ГЛАВА 1
ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ.
Я вышла замуж по залёту. Это была сумасшедшая любовь с первого взгляда. Первая любовь. До встречи с НИМ считала, что любви не существует, это всё выдумки и происки писателей, поэтов, чтоб было о чём писать. На большее же ума не хватает, кроме как о любви писать. И Петрарка этот, со своей платонической любовью к Лауре, просто дебил. Как можно любить того, кому вообще плевать на твое существование? Видимо, чтоб было что воспевать в своих стихах. Да, я так считала до девятнадцати лет. А потом случилось это.
Тем летом я как раз закончила обучение в колледже. После девятого класса поступила на отделение секретарь-референт. Родители отговорили оставаться в школе закончить одиннадцать классов.
— Ты не сможешь сдать ЕГЭ! — убеждала мать.
— Ну, нет у меня денег на твоё обучение в университете. А своим умом ты вряд-ли поступишь. На такое способны лишь единицы, — утверждал отец.
— Кроме того, — уговаривала матушка, — если тебе так уж горит учиться в университете, то после колледжа ты сможешь поступить сразу на третий курс. Будешь сама зарабатывать и оплачивать свою учёбу.
И на том спасибо. Отучилась, закончила с красным дипломом. А устроиться по специальности не смогла. Всем, видите ли с опытом работы нужны. А где этот опыт взять, если тебе девятнадцать и ты только закончила колледж. Пришлось устраиваться официанткой в ресторан Пегас, чтоб хоть как-то начать зарабатывать на жизнь. Родителям хотелось поскорее снять меня со своей шеи. В Пегасе я быстро подружилась с рыжеволосой оторвой Регинкой. Часто, после смены, которая заканчивалась в два часа ночи, с отваливающимися руками и ногами мы мчались не домой, а в самый крутой ночной клуб, чтоб оторваться там и потанцевать. А в десять утра появиться на работе и виду не показывать, что мы провели бессонную ночь. Да, у молодости есть свои преимущества. Мамина подруга как-то сказала: «Молодость, продукт скоропортящийся». Бестолковая дура. Это твоя молодость быстро испарилась, а мне ещё до тебя далеко.
Ночной клуб мы любили за то, что там можно было вдоволь потанцевать, потратить свои чаевые на коктейли. Нам с Регинкой нравилось эпатировать публику. Частенько во время медляков мы танцевали вместе, притворяясь лесбийской парой, даже целовались во время танцев. Всё это делалось для того, чтоб к нам не приставали пьяные, жаждущие лёгкого съема и бурной ночи мужики. Мы приходили не для этого. Просто разрядиться после рабочего дня и повеселиться. После вышеупомянутых танцев мы возвращались к своим коктейлям за стойку и просто смеялись над глазами-блюдцами тех, кто жадно наблюдал за нами во время лесбийского танца.
В один из таких вечеров я встретила Его. Мы сидели за стойкой и пили мартини с апельсиновым соком. К нам подошли два молодых человека. Один из них обратился ко мне:
— Девушка, мой друг очень хочет познакомиться с вами, — он показал на приятеля.
Я посмотрела на страждущего бедолагу. Водянисто-голубые глаза выражали щенячью мольбу: хозяюшка, не бросай, возьми меня к себе домой. Я высокомерно оглядела «щеночка» сверху вниз. Темно-русые волосы со стрижкой меня вчера выписали из дурдома, поэтому я с радостью подстригся под горшок. Горшок венчали обвислые щеки и тонюсенькие губы. Дальше выпирал живот, месяцев на семь беременности. Да и росточком беременный щенок оказался невелик, примерно, на пол головы выше меня. А мой рост, на минуточку, сто шестьдесят пять сантиметров. Я презрительно отвернулась от этого чуда и хотела было, бросить парню, обратившемуся ко мне, что-нибудь язвительное, как мы встретились с Ним глазами. Он смотрел на меня своими карими зрачками не отрываясь, на лице играла добродушная улыбка. Я посмотрела ему в глаза и… утонула в них. Было такое ощущение, что я нырнула в глубокую прорубь, а вода была не холодная, наоборот, теплая, комфортная, совсем не хотелось выныривать. Вспомнив о приличиях, пришлось оторвать взгляд от не знакомца, но не сдержалась, улыбнулась в ответ.
— Андрей, — представился молодой человек и протянул мне руку.
— Кристина, — слишком быстро и неожиданно, не дав себе времени подумать, ответила ему и манерно протянула ему кисть руки для поцелуя. Да и плевать, что ты предлагал мне рукопожатие, если хочешь со мной продолжить разговор, тебе придется поцеловать мою руку.
— А моего друга зовут Генка, — пытаясь перекричать клубную музыку, ответил Андрей, целуя кисть моей руки.
Отлично, он принял мои правила игры.
Генка услышав сквозь музыкальный шум свое имя, выглянул из-за плеча друга и помахал мне рукой, играя при этом своими полубрежневскими бровями.
— Вы мартини девчонки пьете? — Андрей заглянул в мой стакан с коктейлем и повернулся к бармену. — Приятель, повтори девочкам то, что они заказывали.
Не жадный, отметила про себя я и внимательно посмотрела на молодого человека. Русые с легкой рыжинкой волосы вьются крупными кудряшками. Он не отращивает шевелюру, но и не стрижется коротко. Похоже, гордится своими кудрями. Щеки обрамляют толстенные бакенбарды. Баа, да в профиль это чистый Пушкин! И он знает о своем сходстве с великим поэтом! Крупный, слегка удлиненный, немного кривоватый нос. Я бесцеремонно шарю взглядом по его лицу: длинные будто нарочно подкрученные ресницы, мне б такие. И снова ныряю в его карие, почти черные глаза как в бездну. Что ты делаешь со мной, Андрей? Беру себя в руки и напускаю высокомерный вид.
— Ммм… спасибо за коктейль, — поблагодарила я и указала пальцем на подругу, — А это Регина.
— Очень приятно, — кивнул Андрей Регинке, — и часто вы, девочки, лесбиянками в общественных местах притворяетесь?
Я вскинула брови, пытаясь сделать вид, что не понимаю:
— Притворяемся? С чего ты взял?
— Вижу. Вы просто пришли сюда отдохнуть, а не парней снять на вечер. И чтобы к вам не приставали, вы и притворяетесь розовенькими. Но это не так, я вас сразу раскусил.
— Неужели? Интересно, многие тут такие же догадливые как и ты? — парировала я.
— Я думаю, все догадались, — улыбнулся Андрей, — просто все боятся, что вы их тут же отошьете.
— А вы значит, смелые такие, не боитесь? — вставила свои пять копеек Регинка.
— А зачем бояться таких милых и красивых девушек? — улыбнулся ей Андрей.
— Да, мы не из робкого десятка, — снова высунулся из-за андреева плеча пухлощекий Генка.
С моего лица мгновенно исчезла улыбка, а вот, Регина, наоборот, одарила его голливудским оскалом.
— Кристина, — Пушкин неожиданно взял мою руку в свою теплую, мягкую ладонь, и мне в тот момент не захотелось убирать свою ладонь, — может, вы не откажетесь сесть с нами за столик. Если вы не захотите, приставать не будем, честно.
— Да, мы не маньяки, нам просто будет приятно, если вы присоединитесь к нам, — подтвердил бутуз Генка и впился своими глазенками в мое лицо.
Я почувствовала как меня в спину ткнула своим локтем Регина и резко обернулась к ней.
«Что скажешь?» — одними глазами спросила подруга.
«Не знаю, вроде нормальные», — тем же способом ответила я ей.
«Может, согласимся?» — прохлопала ресницами Регинка.
«Давай попробуем, если не понравится, сбежим от них» — безмолвно ответила я.
И мы зажгли. Андрей оказался хорошим танцором. Мне приятны были его случайные прикосновения, знаки внимания. Парни заказали нам с Регинкой очень много коктейлей. Слишком много. Так много, что я проснулась на следующее утро в чужой кровати. Открыла глаза, огляделась вокруг, пытаясь понять что произошло и увидела, что на стуле прямо перед кроватью сидел Андрей. Он наблюдал за мной, пока я спала.
— Привет, — он поздоровался с доброй ухмылкой, — проснулась? Будешь кофе?
Я села в кровати и уставилась в маленькую дырочку на стене. Видимо, раньше в ней был гвоздь, на котором что-то висело. Разглядывала отверстьице с таким усердием, будто оно могло помочь мне вспомнить добрую половину прошедшей ночи. Как познакомились с парнями помню. Как танцевали на сцене, выделывая ошеломляющие па, тоже помню. То, что было выпито море коктейлей припоминаю. Помню, также, мне было плохо, взможно, даже рвало. Но как я оказалась в этой квартире — хоть убей не помню. И что происходило в этой кровати ночью? Осторожно заглянула под одеяло и с облегчением выдохнула: вся одежда на мне! Только босоножек не хватает. Я одета, значит ничего не было, спасибо, Господи.
— Так ты кофе пить будешь? — выжидающим взглядом смотрел на меня Андрей.
— Кофе? — озираюсь по сторонам в поисках обуви — Буду. А где Регинка?
— Ушла, — вставая со стула равнодушно ответил молодой человек.
— Ушлаа? — такого предательства я никак не могла от нее ожидать. — Вот это новости.
Я встала с кровати:
— Где я могу умыться?
— Ванна, там, — Андрей кивнул головой в сторону одной из дверей в коридоре.
Открыв кран я отчаянно начала смывать размазанные остатки вчерашнего макияжа. Выглядеть пандой с утра, тем более перед Андреем совсем не хотелось. Уход подруги меня раздосадовал, на работе сегодня устрою ей разбор полетов. Это можно расценивать как предательство: слиняла из квартиры незнакомых парней, бросив меня здесь одну. Сучка. Зубной щетки с собой нет, а на зубах создает противную терпкость шершавый налет. Выдавливаю в рот пол тюбика зубной пастой и отчаянно тру зубы указательным пальцем, полоскаю горло. Ну, вот, уже терпимей. До дома доживу. Нерешительно направляюсь на кухне. На столе уже дымятся две чашки кофе.
— Извини, — Андрей указывает на стул, — я пока не обзавелся женой, поэтому еды в холодильнике у меня нет. Зато есть кофе и печеньки. Садись.
Он внимательно разглядывает моё умытое лицо и удовлетворённо замечает:
— Ммм… без макияжа ты ещё красивее.
— Да, ладно тебе, — отмахиваюсь от комплимента, как от надоевшей мухи.-Лучше расскажи, что вчера было и почему Регинка ушла, бросив меня здесь одну.
— А ты ничего не помнишь? — он восхищенно-снисходительно смотрит на меня.
Мотаю головой и смущенно опускаю взгляд в пол:
— Нет..
— Не удивительно. Тебя так тошнило. Последняя пара коктейлей с текиллой были лишними.
— Я ещё и текиллу пила? — присвистываю, такого от себя я не ожидала. Ни разу не пила эту дрянь, а благодаря сегодняшней ночи, даже вкуса этих кактусов вспомнить не смогу. Все-равно, что и не пробовала.
Андрей смеется, видимо, моя потеря памяти его забавляет.
— Дааа, — протягивает Пушкин и решает меня добить подробностями. — Вы вчера после мартини с нами горящую самбуку пили, потом абсентом шлифанулись, ну, и под занавес текиллой заправились. Организм Регины оказался крепче твоего. А тебя рвало сначало в клубе, потом в такси, и затем в моём туалете. Вы лыка не вязали, адреса своего сказать нам так и не смогли, мы и решили не бросать вас на улице, отвезли ко мне домой. Мне было жаль тебя, ты такая хорошенькая. Уложил тебя спать в свою кровать не раздевая. Сам лёг рядом, но ты не бойся, я к тебе не приставал. Грех было пользоваться твоей беспомощностью. Я люблю, когда всё взаимно.
Внутри разлилось приятное тепло. Мало того, что симпатичный, так еще и благородный. В животе приятно что-то зашевелилось. Я с благодарностью посмотрела ему в глаза. Со вчерашнего вечера в них ничего не изменилось: я по-прежнему в них тону.
— А Регинка? — опомнилась я.
— Ну, — задумчиво отвел взгляд Андрей, — пока ты спала, Регинка трудилась.
— Как это? — не поняла я.
— Ты же помнишь, что понравилась моему другу Генке? Он заметил, как ты вчера брезгливо отвергала его. Танцевала только со мной, на него ноль внимания. Он ревнивый малый. Когда мы приехали сюда и я уложил тебя в кровать, Генка порывался ворваться в спальню и воспользоваться твоим коматозным состоянием. Я не дал, мы почти подрались. Генка оторвался на твоей подруге. Он всю ночь был с ней. Отпускал из комнаты только, чтобы принять душ. А когда он захрапел, Регина рада была ноги унести отсюда. Ей не до тебя было.
— А Генка, где? — почти заикаясь поитересовалась я.
— Генка ушёл за пол часа до твоего пробуждения. Дома ему влетит от беременной жены, — усмехнулся Андрей.
Вот это новости. Получается, это не Регинка предала меня, а я ее. Пока я преспокойно спала, она попала в передрягу с этим щенкоподобным кругликом Генкой. Вот Гад, ещё и покушался на меня. Сейчас в моих глазах Андрей выглядел настоящим защитником и героем. Мои размышления прервало урчание в его животе.
— Послушай, я хотел бы позавтракать. Может, составишь мне компанию? Съездим в МакДак? Перекусим?
— Мне нужно успеть домой, привести себя в порядок перед работой.
— А где ты работаешь?
— В Пегасе официанткой.
Он посмотрел на часы: девять утра.
— Во сколько ты должна быть на работе? -участливо спросил Андрей.
— Сегодня в двеннадцать.
— Мы все успеем. Я смогу тебя немного проводить после завтрака. Я вызову такси, собирайся.
Честно говоря, есть мне не хотелось. А вот расставаться с Андреем не было желания, нужно было оттянуть этот момент. Поэтому с мыслями: была, не была, согласилась поехать в Макдональдс. Моя сумочка ледала на прикроватном столике в спальне, а туфли аккуратно поставленные ждали меня в прихожей. Мы вышли из подъезда, ждали такси. Я стояла позади Андрея и разглядывала его широкую атлетическую спину. Нестерпимо захотелось прикоснуться к нему. Я осторожно положила свой указательный пальчик в его раслабленную ладонь. В ответ пальцы Андрюши нежно сжали робко мой предложенный перст.
В кафе за завтраком мы познакомились с Андреем поближе. Было так интересно с ним, что не хотелось расставаться и было видно, что это взаимно. Я нехотя поглощала свой чизбургер, всё больше налегала на любимый тягучий, до боли в мозге холодный, клубничный коктейль. Он же, наоборот, жадно поглощал двойной бургер и фри. Ел большими укусами, по-мужски. После Макдональдс Анрей проводил меня до остановки маршрутного такси. Он замялся:
— Мне так хочется подарить тебе что-нибудь на память… — он ласково провел большим пальцем правой руки по моей щеке, на секунду задумался, — А, точно, пойдем!
— Но куда? — я начала было упираться, но Андрей схватил меня за руку и потащил.
— Пойдем-пойдем — не оборачиваясь поторапливал меня Андрюша.
— А как же маршрутка?
— На следующей доедешь.
Он привел меня в Л'Этуаль.
— Выбери себе духи, какие ты любишь.
Я думала, что ослышалась, но Андрей подозвал продавца:
— Помогите девушке выбрать, — и сам отошел в сторону и стал наблюдать.
И я выбрала. Самые любимые. Аква ди Джио от Джорджио Армани. Я тащилась от этих духов как кошка от валерьянки. Ароматный шлейф, который лился целую минуту, когда я проходила по улице. Сыщики не нужны, все знакомые по аромату определяли, что я где-то поблизости. Он держался на коже больше суток, смешивался с собственным запахом и превращался в нечто ещё более соблазнительное.
— У тебя хороший вкус, — одобрил мой выбор Андрей. — Ты во сколько заканчиваешь работать?
— В два ночи.
— Значит, в два ночи я тебя встречу и от тебя должно пахнуть этими духами.
Он поцеловал на прощание меня в щёку и я мотыльком впорхнула в маршрутку. Времени оставалось на то, чтобы принять душ, высушить волосы, уложить их и сделать макияж.
— Ты где была? — мама сложила руки на груди, намеревалась устроить допрос.
— Ай, потом. — Отмахнулась я от неё.- На работу опаздываю. Завтра всё расскажу.
Как раз успею придумать версию для тебя, — добавила про себя я.
День казался замечательным: как-то по-особенному светило солнце, настроение такое, что хотелось бежать вприпрыжку, словно маленький ребенок. Все вокруг радовалось и пело.
— Ну, ты как? Жива? — встретила меня у входа Регинка и поволокла в банкетный зал, где нас никто не смог бы услышать.
— Я жива, а ты как? Мне Андрей рассказал, что ночью тебе не сладко пришлось.
— Этот Гена просто зверь какой-то. Такое ощущение, что у него год секса не было.
— Так ты сама согласилась с ним? — я недоумевала.
Регина замялась, поморщилась, видно, сомневалась, стоит ли мне все рассказывать. Отводя глаза, все же начала признаваться.
— Ну-у, знаешь… я когда много выпью… в общем, не очень контролирую себя. Вот он и уломал меня на секс. Я была такая пьяная. А он сначало первый раз, потом долгий второй, во время которого я даже протрезвела. Я только успела душ принять, думала спать ляжем, а он опять. И так всю ночь! Пять раз! Представляешь? После пятого я в душ вместе с сумочкой и всей одеждой ушла. И домой быстрей слиняла. Я думала, этот маньяк проснется и до тебя уже доберется. Ты уж извини, что бросила тебя.
— Да, ничего. Когда я проснулась, этого Генки уже не было в квартире, только Андрей. Слушай, он сказал, что Генка этот драку из-за меня ночью устроил. Это правда?
Регинка поморщилась, я поняла, что неприятно отвечать.
— Да, было дело. Ему же ты поначалу понравилась. Он так ревновал тебя к этому Андрею. Тот возился с тобой как с ребенком маленьким, пока тебя тошнило, потом на руках спать отнес. А Генка, стал ломиться в спальню, я ее хочу, кричал. Андрей не пускал. Я тогда с виски на кухне за столом сидела. Ещё тогда хотела сбежать, но тебя бросать не стала. А Генка потолкался с твоим и успокоился. Пришел на кухню, махнул стакан виски и ко мне начал приставать. Дальше ты уже знаешь. А у тебя с этим Пушкиным что-нибудь было?
— Не-а, — довольно ответила я.
— Прям совсем ничего? — не верила Регина.
— Ну утром он меня в МакДак повел завтракать. Потом в Л'Этуаль духи купил. И на прощание в щёчку поцеловал. Сказал, что сегодня после работы встретит меня.
— Ого! Да у вас романтика? А тебе самой он нравится? — завистливо спросила подруга.
— Очень- я зажмурилась, перед глазами стоял Андрей.
— Слушай, я сегодня с тобой не пойду после работы. Вдруг, твой Андрей с этим противным Генкой придет. А я с ним видеться больше не хочу.
— Тебе и не стоит. Андрей сказал, что у него жена беременная.
— Вот козёл, — возмущенно топнула ногой Регина, её щёки густо покраснели, — как будто в грязи искупалась, фу.
Весь свой рабочий день я порхала между столов гостей, хотелось каждому дарить улыбку. Хотелось, чтобы поскорее закончился день.
После душного, тяжелого накуренного воздуха зала кафе, жаркий летний, нагретый асфальтом городской ветерок казался чистейшим горным альпийским бризом.
— А я уже заждался, — опираясь ногой о черный фольц ваген, стоял Андрей с букетом длинных отливающих бархатом темно-красных роз.
— Вот и дождался, — я подошла к нему вплотную и сама не соображая, что делаю, потянулась к нему.
Андрей одной рукой прижал меня к себе, во второй продолжал держать цветы, прижал меня к себе поплотнее и мы впервые поцеловались. Сильно, страстно. Его язык бешенно вращался у меня во рту, я вторила ему. Мне не хватало воздуха, но не могла оторваться, хотелось выпить его прямо здесь, сейчас, до дна. Голова закружилась, я вот-вот потеряю сознание. Наконец, он меня отпустил. Пытались отдышаться. Теперь он смотрел на меня совсем другими глазами: яркими, светящимися, уносящими в космос планетами.
— Поедем в кафе? — Андрей продолжал прижимать меня к себе за талию.
— Нет, не хочу в кафе, — хватит с меня и вчерашнего.
— Это тебе, — он вспомнил о букете и отдал его мне.
Я зарылась лицом в розы и жадно вдохнула тонкий аромат. Он наклонился и тоже втянул носом аромат, но не роз, а моей шеи. Почувствовал купленные утром дузи и удовлетворенно кивнул.
— Тогда, может, поедем ко мне? — он пытался заглянуть мне в глаза, но я отвела взор.
Не слишком-ли рано? Быстрым потоком потекли мысли. Хотя, сеглдня ночью мы спали в одной постели. И он мне нравится, очень. Но рано, может, решить, что я легко доступна и не будет ценить. Попользуется и выкинет как ненужную тряпку. Но, он вроде, не похож на тех, что пользуются. И смотрит на меня влюбленными глазами. Ночью не попользовался. И, да, пожалуй, я сама хочу с ним поехать. Куда угодно. Хоть на край света. С ним не страшно.
— Ну, так что скажешь? -он всё еще ждал ответа.
— Поехали, — прошептала я и передо мной тут же открылась дверь его машины.
Андрей достал из холодильника запотевшую бутылку шампанского:
— Будешь?
— Нет, и без негохорошо.
Он медленно подошел ко мне, взял стал играть моим волосом. Резко притянул к себе и прижал поплотнее. Внизу я почувствовала нечто очень твердое, отдающее жаром. Ты готов, промелькнуло в моей голове и мы изголодавшимися волками вцепились друг в друга. Не помню как оказались в спальне на кровати, хорошо запомнилось лишь как умело и искусно, не прерывая поцелуя он раздевал меня. Я рывком сорвала с него рубашку, вырванные с корнем пуговицы затрещали и горошинами застучали по полу. Дошла очередь до брюк, ремень не хотел поддаваться. Слишком сложная для меня конструкция замка. Со всех сил рванула за язычок ремня. Застежка тут же отлетела.
— Ты порвала мой ремень- восхищенный шепот в темноте.
— Плевать, — стягиваю с него брюки.
Наконец, его твёрдый, горячий член оказывается в моей ладони. Ощупываю: длинный, сантиметров 22, ровный, плотный, даже не круглый, скорее квадратный.
— Уууу, — не смогла сдержать восторга.
— Что? — он смеется в ответ.
— Похоже, ты, мальчик, сегодня будешь выползать отсюда.
— Какой же я мальчик? Мне двадцать пять лет, — он с силой заходит в меня.
В глазах потемнело, вижу лишь искрящиеся звездочки перед собой.
На следующий день у меня был выходной и Андрей попросил остаться у него. Чтобы мать не волновалась из-за моего отсутствия, предупредила её кортким звонком:
— Алло, мам, привет. Со мной все хорошо. Я сегодня домой не приду. И завтра тоже. Все, пока! — не дожидаясь ответа мамы, быстро бросила трубку.
Мы провели в постели весь день, выходили из спальни только поесть.
— У меня в морозилке есть пельмени, будешь? — предложил Пушкин.
— Угу, — согласилась я.
— Сколько тебе пельмешек отварить? — поинтересовался мой мальчик.
— Семь, — ответила, зная свой желудок.
Но Анрея это удивило:
— Семь? А почему так мало?
— Я больше не съем.
Щедро полив полуфабрикаты сметаной, мы с аппетитом начали есть. На этот раз я не смогла сьесть даже семь пельменей. На тарелке оставалось ровно две, а я уже не хотела их доедать. Смогла лишь проглотить половинку предпоследней и с чувством переполненного желудка, отодвинула тарелку от себя:
— Все, больше не могу!
— Гляди-ка, и правда ешь ровно семь пельменей! — Андрей с восхищением смотрел на меня.
— Сегодня только пять с половиной.
— Нет, ровно семь с половиной. Я решил, что ты скромничаешь и решил тебя проверить. Положил в твою тарелку девять пельменей. Ты съела свои семь, восьмую доесть не смогла.
— Ты проверяешь меня? — он восхищенно улыбался мне, поэтому я не знала как реагировать на его поступок.
Вечером, мы, наконец, выбрались из квартиры на прогулку в парк. Он угощал меня сладкой ватой, мороженым и катался вместе со мной на аттракционе. В какой-то момент меня смутила его просьба:
— Иди впереди меня, а я буду смотреть как ты идешь.
— Зачем?
— Хочу смотреть на реакцию мужиков, когда ты проходишь мимо них. У тебя такая сногсшибательная походка. Как у кошечки. Они все шеи себе выворачивают, когда ты мимо проходишь. А армяне так вообще кипятком писают. И если бы ты шла одна, они к тебе пристали бы. Но все видят, что ты идешь со мной и боятся подойти к тебе. Мне это нравится.
И снова я не знала как реагировать. Он с таким восхищением смотрел на меня, глаза так горели, что не было никакого желания возмущаться. Я лишь покорно продефилировала по всему парку впереди него. Но мне Андрей нравился, очень. Сама не знала почему.
Второй мой выходной пролетел как одна минута. Мы не могли оторваться друг от друга.
— Может, переедешь жить ко мне? — как бы невзначай спросил за завтраком Пушкин, когда на утро третьего дня я собиралась на работу.
— К тебе? — новость меня ошеломила. Такого мне ещё никто никогда не предлогал. Это предзнаменовало вступление в настоящую взрослую жизнь и объяснение с родителями, почему я больше не буду с ними жить.
— Ну, да. Будем жить вместе, — Андрей намазал на бутерброд масло, небрежно кинул сверху два кружочка лоснящихся от жира сыро-копченой колбасы, и дал его мне, — все-равно мы теперь пара. Мне хорошо с тобой, тебе со мной… Ведь хорошо же?
Он наклонил голову набок и внимательно посмотрел мне в глаза. Конечно мне хорошо с ним! Я и дальше так же хочу. Будь, что будет.
— Ну, давай попробуем. Правда, я дольше двух недель никого рядом с собой терпеть не могу. Надоедает быстро. Так, что, если надоешь, я уйду, потому что я кошка, которая гуляет сама по себе. И всегда ухожу оттуда, где мне плохо.
— Вот ты какая! — снова ловлю на себе его восхищенный взгляд. — Ладно, посмотрим, куда ты от меня денешься.
Взял меня за подбородок и одарил долгим глубоким поцелуем с привкусом сыро-копченой колбасы.
Следующим утром мне предстояло объяснение с родителями. От одной мысли об этом у меня дрожали поджилки.
— Явилась, наконец-то! — сложила мама руки на груди, едва я переступила порог квартиры. — Ты где была все эти дни? Что происходит.
Я робко достала дорожную сумку из кладовки. Смотреть матери в глаза было страшно. Не знала с чего начать. Тут ещё и папа присоединился. Он поставил ладони на свою мнимую талию и теперь напоминал огромную букву Ф.
— Ты где шлялась? — глаза отца матали молнии.
Хотелось вжаться в пол и стать неведимкой. Почувствовала как неосознанно вжалась в шею моя голова. Вдохнула побольше воздуха в лёгкие, зажмурилась и выпалила:
— Я ухожу жить к своему молодому человеку! — приоткрыла один глаз, земля вроде не разверзлась под ногами, но при взгляде на вытянувшееся лицо матери, поняла, что всё только начинается.
— Что-о? — искры, летящие из глаз мамы напоминали новогодние бенгальские огни. — Ты, что, уже не девственица?
Опомнилась. Пару лет назад на одной из вечеринкок, устроенных сокурсниками я лишилась своей драгоценности. И не потому, что безумно любила своего первого мужчину, сделавшего меня женщиной, а потому что комплексовала. Все подруги были уже откупореными бутылочками и посмеивались над моей невинностью. Я одна в своей группе оставалась девственицей. Тем вечером я сильно набралась вина. Появилось игривое настроение, а тут под руку попался первый мачо на курсе. Все девчонки обмирали при виде его. Ну и… Но не рассказывать же об этом матери. Пошадила её родительские чувства:
— Мне уже девятнадцать лет, я совершеннолетняя уже. Имею право. К тому же он мой первый мужчина.
— Что? — взревел отец.
— Ничего! — я осмелела от сознания своей взрослости.
— И кто он? — было видно, что мать пытается себя сдерживать.
— Ему двадцать пять. Как-нибудь познакомлю вас, — я деловито складывала вещи в сумку.
— И что, ты так и отпустишь её? — отец накинулся уже на мать.
— А что я могу сделать? — начала оправдываться матушка.- Она вон, видишь, взрослая уже.
И они молча, не проронив больше ни слова наблюдали за моими сборами. Я лишь облегченно вздохнула. Все прошло не так плохо. Хвала небесам.
С того дня началась моя самостоятельная взрослая жизнь. Ну, как самостоятельная? Отдельная от родителей-да, а вот самодостаточности Андрей лишил меня почти сразу. В первый же день он потребовал от меня уволиться с работы:
— Я хочу, чтобы ты по ночам была дома, а не обслуживала каких-то там пьяных мужиков.
— Но, я же зарабатываю неплохие чаевые, больше, чем моя зарплата, — попыталась возразить я.
— Я сам хорошо зарабатываю. Моих денег хватит нам обоим. У моей девочки нет необходимости работать, — с этими словами Пушкин заласкал меня поцелуями и я расстаяла, подчинилась его требованиям.
После увольнения моя жизнь изменилась. Утром Андрюша уходил на работу. А я оставалась дома. Убиралась, готовила еду, ждала его возвращения. Но частенько он звонил и предлагал приехать в назначенное место и я мчалась на всех парах, потому что знала, меня ждет сюрприз. Прогулка на речном трамвайике, поход в кино, или на концерт какой-нибудь знаменитости, или просто сидели в кафе. Я была счастлива. Бывали моменты, когда Андрей прогуливал работу, ему дозволялись такие вольности. Он работал в паре со своим дядей. У них была своя фирма и Андрей занимал должность соучредителя. Дядя, отнесся с пониманием к увлеченности племянника и разрешил ему месяц работать в свободном режиме. В те дни, когда Пушкин оставался со мной, мы были неразлучны двадцать четыре часа в сутки, за исключениями походов в туалет. В ванную ходили уже вместе. На пару умывались, а принятие водных процедур превращался в целый ритуал взаимных омовений с кульминационным, не очень удобным в техническом плане, но тем не менее бурным сексом.
Прошло уже больше двух недель, но чувства мои к нему не остыли, наоборот, стали ярче. Андрей мне не надоел, расставаться с ним не хотелось совсем. Как-то мы довольно поздно возвращались с очередной прогулки домой. Остановились на опустевшей детской площадке. Я села на детские качели и Андрюша раскачивал меня. Зажмурила глаза от удовольствия. Наслаждалась волной новых, неизведанных чувств. Отчётливо помню, как стала задавать себе вопросы. Где бы я хотела сейчас находиться? Здесь. С кем рядом мне сейчас хочется быть? С Андреем и ни с кем другим. Хочется мне с ним расстаться? Нет! Так что это? Наверное, любовь. И тут меня осенило, дошло. Я его люблю. Той же ночью, засыпая с ним в обнимку я шепнула ему на ухо:
— Я тебя люблю.
— Я тебя тоже люблю, — через пару секунд тем же шепотом ответил Андрей.
А через три месяца я узнала, что беременна и сообщила об этом своему любимому.
— Вот это новости! А я считал, что я бесплодный. Ни одна девушка до тебя от меня не залетала. Ха-ха, куда вы девки от меня теперь денетесь! — торжествовал своей мужской состоятельности Андрей.
Но это были лишь первые эмоции. Затем он потребовал от меня, чтобы я сделала аборт.
— Я не готов пока стать отцом! Я не хочу, я сам ещё маленький.
Так произошла наша первая ссора. Он требовал избавиться от ребенка, а я не хотела. Атмосфера накалялась и я не выдержала, собрала свои вещи и уходя бросила ему напоследок:
— С тобой, или без тебя я рожу этого ребенка! — хлопнула дверью и ушла к родителям.
Мы не общались неделю. Я призналась в своем деликатном положении родителям. Мама поддержала Андрея, тоже настаивала на аборте. А папа, скрипя сердцем, встал на мою сторону. Андрея он тут же возненавидел.
А через неделю с охапкой моих любимых чайных роз он позвонил в мою дверь. С ходу поцеловал руку моей матери, представился и назвал ее мамой. Потом, необращая никакого внимания на ошеломленную мать встал предо мной на колени.
— Прости, солнышко. Я дурак. Я всё обдумал. Я хочу тебя и нашего ребенка. — протянул мне квадратную бордовую бархатную коробочку. Внутри лежало два обручальных кольца. -Будь моей женой!
Пушкин тут же был прощен. В тот же день мы с бегали за справкой к моему гинекологу и подали заявление в ЗАГС. Месяца ждать не стали. Решили обойтись без свадьбы. Пригласили в кафе наших родителей, где все и перезнакомились. В свидетельницы я позвала Регинку. Мой новоиспеченный муж позвал свидетелем Генку. Тот пришел со своей беременной женой. Регинка сжалилась над маленькой щупленькой женщиной, чей живот, казалось, вот-вот лопнет. Подруга сделала вид, что впервые видит Генку и никогда не проводила с ним бурную ночь и не выползала с видом раненого бойца из спальни. Но в отместку весь праздник шипела мне в ухо, какой Генка козел.
После свадьбы я вернулась в дом Андрея. Уже через неделю стали появляться первые тревожные звоночки.
ГЛАВА 2
МУЖНИНА ЖЕНА.
Часть 1
После свадьбы Андрей перестал давать мне деньги. Мог дать только на продукты «под расчет», когда уходил на работу, поэтому свободных денег у меня больше не было. Зато муж знал с точностью до копейки, сколько у меня денег лежит в кошельке, даже не открывая его. Я не привыкла быть зависимой от чужих воли: дадут мне сегодня средства, чтобы купить себе что-то, или нет.
— Ты не умеешь распоряжаться деньгами. Транжиришь их на всякую ерунду, — назидательно оправдывал свою скаредность супруг.
— Ну, какая же это ерунда? У меня духи заканчиваются. Я не могу обходиться без парфюма, — протестовала я.
— Крошка, ты итак всегда вкусно пахнешь, — Андрей примирительно сажал меня к себе на колени и демонстративно вдыхал запах моей надушеной шеи.
— Тебе жалко денег на духи? — я не намерена была сдаваться.
— Я не жадный, пойми, я бережливый. Деньги нужно уметь экономить. Вот, посчитай, сколько у нас в неделю на продукты уходит. А помножь это на месяц? Плюс оплата коммуналки… — когда Пушкин начинал свою нудную лекцию, я закатив глаза вставала с его колен и пыталась улизнуть на кухню, но в догонку на мой упругий зад всегда прилетал лёгкий шлепок его ладони, — И не закатывай так глаза. Я тебя жизни учу. Вот не будет меня, как ты жить будешь? Пропадёшь.
Довольствоваться его нравоучениями не хотелось. Я начала подыскивать себе дневную работу. Срывала с объявлений, висящих на улице номера телефонов работодателей и показывала их Андрею. Он тут же выбрасывал записки в мусор:
— Это всё ерунда. Не работа, а лохотрон.
Я не сдавалась, поэтому муж каждый вечер выгребал из моих карманов все сорванные мною объявления. Я сменила тактику и купила толстую газету объявлений под названием «Работа». Её Андрей не выбросил, лишь посмеиваясь просматривал объявления, обведеные мною кружком. Малейшие наши дневные ссоры сводились на нет во время ночных оргий. Мы были очень изобретательны в этом деле. После бурных излияний я крепко засыпала счастливая, погребенная под телом мужа. Он словно ребенок обнимал как свою игрушку. И мне это нравилось.
Вскоре я узнала что такое токсикоз. Каждое утро, во время завтрака, я неизменно вскакивала из-за стола и бежала в ванную. Это было настоящим мучением.
— Может, тебе не стоит завтракать? Все-равно все обратно из тебя выходит. Только продукты переводишь. — с искренним сочувствием на лице говорил Андрей.
— Но я же хочу есть! — возмущалась в ответ, — Как мне не завтракать? Я же не виновата, что во время еды, несмотря на голод, начинает тошнить!
— Я шучу, — примирительно говорил муж и гладил меня по голове, будто перед ним сидит не жена, а маленький ребенок.
В поездки в машине Андрея превратились для меня в настоящие пытки. Постоянно укачивало. Было ощущение, что желудок выворачивается наизнанку. Моего мужа это лишь забавляло. Весело смеясь он выбирал места на дороге с наибольшим количеством кочек, отчего машину начинало трясти ещё сильнее, и естесственно увеличивало мои рвотные позывы.
— Не смешно, — с укором говорила я.
Месяца через два, Андрей стал раздражительным по отношению ко мне. Из-за беременности мой иммунитет ослаб, я заболела ангиной. Была середина января, мороз неделю держался на уровне минус двадцать. Андрей посреди ночи, когда мела метель, поехал искать ночную аптеку, чтобы купить жаропонижающее для меня. В тот момент он выглядел героем в моих глазах. Муж привез лишь одно лекарство: шипучие водорастворимые таблетки аспирина и аэрозоль для горла. Я выпила и температура спала, но слабость и ломота в теле остались. Утром я не нашла в себе сил, чтобы подняться и накормить мужа завтраком.
— Крис, ты умираешь? — меня вырвал из полузабытья неожиданный вопрос.
— Нет.
— Тогда, чего лежишь? Вставай и делай домашние дела! — в его голосе появилась нотка нетерпимости.
Чтобы чувствовать себя по-человечески, стряпать на кухне и надраивать квартиру к вечернему возвращению мужа, я пила по нескольку таблеток аспирина, что принес мне в качестве лекарства Андрей. Приятные на вкус таблетки помогали, но ненадолго. Мама привезла мне мед и травы, чтобы вылечить горло. Намазала шею бальзамом «Звездочка», от которого кожа покрылась мелкой красной зудящей сыпью. Но мой организм вскоре справился с этими недугами и я рада была забыть о лекарствах.
Через пару недель Андрей вернулся недовольный и злой.
— У меня голова болит, — морщась пожаловался любимый.
— Может, развести тебе таблетку аспирина? — заботливо предложила я.
— Принеси стакан воды, я сам разведу.
Я помчалась на кухню за водой, а муж достал из шкафчика коробочку с аптечкой. Когда я вернулась, увидела недоумевающее лицо Пушкина:
— Тут всего одна таблетка осталась!
— Ну да, я же болела. И чтобы хорошо себя чувствовать, пила аспирин. Ты же сам мне его купил.
— Да, но не надо было все таблетки сжирать! — неожиданно взревел муж. — Как я теперь буду избавляться от головной боли?
— Но там всего десять таблеток было! — я искренне не понимала, что его так разозлило. — Мне было плохо, вот я и пила таблетки.
— А мне теперь что делать? — он перешел на крик.
Неожиданно на мою голову стали обрушиваться Андрюшины кулаки. Один удар, ещё и ещё. После четвертого кулака появился звон в ушах и я перестала слышать и верить в реальность происходящего. Как внезапно муж взорвался, также внезапно успокоился. Молча опустил последнюю шипучую таблетку в стакан с водой и ждал, когда та растворится. Чувство вселенской несправедливости раздирало меня изнутри. Меня отец так никогда не бил, а тут любимый человек позволил себе такое. С рыданиями я бросилась к окну, спряталась за шторой и смотря на ночные фонари и редкие проезюающие машины, долго не могла успокоиться. Андрей же, совершенно спокойно выпил свой аспирин и ушёл, хлопнув входной дверью. Минут через двадцать муж вернулся с двумя бутылками шампанского, апельсинами, виноградом и ананасом. Обнял меня за плечи и шепнул:
— Прости меня, не сдержался. Так сильно голова болела, а тут обнаружилось, что ты выпила все таблетки. Вот и разозлился. Давай мириться! — он оторвал меня от окна, усадил на диван и придвинул журнальный столик. Сам серверовал его и откупорил бутылку шампанского.
— Но я же беремена! — пыталась возразить я.
— Ничего страшного. Мы чуть-чуть.
На следующее утро, в качестве извинения, Андрей повёз меня в магазин и купил полушубок и высокие зимние сапоги.
Я отчетливо помню тот последний февральский день, будто это происходило не со мной, а с кем-то другим. Будто сидела в кинозале и смотрела фильм про чужую девушку. Но увы, это всё происходило в реальности и со мной. Календарная зима была на исходе, но весной ещё и не пахло. Морозы понемногу отступали, снег на дорогах ещё не начал таять, но уже стал рыхлым от влаги и липким. Приобретал грязные коричневые оттенки. Солнце не грело и даже не думало выглядывать из-за плотных, густых серых туч. В воздухе, настолько разряженом витала звонкость. Крикни, и твой голос начнет биться об молчаливые стены домов, разлетаясь звонким эхом.
В то утро мы поехали на рынок, покупать продукты. Набрали овощей, фруктов, вкусностей, Андрей сам выбрал увесистый кусок мяса из которого я должна была приготовить борщ. Закончив с покупками, сели в авто и поехали домой. Я уже строила наполеоновские планы на обед и ужин.
— Так, — рассуждала почти сама с собой, — для борща самую большую кастрюлю возьму, чтоб кусок мяса уместился.
— Заткнись! — неожиданно злобно оборвал меня муж.
— Но что я такого сказала, что ты так разозлился? — я искренне не понимала причину его злости.
— Просто заткнись. Не беси меня, ведешь себя как дура, — Андрей оторвал взгляд от дороги и перевел его на меня. Столько ненависти в его глазах я никогда не видела.
— Я не дура, — обиженно буркнула я в меховой ворот свого нового полушубка.
Это разозлило Андрея ещё больше.
— Живешь за мой счет, носишь вещи, которые я тебе купил, так будь добра, относись ко мне с благодарностью!
— Так я благодарна тебе. Не понимаю, что тебя так разозлило?
— Заткнись! — снова закричал Андрей и ударил своей широкой ладонью по моему затылку.
— Ты что делаешь? — я не выдержала и тоже перешла на крик.
В ответ муж ударил по тормозам и я чуть не расквасила нос об лобовое стекло.
— Свинья неблагодарная! Если я сказал заткнись, значит ты должна заткнуться и ехать молча, а не перечить мне. Ясно?
— Ты считаешь, я должна вести себя как безропотное животное и не иметь права голоса? — внутри меня закипал гнев.
— Ты, что, глухая? — ещё громче закричал Андрей. — Да ты просто тварь неблагодарная! А ну-ка быстро снимай шубу, я ее тебе купил.
Тут во мне взыграла гордость и я с достоинством сняла с себя подаренный полушубок и небрежно кинула на колени мужа. Он облакотился на руль и с холодным видом наблюдал за мной.
— Так, молодец. А теперь снимай сапоги. Это тоже моё.
Я невозмутимо сняла с себя тёплые удобные зимние сапожки.
— Вот и отлично! — Андрей перегнулся через меня, открыл дверцу машины и вытолкнул меня на улицу. — А теперь пошла отсюда!
Я оказалась в грязном, забрызганном проезжающими машинами сугробе без обуви и верхней одежде. Прохожие недоуменно и с отвращением смотрели на меня. Видимо, решили, что я наркоманка. Я старалась изо всех сил, чтобы сдерживаться и не разрыдаться. Поднявшись из сугроба, я отряхнулась и решила идти в сторону дома родителей, которые жили на другом конце города. Первыми почувствовали холод ноги. Благодаря мокрому липкому снегу, мои колготки стали мокрыми насквозь. Ступни начали замерзать, а затем колкий холод стал пробираться под рёбра. Из носа текло и я непрерывно шмыгала им. Больше сдерживаться я не могла. Слёзы непроизвольно большими ручьями текли по щекам. Было обидно и больно, что любимый человек, отец будущего ребенка, раздел и выбросил как ненужную тряпку на мороз. Оставил меня, беременную на улице и уехал.
Я шла уже минут десять, содрогаясь от холода, как сзади чья-то рука грубо схватила меня за шиворот.
— Пошли, сука! — послышался из-за спины голос Андрея.
Он схватил одной рукой меня за шею и больно сжал свои пальцы, а другой взял за локоть и повел к машине. Рывком открыл дверцу и швырнул меня на заднее сиденье.
— Сейчас я покажу тебе, как нужно мужа уважать, тварь!
Машина остановилась у подъезда. Андрей открыл заднюю дверцу, вывернул мне руку и повел к дому.
— Только пискни, — шепнул мне на ухо и завел в подъезд.
Руку обжигала боль, из глаз лились слёзы, хотелось громко разреветься. Андрей видел, что я готова закричать от боли, поэтому выкручивал мне руку ещё сильнее:
— Тихо.
Я молчала пока мы поднимались в лифте и с ужасом пыталась представить, что меня ждет дома. Долго представлять не пришлось. Муж швырнул со всей силой меня на пол и аккуратно закрыл входную дверь, снял ботинки и верхнюю одежду и подошел ко мне.
— Ты такая неблагодарная, Крис, — спокойным вкрадчивым тоном он начал мою пытку.
— Почему ты так решил? Что я такого сделала? — уже не сдерживая слёзы закричала я.
Он молниеносно нагнулся ко мне и схватил за волосы:
— Шшш… я же сказал не орать.
— Хорошо, не буду, — морщась от боли ответила я.
— Я тебя кормлю, одеваю, обуваю, содержу, а у тебя нет никакого уважения ко мне.
— Да с чего ты взял?
Я совсем не понимала, что в моих поступках могло вызвать в нём такое раздражение. За эти минуты муж так изменился, что был похож на хищного зверя, хладнокровно играющего со своей жертвой. В голове все время крутился вопрос: разве с любимыми так обращаются? А он все сыпал упреками:
— Почему я должен кормить тебя? Содержать? Скажи мне почему?
— Хорошо, не надо меня содержать. Я больше не буду есть твою еду. Устроюсь на работу и сама себя прокормлю.
В ответ я получила пощечину. Я поднялась с пола, держась за горящую щёку и уже не в силах контролировать себя кричала во всё горло:
— Да что я сделала тебе, за что ты меня бьешь?
В ответ я получила кулаком в грудь и от удара отлетела к стене.
— Закрой рот! — зашипел муж. — зачем мне такая жена нужна, тварь неблагодарная! Уходи из моего дома.
— Хорошо, — тихо ответила я и взялась за брошенный на пол полушубок.
— Не-ет, это ты не возьмёшь, — он вырвал из моих рук шубу и ногой отшвырнул подальше сапоги, — это моё. Я покупал.
— Как скажешь, — опустила глаза в пол и старалась не смотреть на Андрея. Совсем не хотела встретиться с ним взглядом.
Я аккуратно обошла его и подошла к двери, смирившись с тем, что придется ехать к родителям босиком и без шубы. Но едва я коснулась дверной ручки, как Андрей пнул мой зад ногой так, что у меня подкосились ноги и я осела на пол на коленки.
— А теперь за что? — недоумевала я и снова разревелась.
— Куда собралась? — голос мужа стал жёстким, в нём слышалась угроза.
— К родителям.
— Я тебя никуда не отпускал.
— Но ты же сам сказал: уходи!
Его кулак опустился на мою голову, послышался звон в ушах. Я вскочила и убежала в спальню. Андрей погнался за мной. Он бил меня и говорил: уходи. Но как только я подходила к двери, муж снова бил и толкал вглубь коридора. Не помню сколько это продолжалось. Его поведение сводило меня с ума. Чувство безысходности всё больше и больше утягивало на мне своё покрывало. Я уже перестала понимать, чего от меня хотят: говорят уходи, но как только пытаюсь уйти, не пускают. Не ухожу-бьют. Ухожу-снова бьют. Я хотела одного, чтобы это прекратилось немедленно. Отчетливо помню момент. Андрей ударил по голове со словами: уходи, но как только я рванулась в сторону двери, обогнал меня и встал впереди. Я оказалась посреди коридора. Мучитель стоял, смотрел на меня и на его лице была улыбка наслаждения. За моей спиной была кухня, в которой находилась балконная дверь. И в тот момент, что-то щелкнуло в мозгу и что-то шепнуло: вот туда надо бежать, тогда все прекратится. Я молнией бросилась к балкону, распахнула дверь и всхлипывая перелезла через ограждение. Мои всхлипывания разносились эхом по бесшумной лестницы. Я стояла с внешней стороны балкона, держалась одной рукой за перила. Посмотрела вниз. Вокруг стояли голые деревья. На земле лежал снег. Белый снег, на котором ярким пятном будет алеть моя кровь. По дороге шли двое мужчин, услышав мои всхлипывания и подняли голову вверх. Они увидели меня и остановились. Я зажмуралась, решила прыгнуть на счет три: раз, два…
— Кри-ис! — за моей спиной прозвучал истошный вопль Андрея.
Рука Андрея схватила меня сзади за свитер и потянула внутрь. Я отпустила руки и повисла, а он свободной рукой ухватил меня за подмышку и втащил на балкон. Взял на руки как маленького ребёнка и понёс в спальню. В этот момент все эмоции, бушевавшие внутри меня, чёрным удушливым нефтяным фонтаном вырвались наружу. Я рыдала, кричала «Ненавижу тебя!», била кулаками его в грудь, непрерывно дёргала ногами, билась в истерике. Никто и никакие побои не смогли бы остановить накрывшую с головой волну гнева. Андрей аккуратно положил меня на кровать и прижался ко мне:
— Чшшш, чшшш, — шипел он у моего уха, пытаясь успокоить.
В ответ я лишь подергивала плечами, пыталась скинуть его с себя. Мой мучитель понял, что я ещё не скоро успокоюсь, сгрёб меня в охапку и как двухлетнего ребенка усадил на колени и ласково шептал:
— Ну, всё, всё. Всё уже закончилось, всё прошло. Успокойся. Всё хорошо.
— Ничего не хорошо! — закричала я. Мой голос эхом разнесся по квартире. — За что ты так со мной? Что я тебе сделала? Кто дал тебе право меня бить?!
— Тише, милая, не кричи, — терпеливо и дружелюбно успокаивал меня Андрей. Куда делась его недавняя агрессия? — Ты, прости, я вспылил. Сам не знаю, что на меня нашло. Я не хотел, само так получилось. Прости, прости, прости.
Он зарылся носом в мою шею и продолжал нежно шептать:
— Прости…
Это нисколько не успокоило меня. Немного тише, но всё ещё громко продолжала кричать:
— Что могло так разозлить тебя? Хозяева с собакой так не поступают. Я не жвотное, чтобы меня бить! С любимыми людьми так не поступают. Ненавижу тебя! Я ухожу к маме!
Эти слова, видимо, напугали мужа. Он снял меня со своих колен, встал с кровати и опустился предо мной на колени. Опустил лицо и с дрожью в голосе умолял меня:
— Прости, я люблю тебя! Я жить без тебя не могу. Не знаю, что на меня нашло. Это никогда больше не повторится, клянусь нашим будущим ребенком! Я умру за вас обоих. Если понадобится, я и какашку твою съем!
Не знаю почему это убедило меня но я поверила его словам. Шумно выдохнула удушливый воздух из груди и расслабилась. Тело тут же обмякло и я легла на кровать, расслабилась. Мышцы перестали быть натянутой струной и обмякли. И тут меня начала бить дрожь. Болезненный озноб сотрясал все тело. Стало холодно, перед глазами летали черные точки. Заметив мою дрожь, Андрей поднялся с колен:
— Бедная моя! Сейчас я тебе тёплый плед принесу, — и убежал в зал за пледом.
Потолок в нашей спальне был зеркальным. В интимные моменты мы не выключали свет, лишь слегка приглушали и любовались нашим соитием, подлглядывая за движениями друг друга в потолок. Сейчас я тоже смотрела на себя в потолочное отражение. На меня смотрела чужая девушка. Густые, чёрные как смола волосы спутались и беспорядочно разметались по покрывалу кровати. Обычно большие карие глаза с длинными закругленными ресницами исчезли. Вместо них на лице незнакомки были две распухшие маленькие щёлочки, будто она засунула голову в улей и познакомилась с пчелами. На длинной тонкой шее я разглядела несколько синяков. Значит, душил. Но я не помню как это происходило. Всё было как во сне. Худое угловатое плечо прикрывал разорваный свитер. Я чувствовала себя опустошенной, будто все жизненные силы из меня выпили как яблочный сок через трубочку. А я пустая упаковка. Хотя нет, не пустая. Низ живота начало потягивать, маленькие лёгкие иголочки кололи левый бок. Дрожь в теле усилилась. Скрипнув дверцей шкафа, муж достал плед и принес его в спальню.
— Вот так, — тщательно подтыкая края одеяльца причитал Андрей, — сейчас тебе будет теплее, моя девочка. Сейчас я заварю тебе чай, любимая.
Любимая… А пять минут назад я не была любимая. Была «заткнись, дрянь» и «убирайся отсюда». Как быстро он сменил свое отношение ко мне. Будто в другие тапки переобулся. Плакать уже не было сил. Надо бы рассказать обо всем маме, но не хотелось расстраивать её. Однажды, после какой-то незначительной ссоры, я пожаловалась матери. Она возмутилась и в приказном порядке сказала: «Знаешь, что? Возвращайся домой. Если он будет тебя и дальше обижать, я приеду и заберу тебя». Как маленького ребенка из песочницы, которого кто-то из карапузов насыпал на голову песка и сердобольная мамочка спешит быстрей забрать из этого рассадника зла. И ей всё-равно, что ребенок хочет продолжить игру и песок в голове совсем не мешает. Я протестовала и считала себя взрослой и вправе самой решать: быть мне в этой песочнице, или уйти к мамочке. С тех пор я больше не жаловалась на мужа матери. Для нее у меня всегда все хорошо. А после того, как Андрей, стоя на коленях вымаливал у меня прощения и клялся ещё неродившимся ребенком, что это не повториться, внутри меня затеплилась надежда, что именно так все и будет.
Андрей принес сладкий чай. Я отпила несколько глотков и внутри разлилось тепло. Клонило в сон. Я заснула. Муж лег рядом, обнял меня и мы проспали так до полудня следующего дня. Утром он снова вымаливал у меня прощения, принес завтрак в постель, заказал доставку цветов. Ко мне вернулся мой милый, любимый Пушкин, рядом с которым я снова чувствовала себя в безопасности. А после обеда муд повез меня в ювелирный салон и купил мне кольцо с бриллиантом:
— Это тебе за нашего будущего ребенка, — он одел кольцо на мой палец и смотрел на невинными влюбленными глазами так, что продавщицы ахали, глядя на нас.
— Вам так повезло с мужем! — восхищенно кудахтала одна из них.
Знала бы ты как он «любил» меня вчера, ты бы так не говорила, — промелькнуло у меня в голове.
Но Андрей сдержал свое слово. Он был милым, любящим и заботливым. Всю беременность гладил мой подрастающий живот, радовался первым шевелениям малыша, играл с ним, ловя пальцами каждую выпуклость на животе. Безропотно по ночам искал в круглосуточных магазинах исключительно зелёные яблоки, или ананас, или же мчался на другой конец города в Макдональдс за моим любимым густым и тягучим клубничным коктейлем. Он был идеальным мужем, от былой раздражительности не осталось и следа. Пушкин был настолько заботлив, что из-за страха навредить ребенку, перестал заниматься сексом со мной, когда я была на седьмом месяце. Я снова летала на крылышках и дышала только им. Так было вплоть до последнего месяца моей беременности. До того дня, когда я случайно встретила на улице Регинку.
— Привет! — я улыбаюсь Регинке, давно её не видела.
— Привет! — она оценивающе осматривает мой живот. — Когда?
— Вот-вот на днях, — отвечаю подруге.
Честно говоря, Пушкин лишил меня возможности общаться с подругами. Они ему не нравились. Абсолютно все. У каждой находился изъян, каждая чем-то была плоха. Регинку, пухлощёкую голубоглазую блондинку с длинными густыми прямыми волосами, с третьим размером груди, он без стеснения называл шлюхой и заявлял, что мне не следует проводить с ней время, чтобы не запятнать себя ****овитой репутацией. Неожиданно для себя самой, я обнаружила себя отрезаной ото всех с кем раньше общалась. Андрей даже с моими родителями сократил общение до минимума. Приходилось сидеть дома одной, пока он был на работе, или гулять в одиночестве. Наши ежевечерние прогулки с мужем под предлогом беременности, прекратились. Поэтому сейчас я смотрела на Регинку, которая стояла передо мной и аппетитно щёлкала семечки, сплевывая шелуху прямо на асфальт, и была безумно рада случайной встречи. Сама я семечки грызть не люблю. Они похожи на наркотик: стоит попробовать одну, и ты уже не можешь остановиться. А потом нестерпимо болят пальцы, губы и язык. Но Решинка ела семечки так смачно, что я сглотнув голодную слюну, с удовольствием наблюдала за подругой. Было немного странно, что она не улыбается мне в ответ, сохраняет серьёзность.
— Ты всё ещё живешь со своим? — ошарашила своим вопросом Регина.
— Конечно, куда же я от него денусь, — нервно рассмеялась я.
— Бросай своего козла и чем скорее, тем лучше, — она в упор смотрела на меня. Ни тени улыбки на её лице. Я поняла, что подруга что-то знает и сейчас не шутит.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Он домой поздно возвращается?
— Ну, да, в последнее время задерживается на работе, — в сердце заползла первая змейка подозрения и приготовилась выпустить свой яд.
— Ха! На работе! Сейчас! Ага, работничек, — на лице Регины появилась саркастическая нотка.
— Если что-то знаешь — говори! — зашипела я на подругу, — Не тяни резину, давай уже без прелюдий.
— Да я и не тяну. Знаю где он вечера проводит. Со мной в одном доме девчонка живет. В школе ещё учится. Ей семнадцать. Женькой зовут… — она замолчала и наблюдала за моей реакцией.
Всё, змейка сделала свое дело, впрыснула яд в самую глубь сердца, и он обжигающей струйкой побежал по венам.
— Иии? — злобно протянула я.
— Что и? Кобель твой Пушкин, вот что! Эта Женя девственности, наверное, уже в первом классе лишилась. Он каждый вечер за ней приезжает и увозит. Она не скрывает отношений, говорит, что по ресторанам водит, в боулинг ходят, в караоке. Они лижутся прямо в машине. А один раз, я в третьем часу возвращалась домой после работы. Смотрю, машина его у подъезда стоит. Подхожу ближе, вижу как он откинулся на спинку сиденья, в руке сигарета потухла уже, на роже блаженная улыбка, а из-под руля голова Женечки мелькает туда-сюда, туда-сюда. Вверх-вниз, вверх-вниз.
Яд начал действовать: сковал сердце, оно замедлило свой непрерывный ход, сотней иголочек впился в главную мышцу.
— Ты не врёшь?, — застонала я.
— Вру? Зачем мне это? Пошли его куда подальше. Козёл он. Я как-то перевстретила Женьку. Спрашиваю, ты что творишь? У него жена ребенка ждет. А она нахально так: «Жена не стенка, подвинется. Он меня любит, сережки золотые, колечки дарит. А жену он не любит. Сам так сказал. Терпит и жалко ее. Будет с ней, пока не родит, потом разведется. А мне через полгода восемнадцать будет и мы поженимся».
— Чее-го? — мне уже трудно было дышать, яд добрался до легких и пополз вниз, в желудок.
— Поженятся, говорит, — Регинка наклонилась к моему уху и как слабослышащей старушке прокричала, — он тебя не любит, он любит Же-не-чку!
— А ты при нём все это повторить можешь? — слёзы рвались наружу, но я сдерживалась изо всех сил.
— Я не только повторю, я тебе и адрес этой Жени дать могу. Если мне не веришь, сама спроси у нее.
Яд заморозил желудок и поясницу, которую неожиданно стало ломить. Было ощущение, что кто-то ногой ударил под дых и палкой избил по спине. Сделав своё дело, змеиный яд устремился в мозг, превращая его в одну сплошную боль.
— Говори адрес, я им очную ставку устрою.
Подруга достала блокнот с ручкой из сумочки и быстрым размашистым почерком написала адрес:
— Держи. Не стоит он тебя. Звони если что, я все это глядя в глаза Андрею смогу повторить. Не раскисай, пошли его на небо за звездочкой, пусть чешет, — Регина поцеловала меня в пылающую щеку и ушла.
А я побежала домой. Достала свои сумки и чемодан. Собрала все свои вещи, проверила, чтоб ни одного моего волоска не осталось в этой квартире. Сняла брелок в форме сердечка со своей связки ключей. Вызвала такси и спустилась с тяжелющими сумками вниз. Ключи от квартиры Андрея я положила в карман. Их я передам этой Жене. Чего ждать-то, когда я рожу? Может прямо сейчас заселяться и жить, раз у них такая любовь. А я возвращаюсь к родителям. Странная боль в пояснице и желудке не давали мне покоя. Какой-то злобный краб клещами впился мне в голову. Создавалось ощущение того, что не голова у меня вовсе, а грецкий орех, который вот-вот расколется пополам.
— Не уезжайте никуда, я выгружу вещи и вернусь. В другое место поедем. — сказала я таксисту, когдамы приехали к дому родителей.
Днем мамы и папы дома не бывает. Оба работают. Это было на руку, никому ничего сейчас объяснять было ненужно. Я бросила на пороге вещи и умчалась к ожидающему меня такси.
— А теперь на улицу Дружбы, пожалуйста! — скомандовала я водителю.
Я стою у дверей этой Жени и чувствую как бешено колоится сердце. Я обессилена. Нет сил дотянуться до дверного звонка, рука дрожит. Я закрыла глаза и начала считать, восстанавливая сбившееся дыхание: раз, два, три, четыре… Поясница по-прежнему давила. Сделала глубокий вдох, выдохнула. Ну, вот, уже лучше. Я с силой надавила на круглую пипочку звонка, он ответил пронзительной трелью. Будто звонок в моей голове визжал, а не в вражеской квартире.
— Здравствуйте, вам кого? — дверь открыла женщина средних лет в длинном потертом халате и крупными бигудями на голове.
— Здравствуйте, я бы хотела увидеть Женю.
— Женю? — тетка удивленно разглядывала мой живот.- Но ее нет дома. Она ещё на занятиях в школе.
Женя в школе, отлично, значит, я не ошиблась адресом и это не злобная шутка Регинки. Стараюсь выдавить вежливую полную любезности улыбку:
— А вы не подскажете, когда она вернется из школы?
— Ммм… минут через тридцать, — женщина по-прежнему недоумевала, что общего может быть между её школьницей и этой незнакомой беременной девушкой. А у нас очень даже много общего с ней: мой муж.
— Благодарю, я зайду попозже.
Дверь с шумом захлопнулась. Через пол часа. Этого времени хватит, чтобы Андрей успел приехать сюда. Я подведу его к этой Жене, отдам ключи от квартиры, пожелаю им счастья и уйду с гордо поднятой головой. Набрала телефон мужа:
— Андрей, срочно приезжай к Регинкиному дому! Я жду тебя на лавочке у подъезда Регины. Срочно!
— Что случилось? — в трубке испуганный ничего не понимающий голос Андрея.
— Узнаешь, это срочно.
— Ладно, — вздохнул голос в телефоне, — сейчас приеду.
Ну, вот и все, сейчас все решится. Остается дождаться только эту малолетнюю кашёлку, чтобы отдать ключи. Как же болят поясница и голова! Стараюсь не обращать внимания на боль
Часть 2
Я сидела на лавочке перед Риткиным подъездом и с каждой минутой сидеть становилось все труднее. Поясница ныла и в области желудка боль становилась все нестерпимей. Голова была словно в тисках, будто девятиэтажный дом поставили на мою голову и череп вот-вот разлетиться на кусочки. Хотелось плакать, но я старалась держаться. В мыслях проносились картины предстоящей очной ставки. Я хотела выработать четкий план, чтобы не дать маху, когда эти двое встретятся лицом к лицу. Приедет Андрей, поведу его к соседнему подъезду, где живет Женя, поднимемся с ним на лифте на седьмой этаж, к тому времени эта коза должна будет вернуться из школы, позвоню в дверь. И в присутствии Андрея передам этой девке ключи от квартиры, скажу: «Совет вам, да любовь» и уйду. А они пусть остаются вдвоем, голубки. Надо будет вызвать такси, на автобусе, боюсь, не доеду, слишком паршиво себя чувствую. Надо будет позвонить в женскую консультацию и спросить, что мне делать.
— Крис, что случилось? — раздался за моей спиной голос мужа.
Я вздрогнула от неожиданности. У Пушкина был обеспокоенный взгляд, нервно озирался по сторонам. И я догадывалась почему он так нервничает.
— Что ты здесь делаешь? — обеспокоенно спросил Андрей.
— А не догадываешься? — с вызовом спросила я. Сердце бешено колотилось, в глазах неожиданно потемнело.
— Нет, — вполне искренне ответил муж, а усилившаяся боль в пояснице парализовала спину. Я сморщилась от боли, Андрей заметил это, — что с тобой, тебе плохо?
— Есть немного, — отмахнулась я, — ты мне зубы не заговаривай. Я сегодня Регинку встретила и она рассказала мне о твоей большой любви к Жене. Теперь я знаю на КАКОЙ работе ты задерживаешься по вечерам.
— С Женей? -Пушкин сделал вид, что задумался. — С какой Женей?
— Ой, только не надо притворяться, что ты ее не знаешь! Регинка своими глазами видела, как эта мелкая дрянь отсасывала у тебя в машине!
— Крис, ты о чём? Нет у меня никакой Жени, — очень добрым голосом успокаивал меня Андрей.
— А я вас сейчас познакомлю. Может и память у тебя прояснится. Пойдем, — я встала со скамейки.
— Куда? — он, видимо, не понимал меня.
— В гости к твоей школьнице Жени, за которую тебя посадить могут, за совращение малолетних! — я решительно двинулась в сторону Жениного подъезда.
Но я успела сделать ровно три шага. В глазах потемнело, ноги подкосились и я медленно стала оседать на землю. Андрей подхватил меня и взял на руки:
— Дурочка! Ты посмотри до чего себя довела: бледная как мел, тебе в больницу нужно. Нет у меня никаких Жень, я тебя люблю, только ты мне нужна.
Он отнес меня в машину, усадил рядом с собой на переднее сиденье. Отвез в приемный покой роддома.
— Помогите, — причитал муж в приемном отделении, — сознание теряет, бледная вся.
— Документы есть? — строго спросила медсестра.
— Есть. — тихо ответила я. Мой врач в женской консультации строго наказала, чтобы последний месяц беременности я все документы: паспорт, СНИЛС, мед полис и карточку носила с собой, на всякий случай. И я послушно выполняла наказ. Сейчас я была благодарнаа себе за это. Достала файл с бумагами из сумки и протянула медсестре. — Вот.
— ПДР когда? — осведомилась сестра и посадила мена на кушетку.
— Через две недели, — морщась от головной боли прошептала я.
— Давай-ка померием давление, что-то ты мне не нравишься.- медсестра одела на мою руку рукав тонометра.
Цифры показали двести на сто шестьдесят.
— Мать честная! — воскликнула медсестра. — Да как же ты живая ещё!
Меня начало мутить, почувствовала, что меня вот-вот вырвет. Я встала с кушетки чтобы добежать до уборной, но не успела, рвотный фонтан выплеснулся прямо на пол. Я виновато посмотрела на сестру:
— Простите, — жалобно пропищала я.
— Чего простите? — беззлобно ответила медик. — С таким давлением это меньшее из зол, что могло с тобой произойти. Ничего, мы сейчас уберем. А вы, молодой человек, — она обратилась к Андрею, — забирайте её личные вещи, одежду и отправляйтесь домой. До родов ваша супруга отсюда не выйдет.
Меня положили в больницу и запретили вставать. Неделю врачи безуспешно снизить моё кровяное давление. Только собьют до ста сорока, но стоило мне обрадоваться или огорчиться, любая эмоция поднимала столбик давления вверх. В тот же день приехали обеспокоенные мама и папа. Мама высказала недоумение по поводу моих вещей на пороге их квартиры. Я рассказала ей про Женю. Мать сказала, что сама разберется с Андреем. А он-то был шелковым. По три раза в день навещал меня. Даже на УЗИ со мной пошел, несмотря на то, что все предыдущие визиты на это обследование он упрямо пропускал. Да и пол ребёночек скрывал, прятался и не показывал себя. Врачи говорили, что обычно так ведут себя девочки. В стационаре назначили внеочередное УЗИ, чтобы посмотреть как чувствует себя малыш и Пушкин вызвался присутствовать. Он неотрывно смотрел в монитор и подробно пересказывал мне всё, что видит.
— Кулачки сжаты! Кулачки возле личика держит. И губки, губки в трубочку, — как рёбенок восторгался и ерзал на стуле Андрей.
— А знаете пол вашего малыша? — поинтересовался врач, делавший ультразвук.
— Нет! — в один голос сказали мы с мужем.
— Мальчик! — торжественно объявил доктор.
— Мальчик! — повторил Пушкин и расплылся в счастливой улыбке.
— Мальчик, — сказала я и тут же забыла про все свои невзгоды.
Врачи боролись с моим давлением неделю. Я провела наискучнейшую неделю в своей жизни. Заставляли по шесть часов лежать под капельницами. Нельзя вставать, нельзя ходить. Медсестры поставили под кровать утку:
— Захочешь в туалет — зови. Тебе нельзя ходить.
— Ну уж, дудки! Ещё я на утку вашу не ходила! — сопротивлялась я.
— Хочешь жить- будешь.
Но я упрямо ходила в туалет самостоятельно. Пока сестры не видели бегала справлять нужду самостоятельно. Бесполезная утка пылилась под кроватью.
В ту ночь я долго не могла заснуть. Когда же удалось погрузиться в царство Морфея, приснился странный сон. Я летела на метле в небе на метле, как Булгаковская Маргарита. Потом приземлилась на поляне у пруда. Вокруг небольшой поляны стояли тёмные зелёные сосны. В центре поляны был пруд с очень тёмной водой, края которого обрамляла осока и камыши. Вечерело, наступили нелюбимые мною сумерки. Я без стеснения разделась до гола, вокруг не было ни души. Посмотрела на свой выпирающий живот и решила искупаться в пруду. Я погрузилась в тихую темную воду и поплыла. Вечернюю тишину нарушал лишь стрекот кузнечиков и кваканье лягушек. Нырнула и поплыла в центр пруда. Было спокойно и приятно. За время беременности я перестала спать на спине, малыш не давал, начинал сразу судорожно биться и толкаться. А в воде он затих, поэтому я перевернулась и поплыла на спине. Из воды круглым холмиком выпирал живот. Я плыла и любовалась как грузной баржой рассекает воду моё пузико.
— Ква-аа, — рядом с ухом квакнула лягушка и на мой торчащий из воды живот запрыгнула огромная чёрная бородавчатая жаба.
Я взрогнула, испугалась и начала тонуть.
Резко проснулась и почувствовала, как по всему телу разливается адреналин. Ноги и руки била судорога. Снова начала болеть поясница. Так начались мои роды, которые длились двенадцать часов.
Он родился в пять вечера. Мой Максимка. Маленький, синюшный, весом всего 2 кг. 200 гр. С последней пОтугой мальчик выскользнул из меня, будто никогда и не был в утробе. Он не закричал, лишь откашливался и фыркал. Акушерка шлёпнула его ладонью по попке, но младенец даже не возмутился. Тогда врач быстро перерезала пуповину, лишив меня последней связи с ребёнком, и передала неонатологам на детский стол. Там поколдовав над новорожденным, врачи заставили его дышать. Только через пять минут после рождения, я услышала его первый крик. Он был слабым и тихим, но постепенно нарастал. Розовый цвет медленно вымещал синеву кожи. Малыша положили мне на грудь, чтобы я смогла насладиться нашей долгожданной встречей. Не смогла, сдержать эмоции, разрыдалась. А сынок, наоборот, успокоился и щурясь открывал и закрывал глазки, пытаясь разглядеть меня и мир, в который он пришел. Забавно было наблюдать как он причмокивает маленькими губками.
— Как сына назовёшь? — улыбаясь спросила акушерка.
— Максимом будет. — разглядывая личико младенца, решила я.
Медсёстры накрыли нас одеялами, и так мы пролежали в родзале два часа. А потом нас разделили. Максимку увезли в детскую палату новорожденных, а меня разместили в палате для мамочек. Правда, я оказалась там совершенно одна, вокруг стояли пустые кровати.
— Может, уколоть тебя снотворным, поспишь? — заботливо предложила врач.
— А как же ребенок? Его же кормить нужно ночью.
— Не переживай. Его сестры покормят, а тебе выспаться нужно.
— Ну, тогда колите. А то у меня столько эмоций, точно не засну.
Медсестра уколола меня раствором димедрола и я забылась счастливым сном. Меня разбудил стук в окно, моя палата находилась на первом этаже. На часах было одиннадцать утра. Вот это выспалась!
— Солнышко, я еле нашёл тебя! — за окном стоял Андрей. В руках огромный букет и голубые воздушные шарики. Он весь сиял, но по помятому лицу, я поняла, что большую часть ночи он пил.
— Привет. — несмотря на все его прегрешения, я была счастлива видеть мужа. Теперь он не просто муж, а отец моего ребёнка.
— Ну, давай, показывай мне сына! — нетерпеливо переминался с ноги на ногу муж.
— А его со мной нет.
— Как? А где он? — разочаровано опустил руки новоиспеченный папаша.
— Его унесли вчера вечером в детскую. Сказали утром принесут. И до сих пор его нет.
— Ну, так сходи за ним! — в глазах мужа промелькнула искорка негодования.
— Сейчас. — я закрыла окно и отправилась на поиски сына.
— А где у вас детская? — обратилась к медсестре не посту.
— А вам зачем? — ответила вопросом на вопрос сестра.
— Как зачем? Ребенка моего забрать.
Мне жестом указали на соседнюю дверь, за которой слышался многоголосый хор младенцев. Постучала и не дожидаясь ответа, открыла.
— Здравствуйте! Мне сказали, что утром принесут сына и до сих пор не принесли. Вроде обед уже.
— Вчера рожали? — спросила молоденькая медсестричка.
— Вчера вечером, — подтвердила я, а сама стала глазами искать среди маленьких прозрачных кроваток свой маленький свёрточек.
— Как фамилия? — продолжала допрос медсестра.
— Уфимцева. — я уже начала беспокоиться.
Медсестра заглянула в журнал:
— Такого ребеночка у нас нет.
— Как нет? Вчера вечером забрали! Сказали отдохни и выспись, утром принесем. Сказали, в детской побудет. — меня охватила паника.
— Ну, не знаю. Я утром заступила, вашего ребенка здесь не было.
— А кто должен знать, где мой ребенок? — панику сменили злость и гнев.
— Ну, может, вам лучше подняться на третий этаж? — пожала плечами медсестра.
— А что там? — очень хотелось вцепиться ей в волосы.
— Там детская реанимация. — она равнодушно отвернулась от меня.
ГЛАВА 3
БОЛЬ.
Есть моменты, которые трудно забыть, и ты помнишь всё посекундно. Их и не стоит забывать, они просто были и есть. Живут своей жизнью внутри тебя и время от времени напоминает о себе, срывая с едва затянувшейся болячки свежую корку и рана начинает снова кровоточить. Те дни в роддоме ассоциируются у меня с невыносимой болью. С болью, которая выламывает грудную клетку изнутри, и сердце беспокойной птичкой рвётся наружу.
Я нашла Максимку в кювезе в реанимации. Он лежал безвольной куклой, укутаный разными трубочками. В пуповине катетер, на голове, в самом родничке «бабочка». Во рту две трубочки, ИВЛ заставляла его дышать. Носогубный треугольник очерчивали тёмно-синие борозды. Сын был похож на марионетку, которую вот-вот потянут за верёвочки и он начнет двигаться. Но малыш не двигался, лежал с закрытыми глазками и лишь одна крупная слезинка свисала с его маленьких ресничек. Крошечка, что могло за одну ночь, которую я проспала под воздействием снотворного, могло с тобой произойти? Я смотрела на своё дитя, которое ещё вчера целых два часа держала на груди в родзале и не понимала, что могла изменить одна ночь. Меня душили слёзы.
— Ты здесь… — на моё плечо легла рука.
От неожиданности я вздрогнула и обернулась. Это был Андрей. В бахилах, белом одноразовом халате и шапочке. Выглядел как интерн. Невероятно, как он здесь оказался?
— Как ты сюда попал? — полушёпотом спросила я.
— Договорился… Неважно… — не отрывая глаз от кювеза с сыном внутри ответил муж.
К нам подошла врач с коротким тёмным волосом в химических завитушках, в очках из тонкой золотисто-металлической оправы. Вид был у неё очень сочувствующий.
— Не дозрел ваш ребёночек, — сказала она, — пройдём в мой кабинет, поговорим.
— Ваш малыш ночью перестал дышать, был весь синим, поэтому понадобились срочные реанимационные мероприятия.
Она говорила, сыпала сложными медицинскими терминами, непонятными диагнозами. Муж слушал, кивал, что-то записывал в телефоне, кому-то звонил, просил достать лекарства. А мне казалось, что я сплю, а передо мной сидят два инопланетянина, которые сейчас решают судьбу моего ребенка. Из головы не выходило: пока я крепко спала, мой сынок боролся за жизнь, а меня не было рядом. Я ничем не могла ему помочь. В конце разговора врач дала надежду, пообещала, что поможет Максимке выкарабкаться. Андрей в ответ обещал, что сегодня же привезёт все необходимые лекарства и даже больше.
— Все будет хорошо, милая, мы вытащим его, — Андрей крепко прижал меня к себе, он тоже переживал за ребёнка.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.