Бесплатный фрагмент - Как я менял прошлое

1. Программа «Время»

Мне велели вспомнить программу «Время». Ту самую, что шла в Советском Союзе ровно в девять вечера. А может и после советского времени она тоже была, я не помню. Но надо все вспомнить. Помню дикторов — Игоря Кириллова, его, наверное, ещё знают, и почему-то Азу Лихитченко. Помню, что она отцу нравилась.

Да, программа «Время»! Там еще в начале музыка такая была, «ту, дум ту ду…», «Время вперед» называется. Но на сам деле время назад идет. Сейчас объясню.

Нет, не сейчас. Лучше начну с самого начала, с начала времен. Да и такого как «прямо сейчас» не существует, его просто нет. Ладно, короче, перехожу к сути.

Сижу я на лавочке с дружком своим Андреем, пиво пьем. В конце мая дело было, солнышко светит, птички поют, на деревьях листочки свежие шелестят. А, нет, скорее всего не пиво это было, а что-то покрепче, потому что потянуло меня на философию.

— Остановись, мгновенье, ты прекрасно, — говорю. — А ведь не остановишь. Прошло и всё, нет его уж.

— Не остановишь, — кивает Андрей. — Время то идёт.

Я отхлебнул ещё.

— А вот вопрос: куда оно идёт?

— Как куда? Вперёд, в светлое будущее.

— Не факт. Смотри — настоящий момент через секунду становится прошлым.

— Ну да, сам же сказал.

— Точно! — отвечаю, — значит настоящего нет. Всё сразу уходит в прошлое. Но и будущего нет, раз всё сразу становится прошлым. Выходит, время движется не от прошлого к будущему, а наоборот — от будущего к прошлому! События упаковываются, как вагоны в грузовом составе. Последний вагон — последнее мгновение. А паровоз мчится в прошлое.

— Ну ты и выдал! — говорит Андрей, — я никогда не думал о таких материях. Я практик, сам знаешь.

Андрей действительно практик — он инженер-электрик, очень конкретный человек. Любит в железе ковыряться, очень любит фантастику читать, но не фэнтези!

— Так что ж получается, — продолжаю я, — мы в будущее не попадаем что ли?

— Получается, что нет, — отвечает мой дружок, — а в прошлое легко.

— Логично, если время движется от будущего к прошлому, мы автоматически туда приплываем.

— Нет, — возражает Андрей. — Никуда мы не приплываем. Мы живем в прошлом постоянно! Оно, как наш дом. Но можно сходить в гости или отправиться в путешествие, навестить родственников — в общем, в другое прошлое.

— Как это?

— А вот так! Я регулярно ныряю в прошлое. Я путешественник во времени.

— Да иди ты! Ныряешь во время?

— Да, я ныряльщик во время.

— Это как Рама у Пелевина в Лимбо нырял? — интересуюсь я с иронией.

— Не понимаю, о чём ты. Не знаю никакого Пелевина.

Чувствую, обиделся слегка. А может действительно он Пелевина не читал. Странно, только я разговор про время завел, так он сразу себя путешественником во времени объявил, никогда такого от него не слышал. Как человек отреагировал на мои измышления! А что, может я и вправду придумал теорию движения времени, да ещё и разовью её! Плеснул ему и себе немного и спрашиваю:

— А как ты ныряешь?

— Читал «Меж двух времён» Джека Финнея?

— Нет.

— Там написано, что машина времени не нужна. Надо просто поверить, что прошлое никуда не исчезло. Оно есть. Представляешь его в подробностях и оказываешься там.

— И ты там бывал, в прошлом?

— Да.

— А почему мне не рассказывал?

— Ты же фантастику не любишь. Да и научился я только недавно.

Я плеснул нам ещё и закурил.

— А как конкретно ты ныряешь? И что с эффектом бабочки?

— Эффекта бабочки нет, — усмехнулся Андрей. — Меняется прошлое, а не настоящее.

— Как это?

— Ну вот ты сам же сказал, что настоящего нет. Значит, и менять его невозможно.

— Ладно, допустим. Но зачем ты туда ныряешь?

— Чтобы исправлять прошлое.

— Исправлять? Это как?

— Это длинная история, а у нас уже и выпить больше нечего, — улыбнулся Андрей. — Потом расскажу. А сейчас домой.

В тот момент я, конечно, не отнёсся всерьез к его заявлениям. Да и теория о движении времени из будущего в прошлое тоже выглядела как-то сомнительно. Ну может под пиво это и прикольно звучит, но в целом всё казалось натянутым. Никакая это не теория, теории так не строятся. В общем, надо с этим делом переспать.

На следующий день я полез в Интернет. Физики там говорят, что машину времени построить нельзя, но случайное нарушение причинности возможно. Объяснения на уровне Интернета. Типа теория относительности и всё такое. Но я, как физик по образованию, знаю, что лучше и не объяснишь. Эту теорию относительности в деталях только единицы понимают.

Ладно, поверим — теоретически попасть в прошлое можно только случайно. ОК. Теперь надо выяснить, как Андрей туда неслучайно попадает. Неслучайная случайность. Хе-хе.

Я сел на балкон, налил чай. Солнце садилось. Красота. Это если вниз во двор не смотреть. Там всё заставлено китайскими автомобилями. Моя Тойота Королла — единственный японец и единственный седан. Все остальные — китайские кроссоверы. Пару лет назад никто бы и не подумал, что на китайцах будем ездить. Как всё быстро меняется в нашем мире! Завтра и вовсе забудем о существовании других автомобилей — только коллекционеры будут разыскивать их на свалках.

Глотнул чая, Асам, ничего так, хотя тоже, наверное, китайский, а не индийский. Надо дальше развивать свою теорию. Мысли перешли на Индию: как там сейчас? Солнце уже за горизонтом. Движение времени? Нет, ерунда какая-то. Причём тут вращение Земли и движение времени? Речь должна идти не о физическом движении, а о нашем восприятии времени.

Вчера под пиво всё бодренько шло. Фундаментальные постулаты о движении в прошлое были сформулированы! А вот сейчас ноль. Ноль, значит. А что такое ноль? А, вот. Позавчера смотрел футбол, и Тоттенхэм выиграл у Шеффилд Юнайтед 3:0. Отсюда и ноль.

Стоп! Что-то меня сомнение взяло. Заглянул в комментарии на Reddit — там пишут 0:3. Проверил в Гугле — тоже 0:3. Значит они играли в Шеффилде, поэтому и 0:3! Получается, для меня это событие изменилось, разом переместившись из Шеффилда в северный Лондон. Если бы я не заглянул в Гугл, так бы и остался этот матч в Лондоне. Так-так, формулируем: прошлое существует только в том виде, в каком мы его помним. А значит, оно меняется. В чем-то Андрюха был прав.

Я схватил бумагу. Надо записать. Если не запишу — ещё забуду. Ладно бы просто забыл, а если вспомню иначе?

А то, что мы вчера пили пиво (или, может быть, что покрепче) и говорили о прошлом, помню отчётливо. Скорее всего, лучше помню не потому, что оно недавно было, а потому что мысленно не возвращался к разговору и не вспоминал детали. Чем дальше время уходит в прошлое, тем больше оно меняется. Запишем: прошлое в наших воспоминаниях обрастает противоречивыми моментами и выгодными нам модификациями.

Кстати, а кто знает, где завтра Гугл решит провести этот позавчерашний матч? Может в Саутгемптоне, и не с Шеффилд Юнайтед, а с Саутгемптоном? Да ладно, Гуглу можно и не верить, люди есть, они помнят. Много людей. И тут я вспомнил один случай.

Поспорили мы на кафедре про Ельцина. Забыл сказать, я всю свою сознательную жизнь в университете тружусь. Дослужился до доцента на кафедре материаловедения. Но это к делу не относится.

Так вот, проставлялся у нас один лаборант по случаю ухода. Ну, пожелали мы ему всего самого хорошего в новой жизни и спрашиваем:

— А ты все-таки почему увольняешься?

— Я устал, я мухожук, — отвечает. Посмеялись. Надя, наша рыжая секретарша, которая всегда всё обо всех знает, говорит:

— Это ведь Ельцин, когда увольнялся, сказал по телевизору? — снова посмеялись.

— Да, — вставил я, — прикол в том, что на самом деле Ельцин не говорил: «Я устал, я ухожу».

Все сразу набросились на меня: «Как не говорил?! Мы сами видели!»

— А ну-ка, — говорю. — Пушкин: «В темнице там царевна тужит, а… волк ей верно служит». Какой волк?

— Серый!

— Нет, бурый.

— Что?!

Проверили — действительно у Пушкина волк бурый.

— Или ещё, — меня понесло. — Царевна у Пушкина на самом деле не спящая, а мертвая. Упс. Басня Крылова называется «Лебедь, щука и рак», а не «Лебедь, рак и щука». А песня нам вовсе не «строить и жить помогает», а «жить и любить помогает», так в оригинале поют в фильме «Весёлые ребята». Можете всё проверить.

Молчание. Недоумение. Читаю коллективу короткую лекцию:

— Это называется эффект Манделы, можете почитать на досуге в сети. Так что не расстраивайтесь, не мы одни такие идиоты. Люди заблуждаются в массовом порядке и неправильно помнят, что и как было.

Тогда я даже и не задумался, откуда взялось, что волк серый, а не бурый. Просто блеснул эрудицией про эффект Манделы. А сейчас заинтересовался. Сходил за ноутом, залез в Интернет, смотрю — окрас у волков действительно бурый. Вот Пушкин молодец. Просто официальное название этого животного — «серый волк».

Может люди просто хотят верить в удобную версию прошлого? Возникают шаблоны, которые и меняют всё. «Северные олени едят ягель». Со школы нам всё понятно с северными оленями; всем уже наплевать, что за ягель такой и что они там едят.

Или взять религию, да простят меня верующие. Тут вообще всё ясно: «Верую, ибо это абсурд», как написал Тертуллиан. Вера не требует проверки истины, на то она и вера. И это круто, только не каждому дано.

Потом есть традиции, уклад жизни. Всё, что им не соответствует, должно поменяться. «Никогда такого не было, и вот опять». Люди хотят просто жить по привычным понятиям, а всякие косяки сразу сглаживаются, прошлое корректируется. «Ну, не всё так однозначно: всей правды мы не знаем», и тому подобное. Да и вообще, есть конформизм, патриотизм, да мало ли ещё чего. Все защищают свою команду, все должны дудеть в одну дуду. И вот, уже оказывается, что Россия — родина слонов.

Значит прошлое не абсолютно, причем даже совсем недавнее, а не только мутные времена фараонов. Может и функция затухания изменения прошлого есть? Это вопрос. А пока можно ещё один постулат тиснуть: близкое прошлое ближе к истине просто потому, что никто не успевает его изменить, и оно мало чем отличается от текущего момента.

В общем «как посравнить да посмотреть век нынешний и век минувший: свежо предание, но верится с трудом», — и это сказал Грибоедов.

Ну и наконец есть Интернет. Там люди с прошлым могут вытворять всё, что угодно. У Оруэлла в «1984» целый департамент переделывал прошлое, а в наше время — фабрики фейков.

Вот это всё я Андрею и выложу. Никуда никому нырять не требуется, механизмы изменения прошлого ясны. Хотя… Почему переписывается прошлое понятно, а вот как удалить оригинал? Ведь при большом желании всё проверить можно. Есть архивы с оригиналами документов. Раскопки в конце концов.

Молодежь до сих пор спорит о том, что разрыв между буквами V и W на эмблеме Фольксвагена появился недавно. У меня сохранились старые журналы 90-х годов. Половину шкафа я ими занял. «Автопилот», «National Geographic» и даже первые выпуски «Авторевю». Есть и немецкий автомобильный каталог 1995 года. Я его открыл — есть разрыв в эмблеме! Конечно, с оригиналами в цифре дело обстоит хуже: их можно редактировать. Не зря придумали блокчейн, чтобы редактирование под контролем держать.

Я вот взял и проверил эмблему Фольксвагена. Но думаю, что людям просто лень что-то проверять — на то он и эффект Манделы. Проще думать, как все. Да и безопаснее. Как раньше говорили: «Ты что, это же в газете написано, значит так оно и есть».

Да, написано, в газетах редакторы трудятся, все факты проверяют. Хотя я читал историю о том, как корреспондент получил журналистскую премию за материал, а потом оказалось, что он целиком всё выдумал.

Ну а историки? История — это же целая наука. Куда они смотрят? Или учёные просто не интересуются цветом волчьей шкуры и подобной ерундой? Да, историки заняты свои делом. Например, люди уверены в том, что Красной армией в гражданскую войну командовал Троцкий, а на самом деле это был Каменев. Другой Каменев, который вообще был беспартийным. Однофамилец известного революционера, расстрелянного в 1936 году. А историки, наверное, знают истину. Да не «наверное», а точно знают, раз этот факт причислен к эффекту Манделы. Историки может даже статьи и книги на эту тему пишут. Диссертации защищают. Правда их никто, кроме них самих, не читает.

Похоже, что некому, да и незачем проверять оригиналы. Может быть, кроме Андрея есть и другие «ныряльщики»? Да, что он один такой умный в целом мире? Сам придумал, как путешествовать во времени, а это ведь революционное открытие для всего человечества, и помалкивает себе? Нет, конечно! Наверняка есть ещё люди.

И все они ныряют в прошлое и подчищают там, удаляют оригиналы, переписывают историю? Возможно ли это?

Конечно, возможно, Андрей ведь открытым текстом сказал, что он исправляет прошлое, прямо так и сказал — «исправляю». Вчера он отказался говорить на эту тему. Может сегодня расколется? А если у них целая команда таких специалистов? Попробую его попытать.

Набираю Андрея:

— Андрюха, привет!

— Привет.

— Слушай, у меня мозг кипит. Поговорить надо об изменении прошлого.

— Не телефонный это разговор.

— Ну, выходи тогда покурить.

— Ладно, через 5 минут.

Выхожу. Стемнело уже. Иду на детскую площадку во дворе: где ещё, как не здесь, покурить? Площадка у нас так себе: качели, машинка на пружинах и горка со спиральной пластмассовой трубой. Вообще-то они все одинаковые, Водянова в своё время понастроила. Посидеть даже негде.

— Привет.

— Привет, — закуриваем.

— Слушай, Андрей, — я начинаю его допытывать. — А кроме тебя ныряет кто в прошлое?

— Не знаю.

Так, похоже не хочет говорить.

— Ладно, а вот ты говорил, что ныряешь в прошлое и меняешь его, а зачем? Чтобы искажённую истину восстановить, или наоборот, чтобы запутать всё? — задаю свой главный вопрос.

— Вообще не понял, о чём ты.

— Ты знаешь про эффект Манделы? — спрашиваю я.

— В первый раз слышу.

— ОК, — говорю. — А что именно ты в прошлом меняешь?

— Знаешь, Михалыч, ты все равно сейчас не поймешь. Надо самому нырнуть, тогда станет ясно, что там можно менять и как. Хочешь попробовать?

— Конечно хочу, — цепляюсь я за возможность самому разобраться во всех этих вопросах с изменением прошлого. — Научишь?

— Конечно научу, только это дело не быстрое. Я сначала тренировался, — продолжает он, — потом пробовал нырять, но у меня не получалось. Потом получилось разок, другой. Только на тренировку пару месяцев ушло.

— Вот, прикинь, — начинает объяснять Андрей. — Ты учишься нырять в воду, например, на море.

— Сначала только с маской и трубкой. Но это не глубоко, ты почти на поверхности и дна не видишь. А твоя задача достать до дна.

— А я думал, — возражаю ему, — что нырять во время — это всё равно что отплывать от берега. Чем дальше отплывёшь, тем дальше в прошлом.

— Нет, — говорит Андрей, — нырять, оно и есть нырять. Чем глубже дно, тем дальше ты в прошлом. Твой пункт назначения всегда на дне. Там все артефакты и валяются. И факты тоже, — засмеялся Андрей, — каламбурчик.

— Постой, — я начинаю запутываться. — А пока ты на дно опускаешься, в воде разве не видишь ничего? Это ведь тоже «прошлое» по твоей аналогии.

— Да, — отвечает, — вода — это время, более новое, чем то, в которое я ныряю.

— А почему же в этой воде нет ничего, — спрашиваю, — никаких предметов соответствующего прошлого? Ты же слои времени проплываешь.

— Михалыч, помнишь ты в школе сочинения писал, а тебе учительница говорила: «Твоё сочинение — сплошная вода»?

— Было такое, — засмеялся я.

— Вот и здесь то же самое. Основное содержание всегда в конце. Всё оседает на дно.

— Хорошо, — говорю. — Это ты здорово вывернулся, литературно. Но тогда, чтобы попасть дальше в прошлое, надо от берега подальше отплыть?

— Мы не от берега отплываем, а ныряем с поверхности, — отвечает Андрей. — движение только вниз, на глубину, ну или наверх потом. Если повезёт, конечно.

— Не понял. В смысле «если повезёт»?

— Небезопасное это дело. Как и с водой.

— Ясно, — не сдерживаю улыбки. — А если начать с малых глубин? На маленькой глубине ведь не утонешь.

— Да нет, всё наоборот. Малые глубины — это недавнее прошлое. Его очень трудно менять, там велика конкуренция — слишком много людей, которые хорошо его помнят.

— Так не меняй его, — предлагаю. — Кто тебя заставляет. Посмотри просто и всё.

— Ты вот, Михалыч, погрузился в воду, встал на дно, и сразу всю муть поднял. Так и с прошлым, просто понаблюдать не получится.

— Ясно, а какие опасности могут быть при погружении?

— Как я тебе объясню? Какие у аквалангистов опасности? И здесь такие же. Сначала подготовься, потренируйся. Зачеты мне сдашь. Потом и поговорим про риски. На инструктаже.

Вот, думаю, темнила. Да ещё прикалывается. Ладно.

— Вот ты говоришь, что помнить прошлое — значит погружаться в него. Нестыковочка здесь у тебя, Андрей. Никто из тех, кто помнит недавнее прошлое, не проходит никаких тренировок. Никто из них не называет себя ныряльщиком, просто помнят, что вчера было, и всё.

— Смотри, — отвечает Андрей, — объясню на аналогии. В море полно всякой живности. Все друг друга едят, но делают это инстинктивно. И вот приходит человек и сознательно начинает ставить сети, чтобы ловить рыбу. Или, наоборот, устраивает в море ферму для её разведения. Понял?

— Да, понял. Ныряльщик готовится к взаимодействию с прошлым, изучает его и меняет сознательно. А основная масса людей делает это неосознанно.

— Ну, можно и так сказать, — нехотя соглашается Андрей.

— Я, — говорю, продолжая свою мысль, — кажется понял, почему люди массово меняют прошлое. Я, когда о причинах эффекта Манделы размышлял, сделал определённые выводы. Даже записал их.

— Слушай, Михалыч, — начал зевать Андрей, — ты меня совсем утомил, это ты у нас теоретик, я же практик. Будешь теории сочинять или нырять?

— ОК, — соглашаюсь я. — Когда начнем?

— Так начинай пока готовиться. Вот тебе задание. Вспомни в деталях программу «Время». Например, за 1984 год. В этот год мы потом и нырнем.

— Постой, — отвечаю я. — Я помню, конечно, что была такая передача по телевизору. Но что там конкретно вспоминать? Прогноз погоды что-ли?

— Неважно что. Главное — почувствовать то время.

— Ладно, попробую. А потом нырнем?

— Посмотрим. Сначала подготовка снаряжения, потом инструктаж, а потом уж нырять.

— Что за снаряжение такое? — интересуюсь я.

— Вот смотри. Перед тем, как нырять в прошлое, ты должен окружить себя предметами из того времени. Или вспомнить их. Не только предметами — вообще всем, что связано с 1984 годом. Это и будет твоим снаряжением, как маска, акваланг и ласты для ныряльщика.

— Ладно, — мне даже смешно стало, — как скажешь, шеф. Назовём тогда наше предприятие «Программа Время».

2. Маски, трубки, ласты

Вот не вспоминается мне программа «Время». Вижу только дикторов на фоне заставки с Кремлём и слышу музыку прогноза погоды в конце. Вспоминаю, откуда она… По нашему это песня «Прощение», а на самом деле, «Манчестер и Ливерпуль», французского композитора Поппа. Просто в Советском Союзе любили писать стихи на русском к иностранным песням. Ну и, конечно, в начале программы музыка «Время вперёд». Это уже наша, композитора Свиридова.

Думаю, стоит проверить, что там с этой «Время вперёд» было в 1984 году, ведь мы туда собираемся. С трудом нашел в Ютюбе — в 1984—1985 годах играла другая музыка: «Патриотическая песня» Глинки, которая потом стала гимном России. А вот Википедия утверждает наоборот — мол, Свиридов был заставкой с 1984. Кому верить?

Звоню Андрею:

— Привет!

— Здорово, чё звонишь?

— Андрюха, у меня с программой «Время» затык, может дашь другое задание?

— Плохо, — отвечает он. — Если бы ты вспомнил несколько выпусков, рельеф дна в 1984 году был бы тебе понятнее.

— Какого дна?

— Такого, куда нырять будешь. Готовься давай, иди. Предметы ищи, воспоминания освежай в памяти.

— Понял, пошел тогда снаряжение собирать. Ладно, пока, Андрей.

Может начать с воспоминаний, а потом уже искать предметы? Нет, это не сработает. Чтобы что-то вспомнить нужны раздражители — предметы из прошлого, фото, старое кино, запахи. Это будут мои дорожные знаки, а вернее буйки. Ещё нужно встретиться с людьми, которых давно не видел. Особенно с родственниками. Неслучайно говорят «впал в детство».

Беру бумагу, пишу список «To do»:

— Фотографии. — Есть. Семейные альбомы с фото в наличии, есть и негативы.

— Старое кино — пожалуйста. Достаточно включить телевизор, там постоянно показывают только старые фильмы. По этой причине я его и не смотрю.

— Предметы — полно.

Запахи вычеркиваем. После Ковида с этим стало сложно.

В общем, вперёд, в прошлое! Ого, неслучайно шедевр Земекиса «Назад в будущее» так называется. Здесь нет никакого заговора, потому что настоящие творцы понимают, в каком направлении время движется.

По списку я начал с фотографий. Достал все фотоальбомы, а среди них оказалась папка со старыми газетами. Перебираю их. Газета «Правда» за 1937 год, пожелтела уже вся, читаю: «Расстрелять как бешеных собак». Это про процесс над Радеком, Пятаковым, Серебряковым и Сокольниковым.

Дальше 1964 год, газета «Известия». Смещение Хрущева, фотографии Брежнева и Косыгина — новых первого секретаря ЦК КПСС и председателя Совета министров СССР.

И вот следующие две за 1984 год — «Правда» от 11 и 14 февраля. Первая в траурной рамке — умер Андропов, вторая про назначение генсеком Черненко. Кстати, следующая газета тоже про смерть, но уже Черненко. Последняя о создании ГКЧП.

Интересно, сколько прожили наши генсеки? Брежнев — 75 лет, Андропов — 69 лет, Черненко — 73 года. Причём Андропов и Черненко провели последний год жизни в больнице. Да, немного. По-моему, сейчас средняя продолжительность жизни выше. Ну и пенсионный возраст соответственно тоже поднялся.

Откуда у нас все эти газеты? Без понятия. Лежат в папке по соседству со старыми фотографиями сколько я себя помню.

Ладно, почитаем первую — от 11 февраля 1984 года. Вся главная страница посвящена смерти Андропова. На остальных такие заголовки: «Наставник — завод», «Мощность растёт», «Стыковка на орбите», «Компьютер стал добрым помощников колхозников», «Тюменская область не только край добычи нефти и газа. Это и район развитого сельского хозяйства», «На снимке: очередь на бирже труда в городе Аликуиппа в штате Пенсильвания», «В братских партиях», «Неприкрытая агрессия США в Ливане», «Хватка кризиса», «В мутной воде», «Табло олимпиады», «Это пламя не продаётся! Под угрозой срыва остаётся эстафета Олимпийского огня летних игр в Лос-Анджелесе».

Вторая газета, которая про Черненко — всё то же самое. Такая злость меня взяла. Вспоминать это время — только нервы себе портить. Я вспомнил, как ходил зимой с отцом на какой-то склад за картошкой. Всем семьям в городе выдавали по мешку картошки на зиму. Вспомнил, как отец привозил из Москвы масло и яйца, которых у нас в городе не было. А ещё пастилу. Вспомнил, как меня забрали в ментовку за обмен заграничными виниловыми пластинками и чуть не выгнали из университета. Вспомнил, как на праздники опечатывали все пишущие машинки на работе. А ещё вспомнил, как ходил в первый отдел за разрешением на копирование двух листов текста научной статьи. И как сидел часами на занятиях в университете Марксизма-Ленинизма.

Ладно, перехожу к фотоальбомам. Открываю первый, а он оказывается альбомом для марок. В Советском союзе было популярно коллекционирование — марки, значки, открытки с видами и городами. Я тоже всё собирал, вот и осталось. Начинаю искать марки за 1984 год. Нашёл только три:

— «Строительство Байкало-Амурской магистрали завершено!» — что-то мне подсказывает, что оно и сейчас не завершено;

— «Атомоход Ленин» — просто ледокол нарисован на северном полюсе, непонятно, куда он идёт;

— «Политика СССР — политика мира» — без комментариев, в 1984-м война в Афганистане в полном разгаре.

Дальше марки, выпущенные только после 1988 года, я тогда вступил в общество филателистов. Переворачиваю страницы, а там хлебные карточки 1947 года и «Стандартная справка» к ним на имя моей мамы. Детская норма — 200 граммов хлеба в день, рабочая — 700 граммов в день. Перелистываю страницу — лежат талоны, это уже 80-е годы, точной даты нет. Выглядят получше, чем хлебные карточки, уже многоцветная печать. И ассортимент другой: спички, мыло хозяйственное, мыло туалетное, масло животное и растительное, майонез и тому подобное. На сигареты и водку талонов в альбоме нет, видать они все в дело пошли.

То есть в отличие от карточек, по которым хлеб бесплатно выдавали, по талонам нужно было всё покупать. Но без талонов продукты в магазинах не продавались. Ещё лежит выданная мне справка райисполкома о том, что я направляюсь в Советский район города для переписи скота у населения.

Всё больше и больше пропадает желание нырять в такое прошлое и вытаскивать весь этот ужас в наше время. Не понимаю, что надо сделать, чтобы люди перестали вспоминать свою жизнь в Советском Союзе как самое чудесное время.

Фотографии, семейные альбомы, вот отдушина. Я рассматривал их, наверное, часа два. Далёкое прошлое здорово отличается от недавнего.

Фотография нашей группы на первом курсе университета. Снимок сделан в каком-то парке, в густой траве по колено. Мы смеёмся и толкаем друга, у всех парней длинные волосы до плеч.

Вот я стою зимой на улице с сыном в коляске. На мне офицерский полушубок грязно-белого цвета и шапка-ушанка. Фотография чёрно-белая, но всё равно понятно, какого всё цвета. Такого же чёрно-белого. Помню с каким трудом я нашёл полушубок у единственного продавца на вещевом рынке и этот тулуп, естественно, был не новым и стоил немалых денег.

И почему-то, в отличие от газет, почтовых марок и талонов на мыло, эта картинка уже не вызывает злости, а, наоборот, умиляет. Хотя на фото я моложе на 30 лет, я этого не замечаю и не осознаю. Всё, что касается меня самого и моих близких, не вызывает отрицательных эмоций. Помню только хорошее. На фотографиях мы в разных местах и с разными людьми, и всё, как в первый раз. Всё новое, живое, прекрасное.

Я не выдержал, сел в машину и поехал к дому, из которого мы переехали, когда мне было 6 лет. На фотографии я с мамой у подъезда, она сидит на лавочке, я стою рядом. Вот он, этот подъезд. Фактически он точно такой же, как на фотографии, но я не узнаю это место. Оно для меня совсем чужое и не только в моей памяти, но даже по сравнению с фотографией оно другое. Хотя, если убрать с фотографии людей, остальное неотличимо.

В чём же отличие? Сейчас люди тоже здесь ходят — вон, какой-то мужик только что из подъезда вышел. Мне кажется, всё дело в положительных эмоциях, связанных с этим местом в прошлом. Я был маленьким, а весь мир большим и интересным, рядом была мама и я ощущал её любовь. Поэтому сейчас для меня этот подъезд ничем не отличается от других.

Тут я задумываюсь: а в какое конкретно место в 1984 году я буду нырять? Например, у нас давным-давно есть дом в деревне Пожитки в ста километров от города. Речка, лес, природа! За тридцать лет там практически ничего не изменилось, наверное, как и за сто. Единственно, что раньше в деревне было около семидесяти коров, а сейчас осталась только одна. Ещё чёрный груздь пропал в лесу. Поезжай туда и нырять не надо. Меняй прошлое там, не погружаясь никуда. Только не понятно, что именно менять. В Пожитках все стоит так же незыблемо, как скала.

Опять звоню Андрею и рассказываю ему про Пожитки.

— Помню, — говорит Андрей, — у тебя там ещё баня отличная. — Только не надо нырять в этом месте, потому что ты ничего старого не увидишь, раз там ничего не меняется. Это как эталонный образец. Палата мер и весов.

— Живи там, — предлагает он, — укройся от нашего мира бушующего.

— Да как же я там жить буду? — возражаю. — Дом старый, его для зимы капитально ремонтировать нужно.

— Мысленно живи, — объясняет Андрей, — мы же всё равно в прошлом живем, а в Пожитках оно устоялось уже.

Да, видно опыт ныряльщика даёт себя знать. Круто Андрей излагает, хоть и практик.

— Хорошо, соглашаюсь я, — куда отправимся тогда? — Вот наш двор тоже со школы мало изменился. Панельки те же стоят. Конечно, площадки детские строили и ломали регулярно, деревья повырубили. Машинами теперь всё заставлено, раньше их не было.

— Да не важно, — говорит Андрей, — по городу пройдёмся. Ты давай, готовься лучше. Не забудь книжку прочитать, она как инструкция для тебя.

— Какую?

— Да «Меж двух времён», я же говорил.

— Ладно, ОК, прочитаю.

Готовлюсь. Старое кино пропускаю, сколько можно? Я сто раз смотрел эти фильмы и раньше каждый раз находил в них что-то новое, связанное с тем, каким я был в тот момент. Теперь уже не то, старое кино не вызывает у меня никаких эмоций. «Порвалась дней связующая нить. Как мне обрывки их соединить!»

Дальше по списку идут предметы из прошлого. Понимаю, что кроме посуды, вилок и ложек, почти ничего не осталось. Обычно жизненный путь старых вещей выглядит следующим образом:

— квартира;

— балкон;

— сарай;

— гараж;

— дом в деревне/дача;

— сарай в деревне/на даче;

— свалка.

У одного моего товарища этот путь был ещё короче — если он не прикасался к предмету более года, вещь, невзирая ни на что, сразу выбрасывалась.

У всех же относительно новых вещей есть вилка для подключения к розетке, и обычно такие устройства в течение нескольких лет отправляются на помойку, минуя предварительные стадии. Список предметов сократился до нуля — вилки и ложки вместе с посудой можно вычеркнуть. Может быть, мы неосознанно сами запрещаем себе погружаться в прошлое? С глаз долой — из сердца вон?!

Итак, что же я имею из снаряжения? Фотографии — это хорошо. С ними мысленные путешествия в прошлое становятся интереснее, чем окружающая реальность. По крайней мере, мне эти возвращения дают больше эмоций, чем нынешняя жизнь. Старые газеты, которые я нашёл, — это пропаганда. Они вызывают только отрицательные чувства. Старое кино вычёркиваем. Вещи из прошлого либо мертвы, либо на помойке. Не густо.

Надо посоветоваться с опытным ныряльщиком насчёт такого скромного запаса снаряжения. Я взял собаку и пошёл на улицу отчитываться перед Андреем.

— Шеф, — говорю ему, — я собрал снаряжение, только одно вниз тянет, а другое наверх выталкивает.

— В смысле? — не понимает он.

— Ну, — отвечаю, — когда смотрю семейные фотки, хочется нырнуть в прошлое поглубже, а когда читаю старые газеты, сразу тянет на поверхность.

— Да, — соглашается Андрей, — всё верно. — У каждого инструмента своё назначение, — объясняет он. — Одним пользуешься, когда погружаешься, другим — когда всплываешь. Причём для каждого времени инструменты всегда разные.

— Понял. Остаётся только надеяться, что для 1984 года всё впору придётся.

— Теперь, — продолжает Андрей, — тебе надо найти инструмент самоконтроля на дне. Такой, чтобы ты мог спокойно выполнять там свою работу. Иначе можешь пропасть, то есть застрять в прошлом.

— И что, к примеру, это может быть за инструмент? — интересуюсь я.

— У каждого свой, — отвечает Андрей. Я, например, представляю, что участвую в сафари. Ищу редких животных, а некоторых и подстрелить могу. Универсальный подход для любого времени. Стопроцентная выживаемость в прошлом гарантируется.

— Ещё одна, блин, проблема. Какое ещё сафари?

— Я ж говорю, у каждого свой метод. У меня вот он связан с оружием, а у тебя может быть совсем другой. Ты сейчас особо не заморачивайся, просто основную канву подбери.

— Ясно, — говорю я, — в общем ты боевой ныряльщик. Я только пока не понял, как прошлое менять.

— На тренировках поймешь. Давай в воскресенье днём и потренируемся. Жёнам скажем, что едем на рыбалку в Сосновское.

— ОК, договорились.

На том мы и расстались.

Как же вести себя в прошлом? Мне не подходит вариант с сафари. Я пробовал охотиться, но понял, что это не моё. Конечно, охота на зверей — это не совсем убийство. Убиваем мы приручённых животных, а охота на диких зверей — это война. Они могут сопротивляться — прятаться, контратаковать. Но силы всё равно не равны. Сейчас на стороне человека более мощное оружие и вероломство. Звери не ищут войны и не нападают первыми, за исключением, пожалуй, акул и крокодилов.

Я думаю, что моё поведение в прошлом будет зависеть от того, что я там буду делать. Если просто тихонько наблюдать, это одно. Тогда я буду фотографом. Точно, фотографом! Хоть Андрей и говорит, что просто наблюдать в прошлом не получится, я не согласен. Даже на войне бывают фотокорреспонденты. Вот и я буду там в жилете «пресса». С другой стороны, Андрей может и прав. Как раз журналисты, как поставщики новостей, больше всех и искажают события прошлого.

Ладно, не буду пока забегать вперёд, там разберёмся. Знаю одно: снимать буду только на плёнку. Во-первых, сама фотоплёнка — это вещь из прошлого. Во-вторых, в отличие от цифры, изображение на фотоплёнке невозможно отредактировать. Это «decisive moment» — решающий момент в фотографии, точная фиксация мгновения. А мгновение, как известно, прекрасно. Не зря киноплёнка в романе Пелевина «S.N.U.F.» является храмовой вещью. Всё-таки писатели рулят, они, наверное, сами в прошлое ныряют.

У меня для плёночных фотоаппаратов выделен целый шкаф: «Зенит», «Киев», «Зоркий», «Мир», «Смена». Но я, пожалуй, остановлюсь на широком формате, пусть это будет «Minolta Autocord». И фотоплёнка нашлась в морозильнике. Правда она уже просрочена лет на десять, но это нормально, ничего ей не сделается. Да и к прошлому так ближе.

А какое всё-таки снаряжение нужно для изменения прошлого? Нет, конечно, не ружьё. Наверное, физически изменить события в прошлом невозможно. Однако, погружаясь в него, мы можем переосмыслить эти события и изменить их восприятие, влияя на умы людей. Основным инструментом здесь становятся переговоры и беседы с людьми из прошлого. Пока не вижу других способов.

Обычно человек примеряет всё на свой лад в соответствии с традициями, религией, но прежде всего со взглядами родителей. Например, Аза Лихитченко нравилась моему отцу, и поэтому я помню её до сих пор. Но ведь были и другие. Если бы я смог вернуться в прошлое, и вместо Азы показал бы отцу другую красивую дикторшу, возможно, в моей памяти и не осталось бы никакого образа Азы Лихитченко.

Разговаривать с давно ушедшими людьми мне как-то страшновато. Да и возможно ли? Поговорю с Андреем на эту тему в воскресенье.

А пока с живыми поговорю. И повод есть, давно обещал тёте Тане съездить вместе с ней на кладбище.

По дороге болтаем:

— Тёть Тань, а вот мы созваниваемся регулярно, а не видел я тебя лет, наверное, десять. А ты и не изменилась совсем, — начинаю я разговор.

— Да ладно тебе, племянничек, как же, не изменилась… Только и видимся, что на кладбище, да и мне уж туда пора. Сейчас как раз и место присмотрим, — отвечает моя тётка.

— Ну всё, хватит, — я меняю тему разговора. — Лучше скажи, как мы бабушкину могилу будем искать? Я в прошлый раз так и не нашёл её. Если найдем сейчас, надо будет геопозицию отметить на телефоне.

— Какую ещё позицию, — возмущается тётя Таня. — Я и так прекрасно помню, где её похоронили. Ты что, совсем ничего не помнишь? Может ты и как звали её забыл? Если что, там на памятнике должно быть написано: Антонина Андреевна.

Я чувствую, что тётка начинает сердиться.

— Ну, между прочим, на самом деле её звали Наташа, — огорошиваю её.

— Ты что, совсем рехнулся?

— Да нет, ты что, не знала? Бабушка была с рождения Наташей. Через несколько лет после революции всем начали выдавать паспорта. И ей выдали, но по паспорту она почему-то стала Антониной, да ещё и на три года моложе.

— Ну надо же, я действительно не знала, хоть и дочь ей, — удивляется тётка.

— Вот, тёть Тань, так всегда и бывает. У родителей на детей всегда времени не хватает, а вот бабушки часто внукам что-то рассказывают и причём не только сказки.

Она засмеялась, чувствую, что соглашается со мной. Но тут же в отместку выдала своё:

— А ты вот, например, знал, что до твоего деда у неё другой муж был и двое детей? Муж на гражданской погиб, дети маленькими от голода умерли.

— Нет, не знал, — отвечаю я. — Она мне такого не рассказывала. Как она умерла? — спрашиваю. — Я сам в командировке в Киеве тогда был. Когда уезжал, всё нормально с ней было. Правда лежала она, ходить не хотела совсем, хотя врачи говорили, что никаких болезней у неё нет. Сердце и все органы в норме для её 87! Представляешь?

— Да, — отвечает тёть Таня, — странная какая-то история. Только ты уехал, мама твоя звонит, говорит, что бабушка просит, чтобы я срочно прилетела. Я ведь тогда в Харькове жила, если ты помнишь.

— Да, помню.

— Ну вот, прилетаю я вечером к вам, она была абсолютно в норме. Поговорила с ней часик, она расспросила меня обо всём. Я ещё удивилась тогда, зачем она меня вызвала. Утром смотрим — а она мёртвая.

— Ничего себе… — я-то думал, что бабушке неожиданно стало плохо, поэтому тебя и вызвали. А когда ты приехала, она уже при смерти была.

— Ничего подобного, — отвечает тётя, — не было никакого «при смерти». Я потом поняла, что она просто жить устала, решила напоследок со своими дочерьми пообщаться и умереть.

— А что ж она меня тоже не вызвала? — спрашиваю я.

— Любила она тебя очень, — отвечает тётя, — вот и не захотела расстраивать. Или хотела, чтобы ты её только живой запомнил. Ты же, я помню, и на похороны не приехал.

— Да, — вздохнул я, — я потом очень жалел, что мне не позвонили и ничего не сказали.

Вот и поговорили про бабушку. Если бы мы продолжили этот разговор, я наверняка узнал бы ещё много интересного. Надеюсь, что и тётя тоже. Я и раньше замечал, что близкие помнят совершенно разные вещи об «ушедшем» человеке. И чем больше мы говорим о нём, вспоминая, тем живее он перед нами. Как правило, всё сказанное о человеке — это правда, потому что моменты воспоминаний обычно спонтанны и нет времени что-то придумывать.

А вот в эффекте Манделы всё происходит наоборот. Огромное количество людей помнят что-то одинаково, но неправильно.

Встреча с родственниками оказалась последней в списке. Я не получил на ней никакого дополнительного снаряжения, только новые вопросы появились. Не дают они мне покоя. Кто меняет прошлое? Как? Зачем? Когда?

3. Бутылка лимонада

В воскресенье утром, как договаривались, мы встретились с Андреем во дворе около моей Тойоты. Оба с удочками и сумками с блеснами через плечо. Это для жён у нас удочки, на самом же деле спиннинги, для тех, кто понимает. Вообще-то я уже завязал с рыбалкой. После появления в продаже современной наживки рыбаков стало полно, они всю рыбу в реке выбили. Можно, конечно, тряхнуть стариной — сейчас щука должна клевать, но мы же не на рыбалку собрались. Хотя, как посмотреть, может, новое занятие станет таким же захватывающим, как рыбалка.

А интересно, что со мной будет здесь, в настоящем, пока я в прошлое ныряю? Меня ведь здесь не будет, я буду в прошлом. Может это время не пойдет в зачёт моей жизни, так же, как с рыбалкой? Ведь известно, что время, проведённое на рыбалке в зачёт жизни не идёт.

— Куда едем, шеф? — спрашиваю Андрея.

— В Сосновское.

— Мы что, реально на рыбалку собрались? — удивляюсь я. — Ты же говорил по городу в прошлом прогуляемся.

— Давай для начала потренируемся в безлюдном месте, — предлагает Андрей.

Ну, по правде говоря, я бы не назвал Сосновское безлюдным местом. Фактически это небольшой посёлок в черте города, а между ним и рекой большой сосновый бор. Сейчас, конечно, время шашлыков уже прошло, и народу в лесу, наверное, будет немного — комары съедят.

— А как насчёт комаров? — интересуюсь я у Андрея.

— Так мы сбоку от леса припаркуемся, рядом с железной дорогой, где зимой лыжня обычно начинается. Там как раз лавочка есть, на ней и потренируемся. Народ на шашлыки на машинах прямо к озеру едет, а здесь машины только лыжники ставят.

Приехали. Действительно нет ни одной машины, мы одни. Сели на ту самую лавочку, сыровато, конечно. Закурили. Наверху, на насыпи загудел и застучал товарняк, он всегда гудит перед мостом через реку. Вроде с утра тепло было, а сейчас мне зябко стало. Может это просто свежий воздух, а может волнение.

— Мы как, вместе нырять будем, или я один, а ты за мной следить будешь? — спрашиваю я.

— Нет, вдвоем никогда не получается, — отвечает Андрей.

— Откуда ты знаешь? Разве нырял уже с кем-то?

— Да, было дело, — признаётся Андрей.

— Ничего себе, — думаю, — вот это да! А ведь говорил мне, что не знает других ныряльщиков в прошлое. Получается, что знает. И где они сейчас? Почему он меня позвал нырять?

Вообще-то мы с Андреем не такие уж закадычные друзья. Просто учились в одном классе, он и тогда был сам по себе. После школы оба всю жизнь в одном дворе прожили. Всё наше общение сводилось к «привет, как жизнь?» — «нормально». А потом все наши одноклассники подевались куда-то. А мы с Андреем остались здесь, живём. И как-то так само собой получилось, что с возрастом стали больше общаться.

— И где он, твой напарничек? — продолжаю я, — почему ты с ним проектом «Время» не занимаешься?

— Потому что он пропал, — как-то уж слишком спокойно отвечает Андрей, — Теперь ты мой напарник.

— Что значит пропал? — я начинаю нервничать. — Был человек и нет? Где он?

— Я не знаю, — Андрей по-прежнему спокоен. — Ныряли мы вместе, я вынырнул, а его нет.

— Ты его искал потом? У родственников спрашивал?

— Да вроде нет у него никого, один он. Телефон не отвечает, а где он живет или жил не знаю.

— Допустим, — продолжаю расспрашивать. — А кто он такой вообще? Откуда ты его знаешь? Наверняка у вас есть общие знакомые? Где он работал? Когда это всё началось?

— Михалыч, слишком много вопросов. Помнишь, я рассказывал тебе про книгу, по которой начал нырять в прошлое. Ну вот, есть сайт любителей фантастики, я почитал отзыв одного чувака на эту книгу, и мы потом списались. Ну, слово за слово, решили вместе попробовать стать путешественниками во времени по этой книжной методике. Встретились, попробовали. Кайф! Вот и всё, собственно. Кстати, он живёт совсем в другом городе, правда недалеко от нас.

— И когда всё это было у вас? — спрашиваю я. — Ты же говорил, что совсем недавно ныряльщиком стал.

— Ну да, месяца три назад, — отвечает Андрей.

— Конечно, — говорю я с иронией, — совсем недавно.

Как-то мне всё это не понравилось. Категорически не понравилось. Мутная история. Я думал, что найду себе новое занятие на замену рыбалке, да ещё приправленное теориями и философией, а тут люди пропадают… Хотя Андрей и предупреждал меня, что можно не вернуться из прошлого, но я не воспринял это всерьёз. А может вообще никто и не пропадал? Просто человек не выходит на связь, вот и всё. Так ведь тоже бывает.

— Знаешь, что, дружище, — предлагаю я Андрею, — давай-ка ты первым нырнёшь, а я посмотрю, как это будет.

— Не вопрос, — ответил Андрей и вдруг как-то замер. Сидит, не двигаясь, и смотрит в одну точку. Потрогал я его — вроде дышит, пульс есть. Жду. Полчаса, наверное, ждал, уже беспокоиться начал. Вдруг Андрей вздрогнул и начал двигаться. Слава Богу, значит ожил.

— Дай водички, — говорит, — после нырка всегда пить хочется.

Пока он всю пол-литровую бутылку не выдул, я молчал. А потом говорю:

— А ты в 1984 год нырял?

— Угу, — отвечает.

— Почему именно в 1984?

— Тебе проще будет его представить. Мы же тогда новую жизнь после школы начинали. Воспоминаний должно быть побольше.

— Хорошо. А как ты прицеливаешься именно в 1984?

— Я же тебе объяснял. Надо собрать побольше информации и воспоминаний про то время. Мы ведь обсуждали снаряжение.

— Это всё понятно, — соглашаюсь я. — Но как именно в 1984 год? Может ты попадёшь в 1983 или в 1985? Разница, наверное, небольшая между ними.

— Да, разница небольшая, — соглашается Андрей. — Вернее разница есть, но в нашей памяти события к конкретному году с трудом привязываются.

— Не скажи, — возражаю я. — У меня жена, например, действительно не может сказать, в каком году что произошло, зато память у неё гораздо лучше моей. Она и событий больше помнит, и деталей. Может, конечно, и не больше, просто она одно помнит, а я другое. А у меня вот наоборот всё по годам расписано. В голове как будто трудовая книжка отпечатана или план-график работ. Сколько кому лет я только по году рождения вычисляю.

— Значит тебе легче будет точно по месту нырять, — говорит Андрей.

— Всё-таки, почему именно 1984? Ты так и не сказал, — напоминаю я.

— На нём метка есть.

— Какая ещё метка? — не понимаю я.

— «1984» Оруэлла. Это ещё и хорошая ассоциация с тем временем. Хотя говорят, что на самом деле Оруэлл не про Советский Союз писал, а про Англию.

— Ясно. Ты говоришь «по месту». А как это выглядит на практике? В какое место ты попадаешь? Прежде чем что-то пробовать, я разобраться хочу.

— Всё просто. Ты попадаешь в то же место, где находишься сейчас.

— Всегда на то же самое место?

— Всегда. Ещё вопросы?

Чувствую, что я начинаю Андрею надоедать. Да и выглядит он после нырка как-то неважно. На улице не жарко, а он весь в поту, со лба капли падают.

— Последний вопрос, а потом буду нырять, — говорю я. Как мне убедиться, что я действительно побывал в прошлом? Оттуда сюда можно что-то пронести?

— Нет, не получится, — отвечает Андрей. Я пробовал. Что интересно, всё, что на тебе, или у тебя есть без проблем проходит туда и обратно. А всё, что там подберёшь, при возвращении исчезает.

— Ладно, — говорю, — я где-то читал, или видел в каком-то сериале, что парень сходил в прошлое и вырезал знак на дереве для проверки. А когда вернулся в настоящее, знак на этом дереве появился. Может попробовать? Мой заветный швейцарский ножичек у меня всегда при себе, кстати.

— А что, давай, попробуй, — соглашается Андрей. — Деревьев рядом полно, аж целый лес. Но сначала, как договаривались, инструктаж по технике безопасности. Надеюсь, ты уже представляешь, как нырнуть, и снаряжение у тебя готово?

— В целом да, — не очень уверенно подтверждаю я.

— Твоя задача номер один, — начинает инструктировать меня Андрей, — вернуться на поверхность, то есть сюда, в наш мир.

— Погоди, — перебиваю я его, — что значит «в наш мир», а что, другой какой-то есть?

Андрей уже не первый раз что-то недоговаривает или скрывает, мне же нужно всё точно прояснить пока мы на берегу.

— Ну, типа того, — неохотно соглашается он. — На самом деле всё это непонятно, но мне кажется, что да, есть.

— Почему тебе так кажется?

— Я думаю, что мой бывший напарник не пропал, а вернулся не в наш мир, а в другой.

— Почему ты так думаешь?

— Ну, — мнётся он, — у нас с ним было одно дело в прошлом. Мы поспорили, как лучше его провернуть.

— Что за дело? — не унимаюсь я.

— Неважно. Короче, — продолжает Андрей, — мы планировали изменить в прошлом одно событие, но, как выяснилось, понимали результат изменения по-разному. Вот и начали спорить о результате.

Андрей замолчал.

— И? — спрашиваю я, — из тебя клещами всё надо вытаскивать.

— Ну, не договорились мы. Я решил ничего не делать, а он всё сделал, как спланировал. В результате создал параллельную реальность. Я в нашем мире остался, а он, похоже, вынырнул в своей реальности.

Так как я уже несколько дней варился в теме изменения прошлого, то, кажется, понял, о чём речь. Есть ныряльщики в прошлое, которые исследуют какое-то отдельное историческое событие (это могут быть даже историки или другие ученые), а потом модифицируют его, создавая параллельную реальность.

Одни группы людей могут жить в одной реальности, а другие — в другой. С одной стороны, это довольно простая и понятная мысль. Люди, например, могут имеют разные взгляды в политике. Так есть республиканцы и демократы. Но на самом то деле, я думаю, все люди одинаковы, просто некоторые давным-давно забрели не в то прошлое и выйти оттуда уже не могут. Для них сегодняшнее прошлое живет по законам далекого. Очевидно, что каждая параллельная реальность имеет свои собственные законы.

— То есть ты считаешь, — продолжаю я допрашивать Андрея, — что твой напарник не совсем пропал, а просто находится в другой реальности? Читает другие новости и книги, общается с другими людьми, ходит в другие места?

— Да, так оно и есть.

— А что в этом опасного? — интересуюсь я.

— А то, что, вынырнув не там, ты окажешься оторван от своей обычной жизни, можешь разойтись с родственниками и друзьями.

— Ну, — улыбаюсь я, — может кому-то только этого и подавай. Вышел из дома в тапочках мусор вынести и не вернулся. Полно таких случаев. А если серьёзно, — добавляю я, — человек может просто был несогласен, что кто-то приукрасил наше прошлое и решил истину восстановить. Вот и оказался в меньшинстве, пропал. Точнее, эмигрировал в параллельный мир, — опять улыбаюсь я. — Ну хорошо, вернёмся к технике безопасности. Как же мне вернуться в наш мир?

— Ничего не трогай в прошлом, — отвечает мой инструктор. — Пока не трогай.

— Ты же сам говорил, что так не получится, всё равно что-то изменится, — возражаю я.

— Да, конечно, — соглашается он, — но в основном могут измениться только твои воспоминания. Общий исторический фон ты так не поменяешь. Главное не общаться там с людьми. Вот ещё забыл, — продолжает он. — В прошлом очень легко застрять. Проверь снаряжение для подъёма со дна. И не забудь про баллоны с воздухом, — улыбается он. — Чтобы тебе воздуха хватило.

— Есть, шеф, — козыряю. — Я пошёл тогда?

— Давай, удачи!

Сижу, закрыл глаза. Для нырка у меня есть только один инструмент — семейные фотографии. Начал вспоминать, какие из них были сняты в Сосновском бору. Вспомнил одну. На ней моя мама сидит на траве среди сосен в летнем платье, рядом лежит скатёрка с едой. Какая еда не видно, видно только одну бутылку лимонада с типичной полукруглой наклейкой на горлышке.

Я стою рядом в трусах и панамке, с бумажным стаканчиком в руке, мне четыре года. Чем дольше я вглядываюсь в эту чёрно-белую фотографию, тем всё больше эта бутылка привлекает моё внимание, как будто лупу на неё навели. Может быть, с детства сидит во мне сладкий вкус этого лимонада в бумажном стаканчике. Я прямо чувствую его на нёбе.

Вспоминаю, что в альбом вклеено штук пять фотографий из той июньской поездки, и сразу нахожу остальные. Вот, на одной мы с мамой стоим далеко среди сосен. Перевожу взгляд на деревья. По сравнению со мной и даже с мамой они просто громадны. Начинаю их разглядывать и вдруг осознаю, что мои глаза открыты и я смотрю не на фотографию, а на настоящий лес.

Поворачиваюсь и не вижу ни машины, ни Андрея! Вау! Неужели я в прошлом? Да! И как же оно прекрасно! Мне кажется, что я сейчас с мамой и мне всего четыре года! Такое ощущение, что весь мой сегодняшний мир с его войнами, бесконечными новостями о пожарах, наводнениях и жертвах, остался за стеклом колпака времени, которым меня накрыло. Кстати, как там обстоят дела со всемирной паутиной? Вытащил айфон — нет сети. Ясное дело, я же в прошлом.

И тишина, даже птичек не слышно. Посмотрел на железную дорогу, на насыпи тишина. Вокруг вообще никого нет. Я пошёл по дороге вдоль насыпи, а потом свернул в сосновый бор. Он реален. Пахнет смолой, свежей листвой, хвоя под ногами пружинит — земля ещё не просохла с весны.

Я выбрал дерево рядом с дорогой, потому что оно немного отставало от других, вытащил свой красный ножик и сделал крупный горизонтальный надрез. Пока я ковырялся, эйфория начала потихоньку проходить. Пора, наверное, возвращаться. Очень не хочется уходить из этого остановленного времени. Мне так хорошо, я чувствую себя в полной безопасности.

Но мысли о возвращении каким-то образом переключили меня. Сердце забилось сильнее, пот выступил, я начал очень сильно нервничать. Где я? Что со мной? Может мне это всё просто кажется и я впал в ступор? Могу ли я себя контролировать?

Так, спокойно, надо использовать снаряжение. Закрываю глаза и начинаю анализировать ситуацию. Допустим, я сейчас пойду в город по этой дороге. Куда она меня приведёт, в какой год? В 1984, или в то время, когда я был маленьким? И там, и тут на самом деле ничего хорошего нет. Везде Советский Союз. Это сразу поймешь, стоит только пожить в нём немного.

Октябрята, пионеры, военно-спортивная игра «Зарница», комсомол. Коммунистический субботник, НИИ, продуктовый набор к годовщине Октябрьской революции. Сортировка гнилой картошки на овощебазе. Политинформация. От съезда к съезду. «Целина» и «Малая земля». Анжела Дэвис, Луис Корвалан. Не могу больше это слушать, а память без остановки подбрасывает ещё и ещё. Всё, назад.

Бам, открываю глаза, вижу свою родненькую Короллу. Правда она довольно далеко, значит от лавочки я ушёл. Возвращаюсь, сажусь, жадно пью воду.

— Ну как? — интересуется Андрей.

— Круто, — отвечаю, — кайф. Очень сильные эмоции. Только не знаю, где я был. Представлял я себе Сосновский бор по старым фотографиям, на которых я ещё маленький совсем.

— Что себе представлял, туда и попал. Для первого раза это неважно, — успокаивает меня Андрей. — А что тебя с поверхности на глубину утянуло?

— Бутылка лимонада с фотографии утянула. Я, когда смотрел на неё, ощутил вкус этого лимонада, и сразу деревья с фотографии превратились в настоящие.

— Есть такое, — подтверждает Андрей, — для погружения то, что в подсознании сидит, действует как самый сильный триггер.

— Наверное потому, — теоретизирую я, — что в отличие от воспоминаний, в подсознание не залезешь и ничего не изменишь. Воспоминания о прошлом меняются, а вот вкус лимонада в детстве нет.

— Может и так, — нехотя соглашается мой друг-практик.

— Вообще-то, — добавляет он, — погружение в прошлое стерильно. Там нет запахов, вкусов, инфекций. Вкус лимонада ты здесь почувствовал, а не там.

— Как это, — возражаю я, — я там чувствовал запахи, запах леса, например.

— Это морок, — объясняет мой учитель, — дополненная картинка, как интерактивная экспозиция.

Мой энтузиазм начал потихоньку угасать.

— Пойдём тогда, надрез на дереве поищем, — предлагаю я.

Искали, искали, ничего не нашли. То ли того самого дерева не нашли, то ли надрез зарос, а может и не резал я ничего, и всё это мне привиделось.

— Слушай, — спрашиваю я, — а если основные триггеры для нырка сидят в моём подсознательном жизненном опыте, как мне нырять в прошлое, которое было до моего рождения?

— Посложнее немного, — соглашается Андрей, — но всё равно получается. К тому же многие твои человеческие навыки похожи на навыки людей из прошлых веков. Природа их заложила, от них не избавиться.

— А ты нырял в прошлое до своего рождения?

— Да.

— И менял его?

— Да, пробовал немного, — подтверждает Андрей.

— Я тоже хочу попробовать что-то изменить. Например, что-нибудь на прошлой неделе. После сегодняшнего опыта у меня нет никакой уверенности в том, что я в прошлом побывал. Может я просто всё это себе вообразил?

— Возможно, — соглашается Андрей. — Я не знаю. Ты слишком мало времени был в этом состоянии, чтобы понять.

— А сколько, кстати? — интересуюсь я.

— Три минуты, я засекал.

— Ничего себе, я думал где-то полчаса!

— Ну вот, видишь, скорее всего ты действительно был в прошлом. Там время идёт быстрее, чем здесь, — успокаивает он меня.

— А ты, выходит, там пять часов провёл? — я сделал в уме несложный подсчёт.

— Да, наверное, около того.

— Что же ты там делал так долго?

— По лесу гулял. Неважно, Михалыч, были у меня там дела.

— Дело, конечно, твоё, пытать не буду. Ну а когда мне всё-таки попробовать прошлое поменять? Хоть немного.

— Рано, Михалыч, потренируйся пока, можешь без меня. Только ещё раз тебя предупреждаю, не трогай там ничего!

4. Обезьяна с красным задом

Всю следующую неделю я пробовал погружаться в прошлое. Даже на работе. А почему бы и не на работе? В университете сессия началась, у меня только один экзамен, два зачёта, пара курсовиков и один дипломник. Ерунда, плёвое дело. К тому же я никогда не растягиваю экзамены и зачёты на целый день и не ставлю двойки. Двойки — это лишнее время, потраченное на пересдачу.

Вообще, все преподаватели, по-моему, делятся на две категории. В первой те, кто считает, что студент вообще ничего не знает, и тому на экзамене приходится доказывать обратное. Во второй, к которой я с честью отношу и себя, преподаватель, наоборот, принимает студента за разумное существо, интересующееся устройством мироздания. И лишь некоторые шероховатости в понимании сути предмета могут привести к снижению оценки, а иногда и к разочарованию в человеке.

Нырок в прошлое устроен аналогично. Погружаешься на позитиве, выныриваешь на негативе. Я именно так своё снаряжение и использую. Прошлое должно завлекать, а попав туда, приходится в нём разочаровываться, иначе так там и останешься, не вынырнешь.

У нашего университета большая территория, на задах она заканчивается высоким берегом реки. Отсюда открывается шикарный вид на весь город с трубами заводов и мостами через реку. В своё время даже было напечатано множество открыток с подобными видами. Обычно на этом обрыве нет ни души, и у меня вошло в привычку нырять в прошлое именно здесь. Я брал с собой из дома старый альбом с коллекцией почтовых карточек. Ещё у меня сохранились свои фотографии. Лет десять назад я отбирал дореволюционные фото города и с той же точки делал новые снимки. Такая была моя идея — типа прошлое и настоящее. Теперь можно попробовать нырнуть в далёкое прошлое с промежуточной остановкой.

Но для эксперимента я решил начать не с далёкого, а со вчерашнего прошлого. Сегодня солнышко светит, а вчера пасмурно было. Вчера я специально щёлкнул реку и другой берег на телефон. Вот сейчас, думаю, и проверю, попал ли я именно во «вчера». Я открыл снимок и начал его пристально разглядывать. Ноль эффекта, нет нырка.

Наверное, надо вспомнить что-нибудь хорошее со вчерашней прогулки, чтобы потянуло туда вернуться. Так-то я сейчас в том же месте, передо мной тот же вид, только солнце выглянуло. В чём разница? Что вчера было такого хорошего, чего нет сегодня? Думай, думай. Любое место, где мы побывали, запоминается как впечатление, которое мы от него получили. Посмотрев на Миланский собор и поцокав языком, — какая красота! — наш мозг не запоминает конструкцию собора и не рисует в голове чертёж, по которому можно построить такое здание. Мы просто помним, что это красивая громадина с разными финтифлюшками. И какая всё-таки вкусная у итальянцев моцарелла с помидорами! Но лучше всего во время поездки запоминаются отношения с близкими. Не случайно фото с людьми смотрятся гораздо интереснее, чем без людей. Любой фотограф это знает.

А что если нет никаких впечатлений от места? То, что передо мной, я уже видел тысячу раз. Значит, дело не в этом, а в том, что я помню о вчерашнем дне. И желательно, чтобы это было что-то хорошее.

Непростой это вопрос. Наша жизнь часто однообразна и скучна. Мы пытаемся разбавить её, постоянно листая ленту телеграм-каналов в своём смартфоне. Но всем интересны только плохие новости. Никому не важна информация о рождении очередных детёнышей у панды, поэтому такой новости там не увидишь.

Ладно, я начинаю вспоминать, но при этом стараюсь фильтровать плохие новости. Как назло, из вчерашней ленты новостей в мою голову начинает лезть всякое дерьмо. Сразу вспоминаю, как Ходжа Насреддин велел ростовщику Джафару не думать во время его «исцеления» об обезьяне. И тот, конечно, сразу представил её: «с хвостом, красным задом, отвратительной мордой и желтыми клыками».

Открыл телеграм — вообще ничего позитивного нет, а если и есть, то я всё это уже раньше видел. Опять никто ничего хорошего выдумать не может! Перешёл во вкладку «Все чаты». Вот, мне дочка вчера звонила, как раз когда я здесь был. Рассказывала, что у внучки вылез ещё один зуб. Начинаю вспоминать весь разговор и чувствую, что света как-то стало меньше. Смотрю, а солнца уже нет! И не то, чтобы оно за тучку зашло, всё небо затянуто облаками. Ничего себе, значит я нырнул уже! Открыл снова вчерашнюю фотку — да, небо на ней точно такое же, один в один. Я во вчерашнем дне!

Снова родственники сработали триггером. Всё-таки, воспоминания, связанные с близкими, сильная вещь, верняк! Наверное, их очень трудно изменить.

Занятно, что в этот раз даже глаза не пришлось закрывать, всё произошло моментально. Для интереса посмотрел, во сколько дочка мне звонила вчера — 13—10. Я разговаривал с ней минут пять, и на айфоне сейчас 13—18. Но я помню, что пришёл сюда сегодня около двух. Чёрт, надо было точно время засечь. А может попробовать позвонить кому-нибудь прямо сейчас, из вчерашнего дня? Нет, Андрей говорил, что мне пока нельзя ничего в прошлом трогать.

Чем ещё здесь заняться? Я немного походил туда-сюда, поворошил веткой старую листву. Посмотрел на город за речкой. Всё как было, так и есть: трубы дымят, по мостам машины едут. Только всё в какой-то дымке и изображение нечёткое. Может просто из-за пасмурной погоды? Пожалуй, пора собираться домой, назад, к солнцу.

Вспоминаю, как по моей методике всплыть на поверхность. Надо вызвать в себе чувство отвращения к этому времени. Но нет у меня никакого отвращения, только чувство дискомфорта и досады. Никому не позвонишь, на работу не вернёшься, потому что там придётся с людьми общаться. Да и не узнал я толком ничего. И вообще, делать здесь абсолютно нечего. Пойду-ка я потихонечку назад на работу.

Пока я шёл между кустов на тропинке неожиданно появились солнечные пятна. Я даже не заметил, как это произошло. Значит, я уже в нашем времени? Да, когда я вышел к университетским корпусам, на небе не было ни облачка. Как всё гладко прошло! Даже пить не хочется.

И снова меня накрыли сомнения. Может, я не был в прошлом? Посмотрел на часы — 14—10. И что это значит? Да ничего это не значит. Я, дурак, никаких временных замеров не сделал, не сопоставил течение времени там и здесь. Айфоном там, во вчерашнем дне, не пользовался. Надо было хотя бы ленту новостей в телеге проверить. Да нет, нужно было просто дату на телефоне посмотреть!

Вечером во дворе я пожаловался Андрею.

— Пробовал сегодня нырять, вроде получилось. Но можно было проверить, получилось ли на самом деле, а я запарил, не проверил ничего.

— А как бы ты это проверил? — интересуется Андрей.

— Надо было засечь точное время моего прихода на точку, потом посмотреть какое время показывают часы сразу после нырка. Затем запомнить, сколько времени я там провёл по часам и сколько времени стало на часах после возвращения.

— Ничего бы ты так не проверил, — отвечает Андрей, — только запутался бы.

— Это почему?

— Да потому что без бутылки с этим не разберёшься, а с бутылкой тем более, — улыбнулся он. — В прошлом человек живёт своей жизнью, никто не знает, как она проходит. Она может быть рваной, или, наоборот, монотонной. Ко всему прочему, ты ещё меняешь эту жизнь при погружении, и не только свою, но и других людей.

— Но я же не жизнь меняю, а воспоминания, — возражаю я.

— А жизнь человека состоит только из воспоминаний, — парирует Андрей.

Тут я был вынужден согласиться.

— Ты, главное, не парься на эту тему, — учит меня Андрей, — это как в любом деле, главное, не теория, а практика, мастерство. Сначала накопи количество нырков, а потом будешь теории строить.

— А что мне мешает проводить инструментальные замеры при погружении? — перевожу я разговор на другую тему.

— Они сами и мешают, — отвечает он. — Там, в прошлом, твой главный инструмент — эмоции и мысли, а не хронометр с термометром. Сам скоро поймёшь. Ныряй, давай, больше.

При здравом размышлении я пришел к выводу, что пока всё, связанное с погружениями, кажется слишком иррациональным, чтобы подходить к нему со стандартными мерками. Будем пробовать дальше, это же интересно.

И я начал пробовать, всю неделю нырял в прошлое на том же самом месте, каждый день погружаясь на пару-тройку лет глубже. Раз за разом погружения давались мне всё легче и легче, я даже перестал родственников вспоминать. При этом пейзажи прошлого постепенно менялись, как при обратной перемотке кинофильма. Сначала начали исчезать пролёты строящегося через реку метромоста, а затем и его опоры, потом по берегам речки вдруг стали появляться дебаркадеры, о которых все уже давно забыли.

Чувствовал я себя превосходно, не брал с собой на погружения ничего лишнего — ни фотоаппарата, заряженного «храмовой» плёнкой, ни айфона, даже часы оставлял на работе. Я напрочь забыл о получении доказательств своего пребывания в прошлом и просто наслаждался моментом.

Понемногу я стал понимать, что физически изменить что-либо в прошлом не смогу. Странно, что до меня это сразу не дошло. Я ведь своими глазами видел, что Андрей никуда не исчезал с лавочки во время нырка. Да я и сам за эту неделю каким-то образом почувствовал, что не тело моё туда попадает, а что-то другое. Что именно пока непонятно, но попадает, это точно.

Думаю, настало время «выйти в люди». Посмотреть на людей, которых может быть, уже нет на белом свете, и себя показать. Считается, что мертвые не могут принести вреда. Я уже размышлял на эту тему. Конечно, могут — из прошлого, иногда даже больше, чем живые. Могут что-то переврать своим потомкам, а нам отдувайся с ними потом. Я, конечно, и себя имею в виду с Азой Лихитченко, например. Надо посоветоваться с Андреем о том, как нырять туда, где есть люди.

Вечером мы вышли на нашу стандартную прогулку.

— Хочу с понедельника начать нырять в то прошлое, где есть люди, — говорю Андрею. — Проинструктируешь меня?

— Хорошо, значит наловчился уже?

— Вроде да, пока всё гладко идёт.

— Люди значит… Люди тебя там не увидят, так что особого инструктажа тебе не требуется, — сообщает мне Андрей неожиданную новость.

— Это как? — удивляюсь я, — я там что, призраком буду?

— Да нет, не призраком, — улыбается он, — ты ведь не в физическое прошлое ныряешь, а в информационное. Так сказать, в информационное поле прошлого.

— Какое ещё поле, — начинаю я горячиться, — мы в воспоминания погружаемся.

— Ну так воспоминания и есть информация, — объясняет он мне, как школьнику.

— Слушай, Андрей, может ты кончишь вешать мне лапшу на уши? — возмущаюсь я.

— В смысле? — удивляется он.

— Я не верю, что ты за пару-тройку месяцев так детально сам проработал процесс путешествия по времени. К тому же, если тебе верить, человечеству он вообще до тебя был неизвестен.

— Извини, Михалыч, — отвечает он после паузы, — есть такое дело. Я тебе много чего недоговорил. Но ты не обижайся. Во-первых, это отчасти не моя тайна. Во-вторых, я о тебе заботился, потому что не хотел сразу тебя грузить. Расскажу в своё время всё как есть. Полностью расскажу!

— Ну, спасибо за заботу, друг! — всё ещё злясь, отвечаю я. — Ладно, проехали. Так что всё же посоветуешь по поводу людей? Они что, как в кино, будут через меня насквозь проходить? Или как?

— Люди там, правда, тебя не увидят, но это не значит, что они через тебя ходить будут.

— Как это? — спрашиваю я.

— Вот так. Всё будет происходить естественно, как в реальной жизни. Ты даже внимания не обратишь. Это другая среда, понимаешь, информационная. А ты вот, Михалыч, всё заранее хочешь продумать, — продолжил он. — Не сработает, потому что этот неизвестный тип реальности не укладывается в наши понятия.

— Ты, Андрей, меня окончательно запутал, — говорю я ему. — Я сейчас как будто на лекции по квантовой механике сижу. Что дальше мне скажешь? Что я на самом деле не человек, а волна?

— Так и я о том же, — отвечает он. — Главное не парься раньше времени, а просто пробуй, сам всё поймёшь потом.

— Хорошо, ну а пообщаться я смогу с людьми, которых там встречу?

— Опять ты за своё, блин! Не бойся, ныряй чаще, а дальше сам всё поймёшь.

— Ладно, понял я твой принцип, Андрей! Надо бросить ребёнка в воду, а там он сам поплывёт. Вернее, в нашем случае пойдёт на дно, — засмеялся я.

Андрей пошёл домой, а я ещё долго сидел и курил на детской площадке. Во что я здесь ввязываюсь? Чем на самом деле занимается этот Андрей? Ладно, разберёмся по ходу дела.

Выходные прошли у меня спокойно. Я выкинул из головы все погружения, копался в гараже, пил пиво, ходил с женой по магазинам. В кои-то веки нашлось время почитать. Прочитал ещё одну книжку Джека Финнея, она оказалась не про путешествия по времени. Мне понравилось, хорошо он пишет. Вернее, писал, он уже умер, к сожалению.

В понедельник у меня не было особой работы — экзамены и зачёты позади, а дипломник немного подождёт.

Я поехал на пешеходную улицу в центре с намерением нырнуть к людям в прошлое именно на ней. Там всегда очень людно, даже в будни. В середине улицы стоит старое здание Госбанка. Я решил нырять в прошлое около него. Для этого заранее сфотографировал на телефон открытки с его видом, которых у меня полно, даже дореволюционных.