Бесплатный фрагмент - Катехизис рисовальщицы

Когда рисунки создаются не ради развлечения или удовольствия, а несут в себе символизм, считываемый при внимательном рассмотрении и правильной трактовке…

По минному полю, или Бессознательное всесильно!

Когда я, абстрагируясь, смотрю на себя и свою жизнь со стороны, то в условном сознании моём предстаёт такая короткая картинка. «Шаг влево, шаг вправо — расстрел!» — командует жизнь через внутреннего цензора. А откуда же я знаю, что это «болотистое поле» и под каждой мохнатой зелёной кочкой-ёжиком ожидает «тикающая красавица»? И я иду, делаю сама шаг за шагом, и над моим ухом напевают: «По ниточке, по ниточке ходить я не желаю. Отныне я, отныне я не кукла, а живая!» И что-то совсем не смешно. Выбор-то небольшой! «Держите равновесие!» — слышу я сквозь пелену, окутывающую мой разум, и вижу себя уже над ареной цирка. А я и не знала, что умею ходить по натянутому канату, да на такой высоте! По памяти? На, как говорят, «автопилоте»? И я пройду, и мне начнут аплодировать. А я съеду вниз и поклонюсь до земли публике, а потом уйду за занавес… И мне будет приятно, потому что они счастливы и удивлены, обрадованы. А что будет со мной? В душе я грустный клоун, как Пьеро, и цирк мой кочует без меня — ведь я не ярок. Я не главный герой. Я одинок и печален. Я идеалист и мечтатель, романтик и сентиментал, одним словом, — невротик. А мой Кукловод так заботлив — ведь дорога пряма и строго обозначена, и надо лишь сделать своё дело максимально красиво, «профессионально», не отвлекаясь. Мой Кукловод — экстремал! Держит меня в тонусе -молодец! Нельзя расслабляться! Я теперь понял. Это опасно к тому же. Как всё просто! Просто иди, просто живи, и Само выведет, но с прямой спиной и не задранным носом. Хорошо, так и сделаю. Буду просто идти (по жизни). «По ниточке, по ниточке… не кукла, а жива я!»
Бессознательным контузило?! Видно уже как-то раз оступилась, да подорвалась! Но ничего… Из Ничего ничего не бывает?!
То ли ещё будет!? Ой-ёй-ёй!
За спиной! Подо мной! Предо мной! Ой-Ёй-Ёй!
Надо мной…!!!

Движение-рождение

Меня вытряхнули из кокона, и теперь я лечу! Как неодушевленная оформленная масса пластилина в папье-маше, как птенец в яичной скорлупе, как египетская мумия в пирамиде фараона, я жила в ожидании момента, чуда прозрения и появления на свет. И вот мой первый полет на помятых и хрупких от молодости крыльях — прерывистый и неритмичный, дрожащий и сбивающийся от дуновения ветра, — но полет! И я лечу в ароматах полевых цветов под палящим солнцем над летним лугом. И вижу небо над головой: голубое-голубое, жаркое, с плывущим медленно пухом облаков. Васильки и ромашки, колосья пшеницы, чабрец — каждый живет своей отдельной жизнью в созвучии общей гармонии и лета. Диагональю делит поле бегущий в ужасе заяц. Птичьи гнёзда в траве под ногами — осторожно, не наступи! Изумрудная ящерица ради жизни не пожалеет отдельного хвоста — на память! Уж, величественно держа украшенную с двух сторон жёлтыми пятнами отмеченных голову, спокойно пересекает твой путь. Щебечут жаворонки, юркнула полёвка!
Я снова в мире после искусственного оплодотворения — индивидуального творчества. Такая самостоятельная метаморфоза — «сделай сам»! Вот я и сделала. Вот и лечу! Куда хочу? Ну, уж точно не под сачок и не в коллекцию. Не прельстит и отдельная секция и успешного биолога лекция. Моя жизнь одним днём прокатится, ночью уж меня не останется. Я рождена, чтоб успеть солнцу песню любовную спеть!
И умереть…
Повезёт, может быть, с тобой встретиться, в нежном танце с любимым отметиться!
А потом всё сначала начнётся — ночью новый день обернётся и из праха мой разум проснётся: снова гусеницей поползётся, снова в кокон потом завернётся и опять мотыльком оживётся. Да и как не сложиться судьбе, если столько движенья во мне?! Через Смерть — к возрождению, и души и тела рождению!

Разочарованный и Страстно Стремящийся

Заводят люди диалог — ведь именно в нем они ищут душевной разрядки и подзарядки, встречаясь как плюс и минус, и их комбинации.
Когда-то Разочарованный был Страстно Стремящимся… Да налетела коса на камень и искорежилась! Теперь и рада бы распрямиться, да умелая рука потребуется в помощь, не боящаяся, что при не аккуратном обращение зацепится за лезвие, да кровью истечет, а ее ждать да ждать! Вот и нудит он, призывая к себе в душу заглянуть и изъян тот самый поправить, да «страх кастрации» мешает!
А время идет… Не щадит. Свое дело делает.

Страстно Стремящийся — идеалист-позитивист — верит, что он и его Сверхпомощь — одно целое; всё всегда с ним: будь то его собственная харизма или «что по крепче», Судьба, к примеру. И именно эта сила заставляет его перескакивать, и слету, и цепляясь, через множество барьеров, расставленных Жизнью на пути к целе-мечте! Да, можно неожиданно подскользнуться и упасть, и на время повиснуть… — и расценить это, как предупреждение: задумайся, так ли нужно это тебе теперь, или ты мчишь по этой дороге по инерции?! Может, это уже давно не самоцель?! Ты поразмысли еще, что тебя к тому толкнуло вначале и манит до сих пор, пока сам не надорвался, да других не загнал!?
Смогут ли они о чем-нибудь между собой договориться?! Ведь надо, а разговор на разных языках ведется!
И вот вам яркий пример дуализма!
Разочарованный ли заразит Страстно Стремящегося своим пессимизмом или негативизмом, или Страстно Стремящийся вольет в антипода «огненную воду» любви к жизни, идее, себе, наконец, и другим (как иначе?) ради торжества полюса плюса, против ипохондрии минусовых температур — человеческой агонии?
Вот и начнутся страсти-разряды в замкнутой цепи поиска смысла и истин — в процессе диалога!…
И пусть поначалу монологи будут вестись параллельно, без точек соприкосновения. Но они обязательно найдутся, потому что иные мысли заведутся, адекватностью которые зовутся.
Так необходимые обоим!

Мужчине-человеку, или Меж Гетерой и Музой

На Олимпе все по большому счёту равнозначны. Боги — они и есть Боги! Вне сомнений! Их мнимая борьба между собой — театральная зарисовка, не более. В сущности же каждый расслаблен и доволен жизнью. За других и, в особенности, за себя. Дуальная природа Гетеры и Музы — это не чаши весов, не маятник качели; это взаимопритяжение разнополюсных зарядов, как энергии. Здесь нет морали и печали, есть судьба каждой, каждого и всех вместе взятых. Как прерванное Колесо Сансары: из ада в рай, из ведьмакской старости к младости Юноны, из мрака смерти к торжеству и Свету!
Отрезок Бытия: здесь примешь ты, там жду их я. Познав, прочувствовав, потрогав, ощутив, — ты уже Миф! Бьёт током по сознанью. Ты — электрический заряд. Ты пополняешь новый ряд, усовершенствованных Богом!
Верней Богами, то есть нами. Мы неразлучны. Не будь тебя, мы были бы в печали. Мы смежные эмали. Мы — лабиринт, в котором ты постиг углы и грани!
Дыши свободней и живи, держи двумя ногами баланс невидимый в себе, как акробат на ралле. Слабее левая нога — доска идёт к вершине. Тенденция твоя верна — пусть будет день отныне!
Богу богово, цесарю цесарево. Одна сбивает с ног, другая на них ставит. Как тяжел труд богинь! Смотри, дружок, не сгинь! Аминь. А устоишь — проси! Не крылья, так сандалии!
Взобраться вверх и сесть средь тех, что лести в век не знали, не час тебя терзали, не устали и каждый вздох твой знали!? Быть на Божественном Пиру — вот это-то награда!
Когда ж окажешься в миру, зови меня из Ада! Я буду тому рада!

Музыка — магия Любви

Неся груз обыденности и печаль несбыточного на своих плечах, молодая женщина-славянка с бездонной глубиной синих глаз и великой мечтой в помыслах и в сердце петляла среди «человеческих мумий», также спешащих, ищущих и полуодушевлённых, по улицам родного города, грязного и унылого. Казалось, ничто не предвещало Чуда, но оно уже ждало. Её влекло к нему всегда, а ноги неудержимо вели к месту встречи почему-то именно сегодня. Ещё поворот, выход на широкую улицу, и её глазам посчастливилось впиться в живую картину невиданного и неожидаемого волшебства с жадностью жаждущего к источнику чистой воды. Собиралась толпа зрителей-зевак. Кто-то уже шарил руками среди диковинных индейских амулетов, выставленных на продажу. Девушка с неместным акцентом предлагала, улыбаясь глазами, диски и кассеты. На образовавшейся между музыкантами и толпой любопытствующих площадке лежал раскрытый футляр-чехол от перуанской гитары, мечтавший однажды стать ларцом с золотыми монетами. Национальная одежда, надетая поверх современных курток-пуховиков, смотрелась впечатляюще! Оранжево-красный фон её с чёрным орнаментом и бахромой был необычайно к лицу загорелым и кареглазым потомкам великих и мужественных инков, майя и ацтеков. Первые же звуки их музыки парализовали движения тела. Встретились глаза. Задрожали руки. Расширились зрачки. МИСТЕРИЯ НАЧАЛАСЬ!
И пошёл поток невиданным теплом Любви прямо в сердце! Реальность перестала существовать. Как временной кусок, выхваченный из Вечного, полный познанных тайн, мистических и сердечных, созерцаемых и прочувствованных; как Божественный дар от Анд, разносилось в округе звучание голосов удивительного облика чужеземных мужчин, и глубина их переживаний, отражённая в мелодиях и текстах ими исполняемых песен, была, впервые, созвучна с её собственной, ещё закрытой для неё самой. Казалось, души слились в танце Любви и Проникновения, и это давало такое умиротворение и блаженство всему её существу, что не оставалось сомнений в подлинности чувства и силе взаимного притяжения. Сопротивляться не было сил и желания. Течением Реки сносило всё вернее. Это явление позволило ей раскрыться для самой себя. Уходя в свой мир из мира Вечной души и музыки, она уже несла в себе живое своё сердце, и благодарности врачевателям не было конца. Раскрытие тайны духа и живой природы было передано ей глазами, провожавшими её, и знавшими о новой встрече. Вечная душа музыки и любви звучит в этом взгляде. Любовь сопутствует теперь ей. Конец её шлейфа держат руки этого музыканта и уже не выпускают. И это ещё незавершённая история, а лишь прелюдия. Всё возможно, всё ещё впереди. Магия Любви звучит в её доме уже который день, и она впустит его в свою дверь, лишь пробьёт их час…

Прибалтика. Путешествие

Звучал орган величественно, чрез века. Осеннее утро в Каунасе. Я хожу по городу, ловя тонкие вибрации: человек-локатор. «Людские облака» перемещаются плавно и хаотично. Булыжная мостовая. Скамейки в парке приглашают присесть и задуматься, отключившись от мира, погрузившись мыслями в прошлое, Вечное, личное. Много туристов. Словно представлено всё многообразие человеческого мира. Художники. Их одухотворённые лица всегда приводили меня в восторг. Движения у этюдника кистью — волшебство! Красивые глаза, красивые души!.. Я всегда мечтала однажды влюбиться в одного из них. В такого совершенного, что дух захватывает! Не сбылось… Картины — это дар, и я не хочу знать какой ценой. Пусть всё будет красиво. Не хочу разочарований. Всё понятно. Я всё чувствую, знаю, вижу. Не хочу!
Узкие улочки. Высокие стены центра Старого города. Готика. За поворотом — музей чертей, не пойду. Почти белое небо. Свежо, но душу греет мысль о «сопричастности к происходящему». Мне говорили в детстве, что «корнями» я отсюда. Возможно. Но не это важно. Замки Средневековья. Уже вижу Прошлое, сюжеты из жизни. Фантазёрка! Ничего не поделаешь! И себе роль выдумаю. Так интересно!
Удивительные литовские лица: холодная красота или безобразие, резкое и кричащее. Идёшь по кругу. Понимание этого приходит, когда снова дорога приводит тебя к костёлу — притягивает как магнит мелкую металлическую детальку. Я боюсь войти, словно могу что-то испачкать, поломать. Тело самоисключается, в костёл уже входит душа
и тут же возносится к своду. Паришь себе как ангел! Ощущения неземные! Хочется, чтобы так было вечно. Дух захватило! Я словно онемела навсегда, а вместо этого прозрела трижды. Идеальное состояние! Как во сне и наяву одновременно!
Вижу белые пионы. Они так чудесно пахнут! Капли нектара — в сердцевине цветка. Влажные тёмно-зелёные листья… Они шуршат! Какие плотные и холодные! Если сожмёшь один в руке, он захрустит. Рука окрасится охрой, и это будет знак в памяти зрения и обоняния. Видна каждая вена-прожилка! Чудо!
Я в белом лёгком невесомом дивном облачении. Оно озолотится лучами солнца. Какая красота! И это мне?! Спасибо… Чувствую себя Золушкой, над которой колдует Фея своей волшебной палочкой. Лечу! Лечу! Сносит ветерком, лёгким дуновением. Кто-то шалит?! Я никого не вижу. Где ты? По-моему, это всё-таки чёртик! Чёртик? Но что же он тут делает?! Как он здесь оказался?
Я очнулась. Что же это было?!
Я сижу на скамье и слушаю, как звоном колокола исполняют «Лет ит би» «Битлз», и не могу ещё ничего понять. Состояние такое, словно я задремала, и кто-то случайно, а может, и специально меня толкнул локтем, и я очнулась ото сна. Мне пора уходить. Не могу встать. Я не чувствую ног, словно сижу на качелях. Я их и не вижу, но на мне чудные красные кожаные башмаки с загнутыми вверх носами, как из восточной сказки, и торчащими из швов нитками. Такие новые и пахнущие краской, но такие устаревшие и совсем немодные. Я улыбаюсь этим мыслям, и вдруг по бокам обнаруживаю две удивительные девичьи косички с воздушными бантами на концах. «Вот это да! — восхищаюсь я. — Не знаю, что и думать!» Мне становится смешно. Я слышу свой и вместе с тем не свой смех и от звука его… просыпаюсь. Вокруг меня люди. Они что-то сумбурно по-своему мне объясняют, что-то спрашивают, рукоплещут. «Слишком много эмоций!» — думаю я и встаю. Беру со скамейки книгу и ухожу прямо по аллее от них, шумно галдящих и недоумевающих, куда-то туда, куда приведёт лестница, ведущая вниз. Наверное, к морю и «янтарным слезам»!…

Momento mori

Охваченные суеверным страхом и мистическим ужасом люди племени вагачо вереницей пробирались через сухие и колючие буреломы, неся на груди плачущих младенцев. Их полуобнаженные, смуглые и грязные тела были истерзаны шипами диких растений. Ноги спутывала цепкая трава, из ран сочилась кровь. Дети размазывали ее по лицу, вытирая слезы. Вулканический взрыв должен был вот-вот произойти. Земля дрожала. Казалось, скоро все рухнет в преисподнюю. Огромные глыбы и камни катились с грохотом сверху, бились друг о друга и летели в разные стороны, сбивая людей с ног. Сыпался песок. Пыль стояла густыми тучами над местностью. Она застилала глаза и ослепляла. Внутреннее самообладание, впитанное с молоком матерей, многих покидало. Страх становился мощным спусковым механизмом в деле самосохранения и спасения рода. Он мобилизовал ту часть сознания, которая была чисто человеческой, инстинктивной, но Боги гневались. Что могло быть страшнее и непостижимее?
Женщина, шедшая в самом конце вереницы, несла в пересекающей спину тряпице малыша чуть старше тех, что искали еще грудь. За руку она тащила лохматого черноволосого старшего сына, громко кричащего в панике уже даже не на родном языке. Казалось, ребенок тронулся рассудком. Люди уходили в лес, надеясь избежать гибели и кары. Каждый в себе монотонно молился. Гул человеческих голосов, выкрики вождя и других мужчин, подгонявших остальных и отстающих, плач детей и стоны умирающих, бессильных стариков, тут же падающих на землю в мистическом припадке, все более заглушались нарастающей мощью чудовищного грохота надвигающейся катастрофы!
Старые женщины, понимая невозможность своего спасения, слали проклятия, вознося руки к небесам. Некоторые были убиты за то камнями, некоторые судорожно тряслись в истерике или катились сбитые с ног по склону вниз. Размозженные тела уже никто не видел. Только единицам удавалось взбираться на спасительную соседнюю гору и бежать в лес. Напрягая последние силы, женщина с детьми карабкалась вверх по склону, цепляясь пальцами за каменистые, сыпящиеся стены. Тропа была слишком узка, чтобы идя спиной к скале, тащить за собой за руку второго, старшего ребенка. Она боялась того, что прижавшийся к ее сердцу малыш перевесит ее тело в сторону обрыва, и она, не удержав равновесия, упадет с ним в бездну. Старший ребенок кричал. Он не желал идти за другими. Он рвал ее руку на себя, и лишь чудом мать не упала. Его поступок разгневал мать. Она не видела больше в этом ребенке ничего, что напоминало бы ей об его принадлежности к ее роду. Он стал в ее глазах чем-то ничтожным, и в минуту осознания этого, она с неприязнью отдернула от него свою руку и кинулась вперед. Инстинкт заставлял спасать младшего из потомства, более ценного и беззащитного. Он смотрел на нее открытыми полными слез глазами, но молчал. Надежда не покидала лишь некоторых из людей, но другие уже хаотично бежали кто куда, совершенно обезумев. Взрыв вулкана слышался за спиной. Разломы платформ, неожиданно появлявшиеся на их пути, образовывали места выхода газов. Разъезжаясь в противоположные стороны, они убивали, сдавливая и опрокидывая, многих. Укромные места тут же превращались в места, где их настигала смерть. Горячая лава догоняла с огромной скоростью всех несчастных, погребенных в ней заживо! Крики, паника, смерть… пульсация сердца в висках, хриплое и сдавленное дыхание — шок сознания!
В тот миг, когда женщина оказалась у самого края, ее сердце казалось разорвалось: вот она — безысходность! Вот сейчас боги отберут у нее жизнь и погубят сына. Единственное живое и родное, что есть у нее, дышит и жмется у ее лица. Но разве можно бросить вызов стихии?
«Боги! Возьмите его!» — кричала она, обезумев, чувствуя, что лишь несколько мгновений есть у нее, чтобы попрощаться с сыном, что смерть уже подошла к ним вплотную. «Мы готовы умереть! — снова кричала она надрывно. — Вам нужны жертвы?! Он и я, как одно! Мы идем к вам! Что мы есть перед вами, если того хотите вы??!»
Она кричала в сердцах, но ни звука не произнесла вслух, только лицо ее нервно подергивалось мышцами и неистово горели глаза. Ребенок был слишком тих. Взглянув на него, она успокоилась. Зная, что сейчас есть лишь несколько слов у нее на сведенном судорогой гнева языке, она решилась отдать их сыну. Ласково коснувшись его головки рукой, она шепотом, едва слышно сказала: «Я люблю тебя, сын. Ты закрой сейчас глазки и увидишь сон теплый и ласковый, как я — твоя мама. Главное, что ты должен был узнать в этом мире — это любовь! И я всегда рядом! Мы с тобой и сейчас… умрем вместе!»
Надвигавшаяся лава была уже у самых ее босых ног и жгла пятки, жаром опаляла лицо. Другим потоком она сползала сверху, окружая кольцом. Медленно поглощая тела, находившиеся по-соседству, в адский водоворот реки-плазмы. Мать закрыла глаза, но сквозь веки видела, как ребенок исчез в красном горящем потоке, выхватившим его из ее окровавленных и истертых рук, и сожравшем дитя как утроба чудовища. В этот миг она умерла. Та часть ее духовного сердца, которая всецело принадлежала этому маленькому комочку из ее плоти и крови. Теперь она могла пойти вслед за ним. Ее миссия выполнена… Ее глаза были закрыты, и тело ждало своего поглощения. Губы шептали молитву, сбивающуюся в заклинание, но в этот самый миг все по неведомой мирозданию причине остановилось. И она вдруг услышала в голове своей голос: «Свершилось! Все, что жило, уничтожено!»
Она не верила своему сознанию, своим глазам и ушам. Словно острым копьем ей пронзило только что насквозь тело!
Ей оставлена жизнь?! Но теперь зачем??
Жизнь, оставленная ей, стала даром? Но ребенок?
Как простить ей эту неслыханную подлость богов, злую шутку злорадной природы? Прихоть этого бесчувственного чудовища, которое пожирало на ее глазах все и всех, кто был здесь с ней рядом? В этом месиве тел??
Нужна ли ей теперь ее прежняя вера? Эта новая свобода? Эта новая жизнь, омытая слезами и кровью ее младенца и старшего сына? Ей, как матери, женщине, и самке, бросившей и предавшей своего детеныша?! Сколько раз еще за эту никчемную, новую, ДАРОВАННУЮ жизнь она увидит эти глаза. Глаза ее ребенка, смотрящие ей прямо в душу! Невинные. «Зачем?! Зачем ТЫ забрал его? Ты хотел растоптать все живое в людях? А затем их самих?! Ты жесток! Ты не чуток! Ты нечеловечен! Ты не свят! Ты демон! Ребенок — он же был символическим смыслом бытия! Что же ТЫ „сотворил“?! Так значит, не в жизни и любви вовсе смысл, а страхе и смерти, способном убить любое живое существо сначала изнутри и превратить его жизнь в обуглившуюся ветошь?» 
— Боги! Вы правите миром! Мы перед вами ничто. Так что же вам еще от нас надо? Кровожадные изверги судьбы с не насыщающимся горнилом, пройти через которое и остаться невредимыми мы не в силах! Оставьте меня! Мне не нужна больше ваша «помощь»! Я проклинаю вас силой материнского слова! — так долго кричала она на скале, не замечая начала успокоения живой природной стихии.
Её «Бог» забыл о ней. Он давно считал ее мертвой и был счастлив, что облагодетельствовал её, но она жила, вопреки всему и его желанию также.
Человек и бог говорят разными языками и почти не слышат слов, обращенных друг к другу… Как глухой и немой. Разные духовные законы действуют для каждого нового уровня бытия и сознания.

А природа возрождалась. Поднималась из «руин». Старое же, пережитое, тлело и коптилось. Но женщине ничего больше с тех пор не грезилось и снилось. Ничего не сбылось.

Прах веет над землей. Он пыль, и мы им дышим…
Он — Смерть. И вот опять она властвует над миром. Она единственное, что каждому из нас гарантированно. Жизнь — лишь слабое ее, едва ощутимое, отражение — иллюзия.
Набросок истинного смысла: все тленно, и наше бытие (за коловратом снов и манны поднебесной, до сей поры нам неизвестной)..!

Хождение по Мукам Водолеи

Ходить с повёрнутой к спине головой по меньшей мере неудобно, а с вывернутой наизнанку — не к лицу! Да и что там показывать?! И на что смотреть??
Говорят, эксцентрики уже не в моде, поскольку успели наскучить своими неординарными выходками. Такое вообще возможно?!
А вы спрашивали: стараются ли они для вас? А, может, для себя? А, может, по другому не могут? А, может, их чудаковатый способ жить — обычный страх перед неузнанным миром? Не их миром?
Шуты и скоморохи, скороходы из Будущего — из Прекрасного Далёка!
Не вожаки и не ведомые, а простые умельцы создавать себя и своё представление — шоу экстремалов на фоне будничного дня! Просто так, бесплатно! И, ох, как показательно! Изобретательно! Удивительно! Замечательно!
«Акробатика ума» на канате между планетами! Вы видели? А слышали ли?
Не беда! И вас не минует час встречи с ними озорными!
А зачем? — «…чтоб расширить сознание и проникнуться сутью восприятия!»
Мы скажем: «Влезь в мою шкуру!» Англичане: «Пройдись в моих туфлях!»
По потолку ногами вертикально, да по горизонтали!
Вы такое видели? А что вообще вы видали?! А, может быть, что-то узнали? Что-то другое, неместное, и, без обид, очень лестное?!
Шишек вы набивали не от печали, а на ветке космической спирали?
Тогда поспешите учесть: что ради вас, а это честь, мне нужно в облако влезть, всё изучить и пролить — жажду всех нас утолить водной струёй из графина — знанием исполина! И тогда вас не станет пугать то, что снова хочу я узнать. Вместе идём мы за Будущим, Прошлое вслед волоча, быть лучше истинно ищущим, чем жизнь свою клясть сгоряча! Ча-ча-ча..!

Я буду ждать тебя!

Из последних сил души, из последних стуков сердца, из последних слёз и грёз я буду ждать тебя!
Во имя тебя! Вопреки..!
Твоё проявление чрез лазурную голубизну бархатных волн неба навстречу мне! Трепетная мелодия в биении моего сердца кладёт ступень за ступенью к твоим ногам. Шаги… Я жду их. Вслушиваюсь, слышу. Приди же! Любимый мой…
Колышется Забытие… Зеркальное отображение любимых глаз сквозь прозрачность столетий!…
Я жду тебя!
Шаг за шагом… Тук-тук…
Секунды. Тонкие вибрации. Миражи. Неземное Совершенство! Красота! Мгновение. Лик!
Кристально-светлые слёзы. Руки к небу в молитве! Колени в кровь!
Люблю! Где же… ты?
Я жду тебя!
Сквозь «асфальтную смерть» — к Свету! Маленькая и всесильная былинка. Сквозь себя саму. Срываю земные оковы. Лечу к тебе!
Плавно… Стремительно! Ввысь!!!
Грёзы сквозь слёзы… Я жду тебя! Жду тебя! Жду…

Жизнь…

Жизнь — это твой выход, сцена, твоя роль. В юности ты, как актёр — студент, пробуешься на главные и второстепенные с удивительным энтузиазмом первооткрывателя. Поиск, мечта и её воплощение — вот они, заветные. Но однажды, всё-таки, ты и не успеваешь понять когда, да каким образом, а лицо становится маской: «Ранний театр» эпохи средневековья. Твоё лицо — мимическая маска — оттиск несовершенного обличия: ты действительный и сущий. Это печать твоих духовных исканий. И к этому гриму ты уже имеешь побочно и роль — главную роль твоей жизни, если ты это вовремя примешь.
Настало время «заката» прежней «актёрской» труппы, предшествовавшей, «разогревавшей» публику. Теперь выход твой! И ослеплённый в свете прожекторов, под взглядами разноликой толпы зрителей и, может быть, почитателей твоих заслуг и талантов, ты впервые стоишь с ощущением выброшенного из уютной люльки младенца. Вот оно — ощущение расставания с юностью и… теорией! Вот оно — начало твоей жизни: работа, практика, отчёт! Безмолвие тишины и чувство немоты. Шок. А что делать?! И тогда ты представляешь себя Иисусом, взвалившим свой крест себе на спину, и ещё, по меньшей мере, пару святых мучеников вспомнишь! Поиск и идентификация. Выбор. Что мне больше к лицу? Какая важная (главная) роль моя? За что я получу дивиденты и аплодисменты? И к уже существующим натуральным морщинам ты чувствуешь необходимость добавления пары новых штрихов для точности передачи нового образа. Игра начинается. Новый старт. Запуск! Идёт продолжение протягивания троса жизни. Распутывание клубка от начала до конца, от зачатия к смерти — итогу, финальной сцене, поклону, заслуженным цветам и опущенному занавесу.
И никто не знает, что будет за ним …?

Как только?!

Поражают человеческая глухота и незрячесть, глубины душевных пустот, дыры сознания, немая покорность и обезличенность, глупость!
Испокон веков инакомыслие каралось. Жестокость и изощренность методов потрясают, бросая в ужаса озноб. Как можно позволить мыслить иначе да еще, не дай Бог, во всеуслышание?! Вопрос: о каком «боге» идет здесь речь?! Как страшно потерять контроль над сознанием других людей, свою власть, свою фальшивую сущность увидеть! Неожиданность такого рода слишком опасна — можно тронуться рассудком, поэтому проще и вернее всего того самого иного объявить сумасшедшим, нежели себя самого самолично в тишине закулисья. Он, не я, опасность, он — враг! Его необходимо сгноить во что бы то не стало, уничтожить!!!
Так и сейчас, появись человек просто ДУМАЮЩИЙ САМОСТОЯТЕЛЬНО (даже не ярко), ищущий дорогу сам, вне общественной идеологии и морали, как клеймо психотика ему обеспеченно пожизненно! Он другой, а это означает, что он враг и угроза «стабильной жизни». Опять всплывает тревожный сигнал, и робот-киборг настраивается на истребление: госмашина — в работе. Ее Молох жаждет поглощения! Металлический скрежет напоминает ужасы ада, но это реальность, а не «мифология», в которой они с потаенным страхом и массово-коллективным сознанием еще за компанию, за рюмочкой, имеют «счастье» усомниться. Вместе все же не так страшно, а вот по отдельности вряд ли можно что-то из себя представить. «Я паршивый, ничтожный червь на теле человечества!» — эта мысль не допускается никак, но всегда присутствует на задворках сознания и гложет. А вот и изгои, которых не прельщают ступени в иерархии власти. С перекинутой через плечо котомкой, вином и хлебом ходят они — прототипы Богочеловека, -любуясь красотами мира, плавая в теплых волнах внутреннего моря, отражающего Божий Свет и Любовь. Идеалисты поневоле, по случаю?
Но все ли так безмятежно? Что пишет Автор по сценарию далее?
Отступники среди них тоже есть: те, кто усомнившись в своей силе что-либо изменить, впали в порок, не долго думая и мучаясь совестью, избравшие Путь Наказанных. Сорвавшиеся все же в пропасть. Поселившийся в них «вирус» и ведет их в застенки психбольниц. Знание принимает искаженную форму. Почему-то зеркало отражает исписанный лист бумаги задом наперед?! «Заблудшие овцы» опускаются до уровня животного, выбрав пастухом сатану. Их собственная незрячесть, фальшивость образа себя послужили тому, чтобы далеко по Пути Праведному им не удалось зайти. Они оборотни, лжеучителя, сектанты, дети страсти и порока, рожденные во грехе и не имеющие реального шанса по собственному выбору. Их оружие — ложь, ее количество и масштабы. Они искушают, сначала играя в это, позже уже сами не видят, как, заигравшись, переступили черту (к черту!?). Осознают, тоже станет страшно за свою шкуру — инстинкт дело не наживное! Соблазняя души встреченных на своем пути, как дьявол, испытывают почти физиологической удовольствие от опорочения других. Манипулирование сознанием, демонстрация (слышим ли в слове: «демон» и «монстр») власти, нажим и устрашение — их методы. За зло они получают равноценную плату: нелюбовь, отвержение, отторжение, пустоту — как в том самом «мифе». И есть ли смысл в нем теперь усомниться?
В брожении сточных вод, грязи бытия тонут они, живя в реальном аду, теряя надежду на возможность спасения. Метафоры знакомы: тянущиеся руки — ухватить покрепче и затянуть в трясину вслед за собой и вовсе не к Свету, как обещалось!
Искаженное сознание детей антихриста ужасает, как и их бездуховность и методы истязания-завоевания душ и тел чистых праведников — единиц из массы — стада зомбированных «овец», методично пережевывающих информационную «пищу», не вникая в ее содержание и преднамеренность, превращающих свою жизнь в производство «отходов», удобряющих зловоние бытия среди себе подобных «братьев по разуму и несчастью» и власть предержащих. Но вымрут ли «святые»? Те «киты», на которых держится все еще наша земля? На их согнутых спинах! И лица, обращенные к земле их, смотрят в небо, в заоблачную даль, навстречу восходящему из-за тучи солнцу. «Отче!» — обращаются они к небу безмолвно и в почтении склоняются пред Ним на колени. И «солнце» исцелит землю (куда деваться и в какой уж раз?!): пройдет дождь очищения или настанет засуха-истребление того, чего не должно быть на земле (как думают идеалисты, этически ориентированные). И их жизни, как исключение все в том же старом правиле, предстанут знаком для других, опомнившихся от забытия и сделавших шаг вперед из шеренги рабства и унижения, с застеленными фальшью разного рода глазами живущих людей (не позволяйте себя дурачить!), переставших быть искусственными инвалидами без слуха, зрения и речи, без способности идти по Пути Прави, как завещали предки, веря в разум сынов!!!
Если ты видел и не помог — ты ослеп! Если ты знал, а не сказал — ты стал нем! Если ты слышал, а не пошел — ты оглох! Если ты мог, но не стал — ты обездвижен!
Осознай заново то, что знаешь в глубинах души. Лечи душу, «да будет…". Как только!?


P.S. Думать и даже спорить не вредно, но всегда стоит напоминать самому себе гениально-правильную фразу большого ума: " Человеку свойственно ошибаться». История тому подтверждение! Жизнь каждого из нас, если вдуматься, тому подтверждение! И «мыслю, значит существую» — единственно то, что необходимо делать наедине с собой, живя!.

Хищницы не биологическая сущность, или Математика самообмана

Поиск доказательств не прекращается. Идут года: лето сменяет весну, весна — зиму, зима — осень, осень — лето. Круговорот событий властвует безраздельно. Вечное движение биологической, симбиотической, жизни! Духовной! Вспять… Я стою на смотровой площадке и впитываю картину города. Мне бы хотелось к нему хотя бы привыкнуть. Адаптация к ареалу обитания. Столько лиц вокруг! Судеб, имён… Истории жизней с продолжением в детях. Я хочу понять, как они живут. Чем наполнены их головы и сердца. Иногда я чувствую себя «белой вороной». От того, что белой — нелегче! Пытаюсь приспособиться. Мимикрия! Лучше бы я была куклой в театре. Было бы честней! Не шутом и не принцессой, не русалкой и не доброй школьницей, а кем –то не безликим, но и не особо себя выпирающим. Нейтральным с тенденцией к положительному, как цветок или божья коровка. Возишься себе такой маленький, симпатичный, радуешь глаз (и собственный тоже, а почему нет?), имеешь свою долю любви — снисхождения — умиления, и всё. Но мы не насекомые! Всё ещё чего-то надо (дотянуться или подпрыгнуть не иначе как до небес)! Роли второго плана — обман зрения и обоняния. Вашего? Не верьте! Вожаки формальные и неформальные — перед вами, смотрите! Замаскированные.
Идёт охота хищников разных видов. В этом параллельном движении мы «гармонично смотримся». Каждая из нас ищет «что- то» своё. Их сумма делится на общий знаменатель — интеллект. Подводится черта под результатами поисков или перечёркивается всё одной сплошной линией. Расчёт и рассчитанные. Игры в «кошки — мышки». Математика самообмана! Лже-школа жизни и выживания! Бесплатные уроки судьбы! И мы — вечно зелёные растения — стараемся впечатлить… размахом пахнущей хвоей веток! И фотосинтез не для нас! Мы размножаемся «с помощью птиц», точнее скажим «орлов» — «залетели!» Все выкладки умны и безупречны. Действия отточены и целенаправленны. Результаты опытов и экспериментов уникальны и неповторимы. Но «пятёрок» за это не поставит никто. Нобелевские премии пройдут сквозь пальцы. Комбинации плюсов и минусов дадут приблизительный ответ: может, да, а, может, нет. Для каждой своя дичь–приманка, тактика–атака. Исход не всегда предсказуем: «жертва» может неожиданно напасть! Соперничества нет. Союза быть не может. Есть «мирное сосуществование видов во время засухи у водопоя». Остановка во времени, кажущаяся Вечным Путешествием к Источнику из исходной точки по кругу. Вот она тайна совершенства Бытия и жизни — цикличность развития. Но где же лестница, чтобы перейти на новый виток? Ты видишь?! Допущена ошибка в установке заданной цели или искажено восприятие? Автоматика вышла из строя? Заклинило? Остановка развития. Метод неподходящий? А может облик? Тебе помочь?!
Ищем. Рыщем. Звереем. Охотимся. Сжираем. Спасаемся бегством. Атакуем. Плодимся. Резвимся. Сами собой едимся. И снова бежим: от линьки к линьке, от весны к весне, от себя к себе — к предыдущей стадии развития! А зря!





Чужое платье

Каждая девочка с особым счастьем в сердце и радостью в глазах кружится перед ещё бабушкиным трюмо с огромным и «удивительно правильным» зеркалом в мамином платье, бусах и «безумных» туфлях на квадратном каблуке, мечтая о будущем успехе киноактрисы, модницы, разрушительницы сердец, не зная и не задумываясь о трагической правде разоблачения собственной жизни, даже став взрослой. Навязанные с детства окружением семьи чужие мысли и способы действий делают её жизнь иллюзией и самообманом, и очнуться от блеска соблазна и фальши почти невозможно самой. Повезло той, которой добрый волшебник показал действительно правильное зеркало, а не подобное тому, что было в Королевстве Кривых Зеркал. И тогда она упадёт на колени перед собственным отражением и впервые увидит в нём куклу Суок, а не себя и свою душу: настоящую девочку, красивую девушку, добрую мать, счастливую женщину. Хорошо, если ещё не поздно, и стрелки часов можно уговорить на небольшие уступки (Королева Времени ведь тоже в женском облике! Она поймёт!). Спеши!
И как в «обратном кадре» отматываешь ты кинофильм из ошибок и поступков, бед и несчастий, мелких радостей и обманчивых побед к той самой первой сцене у трюмо с огромным и «удивительно правильным», как казалось раньше, зеркалом. Зачем быть кем-то? Жизнь по чьему-то «величественному» повелению — это не твоя жизнь! Вернись в реальность и возьми своё девичье платье: невинное, искреннее, наивное, милое. Ведь это и есть ты! Именно ты и только ты!

Разбросанные берега

На полумесяце качалась пятиконечная звезда…
Но сколько времени осталось, чтоб развязалася война?!
Шар завертелся с новой силой
планеты этой голубой, а святость вновь не попиралась безумной, зверскою толпой?!
Ногой растоптано Писанье, ветер гоняет воронье — Разве такое оно было, виденье счастия твое??
Нет, не бывать тому вовеки!
Вспять направляется река!
Как разлученные вы дети, разбросанные берега!
Земля грохочет, стонет, ждет, когда отродие умрет!
Верните детям Палестину!
Хлещи кнутом свою скотину!
Песком и пылью заткнут рот. Мертвец в повозке воду льет.
Сухое древо оживет!…

Лира для кумира

Уста вкушали сочные гранаты, глаза светились — черные агаты; к исходу шел ленивый день, курились фимиам и ель.
Султан в шелках пурпурно-алых
позвал наложниц чуть усталых
от солнца знойного лучей. Фонтан играл, журчал ручей!
Мозайка светится в огнях, сидят вельможи на коврах. Над сазом сладостно дрожа, изнемогает тюркская душа!…
Излить печаль под переливы струн
мог и китаец, и араб, и гунн. Надменной власти эта лира всласть!
На то она и деспотическая власть!
Сосет паук из мухи кровь — не дрогнет даже мышца, бровь!
Питаясь паствою своей, баранов пествуя в людей, и старый пес стал еще злей
придворной свиты преданной своей.
Всегда ж появится блоха, что щиплет волка за бока!
На паразите паразит: один уж сыт, другой — убит!

***

Вживаюсь в этно я всей юною душой, Колдует флейта не случайно надо мной!
Какой восторг!
Каков расслабленный покой…
Колышет тело он волной!…
Бегу вслед за тобой стезёй, неведомой доселе, надеясь еле-еле…
Стой!
Останови повозку, музыкант!
Каков от Господа дарованный талант?!
Сойди на площади центральной, заиграй!
Ты покажи нам, смертным людям, рай!
Заворожи мелодией смелей, не закрывай пред душами людей
поток божественной гармонии — любви и
цвета полифонии!

Полон — полог…

Ты уехал, и время помчалось ни то вспять, ни то на новый круг; по спирали, с невиданной силой, обливаясь от зноя и мук. Я спешила ментально по следу, не хотя отбиваться от рук, затворив окна башни гарема, бросив лакомства, верных подруг.
До конца самого сего света — ты и я, — как укажет нам Бог?
Эта истина мне невдомёк…
Пойду рядом ли я, иль поодаль, за собой заметая следы, Знай, что имя твое, словно полог, за спиной застилает версты. В драгоценных камнях расколяет солнце белое нежны персты…
Мать моя пусть слезу утирает — сожжены уж за мною мосты. Предала ли родимую? — Нет. «Божья Воля на то!» — мой ответ. «Фатум!? Рок?!» — скажешь ты. Ты не прав: был у агнеца волочий нрав!
Вот и к стае прибилась своей, — одиночек в душе, — разумей!
Полон — полог, закрывший до края
мою новую женскую суть. Но не знаю другого я рая — к мужу милому сердцу прильнуть!
Говорю я тебе, не скрывая, что хлебнула от края до края, эту правду всем сердцем любя. И иная судьба — не моя.
Хоронить не спешите меня — ведь сильнее я день ото дня!..
Стопы, словно по углям, шагают, рвут никаб мой пустыни кусты. Змей позёмка меня не пугает, не ношу я в полоне кресты. Бирюза моих глаз открывает, то, о чём не забудешь и ты!..
Злато россыпи жарких песков…
За твоим караваном — пешком!

***

Любовь случается, пороки остаются. Они так мерзко где-то рядом вьются!
И все ж упорно не сдаются!
Напрасно кварцем истребить
сиих микробов вы стремитесь — они вам шепчут тут и там: «Резвись! Молись! А тут запритесь — не стыдитесь!»
Еще минута, и рывок: вас рвет на половины!
Давно ли были, как дитя, и вы в любви невинны?!
С Платоном пели красоту объекта вожделенья. С де Садом сечь стремились плоть — воистину, в спасенье!
Любви наряды примерять решались постепенно. Так доводя до исступленья, вас погружал порок в забвенье.
«Кто следующий?!» — смеется он, раскладывая сети. Кому-нибудь да будет звон, другим — кнуты и плети!
Взамен любви предложит он не золото, а кучку меди: вас отведут к Миледи. Но будете ли вы юны, как прежде, на рассвете??!

***

Король любил младую деву, а в замке старом был покой: не слышал больше люд простой
шагов несущих королеву. И резвый конь ее, гнедой, треся лохматой головой, оставлен ныне на постой.
Благоухают слаще розы
внизу под арочным окном. Дождем прозрачным поливает
грохочущий над замком гром.
И устремились ваши взоры
к двери таинственной особы. Ее увидеть все стремятся, но ускользает лик ее, поэтому ее боятся — так неизвестен здесь никто.
Очарованием порока
покажется она ему, и ни единого упрека
не всколыхнет ночную тьму!
И спросит он себя потом: «За что мне послан этот сон?»
Но стоит ли себя терзать?!
Учитесь Счастье принимать.
А ежели оно из ада, то так вам, прихвостням, и надо!
Бессилие признать боитесь — да друг над другом все глумитесь!
Так тешьтесь миром и дарами, покуда будут они с вами!

Рыцарю

Мне не придумать слов, чтоб описать тебя. Заведомая льстивость фраз отвратна. Порой жалею, что не обладаю я, всей выразимостью известной пантомимы — оттенки чувств едва ли уловимы!…
Сумбурны, бурны, страстны, не напрасны…
Опасны, заковыристы, легки…
И не была бы столь несчастна, когда б не быть подругой мне тоски.
Она томит, уводит в дебри страхов, лишь изредка напоминает путь, что Вы, мой рыцарь доблестный, без ахов
готовы всем пожертвовать и латами блеснуть!
И знаю я, что не сойти с пути мне, когда Вы обнимаете, в груди
я чувствую неслыханное что-то, что скроется, и не видать ни зги.
Ах, мы, холодные принцессы, с замершим сердцем, таем лишь весной. Инсайты, прочие эксцессы порой нагрянут
вихрем иль Судьбой!

О чем-то ином

Ива плакучая листья роняет, водная гладь неба синь оттеняет. Шепчет камыш монолог неизвестный, лес вдалеке поредевший, чудесный.
Манит загадкой глубокая заводь, рыбы в круги словно в кольца ныряют, блеском метнув красотой чешуи, где пробежали златые лучи.
Лавки вдоль берега рядом присели, но диалог завести не посмели. Люди пришли, взявшись за руки. Мифы вернулись в прибрежные звуки.
Кажется, будто бы леший стрекочет, русалки стыдливо друг друга щекочат, но, пролетая, поют журавли: «Ваши видения иллюзии»!
Мысли меня с этих мест не уносят, может о чем-то сознание спросит?
Где-то и я обитаю в земном, изредка помня о чем-то ином

Мой Новгород

Для каждого сердца близка та эпоха, в которой однажды он осознал Бога. И пусть говорят: «Реинкарнации нет»!
Но сколько постиг Знаний наш Белый Свет?
Я Странник, пришедший из Древности Дальней. Я видела символ на небе Сакральный. Мне Чудилось, будто бы где-то за лесом
мой предок повержен безжалостным бесом.
Пред взором моим на пахучей земле
вставал в лучах Солнца Град лучший из всех!
Булыжником Путь выстлан прямо к ногам. Я сяду на трон, средь вельможных дам.
Мне править Судьбой жребий выпал страны. С рождения люди не стали равны. Дай Бог мне постичь этот странный народ, стоит предо мной вольный Новгород!
И трижды я вижу все этот же Сон. К чему он мне снится? Вновь слышу я звон!
Я словно вернуться желаю туда. Омой мою душу, Живая Вода!

Была ль — не была?

Я вдруг представила, что меня больше нет. Только дух мой блуждает по свету. Мне никто не подскажет ни путь, ни ответ, почему меня здесь больше нет?
Что я делала здесь? как жила? с кем блудила?
Посмотри, как свежа, зелена и могила. Я подножки такой не ждала от судьбы!
А она с нами, знаешь, уже не на «Вы»!
Что ж, Господь коли так повелел, кто перечить ему вновь посмел??
Здесь не спросят тебя о желании твоем, заберут навсегда пусть не ночью, так днем!
А потом, после яркого светлого сна, я скорее всего буду тоже одна. В Час свой, Судный, Господь призовет, и тропинка в туман меня вновь уведет.
Коли будет он паром кисельной реки, распахнутся все двери, обвиснут замки. Я склонюсь, как трава, у Господней руки, не узнаю себя в отражении реки.
Кем была я? и я ль то была?
Никого ли я не предала?
Не забудь обо мне, Ангел белы крыла!
Про мои и дурные, и чисты дела.
Не покинь меня, а удержи. Пожалеть меня ты поспеши!
Может ты знаешь лучше меня, как страшусь я и ночи и дня

Человеческое

Мгновенье замерло. Возможно будет шаг. Анализирую: жизнь мне оставит взмах
роскошных вееров — творения дивных птах. Такие перья будут на моих руках!
Но не измерено, каков судьбы запал. Канат вибрирует — аплодисментов шквал!
Сосредоточенно исследую я путь, ведь не свернуть с него
и даже не вспорхнуть!
Скольжение подлое под гибкою ногой — ныряю, подлинно, в пространство с головой!
И вдруг с секундами я ощущаю бег, была в сомнении: теперь — я Человек!
Как больно падаем с назначенных высот, Сизиф работает — в беде не одинок. И глыбы давят нас из собственных грехов, а крылья падают невидимых основ. И, может, верится, однажды повезет, туман рассеется, и человек взойдет
к вершине истины, запомнив опыт свой, и поколениям явив пример собой!

Дивчина с Украины

Пан Кшиштоф пригласил на полонез, но отказалась наотрез дивчина с Украины, пред взором чьим невольно так предстали вдруг равнины
Восточно-Европейской полосы…
И косы, и венки, и лютни…
Свиристели, что над родимым краем, размыв крыла крестом летели!
Стога пшеницы скошенной, да хлопчик-босоног, казак донской, да дед родной, направленный в острог.
И крынка молока, и ломоть хлеба на рушнике, расшитом мамкиной рукой; Да белы облака, да лента неба, зеркально отраженные рекой.
И Лавра, Днепр, и Киев, и Десна, и ранняя весна, и яблонь цвет — Христов завет…
Крестьянки снедь — за грош и медь?!
Не продается девичья душа, хоть и Европа тоже хороша!

***

Шпион — дурак, попал впросак!
На маскараде, как в аду, плясал дурак не под дуду, а на расстеленном ковре, вязали сети змеи где.
Так наказал его король — ведь он забыл придворных роль, не отозвался на пароль; Забрался в тронный зал и размечтался, так с головой дурной чуть не расстался.
Бокал вина сместил рассудок, поднимет вряд ли теперь кубок
советник, взявший протеже, не скомороха, а уже
опального… шпиона, скучавшего у трона.
Врасплох застигнут он,
не откликается на звон…
Хлестать его в протяжный стон!
Из дома в дом шел оклик перегудов…
А сколько будет нынче пересудов!?
Не пей, дурак, на службе!
Будешь в дружбе!
Да не узнаешь о нужде, беде — нигде!
Не ткнут тебя лицом прямо до лужи
надменные вельможи да пажи, И будут на ковре тогда ужи, Ты только уши снова развяжи!

***

— Я видела очей его пронзительные искры, улыбку полную злорадного ехидства, и раздавался эхом страшный хохот — гипноз для воли и ума, -и его шепот, когда обрыв манил меня взлететь!…
А лунный диск в зловещем соло с ним блестал невиданным оттенком злата!…
Что было то?! Виденье сна сожителя теней 6-ой палаты?!
Заплаты клеток на лице окна
играли с ветром в мелодичном звоне. И слышала, казалось, я одна
минор в потустороннем громком стоне!
А по соседству, как волна, скользил вдоль лужи Чёрный Кот
с клоком шерсти на шпоре… 

— На шторе труп его ты не найдешь с утра. Наш Ученик за Мастером шагает в лунном свете, неся ключи от тайн и от замка, в который вход открыт
чрез зеркало в кроваво-красной зале, сокрытой от «профан»
за роскошью Мадам-Судьбы вуали!…

Денница

Порой мы поклоняемся иллюзиям: созданьям эфемерным, колдовским. Бог знает, привести к каким коллизиям
мог дьявол своим гением мирским.
Побойтесь Бога! Очарованность забудьте
искусом внешним, внутренним грехом. И с Ним лишь только рядом будьте, подобранные Ангела крылом.
Сорваться в пропасть, испытать полет тот — помилуй Бог, и душу сохрани!
Зависимость свою сотрите
из ген, из памяти лишь милостью мольбы.
Того Господь полюбит и поддержит, кто просьбою к Нему не пренебрежит. В предутренний и сонный час
готов внимать Он каждый раз. Чтоб паутиною греха
не спутал вас наверняка, как муху, крови жаждущий паук, — доставить ей сто сотен мук
стремящийся, Денница. Людского рода ты одно несчастье и убийца!

Кощун

И на кого же мы похожие, погрязшие в болоте многобожия??
Не внемлим мы устам пророков, искоренявшим древних богов!
Изображенья личных страхов
запечатлялось в этих знаках!
Свергаем идолов и ставим, крушим, возводим, мыслим, давим!
Кого ж мы славим??
Единого Творца забыли, в невежестве своем застыли, как истуканы и болваны, — не видим мы души изъяны!
Вождей себе мы избираем, религию ногой пинаем. Незнаньем сердце затворяем
и медленно в гроб загоняем
изгоя жалкого — себя, не веря, не надеясь, не любя!
Лишь славя эго и его, того, кто к нам стоит давно
спиной, припрятав злобный лик…
Как многолик! Как многолик!
Чудовищен! и анимичен!
Бессовестен и неприличен!
Кощун неистовый, хмельной, смеется над твоей судьбой!

***

Струится лето вместо света, Бежит журчащая река. Кружат пески водовороты, Бодрит прозрачность воздуха.
Алмазы слез дрожат в пионе, Сиренью дышит пышный куст. В лазури все, и все в неоне. И двор умыт и снова пуст.
Хрустальный мост над облаками
расписан щедрою рукой, и солнце пылкими руками обьяло зной —
И был покой…
«Тебя лишь не было со мной», — пион вздохнул, упали слезы, которые достались розе…

Песочный бог

Полупрозрачная струя песка легка!…
Как на ветру, вибрирует она, в стеклянной колбе отмеряя время!
Уничтожая прошлое лишь в миг
из памяти запятнанной сомненьем…
Исход видения запечатлен в картине, рисующей остатки бытия, как умаление прошедшего в том мире, в преддверии распахнутого дня; о будущем и измененьи мира, его эскиза и любви огня — внутри бессмыслия пока еще живя!
Но вот, глазам своим не веря, ты видишь, как песка невидимая нить
в мгновенье прекращает жить!
И появляется стремленья пирамида: суть — будущее в ожиданьи рук. Не стоит призывать к мечте Аида — царя темниц, потусторонних мук. Ты в силах изменить свою судьбу
лишь кисти тонкой в воздухе движеньем!
Так не рисуй иероглифы на лбу, а запасись недюжинным терпеньем!
И воплоти иллюзий круговерть
в реальность, на которую смотреть, ты будешь, затаив дыханье, и с сердца стуком замираньем, собой внушая образ созданного бога, лишь в нем твоя опора и подмога

***

Ребенок дремлет в колыбели, Тепло окутало его. И солнце светит еле-еле, лучи струятся на чело.
Его лицо умыто небом, ресницы глаз — наш юный сфинкс!
Задуманно все Божьим светом, один лишь раз!

Таинственно твое явленье: Загадка жизнь — придешь в сомненье. Но ты держись начальной цели — голубки к небу возлетели!

Паяц

Когда горят прожектора и в свете рампы он блестает, никто и не подозревает, как грустен может быть паяц!
Наедине со своим миром — миром растерзанной души — он в зазеркалье персонажей почти общается в тиши
с двумя, с тремя и всеми сразу, не усомнившися ни разу в том, что они не миражи.
Его безумства — эти грани — его безмолвные пажи
окажутся не так страшны; Все страхи, все разочарованья ему покажутся смешны, Когда бы были те моменты, что сердце греют как костры!
Он за кулисами один, в ушах шумят аплодисменты, а вспоминаются ему у речки тихой лишь моменты

***

Иисус, Господь твой, в одеянии белом
стоял над дремлющею плотию моей. Взор сути внутренней за гранею своей
с восторгом созерцал явление, и трепет сердца оживлял сознание
так медленно, как проникает в кожу спицы сталь.
А наживляющая нить — то, что никак не объяснить!
Возможно, мыслеформа вразумления. Та самая, что подарило Господа явление.
Касание Его к душе произошло, и вверх она внезапно потянулась, приветствуя Создателя себя!
А я в поту физическом очнулась, ища причастия за поволокой
будничного дня…
Искры Святой от Божьего Огня!

Зарисовка на злобу дня…

Я Дон Кихот с отломленным копьем. Мой Санчо, мы опять вдвоем!
Ты, знаю, можешь взять меня живьем, но песня будет не о сем…
Сражение с тобою не возможно — сознание меняется так сложно!
А, может, ложное приходит время, напрасно ставлю ногу в стремя?!
Лечу на мельницу и жернова, как эта повесть не нова!…
##########################################
В стране невидимый звучит набат, и голоса, идущих в ад; и шепчет враг, сомкнув уста: «Дорога к пропасти — пуста!»
Безлюдие глухое…
Да ветер скатится по крыше — Распятый, ангел — снова в Высе!…
#############################################
Мы раскачали лодку!…
К берегам каким
направятся ладьи, и чьи слезами
дети обольются?
Когда же Бог
даст шанс очнуться??!…
#############################################
Я наблюдаю панараму
через окна пустого раму.
А суетясь, тасует карты, играя судьбами людей, едва ли видимый злодей.
Давай! Подбрось еще идей!
Не собирем потом костей!…
Метла метет, дворник идет, в окне напротив кофе пьет
интеллигент, а лысый мент
был вотрезвителя клиент!
Мальчишки снова подрались, влюбленные в любви клялись…
Кричала женщина: «Заткнись!»
От старца внуки отреклись.
Сгустились в небе облака: не моросит, но лишь пока.
Я отвернулась и молюсь…
А позже тоже расстворюсь
среди сует мирского ора, не напевая песни хора.
####################################
Лютеране, лютеране, как мошки дохлые в стакане!
Воды вам чистой не налить, не выловить, да и не слить!
Расковыряв мозги себе, вы слиплись дружно все на дне…
И до того есть дело мне?…

Любовники

Разбросанность подушек, простыней, Растрепанность кудрей, бесцветность в лицах, раздельность слов, по сути, безразличных
чуть-чуть голодных и немного грустных
и детское желанье чистоты; бродящие вокруг ИНОГО ароматы. 
— — — — — — — — — — — — — — — — — Los amantes
Un desorden de sabanas y almohadas, dos palidas cabezas despeinadas, una suelta palabra indiferente, un poco de hambre, un poco de tristeza, un infantil deseo de pureza
y un vago olor cualquiera en el ambiente.

(Baldomero Fernandez Moreno)

Хохлушечка

Эту девушку знали не многие — в моде были ведь длинноногие. И хотя богом и не обижена, но ранима была и пристыжена.
В вышиванке гуляла по Киеву, и Историю видела дивную. Джинсы тертые, волосы длинные, и глаза голубые невинные.
Сердце доброе, сердце гордое — видно, что-то в нем инородное!
В лицах видела образ родственный, и с её душой сходственный.
Как в разлуке жила с предками?
Слёзы были уже нередкими. Днепр могучий ласкал волнами, В Лавре песнь звучала духовная.
Иностранцы смотрели радостно, говорили жестами пафосно, Душа девушки ведь не смелая, как голубка она белая.
Ввысь взметнётся, трепещет, колеблется, в лучах солнца, небесная, нежется. Май садами цветет, Пасха близится. Украина опять унизится.
Не далек тот день: тучи черные…
Застелят глаза кровью наемники. Журавлиный клин плачет горестно, племя русское перессоренно.
Плачь, хохлушечка, над могилою, над отчизною любимою. Разлучила вас доля страшная. Жертва, видимо, не напрасная…

Революция Чиполлино

Взявши в руки старинный рецепт, итальянский расслышу акцент. А сварить чтобы суп или борщ, нужен слезы источающий овощ!
Загляну я в корзину и выну — озорного мальца Чиполлино!
И пойдем мы путем революций, и булыжником выложенных улиц. Прочь откинув стыдливость, мы отыщем с тобой справедливость. Мы узнаем, что дружба и честь
и в роду овощном тоже есть!
И узнать надо нам, что есть знать, так любящая долго поспать. И муштра, и злоба, и лесть, и обман, и капризы, и месть. И сбивают им тоже спесь
независимость мыслей и песнь, и в единстве их мир весь!
Бунтари буржуазный строй ворошат словно
сонный рой. Жадность, скупость их за собой
манит загребающей благо рукой. Обобрать, к нищете привести — удовольствия ради Вашей Светлости. А у бедных богатство — дружба, и вельможи краснеют натужно. Не понять им, что кроме процентов
и фальшивых в их честь комплиментов, существует еще братство, утопическое будущее царство. А пока разрушаем и строим, к тюрьмам новых идей мы приводим, поколения овощей, оторванных от корней. Вот и кушай теперь щей, со сметанкой еще вкусней!

Исполнить их завет

                  Свеча так больно обжигает руки!
И слышу в тишине я звуки:

                  кадилом изгоняют духов,

                  что корчатся от страшной муки.

                  И плачет лик Марии девы,

                  пронзают сердце копья, стрелы.

                  У свода фрески запоют,

                  когда исторгнет тело дух.

                  Я не умру, взлечу, прощаясь,

                  С собой на веке расставаясь.

                  Но глядя с неба высоты,

                  вернусь в прибежище души.

                 Со стороны иной смотря,

                 прощу забытую себя.

                 Ведь ей еще идти свой путь.

                 Свечу до время не задуть.

                 Проторенной дорогой

                 шли друг за другом боги.

                 И нам, ступая вслед,

                 исполнить их завет.