Книжный сборник «КАНИКУЛЫ РАЗУМА: Колдовство, ведьмы, одержимость» состоит из трех небольших очень старых книг, полностью переведенных с английского языка на русский:
1.Эдмунд Голдсмит. Дьяволы из Лудуна. (1634 г. — первое издание книги)
2.Джон Фиске (1842 –1901). Колдовство в деревне Салем.
3.Коттон Мэзер (1663 –1728). Памятные Провидения,
а также cсоответствующих тематике сборника отдельных разделов и глав книги:
4. Инкрис Мэзер (1639 –1723). Замечательные Провидения.
Сборник дополнен отредактированной на современный русский язык книгой, изданной на дореволюционном языке:
5. В.В.Антонович (1834–1908). Колдовство. Документы–Процессы–Исследования.
Читая книги старинных авторов, таких, например, как Коттон и Инкрис Мезеры (сын и отец), читатель как бы получает возможность на время поменять свой разум на разум человека далекой и темной эпохи, наполнится страхами и ужасами, свойственными давно прошедшим временам, полным предрассудков и заблуждений, совершить путешествие не только во времени, но и в области сознании — устроить каникулы своему разуму.
Автор первой книги (если называть автором месье де Нио, написавшего основной текст, а не редактора, обнаружившего эту книгу и снабдившего ее обширными комментариями и чье имя значится в книге как имя автора), «Дьяволы из Лудуна», являлся непосредственным участником описанных им событий.
Автор второй книги, «Колдовство в деревне Салем», Джон Фиске (1842—1901), был американским философом и историком, являлся далеким родственником одного из членов присяжных заседателей, принимавшем участие в описываемом им судебном процессе.
Коттон Мезер, автор третей книги, — «Памятные провидения», религиозный моралист и эксперт по ведьмам, является заодно и одним из персонажей книги «Колдовство в деревне Салем» а также сыном автора четвертой книги, «Замечательные провидения» Инкриса Мэзера. Книгу «Памятные провидения» современный американский издатель охарактеризовал так: «Эта маленькая книжка не только обладает редким очарованием, но и не лишена некоторой степени откровенности».
Автор пятой книги, профессор В. Антонович, собрал свои материалы в книгах градских и магистратских судов Юго-Западного края Российской империи.
Книги впервые переведены на русский язык. Составитель сборника и переводчик Филин Б.
КАНИКУЛЫ РАЗУМА:
Колдовство, ведьмы, одержимость
Э. Голдсмит. Дьяволы из Лудуна
Д. Фиск. Колдовствов в деревне Салем
Коттон Мэзер. Памятные Провидения
Инкрис Мэзер. Избранные места из книги «Замечательные провидения»
В.В.Антонович. Колдовство. Документы — Процессы — Исследования
Перевод: Филин Б
Оглавление
Эдмунд Голдсмид. Дьяволы из Лудуна
История о лудунских дьяволах, о якобы имевшем место одержимости монахинь-Урсулинок, о суде и казни Урбена Грандье, рассказанная очевидцем.
Переведено с французского оригинала и отредактировано Эдмундом Голдсмидом
Введение
Следующий экстраординарный рассказ о «деле Селебры» Урбена Грандье, кюре Лудуна, обвиненного в колдовстве и в том, что он заставил монахинь монастыря Святой Урсулы стать одержимыми дьяволом, написан очевидцем, и не только очевидцем, но и участником в описываемых им сценах. Он напечатан в «Poitiers, chez J. Thoreau et la veuve Ménier, Imprimeurs du Roi et de l’Université 1634». Я думаю, что известны только два экземпляра: мой собственный и один в Национальной библиотеке Парижа. Этот писатель — месье де Нио, советник в Ла-Флеше, очевидно, твердо верящий в абсурдные обвинения, выдвинутых против Грандье.
Магия, по-видимому, зародилась на равнинах Ассирии, и поклонение звездам было вероучением тех пастушеских племен, которые, спустившись с гор Курдистана на широкую равнину, где впоследствии Вавилон воздвиг свою тысячу башен, основали жреческую расу Хасдимов или Халдеев. Этим людям вскоре были даны особые привилегии и приписаны особые атрибуты, пока под именем магов они не приобрели огромное и постоянное влияние. Их храмы были астрономическими обсерваториями, а также святыми местами; и легендарная Вавилонская башня в Книге Бытия, вероятно, является лишь мифическим эквивалентом огромного здания, предназначенного для изучения семи планет, или, возможно, построенного как дворец Бога Бела. Пользуясь всеобщим почитанием звезд, они, по-видимому, изобрели систему астрологии, с помощью которой они якобы решали вопрос о природе грядущих событий и характере индивидуальных судеб, опираясь на планетарные аспекты.
В Персии магия получила еще более определенное развитие. Халдеи приписывали происхождение всего сущего великому центральному Вечному огню. Основой персидской системы, обычно приписываемой Зердушту или Зороастру, было существование двух антагонистических начал — Ормузда, принципа добра, и Аримана, принципа зла. В Персии все, что было связано с наукой или религией, относилось к понятию «магия». Персидских жрецов называли Magnise или Magi, но они не присваивали себе всей чести общения с богами. Зороастр, который был царем Бактрии, сделал некоторые оговорки ради возвышения царственной власти и учил, что цари были освещены небесным огнем, который исходил из Ормузда. Поэтому священный огонь всегда предшествовал монарху как символ его прославленного ранга; а Платон говорит, что персидские цари изучали магию, которая является поклонением их богам.
Однако именно в Египте магия получила свое развитие как искусство. Самыми знаменитыми храмами в Египте были храмы Исиды в Мемфисе и Бусирисе; Сераписа в Канопусе, Александрии и Фивах; Осириса, Аписа и Фтхи. Исида, жена Осириса, получила свое имя от коптского слова изи, или изобилие, и, по-видимому, олицетворяет землю; но обычно ее изображают как богиню луны. Исида также использовалась как олицетворение мудрости, и в определенной степени она может рассматриваться как символ вечной воли, ее святыни несут загадочную надпись: «Я есть все, что было, то есть то, что будет; ни один смертный не может поднять мою завесу». Хорус был сыном Исиды, и получил наставления от своей матери в искусстве исцеления. Гор, синоним света, является царем или духом солнца. Астрологическая наука и магия серьезно и жадно изучались египетскими жрецами. Они верили, что разные звезды оказывают мощное влияние на человеческое тело. Их погребальные церемонии можно привести в качестве иллюстрации, ибо они согласны делить между божествами все тело умершего. К Ра, или Солнцу, они относили голову, к Анубису — нос и губы, к Хатору — глаза, к Селку — зубы и так далее. Чтобы установить происхождение звезды, астрологу достаточно было объединить теорию о влияниях, оказываемых этими звездными богами, с аспектом неба в момент рождения индивидуума. Это был элемент Египетской, а также персидской астрологической доктрины, что определенная звезда управляла родовым часом каждого человека.
Через посредство Орфея, Мусея, Пифагора и других, которые путешествовали по Египту, где жрецы посвятили их в свои мистерии, магия проникла в Грецию и там приняла различные новые формы развития. Греческое колдовство проявлялось главным образом в особых ритуалах Орфеотелесты, призывании мертвых, пещере Трофония, оракулах богов и поклонении Гекате. Последнее таинственное божество, богиня луны, было покровительствующим божеством магов. От нее, как от одной из сил преисподней, исходили призраки, учившие колдовству, парившие среди гробниц и посещавшие перекрестки и места, проклятые кровью убитых или самоубийц, — Мормо, Цереоп, Эмпуза были среди тех, которые выполняли ее приказы.
Рим заимствовал свою магию не меньше, чем искусство и литературу, у поэтической Эллады. Оккультная наука, по-видимому, была известна римлянам лишь приблизительно за несколько лет до начала христианской эры. Но прежде они культивировали модификацию этрусской магии, включающую предсказание будущего, поклонение умершим, вызывание их лемуров или призраков и мистические церемонии Манагениты, ночной богини ужасного характера. Нума был великим учителем древней Римской магии, которая, вероятно, носила как религиозный, так и медицинский характер.
Христианская церковь с самого начала своей истории запрещала языческую магию, но учила тому, что можно назвать своей собственной магией. И Ориген, и Тертуллиан считали, что мания и эпилепсия были вызваны действием демонов или злых духов, заключенных в телах страдающих, и что они должны были быть изгнаны с помощью определенных форм слов. Церковь официально признала действенность экзорцизма в 367 году, когда Лаодикийский Собор постановил, что его должны практиковать только те, кто был должным образом уполномочен епископами. С магией и магическими обрядами были связаны предполагаемые целебные свойства мощей святых, а божественное происхождение обычно приписывали видениям и экстатическим трансам.
В Средние века магия утвердила свое господство над всей христианской Европой, но совершенно утратила религиозный характер, сообщенный ей халдеями. Она выродилась в «черное искусство» — она имела дело только с темной стороной природы, со злым духом и его бесами, с отвратительным колдовством и колдовством некроманта. Ученый возвысился над этим низким видом теургии, но и он больше не искал общения с небесными силами; он посвятил все свои силы открытию философского камня и эликсира вечной молодости, источников безграничного богатства и бесконечной жизни. (Encyc. Nat. IX. стр. 52).
Родившийся в Рувере, близ Cабле, в самом конце XVI века, Урбен Грандье был викарием и каноником Лудуна. Получив эту должность, он стал настолько популярным проповедником, что зависть монахов была возбуждена против него. Он был сначала обвинен в невоздержанности, но, будучи оправдан, его враги стали подстрекать некоторых монахинь играть роль одержимых и в своих конвульсиях обвинять Грандье в том, что он был причиной их одержимости. Это ужасное, хотя и абсурдное обвинение было поддержано кардиналом Ришелье, который был убежден, что Грандье высмеивает его. Именно этот знаменитый случай и пытается доказать здесь наш легковерный автор.
Читатель, несомненно, заинтересуется чудесными эффектами, которые, как говорят, были вызваны экзорцизмом. Это слово является термином, применяемым к акту изгнания злого духа из одержимого, по приказу во имя какой-то божественной силы. Способность осуществить это с помощью таких средств была принята как Вера язычниками, иудеями и христианами, и обряды с этой целью все еще используются среди римских католиков и ближайших последователей учения Лютера, которые продолжали придерживаться своего мнения в этом отношении и после Реформации. Одна из второстепенных категорий римско-католического духовенства выполняет эту функцию, и она используется только в случаях предполагаемого одержания демонами, при отправлении крещения в благословение святого масла или миропомазания, а также святой воды.
«Разве мое слово не похоже на огонь?» — говорит Господь — «и как молот, который разбивает скалу вдребезги?» (Иер. XXIII. 29). «Исцеление словом, то есть прямым выражением умственной силы», –говорит Ван Гельмонт, — «было широко распространено в ранние века, особенно в церкви, и применялось не только против дьявола и магических искусств, но и против всех болезней. Как это началось во Христе, так и будет продолжаться вечно». Ранние христиане исцеляли не только словами, но и древние маги творили чудеса с помощью магических формул. «Многие исцеления», говорит Зендавеста, «совершаются травами и деревьями, другие — водой, а третьи — словами; ибо именно посредством Божественного слова больные наиболее верно исцеляются». Египтяне тоже верили в магическую силу слов. Плотин исцелял опасно больного Порфирия, лежавшего в Сицилии, чудотворными словами; а последний исцелял больных словами и изгонял дьявола изгнанием нечистой силы. Греки тоже были хорошо знакомы с силой слов, и частые свидетельства об этом знании содержатся в их поэмах; в оракулах увещевания и молитвы были всеобщими. Орфей утихомирил бурю своей песней, а Улисс с помощью некоторых слов остановил кровотечение из ран. Среди греков исцеление с помощью слов было настолько распространенным явлением, что в Афинах оно было строго запрещено. Женщину даже побивали камнями за то, что она пользовалась ими, так как они говорили, что боги дали целебные свойства камням, растениям и животным, но не словам (Leonard. Varius de fascino, Paris, 1587, lib. II. стр. 147). Говорят, что Катон лечил растяжения определенными словами. Согласно Плинию, он использовал не только варварские слова мота, дарий, дардарий, астарий», но и зеленую ветвь длиной в четыре или пять футов, которую он расколол надвое и велел двум мужчинам держать над поврежденной конечностью. Говорят, что Марк Варрон лечил опухоли словами. Сервилий Новиан излечивал болезни глаз, заставляя надпись висеть на шее, состоящую из букв A и Z; но наибольшую известность приобрел Серенус Саммоникус благодаря своим чудесным иероглифам. Они должны были быть определенным лекарством от лихорадки, и находились в подсоединенной форме:
На талисманах были начертаны различные знаки, и многие обычаи, все еще используемые на Востоке, происходят от них. Ангерий Ферерий, в своей книге «Истинный метод исцеления» очень ясно говорит об этом предмете: «песни и персонажи имеют не только собственную силу: она существует также в верующем уме, которая производится в умах профанов с помощью видимых знаков и в умах людей просвещенных с помощью признанного и особого влияния».
Живое слово, которое осветило человечество через Христа, явило свою божественную власть над болезнями; и истинные последователи Христа могут творить чудеса силой его слова. Господь наш сказал больному: «встань и ходи; и он встал и пошел своей дорогой; открой глаза твои; и он увидел: возьми постель твою и ходи; и он встал; Лазарь, выйди! И тот, кто был мертв, вышел оттуда, связанный по рукам и ногам погребальными одеждами, и его лицо было обмотано салфеткой», и т. д. Но что это за слово, которое острее обоюдоострого меча? Это Божественный Дух, который всегда присутствует, всегда активен; это божественное дыхание, которое вдохновляет человека. Во все времена и в каждом народе были люди, которые обладали чудесными силами; но они были вдохновлены религией — обращены к Богу в молитве и единстве. Всемогущий видит сердце просителя, и не только его слова; он видит Веру и намерение, а не ранг или образование.
Даже благочестивые язычники молились Богу, и их особое поклонение поддерживало эту связь и приводило к еще более тесному единению между отдельными людьми и Богом, позволяя им в какой-то мере проникать сквозь завесу невежества и тьмы. И благочестивый язычник изо всех сил старался возвыситься до более тесной связи с Богом, и поэтому в используемых средствах была заложена особая сила; а что может быть сильнее молитвы? И Бог, в своей всеобъемлющей любви и привязанности, не оставит этих просителей без ответа.
Было бы излишне перечислять многие примеры действенности молитвы, как она проявляется у благочестивых и верующих людей, с которыми мы могли бы встретиться во все времена и среди всех народов. В более поздние времена многие из них хорошо известны. Я, однако, упомяну один случай, который представляется мне наиболее ясным и наименее сомнительным. Кирсен рассказывает следующее: «Я знал провидца, который обрел способность предсказывать будущее молитвой ночью на горе, где он привык лежать лицом вниз; и он использовал эту силу для помощи больным самым скромным образом. Его видения отчасти прозаичны, отчасти поэтичны и имеют отношение не только к болезни, но и к другим важным и даже политическим событиям, так что он очень похож на пророков Ветхого Завета».
Для тех, для кого Вселенная является часовым механизмом или вечным двигателем, который продолжает двигаться вечно сам по себе, для кого вечная сила, мудрость и любовь в вечности и природе — ничто, молитва и мольба должны казаться бесцельными и пресными, но они никогда не смогут выполнить работу души. Для них магические эффекты так же необъяснимы (и, следовательно, неистинны), как и сами магические явления неизвестны. Но, при всем их знании и мудрости, природа навсегда останется для них загадкой.
Здесь не место углубляться более полно в этот предмет; но не будет излишним вспомнить, что в каждом слове есть магическое влияние, и что каждое слово само по себе есть дыхание внутреннего и движущегося духа. Слово любви, утешения, обетования способно укрепить робкого, слабого или физически больного человека; но слова ненависти, осуждения, вражды — нет. Это зло, снижающая нашу веру и уверенность в себе. Как легко мирянин, радующийся своей удаче, вскоре оказывается поверженным в невзгоды, и отчаяние приходит только туда, где нет религии — где ум не имеет внутреннего и божественного Утешителя. Но, вероятно, нет никого, кто был бы защищен от проклятия или благословения. [Ennemoser, Hist. of Magic, I., p. 120.]
Часть I
В начале 17-го века викарием Лудуна был Урбен Грандье. К тем талантам, которые ведут к успеху в этом мире, этот человек присоединил извращение морали, которое обесчестило его имя. Его поведение привело к появлению у него многих врагов. Это были не просто соперники, но мужья и отцы, некоторые из которых занимали высокие посты и были возмущены тем позором, который он навлек на их семьи. Это был удивительно гордый человек, который упорно искал во всем свою выгоду, обладая удивительной способностью к интригам. Его беззакония сделали его бичом города, главным викарием которого и самым большим скандалистом он был в одно и то же время.
Об этом свидетельствуют полученные многими отцами семейств разрешения помогать в богослужении в каком-либо другом приходе, а также предоставленные им разрешения принимать таинство от какой-либо другой руки1.
Но что было еще серьезнее, так это то, что, настроив против себя так много людей, он сумел создать свою собственную грозную партию, состоящую почти полностью из гугенотов2, а это уже входило в юрисдикцию епископа. Парламент передал дело в суд Пуатье. Грандье получил возможность встретиться лицом к лицу со своими противниками благодаря друзьям, которые у него были в округе. Это доказывает следующий факт.
Среди других свидетелей по этому делу два священника, Жерве Мишен и Луи Були, показали, что они нашли Грандье лежащим на земле с женщинами и девушками в Его Церкви, ворота которой были заперты; что несколько раз, в неурочные часы, как днем, так и ночью, они видели, как женщины и девушки приходили к нему в комнату; что некоторые оставались там с часу дня до полуночи и что их ужин приносили туда их служанки; которые обычно сразу же уходили; что они также видели его в Церкви с широко распахнутыми дверями, и что некоторые женщины, войдя, тотчас же закрыли их.
Такие свидетельства были для Грандье полной гибелью, и потому его друзья перевернули небо и землю. Они прибегли к подкупу и угрозам в адрес священников и добились от них опровержения своих показаний. Рене Грандер, брат обвиняемого, написал опровержение собственноручно, как было впоследствии установлено, и оба священника подписали его. Это доказательство было уничтожено, и интриганы не имел особых проблем в отмене судебного разбирательства, к выгоде Грандье. Суд Пуатье вынес оправдательный приговор по предъявленным ему обвинениям. Торжество лжи было столь явным, что он оскорблял своих врагов и обращался с ними с подчеркнутым презрением, а не так, как если бы он был совсем «не в своем уме», но ему еще предстояло предстать перед трибуналом архиепископа бордоского, к которому он обратился. Его друзья снова встали на его сторону, и он добился второго оправдания и приказа восстановить его во всех его обязанностях (22 ноября, 1631 года). Приговор содержал предупреждение ему «вести себя хорошо и прилично, согласно священным декретам и каноническим уставам».
В то же время архиепископ, видя враждебность противников, решил, что для Грандье будет лучше и безопаснее сменить место жительства, и посоветовал ему уехать из города, где на него смотрели с такой неприязнью.
Грандье не счел нужным последовать совету или подчиниться приказу: некоторые из его сторонников, смотрели на его оправдание, как на триумф, и возвратились в Лудун с лавровой ветвью в руке только для того, чтобы оскорблять своих противников.
Нейтральные люди были шокированы столь нескромным поведением, его враги были разочарованы, и даже друзья винили его. Не останавливаясь ни на мгновение, он принялся за работу, чтобы закрепить свою победу над своими противниками. Он не был удовлетворен тем, что получил полновесную порцию меда. Он решил отомстить, насколько это позволит ему закон; и готов был преследовать в судебном порядке всех, кто предпринял против него шаги, и требовать возмещения различных расходов, в том числе оплату расходов на свою реабилитацию, как того требовал приговор архиепископа Бордо. Напрасно его лучшие друзья употребляли все средства, чтобы отвратить его от столь неблагоразумного замысла: Бог, намеревавшийся отсечь этого гангренозного члена от тела своей Церкви и сделать из него пример, памятный на все века, оставил его на произвол своей собственной слепоты. Тем не менее, во время всех этих событий никто не слышал о магии, и до сих пор никому и в голову не приходило заподозрить его в этом преступлении.
Шесть лет назад в Лудуне был основан монастырь монахинь ордена Святой Урсулы. Эта община, как и всякое новое учреждение, находилась в несколько стесненных обстоятельствах, хотя социальное положение ее членов было хорошим. Большинство из них были дочерями дворян, в то время как остальные принадлежали к лучшим «буржуа» страны. Хорошая репутация нового ордена (а ему еще не исполнилось и пятидесяти лет), и высокий престиж, которым он пользовался в Лудуне, также привлекли к нему большое количество учениц. Таким образом, благодаря этому монахини могли сводить концы с концами и уверенно смотреть в будущее.
Мать-настоятельница, г-жа де Бельфиль, дочь Маркиза де Коза, состояла в родстве с г-ном де Лобардемоном, государственным советником и впоследствии интендантом провинции Турень, Анжу и Мэн. Госпожа де Сазилли была родственницей кардинала де Ришелье. Обе дамы де Барбезье, сестры, принадлежали к дому Ногеров. Мадам де Ла Мот была дочерью Маркиза де ла Мотт Бараса из Анжу. Была еще некая мадам Д'Эскубло, из того же рода, что и архиепископ Бордо. Таким образом, они могли тешить себя мечтами о будущих успехах, когда им случилось потерять своего прежнего настоятеля Мусо, который отвечал за их духовное благополучие.
Теперь нужно было искать преемника. Грандье, никогда не имевший никакого отношения к монастырю, тем не менее предложил себя в качестве кандидата. Это предложение было с презрением отвергнуто, и настоятельница, госпожа де Бельфиль, сильно поссорилась с одним из своих друзей, который уговаривал ее назначить этого священника. Выбор монастыря пал на каноника Миньона, человека значительных заслуг, у которого духовные дары были равны интеллектуальными. Грандье, уже отчаявшийся в собственной неудаче, был еще больше раздосадован назначением Миньона. Контраст во всех отношениях между его характером и характером каноника был слишком велик, чтобы можно было ожидать какого-либо другого результата. Всякий честный человек гордится безупречностью своей профессии и не может благосклонно смотреть на коллегу, который ее позорит, и говорить о нем благосклонно. Итак, викарию нечего было ожидать от каноника, который был очень близок с епископом3, и ему уже было известно мнение Миньона, высказанное во время первого процесса. Эти обстоятельства вряд ли могли заставить Грандье благосклонно взирать на своего удачливого конкурента, и поэтому он решил завалить работой духовника и его исповедующихся.
Из всех функций, которые должен выполнять священник, ни одна не требует такой деликатности обращения, как исповедь4!
Она становится еще более деликатным, когда речь заходит о совести монахинь. Тревога новоиспеченного духовника в такой ситуации была легко понятна Грандье, и он постарался утешить себя за неудачу в получении желанной должности.
Как бы то ни было, в стенах монастыря стали проявляться необычайные симптомы у монахинь, но они были замалчиваемы, насколько это было возможно, и не были известны за пределами стен. Поступить иначе означало бы нанести новому учреждению серьезный удар и погубить его при рождении. Это понимали монахини и их духовник. Поэтому было решено действовать в величайшей тайне и излечить или, по крайней мере, смягчить зло.
Они надеялись, что Бог, тронутый терпением, с которым было вынесено наказание, сам, по Своей милости, пошлет им лекарство.
Это было все, что могло придумать благоразумие, но человеческое благоразумие, всегда бесконечно ограниченное в своих воззрениях; Божественное благоразумие-совсем другое дело. Бог решил, что тайна беззакония больше не должна лежать погребенной. Как церковь, при своем рождении, получила большой кредит через подобные события5, так и в данном случае, это послужило возрождению веры истинно верующих, и так будет снова в будущих временах.
Лудуну было суждено увидеть события такого рода, чтобы просветить тех, чья совесть, хотя и искаженная, сохранила некоторые остатки изначального добра, и чтобы ослепить души, омраченные гордыней, и сердца, полные разврата.
Как обычно бывает, экстраординарные признаки, проявляющиеся в лицах монахинь, принимались за последствия половой болезни. Но вскоре возникли подозрения, что они происходили от сверхъестественных причин.
Таким образом, монахини, наняв аптекарей, а также врачей телесных и духовных — священников, были вынуждены обращаться к мирянам, ибо духовник их уже был бессилен помочь. Их было семнадцать человек, и все они оказались либо полностью одержимыми, либо частично под влиянием лукавого.
Все это не могло произойти без того, чтобы по городу не распространились какие-нибудь слухи; смутные подозрения распространились по всему городу. Если бы даже монахини хранили эту тайну, то их скромные средства вскоре были бы истощены чрезвычайными расходами, которые они должны были бы понести, пытаясь скрыть свое горе, и вместе с количеством людей, занятых их исцелением, это должно было сделать дело более или менее публичным. Тот факт, что они были одержимы бесами, изгнал всех из их монастыря, как из дьявольской обители, даже тех, кто были их лучшими друзьями. Другие же смотрели на этих женщин как на сумасшедших.
Сначала у них отобрали учеников, большинство их родственников отказались от них, и они оказались в глубочайшей нищете. Среди самых ужасных страданий они были вынуждены трудиться своими руками, чтобы заработать себе на хлеб. Но самым замечательным было то, что правило общины никогда не нарушалось. Они никогда не прекращали свои религиозные обряды, и никогда не прерывалось богослужение. Всегда объединенные, они сохраняли нерушимыми узы милосердия, которые связывали их вместе. Их мужество никогда не ослабевало, и когда припадок проходил, они обычно возвращались к своей работе или посещали службу в Церкви с той же скромностью и спокойствием, что и в прежние счастливые дни. Я знаю, что злоба не будет довольна такими приятным обстоятельствами. Но это низменное чувство, слишком естественное в человеческом сердце, должно быть изгнано оттуда всеми честными людьми, которые знают его несправедливость. Сама вероятность говорит в пользу наших утверждений. Ибо когда Бог позволяет нам быть столь жестоко атакованными нашим общим врагом, это является как бы испытанием для нас самих, чтобы освятить нас и поднять нас до высокой степени совершенства, и одновременно он готовит нас к победе и дарует нам чрезвычайную благодать, которую мы должны только усвоить и извлечь пользу.
Пришлось прибегнуть к экзорцизму. Одно это слово является для некоторых людей предметом насмешек, как если бы было ясно доказано, что религия — это просто глупость, а вера Церкви — басня. Истинные христиане
должны презирать этих ухмыляющихся самозванцев. Когда был применен экзорцизм, Демон вынужден был проявить себя. Он начал с того, что вызывал у этих девушек самые ужасные конвульсии; он дошел до того, что поднимал с земли тело настоятеля, который проводил обряд, и отвечал на тайные мысли, которые не проявлялись ни словами, ни какими-либо внешними знаками. Когда его спросили в соответствии с предписанной ритуалом формой, почему он вошел в тело монахини, он ответил, что это было из ненависти. Но когда его спросили, как зовут колдуна, сотворившего все это, он ответил, что это Урбен Грандье. Каноника Миньона и его помощников охватило глубокое изумление. Они действительно смотрели на Грандье как на скандального священника, но никогда не думали, что он виновен в колдовстве. Поэтому их не удовлетворял один единственный вопрос: они повторяли его несколько раз и всегда получали один и тот же ответ.
Примечания к I части
1 Наш автор старается не упоминать о том, что епископ епархии был самым большим врагом Грандье.
2 Гугеноты — так называли первых приверженцев Реформации во Франции. Происхождение этого слова было по-разному объяснено, но оно, скорее всего, было введено из Германии как искажение немецко-швейцарского Eidgenossen — союзники или те, кто связан клятвой. Как и многие другие имена, он был сначала дан оппонентами как знак упрека, а затем стал обычным названием. Движение Реформации возникло во Франции в начале XVI века; и в то время, когда Лютер отстаивал ее принципы перед парламентом Вормса, Бриконне, Лефевр и Фарель ревностно трудились во Франции над тем же самым делом. Поначалу новые доктрины, которые, казалось, были направлены главным образом против явных грехов и развратов духовенства, пользовались снисхождением короля Франциска I. а его сестра Маргарита Валуа, королева Наваррская, была активным сторонником этого дела. Однако по мере развития событий тревога и гнев духовенства становились все сильнее, и поскольку некоторые из его проявлений оскорбляли короля, были предприняты решительные усилия, чтобы искоренить их с помощью огня и меча. В 1535 году в Париже состоялась торжественная процессия в защиту веры, в которой король шел с непокрытой головой и нес свечу; в ходе этого процесса шесть лютеран были сожжены, им отрезали языки и прикрепили их к подвижной виселице, которая попеременно поднималась и опускалась над огнем, зажженным внизу. За этим последовали многочисленные казни подобного рода и еще более массовые убийства; но, несмотря на эти преследования, число тех, кто следовал принципам Реформации, постоянно увеличивалось. Под влиянием Кальвина, который проявлял очень большой интерес к деятельности Реформации во Франции, французские протестанты около середины XVI века начали организовываться в церкви и объединять эти церкви в группы или районы для целей взаимной помощи и консультирования. Первая французская протестантская церковь была основана в Париже в 1555 году, и очень скоро после этого другие были установлены в большинстве крупных городов Франции, где принципы Реформации обрели последователей. Эти церкви были основаны по Пресвитерианской форме, пастырь был назначен лидером, старейшины и диаконы помогали в управлении и богослужении. Каждая церковь была независима от остальных, хотя несколько церквей могли объединиться в любое движение для их взаимной выгоды или для содействия их общему делу. Первый съезд реформатских церквей состоялся в Париже в 1559 году. На этом собрании, куда одиннадцать церквей послали своих представителей, было составлено и издано исповедание веры и ряд дисциплинарных статей, которые с небольшими изменениями стали впоследствии доктринальными и церковными стандартами протестантов Франции. Число гугенотов в этот период трудно оценить, но, по словам Безы, их было не менее 400 000, и в партию входило около трети дворянства Франции. Однако преследования Римско-католической партии становились все более жестокими и невыносимыми по мере того, как росло число протестантов, и в конце концов, доведенные до отчаяния, гугеноты взялись за оружие для своей собственной защиты и попытались изменить правительство, чтобы получить свободу вероисповедания. В феврале 1560 г., на собрании в Нанте они решили обратиться с прошением к королю Франциску II, где потребовали свободы вероисповедания и устранения двух братьев, Франциска герцога де Гиза и Карла Лотарингского, кардинала и архиепископа Реймского, которые были настоящими правителями королевства и первыми в гонении. В случае отказа собирались захватить особу короля и назначить своего собственного вождя, принца Бурбонского Конде, генерал-губернатором королевства. Заговор полностью провалился, и была совершена ужасная месть: около 1200 гугенотов были убиты без расследования или суда, их тела были брошены в Луару, пока поток почти не был перекрыт трупами. В январе 1562 года, вследствие политических перемен во Франции, Екатерина Медичи была вынуждена рассчитывать на помощь протестантской партии в защите своего несовершеннолетнего сына Карла IX, и был издан указ, который давал гугенотским дворянам право свободно исповедовать свою религию в своих собственных поместьях. Всего через несколько месяцев после этого группа гугенотских богомольцев в маленьком городке Васси, что в провинции Шампань, подверглась нападению герцога де Гиза и его сторонников; шестьдесят человек были убиты на месте, а еще 200 тяжело, некоторые смертельно ранены. За эту бойню он был встречен с одобрением парижским народом. Молодой король и королева-мать провозгласили протестантов мятежниками против королевской власти. Последние сплотились вокруг знамени, поднятого Конде в Орлеане, и началась гражданская война, которая опустошала Францию почти тридцать лет. Вначале гугеноты потерпели поражение при Руане, 19 сентября 1562 года, и снова при Дрю, 19 декабря того же года. В 1563 году был заключен Амбуазский договор, но его условия не были соблюдены ни одной из сторон, и вскоре война была возобновлена, гугеноты были снова разбиты 10 ноября 1567 года в Сен-Дени. Подкрепленные помощью Германии, они могли угрожать Парижу, но их лидер Конде позволил Катрин де Медичи снова обмануть себя и подписал мир в Лонжюмо, оставив свою партию на милость врагов, не имея никакой другой гарантии, кроме слова итальянской женщины. Королева-мать, как только опасность была устранена, быстро возобновила преследование, и в течение нескольких месяцев несколько тысяч гугенотов были либо убиты, либо публично казнены. Конде и Колиньи бежали в Ла-Рошель, где к ним присоединились королева Наваррская и ее сын Генрих, впоследствии Генрих IV Французский, во главе 4000 человек. Помощь была также получена от Германии и Англии, и началась религиозная война. Гугеноты потерпели поражение 13 марта 1569 года при Ярнаке и снова при Монконтуре 3 октября 1569 года, но им удалось взять Ним, освободить Ла-Рошель и одержать победу при Люсоне. Их успехи снова привели к предложению условий мира, и 8 августа 1570 года в Сен-Жермен-ан-Лее был подписан договор, по которому протестантам была дарована амнистия и право свободно исповедовать свою религию везде, кроме Парижа.
Как и в случае с ранее подписанными договорами, королева-мать и лидеры Римско-католической партии не имели намерения соблюдать их условия, а напротив, стремились путем предательства добиться того, чего им не удалось добиться силой оружия. Через два года их планы созрели для исполнения. В День Святого Варфоломея, 24 августа 1572 года, в Париже началась всеобщая резня протестантов. В последовавшей за этим страшной бойне, по самым скромным подсчетам, было уничтожено 30 000 протестантов Франции, но многие историки считают, что число убитых было гораздо больше. Большинство вождей гугенотской партии были уничтожены в этой резне, но остальные сплотили свои разрозненные силы, и началась новая война, которая продолжалась лишь с небольшими перерывами до самого ее окончания. Последовало восшествие на престол Генриха Наваррского в 1589 году. Его царствование знаменует собой спокойный период в истории французских протестантов, и в 1598 году они получили знаменитый Нантский эдикт, который, хотя и дал им меньше, чем они ожидали, все же в течение длительного периода времени был основой их свободы. Период, последовавший за царствованием Генриха IV, был отмечен многочисленными выступлениями гугенотов, которые не доверяли планам и целям французского двора, и в конечном счете кардинал Ришелье решил окончательно сломить их власть, захватив их главную крепость, Ла-Рошель. Это он осуществил в 1628 году, и с ее падением и последующей сдачей оставшихся протестантских городов религиозные войны Франции пришли, наконец, к концу. Тем не менее гугеноты были оставлены в свободе вероисповедания и, будучи отстранены от двора и государственной службы, посвятили себя производству и торговле до тех пор, пока не стали промышленными лидерами нации. Они занимались сельским хозяйством в сельских районах, и их фермы были одними из лучших во Франции. Виноторговля в Гюнне, сукно в Кане, морская торговля в Нормандии, мануфактуры в северо-западных провинциях, торговля шелком в Лионе и многие другие отрасли торговли были почти целиком заняты гугенотами, которые несли на себе бремя гугенотской империи, и, как было доложено Луи де Ларошпозе, епископу Пуатье, пользовались высокой репутацией предприимчивых и честных людей даже среди своих врагов. Укрепление власти короля было, однако, чревато опасностью для свобод протестантов, и так как Людовик XIV на склоне лет стал болезненно суеверен, то он стремился под руководством госпожи де Ментенон и своего духовника Лашеза искупить свои собственные преступления подавлением ереси. Преследование было возобновлено, и многие тысячи людей были запуганы до отказа от своей религии с помощью драгонад (принудительный постой войск в домах гугенотов, применявшийся французским правительством с 1681 по 1685 год, в целях принуждения протестантов к переходу в католичество — пер).
Наконец, в 1685 году Людовик отменил Нантский эдикт и вслед за этим издал закон, направленный против протестантизма. Все протестантские богослужения были запрещены под угрозой ареста и конфискации имущества. Служители должны были покинуть королевство в течение четырнадцати дней, если только они не обратятся. Все протестантские школы были закрыты, и все дети, рожденные после принятия закона, должны были быть крещены и воспитаны как римские католики; все браки, кроме тех, что заключались римско-католическим духовенством, объявлялись недействительными, а протестантским мирянам было строго запрещено покидать королевство.
Положения эдикта были выполнены и последовало отчаянное бегство гугенотов. Многие тысячи людей были вынуждены эмигрировать из-за драгонад, но теперь бегство стало массовым. Вобан оценил потери Франции в 100 000 жителей, 60 000 000 франков наличными, 9000 моряков, 2000 ветеранов, 600 офицеров и ее наиболее процветающих отраслей промышленности и торговли. Сисмонди считает, что потери превысили 300 000 человек, в то время как по некоторым современным оценкам число погибших за весь период преследования составляет не менее 1 000 000 человек. Потери Франции привела к обогащению других стран, и Англия, Америка, Германия, Швейцария, Дания, Швеция и Голландия. Все они получили выгоду от прихода эмигрантов. Подсчитано, что в течение десяти лет, последовавших за осуществлением эдикта, почти 80 000 гугенотов обосновались в Англии, и их влияние на торговлю и мануфактуру страны было как широко распространенным, так и продолжительным.
Большинство гугенотов, однако, слилось с общим населением Англии, и их потомки охотно приняли перемену национальности. Многие из последних с тех пор достигли высокого положения в своей приемной стране, и их можно найти среди лидеров нации во всех областях ее деятельности. Аналогичные результаты можно проследить и в других странах, где беженцы поселились, и говорят, что когда германский император въехал в Париж во главе своих победоносных войск в конце войны в 1871 году, не менее восьмидесяти членов его личного штаба были потомками гугенотов, изгнанных преследованиями из Франции.
В течение первой половины XVIII века строгость преследований сохранялась, но постепенно дух эпохи стал питать отвращение к таким методам поддержания власти духовенства, и вмешательство Вольтера после судебного убийства Иоанна Каласа во многом способствовало прекращению преследований. В 1787 году был издан эдикт Людовика XVI, восстановивший гражданские права гугенотов. Позже Наполеон дал им равные права с римскими католиками. В настоящее время протестантов Франции насчитывается около 500 000, и многие из их пастырей получают небольшое жалованье от государства. Тем не менее они пользуются значительным самоуправлением, и у них прекрасная репутация, как и у трудолюбивых и организованных граждан. В протестантских церквах Франции, как и в протестантских церквах других стран, существует тенденция к разделению вопросов, возникающих в связи с прогрессом библейской и исторической критики. Некоторые из лидеров хорошо известны либерализмом своих идей и той работой, которую они проделали в связи с развитием науки богословия, в то время как другие, опасаясь рационалистических тенденций современных исследований, более тесно цепляются за кальвинистские стандарты своих предков. («История возвышения гугенотов», профессор М. Бэрд, 1880 год.)
3 Дружба епископа могла бы объяснить зависть Миньоны к Грандье.
4 Когда и при каких обстоятельствах исповедь, публичная или частная, была впервые признана абсолютно необходимой для отпущения грехов, является предметом спора. Иннокентий III, в четвертом Латеранском соборе 1215 года н. э. (канон 21), сделал исповедь (то есть аурикулярную или частную) обязательной для каждого взрослого человека один раз в год; и это продолжает быть одним из правил Римско-Католической Церкви по сей день. Трентский собор в своем Катехизисе определяет его как «заявление кающегося в своих грехах, сделанное священнику для получения покаяния и отпущения грехов». Покаяние, следовательно, состоит из четырех частей — исповеди, покаяния, покаяния и отпущения грехов; и это есть положительное учение той же церкви, что без согласия всех этих частей или условий таинство является недействительным и ничтожным. Епитимья, которую налагает священник, обычно заключается в удовлетворении, которое должно быть дано кающемуся, если он причинил кому-либо вред в своей собственности, чести и т. д. Таким образом, чтобы можно было получить возмещение, а также в молитвах, воздержании или других религиозных практиках, которые должны быть выполнены. Тайна, навязываемая исповедникам, строга и безусловна; в каком бы преступлении ни обвинялся кающийся, он торжественно обязан хранить его. Это тайна, под самыми суровыми доносами и наказаниями, как здесь, так и в будущем, включая отлучение от церкви. Ящик, в котором священник сидит в церкви, чтобы выслушать кающегося грешника, называется исповедальней. Но акт исповеди может быть совершен вне Церкви, в частных домах или в любом другом месте, короче говоря, с согласия епископа, при условии, что он не будет слышен никому, кроме священника и кающегося. Греческая Церковь сохраняет практику ушной исповеди, но отличается от Римской в форме отпущения грехов. Реформатские церкви, как правило, не поощряют эту практику, и в Шотландии она даже не признается. В Англиканской церкви частная исповедь, хотя и признаваемая молитвенником, долгое время рассматривалась с крайним подозрением, но в последние годы некоторые секты предпринимали попытки возродить ее.
5 Ссылка явно относится к Марку XVI., стр. 17 и 18.
Часть II
Заявление злого духа не могло вызвать большего смятения и привело к результатам, которые требовали немедленных мер предосторожности. Каноник, как мудрый человек, вступил в контакт с правосудием и сообщил судьям о том, что происходило в монастыре 11 октября 1632 года. Грандье, готовый к любым неожиданностям, уже принял необходимые меры. Многие из магистратов принадлежали к новой религии и были благосклонны к нему, рассматривая его как тайного приверженца; они служили ему так, как он ожидал. В то же время он всячески использовал свои необыкновенные таланты для крючкотворства, подавал прошение за прошением, подвергал сомнению каждое высказывание экзорцистов и монахинь, угрожал их духовнику, жаловался, что его репутация была подорвана и требовал, чтобы монахини были заперты и изгнанию бесов был положен конец. Он достаточно хорошо знал, что о выполнении его требований не может быть и речи и что гражданское правосудие не имеет ничего общего с осуществлением религиозных функций. Но он хотел, если возможно, поставить экзорцистов в неловкое положение и противопоставить судей епископам или, во всяком случае, посеять среди них раздор и дать своим кальвинистам возможность возопить; ему это удалось.
Судьи разошлись в разные стороны. Остались только те, кто был к нему благосклонен; и Миньон вскоре удалился из монастыря. Возбуждение росло в общественном сознании, тысячи споров пронизывали город, и тысячи ссор происходили со всех сторон.
Однако это возбуждение и эти споры ничего не решали, и экзорцизм, который продолжался, не имел другого результата. Грандье торжествовал, а его друзья восхищались его умом, его ловкостью и громко заявляли, что его ни в чем нельзя обвинить, даже в отношении женщин, хотя они прекрасно знали, как далеко он зашел в этом деле. До сих пор суд не обращал на это никакого внимания, но шум, поднявшийся с первых дней октября 1632 года, достиг ушей королевы. Она запросила информацию, и аббат Мареско, один из ее капелланов, был послан изучить это дело и доложить ей. Он прибыл в Лудун 28 ноября и стал свидетелем происходящего. Никаких немедленных последствий не последовало, но вскоре произошел инцидент, который вызвал внезапное изменение положения дел.
Король решил разрушить замки и крепости, существовавшие в самом сердце королевства, и поручил господину де Лобардемону проследить за разрушением замка Лудуна. Он приехал и увидел, в каком смятении пребывал город, какая враждебность царила там, и какого рода человек был причиной этой суматохи. Жалобы тех, кто был жертвой разврата, гордыни или мести священника, трогали его, и ему казалось важным положить конец этому скандалу. По возвращении он сообщил королю и кардиналу-министру о фактах: Людовик XIII, естественно благочестивый и справедливый, осознал величие зла и счел своим долгом положить ему конец. Он назначил г-на де Лобардемона расследовать это дело без апелляции, приказав ему избрать в соседних странах самых честных и образованных судей. Комиссия датирована 30 ноября 1633 года.
И это потребовалось, чтобы привлечь к ответственности человека, поддержанного мятежной и предприимчивой партией, и так хорошо разбирающегося в деталях сутенерства: это искусство всегда позорно для любого человека, но особенно для священнослужителя. Король издал одновременно два указа об аресте и заключении в тюрьму Грандье и его сообщников. Вооруженный такими полномочиями, комиссар не побоялся атаковать человека, которому так часто удавалось уклоняться от судебного иска по какому-либо формальному вопросу, обернуть обвинения в свою пользу или затянуть разбирательство до такой степени, чтобы утомить своих противников и судей.
Кальвинисты, уже раздраженные разрушением замка, служившего им местом сбора во время восстаний, протестовали против этого нового трибунала, так как они видели, что он был единственным средством сделать бесполезными подлости их друга. Но они протестовали еще громче, когда комиссар арестовал обвиняемого, не дожидаясь объяснений, и забрал все его бумаги. Как будто не было хорошо известно, что в уголовных делах этот способ судопроизводства является обычным. В данном случае это было абсолютно необходимо. Ибо без этой предосторожности Грандье мог бы бежать и защищаться издалека, отвлекая внимание судей, у которых и так было много работы. Возможно, он даже поднял бы шум в городе, что потребовало бы насильственных мер. Приняв эти меры предосторожности, комиссар начал свое расследование и приступил к заслушиванию свидетелей 17 декабря 1633 года.
Теперь комиссар узнал, на что способны Грандье и его партия. Свидетели были так запуганы, что никто не хотел говорить, и потребовалась вся королевская власть, чтобы успокоить их. Поэтому он издал прокламацию, запрещающую запугивание свидетелей под угрозой судебного преследования; и так как епископ Пуатье поддержал решение короля, то оба священника, Жерве Мишен и Мартен Бульо, которые были вынуждены отказаться от своих показаний на предыдущем судебном процессе, подали прошение, в котором они заявили, что были соблазнены и принуждены несколькими авторитетными лицами отозвать свои показания, и теперь они подтвердили, что их первые показания были правдой. Были также заслушаны показания монахинь и мирян обоего пола, в том числе двух женщин, одна из которых призналась, что состояла в преступных отношениях с Грандье и что он предлагал сделать ее принцессой магов, в то время как вторая подтвердила показания первой6.
Что касается монахинь, они утверждали, что Грандье входил в монастырь днем и ночью в течение четырех месяцев, и никто не знал, как он туда попал; что он, стоя на богослужении соблазнял их на непристойные поступки, как словом, так и делом; что их часто били невидимые сущности, присутствие которых они ощущали в монастыре и что врачи и хирурги легко обнаружили эти побои. Мать-настоятельница и семь или восемь других монахинь, столкнувшись с Грандье, опознали его, хотя это было установлено, что они никогда не видели его, кроме как с помощью магии, и никогда не имели ничего общего с его окружением. Одним словом, многие свидетели дали показания о ворожбе, прелюбодеяниях, кровосмешениях, святотатствах и других преступлениях, совершенным обвиняемым, в таких потаенных местах его церкви, как и ризница, во все дни и во все часы.
Вполне можно себе представить, что мать, братья и друзья обвиняемого не могли бросить его. Они обратились во все возможные инстанции. Подробности этих разбирательств были бы столь же утомительны, сколь и бесполезны, поскольку комиссар по самому назначению своей комиссии был поставлен выше всех этих медлительных процессов и поэтому отказывался или аннулировал все ходатайства в этом направлении. Затем он допросил обвиняемого относительно фактов и статей обвинения, а затем отправился в Париж, чтобы доложить суду о том, что он сделал.
Король и его совет сочли правильным предоставить ему средства для преодоления всех препятствий на пути к скорейшему принятию решения. Эта предосторожность была необходима, так как были перехвачены письма Байи Лудена, главного сторонника Грандье, к Генеральному прокурору парламента, в которых утверждалось, что дело о «одержимости» было инспирировано самими обвинителями. Ответ последнего был также перехвачен. Поэтому г-н де Лобардемон вернулся в Лудун с постановлением Совета от 31 Мая 1634 года, подтвердив все свои полномочия и запретив парламенту и всем другим судьям вмешиваться в это дело, а также запретив всем заинтересованным сторонам подавать апелляции, под угрозой штрафа в размере пятисот ливров. Он приказал перевести Грандье из тюрьмы в Оже в тюрьму в Лудуне, чтобы иметь его под рукой для допроса свидетелей, если понадобится.
Но прежде всего он счел необходимым тщательно осмотреть монахинь; с этой целью, с согласия епископа, он изолировал их в разных монастырях и допрашивал их так строго, что можно было подумать, что они сами были колдуньями. Он повидал их всех, одну за другой, в течение нескольких дней; и слушал их разговоры, чтобы наблюдать их образ мыслей. Он подробно расспрашивал их о жизни, нравственности, поведении — не только светском, но и религиозном. Его показания, или записки, представлявшие собой показания двадцати девушек, в том числе нескольких не монахинь, заполняли пятьдесят рулонов официальной бумаги и вызывали восхищение у всех судей, так велики были благоразумие и осторожность, которые они демонстрировали.
С другой стороны, епископ Пуатье, послав нескольких докторов богословия осмотреть жертв, лично явился в Лудун и сам изгнал бесов, или же они были изгнаны другими в его присутствии в течение двух с половиной месяцев. Никогда еще работа не была проделана с такой тщательностью и вниманием.
Покончив со всеми предосторожностями, комиссар начал допрашивать обвиняемого вместе со свидетелями, и последние, стоя лицом к лицу с Грандье, продолжали настаивать на показаниях, которые они дали против него.
Что касается монахинь, то было замечено, что они никогда не противоречили сами себе, независимо от того, были ли они допрошены вместе или по отдельности, хотя их часто допрашивали разные люди, причем настолько искусно, насколько это было возможно. Те люди, которые поддерживали Грандье, никогда не находили ни малейшего несоответствия в свидетельствах монахинь.
Если, как утверждает клевета, единственное, чего добивались — это смерти Грандье, то здесь было достаточно доказательств, чтобы сжечь его хотя бы за то, что он злоупотреблял привилегиями своего служения и Церкви, или за те святотатства, которые он там совершил. Но правосудие не довольствуется наказанием одного вида преступления, когда находит следы другого, еще более тяжкого. Более того, христианский долг состоял в том, чтобы понять промысел Бога, допустившего столь странное событие и опровергнуть клевету протестантов и доказать «одержимости» монахинь, а также магию, применяемую обвиняемым. Этим и занялись члены комиссии и другие судьи.
Таким образом, поскольку речь шла скорее о религии, чем о юриспруденции, они решили начать с молитвы Богу, который является отцом всего света, справедливо полагая, что вся Франция жадно следила за процессом, что он был окутан густой пеленой мрака и что их приговор повлечет за собой важные последствия. Поэтому они готовились к получению Божественной помощи и благодати посредством частых исповедей и частого принятия святого таинства. Затем они назначили общую процессию, чтобы просить небесную помощь в столь трудном деле; и, чтобы своим примером возбудить благочестие масс, они все в течение всего процесса посещали храмы города, отведенные епископом на сорокачасовые службы. Затем экзорцисты отправились в церковь, назначенную для обряда экзорцизма, а судьи отправились в суд, чтобы продолжить дело; вечером все вернулись в церковь на вечернее богослужение.
Допрос длился сорок дней, в течение которых демоны давали самые ясные доказательства своего присутствия в телах одержимых людей, и каждый день добавлялись новые доказательства против Грандье.
Что касается присутствия бесов в бесноватых, то Церковь учит нас, что есть четыре главных признака, по которым это можно без сомнения распознать. Эти знаки — умение говорить или понимать язык, неизвестный человеку, который им владеет; откровение о будущем или о событиях, происходящих далеко; демонстрация силы за пределами возможностей природы человека; и парение в воздухе в течение нескольких мгновений.
Для того чтобы прибегнуть к экзорцизму, Церковь не требует, чтобы все эти признаки были найдены в одном и том же человеке; достаточно лишь одного, хорошо удостоверенного, чтобы требовать публичного экзорцизма.
Так вот, все признаки находятся в монастырях Лудуна, и в таком количестве, что мы можем только назвать основные случаи.
Знакомство с незнакомыми языками впервые проявилось у настоятельницы. Вначале она отвечала по-латыни на вопросы о ритуале, предложенном ей на этом языке. Позже она и остальные отвечали на любом языке, на котором считали нужным задавать вопросы.
Г-н де Лонэ де Разилли, живший в Америке, утверждал, что во время визита в Лудун он разговаривал с ними на языке некоего дикого племени той страны, и что они отвечали совершенно правильно, и сообщили ему о событиях, которые произошли там.
Некоторые нормандские джентльмены письменно подтвердили, что они допрашивали сестру Клару де Сазилли на турецком, испанском и итальянском языках и что ее ответы были правильными.
Г-н де Нимм, доктор Сорбонны, и один из капелланов кардинала Лионского, расспросив их по-гречески и по-немецки, удовлетворились их ответами на обоих языках.
Отец Винье, настоятель молельни в Ла-Рошели, свидетельствует в своем латинском повествовании, что, расспрашивая сестру Елизавету целый день по-гречески, она всегда отвечала правильно и во всем слушалась его.
Епископ Нимский велел сестре Кларе по-гречески приподнять покрывало и поцеловать перила в определенном месте; она повиновалась и сделала много других вещей, которые он приказал, что заставило прелата воскликнуть, что нужно быть атеистом или сумасшедшим, чтобы не верить в «одержимость».
Некоторые врачи спрашивали их также о значении некоторых греческих технических терминов, чрезвычайно трудных для объяснения и известных только самым ученым людям, и они ясно выражали действительное значение этих слов.
Наконец, сам Грандье потребовал изгнать дьявола из настоятельницы, которая, по его словам, знала латынь; но он не осмеливался расспрашивать ее или других по-гречески, хотя они и подталкивали его к этому; после чего он очень смутился7.
Что же касается откровения скрытых вещей или событий, происходящих вдали, то доказательств еще больше. Мы лишь отберем несколько наиболее примечательных.
Г-н Морен, Приор Сен-Жак-де-Туар, попросив г-на Морана, уполномоченного, назначенного епископом Пуатье, присматривать за одержимыми и помогать им в суде над Грандье, разрешить подать какой-нибудь знак, доказывающий действительную адскую одержимость. Он шепнул г-ну де Морану, что хочет, чтобы один из Бесов принес ему пять розовых листьев. Сестра Клара в это время была уже в трапезной; г-н де Моран мысленно приказал демону, овладевшему ею, исполнить волю г-на Морена, дабы прославить его еще больше. После этого монахиня покинула трапезную и вышла в сад, откуда принесла сначала анютины глазки и другие растения, а затем с громким хохотом поднесла их г-ну де Морану:
— Это то, чего ты хочешь, отец? Я не дьявол, чтобы угадывать твои мысли. — На что он ответил просто: «послушайся, повинуйся». Затем она вернулась в сад и после нескольких повторений приказания протянула через решетку маленькую розовую веточку, на которой было шесть листьев. Экзорцист сказал ей: «Obedias punctualiter sub pânâ maledictionis» –повинуйся букве под страхом проклятия; затем она сорвала один лист и протянула ветку со словами: «Я вижу, что у тебя будет только пять; шесть было бы слишком много». Настоятель был настолько убежден увиденным, что вышел со слезами на глазах. По данному факту было составлено официальное сообщение.
Госпожа де Лобардемон тоже попыталась провести этот разумный эксперимент, чтобы убедить многих присутствовавших здесь скептиков, и ей это тоже удалось.
Любопытство лейтенант-криньеля Орлеана, а также президента Тура, генерал-лейтенант де Сен-Мексана и мое8 было удовлетворено. Я попросила сестру Клару принести мне ее четки и прочитать «Аве-Мария». Сначала она принесла булавку, а затем немного аниса; будучи вынужденной повиноваться, она сказала: «я вижу, что вы хотите чего-то другого», а потом она принесла мне свои четки и прочитала «Аве-Мария».
Г-н Хирон, настоятель Майлезайс, желая укрепить свою веру в демоническую одержимость, попросил г-на де Морана позволить ему шепнуть третьему лицу требуемое пожелание; и он шепнул г-ну де Фернезону, канонику и проректору той же Церкви, что он желает, чтобы монахиня принесла требник, лежавший тогда у дверей, и приложила палец к месту в начале в мессы Святой Девы, начинающемся словами: «Salve, Sancta parens». Господин де Моран, ничего не слышавший, приказал сестре Кларе, которая тоже ничего не знала о том, что было сказано, повиноваться намерениям господина Хирона. Эта молодая девушка затем впала в странные конвульсии, богохульствуя, катаясь по земле, выставляя свою особу в самом неприличном виде, с мерзкими и похотливыми выражениями и действиями9, пока она не заставляла всех, кто смотрел на нее, прятать глаза от стыда. Хотя она никогда не видела Приора, она назвала его по имени и сказала, что он должен быть ее любовником. После многочисленных повторных приказаний и часового сопротивления она взяла молитвенник и сказала: «я буду молиться». Затем, обратив взор в другую сторону, она указала пальцем на заглавную букву «S» в начале вышеупомянутого вступления.
Г-н де Мильер, уроженец штата Мэн, утверждал, что, присутствуя при изгнании беса из тела сестры Клары и стоя на коленях, Дьявол спросил его, говорит ли он «De Profundis» (Из глубин (лат.)). Начало покаянного псалма, который читается как отходная молитва над умирающим — пер)) своей жене, как это и было на самом деле. Маркиз де Ламот, сын господина де Парабеля, губернатора Пуату, утверждал, что сестра Луиза де Ножере раскрыла его самые тайные недостатки в присутствии отца Транкиля и его тетки г-жи де Невийан.
Тот же г-н де Ламот попросил также одного из заклинателей изгнать сестру Клару, которая была в монастыре, выйти, преклонить колени и произнести: «Аве Мария»; она явилась после неоднократных приказанийповиновалась. Присутствовавший при этом шевалье де Мер спросил у Дьявола, в какой день он в последний раз исповедовался. Дьявол ответил: «в пятницу».
Шевалье признал, что это было правильно, и сестра Клара удалилась. Но так как он хотел снова испытать дьявола, то попросил экзорциста заставить ее вернуться и шепотом попросил монахиню повторить ему несколько слов, сказанных маркизу и монаху. Экзорцист отказался, так как его слова были неприличны. Тогда он изменил эти слова на Pater, et Filius et Spiritus Sanctus! (Отца и сына и Святого Духа (лат.) — пер.) Он прошептал эти слова так тихо, что экзорцист едва расслышал их. Монахиня, находившаяся в другой комнате, вошла по приказанию отца и, обратившись к Шевалье, произнесла сначала неприличные слова, от которых тот отказался, а затем несколько раз повторила «Gloria patri et filio et Spiritui Sancta» (слава Отцу и Сыну и Святому Духу (лат.) — пер.). Ей было приказано произнести эти слова именно так, как она хотела, но она сказала, что не будет этого делать. Епископ Нима, присутствовавший на экзорцизме отца Сурина, попросил его сказать что-нибудь на трудном латинском языке, и Демон исполнил то, что требовалось.
Иезуит дал внутренний приказ демону, который был изгнан; а затем немедленно другой. В одну секунду он отдал пять или шесть приказаний, которые отменил один за другим, и таким образом замучил Дьявола, которому было приказано повиноваться его намерениям. Демон повторил приказания вслух, начав с первого, и добавил: «Но ты не сделаешь этого», а когда он дошел до последнего, то сказал: «Теперь посмотрим, сможем ли мы это сделать».
«Когда шел дождь», говорит отец Сурин, — «Дьявол помещал настоятельницу под водосточный желоб. Так как я знал, что это вошло у него в привычку, то мысленно приказал ему привести ее ко мне, после чего она приходила и спрашивала меня: чего ты хочешь?».
Другая вещь, которая поразила экзорцистов, это мгновенные ответы, которые они давали на самые трудные вопросы богословия, такие как благодать, видение Бога, Ангелы, воплощение и тому подобные предметы, всегда в тех терминах, которые используются в школах.
Одержимость — это доказательство, которое впечатляет даже самые грубые умы. У нее есть и другое преимущество, что она убеждает всех ее свидетелей. 10
Теперь монахини Лудуна выдавали эти доказательства ежедневно. Когда Экзорцист отдал какой-то приказ Дьяволу, монахини вдруг перешли из состояния затишья в самые страшные конвульсии. Они били себя головами в грудь и спины, как будто у них была сломана шея, и с непостижимой быстротой они вывернули свои руки в местах плечевого сустава, локтевого сустава и запястья и два или три раза перекрутили их; Дальше страшно было смотреть на них; их глаза оставались открытыми и немигающими; их языки внезапно вылезли изо рта, ужасно распухшие, черные, твердые и покрытые прыщами, и все же, находясь в этом состоянии, они говорили отчетливо; они откидывались назад, пока их головы не соприкасались с ногами и ходили в таком положении с удивительной быстротой, причем очень долго. Они издавали такие ужасные и громкие крики, что ничего подобного никогда не слышали прежде; они употребляли такие непристойные выражения, что могли бы пристыдить самого распутного из людей, в то время как их действия, призывающие к непристойному поведению со стороны присутствующих, удивили бы обитателей самого низкого борделя в стране; они не могли сдержать своего гнева и произносили проклятия против трех божественных Лиц Троицы, их клятвы и богохульные выражения настолько же отвратительны, насколько неслыханны. Они привыкли бодрствовать без отдыха, поститься по пять-шесть дней подряд или подвергаться пыткам дважды в день, как мы уже описывали, в течение нескольких часов, не испытывая при этом никаких расстройств своего здоровья; напротив, те, кто был хрупок, казались более здоровыми, чем до того, как ими овладела одержимость.
Иногда Дьявол заставлял их внезапно засыпать: они падали на землю и становились такими тяжелыми, что даже самому сильному человеку было очень трудно пошевелить их голову. Франсуаза Филестро сидела с закрытым ртом, и в ее теле слышались одновременно разные голоса, спорившие и обсуждавшие, кто должен заставить ее говорить.
Наконец, часто можно было видеть Элизабет Бланшар в конвульсиях, с ногами в воздухе и головой на земле, прислонившейся к стулу или подоконнику без всякой другой опоры.
Мать-настоятельница с самого начала была сбита с ног и оставалась подвешенной в воздухе на высоте 24 дюймов. Отчет об этом был составлен и направлен в Сорбонну, подписанный большим числом свидетелей, священнослужителей и врачей, а также судебный акт по этому делу епископа Пуатье, который также был свидетелем. Врачи из Сорбонны были того же мнения, что и епископ, и потому объявили, что адская одержимость была доказана.
Мать-настоятельница и другие монахини, лежавшие неподвижно, и не двигаясь ни ногой, ни рукой, ни телом, внезапно были подняты на ноги, как статуи.
Во время очередного изгнания бесов настоятельница повисла в воздухе, только касаясь земли локтем.
Другие, когда впадали в коматозное состояние, становились гибкими, как тонкий кусок свинца, так что их тело могло изгибаться во всех направлениях — вперед, назад или вбок, пока их голова не касалась земли; и они оставались такими до тех пор, пока их положение не изменялось другими.
Иногда они перекидывали левую ногу через плечо к щеке. Они также поднимали ноги над головой, пока большой палец ноги не касался кончика носа.
Другие снова смогли вытянуть ноги так далеко вправо и влево, что они сидели на земле без всякого видимого пространства между их телами и полом, их тела были выпрямлены, а руки соединены.
Одна из них, настоятельница, вытянула ноги до такой невероятной степени, что расстояние между ними составляло 7 футов, хотя сама она была всего лишь 4 фута ростом.
Но за некоторое время до смерти Грандье у этой дамы был еще более странный опыт. В нескольких словах вот что произошло: дьявол, при его изгнании, пообещал отцу Лактансу в знак его ухода сделать три раны на левом боку матери-настоятельницы. Он описал их внешний вид и указал день и час, когда они должны были появиться. Он сказал, что выйдет изнутри, не затрагивая здоровья монахини, и запретил применять какое-либо лекарство, так как раны не оставят никаких следов.
В назначенный день был совершен обряд изгнания бесов, и так как многие доктора приехали из соседних городов, чтобы присутствовать при этом событии, то г-н де Лобардемон велел им подойти поближе и позволил затем осмотреть одежду монахини, открыть ее бок в присутствии всего собрания, заглянуть во все складки ее платья, корсета из китового уса и сорочки, чтобы убедиться, что у нее нет никакого оружия; при ней были только ножницы, которые она отдала другому человеку. Господин де Лобардемон попросил врачей связать ее; но они умоляли его сначала показать им те конвульсии, о которых они слышали. Он согласился, и во время конвульсий настоятельница вдруг пришла в себя со вздохом, прижала правую руку к левому боку и отдернула ее, залитую кровью. Ее снова осмотрели, и врачи со всем собранием увидели три окровавленных раны, размером, как сказал сам дьявол. При этом сорочка, корсет и платье были проколоты в трех местах, причем самая большая дыра выглядела так, словно в нее попала пистолетная пуля. После этого монахиня была полностью раздета, но при ней не было найдено никакого инструмента, который можно было бы описать. Тотчас же был составлен отчет, и мосье, брат короля, вместе со всеми придворными дворянами, засвидетельствовал документ.
Примечания к части II
6 Наши предки, если и не более нравственные, чем мы сами, безусловно, наказывали безнравственность, когда она обнаруживалась, гораздо более сурово, о чем свидетельствует следующее воззвание:
«Вильгельм, милостью Божией, Король Великобритании, Франции и Ирландии, защитники Веры; к членам нашего тайного совета, служащим армии, нашим шерифам, вместе и отдельно, специально составленное послание: ибо, несмотря на многие хорошие законы и акты парламента, направленные против пророчества, а также для сдерживания и подавления порока и безнравственности, а они все еще изобилуют, к великому бесчестию Божьему, поношению истинной протестантской религии и к вреду правительства королевства; И мы полны решимости, как это всегда было нашей заботой, привести эти законы и акты парламента в надлежащее и энергичное исполнение; И предполагая, что печатание и издание упомянутых законов и актов, для лучшего информирования и наставления всех наших судей, должностных лиц и служителей закона, а также всех других наших добрых подданных, может быть особенно полезно и выгодно для их лучшего исполнения в соответствии с их полным содержанием; распоряжаемся чтобы быть им напечатанными и должным образом опубликованными во всех главных городах графств этого королевства; и чтобы во все грядущие времена это настоящее воззвание, со списком к нему подсоединенным, было публично прочитано дважды в год во всех приходских церквях и конгрегациях в этом королевстве, а именно в первый день после каждого дня Троицы и Мартинмаса ежегодно, после того, как будет прочитана предутренняя проповедь, а также перед распусканием паствы; и чтобы все пресвитерии были внимательны, чтобы эта публикация постоянно и торжественно читались во всех церквах в пределах их границ, с соответствующими и уместными увещаниями, поскольку они будут отвечать за это; и мы безапелляционно приказываем и поручаем всем судьям, магистратам и должностным лицам закона вообще, каждому из них в пределах их границ и юрисдикции, к должному и точному их исполнению. Далее следует список законов против пророчества, а также для подавления порока и безнравственности:
Закон против преступления богохульства заключается в том, что всякий, кто, будет бранить или проклинать Бога или любого из Лиц Пресвятой Троицы, будет подвергнут судебному разбирательству перед Верховным Судьей и будучи признан виновным, будет наказан смертью; так же как и всякий, кто будет отрицать Бога или любого из Лиц Пресвятой Троицы; и упорно будет продолжать в том же духе, будучи подвергнут судебному разбирательству и будет признан виновным, будет наказан смертью. Всякий, кто впредь в своих писаниях или речах будет распространять ложь или клевету, спорить или рассуждать против бытия Божьего, или любого из Лиц Пресвятой Троицы, или авторитета Священного Писания Ветхого и Нового Завета, или Провидения Божьего в управлении миром, будет наказан за первую вину тюремным заключением; а за второй проступок преступник должен быть оштрафован в сумме, равной годовой стоимости аренды его недвижимого имущества, и двадцатой частей его свободного личного имущества, равная половина которых должна быть выплачена беднякам того местечка, где будет совершено преступление, а другая половина — доносчику, кроме того, что он будет заключен в тюрьму; а за третью вину он будет наказан смертью, как упрямый богохульник; и все магистраты и служители закона, и судьи в этом королевстве уполномочены и обязаны привести это деяние в исполнение в отношении первой вины, как и все шерифы королевства и магистраты, чтобы привести его в исполнение во второй вине; оставляя исполнение его в отношении третьей вины лордам королевства и судьям.
Все законы и акты парламента приняты против проклятий и ругани, где говорится, что всякий, кто произносит гнусные клятвы и отвратительные проклятия, подлежит наказанию денежными штрафами и другими страданиями. Должны быть назначены цензоры на ярмарках и в других публичных местах, с властью помещать под стражу тех, кто клялся отвратительными клятвами, и после понесения положенного наказания они бы нашли поручителей в воздержании от этих поступков в будущем. Если домохозяева не называли судьям имена нарушителей настоящего Закона в своих домах, то они должны быть наказанными как сами преступники; если судьи будут небрежны в исполнении настоящего закона, они должны быть по жалобе вызваны к нам и нашему Тайному совету и отданы под стражу; и должно быть найдено поручительство за их безусловное усердие в выполнении упомянутого закона впоследствии.
Каждый человек, который будет богохульствовать, клясться или проклинать, должен понести наказание. Должны блюстись все законы и акты парламента для соблюдения субботы, чтобы не было ни торговцев, ни ярмарок, устраиваемых в день субботний; и чтобы не было употреблено никакого подручного труда в день субботний под страхом штрафа в десять шиллингов; и чтобы никакие азартные игры, походы в таверны и пивные, или продажа мяса или питья в приходе во время проповеди или молитвы в день субботний не использовались под страхом штрафа в двадцать шиллингов; которые отказываются или не в состоянии заплатить упомянутые выше штрафы, должны быть помещены и удержаны в колодках или других орудиях, изобретенных для публичного наказания, в течение двадцати четырех часов. Если кто-либо из сыновей или дочерей старше шестнадцати лет, не отвлекаясь, избивает и проклинает либо своего отца, либо свою мать, то он должен быть предан смерти без пощады, а те, кто достиг шестнадцатилетнего возраста и старше возраста ученичества, должны быть наказаны по решению судьи, согласно закону, как они того заслуживают.
Согласно актам против пьяниц и чрезмерного пьянства, все лица, осужденные за пьянство или за хождение по кабакам и пивным после десяти часов ночи или в любое время дня, за исключением времени путешествия или за обычное угощение, должны за первый проступок заплатить три фунта стерлингов, а если они не могут или отказываются, то должны быть посажены в тюрьму на шесть часов.; За второй проступок полагается уплатить пять фунтов стерлингов, а если они не могут или отказываются, то приговариваются к содержанию в колодках или тюрьме в течение двенадцати часов; а за третий проступокуплатить десять фунтов стерлингов, а в случае отказа, им предначертано содержаться в колодках или тюрьме в течение двадцати четырех часов; если же они вновь нарушают закон, то должны быть заключены в тюрьму до тех пор, пока не будут освобождены за свое хорошее поведение. Закон против чрезмерного пьянства, объявляет, что всякий, кто будет пить сверх меры, должен заплатить штраф: каждый дворянин — в двадцать шотландских фунтов, каждый йомен (в феодальной Англии свободные мелкие землевладельцы — пер.) — в сорок шиллингов, каждый слуга — в двадцать шиллингов; каждый государственный служащий — в пятую часть его годового жалования
Совершившие прелюбодеяние наказываются со всей строгостью вплоть до сметной казни. Так же в законах объявляется, что тот, кто совершит грязный порок блуда, должен за первую вину, как мужчина, так и женщина, заплатить сумму в сорок фунтов, или же он и она будут заключены в тюрьму на срок восемь дней, их пищей будет хлеб и небольшое количество питья, а затем они будут выставлены в торговое место города или местечка с непокрытой головой, где должны простоять в течение двух часов; за повторный проступок их заточение должно быть удвоено, а пища должна быть хлебом и водой, и после этого они должны быть выставлены в торговое место, а головы как мужчины, так и женщины должны быть выбриты. И за третий проступок — штраф сто фунтов, или заключение, которое должно быть утроено, их пища должна быть хлебом и водой; а затем они должны быть доставлены к самому глубокому и грязному водоему города или округа, и там трижды совершить окунание, а затем они должны быть изгнаны из этого города и округа навсегда. Так же существуют законы, обязывающие мировых судей приводить в исполнение акты парламента для наказания лиц, виновных в прелюбодеянии, и заставлять их платить денежную сумму: каждый знатный дворянин за первый проступок — четыреста фунтов; каждый барон — двести фунтов; каждый другой дворянин или мещанин — сто фунтов, человек низкого происхождения — десять фунтов, и эти штрафы будут удвоены в зависимости от рецидивов, степени тяжести проступка и качеств преступников. Пункт, упомянутый в законе Карла Второго, говорит о том, что мировые судьи приводят в исполнение все акты парламента для наказания всех лиц, которые будут насмехаться или укорять за благочестие. Акт нашего первого парламента, сессия пятая, строго требует и повелевает, чтобы все шерифы и их заместители, стюарты и их заместители, приставы и их помощники, магистраты и мировые судьи, в пределах ответственности которых будут совершаться любые из упомянутых грехов проклятия, ругательства, пьянства, блуда, пророчества о Дне Господнем, а также насмешки над религией, приводили упомянутые деяния к точному исполнению наказаний во все времена, и против всех людей, которые совершают эти грехи, будь то офицеры, солдаты или другие лица без исключения; удостоверяем, что те из упомянутых судей, которые откажутся, игнорируют или отложат приведение в исполнение законов, принятых против указанных грехов, должны быть подвергнуты надлежащему штрафу в размере ста фунтов шотландских стерлингов. Пункт двадцать один, акт второй сессии нынешнего парламента от девятнадцатого июля тысяча шестьсот девяносто года, в соответствии с которым если какая-либо женщина скрывает свою беременность в течение всего этого времени, и не пытается привлечь и использовать помощь и содействие в рождении, то когда ребенок будет найден мертвым или умирающим, мать должна быть задержана и признана убийцей своего собственного ребенка, даже если на теле ребенка не будет видно синяков или ран.
Итак, здесь указана наша воля, и мы строго наказываем вам и повелеваем, чтобы вы немедленно опубликовали эти акты, дабы никто не мог притворяться невежественным. И мы приказываем нашему поверенному разослать копии этого документа шерифам нескольких графств, стюартам стюартрии и их депутатам или клеркам, чтобы они издавали их в главных городах, чтобы это можно было прочитать в приходских церквах на следующий день после того, как лорды получат эти документы.
— Дано под нашей печатью в Эдинбурге двадцать пятого января, а царствования нашего девятый год 1698 года.
«Per Actam Dominorum Secreti Concilii».
7 Сколько наших ученых священнослужителей могли бы сегодня расспрашивать кого-либо по-гречески, и что бы чувствовали многие из наших епископов, если бы знали, что их репутация и жизнь зависят от того, ведут ли они разговор на языках Эллады?
8 Из «Демономании» мы узнаем, что месье де Нио был тем человеком, который здесь пишет от первого лица, и, следовательно, является автором книги.
9 текст гласит: «Relevant jupes et chemise, montrant ses parties les plus Secrets, sans honte, et se servant de mots lascifs. Ses gestes devinrent si grossiers que les témoins se cachaient la figure. Elle répétait, en s’ … des mains, Venez donc, f… moi!».
10 Любопытный случай упоминается в уголовном процессе Арно: «В 1697 году появилась самозванка в образе человека, мучимого ведьмами, Кристиана Шоу, дочь Джона Шоу из Баргаррана, известного джентльмена из графства Ренфру. Говорят, что ей было тогда одиннадцать лет. И хотя вполне вероятно, что истерические аффекты отчасти объясняли искажения ее тела; тем не менее, она, по-видимому, проявила хитрость, превосходящую ее возраст, и ей помогали сообщники, которых не могли разоблачить посторонние благодаря тупости предрассудков.
Эта актриса была чрезвычайно дерзкой и живой; и ее ссора с одной из горничных из-за то, что та выпила, а может быть, и украла немного молока, и вызвавшая у нее гнев, был простой прелюдией к сложной и удивительной сцене хитрости и заблуждения, фанатизма и варварства.
В августе месяце 1696 года, («Правдивое повествование о страданиях и облегчении молодой девушки». Edinburgh, printed by James Watson, 1698.) через несколько дней после ссоры с горничной у девочки начались истерические судороги, которые при повторных припадках проявлялись тем разнообразием симптомов, которое характеризует эту капризную болезнь. К ним быстро добавились и другие явления, которые можно было приписать только сверхъестественному влиянию или обману. Она высыпала изо рта большое количество яичной скорлупы, оранжевых пилюль, перьев диких и костей домашних птиц, разноцветные волосы, горячую угольную золу, соломинки, кривые булавки и т. д.
Это произвело на публику самое полное и страшное убеждение в том, что она была «глубоко раздосадована дьяволом», — она обнаружила, что способна подчинить себе безоговорочное согласие зрителей в вопросах, которые были противны свидетельству их собственных чувств. Она обращалась к некоторым невидимым существам так, как если бы они действительно присутствовали. Например, она так говорила с главным из своих усердных мучителей, Кэтрин Кэмпбелл, с которой у нее была ссора и которая, говоря языком тех времен, была не «очень понятна»: «ты сидишь с палкой в руке, чтобы вложить ее мне в уста, но ты не получишь дозволения от Бога; тебе дозволено мучить меня, но я уповаю на Бога, что ты никогда не получишь моей жизни. Я тебе покажу, Кэтти в аду нет никакого раскаяния. О, как же тебе было больно быть ведьмой! Ты говоришь, что прошло всего три ночи с тех пор, как ты была ведьмой. О, если бы ты покаялась, то, может быть, Бог дал бы тебе покаяние, если бы ты искал его и исповедовалась; если бы ты захотела моей помощи, я сделала бы все, что могла; ибо дьявол — плохой хозяин, чтобы служить Ему». Потом она боролась, брыкалась и извивалась, словно сражалась с каким-то невидимым мучителем. Когда шериф-заместитель графства в сопровождении судебного пристава Карна арестовал нескольких лиц, которых ее дьявольская злоба обвинила и которые действительно находились в ее присутствии, она обратилась к воображаемому и невидимому собеседнику так: «пришел ли шериф? Он рядом со мной?», — и после этого она взяла свою Библию, прочитала отрывки и растолковала их; и, когда кто-то предложил забрать у нее Библию, она ужасно закричала, восклицая: «я сохранила бы свою Библию, несмотря на всех дьяволов в аду!». Затем она протянула руку, как бы нащупывая, и шериф вложил свою руку в ее, и она, продолжая: «я не могу чувствовать шерифа. Как он может присутствовать здесь? Как я могу держать его за руку, как ты говоришь, видя, ведь я этого не чувствую? Ты говоришь, что он одет в коричневый плащ, красные плюшевые штаны в черную полоску, муслиновый галстук в цветочек и вышитый пояс для меча; ты говоришь, что с ним старый седой человек с кольцом на руке; но я не вижу и не чувствую ни одного из них. Что, они пришли арестовать благородную женщину? Неужели это действительно их поручение?»
Эти многократные и величественные проявления владычества Сатаны (ибо таковыми они повсеместно считались) поразили всех изумлением и ужасом. Духовенство, так как это было его долгом, должно было прежде всего принять участие в деле своей ученицы, которая была вовлечена в более чем духовную войну с великим врагом. Священнослужители по очереди посещали страждущую девицу, чтобы помочь священнику прихода, семье Баргарран и другим благочестивым христианам в искупительных служениях поста и молитвы. Публичный пост был установлен властью пресвитерия. Три популярных священника последовательно обращались к трепещущей аудитории, и один из них выбрал для своей темы этот ужасный текст: «горе обитателям Земли и моря, ибо дьявол сошел к вам, имея великий гнев, потому что он знает, что у него есть только короткое время. И когда дракон увидел, что он низвергнут на землю, он преследовал женщину». (Откровение, Глава 12). И молитвы, и увещевания церкви были быстро подкреплены тяжестью мирской руки.
19 января был выдан ордер Тайного совета (отчеты Тайного совета, 19 января, 9 марта, 5 апреля 1697 года),а это означало, что в графстве Ренфру были серьезные основания подозревать колдовство, особенно в связи с болезнью, поразившей Кристиану Шоу, дочь Джона Шоу из Баргаррана. Таким образом, он дал полномочия Лорду Александру Блантайру, сэру Джону Максвеллу из Поллока, сэру Джону Шоу из Гринока, Уильяму Каннингхэму из Крейгенса, Александру Портерфилду из Дюшалла, Колдуоллу из Гландерстоуна, Гэвину Кокрейну из Торнлимюира, Александру Портерфилду из Фуллуода и Роберту Сэмплу, шериф-заместителю Ренфрю, допрашивать и заключают под стражу лиц, подозреваемых в колдовстве, допрашивать свидетелей и т. д., и передать свой отчет до 10 марта. Акт Тайного совета подписан так: Полварт Канселлар, Аргайл, Левен, Форфар, Рейт, Белхейвен, Дж. Стюарт, Я. Хоуп, У. Анструтер, Дж. Максвелл, Р. Синклер.
В докладе, который был представлен 9 марта, уполномоченные заявили, что есть двадцать четыре человека мужского и женского пола, подозреваемых и обвиняемых в колдовстве, и что необходимо провести дальнейшее расследование этого преступления. Следует отметить, что среди этих несчастных объектов подозрения были девочка четырнадцати лет и мальчик двенадцати лет. В соответствии с настоящим докладом Тайный совет выдал новый ордер большинству членов комиссии, ранее назначенных, с добавлением лорда Холлкрейга, г-на А. Фрэнсиса Монтгомери Гиффина, сэра Джона Хьюстона из того же рода, г-на Джона Кинкейда из Корсбаскета, адвоката, и г-на Джона Стюарта младшего, адвоката, с тем, чтобы встретиться в Ренфрю, Пейсли или Глазго, и начать вершить правосудие на указанных лиц; и приговорить виновного к сожжению. Уполномоченные были назначены передать в суд подлинную выписку из протокола судебного заседания, подлежащую занесению в его отчет, и содержали рекомендацию лордам казначейства об оплате расходов, связанных с судебным разбирательством. Документ подписан: Полварт, Дуглас, Лодердейл, Аннандейл, Йестер, Кинторе, Кармайкл, У. Анструзер.
Уполномоченные, наделенные таким образом соответствующими полномочиями, не проявили небрежности, действуя в рамках делегированных им полномочий. Через двадцать часов были проведены допросы свидетелей, которые дали показания о том, что злоумышленная («Злой умысел» в шотландском праве означает действие или результат колдовства) клевета не могла исходить от естественных причин, и именно заключенные были виновниками этих злодеяний. После того, как пятеро несчастных заключенных признали свою вину и обвинили в преступлении своих единомышленников, после того, как с обеих сторон были заслушаны адвокаты, адвокат обвинения заявил, что он не будет давить на присяжных с обычной суровостью, но рекомендовал им действовать в соответствии с доказательствами и громко заявили им, что хотя им и следует остерегаться осуждения невиновных, но если они оправдают узников вопреки законным доказательствам, то они будут соучастниками всех богохульств, отступничеств, убийств, пыток и соблазнов, в которых враги неба и земли будут впоследствии виновны. После того как присяжные провели шесть часов в прениях, семеро из этих несчастных были приговорены к сожжению (не был выполнен приказ Тайного совета о занесении дел Комиссаров в судейские книги. Поэтому я не могу дать никаких дальнейших подробностей о катастрофе этих несчастных людей или о преступной нелепости тех, кто предал их огню).
Однако быстро приближалось время, когда эти человеческие жертвоприношения должны были быть отменены. Последним человеком, которого судили перед лордами юстиции за колдовство, была Элспет Рул, которую судили перед лордом Анструзером в Дамфрисе 3 мая 1709 года (протоколы окружного судебного заседания, Холден, Дамфрис, 3 мая 1709 года). Против нее не было выдвинуто никаких особых обвинений в колдовстве; обвинение носило очень общий характер, заключенная был «привычкой и репутацией» («привычка и репутация» — это очень опасная доктрина шотландского права, действовавшая в то время в полную силу, согласно которой человек мог быть повешен, хотя против него почти не выдвигалось никаких обвинений, кроме того, что он имел дурной характер. Например, если человек был обвинен в краже пары старых ботинок, стоимостью три пенса, и ему приписана «привычка и репутация» вора, и если присяжные сочтут такое обвинение доказанным или такого заключенного виновным, суд по закону будет обязан приговорить этого заключенного к повешению; если мое безрассудство может быть прощено, то я предполагаю, что любая такая вещь существует как точно установленное разрушение уголовного закона в Шотландии). Она была объявлен ведьмой и обвинена в том, что она использовала угрожающие выражения против людей, находящихся во вражде с ней, которые впоследствии перенесли такие несчастья, как потеря скота или смерть друзей, и один из которых сошел с ума. Присяжные большинством голосов признали эти статьи доказанными, и судья приговорил подсудимую к сожжению на костре и пожизненному изгнанию из страны. Последний человек, которого привели на костер в Шотландии за преступление колдовства, был капитаном Дэвидом Россом из Малого Даана, шериф-заместитель Сазерленда, 1722 год от Рождества Христова (для меня немалое разочарование, что я не могу представить это документы перед читателем. Судебные книги шерифа графства Сазерленд были унесены клерком шерифа около 1735 года. Однако меня несколько утешает вежливость, проявленная Джеймсом Трейллом, эсквайром, заместителем шерифа Кейтнесса и Сазерленда, который был так любезен, что предпринял трудоемкий, но безуспешный поиск книг).
Кроме того, в страданиях и трагическом конце лиц, уже указанных выше, человеческая изобретательность, по-видимому, была исчерпана в изобретении различных мучений против других лиц, которые находились под подозрением в колдовстве и которые настаивали с удивительной стойкостью на отрицании абсурдного обвинения, даже когда их подвергали самым ужасным пыткам.
От всеобщего и чрезмерного отвращения, испытываемого к ведьме, возникало подозрение в этом преступлении, независимое от судебных строгостей. Этого было достаточно, чтобы заставить несчастный объект обвинений желать смерти. Воткнуть булавки в плоть и не дать обвиняемому уснуть было обычным обращением с ведьмой. Но если заключенный был наделен необычайной стойкостью духа, то для вымогательства признания использовались и другие методы. «Сапоги», «когтистые лапы» и «пильневинки» — орудия для истязания ног, рук и пальцев — применялись к обоим полам с такой силой, что иногда кровь хлестала из конечностей. Нагружение тяжелыми железами приспособлениями и порка веревками до тех пор, пока кожа и плоть не будут содраны с костей, также были обычными методами истязаний.
Кровавое рвение этих инквизиторов достигло утонченности в жестокости, столь шокирующей человечество (из протоколов судебного заседания, 24 июня 1596: Когда Элисон Бальфур была обвинен в колдовстве, она была заточена в металические когти, где ее держали сорок восемь часов, ее муж был поставлен в тяжелые утюги, ее сына поставили в сапог, где он вынес пятьдесят семь ударов, а ее маленькую дочь, около семи лет, ставили в пильневинкс (представляет собой инструмент пытки, который впервые был использован в Западной Европе — пер.) в ее присутствии, для того, чтобы заставить ее признаться — она действительно призналась. Она отказалась от своих признаний в ходе судебного процесса объявив, что признание было вырвано у нее пытками; и все же ее казнили. Способ мучения и казни этих несчастных женщин далее иллюстрируется достоверным описанием расходов на сожжение ведьмы в Бернкасле, близ Лаудера, в 1649 году нашей эры).
Не довольствуясь истязанием тела обвиняемого, их хитроумная злоба нападала на более тонкие чувства и пылкие привязанности ума. Пожилой муж и малолетняя дочь были подвергнуты пыткам в присутствии обвиняемой, с тем чтобы сломить ее волю. Сама смерть не заслоняла останки этих несчастных людей от злого умысла их прокуроров. Если несчастная женщина, трепещущая при упоминании о колдовстве, кончала свои страдания собственными руками, ее вытаскивали из дома на конском хвосте и хоронили под виселицей.
.
Часть III
В пятницу 23 июня 1634 года, около трех часов пополудни, в присутствии епископа Пуатье и г-на Де Лобардемона, Грандье был доставлен из своей тюрьмы в церковь Святого Креста в своем приходе, чтобы присутствовать на экзорцизме. Все одержимые тоже были там. И так как обвиняемый и его сторонники объявили, что все обвинения было просто обманом, ему было приказано самому стать экзорцистом. Он не мог отказать, и потому, получив пастырское благословение, начался экзорцизм в обычной форме. Но там, где он должен был надменно отдавать приказы демону, вместо того чтобы говорить «Impero», я приказываю, он сказал: «Cogor vos», то есть я связан тобой. Епископ резко отчитал его, и так как он сказал, что некоторые из одержимых понимают латынь, ему было позволено допрашивать по-гречески. В то же самое время демон закричал устами сестры Клары: «Эх! говорите по-гречески или на любом другом языке, который вам нравится; я отвечу». При этих словах он смутился и больше ничего не мог сказать.
Вести себя таким образом или признать истинность обвинения — это одно и то же, но другие обстоятельства усилили эту уверенность.
Всякий человек, чьи собственные писания свидетельствуют против него, погибает. Теперь это то, что испытал Грандье. Дьяволы несколько раз признавались, что заключили с ним четыре договора.
Это слово, пакт, несколько двусмысленно. Это может означать либо документ, с помощью которого человек отдает себя дьяволу, либо физические символы, применение которых произведет некоторые особые эффекты вследствие соглашения. Вот пример каждого случая. Договор Грандье, или магические знаки, посредством которых он отдал себя Вельзевулу, был таков: «мой господин и Повелитель, Люцифер, я признаю тебя своим Богом и обещаю служить тебе всю свою жизнь. Я отрекаюсь от всякого другого бога, Иисуса Христа и всех других святых; от католической Апостольской Римской церкви, ее таинств, со всеми молитвами, которые могут быть сказаны за меня; и я обещаю сделать все возможное зло. Я отрекаюсь от святого масла и воды крещения вместе со всеми заслугами Иисуса Христа и его святых; и если я не буду служить тебе и поклоняться трижды в день, я оставляю тебе свою жизнь как должное».
Эти символы были признаны как находящиеся в собственной руке Грандье.
Теперь вот вам образец другого рода договора или магического заклятия. Он состоял из плоти детского сердца, извлеченной на собрании магов, состоявшемся в Орлеане в 1631 году, пепла от сожженной святой облатки и еще чего-то, что я не могу назвать даже из самых скромных соображений приличия.
Самым убедительным доказательством вины Грандье является то, что один из дьяволов заявил, что он отметил его в двух частях его тела. Глаза Грандье были забинтованы, и восемь врачей осмотрели его, сообщив, что в каждом месте они нашли по два следа, что они воткнули иглу на глубину одного дюйма так, что преступник не почувствовал ее, и что кровь не пошла. Теперь это будет решающим доказательством, ибо как бы глубоко ни была погружена игла в такие знаки, никакая боль не причиняется, и никакая кровь не может быть извлечена, когда они являются магическими знаками.
Но если дьяволы, одолеваемые экзорцизмом, временами давали показания против преступника, то другие, казалось, сговорились еще больше очернить его под видом очевидного оправдания. Таким образом, некоторые из бесноватых высказались в его пользу, а некоторые даже дошли до того, что признались, что оклеветали его. Да и сама настоятельница однажды, когда г-н де Лобардемон был в монастыре, разделась догола, накинула на шею веревку и со свечой в руке простояла два часа посреди двора, хотя шел сильный дождь, и когда дверь комнаты, в которой находился г-н де Лобардемон, отворилась, она бросилась перед ним на колени, объявив, что раскаивается в преступлении, которое совершила, обвинив Грандье, который был невиновен. Затем она отошла и привязала веревку к дереву в саду, пытаясь повеситься, но ей помешали другие монахини.
Когда диавол проделывал подобные трюки, они заставляли его отступить, призывая его принять Иисуса Христа, присутствующего в Евхаристии, как свидетеля истинности его утверждения, на что он никогда не осмеливался.
Какие преступники могут быть осуждены, если даже такие доказательства не будут признаны достаточными? Достоверность одержимости; показания двух священников, обвинивших его в святотатстве; показания монахинь, заявивших, что они видели его днем и ночью в течение четырех месяцев, хотя ворота монастыря были закрыты; две женщины, которые свидетельствовали, что он предложил сделать одну из них принцессой магов; показания шестидесяти других свидетелей; его собственное смущение и замешательство во многих случаях; исчезновение трех его братьев, которые бежали и никогда больше не были замечены; его договор и магические символы, которые впоследствии были сожжены вместе с ним: все это ставило его вину вне всякого сомнения.
Процесс был завершен, и маг был должным образом осужден, оставалось только вынести приговор злодею. Члены комиссии собрались в кармелитском монастыре, и было замечено, что между всеми четырнадцатью судьями не было ни малейшего расхождения во мнениях, хотя они никогда не видели и не знали друг друга. Все они были согласны с назначенным наказанием и, произнеся свой приговор, преисполнились радости, и совесть их была совершенно спокойна. Как будто Бог, чья честь была так заинтересована в этом деле, намеревался дать им это утешение.
Никто из католиков, да и вообще из всех честных людей, не преминул поаплодировать этому приговору Грандье. Это было так:
«Мы объявляем вышеупомянутого Урбена Грандье осужденным за преступления в области магии, злонамеренность и одержимость, происходящую через его поступок, в лице некоторых Урсулинских монахинь этого города Лудуна и других женщин; вместе с другими преступлениями, возникающими из-за этого. В возмещение за это мы осудили и призываем упомянутого Грандье сделать публичное признание вины, с непокрытой головой, с веревкой на шее и с горящим факелом весом в два фунта перед главными воротами Сен-Пьер-дю-Марше и перед воротами Святой Урсулы из упомянутого города.; и там, стоя на коленях, просить прощения у Бога, короля и правосудия, затем он должен быть привязан к столбу, который для этой цели будет воздвигнут на общественной площадь Сент-Круа, и его тело должно быть сожжено вместе с пактами и магическими надписями, находящимися сейчас на попечении суда, вместе с рукописной книгой, написанной им против безбрачия священников, и его пепел должен быть развеян по ветру. Мы объявляем все его имущество конфискованным и конфискованным в короне, за вычетом суммы в 150 ливров, которая будет израсходована на покупку медной пластины, на которой будет выгравирован настоящий приговор, и эта же пластина будет помещена на видное место в упомянутой церкви Святой Урсулы, где она будет сохранена навсегда. И прежде, чем этот приговор будет приведен в исполнение, мы приказываем, чтобы упомянутый Грандье был допрошен, чтобы обнаружить его сообщников. — Произнесено в Лудуне на упомянутом процессе Грандье, и казнь свершится 18 августа 1634 года».
Во исполнение этого приговора он был доставлен в суд города Лудун. После того как ему был зачитан приговор, он горячо просил г-на де Лобардемона и других членов комиссии смягчить суровость их приговора. Г-н де Лобардемон ответил, что единственный способ заставить судей смягчить наказание — это сразу же объявить его соучастников и каким-либо образом покаяться в своих прошлых преступлениях, умоляя Бога о милосердии. Единственным ответом, который он дал, было то, что у него не было сообщников, что все это было ложью, ибо нет никакого мага, и кроме того, что на его месте должны быть другие, истинные преступники.
На последние сорок дней комиссар поставил рядом с ним двух монахов, чтобы обратить его в свою веру. Но все было напрасно. Ничто не могло тронуть этого закоренелого грешника. Это правда, однако, что обращение мага является настолько редким явлением, что его следует отнести к разряду чудес. «Я не удивляюсь», — говорит один из присутствующих, — «ни его неосведомленности, ни его отказу признать себя виновным в колдовстве, как под пыткой, так и при казни, ибо известно, что колдуны обещают дьяволу никогда не признаваться в этом преступлении, а он в свою очередь ожесточает их сердца, так что они идут на смерть безумными и совершенно нечувствительными к своим несчастьям». Прежде чем подвергнуть пленника пыткам, к нему обратился отец Лактанс, человек великой веры, избранный епископом Пуатье для того, чтобы побудить преступника покаяться, как это всегда делается в случае с магами. Все плакали, кроме пленника. Г-н де Лобардемон тоже заговорил с ним вместе с судебным лейтенантом из Орлеана, но, несмотря на все их усилия, они не произвели на него никакого впечатления. Это побудило г-на де Лобардемона отдать приказ о применении пыток бутсом11, во время которых он повторил свои вопросы относительно сообщников. Грандье всегда отвечал, что он не волшебник, хотя совершал и более тяжкие преступления. Когда его спросили, какие именно преступления, он ответил, что преступления человеческой слабости, и добавил, что если бы он был повинен в магии, то стыдился бы этого меньше, чем других своих преступлений. Эта речь была смешна, особенно в устах священника, который должен был лучше, чем мирянин, знать, что из всех преступлений самое великое-это колдовство.
Пытка не вызвала у него ничего, кроме криков или, скорее, вздохов из глубины его груди, не сопровождаемых слезами, хотя, согласно ритуалу, он бы плакал, если бы был невиновен, но если виновен, оставаться бы без слез. Несмотря на сильную жажду, он несколько раз отказывался пить святую воду, когда ему ее подавали. Наконец, принужденный пить, он сделал несколько глотков с горящими глазами и ужасным выражением на лице. Никогда даже в самых страшных мучениях он не произносил имени Иисуса Христа или Святой Девы, разве что повторяя слова, которые ему было приказано произнести, да и то так холодно и скованно, что помощники приходили в ужас. Он никогда не обращал своего взора ни на образ Христа, ни на образ Девы Марии, которые были ему предоставлены, несмотря на увещевания. Они были еще более возмущены, когда попытались заставить его произнести молитву, которую каждый добрый христианин обращает к своему ангелу-хранителю, особенно в самых крайних случаях, и он сказал, что не знает ее. Таково было его поведение под пыткой: в таком состоянии в обычном человеке пробуждалось бы всякое религиозное чувство.
Затем его ноги были вымыты и помещены рядом с огнем, чтобы восстановить кровообращение; затем он начал говорить с охранниками, шутя и смеясь, и будто пошел бы дальше, если бы они ему позволили. Он не говорил ни о принятии таинства покаяния, ни о прошении Божьего прощения. Они отдали его на исповедь отцу Архангелу, который спросил его, не хочет ли он исповедаться. Он ответил, что сделал это в прошлый вторник, после чего сел обедать с тем же аппетитом, что и обычно, выпил три или четыре стакана вина и заговорил обо всем, кроме Бога. Вместо того чтобы слушать то, что ему говорили на благо его души, он произносил заранее подготовленные речи, как будто проповедовал. Они состояли в жалобах на боль в ногах и ощущение холода вокруг головы, в просьбах о питье или еде и в мольбах о том, чтобы его не сожгли заживо.
Когда его внесли в зал суда, где святые отцы начали готовить его к смерти, он оттолкнул рукой принесенное ему распятие и пробормотал сквозь зубы несколько слов, которые не были услышаны. Его охранники, ставшие свидетелями этого действия, были шокированы и сказали монаху не предлагать ему распятие снова, так как он его отверг. Он никому не позволял молиться за себя, ни до, ни во время исполнения приговора — только, когда он шел по улицам, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, чтобы посмотреть на людей, было замечено, что он дважды произнес: «моли Бога за меня», и те, с кем он говорил, были гугенотами, среди которых был отступник. Монах, который был с ним, увещевал его сказать: «Cor mundum crea in me, Deus». Грандье повернулся к нему спиной и сказал с презрением: «Cor mundum crea in me, Deus» (лат. «Сердце чистое сотвори во мне, Боже» — пер.).
Дойдя до места казни, отцы церкви удвоили свою милосердную заботливость и самым настойчивым образом стали уговаривать его обратиться к Богу в эту минуту, поднесли ему распятие и положили его на грудь, но он так и не соизволил взглянуть на него, а раз или два даже отвернулся; он покачал головой, когда ему предложили святую воду. Казалось, ему не терпится покончить с жизнью, и он торопился зажечь огонь, то ли потому, что не ожидал этого, то ли боялся, что у него хватит слабости назвать имена своих сообщников; или, возможно, как полагают, из страха, что боль заставит его отречься от своего господина Люцифера. Ибо дьявол, которому маги отдают себя телом и душой, так основательно овладевает их разумом, что они боятся только его, и ничего не ждут и не надеются, кроме него. Поэтому Грандье возразил, приложив руку к сердцу, что не скажет больше того, что уже сказал. Наконец, увидев, как они подожгли хворост, он испугался, что они не собираются сдержать своего обещания и хотят сжечь его заживо, громко пожаловаться, палач подошел, как это всегда делается, чтобы задушить его; но пламя вдруг вспыхнуло с такой силой, что веревка загорелась, и он упал живым среди горящих хворостов. Как раз перед этим произошло странное событие. Среди этой массы людей, несмотря на шум множества голосов и усилия лучников, которые потрясали в воздухе своими алебардами, чтобы напугать их, стая голубей летала вокруг столба. Сторонники Грандье, бесстыдные до конца, говорили, что эти невинные птицы явились среди людей, как свидетели его невиновности; другие же думали совсем иначе и говорили, что это была стая демонов, пришедшая, как это иногда бывает после смерти великих магов, на помощь Грандье, чье позорное неразумие, несомненно, заслуживало такой участи. Его друзья, однако, называли эту черствость постоянством сердца и собирали его прах, как будто это были реликвии. Гугеноты смотрели на него как на одного из них, особенно когда они заметили, что он никогда не призывал Деву и не смотрел на распятие.
Таким образом, он завершил свою преступную карьеру смертью, которая ужаснула не только католиков, но даже членов кальвинистской партии.
Но конец колдуна был еще не концом его колдовства, как многие надеялись, и оно продолжалось еще некоторое время. Бог допустил, чтобы многие из тех, кто был связан с этим делом, были более или менее охвачены демонами. Лейтенанта Луи Шове охватил такой страх, что он не выдержал и никогда уже не оправился. Конечно, друзья Грандье говорили, что Сьер Маннури, хирург, который озвучил следы12 оставленные дьяволом на маге-священнике, и страдающий от необычайных неприятностей, стал жертвой угрызений совести. Вот некоторые подробности смерти этого хирурга. Однажды ночью, когда он возвращался около десяти часов после посещения больного, прогуливаясь с другом и сопровождаемый человеком с фонарем, он вдруг закричал, как человек, проснувшийся ото сна: «Ах, Грандье! Что тебе надо?»
И в то же время его охватила дрожь. Двое мужчин отвели его домой, а сам он продолжал беседовать с Грандье, который, как ему казалось, был у него перед глазами. Его уложили в постель, и он дрожал всем телом, охваченный той же иллюзией. Он прожил всего несколько дней, в течение которых его состояние никогда не менялось. Он умер, полагая, что колдун все еще был перед ним, и прилагая усилия, чтобы держать его на расстоянии вытянутой руки.
Отец Лактанс, достойный монах, который помогал одержимым в их страданиях, сам подвергся нападению через некоторое время после смерти священника. Почувствовав первые симптомы болезни, он решил отправиться в Нотр-Дам-де-Ардилье, часовню, которая пользуется большим уважением в Сомюре и его окрестностях. Г-н де Канэ, направлявшийся в деревню, уступил ему место в своем экипаже. Он слышал разговоры о его состоянии и знал, что его мучает дьявол, но тем не менее он шутил по этому поводу, когда, совершенно неожиданно, катясь по идеально ровной дороге, карета перевернулась с колесами вверх, хотя никто при этом и не пострадал. На следующий день они продолжили свой путь до Сомюра, когда экипаж снова перевернулся точно так же на середине улицы Фобур-де-фене, которая совершенно гладкая и ведет к часовне Ардилье. Этот святой монах впоследствии испытывал величайшие огорчения от бесов, которые временами лишали его зрения, временами памяти; они вызывали в нем сильные приступы тошноты, притупляли его ум и беспокоили его во многих отношениях. В конце концов, после того как он был испытан столькими бедами, Бог призвал его к себе.
Через пять лет от той же болезни умер отец Транкиль. Это был святой монах, знаменитый проповедник, одаренный рассудительным умом, великим благочестием и глубоким смирением. Трудолюбивый экзорцист, которого очень боялись дьяволы, он предпочел эту мучительную обязанность, обычно мало кем принимаемую на себя, славе проповедника и посвятил себя служению одержимым Лудуна. Демоны, раздраженные его постоянством, решили овладеть его телом. Но Бог никогда не позволял ему быть полностью одержимым. Тем не менее, его жестокие враги преуспели до некоторой степени в нападении на его чувства. Они бросили его на землю, они проклинали и ругались из его уст, они заставили его высунуть язык и шипеть подобно змее, они наполнили его разум тьмой, и, казалось, раздавили его сердце и наполнили его тысячью других мучений.
В день Пятидесятницы они напали на него еще яростнее, чем прежде. Он должен был проповедовать, но был слишком болен, чтобы попытаться это сделать. Но его духовник приказал дьяволу оставить его и приказал отцу взойти на кафедру. Он сделал это и проповедовал более красноречиво, чем если бы он готовил свою проповедь в течение нескольких недель. Это была его последняя проповедь.
Он отслужил мессу еще два или три дня, а потом лег в постель и больше не вставал. Демоны причиняли ему боль, о жестокости которой никто не знал, кроме него самого; они кричали и выли из его рта, но голова его оставалась ясной. На следующее утро монахи увидели, что Бог дал волю силам ада и решили отдать им жизнь монаха; сам монах попросил, чтобы ему было совершено предельное помазание, когда они увидят, что он умирает. Около двенадцати часов демон, которого изгоняли, объявил, что отец Транкиль находится при последнем издыхании. Они поспешили проверить, правда ли это; он умирал, и ему было дано причастие. Он умер и получил корону, которую он заслужил в битвах с адом, так мужественно выдержанным.
Мнение Его Святейшества привлекло на его похороны огромную толпу. Один иезуит произнес над ним похоронную речь, и на его могиле была выгравирована достойная эпитафия.
Другой факт, который следует упомянуть, заключается в том, что когда ему было совершено предельное помазание, дьяволы, изгоняемые таинством, были вынуждены оставить его. Но они не ушли далеко, ибо вошли в тело другого превосходного монаха, который присутствовал там и которым они владели с тех пор. Сначала они досаждали ему яростными выкрутасами и ужасными воплями, а в момент смерти Транкиля они с ужасом кричали: «Он мертв!» — как будто хотели сказать: «Все кончено, нет больше надежды на эту душу!». В то же самое время, бросаясь на другого монаха, они действовали на него так ужасно, что, несмотря на многих, которые держали его, он продолжал самым жестоким образом пинать ногами в сторону покойного. Его вынуждены были унести с собой.
Отец Сурин, иезуит, сменил отца Лактанса; у него тоже были свои испытания. Демоны обычно угрожали ему из уст настоятельницы, которая была под его опекой. Однажды, в присутствии епископа Нима, демон занял свое место в лице монахини; однако внезапно он исчез и через мгновенье напал на отца, заставил его побледнеть, но вскоре, повинуясь приказу другого экзорциста, он вернулся к монахине, заговорил через ее рот и показал себя чрезвычайно отвратительным и ужасным через ее лицо; и отец, вернувшись к борьбе, продолжил свои обязанности, как будто он никогда не был атакован. В один прекрасный день он был атакован таким образом и освобожден семь или восемь раз; но за этими нападениями последовали другие, еще более жестокие, так что при изгнании дьявола он, казалось, был поражен сильными внутренними ударами его противника; он оставался в таком состоянии иногда полчаса, иногда час. Другие экзорцисты прикладывали священное таинство к тем местам, где он чувствовал демонов, иногда к груди, иногда к голове. Когда диавол покинул его, он вновь явился на лице матери, где преподобный со святой мстительностью преследовал его и принуждал поклоняться святому Таинству. Однажды дьявол выбросил его из окна на скалу, где стоит монастырь иезуитов, и сломал ему одно бедро. Выдержав в течение многих лет с совершенным терпением и смирением эти ужасные испытания, он был освобожден от них и в конце концов умер в благоухании святости.
Что же касается настоятельницы, то к концу 1635 года с ней случилось нечто из ряда вон выходящее. Лорд Монтегю прибыл в Лудун в сопровождении двух других английских аристократов. Он принес экзорцистам письмо от архиепископа Турского, приказывая им как можно больше поучать его светлость. Настоятельница, дрожа всем телом, протянула левую руку, и на ней заглавными буквами было написано имя Иосифа. Отчет об этом событии был подписан английскими дворянами. Лорд Монтегю поспешил в Рим, отрекся от своей ереси, принял духовную карьеру и под другим именем поселился во Франции, где прожил много лет. Он упоминается в мемуарах мадам де Мотвиль.
В начале 1636 года, в Двенадцатую ночь, отец Сурин решил заставить последнего демона, оставшегося в настоятельнице, поклониться Иисусу Христу. Он привязал даму к скамейке. Изгнание бесов привело демона в ярость, и вместо того, чтобы повиноваться, он изрыгал множество проклятий и богохульств против трех Лиц Святой Троицы, против Иисуса Христа и против Его Святой Матери, настолько отвратительных, что каждый ужаснулся бы, услышав их. Отец знал, что он вот-вот выйдет, и велел развязать даму. После содроганий, судорог и страшных воплей отец Сурин все сильнее прижимал ее к себе со Святым Таинством в руке и приказал демону по-латыни написать имя Марии на руке у дамы. Подняв ее левую руку кверху, дьявол удвоил свои крики и завывания, и в последнем конвульсивном порыве вырвался из дамы, оставив на ее ладони священное имя МАРИЯ, написанное буквами столь совершенной формы, что ни одна человеческая рука не могла бы их написать. Дама чувствовала себя свободной и полной радости, и в честь этого события было спето «Te Deum».
Такова истинная история одержимости монахинь Лудуна и осуждения Урбена Грандье, столь отличающаяся от ложных свидетельств, до сих пор опубликованных. Даже те, кто не краснеет, отрицая истинность адских одержимостей, должны только заметить, что человеческий род всегда верил и все еще верит, что существуют разумные существа, отличные от человека, и почти такие же, как те, которых язычники всегда представляли как богов зла или подземных духов, подобно демонам, в которых верили христиане; и вера в адскую одержимость, не имея в ней уже ничего отталкивающего, сразу же покажется им не только возможной, но и вероятной. Чтобы поверить, что Урбен Грандье был несправедливо осужден и казнен, мы должны слепо верить сотням вещей, которые возмущают здравый смысл. Один из протестантских писателей, например, после того как сказал тысячью различных способов то, что одержимость Лудунских монахинь была всего лишь обманом и ужасным фарсом, свидетельствует о том, что невозможно представить себе людей, а особенно женщин, которые таким количеством поддельных вещей толкают священника на ужасную смерть.
Примечания к части III
11 Бутс или Бутыкин, орудие судебной пытки ранее использовался в качестве средства добычи признаний или доказательств. Он был первоначально привезен из России и состоял из узкого деревянного ящика, сделанного путем сколачивания четырех досок вместе, для ноги заключенного, помещенной в него. Клинья были вставлены между икрой ноги и сторонами ящика, и их вбивали внутрь ящика молотком. Иногда таким же образом использовали железный ящик, а иногда клинья ставили напротив берцовой кости. Пытки, имевшие самый ужасный характер, иногда применялись до тех пор, пока конечности полностью не ломались и не становились совершенно бесполезными. В судебных отчетах Шотландии приведено много примеров применения сапога, и некоторые подробности носят самый возмутительный характер. В последний раз эта пытка была применена в 1690 году, когда английский джентльмен по имени Невилл Пейн по недвусмысленному приказу Вильгельма III был подвергнут ей с ужасающей жестокостью. Считается, что все судебные пытки были прекращены в Англии примерно за пятьдесят лет до этого, и они были окончательно отменены Анной (королева Англии Анна Стюарт (1702—1714) — пер.)
12 У многих народов признаки ведьмы совпадают; в частности, знаки ведьмы, дурная слава, неспособность проливать слезы и т. д. Это правда, что один человек из-за воздействия разъедающих его ядовитых веществ может иметь нечувствительную отметину, а другой из-за внезапного горя или меланхолии не может плакать. Один или другой из них может наблюдаться в невинном, но ничто не свидетельствует, что все они проявляются только в ведьме; но разумно думать, что дьявол, подражая Богу, должен запечатлеть таинство своего Завета; это может быть похоже на маленькую соску, иногда-на блевотину. Я сам видел это признак в теле исповедующей ведьмы, похожий на маленькую пороховую метку, бледного цвета, несколько твердую и совершенно бесчувственную, так что она не кровоточила, когда я колол ее. –«Речь о Колдовстве», написанном Мистером Джоном Беллом, проповедником Евангелия в Гладсмюире, 1705 год.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.