 5 месяцев, Донской СНК принял решение ликвидировать все дела к 1 сентября, о чём сообщил в Москву. 30 сентября 1918 года Президиум ВЦИК постановил считать его деятельность ликвидированной. Донская Советская Республика, как говорится в народе, приказала долго жить.

* * *

Подобный исход был предопределён заранее. Слишком много сил не было заинтересовано в существовании казачьей республики на Дону — хоть красной, хоть белой. Сами донские казаки видели в ней «заразу большевизма», против которой они восстали весной 1918 года и которую им нужно было ради собственного спасения ликвидировать. Большевики Москвы с подозрением относились к донским казакам-большевикам с их идеями казачьей автономии. К тому же Москва не признавала за казаками права на национальное самоопределение. В качестве вынужденного исключения она согласна была временно смириться с существованием самопровозглашённой Донской Советской Республики. Но только временно, до более благоприятных к её ликвидации времён, и потому официально признавать её статус Москва так и не удосужилась. Хотя и такое признание ни от чего не гарантировало бы, как, опять же, мы можем видеть на примере нынешней Украины: в 1994 году Москва подписала официальный Будапештский меморандум о нерушимости границ этой республики, а спустя 20 лет в одностороннем порядке переступила через этот документ, как через дохлого осла.

Радикальные социальные преобразования, попытки к которым предпринимались донскими советскими властями, настроили против них значительную часть населения, а экономический кризис и разгул преступности окончательно перечеркнули благостную картину светлого будущего, рисовавшуюся вождями Донской Советской Республики.

5. ПОПЫТКА ВОССОЗДАНИЯ ДНЕПРОВСКОЙ КАЗАЧЬЕЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ В НАЧАЛЕ ХХ ВЕКА

Территории УНР (5 губерний: Киевская, Черниговская, Полтавская, Житомирская, Подольская) и УНРС (4 губернии: Харьковская, Екатеринославская, Херсонская, Таврическая) в 1917 году

История о красном звере

Открыто завершает путь.

Здесь в исполненьи Воля Бога.

Избранье Царства — вот в чём суть!

«Пророчества Апокалипсиса в числах».

Координатор Всеказачьего Общественного Центра в США В. К. Дёмин в «Фейсбуке» написал: «В 1918 году вполне реально могла бы возникнуть украинско-казацкая конфедерация, охватывающая огромную территорию от Карпат до Кавказа и даже до Урала. К этому союзу Украины и Казакии готовы были присоединиться и горцы Кавказа. Такой альянс мог бы стать сокрушительным для большевицкой Москвы. Казаки Дона, Кубани и Яика провозгласили независимые государства. О таком украинско-казачьем союзе мечтали донской атаман Пётр Краснов и украинский гетман Павел Скоропадский, которые вели переговоры».

Со своей стороны, начиная рассказ о ситуации с днепровскими казаками в начале ХХ века, мы должны сразу же уточнить характерную особенность, которой обладало казачье движение на землях Малороссии (Украины), из-за чего, возможно, так и не состоялась здесь казачья государственность. А именно: казачье движение на территории Малороссии в период Гражданской войны имело ярко выраженное размежевание, повторявшее прежнее разделение днепровских казаков на послушных казаков Гетманщины и вольных казаков Запорожской Сечи. Первое направление связано с именем бывшего царского генерала П. Скоропадского, второе — с именем С. Петлюры. Во взаимном противостоянии «гетманцев» и «вольных» казаков была похоронена Козацкая Держава, как таковая.

Поскольку лидер вольных казаков Семён Васильевич Петлюра раньше включился в активную деятельность по возрождению казачьего руха на Днепре, начнём рассказ с вольного казачества и с их предводителя.

* * *

После Февральской революции, обрушившей Российскую империю, на территории Украины фактически власть оказалась в руках Центральной Рады, которая была создана 4 (17) марта 1917 года на волне революционных настроений. Инициатива создания этого общественного органа власти принадлежала Товариществу украинских прогрессистов (позднее — Украинская партия социалистов-федералистов), Украинской социал-демократической рабочей партии и различным общественным организациям Киева. Позднее в Центральную раду также вошли представители Украинской партии социалистов-революционеров (эсеров), других партий, ряд украинских политических, общественных, культурных и профессиональных организаций. Председателем Центральной Рады был избран известный общественный деятель, историк-украинофил М. С. Грушевский.

С апреля 1917 года, после Всеукраинского Национального Съезда, Центральная Рада взяла на себя функции высшего законодательного органа на Украине, координирующего развитие украинского национального движения, провозгласив в одностороннем порядке национально-территориальную автономию Украины в составе России. Центральная Рада по своей сути являлась предпарламентом и постоянно заявляла о намерении передать власть всенародно избранному Всеукраинскому Учредительному Собранию.

После переворота, совершённого большевиками в Петрограде в конце октября 1917 года, Центральная Рада отказалась признать Совнарком (Совет народных комиссаров, СНК, правительство) Советской России и 7 (20) ноября 1917 года своим III Универсалом провозгласила Украинскую Народную Республику (УНР) в федеративной связи с Российской (небольшевистской) Республикой. Так начался новый период существования Центральной Рады, когда она боролась за федерацию национально-государственных субъектов в составе России.

15 ноября 1917 года Центральная Рада назначила С. Петлюру генеральным секретарём (министром) военных дел Украины. В этот же день Петлюра сообщил в Главный штаб Русской армии, в военные части и учреждения, что военная власть на Украине, за исключением фронта, перешла в его руки.

Вскоре из военнослужащих-украинцев 1-го пехотного Финляндского полка и других частей был сформирован, без разрешения большевистского командования, Гайдамацкий Курень под командованием сотника Пустовита. Многих украинцев, имея в виду их козацкие корни, охотно призывали в кавалерию, поэтому в 14-й кавалерийской дивизии развернулось широкое движение за украинизацию. Лишь один полк 14-й дивизии — Донской казачий — своих бойцов для формировавшегося конного украинского полка имени Тараса Шевченко не дал. Но тут были вполне объяснимые причины — здесь были казаки-донцы.

Формирование украинских казацких военных сил большевистскими властями было воспринято крайне негативно. Новый главнокомандующий российской советской армии прапорщик-большевик Н. Крыленко издал приказ: «…украинизацию предписываю прекратить всячески и безоговорочно». Но в ответ на это требование украинизированные формирования начали самовольно уходить на Украину.

Однако и на территории самой Украины в это время всё было неспокойно, неопределённо и зыбко. Стремясь не допустить большевизации украинизированных войск и большевистского восстания на территории Украины, в ночь с 30 ноября на 1 декабря по приказу Петлюры были разоружены многие части русской армии, дислоцированные на Украине, а солдаты высланы в Россию. Также с 1 декабря по приказу Петлюры украинизированные воинские части, находившиеся в России (в Московском и Казанском военных округах), переподчинялись местным украинским военным Советам, а в Петрограде — Украинскому Петроградскому военному штабу с целью организации их возвращения на Украину.

В то же время Генеральный Секретариат (исполнительный орган Центральной Рады) налаживал союзные отношения с другими национально-государственными образованиями, возникшими в то время явочным порядком. Особый интерес, на взгляд автора, представляет его обращение к новорожденным правительствам Юго-Восточного Союза Казаков, Молдавии, Крыма, Башкирии, Кавказа, Сибири и других регионов с предложением сформировать, в противовес красному правительству Советской России, своё Общероссийское Федеративное Правительство. Правда, в условиях неустоявшейся государственности многих из предполагавшихся участников Федерации, проект не был реализован.

Казачье правительство Дона по договорённости с Петлюрой отправило на Украину украинские части и взамен получило подкрепление для войск генерала А. М. Каледина, переправленное через территорию Украины. Это стало основной причиной написанного 3 декабря и переданного в ночь на 4 декабря по телефону ленинского «Манифеста к украинскому народу с ультимативными требованиями к Украинской Раде» и военных действий советских войск против Украинской Народной Республики (УНР).

4 декабря, после получения манифеста СНК, на Съезде Советов РСКД Украины в Киеве Петлюра заявил: «Большевики готовят Украинской Народной Республике удар в спину, они сосредотачивают своё войско на Волыни, в Гомеле и Брянске, чтобы идти походом на Украину. Таким образом, украинское правительство вынуждено принять меры для обороны и призвать на помощь армии вольное казачество».

Одновременно генеральный секретарь (министр) внутренних дел В. К. Винниченко и генеральный секретарь (министр) военных дел Центральной Рады С. В. Петлюра обратились с воззванием «К войску украинскому [Юго-Западного и Румынского] фронта и тыла», в котором указывалось, что Генеральный Секретариат (правительство Центральной Рады) предпринял меры по реорганизации армии на новых демократических принципах.

До января 1918 года Верховный Совет Вольного казачества был подчинён сначала Генеральному Секретариату УНР (неконкретно всему правительству), затем военному секретариату УНР (конкретно С. Петлюре).

Но большевистская угроза от этих воззваний и переподчинений никуда не исчезала, но становилась всё более угрожающей. 12 (25) декабря 1917 года в Харькове на Всеукраинском Съезде Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов была провозглашена советская, то есть большевистская, власть на Украине, образование Украинской Народной Республики Советов в составе 4-х губерний, располагавшихся на юго-востоке от 5-ти губерний УНР, и определена её столица — Харьков. В это время здесь находились два полка Украинской Центральной Рады — 2-й Украинский запасной и Чигиринский, но они оставались в бездействии. Короче говоря, на Украине как бы повторился тот же расклад сил, что и на Дону, но только если на Дону и Донская Советская Республика и альтернативное ей Всевеликое Войско Донское сразу же претендовали на одну и ту же территорию, то на Украине антибольшевистская и большевистская государственности изначально имели свои особые территории.

С началом военного конфликта между Украинской Народной Республикой (УНР) и Украинской Народной Республикой Советов (УНРС), формальным поводом к которому стали претензии обоих государственных образований на Малороссию и Новороссию, Генеральный Секретариат Центральной Рады принял решение преобразовать организацию «Вольное казачество» в территориальную армию. В декабре 1917 года Центральная Рада, придерживаясь заключённых ранее дружеских договорённостей с Доном, отказывается пропустить войска Советов на Дон для разгрома атамана Каледина.

В противовес «Вольному казачеству» правительством Украинской Народной Республики Советов было создано общевойсковое соединение «Червонное казачество» («Червоне козацтво»), ставшее частью формирований, известных под собирательным названием «красные казаки», среди которых этнических казаков не было, но зато присутствовало много комиссаров-евреев. С 27 декабря 1917 (9 января 1918) на 28 декабря 1917 (10 января 1918) по распоряжению народного секретаря Украинской Народной Республики Советов 2-й украинский полк (командир Е. И. Волох) был разоружён, а на базе 3-го батальона этого полка, перешедшего на сторону большевиков, чуть позднее был создан 1-й полк Червонного казачества.

19 декабря 1917 (1 января 1918) года СНК РСФСР признал Народный Секретариат УНРC единственным законным правительством Украины. а 4 (17) января принял решение о совместном вооружённом наступлении на войска Центральной Рады, хотя формально РСФСР войну УНР не объявляла. Главный удар решено было нанести от Харькова на Полтаву при дальнейшем движении на Киев совместно с большевизированными частями бывшей императорской армии.

Конный полк Вольного казачества имени Шевченко в составе 800 сабель, сформированный из украинизированных солдат бывшей императорской армии, в январе 1918 года двинулся было из России в Украину, но был разбит красными частями, а его командир полковник Скуратов расстрелян в Рогачёве (ныне — Беларусь). Не менее брутальным был поход Гайдамацкого Куреня сотника Пустовита. По приказу большевистского главнокомандующего прапорщика Крыленко в Белоруссии и на Смоленщине было разоружено до шести тысяч украинизированных солдат и офицеров, вызванных Петлюрой на Украину, но не успевших отправиться на родину.

В развернувшемся конфликте между Советами и Центральной Радой большинство украинизированных фронтовых частей участвовать не хотели. Полки зачастую занимали позицию нейтралитета, иногда даже враждебную украинской власти. Не менее часто солдаты просто расходились по домам. Единственной украинизированной частью, которая в полном порядке смогла пробиться с Западного фронта в распоряжение Центральной Рады, стал Запорожский полк конных гайдамаков. Но зато он пришёл в Киев из Белоруссии в самый острый для Рады момент — когда решался исход её противостояния с восставшими рабочими завода «Арсенал».

Необъявленная война между Советской Россией (РСФСР) и УНР к этому времени была уже в самом разгаре. Выдвинутые из украинской столицы навстречу красным частям слабые отряды Центральной Рады потерпели тяжёлое поражение под Крутами. Положение Центральной Рады даже в самом Киеве было непрочно. Её опору тут, в основном, составляли украинизированные части и отряды Вольного казачества, пополнявшегося из числа романтически настроенных учащихся и интеллигенции, в незначительном количестве рабочих, прежде всего железнодорожников. Большинство же населения Киева, русскоговорящее и еврейское, относилось к Раде без энтузиазма.

* * *

Постепенно на Украине выкристаллизовываются два противоположных лагеря, выступающие под единым казачьим именем: один просто «козацкий», во главе с генерал-лейтенантом П. П. Скоропадским, представлявший землевладельцев и зажиточное крестьянство, другой «гайдамацкий», во главе с атаманом С. В. Петлюрой, вокруг которого группировались республиканцы социалистической ориентации.

«Козацкий Центр» Скоропадского готовился к государственному перевороту, но произошла задержка с формированием казацких частей. А «Гайдамацкий Кош» Петлюры, высланный навстречу наступающим большевикам, неожиданно перешёл на их сторону. И пока большевики ещё не дошли до Киева, здесь, вместо подготовки к отражению красной угрозы, шла ожесточённая подковёрная борьба. Руководство Центральной Рады подозревало в намерениях переворота высшее офицерство бывшей царской армии, предлагавшее свои услуги УНР. Сохранявший относительную боеспособность 1-й Украинский корпус Скоропадского для Центральной Рады считался контрреволюционным и она боялась «гетманства» больше, чем большевиков. Именно поэтому Петлюра расформировал и отправил на фронт 1-й Украинский корпус генерала П. П. Скоропадского, к которому примкнули части Вольного казачества.

Приверженец Антанты, Петлюра после решения Центральной Рады включиться в мирные переговоры в Брест-Литовске и пригласить на Украину немецкие и австро-венгерские войска, а также из-за разногласий с Винниченко 31 декабря подал в отставку. В январе 1918 года Петлюра выехал на Левобережье, где стал создавать «Украинский Гайдамацкий Кош Слободской Украины».

В середине января 1918 года, после разгона большевиками Всероссийского Учредительного Собрания, избранного ещё в ноябре 1917 года, Центральная Рада провозгласила полный государственный суверенитет Украины и официально объявила о вооружённом сопротивлении Советской России.

В ночь на 29 января в Киеве началось восстание рабочих завода «Арсенал». В январе-феврале Гайдамацкий Кош под командованием Петлюры совместно с Сичевыми Стрельцами сыграл главную роль в боях за Киев и в локализации большевистского восстания. Гайдамацкий полк имени Гордиенко вместе с Гайдамацким Кошем Симона Петлюры, после поражения на фронте от большевиков отступивший в Киев, и сотня Сичевых Стрельцов дали решающий перевес силам Центральной Рады. 4 февраля гордиенковцы вместе с петлюровцами участвуют в решающем штурме позиций восставших рабочих.

* * *

20 января (2 февраля) 1918 года правительство УНРС издало Декрет о порядке организации Народной революционно-социалистической армии — Червонного казачества. Декретом были установлены добровольческий принцип комплектования, классовая рабоче-крестьянская основа новой армии, необходимость рекомендаций для вступления в неё, государственное обеспечение для солдат и членов их семей, находящихся на их иждивении. Вслед за Харьковом отряды Червонного казачества были сформированы в Киеве, Полтаве, в населённых пунктах Харьковской и Полтавской губерний. 23 февраля штаб Красного казачества был открыт в Одессе. Создание Червонного казачества по сути стало началом образования регулярной Красной армии не только на Украине, но и на других территориях бывшей Российской империи. Так что дата «рождения» Красной армии 23 февраля гораздо более обоснованно должна была бы обозначаться как 2 февраля.

1-й полк Червонного казачества участвовал в советском наступлении. 6 (19) января наступающие части Красной армии М. А. Муравьёва заняли Полтаву, 26 января (8 февраля) — Киев. Накануне по соглашению о перемирии правительству Центральной Рады и оборонявшим Киев войскам было позволено покинуть город. В Киев ворвался большевистский авангард и устроил здесь жёсткую зачистку. Лидер вольных казаков С. Петлюра бежал в неизвестном направлении. И лишь немногочисленные остатки отрядов УНР смогли сохраниться, отступив на запад, под защиту немцев.

* * *

Тем временем 27 января (9 февраля) 1918 года делегация Центральной Рады заключила сепаратный мирный договор с блоком Центральных держав (Германией, Австро-Венгрией, Болгарией и Турцией), согласно которому ими признавался суверенитет УНР. При заключении договора делегация Центральной Рады просила немцев защитить Украинскую Народную Республику от агрессии большевиков. Через несколько дней было подписано соглашение, обусловившее вступление на территорию Украины немецких и австро-венгерских войск. В свою очередь, Советская Россия также подписала Брестский мирный договор, по которому обязалась признать независимость Украины, прекратить боевые действия и вывести с её территории свои войска.

Выполняя договорённости с УНР, немецкие войска, в составе которых двигались и обстрелянные в предшествующих боях формирования УНР, в начале марта направились на восток. К этому времени бывшие украинизированные части впервые приобрели вид регулярной армии.

Немногочисленные отряды Червонного казачества и рабочей Красной гвардии, подчинявшиеся правительству УНРС, были неспособны самостоятельно сдержать германо-австрийское наступление и были выведены на территорию РСФСР. 1-й полк Червонного казачества под командованием В. М. Примакова далее существовал в составе РККА.

Наступление германо-украинских войск продолжилось в направлении на Лубны, Полтаву, Харьков и Лозовую. В Крым была выдвинута отдельная армейская группа под командованием полковника Болбочана, выделенная из состава Запорожского корпуса. 13 апреля крымская группа начала двигаться от Харькова к Лозовой, а к 25 апреля уже в самом Крыму были захвачены войсками УНР Симферополь и Бахчисарай. Крым был присоединён к УНР.

В апреле Петлюра был избран главой Киевского губернского земства и Всеукраинского Союза земств. А 29 апреля 1918 года, в день, когда в Севастополе поднимали украинские флаги, германское командование и украинские помещики привели к власти в Киеве гетмана Скоропадского. Давно подготавливавшийся переворот при помощи немцев сменил демократически-казачий строй Украины на аристократически-казачий. В соответствии с требованием германского оккупационного командования, в марте-апреле 1918 года гетманом Скоропадским Вольное казачество Петлюры за свои революционные и республиканские настроения было разоружено и расформировано. Наступил недолгий век Гетманата.

После переворота и разгона социалистической Центральной Рады новая администрация развернула гонения на демократические земства и самоуправления, начались аресты и карательные экспедиции против крестьянства, причастного к погромам помещичьих имений. К 4 мая 1918 года вся территория Украины была очищена от красных.

Возглавляемый С. В. Петлюрой «Всеукраинский Союз Земств» находился в открытой оппозиции правительству П. П. Скоропадского. 16 июня Всеукраинский Земский съезд принял документ, направленный Скоропадскому, в котором подчёркивалось, что «дальнейшее продолжение высшей властью политики антидемократической, антинациональной и антигосударственной грозит тяжёлыми последствиями и исключает всякую возможность сотрудничества народного самоуправления с данной властью». 27 июля 1918 года Петлюра был арестован по подозрению в антиправительственном заговоре и отправлен в мягкое и непродолжительное заключение.

Гетман Скоропадский, пытаясь нормализовать и урегулировать отношения с окружающими антибольшевистскими соседями Украинской Державы, в августе 1918 года вступил в переговоры с Донской казачьей республикой. Приводим документ того времени, который, возможно, когда-нибудь станет юридической базой для заключения нового договора с возрождённым Казачьим Доном.

«Предварительное соглашение. Киев, 1918 года, августа 7 дня.

Уполномоченные Правительств двух независимых Государств — Украинского и Всевеликого Войска Донского — заключили настоящее предварительное соглашение в следующем:

1. Границы, разделяющие названные государства, определяются последней административной границей, отделявшей Украину от прежней Области Войска Донского, то есть между последней и Екатеринославской, Харьковской и Воронежской губерниями, причём в районе Мариуполя, который остаётся за Украиной, стороны признают необходимым отвод на восток площади земли, необходимой в целях обеспечения единства административно-хозяйственного управления города и порта с их окрестностями, для чего должна быть образована в кратчайший срок согласительная комиссия.

2. Оба договаривающиеся Государства, установив в пункте 1-м сего соглашения свои взаимные границы, признают взаимно свою независимость и суверенитет.

3. На границе названных Держав они имеют право устраивать свои таможни.

4. По стратегическим соображениям донскими войсками временно занимается железнодорожная линия Чертково — Лиски и Лиски — Поворино, впредь до прекращения угрозы с севера (от войск Советской России. — Примечание автора) неприкосновенности территорий Украины и Всевеликого Войска Донского.

5. На территории Всевеликого Войска Донского украинская народность пользуется всеми правами в области языка, школы, культуры наравне со всеми прочими гражданами, а политическими правами наравне со всеми гражданами неказачьего сословия. Такие же права предоставляются на Украине донским уроженцам.

6. Оба договаривающиеся Государства обязуются не заключать впредь договоров с другими государствами и вооружёнными организациями, направленных во вред интересов друг друга.

7. Обе договаривающиеся стороны обязуются в кратчайший срок заключить особое соглашение: а) О свободном транзите; б) О товарообмене; в) О таможенных отношениях; г) О финансовых взаимоотношениях; д) О железнодорожной и почтово-телеграфной конвенциях; е) О смешанных комиссиях по регулированию вопросов, касающихся Донецкого бассейна в целях сохранения хозяйственного единства такового.

8. При этом Всевеликое Войско Донское обязуется принять все меры к обеспечению Донецкого бассейна продовольствием и смазочными материалами, а Украина к снабжению лесом и металлическими изделиями. Для урегулирования вопросов, указанных в пунктах 7 и 8 учреждаются особые смешанные комиссии» (Центральный Державный Архив ВОВУ в г. Киеве, фонд 3696, опись 1, д. 193, стр. 2—2).

* * *

Гетману П. П. Скоропадскому так и не удалось сформировать эффективную армию. Нормальных, дисциплинированных и боеспособных вооружённых сил, подобных Донской армии атамана Краснова, в распоряжении гетмана Скоропадского не было. Гетманские власти медлили с созданием сильной и дееспособной армии не только в силу запрета немцами Украинской Державе иметь регулярную армию, кроме полицейских частей. В секретном докладе на имя гетмана по этому поводу говорилось: «Распропагандированная часть тёмной массы враждебна в настоящее время идее государственности, а потому, призванная на военную службу на основе всеобщей воинской повинности, в своём большинстве эта тёмная масса даст целиком ненадёжный элемент, склонный к бунту и непослушанию, а особенно к политиканству».

В октябре 1918 года правительство Украинской Державы начало формирование офицерских добровольческих дружин, которые также оказались ненадёжным элементом, поскольку не признавали ни власти гетмана, ни Украинской Державы как таковой. Несмотря на громадный обученный резерв — солдатского и унтер-офицерского, — мобилизационный потенциал Украинской Державы оказался весьма низким по причине распространения большевистской пропаганды, усталости от войны, морального разложения фронтовиков. Ставка гетмана на довоенных офицеров-дворян и не воевавшую молодёжь из зажиточных крестьянских семей не оправдалась из-за их низкого уровня патриотизма и высокой политизации всех слоёв общества. Важным фактором являлась и австро-германская оккупация Украины, оказывающая негативное моральное воздействие на все слои украинского общества.

С. Петлюра был освобождён гетманом Скоропадским 13 ноября 1918 года и уже на следующий день выехал в Белую Церковь. Из Белой Церкви С. Петлюра стал руководить вооружённым восстанием против гетманского режима. Многие «вольные казаки» атамана Ангела приняли участие в этом восстании против гетманского правительства Украинской Державы и в последующей войне против провозглашённой большевиками Украинской Советской Социалистической Республики.

В ноябре 1918 года петлюровский атаман Е. П. Ангел организовал и возглавил «Красный курень смерти», численностью около 5.000 козаков (официальное название — Черниговский конно-гонецкий полк) — военное формирование армии УНР. Бойцы «Красного куреня смерти» поднимали исконное, сохранившееся с Екатерининских времён днепровское казачество былой Гетманщины на Черниговщине и Сумщине на борьбу с Красной армией. Они громили советские исполкомы, разоружали милицию, разрушали железнодорожную колею и телефонную связь.

Атаман Ангел ввёл в своем подразделении чрезвычайно яркую форму. Бойцы куреня носили красные жупаны поверх селянских свиток, на шапки нашивали длинные, более чем полуметровые шлыки с золотыми и серебряными кистями.

* * *

«Я, гетман всея Украины, в течение 7,5 месяцев все силы свои клал на то, чтобы вывести страну из того тяжёлого положения, в котором она находится. Бог не дал мне силы справиться с этой задачей. Ныне, в виду создавшихся условий, руководствуясь исключительно благом Украины, я от власти отказываюсь».

Так звучало отречение от власти гетмана всея Украины Павла Петровича Скоропадского. Отречение было составлено гетманом 14 декабря 1918 года, а сам он под видом раненого немецкого офицера тайно вывезен в Берлин. Так закончился эксперимент «Другого Гетьманату» — «Второго Гетманата», или «Украинской Державы».

Семён Петлюра был избран членом Директории в Киеве (заочно) и возглавил армию УНР. После того, как войска УНР оставили Черниговщину, курень атамана Ангела остался на положении партизанского. Под давлением красной кавалерии он отошёл на Житомирщину. Вёл бои с красными между Бердичевом и Казатином.

После отступления войск УНР 4 февраля 1919 года из Киева и отставки главы Центральной Рады — В. К. Винниченко — Петлюра стал главой Директории (11 февраля 1919), которая заменила теперь Центральную Раду, выйдя одновременно из УСДРП (Украинской социал-демократической рабочей партии).

25 апреля 1920 года польские войска атаковали позиции Красной армии по всей протяжённости украинской границы. Так началась польско-большевистская война, в которой войска Петлюры поначалу пытались сопротивляться полякам, но затем вступили с ними в союз против большевиков.

12 октября 1920 года представители Польши, РСФСР и Украинской ССР подписали договор о перемирии и прелиминарных условиях мира. Польша обязалась признать независимость Белоруссии и Украины и подтвердила, что уважает их государственный суверенитет. Стороны, подписавшие договор, обязались не вмешиваться во внутренние дела друг друга, не создавать и не поддерживать организаций, «ставящих своей целью вооружённую борьбу с другой договаривающейся стороной», а также не поддерживать «чужих военных действий против другой стороны». Поэтому С. Петлюре не оставалось ничего иного, как вместе с правительством УНР эмигрировать в Польшу, что и произошло в том же октябре 1920 года. На этом закончилась попытка возрождения «Казачьего Государства» на Днепре…

Отношение Петлюры как к большевистской, так и к белой «единой и неделимой» России, было одинаково отрицательным. «Между царской Россией и современной коммунистической для нас нет разницы, ибо обе они представляют собой только разные формы московской деспотии и империализма. Идеал государственности украинской не может быть втиснут в узкие рамки федерации, конфедерации, тем более автономии, ни с Россией, ни с кем бы то ни было», — писал позднее Петлюра.

6. ВОЗРОЖДЁННОЕ ГОСУДАРСТВО ДОНСКИХ КАЗАКОВ

«Что ты будешь делать с казаками,

С непокорной вольницей моей!»

Н. Н. Туроверов. Стихи о Иване Серко

В период распада СССР и «парада суверенитетов», 5—6 октября 1001 года, на II Большом круге Союза Казаков Области Войска Донского (СКОВД), было провозглашено восстановление в качестве субъекта РСФСР Донской Казачьей Республики со столицей в Новочеркасске. Правда, вскоре пришедшее в себя центральное правительство в Москве приложило все силы, чтобы донские казаки не получили своей государственности. Тем не менее, попытка 1991 года не была чем-то фантастическим и нереальным — она опиралась на пример из времён распада Российской империи, о котором мы и расскажем.

После большевистского переворота на Дону несколько месяцев обстановка была сложной и неопределённой. Наряду с продолжавшим существовать прежним Войсковым правительством, бежавшие сюда генералы и офицеры распущенной императорской армии формировали антибольшевистскую Добровольческую армию, местные большевики создавали Советы, небольшая часть казаков стала антибольшевистскими партизанами, а Москва готовилась к вторжению на казачью территорию.

И вскоре красные части начали своё постепенное продвижение на Дон. 9 февраля 1918 года Белая Добровольческая армия оставила красным Ростов-на-Дону, 12 февраля казаки ушли из Новочеркасска. И наступило «красное беснование».

Вот один из примеров: «14 февраля банда матросов и красноармейцев, человек в 50, частью пьяных, прибыли вместе с подводами к лазарету №1, где лежало около ста офицеров и партизан, тяжелораненых и больных. Большевики ворвались в палаты и, нанося раненым оскорбления, начали выносить их на носилках в одном нижнем белье на улицу и грубо сваливать друг на друга в сани. День был морозный и ветренный, раненые испытывали холод и просили позволить им одеться, но большевики, глумясь, заявили: „Незачем, всё равно расстреляем“, — причём ударили одного раненого по переломленной ноге шиною. По уходе большевиков в лазарете было обнаружено пустыми 42 койки. Часть больных скрылась, откупившись у большевиков за деньги, а остальные в тот же день были заколоты, изрублены и застрелены за городом и брошены без погребения…».

Ещё свидетельство — посланного на Дон московского коммуниста М. Нестерова: «Партийное бюро возглавлял человек […], который действовал по какой-то инструкции из центра и понимал её как полное уничтожение казачества […] Расстреливались безграмотные старики и старухи, которые едва волочили ноги, урядники, не говоря уже об офицерах. В день расстреливали по 60—80 человек […]. Во главе продотдела стоял некто Голдин, его взгляд на казаков был такой: надо всех казаков вырезать! И заселить Донскую Область пришлым элементом…».

Другой московский агитатор, К. Краснушкин: «Комиссары станиц и хуторов грабили население, пьянствовали […]. Люди расстреливались совершенно невиновные — старики, старухи, дети […], расстреливали на глазах у всей станицы сразу по 30—40 человек, с издевательствами, раздевали донага. Над женщинами, прикрывавшими руками свою наготу, издевались и запрещали это делать…».

Характерное описание этого времени на Дону даёт казак Сергей Рубцов: «В феврале 1918 года в первый раз устанавливали в Константиновской советскую власть. Прадеда тогда сразу арестовали, семью вышвырнули на улицу, а на доме нашем повесили красную тряпку и принялись целыми днями проводить там свои совещания. Машину тоже забрали и на ней стал разъезжать какой-то вечно полупьяный большевистский начальник. Дом разграбили и даже взломали полы, всё домогаясь у родных, куда они запрятали деньги и ценности. Ну и, понятное дело, что дочиста распотрошили склады и магазин».

Почти вся Область Войска Донского оказалась под властью большевиков. Одними их первых восстали 20 марта 1918 года казаки Суворовской и соседних с ней станиц. Огонь восстания быстро распространился по всей Донской Области и через месяц, 23 апреля 1918 года, казаки освободили г. Новочеркасск. С началом общего восстания донские партизаны влились в ряды казачьей народной армии.

О том, где был и что делал в это время основатель казачьего государства П. Н. Краснов, сообщает Сергей Рубцов: «Вакханалия с громким названием „Советы“ закончилась в станице Константиновской с приходом в апреле казаков-партизан атамана Попова. Красные мигом сбежали, прихватив с собой всё, что смогли утащить. И в Константиновскую на какое-то время вернулась нормальная жизнь. Вот тогда-то мой прадед и пригласил к себе на постой генерала Краснова и жену его, Лидию Фёдоровну. И до самого избрания Петра Николаевича атаманом он жил у нас в доме, встречаясь с людьми и готовя создание Всевеликого Войска Донского».

При царях казаки, жившие и обучавшиеся в отрыве от своей казачьей этнической среды, постепенно пропитывались общерусскими нравами, обычаями, манерой поведения и утрачивали духовную связь с казачьей народной массой. Пётр Николаевич Краснов, потомок казачьей военной аристократии Российской империи, родившийся и обучавшийся в Санкт-Петербурге, естественно, относился именно к этой усиленно русифицируемой среде. Но, в то же время, будучи образованным и умным человеком, он не желал полностью открещиваться от своих вольных предков. Такой двойственностью и объясняются его «постоянные непостоянства» в отношении России, когда он то заявлял о самобытности Казачьего Народа, то о своей, и вообще казачьей, приверженности Российскому государству. Такие колебания сопровождали всю его жизнь.

П. Н. Краснов рано увлёкся литературным творчеством и все его служебные командировки давали ему материал для новых статей и заметок, написанных талантливо, живо, увлекательно, а потому охотно принимавшихся к публикации различными журналами и газетами. Благодаря литературной деятельности П. Н. Краснов получил довольно широкую известность в образованных кругах того времени и, в частности, среди казачьей интеллигенции. То есть, он стал вполне публичной фигурой, а потому и потенциальным лидером казачьего национально-освободительного движения. Не стоит упускать из вида и того, что бывший помощник и сподвижник атамана Каледина М. П. Богаевский, несомненно, был знаком с литературным творчеством Краснова и встал на его сторону. А уж сей Донской Златоуст, чей авторитет в казачьей среде был практически непререкаем, умел убеждать так, как никто другой! А тут как раз Донское восстание…

Когда казаки заняли Новочеркасск, Краснов из Константиновской приехал в донскую столицу. И хотя значительная часть Донской Области ещё оставалась под контролем большевиков, 28 апреля 1918 года в г. Новочеркасске собрался «Круг Спасения Дона». На нём по предложению генерала С. В. Денисова, который вместе с М. П. Богаевским вёл общую линию на становление государственности Дона, выступил П. Н. Краснов. Скорее всего, это выступление было заранее продумано, детально обсуждено и согласовано всеми антибольшевистскими сторонниками восстановления казачьей власти на Дону.

Лично я, автор, подозреваю, что значительную часть доклада составил именно Митрофан Петрович Богаевский — прекрасный историк, аналитик и, как сегодня его назвали бы, политолог. А если моя догадка верна, то может возникнуть вопрос: а почему Богаевский сам не встал у руля Казачьего Государства, если он был к этому столь способен и прекрасно знал, куда и как следует идти? Сегодня мы уже не сможем узнать точный ответ, а завтра — лишь в том случае, если когда-нибудь изобретут машину времени и учёные будущего отправятся в прошлое на аудиенцию к самому Богаевскому. Но вот что можно предположить в качестве объяснения, так это, во-первых, наличие у Краснова генеральского чина, что в условиях разворачивающегося вооружённого противоборства выглядело огромнейшим плюсом в сравнении с гражданским чином самого Донского Златоуста и, во-вторых, полное взаимопонимание между Красновым и Богаевским, что гарантировало последнему хоть и не явное, но реальное влияние на ход событий. И его вполне могла устраивать роль «серого кардинала» при фигуре донского атамана Краснова.

3 (16) мая 1918 года в длившемся два с половиной часа докладе Краснов дал оценку сложившегося исключительно сложного положения, чётко сформулировал задачи по борьбе с большевиками, пути взаимодействия с Добровольческой армией, соседями-кубанцами, характер отношений донских казаков с Украиной и Советской Россией. Краснов просто и доступно изложил своё видение будущего Дона — свободного государства, которое должно существовать на тех же основаниях, на каких уже существовали Эстония, Грузия, Финляндия, — отдельно от Советской России.

Несколько часов, как заворожённые, слушали казаки Петра Николаевича. Депутаты настаивали на кандидатуре генерала Краснова в донские атаманы, но он согласился принять этот пост только при наделении его исключительной полнотой власти и при одобрении его проекта Основных Законов — Конституции независимого государства. Обосновывая своё стремление к полноте власти в сложный переходный период, П. Н. Краснов заявил: «Творчество никогда не было уделом коллектива. Мадонну Рафаэля создал Рафаэль, а не комитет художников… Всё дело в доверии. Если вы мне доверяете — вы принимаете предложенные мною законы, если вы их не примете, значит, вы мне не доверяете, боитесь, что я использую власть, вами данную, во вред Войску. Тогда нам не о чем разговаривать. Без вашего полного доверия я править Войском не могу».

Самыми горячими сторонниками кандидатуры генерала Краснова и наделения его неограниченными полномочиями, выступили рядовые станичники, настоявшие и на одобрении Основных Законов, первым пунктом провозглашавших Дон самостоятельной республикой со старинным названием «Всевеликое Войско Донское». 4 мая «Круг Спасения Дона» 107 голосами «за», 13 — «против» и при 10 воздержавшихся избрал генерал-майора П. Н. Краснова донским атаманом.

На момент избрания войсковым атаманом у П. Н. Краснова не было ни средств, ни сколько-нибудь реальной вооружённой силы, ни аппарата управления, но были: всё более нараставшая поддержка пробуждавшегося казачества Дона, недюжинный ум, большой жизненный опыт, организаторские способности и завидная целеустремлённость. И, конечно же, команда сторонников.

На посту атамана генерал Краснов показал, что он руководствуется народными желаниями и учитывает перемены, созданные Февральской революцией. Он оказался расчётливым политиком и военным вождём. Несметные полчища красных вскоре должны были покинуть Донскую Землю под сокрушительными ударами станичных полков и отрядов. Командующий Донской армией генерал Денисов и начальник её штаба полковник Поляков стали точными исполнителями воли неутомимого генерала Краснова. По его указаниям вскоре были созданы полки прекрасной Молодой армии, при его помощи укрепилась истощённая 1-м Кубанским походом Добрармия, ставшая вскоре источником интриг и затруднений не только для атамана, но и для всего дела казачьей обороны.

В это время немцы заняли уже Украину и атаман Краснов был сторонником сотрудничества с ними. Он верил в немецкий гений и военное счастье и считал, что в создавшейся обстановке с ними необходимо вести переговоры, заключать соглашения, поставлять им продукты питания, взамен получая военное снаряжение, значительной частью которого Краснов делился с Добровольческой армией. Генерал Деникин охотно принимал эту спонсорскую помощь, но продолжал всюду, где только можно, критиковать Краснова, утверждая, что германская ориентация атамана, как и отстаивание казачьих интересов — являются изменой интересам «единой и неделимой России».

В конце мая 1918 года, видя успехи в строительстве Казачьего Государства, на Дон стали подходить кубанские подкрепления из станиц соседних Ейского и Кавказского отделов Кубанской Области. Но нападки на атамана не прекращались. И они шли не только со стороны кадров Добрармии. Свои донские партийные деятели русского уклона тоже ставили ему в вину и связи с немцами, и провозглашение независимости, и покровительство монархической Южной армии, и холодные отношения с генералом Деникиным. Последний имел в донских политических кругах своих горячих сторонников-имперцев, которые не гнушались тайными доносами и разоблачениями секретных мероприятий донского атамана. Они выкрали и передали Деникину копию второго июльского письма императору Вильгельму, содержание которого свидетельствовало лишь о гибкой политике Краснова, направленной на международное признание Донского государства.

Содержание этого секретного дипломатического письма Деникин привёл в своих «Очерках»: Вильгельм должен был признать Всевеликое Войско Донское самостоятельным государством, объединённым с другими казаками и горцами в Доно-Кавказкий Союз. Атаман просил императора оказать давление на московскую советскую власть и потребовать от неё отозвания войск из пределов Всевеликого Войска Донского и из других держав, имевших намерение войти в Доно-Кавказский Союз, способствовать установлению нормальных мирных отношений между Доном и Москвой. Просил оказать молодому государству помощь в боевом снаряжении и устроить на Дону заводы боевых припасов. За это атаман Краснов обещал не допускать на свою территорию войска, враждебные германскому народу, и соблюдать полный нейтралитет в борьбе Германии с западными союзниками. Это тайное письмо атамана Краснова было опубликовано в деникинских екатеринодарских газетах с соответственными комментариями противников атамана, что весьма осложнило отношения между Доном и Германией.

Создаваемую Красновым казачью Молодую армию надо было не только укомплектовать личным составом, надо было её вооружить, обеспечить боеприпасами, одеть, обуть и накормить. А выбора не было — единственными надёжными источниками могли быть лишь Украина и немецкие войска, вышедшие на границы Донской Области, а затем занявшие города Ростов-на-Дону и Таганрог, а также значительную часть Донецкого округа. И немецкое командование не только обеспечило прикрытие западных границ Донской Области от большевиков, но и в обмен на зерно и другие виды продовольствия содействовало вооружению и оснащению Донской армии со складов бывшей царской армии, оказавшихся в его распоряжении.

Несмотря на все трудности в построении казачьего государства и почти открытую борьбу Деникина с казаками, атаману Краснову удалось сделать многое: на Дону выпускалась своя валюта, открывались новые культурные учреждения, поддерживался полный общественный порядок и даже поезда ходили строго по расписанию. 15 августа 1918 года в Новочеркасске собрался Большой Войсковой Круг. Чешский общественный деятель доктор Крамарж, побывавший на нём, выступил перед казаками с речью, в которой, в частности, сказал: «Я не нахожу слов, чтобы выразить своё удивление и восхищение тому, что я увидел и слышал здесь, в эти дни, на казачьем Круге. В то время, когда по всей России развал и произвол, здесь, на казачьей земле, полный порядок и дисциплина. Когда я приеду домой, я расскажу, что только у казаков я видел подлинное народоправство и демократию».

Все атрибуты независимости Дона и разработанные под руководством и при личном участии атамана «Основные Законы Всевеликого Войска Донского» были утверждены постановлением Большого Войскового Круга от 15 сентября 1918 года. Круг вновь избрал Краснова донским атаманом. Но, попав в круг политических интриг белых русских вождей-неудачников, казаки скоро почувствовали, что им поручаются непосильные задачи.

Генерал П. Н. Врангель, размышляя в эмиграции о причинах неудач Белого дела, констатировал: «Лишь немного не хватило [белым войскам], чтобы начать драться с казаками, которые составляли половину (на самом деле — подавляющее большинство. — Примечание автора) нашей армии и кровью своей на полях сражений спаяли связь с регулярными частями».

* * *

В годы Гражданской войны родилось выражение — «пограничная болезнь казаков». Казаки рассматривали свои Области как островки безопасности от большевизма и отказывались переходить границу и вести борьбу с частями Красной армии за пределами своих территорий. Казачьи народные массы не хотели брать на себя роль «спасателей России», как этого категорически требовали Деникин и некоторые прорусски настроенные казачьи деятели. Народный взгляд нашёл яркое выражение в словах одного из членов Войскового Круга, рядового казака, в августе 1918 года. Они записаны писателем Ф. Д. Крюковым:

«Говорит представитель фронтовой части, бравый атаманец. Говорит и тычет пальцем в направлении десятивёрстки (карта в масштабе 1 дюйм к 10 верстам. — Примечание автора), на которой флажками обозначена линия боевых действий на грани Донской Земли: «Я коснуся одному, господа члены. Так как мы на той поприще стоим, чтобы своего не отдать, а чужого нам не надо, то надо до того добиться, чтобы эти флажки назад не передвигались, но и в даль далеко дюже не пущались…

Россия? Конечно, держава была порядочная, а ныне произошла в низость. Ну и пущай… у нас своих делов немало. Нам политикой некогда заниматься и там, на позиции, в прессу мы мало заглядаем. Приказ — вот и вся пресса. Там, господа члены, про царя некогда думать… и не думаем. Наш царь — Дон. Этот есть тот хозяин, за которого мы пошли. Прямо сказать, господа члены, что кто пропитан казачеством, тот свово не должон отдать дурно… А насчёт России повременить. Пущай Круг идёт к той намеченной цели, чтоб спасти родной край. Пригребай к родному берегу!»» (журнал «Донская Волна», №16, 30 сентября 1918 г.).

В другом выступлении звучал призыв «защищать Донскую Землю, но не защищать царскую корону, не навязывать России когти царского орла». Казаки и добровольцы находились настолько в неприязненных отношениях, что в станице Вёшенской в конце 1918 года даже произошло казачье восстание против белых. Вот как это было.

В ноябре 1918 года в Германии произошла своя революция и император Вильгельм был свергнут. Немцы, покинув Украину, обнажили левый фланг Донской армии, а в это время большевики уже сосредоточили против Дона 150 тысяч бойцов при 150 орудиях. На Воронежском направлении Северного Донского фронта для казаков сложилась неблагоприятная обстановка: помощь от западных союзников не приходила, казаки в полках не получали ни тёплой одежды, ни обуви, ни достаточного продовольствия, страдали от холода и недоедания. Выигрывала большевистская пропаганда.

В надежде на материально-техническую и военно-политическую помощь со стороны Англии и Франции атаман Краснов пошёл под их давлением на подчинение командующему Добровольческой армии А. И. Деникину, силы которого были неизмеримо меньше казачьих. Краснов подписал приказ о подчинения Донской армии Деникину помимо своей воли, помимо желания рядовых казачьих масс, принуждённый к тому внешними обстоятельствами, не считая Деникина авторитетным и сильным вождём, способным призвать в свои ряды хотя бы часть русского народа.

Сподвижник и биограф атамана Краснова С. Г. Елатонцев писал, что в своих выступлениях он говорил прямо и резко: «1) Добровольческая армия солдат не имеет; В ней много кубанских офицеров и казаков, но почти нет русских офицеров; 2) генерал Деникин и его окружение придали своей борьбе с большевиками классовый, реставрационный, а не народный характер, и при таких условиях, если его не поддержат союзники, он должен будет потерпеть крушение. Борются добровольцы, состоящие из дворян и господ офицеров, буржуев против крестьян и пролетариев и народ не поддержит добровольцев; 3) генерал Деникин ничего не имеет на своём знамени, кроме „Великой, Единой, Неделимой“, а такое знамя мало что говорит его возможным союзникам — украинцам, грузинам и даже казакам; 4) генерал Деникин, требуя подчинения, не считается с Кубанской Радой и недооценивает значения Донского Круга. Для него, его офицеров и администрации казачьи Области хороши лишь для пополнения Добрармии и для прикрытия её обозов; 5) сам Деникин не является ни хорошим стратегом, ни способным политиком, так как в план своей борьбы он ввёл в первую очередь принудительное подчинение всех окраин России своему единому командованию».

В конце декабря 1918 года состоялось официальное признание генерала А. И. Деникина главнокомандующим Вооружёнными Силами Юга России (ВСЮР) и подчинение ему Донской армии. Однако и после этого сколько-нибудь существенной, или хотя бы сравнимой с прежней германской, помощи не поступило. А казаки с недоумением встретили известие о подчинении их атамана пришлым на Дон белым.

* * *

Командование Красной армии постоянно наращивало свои силы и средства. К январю 1919 года боевые действия против Донской армии, не получавшей пополнения личного состава (почти все казаки в возрасте до 52 лет были мобилизованы) и практически лишившейся поставок оружия и боеприпасов, велись четырьмя армиями.

Одна из сотен 1-го Вёшенского полка потребовала от командира, чтобы он отвёл её всю в станицу, где казаки оделись бы по-зимнему. Командир отказался. Тогда вёшенцы избрали себе другого командира, отошли в тыл и обратились с требованием зимнего обмундирования к интенданту формировавшейся там белой «Южной» армии. Но, как оказалось, красные и белые действовали практически одинаково: командующий Южной армией генерал Н. И. Иванов приказал сотню разоружить, а 12 человек зачинщиков предал суду, который приговорил их всех к расстрелу. Расстреляны были трое, остальным удалось скрыться.

Но после этого заволновались все казаки Верхне-Донского округа. Они запросили, на каком основании расстреляли их товарищей, на что получили наглый ответ: «Через трупы товарищей, марш вперёд!». Такой ответ вызвал ещё большее возмущение. Мигулинский, Вёшенский и Казанский полки перестали повиноваться белым начальникам и вступили в переговоры с красными. В конце декабря 1918 — январе 1919 годов казаки открыли фронт. Их белым офицерам пришлось бежать из полков, а рядовые заключили с врагом мирный договор. Ввиду того, что красные обязались прекратить движение на Дон, верхнедонцы в начале января 1919 года разошлись по домам. Даже уже испытав на своей шкуре «радости» большевистского рая, 28 казачий полк поверил уверениям, что большевики не против казаков, а против одних лишь белых офицеров.

Наступил февраль 1919 года. Главнокомандующий ВСЮР Деникин потребовал от казаков сместить командующего Донской армией и начальника её штаба за их, якобы, вину в отступлении. Из-за этого требования вместе с ними подал в отставку и войсковой атаман Краснов. 2 февраля Краснов приказал опубликовать в «Донских войсковых ведомостях» свой прощальный приказ, а 4 февраля навсегда простился с Тихим Доном. Ранней весной 1919 года казаки лишились наиболее достойного из своих вождей. После ухода атамана рядовые защитники Дона сохраняли тот же народный дух независимости, но последующие правители, приверженцы генерала Деникина, создавали в казачьих краях «политический климат» Добрармии и борьба приняла уже облик не национально-освободительной войны казаков, а отчётливо выраженный характер социальной, гражданской.

* * *

3 февраля 1919 года на Дону появился секретный приказ председателя РВС Республики Троцкого, 5 февраля — приказ №171 РВС Южного фронта «О расказачивании». Тогда же директива Донбюро РКП (б) прямо предписала: а) физическое истребление по крайней мере 100 тысяч казаков, способных носить оружие, то есть от 18 до 50 лет; б) физическое уничтожение так называемых «верхов» станицы (атаманов, судей, учителей, священников), хотя бы и не принимающих участия в контрреволюционных действиях; в) выселение значительной части казачьих семей за пределы Донской Области; г) переселение крестьян из малоземельных северных губерний на место ликвидированных станиц…

Как и следовало ожидать, большевики вскоре нарушили договор, заключённый с верхнедонцами. Они начали продвигаться в образовавшийся прорыв и весь казачий фронт спешно отошёл на линию Северского Донца, на чьих берегах была создана линия обороны. Верхне-Донской округ оказался за фронтом противника. Повсюду начался красный террор с арестами и расстрелами, ограничением свободы передвижения даже в границах своего поселения. По станицам и хуторам были размещены красные части. Их снабжение было возложено на местных казаков. Казачьи хозяйства, оскудевшие за время продолжительной войны, были обложены непосильной «продразвёрсткой» (сдачей продуктов питания), размер которой устанавливали власти на местах. Материальные тяготы усиливались полной бесправностью, так как большевики арестовывали и расстреливали всех своих возможных противников. Красные грабили и убивали буквально без разбору — генералов и боевых офицеров, гимназистов и чиновников, стариков, женщин и детей. Всего за пару месяцев 1919 года в станице Константиновской красные убили около тысячи казаков. Китайцы-интернационалисты стреляли и резали их прямо у церкви. И даже название Константиновской большевики сменили на идиотское «город Розы Люксембург» (С. Рубцов). И не удивительно, что вскоре против них поднялись те самые казачьи полки, которые ещё недавно в массе своей отказали в поддержке Добровольческой армии.

Осуществление директивы Оргбюро привело к Вёшенскому восстанию на Верхнем Дону 11 марта 1919 года. Побывавшие тогда в Вёшенской лётчики Бессонов и Веселовский докладывали Войсковому Кругу о событиях в районе восстания: «В одном из хуторов Вёшенской старому казаку за то только, что он в глаза обозвал коммунистов мародёрами, вырезали язык, прибили его гвоздями к подбородку и так водили по хутору, пока старик не умер. В станице Каргинской забрали 1.000 девушек для рытья окопов. Все девушки были изнасилованы и, когда восставшие казаки подходили к станице, выгнаны вперёд окопов и расстреляны… С одного из хуторов прибежала дочь священника со „свадьбы“ своего отца, которого в церкви „венчали“ с кобылой. После „венчания“ была устроена попойка, на которой попа с попадьей заставили плясать. В конце концов батюшка был зверски замучен…».

Красные сразу же бросили на подавление восстания крупные военные соединения. 27 марта на фронт прибыл сам Троцкий. 8 апреля 1919 года — очередная директива Донбюро: «Насущная задача — полное, быстрое и решительное уничтожение казачества как особой экономической группы, разрушение его хозяйственных устоев, физическое уничтожение казачьего чиновничества и офицерства, вообще всех верхов казачества, распыление и обезвреживание рядового казачества…». 22 апреля Оргбюро ЦК приняло новые предложения: «По отношению к южному контрреволюционному казачеству проводить террор; заселять казачьи хутора выходцами из Центральной России; мобилизовать, вооружив, крестьян». Это решение, правда, трудно было осуществить, ибо казаки уже восстали.

Не имея тыла, на огромном фронте верхнедонцы сдерживали красных, напиравших со всех сторон. Выбора у них не было — они бились за свои станицы, за спасение своих семей. После трёх месяцев неравной борьбы цель восстания — освобождение от красных — была достигнута. Казаки-верхнедонцы, ещё раз вкусив кровавые прелести советской власти, с радостью, когда к ним пришла Донармия, вернулись в её состав.

* * *

Поскольку Деникин убеждал казаков, что стоит им лишь появиться в России, как там непременно восстанут угнетённые крестьяне, в штабе Донской армии летом 1919 года возникла идея провести кавалерийский рейд по глубоким тылам Красной армии. Генерал К. К. Мамантов должен был сам прорвать фронт красных между Борисоглебском и Бобровом. Его 4-й корпус был готов к выполнению этой задачи ко 2 августа. Сосредоточив корпус в районе станицы Урюпинской на реке Хопёр, генерал Мамантов 4 августа ударил на красных, прорвал фронт и двинулся на север, поражая противника в попутных боях. К 9 августа была расчищена широкая дорога в стыке 8-й и 9-й советских армий, а корпус сосредоточился в районе Еланского Колена.

10 августа корпус двинулся в прорыв, сметая встречные полки красных и подошёл к Тамбову, распустив по дороге десятки тысяч пленных красноармейцев из числа мобилизованных крестьян. 18 августа войска Мамантова уничтожили заслон, захватили батарею и ворвались в город. Здесь была взята в плен вся советская Тульская пехотная дивизия, часть которой пожелала остаться при корпусе под командой полковника Дьяконова.

Заняв Тамбов, передовые части казаков повели наступление на город Козлов, где находился штаб советского Южного фронта. 22 августа, после 4-дневных боёв, он был взят. Советский штаб бежал в город Орёл.

25 августа Мамантов двинул свой корпус дальше. 28 августа, пройдя за три дня около ста километров, генерал Мамантов без боя вошёл в город Лебедянь, а в ночь на 1-е сентября части корпуса заняли Елец. Через три дня полки двинулись тремя колоннами на юг и на восток. 6-го сентября ими заняты станции Касторная и Грязи. В тот же день командир корпуса получил приказ командующего Донармии двигаться на юг и содействовать 3-му Донскому корпусу в его боях с 8-й советской армией. На следующий день одна из колонн заняла Усмань, а к 11 сентября все три колонны, объединившись, ворвались в город Воронеж.

Несмотря на запрет, изданный специально против командира кубанского 3-го конного корпуса А. Г. Шкуро предпринимать самостоятельно какие-либо наступательные действия, сам Андрей Григорьевич, отчаянно храбрый, решительный и удачливый, решил на свой страх и риск совершить со своими конниками рейд на Москву и попытаться ликвидировать всю большевистскую верхушку одним ударом. Однако, зная его характер и настроение, командование заранее предупредило генерала Шкуро, что если он ослушается запрета, то будет, независимо от результатов, отдан под военно-полевой суд. И Шкуро смирился, хотя впоследствии в своих воспоминаниях писал, что, не подчинись он тогда распоряжениям, то, возможно, вся история Гражданской войны пошла бы совсем иначе…

В дальнейшем предстояла задача прорваться обратно к своей армии через насыщенный войсками фронт противника. Генерал Мамантов произвёл диверсию в районе Боброва, а когда советское командование направило туда значительные подкрепления из резервов, весь корпус переправился на западный берег Дона и прошёл по тылам красных к стыку Донской и Добровольческой армий. По пути конный корпус разгромил 1-ю советскую стрелковую дивизию и на её фронте встретился с кубанцами 3-го конного корпуса генерала Шкуро. Это произошло 18 сентября, а через три дня части генерала Мамантова снова вошли в состав Донской армии.

Деникин отнёсся к успехам генерала Мамантова скептически, хотя сам использовать его рейд не сумел. Объективную оценку «Рейд Мамантова» получил только со стороны противника. Бывший командующий советским Южным фронтом, царский полковник Генерального штаба А. И. Егоров, дал о нём такой отзыв: «Своим движением на север, вместо района Лисок, Мамантов бесконечно расширил цели и задачи своих действий, в расчёте, очевидно, на восстание крестьянства и городской буржуазии против советской власти. Это, конечно, авантюра, но Мамантов, имея более сильные средства для достижения менее обширных задач, был здесь в меньшей степени авантюристом, чем сам Деникин. К тому же, в отличие от Деникина, сам осуществлял свои идеи и — надо быть откровенным — имел с первых же дней рейда много ярких доказательств правильности своих расчётов. Мамантов не добился основного: крестьянство не восстало».

Деникинские пропагандисты всё время старались убедить казаков, что русский народ вот-вот очнётся от революционного угара. Но крестьяне не восстали! Ближайшее знакомство с зафронтовой действительностью углубило сомнения казаков в возможности справиться собственными силами с огромной и враждебной Россией, помощь же ниоткуда не приходила. Таким образом, Рейд Мамантова, несмотря на его блестящий военный успех, косвенно способствовал упадку духа и поражению доблестных, но малочисленных казачьих армий.

Но это ещё был не конец Казачьей Республики…

7. КУБАНЦЫ В БОРЬБЕ ЗА КАЗАЧЬЕ ГОСУДАРСТВО

Нас было мало, слишком мало.

От вражьих толп темнела даль…

Н. Н. Туроверов. «Перекоп».

В 1991 году Советский Союз распадался на новые суверенные и автономные национально-государственные образования. Тогда о своём праве на государственность или расширение прав прежних национально-государственных образований вспомнили не только чеченцы, ингуши, татары, карелы, якуты, но и казаки. Наряду с донским казачьим государственным образованием на территории Средней и Верхней Кубани в ноябре 1991 года были провозглашены в качестве субъектов РСФСР Армавирская Казачья Республика и Верхне-Кубанская Казачья Республика. Было ли это неким невиданным в истории изобретением? Нет! Кубанскую государственность казаки-энтузиасты уже создавали после распада Российской империи, но тогда, после двух лет борьбы, большевикам удалось подавить их национально-освободительное движение. Расскажем, как это случилось.

Как известно, казаки-кубанцы представляют собой в этническом отношении совокупность двух казачьих субэтносов — днепровских казаков (черноморцев), переселённых императрицей Екатериной II из Малороссии на берега Кубани, и донских казаков (линейцев), подселявшихся впоследствии для усиления Кубанского Войска. Тон в местной жизни, естественно, задавали старожилы, довольно высокомерно поглядывавшие на новопоселенцев. А поскольку они помнили о своём происхождении, то, вероятно, это и явилось причиной того, что следующей после днепровцев казачьей общностью, попытавшейся в период развала Российской империи создать свою государственность, стала именно Кубань, ориентировавшаяся на пример своей прародины. И более того, Кубань даже намеревалась составить с государством днепровских казаков — Украинской Народной Республикой — общую федерацию.

Таким образом, черноморцы, более сильные экономически и политически, стояли на федералистских либо сепаратистских проукраинских позициях. Линейцы же, в большинстве, представляли ориентированных на «единую и неделимую Россию». Кроме того, линейцы имели поддержку со стороны Вооружённых Сил Юга России (генерала Деникина) и значительной части кубанского офицерства. Политическая борьба этих сил продолжалась всё время существования Кубанской Республики, вследствие чего за два года сменилось 3 кубанских войсковых атамана и 5 председателей Кубанского правительства. При этом составы правительства сменялись 9 раз.

* * *

На Кубани первое казачье Войсковое правительство было создано в апреле 1917 года из членов Временного Кубанского областного исполнительного комитета (структура, подконтрольная Временному правительству) и членов Кубанской войсковой Рады (общественная организация, выросшая из Съезда уполномоченных представителей населённых пунктов Кубанской Области, прошедшего в апреле).

Второй съезд Кубанской войсковой Рады, проходивший 24 сентября — 12 октября 1917 года, образовал из своего состава Законодательную Раду и принял «Временные основные положения о высших органах власти в Кубанском Крае» (7 октября), дававшие привилегии казакам, горцам и коренным крестьянам относительно «понаехавших тут» рабочих и иногородних. До большевистского переворота активной частью казачества на Кубани проводился курс на создание сословной Казачьей Республики.

После победы большевиков в Петрограде, о принятии на себя всей полноты власти на территории Кубани объявили атаман Кубанского казачьего Войска А. П. Филимонов (избранный 12 октября 1917 года) и Временное Кубанское Войсковое правительство. 26 октября на территории Области было объявлено военное положение, запрещено проведение митингов и собраний. В столице Кубани Екатеринодаре по распоряжению Войскового правительства были заняты почта и телеграф, распускались местные Советы, проводились аресты советских активистов. 2 ноября большевики в Области перешли на нелегальное положение.

С 1 по 11 ноября 1917 года в Екатеринодаре проходила 1-я сессия Кубанской Законодательной Рады. Рада сформировала вместо прежнего Войскового правительства Кубанское Краевое правительство, заявившее о представлении интересов всего населения Края, а не только казаков, горцев и коренных крестьян. Его возглавил Л. Л. Быч.

В декабре на территорию Кубанской Области стали возвращаться с фронта казачьи части, при этом Краевое правительство возлагало на них надежду как на будущую военную опору своей власти. Однако, согласно утверждениям, встречающимся в кубанской печати того периода, «ни одна воинская часть, вернувшаяся с фронта, не подчинилась правительству». Более того, глава правительства Л. Л. Быч признавал, что именно эти части внесли большой вклад в последующий процесс большевизации региона. В этих условиях Кубанская Законодательная Рада начала формирование собственных «войск Кубанского Края» под командованием штабс-капитана В. Л. Покровского.

На Кубань прибыла с фронта, в частности, 39-я пехотная дивизия, солдаты которой заметно симпатизировали большевикам. 2 января 1918 года при их участии в Армавире, первом из городов Кубанской Области, была установлена советская власть. И в течение января большевики взяли власть на станции Тихорецкой, в Майкопе, Темрюке и ряде других станиц.

28 января 1918 года 1-я сессия Законодательной Рады под председательством Н. С. Рябовола провозгласила создание в границах Кубанской Области — Кубанской Народной Республики, входящей в состав России на федеративных началах.

Для активизации процессов советизации Кубанской Области был использован революционный потенциал соседней неказачьей Черноморской губернии. 31 января 1918 года было принято решение слить Черноморский военно-революционный штаб (военный орган большевиков губернии) с Военно-революционным комитетом Кубанской Области под председательством Я. В. Полуяна, который был сформирован несколькими днями ранее. Новый орган получил название Главный Кубано-Черноморский военно-революционный комитет (ВРК), его возглавил тот же Я. В. Полуян. В станице Крымской разместился штаб создаваемой под руководством ВРК Кубанской Южной революционной армии.

В феврале 1918 года под нажимом беднейшего казачества и части иногороднего населения Кубанская Краевая Рада вынуждена была издать «Проект правил об урегулировании земельных и сельскохозяйственных отношений в Кубанской Области». Но это уже не могло предотвратить выступлений иногородних. По всей Области начались самовольные захваты и переделы земли. Исполком Советов Кубанской Области объявил Кубанскую Краевую Раду и Кубанское правительство вне закона. Части 39-й пехотной дивизии и отряды местных революционеров развернули наступление.

В годы Гражданской войны среди казаков Кубани были весьма сильны федералистские настроения. В Раде образовалась группа «самостийников» из части кубанцев-черноморцев, которая посматривала в сторону Украины как союзницу своей национально-освободительной войны. 16 февраля 1918 года Законодательной Радой была провозглашена уже не автономная в составе России, а независимая Кубанская Народная Республика и была принята внешнеполитическая линия на союз с казачьей Украинской Республикой. Координатор Всеказачьего Общественного Центра в США В. К. Дёмин писал: «…правительство Кубанской Республики […] на совещании Рады в феврале 1918-го приняло безпрецедентное решение о вхождении Кубани в состав Украины, которая со своей стороны лишь приветствовала такое намерение кубанских казаков. Была принята Конституция Независимой Кубани, в которой говорилось: „Законодавча Рада Самостійної Кубанської Народної Республіки ухвалила резолюцію про прилучення Кубані на федеративних засадах до УНР“».

Но в том же феврале в Армавире прошёл 1-й Съезд Советов Кубанской Области во главе с Я. В. Полуяном. Избранный на нём Областной Совет объявил 22 февраля о переходе власти в руки Советов на всей территории Кубани и объявил Кубанскую Раду вне закона. Обстановка на Кубани с конца февраля — начала марта, ввиду очевидного поражения Кубанской Рады, для большевиков стала определяться угрозой с севера, исходящей от Белой Добровольческой армии Л. Г. Корнилова. 22 февраля она оставила Ростов, на который наступали красные части, переправилась через Дон и кружным путём вошла в Кубанскую Область, намереваясь соединиться с войсками Рады (1-й Кубанский или «Ледовый» поход). Но надеждам добровольцев на своё усиление за счёт войск Кубанской Рады не суждено было сбыться: к началу марта в руках Рады и правительства оставался лишь Екатеринодар.

10—13 марта 3-й съезд Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов Черноморской губернии, проходивший в Туапсе, преобразовал губернию в Черноморскую Советскую Республику. А уже 14 марта силы Юго-Восточной большевистской армии совместно с отрядами, наступавшими от Новороссийска, без боя заняли Екатеринодар. Руководство Кубанской Рады и правительство вместе с отрядом произведённого в полковники В. Л. Покровского, переправившись через реку Кубань, ушли в направлении Майкопа. Это значительно осложнило положение добровольцев, так как оказывалось, что цель их похода Екатеринодар, где можно было бы отдохнуть и пополнить силы, как они надеялись, — уже занят красными. Корнилов повернул армию от Екатеринодара на юг, чтобы, переправившись через Кубань, дать отдых войскам в горных казачьих станицах и черкесских аулах.

Несмотря на разворачивающиеся события, казачество на Кубани в большей своей массе в начале 1918 года всё ещё занимало выжидательную позицию. Оно довольно спокойно отнеслось к изгнанию большевиками Кубанской Краевой Рады и правительства Кубанской Республики, а также к занятию своих территорий советскими войсками.

К концу марта 1918 года почти на всей территории Кубанской Области была установлена советская власть, а 13 апреля на территории бывшей Кубанской Области была провозглашена Кубанская Советская Республика в составе РСФСР.

* * *

Но недолог оказался век Кубанской Советской Республики. Изо дня в день в населении нарастало раздражение от поведения своих и пришлых большевиков. Рождалось опасение, что вместо обещанных гражданских прав, свободы и всяческих благ, советское будущее сулит кубанским казакам власть проходимцев, нарушение привычного общественного быта и полный хозяйственный хаос. Однако и появление на Кубани армии генерала Корнилова было встречено с радостью только отрядом правительства и партизанами, поскольку, объединившись, все они получили возможность перейти на территорию поголовно восставшего Дона. Кубанская Советская Республика в составе РСФСР официально существовала по 30 мая 1918 года. После этого, в целях усиления большевистских позиций в регионе, она была включена в состав столь же недолго просуществовавшей Кубано-Черноморской Советской Республики.

31 мая 1918 года, после вступления красных войск в Екатеринодар, из Екатеринодарской областной тюрьмы вывели и расстреляли из пулемётов находившихся в ней казаков станицы Новотитаровской и других лиц, всего 76 человек. Часть трупов зарыли в яму, а не поместившихся в яме сбросили в реку Кубань. Жертвы были казнены без какого-либо подобия суда, всего лишь по предписанию ЧК. Убийства казаков производили красноармейцы Днепровского полка, в котором состояли и преступники; полк поэтому считался у Советов одним из самых надёжных.

На соединение с отрядом Кубанского правительства пришли партизаны Ковгана, члена Рады, а также отряд сотника Павличенко. Начали активные выступления и подгорные районы, Бекешевская и другие станицы Баталпашинского отдела с полковником А. Г. Шкуро во главе. При помощи немцев освободилась Тамань.

10-го июня Добрармия и Кубанское правительство со своими полками вышли во 2-й Кубанский поход. К ним стали присоединяться бывшие фронтовики встреченных по пути станиц. Красные уже потеряли их доверие, хотя не приобрели его полностью и белые. Более того, «Странными и тяжёлыми были взаимоотношения кубанцев и добровольцев, — писал впоследствии тогдашний член Кубанского правительства. — Бок о бок дрались, умирали, радовались общим успехам, а дойдёт дело до разговоров о смысле борьбы и её целях — вырастает стена между двумя сторонами, нет взаимного понимания, отношения неприязни и сарказма» (Д. Е. Скобцов. «Три года революции и гражданской войны на Кубани»).

Командующий добровольцами генерал Деникин начал утверждение своей власти на Кубани мерами устрашения, внедрением в сознание кубанских казаков чувства вины в том, что они не взялись за оружие по первому призыву и в некоторых случаях по мобилизации без сопротивления становились в ряды красных. Обычным явлением стали порка, виселицы, расстрелы, выдвижение на первые места вождей и казаков, воспитанных русскими школами — тех офицеров и интеллигентов, для которых интересы родного народа выглядели провинциальными частностями и блекли перед тускнеющим блеском империи.

Кубанские казаки оказались между красными и белыми, как между молотом и наковальней. Свирепую бесчеловечность большевиков ярко продемонстрировала на Кубани 1-я колонна красной Таманской армии под командованием Е. И. Ковтюха (август — сентябрь 1918 года), которая шла небезызвестным «железным потоком», грабя и разоряя казачьи станицы на Таманском полуострове. Свидетель событий — казачий офицер Николай Гулый так описывает взятие станицы Ахтанизовской большевиками:

«Ворвавшись в станицу, дикая орда хватала и расстреливала случайно оставшихся казаков, грабила дома, насиловала женщин. Так, например, жену священника изнасиловали на глазах у мужа и двоих детей 8 китайцев; диаконшу нашли спрятавшейся за станицею в паровой мельнице и изнасиловали «ваньки» и «тамбовцы», как называли их казаки, в числе 12—15 человек. Разгромили станичное правление, кредитное товарищество, общество потребителей, «похозяйничали» на почте, погромили и запакостили церковь, забрали там ценные вещи и деньги, сожгли церковные книги, в том числе и церковную летопись — ценный документ, в который из года в год записывалась история станицы в течение 120 лет…

Ворвавшиеся в станицу «товарищи» подожгли первую попавшуюся на их пути хату и надворные постройки. Этим они дали знать своим в тылу о взятии станицы и как сигнал к прекращению артиллерийского огня. Подожжённый двор принадлежал небогатой казачке, вдове с четырьмя малыми детьми Тутаревой, муж которой был убит под Эрзерумом».

Как следует из этого свидетельства, «воевавшие за землю, за волю, за лучшую долю», были обычными наёмниками (китайцы) или просто бандой разбойников. «Ваньками» и «тамбовцами» казаки называли полностью разложившихся дезертиров с Кавказского фронта — русских солдат, уроженцев Тамбовской губернии. А спасителями казаков оказались немцы, которые наголову разгромили банды Ковтюха. Вчерашних противников по Великой войне население встречало, как героев-избавителей, целовало им руки, а погибших немецких гренадер с почестями похоронили вместе с казаками на станичном кладбище.

* * *

А. И. Деникин противился созданию Кубанской армии, хотя кубанцы постоянно и настойчиво этого добивались, ссылаясь на такой прецедент, как Донская армия и на обещания добровольческого командования во время 1-го Кубанского похода. Но Деникин понимал, что создание казачьей армии даст серьёзный козырь в руки местных самостийников, а учитывая тяготение некоторых из них к Украине, превратит их в опасного противника добровольцев.

В день открытия Кубанской Рады в Екатеринодаре 1 ноября 1918 года генерал Деникин, призывая к единению, заявил о том, что «Добровольческая армия признаёт необходимость и теперь, и в будущем самой широкой автономии составных частей Русского государства и крайне бережного отношения к вековому укладу казачьего быта». Но, несмотря на это заявление, многие считали его обычной политической уловкой, поскольку Деникин всегда оставался сторонником «единой и неделимой» России. Также и по мнению П. Н. Краснова «генерал Деникин не имел ничего на своём знамени, кроме лозунга единой и неделимой России». Особенно обострились отношения кубанцев с деникинцами в связи с отправкой делегации представителей Кубани на Парижскую мирную конференцию. Основной задачей делегации было добиться признания если не государственной самостоятельности, то, по крайней мере, автономии Кубани.

В мае 1919 года проденикинское Кубанское правительство Ф. С. Сушкова сменил кабинет П. И. Курганского, выражавший интересы черноморской части казачества. В связи с этим отношения между Кубанью и командованием ВСЮР ещё более обострились.

Фактически деятельность кубанской делегации в Париже свелась, в основном, к двум меморандумам и частным беседам. Но хотя кубанская делегация на мирную конференцию допущена не была, выступления её членов и поданные меморандумы отложили свой отпечаток на последующие взаимоотношения между главнокомандующим ВСЮР и частью членов Кубанской Рады. Особенно обострил эти отношения договор, заключённый в июле 1919 года кубанской парижской делегацией с представителями меджлиса Горской Республики. По этому договору части Кубанской армии в случае нахождения на территории Республики должны были в оперативном отношении подчиняться её военному командованию. Как оказалось в дальнейшем, факт заключения договора кубанцев с горцами, направленный фактически против командования ВСЮР, оказался на руку лишь последнему.

После убийства деникинскими агентами открыто оппозиционного белым председателя Кубанской Рады М. С. Рябовола 27 июня 1919 года, выступившего в первый же день работы Южно-Русской конференции с антиденикинской речью, Радой была открыто провозглашена необходимость борьбы не только с Красной армией, но и с монархизмом, процветавшим в армии Деникина.

К началу осени 1919 года многие депутаты Рады вели энергичную пропаганду за отделение своей Области от России и, не стесняясь, бранили деникинское правительство. Они всячески подрывали авторитет кубанского атамана, называя его ставленником Деникина, и удаляли из высшего управления Кубанским Краем всех казаков, сочувствовавших идеям Добровольческой армии. И уже в виде открытого вызова белому командованию вели переговоры с Грузией и Петлюрой…

Для Деникина положение становилось чрезвычайно напряжённым, так как пропаганда, направленная против Добрармии и её командования, постепенно начинала проникать в ряды кубанского казачества на фронте. Обстановка на фронте, а также пропаганда вынудили Деникина пойти на решительные меры. И здесь, как нельзя кстати, ему пригодился договор, заключённый кубанской парижской делегацией с представителями Горской Республики. Последняя находилась в состоянии войны с Терским казачьим Войском, которому покровительствовало командование ВСЮР. Таким образом, договор, заключённый между Кубанью и Горской Республикой, мог рассматриваться как направленный против главного командования ВСЮР. На этом основании 7 ноября 1919 года генерал Деникин отдал приказ о немедленном предании полевому суду всех лиц, подписавших этот договор. Один из участников парижской делегации Ф. И. Кулабухов был повешен. Остальные члены делегации, боясь расправы, не вернулись на Кубань из Парижа. Воспользовавшись недовольством Рады, несколько её членов (почти все черноморцы) по приказу генерала Врангеля были преданы военно-полевому суду.

Войсковой атаман и Кубанское правительство не посмели, или, скорее всего, не захотели выступить в защиту Кубанского парламента, который, уступая силе, вынужден был внести некоторые изменения в кубанскую Конституцию. По ним упразднялась Законодательная Рада, функции которой передавались Краевой Раде, а также усиливалась власть войскового атамана и правительства, готовых пойти на подчинение командованию ВСЮР. Было заявлено и о том, что «Кубанский Край мыслит себя неразрывно связанным с Единой, Великой, Свободной Россией».

Но, несмотря на победу Деникина, одним из итогов этой борьбы стало оставление фронта казаками. Так, если в конце 1918 года кубанцы составляли 68,75% всех ВСЮР, то к началу 1920 года их оставалось не более 10%, что, естественно, не могло не отразиться на боеспособности армии Деникина. Таким образом, противостояние казаков (в первую очередь кубанских) с великорусским имперцем-державником Деникиным стало одной из причин неудачи всего антибольшевистского движения не только на Дону, но и на Кубани. Выставив 110 тысяч штыков и шашек, два года кубанские казаки проявляли на фронтах борьбы с большевиками нечеловеческие усилия, самоотверженность и непревзойдённый героизм. И два года их Рада должна была отстаивать своё право распоряжаться судьбами Края, отстаивать право на отдельную Кубанскую армию и противодействовать бесталанной политике деникинского правительства.

У кубанских командиров, воспитанных в русских военных училищах, к сожалению, к началу ХХ века оказалось полностью вытравлено всякое национальное казачье самосознание. (Нечто подобное мы наблюдаем сегодня, в начале XXI века, но уже не в верхах, а и внизу основной массы кубанского казачества). И в силу этого кубанское казачье офицерство оказалось в основном на стороне Деникина. При этом простые казаки вели борьбу за независимое государственное существование Кубани. Их атаман и командиры делали ставку на воображаемый политический гений русских генералов, а они добивались Казачьей Идеи свободы и независимости. Казачьи командиры стремились навязать казакам свои российские привязанности в имперском виде, они не считались с казачьим самоуправлением, они вместе с Деникиным заставляли казаков проливать кровь за великорусские интересы, они одобрили даже убийство деникинскими агентами председателя Кубанского правительства Н. С. Рябовола, они стояли преградой между казаками и всеми их возможными союзниками, они не остановились перед арестами и высылкой за границу членов Рады и собственными руками казнили честнейшего из них — священника А. Кулабухова. Но задачи, поставленные ими казакам, оказались нереальными и невыполнимыми.