Притча о матери и её капризной дочери
Когда-то давным-давно, в незапамятные ещё времена, мамы не умирали. Они жили рядом с нами всегда, всюду, где только могли сопровождая нас, целуя по ночам, когда мы засыпали, волнуясь за нас, когда мы собирались куда-либо далеко-далеко, отправляясь за нами следом, чего бы это им не стоило, чтобы только вовремя накормить, напоить или хотя бы просто утешить, успокоить нас, взять на себя наши печали, беды, болезни.
Но давно уже отошли те времена. И о том, как в один день пришла беда, от которой вряд ли когда-нибудь нам и нашим потомкам избавиться и повествует эта легенда, услышанная мною от мамы, которой в свою очередь рассказала об этом моя бабушка. Так и передаётся эта притча из уст в уста, из века в век, из глубин человеческой истории.
В некоем селении у одной женщины подрастала дочь. То ли от злой прихоти судьбы, то ли от особого характера её матери, бывшей одной из самых заботливых, самых нежных существ, которых когда-либо знал мир — ее дочь оказалась на редкость своенравной и капризной девочкой. И как только она ни жаловалась на свою долю, зачастую сваливая на мать все свои неудачи, капризы, обиды! Жизнь бедной женщины становилась сплошной пыткой по мере того, как подрастало, «набиралось ума-разума» её чадо. Ведь она не могла разлюбить, выставить за дверь её, впрочем, и девочка любила маму, но такой, видимо, она уродилась.
Как-то весной она гуляла с подружками на холмах, и там была так красиво и свежо, что девочка позабыла вовремя вернуться домой пообедать. Но мама сама появилась в кругу ее подруг, неся с собой в горшочке теплый обед. обернутый тканью, чтобы не остыл.
Дочь, хотя и была голодна, но страшно возмутилась приходу матери, закричала на нее на глазах у ровесниц: «Зачем ты пришла сюда? Кто тебя звал? Сидела бы уж дома!… — кипела изнутри девушка. — В кого это ты только такая? У других мамы как мамы. А ты всё ходишь и ходишь за мною».
И в самом деле, как и многим взбалмошным детям, ей временами казалось, вопреки общеизвестной поговорке, что ее мать проста и некрасива по сравнению с мамами своих подруг. На деле, конечно, все обстояло совсем наоборот: ее мама была прекраснейшей на свете женщиной, но ее переполняла любовь к девочке, из-за которой она выглядела в ее глазах простушкой.
Правда, её охватила острая жалость, когда женщина, тяжело вздохнув и сгорбившись, пошла обратно, по дороге вниз, петляющей в фисташковых зарослях, облепивших склон холма. Но если бы это чувство было хоть сколько-нибудь долговечным! Только мамы могут превращать чёрного воронёнка в белого и самого колючего ежа ласкать, приговаривая — «Мой мягонький»
В те времена она была чуть ли не единственной на свете, чья участь складывалась так печально. В остальных семьях царили мир и покой. Но известно всем, ничто не проходит бесследно, и если даже где-то плачет ребёнок, то вокруг содрогаются скалы. Вот почему это долго продолжаться не могло.
Однажды, особенно чем-то недовольная и озабоченная девушка накинулась на маму за то, что у неё такое старое платье, до каких это пор она будет ходить в лохмотьях и что ей неудобно перед людьми. Она совершенно забыла, что нарядов у неё самой куда больше, чем у кого-либо из подруг — на прошлой только неделе ей было куплено новенькое платье, должно быть на последние сбережения.
Мать ничего не ответила на эти жестокие слова, только болезненно сникла у очага. Давно уже её головушка разламывалась от всего этого, ее сердце раскалывалось на части, не способное ожесточиться, как это могут многие современные мамы, чтобы преподать капризному ребенку суровый урок.
«Ах, эти вздохи, вздохи… сплошной вздор» — проворчала девушка, выбегая на улицу, хотя на этот раз она не услышала ничего.
Вдоволь набегавшись и повеселившись с подругами, она вернулась под вечер и нашла дом опустевшим. Не было привычного ужина на дасторконе, не было привычных причитаний и приставаний с расспросами о здоровье, и так надоевших ей ласк. Девушка только повеселела при мысли, что хотя бы на день избавилась от всего этого. В том, что мама у кого-то из родственников, она не сомневалась.
Но её не было и завтра, и послезавтра…
На третий день смутное предчувствие чего-то неведомо страшно охватило девушку, разрасталась в её душе всё ближе и ближе к вечеру, ведь она прежде представить не могла, что может остаться одна-одинешенька в пустом мрачном доме. И тут, должно быть впервые, по-настоящему, ей хотелось видеть мать, быть окружённой её тревогами бесконечными ласками. Вместе с тем к ней пришло и сознание собственной огромной вины перед самым дорогим на свете человеком.
И она решила всю ночь молить небеса, а если надо то и остальные ночи, чтобы только они простили ей, непутёвой, ее прегрешенья перед матерью. То было время, когда небеса прислушивались к голосам страждущих, доносившихся снизу и отвечали им и исполняли их просьбы, даже если это были невозможные вещи.
Словно в подтверждение того, что молитва дошла до небес, во дворе ослепительно сверкнула молния, и загремел гром. Всю ночь простояла девушка во дворе, представляя разгоряченное своё лицо ливню, теплому, будто слёзы.
Какое необыкновенное и ясное утро выдалось следом! С пением, щебетом птиц, возродившимися после глухой, скорбной ночи, к ней долетели зазывные окрики и песни девушек, идущих вслед за размеренно ступающими коровами на сочные, сияющие после дождя пастбища. И она поняла, что это вернулась мама, что она будет отныне с ней везде и всегда, только для этого её больше никогда не следует обижать. Разве это так трудно по отношению к маме?
Все вокруг излучало первозданную радость и умиротворение — и омытый после дождя воздух, и синеватые, покрытые вечными ледниками контуры далеких-далеких гор, напоминающие сторожевые башни и стены, и посвежевшие за ночь бескрайние холмы, раскинувшиеся зелеными волнами под ними. Более того, все её друзья, знакомые, родные, близкие, далёкие, старые, молодые показались её такими прекрасными и добрыми. Все приглашали её на какой-то неслыханный той, готовящийся в аиле. И хотя девушка никак не могла дознаться, в честь чего именно намечалось празднество, все с улыбкой глядели на неё, как на именинницу, отвечая уклончиво на её любопытство, она все-таки догадалась, что той имеет непосредственное отношение к ней.
И вот, вечером, когда она уже одела своё новенькое платье и ей так натерпелось выбежать навстречу своим ровесницам-хохотуньям, на пороге перед ней предстала мать, исхудавшая и измученная, будто после тяжелого и изнурительного пути. Она привычно протягивала к дочери свои жилистые, натруженные руки, почерневшие от работы, тепло которых так хорошо знакомо каждому с колыбели.
Кто знает, почему именно в этот момент не осталось в душе дочери ни капли того чувства, переполнявшего её ещё на рассвете? Или человек будет вечно подвержен власти мгновений, вечно жалеть о содеянном и раскаиваться после? Да и виновата ли она вообще, если в те времена ещё никто и толком не знал и не ведал, что можно лишиться матери навсегда?
Юркнув в приоткрытую дверь мимо тщетно распростертых материнских объятий, она побежала догонять своих подруг. По дороге девушка второпях не обратила внимания на седого-седого, как лунь, старика, не встречавшегося ей до сих пор. Она лишь заметила, что он размахивает побелевшим от времени посохом, пытаясь остановить её зачем-то, что-то крича вслед. Нет-нет, ещё чего доброго сна опоздает. Подождут и мама и, тем более, этот старик.
То ли резкий вздох, то ли горестный стон, от которого содрогнулась земля, долетел до неё сзади. Она оглянулась, поражённая, переводя дыхание, и не нашла никого на том самом месте, где до этого стоял странный старик. Невесть откуда налетевшие тучи заволокли небо, будто внезапно наступило солнечное затмение. Ослепительно сверкнула молния в вечерних сумерках, ударил гром. Загудела и задрожала земля.
И как бы сливаясь с разбушевавшейся стихией, со двора, где намечалось празднество, до которого уже было рукой подать, откуда сквозь тополиную и яблоневую листву уже доносились весёлая возня детей, старушек, негромкие разговоры и смех седобородых аксакалов, восседающих чинно на самых почетных местах в ожидании пиршества; даже можно было разобрать приглушенный смешок невесток, занятых приготовлением разнообразных кушаний, не говоря уже о крепких, зычных голосах парней, то и дело оглашавших разные концы сада; уже казалось доносились запахи и уютное ворчание большого-большого праздничного казана — перекрывая все это раздался резкий и душераздирающий крик женщины, проникающий сквозь все стены и окна, долетающий, казалось, до дальних синевато-льдистых гор, даже камни раскалывались от этого крика, тут же подхваченного десятками голосов в сплошной симфонии всеобъемлющего бесконечного горя.
Так завершается эта легенда о дочери, которая спешила на той, а попала на похороны матери. С тех пор небеса никогда не отпускают матерей из Вечных селений, после того как они туда попадают. Не отпускают. Что бы с нами не случилось в дальнейшем. Ещё говорят в народе, что она сама пожелала этого. Как бы там ни было, я помню колыбельную мамы в которой есть такие строки:
Мать для своих детей
даже с небес вернулась,
вы только её любите,
не раньте её поцелуи.
1983.
Четвертое желание первой леди страны
Первым желанием бедного старика-рыбака, который однажды поймал Золотую рыбку на Иссык-Куле, было, конечно же, чтобы у него с женой был хороший дом, а не лачуга и вечно дырявое корыто, и покосившаяся дверь от прихожей.
Но, увы, его жена не слишком долго радовалось, живя в современном коттедже со всеми удобствами в Чолпон-Ате. Разузнав что по чем и почему произошло все это волшебство, жена только вздурилась.
— Хорошо что ты не попросил только новое корыто у Золотой рыбки, — съязвила старуха, послав мужа на берег озера, чтобы он выпросил для нее уже нечто более серьезное, а именно: должность губернатора Иссык-Кульской области. Жене старика очень захотелось быть в этой чрезвычайно почетной роли, когда самые лучшие устуканы (то есть куски мяса) со всех сторон тянутся к твоему столу по времена пиршеств и торжественных застолий.
Это просьба старика была исполнена, но глупая баба только месяц чувствовала себя счастливой, окруженная со всех сторон заботой и вниманием чиновников и их женами, бесконечными тоями и праздниками, коими так богата и насыщена жизнь губернатора и их близких.
В третий раз старуха послала бедолагу-старика к Золотой рыбке, чтобы он выпросил для нее уже нечто гораздо более стоящее — должность президента страны, чтобы она могла править страной, не только как жена президента, что всегда хорошо умели делать женщины этой страны, но и сама, сидя в кресле первого лица, повелевала всеми министрами, финансовыми и прочими потоками.
Вот так глупая баба стала первой леди Кыргызстана и президентом.
Впрочем, она чувствовала себя вполне счастливой в этой роли от силы год, не более. Чернь тоже, как известно, быстро привыкает к роскоши. Вскоре и эта роль ей наскучила до смерти: она не могла уже смотреть на ломящиеся от самых дорогих яств столы, на бесконечные подношения в виде золотых украшений, толстых пачек с валютой, дипломатов с долларами, на подарки в виде отелей, дорогих авто, зарубежных особняков, счетов в банке и прочее… Все это ей надоело, как и казы-карта, чучук, красная и черная икра и прочие деликатесы, подаваемые каждое утро и самые дорогие сорта шампанское, вин, коньяков тоже перестали ее вдохновлять.
Старуха совсем с ума сошла. Ей теперь захотелось вечной славы и любви кыргызского народа. Несмотря на то, что дежурные писатели и поэты в ее царстве чуть ли на каждый день издавали хвалебные книги о ней, как о первой леди Кыргызстана и президенте, всячески расписывая и расхваливая ее добродетели, которые только они и могли увидеть своими невероятно зоркими глазами, старуха не очень верила в душе этим подхалимам.
И вот пошел бедный старик на берег Иссык-Куля, стал звать ее снова.
Наконец, Золотая рыбка появилась перед ним:
— Что тебе еще надобно, старик, ведь я же исполнила все желания? Неужели твоя старуха все хочет испортить под конец, как это уже было много раз? Говори же, что она хочет?
Но когда старик рассказал об очередном желании жены, чтобы кыргызский народ навсегда полюбил ее, как первую леди страны и президента, Золотая рыбка неожиданно обрадовалась:
— Очень хорошо, — сказала она. — Ее последняя просьба будет исполнена. Возвращайся домой старик и не тужи — твоя старуха оказалась не такой глупой, как остальные президенты и их жены.
Когда же старик вернулся домой, точнее приехал на бронированном правительственном «мерседесе» в Бишкек — прямо в Госрезиденцию, — где он жил в роскошных апартаментах вместе со своей женой, как полагается первым лицам страны, то он уже там обнаружил невероятно бурную деятельность по наведению порядка в стране — в ее экономике, финансах, энергетике, транспорте и прочих сферах.
Жена старика, после консультаций с лучшими и самыми независимыми экспертами со всего мира, первым делом прекратила массовые хищения золота на золотодобывающем предприятии «Кумтор» и безжалостно наказала всех виновников этой крупнейшей аферы века — в итоге, все 800 тонн украденного золота за предыдущие 30 лет освоения месторождения были возвращены в страну и более тысячи коррупционеров и жуликов со всего света осуждены и угодили в тюрьму. Одновременно она начала судебные процессы против тех, кто продавал стратегические ресурсы — энергетику страны, «Кыргызгаз», аэропорты, военные самолеты, кто сбывал дорогие станки по цене металлолома, наживался на торговле приграничными землями, мародерстве и так далее и прочее — и все, что было украдено, быстро вернула обратно вместе с богатством и имуществом, приобретенным за счет этих махинаций. Президент оказалась просто ведьмой, действовавшей быстро, жестко и со знанием дела. Если что-то не удавалось восполнить до конца, она компенсировала эти потери за счет личных средств обвиняемых — безжалостно вырывая все это иногда с оторванными пальцами, ногтями, вцепившихся мертвой хваткой в это добро высокопоставленных лиц и их бесконечно жадных жен.
Очень скоро очередь дошла и до сотен и сотен фабрик и заводов, в том числе и Автомаш, и Сетунь, до тысяч колхозов, совхозов, МТСов, РТСов — до самых последних стригпунктов и заготконтор и кошар на джайлоо, которые были разбазарены в свое время нашим первым «самым умным» президентом и последующими президентами — до всех дотянула костлявые руки проклятая баба — до махинаций с землями, нацвалютой, банковскими кредитами, ячейками, и Дача -Суу, и дом Максима, и личный дом в Госрезиденции и прочее и прочее. Опять же были осуждены и посажены за решетку тысячу людей, но в итоге справедливость была восстановлена — ведь совершенные преступления не имеют срока давности.
Вот так по воле Золотой рыбки наша страна наконец-то получила президента и лидера, который исправил все трагические и жестокие ошибки, допущенные нашими прежними горе-президентами, и заслужила вечную любовь и благодарность кыргызского народа.
2019.
Морская раковина и Заря
(глубоководная сказка)
Странные существа обитали на дне океана. Это было царство сплошной непроглядной тьмы. Сквозь толщу соленых вод к ним не проникал ни свет, не тепло. Они и понятия не имели об этом. Точно также им неведомы были и вольный ветерок, гуляющий по-над синими волнам, и взмывающая в голубое небо белоснежная чайка, и вечерняя заря, и прочие прелести верхнего мира. Все, кто населяли подводный мир на такой глубине, были на редкость уродливы и безобразны. Ни цвета тебе, ни формы, ни характера — какие-то вязкие, бесформенные существа, липкие и ползучие, — один краше другого. Их было очень много: удильщиков, фонарщиков, каракатиц — угреобразных, крабообразных, студнеобразных и черт знает еще каких. Единственное, что их всех более или менее роднило, это, пожалуй, огромные страшные рты, усеянные непомерно большими зубами, да еще выпученные «телескопические» глаза. Встреться с какой-нибудь из этих страхолюдин обыкновенная сельдь или треска, последние наверняка бы попадали со смеху, если бы не умерли со страху. Но этого к счастью не происходило, поскольку и сельдь, и треска жили высоко наверху, в освещенных лучами солнца водах. Там же резвились и стройные дельфины, и летучие рыбы, и скумбрии, и хересы, и палтусы, и множество других симпатичных обитателей океана, хорошо всем известных.
Но глубоководные создания, несмотря на свое уродство, были чрезвычайно высокого мнения относительно собственной персоны, твердо были уверены, что кроме их непроглядного царства нет и не может быть решительно ничего, как если бы вселенная ограничивалась одним лишь дном океана и что самое возмутительное, считали себя писанными красавцами и красавицами. «Ах, какая у меня челочка, какие зубки, какой хвостик!» — только и слышалось по всей глубоководной восклицания глупых удильщиц. Нравы их были под стать их внешности — ужасные. На такой глубине не растут водоросли, да и вообще, морское дно напоминало бесконечную мертвую пустыню. Вот почему им не оставалось ничего, кроме как безжалостного поедания друг друга. Да еще, время от времени, они перебивались тем, что сыпалось на них сверху как дождь или манна небесная — это были разнообразные остатки от пищи дельфинов, китов, верховых рыб. Словом, жизнь глубоководного царства шла своим чередом, ни тебе приливов, ни отливов, ни бурь, ни ураганов — только вечная стылая рябь и тишь. Поскольку не было ничего, что могло бы указать на ход времени, оно также для них как бы не существовало — ни дней, ни ночей, ни лета, ни зимы. Только взметнется где-нибудь на мгновение густой придонный ил, раздастся страшное щелканье зубов, а потом — смачное чавканье ненасытных челюстей. И снова тишина.
И все же, несмотря на свои злобные нравы, обитатели подводного царства любили иногда собираться вместе, поговорить, позубоскалить, особенно после удачной охоты или после обильного «дождя», даром что ли их природа наделила такими огромными в полтела, и даже более, ртами. Но говорить при такой жизни, сами понимаете, было решительно не о чем. Поэтому излюбленной темой послеполуденных бесед удильщиков, каракатиц, фонарщиков, морских сколопендр были всевозможные сплетни со всего глубоководного царства. Свет не видел таких сплетников!
Бывало иногда хитрый удильщик такое наговаривал глупой камбале, что та заслушавшись, охая и ахая, даже не замечала, как хищник заглатывал ее всю целиком своей громадной пастью. После чего удильщик, весьма довольный, потирая свой живот, снова зажигал небольшую лучину над головой, оглядываясь вокруг, не подвернется ли кто-нибудь еще, чтобы дорассказать то, что он не успел камбале. Среди глубоководных созданий выделялась придонная пиявка. Напоминала она чем-то распухший дамский сапог. Страшное это было существо, когда она неслась на бедную жертву с широко раздвинутой пастью, за режущими пластинами в горле были видны все ее внутренности. На жертв покрупней и более сильных она умела подладиться: присасывалась незаметно и отпадала только досыта испив чужой крови. Ах, как она умела кокетничать и веселиться после всего этого, как будто ничего и не произошло, даже на короткое время влюблялась в свою обескровленную жертву. Был среди них и не менее отвратительный подводный рачок, клацающий клешнями беспрестанно при вихляющей своей походке. У него за непробиваемо жестким хитиновым покровом не было вообще ни капли крови. Ему-то уж совершенно не за чем было враждовать с пиявкой. И они и были в самых теплых отношениях друг с другом, даже устраивали совместные коллективные охоты. Пиявка высасывала кровь жертвы, а рачок, орудуя клешнями, доедал остальное. Была среди глубоководных обитателей и добрейшая на вид рыба-губошлеп. Нижняя губа ее большого обвислого рта несколько выступала вперед. У нее не было зубов, но зубоскалить она умела почище других — тихо, неприметно, исподволь — особенно после того, как туго-натуго набивала свой желудок, всякими мелкими червячками и нечистотами придонного ила, загребая его и процеживая сквозь щетину ковшеобразного рта.
Батюшки мои, а сколько там было смертельно ядовитых змей, мурен, хвостоколов, кальмаров — всех и не перечесть! Фантастически-жуткий мир! Ни в одном кошмарном сновидении вам не виделось и сотой доли всего этого, а обыкновенные «наземные» пиявки и тараканы показались бы вам божественными созданиями, при сравнении с ними.
И был среди обитателей океанского дна моллюск. У него не имелось ни острых зубов, ни ковшеобразной пасти, ни ядовитого хвоста. Он был, пожалуй, самым мирным среди них, волочил повсюду за собой неотъемлемый роговой завиток-домик, и аппетит у него был самый умеренный. Больше всего он любил предаваться размышлениям, заперевшись в свой домик. Не беда, что его окружал сплошной мрак, он верил своему крохотному разуму, который согревал его уединение.
Думал-думал он целыми днями, хотя какие там дни на дне океана, и, наконец, додумался, что самому стало весело. Сумасшедшая догадка пронзила его существо… еще не отдавая себе никакого отчета, моллюск тут же обессилено забылся, уснул. И приснилось ему в ту ночь, хотя какая там ночь, необыкновенно прекрасное и чудное виденье, что-то вроде розового солнца, заходящего над потемневшим морем. О, это был волшебный сон! Дрожащий и возбужденный со слезами радости на глазах проснулся бедный моллюск, в ушах его все еще звучала божественная музыка зари, а перед глазами мелькали и угасали яркие краски. «Есть, есть он над нами — высший и более прекрасный мир!» — воскликнул потрясенный моллюск. «Есть нечто гораздо привлекательнее тьмы. Ах, если бы хоть краем глаза, хоть разок в жизни удалось взглянуть на него!»
Долго ворочался в своем домике он, не находя покоя от сделанного поистине великого открытия. Но, разумеется, под водой он никому об этом сказать не мог. Кто бы поверил какому-то вздорному сну. Но моллюск был очень умен. Он знал, что сон ему приснился неспроста. Еще долгие дни и ночи, недели, месяцы по нашему отсчету времени провел он в уединенных размышлениях, прежде чем в голове его не предстала и не прояснилась потрясающая картина мироздания. Мир то, оказывается, вовсе не ограничивается одними лишь этими вечными потемками глубоководной жизни. Если идти и идти строго по прямой вперед — это моллюск доказал математически, — то дно океана рано или поздно прервется. И там… взору должно явиться нечто совершенно иное, обрывки которого, возможно, ему и приснились. Этот мир расположен как бы над нашим миром, обволакивает его, — рассуждал моллюск. Еще лучше, если поплыть прямо вверх. Эх, были бы у него плавники, и умел бы он плавать так же хорошо, как и думать. На худой конец, хотя бы такой хвост, как у удильщика. Он не зубоскалил бы на его месте. Размечтавшийся моллюск высунул свою голову из под раковины и глянул над собой вверх. Черный непроглядный мрак. Казалось, во всей вселенной нет, и не может быть, ничего кроме тьмы. На мгновение моллюск даже засомневался в своих догадках. Но, однако же, неумолимые расчеты и дерзкие сопоставления заставили его вскоре вернуться к ним, а через них и к памятному сну. Нет, не могло быть никакого сомнения!
И вот однажды, наконец, на собрании глубоководных обитателей моллюск решил заговорить о своем открытии.
Подумать только, перед грозными удильщиками, каракатицами, морскими чертами осмелился высказать он до возмутительности дерзкую мысль о том, что, мол, где-то там, наверху, обитают другие неведомые существа, что вода там теплая и светлая и что над водой размещается совершенно иной мир. Вот ведь до чего можно додуматься. Ха-ха-ха… Хе-хе-хе… Хо-хо-хо…
Как только они в ответ на это не заржали, не забулькали, не засвистели, всяк свой лад и во что горазд, захлопали плавниками в неистовой горячке, повалившись на бок от судорог смеха, замолотили упругими хвостами. Это только так кажется, что рыбы безмолвны. Более голосистых тварей не найти — подтвердят мои слова специалисты.
От всего этого шума-гама опешил, растерялся вконец бедный наш фантазер, он даже не думал, что так может переполошить морское дно. Спрятался моллюск с головой в своей раковине, чтобы больше не показываться, был он совсем махоньким и беспомощным, а они вон какие — пасти у всех громадные, безразмерные. Молча потащился он в свой угол, как говорят.
Долго еще не умолкали смех и ржанье по глубоководью. Сделался моллюск всеобщим посмешищем. Всякая рыбешка улюлюкала ему вслед, то есть пускала пузыри. И хотя бедный наш герой под впечатлением всего этого почти уверовал в собственную глупость, уже и тщательно проведенные им расчеты, записанные на внутренней стороне раковины, показались ему поверхностными и однобокими. Однако же… Мысль о том, что есть где-то там нечто совершенно иное, не покидала его. Правда, прекрасная заря больше уже никогда ему не снилась, но он хорошо помнил тот сон. В ушах его все еще звучала временами чарующая музыка заходящего солнца.
Шли дни, месяцы, годы в нашем понимании, жизнь подводного царства неслась своим раз и навсегда заведенным порядком. Ничего не менялось и не могло изменится там, где отродясь не бывало света. Даже сплетни оставались теми же. К тому времени моллюск уже заметно подрос, домик сделался его большим и красивым. Уже никто, казалось, не помнил о его памятном выступлении, но, по-прежнему, среди них он был и оставался ничтожнейшим Но все это отнюдь не мешало ему предаваться излюбленному занятию — размышлениям. Изредка кто-то нарушал его покой, довольно бесцеремонным образом стуча прямо по раковине. Так и обращались к нему — «Эй, раковина». И вот однажды очень крепко задумался моллюск обо всем, и, наконец, решился: «Нет, так дальше жить нельзя, а то и в самом деле от тебя останется всего лишь пустая, бесполезная раковина». И решился моллюск идти и идти по дну океана по прямой на край света, поскольку он не умел плавать, чтобы припустить прямо вверх. Он должен в конце концов прийти туда и увидеть то, что приснилось ему. Если, конечно, все его расчеты верны. А нет, так нет, лучше умереть в дороге, чем оставаться здесь.
О, это был тяжкий и безумный путь. Представьте себе моллюска, вздумавшего пересечь дно океана!? Это все равно, что нам долететь до звезды Альфа Центавра! Но он упорно и упорно шел вперед, вернее полз, и правильно делал. Позади него по бесконечному илистому грунту тянулась прямая линия. Казалось мраку никогда не будет конца. Но чем дольше он уходил в неизвестное, тем больше веровал в свою правоту.
Кто решился идти навстречу заре, никогда не ошибется, потому что заря сама станет идти к нему навстречу, где бы он ни находился и рано или поздно найдет способ вспыхнуть в его душе нетленным огнем.
В редкие минуты отдыха моллюск, запершись в просторной раковине, грезил о своей предстоящей встрече с неведомым миром. Как интересно его там встретят?
А надо вам сказать, что хотя моллюск и прошел по дну океана всего-то ничего, но видения его становились все ярче и ярче день ото дня. Он до конца вспомнил позабытый им сон. Это было похоже на чудо, ведь вы хорошо знаете, как трудно удержать в памяти сон. Особенно прекрасный. Наконец-то, видение долгожданной зари восторжествовало в его груди. Бедный наш моллюск увидел, как бы наяву, то самое, к чему так стремился и чего никто, кроме него, не видел на морском дне. Увидел даже более прекрасной, чем она есть на самом деле — заря над морем. Увидел нежнейший розовый цвет, услышал мерные всплески полудремлющих волн. Как он был чуден и завораживающ этот высший мир света и ласкового сумеречного тепла! Сладостная дрожь умиротворения разлилась в его ослабевшем теле. Понял моллюск, что пришли его последние мгновения — был он уже очень и очень стар — и хотя ему так и не удалось дойти до заветной цели, это уже не имело никакого значения, поскольку он видел зарю теперь постоянно, — она пришла сама к нему и поселилась в лучшем своем обличье в его домике.
Эпилог
Много ли времени прошло с тех пор или мало, сотни, а может и тысяче лет — к слову добавим, что моллюски, одни из древнейших существ на земле, так что история подводных злоключений его могла иметь место еще в ту пору, когда человек только-только осваивал сушу в виде малосимпатичной двоякодышащей саламандры, а возможно, и значительно позднее, ведь под водой ничего не меняется — одним словом, однажды опустевшая раковина-домик бедного нашего скитальца попала какими-то судьбами в руки поэта. Кажется ее подарил один его удачливый друг, вернувшийся из заморского путешествия, в свою очередь купивший ее у некого рыбака с Карибского моря. Положил поэт диковинную вещицу на свой письменный стол. Боже мой, она была изумительно красива изнутри! Даже краше чем самая чудная заря на свете. Глянул поэт за окно, там как раз в это время солнце заходило за горизонт, высветлив перламутровым цветом облачную кайму. Картина была привычной, сколько раз уже он ею любовался. «Да-а…» вздохнул поэт. И вдруг его осенило. — Ах, вот оно что! — воскликнул внезапно он и тут же взяв в руки карандаш написал стихотворение под названием «Раковина»:
Глубоко-глубоко в море
соленом моллюск
мечтал о прекрасных зорях,
о перламутровых.
После этого как-то пришел к нему в гости писатель полуфанстаст-полусказочник. Поэт показал ему чудесную раковину и прочитал свои стихи. Стихи понравились писателю. Был он человек более основательный, смотрел на вещи шире и глубже. Он и воссоздал всю эту правдивейшую историю из жизни глубоководных обитателей.
Вот так-то, друзья, а вы уже готовы были подумать, что понапрасну скитался по дну океана бедный наш моллюск. Нет, ничего, связанное с прекрасным, не бывает даром. Даром человек тратит время только когда он предается ничтожным занятиям, сплетням и досужим разговорам. И пусть заря поселится навеки в душах у всех вас.
1985.
Принцесса небесного царства
(Экологическая сказка)
Посвящается борцам против Глобального потепления, общественному движению в защиту зеленого каркаса и пояса спасения, общественному фонду «Наше Право» Кыргызстане и его лидеру Каличе Умуралиевой)
Все хотели покорить сердце прекрасной Флоригуль, которая жила в самой загадочной стране мира в его заповедном уголке, в замке, построенном на берегу дивного озера.
Отец принцессы был могущественным падишахом, и он больше всего любил свою дочь и желал, чтобы она нашла себе того, кого она смогла бы полюбить и быть счастливой с ним до конца дней. Он правил всем громадным континентом и был настолько велик, что ему не было нужды в поисках влиятельных друзей и союзников, богатых женихов для дочери и прочее.
Но насколько отец был искусен в государственных делах, отважным и великодушным правителем, настолько его дочь оказалось умной и дальновидной: она больше всего ценила в человек ум и благородство в помыслах и поступках.
Поэтому сыновьям королей, ханов, султанов, эмиров, каганов со всех сторон света, которые приходили к ней, прося ее руки и предлагая караваны подарков, она всегда говорила одно и тоже:
— Я выйду за вас замуж, если вы найдете ответ на вопрос: «Почему эта страна, которая находится в центре огромного континента, так прекрасна?»
(Она сама не знала ответа, но однажды ей приснился чудесный сон, в котором она получила ответ на него, но, проснувшись, она тотчас забыла все совершенно — и не могла вспомнить ничего и это ее долго мучало. Она спрашивала об этом многих придворных магов и мудрецов, но ни один ответ не удовлетворял ее).
Потому принцесса империи Кыргыз поставила теперь такое условие перед всеми, кто добивался ее руки.
Но никто не мог справиться с этим заданием. Все знали, что горная страна кыргызов — прекраснейший уголок Земли, где всего было вдоволь: и диковинных лесов, в которых произрастали орехи, яблони, груши виноград, алыча и водились в изобилии самые разные виды животных, и было много в этой стране изумительных озер, одна прекраснее другой, бурных рек, в которых кишела рыба, также отличающаяся изысканностью и благородством, а о красоте и богатстве гор страны Кыргыз ходили легенды по всему миру.
Сын арабского халифа, принц Фарук-ибн-Салман сказал Флоригуль, что страна Кыргыз — это прекрасный оазис, созданные Всевышним в центре громадного материка, посреди пустынь, поэтому он так прекрасен, а ее женщины подобны гуриям Рая.
Принц Китая Тен Чан сказал ее, что все объясняется тем, что страна Кыргыз или Гегунь — это перламутровое ожерелье Поднебесной, в которой берут начала самые чистые реки материка, и поэтому боги сделали ее такой прекрасной.
Принц из далекой страны Германия Вильгельм, прежде чем приехать к Флоригуль с подарками, долго изучавший страну Кыргыз по манускриптам и книгам, хранящимся в библиотеках Европы, сказал, что в этой части света, раньше чем где бы то ни было, люди научились разводить скотину, вышивать из меха зверей одежды, выплавлять железо, строить первые дома, и многое другое, что заложило фундамент цивилизации и поэтому эта стран и ее народ так прекрасны.
Все это были замечательные и достойные ответы, в которых заключалось много правды, но они не удовлетворяли Флоригуль. Туранская принцесса была очень умной и желала найти точный ответ на этот вопрос. Она так и говорила своему отцу — великому императору Евразии — того, кто найдет ответ на это вопрос, я полюблю всем сердцем, кто бы он ни был.
А надо сказать, что в далекой стране Нидерланды, которая была также прекрасной, но отличалась от страны Кыргыз тем, что находилась почти на дне моря — жители этой страны отгородили от моря значительную часть суши и научились выживать в таких условиях, когда большая часть трудов уходит на защиту от моря путем строительство и укрепления дамб и откачку воды в море — так вот у тамошнего короля был мудрый наследник, по имени Доминик, которого также с детских лет волновал вопрос: «Почему его Нидерланды так прекрасны и все в этой стране счастливы, несмотря на то, что всем приходится много работать, чтобы защищать страну от наступающего моря?»
Как только Флоригуль увидела принца Нидерландов, он ей понравился больше остальных, и она спросила его: «Скажите честно, принц, неужели в вашем королевстве мало достойных девушек — графинь, баронесс, герцогинь — и вам не хватает золота, бриллиантов, кораллов и жемчугов, которые вы научились извлекать из моря, что и вы теперь пожаловали к нам, чтобы просить моей руки и богатств повелителя азиатского континента?»
— Oh mijn mooie Florizel, меня не привлекают богатства, слава и прочие мирские ценности. Я просто люблю тебя всю свою жизнь!
— Как ты мог меня любить, если видишь сегодня впервые, — спросила Флоригуль.
Тогда принц Нидерландии сказал ей, что ее образ всю жизнь преследовал его.
Он поведал ей как однажды он стоял на гребне высокой дамбы в его стране, поверх которого росли роскошные сады и парки, как в древнем Вавилоне и Атлантиде, — и неожиданно, в небе открылась поразительная картина: белые облака на мгновение предстали взору как загадочная страна высоких сказочных гор, глубоких ущелий, поросших диковинными лесами — принц даже разглядел одинокий замок на склоне снежной горы, на берегу прекрасного озера.
Разумеется, эта была просто игра белых облаков, которая исчезла бесследно уже в следующее мгновение, но видение было столь поразительно прекрасным, что навсегда запечатлилось в его памяти.
И вот теперь принц сознался, что когда он пересекая громадные пустыни Скифии, наконец добрался в самый центр континента Азия — он понял, что страна Кыргыз это и есть страна его снов и что дочь великого хана — это и есть принцесс из небесного замка, что видел он однажды.
Флоригуль удивил рассказ принца Нидерландии: что-то во всем этом было такое, что тронуло сердце дочери сурового императора, но все-таки это еще не был ответ на ее вопрос.
Однако принц Нидерландов не отступал от нее.
— Однажды давным-давно я видел тебя, моя любовь, в твоем прекрасном сказочном замке и мы вместе получили ответ на один и тот же вопрос, который мучает сегодня тебя и меня — почему твоя страна так прекрасна?
— Почему же? — недоверчиво спросила Флоригуль с бьющимся от сильного волнения сердцем.
— Потому что я люблю тебя, моя принцесса, и наш мир един и любовь дает это осознать и оценить и что только всесильное стремление к красоте, гармонии и любви может спасти всех нас от неминуемой гибели.
— Каким же образом?
— Вот в нашей стране мы любим красоту, цветы, деревья, траву, рощи, парки, скверы, которые отвечают нам тем же, даруют нам свежесть, чистый воздух, усладу для глаз, и спасают нас от гнева моря. Ведь мы живем на дне моря, и если бы мы не дружили с зелеными друзьями, мы давно прекратили свое существеннее. Это и значит, что красота спасает нас. Наша страна прекрасна. Ваша страна также необыкновенна прекрасна, но совсем по-другому. Здесь вам угрожает не море и океан, а наступление пустыни. Но спасение только в любви и красоте. Вы тоже должны любить сады, парки, рощи, леса, пастбища и все что живет в них и сосуществует и тогда никакая пустыня не будет вам страшна.
И разгадка твоего сна, моя принцесса из воздушного замка моих юношеских видений, именно в этом. Я сказал тебе, что наша любовь спасет и твою страну, и мою, и весь континент. Если только мы найдем друг друга и соединим свои судьбы и судьбы своих народов и континентов — то мы отменим наступление конца света…
Тут Флоригуль поняла, что это именно ее принц — она вспомнила тот прекрасный сон, который преследовал ее всю жизнь. Да именно этого принца из дальнего королевства она видела в своем сне, и он говорил ей именно об этом, много-много лет назад во сне, который преследовал ее всю жизнь.
Император древней супердержавы Кыргыз был несказанно счастлив, и не скрывал этого ни перед кем, что тайна ее дочери наконец-то раскрылась, и она нашла человека, для которого была создана. Огромные расстояния между страной Кыргыз и Нидерландами нисколько не смущали его, у него были друзья по всему миру. Поскольку он был самым мудрым правителем в то время, то он приказал своим секретарям тщательно записать правильный ответ на вопрос дочери и истолковать его подробно, чтобы было понятно всем в его империи — почему страна Кыргыз так прекрасна и что следует делать, чтобы сохранить ее.
А когда приехал король и королева Нидерландии со своей многочисленной свитой, император Евразии сыграл пышную свадьбу, на которой присутствовали короли и королевы почти всех стран мира. Все были счастливы и довольны и больше всех король Нидерландии: ему сразу же понравилась страна Кыргыз, которая была гораздо обширнее его владений и была горной — ей не угрожали никакие моря и океаны и всемирные потопы. Ну как не полюбить такую страну, если сам живешь в стране, которой постоянно угрожают набеги морских волн?
Но Кудзула Кадфис (так звали отца Флоригуль) был недаром падишахом великого ума — он не просто уговорил жениха и невесту жить в стране Кыргыз, то есть рядом с собой, но он также повелел всем своим подданным тщательно осваивать голландский опыт возрождения зеленого мира, лесов, пастбищ, скверов и искусства гармоничного сосуществования флоры и фауны, человека и природы.
В результате чего не только страны Кыргыз, но и весь материк Азия стал покрываться густыми лесами, а их города парками, скверами, рощами и многие мировые бедствия, как наступление пустынь, потепление климата, таяния ледников на вершинах гор и на полюсах стали замедлять свое роковое продвижение, а затем — о чудо! — все эти кризисы и катаклизмы стали отступать назад — по всему миру. Штормы и свирепые бураны и ураганы, которые так досаждали землянам по всему миру, бушевали уже не так сильно, с каждым годом, в горных странах становилось меньше оползней, селей, потопов, землетрясений, а громадные пустыни скифов и арабов не так палили нещадно и тоже начинали покрываться зеленью, и нравы людей стали становиться мягче и добродушней, и планета постепенно превращаться в прекрасное место обитания человека, животных, растений — в гармонии, изобилии и красоте.
И даже в далекой Голландии, как и во многих других прибрежных странах мира, стало жить гораздо безопаснее — океан отступил на прежние рубежи и уже не угрожал гигантскими приливами. И чем больше покрывалась зеленью планета, тем прекраснее становился этот мир, и по мере того, как жители Земли узнавали все больше и больше о гармонии и красоте и волшебной силе любви, их сердца переполняла благодарность императору Евразии, его дочери и принцу Нидерландии.
В конце концов Флоригуль, которую все знали как Принцессу Небесного Царства, стали называть Принцессой, Отменившей Конец Света.
2018.
Песнь о Нарвале, спасителе
Белый медведь становился царем в Северном Ледовидом океане, когда наступала зима, и океан все больше и больше покрывался льдом.
Чем больше было льда вокруг и чем толще он нарастал, тем дальше, ступая по нему, продвигался на север Белый медведь, зная о том, что там ждет его большая удача.
Там всегда — вдали от береговой кромки льда — попадаются внутренние полыньи и озера, еще не скованные льдом. Где-то это происходит из-за сильных морских течений — вода просто не успевает замерзнуть, где-то вода не замерзала по причине выхода из глубин океана теплых вулканических струй. Но были и искусственно создаваемые полыньи, когда стадо белух кружили день и ночь по кругу, не позволяя воде замерзнуть.
Именно эти полыньи привлекали Белого медведя. Точнее, его привлекали полыньи, в которых зимовали недружные и глуповатые стада белух, потому что здоровое и умное стадо не позволяло полынье сократиться до таких размеров, когда она превращается в ледяную ловушку, сжимаясь в диаметре меньше десяти метров. Тогда у Белого медведя появлялся шанс для поимки белух, когда те выныривали из воды, чтобы глотнуть воздуха. И совсем большой удачей было найти полынью, которая сжималась до двух метров, и даже меньше, в ширину.
Находя такую прорубь и бедных белух, скованных в ледяном плену, Белый медведь подходил к кромке воды, и ему оставалось только дождаться, когда отчаянно задыхающиеся белухи начнут одна за другой появляться на поверхности воды, чтобы глотнуть воздуха.
И тогда Белый медведь внезапно и яростно обрушивался сверху на намеченную добычу всем своим весом, глушил ее ударами своих страшных лап, вооруженными длинными когтями, разрывал зубами ее плоть, и после того, как бедная жертва сдавалась, вытаскивал ее на лед и тут же поедал ее, еще живую.
Таким образом, Белый медведь мог пировать всю зиму, поедая одну за другой всех заточенных в ледяную ловушку белух, которые не могли уплыть далеко от проруби, так как только здесь могли глотнуть воздуха. До весны, когда лед таял и освобождал пленниц, доживали лишь считанные белухи.
Однако у бедных белух был заступник и спаситель, который был одной крови с ними и во многом похож на них.
Это был морской теплокровный обитатель, который чувствовал себя подо льдом также привольно, как и Белый медведь надо льдом. Имя ему было Нарвал, и он отличался от белух тремя особенностями.
Во-первых, он мог гораздо дольше, чем белухи, оставаться под водой. Если белуха могла задерживать дыхание на 10 минут, Нарвал мог без усилий делать это до получаса. Во-вторых, белухи редко погружались в море глубже 100 метров, Нарвал же имел привычку охотиться на рыб, обитающих в 500, 1000 метрах под водой и даже глубже. В-третьих, как мы уже сказали, Нарвал обладал длинным, крепким и в то же время чувствительным рогом, предназначение которого никто толком не мог объяснить. Однако Нарвал, прозванный из-за этого Единорогом, мастерски мог обращаться с ним, чтобы быть королем подледного мира.
Рог был настоящим подарком для Нарвала, он помогал ему найти рыб и моллюсков, спрятавшихся на дне моря, мог послужить и грозным оружием против полярной акулы, касатки или другого морского хищника.
Но по-настоящему выручал Нарвала рог в зимнее время, когда поверхность океана была скована льдом и об этом знал только он сам. Двухметровый бивень позволял раскалывать молодой лед, который образовывался в так называемых нарваловых шурфах. Дело в том, что океан затягивался ледяной коркой постепенно, толщина его росла день ото дня, достигая в середине зимы почти двух метров. Так вот Нарвал оставлял свободные отверстия во льду, которые позволяли ему дышать воздухом даже из-под толстого слоя льда, через эти дырки, ледяные шурфы. Рог был незаменимым инструментом, позволяющим держать их всегда открытыми: Нарвал просовывал его иногда во все его длину в эти шурфы, ломая свежеобразовавшиеся ледяные корки, счищая снег на самой поверхности — и свежий спасительный воздух поступал под лед, наполняя подледные воздушные камеры живительным кислородом.
Белухи не могли делать так же: у них не было длинного рога и поэтому им не оставалось ничего другого, как с наступлением зимних холодов, либо уходить на юг, за кромку берегового льда, либо держаться рядом с незамерзаюшими морскими протоками, либо зимовать в своей собственной полынье, при этом поддерживая ее в образцовом порядке, следя за тем, чтобы она не замерзала и не становились слишком маленькой и опасной для проживания.
Нарвал же, благодаря перечисленным особенностям, не нуждался в полыньях и свободно путешествовал по всему океану зимой, как он делал это в летнее время. Везде подо льдом имелись заранее подготовленные отверстия, пробитые им или другими нарвалами, и он без труда, используя эхолокацию, находил их, даже если иногда его собственные воздушные колодцы замерзали насквозь. Но для Нарвала существовали и другие возможности и пути для того, чтобы выходить победителем из самых сложных ситуаций. Всегда подо льдом находились воздушные полости и пространства, где можно было передохнуть и подышать воздухом.
И Нарвал покровительствовал белухам, всегда приходил к ним на выручку как только находил полынью с плененными морскими обитателями, и Белым медведем, караулящим их на льду.
Обыкновенно, Нарвал уводил все стадо за собой на более просторные и безопасные полыньи, где их не мог поймать Белый медведь. Подо льдом, на одном вздохе, белухи могли проплыть не более 3—5 километров. Если на таком расстоянии находилась более просторная полынья, то Нарвал уводил их туда. Гораздо труднее было спасти белух, если до спасительной полыньи приходилось плыть намного дольше. И хотя Нарвал мог плыть под водой, не дыша, 20 километров и больше, белухи не были способны на такой подвиг. Чтобы отвести на свободу все стадо плененных белух, порой насчитывающее свыше 40 голов, запертых на расстоянии 20 километров от соседней просторной полыньи, Нарвал тщательно составлял маршрут движения — с многочисленными подводными привалами и передышками — в подледных пещерах и камерах, где можно было глотнуть свежего воздуха, чтобы после продолжить плыть дальше.
Понятно, что Белый медведь ненавидел лютой ненавистью Нарвала и распространял всякие слухи и нелепости относительно него, называя его морским агрессором, призывая к незамедлительному разоружению, чтобы Нарвал не только избавился от своего рога, но и перестал погружаться глубоко в море и задерживать дыхание под водой больше чем на 15 минут. Во всем этом Белый медведь видел проявление недоверия и пережитки времен холодной войны, а о том чтобы самому избавиться от больших и страшных клыков и когтей Белый медведь, естественно, и не подумывал. В общем, круглый год он вел активную информационную кампанию по оклеветанию деятельности Нарвала и оболваниванию белух, моржей, тюленей и других обитателей Северного Ледовитого океана в своих геополитических интересах.
Медведю нередко это удавалось, и он так околдовывал красавиц-белух своими антинарваловыми памфлетами и призывами разоружаться и не бояться друг друга и открытого океана, и так далеко их всех уводил от спасительной полыньи, что когда наступали самые лютые месяцы арктической зимы, очень многие из белух оказывались в ледяных ловушках.
Однако Нарвал продолжал спасать белух, даже в самых безнадежных ситуациях придумывая все новые и новые способы для этого. При этом он тоже проводил свои собственные информационные кампании среди белух. Только в отличие от медвежьих, они были спасательными в настоящем смысле этого слова.
Нарвал распространял газеты и журналы, которые помогали белухам и прочим теплокровным обитателям Ледовитого океана ориентироваться под водой, искусству длительного подводного плавания, глубокого погружения и долгой задержки дыхания. Особенно много внимания уделял Нарвал развитию социального партнерства морских мирных обитателей, созданию разветвленной и обширной сети спасительных полыньей и прорубей в ледовом покрове океана, умению действовать сообща, сообща охранять полыньи и ломать лед, решать общие задачи и принимать коллективные решения в трудные минуты жизни, когда Белый медведь так напирал сверху, что поджилки тряслись у всех обитателей океана.
Медведь же во всем этом видел лишь проявления недоверия и мышления категориями времен холодной войны, призывая отказаться от всего этого и жить всем вместе, как в одном Общем доме, и как это было заведено и завещано нашими предками. При этом Белый медведь, разумеется, подразумевал те исторические порядки и устои, которые позволяли ему безнаказанно разбойничать в Северном Ледовитом океане — свободно охотиться и убивать и пожирать белух, тюленей, моржей. А всех тех, кто выступал против таких правил и законов, под воздействием модных западных идей народовластия и правового гражданского общества, Белый медведь записывал в террористов и в пособников цветных революций.
Нарвал же был песнью о свободе, и он нес с собой повсюду в Северном Ледовитом океане свободу от плена и спасение. Он пел о том, что по-настоящему раскрепощенной личности не страшны никакие трудности и преграды, а общество, составленное из таких личностей, будет не только процветающим, но и самым непобедимым и мирным на свете.
Эту песню впервые услышали от него несчастное стадо истощенных белух, запертое в безнадежной полынье, далеко-далеко от морского берега. Медведь уже успел убить и съесть больше половины стада. Оставшиеся в живых с десяток белух были ужасно истощенными и изувеченными страшными рубцами и ранами по бокам и по спинам, оставленными клыками и когтями Белого медведя, и покорно дожидались своей смертной участи.
Нарвал предложил им следовать за собой по тропе спасительного маршрута, который был известен только ему под водой. Однако белухи были так утомлены, обессилены и подавлены, что отказались от этой затеи Нарвала: они боялись задохнуться в невыносимых муках в подледной воде океана больше, чем смерти от клыков Белого медведя, который поедал их одну за другой — по мере того как голод овладевал им вновь и вновь.
Тогда Нарвал предложил белухам другой путь спасения — атаковать всем вместе Белого медведя, когда он обрушится на очередную жертву всем своим ужасным весом, когтями и клыками. Кружа вокруг полыньи Нарвал пел о том, что каждая взрослая белуха такая же сильная, как и Белый медведь, и почти вдвое тяжелее врага, масса которого редко бывает больше полутонны. Таким образом, чтобы одолеть Белого медведя в воде белухе не хватает только смелости, а если все они вместе нападут на косматого хищника, даже если каждый укусит его или ударит хвостом, Белый медведь, будьте уверены, уже больше не будет подходить к полынье и забудет о своих жертвах.
Но и на это категорически не согласились бедные белухи, они не поверили призывам Нарвала — настолько сильно парализовал их страх перед Белым медведем.
Нарвалу не оставалось ничего другого как действовать самостоятельно. Дождавшись, когда Белый медведь бросился сверху на очередную добычу — это была совсем еще юнная белуха — всей свой массой, намереваясь как можно глубже вонзить свои клыки и когти в нежную плоть трепещущей жертвы, Нарвал, совершив стремительный полукруг разгона под полыньей, ударил рогом Белого медведя в бок.
Страшно взревел от боли повелитель заполярного круга, впервые кровь полыньи обагрилась его собственной кровью, еле смог выбраться косматый из воды. Рана не была смертельной — Нарвал не хотел убивать Белого медведя, а только жаждал проучить раз и навсегда, — но очень серъеной и породила смятение в сердце заполярного великана. Он почувствовал на своей шкуре ужасную силу и мощь морского зверя, на которого он привык безнаказанно охотиться, а белухи воспряли духом, даже если у них и не было рога, как у Нарвала, зато они отлично плавали в воде, гораздо лучше Белого медведя и обладали большой силой.
Так Белый медведь покинул роковую полынью, а пленные белухи были спасены Единорогом от неминуемой смерти. Больше медведь не нападал на это стадо, получившее от Нарвала бесценный урок смелости и выживания в самой безнадежной ситуации.
Но большинству других белух, тюленей, моржей и прочих обитателей океана предстояло пройти еще через много горьких уроков, испытать много поражений и страданий, прежде чем они научатся слушать и понимать победную песнь Нарвала.
2005.
Дочь Океана
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.