Бесплатный фрагмент - Как я остановил штаны

Предисловие

«Непереводимая игра слов»

— Непереводимая игра слов, — так, по мнению одного человека, можно охарактеризовать то, что я пишу.

И я на него совсем не в обиде. На самом деле, я очень благодарен ему. Во-первых, я наконец-то узнал, как называется жанр, в котором я пишу, а с этим у меня всегда были проблемы.

Например, я сомневался пишу ли я в жанре «мистический реализм» или «постмодернизм», или еще один лишь только филолог знает в каком. В общем, хватало мне головной боли… А тут такое подходящее к моему творчеству описание нашлось.

Во-вторых, если бы не это тонкое замечание, у меня бы не появилось темы для очередного рассказа. Таким образом, в каком-то смысле не я автор этого рассказа, а он.

Ну и в-третьих, сказал он это совсем не враждебно, а скорее по-дружески, как совет. И даже попробовал по-своему исправить мой непереводимый текст — перевести его на человеческий язык и успокоить слова, чтобы они, наконец, перестали играть.

Но мои слова… они же просто неисправимы. Они как дети. Но не в том смысле, что я отношусь к написанным мной словам, как к чему-то, что я «породил». От таких мыслей мне становиться не по себе. Нет, скорее уж слова породили меня. Ведь если бы не они, я бы никогда не начал писать. Так что дело вовсе не в отцовских чувствах.

Слова — они как дети, потому что не могут не играть.

Встретившись, слова заиграют неизбежно. Ведь на то они и слова, чтобы играть друг с другом, создавая связь. Так дети обычно и дружатся. Во всяком случае, в нашем обычном мире. Но я подозреваю, что и в мире слов дело обстоит схожим образом.

А еще, подружившись, дети начинают «переводить». Обычную палку могут «перевести» как меч, а себя и друг друга перевести как сражающихся переведенными мечами рыцарей. Правильного перевода им и не надо, ведь теперь у них есть их собственный и непереводимый.

Если же слова в предложениях не дружат между собой, то какое же это тогда соседство? Находиться рядом и воротить друг от друга носы. Слова же не люди, в самом деле. В отличии от нас, слова не взрослеют, и сохраняют те связи, которые мы с возрастом почему-то утрачиваем.

Хотим проще. И готовый перевод.

Впрочем, возможно, я бы и мог писать проще, вот только не понимаю как. Как может быть проще «просвет в небе» или, скажем, «облако» совсем причудливого цвета или формы. Как вообще описать «проще» такое сложно-красивое явление. Тут как не старайся, а слова заскучают от сложности, и без игр уже никак.

Дописав эти строчки, я посмотрел на небо. Вы бы его видели…

— Непереводимая игра слов… — ахнул я.

Как я остановил Штаны

Эта история случилась со мной, когда я работал на складе. Да-да, где я только не работал, и нигде не складывалось. Вот я и подумал: может хоть на складе сложиться?

Но и там не сложилось. Тяжело быть нескладным… Но история не об этом. История о том, как я остановил Штаны.

Да-да, самые обычные штаны, которые люди обычно носят у себя на ногах. Никому и в голову не придет, что их вообще придется останавливать, но вот, что я скажу, я Тот, кто остановил их.

Впрочем, все по порядку. На склад я устроился не от хорошей жизни, но и не сказать, что от плохой. Мне просто были нужны деньги, и я просто нашел подходящий вариант. То был самый обычный склад на пункте выдачи самых обычных вещей. Так я и оказался там, где всегда пахнет обувью. Довольно заурядное местечко: работать в таком очень быстро утомляет, но заурядным оно было только для меня.

Вскоре я понял, что пункт выдачи — нечто большее, чем просто склад. На самом деле, это Место Паломничества. Сотен людей, преимущественно женщин. И преимущественно мерить, а не покупать. Догадался я, конечно, не сразу — всё дело в букве «С», которая, как шторка, скрывает от нас правду. Но стоит только оторвать от слова «склад» эту самую букву и обнаружится то, что на самом деле. Это ритуальный «…клад», доступный каждому, стоит только попробовать и задвинуть шторку в примерочной. И я не шучу. Люди приходили не ради вещей, а ради Паломничества. Приходили не покупать вещи, а — мерить. В этом, казалось бы, незамысловатом действии, определенно что-то было. Что-то большее, чем кажется на первый взгляд. Сперва я не придавал этому значения: ну подумаешь примерка, с кем не бывает? Но со временем, это все больше напоминало некий Ритуал, частью которого является Склад, Женщины и частью которого являюсь я. Я даже почувствовал себя кем-то вроде священнослужителя. Жреца пункта выдачи, что направляет вещи в потоки рук и примерочные кабинки. У меня был даже собственный жезл — сканер, которым я приводил в действие Механизм Примерки.

В вопросах культа я стал довольно разборчивым. Я понял два заглавных правила.

Чем больше, тем лучше, — первое правило примерки.

Чем меньше, тем лучше, — второе правило покупки.

И чем больше разница между примеркой и покупкой, тем больше веры в то, что в следующий раз эта разница уменьшится.

Здесь Вы, вероятно, остановитесь и спросите: «А как же иначе?» Примерка — есть неотъемлемая часть покупки, разве не так? Как можно купить одежду, если не примерил ее?

Я бы охотно с Вами согласился, но, когда ты являешься частью Культа и, особенно, его Жрецом, такие незамысловатые объяснения перестают что-либо объяснять и превращаются в попытку оспорить.

Хотя, наверное, Вы правы. Просто быть жрецом довольно утомительно, вот от усталости я и выдумал Культ. Но меня можно понять — когда начинается Паломничество, паломники идут одна за одной, только и остается, что махать сканером, выполняя призыв вещи, а после отправляя паломницу на ритуальное переодевание. Иногда собираются очереди.

Оно и понятно: каждому хочется примерить что-нибудь на себя. Тогда они неуклюже топчутся на месте, перебирая ногами. С завистью и предвкушением поглядывают на закрытую шторку. Потому что они понимают:

Примерка уже началась.

Ну как тут не прикусить губу?

Иногда они шли так часто, что мне хотелось остановить их.

«Когда же вы остановитесь?» — думал я.

Но они шли. Приходили. Не останавливались, а прибывали, а я пребывал. В состоянии нецензурного удивления. Хотел, чтобы они перестали, но переставало хватать только места на столе. Знаете, было в этом что-то неизбежно экзистенциальное. Невольно задумаешься о смысле жизни, а потом щелкнешь сканером и на мгновение остановишь поток. Лишь на мгновение, а затем он помчится дальше. Примерочные не должны пустовать. Они, примерочные, напоминали мне большие легкие. Они дышали, двигая шторками: кто-то цыкал, кто-то ахал, кто-то вздыхал. Кабинки дышали, чтобы поддерживать существование этого невидимого организма, жизнь которого была неразрывно связана со стараниями людей.

Наблюдая за тем, как рьяно и одухотворенно люди примеряют вещи, я даже подумал, а, может, в этом смысла еще Больше, чем кажется. Может быть они хотят что-то остановить?

Конечно, занимались паломники не только примеркой. Иногда некоторые с такой серьезностью и глубиной рассматривали вещи, что я и сам начинал присматриваться. Не хотел упустить что-то, если это что-то там есть, ну или появиться в скором времени. Но оно все никак не появлялось, сколько я не приглядывался. Единственное, что мне оставалось — думать о том, что же там такого интересного они находили в носках. В такие моменты я им даже завидовал. Ведь они видели то, чего не видел я, и мне казалось, что я что-то упускаю.

Возможно, что-то важное и недоступное без примерки. Но я не унывал, в конце концов я существовал, чтобы примеряли другие.

Они приходили и в непогоду, и в религиозные праздники. Определенно, Ритуал Был необходим. И праздники ему не помеха. Да и вообще очень вероятно, что праздники эти и существовали только потому, что существовал Ритуал.

Были дни, когда мне казалось, что я выдал необычайно много вещей, а потом я вспоминал, что необычайно много, это как самое обычное дело, когда дело касается примерки. А, может, я и сам был частью праздника? Непроходяшего праздника примерки, который останавливает что-то или напротив не дает чему-то остановиться.

Больше всего на свете я хотел уволиться. А всё, о чем я мечтал — чтобы люди перестали идти.

Но эта история не о том, как остановились люди.

Эта история о том, как я остановил Штаны.

Факт остается фактом, пускай даже весьма сомнительным. Я и сам не знаю, зачем рассказываю это историю. В ней нет ничего особенного, за исключением того, что она действительно со мной случилась.

Все началось с ячейки 108.

Я хорошо помню эту ячейку. Обычная ячейка, каких много, но с ней начали происходить странные вещи. Если говорить прямо — Штаны.

Сперва появились одни единственные. Потом еще одни. Вскоре штанов перевалило за пятнадцать, и ячейка 108 под их весом сама перевалила на соседнюю 109.

Я думал, что на этом все и закончится. Ничего удивительного: многие паломники, стремясь следовать двум главным правилам, набирали достаточно вещей.

Но что-то тут было не так: количество Штанов росло.

Набухла и ячейка 109.

Спрашивала, что делать?

Но я не знал, и она тоже переполнилась.

Вскоре мне пришлось освободить для Штанов еще одну ячейку — должны же они где-то храниться до примерки. Но за ними никто не приходил. Приходили только Штаны, и они занимали все больше места.

121 — пришлось выделить им отдельную полку.

199 — отдельный стеллаж.

Штанов с каждом днем становилось только больше. Они захватывали пространство, как молчаливое воинство одетых в одинаковые пакеты солдат. Без предводителя, без иерархии и знаков отличия. Пугающе-первобытное воинство, где все решает не кто-то конкретный, а Общая цель, неизвестная мне и оттого еще более зловещая.

Сперва 237.

Потом 241.

Штаны определённо не собирались останавливаться, и за ними никто не приходил. Я мог лишь наблюдать за тем, как Штаны продолжают свой наступательный поход.

Мне оставалось только отступать, оставляя за ними один стеллаж за другим. Они пробрались даже в мою каморку, где я обычно пил чай, так что мне и чай приходилось пить вместе со Штанами.

Но что я мог сделать? Что с них, со Штанов, взять?

Их, штаны, не спросишь, чего же они хотят?

Выкуп? Новые карманы?

Да и вообще разве может Человек понять Штаны? Их замысел и волю?

Ведь мы и штаны — 2 разных вида, причем один из нас существует, чтобы его носили, а второй существует, чтобы носить первый.

Думаю, тут противоречия неизбежны. И, вероятно, рано или поздно Штаны должны были случиться.

Кто-знает, возможно, им надоело, что мы их носим? Или, может, они захотели одеть всех людей на Земле в одинаковые Штаны? А потом дружно съехать со всех разом. Оставив всех людей без Штанов!

В одном я уверен, то безусловно был заговор Штанов. И они никого не посещали в свой заговор — особенно людей.

Кто-нибудь скажет, что я тогда просто устал ну или не высыпался… С первым сложно не согласиться, но со вторым проблема была совсем противоположная. Я слишком высыпался и начал замечать то, на что обычно не обращаешь внимания. Знаете, разум человека, как четыре ножки у стула. Держится на них, хотя порой и трещит. Но что, если одна из ножек начнет подкашивать? Стул будет раскачиваться, пока однажды не поедет с концами. Поэтому главная задача, сидящего на стуле, не дать ножкам сломаться. Своевременно ремонтировать, а то и вовсе заменять эти ножки, одна из которых всегда подкашивает. Так что я решил не увеличивать нагрузку на эту ножку, чтобы в лишний раз не раскачивать стул. Иными словами, не париться из-за Штанов и не искать их Причину, а просто сосуществовать с ними. Так что на третий день Штанов я успокоился.

На четвертый, попивая с ними чай, я даже проникся к ним какой-то симпатией и почувствовал себя их частью. В каком-то смысле я и сам был в Штанах. Но количество Штанов росло, как и количество Паломников и связанной с ними работы. Причем никто не торопился забирать Штаны: людей интересовали совсем другие вещи, которые, впрочем, тоже иногда были штанами по форме, но не были Штанами со 108 ячейки по Замыслу. То были совсем незамысловатые штаны для обычной примерки.

Тогда же я убедился, что иногда выдуманная нелепица лучше поддерживает уставшую от работы ножку, чем здравый смысл. Относись я тогда к работе, как к работе, наверное, стул не выдержал бы совсем. В общем, я выдумывал не для чего-то, а от. Если совсем конкретно — от работы. Придавать уставшей ножке немного смысла — единственный способ укрепить ее. Особенно, если все равно не можешь остановить пользующихся твоим стулом людей.

Поэтому, спасаясь от Паломников, я задумался снова.

Ладно еще Заговор, но почему Штаны собираются у меня на складе? Это какой-то съезд Штанов? Хорошо, но почему они выбрали для этого съезда именно мой склад. А может они хотят мне что-то сказать? — размышлял я. — Предупредить меня о чем-то. Быть может я единственный избранный Штанами представитель человечества, с которым они решили вступить в Контакт. И передать спасительную для человечества информацию. А, может, напротив объявить воину. В таком случае я один стою между человечеством и Штанами, и на мне лежит колоссальная ответственность. Только как узнать наверняка — Штаны-то не разговаривают. А я абсолютно не разбираюсь в языке одежды. Я не знал, что делать. Но все закончилось само собой, когда пришел Кореец.

Ухоженный мужчина средних лет в клетчатом пиджаке появился на пороге на пятый день. В руках он держал картонные коробки.

По обыкновению я поприветствовал его. Он поприветствовал меня и… начал собирать коробки. Попросил у меня скотч. Я, не задавая лишних вопросов, передал скотч ему. Кореец принялся склеивать коробки моим скотчем: выглядел он при этом абсолютно естественно. Словно клеить свои коробки на моем рабочем месте вполне укладывалось в его планы. Признаться, я немного растерялся. Хорошо, что хоть других посетителей не было: время-то было полуденное. В такое время паломники обычно еще на работе.

Закончив мастерить коробки, Кореец очень вежливо предъявил Код. На руке были дорогие часы.

Я взял сканер и совершил ритуал. На мониторе появилось число:

108.

У меня подкосились ноги. И даже не потому что я боялся Штаны или их «Замысла». Нет. В этот момент я и думать об этом позабыл. Ноги у меня подкосились от мысли о том, что мне придется таскать Все Эти Штаны.

А таскать было что. В общем, я вздохнул и начал.

Стопку за стопкой я хватал Штаны с полок и выкладывал на стол перед Корейцем. Он с очень осмысленным выражением лица изучал пакеты. Что-то говорил про себя и иногда кивал. В общем, похоже, что я делал все правильно.

Впрочем, была одна проблема. На нашем складе перед выдачей вещи ее необходимо было «проверить» сканером: просто выдать вещь получателю было нельзя. В сложившейся на столе ситуации, я даже занервничал. Столько проверок я не проводил ни до того момента, ни после. У меня даже предварительно заболел указательный палец, которым я должен был нажимать на курок.

Но Кореец улыбнулся мне и дал команду к началу.

— Пик, — нажал я на курок.

— Плюх, — переложил пакет со Штанами из одной стопки в другую. Кореец замысловато кивнул.

Я все делаю правильно, подумал я.

Я брал пакеты со штанами из одной стопки, нажимал на курок сканера и после звука «Пик», бросал в другую.

Пик — плюх.

Пик — плюх.

Штаны глухо падали, прямо как мертвые тушки. Складывались в холмики.

Пока я совершал эти двусложные действия, я даже задумался о Роли Корейца. Своей роли. И роли Штанов.

Теперь это действительно начало напоминать мне сражение. Только я и Кореец средних лет на последнем рубеже, отделяющем человечество от Штанов. Отважно отстреливаем и перекладываем 241 Штаны, останавливая их Замысел.

Два невидимых воина. Между человечеством и Штанами. Он снял клетчатый пиджак, вероятно, был настроен всерьез.

Я стрелял в Штаны и бросал мертвые туши Корейцу. Он паковал их в большие коробки. Иногда он улыбался мне и кивал. Я все делаю правильно, говорил я про себя в такие моменты. На руке Корейца гордо поблескивали дорогие часы.

Это продолжалось минут 20—25. Сказать, что я устал, значит не сказать ничего. Зато Кореец двигался так энергично и бодро, что я даже начал комплексовать. В конце концов, и последние Штаны были повержены. И упакованы в картонную коробку. Оценив масштабы проделанной работы, кореец с удовлетворенным видом несколько раз кивнул головой. То ли мне, то ли себе, то ли коробкам, я так и не понял, потому что кивал он не в мою сторону.

Закончив, он сказал мне: «Спасибо» и, вытащив коробки со Штанами на улицу, растворился в полуденном свете. Также внезапно, как и появился из него.

Я плюхнулся на стул. Все закончилось, — подумал я. — Мы это сделали.

Только вот сделали что?

Я перевел дыхание и вернулся на склад. Тот заметно опустел: потерял свои Штаны. И вот только теперь оставшись без Штанов, я вдруг осознал, что мы сделали.

— Мы остановили Штаны.

И как я сразу не догадался. Все встало на свои места. Склад освободился. Штаны закончились.

Я радовался, но оставшись без Штанов, оказался слишком наедине с собой. И пустыми полками. Впереди было еще восемь примерочных часов. Я пил чай и смотрел в окно.

И тогда я подумал вот о чем. — А что, если я сделал что-то не правильно? — я вспомнил как держал в руках сканер и отстреливал один за другим несчастные Штаны. А что, если они даже свой план обсудить не успели? А что, если они вообще ничего плохого не замышляли, а всего-навсего устроили сходку штанов по интересам, а я влез и теперь швыряю их тела. А потом их утрамбовывают в картонные коробки.

От этих бесполезных мыслей мне стало не по себе. А потом пошли Паломники. В отличии от Штанов их было не остановить. И пока они шли, мне все больше казалось, что я совершил какую-то чудовищную ошибку.

Я остановил Штаны, а, может быть, должен был остановить людей?

Быть может, это была единственная возможность для Штанов все исправить, а я вот так задушил революцию Штанов своими руками.

А если они всего-навсего хотели произвести революцию в Мире моды? И я напрасно все испортил. Там в мире моды революции каждый год происходят и ничего. Все живы-здоровы. Нам определенно стоит поучиться у Мира моды. Даже революция у них заканчивается безболезненным пришиванием кармана.

Тогда мне, вероятно, стоило спасти Штаны, вывести их за город, поменять гражданство на бирках, а потом и… ладно о чем это я. Это всего лишь штаны, какое у них может быть гражданство.

Кто знает, каким бы был мир сейчас, если бы Штаны завершили начатое.

Мы уже никогда не узнаем. Возможно, что и Вы остались бы без штанов.

— Так о чем это история? — спросите Вы.

— Сложно сказать, — отвечу я. — Наверное, эта история о том, как я остановил Штаны, а хотел бы, чтобы остановились люди.

Ну а что люди? Их не остановить.

Вот я и уволился.

---

Такая вот получилась история, не очень поучительная,

но прочитанного не вернешь.

Как и времени.

---

Часовщики

Как-то раз один человек рассказал мне свой сон. Рассказал между делом и в общих чертах, но я почему-то запомнил. Более того, в моем воображении этот сон выглядел, как нечто совершенно логичное и связанное со всем окружающим. Скрытым механизмом, существующим вместе с нашим миром, внутри него, поддерживая его сложное функционирование. Точно меня посвятили в тайну.

Теперь я хочу посвятить в тайну Вас.

Естественно, предварительно я спросил разрешения у автора сна или, быть может, его свидетеля. Ведь, что в первом, что во втором случае, эта тайна открылась ему, а я лишь случайно узнал о Доме с часами.

— Представь поле, — сказал он. — Золотистое поле под полуденным Солнцем.

Я сразу представил эту картину. Что-что, а с полями у меня всегда был полный порядок.

— Ты очутился посреди него. Где-то в самом его центре. Небо голубое, как на фотографии, стеклянное, без единого облака, как прозрачная линза. И у тебя только одна тропа. Худенькая тропа между высоких колосьев без конца и края. Ни лесов, ни холмов, ни даже просто деревьев. Только знойное поле без преград, распространяющееся во все стороны и сливающееся с горизонтом.

Напекает нос. Нужно идти.

И ты начинаешь путь. Буквально «проваливаешься» в поле. Жарко. Полуторометровые колосья касаются тебя: иногда хлестко, иногда просто цепляются. Тянутся к тебе, то ли подталкивая, но ли наоборот пытаясь остановить. Но ты идешь, ведь ничего больше не остается. Кажется, что эта тропа, как и густое поле, уже никогда не закончится. И все-таки, пробираясь этой тонкой тропинкой, ты с надеждой смотришь по сторонам. Пытаешься увидеть хоть что-нибудь кроме высокой пшеницы, но ничего нет. Прямо как на идеальной фотографии. Ничего, кроме единственного поля под бесконечно-прозрачным небом.

Но вдруг ты замечаешь Дом.

Вдалеке, в самом конце тропы. Деревянный, какого-то пепельно-серого цвета. Но из-за лучей солнца кажется, что он блестит. Каким-то шершавым неухоженным блеском. Так обычно блестит пот. В каком-то смысле у тебя нет выбора. Тот дом — твоя единственная цель, обозримая, пускай и далекая.

И я пошел к нему.

— А ты не думал развернуться и пойти в другую сторону? — спросил я.

— Неа, — ответил он. — Тогда во сне мне и в голову такое не пришло. Кроме того, кто знает, а что, если в другой стороне вообще ничего нет?

— Тоже верно, — согласился я.

— А еще… я просто не мог не пойти. Я же был на территории сна и следовал его правилам.

Правилам? Задумался я. Подчиняется ли вообще сон правилам? Впрочем, для рассказа это не важно. Тогда я еще не знал развязки, но меня почему-то впечатлило Поле. Очень уж оно получилось в моем воображении. Более того, я почему-то решил, что это поле обязательно должно существовать. В том самом месте, которое описал мой собеседник, где бы это место не располагалось. Это действительно напоминало фотографию. Фотографию, которую мне показали, не показывая, а рассказывая. Я представил все это, точно сам был там, хотя и не был, в чем я абсолютно уверен. Однако, когда спустя 15 лет автор (ну или свидетель) сна написал мне, и мы разговорились, мне почему-то стало казаться, что был.

Мы заговорили о прошлом, а еще о творчестве в настоящем. Я как раз искал тему для очередного рассказа, точнее пытался ее вспомнить. Я вообще все больше убеждаюсь, что за человеческую жизнь таких тем наберется столько, что для их записи ни одной книги не хватит, но они забываются раньше, чем мы успеваем их записать. Так я и напомнил ему о сне.

А он удивился, насколько точно спустя столько лет, я описываю сказанные между делом слова, точно сам все видел. Кто знает, быть может, чтобы побывать где-то достаточно просто хорошо представить? Но, в любом случае, на Поле этот сон не заканчивается.

Он заканчивается в Доме.