Бесплатный фрагмент - Картинки с карантинки

ГРИГОРИЙ САРКИСОВ

Картинки с карантинки

Коронавирус и забота московской мэрии о моем здоровье дали массу свободного времени. И хотя коронавирусная эпопея пришлась аккурат на переезд на новую квартиру — или это мой переезд совпал с эпопеей, — мне все же удавалось хотя бы изредка прорываться к письменному столу и что-то писать. Вот так незаметно, почти за полтора месяца самоизоляционного домоседства, набралось изрядное количество карантинных «гришуток». Словом, спасибо тебе, карантин! Спасибо также моему другу Виссариону Каке, — выдающемуся поэту и верхолазу современности. Промаявшись на родных просторах первые пятьдесят лет жизни, Виссарион махнул рукой — и махнул в Зимбабве, где и поныне живёт на деньги от сдаваемой московской квартиры. Надо ли говорить, что Виссарион тут же оказался в списке местных олигархов? Но богатство и валяние дурака не затупили острый ум. В ежедневных телефонных разговорах с Виссарионом автор черпал вдохновение и находил бриллианты Мысли, что и вылилось в целую главу «Мысли и мюсли», поскольку наиболее драгоценные мысли приходили в голову вместе с мюслями. Читай, читатель.

Плотник

По пыльной дороге бреду потихоньку,

Истерты в кровь ноги, и тоща котомка,

Тащу по проселкам уставшее тело

Куда и откуда — какое вам дело?

Несу я не злато, не снасти для лова,

Несу — только мысли, несу только Слово.

И имя мое ни о чем вам не скажет,

Судьбу мою имя никак не предскажет.

Что ж в имени толку на свете на этом?

Я — плотник. Иисус. Из Назарета.

Случай на Патриарших

Во время карантинной самоизоляции полицейские задержали гулявшего на Чистых Прудах москвича по имении Иисус (Из газет)

В Москве на Патриарших

Поймали Иисуса,

Он там гулял с собакой,

И явно нарушал.

Гоняться за Иисусом,

Конечно, дело вкуса,

Но, говорят, Иуда

В полицию звонил.

И долго-долго-долго

Опрашивал Иисуса

Терзаемый мигренью

Районный прокурор,

А после чисто-чисто

Согласно новой моде,

Он руки мыл, используя

Водочный раствор…

История с Иисусом,

Конечно, презабавная,

Но что-то там знакомое

Проглядывает в ней,

И что-то очень нужное,

А может быть, и главное,

Даст опыт героических

И незабвенных дней.

На плато

Вот-вот, говорят, будет «плато»,

И вирус уйдет в Никуда…

Не слишком ль высокая плата

За наши грехи, господа?

Наверное, мы и грешили,

И жили мы как-то не так,

Но где-то же все же решили

Устроить нам этот бардак?

Теперь–то мы стали умнее,

Клянемся по-новому жить!

Мы будем ходить на работу!

«Налево» не будем ходить!

Мы завтра же врать перестанем,

И ближнего будем любить,

А главное — истово станем

Мы спиртом конечности мыть!

И пусть нам пеняют Оттуда:

Мол, люди неправдой грешат,

Но верим в великое чудо:

Гулять без собак разрешат!

Туман

Словесный напустив туман,

Спеша от мысли к мысли,

Слагает вирши графоман

Без логики и смысла.

И вот, бездарны и лихи,

Пошли гулять по свету

Как-будто вроде бы стихи

Как вроде бы поэта…

Не надо

Не надо спорить с дураком.

Ни цифрами, ни кулаком

Ты не докажешь ничего,

И проще плюнуть на него.

Не надо спорить с дураком.

Pro кошек

Весна пришла. Запели птички.

Спещат букашки в мураву.

А кошка Мурка, истеричка,

Зовет кота на рандеву.

И кот поет ей серенады.

Орет как резаный, вестимо.

Молчи, мурлыка! Думать надо!

Любовь и карантин — несовместимы!

Пересмешки

Остановите время, я сойду

На станции, уставший и помятый.

Вы спросите: в каком году?

Конечно же, в родных семидесятых.

…И по росе из прошлого пройду,

Моча в росе свои морщинистые ноги…

Александр ХАСАНОВ

Моча в росе. И поезд опоздал.

Покрылись рожью спички и дороги,

БАМ, Брежнев, Сахаров, и Тур наш Хейердал, —

По всем прошлись мои морщинистые ноги!

Пусть я теперь уставший и помятый,

Но только отмените Интернет,

Меня верните в год семидесятый,

Где в бочках квас, а кока-колы — нет!

В семидесятом приснопамятном году

Не знали мы дурацких технологий.

Остановите время! Я сойду,

Моча в росе морщинистые ноги…

Привет Губерману

Я Губермана уважаю за уменье

Вложить в четыре строчки мыслей Эверест,

За неушедшее с годами вдохновенье,

И неуемное желание — слиха! — нести свой крест…

День, который плохо начат,

Не брани, тоскливо ноя,

Потому что и удача

Утром стонет с перепоя

Игорь Губерман

Днем удача тоже спит,

И до вечера продрыхнет.

Вечер. Жажда. Надо пить,

А не то желудок вспыхнет.

Ночь прошла. Уже рассвет.

Безобразие какое!

А удачи нет как нет.

Спит, зараза, с перепоя…

Есть женщины осеннего шитья,

Они, пройдя свой жизненный экватор,

В постели то слезливы, как дитя,

То яростны, как римский гладиатор.

И. Губерман

Есть женщины весеннего шиться,

Прохладнее, чем летом радиаторы.

Они в постели, — как ленивая кутья,

Шустры, как неживые гладиаторы.

Игорю Губерману

Он не склочен, не спесив,

А стихи его — малой длины.

И, блинами портвейн закусив,

Он шедевры печет — как блины.

Ему же

У многих нынче юмор — талисман,

В крови, как крэк в тщедушном теле наркомана,

И в наши дни давно вошел гарикоман,

Подсевший плотно на стихи И. Губермана.

Опять ему же

Четыре строчки Губермана

Иного содержательней романа,

И жалят глупость гарики-комарики,

Ах, Боже! Что за чудо эти гарики!

Александру Гордону

Собой хорош, зело приятен,

Читал и Маркса, и Прудона

Ты поищи ещё, приятель,

Такого редкого Гордона!

Эхо харрассмента

Как-то Алексея Венедиктова, главного редактора «Эха Москвы», обвинила в харрассменте некая дама, с которой его угораздило ехать в одной машине. Мой друг, журналист, писатель и разведчик Михаил Любимов написал по этому поводу:

И всё случилось потому,

Что проявил он слабину,

А надо было бы дожать,

Антилигент, ядрена мать!

А я написал:

Интеллигенты вечно слабы

К правам, словам и прочей ерунде,

Что остро чувствуют все бабы,

Подверженные харрассменту при езде,

На будущее, Леша, не теряйся,

Хватай за ляжки дуру, и за грудь!

Ни на секунду с ней не расслабляйся,

Ну, и о харрасменте — не забудь!

Николаю Гумилёву

Человек ума и чести,

Он стихи творить родился,

Без притворства и без лести

Перед Зверем не склонился.

Ушедшим

Увы, в карантинные времена случилось немало печальных событий. Два события меня потрясли особенно, — это смерть писателей Эдуарда Лимонова и Александра Кабакова. Кабакова читал и уважал давно, еще со студенческой скамьи. Это в высшей степени талантливый писатель и благородный человек, оказавшийся одним из последних донкихотов–шестидесятников. Таких людей больше не делают, и печально, что они уходят, унося с собой мысли, настроение и аромат того оттепельного времени, оказавшегося только преддверием новых заморозков. Уход Кабакова — несомненно, огромная потеря для русской литературы и общественной мысли. А вот Лимонова я открыл для себя сравнительно недавно, в конце девяностых, — до этого смущала его р-р-революционная пассионарность, и какая-то дьявольская внешняя, а может, и внутренняя схожесть с Лейбой Давидовичем Бронштейном, за свирепость прозванным Троцким. Но когда я начал читать Лимонова-писателя — и не только «Это я, Эдичка», конечно, а куда более зрелые вещи, — я увидел очень тонко чувствующего и глубоко думающего человека. И его уход, опять же, потеря не столько для не к ночи будь помянутой российской политики, но — для русской литературы. Жалко.

Эдуарду Лимонову

Лимонов умер. Умер Эдичка.

Последний партизан и хулиган.

И время было для него — лишь времечком,

И сам он был не ветер — ураган!

Бунтарь, главарь, философ и поэт,

Он не любил тупых ослов при власти,

И мог во Тьме легко увидеть Свет,

И сердца не жалел, и ярости, и страсти.

Теперь окончен бал. И тенью

Уходит в Вечность, чтоб

Бессмертным стать, —

Лимонов. Эдичка.

Кому-то был чудак, кому-то — гений,

Но, может быть, теперь его нам будет

Не хватать…

Александру Кабакову и «шестидесятникам»

Уходит тихо поколение,

Оттепели дети покидают нас,

Оставляя нам стихотворения,

Книги, песни, оптимизм и джаз.

ГриШУТКИ

Вот как оно писалось, в той же последовательности, — так и даю написанное во время карантина, в который я попал, приехав из Зимбабве в Москву навестить больную тётушку. Знающий человек углядит здесь море пессимизма, но это автора просто накрыло лирическое настроение, а где лирика — там неподалеку ищи и хандру, и сплин, и другие формы вялотекущей шизофрении. Так что, читатель, не суди строго, все это писал не совсем адекватный узник квартиры в Бибирево, откуда его потом перевезли вместе с мягкой и твердой мебелью в квартиру в Сокольниках, спасибо «Газелькину» и апостолам его — грузчикам Саньку и Саиду, а также их бригадиру Раису Израилевичу Иванову.

Жираф задрал к пустому небу хобот,

Взасос поцеловал тапира робот.

Хияхлик хилый хороводом ходит…

Вот что на карантине в голову приходит.

В минуты тихие печали

Мы вспоминаем тех, кто далеко,

Кого не поняли, и не обняли,

И с кем расстались глупо и легко…

Я Хендрикса люблю импровизации,

Когда гитара оживает вдохновением,

И посылает к черту муть цивилизации,

В которой нет ни взлетов, ни падений…

Герой — не тот, кто бьет врага во дни войны,

Не тот, кто рубит-колет в рукопашной,

Герой — кто не боится тишины,

И одиночество кому не страшно.

С иной встречаясь бабой-коброю,

Я не могу ее ударить шваброю:

То ли у меня сердце доброе,

То ли у меня нервы слабые…

Летит времен неутомимый бег,

Но не забудешь, даже если сильно захотеть:

Шаг в сторону — считается побег,

Прыжок — считается попыткой улететь.

От слов Мудреца спирает в зобу.

Еще бы! Вот она — Истина!

Но бывает и так, что семь пядей во лбу —

Это всего лишь — лысина…

Хочется гулять и веселиться

Там, где веселятся и гуляют.

Но серьезные начальственные лица

Нам уже и это запрещают…

Весьма забавную картину

Увидим после карантина:

Когда мы с карантина слезем,

И в дверь квартиры не пролезем.

Когда тебе не мил весь свет,

Ты вспомни поле, море, речку,

А если толку от воспоминаний нет,

Порадуйся, что ты запасся гречкой!

Суд Революции красиво начинается

Над сворой псов и прочих палачей,

Но почему-то всё всегда кончается

Безумными глазами Ильичей.

История, известно, тетка злая:

Не сядь Ильич в закрытый немцами вагон,

Не превратилась бы страна большая

В один закрытый и большой загон.

Благую весть Природы донесу:

Весна пришла, и мир опять зелено-синий,

И май — о, радость! — на носу,

Который, к сожаленью, в карантине…

Люблю веселья шум, и пляски удалые.

Но больше благодарен я Судьбе,

Когда уходят в тишину бураны злые,

И кто-то грустную мелодию выводит на трубе.

В младые времена мы шустрые ребята,

Что время нам! Мы время обойдем!

А время все бежит, летит куда-то,

И мы бежим, Но устаем. И — отстаем..

Люблю медузы яркие наряды,

Она прекрасна — что там Навсикая! —

Пока парализующим разрядом

Не стреканет уродина морская.

Вот только сядешь выпить-закусить, —

К тебе с делами разными бросаются:

То надо бегать от инфаркта, то тусить…

Вот так и бегаешь. А водка — выдыхается.

Не грусти, если мрак и разлука,

Пусть вокруг и обман на обмане,

Все же жизнь — интересная штука,

Да и ты ведь — не ежик в тумане.

Мыслищи из Карантинища

На улице чисто, нет ни соринки:

Сорят в квартирах свиньи и свинки,

И прочая дома сорит скотина…

Есть все-таки польза от карантина!

Я видел немало сановных особ,

Что были собою довольны,

У каждого был твердокаменный лоб,

И зад — железобетонный.

Я с дамами не спорю:

Слова о даму гнутся.

К чему плеваться в море?

Приятней — окунуться.

Слова красивые и выраженья сильные

Не тратьте зря, а лучше — промолчите,

И бисер не мечите перед свиньями,

Тем более, перед ослами — не мечите.

Давно живя в подлунном мире,

Не уяснил я досконально,

Причину, по которой все кумиры

Так странно-упоительно банальны.

Скрипя мозгами над тетрадкой,

Он водку попивал украдкой,

И даром Божьим обделенный,

Подножку ставил змий зеленый

Получив кирпичом по темени,

У меня аж дыханье сперло.

Обстоятельства места и времени

Не важны, если рифма поперла.

Московское хокку №1

В трусах, лохматый и небритый,

Смотрю в окно. Самурай

Кого-то радостно штрафует. Попался, бедолага.

Московское хокку №2

Весенний дождь орошает сакуру.

Крестьянин в противогазе торжествует:

Самураи привезли черемуху.

Из цикла"Хандроническое»

Проходят годы и века,

Но мы все так же вопрошаем:

Нам Бог дает пожить пока,

Или назло Ему мы выживаем?

Жизнь — междовременье такое,

Что всякий тут свое находит.

Но в жизни самое плохое —

Она, увы, всегда проходит.

Есть знание, есть и вера,

И поводов много для гордости.

У каждого есть своя мера

Благородства, вины и подлости.

Когда Героя в шар земной зароют,

Оплакивать Героя не спеши.

Душа бессмертна, и бессмертен дух героев,

А героизм — только химия души.

В последний путь ты что с собой возьмешь?

Не денег пуд, не золотую брошь,

Не орден, и не премии признания,

Душа берет с собой — воспоминания.

Не знали Кох и Склифосовский

Успеха верного секрета,

Их научил бы Кашпировский

Лечить больных по Интернету.

В круговерти сильных впечатлений,

Шумных посиделок посреди,

Не забудь о серой скуке тленья,

И унылой яме впереди.

Вертя Судьбу свою, мой друг,

Ты делал все, что душенька хотела,

Но пробил час, замкнулся жизни круг,

И понял ты — Судьба тобой вертела…

Бредя по жизненной дороге,

Считая плюсы и изъяны,

Открыл я, что произошли-то мы от Бога,

Но Он лепил нас явно — с Обезьяны.

Метаться поздно. На экране —

Картинки страшненькие в ряд.

Метаться надо было рано.

Не тех мы выбрали ребят…

Я власти не даю советы,

Она и так сама с усами.

Но, может, нам надеть браслеты?

Ну, чтоб не бегали? Мы их наденем сами!

Пусть ветер волосы уложит,

А маникюр — маляр наложит.

О, эти муки карантина!

Коронавирус! Ты — скотина!

Думаешь, Судьбою правишь?

Восторгаться не спеши,

Ничего ты не исправишь, —

Ни осанки, ни души.

Проходит всё. В пустыне ветер воет,

И жизнь за строчками неровными забыта,

Пилат все тем же мылом руки моет,

Все так же на метле летает Маргарита.

Пролетая над гнездом кукушки,

Обнаружил странную закономерность:

От уколов сильно мерзнут ушки,

А крылья — обретают соразмерность.

Из цикла «Кура — дура»

Прядет Природа пяльцами,

Но пряжа порой с огрешком:

Курица бегает с яйцами,

А петух за ней — с гребешком.

Взяв в дорогу курочку и супчик,

Не забудь терпеньем запастись,

Попадется въедливый попутчик, —

Быстро не получится спастись!

Был бы я силен, как слон,

И умен, как Вассерман,

Свой себе создал бы клон,

Чтоб пахал на мой карман.

Неохота вставать с постели,

И смотреть в окно — неохота,

Отсидев карантина недели,

Нам — о, ужас! — идти на работу…

Знавал я женщин идеальных,

Красивый, мудрых, как Бен Гур,

При том умевших гениально

Изображать набитых дур.

Если долго вы женаты,

Нервы — лучший инструмент:

Чуть жена тебе — сонаты,

Ты жене — дивертисмент!

Когда тебе не мил весь свет,

Ты вспомни поле, море, речку.

А если толку от природы нет,

Порадуйся, что ты запасся гречкой!

Пришел гуля на стары пля,

Гляжу, а пля — не тот!

Купать на пля не надо для

Утопленников от.

Закат плюется в небо красным,

Зачахла бледная свеча,

И стало ясное — неясным,

Как почерк старого врача.

Из Интернета всё, читатель строгий?

Горшки же обжигают боги?

Стыд краской заливает даже ноги!

Куда ж самим нам, сирым да убогим…

Такое есть характера строение:

Из подворотни лаять просто так.

С утра потявкает, себе поднимет настроение,

И горд, что тявкнуть смог, дурак.

Ультрагениальной Дочке Алсу

Нам жизнь большую радость подарила!

Смотри и радуйся, дыши едва-едва!

На детском «Голосе» провально победила

Поющая Бензоколонка номер два.

Из цикла"Мысли из-за угла»

Не притворяйся, на себе не рви рубаху,

Когда не можешь скорбь сыграть — не лезь на стенку!

Иначе уподобишься бездарному Малахову

В эфире передачи «Смерть Доренко»…

Жизнь — миг меж Ничего и Ничего,

Мы — только рыбки в маленьком садке.

Кричим — свободны! И смешим того,

Кто цепко держит нас на поводке.

Из цикла «Не плюй в Начальство, паразит!!»

Сижу на карантине, как Путин завещал,

Который в телевизоре нам Рай пообещал.

А я жую сосиску с горчицей через край,

И радуюсь, что близко обещанный нам Рай.

Думаешь, судьбою правишь?

Восторгаться не спеши.

Ничего ты не исправишь:

Ни осанки, ни души.

Сидит зоил, — ума палата,

Враг плагиата и разврата,

Таких зоилов и не счесть

В ума палате номер шесть.

Проснулся. Встал. Одежды — мизер,

Свежезалатанные плавки.

Включай скорее телевизор!

Уже идет «В гостях у Кафки»!

Я уважал муравья и букашку,

И душу с рубашкой носил нараспашку.

Да что там душа, и что там рубашка!

Я и трусы носил — нараспашку!

Из цикла «От лошади слышу!»

Пишу я бред кобылы сивой,

И все не так, и не по мне,

А лошадь встряхивает гривой,

Мечтает, дура, о коне…

Из цикла «Перепёртое»»

Если буря мглою небо —

Спрячься, с небом не шутя!

Кто под бурей в поле не был,

Тот не какал, как дитя.

Мысли и мюсли

Нет ничего важней Начальственного Тела,

О Нем мы с трепетом душевным судим.

Увы, до нас Ему нет никакого дела.

Но это хорошо. Целее будем.

В предвидении релокантов

В тиши просторов заповедных

Мы к счастью общему бежим,

Покинув кров, Отчизны бедной

Нарушив паспортный режим.

Мыслишки на засыпку

Как хорошо Начальником трудиться!

Бюджету можешь делать вивисекцию,

А можешь — закрывать инфекционные больницы,

Чтобы потом встать во главе борьбы с инфекцией!

Дурак всегда орет победно.

Дурак — особое Создателя творение.

Не спорьте с дураками, это вредно —

И для ума, и для пищеварения.

Ныряя в моря легкую лазурь,

Волне отдавшись, отключив обузы,

Ты все же не включай слепую дурь,

И помни об акулах и медузах.

Человек — царь Вселенной и светоч ума,

И всегда нас Природа подправит,

Но в создании Божьем так много дерьма,

Что уже и Творец — не справит.

Лениво в Сети ругаясь,

В халатах и тапочках, дома,

Каждый сможет, не напрягаясь,

Накропать два матерных тома.

Наблюдая в окно непогодину,

Я мыслищу сумел поймать:

Люди, любите мать вашу Родину!

Любите Родину, вашу мать!

Идя по жизни в ритме марша,

Смотри на Время веселей,

И становись не только старше,

Но, по возможности, — мудрей.

Огонь благодатный не обжигает,

Огонь благодарные души сближает,

И Свет у святого возникнет порога,

Чтоб шли мы не к чёрту, а все-таки — к Богу.

Облекая мысли в рифмы,

Не забудь о смысле и о ритме,

Пусть лицом серьезен ты и важен,

Но без мысли рифмы — просто лажа.

По ходу жизни замечаем,

Что жизнь подобна коммунизму —

Молчим, или права качаем —

А все свои получат клизму.

Блюститель веры строгих правил,

Он точно ведал, что — грешно,

И Папу Римского поправил,

Но вышло — глупо и смешно.

В последний пусть ты что с собой возьмешь?

Не денег пуд, не золотую брошь,

Не ордена, не премии признания.

Душа берет с собой — воспоминания.

Мыслишка о парикмахерских, закрытых на карантин

Дни летят, а волос — отрастает.

Но гляжу — подстрижен ты и он.

Граждане! Смертельно обрастаю!

Подскажите, — где работает салон?

Пусть меня за глупость отругают,

Но кто-то же придумал пандемию!

И стращают, и штрафуют, и пугают!

О, каррамба! Доннерветтер!! Мамма миа!!!

Разненькое не заразненькое

Нам воду подарила Мать-Природа,

И мясо — чтоб мы не были худы.

Вот почему избранники народа

Мясисты, а в речах — полны воды.

Гои были на Руси.

Говорили ж — гой, еси!

Или все же — гей, еси?

Ой ты, Господи, спаси!

Беги отчаянно и прытко

От скуки, дури и безверия.

Попытка всё таки не пытка,

Как  говорил товарищ Берия.

В этой жизни много поворотов,

Ярких дней, и сереньких дождей,

И прекраснодушных идиотов,

Верящих в порядочность Вождей.

В поисках идей и вдохновения,

Надрывая от стараний пуп,

Мы приходим к супероткровению:

Человек — беспомощен и глуп.

В пучину моря погрузившись,

Я понял истину одну:

Что с водолазом подружившись,

Приятнее идти ко дну.

Я мастеров немало знаю,

Со многими умельцами знаком.

Один молчит, но в деле понимает,

Другой молотит большей частью — языком.

Жизнь — междовременье такое,

Что всякий в нем свое находит,

Но в жизни самое плохое —

Она, увы, всегда проходит.

Как много их, зоилов грозных,

Готовых в нас вонзить стилет,

И рассуждающих серьезно,

О чём дурачился поэт…

Стихи без слов ненормативных

Порой напоминают нам сырое тесто,

Но мат — не сленг дебилов примитивных, —

Всегда быть должен и дозирован, и к месту.

Меня не раз сводила жизнь с девицами,

Умевшими прикидываться дурами.

Они казались полными тупицами,

Оказывались — мудрыми натурами.

Мы одни в подлунном мире —

Человек, народ и племя,

Все мы — лишь мишени в тире,

Где нас выцеливает Время…

Как сегодня привольно дышать!

Нам дозволено все что угодно!

А с дерьмом конкурента смешать —

И престижно, и круто, и модно.

По жизни бегая вприпрыжку,

Хотим мы вечного горенья.

Но получаем лишь одышку,

И гарантированное тленье.

Ночь скучна, как колбаса,

Или хвост селедки.

Звезды светят в небесах…

Выпить, что ли, водки?

В первые три месяца карантина в 2019 году улицы опустели, — никому нельзя было выходить из дома без специального разрешения властей. Никто и не выходил. Было пусто.

В столицах и заштатных городишках

Благая наступила тишина.

Возможно, Бог и вспомнит о людишках,

Но важно, чтоб не вспомнил Сатана.

Из цикла «Не плюй в холодец»

Как хочется хотя бы раз

Почувствовать себя героем,

Но героического в нас —

Лишь битва жопы с геморроем…

Туалетной бумаги и гречки

В магазинах полно. Обидно!

А для шопинга свежего повода

Пока, к сожаленью, не видно…

Без человека мир уже не будет миром,

Но человек сильнее вирусов родится.

Быть может, стоит поменять кумиров,

А лучше — вовсе без кумиров обходиться.

Пусть многие коронавирусу не рады,

И вирус мир на панику настроил,

Но все же отменил он гей-парады,

А это, люди, дорогого стоит!

Решая большие задачи,

Мы сходим порой с ума.

Но удача на то и удача,

Что приходит всегда сама.

Небеса припорошены пылью

Для того, кто летать не мечтает.

Тем, кто долго бескрылыми были,

И курятника крыши хватает.

Воробышек замерзший спасся,

Когда его обкакала корова,

Благодаря вонючей массе

Порой мы живы и здоровы…

Я всякое видел и вижу,

Как все — и терял, и искал,

Но больше всего ненавижу

Бездарности наглый оскал.

Нам друга лучше, чем мы сами,

Не найти,

Мы ближе всех к себе,

Как ни крути.

Иной начальник бурным стартом поражает,

Потом — друзья, любовница, семья…

На финише о старте напрочь забывает.

Начнет, как Бог. Закончит — как свинья.

Должно быть, Богу все известно:

Куда, откуда, почему.

Но Он молчит. И если честно —

Неинтересны мы Ему.

Первая мысль в первый день карантинной самоизоляции

Все замерли стороны света,

Тревожны о вирусе сводки.

Накаркала девочка Грета.

Сбылась мечта идиотки.

Хандроническое-2

Мой друг, крепись, держись,

Пока мы вирусов названия перебираем,

Но все же главный в мире вирус — жизнь.

Ведь от нее мы стопроцентно умираем…

Зеленые леса и синие моря,

И небо протыкающие горы…

Красоты эти вспоминаю я

На пике яростной трамвайной ссоры.

Предметы очертания меняют,

В лесах дремучих синие огни,

Луна Земле кокетливо мигает,

Оттикивая Времена, века и дни.

Мой бюст не утвердил

Минюст.

А бюст без визы —

Разве бюст?

Человек — часть Вселенной и светоч ума,

И всегда нас Природа подправит,

Но в создании Божьем так много дерьма,

Что уже и Творец — не исправит.

Ныряя в моря легкую лазурь,

Волне отдавшись, отключив обузы,

Ты все же не включай слепую дурь,

И помни об акулах и медузах.

Дурак всегда орет победно,

Дурак — особое Создателя творение.

Не спорьте с дураками, — это вредно

И для ума, и для пищеварения.

Когда мы были молодыми,

Пленили нас «Bee Gees» и Джимми,

«Deep purple», «Slade» и «Nazareth».

Иные — живы, тех — уж нет,

Вдали аккорд последний тает…

Другие времена — другая музыка играет.

Когда мы Слуг Народа выбираем,

Честнейших видим Родины сынов.

Они манят народ грядущим Раем,

А после — оставляют без штанов.

Как много мыслей, нас томящих,

Нам преподносят стар и млад!

Не верьте людям, Рай сулящим.

Они мостят дорогу в Ад.

Играем в жизнь с азартом детворы,

И это хорошо. Одно обидно:

Где есть игра без правил — нет игры,

Да и Судьи, как правило, не видно…

Наевшись гречки, грустно не смотри в окно,

Не плачь, что погулять не выпускают.

Нам знать о правде правду не дано,

А между нами, и Начальники ее не знают.

Есть в медицинской маске шарм и класс,

И элемент немалый искушения,

Когда заходим в маске в банк, и нас

Так тянет крикнуть: «Это ограбление!».

Когда тебе не мил весь белый свет,

И выйти хочется из тягостной игры,

Лекарства от унынья лучше нет

«Вдовы Клико» и паюсной икры.

Сквозь узкое игольное ушко

С трудом пролезет, говорят, верблюд.

Но что верблюды! Сквозь ушко легко

Пролазят блюдолиз и лизоблюд.

Троянский конь пускай троянцев бесит,

Но мы учли уроки старины:

Прогресс пришел — по городам и весям

Коней троянских бродят табуны.

На себе почувствовав вожжи,

Дань отдав карантинным суткам,

Вдруг узнаем когда-нибудь, позже,

Что история с вирусом — шутка…

Когда тебя в цене и званьи обошли,

Ты не устраивай истерику и сцену,

Тебя, возможно, просто стареньким нашли,

Пробег всегда определяет цену.

Придет когда-то Рай на землю,

И волк овец не станет драть,

Охотно предсказаньям верю,

Но что же волки будут жрать?

Кто не курсе основ этикета —

Тычет даме в лицо букетом.

А знающий верные варианты

Тычет даме в лицо бриллиантом!

Нет в мире равновесия

Меж знанием и верой,

Боюсь я мракобесия,

Чреватого пещерой.

С нами что-то плохое случилось,

Нас терзают темные сны,

На умы и сердца навалилось

Виденье гражданской войны.

От дам всего мы можем ожидать:

Любви к картинам итальянца Сорди,

И редкого уменья дать

Рукою Мастера — ногой по морде.

Ходить в намордниках давно нас приучили,

Вот-вот ошейник строгий из запасов старых вынут,

Мы на Хозяина не лаем — отучили,

И поводок коротенький щекочет нежно спину.

В философических тенетах

Есть смысл и тайная примета,

Здесь ум, придумавший все это,

И глупость, дочь вопросов без ответов.

Нет в жизни красоты небесной,

И то не так, и это всё — не очень,

А если говорить совсем уж честно,

И день стать может непроглядной ночью.

Я не люблю фанатов жизни пресной,

Казенных писем и счетов от слуг народа,

Мне это всё совсем не интересно,

И все неинтересней год от года.

Мне говорили, мир — прекрасное творение,

Мол, вечно будет он, и вечно будет так.

Увы, мир — только атомов столпотворенье,

Хаос, преобразованный в бардак.

Если б надо было Богу,

Он давно поддал бы нам,

Стёр мечеть и синагогу,

Церковь и буддийский храм,

Но Создателя дорога

Не сулит нам лед и пламя.

Повезло, ей-Богу, с Богом!

А Ему — не очень с нами…

Происшествий стало мало.

Разве пролетит ворона…

Все обрыдло, все достало,

Fucking shit тебе, «корона»!

В небе синем птичка белая

О судьбе своей горько плакала,

Виражи над городом делая,

Монумент Человеку обкакала.

Монумент был Вождю Великому,

В ком таилась жестокая сила,

Даже птичка, создание дикое,

Очень точно его оценила.

Если долго идти по дороге,

Ты, конечно, куда-то придешь.

Береги только душу и ноги,

Потеряешь — уже не найдешь.

Когда Начальники на лимузинах рассекали,

Они, казалось, держат жизнь за хвост,

Но вирус показал во всех деталях,

Что в лимузине может ездить и прохвост,

Испуганный болван, царек несмелый,

Насмешка глупая самой природы власти,

Чинуша хитрый, интриган умелый,

Перепугался вирусовой пасти,

А, испугавшись, выпускает повеленья:

То пропуска введет малопонятные,

То штрафами обложит население,

То мямлит разъясненья непонятные…

Ну что ж, Начальник сделал то, что сделал,

И Бог с людьми, и что базар, что рынок,

Ведь главное — он уже проделал

Для свежих орденов немало свежих дырок.

Сейчас бы Тарантино

Снимать свои ужастики:

На улицах пустынно,

И зомби налицо.

Я видел разных атаманов,

Брутальных, и фанатов пудры,

Зануд, тупиц, эротоманов,

Не видел только атаманов — мудрых.

Не печалься, что бледен ты кожей,

Что гуляешь с собачкой только,

Все проходит. И это тоже

Пролетит. Если выдержишь столько.

Когда бы раньше нам сказали,

Что по квартирам похоронят нас живьем,

Мы в бред такой поверили б едва ли,

Сегодня же в таком бреду — живем.

Филологическая размышлялка

Нас утро встречает скандалом,

Соседку соседи залили,

Великий могучий недаром

Мы в школе когда-то учили,

Тут много словес интересных,

И тут от тоски не уснуть,

Но я не скажу, если честно,

Откуда тут слово «подвздбнуть».

Набито согласными слово,

Чухонский какой-то расклад,

А впрочем, ну, что ж тут такого?

Подумаешь, буковок склад!

Здесь и гласных полно, — «молоко», «долото»,

С матом жизнь и быт наш — полнее,

Я русский бы выучил только за то,

Что китайский — намного труднее.

Разные виды

Мы виды разные видали

При нашей жизни боевой,

И ты забудешь их едва ли,

Пока сопишь, пока живой.

Не шутите с Властью, люди,

Суд да дело, дело — суд,

Вам на серебряном на блюде

Амнистию не поднесут.

Я молод был. Какой пустяк.

Я глупым был — и верил всем.

Но даже если все и так,

Хочу обратно! Насовсем!

Говорят, Билл Гейтс задумал

Всех чипировать людей.

Но подумал — и раздумал.

Вот же добренький, злодей!

Пройдут года, настанет день,

Когда узнаем, что почём,

И кто навел тень на плетень, —

Даст Бог, получит кирпичом

По хитроглазой по головке,

По хитроумному по заду,

И, наоравшись до упаду,

Припомним все лихому гаду!

Чудеса творятся быстро,

Что отличает их от дел:

Даже сам премьер-министр

Вдруг «короной» заболел!

Куда тебя несет, мой друг?

Смотри, не попади в реляцию,

Как пойманный с поличным вдруг

Противник самоизоляции.

Мне не надо укольчика лития,

И таблеток мудреных не надо,

Я пишу всегда по наитию,

Как дурак палит из засады.

Не всегда попадаю, конечно,

Ну, случается, сбитый прицел,

Но пишу я легко и беспечно,

Может быть, потому я и цел.

Когда-нибудь мы выйдем на свободу,

И будем страшно рады, принимая

Глоток сивухи — за святую воду,

И Дьявола за Бога принимая.

Мы по жизни уверенно скачем,

Всяк уверен, — уж он-то не туп!

Но выходит все как-то иначе:

Прискакал, — а ты уже труп…

Нас видимо-невидимо,

Но глас все глуше, глуше

Невидимо-навидимых.

Спасите наши души!

Из цикла «Открытие перед закрытием»

В белом и пушистом тайны кроются,

И сюрпризы разные являются:

То блоха в пушинке белой вскроется,

То на белом пятна крови проявляются.

Не влезай в картину Мироздания,

Не смеши ты Бога сгоряча,

Видим мы всего один кирпичик здания,

Бог же видит каждый атом кирпича.

Бессмертно человечье племя,

Но люди смертны, так ведется.

Мы говорим — уходит время.

Уходим — мы. А время — остается.

Не надо бояться двуличного вора,

Не надо бояться дороги на гору,

И, невзирая на странности века,

Не надо бояться быть человеком.

Не терзайся, если чувствуешь вину,

Ты грехом уныния наказан.

Все равно, когда идешь ко дну,

Путь наверх тебе уже заказан.

Я не люблю ни войн, ни революций,

Ни подлецов, заведших с властью шашни,

Ни наспех слепленных нелепых конституций,

На все, что не люблю, — кладу с высокой башни!

Приходят борцы за свободу,

И каждый из них — герой!

Кафка глядел как в воду:

От героев — один геморрой.