Бесплатный фрагмент - Как я провёл лето

Максиму Шапоренко

Идея

— Надоело бытовое пьянство, — в тысяча первый раз произнес Макс, глянул на Волгу и с видимым удовольствием хлебнул пива. — И Волга эта надоела, и водка, и место это тоже надоело. Всё уже здесь было. И песни одни и те же, и люди. Даже в милицию отсюда забирали. — (Ну да, ну да. Как же. Угораздило однажды этого водителя-эстета назвать милиционера «жёлтым земляным червяком» — Киплинга, дескать, перечитывал). — Совсем что ли нечего больше придумать? Проваляться весь отпуск на диване, да по вечерам пить. Первый отпуск за четыре года!

В принципе, все давно привыкли, что выпив, Макс постоянно бубнит на тему «какая гадость эта ваша заливная». Но вот упоминание об отпуске настораживало. Отпуск был действительно первый, действительно за четыре года, ну, и, ждал Макс этого отпуска соответственно — с томленьем и упованьем. Так что нынешний бубнёж вполне мог обернуться какой-нибудь очередной прекрасной идеей. Вроде раскопок кургана, например. Это когда Максиму накануне предыдущего отпуска какой-то большой умник (чуть ли не кандидат в доктора с истфака) напел, что в нашей области естественных холмов правильной формы не бывает. И что красиво слежавшаяся и озеленившаяся груда земли не груда вовсе, а древний курган, по всему — скифский. С золотой посудой, с нетупящимися мечами-акинаками и с прочими скелетами жён и коней усопшего. Тот отпуск Максим и двое сагитированных им ближайших товарищей (не станешь же кому попало рассказывать про лежащее под ногами золото) провели нифига не скучно. За неделю раскопали лопатами половину аккуратного холма и даже нашли большой закопчённый чайник, датируемый второй половиной двадцатого века.

— А что, если… Кстати, точно! Помните, у Жоржа спасательный плот был? Ну, на котором мы ещё решили до города доплыть? Нет? Рассказываю.

Рассказ Максима

Короче, года четыре назад отдыхали мы на Тьме. А папик у Жоржа — чин какой-то. Лётчик. Ну, и подогнал он Егору плот. Надувной, герметично закрывается. Наря-я-дный!.. Мы плот на Тьму с собой взяли. Зависали дня три. А как уезжать — выясняется, что все-то в машину не влезаем. Ну я парням и говорю: а чё бы нам, трём нормальным мужикам по течению на плоту в город не пойти? Тьма-то в Волгу впадает, а там уж от устья до города по Волге совсем ничего. Все остальные уехали. Часа три было. Мы народу к шести заказали у нас на Речном стол накрыть.

Остались, короче, втроем — я, Жорж да Валера. Срубили два кола — на всякий случай. Колы — килограмм по десять, там Тьма местами узкая, а течение сильное, в общем, от берегов такими отталкиваться в самый раз. Для начала вынесло нас из устья Тьмы и прибило к берегу Волги. Строго напротив устья. Гребли, гребли — оно тепло, конечно, но движения никакого. Мимо моторки. Жорж свистит. Ребята какие-то подходят. Жорж им: «Мужики! У вас, это, фаллос есть?» Ребята рты пооткрывали, смотрят. Я Жоржу: «Жорж! Хорош выпендриваться!» Говорю, ребята, мол, не обращайте внимания. Он фал имеет в виду. Ну, а ребятам что фал, что фаллос — вся эта латынь, короче, мимо ушей, а тут ещё Жоржа насчёт «конца» осенило. Короче, слово «верёвка» минут через пять вспомнили, не раньше. Ребята с моторки над концом поржали, а я — над концом с фалом, он же фаллос… Ну, в итоге дерганули они нас они со всей дури. Половина плота под водой. Спички, жоржевы шмотки — все промокло. Наша-то с Валерой одежда в другой половине была. Вышли, в общем, на фарватер. Ветер поднялся. Нас метров на триста вперёд протащило. Плывем себе, радуемся.

И вдруг — полный штиль. Снова колами гребем. Еще час проходит.

Мы от силы метров сто проплыли. Курить хочется. Пачка «Беломора» в кармане была, ну, а спички-то, я говорил, промокли. Я: «Жорж! Лови такси!» Тормозит Жорж какого-то дедка на моторке. «Отец! Спички есть?» — «Не, сынки, не курю»! — «Ну, извиняй». Мы — дальше, а дедок заводить начинает. Дернул раз, другой, третий… Мы уж на колах метров сто пятьдесят прошли, а дедушка все дергает. Часа через два нас обогнал. В общем, дело к вечеру. Тут Жорж мерзнуть начинает. Ноет: «Можно, — говорит, — я по берегу пойду?» Иди, говорим. Вот тебе твой фаллос, он же — конец, и иди. Заодно нас потащишь. А чё зря ходить-то? Жорж веревку в зубы и рысцой по берегу. Чисто твой бурлак.

Рыбаки дивятся. «Откуда, — говорят, — и куда?» А мы им: «На Астрахань правильно идем?» Многие верят.

Короче, то Жорж по берегу, то мы колами гребем. Ночь на дворе. Где-то в час или в два плюнули мы на это дело и за несколько километров до Твери десантировались. Да, забыл сказать — припасы-то у нас были. Водка, харчи — все по полной программе. Только лениво нам было на Тьме плот с обрыва на руках тащить, так столкнули. Кувыркался нарядно! Ну и докувыркался. Шаром покати. Греться нечем, на жрачку пробило. А когда мы до наших пешком добрались, все разошлись уже.

Третий

Народ потихоньку булькал, стравливая пар, оставшийся после взрывов хохота.

— Это я к чему, — продолжал Макс. Возьмём у Жоржа плот, вёсла купим, на машине вверх по течению забросимся, ну, а потом маханём вниз по Волге. Дней на пять. А надоест — причалим у какой-нибудь деревни — и домой.

Все поцокали языками, оценив перспективу. Реально обозначилось двое потенциальных участников — автор проекта Макс и я.

— М-да, недурно. Поторопилась я на работу устроиться — вчера собеседование прошла, конкурс пять человек. И это с испанским. Чтобы я с одним английским делала… — высказалась переводчица Напа. — Жаль, конечно, но вы бы меня и так не взяли — женщина на корабле, и прочие там… бытовые подробности. Кстати, вам не кажется, что ДВОЕ в лодке, да еще без собаки — это не концептуально?

— Да, — согласился Максим. — Я не знаю, как там это насчет концептуальности — университетов-то мы не кончали…

— Угу, — заметил я. — А «концептуальность» выговорил и не поперхнулся.

— Так вот, — выпад Макс пропустил мимо, выразительно глянул и продолжил — я не знаю, как там насчет… вот ведь гадина какая, сбил с мысли. Короче, это мне фиолетово, а вот психологическая совместимость меня беспокоит. Втроём, кажется, путешествовать легче. Где-то я читал, что грызни вроде меньше. Только пока третьего найдешь — всё двадцать раз расстроится. Знаю я такие сборы… Три человека, и у каждого начнётся — родственник какой-нибудь жениться надумает, или там у любимой кошки бабушка помрёт… — Максим мрачно глядел на меня. И хотя кошачьих внучек я отродясь не держал, но вину почему-то уже чувствовал. — Здесь или прямо сразу, на одном дыхании — собрались, сели, поехали, или вообще нечего загадывать.

Настроение Макса резко переменилось. Противный скепсис начал душить полный света и воздуха порыв. Но тут внимание Максима отвлекла странная фигура. По берегу, слегка сутулясь, брёл высокий человек, державший в руках поплавочную удочку. (Шёл третий час ночи).

— Эй, корешок! — Максим обратился к рыболову. — Как клёв?

«Экий Макс общительный, — огорчился я, — ну и идёт себе человек и идет. Может, мимо бы прошёл — спокойней бы было. Ну станет ли нормальный человек ночью на поплавочную удочку ловить? А если он буйный?»

Однако человек на удивление спокойно отреагировал. Он посмотрел на нас, потом подошел поближе к костру и глянул на часы.

— Что-то засиделся я с вечерней-то зорьки. Спасибо за намёк.

Мне полегчало. Но Макс не унимался.

— Да ты присядь с нами, пива попей, — и дальше, прямо так, в лоб — Это Мирон, или Серж, я — Макс. Мы тут по Волге собираемся идти, на плоту. Обсуждаем вот, вдвоём, говорят, хреново — психологическая несовместимость. Третьим будешь?

«Спятил, спятил окончательно» — не успел я додумать, как человек спокойно и не без достоинства ответил:

— А я — Рома Образцов, или Дохлый. Пожалуй, буду.

— Вот! — Максим поднял вверх указательный палец. — Наш человек! — после чего, довольный, повертел головой, и, все еще не веря случившемуся, подмигнул Напе:

— Ничего себе постановочка получается. И с кон-цеп-ту-аль-ность-ю — Макс подчёркнуто произнёс слово по слогам — тоже теперь все в порядке, а?

Сборы

Дня через два после рождения идеи я зашел к Максиму. Анна, его жена, была настроена как-то особенно пессимистично. Она время от времени заходила на кухню и послушав наши ленивые реплики типа: «А я тут видел вёсла. Всего 50 рублей» — бурчала: «Ну-ну. Помечтайте, чего уж там».

— Что это с ней? — спросил я у Макса.

— Да ребята вчера заходили в карты поиграть. Ну, принесли с собой. А потом все ломанулись футбол смотреть. В смысле, финал Франция — Бразилия. Она кричать — Франция, Франция. Ей: какая Франция! Бразилия однозначно. А она на днях в Париж едет, ну, и упёрлась. Ей: спорим на два литра? Кто ж знал, что бразильцы так облажаются? После игры и сбегали — благо проспорили. Я-то спать лег. Кстати! Она — в Париж, а я? Всё. Точно говори, ты едешь?

Определили сумму — по 150 рублей с человека, составили список вещей, продуктов и всего такого прочего. Дохлый раздобыл карту «Тверь и окрестности» и каждый звонок, казалось, вытаскивал его из верховий Волги. Он, совершенно не реагируя на вопросы собеседника, сообщал: «Я тут высчитал скорость течения реки (справился с розой ветров, прослушал долгосрочный прогноз погоды…)

К сборам приобщились все. Анна после финала пришла в себя и давала очень дельные советы. Правда, ценность их мы оценили не сразу. Так, например, после заявления Макса « Хорош собираться, завтра же идем по магазинам и закупаемся!», Анна заметила:

— Вы бы, Максим, сначала к Жоржу съездили, на плот посмотрели. А то придётся вам в квартире запереться на пять дней с этими продуктами и жрать, не вылезая.

Самым сложным оказался вопрос: а сколько брать водки? С одной стороны — река всё-таки, дело серьезное, а с другой — все равно по деревням рыскать начнём, так лучше уж проверенную пить.

После долгих дебатов решили взять два с половиной литра или пять пол-литровых бутылок — по одной на день. Но Дохлый, главный ревнитель алкогольной идеи (впрочем, мы-то с Максом называли приличное количество только из-за присутствия Анны), всё-таки извернулся. Он купил три литровые бутылки, совершено справедливо заметив, что половину из бутылки в магазине никто выливать бы не стал.

В день накануне отъезда мы с Максимом уже настолько вжились в роль путешественников, что ходили по городу в банданах, сияли от предвкушения и свысока посматривали на непосвящённых прохожих.

— Сдаётся мне Максим, — сказал я, — люди думают: «Или идиоты, или куда-то собрались».

— А мне сдаётся, ты себе льстишь, — ответил Макс. Все проще гораздо. Они думают: «Эти идиоты куда-то собрались».

К вечеру на нашу базу, в которую после отъезда Анны в Париж превратилась Максова квартира, посыпались визиты и телефонные звонки. В процессе проводов выяснилось, что Дохлый (весящий, кстати, килограммов девяносто) освобожден от службы в армии из-за дистрофии, а я — из-за идиотизма.

— Везёт тебе, Максим, — вздохнула одна из наших знакомых. Идти по Волге с идиотом и дистрофиком — скучно-то небось не будет.

В общем, напутствий, пожеланий и прочей неконструктивной зависти хватало. Не выпив ни капли из стратегического запаса и даже отказавшись от того, что принесли с собой провожающие, мы легли спать.

Старт

Утро понедельника было добрым. Погода, как это в народе говорится, благоприятствовала. Правда, сразу же обнаружилось, что понадеявшись друг на друга, мы с Дохлым не купили канистру под питьевую воду. Пришлось заехать к Дохлому за титановой емкостью от самогонного аппарата.

До места старта мы добрались на машине меньше, чем за час. Нам повезло — подъехали прямо к Волге. Достали плот, шмотки. С трудом верилось, что все это нам удастся запихнуть внутрь плавсредства, да ещё разместиться там самим.

— Ну, показывай, что за зверь, — обратился Дохлый к Максу.

Макс развернул плот.

— З-а-шибись, — Макс почесал в затылке — внутри плот был мокрым. Потянуло прелой резиной. — Не, вааще — зашибись.

Мы переглянулись. У всех мелькнула одна мысль — а Анна-то была права, когда говорила о предварительном осмотре.

— Ну, не посмотрел. Поверил на слово. — сказал Макс. — Чё делаем?

— Сдается мне, Максим, — сказал я, кивнув на груду вещей, — всё это мы так хорошо в машину больше не уложим. А в плот — можно попробовать.

— Да-да, — поддержал меня Дохлый. — Нам бы только до Путилова — там уже речной трамвай ходит.

— Ну, тогда поехали, — Макс достал аппарат, который называл «гармошка». Сам аппарат о своем назначении сообщал весьма лаконично: сбоку чёрным по оранжевому было написано «для отсоса».

Через полчаса непрерывной работы со странным прибором и чисто матросских (а что поделать, положение обязывает) острот по поводу надписи, плот, именовавшийся ПСН-6А (плот спасательный надувной шестиместный авиационный), приобрел весьма симпатичные очертания. Имел он, как выяснилось по ходу накачивания, семь секций. Две несущих (ну, как две половинки резиновой лодки), две дуги, на которых держались крыша и стены, центральный баллон, разделявший плот на две половины и надувной пол (тоже два). Все секции были автономными.

— В принципе, ничего страшного, — произнес знаток военной спасательной техники Максим. — Пока хоть одна из секций надута, утонуть он не может. В общем, как только шипит — сразу к берегу. Авось успеем.

Грузились по всем правилам — громко объявляя о наличии предметов в очередном рюкзаке.

— Котелок, сковорода, чайник, три кружки, три миски, — перечислял Дохлый.

— Три ложки, — по инерции сказал я.

— Не, ложек я не брал, — ответил Дохлый.

— Очень, очень вовремя. Едем в сельпо. Только что-то не видел я здесь сельпо.

Максим достал из кучи вещей какую-то жестянку.

— А это еще что?

— Это канистра под питьевую воду. Из титана. Тоже, понимаешь, конверсия, — не без гордости сказал Дохлый.

— Отлично. И воды забыли набрать. Поехали в деревню.

Максим вернулся с массой впечатлений. Довольный, как конь.

— Сельпо здесь точно не было. А ложечки — вот они. У аборигена на полбутылки какой-то малиновой гадости выменял. Валялась в машине. А у колодца такой зверь сидел, такой зверь! Типа бассет-хаунда — тоже ушами пол подметает и морда грустная. Только раз в пять побольше.

— Бладхаунд. Нравились они мне когда-то, — просветил я Максима.

— А мне, ты знаешь, не понравился. Задолбался хозяев искать — из машины хрен вылезешь. Ну, вроде всё. Присядем.

Закурили. Множество вещей, привязанных (хотя для соблюдения контекста лучше, конечно, сказать «принайтованных») снаружи к плоту, придавали нашему судну такой залихватский вид, что мы даже залюбовались. Тут же провели собрание нетрудового коллектива, на котором Макс единогласно был избран капитаном. Капитан моментально приступил к раздаче слонов и волевым решением назначил Дохлого старшим помощником, а меня боцманом.

— Н-да, команда у меня классная. Ни одного матроса. Ну, с Богом! — объявил кэп об отплытии, сделал шаг в воду и сразу провалился по пояс. (Да-да, не переживайте — естественно, грязно выругался — как и подобает речному волку).

Начало

Начал-то, как я писал, кэп. Так вот, еще минут двадцать мы орали, обращаясь к окружающей природе. Самыми приличными из выражений были перлы: «Как нам за… бись!!! Да уж больно-то нам…!!!!!»

— Свершилось, — сказал наконец кэп. Боцман, держать курс! Старший помощник, наливай.

первые впечатления

Обживаться стали после первой. Конечно, насчет шести человек военные погорячились, но втроём там было уж больно-то зашибись. Казалось, плот предназначен для отдыха таких оболтусов, как мы, а вовсе не для спасения несчастных авиаторов на океанских водах. Так, на дуге обнаружились резинки, которые прямо-таки были созданы для того, чтобы засунуть под них сигареты и зажигалку, а еще с дуги свисала резиновая петелечка, идеально подходящая по диаметру литровой бутылке. Лежишь себе, отдыхаешь. Руку протянул — и кури на здоровье. Пальцем горлышко пригнул — и подставляй кружку.

Течение несло нас с весьма приличной скоростью. Сначала я пытался с помощью весла создать хотя бы видимость понятий «корма — нос», но кэп сказал:

— Да брось ты. Пусть крутит — тут тебе низинка, тут — лесок. И главное — никакой цивилизации. Так, к фарватеру иногда подгребай, чтоб в берег не уткнуться.

Макс глубоко затянулся «Беломориной».

— И курится-то здесь по другому, и пьётся. Кстати, старший помощник, обеспечь-ка. Да, ребятки, до сих пор не верю, что это с нами. Просто как кино сам про себя смотришь. Ну, за нас!

По рекомендации кэпа, который изъездил эти места вдоль и поперёк, решили первую остановку сделать километра через три, в деревне Иванищи.

— Там совершенно уникальная сосна и очень красивая церковь. Обязательно надо сфотографироваться. Эй, боцман! А ты знаешь, чем деревня от села отличается? Нет? Темнота! В селе обязательно церковь была. Учись, пока кэп жив!

Прошло полчаса. Старший помощник уперся в карту, мерил что-то на пальцах и шевелил губами.

— Кэп! До Иванищ от места старта километра три — три с половиной. Скорость течения — километров восемь в час. В общем, посчитал я тут… Короче, как бы не пронесло нас…

— Про пронесло за себя говори, — заржал Макс. Подо мной пока сухо. Ну-ка, дай-ка карту. Да. Пожалуй, ты и прав. А…

— Ш-ш-ш-ши-и-и… Щ-щ-щ…

— Вот щас не понял, — сказал Макс. Старший, у тебя что, реально проблемы с желудком?

Но проблемы были у меня. Правда, не совсем с желудком. Дуга с моей стороны продолжала гаденько шипеть, а потолок опускался мне на голову.

— Началось! — с удовлетворением констатировал кэп. Команда, аврал! Боцман, загребай! Так, теперь оба весла пошли! К берегу!

Причалили в каком-то неуютном месте — низина, камыши, сырость. Вытащили плот на берег. Ноги по колено в грязи, промокли по самые… ну, как говорится, вам по пояс будет. Прямо «Кэмел трофи».

— Старший помогает мне клеить, боцман организует завтрак на траве. Выполняйте!

Я принялся вытаскивать из плота припасы. Макс говорил что-то вроде: «клеёночку я тут захватил, есть на ней будем», и я перерывал сумки. Нашел какую-то штуку омерзительного цвета — такие обычно в больницах под лежачих подкладывают — и, взяв двумя пальцами, брезгливо откинул в сторону.

— Эй, эй, эй! — прибежал Макс. Ты чё клеёночку-то бросил! А есть на чем?

— На ЭТОМ!? Есть?

— Па-а-думаешь, какие мы нежные! Она ж непользованная! Ей, кстати и клеить можно — резины-то последний кусок расходую. Так что, ты эта, давай расстилай, да и раскладывай.

Как ни странно, но упоминание о другом утилитарном назначении «клеёночки» совершенно меня с ней примирило. Я разложил завтрак — хлеб, огурцы, свежий чеснок и крутые яйца.

— Предлагаю закурить, — сытый Макс светился чёрт-те знает каким благолепием.

— Мало того, — подал реплику Дохлый и растянулся на траве. — Предлагаю выпить!

— До чего ж приятно иметь дело с умными людьми! И как это мы под завтрак-то не догадались?

Танкист Глазунов

Я лежал на нижней дуге и слушал, как журчит вода, натыкаясь на тыльную сторону опущенной за борт ладони. Кэп покуривал, наблюдая прибрежные пейзажи. Дохлый мастерил снасть.

— Пустим блёсенку за плотом. Течение здесь сильное, блёсенка-то заиграет, авось какой сумасшедший пэс и схватит, — пояснял Дохлый. (Пэс — в переводе с испанского «живая рыба», как нам перед отъездом объяснила переводчица Напа).

— Ну да, — подхватил я, — а вдруг сумасшедший пэс весом килограмм на двести? И промчит он нас аж до Астрахани. И будет, как у Хемингуэя.

— Да, к Астрахани это будет либо очень мускулистый пэс, либо просто пэскадо. (Пэскадо — «дохлая рыба». Тоже по-испански).

— Вы бы хоть какого завалящего пэса поймали, — сказал кэп. — А уж я бы зажарил… А там под горячее…

Дохлый, почуяв намек, потянулся к бутылке. Но Макс тормознул:

— Эта… Погоди. Я ж не в смысле выпить. Кажись, пора уже и съесть что-нибудь… Горячее…

— И под горячее! — радостно подхватили мы.

— Все, решено. Команда! Выбираем место для стоянки!

Несколько километров шли челноком — от берега к берегу. Красоты природы, вызывавшие издали тихий восторг, вблизи оказывались очень неприветливыми — темно, сыро. Грязно, в конце концов. Но десяток берез на обрывистом берегу удовлетворили, наконец, все требования — как эстетические, так и практические. На склоне соорудили костёрчик. Кэп взял пачку риса.

— Так, «…засыпать рис в холодную воду…» …угу… «…до кипения…» «15—20 минут». Боцман, тащи воду!

Тут до меня стало доходить. Все вещи — в моём отсеке и такую приметную канистру я не мог не увидеть. «Точно, — думаю, — ведь чувствовал, постоянно чувствовал — чего-то не хватает».

— Слышь, кэп, я это, поищу, конечно… Но что-то не видел я там такого рояля…

— Какого рояля? Бредишь? Старший! Боцману пока не наливай!

— Макс! При чем тут не наливай? Цитата это, Ильф с Петровым… Канистры мы не захватили, вот что!

Два раза забыть одно и то же — в это кэп верить отказывался. Пока его задница торчала из грузового отсека, а руки в десятый раз перекладывали багаж, Дохлый успел добрести до ближайшей деревни и принести воды.

— Придется пожить красиво — будем готовить на минеральной, — с этой фразой кэп выбрался из плота. — Старший, что это у тебя? Вода? Ценю.

Рис был съеден. Одновременно с рисом закончился первый литр. Развалившись на траве, мы ждали, когда закипит вода в чайнике. Чтоб скоротать время, затянули песню «На поле танки грохотали…». Правда, Макс в своё время основательно потрудился над текстом, и дальше пелось примерно так: «Нам пофиг, мы ушли в запой. А молодого лейтенанта тащили под руки домой…» Но коррективы в тексте не смутили (а может, как раз и привлекли) колоритного аборигена лет пятидесяти. Тот выгребал против течения и еще с воды начал орать:

— Во-во! А я-то плыву, слышу — песня родная. Сам-то я эта, танкист. Сетки тут проверял. Фамилия-то моя Глазунов. И курить у меня как раз кончилось. В общем, вижу — свои ребята-то.

Вскоре танкист пристал к берегу, вылез из плоскодонки и присел рядом с костром. Хронический загар, чёрная, с сединой, борода и тоскливые глаза человека, изнуренного многодневным рысканьем в поисках водки. Глаза сразу нашарили в траве искомое, но тут же потухли — бутыль была пуста.

— Эта… Надо ж… А я плыву, слышу, песня… Думаю — свои ребята…

— Как успели! — шепнул мне Дохлый, а вслух произнес:

— Земляк! Держи курево-то!

Абориген долго отказывался принять в дар пачку «Беломора» — думал, что если дадут покурить, то уж выпить точно не поднесут. Потом все-таки принял, вспомнив, надо полагать, про шерсть паршивой овцы, и засобирался к дому.