Бесплатный фрагмент - Изумруд

Глава 1

Неужели за ночь так похолодало? Я же совсем немного приоткрыл окно, зная, что дождь в конце мая может остудить и без того озябшие дворы, не так давно освободившиеся от белых оков снега. Ощущение было таким, будто я сплю на голой земле. Очень не хотелось вставать, чтобы закрыть окно, однако деваться было некуда: не хватало, ко всему прочему, простуды перед защитой проекта!

«Это, наверное, все еще сон», — подумал я, открыв глаза, потому что увидел очень странную картину. Таких реалистичных снов мне еще не снилось! Все было слишком правдоподобным, если исключить тот факт, что я точно не ложился спать в гуще леса. Поднявшись и усевшись на мягкую, как бархат, траву, я невольно обхватил голое тело руками и поджал ноги. Было прохладно. Это, конечно, не та майская ночная прохлада, которую я винил в своем пробуждении, и застудиться мне не грозило, но приятного мало. Хотя в данной ситуации проблема холода волновала меня не в первую очередь. «Какого черта я тут делаю?!» — вот что интересовало больше всего.

Несмотря на то что я очень хорошо знаю географию, а определить по растительности местность не составляет для меня особого труда, подобные пейзажи были мне совершенно не известны. Такой тип лесов не свойственен ни одной из климатических зон. Испуганно осмотревшись, быстро протрезвев ото сна, которого словно и не бывало, я уловил новые непонятные для меня особенности леса. Стволы деревьев были гладкими, как трубы, которые используют для транзита нефти или газа, и их толщина и высота лишний раз напоминали о сходстве со стальными братьями. Думаю, что даже группа из восьми-десяти человек не смогла бы обхватить этих гигантов руками.

Следуя глазами снизу вверх, я осматривал ствол. Голова поднялась до упора, из-за чего пришлось распустить замок из рук, прижимавших ноги к груди, и откинуться назад. Наконец, взору предстала шапка из листьев, которая прикрывала наготу ствола от косых взглядов облаков. Со своей задачей крона справлялась очень хорошо: ни одно облако, ни одна птица и даже солнце не смели хоть краем взгляда проскользнуть в святая святых, нырнуть под подол. Из таких голых исполинов состоял весь лес, которому не было видно конца и края. Выстроившись ровными рядами, деревья напоминали солдатское построение — с той лишь разницей, что между ними было достаточно большое пространство, метров по десять-двенадцать; однако если посмотреть вверх, становилось понятно, почему они не прижимаются друг к другу — кроны столь внушительных размеров теснились бы одна к другой слишком плотно. Думаю, если посмотреть с вертолета, то и вовсе невозможно будет понять, что это лес. Скорее, это напоминало бы гладь заливного луга, так как зазор между шапками был минимальным. От такой плотной шторы из листьев прямой солнечный свет не проникал дальше макушки деревьев, из-за чего в самом лесу стоял вечный полумрак, и понять, пасмурно ли там, на поверхности, или ясно было сложно. Думаю, даже сильный ливень и тот с трудом сюда пробивался.

Закономерным было и то, что под такими щитами ничто, кроме травы, расти не могло. Она была единственным другом этих великанов, лишенная солнца и пропитанная влагой — видимо, сама почва была насыщена подземными водами, проходящими близко к поверхности. Плотный мох больше напоминал покрывало из мягчайшего кашемира. И казалось, что, если сейчас же ухватиться за него и потянуть на себя, я непременно смогу им укрыться. Однако даже такому приятному нюансу не удавалось смягчить обстановку окружающего пейзажа. Для пущего ужаса не хватало только низкого густого тумана.

Несмотря на всю мрачность обстановки, природа очаровывала своим спокойствием. Однако легче от этого не становилось: сидеть так вечно было невозможно. Все более очевидным становилось то, что это явно не сон, так как тягучесть происходящего не состыковывалась со скоротечностью сюжетов царства Морфея. Сделав глубокий вдох, наполнив легкие прохладным и одурманивающим разум воздухом, который был насыщен кислородом, я более-менее собрался с мыслями и встал в полный рост. А куда, собственно, идти? Со всех сторон одно и то же, и нет даже малейшего намека на изменение пейзажа. И вдруг мой взгляд остановился на каком-то ярком пятне среди всей этой пастельной серости красок природы. Может, это животное? Но разве бывают животные красного цвета? Хотя, возможно, это вовсе и не красный… Объект был достаточно далеко, чтобы можно было с уверенностью идентифицировать его.

— Так! — сказал я вслух, упершись руками в бока и посмотрев за спину.

В тот же момент я почувствовал пристальный взгляд в затылок. Не делая резких движений, повернулся — и через все тело прошла леденящая волна ужаса. Передо мной стояло то самое, что раньше показалось мне животным, — вот только это являлось человеком или его подобием, облаченным в длинную рясу красного цвета. Четко рассмотреть можно было только пальцы рук, которые слегка выступали из расходящихся от плеча рукавов. Лица́ совершенно не было видно: его скрывал длинный плотный капюшон, края которого выходили далеко вперед, укрывая черты. Однако освещение было не на столько тусклым, чтобы создать мрак внутри него, и единственным, что оставалось видно, были глаза. Они будто светились изнутри, как два маленьких фонарика красного цвета. Еще чуть-чуть — и мое сердце, кажется, остановилось бы.

— Добро пожаловать! — сказал человек в красном облачении. — Меня зовут Обан.

И хотя его лица не было видно, но я почувствовал, что он сказал это с улыбкой. Его мягкий низкий голос и хорошо поставленная речь, словно бальзам, сняли с меня все напряжение, успокоив сердечный ритм. И все же я не мог справиться с оцепенением и стоял как вкопанный, слегка приоткрыв рот.

— Я понимаю, что у тебя много вопросов, — сказал Обан, слегка пошатнувшись, — но я не могу сейчас на них ответить.

— Где я нахожусь? — еле выдавил я из себя.

— На этот вопрос тебе ответят там, — он указал пальцем мне за спину. — А мы с тобой встретимся позже. И, возможно, я отвечу на твои вопросы, если они будут правильными.

Я посмотрел в ту сторону, куда указал Обан, и вернул взгляд назад, но его уже не было. Что за мистика? Вопросов становилось все больше, и пора бы найти на них ответы.

Собравшись с силами и борясь со множащимися в голове вопросами, я начал движение в указанном направлении. Шелест травы и монотонность пейзажа все же не давали успокоиться мыслям, но тут я услышал дивный звук. Это была птица. Ее пение доносилось издалека и было мелодичным, как симфония до сих пор неизвестного мне автора.

— Тр-р-ра-а-а… — и тишина. — Чи-чи-чи! — как эхо, отзывалось с противоположной стороны. И так — несколько раз.

Потом добавились новые звуки. Это уже напоминало оркестр. И вот наконец один из певцов явил себя, вылетев нежданно откуда-то слева, ловко лавируя над головой, вероятно, не ожидая наткнуться на живую фигуру, которая нарушит его заранее намеченный маршрут. Если бы он мог говорить, непременно возмутился бы этим подвохом. Пышно размахивая крыльями, переливающимися перламутром и обрамленными по нижнему краю особо широкими перьями цвета индиго, цветастый друг так же быстро исчез за перспективой деревьев, как и появился, тяжело стеля пушистым длинным хвостом с выступающими белесыми завитушками на прощанье.

Я успокоился. Звуки ослабили напряжение, а нежданное знакомство приподняло настроение, и мой шаг ускорился. Было уже совсем не холодно, но это не позволяло мне и дальше разгуливать нагишом — хоть и по безлюдному, не считая Обана, но лесу. И, как назло, ни одного не то что бутика, даже гардероба с одеждой мне по пути не попадалось: все те же исполины и покрывало из травы.

По ощущениям прошло уже около часа, и не было уверенности, что я не хожу по кругу. Но вдруг вдали показалось что-то иное, совсем не такое, как окружающая меня однотипная растительность. Я ускорил шаг, который до этого незаметно сбавлял всю дорогу, утомляемый монотонностью неизменного пейзажа. Теперь стало ясно: это что-то наподобие высокой травы вроде камыша. Когда я подошел ближе, четко обрисовались контуры стены из высоких, как дачный забор, кустов. Чем ближе я подходил, тем сочнее становилась трава под ногами, и в какой-то момент из-под ступней начала просачиваться влага, покрывая пальцы тонким слоем воды. Наверное, за этой стеной озеро или река? Отойдя чуть дальше, туда, где почва была достаточно сухой для комфортного передвижения, я пошел вдоль зарослей, держась правее. Где-то же она должна закончиться? И я не ошибся: совсем недалеко зиял зазор, как будто здесь планировали поставить калитку.

Преисполненный любопытства, я выглянул за стену, чтобы узнать, что творится в этих укрытых стараниями природы угодьях. Забор из камышей был всего пару метров в толщину, а далее — снова густая низкая трава, которая плавно скрывалась под водой. Не сразу стало понятно, где заканчивается суша, так как гладь воды стояла совершенно неподвижно. Водоем оказался настолько чистым и прозрачным, что только лучи солнца, отражавшиеся от поверхности, обозначали границу между водой и воздухом.

Идти влево не было смысла: буквально в нескольких шагах камыши вплотную прижимались к воде. Правее же береговая линия тянулась далеко вперед, не имея видимого окончания и лишь изредка сужаясь в некоторых местах. Пройдя несколько метров, я наткнулся на одно из таких сужений. Чтобы его миновать, необходимо было пройти по воде. Прежде чем ступить на гладкую поверхность, я внимательно всмотрелся в воду. Что я хотел там увидеть? Скорее, меня пугала неизвестность того, что может скрывать эта с первого взгляда безобидная зеркальная гладь. Не хватало еще застрять в топи! Ведь помощи ждать неоткуда… Загадкой было даже то, есть ли здесь люди, помимо Обана.

Присев на корточки и опустив руку в воду, я плотно прижал ее ко дну, покрытому все той же травой. Вода была прохладной, но не обжигала холодом, заставляя тут же выдернуть руку, а наполняла тело бодрящим приливом свежести. Под давлением руки из-под травы, как из губки, просачивалась более холодная влага, как будто вся земля была пронизана тонкими капиллярами водоносной системы и у водоема не было конкретного источника. Немного прожав дно, я уперся ладонью в плотную подстилку, которая не позволяла погружаться руке глубже даже под напором всего тела. Убедившись, что угрозы увязнуть нет, я смело ступил в воду. Тело немного вздрогнуло, остужаясь от ступней, и в этот же момент мимо меня, обволакивая, пронесся порыв прохладного ветра. Кожа покрылась мурашками, а редкие бесцветные волоски на теле, как спящие солдаты, резко поднялись по боевой тревоге. Замерев на месте и немного запрокинув голову, я сделал глубокий вдох и невольно закрыл глаза, вслушиваясь в шелест камышей. Такой свежий и концентрированный воздух встречался мне лишь у подножия Домбая, где природа не была осквернена неугомонной человеческой страстью к преобразованиям и сохраняла свою первозданность.

Порыв ветра исчез так же быстро, как и появился, и вокруг воцарилась все та же тишина, что окружала меня с момента пробуждения.

Я сделал еще несколько шагов, и изгиб камышей уходил в резкий поворот, освобождая место бархатному ковру травы. Будучи уже по колено в воде и глядя под ноги, чтобы не за что не зацепиться, я поднял голову и с облегчением вздохнул: лодка. Самая обычная, слегка вытянутая, но широкая, а в ней смирно лежали два весла, нагреваясь на утреннем солнце. Ускорив темп, чтобы добраться до нее побыстрее, я зацепился ногой за что-то твердое. Скорее всего, это был выступающий корень одного из деревьев, которые стояли вплотную к берегу. Со свистом я всем телом шлепнулся о воду, распластав руки в стороны. Видели бы меня мои друзья! Смех стоял бы на весь лес, сокрушая воцарившуюся здесь идиллию флоры и фауны. «Ну, вот и умылся», — подумал я про себя. Самое время принять утренний душ.

Спешить было некуда, и солнце как раз поднялось достаточно высоко, чтобы его лучи не скользили по поверхности, а впивались в нее, прогревая все под собой. Усевшись на берегу и откинувшись на локти, я закрыл глаза и наслаждался мягким теплом, обсыхая после непредвиденных водных процедур. Утренний штиль постепенно сменялся легким ветром, проветривая коридоры между стволами деревьев и рисуя легкую рябь на воде. Запах леса убаюкивал своим настоем из листьев и разнотравья. Да и какая вообще разница, где я нахожусь, если здесь такое блаженство? И даже если меня потеряют на работе, есть уважительная причина: я неизвестно где и неизвестно каким образом тут оказался. Главное, чтобы в сумасшедший дом не определили по возвращении…

Солнце уже начало припекать, а я был в полудреме, растянувшись на земле. Нехотя, но все же открыл глаза, потянулся, издавая при этом очень забавное, как мне казалось, кряхтение, и, еле приподнявшись, уселся, положив локти на колени и скрестив пальцы в замок. Посидев так пару минут, я все же собрался с мыслями и, проговорив про себя «поехали», направился к лодке. Что ждет меня на том берегу? Надеюсь, не зеркальное отражение этой стороны. На этот вопрос можно было ответить только эмпирическим путем…

Глава 2

Навалившись на лодку всем телом и сделав несколько уверенных шагов, я с легкостью запрыгнул внутрь, с трудом сохраняя равновесие. Удобно усевшись спиной по ходу движения и расположив весла по бортам лодки, я оглянулся через плечо, чтобы наметить курс, которому предстояло следовать. Расстояние, как казалось, было не столь большим. Вдали виднелись размытые очертания противоположного берега, и, учитывая, что течения как такового тут не было, доплыть можно было и самостоятельно, даже если бы у меня не было лодки. Но кто знает, что из себя представляет этот водоем и какие опасности он в себе таит? Поэтому с лодкой все же было спокойнее.

Сделав глубокий вдох и погрузив весла в воду, я резко подался всем корпусом назад, притягивая кисти к груди. Великим атлетом я никогда не был, но тренажерный зал и периодические занятия спортом помогли мне развить неплохую мускулатуру, которая теперь позволяла легко справляться с греблей. Я сделал несколько движений, и лодка набрала скорость, достаточную для того, чтобы я мог облегчить усилия, сохраняя имеющийся темп. Сложнее было контролировать направление и идти ровно, не уходя в сторону из-за того, что правая рука брала на себя больше усилий, так как за двадцать восемь лет привыкла работать больше, чем ее левый спутник. Периодически корректируя курс, подгребая левым веслом чуть усерднее, я почувствовал, что сил становится все меньше: по большей части не из-за физического изнурения, а от палящего солнца, которое набирало мощь, как будто бросая мне вызов. Дышать с каждым новым подтягиванием весел к груди становилось все труднее, и пот уже застилал глаза. Нужно было сделать перерыв, чтобы отдышаться и как-то остудить разгоряченное тело.

Поднимая голову, всматриваясь в покинутый берег, я убедился, что преодолел достаточное расстояние, чтобы позволить себе немного расслабиться. На берегу были видны лишь ярко-зеленые шапки деревьев, которые все так же ревностно скрывали свои тела, сохраняя мрак нутра, слегка покачиваясь на ветру, словно на прощание молчаливо махали мне ветвями. Издалека этот таинственный лес смотрелся еще более величественно: как будто гигантские брокколи стояли в ряд, ожидая разрешения войти в воду, дабы охладить свои зеленые головы.

Мне могло показаться, что я прошел достаточно большую дистанцию, так как понятия «далеко» или «близко» искажаются, когда находишься практически на одном уровне с поверхностью воды. Я посмотрел за спину, чтобы оценить, как долго еще грести до заветной цели, и понял, что не ошибся: противоположный берег был виден уже более отчетливо. Вырисовывались отвесные скалы, издалека напоминая меловые подступы Дувра своей высотой, и на фоне гладкой стены берега четко обозначилось нечто иное, отличное от монотонной плиты. «Туда и буду держать курс», — решил я в надежде, что это путь на поверхность.

Я отдышался и был преисполнен желания окунуться в воду, дабы остудить разгоряченное тело. Выглянув за борт с целью убедиться, что в глубинах нет ничего, что могло бы мне навредить, я замер. Успокоившаяся от движения лодки вода перешла в привычную ей безмятежную форму, открывая взгляду без искажения ряби весь свой мир, который населяли удивительной яркости многоцветные рыбы удивительных форм и размеров: от огромных, с большого сома, оранжевых рыб с красной волнистой полосой по бокам до мальков, похожих на килек, только пузатее, будто объелись, и сбивающихся в фиолетовые косяки, которые убегали от невидимого соперника, петляя из стороны в сторону. Плоские, как каменный диск, желтые губастики с глазами-бусинками по одному появлялись из глубины и снова прятались в ее недрах, а их длинные серебристые собратья с вуалью переливающихся в посеченном свете гребней безучастно плыли куда-то, не обращая внимания на резвость фиолетовых хулиганов. Завороженный жизнью подводного мира, я плавно опустил ладонь в воду, перегнувшись через край лодки и крепко вцепившись свободной рукой в борт. Погрузившись по локоть, я слегка поводил из стороны в сторону, перебирая пальцами, будучи весь в напряжении, готовый резко выдернуть руку, если кто-то воспримет меня как свой обед. Однако никакой враждебности не наблюдалось, а обитатели водного мира без какой-либо спешки просто разбредались в разные стороны, не интересуясь новым объектом, вторгшимся в их среду.

«Была не была!» — подумал я и, аккуратно перекинув ногу через борт, опустился в воду, обеими руками держась за лодку. Волна прохлады прошлась по всему телу, вызывая мурашки, бодря разум и чувства. Сделав глубокий вдох, я погрузился в воду с головой, не отпуская лодки. Шум в ушах заглушил все мысли, не давая возможности волноваться и думать о чем-то более значительном, чем примитивное желание восстановить привычный для организма температурный баланс. Отцепив одну руку от борта, я провел по волосам, укладывая их в нужном направлении, и плавно вынырнул. Медленно перебирая ногами под собой, осмотрелся, устремляя взор вглубь воды. Местные жители исчезли, испугавшись незнакомого гостя. Видимо, опасаться тут нечего. Эта мысль придала мне уверенности, и, набравшись смелости, я аккуратно отцепился от лодки, чтобы ее по инерции не унесло далеко от меня. Развернувшись через плечо и сгруппировавшись по-лягушачьи, сделал несколько гребков вперед, рассекая гладь слегка солоноватого водоема. Отплывать далеко от транспорта я все же не решился, опасаясь непредвиденных ситуаций.

Совершив пару оборотов вокруг лодки, я решил, что пора выбираться, иначе нижние холодные слои воды, которым недоставало тепла солнечных лучей, могут спровоцировать спазм мышц, как у меня уже было однажды. Когда я подплыл к лодке, мне не сразу удалось подтянуться к ее борту: с трудом балансируя, я неуклюже перекинул правую ногу. Хорошо, что ее края были низкими, иначе процесс возвращения стал бы для меня куда более сложным. Переместив центр тяжести, я уже с легкостью перебрался через край, оставшись лежать на дне лодки, образуя под телом небольшую лужу, высыхая на солнце. Пролежав так несколько минут, вяло встал и потянул руки в разные стороны, глубоко зевая. Пора занять место гребца и продолжить движение в нужном направлении! Не стоило тянуть время — солнце набирало все бо́льшую силу, и для него я был легкой добычей посреди водной глади.

По ощущениям прошло около часа, но, скорее всего, не миновало и сорока минут, ведь время при монотонном движении тянется как резина. Были бы у меня часы, я непременно глядел бы на них каждые десять минут в надежде, что прошло уже много времени. Хотя какой смысл следить за ним, если это не приближает меня к цели? Смирившись с безысходностью положения, погрузившись глубоко в мысли, устремив взгляд на легкую рябь воды, я безнадежно греб, не оглядываясь, чтобы не расстраиваться из-за того, что берег приближается не так быстро, как мне хотелось.

Вдруг лодка дала крен на левый борт, издав неприятный скрип. Испугавшись, что судно вот-вот опрокинется или даст течь, я спешно обернулся в поисках источника неприятностей. Это был небольшой бесформенный обломок, торчавший из воды, с заостренной вершиной. Рядом с ним, целиком погруженные в воду, виднелись меньшие осколки глыбы, которые и представляли опасность. Все же стоило оглядываться почаще! Берег был совсем близко, и в нескольких метрах от этих булыжников начинался утес высотой в несколько этажей.

Я сильно отклонился от намеченной цели, а изгиб берега не позволил заметить это боковым зрением. Моя цель находилась чуть дальше от этого скалистого затона. Благо вовремя остановился, и лодка не успела застрять глубоко в острых зубах прибрежных скал. Поэтому, приложив немного усилий и оттолкнувшись веслом от испугавшей меня глыбы, я продолжил путь. Там, чуть вдали, явно выступал неестественный для природы прямой формы блок, достаточно высокий, чтобы я мог сразу узнать в нем очертания пристани.

Гонимый желанием поскорее убедиться в своих предположениях, я быстро достиг прямоугольного выступа, который лишь предварял чудо архитектурного гения, открывшееся теперь моим глазам. Сомнений не было: такое мог создать только человек. Или, как минимум, разумное существо, похожее на человека по образу мышления. Это не просто причал: среди скал моим глазам открылся огромный порт с десятками пристаней, разрезающих водную гладь, и многочисленными кранами разных размеров и форм для разгрузки грузовых судов. Все указывало на то, что здесь располагался крупный транспортный узел, куда могли заходить корабли разных размеров и форм — от небольших легких судов, перевозящих мелкий груз, до исполинов, чьи трюмы могут быть заполнены несчетным количеством товара. Для таких гигантов предусмотрели отдельные причалы и разгрузочные краны, имевшие внушительный размер. Сами пристани были выложены из камней утеса, отделявшего сушу от воды и послужившего источником строительного материала, экономя расходы на доставку.

Вплотную подплыв к одному из небольших причалов, я рукой прикоснулся к его поверхности. Камень источал холод, напитываясь прохладой вечно озябших скал, передавая ее воде. Большей частью он уходил глубоко ко дну, которого не было видно. В нем не было ни малейших пор — ровная гладь, вытесанный монолит, схожий с гранитом и отличавшийся лишь тем, что цвет его был однородным, белым, как платье невесты. Сложно представить, сколько сил вложили камнетесы, чтобы извлечь эти блоки из скалы и так филигранно их отшлифовать. Другой вопрос, как они их транспортировали. Да, источник ресурса находится в нескольких десятках метров, но, судя по устройству тех же кранов, эта цивилизация не была сильно развита в техническом плане, ведь они были сделаны из дерева.

У начала пристани предусмотрели и подъем с малых судов, как моя лодка. Это была вереница ступеней у самого начала, которые уходили в воду, что, скорее всего, учитывало периоды возможных отливов. Вплотную прижавшись бортом к выбеленному дочиста природой камню, я перешагнул через край и уверенно встал на ледяное подножие причала. Блоки были высокими, углы — острыми, а не привычно закругленными, что создавало риск хорошенько покалечиться, если, засмотревшись по сторонам, неаккуратно занести ногу. Подниматься по выступам было труднее, чем казалось изначально, но, хоть и с отдышкой, усугубляемой нарастающей к полудню жарой, этот путь мне покорился. Остановившись на последней ступеньке и чувствуя себя, словно покорил Эверест, я уперся руками в колени и сделал несколько глубоких вдохов, щуря при этом глаза: солнце впивалось в лицо, все так же безжалостно испепеляя мою светло-русую макушку. Не меняя позы, я поднял голову, прикрывая глаза ладонью:

— Ну что, дружище, так и будешь меня мучать? Настырный желтый шар!

Вообще для меня было неестественным жаловаться на жару, потому что я переношу ее с легкостью, в отличие от зимних морозов. Даже путешествуя по самым жарким туристическим маршрутам мира, где большинство горе-путников жаловались на непереносимый зной, раздражая своим нытьем, я, хоть и был утомлен солнцем, чувствовал себя весьма комфортно. Тут же солнце палило особенно сильно. По ощущениям было не больше тридцати — тридцати двух градусов, что для меня весьма приемлемо, но вот лучи кусали куда более злостно, иглами впиваясь в кожу.

Отдышавшись, я понял, что одновременно разгорячен солнцем и замерз, так как ледяной камень пристани, не желавший впитывать тепло, сопротивляясь безжалостному повелителю дня, окончательно остудил мои голые ступни, передавая озноб выше по телу. Надо было хоть как-то одеться. Сначала выпрямившись, а потом округляя спину туда и обратно и разминая поясницу, я не поверил своим глазам.

То, что у порта должны иметься служебные помещения, конторы и склады, понятно, но это было нечто невероятное. Таких красивых портов, похожих на дворцовый комплекс, мне еще видеть не приходилось. Изъятая из утеса часть, которая пошла на создание причалов, уходила вглубь на десятки, а то и сотни метров, закрывая портовые помещения от возможных ветров. Мастера не придумали ничего легче, чем воспользоваться этим прекрасным природным монолитом и выбить прямо в нем все необходимое для обслуживания транспорта и торговли. Словно величественная Пе́тра — древняя жемчужина Идумеи и спасительное пристанище пилигримов, — этот порт был зданием, вытесанным в скале, имеющим П-образную форму и выполненным в едином стиле, сплошным фасадом. Состоящее из четырех этажей, своей стилистикой оно напоминало Дворец дожей в Венеции.

Первый этаж выстроился сплошной колоннадой с полукруглыми сводами, изрезанными витиеватыми узорами. Если бы мне посчастливилось оказаться здесь в момент рассвета, когда солнце заливает весь фасад, посылая из-за горизонта первые нежно-розовые лучи, то я мог бы наблюдать невообразимые тени, оставленные этими каменными кружевами на стенах портовых помещений за колоннами. Второй и третий этажи, покоившиеся на мощных столбах, не представляли чего-то выразительного в своем облике. Они имели гладкие, отшлифованные стены с выбитыми в них квадратными окнами, которые плотно прилегали друг к другу, сохраняя небольшой зазор, создавая тем самым наполненные светом рабочие помещения для местных управленцев, клерков и прочих белых воротничков.

Четвертый этаж отличался от нижних ярусов, расположившихся у подножья. Он выступал над поверхностью, обозначая свое положение на многие километры вдаль. Наверное, он и создавался с особым архитектурным изыском потому, что был воротами, через которые все желающие попадали в центр водной торговли, а возможно, и путешествий. Ровно посередине надстройки стремился ввысь огромный вестибюль с большими стрельчатыми окнами от самого пола: одно большое и по два меньшего размера с каждой стороны от него венчали композицию в центре этажа. Его покрывала двухскатная крыша из светло-голубой черепицы. Далее от вестибюля в обе стороны расходились прочие помещения, фасад которых был выполнен из нового материала. Наверное, этот камень привезли из другого места: он напоминал голубой мрамор. Окна, пронзающие гладь фасада, вытягивались тонкими заостренными полосками меньшего размера, чем на предыдущих двух этажах.

Верхний ярус порта состоял из единого непрерывного помещения, лишенного боковых пристроек, как на остальных трех этажах. Вместо них по краям утеса независимо стояли стремящимися ввысь громадами ночные светлячки — два маяка прямоугольной формы с узкими, как бойницы, щелями для скудного света внутри, по одной на каждой грани, прорезающими стены во всю длину. Последний уровень каждой из башень венчала корона, собранная словно из наконечников копий, увеличенных стократ. Именно там, судя по всему, каждый вечер и в непогоду зажигался, пыша жаром, сигнальный огонь, оставивший следы копоти по зубцам, сохранившейся по сей день.

Внимательно изучив изысканную архитектуру удивительного порта, я быстрым шагом направился в его немые пространства. Он точно был необитаем, но его состояние было изумительным, если учесть, что покинули его не так давно. Даже окна и те были целы и не успели покрыться толстым слоем пыли. Возможно, в помещениях этого красавца мне удастся найти что-то сносное из одежды, чтобы перестать разгуливать в чем мать родила и уберечь кожу от ожогов, а ноги — от холода каменного пола.

Глава 3

Наконец-то изматывающий зной от разбушевавшегося полуденного солнца сменился прохладой тени. Для такого помещения не требовалось кондиционера: оно было устроено как естественный погреб, который круглогодично держал одну и ту же температуру с небольшими колебаниями. Идеальное место для хранения любых товаров! Все, что могло быстро испортиться, достаточно было убрать на хранение вглубь первого этажа, где уже на подходе холод вырывался из ближайших казематов. Значит, в глубине можно было и вовсе околеть…

Вплотную подойдя к колоннам, я всем телом прижался к одной из них. Этот бодрящий холод доставлял мне невероятное удовольствие. Разгоряченный солнцем, я, как мне казалось, был готов задымиться, испуская пар и остывая. Для полноты образа оставалось только плавно стечь на пол, растекаясь от наслаждения. Придя в себя, остудив жар тела, я аккуратно заглянул за колонну. Глаза уже пообвыкли, плавно переключившись с высокой яркости на полутень.

Стены помещений первого этажа были наполовину украшены резьбой по камню, изображающей сцены из живой природы: цветы, лианы, ракушки, даже небольшие животные и птицы выступали героями сюжетов. Мало какой дворец мог похвастаться таким богатым украшением! А это всего лишь порт… Видимо, он принадлежал какой-то очень богатой стране, и при его строительстве коротких сроков не ставили, а скульпторы были крайне талантливы, не уступая строителям и архитекторам.

— Да-а-а, культура тут на уровне! — сказал я вслух, наполняя тихим эхом давно онемевшее пространство, будто пробуждая его ото сна.

Над каждой дверью висела табличка, обозначавшая, что находится в том или ином помещении. Однако мне эти изображения были неподвластны. Витиеватые символы образовывали неведомые слова. Арабский язык? Готический шрифт? Одновременно похоже и различно, будто перемешано, что наталкивало на мысль о схожести с привычными глазу иероглифами, которые вроде где-то видел, но уверен, что сталкиваюсь с этим впервые, терзаемый противоречием. Эту письменность так же сложно описать, как вкус съедобных плодов опунции: на что-то похоже, но непонятно, на что, ибо самобытно.

Толкнув от себя ближайшую дверь, я вошел внутрь. Света тут недоставало, однако, обвыкнув, можно было рассмотреть ближайшие к окну предметы интерьера. Помещение невелико, не больше сорока квадратных метров. Вплотную к окну стояли две длинные скамьи, перед ними — два стола: каждый на четыре места. На них стопками лежали бумаги, а рядом — письменные принадлежности. Сразу за столами оставалось свободное пространство перед прилавком, похожим на барную стойку. Но это не питейное заведение, так как сразу за столешницей во всю стену располагались стеллажи. Их полки были наклонены в сторону зала и заполнены чем-то непонятным.

Не спеша осматривая пространство вокруг, я направился в сторону этих полок, чтобы изучить содержимое. Подняв вверх откидную часть столешницы и оттолкнув дверцу, распахивающуюся в обе стороны, оказался на обратной для гостей стороне, давно забывших сюда дорогу. На полках ровными рядами лежали небольшие мешки литров на десять. На каждом из них красовалась цветная этикетка с вышитой надписью, скорее всего, обозначавшая содержимое. Выбрав один из кульков, верхняя часть которого была туго затянута веревкой, я поставил его вертикально и начал распутывать узел. Мешок был наполнен каким-то зерном, имевшим слабый сладко-травяной запах. Пожав плечами, я завязал его и положил на место. Содержимое соседних проверять не стал, а просто пощупал некоторые из них: везде было что-то сыпучее, отличающееся только размером, и лишь один был наполнен какими-то камушками, изучать которые я не решился.

Итак, это продовольственная зерновая лавка. Наверное, с разных концов света сюда свозили товары подобного типа, а в этой конторе их можно было посмотреть и оценить, чтобы заключить сделку о покупке прямо за столом напротив прилавка. Купленный товар непременно доставят в нужное место со складов. Именно такой алгоритм на основе опыта земной торговли вырисовывался у меня в голове. Наверное, экономические правила универсальны, действуя и здесь.

Задерживаться в этом помещении не было смысла: ничего, кроме зерна, тут не имелось. Возможно, в соседних павильонах я обнаружу то, что мне необходимо: одежду. Укутать свое тело во что-то было уже необходимостью: холод стен заставлял меня немного подрагивать, невольно обхватывать тело руками для сохранения тепла.

Покинув зерновую лавку, я внимательно обвел взглядом длинный портик, вновь засматриваясь на орнаменты резьбы по стене, чтобы найти хоть какую-то зацепку, указывающую верное направление. С левой стороны — ближе к боковому, перпендикулярно примыкающему к главному зданию строению — свободно болталась на ветру табличка, контурами напоминавшая башмак, окрашенный в красный цвет, блестевший глянцем даже в отсутствии прямого света. Не надо быть экстрасенсом, чтобы понять: именно там я найду себе пару обуви. А где обувь, там и одежда!

Стройные ряды белоснежных колонн сопроводили меня до дверей, играя бликами косых лучей солнца, перекатившего за полдень, выполнив большую часть сегодняшней работы. Минуя очередную контору, я невольно пытался вглядеться в темные окна, чтобы понять, что там, по ту сторону. Вдруг повезет найти что-то сто́ящее, что поможет мне в дальнейшем пути? Но пытливый прищур был тщетным, так как внутри было куда темнее, чем снаружи, да и стекла, словно надежный щит, отражали лишь мою изморенную физиономию. Тратить время на то, чтобы изучать пространства каждого помещения, было бы глупым. Надо приодеться и продолжить путь в поисках местных обитателей, почему-то оставивших это прекрасное место. Единственное, что мне требовалось, помимо одежды, — это еда: прошло уже несколько часов с момента, как я проснулся, а во рту не побывало и крошки хлеба. Желудок изнывал в мольбе о завтраке, но исправить положение дела я никак не мог, лишь дополнительно раздражаясь от новой задачи.

Вот и заветная дверь — широкая, высокая, двухстворчатая, наполовину состоящая из стекла, украшенного витиеватой резьбой. Толкнув от себя одну из створок, я вошел внутрь и тут же представил, как бы меня встретили, предложили угощение, поинтересовались, что я хотел бы найти и какой размер меня интересует. Хочу ли я приобрести обувь только для себя или заказать целую партию туфель разного фасона и размера, чтобы потом реализовать ее? Но встретила меня лишь тишина — и приятный запах натуральной кожи.

Это помещение было более просторным, нежели зерновая лавка. Здесь не было столов, а лишь стройные ряды полок с обувью по всему периметру стен и островки стеклянных подиумов, на которых одиночно или в сочетании с другими экземплярами красовались особые модели. Роскошно оформленные зоны для примерки — изысканные диваны и кресла — расположились тут и там по всему залу. В их компании удобно пристроились небольшие кофейные столики и разные предметы интерьера: статуи, вазоны, некогда пышущие буйством зелени, миниатюрные фонтанчики. Конечно же, все растения уже засохли, напоминая о своем былом существовании лишь обвисшими листвою скелетами, а фонтаны давно не видели воды, но даже в таком виде они производили впечатление.

На ближайшем столике соблазнительно манила к себе ваза с угощениями. «Ну наконец-то!» — подумал я и стремительно направился к еде. Этажерка из хрусталя состояла из двух уровней: нижний был наполнен мутными неровной формы камешками, напоминающими рахат-лукум, а верхний — небольшими кубиками разных цветов, как раз на один укус. Я не стал долго думать, с чего начать, так как голод перебивал мысли, и рука сама потянулась к нижнему ярусу.

Да, это действительно рахат-лукум! Причем он был довольно свежим, хотя казалось, что оставили его тут довольно давно. Я не особо люблю этот восточный десерт, но с трясущимися от голода руками и он показался мне пищей богов. Словно уголь в топке паровоза, эти камешки один за другим исчезали во рту, спеша разбавить желудочный сок. Это достаточно сладкая вещь, и съесть ее много не получится, поэтому, насладившись первым угощением, я перешел ко второму.

С этим лакомством я уже был более церемониальным. Взяв один из кубиков пальцами, сжал его, удивившись внутренней мягкости. При этом внешняя оболочка была достаточно жесткой, что и позволяло сохранить свежесть внутри. Запах был еле ощутим, но чувствовались кислинка и отсутствие приторной сладости. Однако запах и вкус — вещи совершенно разные, и то, что приятно пахнет, не всегда прельщает на вкус. Иногда подобное правило применимо и к людям, которые за оболочкой изысканных нарядов и одурманивающего шлейфа дорогого парфюма совершенно гнилые и токсичные внутри. Не попробуешь — не узнаешь.

Прекратив игру в ресторанного критика, я отправил кубик в рот, вдогонку к еще недавним соседям с нижнего яруса. Лакомство раскрылось потрясающей палитрой вкусов, которое задействовало весь спектр рецепторов, как только попало на кончик языка и это наслаждение передавалось вглубь тела, перекатываясь волной, растекаясь по нутру. От удовольствия я издал еле слышный стон. Слабокислый и чуть сладкий, с выраженным вкусом какого-то спелого фрукта, этот десерт таял во рту, самостоятельно стекая в горло и заставляя на мгновение забыться, смакуя остатки. Еще, еще и еще — один за другим эти кубики исчезали в изголодавшейся бездне, пока последний из них не отправился вслед за своими соседями. Сказать, что это было потрясающе вкусно, — не сказать ничего. Но самое интересное, что после такого непривычного завтрака желания запить его у меня совершенно не возникало, хотя после нескольких кусочков рахат-лукума жажда мучила довольно настойчиво.

Утолив разбушевавшийся аппетит, я принялся изучать содержимое полок в поисках обуви, способной подойти мне для дальнейшего пути, о котором можно было только фантазировать, лишь предполагая, что ждет на поверхности. Это не должны быть изысканные ботинки или модные туфли. Требовалась практичная и удобная колодка с надежной посадкой, которая сняла бы нагрузку с ног и приняла бо́льшую тяжесть предстоящей дороги на себя. Подобных экземпляров пока не попадалось — сплошь изящные модели мужских туфель или чопорные, но элегантные консервативные ботинки. Все непременно на плотной подошве с высоким или средним каблуком, что напомнило мне о моде Западной Европы эпохи Возрождения, отличаясь лишь отсутствием кричащих деталей и ярких цветов.

Следуя вдоль стеллажей, разглядывая особенно интересные экземпляры, я обратил внимание на одну интересную пару. Это были высокие полуботинки. Они закрывали голень и имели достаточно толстую прочную подошву. В такой обуви можно спокойно пройти по каменистой дороге, не ощущая булыжников. Такое как раз могло мне подойти, тем более что шнуровка у них была достаточно серьезной и поднималась выше щиколотки, что дополнительно защищало бы ноги при сложных подъемах, способных спровоцировать вывих. Главное, чтобы размер подошел!

Удобно расположившись на ближайшем диване, я принялся примерять понравившуюся пару. Нога вошла без затруднений, несмотря на отсутствие носков, которые заменила внутренняя отделка из нежной, словно шелк, ткани. Приложив побольше усилий, я достаточно туго затянул шнурки и, поставив ноги на пол, пошевелил пальцами и всей ступней, чтобы убедиться, что ботинки плотно их облегают. Никакого дискомфорта я не почувствовал: они сели на меня как влитые, не оставляя лишнего пространства и не сковывая ступни, будто сшиты на заказ. Сделав несколько шагов вокруг дивана, я окончательно убедился: это именно то, что нужно.

В этот момент снаружи послышался грохот, как будто упали ящики, стоявшие друг на друге. Я замер, всматриваясь в окна, чтобы разглядеть, есть ли там кто-то, кто мог находиться здесь, помимо меня, и из-за своей неуклюжести уронить что-то тяжелое. Никаких признаков жизни снаружи не наблюдалось, да и звук не повторился: снова безмолвная тишина и редкие завывания гуляющего ветра. Возможно, он и был тем самым растяпой, который не может спокойно обойти предметы, стоящие на его пути. Ему непременно надо все сдвинуть со своего места!

Уверенный в том, что разобрался с источником шума, я направился вглубь зала — дальше изучать его содержимое. Помещение имело внушительные размеры, и во времена его былой славы здесь наверняка можно было потерять час, а то и два времени, глазея и примеряя многочисленную обувь. Помимо туфель, ботинок и сапог, в дальнем зале, запрятанном в темной глубине, обнаружились шкафы со множеством вариантов одежды. Свет сюда еле проникал, и разобрать что-то, понять, что висит на вешалках, было сложно.

Под высокими потолками расположились небольшие люстры-полукупола — ровно над проходами между шкафов. Возможно, электричество все еще течет по медным жилам, если оно вообще имеется, и мне удастся найти выключатели, чтобы в комфортной обстановке подобрать себе что-то приемлемое. Пройдя вдоль стройных рядов по левой стороне, я уперся в угол, так и не обнаружив выключателей. Далее на ощупь прошел вдоль дальней стенки зала. Обследовав слегка шершавую поверхность деревянных панелей обшивки, собирая тонкий слой пыли пальцами, я обнаружил две двери, прерывавшие безупречную плоскость стены. Меня уже начало раздражать это бестолковое исследование в поисках будто нарочно запрятанных переключателей. Еще чуть-чуть, и я плюну на это занятие — и буду снимать с вешалок всю одежду, рассматривая ее в первом зале.

Но тут, когда стена почти закончилась, я нащупал на уровне пояса ряд кнопок. Неужели? Полный надежды на их работоспособность, нажал на первую. Слабый луч света просачивался из ближайшего угла дальнего зала. Не тот выключатель! Там свет совсем не требовался. Далее методом перебора я начал нажимать на все клавиши по очереди, ища те самые, которые помогут разогнать тьму нужного пространства. Глаза резко пронзило светом — так, что мне пришлось прикрыть их рукой. Да, это нужный выключатель!

Плавно убирая руку с глаз, я потихоньку привыкал к яркому свету. Зажегся ряд люстр вдоль прохода, напротив которого я стоял. Всего таких коридоров, зажатых шкафами, тут было пять, и, нажимая на следующие клавиши, я озарил зал светом, заливая лучами уставший от мрака изысканный интерьер.

В центре потолка располагалась главная люстра-купол из разноцветного стекла, обрамленного в металл, напоминающий золото и ярко переливающийся на свету. Как от источника света, толку от нее мало, однако эстетическую функцию она выполняла на отлично. Проследовав вдоль главного прохода, который был шире остальных, я увидел, что прямо под этой люстрой располагался достаточно большой для закрытого помещения фонтан, главным элементом которого являлась статуя девушки. Этот нюанс сильно облегчил мое положение, словно сняв гору с плеч. Люди! На ее плече, грациозно обхваченый тонкой плетью руки, покоился кувшин. Видимо, из него и вытекала вода, образующая маленький водоем у подножья. Справа и слева фонтан окружали диваны, которые никоим образом не загромождали пространство, устланное бело-голубыми коврами. Этот магазин был словно из какой-то галереи в Милане, где сделать покупку могли себе позволить только состоятельные люди, а никак не простые смертные. Но сейчас я — единственный хозяин этого магазина и могу позволить себе что угодно, поэтому, полюбовавшись интерьером, я принялся рассматривать наряды на вешалках.

Левая сторона зала предназначалась для женщин и была заполнена разными — причудливыми и простыми, вечерними и повседневными — нарядами и, по большей части, довольно строгими костюмами. От разнообразия расцветок рябило в глазах, однако все было распределено по цветовой гамме с учетом возможных оттенков. Представляю, какого труда стоило работникам магазина содержать зал в таком строгом порядке и выверенной иерархии палитры, чтобы не просто распределить разные виды одежды по своим местам, но и разделить их по цветам! Такой труд явно себя оправдывал, ведь это очень удобно — прийти в магазин и сразу найти нужный шкаф, где будут те наряды, которые тебе нужны, да еще и того цвета, который ты хочешь. Не нужно бессмысленно рыскать вдоль полок в надежде наткнуться на интересную модель.

Правая сторона выглядела более консервативно, но цветовой ряд мало чем отличался от женского, что немного удивляло, ведь мы привыкли, что в мужском гардеробе доминируют сдержанные, темные и пастельные тона без радикальных оттенков и вычурности. И все же бо́льшая часть ассортимента состояла из одежд более спокойных окрасов. Были тут и отдельные шкафы с яркими нарядами: рубахи с геометрическими фигурами, абстрактные узоры на жилетах, расшитые цветными нитями камзолы… Здесь представлены и многие другие узоры, которые непременно изящно смотрелись бы на помпезном приеме или званом ужине. Все это было очень здорово, но сейчас мне требовалось кое-что попроще. И тут мой взгляд привлек стеллаж с одеждой в синих тонах. Люблю этот цвет!

Сделав несколько шагов, я окинул шкаф взглядом, чтобы понять, в какой его части представлены брюки, но здесь их не было. Стройными рядами на вешалках свободно расположились лишь кофты, рубашки, пиджаки и прочие элементы верха. Я перебирал все по очереди, и моему взгляду представилась крайне интересная рубашка темно-синего цвета, легко свисающая и собранная волнами под тяжестью ткани. Достав ее из компании собратьев, я быстрым движением накинул ее на плечи и застегнул ряд пуговиц в форме жемчужин, которые с трудом пролезали в подготовленные для них разрезы. Крой у нее был свободный, при этом широкие манжеты плотно облегали запястья, а швы ровно легли на изгиб плеч. Это мне очень нравилось и было к месту на случай изнуряющей жары снаружи: такая рубашка не прилипнет к телу, а будет легко развеваться на ветру, перекатываясь волнами вслед, слегка пропуская воздух.

Пройдя чуть дальше, вдоль синих одежд, я обнаружил полки с брюками. Каждую ячейку стеллажа отвели под один цвет в разных тонах. Развернув первую пару, я был удивлен их размеру: длина штанин была такой, что пояс находился на уровне моей груди. Неужели здесь живут такие высокие люди? Я и сам был немаленького роста — сто восемьдесят два сантиметра, но потенциальный владелец этих брюк должен быть богатырем, выше двух метров, что меня изумило. С округлившимися от удивления глазами я сложил брюки, как было, и убрал на место.

Продолжив извлекать содержимое с полок и плавно передвигаясь все правее, я искал то, что подойдет мне. Спустя несколько минут изучения увенчались успехом. Брюки из плотной темно-синей, почти черной ткани, напоминающей тонкую джинсу, показались мне вполне подходящими по длине и ширине. Проследовав к диванам, чтобы примерить выбранный экземпляр, я нырнул в штанины, спешно застегивая пуговицы и затягивая вшитый тканевый ремень. Они были достаточно свободными, но не висели. Пояс плотно прижался к пояснице, утягивая ткань на бедрах, а брючины трубами уходили вниз, пропорционально меняя свой диаметр по мере приближения к полу.

— Вот и дело с концом! — радовался я выполненной задаче, заправляя рубашку, и моя фраза грозным басом разлетелась по всему залу, что заставило оглядеться, испугавшись собственного голоса.

Я был не одинок в изучении местных лавок! Я подобрал себе гардероб и уже собирался покинуть магазин, как что-то отчетливо ударило в стену с противоположной стороны, глухим стуком отразившись в моем зале. Звук исходил из соседнего помещения, и это заставило меня напрячься всем телом — так, что даже волосы на голове от ужаса встали дыбом.

Медленно следуя к источнику шума, я ступал чуть слышно, стараясь реже дышать. Прижавшись к озябшей от холода скалы деревянной панели, закрывающей каменную стену, я надеялся услышать хоть что-то, что позволило бы представить картину происходящего в соседнем помещении. Но стояла звенящая тишина, которая еще сильнее накаляла обстановку.

Безмолвие прервалось жутким грохотом полок, рухнувших по ту сторону, и последующим звоном бьющейся посуды. Это повторялось несколько раз на протяжении минуты. По соседству явно кто-то находился, и он варварским образом изучал лавку, разоряя ее.

Я в ужасе отступил от стены, налетев спиной на один из шкафов. Тот, не выдержав моего напора, несмотря на массивные деревянные ножки, начал падать, подталкивая своих соседей. Как вереница домино, один за другим шкафы с грохотом заваливались друг на друга, пока последний из них не уперся в стену. «Это провал!» — подумал я, зажмурив глаза и стиснув зубы.

Не раздумывая, я рванул с места, перепрыгивая через стеллажи и вытянув руку в сторону выключателей. Одним резким движением погасил все люстры, чтобы не выдать себя, и замер, ожидая, что будет дальше.

Глава 4

По ощущениям, прошла уже пара минут, как я, будто оловянный солдатик, стоял истуканом, так и не убрав руку с выключателей, и вслушивался в повисшую, словно туман, тишину. Исследователи с другой стороны стены тоже затихли. Мы ждали, кто первым сдастся и прервет этот мораторий на шум. Соседи первыми закончили эту игру и начали движение. Пытаясь аккуратно пробираться к выходу, они все же пронзали окружающее их пространство довольно громкими звуками, которых невозможно было избежать, учитывая, что до этого расколотили немалое количество посуды, осколки которой теперь предательски выдавали разрушителей. Они сами засеяли пол условными минами, по которым сейчас я без труда определял направление их движения.

Точно описать мои чувства будет сложно, так как меня ждала непредсказуемая во всех смыслах встреча. Это друг или враг? Это человек или иное существо? Разумно оно — или им движут лишь инстинкты? Вопросов было много, и сейчас они были совершенно не к месту, усложняя работу перегруженного мозга, находящегося в таком же исступлении, как и все тело, скованное забронзовевшими жилами в ожидании, что же будет дальше. Прятаться или идти навстречу? Этот вопрос был единственным верным из всех, что породил мой разум, пробиваясь сквозь испуг. Но пока я мешкал с этим, объект сам явил себя.

Сквозь достаточно широкую арку, разделяющую залы, было отчетливо видно движение в окне, в то время как моя фигура оставалась незаметной из-за глубокой темноты, в которой я находился. Это были два округлой формы существа с вытянутой шеей, плавно переходящей в голову, которая по параболе, словно бескостная, склонялась вперед. Там и не было четкого разделения между туловищем и головой — это единое целое, имевшее различие лишь в диаметре. Руки так же плавно свисали вдоль тела, сужаясь к концу, образуя собой почти идеальное конусообразное острие. Напоминая щупальца, они были непропорционально длинными и не имели видимого изгиба, намекающего на наличие костей.

По моему телу волной прошла дрожь, сковывая конечности. Один вид этих существ приводил в ужас и вызывал отвращение. Вряд ли они мне чем-то помогут, и лучше затаиться, остаться незамеченным или ускользнуть от них, но, видимо, единственный путь к отступлению был перекрыт, и нужно было дождаться подходящего момента, чтобы сбежать, надеясь на их медлительность и неповоротливость. Один из поваленных мной шкафов удачно образовал небольшой зазор между стеной и полом, куда они вряд ли пролезут, а для меня это самое то; главное, чтобы он не закончил свое падение на меня. Аккуратно втиснувшись в образованный проем, я присел, опираясь спиной о стену так, чтобы видеть вход в зал, и замер в ожидании.

Оппоненты не заставили себя долго ждать. Быстро миновав первый зал, понимая, что источник шума находился не в нем, они показались в проеме арки, предусмотрительно замерев перед ней. Их тела напоминали груши: широкие внизу и сужающиеся кверху, они были покрыты коротким черным мехом, блестевшим на еле пробивающемся сюда свету. Ноги были совсем короткими и совершенно непропорциональными для таких тел, с широкими ступнями и мощными заостренными когтями. Совершенно неуклюжие создания! Однако внешность может быть обманчивой.

Вытянув свои длинные шеи, они заглянули в зал, осматриваясь. Медленно переваливаясь, словно не умели шевелить ногами, существа двинулись вперед, убедившись, что на входе им ничего не угрожает. Один направился в противоположную от меня сторону, следуя к изначальному источнику шума, созданного мной. Второй оставался на месте, водя подобием головы в разные стороны вдоль рядов опрокинутых шкафов. Внимательно изучив пространство, он устремил свой взор вверх, замерев в таком положении, будто увидел что-то крайне интересное. Непонятно было, чем он смотрел: глаза у этого существа отсутствовали — лишь сплошной монолит короткой, но гладкой шерсти. Ни носа, ни ушей, ни чего-либо.

В это время его неуклюжий собрат плавно добрался до стены и застыл перед ней. Так продолжалось несколько минут. Две черные нелепые статуи замерли в ожидании, будто уснули, а мое сердце плавно возвращалось к привычному ритму, снимая оцепенение испуга, давая волю мыслям, освободив разум от бестолкового созерцания происходящего. Но не успел я додуматься до чего-то дельного, как комнату пронзил истошный вой. Словно кит, пытающийся дозваться своих собратьев из глубин океана, одно из существ начало разговор. Это был тот, что у стены. Передав сообщение в разных тонах одного непрерывного звука, он развернулся и продолжил движение вдоль стены, подбираясь к первому из поваленных мной шкафов. Второй, стоящий на страже выхода, тоже отмер и, опустив голову, побрел вперед. Буквально несколько шагов отделяло его от меня. Я был в западне! Необходимо что-то предпринять, как-то выбраться из этой ловушки.

Можно воспользоваться их медлительностью. Тот, что у входа, как раз достаточно отошел от арки, и я могу без труда проскочить в нее. Пока он сообразит, что произошло, я уже буду на улице. Таков был план — пора реализовывать. Набрав воздуха в грудь, я рывком выскочил из-за шкафа. Раз, два, три — и я уже у арки, но что-то пошло не так. Вой, пронзительный вой сбил меня с пути, и я, испугавшись, начал притормаживать, невольно пригибаясь. Существа вышли из «спящего режима», сообразив, что их добыча пытается ускользнуть.

Для растерянности нет времени. Возможно, это вопрос жизни и смерти. Надо бежать! Вот я уже миновал арку, первую тумбу с обувью, вторую, ряд кресел и столиков. Дверь совсем близко, а за спиной — вой и грохот, словно большой шар для боулинга катился по полу, сметая все на своем пути, разнося в пух и прах этот элитный бутик, пуская насмарку чей-то кропотливый труд. Ручка двери уже в моей ладони, а рука существа ухватила меня за ногу, обволакивая щетинистым щупальцем всю лодыжку. Словно мать, оттаскивающая дитя от понравившейся ему игрушки, меня оттягивали от двери, в которую мне, возможно, не суждено теперь выйти.

Крик отчаянья рвался из моей груди, а тело обмякло, сдавшись на волю чудища. Лишь голова была приподнята, а взгляд устремлен к заветной цели, насильно отдаляющейся. Справа от меня быстрым движением прокатилось что-то черное, и, забыв про свой провал, я все внимание переключил на движущийся объект. Это был напарник существа, только уже в форме идеального шара, что позволяло ему легко набирать скорость по сравнению с неуклюжими шажками и юрко лавировать. Обойдя меня сбоку, он резко остановился перед дверью и развернулся во весь рост, вновь приняв свою нелепую позу, разведя щупальца в стороны, лишая меня потенциального маневра. Нога тем временем уже была свободна, и, подтаскивая ее к торсу, я плавным движением, стараясь не дергаться, чтобы не спровоцировать существ на новые действия по моему обезвреживанию, встал во весь рост, машинально поднимая руки вверх. Этот жест был понят: противник опустил прутья лап вдоль туловища и начал приближаться, но уже не так неуклюже, а более плавно. С первым же движением в мою сторону с двух сторон, словно из стереоколонок, стал медленно нарастать гул, чем-то отдаленно напоминающий звук, с которым медитируют буддийские монахи: все громче и громче с каждым шагом. Это успокаивало, но не убирало напряжения в мышцах. Вперед — я смотрел лишь вперед и просто ждал, что будет дальше. Может, это сигнал к примирению? Если мы поладим, то общение будет трудным: вряд ли сможем понять друг друга хоть в чем-то.

Что-то мне подсказывало, что этот странный ритуал подходит к концу. Но в чем его смысл и каков должен быть ответ? Я спокойно начал опускать руки вниз, что явно озадачило существ, так как гул резко прервался, а спустя несколько секунд я услышал уже знакомое мне урчание. Первые звуки донеслись из-за спины. Они были непрерывны, менялись только тона — с низкого на высокие и обратно. Окончание предложения напоминало звук разочарования или вопрос. Поди пойми, как правильно истолковать данный язык!

Ответа спереди не последовало — лишь минутное молчание, будто существо переваривало услышанное и думало, что ответить. Я не отрывал от него глаз, ожидая, что же будет дальше. Очень медленно, боясь, оно начало открывать глаза. Они, оказывается, у них есть, но, видимо, пользуются ими крайне редко. Это подтверждало и то, что защита у глаз была в три слоя. Сначала вверх поднялась меховая шкура, за ней последовала похожая на панцирь вторая оболочка — от центра к краю лица. Как ни странно, но размер глаз был вполне пропорционален лицу, в отличие от остального тела. Разрез чем-то напоминал кошачий: круглый, вытянутый от центра к затылку, будто приплюснутый по концам. Остался последний слой — белая тонкая пелена, которая расходилась от верхних углов к нижним. Это омут — самая настоящая бездна, которая своей глубиной забирала все мысли, всю мою сущность. От созерцания невозможно было оторваться, словно целая вселенная погружена в эти глаза: черные как смоль, со слабым отблеском и нежной пеленой слезы, а в этой пучине тьмы россыпью сверкают маленькие алмазы, изумруды, рубины и сапфиры… Все известные камни, все цвета в их разновидности, вся палитра была собрана в этих звездах, и всего два крупных отточенных до идеального круга бриллианта держали эти драгоценные планеты в своей орбите — два зрачка, опущенных вниз.

Белые гиганты начали движение вверх, навстречу моим глазам. Миг показался мне вечностью, но неожиданно прервался, скинув с меня колдовские оковы гипноза. Существо издало короткий, последний в своей жизни звук и обратилось в камень ровно в тот момент, когда наши зрачки встретились, готовые раскрыть тайны, томящиеся за ними, но так и не позволив проникнуться глубиной душ.

Тело и разум окончательно вышли из оцепенения, а уши заливал дикий визг на грани ультразвука. Резким движением я обернулся назад в тот самый момент, когда второе существо в страстном порыве начало складываться, словно пытаясь проглотить само себя, образовывая шар. Сам того не заметив, я со всей силы зажал уши руками и повалился на пол. Как только шар схлопнулся, звук утих, и воцарилась недолгая тишина — ровно до того момента, как выживший напарник уже навечно окаменевшего «созерцателя» начал свое торопливое движение, снося все на пути, устремляясь в дальний зал, забиваясь там в угол.

Нечего медлить! Пора и мне уносить ноги. Неизвестно, что у него на уме и какие алгоритмы им движут. Подскочив, я со всей силы дернул ручку двери и без раздумий побежал влево. Вслед мне звенели лишь осколки разбившегося вдребезги витража входной двери, безвинно пострадавшего в этом хаосе. Первая, вторая, третья дверь пронеслись мимо. Где-то здесь должен быть выход на верхние этажи! И вот он, спасительный проем, изучать который времени не было. Нырнув в него без раздумий, перепрыгивая ступени, я поскакал вверх. Спустя четыре пролета силы покинули меня, сердце выскакивало из груди, а дыхание сбивалось на кашель. Все, пора сделать паузу, тем более никаких признаков погони нет.

Тяжело дышать, сердце сейчас вырвется из груди, а колени сами собой сгибались. Усевшись на ступени и облокотившись плечом о перила, я закрыл глаза и, растирая лицо рукой, успокаивался. Все, вокруг тишина и покой, можно не суетиться, отдышаться. Как только сердце вернулось в привычный темп, а легкие успокоились, совершив последний глубокий вдох, я открыл глаза, продолжительно выдыхая. Сквозь зазор между пролетами виднелся конец лестницы. Всего один этаж вверх. Пора идти, выбираться из этого здания. Половина дня уже точно прошла, и осталось еще несколько часов до того, как стемнеет. Ночевать в одном здании с такими соседями нет желания: неизвестно, что у них на уме и сколько их здесь. Нужно искать приют в другом месте.

Вереница ступеней заканчивалась просторной площадкой с огромной стеклянной дверью, которая переливалась на свету, словно хрусталь. За ее пределами располагался зал — достаточно просторный, с рядом окон по левой стороне. Вид был замечательным: весь порт как на ладони. С третьего этажа было хорошо видно все, что происходило на пристани. Уже давно эти причалы не видели кораблей, они омывались лишь слабыми волнами залива. Девственный, нетронутый рукой человека противоположный берег, место моего старта, седел в дали туманной пеленой. Вода потихоньку начала отдавать свое тепло воздуху, предвосхищая ночную прохладу.

Проследовав вдоль окон, я даже не подумал осмотреть помещение. Да и нечего здесь задерживаться — я не в музее. За аркой располагалось сердце этого здания — зал ожидания. Стройные ряды диванов, сопровождаемые пузатыми колоннами, стояли вдоль стен, обрамляя центр, где на внушительном постаменте расположилась статуя высотой в несколько метров. Вновь изображен человек! Но кто же мне встретился несколькими минутами ранее? Крепкая, монументальная мужская фигура с широкими запыленными плечами. Взгляд его был устремлен в огромные окна. Словно Колумб, он с уверенностью смотрел на уходящую вдаль воду и свято верил, что там он встретит новые, богатые земли. В одной руке он держал бумаги, в другой — связку ключей. Сапоги чуть ниже колена, брюки, рубашка и длинный узорчатый камзол нараспашку и без рукавов — вот и вся его одежда. Мудрое, напряженное лицо, отражавшее всю тяжесть усвоенных знаний и сложных испытаний, не потерявшее от этого своей природной красоты. Солидный красавец по нашим меркам! Самая интересная деталь скульптуры — голова: абсолютно лысая, но на ней держался обруч — простое широкое кольцо без каких-либо излишеств; внимание концентрировалось на огромном камне желтого цвета, расположившемся ровно посередине лба, занимая половину его площади. Это был настоящий самородок — и точно драгоценный. Без вкраплений, ровный монотонный ярко-желтый цвет. Он будто светился изнутри. Может, это царственная особа? Может, эти земли принадлежали ему? Но он явно имел какой-то высокий статус, иначе бы его статую не поставили на самом видном месте, еще и с таким украшением на голове.

Впереди него, как и за спиной, высвобождая широкое пространство для постамента и предполагаемых зрителей, расположились огромные лестницы. Та, что перед его лицом, уходила вниз, раскрываясь веером в две стороны и провожая путешественников в прочие залы, о назначении которых оставалось лишь гадать. Лестница, находящаяся за спиной, имела полукруглое широкое основание, дублируя свою предшественницу. По мере продвижения вверх ступени сужались и выпрямлялись, заканчиваясь небольшой площадкой, которая разделяла потоки надвое, направляя гостей на боковые лестницы, более скромные по своим размерам. Стена, в которую упиралась площадка главной лестницы, была изрезана барельефами человеческих фигур в разных одеждах, и каждая играла какую-то свою роль в общем сюжете. «Какая тонкая работа! — подумал я, поднявшись как завороженный к этому скульптурному произведению, проводя рукой по одной из фигур. — Даже складки на одежде как живые». Но задерживаться не стоит, как бы этого не хотелось. Осталось преодолеть последний лестничный марш…

Вот они, ворота в мир — вестибюль порта; единственный из этажей, который возвышался над утесом и представлял собой один большой зал. Впереди — множество огромных дверей-порталов, залитых светом стремящегося к закату солнца, окрасившего стены и все предметы в нежный оранжево-розовый цвет. Позади — стойки с окошками, несколько десятков письменных столов с креслами, а все остальное пространство заполняло множество диванов, стоящих отдельными группами, в сопровождении растений — от небольших кадушек до целых пальм под три метра высотой, чьи листья давно завяли, а стволы прогнулись.

Уверенной походкой я направился на выход, сопровождая каждый шаг стуком ботинок о мраморные плиты зала, оставляя за собой след, отпечатанный в пыли. Двери с легкостью поддались слабому напору, и меня встретил одинокий ветер, гулявший на просторе цветущего разнотравья, окружавшего холл. Нет ни парка, ни сквера, ни парковки — лишь круглая выложенная камнем площадка для разворота транспорта и дорога, уходящая вперед и вымощенная ровным булыжником. Моя цель была не так уж далеко, выдавая свои размазанные очертания, искаженные солнцем, которое стремилось спрятаться за горами, оставив меня наедине с ночью.

Глава 5

Кхира

— Госпожа Кхира, третья десятка из дозора вернулась. Нарушителей не замечено, сейсмичность без изменений, — вытянувшись, как струна, сообщил десятник.

— От местных были какие новости? — безэмоционально поинтересовалась Кхира, не отрываясь от бумаг, которые внимательно изучала, упершись руками в стол.

— Новостей нет. В долине все спокойно.

— Вы свободны, Стом. Встретимся через три дня. Хорошего отдыха! — ответила Кхира, подняв голову на последней фразе, и слегка улыбнулась, что придало этим словам искренности и теплоты.

— Благодарю, госпожа. Всего доброго! — глубоко поклонившись, ответил Стом и вышел из зала, плотно закрыв за собой массивную дверь.

Рабочий день подходил к концу, и уже можно было бы собираться домой, если бы не последняя десятка, которая должна была вернуться задолго до отряда Стома. Несмотря на то что район, в котором они вели дежурство, считался запретной зоной, серьезных происшествий там давно не было, разве что повышенная сейсмичность, что было следствием активности кротов. Однако хлопот они не доставляли. Видимо, их манили богатства поспешно покинутого порта и совершенно не интересовали мелкие группы разведчиков на поверхности.

Правой рукой нащупав большую тугую кнопку под столом, Кхира вызвала секретаря, который, скорее всего, уже давно закончил всю вечернюю работу с документами и мыслями был в баре, в компании друзей.

— Госпожа Кхира, вызывали?

— Да. Есть какие-то вести от пятого? — спросила она на выдохе, явно переживая об их судьбе.

— Увы, тишина. Может быть, стоит отправить к ним дежурного?

— Нет, это слишком долго. Прикажи подготовить лошадей. Мне необходимо проверить все самой. Дежурный пусть тоже собирается — поедет со мной.

На этой фразе она засуетилась, начиная поспешно собирать документы, разложенные на внушительных размеров деревянном столе. Небольшую стопку следовало убрать в сейф за спиной: они имели особую ценность и не должны были попасть на глаза секретарю, который будет наводить здесь порядок после ее ухода.

— И еще: не сообщай господину Галу, куда и зачем я поехала. Не стоит беспокоить его раньше времени…

— И о чем же мне не стоит беспокоиться? — прозвучал мощный, но тихий бас из-за спины Кхиры.

«Упс! Неловко вышло», — подумала она, замерев на мгновение, и как ни в чем не бывало провернула ключ, запирая дверь сейфа, разворачиваясь к тысячнику.

— Добрый вечер, господин Галу! Вы, как всегда, бесшумны!

— Уже давно пора к этому привыкнуть. — Он проводил взглядом секретаря, спешившего выполнять задание. — Тем более твоя дверь была открыта… Мне сообщили, что ты еще на месте, хотя рабочий день давно закончился. Что случилось? Есть угроза?

— Угрозы пока что нет, но одна десятка до сих пор не вернулась, и вестей от нее нет. Я как раз собираюсь выдвигаться к ним. Вам не хотела сообщать, пока не будет ясности по этому вопросу, — пояснила Кхира, накидывая на себя портупею, туго затягивая ремни и лишь изредка переводя взгляд на тысячника.

— О какой десятке идет речь? В каком они районе? — начал нервничать Галу, водя глазами из стороны в сторону.

— Пятая. Гавань, — отрубила она и спешным шагом подошла вплотную к Галу. — Господин, у них явно что-то случилось. Не хочется думать, что это нарушение тишины, которой мы так дорожим, но и явно не какая-то мелочь, иначе о ней уже давно было бы известно, и я наслаждалась бы обществом молодого гвардейца, а не сломя голову неслась в поля, — давала понять сотник, что сама на взводе. — Как только мне что-либо станет известно, я отправлю к вам дежурного. А сейчас прошу меня извинить: не хочу искать десятку в темноте. Ждите вестей, господин!

Обойдя Галу с левого плеча, Кхира грациозно проскользнула в щель между дверью и тысячником, бодрым шагом устремившись вдоль белокаменного коридора, освещенного оранжево-розовым закатом.

Глава 6

Кхира

Путь был недолгим, и Кхира прибыла к заставе с последними лучами солнца. Чуть меньше часа — и настанет кромешная тьма, что могло усложнить задачу по выяснению обстоятельств задержки десятки. Тем более что лошадей не было, а значит, отряд ушел на разведку. Разминуться они не могли: путь к городу только один.

Еще на ходу она с легкостью соскочила с лошади, поспешно привязав ее к столбу и не обращая никакого внимания на следовавшего по пятам дежурного. Домик был совсем небольшой, но крепкий, каменный, с несколькими небольшими окнами. Со стороны ничего не выдавало его военного назначения: он скорее походил на убежище лесного отшельника, решившего обосноваться вдали от людей. Резвым шагом миновав пару ступеней и небольшую террасу, Кхира ворвалась внутрь, наделав при этом много шума резко открытой дверью, которая не привыкла к столь грубому обращению. В аскетичном убранстве единственной комнаты сидел разведчик: в дальнем углу, уткнувшись носом в аппаратуру и с акустическим шлемом на голове. Он явно вслушивался в дальние звуки сейсмической активности. Среди представителей краасов способность распознавать эти слабоуловимые звуки, да при этом еще и уметь работать с таким сложным и дорогостоящим оборудованием было большим талантом, поэтому подобных уникумов отправляли на самые важные и сложные участки. Он точно не заметил появления посторонних в помещении, что Кхира сразу поняла. Дабы не пугать увлеченного важной работой гвардейца, она решила идти к нему не напрямую, а со стороны, чтобы тот смог заметить ее заранее. Однако план не сработал, и когда рука сотника опустилась на его плечо, это было большой неожиданностью: несчастный разведчик с грохотом рухнул на пол.

— Госпожа… госпожа… — растерянно и испуганно мельтеша на полу и путаясь в проводах, сбивчиво повторял гвардеец. — Я не заметил.

Кхира молча постучала указательным пальцем себе по лбу, указав тем самым, что необходимо снять акустический шлем, прежде чем продолжить разговор. Приказ был понят сразу, и за несколько движений сложный агрегат был снят.

— Прошу прощения! Я пыталась подойти к вам максимально заметно, но вы были слишком увлечены звуками.

— Да, госпожа, действительно. Подобного давно не происходило, а некоторые звуки я вообще слышу впервые и пытаюсь их расшифровать… — взапой отчитывался разведчик, сопровождая рассказ активной жестикуляцией, ширя глаза, как это делают истинные фанаты своего дела.

— Краас, где остальная группа? — прервала его Кхира, уперев руки в бока и согнувшись перед ним. — И встаньте уже, как следует, — мы не в песочнице сидим! Ваши навыки и талант чтения звуков впечатляют и делают вам честь, но не забывайте о дисциплине. — Со строгостью в голосе отчитывая недавнего курсанта, она сложила руки за спиной и тяжелым медленным шагом обходила комнату, ожидая, пока разведчик высвободится из проводов и примет подобающее положение. — Вы еще слишком молоды, и некоторые рефлексы у вас, наверное, не выработались, но не позорьте учителей! Вы же окончили элитную академию в Утисе… — На этой фразе она перевела взгляд на стоявшего в дверях дежурного, который вытянулся, как струна, и смотрел строго перед собой: слушал и моргал, моргал и слушал. — Вот, берите пример: юноша, как и вы, всего около года в военном ведомстве, а выправка идеальная, несмотря на то, что окончил он местную академию. — Полюбовавшись дежурным, она перевела свой взгляд на разведчика, который к этому моменту уже стоял как положено, но все равно как-то нелепо. — Вы понимаете, как вам повезло с вашим талантом?

— Да, госпожа, мне действительно повезло, — ответил он с ноткой обиды.

Кхира славилась своим грубым характером, и ей было совершенно безразлично, что про нее подумают и кто перед ней стоит. При этом она никогда не нарушала устава. Все, что она говорила, было правдой. Пусть неблагозвучной, без какой-либо дипломатичности и изворотливости, но правдой. За это ее и ценили. Как и за тактический склад ума и боевые качества.

— Ну, а теперь наконец-то скажите, где остальные и что происходит, — спокойно, но устало спросила она, подойдя почти вплотную к нему на этой фразе. — Только без лишней воды: коротко и по факту. Время поджимает.

— Сейсмичность была замечена после обеда. Все было обыденно: пара кротов снова решила изучить порт. Прошли они по береговому тоннелю, ничего нового. Однако спустя пару часов послышались боевые шумы, о чем я сразу же сообщил десятнику. Звуки были совсем короткими, природа их непонятна. Никого в той зоне давно нет, да и мы разведку туда не отправляли… — Гвардеец сделал паузу. — А вот дальше было что-то необычное: один из них издал что-то наподобие воя, после чего снова был боевой шум, только уже одного крота. Он ушел в тоннель. Звуков второго так и не последовало, — закончил гвардеец и вопросительно посмотрел на Кхиру, словно ожидая, что она сейчас все ему объяснит.

Кхира сама была ошеломлена услышанным. В истории изучения кротов было лишь единожды описано, что эти существа умеют производить вой. Причем было известно только то, что они умеют издавать этот звук, однако по какой причине это делают, для чего, наука ответа не имела. Это знание больше походило на теорию или чью-то ошибку, сбой оборудования, чем на факт… Но вот он: невыдуманный случай.

— Очень странные дела… — медленно проговорила Кхира, глядя в дальний угол, задумываясь. — Давно ушел отряд?

— Буквально за двадцать минут до вашего появления, госпожа, — немного расслабившись, ответил разведчик, но, уловив недобрый косой взгляд сотника, снова выпрямился.

«Ох уж эти умники! — подумала Кхира. — Их бы на перевоспитание отправлять! Только вот их таланты куда нужнее сейчас, чем выправка».

— Отправляйся к тысячнику Галу, доложи об услышанном и добавь, что я пойду вслед за отрядом, — обратилась она к дежурному. — Как только доложишь, стрелой лети в сторону гавани через ответвление на Лесную коммуну, вдоль опушек. Десятник опытный, он не поведет отряд по главной дороге, — закончила она и резвым шагом пошла к выходу.

Глава 7

Кхира

Кхира издалека заметила отряд, который расположился на передней кромке узкой лесополосы вдоль дороги, ведущей от Физастра в порт, и замедлила ход лошади. Разведчики подали сигнал, что тоже ее заметили и ждут. Десятник вышел ей навстречу, тем временем остальные гвардейцы пристально наблюдали за дорогой. Это была лучшая десятка в ее сотне, а потому сделано все было максимально грамотно. Уже на подходе к ставке Кхира обратила внимание, что здесь всего три разведчика, включая десятника: один лежа расположился в кустах максимально близко к краю лесополосы, второй же сидел в хорошо укрытом импровизированном штабе, ковыряясь в походном оборудовании. Лошадей они оставили где-то за ближайшим бугром, чтобы их движения и звуки не выдали отряд. Следуя логике безупречно выбранной тактики, прочие бойцы в количестве шести гвардейцев были рассредоточены вдоль дороги, выстраивая таким образом цепочку внушительной протяженности. Всего шесть человек создавали надежную границу на расстоянии почти четырех километров, не оставляя незамеченными любые движущиеся объекты и легко передавая информацию друг другу при помощи виброфонов — аппаратов, закрепленных на высоких воротниках-стойках, которые одним своим концом плотно соприкасались с правой стороной шеи, а другим прижимались под ухом на углу челюсти. Жевательные мышцы сокращались, и внутри аппарата создавалась пульсация, отправляя сигнал определенному разведчику либо десятнику, который шеей чувствовал эти вибрации и, расшифровывая их, читал сообщение.

Свой виброфон Кхира активировала сразу, как выдвинулась навстречу отряду. Диапазон сотников в разведывательном режиме был настроен на все волны и принимал любые сигналы, начиная с рядового стражи и заканчивая главой оборонительного ведомства города.

«Уходите левее, за холм. Там оставьте лошадь. Я подойду к вам», — передал послание Аттар, десятник пятого отряда.

Оставив сообщение без ответа, она потянула поводья на себя, направив скакуна в указанное место. С военной точки зрения виброфон был удобным средством коммуникации, но вести диалоги было проблематичным: челюсть быстро уставала. Да он и не был для этого предусмотрен!

Пока Кхира обвязывала поводья вокруг свободного дерева, оставляя лошадь в компании собратьев, Аттар догнал ее и уже на подходе начал объяснять положение дел:

— Госпожа, прошу прощения за то, что не уведомил вас о происходящем сразу! Но у нас просто не было на это времени. Да и лишних людей в данной ситуации нет, — дежурно, без доли сожаления в голосе сообщил он.

Кхира, затянув кожаные узды в узел, обернулась к десятнику и быстрым, но внимательным взглядом осмотрела Аттара с ног до головы. Форма десятников, как и всего военного ведомства Физастра, была особенно изысканной: дорогие и качественные ткани в сочетании с кропотливой работой дизайнеров и текстильщиков сделали свое дело. Мало того что форма была очень красивой, так еще удобной и практичной. На Аттаре она смотрелась просто замечательно.

— Я была на вашей базе. Разведчик ввел меня в курс дела, но без подробностей, после чего я прямиком направилась к вам, а дежурного отправила к Галу, — деловито поведала сотник, заправляя перчатки за пояс и поправляя китель, который плотно облегал ее точеную фигуру. — Теперь вы поведайте мне, что происходит и есть ли какие-то новости здесь, на передовой.

— Конечно, госпожа! Пройдемте, — вежливо ответил Аттар и расступился перед Кхирой, освобождая путь к импровизированной ставке. — Пока будем идти, я вам все объясню. Нельзя упускать показания приборов. — Поравнявшись плечами и выдерживая медленный темп ходьбы, он продолжил: — Если мой разведчик поведал вам о природе и характере звуков, то ничего нового я рассказать не могу. Кроме того, какие меры мы предприняли по изучению данной ситуации.

— Какие меры? — прервала его Кхира. — Изначально была информация о двух кротах, однако после странных событий, о которых нам пока что неизвестно, но которые привели к боевому шуму, звук был лишь от одного крота. Это очень необычно! А значит, их что-то спровоцировало на это… или кто-то. Вот этого кого-то вы поджидаете здесь, а значит, расположили все имеющиеся силы вдоль единственной дороги, ведущей от порта, в надежде его перехватить, — будто зная заранее она раскрыла все планы и мысли десятника, явно удивив его такой осведомленностью о еще не озвученных действиях.

— Действительно, все так. Вы, как всегда, проницательны! — с удивлением ответил собеседник.

— Аттар, ты знаешь меня давно, но до сих пор путаешь ум и опыт с даром предвиденья, — усмехнулась Кхира и с улыбкой покосилась на десятника, быстро переключившись на неформальный, дружеский лад. — Вот только скажи мне, с чего ты взял, что он, как баран, попрется именно по дороге? — Тон ее резко поменялся, словно она отчитывала школьника, делая акцент на каждом слове. — Если это диверсант, он не станет выдавать себя таким глупым образом! Тебе следовало взять главный вестибюль в кольцо на приличном расстоянии от него. Для этого хватило бы и пяти человек, да и местность позволяет организовать там засаду…

Десятнику нечего было ответить: он действительно перекрыл лишь одно, самое явное направление от порта, оставив потенциальному неприятелю огромное пространство для маневра.

— Разведчика в порт ты тоже не отправил? — вновь указала она на очевидное, не ожидая ответа. — Удивляешь, Аттар! Удивляешь…

— Госпожа, мы можем перегруппироваться. Времени прошло немного, мы можем еще успеть… — Речь десятника прервала вибрация аппарата на шее.

«Замечено движение. Один человек. Расстояние около километра. Первый дозорный», — остановившись, расшифровали оба, посмотрев друг другу в глаза.

«При прохождении неприятеля мимо каждого из вас продвигайтесь к ставке. Не вздумайте себя выдать! Сотник Кхира, — передали виброфоны каждому участнику операции. — И постарайтесь рассмотреть, не с бесцветным ли мы имеем дело», — добавила она и бегом направилась к ставке.

«Человек обычный. Без оружия. С пустыми руками. Рубашка синяя. Возможно, рибат. Первый дежурный. Выдвигаюсь в ставку».

Ставка располагалась недалеко от места стоянки, поэтому Кхира быстро до нее добежала, попутно думая, откуда в гавани мог взяться рибат.

— Звуки? Что-то есть? — максимально приглушенно, но не шепотом спросила она у разведчика, следившего за сейсмичностью.

В ответ он покачал головой, сообщая об отсутствии звуков. Гвардеец был слишком увлечен изучением сейсмичности и не стал снимать оборудование для диалога с сотником. И это было правильно, так как даже полсекунды хватило бы, чтобы упустить что-то важное. Но в эфире была полная тишина с того самого момента, как одинокий крот ушел на запад по разветвленной сети нор.

— Не будем дожидаться, когда он дойдет до нас. Собираем ближайших троих разведчиков и переходим на противоположную сторону, — объясняла свой план Кхира, активно при этом жестикулируя. — Следующая тройка перекроет дорогу впереди, а замыкающая обойдет его с этой стороны.

Десятник тут же, без лишних разговоров и вопросов начал передавать распоряжения по виброфону разведчикам, подробно объясняя план действий каждой группы. Дождавшись окончания сообщения, Кхира добавила:

— Действовать буду я. Ваша задача — перекрыть ему все пути отхода и не дать себя заранее обнаружить. Ну, а ты что сидишь? — обратилась она к гвардейцу за оборудованием. — Собирай аппаратуру, грузи на лошадей. У тебя есть десять минут. Ты идешь с нами на противоположную сторону.

Противоположная сторона дороги была практически голой. Да и лесополоса напротив была высажена искусственно, чтобы закрыть путь от переменчивых ветров с запада. Лесная коммуна активно занималась расширением лесов, которые, по проекту, должны были закрыть все пространство между Запретным лесом и горами Трезубца, создав тем самым особый мягкий климат на просторах Физастра, однако до конца выполнения этой грандиозной задачи оставалось еще несколько лет.

Засада расположилась в одном из небольших оврагов метрах в двухстах от дороги. Кхира внимательно наблюдала за приближающимся объектом. Все были на своих местах, стояла гробовая тишина. Напряжение висело в воздухе, а десятник не надеялся, что все пройдет гладко. Такого быть не может! Все его тело было напряжено, и только предохранитель на арбалете удерживал стрелу от натиска давления пальца Аттара. Остальные же более спокойно ожидали распоряжений сотника.

Как только объект вошел в зону поражения, Кхира сменила бинокль на арбалет. Но он отличался от своего собрата в руках Аттара: этот был более узкий и не с желобом для стрел, а с дулом. Предназначался этот арбалет для специальных пуль со снотворным внутри и чаще всего использовался против полудиких нарушителей с другой стороны моря и взбунтовавшихся бесцветных. За одного из таких она приняла и этого наглеца, идущего в лоб. Еще совсем немного, и он будет у нее на прицеле. «Раз, два, три!» — проговорила Кхира про себя, выдохнула и спустила курок.

Объект явно не ожидал чего-то подобного, растерянно остановился, схватившись за шею, и испуганно оглядывался, всматриваясь в предположительное место выстрела. Видимо, он догадался, что произошло, и пытался правой ладонью вытащить пулю из своей шеи, но та уже ушла под кожу, и у него оставались считанные секунды до забвения, а дальше ждал долгий крепкий сон. Ну, вот и все: сначала он плавно опустился на корточки, затем сел на землю и, теряя последние силы, лег.

«Ждем еще пять минут, — сообщила Кхира отряду, перестраховываясь: давая снотворному подействовать наверняка. — Правая группа, выдвигаемся к объекту. Левая, обходите его сзади и держитесь на расстоянии в двадцать-тридцать метров. Центр, перекрывайте на том же отдалении спереди».

Она передавала команду и быстрым шагом на полусогнутых двигалась в сторону объекта, держа арбалет наготове.

Убедившись, что противник без сознания, Кхира сообщила об этом остальным. Подойдя к нему вплотную, она присела и первым делом обыскала тело на предмет оружия, скользя по одежде свободной рукой. Ничего, совсем пусто! Даже никакой мелочевки. Это очень странно… Дальше, следуя протоколу, следовало проверить цвет глаз. Вытащив из небольшой поясной сумки шар, она потрясла его, и тот озарился свечением — достаточно ярким, чтобы рассмотреть небольшие объекты вплотную, но слишком слабым, чтобы полностью изучить внешность незнакомца. Двумя пальцами Кхира раскрыла его веко и поднесла к глазу шар. Она словно окаменела. Сердце билось так, как при первой встрече с кротом, после которой она чудом не подверглась зверению, а по телу пробежал холодок.

— Бесцветный? — с небывалым любопытством, сомневаясь поинтересовался Аттар, по выражению ее лица и слишком долгой паузе поняв: что-то не так. — Кхира? — настойчиво спросил он, не получив ответа.

— Это Ардал, — еле выжала она из себя голосом, полным ужаса и удивления.

Глава 8

Ардал

«Какой странный сон! — подумал я, растягиваясь в постели, пытаясь максимально выгнуться в разные стороны, щурясь от наслаждения мягкими перинами. — Стоп. Сколько времени? Я проспал работу!» Эти мысли быстро меня пробудили. Однако первое же резкое движение и попытка открыть глаза снова вернули меня в положение лежа: пронзительная головная боль растеклась по затылку с пульсацией в висках. Я вроде не пил вчера… Что же случилось? Может, заболел?

И тут меня встревожила излишняя мягкость кровати. В моей постели матрас был достаточно жестким, да и подушки — не настолько огромными и пышными. Надавив ладонями на виски, я понемногу начал открывать веки, чтобы яркий поток света не прибавил к раскалывающейся от боли голове еще и резь в глазах.

Это не моя квартира! Все-таки это не сон.

Я аккуратно приподнялся на локтях. Кроме меня, в комнате никого не было. Размеры ее впечатляли: квадратура как у небольшой квартиры, метров тридцать-сорок, и высокие, не меньше четырех метров потолки. Комната тонула в полумраке, с которым боролось единственное занавешенное окно. Шторы, хоть и были из плотной, очень дорогой по нашим меркам ткани темно-синего, почти черного цвета с еле просвечивающимся силуэтом витиеватых фигур, но все же отпечатывали на себе чуть заметный контур огромного окна, которое значительно отступало от углов комнаты, но почти вплотную прижималось к потолку и полу. Можно было понять, что на улице ярко светит солнце, раз оно так настойчиво пытается пробить эту броню, стоящую на охране тьмы.

Меня словно поместили в номер люкс бывшего европейского дворца девятнадцатого века, переделанного под гостиницу. В этой опочивальне все напоминало данную эпоху, как мы можем судить о ней из фильмов, книг и музейных экспозиций. Светло-голубые стены, испещренные белым растительным орнаментом, фигурные бордюры под потолком. При этом картин, гобеленов или чего-то подобного не было. Все практично, функционально, без излишней атрибутики роскошной жизни. Рядом с окном, прижимаясь к стене, стоял массивный деревянный письменный стол с изогнутыми ножками. Пару ему составлял стул в таком же стиле, только резная спинка и сидение его были обиты бархатной тканью молочного оттенка. Сам стол был укомплектован какими-то канцелярскими принадлежностями. Все было готово для работы. У противоположной стороны, которая находилась напротив меня, стоял комод с тремя выдвижными ящиками, в центре которых свисали массивные кованые ручки, как изогнутые лепестки. Этот комод, как и стол со стулом, и остальная мебель в комнате, был исполнен в том же стиле и из того же темного дерева оранжево-коричневого цвета, покрытого небольшим слоем лака, что сохраняло его естественную фактуру, не давая лишнего блеска и глянца. В середине этой же стены располагалась дверь. В отличие от окна, она была стандартного размера, возможно, чуть большего, чем мы привыкли, но не исполинского.

Во второй половине комнаты располагалась спальная зона: внушительная кровать, на которой могли бы спокойно и с удобством уместиться трое таких, как я. С обеих сторон стояли тумбы по высоте матраса, увенчанные канделябрами на три свечи. Вот только вместо свечей было что-то наподобие лампочек, выполненных из толстого мутного стекла, в которых не было видно нитей накаливания или светодиодов. Они больше походили на декоративные элементы, замещающие свечи. В ногах на противоположной стороне, в углу, стоял шкаф, а рядом с ним — софа.

Осмотрев пространство, я плавно опустил голову на подушку, переваривая информацию и пытаясь вспомнить, что же произошло и каким образом я здесь оказался. Постепенно восстанавливал весь свой странный путь. Шел по направлению к городу — и все: просыпаюсь тут.

Мои мысли прервал какой-то шорох за дверью, что заставило меня напрячься. Я же даже не подумал о том, чтобы встать и попытаться выйти из комнаты! Все ответы там, за дверью. Но тут послышался приглушенный кашель, словно некто, находящийся по ту сторону, боялся меня разбудить.

— Кто там? — не слишком громко и немного испуганно спросил я, обращаясь неизвестно к кому.

Минутная тишина, во время которой я даже не моргал и, возможно, не дышал, прервалась слабым тихим скрипом петель.

— Ваше превосходительство? — полушепотом прозвучало в чуть приоткрытую дверь. Голос был высоким, тонким, слегка дрожащим.

«Какое превосходительство? Меня зовут Илья! Я не знаю, как тут оказался… Где я вообще?» Чувства мои смешались. С одной стороны, для меня было облегчением слышать знакомую мне речь, внушающую спокойствие, ведь для какой-либо угрозы предпосылок не было. С другой — все это слишком странно. У меня до сих пор не было представления о том, как я сюда попал и что вообще происходит. Еще и какое-то превосходительство…

— Можно я войду? — спокойным голосом, успокаивающим поток мыслей, ответил мне собеседник.

— Входите, — уверенно ответил я, но в ту же минуту меня словно прошибло. А в каком виде я лежу в постели? Когда я приподнял пышное одеяло, моему смущению не было предела: я был голым.

— Здравствуйте, ваше превосходительство! Меня зовут Алия, и я была назначена охранять вас, пока вы не проснетесь, — милая девушка перебила мое смущение и заставила на мгновение забыть о ненадлежащем виде.

— Я вас очень плохо вижу. Слишком темно, — ответил я, пытаясь рассмотреть фигуру в полутьме.

Алия тут же подошла к тумбе рядом с кроватью и поглаживающим движением провела по стеклянному шару в канделябре по часовой стрелке. Под ее ладонью из мутного стекла плавно появлялся свет. Чем дальше она вела рукой, тем ярче он становился. Выбрав, как ей казалось, нужную яркость, девушка сделала несколько шагов назад и, выпрямившись во весь рост, но без напряжения, слегка улыбаясь посмотрела мне прямо в глаза, не моргая, словно зачарованная.

Цвет ее глаз поверг меня в изумление: они были насыщенно красными, рубиновыми. С трудом оторвав взгляд от радужек, я изучил ее внешность целиком: небольшого роста, с немного широкими бедрами, узкими талией и плечами фигура, облаченная в облегающую форму черного цвета с небольшими элементами декора в виде утолщенных полос вдоль тела, что подчеркивало все достоинства женственных изгибов. Распущенные волосы смолянисто-черного цвета еле касались плеч. Ее округлой формы лицо было очень милым: пухлые небольшие губы, нос бусинкой и большие алые глаза, обрамленные пышными ресницами под защитой тонкой дуги бровей, слегка утолщенных к переносице. Как такая прелесть может служить в страже, для меня оставалось загадкой.

— Почему вы так ко мне обращаетесь? — поинтересовался я, сидя в постели и прикрывая торс одеялом.

— Я обязана доложить о вашем пробуждении госпоже канцлеру. Она скоро к вам придет и ответит на все вопросы. Я не имею права разговаривать с вами на такие темы, — с придыханием отвечала Алия, не отрывая от меня взгляда, словно перед ней был объект из ее самых сокровенных и желанных снов. Пятясь назад, она шла к двери, нащупывая ее правой рукой, чтобы не врезаться.

— Алия, я пленник? — кинул я ей вслед.

— Что вы! Конечно же, нет! Вы — наше спасение! — ответила она, обернувшись в проеме, и, широко улыбнувшись, закрыла за собой дверь.

Глава 9

Ардал

Алия ушла, оставив меня наедине с мыслями. От ее появления вопросов стало только больше, но я не получил ни единого ответа. Хорошо хоть голова прошла! Не став зарываться глубоко в размышления и бесперспективные поиски ответов, я решил изучить содержимое гардероба. Нельзя же встречать канцлера, который, видимо, является здесь главным человеком, лежа в постели или голым! Спустив ноги на пол, я удивился тому, каким теплым он был — словно подогреваемым, хотя был выложен каменными плитами серого цвета с множеством мелких синих вкраплений.

«Надеюсь, моя одежда в шкафу и мне не придется снова подбирать себе наряд». С этими мыслями я потянул две большие створки на себя. В моем домашнем гардеробе и то меньше одежды! Даже если сложить ее с той, которую я уже давно не ношу, но выкинуть жаль (вдруг пригодится). Вещи были очень грамотно разделены на секции: отдельный отсек с рубашками и сорочками, вешалка для брюк, легкие куртки, камзолы, накидки, плащи и прочая верхняя одежда, несколько выдвижных ящиков с нижним бельем и аксессуарами — у всего было свое место. Разумнее организовать пространство шкафа было невозможно!

Судя по внешнему виду Алии, здесь было принято одеваться немного иначе, нежели у нас. Это больше походило как раз на ту эпоху, интерьером которой изобиловала эта комната: некий синтез девятнадцатого и двадцатого веков, изысканность в сочетании с прагматизмом, красота и удобство. Сложно, конечно, сделать заключение, изучив лишь одно помещение, но мне показалось именно так. Поэтому, чтобы как-то влиться в этот неизвестный мне гардеробный этикет, необходимо внимательно подойти к подбору одежды, имея широкий ассортимент в распоряжении. Пересмотрев варианты, имеющиеся на вешалках и полках, я выбрал несколько элементов, которые приглянулись мне больше остальных. Разложив все это на постели, скомбинировал три комплекта и, примерив их по очереди, наконец-то определился. Темно-зеленые брюки из тонкой шерсти, рассеченные на бедрах парой карманов и с широким поясом, завышающим талию, не внатяг прилегали к ягодицам и бедрам и карандашом уходили к щиколоткам, но не сжимали икры. Текстура ткани была очень приятна на ощупь и немного отсвечивала в рассеянных лучах стремящегося ввысь солнца, косо заглядывающего в заранее расшторенное окно. Рубашку мне удалось найти похожую на ту, что была подобрана в порту: широкие, очень просторные рукава с плотно обхватывающими запястье широкими манжетами на пуговицах-бусинках. Она была не кипенно-белого цвета, а немного желтила. Вроде, это называется цветом слоновой кости, но я не уверен, что он выглядит именно так. По торсу рубашка имела не сильно свободный крой, но и не прилегала к телу, а застегивалась всего на несколько пуговиц от низа груди. Похоже, здесь распространена мода на воротники-стойки, так как большинство рубашек были именно с таким элементом у горла.

На двух полках в нижней части гардероба располагалась обувь. Чтобы ее рассмотреть, пришлось доставать все по очереди. Примеряя третью пару, я невольно задумался: «Странно, что вся обувь моего размера…» И тут меня осенило. Точно, ведь и вся одежда сидела на мне идеально! Это не то чтобы пугало, но сильно смущало. Получается, они сняли мерки, пока я был без сознания? Или просто посмотрели на размеры одежды, в которой я был до этого? В голове множились вопросы, а я сидел на софе в одном ботинке и не моргая смотрел перед собой. Минута забвения закончилась заключением, что, рассуждая на эту тему, я ответа не получу. Нужно завершить начатое и ждать встречи с тем, кто сможет все прояснить.

В итоге мой выбор пал на довольно скромные ботинки без каких-либо изысков, со средней толщины подошвой без перфорации и небольшим каблуком. Верх был выполнен из очень мягкой гладкой кожи черного цвета, прерываемой слабой, несерьезной шнуровкой, рассчитанной на городской стиль жизни, лишенный неровностей полудиких дорог. Не думаю, что тут мне понадобится что-то массивное, тем более весь выбор состоял из обуви подобного стиля.

Изюминкой наряда являлся жилет. Как и брюки, он был зеленого цвета, только немного светлее, что отлично сочеталось с остальными элементами одежды. Сшит он очень качественно. Верх из ткани, напоминающей вельвет, красовался, словно вырезанным, растительным узором переплетающихся между собой стеблей с листьями и небольшими цветами.

Они точно сняли с меня мерки, так как невозможно было случайным образом поместить сюда этот жилет: он идеально облегал талию и расширялся к груди. Фигура у меня была треугольником: широкие плечи и грудь, тонкая талия и чуть шире нее — бедра. Не думаю, что здесь у всех такая фигура и подобные жилеты являются стандартными. Тем более что у него не предусмотрен ремешок сзади, чтобы можно было затянуть или распустить его в зависимости от обхвата талии.

Когда образ был завершен, я посильнее распахнул правую створку шкафа, в которую было вмонтировано зеркало в полный рост. Все было продумано даже в мелочах: свет из окна падал ровно на меня, а силуэт в зеркале отражался под таким углом, что было удобно посмотреть на себя практически со всех сторон, кроме спины.

В тот самый момент, когда я закрывал шкаф, в дверь постучали.

— Входите! — с воодушевлением ответил я и, закрыв гардероб, сделал несколько шагов к двери, которая уже плавно открывалась.

Вместо обещанного канцлера, в комнату вошла Алия. В этот раз ее лицо светилось еще больше при виде меня.

— Ваше превосходительство, этот наряд идеально вам подходит! — с восхищением произнесла она, осматривая меня с ног до головы.

— Спасибо! Но где канцлер? Вы же сказали, что она придет ко мне… — в недоумении ответил я, не особо заинтересованный ее комплиментом и воздыханиями в мою сторону.

— Да, канцлер должна была прийти к вам самостоятельно, но, к сожалению, ее нет на месте… — будто в этом есть ее вина, ответила Алия, опуская глаза. — Она и так очень занятой человек, а с вашим появлением ее и вовсе трудно застать на месте!

— Как много хлопот я доставляю вашему канцлеру…

— Ну что вы, ваше превосходительство! Это приятные заботы, — застенчиво ответила Алия, так и не поднимая глаз.

— Слушай, давай ты не будешь называть меня «ваше превосходительство»? — обратился я мягким тоном и сделал несколько шагов навстречу, сократив дистанцию между нами до вытянутой руки. — Обращайся ко мне по имени. Ты же помнишь мое имя?

— Да, я помню ваше имя: Илья. Его сложно не запомнить. Но я не имею права так к вам обращаться.

— Ну, тогда хотя бы на «вы». Хорошо? — Я продолжал искать компромисс, на который она готова была пойти, судя по улыбке на ее лице.

— Хорошо. Но при остальных я обязана обращаться к вам по протоколу. — На последней фразе она была максимально серьезной.

— Вот и договорились! — подытожил я и с улыбкой протянул ей руку.

Жеста она явно не поняла и с недоумением смотрела поочередно то на руку, то мне в глаза. Такой способ закрепления договоренностей здесь не был принят, и я объяснил ей его смысл, после чего она с воодушевлением опробовала диковинный обряд, радуясь рукопожатию, как дитя, и нелепо потрясывая мою ладонь.

— И какой дальнейший план? Надеюсь, мне не придется сидеть здесь в ожидании вашего неуловимого канцлера? — по-дружески улыбаясь, отшутился я. — Если только ты составишь мне компанию…

— Нет, вам не придется сидеть здесь в одиночку, но и я не могу остаться с вами, — без особого сожаления ответила Алия. — Мне велено проводить вас в кабинет канцлера. Она должна скоро вернуться, ей уже доложили о вашем пробуждении.

Подобная перспектива нравилась мне больше, чем томиться в одиночестве в этой комнате неизвестно сколько времени.

— Если вы готовы, то пройдемте, — продолжила Алия, указывая на дверь. — Только позвольте предупредить вас сразу, что я не смогу отвечать на ваши вопросы по ходу сопровождения. Я не имею права на них отвечать.

— Хорошо, хорошо, я тебя понял. На все вопросы мне ответит канцлер.

— Совершенно верно! — наконец-то неформально и с улыбкой ответила она. И вышла вслед за мной.

Поравнявшись плечами, мы не спеша пошли по довольно протяженному коридору, полностью залитому светом. Моя комната, как оказалось, была последней, тупиковой. Остальные помещения располагались по левой стороне от нас, а справа вторили дверям прямоугольные окна — узкие, но очень высокие. Как и в спальне, начинались они от самого пола, что позволяло максимально заполнить пространство светом.

Пройдя около десятка одинаковых дверей, которые неизвестно что таили за собой, мы свернули на широкую лестницу. Поднявшись на два этажа, вновь вышли в коридор, который отличался от предыдущего как интерьером, так и расположением помещений. Двери были по правую сторону, а окна — слева. У каждой из дверей располагалась массивная табличка из дерева с металлическими иероглифами — такими же, как на вывесках в порту. Помещения за ними были гораздо бо́льших размеров, чем два этажа ниже. Об этом свидетельствовало увеличенное расстояние между дверями. Тут должно быть много людей, но за все это время мы никого не встретили. Даже звуков за дверьми или где-то вдали не было, словно только мы вдвоем были посетителями этого огромного здания.

Череда дверей завершалась широкой аркой с небольшими колоннами и витиеватым орнаментом, открывающей вход в просторный зал. Это был центр всего здания, так как лучами отсюда расходились оба коридора. Слева каскадом уходила вниз центральная лестница, рукава которой то разбегались, то соединялись, а в ее пролетах красовались огромные узорчатые окна. Этот этаж был последним, так как лестница заканчивалась здесь. На противоположной стороне разместилась двустворчатая массивная дверь, размеры которой были схожи с ее кремлевскими собратьями. Сам зал был округлой формы, накрытый усеченным куполом, в диске которого в виде фрески изображалась сцена какого-то важного события, похожего на революционные волнения, мятеж или призыв к бою. В центре сцены располагался главный герой этого действия — мужчина с большими зелеными глазами и длинными густыми волосами с крупными темными кудрями.

— Ваше превосходительство, нам туда, — гулом раздался голос Алии, заполняя все пространство зала.

— Опять ты за свое! Мы же тут одни, — возмутился я, не отводя взгляд от потолка.

— Вам так только кажется, — с предостережением ответила она и, выдержав небольшую паузу, продолжила, пытаясь отвлечь меня от созерцания фрески: — За этими дверьми кабинет канцлера.

— Очень интересная сцена. Красиво выполнено! — удовлетворенно подытожил я, оторвав наконец взгляд от фрески и направляясь к дверям. Даже не стал пробовать узнать у своей сопровождающей значение и смысл этого изображения.

Створка с удивительной легкостью поддалась усилиям Алии, словно она и не тянула за ручку эту громадину. Из-за двери хлынул яркий свет: пришлось даже сначала немного прищуриться и, не понимая, что за ней, просто перешагнуть порог.

— В ближайшее время канцлер будет. Располагайтесь, как вам будет удобно, ваше превосходительство, — прозвучало из-за спины, и дверь захлопнулась.

Глаза пообвыкли к яркости света, и им предстала картина, будто из сна, или материальное воплощение абстрактного представления райской канцелярии. Кабинет, весь залитый светом множества стрельчатых окон, расположенных с минимальным расстоянием друг от друга по всему периметру округлого пространства, в сочетании с абсолютно белым интерьером впечатлял до блаженного исступления. Пол молочного мрамора со светло-серыми прожилками, еле розовые резные пилястры между окнами, купол, испещренный кессонами с золотыми гранями краев — все детали интерьера сочетались между собой, дополняя друг друга, не перегружая визуальное восприятие, будучи при этом самобытными. Из центра купола пышной громадой спускалась хрустальная люстра, выполненная из множества мельчайших элементов. Ее искрящиеся лепестки словно пари́ли в воздухе, как будто не имея между собой соединений, и разливались радугой преломленных солнечных лучей по всему пространству помещения.

Кабинетов подобных размеров и с таким интерьером были достойны только самые влиятельные люди нашего мира. Он явно превосходил по масштабу знаменитый Овальный кабинет Белого дома, а равных ему по красоте я еще не встречал. По наполнению комната была весьма аскетична, что еще больше будоражило разум. Визуально это пространство можно разделить на три части. Справа от входа располагалась зона отдыха с двумя просторными диванами друг напротив друга и низким широким столом. Напротив дверей, ближе к окнам, стоял массивный, закрытый с трех сторон стол с комфортным на вид креслом, обращенный лицом ко входу. Слева была зона для формальных встреч и переговоров: вытянутый овальный стол, рассчитанный на двенадцать персон. Все столы в кабинете были сделаны из того же блекло-розового камня, что и пилястры. Остальную мебель выполнили из белого цвета дерева, а та из нее, что подразумевала сидение, была отделана тканью и щедро набита для мягкости.

— Неужели! Неужели! Какое же счастье! — гулом раздался из-за спины преисполненный уверенности и воодушевления женский голос, который четко проговаривал и эмоционально окрашивал каждое слово. — Не могу поверить своим глазам! Это наконец-то произошло! Многие уже считали ваше существование мифом… — широко улыбаясь, продолжила дама, стоя у входа с распростертыми руками.

Не понимая, о чем она говорит и к кому вообще обращается, я, повернувшись вполоборота, смотрел на нее круглыми от удивления глазами и с каменным лицом. В нескольких шагах от меня стояла приземистая женщина лет пятидесяти. Она была довольно привлекательна и обладала каким-то особым шармом, нивелирующим незначительные недостатки в фигуре. Круглое доброе лицо с горящими глазами. Зрачки насыщенно-желтого цвета. Что у них тут с глазами? У Алии красные, у этой дамы желтые… Пепельные волосы были выбриты на висках и затылке, приобретая длину по мере приближения к макушке и расходясь аккуратными перьями укладки. Замечательное сочетание стиля и доброты во внешности!

На ней был белый брючный костюм, состоящий из свободного пиджака, доходящего до середины бедер, с длинными расклешенными рукавами, имеющими разрез от локтя, и плотно прилегающих на бедрах укороченных брюк. Пиджак хоть и имел несколько крупных пуговиц, но не подразумевал застегивания, так как под ним красовалась блузка, состоящая из двух слоев: нежно-желтая подкладка, а поверх нее — белое кружево тонкой работы. На ногах аккуратно сидели классические туфли с круглым носом на невысоком устойчивом каблуке. Очень элегантная дама.

— Прошу прощения, вы это мне? — недоумевая, ответил я.

— Конечно, Ваше Превосходительство! Я догадываюсь, что у вас много вопросов и вы мало понимаете из происходящего, но нам крупно повезло, что вы наконец-то явились, — умиротворенно ответила она и сложила ладони в замок, не отрывая от меня своего доброго взгляда.

Глава 10

Кхира

В эти пару дней у Кхиры не было отбоя от прохожих, знакомых и даже сослуживцев, которые, невзирая на устав, то и дело искали с ней встречи и лезли с расспросами, желая разузнать подробности о новом Ардале. «А у него правда зеленые глаза?», «А опиши его лицо!», «Он высокий?» — и еще множество вопросов в том же духе. Слух о появлении нового Ардала разлетелся по городу молниеносно, и было неудивительно, что все словно сошли с ума и жаждали узнать о нем хоть что-то.

Всеобщее волнение было неспроста, ведь многие жители Ардалии уже давно считали историю о создателе нынешнего справедливого и спокойного мира городов-государств не больше чем красивым мифом, так как прошло уже больше шести столетий с момента упоминания Ардала Второго, а все доказательства его существования сводились к древним писаниям, большинство которых хранились в Стирисе — городе ученых, доступ куда был открыт немногим. Остальные же довольствовались только рассказами воспитателей в интернатах: те очень красочно описывали детям героя этого мира. Это, хоть и воспринималось всеми достаточно серьезно, все же больше походило на сказку о сверхчеловеке с неведомым цветом глаз, которому было подвластно решать проблемы всего мира. Но, несмотря на мифологизацию, Ардалам, особенно Второму, продолжали посвящать памятники, фрески и картины; они были живы в памяти людей и всегда на виду.

— Интересно, а нас пригласят для знакомства с Ардалом? Будет ли вообще назначена какая-то встреча или расширенное собрание? — рассуждал Галу, раскинувшись в просторном мягком кресле в кабинете Кхиры. В руках он зажал кружку с пивом, которое не спеша смаковал между рассуждениями о новом спасителе.

Кхиру же вся эта ситуация сильно озадачила, и она постоянно погружалась в свои мысли. А может, ни о чем она и не задумывалась, а просто была вымотана вчерашним днем, когда после поимки Ардала пришлось давать подробный отчет главам городских ведомств в полном собрании во главе с канцлером. Рассказывать-то собственно было и нечего, но их интересовала каждая мелочь — чуть ли не подробное описание камней, которые в тот момент лежали на дороге рядом с Ардалом. Она понимала, что данная информация необходима для передачи в Стирис и дальнейшей ее фиксации, но легче от этого не становилось. В итоге Кхира заночевала в своем кабинете, чтобы лишний раз не появляться на людях. А сегодня с самого утра к ней то и дело пытались наведаться все сотники и тысячники городского военного ведомства. Единственным, кого она все же решилась принять, был Галу. Только в нем она была уверена, что он не будет раздражать ее глупыми вопросами, а просто составит приятную компанию и поможет немного отвлечься от происходящего. У них была та редкая дружба между подчиненным и начальником, которая не мешает работе, а только улучшает ее.

— Ты думаешь, они выставят его на всеобщий показ? — ответила Кхира.

— У Тары через год заканчивается срок, а в связи с укреплением позиций сибов есть угроза, что Сизар ее обойдет, — деловито рассуждал Галу. — Большинство коммун симпатизируют ему. — Он перевел взгляд на Кхиру и приподнял брови на последней фразе.

— Ты прав. Сибы становятся все влиятельнее, особенно с новой дорогой Сизара, но и Тара не промах. Несмотря на значительное сокращение торговли через гавань, Золотые ворота все же функционируют, — парировала она, напоминая, что разбирается в политике не хуже Галу, а в некоторых аспектах даже сообразительнее него. — Тем более ее проект по их расширению идет по графику. И все же разыграть карту с Ардалом в свою пользу было бы не лишним…

— Вот и я о чем! — подытожил Галу, и в кабинете воцарилась тишина, прерываемая лишь прихлебыванием пива и треском бревен в камине.

Работы сегодня было совсем немного. Бумажную волокиту можно было отложить, а на позициях наступило полное затишье. По всем постам был блаженный покой, довольно редко воцарявшийся в этих землях в последние месяцы. Были, конечно, дни, когда тревожные новости приходили лишь с одного-двух постов и не происходило ни одного прямого столкновения, но чтобы полная тишина — об этом забыли и думать! Видимо, Ардал одним своим появлением начал исправлять ситуацию. Этот факт добавлял людям оптимизма. Видимо, сегодня город спать не будет, и бары не устанут гудеть до раннего утра, отмечая негласный, но самый важный день в истории как минимум нескольких последних столетий.

Тишина прервалась размеренным стуком в дверь, за которым в проеме появилась лишь голова секретаря.

— Госпожа, канцлер пригласила вас к себе, — доложил он и вновь исчез, так и не войдя в кабинет.

— Вот это неожиданно! — проговорила Кхира и, резко встав из-за стола, начала собираться для высокого визита.

Галу же был невозмутим и лишь пожал плечами в ответ, дав понять, что причин для такого вызова может быть уйма и переживать незачем.

— Ну не будет же она тебя отчитывать за задержание потенциального нарушителя! — отшутился он и снова прильнул к кружке, хихикая над своей же шуткой.

Кхире же было не до смеха, и, пропустив все мимо ушей, она, убедившись, что выглядит опрятно и по форме, поспешила к выходу.

Глава 11

Ардал

— Какое волнение вы вызвали у меня перед встречей! Я так не переживала с момента первого избрания на пост канцлера. Да и вообще не уверена, что когда-либо так переживала из-за встречи с кем-то, — откровенно делилась со мной своими чувствами Тара, что сначала немного сковывало, но теперь, наоборот, внушало доверие, позволяя чувствовать себя комфортнее, освобождая от зажатости при общении с незнакомым человеком.

Мы удобно расположились друг напротив друга на тех самых диванах справа от входа. Она села у края, положив локоть правой руки на боковину и по-королевски скрестив ноги в щиколотках. Я же разместился по диагонали от нее, спиной к окнам, но в своей позе был куда скромнее, сев ровно и положив ладони, скрепленные пальцами в замок, на колени. Осознав всю нелепость занимаемой позы провинившегося школьника, я сменил ее, опершись локтями о колени, но и это меня смутило.

— Явно не вам сейчас испытывать дискомфорт в моем присутствии! — прокомментировала она мои попытки занять правильное положение, мило улыбнувшись при этом и заглядывая в глаза. Она подсказала жестом облокотиться на спинку дивана, что я и сделал, положив правую руку на подлокотник, а левую — на бедро, что позволило мне расслабиться — хотя бы физически.

— Может, вы мне уже расскажете, где я? Почему меня называют Ардалом? — прервал я минутное молчание, во время которого канцлер неподвижно любовалась мной с блаженной улыбкой на лице.

— Ах да, конечно, Ваше Превосходительство! — опомнилась она, словно выйдя из гипноза и немного ерзая на месте. — Я всю ночь провела в раздумьях, репетируя, что и как буду вам рассказывать. Но, видимо, это было глупой затеей, и все мои шаблоны были ни к чему. Я же не учла, что это будет диалог! — засмеялась она, разряжая обстановку. — Информации так много, и нужно ее правильно и сжато вам подать…

— Давайте начнем с Ардала.

— Сложно объяснить, кто такой Ардал, не рассказав про касты, Ваше Превосходительство, — мягко парировала она.

— Хорошо, я слушаю.

Далее последовал ликбез по необычному социальному устройству этого мира. Первым делом Тара рассказала о системе каст, которую определяла сама природа, если можно так выразиться. Эта система основывалась на цвете глаз. От рождения у всех детей отсутствовал окрас радужной оболочки, они были бесцветными. В этот момент я представил себе, как будет выглядеть глаз без окраски, и картинка мне не особо понравилась: просто белое яблоко с черной точкой в центре. Я даже немного сморщил нос, что канцлер заметила и, видимо, поняла, мое искаженное представление этой особенности.

— Вы не знаете, как выглядят глаза бесцветного? — поинтересовалась она.

— Да, в моем мире у всех от рождения есть цвет глаз, и с возрастом он кардинально не меняется; глаза могут лишь мутнеть к старости, — объяснял я свое непонимание, а Тара внимательно слушала, но сильного удивления у нее я не наблюдал. — Вам это уже известно?

— Дело в том, что я одна из немногих в Ардалии, у кого есть доступ в Стирис. Это город ученых, расположенный в горах на северо-западе. Так вот, там сосредоточены все знания об Ардалах и есть упоминание и об этой особенности вашего мира, — пояснила она, породив тем самым дополнительные вопросы. Но я решил не сбивать ее лишними расспросами. — Это выглядит не так, как вы себе, скорее всего, представили. Они не полностью белые, а слабо-серые и имеют темную окантовку, поэтому радужку глаза видно.

Далее следовал более подробный рассказ об особенностях каждой из каст. Как уже было сказано, от рождения у всех детей отсутствовал окрас радужки. Тут важной была такая особенность: никто из детей не жил в семьях, что было для меня диким. Но от канцлера последовало заверение в том, что для них это абсолютно нормально. Так, женщина после родов даже не видит своего ребенка — его сразу передают в ясли, где детей воспитывают прирожденные нянечки, представители касты лепатриатов, у которых был светло-голубой цвет глаз. Представители данной касты занимались наукой, воспитанием, преподаванием. Также и лекари были из лепатриатов, только имели белую примесь в голубом окрасе.

— У вас есть такое понятие, как материнское чувство… — продолжала Тара.

— Вы, наверное, имеете в виду материнский инстинкт? — уточнил я.

— Наверное. Я про то, что ваши женщины чувствуют некую связь с ребенком, переживают за него, оберегают, стараются защитить. У нас же подобного чувства не возникает. И устроены мы немного иначе, — пыталась она донести до меня эту безумную идею с отречением от собственных детей. — Наша физиологическая особенность заключается в том, что каждая женщина от природы может родить двух-трех детей за всю жизнь. Большая редкость, если кому-то удается родить четверых, как и то, чтобы не рожать вовсе, — это уже отклонение.

Данная информация сильно меня озадачила. Я пытался как-то состыковать эту особенность с физиологией моего мира, но, видимо, сейчас это была лишняя работа для мозга, неспособного сопоставить такие различия под гнетом новой информации. Стоило лишь уяснить, что тут многое устроено иначе. И речь идет не просто о законах или устоях — сама биология работает по-другому. Нужно лишь слушать и запоминать, осознавать, что и как устроено, вникать в процесс, а не искать связи с привычной для меня картиной мира.

— И как это выглядит? Женщина родила от мужа ребенка, его забрали, и она никогда его больше не увидит? — пытался вникнуть я.

— Кстати, да: подобных союзов у нас тоже нет, — уточнила Тара. — Так как у нас нет… — задумалась, вспоминая слово, — религии, то и понятия брака не существует. У нас полигамия.

На этом моменте мое мировоззрение окончательно пошатнулось. Общество, в котором нет религии, брака, а дети воспитываются сообща… Вырисовывается какой-то идеальный социум коммунистов-утопистов!

— Дайте угадаю: частной собственности у вас тоже нет? — с усмешкой поинтересовался я.

— С чего бы это? — с крайним удивлением ответила мне канцлер. — Конечно же, есть! Только, возможно, система владения и наследования работает немного иначе, нежели вы привыкли. Можно открыть и владеть, допустим, обувной мастерской. Но передать ее придется либо талантливому приемнику из помощников, либо городскому министерству, которое распределит его новому владельцу. Чаще, конечно, первый вариант. А вот вне города, по большей части, преобладают коммуны, занятые одним большим делом: земледелие, скотоводство, горная добыча… Там уже иначе немного… — Она решила не вдаваться в детали.

В этот самый момент в дверь постучали, и после одобрительного ответа Тары в кабинет вошел высокий худощавый парень, который толкал перед собой тележку, полностью забитую блюдами с едой, посудой, чайниками и прочей утварью.

— А вот и завтрак! — радостно воскликнула Тара. — Вы наверняка голодны?

— Да, мой желудок уже готов переварить сам себя.

— Прошу прощения, Ваше Превосходительство! Мы не ожидали, что вы так рано придете в себя, и рассчитывали на ваше пробуждение только к обеду, — оправдывалась она, явно переживая из-за этого неудобства. — Но все уже готово, и мы можем продолжить наше общение за трапезой, — Канцлер указала рукой на стол, который уже был сервирован, а слуга продолжал выставлять блюда.

На всем протяжении своего недолгого пути к столу я не отрывал взгляда от работы этого талантливого величавого парня. По виду ему было лет двадцать, может, чуть больше, но он управлялся с блюдами и посудой так ловко, будто годами оттачивал только это мастерство. Каждое его движение, каждый шаг были словно беззвучный танец. Обходя лакея со спины, я наконец смог всмотреться в его профиль. Острые черты слегка вытянутого лица не выдавали никаких эмоций. Он был профессионалом, которого ничто не могло отвлечь от любимого дела. Глаза его были серыми, но очень выразительными. Как-то неудобно было спрашивать у Тары в его присутствии, к какой касте он относится.

— Остановись на минуту, пожалуйста! Я представлю тебя Его Превосходительству Ардалу, — обратилась канцлер к парню.

В ту же минуту он выпрямился, как струна, расправил свои широкие плечи и округлил грудь. Глаза его смотрели в пол, словно он боялся их поднять.

— Это Сим. Он представитель крази, которые являются талантливейшими работниками широкого спектра. Садовники, официанты, дворецкие, водители, повара и многие другие профессии, которые не подпадают под какую-то общую группу, относятся именно к этой касте.

— Рад знакомству, Сим! — Я с улыбкой подошел к нему и по привычке протянул руку.

Его глаза тут же округлились, и резким движением он поднял голову на Тару, задавая немой вопрос и не понимая, что ему нужно делать.

— Ваше Превосходительство, прошу вас, не стоит проявлять такое дружелюбие ко всем, кого видите здесь. Во-первых, у нас не приняты рукопожатия. Все здороваются друг с другом кивком. Во-вторых, никто из жителей не посмеет к вам обратиться: вы у них вызываете трепет, — разжевывала мне канцлер, отучая быть равным со всеми. — Вы просто не представляете, что вас ждет, если своим дружелюбием вы устраните эту стену между вами и простыми людьми. Вы посмотрите! Он даже в глаза на вас поднять не смеет, — указала она на Сима.

— Так, может быть, вы уже объясните мне, в чем моя исключительность? — с раздражением обратился я к Таре. — Сначала Алия говорит о том, что я — ваше спасение, теперь вы отчитываете меня за мою, видите ли, излишнюю дружелюбность…

Она явно не ожидала такого напора с моей стороны, что отразилось на ее лице бурей эмоций, которую она пыталась скрыть, как и присуще всем политикам, но нестандартность ситуации ослабила ее самоконтроль. Удивление, смятение, вина — в такой последовательности прошелся этот шторм. Усугублял ее положение и тот факт, что в комнате находился третий человек, на глазах которого отчитали начальство.

— Сим, оставь нас, пожалуйста! — обратился я к нему, воспользовавшись заминкой канцлера и сообразив, что так будет лучше.

Он, похоже, был рад этой просьбе, так как чувствовал себя лишним свидетелем, и немедленно ретировался, выставив последние два блюда на стол.

— Спасибо вам! И прошу прощения за данную ситуацию, — искренне обратилась она ко мне, но не теряя при этом лица. — Я неверно выбрала и тон, и формулировку, однако вы очень талантливо исправили ситуацию. Да и Сим очень хороший парень и не станет распространяться о произошедшем. А ведь это могло бы стоить мне кресла… — Последняя фраза была явно мыслями вслух, отчего она убавила тон и вздохнула, задумавшись о последствиях.

— Давайте уже приступим к завтраку! — подытожил я и направился к стулу.

Глава 12

Завтрак подали как раз вовремя, ведь он стал отличным спутником к продолжительному рассказу Тары о моем давнем предшественнике, как тут было принято считать. Глаза разбегались от обилия диковинных явств на столе, а я пообещал сам себе, что не буду перебивать канцлера расспросами и займу рот трапезой, но концентрируя все внимание на увлекательном повествовании.

Первое упоминание об Ардале относится еще к Бесцветной эпохе. Этот исторический период принято исчислять от первых племенных поселений и до момента исчезновения Ардала Первого. Свое название она берет, как можно догадаться, от цвета глаз, точнее — его отсутствия у жителей этого периода. Именно Ардалу Первому приписывают заслугу разделения общества на касты. Данная история окутана многими легендами и домыслами. Не так много доказательств осталось о баталиях того времени, ведь Стириса еще не существовало, а факты собирались без какой-либо системы и верификации, лишь благодаря независимым энтузиастам, которым повезло быть образованными, преисполненными желанием передать информацию потомкам. Однако проверить подлинность этих данных и вычленить возможные домыслы и художественные преувеличения не представляется возможным. Поэтому остается лишь слепо верить тому, что есть.

Бесцветная эпоха известна своей жестокостью и несправедливостью. По всей нынешней Ардалии была установлена власть узурпаторов-тиранов — представителей влиятельной семьи из племени, обитавшего на западе в пределах одного из притоков Срединной реки. Власть их росла, а по мере роста и развития это племя начало поглощать в себя соседей: когда по доброй воле, а когда и силой. Шли годы, образовывалась государственность — хоть и примитивная, но какая-то система власти и социальных институтов. Однако эта, казалось бы, естественная эволюция общества начала приобретать все более уродливые очертания. Узурпаторы, боясь конкуренции и потенциальной власти прочих семей и племен, начали рубить на корню любые признаки процветания, порой уничтожая целые поселения. Мощь росла и подпитывалась раздувающейся казной, пухнущей от непомерных сборов. Благо узурпаторов зиждилось на костях народов: расширяя географию, на апогее своего гнилого расцвета империя занимала почти всю территорию континента. Неподвластными им оставались лишь небольшие земли на востоке за Змеиной рекой, доблестно отбивавшие атаки армии тиранов. Земли эти сложные, топкие и холодные, поросшие лесами. Благодаря таким особенностям местности наладить оборону было проще, в отличие от возможностей наступления. Но даже эти факторы порой подавлялись примитивной численной составляющей. Узурпатору не было никакого дела до простых солдат, чьими жизнями прокладывалась дорога к успеху в порабощении последнего очага сопротивления.

Удивительно, но до наших дней дошло название того неподвластного племени — увары. Неизвестными оставались имена узурпаторов и генералов, названия их племен и поселений, какие-то подробности их быта и традиций. В распоряжении имелись лишь отдельные детали, которые не способны пролить свет на подробности жизни этого некогда могущественного клана. Специально ли было предано это забвению или случайно, но известна лишь общая картина происходившего в тот период.

На этом, казалось бы, предопределенном исходе в порабощении всего континента и появился первый в этом мире Ардал. Как уже известно, в то время у людей не было цвета глаз: все были бесцветными. И вдруг в один из дней к высокому частоколу крупнейшего из сопротивляющихся поселений пришел человек в довольно странной одежде, абсолютно потерянный и напуганный. Местные жители были в изумлении, когда увидели его глаза: они были насыщенного зеленого цвета. Этого пришельца восприняли как бога, ми́ссией которого являлось спасение людей от узурпаторов и создание более справедливого, доброго мира. Они нарекли его Ардалом — по названию местного драгоценного камня зеленого цвета.

История умалчивает, как, при каких обстоятельствах и откуда пришел этот человек. Известно лишь то, что он отрицал свою божественность и избранность, которыми его наделяли бесцветные. Но в это было сложно поверить, так как именно благодаря его стараниям и знаниям, неведомым этому миру, удавалось удачно отбивать все атаки войск узурпатора, численность которых росла с каждым новым набегом, при этом потери среди сопротивления свелись к минимуму. Ардал создал организованную армию с правилами, обучил солдат основам тактики и планирования, построению, распределению ролей и прочим очень важным знаниям, необходимым для реальной боевой силы, а не своры разрозненных дикарей, которых уже готова была растоптать вымуштрованная элита неприятеля. Из вечной обороны уварам удалось перейти в наступление, и в течение долгих месяцев они отвоевывали небольшие участки, освобождая Змеиный полуостров, а вместе с ним — и народы, которые годами были порабощены. Обретшие свободу племена тоже сыграли важную роль в этой истории, так как при всех стараниях тирании слухи об Ардале и его войске просачивались по ту сторону фронта, порождая революционные движения, на которые узурпатору приходилось переключать свое внимание и ресурсы, отвлекая тем самым силы с передовой.

Освобождение Змеиного полуострова уже само по себе было веским поводом, чтобы история запомнила его как героя, превозмогшего, казалось бы, невозможное. Однако это было только прологом к его основным заслугам для будущих поколений. По легенде, после празднования итогов нового освободительного похода в одном из поселений Ардал пропал на несколько недель. Слухи ходили разные: начиная с того, что его похитили люди узурпатора, и заканчивая его добровольным уходом в те места, откуда он и пришел. Хорошо, что молва об исчезновении не успела распространиться за пределы освобожденных территорий, так как это могло бы поднять боевой дух противника и сподвигнуть тирана направить новые силы в очередную мясорубку. Не упоминается, где все это время находился Ардал, но вернулся он с судьбоносными изменениями для этого мира.

Рано утром, когда уже достаточно светло, но солнце еще не успело показаться из-за горизонта, один из бдительных дозорных поднял боевую тревогу, разбудив все поселение. Построение было собрано за считаные минуты, а первые оборонительные отряды — выставлены на стене. Солдаты внимательно вглядывались в густой туман, местами расходившийся редкими проплешинами, в одной из которых наблюдательным часовым ранее и было замечено движение. Стояла гробовая тишина: даже леса, окружавшие поселение, покорно молчали, словно время остановилось. В этот трепещущий момент в глубине всепоглощающей мглы показались силуэты людей. Стража на стенах была озадачена: с одной стороны, нужно начинать оборону, но, с другой, все это было как-то странно. Фигуры двигались медленно и не в строю, а разрозненно. Этот отряд возглавлял человек с поднятой рукой, говорящей о том, что они идут с миром. Спустя момент прореха в тумане оголила силуэт, и этим человеком оказался Ардал. Ликованию на стене не было предела!

Он вел с собой людей, но кто они? Этим вопросом задавались многие. Ворота раскрыли, и поток иноземцев хлынул в поселение, жители которого не спешили встречать гостей объятьями. Ардал, взобравшись на телегу, объяснил местным, что этот народ — их спасение и шанс на новую, справедливую жизнь. Пилигримы были с разноцветными глазами, что пугало коренных жителей, но все это неспроста. Как поведал вновь обретенный герой, у каждого цвета глаз — своя роль. Это и стало началом разделения людей на касты.

Забегая вперед, важно отметить, что спустя примерно столетие коренное население полностью растворилось в цветоглазых пришельцах, окончательно завершив бесцветную эпоху, оставив все ее следы в прошлом. Однако считается, что тот эффект, который проявляется у некоторых подростков в переходный период, когда одни обретают цвет глаз, а у других глаза так и остаются бесцветными, уходит корнями именно к первым людям, все еще сохранившим слабый генетический след. Но это всего лишь догадки, и фундаментальных исследований на этот счет нет. Также нет информации, откуда Ардал Первый привел цветных. Существует две теории, похожих друг на друга. Одна, более распространенная, говорит о том, что это жители Безымянного континента, о котором на тот момент не было известно. Вторая теория — — более фантастическая: что это люди из мира Ардала, которых он уговорил перейти на эту сторону. Ученые Стириса, естественно, признают первую теорию, но при этом не отрицают и второй.

Подобных волн цветной миграции было несколько, а местные быстро свыклись с новыми соседями, которые не оставались в долгу перед Ардалом и всячески доказывали справедливость сказанных им добрых слов о них. Достаточно быстро начался и процесс ассимиляции коренного населения с сохранением некоторых традиций, обычаев и устоев, и в кратчайшие сроки были заложены основы будущей системы каст, каждая из которых получила свое название и функционал. Наилучшим наименованием для представителей той или иной группы стало присвоение названия драгоценного камня, который соответствовал цвету их глаз, чему поспособствовал пример Ардала, имя которому дали по ассоциации с местным аналогом изумруда.

Считается, что одной из первых образовалась каста краасов. Ее представители имели красный цвет глаз, оттенок которого варьировался от насыщенно-алого до темно-бордового, что вначале определяло различия по ролям внутри класса, но с течением веков полностью нивелировалось. Представители данной группы были исключительными воинами, стражами, охранниками. Они не знали страха, были выносливее и физически более развитыми, а честь и отвага имели решающее значение в их системе ценностей. За короткий промежуток времени именно представители краасов заняли все лидерские позиции в воинских структурах сопротивления, что позволило значительно повысить уровень профессионализма армии.

Сибами нарекли представителей трудовых специальностей, среди которых были земледельцы, шахтеры, лесорубы, скотоводы и все, кто связан с производством сырья. Их цвет глаз — карий, который также варьировался оттенками. Эдалы имели желтый окрас, и к ним относились торговцы, купцы, а в дальнейшем — и экономисты, банкиры. Все, что было связано с торговлей и финансами, контролировалось эдалами. Обработкой сырья занимались антраты, которые со временем перешли от мастерских и артелей к фабричному производству. Их камень-покровитель был оранжевым. Насыщенно-синий цвет глаз имели строители, архитекторы, инженеры. Касту занимающихся строительством именовали рибатами.

Самой разнообразной по количеству профессий и специальностей, соревнуясь в этом звании лишь с крази, являлась каста лепатриатов, представители которой имели широкий спектр голубых оттенков радужки. Также у них проявлялось и совмещение голубого цвета с другими вкраплениями. В зависимости от подобных сочетаний были и разные профессии у их носителей. Педагоги, которые воспитывали детей до проявления цвета, имели светло-голубые глаза, а вот представители науки сочетали два цвета, первый из которых — голубой, а второй зависел от сферы знаний. Например, сельскохозяйственными исследованиями занимались люди с каре-голубыми глазами, экономическими — с желто-голубыми и так далее. Особняком стояли представители медицины, наделенные бело-голубыми радужками. Несмотря на то что это была самая пестрая каста из всех, камень-покровитель у них был слабого голубого оттенка, без какого-либо разнообразия.

Каста флионцев представлялась самой малочисленной и последней из сформировавшихся, как принято считать. Люди с экзотическим фиолетовым цветом глаз занимались искусством. Конечно же, в мире, где цивилизация только зарождалась, творческие профессии являлись большой редкостью, если не отсутствовали вовсе. Но с развитием культуры множились и флионцы. Название этой касты было единственным, которое произошло не от драгоценного камня, а от названия города Флиона, который стал колыбелью творческих личностей. Благодаря некогда благосклонному отношению и искренней любви ко всему красивому одного из правителей данной территории, все творческие гении того времени стекались именно во Флион в поисках признания и реализации. Подобный аналог земной эпохи Античности, который для данной цивилизации правильнее было бы именовать эпохой Становления, приходился на третье столетие Новой эры. В этот период уже велись разрозненные научные изыскания, поэтому истории было известно имя царя-покровителя всего творческого — Асис. Именно его статуя уже многие столетия украшала главную площадь Флиона, который является центром притяжения всех людей с особым восприятием окружающего мира.

Спустя несколько лет ожесточенной, но славной борьбы по освобождению будущей Ардалии, когда от бывшей империи узурпатора остались лишь исходные земли его родной долины Срединной реки, состоялось главное сражение этой изрядно затянувшейся народной войны. Многотысячные элитные войска Ардала стояли у стен столицы узурпатора, оборонительные сооружения которой были апогеем фортификационного дела. Многокилометровые окопы, рвы, брустверы — вся земля перед первыми в истории каменными стенами была испещрена разного рода линиями обороны. Узурпатор был полон уверенности, что эти стены взять невозможно никакими силами. Подогреваемый убеждениями своих генералов, он рассчитывал, что войска противника положат все свои силы на ранних этапах штурма столицы и полностью исчерпают людской ресурс и боевой дух, даже не добравшись до стен. На этот момент и планировался удар возмездия, который должен был развернуть всю историю противоборства в обратном направлении. Узурпатор был человеком излишне самоуверенным, что придало ему сил для получения власти и могущества, но застило глаза при противостоянии новым вызовам Ардала. Сначала он отрицал существование легендарного зеленоглазого героя, потом игнорировал заверения осведомленных людей о появлении цветноглазых пришельцев и формировании нового общества. Главной же его ошибкой была недооценка силы и стратегического превосходства противника, и каждый новый удар, каждое поражение становились сюрпризом и неожиданностью. Однако в этот раз ему удалось превозмочь себя и с холодным рассудком и прагматичным расчетом подойти к подготовке обороны.

Спустя несколько дней передовые формирования армии сопротивления, в составе которых находился сам Ардал, стремительно поднимались по многочисленным ступеням дворца узурпатора. Центр зла был повержен, а силы повстанцев понесли немалые потери, но на боевые качества и дух армии это никак не повлияло — вопреки убеждениям противника. Именно здесь, в стенах дворца, и закончилась история Ардала Первого, который, по легенде, преследовал по бесчисленным коридорам и залам узурпатора, настиг его и вступил в последний поединок. Битва прошла один на один, и больше их никто не видел. Ардал исчез так же неожиданно и стремительно, как и появился, а вместе с ним — и самый известный безымянный угнетатель в истории.

Еще многие месяцы соратники Ардала тщетно искали его тело по всему городу, изучив каждый угол, каждый дом. Когда стало очевидным, что его уже не найти, древнюю столицу было решено предать земле, скрыть от глаз потомков вместе с телами погибших здесь воинов. Огромный курган-гора до сих пор возвышается в месте слияния Срединной и Луч-реки. Лишь совсем недавно ученые из Стириса, разработав новые методы изучения древних артефактов и заручившись разрешением Большого совета Ардалии, решились на археологические раскопки кургана, чтобы внести ясность в историю давно ушедшей эпохи.

Глава 13

Ардал

Увлекательный и продолжительный рассказ канцлера прервался стуком в дверь. К этому моменту на столе не оставалось ни одного блюда, которое не было бы мной тронуто. После столь насыщенного и крайне утомительного нежданного путешествия руки сами тянули в рот все, что попадалось. Вся эта чревоугодническая схема действовала в обход разума, чье внимание было всецело приковано к осознанию и восприятию истории об Ардале Первом, которую Тара рассказывала так, словно читала сказку.

Дверь открылась, и в комнату решительно, без ужимок и стеснений вошла девушка. Она — видимо, по привычке — первым делом повернулась к диванам в ожидании увидеть канцлера там, затем перевела взгляд на рабочий стол, но, не обнаружив желаемую фигуру, на короткое мгновение замерла, переваривая информацию. Так как кабинет по своей форме был больше похож на полумесяц с закругленными краями, а большой стол, за которым мы сидели, располагался в одном из его концов, то нам было прекрасно видно гостью, тогда как мы находились у нее за левым плечом. Сообразив, что последний неисследованный край находится именно слева, она обернулась, слегка приподняв бровь, когда бросила взгляд на меня. Как и Алия, эта девушка была человеком военным, что было сразу понятно по ее форме, хотя она и значительно отличалась, что, скорее всего, зависело от ранга или рода войск. В отличие от Алии, трепета в этой девушке не наблюдалось. Она явно чувствовала себя свободно и уверенно, что подтверждалось принятой ею позой: правая нога была слегка отставлена, за счет чего бедра ушли влево, а правая рука расслабленно легла на поясную сумку размером с небольшой кошелек. Меня слегка позабавила данная картина, так как в голове проскочила ассоциация с ковбоем из классического вестерна.

— А-а-а… — протянула воодушевленно Тара. — Кхира, здравствуй! Ты как раз вовремя.

Канцлер явно была рада видеть ее, тогда как Кхира особых эмоций не выражала. На лице ее не проскочило и намека на мимику, словно она и не заметила радушия своего начальства. Внешность незнакомки вызывала противоречивые оценки. Она была из того редкого типа людей, когда с первого раза сложно понять, каков человек, но было ясно, что это личность неординарная. Ее, несомненно, можно было записать в красавицы, но не приторной наружности, а загадочной и манящей красоты, каждую деталь которой можно рассматривать отдельно. Понятно, что определение красоты субъективно и для каждого она разная, тем более что бо́льшая часть стандартов внешности навязывается обществом, вкусы которого формируются под влиянием множества факторов, обусловленных той или иной эпохой и культурой. Лично мне она показалась очень интересной. Если красота Алии была наивно-милой, слащавой, то от Кхиры веяло духом бунтарства и непокорности, словно это прирученная дикая кошка, которая в любой момент может напомнить о своем истинном происхождении и характере.

— Присаживайся! Угощайся, — указала канцлер на стул по левую руку от себя и напротив меня. — Это Кхира, сотник разведывательного гарнизона. Я пригласила ее, так как она является самым осведомленным человеком по той проблеме, которая, скорее всего, вас сюда и привела, — кратко прорезюмировала Тара и оглянулась на свою подчиненную, убеждаясь, что та заняла отведенное ей место, после чего продолжила, выдержав паузу: — И как раз-таки она первая, кто вас обнаружил.

— Значит это вам я обязан своим столь крепким и сладким сном! — отшутился я.

Но она этого явно не поняла — или же ей просто было не до шуток. Вместо улыбки я удостоился лишь приподнятых бровей, недвусмысленно передающих: «Ты серьезно?» Надо отметить, что мимикой она владела очень умело. Особенно удачно удавалась игра бровями, которые будто специально были под это очерчены самой природой: темно-каштановые и густые, широкие у основания, уходящие далеко к краю глаз, формируя грациозную дугу у границы лба и висков.

Кхира была больше похожа на киноактрису, но точно не на служивого человека, так как для солдата ее лицо было слишком милым: маленькое и почти идеально овальное, слегка сужающееся к подбородку, с круглым лбом. Скулы слегка прорисовывались над природно румяными щеками. Округлый, без угловатостей и ямок, подбородок служил прекрасным основанием для маленьких, но довольно пухлых алых губ, похожих на бантик, слегка потрескавшихся от ветра. Пожалуй, этот легко поправимый изъян был единственным на ее лице, и только он выдавал ее суровые трудовые обязанности, а они не могут быть легкими, раз первым, кто меня настиг, была она. Глаза представляли особый интерес в ее внешности. Они немного противоречили всему образу, так как выдавали в ней некую надменность и, пожалуй, даже стервозность. Слегка узковатые, будто специально прищуренные, миндалевидной формы и обрамленные густыми, но недлинными смолянисто-черными ресницами — такой была оправа у ее зеркала души. Ну и, конечно же, сами радужки-рубины были центральным элементом, словно налитые гранатовым соком и окаймленные тонкой белой короной у зрачка. Они могли приковать к себе взгляды любого мужчины на долгие минуты гипноза. Голову ее венчала толстая, туго заплетенная на макушке коса, спускающаяся до поясницы плетеным хлыстом. Волосы глубокого каштанового цвета слегка отсвечивали на ярком свете медным переливом.

— Спасибо, я не голодна, — довольно мягко ответила она Таре. — С какой целью вы меня вызвали?

— Расскажи, пожалуйста, о кротах. Что о них известно на данный момент, какие методы борьбы имеются и какая обстановка сейчас на наших территориях…

Глава 14

Кроты

Первая информация о кротах появилась четыре года назад. Тогда это больше походило на слухи и выдумки жителей одной из сельскохозяйственных коммун на территориях Астриона, вдоль плодородных берегов Каменной реки. Перепуганные и возмущенные люди утверждали, что в их землях происходит нечто странное, о чем раньше не было известно. Ночами из-под земли словно кто-то стучался, и это отчетливо слышали на многие километры по всей коммуне, а по утрам в полях обнаруживали большие провалы земли и борозды шириной по полтора-два метра, выходящие из глубины и уходящие обратно, словно кто-то нырял под землей, как рыба в воде.

Из города была прислана комиссия лепатриатов в области сельского хозяйства, горного дела, инженерии и прочих ученых, которые хотя бы косвенно могли относиться к подобному делу. Возглавил данную комиссию недавно избранный канцлер города-государства Астриона, представитель сибов — самой влиятельной касты региона. Предположений было множество, однако самой популярной версией стала идея о тектонических движениях, которая подкреплялась двумя фактами: во-первых, данная местность лежит у подножия Черных гор — самого длинного горного образования в Ардалии, находящегося на стыке двух тектонических плит; во-вторых, при вскрытии борозд ничто не указывало на то, что это могло быть какое-то животное, включая самый очевидный его след — тоннель. Казалось бы, проблема решена, и трудолюбивые сибы могут спать спокойно, смирившись с необходимостью периодически устранять последствия сейсмической активности.

Отчет о проделанной работе зачитали на внеочередном созыве Большого совета Ардалии, который собирается ежегодно и куда входят канцлеры всех четырнадцати городов-государств и глава Стириса, а также другие участники, если того требует повестка. Ни один из канцлеров не обратил особого внимания на данный случай, а вот авторитетный и всеми уважаемый господин Бейтер — давний глава Стириса — с треском разгромил все выводы комиссии, указав на неочевидные факты образования подземных движений и настояв на организации масштабного исследования происходящего группой ученых из Стириса. Новая комиссия прибыла к Каменной реке всего за две недели, в течение которых никаких новых фактов не обнаружилось. Все так же: грохот и точечные землетрясения нарушали покой жителей — и то не каждую ночь.

Ящик Пандоры вскрыли вместе с одной из борозд, когда получилось аккуратно углубиться под землю и попасть внутрь без разрушения внешней оболочки тоннеля. Было обнаружено, что это все-таки следы продвижения какого-то существа наподобие червя. Оно прорывало себе ходы, только довольно необычным образом — будто ныряя под землей и зачем-то периодически поднимаясь к поверхности, но не высовываясь. Диаметр тоннеля был неоднородным: широким на подходе к поверхности и сужающимся до одного метра, словно существо меняло свою форму по мере продвижения.

С того момента, как ученые получили доступ в тоннель, активность существа прекратилась на несколько дней. Некоторые даже утверждали, что оно погибло из-за доступа кислорода с поверхности. Но все оказалось не так просто! В ночь на десятый день исследований все ученые в лагере были в панике разбужены. Искомое существо явилось само, не заставляя их тратить время на его поиски. Первая встреча стала трагичной: из сорока восьми человек, среди которых было пятнадцать лепатриатов, в живых остались только двадцать три, и то, как оказалось потом, ненадолго. Первые погибли, будучи раздавленными: кто-то быстро, а кому-то пришлось умирать в муках, получив многочисленные травмы и увечья. Как рассказали очевидцы, никакого шума или содроганий земли в этот раз не было: существо проникло в лагерь беззвучно, не обнаружив себя заранее. Всех разбудили крики первых жертв.

Из свидетельств очевидца — повара, приписанного к лагерю из городской канцелярии: «Меня разбудили истошные крики, которые доносились с другого конца лагеря, — оттуда, где размещались лепатриаты из Стириса. Была глубокая ночь, в районе трех часов. В это время не спали разве что несколько дежурных, которые следили за лагерем. Но я понял, что это не могут быть они. Я сразу выбежал на улицу, успев накинуть на себя только халат. Со стороны, откуда доносились вопли, исходил яркий свет, там начался пожар. Я, естественно, побежал туда. Из соседних шатров также выбегали сонные люди, стремясь на помощь. Никто и подумать не мог, что пожар — малое из того, что нас там ждет. В какой-то момент на подступах к месту трагедии нам навстречу выбежала ошеломленная толпа; их глаза были полны ужаса. Они как обезумели, кричали, что мы все умрем, что нужно бежать. Мы опешили от такой картины, замерли в недоумении. И в этот момент перед нашими глазами по шатрам, которые были метрах в пятидесяти от нас, пронесся огромный каменный шар. Мы не могли понять, что происходит, откуда это взялось. Смяв под собой все, он скрылся за поворотом. Мы все стояли неподвижно. Спустя несколько секунд, услышав жуткий скрежет, увидели, как этот же шар вернулся и остановился перед нами. Словно подумав пару секунд, камень начал раскрываться. Медленно, никуда не спеша. Мы стояли как вкопанные, будто никто и не дышал вовсе. Эта глыба легко преобразовалась в непонятно что — какое-то существо, совершенно нелепое и бесформенное, с длинными плетьми-руками, а на условном лице не было ничего, просто темная гладь. Потом он так же медленно раскрыл свои огромные черные глаза, испещренные цветными вкраплениями, которые как будто светились изнутри. Мы стояли под его гипнозом, одурманенные, блаженные, на мгновение счастливые. Вдруг его что-то отвлекло, он резко отвернулся, собрался обратно в шар и укатился. Чары пали, а мы не могли понять, что произошло: так и стояли, оглядываясь, еще несколько минут, пока к нам не прибежали краасы и не увели подальше от лагеря».

Казалось бы, они избежали мученической смерти — это существо решило оставить им жизнь. Однако оно выбрало для них судьбу похуже. После длительных расспросов и обследований очевидцев отпустили по домам, дав им приличное время для отдыха, освободив от работы и выплатив компенсацию. Их трагическая история началась на пятый день после контакта. Все участники «встречи» приблизительно в одно время обратились за помощью, жалуясь на головные боли и жуткие головокружения, провоцирующие рвоту. Врачи не знали, что делать. Были собраны лучшие специалисты города, но удавалось только на короткое время убирать симптомы. На следующий день всем стало гораздо легче, но лишь на несколько часов, после чего в больнице начался ужас. Пациенты, которые уже, казалось, поправлялись, одномоментно сошли с ума. Они будто перестали быть людьми и превратились в зверей. Сначала несли какой-то бред, произносили не имеющие смысла фразы, затем последовали странные жесты и движения. Когда было принято решение обездвижить их, так как те стали наносить себе побои, пациенты набросились на врачей. Это уже были не люди, а самые настоящие звери, которые ни на что не реагировали. Расправившись с одной жертвой, они бросались на другую. При этом их действия были согласованными: действовали они группой. Если один не мог справиться с жертвой самостоятельно, ему на помощь приходил другой — такой же озверевший. Все, кто успел, выбрались из блока, который было решено запечатать до прихода городской гвардии.

Военные подоспели быстро. Перед их глазами предстала страшная картина: за толстыми стеклами блока, существа, похожие на людей, метались из стороны в сторону, то забиваясь в угол, стараясь спрятаться, то бросаясь на двери в попытке добраться до новых жертв. Лица и руки их были в крови, в коридоре лежали тела растерзанных врачей, а недолюди, истерзанные отбивавшимися жертвами и собственноручно, передвигались на четвереньках: кто-то без глаза, кто-то с ободранным черепом… Некоторые из слабонервных лепатриатов еле держались на ногах.

Выход был один — уничтожение. Разработав план, небольшая группа краасов обошла блок с другой стороны, отвлекая внимание зверей к служебному выходу. Основная группа, затаившаяся на входе в блок, ждала, когда в коридоре не останется существ, и после его опустошения они зашли со спины и уничтожили всех, не понеся потерь.

После того случая существо, наделавшее столько шума и погубившее несколько десятков жизней, не объявлялось долгое время. В течение двух месяцев объединенными силами краасов велись поиски этой твари, в то время как Стирис старательно изучал все известные факты того дня и последующей трагедии в больнице, чтобы хоть как-то разгадать тайну происходящего. Болезнь, приобретенную контактировавшими с существом, которого было решено называть кротом, нарекли зверением — и вроде даже смогли разработать схему лечения на случай новых контактов. Только это было тщетно, и никакие известные методы, средства и лекарства не помогли справиться с новыми случаями заболевания.

Спустя два месяца крот обнаружил себя далеко от тех мест, где впервые проявил свои силы, — вблизи города-государства Рито-Бариты, одного из промышленных центров Ардалии, известного также своими обширными лесами ценных пород и садами с редкими фруктами и орехами. Земля богатая, но холодная, с сильными перепадами температур и очень специфическим климатом, на самом краю континента, занимающая полуостров Рито, что зафиксировано в первой части названия города. Удивительным было то, что крот вышел на поверхность там, где земля была очень плотной. Оставалось загадкой, какими силами это существо пробивалось сквозь грунт, твердый как камень. Его жертвой стал небольшой караван, следовавший в гавань административного центра с ценным грузом — плодом дерева врии, использовавшимся в медицине, текстильной промышленности и употреблявшимся в пищу как деликатес. Раздавлены были восемь человек, подверглись зверению только двое, которых на подходе к городу уничтожила десятка городской гвардии, отправленная на разведку в то место, откуда предположительно исходил «стук земли».

На тот момент уже всем городам было известно в деталях, что произошло в районе Каменной реки; были разработаны инструкции на случай появления крота — для городских канцелярий, так и для военных ведомств краасов и лечебных учреждений лепатриатов. В коммунах, поселениях и городах провели собрания, на которых жителей уведомили о произошедшем, предостерегли, но при этом успокоили, что новых случаев не было и крота давно не слышали и не видели.

С тех пор Ардалия не знала покоя. Первые два года все случаи появления кротов концентрировались строго на северо-западной половине континента, не выходя за пределы Поющей пустыни. Сами визиты были не столь частыми — в среднем раз в месяц, и все они приходились на территории малозаселенные, но всегда с жертвами и зараженными. Кротов за это время подробно описали, симптомы зверения изучили, но побороть недуг так и не смогли. Единственным достижением медицины стали тесты, которые удалось разработать для определения заражения. С их помощью через слюну проверяли всех, кто имел прямой или косвенный потенциальный контакт, находясь поблизости, но не соприкасаясь с кротом взглядом. Тест был безошибочным, однако помогал устранить только последствия зверения для окружающих, никоим образом не облегчая участи зараженного. Выявленных жертв изолировали в специальные боксы, подробно изучали, пытались применять новые методы и средства для поиска исцеления, но когда наступал момент зверения, человека убивали, освобождая от мук. Спасения не было.

Два года назад ситуация сильно ухудшилась. Кротов стало больше, новости о выходах на поверхность приходили почти ежедневно — и все в разных точках континента. Единственными безопасными местами оставались только острова Зира и Йодольвох. Видимо, преодолевать воду кроты еще не научились. Были зафиксированы первые атаки на города, когда кроты, находя свободные от утрамбованных камнем мостовых и плотной застройки места, пробирались наружу, наводняя город людскими криками, кровью и оставляя десятки и сотни зараженных.

Одна из таких атак была совершена на город Ксира, находящийся у истока Змеиной реки. Он был одним из самых маленьких городов-государств на континенте, и застройка его была достаточно разреженной, с просторными улицами и богатыми участками позади домов. Поздним вечером, когда уже было темно, с разных окраин города вышли сразу три крота. Бо́льшая часть поселения превратилась в руины, а последствия зверения устраняли еще несколько недель, отлавливая зараженных по всей степи силами краасов из соседних земель.

Этот кошмар для всего континента продолжался еще три месяца, пока в один из дней атака одиночного крота, совершенная в пригороде Самира, не обернулась провалом. Целью для атаки стал сталелитейный завод, один из крупнейших в Ардалии. К тому моменту Стирисом, возглавляемым недавно избранным молодым главой — Ульбисом, совместно с лучшими тысячниками от краасов было разработано инновационное оборудование, которое позволяло изучать земную толщу до нескольких сотен метров вглубь, а в зависимости от рыхлости и состава почвы — и на несколько километров в радиусе. Геоакустическое оборудование, достаточно громоздкое и сложное в применении, позволяло при помощи тонких звуковых сигналов улавливать приближение и перемещение кротов. Для обслуживания и эксплуатации такой техники были подготовлены специальные краасы, имеющие инженерную специализацию, которых собирали по всему континенту, долго обучали и централизованно распределяли по городским ведомствам. Данные специалисты ценились на вес золота. Именно благодаря этому нововведению удалось засечь приближение крота к поверхности за сорок минут до выхода вблизи завода. Всех рабочих эвакуировали, а отряды краасов экстренно приближались к предполагаемому месту будущей баталии.

Ранее кроты никогда не бывали на заводах; они несколько раз разносили артели, мастерские и один раз смели ткацкую фабрику. Промышленный гигант для них был в новинку. Исследование не задалось. Проникнув в цеха завода, крот метался из угла в угол, врезаясь в оборудование и стены. Что-то ему удалось помять и вывести из строя, но бо́льшая часть не поддавалась натиску грозного шара. Отсутствие людей также выводило из себя агрессора, тщетно ищущего жертву. Его истеричные катания закончились в цехе по разливу стали, когда шар неудачно угодил в оборудование, которое прочно зажало его. Попытки скатиться с места были безуспешны, после чего он решил раскрыться: это и было ошибкой. Как только тело приобрело неуклюжую форму, оборудование, которое он успел повредить и частично подмять под себя, накрыло его сверху, намертво зажав со всех сторон заложника собственной глупости. К этому моменту две сотни краасов окружили завод, и, когда они пробрались к месту самозаточения крота, чудище уже сдалось в попытках освободиться. При приближении людей оно попыталось из последних сил собраться в шар, но усилия были напрасны.

Канцелярией из Самира совместно с соседями из Физастра был разработан план по первой в истории поимке крота. Близость двух городов-государств объяснялась не только географическими особенностями, но и совместным грандиозным проектом прошлых лет — магнитной дорогой, первым скоростным транспортом в Ардалии, который позволял преодолеть расстояние в тысячу километров между административными центрами этих земель всего за два часа. Как только появилась информация о том, что удалось засечь крота, группа из Физастра тут же выехала на помощь соседям.

В кратчайшие сроки подготовили план по безопасному извлечению агрессора, исключая угрозу с его стороны. Умелыми инженерами была быстро разработана и собрана конструкция, позволяющая обездвижить крота, не дав ему после освобождения собраться в клубок. Это было что-то наподобие медицинской шины, которая фиксировала туловище по всей длине и перехватывала его поперек, сковывая руки и ноги. Для верхней части туловища собрали металлический колпак с широким ошейником, что позволило обезопасить окружающих от взгляда чудища. Команда поимки поработала на славу, и на следующий день существо удалось извлечь из завалов и отправить в Физастр на специально подготовленном транспорте.

Поместив испытуемого в изолированную лабораторию, специально усиленную на случай высвобождения существа, лепатриаты, спешно прибывшие из Стириса, начали свои исследования. По периметру установили многочисленное оборудование, которое улавливало все, что на тот момент научилось засекать человечество: электромагнитный спектр, звуковые, тепловые излучения и многое другое. С крота сняли капюшон и, засев за оборудование, замерли в ожидании. Ученых хватило на три дня, после чего до них дошло, что просто так крот не будет открывать глаза, а без этого никаких показаний приборы не выдавали, словно оно и не дышало вовсе, но при этом изредка существо начинало ерзать, проверяя, не ослабла ли хватка оков.

Комиссией было принято решение подобрать десять добровольцев, которые будут готовы войти в лабораторию к кроту и встать перед ним, чтобы спровоцировать его открыть глаза перед жертвой. Не щадить себя во имя спасения и защиты других являлось для касты краасов нормой — отвага текла в их жилах с момента проявления цвета. Десятку собрали в этот же день. Волей жребия определили первого, который и вошел в камеру к кроту. Эффект не заставил себя ждать. Как только краас встал перед ментальным хищником, глаза существа начали открываться. Часть приборов тут же заиграла стрелками. От исследуемого в момент открытия глаз исходили звуковые волны, которые не были слышны человеческому уху, да и большинству приборов были неподвластны, но сверхчувствительная аппаратура, установленная здесь, смогла уловить сигнал. Спустя несколько секунд к звуковым волнам добавилось электромагнитное излучение. Как выяснили в дальнейшем ученые, первый, звуковой эффект был нацелен на гипноз жертвы, чтобы ее обездвижить. Далее, когда внимание человека было приковано к чернеющей глади головы чудища, подключалось электромагнитное изучение, которое каким-то образом заражало людей зверением. Сам процесс заражения не раскрыт до сих пор, однако полученные данные были прорывом, позволившим создать защиту от кротов.

На протяжении месяца лучшие умы трудились над созданием барьеров от звуковых и электромагнитных волн, испускаемых кротами. На это время исследуемого не оставляли в покое: на нем тестировали все имеющееся оружие и в целом исследовали его наружность настолько, насколько это было возможно. Несмотря на то что по данным изучений шкура крота являлась грубой кожей с плотным средней длины мехом, ни одно оружие его не брало, словно в месте нанесения удара заранее образовывалась броня. Животное никак не реагировало на попытки нанести ему увечья.

Защита уже почти была готова, а добровольцы обучались работать с ней, чтобы испытать эффект живьем, когда пришло сообщение о том, что крот окаменел. Его обнаружили ранним утром грубым монолитом на жестяном полу. Как это произошло и почему, было неизвестно, хотя за ним следили, не отрывая глаз, по несколько человек разом. Попытки разбить некогда живую статую не дали результата: от нее просто отлетали куски, внутренности были сплошным камнем, будто его вытесали, как скульптуру, из горной породы.

Испытывать защиту пришлось при последующих набегах кротов, оснастив небольшие группы краасов в каждом из городов. Ожидания были оправданы: экраны не пропускали электромагнитное излучение, а специальные наушники — тонкий звук. Однако это не помогло кардинально решить проблему — удалось лишь минимизировать потери среди населения, заранее обнаруживая кротов и эвакуируя людей. На место прибывали защитники и, выставив экраны, встречали крота. Выходя из-под земли, он, не добившись успеха и не понимая, почему его чары не действуют, беснуясь, рушил что мог, пока отряды краасов всячески ему препятствовали. Вдоволь нагулявшись, крот скрывался под землей.

За последние два года тактика террора кротов трансформировалась, подстраиваясь под новые реалии. Они перестали появляться по одной-три особи в густонаселенных местах, а стали оккупировать территории, вытесняя людей из важных для их спокойной и комфортной жизни мест.

Глава 15

Ардал

— Так вот с чем я столкнулся в гавани! — осознавая всю серьезность встречи, пробубнил я, глядя в никуда, переваривая информацию.

— Прошу прощения? — удивленно и напряженно обратилась ко мне Тара. — Вы хотите сказать, что видели крота? В гавани?

— Да… — последовал тяжелый ответ. — Я наткнулся на двоих, когда подбирал себе одежду в одной из лавок. Сначала я подумал, что мне послышался грохот за стеной, но потом они пришли на мой шум.

— У вас был зрительный контакт? — поинтересовалась Кхира.

— Был, только происходило это не так, как вы описывали…

Фразу я не закончил — они уже не слушали меня. Переглянулись в удивлении, выражение их лиц сменилось отчаяньем. Кхира начала бегать глазами по кабинету, не концентрируя зрение на чем-то конкретном, словно ища в голове ответы на вопросы, которые звучали только внутри нее. Тара же, чуть слышно ругаясь про себя, опустила голову и почесывала лоб, гоняя пальцами кожу в разные стороны, собирая морщины, стимулируя мозговую деятельность.

В кабинете воцарилась тишина, но атмосфера, накаленная их мыслительными надрывами, не давала мне покоя. Судя по всему, я был зараженным, но верил в это слабо. Одно дело — заразиться тем, что видел, что знаешь, а тут — какие-то странные существа, которые посредством не пойми чего инфицируют местное население. Может, они и не люди вовсе — и их болячки на меня не распространяются!

Пока я вел внутренние размышления, канцлер пришла в себя и, подняв свое немного отекшее от напряжения лицо, резвой походкой двинулась к рабочему столу. Подбегая к нему, она зацепилась своей маленькой ножкой о край ковра. Словесная расправа не заставила себя ждать:

— Зараза! Тебе что надо? Еще не хватало голову разбить! — Будто он специально хотел ее смерти, крыла она его на чем свет стоит.

Интересная метаморфоза: из элегантного и обходительного политика с ангельской натурой — в повидавшего жизнь сурового руководителя! У такого начальства не забалуешь: они резко меняют воспитанность и мягкость на отборную брань и тоталитаризм для тех, кто иначе не понимает.

Ловко нырнув рукой под стол, она резво там что-то нащупала и старательно надавливала на это с выражением хирурга во время сложной операции. Спустя мгновение в кабинет вошел парень с немым вопросом, а она, в свою очередь, начала надиктовывать задания, разгибаясь на ходу.

— Срочно вызывай Лепира! Пусть несет тесты на зверение и возьмет с собой лучших докторов. После этого отправь посыльного к Ваарсу: пусть передаст это сообщение. — Не прекращая говорить, она параллельно написала несколько слов на небольшой карточке, сунула в конверт и с силой надавила на него, положив на стол, чтобы запечатать. — И чтобы быстро! — громогласно закончила канцлер, значительно прибавив громкости и стукнув кулаком по столу, да так, что стоящие на нем предметы отбили короткий звон по каменной столешнице.

---

— Сию минуту, госпожа! — спокойным тоном ответил парень и с грациозной поступью вмиг проделал путь до нее, забрал конверт и нырнул обратно, беззвучно прикрыв дверь.

— Ты что сидишь? — обрушилась она на Кхиру, которая вольготно разместилась за столом.

— А какие распоряжения? — последовал спокойный ответ.

— Иди собирай лучших гарнизонных, человек шесть, не меньше — и Галу с собой прихвати, он точно лишним не будет, — распорядилась Тара, которая из состояния раздраженности перешла к нервозности.

Кхира без лишних слов пулей сорвалась с места и спешно покинула кабинет.

— Ну как же так? Как же так могло произойти, Ваше Превосходительство? — с досадой в голосе задала она риторический вопрос, еле волоча свое тело на диван в правом крыле, словно все силы оставила на этой короткой дистанции от одного стола к другому. — Мы же только вас обрели, столько столетий ждали… У людей наверняка появилась надежда, что вы спасете нас от этой напасти. Но вместо этого вы сами стали жертвой тех, кого должны были сразить! — трагически закончила она, развалившись на софе, не закидывая наверх только ног, которые сохранили контакт с полом.

— Вы рано так убиваетесь! Мне кажется, что никакого зверения у меня нет. Контакт был, но он проходил совершенно не так, как вы описали, — мягким тоном успокаивал я, медленно направляясь к диванам, обходя ее по кругу. — Мне кажется, они пытались меня… — замялся я, подыскивая слово, — обработать, но концовка была с обратным эффектом. — Закончил я загадочным тоном и обернулся к ней, с улыбкой поднимая брови, нагоняя интригу.

---

Реакция не заставила себя ждать: ее как водой холодной окатили.

— Что вы имеете в виду? — воскликнула она, резко выйдя из полуобморочного состояния.

— Насколько я понял, вы отправили парня за врачами и еще каким-то очень важным товарищем, которому вместо прямого послания передали конверт с запиской, имеющей, по-видимому, конфиденциальную информацию касательно меня, — начал я играть в Шерлока Холмса, чем озадачил Тару.

— Совершенно верно, — завороженно ответила она. — Лепир — главный врач Физастра, он соберет команду, придет с тестами и, на крайний случай, со студеной смесью. Надеюсь, она не понадобится. Ваарс — глава касты лепатриатов Физастра, он отвечает за науку в городе, и его знания нам пригодятся. Тем более раз вы говорите, что контакт был не таким, как мы его описываем, ему будет что послушать и узнать.

— Ну, а Кхира пошла собирать стражу на случай моего зверения. Это понятно. А кого еще она должна с собой прихватить?

— Галу. Это тысячник Кхиры, ее начальник. Очень толковый господин, а вдобавок к этому — еще и крайне простой. Одно его присутствие успокаивает, — с теплотой добавила она и продолжила, как будто рассказывая сплетню: — Ходят слухи, что его планируют выбрать главой военного ведомства в этом году.

— Ну, раз мы ждем такую свиту, то, пожалуй, я повременю с рассказом о контакте, чтобы озвучить эту историю один раз и одновременно для всех заинтересованных лиц.

— Если все на своих местах и никому из них не пришлось в срочном порядке ретироваться, то ждать нам недолго, минут тридцать-сорок, — подытожила она, взяв верх над своими эмоциями и, по-видимому, успокоившись от моих хоть и покрытых тайной, но убедительных слов об исключительности той встречи.

— А что там по поводу слухов об этом тысячнике? Как его…

— Галу.

— Да, Галу. Разве не вы руководите здесь всем? И не вы выбираете, кто будет у вас в подчинении на той или иной должности? Почему вам требуется довольствоваться лишь слухами? — пробивал меня живой интерес.