Бесплатный фрагмент - Кармен

ГЛАВА 1

Жизнь Лизы Кондрашовой не сложилась сразу, можно сказать с первых пелёнок. Дом малютки, потом детский дом, где полно таких же детей, как она. И все они мечтают найти своих родителей, все понимают, что их обделила судьба с самого рождения. Она отобрала у них очень важную составляющую: лишила родительской любви. Сколько разных, прямо-таки ошеломительных историй придумывали они, воспитанники детского дома, про своих родителей. И известными-то они были, и талантливыми, и любящими, но судьба-злодейка в одночасье всё изломала. Погибли родители в автокатастрофе, в авиакатастрофе, во время экспедиции в горах или ледниках, сорвавшись в расщелину, пропали в экспедициях, утонули в море и так далее, и так далее.

Детская фантазия в этом случае была безграничной, предлагая всё новые сюжеты из жизни «дорогих родителей», вычитанные из затрёпанных книг детдомовской библиотеки.

Лиза тоже мечтала, что когда-нибудь и её найдут родители или хотя бы один из них. Повзрослев, она постепенно перестала мечтать об этом. Как-то раз они с лучшей подругой Ленкой проникли в кабинет директора, где в шкафу хранились документы воспитанников. Лиза нашла папку со своим делом. Тогда она чуть не потеряла сознание от волнения за возможность прикоснуться к истории своего появления на свет. Она вначале часто вспоминала это разочарование, надеясь, что всё-таки то, что было там написано — это неправда и всё ей просто приснилось. Ведь у каждого человека есть мама и папа, по-другому дети просто не рождаются. Дело было осенней ночью, когда нянечка мирно спала в коридоре, сидя за столом. Вооружившись крошечным фонариком, девочки на цыпочках прошли мимо нянечки и направились к заветной двери в кабинет, у которой по чистой случайности именно сегодня сломался замок.

Дрожащими, внезапно вспотевшими руками Лиза взяла тонкую белую папку с обыкновенными тряпочными ленточками. Сердце билось, как сумасшедшее и, казалось, оно готово выскочить из груди.

— Ну, чего ты? — шипела Ленка, — Что замерла, как контуженная? Быстрее давай! Ну, чего там?

Лиза открыла папку. В ней лежало всего несколько листочков. На одном из них было написано, что в дом малютки поступила девочка, подкидыш, найденная на крыльце приёмного покоя. Имя ей дали в этом же доме и фамилию тоже: Елизавета Александровна Кондрашова. Там ещё были выписки о прививках и о здоровье. И больше ничего…

Лиза потом сильно плакала.

— Как же мои родители меня теперь найдут? Мне же имя другое дали… А они меня наверное совсем иначе называли… Как же теперь?

Оставалась, правда, маленькая надежда, что её могут найти по внешности. Была она смуглая, с тёмными, крупными завитками волос, с большими карими глазами и прямым греческим носом. Внешность яркая, цыганистая или греческая и не разберёшь. И ещё на левой её щеке была яркая маленькая родинка. Она была ещё с рождения. А ведь это примета!

Но шло время, а Лизу никто не искал. Так и прожила она в детском доме до семнадцати лет. После окончания средней школы Лиза получила аттестат с одними пятёрками и ордер на комнату в общежитии хлебокомбината. Комнатка оказалась маленькая, всего двенадцать метров, но зато своя. Это же первая её собственная жилплощадь! Общая кухня располагалась в конце коридора здесь же на этаже. Немного дальше были санузел и душевая. И хотя в общежитии часто отключали горячую воду, а в кухне воровали чайники и сковородки вместе с едой, Лизе всё нравилось. Она, как первопроходец, познавала самостоятельную жизнь, без воспитателей и школьных наставников. Весь июль она тщательно готовилась к поступлению в педагогический институт. Стать учителем русского языка и литературы Лиза мечтала с пятого класса, когда к ним пришла новая учительница Мария Яковлевна Горшенёва. Ах, как же она вела уроки! Сколько всего знала о жизни писателей.

«А как мы ждали, когда наша Мария Яковлевна возьмёт в руки гитару и негромко запоёт нам какой-нибудь романс. Иногда мы пели все вместе, всем классом, а Мария Яковлевна только повторяла: «Тише, тише, душевнее, это же романс…». Мы ей все в рот смотрели, уроки пролетали, как увлекательный фильм, молниеносно. Вот бы стать таким же учителем, как она!» — мечтала Лиза.

Она поступила в институт и даже набрала баллов больше, чем требовалось для зачисления на дневное обучение. Ей сразу же назначили стипендию, целых сорок восемь рублей! И всё-таки денег катастрофически не хватало, ведь у неё не было ничего в её четырёх стенах. Только матрас, лежащий на полу с тонкой ватной подушкой и, ещё более тоненькое, байковое одеяльце, да два старых табурета. Из одежды и того меньше, а впереди уже маячила зима. Лиза призадумалась и стала искать работу. И нашла работу уборщицы подъездов. Это очень устроило её, так как убирать в них она могла в удобное для неё время: ночью или рано утром перед занятиями в институте. Жить стало значительно легче.

Училась Лиза увлечённо, с удовольствием. Всё у неё ладилось. В группе, хотя она ни с кем не сошлась близко, со всеми поддерживала дружеские отношения. Подругой её по-прежнему была Ленка, жившая теперь в другом общежитии, в такой же крошечной комнатке. Ленка работала на маслозаводе тоже уборщицей, потаскивала оттуда помаленьку молоко и масло и на жизнь особо не ворчала. Потом она познакомилась с водителем, развозящим продукцию маслозавода по магазинам области, и быстро вышла за него замуж, переехав жить к нему. У Лизы тоже дела шли неплохо. К Новому году она купила одноместную кровать с деревянными спинками и панцирной сеткой, тумбочку для белья и посуды с двумя дверцами и полированной столешницей. А чуть позже небольшой стол для занятий занял в её комнатке место у окна. Теперь не надо было писать на табурете, стоя перед ним на коленях по нескольку часов. Лиза была почти счастлива. Жизнь потихоньку налаживалась.

В личном плане было немного сложней. Она никуда не ходила, ни на танцы, ни в кино, ведя строгую экономию. Да и времени не хватало на все эти развлечения. И вот однажды…

Лиза мыла полы в одном из подъездов. Она уже заканчивала уборку, как вдруг внизу, на первом этаже хлопнула входная дверь. В то время в подъезды, не знавшие ничего о домофонах, мог войти любой желающий. У Лизы душа сжалась в комочек.

«Ой, кто там? Хоть бы уж кто-нибудь нормальный… В три часа ночи? Нормальные спят давно. Хоть бы не дошёл до меня, пусть он живёт этажом ниже, ну пожалуйста! Нет, сюда топает и, похоже, пьяный. Вон как его о перила мотает. Ну, это легче, отобьюсь…» — подумала она, поправив платок на голове, чтобы прикрыл глаза по самые брови, и вцепилась в швабру обеими руками.

По ступенькам на четвёртый этаж поднимался парень, с совершенно закрытыми глазами. Он хватался рукой за перила лестницы, иногда промахивался и ударялся о них плечом, заставляя их вибрировать и слегка грохотать. Парень уже проходил мимо замершей у стены Лизы, но, не удержав равновесия, налетел на ведро с грязной водой. Ведро опрокинулось, и вода полилась на его светло-серые брюки и лаковые чёрные туфли.

— Б****! — выругался он и открыл глаза, — Что Вы тут вёдра расставили, пройти негде!

Он удручённо посмотрел на свои залитые грязной водой брюки, тяжело вздохнул и, цыкнув сквозь зубы, поднял взгляд на Лизу.

— Мамаша! Ой, девушка, а Вы что здесь делаете? — еле ворочая языком, удивлённо спросил он, — Сейчас ночь. Почему Вы здесь одна?

Лиза боялась пошевелиться и растерянно смотрела на ноги парня.

«А вдруг он теперь жалобу в домоуправление напишет? Платить заставят, да и уволить могут», — бились в её голове невесёлые мысли.

Парень неожиданно странно улыбнулся.

— О! Как блюдцами сверкает! Ты боишься меня, что ли? Не бойся. Я домой спать иду, — мирно сказал он и потопал дальше.

Лиза так и не проронила ни слова, пока за ним на четвёртом этаже не закрылась дверь.

Прошло несколько дней. Лиза, ждавшая всё это время выволочки в домоуправлении, постепенно успокоилась и всё реже вспоминала то происшествие ночью. Этот подъезд она мыла теперь по утрам до занятий в институте. И неожиданно опять столкнулась в подъезде с этим парнем. Она только закончила мыть самую нижнюю площадку и увидела его, сбегающего вниз по ступеням лестницы с верхнего этажа.

— Привет! Опять Вы? Ночная фея с вёдрами грязной воды, которая обливает ей припозднившихся весёлых бродяг. Ну, здрасте! — дурашливо раскланялся он перед смутившейся девушкой.

Лиза стояла, опустив глаза. Она еле выдавила из себя тихое «здрасте», надеясь на то, что парень теперь уйдёт. Но он не спешил. Облокотившись на перила, парень встал, и вальяжно скрестил ноги.

— А я уж думал, что Вы мне приснились, — сказал он, бесцеремонно оглядывая Лизу с головы до ног, — как хорошо, что это был не сон.

— Что, «хорошо»? — автоматически спросила Лиза, вспоминая залитые грязью брюки.

— Хорошо, что ты настоящая. Не во сне… Может, познакомимся? Меня Вовкой зовут, а тебя? — парень резко перешёл на «ты».

— Лиза, — ответила девушка, бросив на парня стеснительный взгляд.

— Хорошее имя, — похвалил он, — слушай, красавица, я на работу спешу. А пообщаться с тобой очень хочу. Короче, вечером в семь я тебя жду у кинотеатра «Салют». Придёшь?

«Боже мой! Он меня красавицей назвал! Так меня ещё никто не называл… — запрыгало от радостного удивления сердце девушки, — да и сам вроде ничего, не сердится совсем за брюки,.. Что делать?» — растерялась Лиза.

— Ну, ты чего застыла? Придёшь или нет? Придёшь, — повторил утвердительно он и, махнув ей рукой, добавил, — до вечера. Так я тебя жду ровно в семь! — выбежал Вовка из подъезда.

Весь день Лиза думала о предстоящем свидании. Душа её, то замирала от радости, что её (наконец-то!) кто-то заметил, то начинала грустить от того, что всё это могло ей показаться и только.

«Да и в чём я пойду? — с отчаянием думала она, — Куртка вся выцвела и рукава уже коротковаты стали, а ботинки и вовсе с облупленными носами, крем уже не может скрыть их „старость“. И с чего это я с незнакомым парнем сразу пойду в кино?»

Промучившись от сомнений до вечера, Лиза решила никуда не ходить и вместо кино отправилась мыть очередной подъезд.

Вовка подкараулил её ночью, когда она, спеша мыла их подъезд. Дверь квартиры открылась неожиданно и резко, едва опять не опрокинув злополучное ведро. Лиза ойкнула и отпрянула от двери.

— Вот, значит, когда девушки- обманщицы полы моют. А почему не днём? — сурово сдвинул он брови.

Лиза стояла, потупившись, как провинившаяся школьница. Она молчала и немного робела.

— Да, ладно, я не сержусь. А, правда, почему ты ночью убираешься? — уже мягко спросил он, — За кого-то работаешь? Ну, помогаешь?

— За себя я работаю. А ночью потому, что днём времени нет.

— Во, как! И чем это ты занята днём?

— В институте учусь, на дневном. Вечером занимаюсь. А ночью полы мою.

Вовку ответ Лизы озадачил.

— А когда ты спишь?

— Между делами. Да, я привыкла уже, мне трёх-четырёх часов для сна вполне хватает, — ответила она.

— Не понимаю, зачем такая жизнь? У тебя большая семья, родители не могут помогать тебе?

Лиза потупилась, думая стоит ли вот так сразу открываться почти незнакомому парню.

— Ну, и чего ты молчишь? Я же должен знать: почему девушка, которая мне нравится, убирает подъезды по ночам?

Лиза растерялась. Впервые парень открыто сказал ей, что она ему нравится. Кровь прилила к лицу, окрасив румянцем щёки, заблестели глаза.

— Красивая, ты, Лиза. Глаза у тебя, что омуты. Ты знаешь, что ты чем-то на Кармен похожа? Интересно посмотреть на тебя без этого рабочего халата… — рассуждал Вовка, достав из кармана сигареты.

Он уже давно сидел на подоконнике, собираясь закурить. Он был намерен продолжить беседу. Но Лиза, вспыхнув, как спичка, от его последних слов, ожесточённо завозила по полу тряпкой.

— Некогда мне, — сказала она, — ещё один подъезд мыть надо.

— А хочешь, я тебе помогу? — тут же спохватился Владимир.

— Нет, нет! — испуганно ответила Лиза, — Что твои родители скажут?

— А! — махнул он рукой, — Нету их.

— Умерли? — Лиза с сочувствием смотрела на парня.

— Ты, что? К бабушке уехали в Осиповку, на Чёрное море. Отпуск у них. Сестрёнок с собой взяли. Там сейчас тепло. Купаться, правда пока рановато, но солнце уже вовсю греет. Так что я пока один живу, но уже скучаю. Не люблю я, когда один остаюсь. Ну, так я сейчас! Переоденусь только.

Вовка действительно помог Лизе и вдвоём они закончили уборку подъездов очень быстро. За это время он разговорил Лизу и узнал, что она детдомовская и живёт в общежитии хлебокомбината.

— Может, зайдёшь ко мне? «Чаю попьём», — спросил он после того, как они убрали ведра и швабру в маленькую кандейку под лестницей.

— Нет. Я спать. Как раз до занятий три часа есть, — отказалась она от приглашения.

Они расстались, но с этой ночи Вовка почти ежедневно помогал Лизе в уборке. И она потихоньку стала привыкать к нему, как зверёк при дрессуре привыкает к дрессировщику.

Глава 2

Время стремительно мчалось вперёд. Лиза закончила обучение на первом курсе, у неё появилось больше свободного времени. Вовка теперь часто заходил к ней в гости, они гуляли в парках, просто бродили по улицам, иногда бывали в кино. Вовка кормил её чебуреками и мороженым. Их отношения из приятельских постепенно переросли в более близкие, они стали «парой». Они обнимались и целовались, и это очень нравилось Лизе. Не нравилось одно — Вовка почти постоянно был навеселе, а иногда просто пьян в стельку. Тогда он храпел на её кровати, а она, прижавшись у стола, занималась или читала, дожидаясь, пока Вовка чуточку протрезвеет.

Лиза пыталась объяснить ему, что он ведёт себя как-то неправильно, слишком вольно. К тому же он почему-то довольно часто менял место работы, делая значительные перерывы между устройствами на новое место. Вовка приставал к ней с предложением разделить с ним постель, но Лиза всякий раз отговаривалась, отказывалась, объясняя, что она пока не готова к этому. В этих случаях Вовка страшно обижался и орал:

— Я мужик всё-таки! Мне женщина нужна, а не кукла говорящая! Вот и сиди одна, жди, когда засохнет.

Лиза плакала и сидела в одиночестве, каждый раз думая, что Вовка ушёл насовсем. Ей было грустно.

Она вспоминала, как в интернате детского дома её двенадцатилетнюю затащили в кладовку два старшеклассника, пытаясь изнасиловать. Они совершенно не ожидали такого отпора. Лиза дралась, как последний раз в жизни. Она брыкалась, вертелась змеёй, кусалась, царапалась, била костяшками пальцев прямо в носы яростно и дерзко. А самое главное, не думая, била коленом в пах насильникам без сомнения и жалости. И орала во всю глотку. После нескольких минут неравной схватки, нападавшие имели какие-либо её последствия: разбитые носы, покусанные щёки и руки, исцарапанные в кровь лица и ушибы детородных органов. Лизе тоже досталось, её «припечатали» головой о стену так, что искры из глаз посыпались. И потом ещё долго под волосами торчала большая шишка. Но у мальчишек так ничего и не вышло.

— Да, брось её, — прохрипел старший из них, девятиклассник, прыщавый и похожий на поросёнка, Петька Конев, зажимая пах, — ядовитая она, бешенная. Ведьма цыганская!

Чего они испугались больше: её криков или пинков со всей дури, она так и не поняла, только потенциальные насильники отпустили её.

Лиза вышла из кладовки всклокоченная, лохматая с разодранным рукавом платья, с горящими гневом глазами, но не побеждённая.

С той поры она никогда не ходила одна, а всегда только с Ленкой, которую тоже учила обороняться в случае нападения мальчишек. Едва заметив косой взгляд, Лиза издалека грозила мальчишкам кулаком. От неё отстали, а она никогда не старалась привлечь хоть чем-то внимание второй половины человечества к своей персоне.

В интернате все девочки лишились невинности, даже девятилетняя Танька, случалось, и беременели они. Только тогда в дело вмешивались воспитатели и врачи. Лиза и Ленка избежали этой участи. Почему уж так случилось? Может, повезло, а может, Боженька распростёр над девочками свою десницу, только их никто не трогал.

И вот сейчас, когда Вовка настаивал на близости, она пугалась. Он всегда был в лёгком подпитии или пьяный и Лизе это не нравилось. Совсем иначе представляла она себе ночь любви. Слава Богу, библиотеки работали и в них были огромные стеллажи с любовными романами. А читать Лиза любила всегда.

И всё же это случилось. Был канун Нового года. Девочки из группы разъехались по домам встречать Новый год с родителями и близкими. В общежитии остались только семейные и то только те, которым некуда было пойти в гости. Ленка позвонила ещё днём и поздравила Лизу с наступающим Новым годом.

— Ты прости, Лиз, не могу тебя пригласить. Народу будет до едрени Фени, все Юркины родственники к маме придут, её очередь в этот праздник гостей принимать. Не я хозяйка, понимаешь же? Ну, вот. Обнимаю тебя, подруженька. Давай тоже не тяни, давно пора вам с Вовкой что-то решать. Ты, хотя бы переспала с ним? Что, нет??? До сих пор??? И как ты замуж собралась?

— Да я пока не собиралась. И потом, за Вовку…

— А у тебя очередь за дверью? Куча претендентов? Что, нет? Ну, тогда и будешь сидеть все праздники одна, соображаешь? Мужики долго ждать не любят. Вот найдёт тебе замену, наплачешься ещё.

— Да ладно, Лен, не нагоняй жути. Куда торопиться? Мне ещё институт окончить надо, одеться, обуться.

— Ну, сама смотри. А у нас с Юркой малыш будет, представляешь? Уже пять недель! Свекровь не нарадуется, пылинки с меня сдувает, делать ничего не даёт. Всё сама. Ой, Лизка! Я такая счастливая, а всё, потому что в семье живу и с мужем. Так что думай, подруга.

Лиза призадумалась.

— И что, в самом деле, я ломаюсь, как сдобный пряник? Ленка говорила: не узнаешь: нужен тебе этот мужик или нет, если его в постели не попробуешь. И к тому же семья появится: мама, папа и даже две его сестры, золовки, кажется… Вон, у Ленки же всё хорошо сложилось. Может, и у меня тоже всё, как у людей будет. А любить вовсе и не обязательно, миллионы семей живут без взаимной любви, но во взаимоуважении и взаимной поддержке друг друга.

Вовка пришёл поздравить Лизу с Новым годом. В руках бутылка шампанского, коробка дорогих конфет и маленькая ёлочка. Лиза радостно всплеснула ладошками.

— Ой, Вовка, ты маг и волшебник! У нас будет настоящий Новый год? Только у меня игрушек нет, — огорчилась она.

— Ерунда, украсим тем, что найдём, — нисколько не расстроился Вовка, — да особо и украшать не надо. Вот ещё что у меня есть!

И он вытащил из внутреннего кармана своего полупальто, смотанную в клубок, гирлянду электрических лампочек, спрятанных в фигурки сказочных полиэтиленовых гномиков.

Они пили шампанское, закусывая жареной картошкой и солёными огурцами. Любовались яркими цветными огоньками, сверкающими на маленькой ёлочке, установленной на столе.

Вовка ёрзал и всё теснее прижимался к Лизе. Она непроизвольно отстранялась.

— Короче, или ты прекращаешь меня мучить или я ухожу. Совсем. Сиди здесь, жди своего сказочного принца и помни: как Новогоднюю ночь проведёшь, ну, дальше сама знаешь, — вскипел Вовка, хватая своё полупальто и пыжиковую шапку.

Лиза смотрела на Вовку своими большими глазами, в которых смешались сразу несколько чувств: обида, просьба не оставлять её одну и какая-то почти детская обречённость. Вовка бросил пальто и шапку на табурет.

— Не бойся, глупенькая. Я тебя не обижу. Я же люблю тебя, Лизонька, — страстно шептал ей в самое ухо он, торопливо раздевая её.

Вовка, пыхтя, навалился на неё всем телом и, дурея от близости, быстро сделал своё дело. Лиза почувствовала только дискомфорт и боль.

«Как противно и унизительно, — думала она, — никакого удовольствия и блаженства. Может со временем проявится?»

Он перекатился на спину и минуту или две глубоко дышал, от чего его грудь вздымалась и опадала, как после быстрого бега. Лиза встала и, накинув халат, молча пошла в душевую. Общага, не смотря на позднее время, гремела музыкой и искромётным весельем. По этажу из комнаты в комнату сновали подвыпившие жильцы с бокалами в руках в мишуре и серпантине. Весь пол в коридоре был усыпан разноцветными конфетти. Все поздравляли Лизу, обнимали её и приглашали в гости. Она улыбалась в ответ, отвечала на поздравления, не испытывая радости в душе. То, что случилось сейчас у них с Вовкой, пока никак не отозвалось в ней. Душа спала, и просыпаться не хотела. Она не испытала ни-че-го!

— Слушай, я не понял, ты девушкой, что ли была? — спросил её Вовка, когда она вернулась из душа.

Лиза взглянула на него исподлобья.

— А я разве на парня смахиваю?

— Да, нет, я не то имел в виду, — старался объяснить, сразу протрезвевший, Вовка, — выходит у тебя я «первый»? Ну, удивила… А я-то думал: «И чего это она упирается?» Ну, теперь понятно…

— Что тебе понятно?

— То, что ты моя. Ты моя теперь, Лизка! Только моя! — кружил он её по комнате, взяв за руки.

С той Новогодней ночи Вовка приходил к Лизе ежедневно, и каждый день они занимались сексом. Лиза с началом половой жизни расцвела, налилась соком и красотой, как распускающийся бутон. Формы её округлились, бёдра чуть раздались, подчеркнув и без того тонкую талию. Округлились руки и ноги, угловатость и сухопарость уступили место стройности и величавости. Лиза очень похорошела, взгляд стал глубоким и загадочным. Даже её подруга Ленка, увидев её в очередную их встречу ранней весной тихо ахнула.

— Ну, ты даёшь подруга! Прям царевна-лягушка! Ой, мамочки, — всплеснула она руками, — что полноценный секс с людьми делает! Кожу-то сожгла?

Лиза с недоумением и обидой смотрела на неё.

— Чего насупилась? — обняла её Ленка, — Похорошела до чего, прям не узнать! — восхищалась она, — А замуж когда? До родов бы успеть на твоей свадьбе погулять.

— Так меня ещё замуж никто не зовёт, — растерялась Лиза.

— А ты сама возьми инициативу на себя. «Мы не можем ждать милостей от судьбы, взять их у неё наша задача!» — слегка видоизменила Ленка фразу известного селекционера Мичурина, — Действуй, подруга!

Прошло ещё полгода. Лиза перешла на третий курс. Встречи с Вовкой продолжались. Теперь уже ей нравилось заниматься сексом, она даже заметила, что ждёт встреч с ним. А Вовка жил, как хотел, по-прежнему прыгая с одного рабочего места на другое. То ему не нравилась работа, то начальник, то его браковали из-за пристрастия к спиртному, то зарплата не устраивала. Лиза как будто не видела заинтересованных взглядов парней, обращённых на неё, сузив до предела круг своих интересов. Учёба и Вовка. В конце зимы она почувствовала, что внутри неё что-то изменилось. После посещения гинеколога Лиза убедилась, что носит в себе живую кроху. Она, волнуясь, сообщила об этом Вовке. У того это не вызвало бурной радости. Он опять находился в активном поиске нового рабочего места, то есть попросту пролёживал кровать. Даже то, что у Лизы не было телевизора, не смущало его, чаще всего он просто спал.

— Я рожать буду, — твёрдо сказала она Вовке, — ребёнку, конечно, отец нужен, но если ты с чем-то не согласен, то с этого дня — свободен. Умолять тебя, на мне жениться, я не буду. Сама выращу ребёнка. Но и ты сюда дорогу забудь. Понял?

Вовка хмуро посмотрел на неё, но при этом не произнёс ни слова. Молча, собрался и ушёл. Лиза была готова к такому повороту событий, поэтому она не рыдала, не скорбела о том, что судьба снова немилостива к ней. Она лишь крепче сжала свои красивые губы, решив, что надо ещё попросить работу, требовалось подкопить денег.

Вовки не было только две недели. Он пришёл к вечеру, после работы с авоськой полной продуктов. Сначала Лиза не хотела открывать ему, но он просил только поговорить.

— Лиз, ну открой, пожалуйста, поговорить надо, — канючил он за дверью.

Мимо проходили соседи, здоровались с ним и давали советы, как лучше «навести мосты», в отношениях с Лизой. И всё-таки она открыла ему. Вовка был рад и не мог этого скрыть. В Лизе шевельнулось что-то тёплое, она тоже скучала по нему в разлуке.

— На работу устроился? — прежде всего спросила она.

— Да, да, Лизонька, работаю. Вот продукты тебе принёс, тебе теперь за двоих есть надо. Я всё обдумал, короче, завтра подадим заявление. Я не позволю, чтобы моего ребёнка кто-то другой воспитывал. И вообще, не могу я без тебя, Лиз, совсем не могу, — посмотрел он на неё взглядом побитой собаки.

В Лизе маленькой змейкой шевельнулась жалость. К Вовке? Нет, к себе. Ей захотелось заботы, внимания и ласки. Она почему-то опустила руку на живот и спросила:

— Родители тебя послали ко мне?

— Родители? — удивился он, — Нет, они ничего не знают. Вот подадим заявление в ЗАГС, и я тебя с ними познакомлю.

Вовка остался у Лизы и опять они занимались сексом. А утром отправились в ЗАГС. Прошло три дня и в субботу Лиза, надев свою самую красивую кофточку и почти новую юбку, робко шла рядом с Вовкой к нему домой. «Новоиспечённый» жених приободрял её, но она всё равно жутко волновалась. Видимо Вовка ничего не сказал своим родителям о том, что приведёт домой свою девушку.

— Мам, пап, я не один, — крикнул он из прихожей, — я с невестой.

— Ах! — послышалось из комнаты, — Да, что же ты не предупредил нас, мы бы…

На порог комнаты вышла ухоженная дама в длинном шёлковом халате с широкой улыбкой на лице, которая медленно сползала с него, как маска. Лиза встречала её в подъезде два раза, и оба раза она не ответила на её приветствие. Сейчас она брезгливо осматривала Лизу, как грязного, больного котёнка. Позади неё стоял высокий мужчина, с любопытством взирая на совсем растерявшуюся девушку.

Глава 3

— Где же невеста? — презрительно скривив губы, выдавила из себя мать Вовки, — Я вижу здесь только уборщицу нашего подъезда.

— Мама! — укоризненно взглянул на неё сын, — Да уборщица, но это же не навсегда!

— Эля! Ты интеллигентная женщина, веди себя соответственно, — негромко упрекнул её Вовкин отец, — да вы проходите, не смущайтесь, — уже совсем другим голосом пригласил он молодых людей в комнату.

Лиза, с зардевшимися от волнения щеками, несмело пошла за Вовкой, который тянул её за руку в комнату.

«Ничего, услышит про ребёнка, подобреет», — думала она, привыкшая к оскорблениям и унижениям с раннего детства.

Она знала, что на этом свете ей не рады, и чтобы выжить, надо сразу отталкивать от себя весь негатив, что обрушивают на тебя недоброжелатели, покрыться толстым, непробиваемым панцирем для защиты от обид и нападок. Всё равно в прошлом уже ничего не изменить.

Разговор был между родителями и сыном, участие в нём самой Лизы игнорировалось обеими сторонами.

Мать: Кого ты привёл? Уборщицу? Для тебя девушек во всём городе не нашлось, кроме неё?

Вовка: Мама, я её люблю, понимаешь? Значит, не нашлось… И что из того, что она временно работает уборщицей? Лиза в пединституте учится, на третьем курсе уже.

Мать: Так, значит, ещё два года ей учится? И кем же она станет? Может сразу директором школы?

Отец: Эля, не утрируй. Лиза станет учителем… э… по какому предмету?

Вовка: Учителем литературы и русского языка она будет.

Мать: Когда ещё это будет? А что же родители, не могут хоть немного помочь дочери? И живут, наверное, далеко в какой-нибудь глухой деревне?

Вовка: Нет у Лизы родителей, детдомовская она.

Мать: Да, как же ты посмел эту… без роду, без племени в дом приволочь? Да ей же только и надо, что жилплощадью нашей завладеть.

Отец: Эля, держи себя в руках! Детдомовских после окончания интерната должны жильём обеспечивать.

Вовка: Никто на вашу жилплощадь не посягает. У Лизы своя имеется, собственная.

Мать: Подумай сын, куда ты спешишь? Какая невеста?

Вовка: Мы заявление подали, Лиза ребёнка ждёт…

Мать: А ты уверен, что ребёнок твой? И вообще, может она выдумала всё, чтобы тебя пустоголового охомутать?

Отец: Эля, ты ведёшь себя бестактно.

Мать, махнув рукой в сторону мужа: Хоть ты бы помолчал! Вместо того, чтобы поддержать меня…

Лиза сидела на диване, опустив глаза, еле сдерживаясь, чтобы не сорваться с места.

«Вот тебе и семья: мама, папа… — с горечью думала она, — может, оборвать всё прямо сейчас, и эти унизительные смотрины, и грубые, бестактные речи Элеоноры Петровны, и её осуждающие, презрительные взгляды? Всё прямо сейчас прихлопнуть одним резким словом. От этой женщины мне добра вовек не дождаться. А чем я виновата, что меня, совсем крошечную, предали, бросили? Моя вина в чём?»

Ей было горько и хотелось плакать. Однако, детдом — хорошая школа, он закаляет своих воспитанников и очень многому учит и главное из всего ­– умению держать удар. Удар судьбы.

— Я пойду, — встала она.

— Лиза, куда ты? Мы не договорили, — подскочил за ней Вовка.

— А вы разговаривайте. Я пойду, — только сказала она.

Выйдя на улицу, Лиза вдохнула воздух полной грудью. Была весна. Деревья стояли в цвету, распространяя пьянящие запахи. В городе, выросшем на месте небольших деревенек, сбившихся в стародавние времена в кучу, стояли теперь высотки, а во дворах цвели старые яблони, сливы, вишни, заботливо сохранённые строителями. В небольших палисадниках распустились нарциссы и набрали бутоны пионы всевозможных оттенков.

«Хорошо-то как! — подумала Лиза, — Как из душной темницы вырвалась. Снова я терплю неудачу, но такой мамы мне не надо, обойдусь как-нибудь. Даже если с Вовкой придётся расстаться — немного потеряю, главное: я теперь не одна, ребёнок у меня будет! С остальным разберусь со временем», — успокаивала она себя.

Больше в квартире потенциальных своих родственников она не бывала никогда. Они всё-таки расписались с Вовкой, но так и жили в комнатке Лизы, до самого рождения ребёнка и после того, как у них появилась Дашенька. Элеонора Петровна не проявляла к жизни молодой семьи никакого интереса. Иногда Лиза встречала сестёр мужа, то вместе, то порознь, но кроме лёгких кивков в знак приветствия, никакого общения между ними не было.

Дочка родилась в конце ноября, очень похожая на мать. Лиза была к тому времени на четвёртом курсе института. Ей предложили взять академический отпуск хотя бы на год, но она отказалась, решила: «Справлюсь, свободное посещение оформлю. А во втором полугодии практика начнётся, в школу работать пойду, а там всегда можно сетку уроков изменить».

Дочка росла спокойная, плакала мало, развивалась хорошо, рано начала сидеть, ползать и ходить. К году довольно сносно лепетала на своём детском языке, понятном только родителям, например «дя люли» имело несколько значений: «на ручки», «гулять», «на улицу» и даже «рукавички». Было и ещё много забавных детских слов, которые Лиза заносила в маленький блокнот, подписав его «Моя Дашенька».

Вовка, став главой семейства, привычкам своим не изменял. Его любовь к спиртному не победила даже любовь к дочери. Он теперь жил на два дома. Часто ночевал у матери, объясняя это тем, что дочка хнычет по ночам, от мокрых пелёнок и ползунков в комнате нечем дышать, а ему необходим полноценный отдых, чтобы работать. Но дочь свою он всё-таки любил. Не отказывался посидеть с ней или погулять, баловал сластями и подарками, водил на качели и карусели.

Лиза заканчивала обучение на пятом курсе. Впереди у неё были госэкзамены и распределение на работу в школы края.

Комиссия по распределению заседала в одной из небольших аудиторий института. У дверей, ведущих в аудиторию, толпились выпускники, ожидая своей участи. Лиза робко вошла туда и остановилась посередине, напротив стола с преподавателями и представителем ГОРОНО.

— Кондрашова Елизавета Александровна, — представилась она.

— Хорошо училась. Красный диплом. Замужем, есть ребёнок, маленький ещё. Учёбу не прерывала, — ввёл в курс дела членов комиссии декан факультета.

Преподаватели одобрительно загудели, зашептались. Наконец декан продолжил.

— Несмотря на то, что город укомплектован филологами, комиссия нашла возможность предоставить вам место в одной из городских школ, учитывая Ваши достижения в учёбе и главным образом наличие у Вас маленького ребёнка. Здесь хотя бы родители мужа Вам смогут помочь. Мы все знаем, что сами Вы из детдома.

Лиза грустно усмехнулась в душе: «Да, конечно, родители прямо сейчас помогать начнут… Не видели внучку ни разу, а сейчас прям так с ходу и «подскочат».

— А можно мне в какое-нибудь село поехать или в деревню? — несмело попросила она.

Члены комиссии недоуменно переглянулись.

— Я поясню, — продолжила Лиза, — я слышала: в селе жильё учителям предоставляют бесплатно и ребёнка в ясли устроить можно. А главное, всё рядом. Хотелось бы, чтобы и больница в селе была или хотя бы медпункт.

Смутившись от своей смелости, Лиза замолчала, с надеждой глядя на членов распределительной комиссии.

— Так… ясно, — протянул декан, — не помогает никто… Да как же Вы институт закончили, да ещё с красным дипломом? Молодец! Ну, что коллеги, подыщем девушке хорошее место в селе, поможем?

Члены комиссии опять тихо заговорили и вынесли своё решение, которое высказал представитель ГОРОНО.

— Вы направляетесь в школу небольшого села…, расположенного в очень живописной гористой местности, — далее он сказал немного о школе и в заключение пожал Лизе руку, поздравив её с окончанием института.

С облегчением Лиза выпорхнула из аудитории.

«Всё. Надо потихоньку вещи собирать. Никогда в деревне не была, приживусь ли я там? Ведь там, наверное, нелегко. Но люди-то живут, значит, и мы сможем», — успокоила она себя.

— Что ты затеяла? Зачем из города уезжать? — бунтовал Вовка, — Обо мне ты подумала, что я буду делать в твоей деревне?

— Работать будешь, как все. Станешь настоящим мужем, заботливым и работящим, друзей своих-выпивох здесь оставишь. Я о ребёнке думала, прежде всего. Врач советовал ей климат сменить, чтобы не болела так часто. Там воздух совсем другой, я читала. Дашенька в садик пойдёт, под постоянным присмотром будет, мне спокойнее. И ты поменьше своего пива выпьешь, здоровье своё побережёшь. А если не хочешь с нами ехать и не надо. Не заплачу.

Вовка побухтел ещё несколько дней и смирился.

Впереди Лизу ждала неизведанная жизнь, манящая новизной и самостоятельной работой в школе. За месяц Лиза собрала весь свой скарб, нашла жильцов в свою комнатку, обязующихся регулярно оплачивать квартплату, и взяла билеты на поезд.

Путешествие по железной дороге очень понравилось Лизе, никогда не выезжавшей из города и нигде не бывавшей раньше. За окном вагона пролетали города и деревни, необыкновенные природные красоты, знакомые разве что по картинам художников. Вокзалы с кучей спешащих куда-то пассажиров, с лоточницами, торгующими пирожками, черникой и брусникой, горячей картошкой и малосольными огурцами, всё это было ново и интересно. Даже Вовка проявлял интерес к пейзажам за окном и торговкам на станциях, особенно там, где на перроне удавалось увидеть жёлтую бочку с надписью чёрными буквами «Пиво». Тогда он буквально вихрем вылетал на платформу и мчался к заманчивой цели, возвращаясь умиротворённым и почти счастливым.

После трёх суток путешествия по железной дороге, прибыли на небольшую станцию. Здание железнодорожного вокзала представляло собой ветхое деревянное строение, и только её название, из больших золотистых букв было красивым и внушительным. Здесь действительно вокруг располагались высокие холмы, поросшие густым лесом. Паровоз дал гудок и, застучав колёсами, скрылся из виду, оставив после себя клубы пара, запах смазочных материалов и горячего металла.

Лиза стояла на перроне между двух чемоданов, с любопытством оглядываясь кругом. К ним размашистым шагом направлялся среднего роста пожилой мужчина, протянув руку Владимиру и обращаясь к Лизе ещё на ходу.

— Приехали? Вот и хорошо, — тряс он руку Вовке, — а вещи ваши где? Это всё? — указал он глазами на предметы мебели, что выгрузили на перрон из багажного вагона, — Сейчас водителя позову, вещи надо к машине перенести. Ох, простите, не представился. Я Егор Тимофеевич, завхоз школьный.

Всё погрузили в грузовую машину, мужчины забрались в кузов, а Лиза с дочкой устроились в кабине рядом с водителем.