ОТ АВТОРА
Здравствуй, дорогой читатель!
Если ты читаешь эти строки, то значит, ты взял мою книгу в руки. И это меня радует! Ведь написана она исключительно для тебя!
Все события и их герои взяты из реальной жизни. А, я, просто их услышала. Прочувствовала и написала. Как это получилось — тебе судить!
Заранее благодарна.
С уважением, Валентина Сычёва.
Искушение
Был вечер. За окном стояла летняя жара. Солнце почти село, но это не принесло того теплого уюта, что бывает при ночном дуновении ветерка. И потому завтрашний день обещался быть таким же жарким и беспощадным. Анна Владимировна стояла перед окном у себя в спальной комнате и смотрела на закат уходящего?, на ночной покой светила. Уже последние лучи игриво ложились золотом на редкие облака, и было тихо и спокойно. Но не на душе Анны Владимировны. Вот уже несколько дней она мучилась над риторическими вопросами: «Кто виноват, и что делать?» Последнее время жизнь ее не баловала. Вечные денежные затруднения. Работа хоть и не пыльная, но малооплачиваемая, муж выпивоха, а детей надо поднимать. Одно радовало, что жила она на берегу живописной реки в поселке городского типа, недалеко от районного центра, куда и ездила каждое утро на работу.
— Да, — думала Анна Владимировна, — все течет, все изменяется. Вот и страна изменилась, кто- то ввысь взлетел, кто — то на задворках остался.
Себя она, конечно, оставляла на задворках жизни, поэтому — то и мучилась бессонницей каждую ночь, принимая снотворное. Жизнь проходила мимо, похожая на мчащийся по кругу паровоз. Где много шума и дыма, и ни одной подходящей платформы, где можно было бы остановиться и поменять направление. Так бы и продолжалось, если бы не один случай, который мог бы перевернуть всю жизнь Анны Владимировны.
А случилось вот что. Как- то утром, опоздав на автобус, Анна Владимировна, отправилась на работу пешком, а чтобы сократить путь, она пошла по тропе через небольшой смешанный лесок, который плавно выходил на берег реки. Эта часть реки была божественно красивой, особенно в лучах утреннего солнца. Только одно омрачало — эту поляну облюбовали туристы. Вот и сейчас на ней созерцало огромное кострище, которое еще испускало дымок. Вокруг никого не было, и Анна Владимировна решила посмотреть, не опасен ли тлеющий костер. Она подошла ближе, видны были разбросанные бутылки из- под дорогих вин и остатки продуктов.
— Видно торопились, — подумала Анна Владимировна, — поэтому все побросали, — и стала разгребать костер, чтобы затушить. Обходя его, запнулась о кучу мусора, состоящего из коробок, банок, веток, и почувствовала удар обо что — то твердое. Она нагнулась ближе, рядом с кучей увидела разбросанные визитки, несколько штук интуитивно бросила к себе в сумочку. А остальные загребла ногой в пепел костра. Из-под набросанных веток увидела угол какой — то сумки. Анна Владимировна быстро сбросила ветки и разгребла праздничный мусор, и ахнула…
Перед ней стояла сумка похожая на кейс. Она была темно — коричневого цвета с двумя блестящими замками по обе стороны.
— Вот это сюрприз — подумала Анна Владимировна, но руку к ручке не протянула. — Может здесь взрывное устройство?
Но простое любопытство взяло верх, и Анна Владимировна, резко наклонившись, вытащила кейс из небольшого углубления. Оглянулась по сторонам, быстро направилась вглубь леса, к тропинке. Не доходя, она остановилась, поставила кейс на землю. На удивление замки быстро поддались, и она приоткрыла. Из глубины на нее смотрели стодолларовые купюры. От их зеленого цвета Анна Владимировна даже зажмурилась, руки слегка задрожали, а на виске, запульсировала жилка.
— Боже! — взмолилась Анна Владимировна, — Неужели ты меня услышал?
Но долго размышлять, а тем более считать, было некогда, она уже и так опаздывала. Поэтому, закрыв кейс, Анна Владимировна, почти бегом помчалась к себе на работу. Как добежала — не помнит, очнулась почти рядом у своей конторы. Хорошо, что напарница, с которой они сидели в одном кабинете, на больничном с ребенком, а начальство- в отпуске. Она быстро открыла кабинет, забежала, поставила кейс в глубину стола. Теперь она могла спокойно сесть и обдумать, что делать дальше. Анна Владимировна чувствовала, денег в кейсе много, но считать их пока не торопилась. Надо было глобально продумать, как ими распорядиться. Но в голову лезли мысли только одного сорта — это о смене квартиры, машины, отпуск, учеба детей. И чем больше она об этом думала, тем сильнее начинала болеть голова. Толи от радости, толи от проблем, свалившихся на нее. Время близилось к обеду, а воз был и ныне там. Анна Владимировна так и не решила с чего начать. В голову лезли разные мысли, например, что скажет налоговая, а потом заинтересуется полиция. А как она должна объяснить соседям и, конечно же, своим близким. А если все узнают, то и хозяева могут объявиться. И объясняй потом, почему присвоила чужие деньги. И чем больше она об этом думала, тем тяжелее становилось у нее на душе. Стрелки часов неуклонно двигались к четырем. Жара на улице достигла своего апогея. Анна Владимировна встрепенулась, достала свою сумочку, открыла, чтобы достать носовой платок и вытереть пот со лба, и тут — то она заметила пару визиток, что так небрежно бросила сегодня утром. Она их вынула, положила на стол и стала рассматривать. Блестящие, темно — коричневого цвета, с золотой символикой двуглавого орла и золотыми буквами, говорившими о владельце визитки.
Гуров Владимир Викторович и телефоны, факс, почта.
— Как этому человеку сейчас плохо, — подумала Анна Владимировна. И вдруг почувствовала, как одна тайная мысль стала ее преследовать. Она ей шептала: «Позвони». Но второй голос, который присутствовал целый день в голове у Анны Владимировны, говорил: «Не вздумай звонить». В таком раздумье она просидела еще полчаса. Затем достала телефон и набрала номер, указанный на визитке. В трубке раздался приятный мужской голос:
— Алло, я Вас слушаю.
— Здравствуйте, Владимир Викторович.
— Здравствуйте, с кем я говорю?
— Вас беспокоит Анна Владимировна. Скажите, вы ничего не потеряли?
Сначала было молчание, затем голос сказал:
— Потерял кейс, а там — один миллион долларов.
— Я вам хочу его вернуть, — сказала Анна Владимировна.
— Где я вас встречу? — продолжал мужской голос.
— На том же месте, на берегу, — ответила Анна Владимировна.
— Хорошо, через час я буду там.
Анна Владимировна отключила телефон, встала, решительно вытащила кейс из- под стола. Собрала свои вещи в сумку, закрыла кабинет и тронулась в путь по той же дорожке, что шла утром. Но теперь она двигалась с чувством выполненного долга. Странно, но голова перестала болеть, а голос, что шептал чуть слышно: «Позвони», теперь звучал звонко и радостно: «Ты правильно сделала». И поэтому настроение начинало подниматься. Она не заметила, как снова очутилась на той же поляне. Но что с этой поляной произошло? Все вокруг было разбросано и трава примята. Анна Владимировна поняла, что искали кейс, который она утром нашла. Ждать долго не пришлось, вскоре она услышала шум приближающегося вертолета. На низкой высоте он покружил над кострищем и стал резко снижаться. Наконец вертолет приземлился, и открылась дверца. Показался средних лет мужчина, высокий, элегантно одетый с большой копной темных волос. Он быстро подошел к Анне Владимировне и представился. Она подала ему кейс. Он спросил:
— Что я вам должен?
Она тихо ответила: «Ничего». Он поднял на нее свои красивые синие глаза и внимательно посмотрел:
— Вы серьезно?
— Да, — ответила она.
— Тогда позвольте, Анна Владимировна, спросить у вас. Сколько вам надо денег, чтобы сделать вас счастливой на сегодняшний вечер? Она немного подумала и ответила:
— Хватит одной купюры из вашего кейса. Тогда Владимир Викторович открыл кейс, достал ровно одну купюру достоинством в сто долларов и подал Анне Владимировне. Затем закрыл кейс, повернулся на сто восемьдесят градусов и большим, размашистым шагом направился к работающему вертолету. Через пять минут в небе от вертолета была видна маленькая точка, уносящая несбыточные мечты Анны Владимировны. Но она об этом не думала, она шла быстрым шагом домой и мечтала о том, чем порадует свою семью за ужином сегодня вечером.
Еще раз про любовь…
Третий день шел снег. Он то исчезал, то снова ложился крупными хлопьями на кроны деревьев, дома, улицы, создавая те неудобства, которые могут возникать в большом городе при снегопаде.
Катя подошла к окну, праздничные огни мерцали разноцветным букетом яркого шоу. До Нового года оставалось всего два часа. Она задвинула шторы, и комната наполнилась тем сказочным светом, что бывает в новогоднюю ночь. Но в эту новогоднюю ночь она ничего не ждала. Все события свершились. Летом она разошлась с мужем, а около двух месяцев назад расстались с Андреем, с самым дорогим и любимым, значимым для нее человеком. «Андрей возвратился из их прошлого и снова ушел, но теперь уже навсегда», — думала Катя, украшая свой праздничный стол. Она уже успокоилась и все решила для себя. Жизнь набирала обороты и диктовала свои условия, и Катя принимала их, зная, что будет сложно. Но любовь к Андрею давала ей силы, потому что под сердцем она носила желанный плод их любви, ту искорку божественного счастья, что испытывает женщина в период беременности от дорогого и любимого ею мужчины.
Выносить и родить ребенка в сорок два года да еще впервые — это и радостно и страшно. Но Катя чувствовала, что все будет нормально, особых неудобств по этому поводу она не ощущала, если не считать, что по утрам ее слегка подташнивало, и все время хотелось свежих помидоров и яблок. И в этом она себе не отказывала. Вот и сейчас праздничный стол был украшен натюрмортом из овощей и фруктов. Катя достала три фужера. В один она налила сок, а два других наполнила легким вином. Новый год — это семейный праздник. Она взяла фужер с вином и села в кресло, возле новогодней елки. Вино было приятным, и она мелкими глотками отпила почти половину, до Нового года оставалось чуть меньше часа. Воспоминания так и нахлынули, неудержимо прогоняя кадр за кадром всю ее жизнь.
Вот она совсем молоденькая заканчивает десятый класс, и ей вручают серебряную медаль, вот она поступает в институт. Стоп. Да, вот появляется Сергей, ее муж. Они познакомились случайно. Он учился на последнем курсе, заканчивал, а она на первом. Все произошло так стремительно и ярко. Музыка Мендельсона, кольцо на правой руке, а потом к обязанностям студенческим добавились супружеские. Она переехала к мужу, где он жил с родителями в просторной квартире в центре города. Жизнь с Сергеем не была медом. Он был человеком непредсказуемым и властным. Но он любил ее. И в минуты близости был очень внимателен и ласков. И это сглаживало все неровности их отношений. Но долгожданная беременность так и не наступала. И она, по настоянию врачей, отправилась на грязелечение на местный курорт — путевку достал Сергей. На этом ее первый этап жизни заканчивается. На смену ему врывается другой, стремительный и очень важный. Здесь она встречает Андрея — это восемьдесят шестой год. Да, она все помнит до мелочей. Он подошел к ней на вечерних танцах, там на курорте. Высокий, она ему доставала до плеча. Светлые прямые волосы, ярко- голубые глаза, а еще запомнила его красивые мужские руки, сильные и такие нежные. Танцуя, Андрей спросил о том, что делают на курорте такие молоденькие девушки, да еще с мамами, видимо, приняв напарницу по комнате за маму. Катя рассмеялась и сказала, что она без мамы и что ей двадцать два года.
— Ну а мне восемнадцать — сказал Андрей.
Теперь она задала тот же вопрос, только о юношах. Андрей поведал свою историю о том, как зимой в десятом классе на соревнованиях в лыжной гонке, упал на трассе и повредил плечевой сустав. Вот теперь военкомат направил на грязи и особый массаж, так как в октябре призывают его в армию. Он поведал ей, как не прошел по конкурсу в медицинский институт, хотя сам большого желания не испытывал поступить именно туда, но на этом настояли родители.
В корпус возвращались вместе, так как, оказалось, живут на одном этаже и не так далеко друг от друга. На завтра они договорились встретиться и идти вместе на обед после всех процедур. Перед встречей Катя сняла обручальное кольцо с правой руки, чтобы не объяснять этому юноше, почему и зачем она здесь. Время шло незаметно, и она чувствовала, что их отношения перерастают, во что- то большое, яркое и захватывающее. Она поняла, что любит той первой и прекрасной любовью, которая бывает один раз и оставляет след на всю жизнь. Андрей рисовал эскизы с Кати, постоянно восхищаясь ее утонченной красотой, он звал ее своей принцессой. Художественные данные у него были от природы, но профессионально он их не стремился развивать, а рисовал по зову сердца, когда очень хотелось.
Была осень, середина сентября, как говорят, бабье лето. Природа в Сибири готовилась к зимнему убранству, поэтому небольшой лесок возле курорта, находясь в зоне солнечного света, был похож на калейдоскоп разноцветных стекляшек, переливаясь в лучах.
Они шли, взявшись за руки, и молчали. Катя понимала, что скоро все закончится, и они расстанутся, но сейчас не хотелось даже думать об этом. Андрей повернулся к ней, взял вторую руку и притянул к себе.
— Катюша, я тебя люблю. Я тебя люблю так, что готов быть твоей тенью, этими листьями по которым ты идешь, этим ветром, который ласкает твои волосы, я хочу быть с тобой всегда. Ты понимаешь?….
— Да, — ответила Катя.
Андрей поднял ее на руки, и они закружились, смеясь и падая на траву. Катя лежала на спине и смотрела на это огромное голубое небо, сердце билось в такт словам….. я люблю… я люблю… я люблю, Андрей наклонился к лицу Кати, убрал прядь волос и стал нежно целовать губы, глаза, шею. Но продолжения не последовало, она открыла глаза. Андрей смотрел на нее, нежно гладя по волосам. «Катюша, я через месяц ухожу служить. Ты меня подожди. Я приду, и мы все решим, ты будешь у меня самой счастливой принцессой. Хорошо?»
Катя лежала с широко открытыми глазами, а по щекам текли слезы.
— Ты плачешь? — Андрей наклонился ближе и стал целовать глаза, наполненные слезами. — Катюша, я люблю тебя.
— Андрей, — Катя, наконец, хотела сказать ему правду, но он остановил ее:
— Не надо, ничего не говори. Я уже все решил.
Она видела этот юношеский максимализм, но ничего не могла сделать, она только подчинялась ему. Андрей резко встал, взял Катю за обе ладони и быстрым движением поднял с кучи осенней листвы, обхватил за талию, и они еще минут пять кружились под кронами деревьев. Потом спускались бегом вниз. Андрей держал ее за руку, не давая упасть. До ужина оставалось всего полчаса.
Время неумолимо, с бешеной скоростью, отсчитывало последние дни, часы, минуты Катиного счастья, неминуемо приближая день расставания. И он пришел — этот серый, дождливый день. Как будто сама природа оплакивала их последний поцелуй и последнее «прощай». Они стояли на перроне возле вагона. Андрей взял ее руки в свои и поднес к губам. Мужские слезы вперемешку с каплями дождя чистой струей стекали прямо в Катины ладони. Она молчала, жизнь для нее остановилась, она разделилась на «до и после». И она не знала, что в этой жизни будет «после».
Катя встала с кресла, подошла к окну, приоткрыла штору. Снег продолжал сыпаться крупными хлопьями. Город замер в ожидании праздника. Она снова и снова пролистывала свой жизненный календарь. Промежуток, длиною в двадцать лет, для нее был усыпан и розами, и шипами. Вот она молодая, красивая женщина, занимающаяся бизнесом. У нее большой цветочный магазин почти в центре города, где она является хозяйкой. У мужа другой бизнес — он совладелец двух автосалонов. Встречаются они только по вечерам за ужином и то не каждый день. Катя чувствовала, что в жизни Сергея присутствуют другие женщины, но устраивать истерики по этому поводу — это не в ее правилах. Тем более, что в минуты их редкой близости он клялся ей в любви и верности. И она воспринимала это как должное, хотя в глубине души понимала, что вечно это не может продолжаться, и конец когда — нибудь наступит. И он наступил. Весной, возвратившись раньше на два дня с выставки цветов из-за границы, она застала мужа в своей постели со своей лучшей подругой, которая и организовала Кате эту поездку, так как работала в туристическом агентстве.
Бракоразводный процесс длился два месяца. Сергей уговаривал её простить его, но она не смогла. При разделе имущества она забрала свой цветочный магазин, личные вещи и ушла, оставив Сергею его бизнес, квартиру, загородную дачу. Детей у них не было. С тех самых пор близких подруг у нее тоже не было.
С Андреем встреча произошла в конце октября совершенно случайно. Она на своей машине возвращалась от родителей из пригорода. Идя на скорости, она почувствовала, что машину ведет вправо, она остановилась и вышла. Так и есть, колесо спустило, пришлось менять самой, так как до ближайшей автомастерской оставалось километров тридцать. За работой не услышала остановившейся машины, и мужской голос спросил:
Вам помочь?
Если можно, — ответила Катя.
Она стояла и смотрела на руки мужчины, которые, как ей показалась, были ей знакомы. Катя подняла глаза и замерла — перед ней стоял Андрей. Высокий, взрослый мужчина с мужественными чертами лица, только глаза были оттуда, из их юности. Андрей подошел к ней, взял ее за плечи:
— Катюша, неужели это ты? Совсем не изменилась, если не считать того, что стала еще прекрасней.
— Ты мне льстишь, — ответила Катя.
— Абсолютно нет, — Андрей улыбнулся.
Они проговорили в ее машине еще целый час. После их расставания, он ушел служить. Был в Афгане. После армии он пытался разыскать ее, но все безуспешно. Закончил заочно институт, факультет радиоэлектроники. И сейчас работает в конструкторском бюро в закрытом городе.
— Делаем умные машины, — смеясь, сказал Андрей. — Женился, есть сын, пятнадцать лет.
Катя сидела рядом и чувствовала, как струя горячего воздуха будто обожгла ее внутри. Это был Андрей, ее Андрей, о котором она вспоминала все прошедшие годы. Катя встрепенулась:
— Андрюша, давай поедем ко мне. Андрей внимательно посмотрел на нее.
— Да, если ты о муже, то я свободна, вернее, стала свободной с июля этого года. Подробности ни к чему. Ну, так как?
Эта встреча была продолжением их прошлого. Три дня любви и счастья. Как из той песни Аллы Пугачевой «три дня было у меня и расставание — маленькая смерть».
— И это правда, — думала Катя. Она сама настояла на том, чтобы Андрей вернулся к своему сыну. Уходя, он за плечи притянул её к себе и, глядя в глаза, спросил:
— Ты окончательно так решила?
— Да, — ответила она.
Андрей резко повернул к дверям и вышел, громко хлопнув. Этот стук закрывающейся двери до сих пор стоял в ее ушах. Два раза расстаться с одним и тем же любимым человеком было мучительно больно. И только работа, ее любимые цветы спасали от разрывавшей сердце муки. Однажды утром, собираясь в свой офис, Катя вдруг почувствовала тошноту, потом вспомнила, что в этом месяце у нее не было «критических дней».
— Неужели? — подумала она. Прилив такой жгучей радости наполнил ее тело, что даже закружилась голова. Забирая Андрея, судьба дает ей ребенка. Все три теста, купленные в аптеке, показали один результат- «беременна». Она и радовалась, и плакала. К врачам решила обратиться после всех праздников, а Новый год провести в кругу «своей семьи». Андрей всегда присутствовал в ее мыслях, а теперь еще и их ребенок. Своим родителям она позвонила, что Новый год будет встречать у друзей, а друзьям сообщила, что едет к родителям, и так круг замкнулся.
Катя отошла от окна и посмотрела на часы, до Нового года оставалось всего десять минут. Она приблизилась к столу, зажгла свечи, налила вина. Вдруг раздался звонок в дверь, Катя подумала о том, что она никого не ждет и открывать никому не будет. Но в дверь продолжали настойчиво звонить. Подождав еще пару минут, она направилась к двери, чтобы выяснить, кто ее беспокоит. Катя повернула ключ, и дверь распахнулась. На пороге стоял Андрей: на одном плече у него висела огромная спортивная сумка, а в другой руке он держал пакет с подарками.
— Катюша…, я вернулся…, чтобы больше не уходить. Я так решил.
Цунами
Посвящаю памяти своего отца
Сычева Ивана Евгеньевича
Колеса вагонов монотонно отстукивали дробь, унося состав далеко на запад. Поезд мчался вперед, оставляя после себя пространство, разделяющее мир на «до и после трагедии». Но об этом люди узнают намного позже. А пока состав, окутанный дымовой завесой от пыхтящего паровоза, набирал скорость.
Иван сидел возле окна, непрерывно глядя в одну точку. Стакан с недопитой водкой стоял напротив, а закуска была нетронутой. Вот уже пятые сутки демобилизованные солдаты ехали на запад, домой. В вагоне стоял дым от выкуренных папирос, но сильно пьяных не было. Какая — то нагнетающая тишина окутала весь вагон, только изредка были слышны разговоры вполголоса. Сергей, друг и однополчанин Ивана, стал толкать его в плечо:
«Вань, ты бы сыграл чего — нибудь. Так душу тянет».
Иван посмотрел на него отсутствующим взглядом, затем повернулся назад, взял гитару, находившуюся за спиной. Семиструнная, с потрескавшимся от влаги лаком, она досталась ему по случаю тех трагических событий, которые разыгрались всего полтора месяца назад. Память о них была свежей и печальной. И вот раздались первые аккорды вальса «Гибель Титаника». Музыка лилась вначале плавной волной, медленно набирая скорость. И вот она обрушилась всеми аккордами сразу, цепляя и выворачивая душу.
Иван был виртуоз своего дела. Игре на гитаре он был обучен с детства соседом, пришедшим с фронта без ног, но руки и слух у него от «великого музыканта», и это все он вложил в мальчугана, который приходил каждый день и часами мог слушать и учиться сложному ремеслу игры на гитаре. А учеником он оказался способным.
Голоса стихли. И остальные солдаты стали подходить ближе к месту, откуда раздавалась мелодия вальса.
Это был вальс — реквием о погибших товарищах, друзьях, командирах и, конечно же, о ней, о Марусе, дочери командира, семнадцатилетней девушке с огромными карими глазами и этими роскошными волосами ниже пояса. Образ Маруси преследовал Ивана. Ее грустные глаза смотрели с укором, как будто спрашивали: «Ваня, почему?». Почему и зачем в то холодное утро 5 ноября судьба распорядилась так жестоко, Иван не мог ответить. Только белое серебро преждевременно покрыло его виски. Иван ниже наклонил голову, чтобы не было видно слез, омывающих звенящие струны. Это был конец декабря уходящего навсегда 1952 года…
Если посмотреть на карту России, то на самом Дальнем Востоке, между Камчаткой и Японией можно увидеть цепочку островов, которые и есть Курилы. Большая Курильская гряда, ее протяженность составляет 1200 километров и малая — ее протяженность всего 120 километров и простирается она от острова Хоккайдо (Япония) на юге к Северо-востоку. Остров Шумшу находится между полуостровом Камчатка и островом Парамушир, омывается он с двух сторон проливами Первым Курильским и Вторым Курильским.
Иван попал служить на остров Шумшу в середине пятьдесят первого. Их полк сухопутных войск наземного базирования, входящий в состав Морфлота, был переброшен из Владивостока дальше, на Курилы, на остров Шумшу. Сам остров был небольшой, в диаметре не более 25 — 30 километров, с одной стороны были сопки, а с другой — болотистая равнина. Всем известно, где прозвучали первые выстрелы Второй Мировой войны, а вот последние — 1 сентября 1945года на острове Шумшу.
Курильская десантная операция началась, когда повсюду уже перестали стрелять. Уже была разгромлена Квантунская армия в Манчжурии, атомные грибы развеялись над Нагасаки и Хиросимой. Прыгавшие десантники в прибой туманным утром попали под перекрестный огонь — стреляли из выдолбленных в скалах укреплений. Многие тогда утонули, поглощенные волнами и свирепыми течениями. Прорвавшиеся с берега вглубь острова оказались на чахлой кочковатой равнине, поросшей кедровым стлаником. Больше всего жертв на счету дота «171». С него простреливалось почти полострова. Без его усмирения тишины на Шумшу ждать не приходилось, японцы это понимали не хуже, а потому и дрались отчаянно. Высота трижды переходила из рук в руки. Но это уже история.
Солдатские казармы были отстроены сразу после войны и находились в метрах двухстах от сопок, а ниже располагались селения. В основном, там жили семьи офицеров, обслуживающий персонал и коренное население. Всего население не превышало тысячи. Надо сказать, природа на Курилах очень богата и разнообразна, насчитывающая до полутора тысяч растений. И это при довольно холодном и влажном климате. Летом туманы, тайфуны и шторма с ураганными ветрами, зимой — метели и шторма.
Остров жил своей обыденной, повседневной жизнью. Главной задачей было охранять восточные рубежи нашей необъятной Родины, и она выполнялась отлично.
Взвод, где служил Иван, обслуживал аэродром, оставшийся после японцев. На нем была одна взлетная полоса. По рассказам она служила дорогой в один конец. По ней взлетали самолеты, управляемые «камикадзе» — летчиками-смертниками. Весь остров был усеян японскими трофеями. Искореженные танки, развороченные доты, подземные тоннели, склады оружия и боеприпасов, подземные кладовые с провизией. Солдаты частенько бегали в самоволку полакомиться сладкими трофеями. И Иван был не исключением. Однажды, обнаружив подземный склад с продуктами, он с другом Санькой Кошелевым решил посмотреть, что хранится в ящиках. Оттащив в сторону пару ящиков, стали вскрывать. Вдруг Санька схватил Ивана за руку: «Тише, Ваня, кто-то идет».
Они сели за кучу ящиков и притихли. Из лабиринта показались трое небольших людей с рюкзаками за плечами. Ивану показалось, что они были в японской военной форме. Трое подошли с другого конца склада и посветили фонарями, при этом они тихо разговаривали, языка нельзя было разобрать. Затем они нашли, что искали, и стали сыпать в рюкзаки. А потом так же внезапно скрылись. Ребята немного подождали, а затем подошли к месту, где находились незнакомцы. На полу был рассыпан рис. Поговаривали, что будто бы здесь где-то находится тоннель, прорытый пленниками — китайцами. Он должен был соединять материк с островами. Но это легенда. А тут? Ребята решили об этом никому не говорить. Мало ли что, может, показалось, а, может, кто-то местный. На этом и порешили. Но одни больше туда не ходили.
Командира полка, капитана Савичева Петра Ивановича, любили все в полку — это был их «батька». К солдатам он был добрым, но справедливым. Жил Петр Иванович пока один. Все никак не мог семью перевезти с материка: то дом был еще не достроен, то жена с детьми не торопилась, потому что дети доучивались. И вот в июне 1952 года все получилось, и он наконец- то перевез жену и детей. Только старшая дочь должна была подъехать позже, она оканчивала курсы фельдшеров в училище.
Небольшой бытовой скарб помогали разгружать два солдата, среди них был и Иван. Он молча носил цветы в горшках и ставил, куда указывала супруга капитана. Но вот ему на глаза попалась гитара. Большая семиструнная в темно-коричневой лакировке под старинный раритет семнадцатого года. Взгляд Ивана заметил Петр Иванович:
— Что знаком этот инструмент и играть умеешь?
— Да, — ответил Иван, — знаком и играть умею.
— Ну, тогда закончим, и ты нам сыграешь, — продолжил капитан.
Иван был рад держать гитару в своих руках. Как он соскучился по ней! Он подтянул струны, пробежался по каждой, настраивая ее. И вот первая мелодия вырвалась на свободу и заполнила всю комнату. Жена командира накрывала на стол, она с удивлением повернулась в сторону Ивана, затем села на стул и стала слушать. И это продолжалось больше часа. Иван проиграл весь свой репертуар. Все были в восторге, и командир обещал, что организует местную полковую самодеятельность, и Иван будет в ней участвовать. Но этого не случилось. Произошедшие события изменили всю траекторию жизненного пути каждого, кто выжил.
С этих самых пор Иван стал часто бывать в доме командира полка. То дрова помогал колоть, то крышу крыть на бане, но, в основном, он играл на гитаре. До дембеля оставалось каких-то пять — шесть месяцев, и Иван мечтал, как он вернется домой и какая у него будет жизнь. В очередной раз он получил увольнительную и по просьбе жены Петра Ивановича должен был прийти к ним домой. Намечался праздник, и по этому случаю Ивана пригласили как гостя, но он понимал, что его будут просить играть, и был этому рад. Подходя к дому командира, он увидел девушку, она спускалась с крыльца. Иван обратил внимание, что девушка была необыкновенно красива. Она быстро сбежала и подошла к нему, улыбнулась:
— А мне рассказывали про вас, — она протянула ему руку, -Маруся.
— Иван, — ответил он, беря Марусину руку в свою ладонь.
Их взгляды встретились. На него смотрели такие нежные, лучистые глаза, что он стоял, как завороженный. Сердце учащенно забилось, а на лбу выступил пот. Маруся опустила глаза, щеки ее слегка зарделись. Она убрала руку с ладони Ивана и смущенно сказала:
— Проходите.
Иван пошел за ней. Весь вечер у него все валилось из рук, он даже чашку чая умудрился пролить на себя. Только когда взял гитару в руки, почувствовал себя свободно. Он в этот вечер играл так, как не играл никогда. Он играл для Маруси.
О любви Маруси и Ивана знал весь остров. Сослуживцы и друзья так и звали их женихом и невестой и тайно завидовали Ивану. А они, молодые, мечтали о своем счастье. Однажды, в сентябре, прогуливаясь по местному пляжу, Маруся решила искупаться в океане. Стоял жаркий осенний день. Она зашла в воду прямо в платье и поплыла. Ее шикарные волосы расплелись и опутали плывущее тело вокруг ореолом. Иван сильно испугался за нее, быстро разделся и поплыл ей навстречу. На берег они вышли вместе. Маруся громко смеялась своим звонким смехом, отжимая волосы и заплетая их в косу, затем она отжала платье, попросив Ивана отвернуться. А потом они сидели на валуне, на берегу океана.
— Ваня, а ты веришь в русалок?
— Верю, — ответил Иван.
— А вообще, речные и морские русалки отличаются?
Иван подумал и ответил:
— Отличаются. Речные русалки — это утонувшие девушки, которые иногда выходят из воды, чтобы затащить туда одиноких путников. А вот морские русалки — это серены. Если морские корабли попадают в область их владений, то живым корабль оттуда не возвращается. Говорят, серены хорошо поют, что тот, кто их слышит, сам прыгает в воду с корабля, а иной раз и весь корабль уходит под воду, потому что становится неуправляемым.
— Да, как интересно, — Маруся повернула голову к Ивану. — А вот, если бы я вдруг утонула, то стала бы русалкой или сереной?
Иван посмотрел на Марусю, затем чуть придвинулся к ней и нежно поцеловал ее в алые губы.
— Маруся, я не хочу, чтобы ты стала русалкой или сереной. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой. Ты согласна?
Маруся посмотрела на Ивана широко открытыми глазами, улыбнулась и кивнула.
— Нет, ты скажи мне, — настаивал Иван.
— Да, — ответила Маруся, быстро соскользнув с камня, и побежала вдоль берега. Иван бросился за ней. Так они еще долго смеялись, догоняя друг друга.
Раннее утро пятого ноября 1952 года было тихим, весь небосклон был усеян яркими звездами, и ничего не предвещало беды. Она пришла внезапно в четыре утра. Сначала раздался большой гул, как будто несколько реактивных самолетов взлетели одновременно, затем земля стала раскачиваться.
Казарму, где спал Иван, трясло так сильно, что сыпалась штукатурка, стены, потрескались, а кровати сдвинулись. Ребята соскакивали и выбегали на улицу кто в чем, а там уже одевались на ходу. Никто сразу и понять не мог, что происходит. Землетрясения случались и раньше, но все быстро заканчивалось, больших неприятностей не было. А здесь что- то не так. Все гудело и содрогалось. Через полчаса пришла тишина, и все стали возвращаться в казармы, и никто не заметил, что океан как-то отступил от берегов, освобождая территорию для нового удара, но уже в другом формате. Из тишины, со стороны океана, стал слышен нарастающий гул, он быстро приближался. Те, кто остался на улице, смотрели в сторону океана. Оттуда шла волна большой высоты. Раздались крики:
— Волна, волна, спасайся, кто может.
Сами они бежали к сопкам, но было уже поздно. Подошедшая волна накрыла остров, унося все, что можно было унести с собой в океан. Иван не успел выбежать на улицу, и поэтому первая волна накрыла его в казарме, продавив окна и двери. Те, кто пытался бежать в сопки, были унесены в океан, уцелевших было немного. Те, кто остался в казарме, спаслись. Казарма осталась, только крышу снесло. На острове была паника, раздавались крики о помощи. Первая волна спала, оставив большую часть построек без крыш и сараев. Все в этом аду перемешалось, и среди криков и воплей заметили не сразу, что со стороны океана неслась волна еще более мощная, огромной высоты, разрушая и громя все на своем пути. Она шла с интервалом в двадцать пять- тридцать минут, и у спасшихся от первой волны шансов выжить почти не осталось. Только те, кто находились недалеко от сопок, могли спастись, забравшись на них.
Иван после первой волны, выбравшись из казармы, решил найти Марусю. Он бросился туда, вниз, где была улица, но не успел. Вторая волна с огромной скоростью, со страшным скрежетом и шумом неслась на остров. Времени, чтобы выжить, оставалось все меньше и меньше. Сергей и Пашка, решив помочь Ивану найти Марусю, бросились к нему, крича:
— Ваня, уже поздно, бежим в сопки, или мы все погибнем.
Они схватили Ивана и стали тащить в сторону сопок, но он упирался, крича на ребят, чтобы те отпустили его, и что он найдет Марусю. Пашка повернул Ивана к себе и ударил наотмашь, чтобы тот пришел в себя. Затем они с Сергеем подхватили его под руки и стали быстро двигаться в сопки. Уже поднимаясь на высоту, они обернулись. В предрассветной мгле картина, которая развернулась, была ужасной.
Остров весь ушел под воду, и она еще прибывала. На поверхности плавало все, что было легче воды. Крики о помощи и безысходности слышались со всех сторон. Иван присел на корточки, закрыл голову руками и зарыдал.
Только к полудню вода стала убывать, открывая глазам страшную картину произошедшего. На месте поселений ничего не осталось: все дома, казармы и штаб были смыты в океан, осталось в живых не более сотни человек. Еще целую неделю океан выносил трупы на берег. Но среди погибших Иван не нашел тела Маруси. Видимо, океан не захотел ее отдать. Он забрал Марусю к себе, и теперь она одна из них — Серена. Ивану так было легче думать о своей любимой. На берегу он нашел гитару своего командира и отца Маруси. Он оставил ее себе на память о том, чего у него уже никогда не будет.
Через две недели оставшихся в живых солдат и офицеров перебросили по морю в город Владивосток, на военную базу. Уже в пути от команды логгера, перевозившего их, Иван узнал правду о том, что произошло ранним утром пятого ноября 1952года.
В ста тридцати километрах от мыса Шипунского полуострова Камчатка произошло землетрясение. Очаг его находился на глубине всего семи — восьми километров. Им было охвачено побережье на протяжении семисот километров, от полуострова Кроноцкого до Северных Курильских островов. Сила толчков достигала девяти баллов. Затем последовало две волны — первая шла высотой шесть — восемь метров, частично разрушая и унося в океан постройки, людей, скот. А следом, с интервалом в двадцать пять -тридцать минут, шла вторая волна, высотой до пятнадцати метров. Ее разрушительная сила и мощь была огромной. Пострадало восточное побережье Камчатки. Остров Шумшу уходил под воду, оставались незатопленными только сопки. Сильно пострадал остров Парамушир. На нем были полностью разрушены и унесены в океан город Северо — Курильск и еще пятнадцать населенных пунктов, находившихся ниже. Пострадали острова Алаид, Онекотан и другие. Всего погибло более шести тысяч человек (точной цифры нет). Если бы острова имели плотность населения больше, то и жертв было бы намного больше.
А пока под звуки музыки — реквиема, в память о погибших, состав с бешеной скоростью нёсся вперед, на запад, унося с собой ту правду, которую знал и сохранил в своем сердце каждый, кто остался в живых.
Судьба
Солнце стояло в зените, когда две кудрявые головки показались из-за кустов, поднимаясь от речки прямо в гору по каменистому обрыву. Это были Ванюша и Валечка. Семилетний Иван крепко держал за руку пятилетнюю Валечку, а она другой ручкой, приподняв подол платья, несла кучу разноцветных камней, которые они насобирали с Ванюшей. Солнце лучами игриво гладило две кучерявые головки, наделяя их светом и теплом текущего дня.
Дети дружно разговаривали, решая, где и как они применят находку. Пройдя вдоль берега еще немного, сели под небольшую березку, чтобы выбрать самые красивые камни. Разобравшись, они растолкали их по карманам, а остальные собрали в кучу и прикрыли травой. Ну вот, дело сделано. Иван быстро поднялся на ноги, помогая встать Валентине, затем они, смеясь, бросились бежать вдоль огородов, сверкая голыми пятками по зеленой траве. День близился к обеду.
Село Раздольное было средней величины и состояло из нескольких улиц. Это была центральная усадьба одного из зажиточных совхозов. Только что закончилась дневная дойка, и доярки спешили домой к обеду. Дети выскочили из проулка на свою улицу. Валечка побежала навстречу своей матери, на ходу доставая из карманов камни и показывая их ей. Иван развернулся и пошел к своему дому. Недалеко от дома Ульяна, мать Ивана, ждала его с кнутом в руках. Она несколько раз прошлась по спине Ивана, приговаривая:
— Я тебе сколько раз говорила не играть с Валькой, тебе что мало других ребятишек?
Ульяна потащила Ивана за руку к дому. Всю эту картину наблюдал сосед, сидя на завалинке. Дед Прошка не помнил точно сколько ему лет, зимой и летом он выходил посидеть на завалинку в одних и тех же валенках и шапке- ушанке. Вот и сейчас Прошка сидел на завалинке, прищурив свой единственный глаз, второй, как он утверждал, потерял в Финскую, и наблюдал, как Улька бьет своего сына.
— Ты что это, Улька, своего сына лупишь? Чай что натворил?
— Не твоего ума дело. Ульяна зло посмотрела на деда и снова ударила кнутом сына.
Она не любила деда Прошку, он всегда ее подковыривал, давая повод посмеяться. От этого Ульяна его еще больше ненавидела. Вот и сейчас Прошка, повернувшись в ее сторону, проронил:
— Ну и злая же ты, Улька, баба, не зря тебя мужик- то хотел бросить, а сейчас запил, я бы от тоски повесился.
Улька от злости чуть не поперхнулась, развернув свои телеса в сторону Прошки, она галопом пошла в атаку на деда, бросив руку сына:
— Ты чего несешь, старый хрыч, помирать пора, а ты все туда же.
Улька замахнулась кнутом на деда, тот еле увернулся, подставив свой костыль.
— Ну и дура же ты, баба, дети- то здесь причем?
Прошка сплюнул в сторону и стал медленно подниматься с завалинки:
— Вот был бы я чуток помоложе, проучил бы тебя, змея ты гремучая.
Но последних слов Улька уже не слышала. А причина не любить Валечку у нее была. Полтора года назад муж Татьяны, матери Валечки, попал под гусеницы своего же трактора и погиб, оставив жену с двумя детьми на руках. Вот ее- то и присмотрел Николай, муж Ульки, по натуре робкий застенчивый мужчина, работящий, немногословный. Стал захаживать, но всякий раз получал от ворот поворот. Татьяна была, симпатичной и спокойной женщиной, и Николай ей нравился, но он был женат, да и его взбалмошный жены она побаивалась.
Но каким- то образом до Ульки дошли слухи, что ее муж захаживает к соседке. Ну, конечно же, она устроила дома скандал, побив супруга скалкой и опозорив на всю улицу, да и Татьяне досталось. После этого случая Николай даже запил, сетуя на свою семейную жизнь с женой- мегерой, но ничего не поделаешь, трое детей надо растить, смирился, но иногда украдкой продолжал поглядывать в сторону дома соседки, тяжело вздыхая.
А вот Ванюшка, его младший сынишка, и Валентина, Татьянина дочь, подружились, чем сильно раздражали Ульяну. Но несмотря на угрозы матери Ванюшка продолжал играть с соседской девочкой. Их часто видели вместе. Соседи с умилением смотрели на этих двух ребятишек, похожих на двух ангелов, только один -белокурый, а другая- темноволосая. И в сердцах ругали грозную Ульяну, которая мешала дружбе двух юных созданий.
Время шло, дети росли, и дружба между ними плавно переросла в любовь, из детской в юношескую. Они мечтали, что никогда не расстанутся. Но Ульяна думала по-другому. Она так и не смирилась с тем, что ее сын против ее воли дружит с дочерью Татьяны. Да и супруга можно было бы простить, но не тут — то было, она еще больше увеличила контроль за своим мужем, так как он частенько, вечером, управляясь по хозяйству, таинственно исчезал, а потом появлялся навеселе и при нападении на него супруги молчал, стараясь уйти подальше с глаз.
Ульяна все- таки выследила своего мужа, куда это он исчезает, и как оказалось, оседает он у деда Прошки. Дед Прошка год назад похоронил свою жену и теперь слыл бобылем. Взрослые дети и внуки его проведовали часто, помогали по хозяйству: то дрова кололи, то воду приносили, убирались в доме, но в основном Прошка был один, вот Николай к нему и стал захаживать, чтобы с ним выпить да душу излить о своей житухе нескладной. А главное, рассказать о своей несостоявшейся любви к соседке Татьяне.
Однажды Ульяна и застала их за очередным распитием бутылки самогона и откровенной беседой. Николай, увидев жену на пороге, чуть стакан не выронил, но пока жена двигалась, как танк на амбразуру, он успел выпить содержимое и быстро встать. Николай только и успевал уворачиваться от оплеух, потому что руку на женщину никогда не поднимал. И когда дело дошло до Прошкиного костыля, стоявшего возле Прошки, то дед не выдержал и поднялся, чтобы встать между Николаем и Улькой, угрожая ей, что он вызовет милицию по поводу ее дебоша в его доме. Улька повернула голову в его сторону и с размаху так толкнула Прошку, что он отлетел в угол комнаты, ударившись о кровать и падая на пол. Прошка застонал, Николай подбежал к нему, поднял его и положил на кровать. С нее уже Прохор Иннокентьевич больше не встал. Как оказалось, он сломал бедро, так через полгода он и помер, придав забвению тайну своей болезни.
Ульяна в глубине души понимала, что виновата в смерти деда, но себя она оправдывала.
— Не спаивал бы мужа старый пень, ничего бы и не было, туда тебе и дорога, — думала Ульяна всякий раз, когда вспоминала деда Прошку.
— Ну вот, с одной бедой покончено, но что делать со второй? — думала она всякий раз, когда видела своего младшенького Ванюшку с Татьяниной дочкой. Ульяна поставила себе цель, во что бы то ни стало разлучить их, только наступил бы нужный момент, и он наступил.
Близился июнь, Ивана должны были забрать в армию. Его задержали на год, пока училище механизаторов закончит, а Валентина готовилась к выпускным экзаменам, заканчивая десятый класс средней сельской школы. Им предстояло расставание на два года. Вот этим- то и хотела воспользоваться Ульяна, видя, какой красавицей стала Валентина.
Иван и Валентина сидели на берегу, прижавшись друг к другу. Иван уезжал утром от сельсовета. Июньские ночи так коротки, а надо столько успеть сказать, Иван сильнее прижал Валентину к себе и стал нежно целовать. Эта ночь была для них ночью любви и страсти, счастья и слез, она дала импульс новой жизни, но об этом они узнают позже, а сейчас слова любви и обещаний ждать, любить надеяться и верить звучали, как клятва, которую они дали друг другу. Только вот судьба — то уже расставила свои невидимые сети.
Шло время, Иван служил. Друг другу они писали нежные и трогательные письма. Валентина ждала ребенка, их с Иваном ребенка, поэтому она отложила поступление в медицинское училище на год. Круг замкнулся, и все было бы хорошо, если бы Ульяна не питала столько ненависти к Татьяне, матери Валентины, и к самой Валентине. Да здесь еще после ухода Ивана в армию, Николай, муж Ульяны, как взбесился, встал на колени перед ней и стал упрашивать, чтобы она отпустила его, бедолагу, с Богом к Татьяне. Ульяна расплакалась от обиды, таская Николая за волнистый чуб, приговаривая: «Ишь, чего задумал, а обо мне ты подумал? Неужто, я хуже твоей Таньки? Сейчас, жди, я ей сделаю такой подарок! Не бывать этому никогда!» Николай стоял на коленях перед женой, закрыв глаза, и молчал. После этого случая Ульяна замкнулась сама в себе и стала усиленно думать, как избавиться от Татьяны и ее дочери. И что ей приходило в голову, так это магические отвороты, которыми владела тетка Груня, местная колдунья, живущая на соседней улице в самом конце. Ее дом находился почти возле леса, поэтому солнце редко посещало его, делая тем самым это место таинственным и тёмным. Вот туда- то и собралась идти одним из вечеров Ульяна со своими проблемами. Дойдя до калитки дома колдуньи, она тихонько приоткрыла ее. Во дворе никого не было, посередине двора стоял большой чан, а под ним горело небольшое пламя, вода уже закипала, вокруг чана стояли разные мешки с травами разных мастей и наименований. Тетка Груня варила новое зелье, травяной запах терпко бил в нос, вызывая легкое покалывание. Ульяна зашла в калитку, оглядываясь по сторонам:
Тетя Груня, вы дома?
Со стороны бани заскрипела дверь, в нее высунулась голова тетки Груни:
Дома, дома. Проходи, Ульяна, в дом. Я тебя уже давно поджидаю.
Ульяна удивленно посмотрела на тетку Груню, но спрашивать ничего не стала. Она зашла в дом, закрывая за собой двери. Дом колдуньи, тетки Груни, был небольшим, ставни в нем были закрыты, поэтому в комнате было темно и прохладно. Дом разделяла на две половины русская печь, всего было три окна — два в комнате, они выходили во двор, и одно окно- в кухоньке, оно смотрело на лес. Скарб тетки Груни был весьма скромным, кровать, самодельный стол, комод да большой старинный сундук, стоявший возле кровати в углу. На столе стояла небольшая керосиновая лампа, освещая висящую икону Божьей Матери.
Ну что случилось, Ульяна? — скрипучим голосом громко спросила тетка Груня. Ульяна вздрогнула. Она не видела, как вошла хозяйка.
Да, вот…, — Ульяна прошла к столу и села на лавку напротив стоящей на столе лампы так, чтобы свет на нее не падал. И Ульяна рассказала все о своей жизни невеселой. Тетка Груня ее выслушала внимательно, а затем сказала:
Николая я верну тебе, а вот детей-то зачем разлучать, ведь у них-то дитя будет. Грех.
Тут- то Улька и разошлась, рисуя картину, какая Валька плохая, ведь и ребенок не Ивана, гуляет она, и, вообще, сын ее заслуживает другого счастья.
Ну ладно, приходи завтра, ровно в половине двенадцатого ночи, я все приготовлю, поняла?
Ульяна кивнула головой, а сама быстро достала из сумки узел с продуктами, расчет. «Забери свой узел, принесешь завтра. А сейчас иди и не оглядывайся».
Ульяна встала с лавки, положила узел в сумку и быстро направилась к двери.
На другой день она все сделала, как говорила ей тетка Груня. И уже в половине двенадцатого была дома у колдуньи.
Слушай меня внимательно, — тетка Груня взяла мел и очертила большой круг возле русской печи, — Я встану в круг и буду читать заклинания, ты сидишь тихо и держишь вот этот крест на веревке. Я буду читать долго, то, что ты увидишь, не бойся и ничего не говори, как только закукарекает петух, сразу войдешь в круг и оденешь мне этот крест на шею, возьмешь меня за руку и сведешь с круга. Ты все поняла?
Да, — Ульяна взяла крест и села на лавку под икону. Тетка Груня сняла свой дневной наряд, одела холщовую белёную рубаху, распустила свои волосы и ровно в двенадцать вошла в круг, становясь лицом к трубе русской печи, по центру круга. Она открыла широко глаза и, глядя, не мигая, в одну точку, стала произносить очень быстро заклинания. Ульяна урывками всё только слышала и ничего не могла понять. Ближе к двум часам ночи Ульяна увидела, как над кирпичной трубой, доходящей до потолка, появилось вначале белое пятно, затем оно росло, и, наконец, она увидела живой прозрачный силуэт своего мужа Николая, он был на расстоянии от пола и постоянно вибрировал, при этом глаза его были закрыты. Колдунья стала громко его спрашивать: «Ты любишь свою жену Ульяну?» Николай или то, что было похоже на Николая, чуть слышно ответил: «Нет», — и стал снова исчезать. Ульяна поняла, что колдунья вызывает душу Николая. Тетка Груня снова начала произносить заклинания, и по мере увеличения интонации голоса силуэт Николая снова стал появляться, колеблясь, как горящая свеча. Ульяна смотрела и боялась даже шелохнуться. Колдунья снова стала спрашивать Николая, любит ли он свою жену, но он молчал, затем стал исчезать. Колдунья подняла руки вверх и снова стала повторять заклинания, четко выделяя слово «приди». Рассвет забрезжил за кухонным окном. Ульяна обратила внимание, что ставни на этом окне были открыты. Тетка Груня читала заклинания, держа руки в направлении трубы. Ульяна заметила, что силуэт Николая снова стал высвечиваться, сначала чуть заметно, затем все ярче и ярче и, наконец, он появился, зависая над трубой. Колдунья снова спросила:
Ты любишь свою жену, Ульяну?
Силуэт молчал и только на третий раз, когда его спросила колдунья, ответил дрожащим голосом: «Да». Колдунья опустила руки, но заклинания продолжала читать. Образ Николая стал таять. Через некоторое время Ульяна услышала кукареканье петуха, она встрепенулась, как ото сна, и ничего не могла понять, ей казалось, что она спала, только тетка Груня стояла в кругу, опустив голову, длинные седые волосы спадали на лицо. Ульяна быстро встала, взяла крест, что ей дала колдунья и, зайдя в круг, быстро накинула ей на шею, затем взяла за руку и вывела за круг. Еще постояв немного молча с опущенной головой, тетка Груня стала потихоньку приходить в себя. Затем она медленными движениями сняла рубаху, надела свое платье, волосы собрала в пучок и уложила аккуратно на голове.
Ну, вот и все. Сейчас ты пойдешь домой, не оглядываясь и не говоря ни с кем, возле дома тебя будет ждать твой муж. Я тебе дам зелье, ты его добавишь в еду или в вино. Слушай меня внимательно, вот эти иголки, — она достала несколько штук иголок, открыв створку висячего ящика возле стола на кухне, — ты постарайся отослать своему сыну, главное, чтобы он их взял руками и сам положил в определенное место, и вот эту землю ты высыплешь незаметно, возле ворот подруги своего сына. Ты все поняла?
Да, — сказала Ульяна. Она открыла свою сумку и достала большой узел с продуктами для колдуньи.
Ульяна все сделала, как говорила ей тетка Груня. Возле ворот своего домаона встретила мужа, он схватил ее за руки:
— Ты где была? Я всю ночь не спал и себе места не находил.
Ульяна молчала, она видела, как переменился ее муж. И это было только начало ее грязного дела. Затем она сделала все, как говорила ей колдунья, в отношении своего сына. Она даже нашла одного из бывших друзей своего сына, спившегося Василия, сына кухарки из местной столовой, напоив, она убедила его, чтобы он тут же, написал письмо Ивану о том, что его подруга, Валентина, гуляла без него и что ребенок это не его. Ульяна быстро выхватила письмо из рук опьяневшего друга, спрятав его в карман фартука. На следующий день она отправила это письмо своему сыну отдельным конвертом, подделав почерк.
Валентина зашла домой, неся в руках очередное письмо от Ивана. Глаза ее светились радостью и счастьем. Она тихо прошла в комнату и села на край кровати, рядом в детской кроватке посапывала их с Иваном дочь Светлана, ей было почти четыре месяца, светлые кудри раскинулись по подушке, она улыбалась во сне. Валентина быстро открыла конверт и стала читать письмо. По мере углубления в текст письма, ее лицо стало меняться, она побледнела, и ее синие глаза наполнились слезами, письмо выпало из рук, не помня себя, Валентина упала на кровать и разрыдалась, разбудив дочь.
В этот день с утра на сердце у Татьяны, матери Валентины, было неспокойно, предчувствие каких- то событий тяжестью ложилось на него. Отпросившись у бригадира, Татьяна решила сбегать домой, посмотреть все ли в порядке. Она быстро добежала до дома; забежав во двор, услышала плачь внучки Светланы, бросилась в дом. Татьяна быстро вошла в комнату, на кровати она увидела плачущую дочь, а рядом плакала внучка, на полу валялись конверт и письмо. Татьяна подняла письмо и стала медленно читать, беря на руки плачущую Светлану. Она села на кровать рядом с дочерью, держа в одной руке успокоившуюся внучку, а в другой письмо. Еще его не прочитав, Татьяна поняла, что случилось. Она знала, что рано или поздно это должно было произойти. Ульяна не оставит детей в покое, она постарается их разлучить.
Иван в своем письме обвинял ее дочь в неверности, отказывался от Светланы и пожелал, чтобы она свою жизнь устраивала без него, предупредил, что ответа не ждет, потому что даже читать ее письмо не будет. Круг замкнулся, не оставив пространства для раздумий и шанса все вернуть. Судьба черной полосой коснулась ее, Татьяну, она с горечью в душе осознавала, что и ее дочь страдает от этой черной полосы, и всему виной ненависть Ульяны к ней. А самое главное — все понимаешь, но исправить-то ничего не можешь. Татьяна встала с кровати, положив внучку в кроватку. Затем она подошла к рыдающей дочери, присела возле нее на кровать и стала гладить Валентину по разбросанным до пояса вьющимся волосам, давая ей возможность выплакаться. Она с грустью смотрела на вздрагивающие плечи дочери и вспоминала свою жизнь. Муж ушел из жизни рано, оставив ее с двумя малолетними детьми, а Николай, муж Ульяны, оказался, при всех своих достоинствах, слабым и бесхарактерным. Да, они любили друг друга, но что может женщина, если мужчина ничего не может решить?
Ничего. Зато злая и ненавистная Ульяна все решила за них. Татьяна вспомнила, что в последнее время Николая не узнает. Он сильно постарел, волосы — сплошной снег, осунулся. А глаза? Когда — то красивые, голубые глаза, стали тусклыми, а главное, в ее сторону больше не смотрят. При случайной встрече он отводит взгляд и бежит, едва кивнув головой. «Странно, что- то здесь не так. Но моя-то жизнь в большей ее части прожита, а вот жизнь дочери я не дам загубить», — думала Татьяна. До прихода Ивана оставалось девять месяцев, и за это время надо съехать отсюда подальше, чтобы все забыть. А вот куда, надо порешать. Но съезжать Татьяне не пришлось, сама судьба распорядилась по-другому. Близилась уборочная пора, из города нагнали грузового транспорта с молодыми ребятами. Вот и влюбился в Валентину один из приезжих водителей, молодой неженатый Алексей, высокий широкоплечий парень. Валентина долго не отвечала ему взаимностью, но Татьяна стала ее уговаривать, чтобы та обратила на Алексея внимание. По окончании уборочной Алексей приехал на такси за Валентиной и ее дочерью Светланой, прося руку и сердце и обещая любить обеих. Татьяна с радостью их благословила, при этом она видела холодность своей дочери, но вопрос был решен. Может быть, слюбится — стерпится, она не знала, как лучше.
Шел дождь вперемешку со снегом, Валентина еще немного постояла возле машины, затем открыла дверь и села в нее. «Волга» резко тронулась с места, оставляя позади себя две размытых дождем колеи.
***
Иван сидел за столом. Прошло два дня, как он возвратился домой возмужавший, совсем взрослый, молодой мужчина. Ульяна, мать Ивана, суетилась, старалась угодить сыну, подавая разные яства. Приход Ивана из армии отмечала почти вся улица, гостей было много. Молодые девчонки так и крутились рядом, заставляя обращать на себя внимание. Не было только одной Валентины, и поэтому Ивану было горестно на душе и пусто. Сидевший рядом отец подставлял разные тарелки с закуской, приговаривая: «Ты, сынок, закусывай, мать так все вкусно приготовила». Иван не узнавал отца, за два года он стал седым не по — возрасту, сильно постаревшим, да и мать что- то сдала, больше гнуться книзу стала. Иван еще немного посидел, а затем не выдержал и спросил отца:
А как наши соседи поживают?
Ты о Валентине? — переспросил отец.
Да, — Иван взял стопку водки и залпом выпил ее.
Да, Валентина, я слышал, вышла замуж за приезжего и уехала с ним, забрав дочь.
Далеко?
Не знаю, Ванюша, я ведь с ее матерью почти не общаюсь, — проговорил отец, держась рукой в области сердца. Что- то сердчишко стало пошаливать, пойду, полежу немного.- Николай встал из-за стола и, шатаясь, пошел в соседнюю комнату. Выпитая водка не действовала на Ивана, он больше замкнулся в себе, становясь угрюмым и неразговорчивым. Только одна девчонка, Любка, местная красавица, неутомимо старалась завлечь его, громко смеясь и приглашая танцевать. Иван неохотно подчинялся ей. После бурной гулянки Любка осталась ночевать у Ивана, утащив его на сеновал. Вот и судьба определилась, только вот настоящая она или нет? Только время может ответить на этот вопрос.
Прошло почти полтора года, Иван так и не женился, мучая тем самым свою подругу Любку. Однажды при очередном свидании, она стала его упрекать в холодности, в том, что он ее не любит, а любит свою Вальку. Иван, резко притянул к себе Любку, взял ее за подбородок и, глядя прямо в глаза, проговорил: «А это не твоего ума дело» и, быстро отпустив, развернулся и пошел прочь от нее. Любка не ожидала такого поворота дела, сначала замолчала, а потом бросилась за Иваном вслед, плача и окликая его. Но Иван шел быстро и даже ни разу не оглянулся. Только одно приходило на ум — это напиться до чертиков и забыться. Иван дошел до местного магазина, на пороге ему повстречался бывший друг Васька.
Привет Василий.
Привет, — ответил Васька.
Ты выпить хочешь? — спросил Иван.
А как же. Выпить я всегда хочу.
Подожди меня, я сейчас куплю бутылку, и мы посидим с тобой на берегу речки, вспомним былое. Иван зашел в магазин, там знакомая продавщица дала ему из — под прилавка бутылку и немного закуски. Василий, выпив вторую порцию, совсем захмелел. Он низко наклонил голову и стал плакать, размазывая грязными руками слезы по лицу.
Вань, ты знаешь, я ведь так виноват перед тобой, а ты меня еще и угощаешь, — Васька зашмыгал носом.
В чем ты виноват передо мной? — спросил Иван.
Да, ты знаешь…, — и Васька поведал Ивану, как он в пьяном виде поддался искушению и по настоянию тетки Ули, поверив ей, что Валентина неверна, написал другу письмо. -А на утро я понял, что сделал и прибежал к твоей матери, и потребовал письмо назад, но она меня прогнала, сказав, что никакого письма она не видела, но я- то знаю точно, что я писал, хоть был изрядно пьян. А потом, узнав, что Валентина забрала дочь и уехала, я понял, что письмо- то было.
Ивана Васькино признание как обожгло током.
Васька, так ты…., -у Ивана не было слов, ком в горле не давал говорить. Он быстро поднялся с травы, взял Ваську за грудки и так встряхнул его, ставя на ноги, а затем оттолкнул от себя. Васька кубарем покатился к самой воде, повторяя: «Так мне и надо».
Иван не бежал, а летел домой, посмотреть в глаза матери. Открыв калитку ударом ноги, он одним махом взбежал на крыльцо, а затем в дом. Мать стояла возле печки, готовила обед. Иван с порога крикнул:
Мать, как ты могла?
Ульяна быстро повернулась на крик сына, увидев его разъяренное лицо, она вся задрожала:
Что случилось, Ваня?
Это я должен спросить у тебя, что случилось? Так это ты сочинила кляузу на Валентину и разлучила нас?
Ульяна стояла, опустив седую голову, слезы душили ее. Она уже сильно переживала, что сын за полтора года так и не женился, стал баловаться вином. Да и муж стал ей безразличен, больной и никчемный. Грех, который она совершила, душил ее и не давал покоя.
Прости меня, сын, если можешь, я виновата, — покаялась Ульяна. — Мне так плохо, что если ты меня не простишь, я на себя руки наложу, — Ульяна разрыдалась, падая на пол. На крик вышел отец, шаркая ногами, он подбежал к жене, та, его отталкивая, билась в истерике, говоря всю правду о своем сделанном зле. Иван больше не мог слушать, он вышел во двор, закурил, обдумывая свой следующий шаг, после того, как он узнал правду. Только одна мысль жила в сознании- это разыскать Валентину и дочь Светлану и вернуть их, потому что жизнь без них для него уже не имела никакого смысла. Любовь не прошла, она не притупилась, она живой раной кровоточила, заставляя страдать.
* * *
Колеса вагона, монотонно отстукивали дробь, повторяя: «Я прав, я прав…». Так думал Иван, сидя возле окна и прокручивая снова и снова все, что он скажет при встрече Валентине. До города было два часа езды. Но вот и долгожданная станция. Иван сошел на перрон, доставая записанный адрес, который он с таким трудом достал. Ну вот, наконец, и та улица- он отпустил такси, решил идти к дому пешком. Дом находился в конце улицы, она состояла вся из двухэтажных домов, это была окраина города. Иван стал приближаться к дому, недалеко от подъезда стояла песочница, в ней играл ребенок. По мере приближения было видно, что это белокурая, кучерявая девочка, она ловко строила дом из песка. Иван приблизился к ней.
Света, — позвал он. Девочка подняла голову, и он увидел свои глаза, кучерявые волосы. Сердце так застучало, как будто собиралось выпрыгнуть из груди.
Света, а мама дома?
Дома, — ответила девочка.
Ты меня проводи, — Иван подошел ближе и взял свою дочь за руку, а она смело повела его к маме. Дойдя до дверей квартиры, Иван приостановился, взял Светлану на руки и открыл дверь. Валентина стояла на кухне и что — то готовила.
Мама, — закричала Светлана, протягивая навстречу руки. Валентина обернулась…
Ты? — она смотрела на Ивана и ничего не могла понять, только мелкая дрожь охватило все тело, и ноги подкосились, она еле устояла. Иван, держа в одной руке Светлану, другой обхватил Валентину и крепко прижал к себе.
Я за вами, мы едем домой, -он поставил на пол дочь и повернулся к Валентине. -Мы едем домой и я не приму никаких отказов, -проговорил Иван тихим голосом.
А как же мой муж? — спросила Валентина.
У тебя только один муж — это я. А здесь мы разберемся. Я чувствую, он- хороший мужик, и поймет меня со временем. А сейчас до электрички осталось всего два часа, и нам надо успеть.
Иван крепко прижал к себе Валентину и, глядя ей в глаза, проговорил:
Я никогда больше никому тебя не отдам, я люблю тебя….
В кабинете главврача городской хирургической больницы до полуночи горел свет. Вот уже несколько часов главные специалисты больницы не могли решить вопрос об операции в отношении молодой двадцатисемилетней пациентки. Стафилококковый менингит — это смертельный приговор, если не сразу, то через некоторое время. Срочно нужна операция, но она стопроцентной гарантии не дает. И делать нельзя- слабое сердце, пациент может не выдержать. Что делать? Андрей Сергеевич, главный хирург, от решения которого зависит общее решение, не мог долго сказать ни «да», ни «нет». Молодая женщина какой — то особой небесной красоты уходила, оставляя здесь на Земле двоих малолетних детей и мужа, который ее безумно любит, а он, врач, ничего не может сделать. Черный рок судьбы уже довлел над ней, и он должен был подтвердить его, как ему не хотелось бы этого, но решение уже было принято. Андрей Сергеевич встал, протер очки носовым платком и сказал внятным голосом: «Операцию делать нельзя, очень слабое сердце, мы ее потеряем на операционном столе».
Иван сидел рядом с Валентиной, вот уже три дня она была в коме. Капельницы, инъекции, подключение к дыхательному аппарату. Все, но результат один — она не приходит в себя. Иван в глубине души чувствовал, что расстается с ней и это последние минуты их соединения здесь на Земле, а дальше…., а дальше он не мог представить свою жизнь без нее….
Валентина уходила, Иван сидел рядом, держа ее за руку, вспоминая каждую минуту их жизни. Судьба им отвела всего пять лет счастья. Все было, как одно мгновение и на одном дыхании. После того, как он увез ее и дочь в родное село, ему пришлось объясняться с Алексеем, бывшим мужем Валентины, они даже подрались. Мужской конфликт разрешила она сама, Валентина, приняв лишь одно решение, — она остается с Иваном, отцом своей дочери. Ульяна, мать Ивана, после истерического раскаяния потеряла дар речи, врачи констатировали обширный инсульт, через две недели ее не стало, она ушла, унося с собой свое зло. Николай, отец Ивана, ушел к Татьяне, ведь счастливым быть никогда не поздно. Иван с Валентиной и дочерью Светланой остались жить в доме отца Ивана, а через четыре с половиной года у них родился сын Сергей, темнокудрый, синеглазый — весь в маму. Иван стал передовым механизатором, делая рекорды в уборочную страду. Его, как лучшего, наградили бесплатным талоном на машину «Жигули». Жизнь была насыщенной и радостной. И вот гром среди ясного неба- смертельный приговор. Иван сидел, сжав руку Валентины, низко наклонив голову. Вдруг он почувствовал, что рука Валентины слегка сжала его пальцы. Он посмотрел на жену, ее ресницы немного задрожали, и глаза на мгновение открылись. Валентина еще раз слабо сжала пальцы Ивана.
— Ваня, ты детей береги, — прошептала тихо она, — Я тебя очень люб…. — последнее слово она уже не договорила, потеряв снова сознание. Больше Валентина никогда не открыла своих прекрасных синих глаз, через два часа ее не стало.
Иван мчался на «Жигулях», не помня себя, только уже в поле, не доезжая родного села, он опомнился, стоя на коленях и рыдая. Машина находилась в метрах ста от него. «За что, и почему судьба так жестока ко мне, чем я ее прогневал?» — слезы застилали глаза, он посмотрел на небо, оно было в тучах, и первые дождинки по-осеннему начинали моросить, оплакивая вместе с ним его горе.
Прошли годы… Иван стоял возле своего дома, наблюдая, как его четырехлетняя внучка Валюша разбиралась с соседским шестилетним мальчуганом Артемом. Они рьяно махали руками, затем примирившись, бегом помчались вниз к реке, помогая друг другу спускаться с крутого берега. «Все возвращается», — думал Иван. Вот он вырастил двоих детей, теперь вот уже и внучка есть, она носит имя своей бабушки. Он так и не женился, не смог найти такую же, а другой он и не представлял рядом с собой.
Опасные игры
Оперуполномоченный по особо важным делам уголовного розыска города Светлогорска Александр Борисович Минин вот уже больше двух часов работали со своей группой на месте преступления.
Сурков Станислав Аркадьевич, пятьдесят два года, офицер запаса, генеральный директор солидной компании по производству мебели, был убит в своей собственной квартире выстрелом в упор из своего наградного пистолета системы «Макаров». В луже крови, его обнаружила молодая жена, Ксения, вернувшись из фитнес — клуба около десяти часов вечера. Смерть наступила в период с девятнадцати тридцати до двадцати часов вечера — это предварительное заключение мед эксперта, а окончательное — после вскрытия. «Значит, до появления жены, тело Суркова, пролежало около двух часов?» — подумал Минин. Дверь в квартиру была приоткрыта, пистолет находился недалеко от мертвого Суркова. В кабинете убитого Станислава Аркадьевича было все перевернуто: секретер и сейф были открыты, но в них было пусто; свет горел во всех комнатах, телевизор работал.
«Следов борьбы или взлома не было видно, значит, открыл сам, а возможно, дверь была открыта ключом», — думал Минин, — Все версии отрабатываются на месте, но надо проверить, у кого могли быть ключи помимо его жены».
Элитный, шестнадцатиэтажный дом стоял в центре небольшого провинциального городка, стоящего на судоходной реке, с населением в двести пятьдесят тысяч. Шикарная квартира Суркова находилась на четвертом этаже с выходом лоджии на берег реки.
«Входная дверь в подъезд была закрыта, и открывалась через домофон, значит пройти кто — то мог только по желанию хозяина или знающий код, — продолжал думать Минин, — А возможно, кто — то и проскочил с
кем — нибудь из соседей, входящих или выходящих. Надо проверить всех соседей, да и возможно видео камера, установленная напротив подъезда, прольет свет, ребята сейчас с ней работают. Пулевое ранение в область сердца, стреляли с близкого расстояния, это видно по пулевому отверстию, смерть наступила мгновенно. Но почему боевой офицер не оказал сопротивления? Значит, нападения он не ждал, а с близкого расстояния мог сработать и не профессионал. Но как наградное оружие попало в руки преступника, если оно находилось в сейфе или, допустим, в ящике стола? Вопросов больше чем ответов». Александр Борисович еще раз внимательно осмотрел лежащее на полу тело Суркова и дал команду приехавшим ребятам из морга выносить. Работы на месте преступления было еще много.
В присутствии понятых была осмотрена вся квартира. Приехавшую дочь Евгению опросили на тему, когда она видела отца в последний раз. В процессе работы в квартире Минин дал команду произвести обыск в офисе компании и опечатать его до выяснения всех обстоятельств, а сотрудников допросить. При опросе соседей ничего подозрительного не было найдено, даже выстрела никто не слышал. Две квартиры, где, возможно, был бы услышан выстрел, на момент преступления были пусты.
Александр Борисович Минин через шесть часов после убийства Суркова собрал оперативную группу в своем кабинете и тщательным образом обсудил все детали следствия, тем более, что господин Сурков был кандидатом в депутаты городского совета. «На носу» были выборы. Начальство требовало раскрыть преступление, чего бы это ни стоило. В тихом и спокойном городке как Светлогорск убийство накануне выборов было случаем из ряда вон выходящим, а значит, и преступник должен быть найден и наказан по закону.
— Так, что мы имеем на сегодняшний день? Первое — это убийство на политическую тему. Второе — конкуренты. Третье — убийство с целью ограбления. Четвертое — бытовое, это родственники. Пятое — это криминальные разборки. И, наконец, шестое — это компаньоны. Все версии имеют под собой основу, и их надо тщательно отработать. Надеюсь, о всей сложности и ответственности вам напоминать не надо? Времени мало, поэтому разбиваемся на шесть групп. Шадрин?
— Да
— Вы займетесь проверкой компаньонов. А я — родственниками, остальные, по два человека, проверяют оставшиеся версии. Все понятно?
— Да, — ответили сотрудники, зевая и потирая слипающиеся от усталости глаза.
— О ходе следствия докладывать через каждый час. Расходимся, — Александр Борисович встал и вышел из — за стола. Все поднялись и стали расходиться, чтобы через три часа встретиться вновь. До рассвета оставалось всего два часа. Минин подошел к окну и открыл его, свежий воздух действовал ободряюще, спать уже не хотелось, он подошел к столу и сделал первый звонок. Работа началась.
Лара стояла возле окна в своем загородном доме на втором этаже, она накрыла плечи пледом, но согреться никак не могла, мелкий озноб пронизывал все тело. Вот уже и утро, она не сомкнула глаз. Вчера вечером, в одиннадцать, позвонила дочь и сказала, что отца убили и что он лежит в луже крови у себя дома, и что она сегодня не приедет домой ночевать. Последнее время у нее с дочерью были натянутые отношения. Лара была в шоке от новости, которую ей сообщила Женя. Она только и успела сказать в трубку: «Как убили? — но Женя уже отключила телефон, -Что же делать? Ехать, но там его новая жена». Лара не хотела видеть ее, эту не по годам наглую и не воспитанную женщину, которая вызывала у нее только отвращение. Три месяца назад она рассталась со Стасом, прожив с ним счастливо почти двадцать семь лет, и вот развод по настоянию мужа, а через месяц — у него новая молодая жена Ксения, одноклассница их дочери. Как ни странно, но Женя восприняла это событие спокойно, даже радостно, как показалось Ларе. Показалось или на самом деле? Все возможно, ведь Женя была приемной дочерью, воспитание воспитанием, но гены, их не исправишь. А по наведенным справкам родители Жени — алкоголики и тунеядцы. Вот и Женя не вызывала восторга, алкоголь и наркотики, и паразитический образ жизни все время давали о себе знать, но Лара любила свою приемную дочь и всячески старалась загладить острые углы возникающих конфликтов. Лара села на диван и закурила сигарету, она налила себе коньяк в большой фужер и залпом выпила. Прожитая жизнь со Стасом периодически, кадр за кадром, возникала перед глазами, заставляя учащенно биться разбитое сердце Лары. Познакомились в юности, он — младший лейтенант, а она только закончила институт, молодой специалист — архитектор. Ей предложили интересную работу в городе. Но муж — офицер, и она обязана быть с ним. Лара все бросила ради служебной карьеры мужа, жили в казенных квартирах, работала, где приходилось. Но они были счастливы, они любили друг друга. Почти девять лет у них не было детей и вот, наконец, Стас ее уговорил взять ребенка из приюта. Так у них появилась Женя, ей было два года. Лихие годы перестройки, мотание по гарнизонам, горячие точки — было все, и все пережили, главное — любовь да согласие. После ухода на пенсию Стас занялся бизнесом. У них все сложилось, наконец, появились деньги, квартиры, дом за городом, а главное — компания по производству мебели, во главе которой он стоял, имея на руках контрольный пакет акций, как говорят, все срослось. Но вот в личной жизни пошли сбои. Появились деньги, появились новые возможности, появились другие женщины. Стас все реже стал появляться дома, ссылаясь на занятость, пока не сказал о том, что любит другую и что намерен подать на развод — это был гром среди ясного неба. Лара была не готова расстаться. Она многое прощала, но расстаться….
Она любила своего мужа еще той любовью из их молодости. Она до последнего надеялась, что Стас все обдумает и отменит свое решение, но он не отменил. У Лары наступила черная полоса, она была в депрессии, срывалась в истерическом крике на дочь, наконец, она не выдержала и обратилась в психиатрическую клинику, где и провела месяц до развода. А там опять срывы, но Лара успокаивала себя алкоголем. Стас ей и дочери оставил загородный дом, а сам съехал в квартиру в центре города, где его и нашли мертвым. Денег он Ларе не дал, ссылаясь, что ей дома и двух магазинов достаточно. Но деньги как раз Ларе нужны были очень, и она решила об этом поговорить со Стасом, позвонив ему предварительно. Лара дрожащей рукой налила себе в большой фужер и залпом выпила, затем закурила сигарету, когда в комнату к ней вошла домработница и сообщила, что ее ждут внизу два молодых человека. Лара встала с дивана и, слегка шатаясь, стала спускаться в низ. Молодые люди предъявили ей свои документы сотрудников уголовного розыска и зачитали санкцию прокурора на ее арест, так как она являлась главным подозреваемым в убийстве своего бывшего мужа Суркова Станислава Аркадьевича.
* * *
Минин вот уже несколько часов сидел за столом в своем кабинете, сопоставляя разные комбинации по делу об убийстве Суркова. Все вроде бы на лицо. Убийца сидит в камере и ждет суда, но что — то не срастается. В ходе следствия версии о политическом убийстве и криминальных разборках сразу отпали. Ограбление? Да, оно имело место. По утверждению жены Суркова, Ксении, из сейфа пропали деньги и ценные бумаги, и они не найдены. Вот это — то и тяготило Александра Борисовича. Ведь под статью об убийстве попадала бывшая жена Суркова Лариса, а что если она этого не делала? Хотя против нее столько улик, но ведь она так и не признала за собой вины, убив бывшего мужа в состоянии аффекта, после того, как он отказался дать ей деньги да и вспомнила старые обиды. Где пистолет лежит, она знала, выстрел с близкого расстояния, которого не ожидал Сурков — итог их семейных разборок.
«А улики против нее? — продолжал думать Минин, — Отпечатки пальцев на разбросанных бумагах, на сейфе, на дверной ручке, кроме пистолета. Возможно, она и не хотела убивать, выстрел произошел случайно, но он отрезвляюще на нее подействовал, и она бросила пистолет на пол, рядом с Сурковым, когда поняла, что он мертв, предварительно стерев с него свои отпечатки. Если бы она была профессионалом или готовилась к убийству, то и других отпечатков бы не оставила, но она убивать не собиралась, так получилось, тем более последнее время она стала выпивать и вела, по всей видимости, себя неадекватно. После выстрела, убежала, оставив дверь приоткрытой, возможно, еще кто — то побывал в квартире». Видеокамера показала, что Лариса Дмитриевна возвращалась снова и вышла последний раз из квартиры в восемь часов вечера, а экспертиза показала, что смерть Суркова наступила между девятнадцатью и двадцатью часами. Так что все логически сходиться и подтверждается уликами.
«Но что настораживает? — продолжал думать Минин, — это то, что дочь Ларисы так активно и без сожаления опознала мать на видеокамере, на вопрос: „Какие у вас отношения?“ — она ответила, что мать нервнобольная истеричка, постоянно мучавшая отца своей ревностью, он поэтому — то и решил развестись с ней. Это было сказано без всякого сожаления».
И другой вопрос мучил Александра Борисовича — это Щерский Савелий Петрович, исполняющий директор в компании Суркова, компаньон и друг, как объяснял сам Щерский. На допросах вел себя корректно, по- деловому, отвечая на все вопросы, но при этом он был обтекаем и неуловим, что сразу же не понравилось Минину. Проверка в кампании уже шла полным ходом, и финансовые нарушения имели место. Поэтому Минин уже собирался дело по проверке компании передать в отдел по финансовым преступлениям, но задержал, и вот теперь возникал вопрос о том, что если не прямо, а косвенно Щерский мог иметь отношение к убийству друга и компаньона. Остановившись на этой ноте, Минин достал свой сотовый телефон и вызвал к себе капитана Шадрина, чтобы с ним обсудить возникшую версию. Ожидая его появления, Минин решил позвонить своему боссу и попросить дополнительное время по делу об убийстве Суркова. На другом конце провода вначале помолчали, а затем спросили: «Сколько времени вам надо?»
— Две недели, — ответил Минин.
Десять дней и не дня больше. Вы меня поняли, Александр Борисович?
— Да, — Минин стер носовым платком пот со лба, и положил трубку. В это время открылась дверь, и вошел капитан Шадрин, спрашивая:
— Можно войти?
— Да, — Минин показал ему рукой на стул рядом с собой. Было решено, дополнительно проверить алиби Щерского и дочери Суркова, за ними было установлено круглосуточное наблюдение. Надо было выяснить их круг общения, и не пересекались ли их интересы. Шадрин сидел в машине с двумя своими сотрудниками, когда из подъезда вышел Щерский и направился к своей машине. По дороге в центр он остановился, и к нему села женщина. И каково же было удивление сотрудников угрозыска, когда они в ней узнали Ксению, жену убитого Суркова. Шадрин даже присвистнул: «Надо проверить, была ли связь между ними до убийства, а чем черт не шутит?» — капитан понимающе улыбнулся.
Что их связывает, надо срочно установить прослушку, где это возможно, только бы не спугнуть этого «серого кардинала». Тем временем, вторая группа оперов, вела слежку за дочерью Суркова, Евгенией. Она все это время находилась в кругу двух молодых особ, посещая дорогие кабаки. Были установлены их личности — это одноклассницы Евгении. Затем был замечен молодой человек, с ним она была в кафе, затем они разъехались.
— Так, берем его под наблюдение, надо выяснить, что это за тип, — проговорил один из сотрудников. Через несколько дней оперативники были еще больше удивлены, когда в кафе, за столик к Жене подсел Щерский. При установленной прослушке удалось зафиксировать разговор, где дочь Суркова требовала у Щерского деньги за какие-то бумаги, но он отрицал все, ссылаясь на выдумки Ксении, жены Суркова. Со стороны Жени слышались угрозы в сторону Щерского. Он быстро встал из — за стола, опрокинув чашку с кофе на скатерку. Бросил, уходя, Жене:
— Дура, самой надо было думать, — с этими словами он вышел из кафе, сел в машину и резко тронулся с места. Наблюдение за ним продолжалось.
На столе у Минина собралась куча сводок и докладов, шли встречные и параллельные допросы фигурантов по делу об убийстве Суркова. Круг сжимался. Так при допросе молодой жены Суркова, Ксении, было выяснено, что она уже полгода была любовницей Щерского. И после его развода с женой они собирались уехать жить за границу, но для этого необходимо было иметь контрольный пакет акций, принадлежащий Суркову, чтобы вывести весь денежный актив компании в обшоры через подставные фирмы однодневки. Вот для этого — то и вышла Ксения замуж за Суркова. Ксении пришлось применить все свое искусство обольщения, чтобы выведать код от сейфа, притворяясь невинной кошечкой, чтобы потом незаметно выкрасть их и передать Щерскому. Отсутствие документов Сурков обнаружил не сразу, а после того, как в компании начались некоторые финансовые заморочки. После выяснения одной такой, возвратившись из командировки в день своего убийства. До приезда домой ему позвонила бывшая жена Лара и срочно попросила аудиенции по неотложному вопросу, касающемуся ее бизнеса и их дочери. Сурков сначала хотел отложить разговор на более удобное время, но Лара настояла в тот день, когда он возвратится, она сама должна была подъехать к нему домой, и чтобы он позаботился о том, чтобы его жены в это время не было. Разговор состоялся в день убийства Суркова, по настоянию его бывшей жены.
Лара подъехала в назначенное время и застала Суркова дома, на столе и на полу валялись какие-то бумаги. Вот тут-то все и произошло. Но зачем Лариса Дмитриевна возвратилась на место преступления, она ничего толком не объяснила, утверждая, что она назад не возвращалась. Но на видеокамере было видно, что она возвращалась и вышла через сорок минут. Что она там делала, не ясно. На допросах она плакала, и ее все время приходилось успокаивать. Но улики говорили против нее.
Ворота временного изолятора открылись, и из них вышла невысокая, хрупкая женщина, на плече у нее висела большая дамская сумка. Она медленно направилась к скоростному шоссе, постояв немного на обочине, видимо, решая в какую сторону ей лучше направиться, осторожно перешла на другую сторону шоссе и подняла руку. Машины на скорости проходили мимо, и только с третьей попытки ей удалось остановить иномарку. Сев в машину на заднее сиденье, резко закрыв дверь, женщина откинула голову назад на сиденье, закрыла глаза, только после этого она сказала:
— Мне в Жарки, дом номер восемь.
Водитель внимательно посмотрел на женщину в зеркало заднего вида и проговорил:
— Это очень дорого.
— Ничего, я заплачу, — ответила женщина, открыв глаза и повернув голову в сторону окна. Это была Лара. Водитель нажал на газ, и машина плавно тронулась с места.
Поселок Жарки находился в тридцати километрах от города Светлогорска по скоростному шоссе. А изолятор, где сидела Лара, был совсем в другой стороне, и между ними расстояние почти на час езды. Лара еще раз посмотрела в окно и снова закрыла глаза, откинув голову назад. Воспоминания прожитого ада нахлынули с неистовой силой, и слезы самопроизвольно побежали по впалым щекам Лары.
Оперуполномоченный по особо важным делам Минин Александр Борисович сидел за своим столом и двумя пальцами массажировал виски, от переутомления и систематического недосыпания начинала болеть голова. Перед ним лежало многотомное дело по убийству Суркова, он готовил его для передачи в прокуратуру.
— Да, непростое оказалось дело, и если бы не его интуиция и многолетний опыт, то сидеть бы Ларисе Дмитриевне на нарах годков эдак двенадцать, — думал Минин, пролистывая дело.
Да, вот он «серый кардинал» Щерский. Вел двойную игру с двумя близкими женщинами Суркова. Ксению влюбил в себя, обещая на ней жениться, если она выйдет замуж за Суркова и выкрадет пакет акций. Что она и сделала, ожидая «награды». А с Женей у него были деловые связи, вернее, он подпитывал ее деньгами, давая их в долг, когда ей надо было. А когда приличная сумма накопилась, то он ей предъявил счет, на что она ответила, что у нее нет таких денег, тогда Щерский ей сказал:
— Зато у твоего отца они есть, поторопись, а то он с молодой женой в круиз собирается. Женя даже рот открыла при такой новости. Накануне она напомнила отцу, что он ей должен за предоставленные ему услуги. На что он ей сказал, что все ее погасил долги, рассчитавшись с ее кредиторами, и восстановил ее в университете. Но Щерский при разговоре, зная взбалмошный, неуравновешенный характер Жени, добавил:
— Конечно, он тебе едва ли даст, ведь ты ему не родная дочь, они тебя с Ларисой Дмитриевной удочерили, когда ты была еще маленькой. Этого было достаточно, чтобы Женя ополчилась против отца. Да и сам Сурков оказался фигурой скрытной и непонятной. При допросе одноклассниц Жени была получена интересная информация о том, что Женя почти два года поставляла своему отцу девочек для личных утех. Сначала это были девочки из ее класса, ну а потом диапазон расширился. За оказание услуги он щедро платил, а самый большой куш доставался Жене. Она на «заработанные» деньги каталась за границу, покупала дорогие тряпки, каталась на дорогих машинах. Лара была против того, чтобы Стас баловал дочь, но истинной причины этого баловства она не знала. Вот за эту — то работу Женя и предъявила отцу иск. Сначала он пообещал дать ей денег на новую машину, старую она разбила, но затем отменил свое решение, мотивируя тем, что он и так уже много вложил в Женю. И вообще, он женился и не нуждается более в ее услугах. Женя недоумевала, в чем дело, пока не узнала, что она не родная дочь. Все стало на свои места. После того, как она поняла, что отец не идет с ней на контакты: телефон молчит, в офис не пускает охрана. Вот тогда — то она и решилась на месть, подслушав случайно разговор матери о встрече с отцом. Внешне мать и дочь были похожи, хоть и не являлись родными: фигура, цвет волос, только рост у Жени был выше. Вот он — то и подвел, когда сотый раз прокручивали запись с видеокамеры, и только после точного анализа была замечена разница в росте. После того, как мать зашла к отцу, Женя ждала ее выхода, сидя в автомобиле с другой стороны дома, за рулем был тот самый тип, который впоследствии сопровождал Женю в кафе. Это был ее бывший друг, с которым она была раньше в гражданском браке. Вот он- то потом на следствии и подтвердил, что довозил Женю до дома отца в день убийства, и отсутствовала Женя с девятнадцати десяти до двадцати, и он ее ждал, что она там делала, теперь он только догадывается, а тогда не знал. Это был Кузмин Анатолий Сергеевич, двадцать четыре года, он шел в деле как соучастник убийства.
После выхода Лары Женя зашла в подъезд, зная код домофона, дверь в квартиру была открыта, отец был в кабинете, подбирая разбросанные бумаги по полу. Когда вошла Женя, он не слышал, в квартире работал телевизор. Женя прошла мимо отца, прямо к сейфу, он был открыт: ни денег, ни бумаг там не было, но зато пистолет лежал, а как им пользоваться она знала с детства, потому что не раз стреляла с него в лесу, когда они выезжали отдыхать. Стрелять учил сам отец. Пистолет всегда был заряжен. Женя быстро взяла его в руки, отошла немного назад, сняла с предохранителя и только после этого позвала отца. Стас быстро повернулся к Жене, но было уже поздно, она нажала на курок. Раздумывать и говорить, просто, не было времени, потому что она знала, что отец может оказать сопротивление, и поэтому выполнила все точно и хладнокровно. После этого она отбросила пистолет ближе к уже мертвому отцу, а сама быстро направилась к столу, открыла секретер — там лежали деньги. Много денег. Она их не считала, но это были зеленые пачки, открыв сумку, она их быстро сбросала. Женя знала, что должны еще быть ценные бумаги, она стала все перебирать на столе, на полу, но ничего не нашла. Где — то в восемь она направилась к дверям на выход. Все было сделано в перчатках, поэтому нигде не наследила. Проходя мимо видеокамеры, она отворачивала лицо, поэтому четкого контура лица не было.
Когда началось следствие, Женя поняла, что бумаги тоже пропали, поэтому при встрече с Ксенией под нажимом все у нее выведала и при встрече со Щерским в кафе потребовала компенсацию за украденные бумаги, но Щерский ее тогда обозвал дурой.
— Да, запутанная история, но что самое интересное: главный подозреваемый, которым была Лариса Дмитриевна, оказался не только невиновным, но и самым незамаранным в этом деле, а виновным, как ни странно, если взять глубже, был сам убитый Сурков, а итог: столько покалеченных судеб.
Лара открыла глаза, скоро уже и поселок Жарки. Она четко помнила весь: последний разговор со Стасом, вернее, что она говорила, а он молча рылся в каких- то бумагах и явно ее не слушал. Тогда она подбежала к открытому сейфу, взялась за дверку сейфа, сильнее ее открыла, вытащила оттуда какие- то бумаги и бросила их в лицо Стаса, чтобы привлечь его внимание, но он только разозлился и даже поднял руку на Лару, но не ударил. Она поняла, что разговор не получился, и быстро вышла из квартиры, оставив дверь открытой.
На сердце Лары было пусто, особенно, после информации об отношениях мужа и дочери — это было последней каплей. Сейчас ей хотелось только домой, в ванную, в чистую постель, а завтра она подумает, что делать дальше, в пятьдесят жизнь еще не кончается. А самое главное — ее не тянуло больше выпить.
Черный бумер
Николай Петрович стоял возле окна в своем кабинете и пристально смотрел куда-то вдаль, мимо потока машин, высоких домов, и прочей городской утвари. Левую руку он держал в области сердца. Сегодня почему- то оно его беспокоило сильнее, чем раньше. Затем он подошел к рабочему столу, сел в кресло, нажал на кнопку радиотелефона и громко по связи попросил секретаря вызвать Владимира Викторовича, заместителя по общим вопросам, надо было решить еще ряд дел. Николай Петрович Лысенко был избранным губернатором в своей области. Проблемы, рождающиеся как грибы после дождя, он решал оперативно, со знанием дела, потому что являлся опытным руководителем еще из тех, советских времен. Но сегодня, как никогда, Николаю Петровичу было тяжело на душе, как будто колпак черноты, окружал его и не давал ни дышать, ни думать о чем-то другом. Только одна мысль мучила его вот уже вторые сутки. Это мысль о его сыне Сергее. Сергей был единственным ребенком у них с женой Полиной, и они в нем души не чаяли. Да и рос он добрым покладистым ребенком.
Учился хорошо, окончил институт, затем аспирантуру. Работает в совете директоров в одной из компаний в металлургии. Вот уже семь лет, как женат на Вике. Викторию Николай Петрович считал достойной женщиной: умна, привлекательна, да и родители не последние люди в области. Детей у Сергея с Викой не было. «Ну что ж еще не поздно», — думал Николай Петрович до вчерашнего дня. А вчера все перевернулось. Сын позвонил ему и сказал, что заедет на обед, им надо срочно поговорить. Обед проходил на загородной даче Николая Петровича. Сергей подъехал и быстро поднялся на второй этаж, по пути поцеловав мать в щечку. За столом все шутили, отец спросил: «Почему нет Вики?» Сергей промолчал. После обеда Сергей зашел в кабинет отца. Настольные часы показывали десять минут второго. Разговор проходил в напряженной обстановке. Сергей заявил, что намерен расторгнуть брак с Викой, потому что уже полтора года любит другую женщину. « Я надеюсь, об этой глупости ты еще не сообщил Виктории?» — спросил отец.
— Вчера сообщил.
— Ну и дурак, теперь поедешь и будешь налаживать отношения заново.
— Нет, я не намерен этого делать. Да и Вика пусть знает правду, так лучше для нас обоих, — Сергей впервые разговаривал с отцом на повышенных тонах, да еще и перечил. Отец отошел от стола, открыл дверцу секретера, достал большую Гаванскую сигару, привезенную специально для него с острова Свободы, и стал прикуривать.
— Кто эта женщина? — спросил отец. Сергей молчал. — Ну хорошо, кто бы она ни была, я сделаю все, чтобы ее в твоей жизни не было. Ты должен знать, сын, что мужчины из нашего рода никогда не бросали своих жен. Да, и я был молод, и у меня были женщины, но я вовремя останавливался. Отец замолчал, сбрасывая пепел с сигары.
Я люблю эту женщину, и хочу на ней жениться.
А вот это ты зря. Ты подумал о своей карьере? Ведь она назавтра может закончиться, и постарается твой тесть. Да и чем тебе не угодила Виктория, она умна, образованна, наконец, красива. Ну, а что касается детей, то съездите за границу, покажитесь врачам. И я думаю, все образуется.
Николай Петрович сел в кресло и посмотрел в сторону сына. Сергей стоял возле окна и, кажется, не слушал.
Я думаю, что совет директоров утвердит мою новую технологию большинством голосов. То, что я предлагаю — это фурор и миллионные прибыли, через год она себя окупит с лихвой. Да, и я потратил больше года на ее разработку. И вот когда появился положительный результат, все потерять из-за личных отношений…. Это просто безумие, о чем ты говоришь, отец? Ну, а что касается моей личной жизни, то это без комментариев. Я в состоянии сам принимать решения. Хотя мне очень жаль, что мы не поняли друг друга. Сергей резко повернулся и быстрым шагом вышел из кабинета отца. Спустился по лестнице, попрощался с матерью, чмокнув ее в щечку, и направился к своей машине. BMV- 750 чёрного цвета ждала его возле дачи. Сергей открыл двери и быстро сел в машину, нажал на газ и плавно выехал за ворота. Теперь в офис, в три — совещание. «Он будет отстаивать свой новый проект по обработке высоколегированной стали, новым, поистине уникальным методом, который повышал прочность в несколько раз, при этом не увеличивая расход материалов. Военная промышленность уже сделала свой заказ, а это уже серьезно», — думал Сергей. Машина шла ровно, она словно понимала своего хозяина, всю его занятость, поэтому управляла сама. Вообще, Сергей очень любил быструю езду, только за рулем он получал заряд адреналина, ему казалось, что он находится в полете, где время останавливается, а кровь закипает. У Сергея было три автомобиля, но самым любимым был BMV- 750 черно — бриллиантового цвета, максимум комфорта, хорошая маневренность. Он и с Наташей познакомился на этом авто. Сергей задумался о Наталье, Наташа- это его вдохновение, энергия любви, двигатель творческого потенциала. И сама мысль о расставании с ней приводила его в ужас. Он встретил Наташу, случайно, на шоссе, когда ехал в областной город по своим делам. Сначала он проехал стоявший на дороге автобус, как потом выяснилось, сломавшийся, а затем уже увидел Наташу. Она шла с сумкой впереди, нарушая все правила. Сергей проехал немного вперед и остановился, приглашая девушку подвезти. Она подошла к открытому окну, наклонилась ближе. «Вам куда?» — спросил Сергей. Наташа назвала город. «Нам с вами по пути, садитесь». Она открыла переднюю дверцу и села, поставив свою сумку в ноги. До города оставалось езды минут сорок. Сергей обратил внимание на эту девушку. Короткая стрижка, волосы цвета темного шоколада и эти голубые глаза цвета солнечного неба. Даже в машине, показалось ему, стало светлее от глаз этой девушки. Сергею захотелось узнать, как зовут эту прекрасную незнакомку. «Наташа», — просто и застенчиво ответила она. «А я — Сергей», — улыбаясь, ответил он. Всю дорогу он слушал этот нежный голосок, рассказывающий ему об институте, о сессиях, о том, как красиво у них в городе. Попутно Сергей узнавал ту информацию о девушке, которая его интересовала. Он довез Наташу до дома, дал свою визитку и попросил, чтобы она позвонила в день своего отъезда, он заедет за ней. Сергей не собирался задерживаться в этом городе больше суток, но так как Наташа ехала обратно через два дня, то и Сергей решил задержаться. Так началась новая жизнь у Сергея, треугольная. Простое увлечение переросло в большую любовь, и Сергей уже не мог свою жизнь представить без Наташи. Он решил оставить жену и сообщил ей об этом. Была истерика, угрозы, а потом Вика замолчала, вероятно, что — то обдумывала. Сергей после объяснений уехал и больше ее не видел. Отец его тоже не понял. Да и понимания Сергей сильно не искал. В конце- концов, у него есть своя личная жизнь, и он вправе сам лично ею распоряжаться. В ближайшее время надо все урегулировать. Сергей переживал за Наташу, чтобы с ней ничего не случилось. Надо подстраховаться. У них вот — вот должен родиться сын. Они даже ему имя придумали — Сережа. Значит, Сергей Сергеевич. Ну ладно, об этом потом, а сейчас- совещание, утверждение проекта. На данном этапе это сейчас очень важно. Сергей подъехал к офису перед началом совещания, все его уже ждали. Первым вопросом шло утверждение его проекта. «Сергей Николаевич, прошу, начинайте», — председательствующий, Александр Давыдович, обратился к Сергею.
Защита проекта прошла на «Ура», финансирование тоже утвердили полностью. Сергей был доволен, значит все не зря. Совещание продолжалось до позднего вечера. Уже выйдя на улицу, он позвонил Наташе: «Натусик, поздравь меня, все прошло отлично, я еду к тебе, только в магазин заскочу, целую». Уже заполночь он появился у Наташи. Это была их съемная квартира, они их меняли часто, в целях безопасности- мало ли что. Следующий день у Сергея должен был пройти в оформлении и получении всех документов, а вечером небольшой банкет по поводу защиты.
Николай Петрович, после разговора с сыном оставался еще минут тридцать в своем кабинете, обдумывая следующий шаг в отношении с Сергеем. Но что- то сильно встревожило его. Неужели он не сможет остановить сына? С тяжелым сердцем Николай Петрович приехал на работу в свой кабинет. С утра оно у него кололо, отдавая в спину. Сергей так и не ответил на его звонки. Николай Петрович, пробыв в кабинете до полудня, отдав распоряжения, отправился домой, на дачу, дабы он себя скверно чувствовал, да и сердце пошаливало, хотелось покоя. Но найдет ли он его у себя дома, Николай Петрович не был уверен. Нет, пока не решит вопрос с той женщиной, что мешает спокойно жить им всем. Поэтому на вечер он собрался пригласить к себе домой начальника охраны, чтобы обсудить с ним эту закрытую тему.
* * *
Банкет уже подходил к концу, когда Сергею позвонила Наташа. «Наташа, что случилось?…» — «Роды начались…» — « В какой роддом?» — « В четвертый?» — «Ты не волнуйся, я уже еду». Сергей отключил телефон и бросил его в карман: «У Наташи начались роды, я срочно выезжаю». Сергей был почти трезв, а при разговоре с Наташей, последние капли улетучились. Он позвал бармена, отсчитал ему несколько сот долларов, сказав, чтобы тот в течение тридцати минут достал, хоть из-под земли, большой букет красных роз, шампанское и большую коробку конфет. Бармен забрал деньги, оставив за себя официантку, и пулей выскочил из ресторана. Уже через сорок минут Сергей, груженый цветами, вином и конфетами, выруливал на объездную дорогу, чтобы быстрее попасть в роддом, куда увезли Наташу. Было без четверти первого ночи. Машина неслась по шоссе, обгоняя впереди идущий транспорт, не убавляя скорости. Сергей спешил. Они с Наташей договорились, что он будет присутствовать и поддерживать ее во время родов. А потом он очень хотел первым увидеть своего сына и взять его на руки. Так он думал, увеличивая скорость. Машина плавно шла, слушаясь своего хозяина с малейшего прикосновения. Они понимали друг друга. Сергей, увлеченный своими мыслями, не сразу заметил разворачивавшуюся груженую фуру. Его машина на большой скорости летела прямо в середину прицепа между двумя парами колес. В одно мгновение Сергей оценил ситуацию, но было уже поздно. Он несся с широко открытыми глазами, жизнь замедлила свой ход, ему казалось, что это все не с ним, что это сон.
Машина BMV- 750 черно — бриллиантового цвета двигалась по заданной траектории своей судьбы. Она уже ничего не могла сама исправить, она уходила вместе со своим хозяином за ту грань черты, туда, где одна тишина….
На третьем этаже родильного отделения четвертого роддома горело яркое освещение. Только что появился на свет еще один житель нашей планеты, он громко заявил о своем рождении. «У, какой хорошенький бутуз», — акушерка передала малыша медсестрам, а сама вернулась к роженице. Наташа лежала и улыбалась. Наконец — то она родила. Послышался голос медсестры: «Мальчик, вес — три семьсот, рост — пятьдесят семь сантиметров, родился в один час пятнадцать минут второго ночи».
Ну что, красавица, потерпи еще несколько минут, — сказала акушерка и нажала на живот Наташе- появилась острая боль.
Дай Бог, чтобы нормально вышло место. Ну, вот и все.
Наташу обработали, накрыли простыней и приложили малыша к груди. Она смотрела на их с Сергеем сына, он так был похож на папу, даже маленькая родинка на левой щечке была, как у Сергея. Только одно беспокоило ее. «Почему Сережа не приехал, как договорились, что случилось, когда привезут в палату, обязательно позвоню», — думала Наташа. В палате она оказалась через два часа, но телефон Сергея молчал. «Наверное, планы срочно поменялись, и завтра Сережа позвонит или приедет», — с этими мыслями Наташа заснула. Но сон был коротким. Какая — то внутренняя тревога мучила Наташино сердце, скрытое беспокойство сковало все тело, Наташа не могла уснуть. Она попыталась еще несколько раз позвонить, но телефон каждый раз говорил одно и то же: «Абонент временно не доступен». Утром, в десять часов, после обхода врача и кормления малыша, Наташа возвращалась после завтрака к себе в палату, проходя мимо ординаторской, где собрался весь медперсонал, они слушали новости по телевизору. Наташа только и успела уловить, что в начале второго ночи произошло ДТП — на большой скорости BMV — 750, принадлежащий сыну губернатора Сергею Лысенко, столкнулся с груженым КАМАЗом, от полученных травм Сергей скончался на месте. Больше Наташа ничего не слышала. Она открыла глаза в палате, когда ее хлопали по щекам, подносили вату с нашатырем, ставили какие — то уколы. Врач, Ольга Афанасьевна, обеспокоенная случившимся, спрашивала: «Наталья, что случилось?» Но Наташа ничего не могла ответить, ком, застрявший в горле, не давал ни дышать, ни говорить, только слезы застилали глаза. Было решено поставить успокоительные уколы и витамины, чтобы Наташа спала, а утром, на другой день, разобраться в ситуации. Рано утром, проснувшись, Наташа лежала и обдумывала все, что случилось с ней. Сергея больше нет, но есть любовь и их сын, которого она должна вырастить. Осталось немного денег, хватит на первое время, рассчитаться за квартиру, урегулировать вопрос о защите диплома и, конечно же, в первую очередь, она найдет могилу Сергея и попрощается с ним, а затем она уедет в свой город с маленьким Сережей, к родителям, чтобы начать новую жизнь, но уже без Сергея. Наташа повернула голову к стене, и слезы закапали на подушку. «Нет, я не буду больше плакать, — она вытерла рукой глаза и легла на спину, — Я сильная, Сережа, я справлюсь, я тебе обещаю, тебе никогда не будет стыдно, за нас с сыном».
После выписки из роддома Наташа, оставив малыша с соседкой, поехала на кладбище, где похоронили Сергея. О месте она узнала из новостей. Приехав, Наташа сразу увидела могилу Сергея. На ней было много цветов и большой портрет с черной полосой. Наташа подошла, тихо стала на колени, зажгла свечи, положила красные розы возле портрета, поцеловав его: «Ну вот, Сереженька, мы и встретились. Я знаю, мы с тобой встретимся на небесах, мое место там никто не займет, ведь правда?» Она смотрела Сергею прямо в глаза. С портрета он смотрел на нее с улыбкой и молча, говорил: «Правда, родная, правда».
«Ты хотел увидеть своего сына первым, но не судьба. Но я обещаю тебе, что сын будет знать о своем отце, и тебе никогда не будет стыдно за него. Сережа подрастет, и мы приедем к тебе», — Наташа наклонилась к портрету и поцеловала его. Затем достала позолоченную фляжку, когда–то подаренную ей Сергеем, и отпила немного коньяка, а остальной она вылила на могилу. Она плакала, молча, слезы катились струей прямо на цветы, которые она принесла. Красные розы — это символ их большой любви. Сергей любил их дарить Наташе. Теперь она «дарила» их ему.
Наташа пробыла на съемной квартире еще с неделю. Решила все свои вопросы, а затем, рассчитавшись и забрав сына, уехала к себе домой, к родителям. Жизнь продолжалась, и в ней еще надо было устроиться, чтобы выжить.
«Прошло почти восемь лет со дня гибели Сергея, а боль все не проходила, да и навряд ли она могла пройти, она только притупилась, ушла вглубь и стала величиной стабильно постоянной, — думал Николай Петрович, — Жалко жену Полину, она после удара так и не оправилась, сильно постарела и замкнулась в себе. Виктория после смерти мужа вышла замуж, но детей, по-прежнему, у нее нет. После Сергея остались рукописи с расчетами, она их продала какому-то научно — исследовательскому университету и хорошо на этом заработала. Хотя Николай Петрович просил вернуть ему рабочие документы сына. Компания, где работал Сергей, внедрила его новую технологию, и она отлично работает по сегодняшний день, сейчас это называется по- новому: нано технология, а тогда Сережа стоял у истоков этого нового направления. После трагической гибели Сергея компания, где он работал, учредила фонд имени «Сергея Лысенко» и каждый год проводила презентации, и награждала самых талантливых своих работников. Николай Петрович посмотрел на часы, было ровно десять часов утра. Он сегодня обещал жене съездить на могилу к сыну, потому что завтра очередная годовщина, восемь лет. В день годовщины не получалось. Из Москвы должны были подъехать высокие гости, и Николай Петрович должен был их встречать. Он, как и прежде, работал губернатором в своей области, только теперь уже назначенным Президентом России, и был горд этим. Его уважали и любили в области, и он старался платить людям тем же.
На кладбище они с женой подъехали в сопровождении охраны. Полина Аркадьевна несла цветы, смахивая слезы, а Николай Петрович слегка поддерживал ее за локоть. Так они двигались, не подозревая, какой сюрприз готовит им судьба.
Наташа собиралась в областной город по делам и взяла с собой сына специально, чтобы съездить на могилу его отца и ее, по-прежнему, любимого и дорогого Сережи. Они купили букет красных роз и свечи и направились на городское кладбище. Солнце находилось в зените, и было тепло, но не жарко. Наташа подошла к могиле Сергея и не узнала ее. Большая гранитная плита и Сережа во весь рост смотрел на нее и улыбался, как в жизни. Наташа даже вздрогнула, и тупая боль проникла в сердце.
«Вот мы и пришли к тебе, посмотри на своего сына, я обещала тебе», — Наташа тяжело вздохнула, и слезы заблестели в ее глазах. Она зажгла свечи, положила цветы и стала вспоминать, рассказывая сыну, какая у них была красивая любовь, и как Сергей хотел первым увидеть своего сына и взять его на руки, но погиб в ночь его рождения. Наташа подняла глаза на гранитную плиту, где стоял улыбающийся Сергей, и увидела в правом углу на заднем плане высеченную машину — это была BMV- 750, только черной и блестящей ее делал гранит.
Человеческая жизнь — это бумеранг, состоящий из белых и черных полос, и сколько его не бросай, он все равно стремится в исходную позицию. А вот судьба — дама капризная, и зависит от многих причин нашего бытия. Николай Петрович, поддерживая Полину Аркадьевну, шел навстречу своей судьбе, не догадываясь, что через несколько минут она поменяет всю его жизнь и наполнит ее новым, счастливым содержанием.
Борт 811
Лайнер — Боинг747 вот уже целый час летел над океаном, делая трансатлантический перелет из Нью-Йорка в Москву. Скользя над облаками, самолет летел точно по расписанию в открытом для него коридоре, оставляя за собой белую полосу отработанного газа. Закрытый перистыми облаками океан тихо дремал, слегка раскачивая волны, солнце ярко светило, игриво переливаясь в иллюминаторах самолета, заставляя его пассажиров задернуть шторы.
А пассажиры рейса №811 были, в основном, люди неординарные и небезызвестные в своих кругах. Кто-то возвращался домой, кто-то летел по делам, кто-то совершал круиз. Каждый из летящих пассажиров был занят по-своему, но всех их объединяло замкнутое пространство летящего самолета.
Алексей Александрович летел эконом — классом, и его раздвижное кресло находилось прямо над крылом самолета. Он откинулся на кресле и прикрыл глаза, воспоминание прожитой жизни кадр за кадром всплывали в памяти, вызывая то восторг, то мягкую негу по отдельным эпизодам удачно сложившейся жизни Алексея Александровича. Сам себя он относил к классу олигархов, пока его фамилия не стояла в списке богатейших людей планеты, но в недалеком будущем он планировал попасть туда. А сейчас он возвращался из Нью-Йорка в Москву, где являлся заместителем генерального директора одного из крупнейших холдингов, объединяющих множество предприятий и комбинатов в металлургической промышленности. Вообще-то, он по личным делам прибыл в Нью-Йорк. Доллар падал, и необходимо было разобраться с личным активом, он приобрел огромную виллу на берегу океана и оформлял покупку новой яхты класса «Люкс», когда раздался звонок из Москвы, срочно вызывая его в офис по неотложным делам холдинга.
Алексей Александрович решил не ждать личного самолета компании, а вылететь рейсом Нью-Йорк — Москва. Он позвонил в аэропорт, и ему забронировали место в эконом — классе рейса №811, вылетающего днем. До вылета оставалось два часа. Алексей Александрович сделал последние распоряжения своему адвокату и доверенному лицу по оформлению покупок, быстро забросал самое необходимое в кожаный чемодан, и вот он на борту рейса №811, летящего в Россию. До приземления в аэропорту Шереметьево оставалось еще много времени, и Алексей Александрович, прикрыв глаза, продумывал следующие шаги в условиях наступающего мирового экономического кризиса, когда голос стюардессы, предлагающей напитки, вывел его из состояния полудремы. Он приоткрыл глаза ровно на столько, на сколько были видны длинные и красивые ноги стюардессы.
«Да, сколько таких ножек я имел в своей жизни, но не на одних не остановился. Вот уже сорок два, а я не женат. Да и что-то не очень-то и задумывался на эту тему. Работа, бизнес, богатство, свалившееся ниоткуда прямо на голову, закружили, перевернули всю жизнь на сто восемьдесят градусов. Да, жизнь у меня, можно сказать, удалась на сто процентов, -Алексей Александрович еще раз посмотрел вслед удаляющейся стюардессе, и прикрыл глаза. «Пожалуй, после всех дел вернусь в Нью-Йорк и сделаю круиз на новой яхте, возьму с собой Оленьку. Может, она меня чем-нибудь удивит, что мне и захочется семейного тепла», — думал Алексей Александрович. Он вспомнил, как отметил свой сорокалетний юбилей два года назад, откупив на неделю остров, недалеко от Испании. Это был фурор, праздник достойный короля. Сколько таких ножек мелькало перед глазами, омывая ему ноги. Да, если бы не вездесущая желтая пресса, то никто бы и не омрачил все впечатления, оставшиеся от праздника. Очередной свой день рождения Алексей Александрович наметил провести «скромно», купив виллу и яхту, сделав круиз от Нью-Йорка до ближайших островов и обратно, не вызывая тем самым большого интереса у прессы. Вообще, деньги, а вернее, большие деньги и бизнес не терпят шума. Деньги любят тишину, и тогда они рождаются в геометрической прогрессии, не вызывая особого интереса у публики, принося баснословные доходы своему владельцу.
«Это точно», — думал Алексей Александрович, засыпая под монотонный, легкий шумок работающих турбин самолета.
Алексей Александрович проснулся от резкого толчка и открыл глаза, ему показалось, что он оторвался от кресла и снова на него упал.
«Воздушная яма, но, откуда на высоте десять тысяч метров?» — он повернул голову к иллюминатору и отодвинул штору и тут от ужаса побледнел, и покрылся потом. Со второй турбины вырывалось пламя, переходя на крыло самолета.
— О, ужас, мы горим! — только и успел воскликнуть Алексей Александрович. Он увидел, что и остальные пассажиры тоже видят огонь с левой стороны авиалайнера. Кто-то сорвался с места и побежал к кабине пилота, кто-то призывал Аллаха помочь. В салоне начиналась паника. Тут вышла стюардесса и дрожащим голосом попросила всех сесть на места и пристегнуть ремни, руки положить на голову и наклонить туловище вниз.
— Самолет находится в аварийной обстановке, и экипаж делает все возможное, чтобы ситуацию держать под контролем, — она сделала сообщение на английском и русском языке и быстро пошла в хвост самолета. Алексей Александрович тоже рванулся в хвост самолета, но затем резко сел на место и посмотрел в иллюминатор, языки пламени уже подбирались ко второй турбине и к фюзеляжу самолета. «Ситуация критическая», — подумал Алексей Александрович, — Продержимся, самое большое минут двадцать, а значит, и жить осталось всего — ничего». В такой ситуации, когда имеешь все: деньги, власть, яхты, клубы, заводы, а сделать ничего не можешь, Алексей Александрович был впервые. Он закрыл лицо руками и раскачивался взад и вперед, припоминая каждую минуту сегодняшнего дня, где и что он сделал неправильно. С утра, вроде бы, было все нормально, пока не прозвучал звонок из Москвы, а потом он принял решение лететь рейсовым самолетом. Пожалуй, два предупреждения он получил, чтобы задуматься и не лететь этим рейсом. Первое — это по дороге в аэропорт он вспомнил, что забыл папку с банковскими документами в сейфе на вилле- пришлось вернуться. И второе — это перед посадкой в самолет он позвонил в Москву и сообщил время прилета, чтобы встретили. На другом конце телефона ему ответили, что уж лучше бы он подождал свой самолет, но он отказался и сообщил, что через пятнадцать минут он вылетает. И вот он здесь, в терпящем крушение самолете, и ничего сделать не может. Алексей Александрович еще сильнее сжал голову руками и заплакал, он почувствовал, что самолет начал терять высоту и скорость, они входили в зону облаков.
В салоне самолета была паника: кто-то кричал матом на русском языке, дети плакали, у кого-то была истерика. Соседи, муж и жена, летевшие в круиз в Россию, взялись за руки и не отпускали друг друга. Алексей Александрович с ужасом посмотрел еще раз в иллюминатор. Он видел, как крыло стало рушиться на глазах. Сначала оторвалась горящая турбина, унося вниз часть крыла, а затем самолет резко принял деферент в левую сторону, и его нос наклонился вниз, заворачивая правым крылом в штопор- до воды оставалось всего несколько сот метров.
Океан на редкость был спокоен и могуч, он был готов принять обреченных.
Через двадцать минут все закончилось, масляное пятно от топлива расплывалось по зеркальной глади океана, указывая место падения авиалайнера.
Тишину эфира нарушал испуганный голос авиадиспетчера: «Борт 8. 1. 1., где вы, назовите свои точные координаты…..
— Борт 8. 1. 1., где вы, назовите свои точные координаты……
Но в ответ была только тишина.
Настино счастье
Солнце почти село, его последние лучи пробивались сквозь тучи, делая закат багрово — красным. «Это к перемене погоды, — думала Настя, — Завтра будет ветер и, возможно, дождь. Надо бы успеть собрать сено до дождя». Поставив ведро с надоенным молоком на стол возле крыльца, она посмотрела на небо.
Сибирская деревня Петровка находилась недалеко, всего в семидесяти километрах, от города и входила в состав нескольких деревень, подчиняющихся колхозу «Заветы Ильича». Колхоз был на хорошем счету. Сама деревня располагалась в живописном месте. Ее с трех сторон окружали смешанные леса и одна дорога в город. Небольшая речушка текла по правую сторону деревни, в основном, она была неглубокой, за исключением нескольких мест, где повороты крутые и высокие берега поднимали уровень воды до нескольких метров. Живность тоже водилась: налимы, щуки, даже хариус заходил, так как речушка брала свое начало в горах, то и вода в ней была быстротечной и прохладной, даже за лето не успевала прогреться. Всего в Петровке было домов двадцать, одна кузня в конце деревни, загон для лошадей и небольшая ферма для колхозных коров с летним выпасом и дойкой. Сельхозартель находилась в метрах двухстах от деревни по дороге в город, а сельсовет был в центре, над крыльцом его развивался красный флаг.
Дом Насти стоял третьим от конца. Он был достаточно большим, три окна, выходившие на улицу, были окаймлены резными ставнями, труба была каменной, а наверху сидел петух и поворачивался в противоположную сторону дующего ветра, указывая его направление. Настя жила одна с тремя детьми: сыном и двумя дочерями. Маленькой Сонечке было всего три года, и недавно мама перебралась к ней после смерти отца, оставив свой дом сыну. Насте шел двадцать седьмой год, и три из них она была уже вдовой. Василь, ее муж, умер, проболев всего неделю, оставив ее беременную с двумя детьми на руках. Она сильно горевала. За восемь лет их совместной жизни привыкла к нему, даже полюбила. Почему даже, она часто думала об этом. Счастье, в чем оно — это счастье? Любила одного, а замуж пришлось выйти за другого, нелюбимого. Но ведь потом его, Василя, полюбила. И вот оно счастье… Только недолго оно продлилось. Настя повернулась на другой бок, вспоминая свою жизнь с Василем, его руки, красивые и сильные, ласкающие ее, его нежные поцелуи. Особенно по ночам возникала тоска по ушедшему счастью, и она тихонько плакала в свою подушку.
Росла Настя бедовой девчонкой, невысокого роста, но хорошо сложенной, с красивым лицом и косой цвета спелой пшеницы. Ее отец был конюхом, поэтому лошадей, их повадки, их настроение Настя знала не понаслышке. Она освоила верховую езду, разбиралась в породе. По вечерам, когда молодежь собиралась на танцы, она пела и плясала лучше других. Ребята так и заглядывались на нее. Но она любила Ванечку, парня из соседней деревни. Они изредка виделись на праздниках, и Настя ему тоже нравилась. Как- то при встрече он ей намекнул, что скоро сватов пришлет. Настя от счастья на седьмом небе была, но тут грянул гром среди ясного неба. Она и раньше замечала, что соседский парень Василь, он был старше ее лет на семь, посматривает в ее сторону. Он был высок, худ, на вечерних посиделках бывал редко и то молчал. Но в Настину сторону смотрел. Однажды она даже поймала его взгляд. Он быстро опустил глаза и ушел, потому что в тот вечер она его больше не видела. Василь жил, в основном, на колхозной пасеке, занимался пчелами, а зимой — ремонтом техники.
В тот вечер Настя возвращалась домой одна. Было темно, и она шла небыстро, пробираясь на тропинку через кусты, до дому оставалось немного. И тут за кустом раздалось ржание лошади, она обернулась и в этот момент оказалась в каком — то мешке, накинутом на нее. Мужской голос тихо сказал: «Не вздумай кричать, а то хуже будет». Настя от неожиданности даже испугаться не успела и как оказалась на лошади не поняла. Кто- то ее крепко держал, а лошадь рысцой бежала, но куда, Настя не знала, да и голос она не могла узнать. Когда лошадь остановилась, сильные руки ее подхватили и понесли через проем дверей, это она ощутила, касаясь косяков ногами. Затем ее поставили на ноги, и она услыхала, как дверной засов закрывают. После этого с нее был снят мешок, и каково было ее удивление, когда она увидела Василя. Он стоял, опустив руки, и смотрел на нее. «Ты что наделал?» — в ярости закричала она и ринулась к выходу, но дверь была закрыта. Она подбежала к Василю и стала бить его кулаками и царапать. Он сдерживал удары, обороняясь руками. Наконец Настя притихла и села на скамейку.
Зачем ты это сделал?
А, то… я узнал, что Ванька собрался к тебе сватов засылать и решил — не бывать этому. Я давно тебя люблю, и хочу на тебе жениться.
А ты спросил у меня, хочу ли я этого? — проговорила Настя.
Теперь поздно об этом говорить. Дело сделано. Завтра отсюда мы идем к моим родителям просить благословения, а потом- к твоим и подадим заявление в сельсовет, чтобы нас расписали. Вот так. — Василь подошел к Насте и сел рядом. Через год они уже переехали в свой собственный дом, построенный Василем при поддержке колхоза, и там уже родился их первенец, которого Настя назвала Иваном, как не противился ее муж. Василь был хозяйственным мужиком, знал толк в технике, в колхозе его уважали.
Вот оно, ее женское счастье, пришло неожиданно и не с той стороны, откуда она его ждала. «Вот уж поистине — счастье придет -и на печи найдет», — думала Настя. Но не долгим оно оказалось, всего восемь лет. Неожиданно пришло горе, болезнь скосила Василя, оставив ее одну беременной и с двумя детьми на руках. Настя лежала с открытыми глазами. «Вот уже скоро рассвет, и новый день придет с утренней зарей, надо бы хоть чуть — чуть вздремнуть, — думала она, -с утра дел невпроворот».
С домашним хозяйством управиться, а потом бежать на колхозную ферму, к утренней дойке успеть. Настя по-прежнему помогала ухаживать за табуном лошадей. Ей председатель колхоза выделил коня по ее желанию, за хорошую работу. Настя, как и раньше, любила верховую езду. Она взяла себе жеребца по кличке Туз. Молодой, говорили, что он из Орловской породы. Туз был огненным и по окрасу, и по характеру, он чем — то напоминал свою хозяйку. Поэтому они и понимали друг друга с одного взгляда. Настя приподнялась, на улице начинало светать. « Ну, вот за ночь и глаз не сомкнула», — думала она. Томящая тревога закралась к ней в сердце. Здесь недавно заезжал председатель, спрашивал, не нужно ли чего, может чем помочь, а сам игриво в усы улыбался. Настя заметила его «пламенный настрой» и дала от ворот поворот: «Ты бы, Михалыч, на других — то баб не засматривался, а то смотри, не ровен час твою зазнобу кто — ни будь выкрадет, вон какая краля».
У меня все надежно, а ты вот о детях подумай, тяжело, небось, без мужика да и помочь некому, — ответил Михалыч, разворачивая своего скакуна к воротам, — Ты бы подумала…
А мне и думать нечего, женатый ты, и все тут, а лишние разговоры мне ни к чему. — Но не из-за ухаживаний председателя у Насти сердце томилось. Была и другая причина.
В один из вечеров она возвращалась пешком, своего Туза оставив в табуне с подружкой. Переходя речку по камням, она увидела силуэт человека — это был Макар. Он ждал Настю, и когда до берега оставалось немного, он протянул руку. Она подала ему свою, и он помог ей выбраться на берег, но руки Насти он так и не отпустил.
Макар, что случилось? — Настя посмотрела на него в упор. Перед ней стоял молодой, не по годам взрослый парень, среднего роста, широкоплечий.
Я,…я люблю тебя и хочу взять в жены, — заикаясь, проговорил Макар. Настя расхохоталась:
Ну что ты, посмотри, как на тебя Анютка смотрит. А она первая красавица на деревне.
Ну и пусть смотрит, а я люблю тебя, да и детям твоим батька нужен.
Ну, какой ты батька, молодой еще, — смеялась Настя.
Ну и что, что молодой, я еще пацаном был в тебя влюблен. Даже стал верховой езде учиться, чтобы ты на меня внимание обратила. Я себе места не находил, когда узнал, что ты замуж за Василя вышла. А когда, после службы пришел и узнал, что ты одна с ребятишками осталась, то решил, что стану им батькой, а тебе мужем. Настя перестала смеяться: «Ну, хватит нести чепуху». Она резко выхватила свою руку из рук Макара и быстро побежала к своему дому. Макар остался на берегу, а Настя в эту ночь долго не могла уснуть. Какая — то искорка пробежала к ее сердцу. Она пыталась ее заглушить, но она возникала вновь и вновь.
Несколько дней Настя не видела Макара. И вот однажды утром, когда она, управившись с домашним хозяйством, собиралась выехать на своем скакуне, выводя его за калитку, увидела Макара. Он вел свою лошадь, направляясь в сторону кузнецы. В это время она садилась на своего гнедого, но не успела натянуть уздечку, как Туз, встав на дыбы и заржав, галопом бросился в сторону табуна — у него там была подруга. Настя только и успела схватиться за гриву. Обстановка была опасной, она могла упасть с лошади. Макар, быстро оценив ситуацию, одним махом вскочил в седло, помчался вслед за Настей. Поравнявшись с Тузом, он на скаку наклонился к морде лошади и одним прыжком, обхватив ее шею, завис всем торсом, тормозя ногами. Туз встал как вкопанный, тяжело дыша, кося свои глаза на Макара. Настя спрыгнула с лошади и только потом, опомнившись от страха, заплакала. Ее плечи содрогались мелкой дрожью. Макар отпустил Туза, а сам подошел к Насте, обнял и стал успокаивать, касаясь своей щекой ее волос. Наконец, она успокоилась и подняла голову, глядя в лицо Макару. Он взял ее за плечи и тихо сказал: «Настя, я сегодня сватов к тебе пришлю». Настя молчала, она была согласна. Ну, вот оно, бабье счастье, судьба ей вновь дарит сильного мужчину, и она с благодарностью принимает этот подарок. Но сколько отмерено ей этого счастья? А отмерено было совсем мало. Уже на западе красной зарею поднималось багровое пламя, слизывая все на своем пути, неся с собой страшный 1941год.
* * *
Война! Люди собирались возле одного динамика, висящего на столбе, и слушали последние новости, а они были неутешительные. Советские войска оставляли город за городом, двигаясь вглубь страны. Немец шел к Москве. Была объявлена всеобщая демобилизация. Макара тоже забирали. Ну, вот и пришел их последний день с Настей. Демобилизованных увозили на нескольких подводах. Женщины плакали, провожая своих мужей, сыновей, братьев на войну, не зная, что большинство из них они видят в последний раз. Настя стояла молча, плакать уже не было сил, да и малыш, которого она носила под сердцем, все время напоминал о себе, будто чувствовал, что его матери плохо. Трое их детей стояли рядом. Макар по очереди попрощался с каждым. Сначала он обнял Ивана и сказал ему, что он -мужик, и его Макар оставляет за старшего, чтобы матери помогал. Затем он поцеловал Марию, а потом Сонечку, подбросив ее, она обхватила его шею ручонками и плакала, прося, чтобы папка не уезжал. Затем Макар подошел к жене: «Настя, береги себя и детей, я скоро вернусь. Родиться сын — назови Вовкой». Он притянул ее к себе и поцеловал прямо в губы, крепко прижимая к себе.
Жди меня, я буду тебе писать, как только будет возможность. Прощай! — он быстрым движением запрыгнул в повозку к сидящим мужикам, и они двинулись навстречу своей нелегкой судьбе.
Настя долго стояла, держа Сонечку за руку, и смотрела вслед уезжающему от нее Макару. Ситуация повторялась, и она чувствовала, что видит его в последний раз. Слез уже не было, душа плакала молча.
Настя проснулась в холодном поту, вот уже которую ночь подряд ей снится один и тот же сон: она бежит по полю снежному навстречу Макару, а он идет по другому концу поля и улыбается. Она бежит к нему, падает, поднимается и вновь бежит, но догнать его не может. Снежная полоса их разделяет. И здесь Настя просыпается, сердце учащенно бьется, а на лбу выступает холодный пот: «К чему бы это? Неужели что- то с Макаром случилось? Вот уже третий месяц нет никаких вестей от него». Она повернулась к стене и обняла рядом мирно спящего сынишку Вовку. Ему шел уже третий годок, похож на Макара, такой же крепкий и упрямый. Настя поцеловала его в лоб и накрыла одеялом. Сон прошел, скоро вставать. Она вот уже год, как была председателем колхоза. Ее избрали на общем колхозном собрании, а рекомендовал секретарь обкома партии Шевчук Павел Борисович. Это после того, как бывший председатель ушел на фронт добровольцем, а вскоре пришла похоронка на него. Вот так. Как она не упиралась, что ей тяжело, четверо детей на руках, но Шевчук напомнил: «А кому сейчас легко? Наши соотечественники бьют фашистов, в том числе и твой муж, а мы должны им помогать здесь, в тылу. Работать, не покладая рук, приближая нашу победу».
Забот прибавилось. За домом старенькая мать помогала присматривать, да и дети уже подросли. Иван и по дому помогал, и в колхозе работал. Мужских рук не хватало. Все легло на женские плечи. Чего за год только не случилось: то молодняк на ноги упал из-за отсутствия нормальных кормов, то полконюшни сгорело. Но Настя всю себя работе отдавала, ее теперь звали Настасья Михайловна. Вот и сегодня с утра она собиралась на ферму для отбора скотины для сдачи. Да и посевная скоро, надо было с зерновыми разобраться, соседний колхоз просил помочь. Но сегодняшним планам не суждено было сбыться. Хромой Евсей, деревенский почтальон, уже подходил к дому председателя, когда его в окно увидала Настя. В груди все оборвалось — Макар. Значит, сон, который она видела вот уже несколько ночей подряд, вещий. Она села на лавку возле дверей и стала ждать, когда зайдет почтальон. Евсей поднялся на крыльцо и долго шаркал ногами по самотканой дорожке у входа, наконец, открыл дверь и вошел. Не глядя на Настю, достал конверт и подал ей. Она дрожжащей рукой вернула его назад и попросила прочитать. Евсей развернул конверт и стал читать. Только одно слово обожгло и ранило душу. «Погиб». Макара больше нет, он погиб под Курском как герой 9 июля 1943 года. А сейчас уже конец октября. Вот поэтому писем не было от него. Макара уже в живых -то три месяца нет. Настя сидела на лавке, раскачиваясь из стороны в сторону, обхватив лицо руками. Дети подошли к матери и обняли ее, жалея и плача. Только один Вовка залез под стол и ловил кота за хвост, не понимая, почему все плачут. Вечером был накрыт скромный стол, в центре стоял стакан, налитый доверху и кусок хлеба сверху. Настя сидела в черном платке, завязанном сзади узлом. Она встала и взяла свой стакан:
— Ну что, бабоньки, помянем моего Макара.- Все встали.
— Хороший был мужик, любил меня и детей, хозяйственный. Мне очень не хватает тебя, Макарушка, — Настя смахнула рукой слезы, — Пусть земля будет тебе пухом.- Она залпом выпила и поставила стакан на стол, затем села и тихо запела своим красивым голосом:
«Скатилось колечко со правой руки,
забилось сердечко о милом дружке…»
Женщины дружно подхватили. Эта песня прошла чуть ли не каждый двор, и где она слышалась, была вдова. Только Антонине повезло, ее Костик пришел в сорок втором без ног, но с руками и головой. Приспособился и такие деревянные бочки, коромысла, корзины делает, отбою нет. Да и сына успели родить. Поздно разошлись женщины, поплакали, погоревали и — по домам. Настя просидела до утра, обдумывая свою жизнь и с Макаром, и без него. А за окном уже начинался новый день, и легким он не будет — это Настя знала наверняка. Но надо было жить и не сломаться, принимая все удары судьбы с гордо поднятой головой, она это может, ведь она сильная.
На дворе стоял июль 1947 года. Шел третий год без войны. Колхозные хозяйства понемножку стали подниматься. Настин колхоз «Заветы Ильича» числился в первых рядах. Она смогла себе подобрать толкового агронома и счетовода. В прошлом году оставила двадцать гектаров земли под пары. А в этом — засеяла рожью больше нежели пшеницей, за что ее вызывали на бюро обкома и сделали выговор, пригрозив пальцем. Но все обошлось, Настя вот уже три года состояла в партии и знала, чем может грозить невыполнение постановления.
Сегодня был особенный день: во первых, воскресенье, а во вторых, день рождения. Настя открыла глаза, утро было тихим, день обещался быть солнечным и теплым. Она уже давно не чувствовала на душе такой легкости и какой — то непонятной радости, ей даже захотелось подойти к зеркалу. Настя встала, расплела косу и осторожно подошла к висящему зеркалу, боясь увидеть старую бабу, она даже глаза зажмурила, а когда открыла — из глубины зеркала на нее смотрела взрослая, умудренная нелегкой жизнью женщина. Да, под глазами были небольшие круги, и мелкие морщинки присутствовали, но она по-прежнему оставалась привлекательной и даже красивой. Настя провела рукой по бровям, глазам. Ну, еще и ничего, улыбнулась она сама себе. Вот так. Она быстро выбежала во двор, ополоснулась холодной водой, утренняя прохлада нежно ласкала еще молодое и крепкое тело, затем Настя вошла в дом, чтобы одеться. Она достала новую цветную блузку, купленную в городе случайно. Одна женщина подошла к ней и предложила:
— Тебе она очень красива будет, ну а мне поможешь с деньгами, да и недорого. Настя купила. Вот сейчас она ей и пригодилась. Вытаскивая ее из комода, старого, ручной работы, еще от Василя оставшегося, Настя нашла еще и забытую ею помаду, и старую пудреницу. Она даже расхохоталась сама про себя, как будто специально ее кто — то наряжал. Заплела и уложила косу вокруг головы, зацепив ее приколками, чуть припудрив нос и подкрасив губы, она сама себя не узнала- ну просто красавица. Домочадцы проснулись, Настя наказала дочерям все по дому, а Иван должен был подъехать на своем скакуне, он пас ночью табун лошадей и должен был захватить Туза. Она решила сегодня до соседней деревни проскочить верхом, чтобы не запрягать лошадь в колку. А сейчас спешила в контору, вовсю шла подготовка к сенокосу, и Настя собирала правление, чтобы обсудить все детально. Туз так и оставался ее любимым конем. Правда, он уже не проявлял такую прыткость, как тогда, когда Макар на нем повис, но стать и резвость в нем остались, и Настя его любила за это, и он ее всегда понимал, особенно, когда она слезно ему жаловалась в минуты отчаяния. А он кивал ей в такт и даже тихонечко ржал. Вот такая любовь у них была с хозяйкой.
Настя до обеда, управившись со всеми делами в конторе, собиралась в соседнюю деревню Соловьевку, там находилась ферма. Что- то последнее время надои упали, ей надо было разобраться в ситуации и принять меры. До Соловьёвки было километров двенадцать, десять — по дороге в город, а два — по лесной дороге. Настя любила быструю езду, поэтому Туз с места взял галопом, а потом побежал рысью. Настя наслаждалась легким дуновением ветра и хорошим солнечным днем. Ей сегодня -тридцать девять, и она еще молода, здорова и красива, и это ей давало новые силы и хорошее настроение.
Подъезжая к свороту, Настя увидела идущего человека и тоже сворачивающего на Соловьевку. Это был мужчина в солдатской форме, с вещмешком за спиной, а на голове была пилотка со звездой. Настя подъехала ближе и своим глазам не поверила:
— Ванечка? Неужели это ты?
— Да, а что я стал таким не узнаваемым? -Иван улыбнулся, -Я тебя, Настя, издалека заприметил. Только ты одна умеешь так грациозно ездить верхом.- Он помог ей слезть с лошади, — Ты куда?
— В твою деревню. Я ведь теперь председательствую, вот уже пять лет, -Настя вздохнула и посмотрела на Ивана. Перед ней стоял, лет под пятьдесят мужчина, почти весь седой, хотя ему было всего сорок пять. -А ты домой возвращаешься?
— Да, отца с матерью проведаю и назад. Хочу на завод в город возвратиться.
— Сколько мы не виделись? — спросила Настя, взяв коня за узду.
— Да пожалуй, около двадцати лет прошло. С тех самых пор, как ты от меня сбежала, — Иван замолчал и отвернулся в сторону.
— Да не сбегала я, Ванечка, меня Василь выкрал и почти два дня держал на пасеке. А потом деваться было не куда, — Настя замолчала. Иван остановился. Они втроем шли по дороге.
— Дело прошлое. Ты лучше о себе расскажи. Женат? — она снова пошла потихоньку.
— А я после того, как ты вышла замуж, подался в город, вернее сбежал. Документы мне помогли сделать. Устроился на завод, женился, две дочери родились. А здесь -война, меня забрали, а жена с двумя детьми уехала в Ленинград к родителям. Ну, вот там они все и погибли. Мне уже потом соседи написали. А сам я служил в полковой разведке, ранение имею. После войны вот два года бандеровцев на западной Украине вылавливал, снова ранение- и вот я здесь, — Иван замолчал, остановился, достал пачку папирос и закурил, — Ну а ты, замужем?
— Вдова, да и четверо детей в придачу, правда, они уже совсем взрослые. Иван — уже жених, — Настя посмотрела на Ванечку.
— Иван? У тебя сына зовут Иван?
— Да, хоть и против был Василь, а я сына назвала твоим именем, — Насте вдруг стало так тепло на душе, и ей захотелось сделать все, чтобы Иван не уезжал. Неужели ей судьба дает еще один шанс быть счастливой?
Иван, а зачем тебе ехать в город, у нас в колхозе столько работы. Вон сельхозартель стоит почти колом, столько тракторов с войны надо отремонтировать. Вот и занялся бы этим, а я тебе помогать буду.
Иван докурил папиросу:
Посмотрим, — он повернулся к Насте и заглянул в ее зеленые лучистые глаза, — Если ты этого хочешь?
Хочу, — тихо сказала она. И быстро повернув к лошади, стала садиться на нее. Уже запрыгнув на Туза, она сказала:
Ванечка, у меня сегодня именины, тридцать девять, я тебя вечером приглашаю, будут только родственники. Приезжай, я буду ждать.
Она ударила коня сзади ладонью, и Туз тронулся с места. Настя обернулась, Иван стоял там же и смотрел ей вслед. До самого вечера, чтобы не делала, она все время думала о Ванечке. Неужели влюбилась? Или это продолжение той первой, юной любви? Она не могла понять. Настя ждала вечера и загадала, если Иван придет, то это судьба. И он пришел. Но не один, а сразу со сватами.
Ванечка, ты с ума сошел, сразу сватать, — смеялась Настя.
А что мне ждать, чтобы еще раз кто-нибудь тебя увел у меня из подноса, — Иван улыбался.
Хроника последнего полёта
Антуан, я преклоняюсь перед силой твоего
характера! Жизнь по двойной спирали,
короткая, но насыщенная. 10 минут
постоянного полета! Я посвящаю в па
мять о тебе свою версию хроники твоего
последнего полета.
Маленький Принц стоял на вершине огромной дюны из солнечного песка и, протягивая руки навстречу Антуану, повторял: «Я вернулся, я вернулся, я вернулся, чтобы помочь тебе».
Антуан открыл глаза, в комнате было темно, он протянул руку к столику и включил лампу. Часы показывали ровно три ночи. Сон, как наяву, стоял перед глазами. « Что это было?» — думал он. Сегодня день предстоял быть насыщенным и сложным. Он готовился к своему очередному вылету, необходимо было уточнить расположение двух немецких аэродромов, откуда поднимались тяжелые бомбардировщики, и дислокацию сухопутных войск. Союзные войска готовились к массированному удару по югу Европы, освобождая Испанию и Францию до западных границ Германии. Война шла к своему логическому завершению.
Ему предстоял последний вылет из восьми разрешенных. Он уже несколько раз уточнял маршрут своего полета, прорабатывая каждую деталь и возможные ситуации. Антуан сел на диван, опустив ноги на пол, сон растаял, как мираж, только небольшое волнение осталось.
«Ведь не случайно пришел „Маленький принц“, он о чем-то меня хотел предупредить, — думал он, — Но всего не учтешь, остается то, чего исправить ты не можешь, отдавая в руки силам небесным». Антуан накинул халат, достал сигарету и закурил. Он еще раз взглянул на планшет, лежащий на столе, припоминая сложности, с которыми он может столкнуться, затем он его отбросил на угол стола.
«Все, хватит, что можно, я уже все просчитал», — Антуан докурил сигарету, затушил ее в пепельнице и встал с дивана. Утро ночного неба было звездным и прохладным. Он прикрыл окно и подошел к столу, где лежали рукописи незаконченных статей и очерков, но взгляд его остановился на незаконченном письме Эмме. Эмма, Эмма, Эмма и еще тысячу раз Эмма.… С этой женщиной свела его судьба несколько месяцев назад, когда он проходил курс реабилитации после последнего крушения самолета. Раны давали о себе знать. Но желание летать и быть в строю были сильнее всякой боли. С первой же минуты, глядя в глаза этой женщине, он понял, что это судьба. У них была только одна встреча, они были оба несвободны. Шесть часов счастья и познания принесли еще больше тайн и вопросов. Сочетание ума и красоты зрелой женщины — это триумф всех мечтаний настоящего мужчины. И Антуан чувствовал, что Эмма для него- непрочитанная книга, по содержанию очень интересная и загадочная, и удастся ли ему прочитать эту книгу или она останется тайной. Но тот импульс, что шел от возникшей искры и заставлял учащенно биться сердце, давал столько жизненной энергии и сил, что ему хотелось даже плакать от счастья.
Антуан отложил письмо. «Вернусь с задания и допишу. Эмма, мне так хочется тебе многое сказать, но это после полета. Я надеюсь, что мы еще будем счастливы», — думал Антуан, положив письмо в ящик стола.
Ну вот, осталось дописать очерк в республиканскую газету, уже подстегивало время. Он наклонился над блокнотом и стал размашисто писать, подчеркивая основные мысли. В доме, где снимал комнату Антуан, уже все проснулись, и хозяйка, постучав, приоткрыла дверь:
— Вам завтрак приготовить?
— Да, пожалуй, завтракать я буду дома, надо дописать очерк, — Антуан спешил, времени до полета оставалось в обрез. Он вышел на улицу. День обещался быть жарким и не только температурой, но и событиями. Антуан направился в штаб полка. Лётная эскадрилья 2/33, входящая в состав 7-ой Американской Армии, дислоцировалась на острове Корсика и совершала дальние разведывательные полеты с фотосъемками на американских боевых самолетах — истребителях «Лайтнинг» — эта боевая техника ни в чем не уступала немецкой, по техническому оснащению она была даже более совершенной. Антуан проверил боевую готовность своего самолета. Вылет во второй половине дня, ближе к вечеру. Какое-то предчувствие необратимости волнами то накатывало, то отступало. Антуан понимал, что это связано с ночным видением, но ни страха, ни волнения не было. Все шло по расписанию военного времени. На вопрос командира части, что он думает о сложности задания, Антуан улыбнулся своей завораживающей улыбкой и ответил, хитро прищурив глаза, что приказ командира он не обсуждает, а выполняет. В чем майор Алиас сильно сомневался. Он знал, что Антуан всегда имеет свое мнение, которое выражает на страницах своих книг, газет и журналов.
— Ну, тогда удачи тебе и мягкой посадки, — майор протянул руку Антуану.
— Служу Отечеству, — Антуан приложил руку к козырьку, касаясь его двумя пальцами, затем протянул руку майору, — Спасибо. Я буду стараться!
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.