Бесплатный фрагмент - Как я оказалась в Карелии и почему отказалась ее покинуть

Глава 1. Я родилась не здесь…

«Я родилась не здесь: далеко…

Далеко, но минувших дней

Предметы в памяти моей

Доныне врезаны глубоко…»

Да, я, действительно, родилась очень далеко от Карелии, в самом, можно сказать, русском месте: ранее — в Воронежской, а ныне — в Липецкой области, в большом красивом селе с красивым названием — «Девица», очень, кстати, похожем на Видлицу. Интересно, что даже по буквенному составу Девица и Видлица почти совпадают. Но главное не это. Так же, как в Видлице, через все мое родное село протекает речка (Усмань), которая впадает в реку Воронеж, а река Воронеж — один из крупнейших притоков Дона. Вот где моя родина.

Первые воспоминания из жизни относятся к моим четырем с половиной годам, то есть к июню 1941 года. Моя старшая сестра Таня после школы поступила в кондитерское училище, по окончании которого ей предлагали работу на кондитерской фабрике в Воронеже. Но 20-го июня мы получили письмо, в котором она настоятельно просила папу привезти ей в Воронеж из дома все ее вещи, так как она должна ехать на работу в Петрозаводск. Вторая ее просьба к папе: взять в поездку в Воронеж меня. Она была моей любимой нянькой, а я ее не менее любимой «подопечной».

20-го июня мы с папой вечером уехали. Переночевали у Тани в общежитии. 22-го, утром, проводили ее на московский поезд и вернулись домой. Идем со станции. Дорогая широкая. С правой стороны сосновый лес со знаменитым (по тем далеким временам) «Воронежским бобровым заповедником». Организован он был еще в 20-е годы по указу В. И. Ленина. По окраинам высажены сосны, а в глубине леса — множество лиственных деревьев: дуб, граб, клен, ясень, береза, осина, рябина и орешник (лесной орех), чтобы было чем питаться этим милым, симпатичным зверькам.

Помимо бобров, там водилось много и других животных: косули, благородные олени, кабаны, серые цапли, журавли, зимородки.

А по левой стороне дороги — порядок домов. Из одного дома вышел мужчина, окликнул папу:

— Здорово, Прокопий Иванович, откуда путь держите?

Он перешел к нам через дорогу. Папа рассказал ему, что ездили в Воронеж, проводили Таню в Петрозаводск.

— Ты же говорил, что ей предлагали место работы ы Воронеже.

— Предлагали. В Петрозаводск должна была поехать ее подруга, но у нее тяжело заболела мать. Вот наша Танюша и согласилась поменяться с ней местами работы.

— Ну что же? Молодец Танюша: настоящие друзья так и должны поступать. А ты хоть новость-то слышал?

— Какую новость?

— Война началась, Иваныч.

— Какая война? Что ты «буробишь»? (чепуху говоришь)

— С немцами война. Нынче ночью гады немцы бомбили Киев. Недавно передача была по радио.

Это было 22-е июня 1941-го года. На следующий день папе принесли повестку из военкомата. И он ушел на войну.

В марте 1945-го года призвали в армию старшего брата Васю. Помню, мама очень плакала: боялась, что его тоже на войну пошлют. Но его отправили очень далеко от войны: на Урал, в Свердловск, в военное училище, по окончании которого он получил назначение на службу в Грузию. Но это было уже в конце 40-х годов.

Во время войны немцев в нашем селе не было: не дошли они до нас. Самолеты летали, бомбы сбрасывали. Но в селе, в нескольких местах, были установлены на столбах громкоговорители, из которых частенько доносились сообщения:

— Граждане! Воздушная тревога! Воздушная тревога!

В таких случаях мы уходили из домов в сады: прятались под деревьями…

«Живьем» мы увидели фашистов только уже летом 1945 года. Через наше село провели под конвоем длиннющую колонну пленных гитлеровцев, которых сопровождали наши автоматчики: двое — впереди, двое — в середине и двое — позади колоны. Куда они вели фашистов? Не знаю. Предполагаю, что решили показать этим «гадам», что «наворотили» в чужой стране.

Папа в конце войны оказался в госпитале (в Ленинграде) с осколочными ранениями правой руки и правой ноги. Ногу ему подлечили, а с рукой вышло сложнее: пришлось приучать себя к «леворукости». Возможно, и я, глядя на него, «левшой» стала. Пишу, конечно, правой рукой, ложку, вилку держу в правой руке. А вот если надо что-то отрезать, отрубить, отпилить — ножик, топорик, пилку беру в левую руку.

Глава 2. Урал

Жизнь в разоренных войной местах была трудной, и в 1950-м году наш папаня решил поменять место жительства: завербовался на Урал, на самый север, на лесозаготовки.

Уезжали мы в конце марта. В Воронеже уже была весна, а на Урале, в Североуральске, зима в «разгаре». В дороге я простудилась и по приезде попала в больницу с воспалением легких. В школу пойти не могла. На «семейном совете» решили: «Ничего страшного! Сходишь еще раз в пятый класс». Так что седьмой класс я окончила в 1953-м году, зато вся в «пятерках», «четверки» были только по физике и по химии: не давались мне эти науки.

Летом 1952-года папа решил во время отпуска навестить старшую дочку, Таню, которую мы с ним в первый день войны проводили из Воронежа в Петрозаводск. Из поездки вернулся с внучкой, Таниной дочкой. Ей было шесть лет. Папа привез ее «погостить».

В начале июня 1953 года приехал к нам из Грузии старший брат Василий с женой и трехлетней дочкой. Я как раз сдавала экзамены за седьмой класс. Он спрашивает:

— Ты дальше-то, что собираешься делать? Пойдешь в восьмой класс?

— Нет, наверное, — говорю, — в 8-й класс надо ходить в соседний поселок, в Покровск, а это километров десять от нас.

— И как туда попадают ребята?

— Попадают-то нормально: на лесопунктовской машине водитель сначала отвозит рабочих на лесосеку, потом возвращается и подвозит детей в школу. А вот «выпадать» из школы иногда приходится и пешочком, не часто, но бывает: по разным причинам. Так что я решила: буду поступать в педучилище. Только вот ехать надо далеко от дома, в Свердловск, а это километров четыреста.

— Слушай! А поехали с нами в Грузию! Есть у нас там всякие училища, и педучилище найдется конечно.

— А что? — говорю. — И поеду!

За неделю до отъезда мы с Васей «выправили» все необходимые документы и в милиции, и в военкомате. В кассе предварительной продажи он купил билеты на поезд. Все решено: еду в Грузию! До отъезда оставалось три дня. Но!!!

Играли мы в соседнем дворе в волейбол. Волейбольная площадка была в нескольких метрах от забора, за которым росли кусты, деревья, высокая нескошенная трава. Мы, наша команда, находились на той стороне площадки, которая выходила к забору. Кто-то из противников так «дерболызнул» по мячу, что он пролетел над нашими головами и свалился за оградой. Я видела, в какое примерно, место упал мяч. Два прыжка к забору, оперлась руками о штакетины, перекинула ноги через ограду и там, на другой стороне правой ногой угодила в яму. За высокой травой ее и не видно. Мяч там и лежал, около этой ямки. Но!.. На мой дикий «ор» сбежались обе команды: кто — через калитку, кто — через забор. Помогли мне подняться. Выяснилось, что я не могу наступить на правую ногу. Двое мальчиков донесли меня до дома.

— Вывих голеностопного сустава! — это сказал доктор, который приехал на вызов. — Поедем в больницу.

Там вместе с медсестрой они привели сустав в надлежащее положение, «запечатали» мне ногу в красивый белый «башмачок» с открытыми пальчиками.

— Как же я поеду? — говорю.

— Куда?

— Да у нас уже билеты куплены: в Грузию надо ехать.

— Ну какая Грузия, девочка? Тебе ножку надо «разгрузить» от этой «обувки». Так что никакой поездки: минимум — полмесяца.

— Я все поняла. Спасибо Вам за помощь.

Деньги за билет, которые кассирша вернула, Вася отдал мне:

— Возьми, — говорит, — тебе пригодятся.

Грузинские гости уехали без меня. «Накрылась» моя поездка в Грузию, фигурально выражаясь «медным тазом».

Глава 3. Карелия. Педучилище

К середине июля нога у меня поправилась, гипсовый «башмачок» сняли. Прихожу как-то домой с прогулки, а папа говорит:

— Ну, к грузинам не попала, так может, к карелам-финнам съездишь? Вот Таня письмо прислала, просит Катюшу привезти домой, потому что ей исполнилось семь лет и надо, чтобы она в школу пошла уже у себя дома, в Петрозаводске.

— А что? — говорю. — И съезжу.

Ехать из Свердловска в Петрозаводск надо с двумя пересадками: в Свердловске и в Волховстрое (или в Ленинграде). Но папа, вероятно, не сомневался, что я с этой «задачей» справлюсь. И он не ошибся: 25-го июля мы были уже в Петрозаводске.

Таня у меня спрашивает:

— Ты дальше-то, что собираешься делать? Пойдешь в восьмой класс?

— Да я хотела бы поступить в педучилище. Только вот ехать надо далеко от дома: в Свердловск.

— Так у нас, в Петрозаводске, есть педучилище. Поступай. Только как будешь к экзаменам готовиться? Учебников-то никаких нет.

— Тань, я же только недавно сдавала экзамены в школе. Что мне готовиться-то? То же самое и здесь надо будет сдавать.

— Ну и прекрасно! Поступай!

Предложение Тани поддержал и Петр Михайлович, ее супруг, тоже, кстати, не карельского происхождения: ярославский мужик, но Карелию очень любит. Воевал здесь, на Карельском фронте. Во время войны они и познакомились. По приезду в Петрозаводск (в июне 1941-го года) Таня получила назначение на работу на военно-полевой хлебозавод (не до кондитерских «изысков было»): надо было обеспечивать и фронт, и тыл хлебом. А Петр Михайлович развозил хлеб по различным участкам фронта. После войны они поженились и остались в Петрозаводске.

Нашла я педучилище, сдала документы: заявление и свидетельство об окончании школы.

С первого августа начались экзамены, которые я сдала так же, как в школе, без «троек»: письменные — на «пятерки», а устные — на «четверки». Съездила домой, на Урал, забрала свои «шмотки-монатки» (не так уж и много их было) и вернулась в Петрозаводск.

С Таней договорилась, что жить буду в общежитии. Квартирка у них была двухкомнатная (на улице Фабричный). Кроме Кати, которую я привезла, был четырехлетний Гена, а в октябре ожидался и потом появился Сережа. Какая уж тут учеба?! Правда Петр Михайлович (хозяин семейства) задумал построить дом на Кукковке. Но когда это еще будет?

Общежитие было рядом с педучилищем. Первого сентября я туда и переселилась.

После «торжественной линейки» разошлись все по кабинетам. Наша группа оказалась самой многочисленной: 37 человек! 36 девчонок, съехавшихся со всей Карелии, я еще с Урала «приблудилась». Это несколько озадачило нашу «классную маму» Раису Ильиничну Котову.

Потому она после беседы о предстоящей учебе попросила меня задержаться на несколько минут. Когда все девчонки ушли, и мы остались вдвоем, Раиса Ильинична очень пристально посмотрела на меня через очки, потом сняла их, положила на стол, подошла и подсела ко мне, спрашивает:

— Скажи мне, пожалуйста, девочка моя, почему ты с Северного Урала приехала поступать в педучилище в Петрозаводск? Путь ведь неблизкий. Разве на Урале нет педучилища?

— Есть, — говорю, — только ехать надо далеко от дома, в Свердловск.

— Ну да! Свердловск, конечно, далеко от Североуральска. А Петрозаводск оказался «ближе»?

Пришлось рассказать ей о причине моего появления в Петрозаводске.

— И ты с малолетней племянницей такой путь проделала?

— Так не пешком же, на поезде. И всего-то две пересадки надо было сделать: в Свердловске и в Волховстрое.