Бесплатный фрагмент - Избранное. Том 2

Доказательство истины

ПРЕДИСЛОВИЕ

В первых числах мая я возвращался на своём автомобиле по дороге Понизовье-Рудня из родной деревни, которая несколько лет назад исчезла из списка живых, но всё ещё оставалась на карте Смоленской области. В этой деревне на высоком холме среди берёз на почти заброшенном кладбище похоронен мой отец. Так он распорядился перед смертью. Он захотел покоиться в родной земле, пусть даже и покинутой живыми людьми, но не забытой Богом, поскольку в этих на многие километры безлюдных местах расцвела дикая природа со своими дикими обитателями. Когда-то здесь кипела жизнь со страстями, любовью, бедами и радостями. Испытала эта земля и страшные трагедии, связанные с войнами, в том числе с нашествием наполеоновских и фашистских полчищ. Но враг всегда изгонялся из русской земли и уничтожался. В настоящее время слуги сатаны под лозунгами внедрения так называемой западной демократии пытаются вновь превратить российский народ в своих рабов, прибегая к мерзким, низменным методам, используя при этом санкции и услуги предателей интересов российского народа, оплачивая им подрывную деятельность внутри страны. Этим силам из-за скудности мозгов, из-за незнания опыта истории не доходит понимание того, что все их потуги напрасны, а, напротив, ведут к усилению России и патриотизма её народа, ведут к активизации умственных и физических сил людей, которые хотят жить в своём независимом и могущественном государстве.

Через некоторое время я въехал на дорогу Рудня-Демидов. В стороне от неё в небольшой деревне, которая уже не только вычеркнута из списка живых, но и исчезла с географических и административных карт, родился будущий Герой Советского Союза Михаил Алексеевич Егоров. 30 апреля 1945 года он вместе с другом Мелитоном Кантария водрузил над куполом Рейхстага Знамя Победы. Егоров был простым русским человеком, прошедшим всю Великую Отечественную войну с мыслями об освобождении своей родной земли от фашистской нечисти и о том, что он для этого не пожалеет своей жизни.

Когда я въехал в районный центр город Рудня, то почувствовал желание побывать в доме-музее Михаила Алексеевича Егорова, в котором герой жил после войны. Вскоре я оказался возле его дома, где меня приветливо встретила дочь легендарного человека — Ирина Михайловна. Я представился и сразу же рассказал ей историю из своего детства.

Эта история произошла 9 мая 1962 года. В то время я жил вместе с родителями в маленькой деревушке. В День Победы мы пришли в центральное село на праздничные мероприятия. Возле памятника погибшим воинам я увидел человека с золотой звездой на груди, он мне улыбался. Я подбежал к нему и спросил: «Дядя, вы герой? Можно я потрогаю вашу звезду?». Мужчина погладил меня по головке и в свою очередь задал несколько вопросов: как меня зовут, сколько мне лет и кто из моих родственников погиб на войне? Я без запинки ответил, что зовут меня Валера, мне семь лет и что в 1944 году погиб мой дед Кузьма, который похоронен в братской могиле под Витебском вместе с Героем Советского Союза Анатолием Угловским. После моего ответа мужчина снова улыбнулся и сказал: «Я, Михаил Егоров, герой, как и твой дед и как все те, кто боролся против фашизма и изгонял эту проклятую чуму с нашей земли. Помни о нас и, когда вырастешь, напиши о нас и о войне правдивую книгу. А твой дед Кузьма Трофимович был моим другом и не раз спасал мне жизнь, заслоняя собой от взрывов снарядов и пуль».

Ирина Михайловна, выслушав мой рассказ, улыбнулась.

— Да, мой папа был простым, добрым и любящим свою страну человеком. Любил он работать на земле. Своими руками посадил сад, разводил кроликов, выращивал кур и свиней. Отец больше думал о людях, чем о себе, помогал им чем мог. С гармонью своей не расставался и, конечно, как русский человек, любил посидеть в весёлых компаниях.

Ирина Михайловна открыла музей и пригласила меня в него войти. В доме было чисто и уютно. На стенах и возле них находились экспонаты, рассказывающие о жизни легендарного человека. Была здесь и знаменитая гармонь, в которой, возможно, осталась жить часть души героя.

Я обошёл все комнаты просторного дома и в конце экскурсии сделал памятную запись в книге для гостей. После этого Ирина Михайловна ещё долго рассказывала мне о своём отце.

Тепло распрощавшись с дочерью героя, я продолжил путь в Витебск, думая о смоленской земле и о её знаменитых людях. Хоть сама эта земля и не отличалась своим плодородием, но зато она родила много знаменитых людей, таких, как композитор Михаил Глинка, писатель и дипломат Александр Грибоедов, писатели Борис Васильев и Александр Беляев, поэты Михаил Исаковский и Александр Твардовский, артисты кино и театра Юрий Никулин, Анатолий Папанов, Людмила Касаткина, путешественник Николай Пржевальский, флотоводец Павел Нахимов, авиаконструктор Семён Лавочкин, первый в мире космонавт Юрий Гагарин, знаменосец Великой Победы Михаил Егоров. Рождает смоленская земля и простых людей, которых Бог наделяет прекрасной душой, работящими руками и светлой головой.

Подъезжая к городу Витебску, который стал для меня второй родиной, я принял окончательное решение написать книгу о своём смоленском земляке, Герое Советского Союза Михаиле Егорове.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

У каждого народа есть своя судьба. Есть она и у каждого отдельно взятого человека. Из судеб людей складывается история страны, история Земли. Путь судьбы зависит от воли и души человека. Души вместе с сознанием, как живые субстанции, посылаются людям Небесами. Возможно, где-то во Вселенной крутится невидимый барабан, из которого вылетают частицы, устремляющиеся к Земле с уже заданной душой для каждой зарождающейся жизни в утробе женщины. Бог, осуждая прерывания такой жизни на ранней стадии, тем не менее даёт возможность женщине до определённого момента решать самой судьбу плода и тем самым вмешиваться в эволюцию жизни на Земле. Быть может, прерывая беременность, женщина не даёт появиться на свет будущему добродетельному лидеру или гению, и, быть может, этим пользуется дьявол, который побуждает женщин не рожать такие личности, а, напротив, являть на свет злодеев, призванных на земле сеять беды, страдания и смерть.

Мария Алексеева, уверенная в себе женщина с правильными приятными чертами лица, под влиянием какой-то волнующей силы посмотрела на небо и в одном из облаков увидела лик Бога и мгновенно внизу живота почувствовала приятное сладкое колыхание. Мария воткнула в землю лопату и, не спеша, осторожно пошла в дом. Жила Алексеева в Союзе Советских Социалистических Республик на окраине Смоленской области в небольшой деревушке, но женщина знала, что её Родина — великая держава, которой в разные времена управляли разные деятели, и какими бы они не были — жёсткими, мягкими, мудрыми и не очень — в час беды всегда верили в свой народ и надеялись на его преданность государству. И народ всегда вставал на защиту своей Родины.

Жила Мария в месте, где природа была прекрасна своей простотой, но обладала притягательной силой, заставляющей людей жить в этих местах с рождения и до смерти, продляя свой русский род. И Мария, прекрасная своей простотой и женственностью, шла по обычному жизненному пути для здешних мест: родиться, выучиться грамоте, выйти замуж, нарожать много детей, поставить их на ноги, привить любовь к Родине, научить их добросовестно трудиться на благо страны и народа, наполнить их души добротой, нежностью и верой в несокрушимость своего Отечества. Сделать это для Марии, как и для большинства женщин необъятной страны, было не так уж и трудно, поскольку все эти качества передавались из поколения в поколение по крови. Марии они тоже передались. Женщине-матери только и надо было своим добросовестным трудом, любовью к людям, природе, Родине показать детям, как правильно жить на земле. Это она и делала. Мария являлась примером верности и любви и во взаимоотношениях со своим глухонемым мужем Алексеем, недостаток здоровья которого восполнялась прекрасной душой. Женщина передавала своим детям радость, гордость за свою Родину, поскольку знала, что её великая страна не агрессор, не завоеватель чужих территорий и богатств, однако если враг осмеливался испытать на прочность великое государство, то ему не было пощады. Нечисть безжалостно уничтожалась. Об этом знали и Мария со своей семьёй, и все другие люди, живущие в местах, которые лежали на пути к Москве, где происходили исторические сражения за независимость и жизнь Родины. Эти битвы всегда заканчивались победой над врагами. То, что Российское государство было непобедимым, знал и весь остальной мир. Это стало истиной. И русская женщина Мария с прекрасной душой удивлялась, почему находились слуги дьявола, которым снова и снова приходилось доказывать эту истину.

Мария ещё раз посмотрела на небо, где облако с ликом Бога уже слилось с другими облаками, перекрестилась, после чего знаками и губами сказала мужу:

— Позови соседку, у меня начинаются роды.

Женщина на минуту остановилась возле берёзы, посаженной ещё её дедом в давние времена, обняла божественное создание, которое уже ожило после зимней спячки, демонстрируя всей округе появление нежных зелёных ростков, обновлённой бесконечной жизни. После этого, окинув взглядом не до конца досаженный картошкой участок земли, вошла в свой дом под соломенной крышей.

ГЛАВА ВТОРАЯ

За тридцать четыре года до рождения Егора Алексеева в австрийском городе Браунау-на-Инне близ границы с Германией Клара Гитлер, родители которой были крестьянами, явила на свет мальчика Адольфа. Очевидно, в данном явлении не обошлось без сатаны. Клара за год до этого события потеряла в течение месяца троих детей. Поэтому можно предположить, что её любовь к рождённому мальчику, основанная на страхе потерять его и на страхе перед мужем-деспотом, полностью подчинившим её своим прихотям, приобрела извращённые формы. Впоследствии в семье Гитлера родился ещё один мальчик, который прожил всего лишь несколько лет, и сестра Паула, дожившая до зрелого возраста.

Воспитание Адольфа в семье происходило на фоне унижений, оскорблений и избиений матери деспотичным отцом. Доставалась изрядная порция унижений и сыну, который из-за страха перед отцом не мог поделиться своими переживаниями с матерью. Мальчик замкнулся в себе и потом, по мере развития, Адольф всё больше и больше стал проявлять черты характера, отличающиеся от общераспространённых. Он не стремился к прилежности, не умел владеть собой, в любых ситуациях проявлял упрямство, самовольство, по незначительному поводу мог вспылить. Уже в молодости у Гитлера проявлялись ярко выраженные психопатические черты. Он ненавидел всё, что его окружало, со всеми был в напряжённых, натянутых отношениях.

Учась во втором классе школы католического монастыря, Гитлер впервые увидел свастику, которая осталась в его сознании на всю жизнь. С одиннадцати лет Адольф стал делать лишь то, что ему нравилось. Школьные предметы, кроме географии, истории, физкультуры и рисования, он игнорировал. Единственное, что его сильно увлекло в юношеские годы, было рисование. Он успешно стал продавать свои картины и до Первой мировой войны работал художником. От службы в Австрийской армии Гитлер уклонялся. Он не хотел находиться в одном строю с чехами и евреями, но мечтал умереть за германский рейх. В результате Адольфа признали непригодным к службе в австрийской армии по состоянию здоровья. Несмотря на это Гитлер добровольцем ушёл на Первую мировую войну в составе германских войск, где дослужился до ефрейтора и был награждён Железным крестом второй степени и Крестом с мечами за боевые заслуги. Его считали смелым, отличным солдатом и хорошим товарищем. Гитлер всё больше увлекался политикой, занялся самообразованием и вскоре стал свободно говорить по-французски и по-английски. В то же время у него продолжала расти ненависть к евреям и коммунистам, ненавидел он и французов. Первых он считал виновниками всех бед, поскольку они, обладая большими деньгами, всеми управляли. С коммунистами Гитлер коренным образом расходился во взглядах на построение будущего мира. Что касается французов, то он не мог простить им позора Версальского договора в Первую мировую войну, поставившего Германию на колени. Позднее, придя к власти благодаря ораторским способностям и целенаправленным действиям, и, став фюрером и рейхсканцлером Германии, Гитлер стал готовить страну к войне за мировое господство. В этот период была ликвидирована безработица, оказывалась помощь малоимущему населению, поощрялись спортивные мероприятия, развивалась промышленность. Население обрабатывалось в духе реваншизма за проигранную Первую мировую войну. В этот же период были запрещены коммунистическая и другие партии, ликвидированы профсоюзы, строились новые концентрационные лагеря для противников политики Гитлера. В Германии начались массовые преследования евреев и цыган. Одновременно Гитлер создал миллионный вермахт с танковыми войсками и авиацией. После этого присоединил к Германии Австрию и Чехословакию, поддержал франкистов во время Гражданской войны в Испании. 23 августа 1939 года Гитлер заключил Договор о ненападении с Советским Союзом, а 1 сентября Германия напала на Польшу и за сентябрь месяц оккупировала её территорию. Это нападение на Польшу ознаменовало начало Второй мировой войны. Позже, в апреле-мае 1940 года, Германия захватила Норвегию, Данию, Голландию, Люксембург и Бельгию. В июне немецкие войска вошли в Париж, что привело к капитуляции Франции. Весной 1941 года Германией были оккупированы Греция и Югославия. На очереди был Союз Советских Социалистических Республик, война с которым была уже предрешена. Гитлер ещё раньше в своей пресловутой книге «Майн кампф» писал: «Если мы хотим создать нашу великую германскую империю, мы должны прежде всего вытеснить и истребить славянские народы — русских, поляков, чехов, словаков, болгар, украинцев, белорусов». Начальник Партийной канцелярии, личный секретарь фюрера рейхсляйтер Борман, поддакивая своему соратнику, говорил: «Славяне должны работать на нас. В той мере, в какой они нам не нужны, они могут вымирать. …Размножение славян нежелательно… Образование опасно. Для них достаточно уметь считать до ста».

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Егор расправил плечи, глубоко вздохнул, посмотрел на мощную высокую берёзу, растущую возле своего неказистого дома, и вдруг почувствовал нестерпимое желание забраться на самую верхушку белой красавицы и оттуда, с высоты, посмотреть на родные места. Парень, подчиняясь воле души, легко залез сначала на нижний сук дерева, а потом также легко добрался до верхней ветки, способной выдержать человека, и замер от восторга: сквозь нежную зелень открылся завораживающий вид на родную землю с обычным, но таким милым для сердца пейзажем лозовых зарослей, ольховых и осиновых перелесков, разбросанных среди колхозных полей и, конечно, берёзовых рощ. На северо-восточном направлении от деревни начинался настоящий лес с болотами, лесными дарами и дикими животными. Егор впал в оцепенение, не замечая этого. Лишь жаворонок, поднявшийся высоко в небо над близлежащим полем, своей неповторимой песней вывел парня из гипнотического состояния. В душе подростка прокатилась приятная волна, дошедшая до сознания. Егор спустился на землю, обнял берёзу с ощущением того, что он обнимает Россию и принял решение посвятить свою жизнь маленькой частичке своей страны — родному уголку.

Рослый Егор, обладающий притягательной внешностью, вошёл в дом, где за большим столом сидели его родители, братья и сёстры, важно уселся на своё место, взял краюху хлеба и ложку, которой подцепил из сковородки картошку с жареным салом и, поймав на себе любопытные взгляды родных глаз, серьёзно сказал:

— Отвечаю на ваш вопрос, что я делал на берёзе? Там, на её верхушке, я принял первое важное самостоятельное решение в своей жизни. Я окончил семь классов и считаю, что этого мне достаточно для жизни здесь, в родных местах. До девятнадцати лет я буду работать в колхозе и помогать вам, дорогие родители, по хозяйству. Потом я, конечно, отслужу в армии, а после неё снова вернусь в родной дом.

После этих слов Егора глаза отца и матери засветились счастьем и гордостью за сына. Мария вытерла рукавом кофты побежавшую по щеке слезинку и улыбнулась.

— Сынок, мы рады твоему решению и с сегодняшнего дня я и папа будем спокойны за твои самостоятельные действия. Нас, конечно, интересует вопрос, кем ты хочешь работать в хозяйстве?

— Для начала в летний период я мог бы пасти колхозный скот, — парень настороженно обвёл взглядом большое семейство, — а потом, я надеюсь, для меня найдётся место на здешнем торфопредприятии.

Алексей Николаевич, внимательно смотревший на сына, стал жестикулировать руками и шевелить губами:

— Молодец, сын! Первую получку можешь потратить на себя.

Через месяц Егор Алексеев получил первую заработную плату. По этому поводу вечером при свете керосиновой лампы был созван семейный совет. Глаза родных людей с вопросительным взглядом вновь устремились на Егора. Парень поднялся с табуретки и замаячил между столом и печкой. Когда его хождение затянулось, старший брат Николай, потеряв терпение, хлопнул в ладоши.

— Не мельтеши и не томи.

Егор резко остановился и выпалил:

— Хочу гармонь и велосипед. От них, я думаю, будет всем польза.

Всё большое семейство с облегчением вздохнуло. Мария улыбнулась

— Хотя ты специально музыке и не учился, но на гармони играть у тебя здорово получается. От неё будет польза для всех. Хотя есть и определённые опасения: гармонь может завести в блуд.

Егор улыбнулся

— Постараюсь идти ровной дорогой к светлому будущему.

— Так уж и быть, — Николай хлопнул брата по плечу, — к этому светлому будущему можешь ехать на велосипеде. Смотришь, и мы с тобой до него доедем. В следующие выходные вместе поедем в город, выберем тебе велосипед и гармонь.

Егор склонил голову перед родными людьми. Мария, светясь от радости, скомандовала:

— Всем спать, я через пять минут гашу лампу

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

К восемнадцати годам у Егора Алексеева сложились зрелые взгляды на жизнь. Он верил в светлое социалистическое будущее страны и ощущал на себе, что жизнь с каждым годом улучшается, несмотря на происки врагов, которые орудовали по разрушению государства где-то рядом. О предателях и вредителях он узнавал из газет и разговоров односельчан. Парень удивлялся тому, что в такой прекрасной стране есть люди, которые мешают народу и государству строить светлое будущее. Сам Егор несмотря на то, что во всех близлежащих деревнях прослыл весёлым и умелым гармонистом, был серьёзным парнем, не терпящим подлости и обмана, каждое дело делал добросовестно и основательно. Он считал, что человеку для счастья нужны только хорошая семья, работа, достаток и мир над головой. У Егора был спокойный и добрый характер, вот только девушки почему-то с осторожностью засматривались на симпатичного рослого парня с продолговатым волевым лицом, на котором ярко светились мечтательные глаза, очевидно, думая, что душа каждого гармониста требует постоянного обновления музы. Егор в какой-то степени подтверждал такие девичьи думы своими действиями, провожая вечерами после танцев и вечеринок то одну хохотушку, то другую. Доводил до порога дома и скромниц, при этом всем доходчиво объясняя свою позицию в любовных делах. Парень говорил прекрасным созданиям природы, что ему скоро в армию, что он сомневается, будут ли девушки его ждать. «Пока я отдаю долг Родине, вы повыскакиваете замуж за трактористов, агрономов, животноводов и даже пастухов. А мне что прикажете делать? Сидеть дома на печи и мечтать о той единственной, которой неизвестно когда приспичит для меня такой стать?» — так любил повторять Алексеев девушкам. В большинстве случаев провожаемые прекрасные творения с этим соглашались и позволяли Егору некоторую вольность на свиданиях при луне и под соловьиную песню. Егор не оставался в долгу, отвечая на их снисхождение проникновенными волнующими мелодиями своей гармони. Парень, обладающий музыкальным даром и имеющий возвышенную и чувственную душу, всех своих избранниц одаривал такой же любовью, как и других представительниц прекрасного пола, считая, что все женщины — это создания небес, посланные на землю для того, чтобы вдохновлять мужчин на ратные дела. Егор, глядя на каждую девушку, будь она красавица или нет, всегда находил в ней изюминку, из-за которой его душа начинала сильно волноваться и заставляла бросаться в романтическое приключение. В преддверие своего восемнадцатилетия Егор вдруг увидел в одной местной девушке по имени Настя, считавшейся затворницей, то, от чего не только его душа заволновалась, но и сердце учащённо забилось. Каждый раз при встрече с девушкой Егор робел, терял дар речи, не мог сдвинуться с места. А потом, когда Настя проплывала мимо, он начинал думать, что особенного он в ней нашёл, чем она так сильно его волнует. Однажды, когда девушка несла два ведра воды на коромысле, покачивая бёдрами, Егор понял, в чём заключается притягательная сила домоседки. Этой силой была женственная, мягкая, тёплая и в то же время ядрёная фигура девушки с толстой длинной косой до пояса, которая повторяла движения округлых бёдер Насти при ходьбе. Эта фигура говорила всем, что её обладательница создана для тёплой, уютной семейной жизни и рождения детей. Когда Егор это понял, он подумал: вот бы ему Настю в жёны. Для счастья больше никого и не надо.

Однажды вечером в середине мая, когда запели первые соловьи, уже восемнадцатилетний, — Алексеев набрался храбрости и пришёл к дому Насти, сел на лавочку под её окно и заиграл на гармони самую задушевную мелодию из своего репертуара.

Через некоторое время девушка вышла из дома, подошла к гармонисту и тихо села рядом с ним. Егор, не останавливаясь, продолжил извлекать из инструмента прекрасные звуки, боясь спугнуть неосторожным движением простую, земную и в тоже время необыкновенную девушку. Егор играл, не решаясь остановиться. Только, когда на крыльце дома кто-то загремел, давая понять, что свидание закончено, парень встал и сжал гармонь.

— Настя, можно я завтра снова приду?

— Приходи, — тихо ответила девушка и не спеша ушла в дом.

Молчаливые посиделки вечерами под гармонь двух молодых, неискушённых в любовных делах людей, длились до самого лета. За это время в душах Егора и Насти от невысказанных чувств накопилась энергия, которой требовался выход. Однажды тёплым июньским вечером, когда на западе ещё оставалась завораживающая полоска света от зашедшего солнца, когда соловьи ещё не запели свои любовные песни, Егор, придя на свидание к Насте, сыграл на гармони волнующую душу мелодию, а потом молча взял за руку девушку и увёл её к себе на сеновал. Настя безропотно подчинилась парню, зная наперёд, что произойдёт на ложе любви. Спустя некоторое время она безропотно позволила себя раздеть и целовать под сладостные слова Егора о том, что она самая прекрасная соловушка в мире, а он, Егор, соловей, который будет ей петь песни всю жизнь. В самый последний момент Настя только и успела прошептать: «Рожать детей будем после войны».

В последующие свидания энергия любви влюблённых салютом вылетала то на цветочном лугу, то над стожком сена среди поля, то снова на сеновале. Каждый раз Настя говорила о зачатии ребёночка только после войны. Егор, не удивляясь этой просьбе, всё же один раз спросил возлюбленную, не означает ли боязнь забеременеть нежеланием стать его женой в будущем. На что девушка ответила одним словом «не знаю». Больше Егор на подобные темы вопросы не задавал. Ему просто было хорошо в омуте страсти.

ГЛАВА ПЯТАЯ

В субботний июньский вечер Егор Алексеев, немного отдохнув после трудового дня на торфопредприятии, вдруг захотел побыть наедине с природой. Он, не говоря никому ни слова, взял под мышку гармонь и отправился на возвышенность с камнями, которые остались в этих местах после ледникового периода. Когда парень уселся на валун, было уже десять часов ночи. Об этом всю округу известили несколько старых самцов соловьёв, которые начали соревноваться между собой в искусстве пения, и кто больше выдаст колен. Егор, прежде чем развернуть гармонь и пробежаться по ней пальцами, стал слушать необыкновенной красоты мелодии, издаваемые этими серенькими птицами с белой грудкой. Вскоре парень убедился, что все песни старых хозяев здешних мест по красоте звучания, по набору звуков и глубине, по удивительным дробям, по имитации звуков гармони не уступают друг другу, и в этом, Егор считал, есть и его заслуга. Играя на музыкальном инструменте, в звуки, которые разлетались по округе, он вкладывал всю душу. Местные соловьи, слушая мелодии гармони, потом использовали их в своих песнях. Егор пробежался по кнопкам еще раз и подумал: только в этих местах живут такие многоголосые на двенадцать колен птицы, вдохновляющие людей на любовь, на созидание, на жизнь.

Вскоре на звуки гармони, которые сливались с песнями птиц, подтянулись девушки и парни из близлежащих деревень. Пришли на камни и Настя с Петром, что удивило Егора. Петя, который считался другом гармониста, вёл замкнутый образ жизни и редко участвовал в вечерних посиделках молодёжи. Работая в колхозе, он тоже держался в сторонке ото всех, хотя внешне выглядел привлекательным парнем с добрым задумчивым лицом.

Парни и девушки, наслушавшись очаровательных звуков гармони и трелей соловьёв, увлеклись играми. Егор, воспользовавшись моментом, подошёл к другу.

— Рад тебя видеть в нашей компании, но твоё появление на камнях меня удивило. У тебя что-то случилось?

— У меня что-то волнительно на душе, — Петя с тревогой в глазах посмотрел на гармониста, — какая-то сила вытащила меня из дома и потянула на звук твоей гармошки. Егор, у тебя разве нет в душе ощущения тревоги? Ты слышал по радио, что творится в Европе? А вдруг завтра война?

— Постучи по дереву три раза, но можешь и не стучать, поскольку немцы не осмелятся на нас напасть, им хватит и завоеванной Европы! — воскликнул Егор.

Петя стучать по дереву не стал, как и плевать через левое плечо.

— Я давно слежу за обстановкой в мире и думаю, что нашей стране скоро придёт конец.

— Ты такие мысли выбрось из головы, — Егор с удивлением и строго посмотрел на поникшего парня, — мне ты ещё о них можешь поведать, но не другим. Свою страну мы никогда никому не отдадим. Я лучше умру, но рабом фашистов быть не собираюсь. А ты?

Петя взглянул на волевое лицо друга и, ничего не сказав в ответ, скрылся в ещё не сгустившейся темноте за олешником, разбавленным тонкими белыми берёзками. Настя, слушая разговор друзей, подошла к Егору.

— Зачем ты так с ним? Он хороший, добрый, застенчивый, — девушка развернулась и побежала вдогонку за Петей.

Егор лишь покачал головой вслед возлюбленной, а потом рванул из гармошки (не соловьиные трели) и объявил притихшей компании:

— Я домой, что-то на душе стало тревожно.

Вскоре камни на возвышенности опустели, но соловьиные песни усилились. К голосам старых соловьев добавились трели молодых птиц, которые пением развлекали своих подруг, сидящих на гнёздах. Птенцы, готовые вот-вот выбраться на свободу из скорлупок, учились у отцов музыке любви, чтобы в будущем продемонстрировать уже свои неповторимые песни.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

На следующее утро Егор и его отец Алексей Данилович проснулись как всегда на рассвете, поскольку надо было дать корм поросёнку, курам, кроликам, напоить корову и выгнать её в поле, отбить косу, вычистить хлев и выполнить много других работ по хозяйству.

Справившись с основной работой, мужчины вернулись в дом, где их уже ждал омлет с салом из русской печки, приготовленный Марией Николаевной. Позавтракав, отец посмотрел на сына и знаками сказал:

— У меня папиросы заканчиваются, а у тебя ноги пошустрее моих будут, сбегай-ка за пополнением запасов.

Егор выскочил из-за стола

— В магазин ходить — моё любимое занятие. Тем более, что и у меня папиросы закончились.

Мария Николаевна с укором посмотрела на сына:

— Ты бы, Егор, куревом не увлекался. Разве от него польза. Вон батька твой как закурит, так его сразу кашель пробирает.

— Я много не курю, всего несколько папиросок в день.

— Это сейчас, а потом и пачки будет мало.

— Ладно, поживём увидим.

Мария Николаевна сначала недовольно покачала головой, а потом хитро улыбнулась.

— Сынок, за куревом ты всегда успеешь сбегать, а вот кто мне крыльцо обещал доделать сегодня, прямо и в толк не возьму.

Парень посмотрел на отца, тот закивал головой и замахал руками, говоря тем самым, что готовь, сын, инструменты, будем доделывать объект.

В магазин Егор выбрался только к двенадцати часам и на подходе к нему заметил возле столба с громкоговорителем с десяток человек, застывших в ожидании чего-то. Парень, увидев среди них друга Петьку, кивнул ему головой.

— Что ждём? Манну небесную?

— Ага, — сказал Петька с каким-то весельем в голосе, — сейчас будет выступать народный комиссар иностранных дел Молотов.

В это время из динамика раздались страшные слова, разделившие настоящее время на счастливое прошлое и на неизвестное будущее. Егор, услышав голос наркома, открыл рот и застыл в напряжении.

«Граждане и гражданки Советского Союза!

Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковав нашу границу во многих местах и подвергнув бомбежке из своих самолетов наши города — Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие. Налеты вражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской стороны и со стороны Финляндии.

Это неслыханное нападение на нашу страну, несмотря на наличие договора о ненападении между СССР и Германией, является беспримерным в истории цивилизованных народов. Вся ответственность за это нападение на Советский Союз целиком и полностью падает на германское фашистское правительство.

Уже после совершившегося нападения германский посол в Москве Шуленбург в 5 час. 30 минут утра сделал заявление мне, как народному комиссару иностранных дел, от имени своего правительства, что Германское правительство якобы было вынуждено принять военные контрмеры в связи с концентрацией вооруженных сил Красной Армии у восточной германской границы.

В ответ на это мною от имени Советского правительства было заявлено, что до последней минуты Германское правительство не предъявляло никаких претензий к Советскому правительству, и что Германией совершено нападение на СССР, несмотря на его миролюбивую позицию, и что тем самым фашистская Германия является нападающей стороной.

По поручению Правительства Советского Союза я должен заявить, что ни в одном пункте наши войска и наша авиация не допустили нарушения границы, и поэтому сделанное сегодня утром заявление румынского радио, что якобы советская авиация обстреляла румынские аэродромы, является сплошной ложью и провокацией.

Теперь, когда нападение на Советский Союз уже совершилось, Советским правительством дан приказ нашим войскам отбить нападение и изгнать германские войска с территории нашей Родины.

Правительство Советского Союза выражает непоколебимую уверенность в том, что наша доблестная армия и флот и смелые соколы советской авиации с честью выполнят долг перед Родиной, перед советским народом и нанесут сокрушительный удар по врагу.

Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!».

Егор после услышанного ещё несколько минут стоял неподвижно, потом он посмотрел на Петра и, увидев у того в глазах какую-то затаённую мечту, подумал, что в этот миг его собственные прежние мечты и цели исчезли. Вместо них сознание заполнили мысли о том, как мог кто-то осмелиться напасть на великую державу, но этот кто-то, в данном случае гитлеровская Германия, ставшая в одночасье врагом, будет разгромлен войсками Красной Армии и изгнан с советской земли. Потом в сознании Егора засела одна единственная мысль о том, что он, не задумываясь, отдаст свою жизнь за свободу и независимость своей Родины. Его душа была переполнена чувством наивысшего патриотизма. Егор был уверен, что такие же чувства испытывает и весь советский народ. Парень невольно посмотрел на своего друга, который как-то странно, бочком, отдалился от стоящих вокруг столба с динамиком сельчан, а потом засеменил в сторону своего дома. Егор быстро, глубокими затяжками выкурил последнюю папиросу «Беломорканал», посмотрел на земляков, которые ещё до конца не осознали начавшуюся трагедию своей страны, и, веря в быстрое уничтожение врага, зашёл в магазин, где на все имеющиеся деньги купил соли, сахара и в последнюю очередь папирос для отца, а потом, ещё поговорив с людьми о войне, вернулся домой.

Мария Николаевна и Алексей Данилович, в напряжении стоявшие на отремонтированном крыльце, встретили сына с немым вопросом: что произошло?

Егор раскрыл пачку «Беломорканала», достал оттуда две папиросы, одну из них отдал отцу, другую закурил сам и сказал:

— Война

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Гитлер принял решение напасть на СССР ещё в конце мая 1940 года, когда в беседах с высокопоставленными чинами вермахта и на совещаниях рейхсканцелярии стал говорить о деле всей своей жизни — уничтожении большевизма. Гитлер говорил: «Русская проблема будет решена наступлением. Следует продумать план предстоящей операции».

18 декабря 1940 г. директива №21 под названием план «Барбаросса» была завизирована А. Йодлем и В. Кейтелем и подписана Гитлером. Перед этим Гитлер писал: «…Германские вооруженные силы должны быть готовы разбить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании ещё до того, как будет закончена война против Англии». После этой директивы началось введение в заблуждение руководства СССР по поводу сроков возможного нападения Германии на Советский Союз. Дезинформация велась как дипломатическими методами, так и замаскированными перемещениями войск вермахта на восток. В целях предотвращения утечки, солдатам внушали, что они едут на отдых или отправятся через территорию СССР для боевых действия против Британской Индии. Гитлер до поры до времени держал в неведении относительно планов нападения на Советский Союз и своих союзников, которыми были Италия, Румыния, Словакия, Венгрия, Финляндия, Хорватия.

Ранним утром 22 июня 1941 года в 4 часа 00 минут после мощной артиллерийской подготовки началось вторжение фашистской Германии на территорию СССР в трёх направлениях: на Ленинград, на Москву и Киев. Фронт наступления составил три тысячи километров. Ещё до начала войны министр пропаганды Геббельс писал: «Фюрер считает, что акция продлится примерно 4 месяца, я считаю, что меньше. Большевизм рухнет, как карточный домик. Мы стоим перед беспримерным победоносным походом. Нам надо действовать… Сотрудничество с Россией было собственно пятном на нашей чести. Ныне оно будет смыто. То, против чего мы боролись всю свою жизнь, теперь будет уничтожено. Я говорю это фюреру, и он полностью со мной соглашается… Фюрер говорит: правы мы или не правы, мы должны победить. Это единственный путь. И он правильный, нравственный и необходимый. И если мы победим, то кто спросит нас о методах. На нашей совести столько всего, что мы должны победить, иначе весь наш народ и мы во главе всего того, что нам дорого, будем уничтожены. Итак, за дело!…».

Так началась Великая Отечественная война. Против СССР было брошено в общей сложности в первом стратегическом эшелоне более ста пятидесяти дивизий с численностью солдат более четырёх миллионов.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Остаток дня 22 июня 1941 года молодой Алексеев провёл как в тумане. Парень встречался с друзьями, односельчанами, ходил в контору колхоза. Везде говорили только о войне, но паники ни у кого не было. К вечеру Егор уже знал, что его по возрасту не возьмут в армию и поэтому он не сможет воевать с врагом лицом к лицу. Это огорчало парня, мысли которого крутились вокруг одного, как помочь Родине в трудную минуту? Он решил, что будет с удвоенной силой трудиться на предприятии для блага страны, помогая тем самым Красной Армии в борьбе с фашистским агрессором.

На следующий день Егор, проснувшись как обычно рано, и, нежась пять минут с закрытыми глазами в кровати, думая о предстоящем дне, о своём будущем, вдруг почувствовал в душе какое-то тревожное волнение. Егор открыл глаза и сразу всё вспомнил. В голове завертелось одно слово: «война, война, война». Когда Егор вышел на улицу, то услышал женский плач, разносившийся по всей деревне. Парень понял, что это женщины провожают на войну своих мужей, отцов и сыновей. Паники в деревне по-прежнему не было. Мужчины уходили на фронт. Ушёл на войну и старший брат Егора, обещая скорую победу и скорое возвращение домой. Этому все верили. Верил в победу и Егор. Совинформбюро сразу же стало передавать сводки с фронта. Так, сводка Главного Командования Красной Армии за 23 июня сообщала: «В течение дня противник стремился развить наступление по всему фронту от Балтийского до Чёрного моря…, но успеха не имел.

Все атаки противника на Владимир-Волынском и Бродском направлениях были отбиты с большими для него потерями…

На Белостокском и Брестском направлениях после ожесточённых боёв противнику удалось потеснить наши части прикрытия и занять Кольно, Ломжу и Брест.

Наша авиация вела успешные бои, прикрывая войска, аэродромы, населённые пункты и военные объекты от воздушных атак противника и содействуя контратакам наземных войск. В воздушных боях и огнём зенитной артиллерии в течение дня на нашей территории сбит 51 самолёт противника; один самолёт нашими истребителями посажен на аэродром в районе Минска.

За 22 и 23 июня нами взято в плен около пяти тысяч германских солдат и офицеров. По уточнённым данным за 22.VI всего было сбито 76 самолётов противника, а не 65, как это указывалось в сводке Главного Командования Красной Армии за 22.VI.41 г.».

В первые дни войны деревня, оставшаяся без мужчин призывного возраста, притихла. Тихо пока было и во всей округе. Но 25 июня Егор услышал первые страшные звуки войны. В этот день со стороны Витебска стали доноситься глухие взрывы бомб, и все деревенские жители поняли, что война совсем рядом. А в середине июля фашисты уже хозяйничали на любимой земле Егора. Немцы занимали дома, выгоняя их владельцев с семьями на улицу, вынуждая людей жить в землянках и в сараях, при этом забирали у них скот, курей. Фашисты сразу же стали устанавливать свои порядки, привлекая к этому предателей, уголовников из числа оккупированного населения. Деревенские люди вдруг увидели в своём окружении земляков с повязками полицаев, которые стали лютовать похлеще фашистов. Таких предателей советской Родины было немного, но они были. Люди также почувствовали и мощь Красной Армии, когда 14 июля услышали залпы реактивных смертоносных для врага снарядов, запущенных по скоплению вражеских сил в городе Рудня.

Алексеев жил в деревне, которая близко примыкала к лесу. В такие места немцы заглядывать боялись, а вот полицаи регулярно наведывались и демонстрировали свою власть, пугая местных жителей расправами и угоном молодых людей в Германию в рабство. Егор понял, что в такой обстановке он не сможет дальше жить. Когда он услышал очень важную и ожидаемую для всего советского народа сводку Совинформбюро об обстановке под Москвой по радио в доме одного из колхозников, то решил уйти в партизаны, чтобы помочь Красной Армии быстрее победить врага. В той сводке говорилось:

«Провал немецкого плана окружения и взятия Москвы.

Поражение немецких войск на подступах к Москве».

С 16 ноября 1941 года германские войска, развернув против Западного фронта 13 танковых, 33 пехотных и 5 мотопехотных дивизий, начали второе генеральное наступление на Москву.

Противник имел цель — путём охвата и одновременного глубокого обхода флангов фронта — выйти там в тыл, окружить и занять Москву. Он имел задачу занять Тулу, Каширу, Рязань и Коломну — на юге, далее — занять Клин, Солнечногорск, Рогачев, Яхрому, Дмитров — на севере — и потом ударить по Москве с трех сторон и занять её. Для этого были сосредоточены против нашего правого фланга, на Клинско-Солнечногорско-Дмитровском направлении, — третья и четвёртая танковые группы генералов Гоота и Хюпнера в составе 1-ой, 2-ой, 5-ой, 6-ой, 7-ой, 10-ой и 11-ой танковых дивизий, 36-ой и 14-ой мотопехотных дивизий, 23-й, 106-ой и 35-ой пехотных дивизий; против левого фланга, на Тульско-Каширско-Рязанском направлении, — вторая бронетанковая армия генерала Гудериана в составе 3-ей, 4-ой, 17-ой и 18-ой танковых дивизий, 10-ой и 29-ой мотопехотных дивизий, 167-ой пехотной дивизии; против центра действовали 9-ый, 7-ой, 20-й, 12-ый, 13-ый и 43-ий армейские корпуса, 19-ая и 20-ая танковые дивизии противника.

До 6 декабря наши войска вели ожесточённые оборонительные бои, сдерживая наступление ударных фланговых группировок противника и отражая его вспомогательные удары на Истринском, Звенигородском и Наро-Фоминском направлениях. В ходе этих боёв противник понёс значительные потери. С 16 ноября по 6 декабря по далеко неполным данным нашими войсками было уничтожено и захвачено, не считая действий авиации, танков — 777, автомашин — 534, орудий — 178, миномётов — 119, пулемётов — 224; потери противника убитыми — 55.170 человек.

6 декабря 1941 года. В результате начатого наступления обе эти группировки разбиты и поспешно отходят, бросая технику, вооружение и неся огромные потери…

После перехода в наступление, с 6 по 10 декабря, частями наших войск занято и освобождено от немцев свыше 400 населённых пунктов.

С 6 по 10 декабря захвачено танков-386, автомашин — 4.317, мотоциклов — 704, орудий — 305, минометов — 101, пулемётов — 515, автоматов — 548.

За этот же срок нашими войсками уничтожено, не считая действий авиации, танков — 271, автомашин — 565, орудий — 92, миномётов — 119, пулемётов — 131.

Кроме того, захвачено огромное количество вооружения, боеприпасов, обмундирования и разного другого имущества. Немцы потеряли на поле боя за эти дни свыше 30.000 убитыми.

В итоге за время с 16 ноября по 10 декабря сего года захвачено и уничтожено, без учёта действий авиации, танков — 1.434, автомашин — 5.416, орудий — 575, миномётов — 339, пулемётов — 870. Потери немцев, только по указанным выше армиям, за это время составляют свыше 85.000 убитыми.

Сведения эти неполные и предварительные, так как нет пока возможности подсчитать ввиду продолжающегося наступления, все трофеи». Германское информационное бюро писало в начале декабря: «Германское командование будет рассматривать Москву как свою основную цель даже в том случае, если Сталин попытается перенести центр тяжести военных операций в другое место. Германские круги заявляют, что германское наступление на столицу большевиков продвинулось так далеко, что уже можно рассмотреть внутреннюю часть города Москвы через хороший бинокль».

Теперь уже бесспорно, что этот хвастливый план окружения и взятия Москвы провалился с треском. Немцы здесь явным образом потерпели поражение.

Немцы жалуются на зиму и утверждают, что она помешала им осуществить план занятия Москвы. Но, во-первых, настоящей зимы ещё нет у нас под Москвой, ибо морозы достигают здесь не более 3 — 5 градусов. Во-вторых, жалобы на зиму означают, что немцы не позаботились снабдить свою армию тёплым обмундированием, хотя они на весь мир прокричали, что давно уже готовы к зимней кампании. А не снабдили они свою армию зимним обмундированием потому, что надеялись кончить войну до наступления зимы. Надежды немцев, как видно, не оправдались. Здесь был допущен ими серьёзный и опасный просчёт. Но просчёт в немецких планах никак уж нельзя объяснить зимними условиями кампании. Не зима тут виновата, а органический дефект в работе германского командования в области планирования войны».

Алексеев, воодушевлённый победами Красной Армии, однажды весенним вечером собрал своих друзей у себя дома. Когда молодые ребята при тусклом освещении лампы за плотно занавешенными окнами уселись за стол, Егор тихо произнёс:

— Настало время подаваться в лес. Мне один знающий человек из деревни намекнул, что недалеко от наших мест есть партизанский отряд, который уже успешно воюет с врагом. Нам, молодым и крепким парням, негоже сидеть сложа руки и ждать освобождения. Мы должны найти этот отряд и влиться в его ряды (Алексеев поднял руку), о нашем сегодняшнем разговоре — молчок. Тех, кто согласиться отправиться со мной в отряд, я буду ждать через два дня здесь в это же время.

Ребята поддержали предложение Егора и в течение следующего часа все вместе решали, что взять с собой в лес. Перед расставанием Алексеев спросил у присутствующих о Петре, которого давно уже не было видно в деревне. Один из парней сказал, что Петю недели две назад видели в Рудне в обществе полицаев улыбающимся и здоровым. Егор в ответ на эту информацию лишь в задумчивости покачал головой.

Через два дня, когда западный горизонт погрузился в темноту, в дом к Алексеевым вошло шестеро ребят с увесистыми мешками, приспособленными под рюкзаки. Егор, пожимая каждому руку, спрашивал, взял ли тот с собой метрики. Потом, уточнив план действий, ребята вышли на окраину деревни, где их уже поджидал пожилой крестьянин Иван — связной партизан. Егор на прощание посмотрел на оставшуюся позади деревню, выглядевшую в сгущающей темноте страшным призраком, и вдруг подумал о Насте. С того памятного вечера накануне войны он больше с девушкой не встречался. Ни он, ни она так и не поняли почему их огненный фонтан любви так быстро погас. Егор посмотрел на звёздное небо и подумал: небеса поступили правильно. Он и Настя совершенно разные люди. И в подтверждение этого Настя, чуть позже с их последней встречи, нашла утешение в объятиях такого же затворника с замком на душе, как и она сама, Петра. В то, уже военное, лето им, очевидно, было уютно обитать в их собственном мире. Егор попытался в темноте разглядеть дом бывшей возлюбленной. Интересно, о чём она сейчас думает, что чувствует в связи с внезапным исчезновением Петра из деревни? У Егора в душе защемило, но парень быстро справился со своей сентиментальностью и шагнул в другую жизнь вслед за друзьями.

Целую ночь ребята шли через чащобы, заболоченные места, пока не услышали окрик: «Стой, кто идёт?». Связной мужчина назвал пароль, и вскоре деревенские парни оказались на территории партизанского отряда.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Через некоторое время Иван построил ребят в одну шеренгу перед землянкой командира отряда и проговорил:

— Сейчас с вами встретится сам Григорьев, поэтому вид держите бодрый и боевой.

В этот момент из землянки вышел плотный мужчина среднего роста, одетый в тулуп, шапку и сапоги. Мужчина подошёл к ровному строю из семи человек и улыбнулся.

— Здорово, молодёжь! По вашему виду не скажешь, что вы целую ночь по дебрям добирались до нас. Выглядите орлами, — Григорьев посмотрел на Алексеева, — а ты, наверное, Егор, с гармонией. Это хорошо. Будешь нам концерты устраивать. Но это сейчас не главное, а главное на сегодня — уничтожать фашистскую гадину и ее прихлебателей полицаев на каждом шагу. Я в вас верю. Вы, находясь в оккупации, не запятнали чести советского человека и здесь в отряде, надеюсь, докажете, что вы патриоты своей Родины. Однако, я должен вас предупредить: если кто из вас проявит трусость при выполнении боевого задания или станет предателем, то пощады пусть не ждёт. Вам ещё нет девятнадцати лет, поэтому до достижения этого возраста вы пока будете выполнять различные хозяйственные работы и, конечно, изучать боевое дело, -командир оценивающе посмотрел на молодых людей, — слушай первое задание. Приказываю за три дня построить для себя землянку. На первых порах вы поступаете в подчинение опытного партизана Голубева Кузьмы Трофимовича, который не один раз уже нюхал порох, уничтожая фашистов. Ну, а старшим вашей семёрки, которую я пока сохраню, будет Егор Алексеев. Хочу также отметить, что в отряде поддерживается строгая дисциплина, как в действующей армии. Наши бойцы ходят в наряды, в разведку, успешно выполняют боевые задания и соблюдают бдительность, поскольку в отряд могут проникнуть враги и диверсанты. В заключение хочу вам пожелать удачи и дожить до нашей победы. Если возникнут вопросы, обращайтесь к бойцу Голубеву, — командир прошёл вдоль строя ребят и пожал каждому из них руку.

После небольшого отдыха Егор и его команда прошлись по лагерю, изучая жильё партизан, знакомясь с их бытом и распорядком жизни в лесу. Бойцы дружелюбно встречали ребят и охотно делились с ними своим опытом.

На следующий день рано утром, вооружившись лопатами, топорами и распределив обязанности, молодое пополнение приступило к сооружению землянки. Егор с двум членами команды взял на себя рубку деревьев для сруба, один парень должен был насобирать камней, трём остальным предстояло выкопать котлован под будущее жильё. Партизаны отряда не вмешивались в творчество ребят, которые справились с заданием за два с половиной дня.

Когда парни убирали последний мусор из своего жилья, к ним пришёл командир отряда, который осмотрел сооружение, довольно улыбнулся и спросил:

— И кто же вам подсказал такую конструкцию?

Один из парней кивнул на Егора. Старший команды расправил плечи.

— Моя семья построила новый дом. Тогда я и научился махать топором.

— Я, как командир, вашу землянку утверждаю. Мне особенно понравилась в ней печка, сделанная в земляной стене с камнями и отдельным дымоходом, поэтому, я так думаю, в вашем жилище не будет дымно, а камни долго будут держать тепло. Понравились мне отдельная прихожая и оригинальная крыша из камыша. Одним словом — молодцы.

Егор от такой похвалы сказал первое, что пришло в голову:

— Рады стараться, товарищ командир.

Григорьев улыбнулся.

— «Рады стараться» говорили в царские времена, хотя в нашей ситуации я допускаю такое высказывание, и сейчас главное то, что вы с первым заданием справились на «отлично», продолжайте обустраиваться и ждите новых указаний.

Вечером Егор со своими товарищами слушал по радио сводку Совинформбюро, которую сообщал человек, от голоса которого бежали мурашки по спине. Диктор говорил:

«В течение 27 апреля на фронте чего-либо существенного не произошло.

За 25 апреля уничтожен не 21 немецкий самолёт, как об этом сообщалось ранее, а 36 немецких самолётов.

За 26 апреля уничтожено 13 немецких самолётов. Наши потери — 5 самолётов.

За 26 апреля частями нашей авиации уничтожено или повреждено 6 немецких танков, 20 немецких автомашин с войсками и грузами, 26 полевых и зенитных орудий, 9 зенитно-пулемётных точек, 9 миномётов, взорван склад с боеприпасами, рассеяно и частью уничтожено до двух рот пехоты противника.

За истекшую неделю, с 19 по 25 апреля, немецкая авиация потеряла 227 самолётов.

Наши потери за этот же период — 78 самолётов».

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

В первых числах мая командир партизанского отряда вызвал к себе Алексеева и осмотрел его с ног до головы.

— Егор, сегодня очень важный и ответственный день в твоей жизни. Сегодня тебе исполнилось девятнадцать лет, и ты примешь присягу партизана, после чего станешь полноправным бойцом нашего отряда.

Вскоре Алексеев перед строем партизан произнёс клятву:

«Я, гражданин Великого Советского Союза, верный сын героического русского народа, клянусь, что не выпущу из рук оружия, пока последний фашистский гад на нашей земле не будет уничтожен.

Я обязуюсь беспрекословно выполнять приказы всех своих командиров и начальников, строго соблюдать воинскую дисциплину.

За сожженные города и села, за смерть женщин и детей наших, за пытки, насилия и издевательства над моим народом я клянусь мстить врагу жестоко, беспощадно и неустанно.

Кровь за кровь! Смерть за смерть!

Если же по своей слабости, трусости или по злой воле я нарушу эту свою присягу и предам интересы народа, пусть умру я позорной смертью от руки своих товарищей».

После принятия присяги командир отряда снова вызвал к себе Алексеева и, пожимая ему руку, сказал:

— Егор, поздравляю тебя с двумя праздниками: с днём рождения и с зачислением тебя бойцом в отряд. Поздравляю тебя и с первым боевым заданием. Сегодня во второй половине дня ты вместе с Кузьмой Трофимовичем отправишься в разведку на отдалённое расстояние от лагеря. Опыт и молодость будут хорошим сочетанием.

Егор стал по стойке смирно.

— Спасибо, товарищ командир, за поздравление и за оказанное доверие. Я вас не подведу.

Григорьев улыбнулся и спросил:

— Смерти боишься?

— Есть немножко, — смущаясь, ответил Егор, — но больше волнуюсь по поводу выполнения задания.

Командир одобрительно кивнул головой

— Хороший ответ. С тебя будет толк. О деталях задания тебе расскажет твой напарник. Удачи.

Когда Егор вышел из землянки, к нему сразу же подошёл Кузьма Трофимович Голубев — мужчина поджарого телосложения с симпатичными чертами лица, с мудрыми большими голубыми глазами. Мужчина улыбнулся и хлопнул парня по плечу.

— Ты — шустрый и одновременно рассудительный. Мне нравятся люди с таким сочетанием. Ведь в чём заключается успех? В том, что сначала дело надо обмозговать со всех сторон, а потом шустро его сделать. Но учти, в экстремальных ситуациях надо мозгами тоже шустро шевелить.

— Я так тебя понял, дядя Кузьма, что в теперешней обстановке надо быстро и мозгами шевелить, и ногами не топтаться на одном месте.

— Молодец, парнишка, схватываешь на лету. Скоро посмотрим, какой ты в деле.

— А что за дело, Кузьма Трофимович? — с нетерпением спросил Егор.

— Дело у нас многоцелевое. Прежде всего, нам надо разузнать о гарнизоне фашистов, расположенном в посёлке на Каспле, а именно: сколько в нём человек, в какое время, в какие дни в этот гарнизон приезжает машина с продовольствием, маршрут этой машины. Кроме этого, в деревнях, которые будут попадаться на нашем пути, мы должны раздавать населению листовки с информацией об успехах Красной Армии, о политике партии и правительства в военное время. Мы также должны добыть сведения о действиях полицаев и немцев в этих местах. И если представиться возможность, захватить в плен пару негодяев. На выполнение задания нам дано трое суток.

Егор поёжился. Голубев усмехнулся:

— Что, страшно стало?

— Нет, это я от волнения и восторга. Дело нам предстоит так дело — похлеще, чем картошку чистить на кухне.

— То-то, ладно, пошли собираться и, кстати, начнём с кухни. Потом вооружимся.

Егор с удивление посмотрел на бывалого партизана

— Мне что оружие дадут?

— Настоящий немецкий автомат и две гранаты. Надеюсь, на занятиях ты научился ими пользоваться?

— Научился и теперь жду не дождусь, когда их применить в деле.

— А вот в этом вопросе спешить не надо. Ты должен использовать боеприпасы эффективно, но экономно, так, чтобы каждая пуля и граната попадала точно в цель, — проворчал Кузьма.

Во второй половине дня два бойца — один, умудрённый жизненным и боевым опытом, другой, имеющий огромное желание получить такой опыт, — отправились в путь. Им предстояло пройти по занятой врагом территории не один десяток километров.

До первой намеченной по плану деревни партизаны добрались за четыре часа. Солнце ещё висело над горизонтом. Потускневшие окрестности веяли грустью. Голубев и Егор, затаившись на одном из бугров на окраине деревни, стали наблюдать за поселением.

Кузьма Трофимович, оценив обстановку, посмотрел на Егора.

— Что скажешь?

Парень от неожиданного вопроса вздрогнул.

— Похоже, немцев нет, но могут быть полицаи.

— Я тоже так думаю, что дальше?

— Надо у местных жителей выяснить обстановку в округе.

— Правильно, как это сделать лучше? — продолжил допрос Кузьма.

— Для этого лучше подойдёт одинокая женщина.

— Соображаешь, — похвалил юношу Голубев.

В это время в одном из дворов неказистого домика, расположенного у ручья, появилась пожилая женщина. Егор вопросительно посмотрел на Голубева. Кузьма Трофимович покачал головой.

— Не сейчас. Будем ждать темноты.

Парень растянулся на земле во весь рост и прищурил один глаз.

— До темноты ещё час, а поэтому предлагаю, дядя Кузьма, выкурить по папироске.

— Ну ты, парень, даёшь, — усмехнулся Голубев, — откуда у меня могут быть папиросы?

— Ты извини, Кузьма Трофимович, но я краем глаза видел в твоём мешке «Беломорканал».

— Ишь какой глазастый, но эти папиросы предназначены для особых случаев, например, одним из них может быть успешное выполнение нашего боевого задания. А пока обойдёмся табачком, — Голубев достал из кармана ватника кисет с бумагой и спичками, — на, крути.

Егор ловко сделал самокрутку и закурил. При первой же затяжке парень сильно закашлялся.

— Крепкая у тебя, однако, махорка, аж горло зашлось, и в голове закружилось.

— Я на твоём месте вообще бы не курил.

— Поздно мне такие вещи говорить. Эта зараза у меня уже засела в каждой клеточке и требует постоянной добавки.

— Ладно, кури, я тоже не могу без курева, — Кузьма Трофимович сделал «козью ножку», прикурил её от самокрутки парня и с удовольствием затянул в себя возбуждающий дым.

Егор, сделав подряд две затяжки, сказал:

— Кузьма Трофимович, я слышал у тебя где-то в этих местах в деревне живёт жена с пятью детьми. А не страшно было оставлять их одних? Сейчас им очень трудно без тебя.

Бывалый партизан строго посмотрел на молодого бойца.

— Ты мне больше такие вопросы не задавай. Защита Родины от врага — святое дело. Оно превыше всего.

— Прости, дядя Кузьма, если обидел.

— На молодо-зелено не обижаюсь. А дом мой с семьёй действительно находится недалеко отсюда. Будет время, мы на час-другой заглянем ко мне.

Парень сделал глубокую затяжку и выпустил дым через рот и нос.

— Кузьма Трофимович, пока есть время, расскажи о себе.

— Ладно, слушай. Прежде всего хочу спустить тебя с твоей молодой колокольни на землю и сообщить, что я не такой уж и старый. Но пятьдесят лет скоро исполнится. Родом я из крепких крестьян. До войны одно время работал председателем сельского Совета. Не скрою, было трудно. Приходилось решать сложные вопросы, связанные с людскими судьбами, которые часто зависели от доносчиков и клеветников. Сейчас я понимаю, что предатели и полицаи вышли именно из их среды. В 1938 году я сам попал под следствие по ложному доносу о якобы моей антисоветской деятельности. Я уже думал, конец мне пришёл. Как оказалось, и тогда разбирались по справедливости. Меня через некоторое время отпустили. Правда, на прежнюю должность не вернули, но зато назначили директором речной мельницы. В партизаны ушёл добровольно по зову сердца и с согласия жены. Иначе и не могло быть. И сейчас горю желанием отомстить фашистам и полицаям за страдания моей семьи, за то, что гады топчут родную землю. Как мне стало известно, моих жену и детей, как семью партизана, выгнали из дома в землянку, отобрали и участок земли. Кроме этого, полицаи угнали и корову, — Голубев потушил окурок о сапог, — вот такие дела, парень. Нам уже пора, деревня уснула.

Партизаны, соблюдая осторожность, подошли к намеченному дому. Егор Кузьмич тихо постучал в окно. Вскоре колыхнулась занавеска, а потом скрипнула и входная дверь. Бойцы молча вошли внутрь неказистого строения. Пожилая женщина зажгла свечку и поставила её на пол возле печи.

— Вижу, вы партизаны. Располагайтесь ближе к свету. Я Фёкла.

— Правильно видишь, — Голубев присел на корточки в колеблющее светлое пятно, — нам кроме воды и информации ничего больше не нужно. Как вы тут живёте?

— Скоро из-за этих супостатов и воды не будет. Вчера приезжали на двух конях с телегами фриц и трое полицаев, забрали у людей всё, что нашли. Изверги, — женщина погрозила кулаком в темноту.

Голубев достал из мешка кусок хлеба.

— Возьми, Фёкла, скоро мы этих гадов выметем из страны. Я так понимаю, сейчас в деревне немцев нет?

— Были, но уехали. Они теперь все скучковались в посёлке. Там у них и управа. А в деревне всем управляет полицай Смирнов. Он хуже фашиста. Каждый день рыскает по домам и ищет продукты питания, часто участвует в расправах над людьми. Давеча нашёл у одних стариков припрятанное на чёрный день ведро с зерном. Так этот зверюга вызвал немцев и на глазах у тех чуть до смерти не забил плетью деда и бабку. А с месяц назад в деревне, что в трёх километрах от нашей, у партизанской семьи, у женщины с пятью детьми, забрал корову, избил эту женщину, требуя выдать местонахождение мужа-партизана, грозил сжечь её дом. Этот супостат часто в ту деревню ездит поиздеваться над партизанскими жёнами и здесь он тоже лютует, — с ненавистью проговорила Фекла.

Голубев тяжело вздохнул.

— Та женщина — моя жена Прасковья. Я Кузьма Трофимович. Сейчас в моей деревне есть немцы?

— Батюшки! — взмахнула Фекла руками. — А я тебя знаю. Ты же до войны нашим председателем сельского Совета был и много доброго сделал для людей. А немцев сейчас в твоей деревне пока нет.

— Я тоже тебя знаю, Фекла. У тебя два сына было, а муж перед войной умер.

— Сыновья ушли на фронт, Кузьма Трофимович. Я до сих пор не знаю, живы они или нет.

— У вас в деревне есть староста? — спросил партизан.

— Староста у нас свой мужик. Мы всем миром попросили его им быть, иначе поставили бы Смирнова.

Егор посмотрел на Голубева.

— Разреши, Кузьма Трофимович, задать вопрос женщине?

Голубев кивнул головой,

— Тётя Фёкла, а сколько всего полицаев орудует в ваших местах, где у них база и, вообще, кто они, эти негодяи, какой у них возраст? Как ведёт себя молодёжь при немцах?

Женщина махнула рукой в сторону двери.

— Полицаи живут в деревне за речкой. Там их основное сборище. Их всего шесть человек, включая ирода Смирнова из нашей деревни. Ещё один ирод тоже местный, его дом в деревне внизу по речке. Остальные четверо из отдалённых мест. Одного молоденького полицая с седой прядью в чубе я запомнила особенно хорошо. Он хоть и молод, но по зверству, наверное, не уступает Смирнову. С неделю назад я была в той деревне у подруги и через окно видела, как этот молокосос вытащил за волосы из соседнего дома малолетнюю девчушку и, тыкая ей в живот винтовкой, уволок на сеновал. Мы не выдержали и вместе с родителями несчастной побежали следом и еле отбили её у изверга, который потом пьяный уснул на сене. Девочка и её родители тогда чуть рассудок не потеряли, — женщина резко замолчала, а потом, вспомнив последний вопрос Егора, продолжила, — наша молодёжь старается избегать встреч с немцами и их прихвостнями. А девушки, если и выходят из дома, то одеваются во всё старое, грязное, чтобы не приглянуться фрицам. Если встретятся гады, то не смотрят им в глаза. Но всё равно изнасилования бывают. Как раз в твоей деревне, Кузьма Трофимович, такой случай произошёл. Недавно там женщины собрались в одной хате на посиделки. В разгар их в дом ввалился пьяный фриц с автоматом. Осмотрев всех, он выбрал себе жертву и увёл её на окраину деревни и там до утра над ней издевался. После та женщина перестала выходить из дома. Фашисты и полицаи у нас считаются пострашнее чумы, и к этой заразе наши люди боятся прикоснуться.

Голубев посмотрел на Егора.

— Сейчас ничего предпринимать не будем, а вот на обратном пути решим, что с ними делать, — Кузьма Трофимович взял женщину за руку, — я вас попрошу всё узнать про этого парня. Мы вернёмся сюда через два дня.

— Не надо узнавать, — Алексеев поднялся с места, — я его знаю, он из нашей деревни. У меня есть другое предложение.

Когда партизаны вышли в ночь и оказались на околице, Голубев сказал:

— До моей деревни час хода. Нам всё рано надо часа три поспать, и командир отряда дал добро.

— Я понял, дядя Кузьма. Сеновал у тебя там найдётся?

— Найдётся.

— А папироса?

— Обойдёшься махоркой.

— Слушаюсь, товарищ командир.

— Тогда вперёд, — Голубев не пошёл, а полетел к своей деревне.

Небольшое селение двумя улицами спускалось по склону к реке. Дом Голубевых стоял в конце первой улицы на ровной площадке, обрамлённой зарослями черёмухи. Добравшись туда по ручью, партизаны осмотрелись, после чего Кузьма Трофимович постучал в окно специальным условным сигналом. Через минуту разведчик вошёл в дом, бесшумно закрыв за собой дверь.

Егор после этого отправился в сарай и зарылся в душистое луговое сено. С минуту он наслаждался ароматами высушенных трав и цветов, а потом вспомнил свой сеновал, в котором он был с Настей. Эта девушка не выходила у него из головы и сердца. Он до сих пор не знает, было ли у неё что с Петром, был ли у них такой же сеновал, и просила ли она Петра родить ребёночка после войны. Егор её считал странной, но в то же время притягивающей к себе девушкой. И сейчас, находясь в дали от неё и ощущая те же ароматы, связанные с их свиданиями на сене, парень подумал: в его душе, наверное, вновь вспыхнула любовь к Насте. Теперь он жалел, что не поговорил с девушкой перед уходом в отряд и не выяснил причины их разрыва. Егор глубже зарылся в сено, и его вдруг охватило какое-то ноющее, исходящее из глубины души, предчувствие чего-то тяжёлого и неизбежного. Он и раньше замечал в себе вдруг появление ниоткуда дыхания реального будущего. Пока это дыхание ничего плохого не предвещало, а, напротив, убеждало его в том, что он достойно пройдёт через всю войну и выйдет из неё победителем, как и весь советский народ, и что после войны у него будет своя большая семья. Но вот Настю почему-то в роли своей жены он не видел. Возможно, причиной этому был Пётр, которого Настя пожалела в субботу, накануне войны. С этими мыслями и с непонятным щемящим душу предчувствием Егор незаметно для себя уснул.

Проснулся молодой партизан от вспышки спички и слов Голубева:

— Пора в путь. Пока ты тут нежишься, я кое-что узнал о посёлке, в котором, кстати, неоднократно бывал до войны.

Егор протёр глаза и хихикнул:

— А ты, дядя Кузьма, только разговоры разговаривал или ещё что?

Голубев хлопнул парня по затылку.

— В следующий раз за такие вопросы по уху получишь. Чтобы тебя успокоить, скажу: были и разговоры, и детишек своих по головкам погладил, была и любовь с жёнушкой и, возможно, родит она ещё одного ребёночка назло врагам, назло войне, на благо стране.

— От восхищения у меня нет слов, поэтому промолчу, — Егор поднялся и пошёл следом за боевым товарищем выполнять задание.

Два бойца, ставшие за короткое время настоящими друзьями, изучили по ходу передвижения обстановку и в других деревнях, а потом добыли важные сведения о немецком гарнизоне, расположенном в посёлке, о его вооружении, местах расквартирования, о подвозке к нему продуктов питания. Через два дня, как и договаривались, Голубев и Алексеев прибыли к дому Фёклы. Кузьма Трофимович, осмотрев окно, сказал:

— Сигнал, выставленный женщиной, говорит о том, что у неё всё в порядке. Я сейчас с ней переговорю и вернусь.

Минут через десять Голубев вернулся и посмотрел на Егора.

— Всё идёт по плану. Ждём.

Вечером, когда деревья, дома и кусты превратились в ночных монстров, из темноты вышло живое существо, которое, осмотревшись вокруг, юркнуло в дом Фёклы. Голубев прошептал:

— Пошли, и возьми наизготовку автомат.

Партизаны вошли в дом и сразу увидели испуганные глаза молодого полицая, в котором Егор узнал своего земляка Петра. Некоторое время все стояли молча, потом Голубев связал полицаю верёвкой руки за спиной и только после этого строго произнёс:

— Пойдёшь с нами и будешь выполнять то, что мы тебе скажем. И чтобы ни звука не издавал.

Партизаны привели Петра к дому полицая Смирнова. Голубев ткнул автоматом сникшего прихвостня фашистов и приказал:

— Вызови своего подельника на улицу и без глупостей, если хочешь ещё немного пожить. Как стучать?

— Без разницы, — промямлил Петя.

Голубев три раза громко стукнул в дверь и, когда послышались внутри дома шаги, строго посмотрел на насильника. Тот сказал:

— Семён, это я, Петр.

— Чего припёрся среди ночи? — раздался недовольный голос за дверью.

— Нас вызывают на дело.

Выругавшись, Смирнов сквозь зубы процедил:

— Ладно, жди сейчас выйду.

Минут через десять на пороге появился Семен и сразу же ему в живот уткнулся автомат Голубева.

К утру партизаны доставили свою добычу в отряд. В девять часов Голубев и Алексеев предстали перед командиром отряда. Григорьев улыбнулся.

— Поздравляю с успешным выполнением задания. Кузьма Трофимович, доложите детали.

Голубев достал из планшета блокнот и, прежде всего, рассказал о расположении немцев в посёлке и о полицаях в деревнях. Командир, выслушав эту часть доклада, одобрительно покачал головой.

— Ваша информация полностью согласуется с другими разведданными, поэтому будем готовить операцию по освобождению этого посёлка от фашистов. Ну, а теперь хочу послушать о том, как вы брали полицаев.

Голубев посмотрел на Егора.

— То, что мы взяли этих гадов, не рискуя жизнью деревенских людей, заслуга Алексеева. В одном из полицаев он узнал своего земляка Петра. Егор договорился с местной женщиной по имени Фёкла заманить предателя в её дом под предлогом того, что там мерзавца будет ждать девушка по имени Настя, которая раньше дружила с ним. Фёкла, улучив момент, передала эту информацию Петру, попросив его никому об этом не говорить, поскольку девушка боится огласки. Пётр клюнул на несуществующую наживку. Ну, а потом уже с помощью одного полицая, взяли и другого, который заслуживает смерти.

— С Семёном всё ясно, — произнес Григорьев и, задумчиво добавил, — как поступим с Петром?

Алексеев поднялся с табуретки:

— Товарищ командир, Пётр заслуживает смерти хотя бы за то, что пытался изнасиловать малолетнюю девушку, но поскольку он мой земляк, разрешите мне с ним поговорить.

— Разрешаю, но сделаешь это после расстрела Смирнова.

В середине дня Смирнова вывели на опушку леса, где собрались представители подразделений партизанского отряда. Голубев оказался рядом с полицаем. Смирнов обречённо посмотрел на мужа Прасковьи и прохрипел:

— Я ведь твою жену с детьми пожалел, не сжёг их.

Кузьма Трофимович с ненавистью посмотрел на изверга.

— Ты издевался не только над моей женой, но и над другими жителями окрестных деревень. Пощады не жди.

После зачтения партизанского приговора от имени народа Смирнова расстреляли. На справедливое возмездие привели посмотреть и Петра, который стоял в это время на коленях и рыдал. Егор подошёл к нему и презрительно хмыкнул.

— Тогда, в соловьиную ночь, накануне войны, ты не ответил на мой вопрос. Теперь я получил на него ответ. Ты не хотел умирать за свою Родину, ты хотел её погибели. Теперь тебе представляется возможность погибнуть за идеи фашизма, но в качестве убийцы, насильника и предателя.

Пётр перестал рыдать и промямлил:

— Я никого не убивал и не насиловал.

— Тебе не дали изнасиловать девочку.

— Я был пьян.

— Ты дорвался до власти над беззащитными женщинами, но, как видишь, они под защитой. Меня интересует только один вопрос: почему ты пошёл в услужение к палачам и сам таким стал?

— Не знаю, но меня постоянно злила ваша радость жизни, и я не понимал, почему вы ей радуетесь. Когда я уходил к немцам, думал, что всё будет по-другому, но я ошибся, а потом уже было поздно что-то исправлять, но я никого не убивал, — Пётр посмотрел в глаза Егора, — Настя любила только тебя, у меня с ней ничего не было.

— У меня с тобой разговор окончен. Жди своей участи. Своё мнение о твоём наказании я доложу командиру отряда, — Егор отвернулся от предателя и зашагал прочь.

Григорьев, зная о состоявшемся разговоре Алексеева с молодым полицаем, вызвал Егора к себе, посадил на табуретку и спросил:

— Что думаешь о земляке?

— Мне показалось, что он задумался о своих злодеяниях, но глаза его сверкают злобой. Если есть возможность, может быть, его следует отправить в штрафную роту. Пусть там кровью искупит свою вину, убив хоть одного фашиста.

— Правильно думаешь. Я отправлю Петра в тыл. А оттуда у него два пути: или в штрафную роту, или в колонию по приговору суда. Но его могут и расстрелять как врага народа.

Алексеев вернулся в свою землянку и, не раздеваясь, лёг на нары. Парень закрыл глаза и вспомнил слова Петра: «у меня с ней ничего не было». Егору стало жаль Настю. Почему её уход вслед за Петром он посчитал изменой? Почему он сделал такой поспешный вывод, не поговорив с девушкой на следующий день? Внутри парня прокатилась тревожная волна. На следующий день началась война. «Это не оправдание», — подумал Егор. Если судьба его вновь забросит в родные места, он обязательно встретится с Настей и попросит у неё прощения за причинённую обиду. Потом Егор вдруг вспомнил страшные, застывшие в ужасе, глаза полицая Смирнова перед расстрелом. Молодой боец партизанского отряда первый раз в жизни увидел, как убивают человека. Пусть Смирнов предатель и изверг, но он был разумным существом, осознающим то, что с ним происходит, то, что он на земле живёт последние секунды. Конкретно к Смирнову он не испытывал жалости, его мысли относились к любому человеку, которому выпало на долю в расцвете сил испытать мгновения перед неминуемой гибелью. Егор подумал, как бы он повёл себя в такой ситуации и, прислушавшись к своей душе, понял, что перед врагом он принял бы смерть с гордо поднятой головой, осознавая, что жертвует собой ради своей Родины, которая его не забудет и которая будет им гордиться.

Вечером Алексеев снова слушал сводку Совинформбюро, в которой говорилось:

«В течение 13 мая на Керченском полуострове наши войска, ввиду превосходства сил противника, отошли на новые позиции. Сообщение немецкого командования о том, что бои на Керченском полуострове закончились в пользу немцев и что немецкие войска захватили большое количество пленных, танков и орудий, является лживым. Наши войска отходят в порядке и наносят наступающим немецко-фашистским войскам огромные потери.

На Харьковском направлении наши войска перешли в наступление и успешно продвигаются вперёд.

На других участках фронта ничего существенного не произошло.

За 12 мая уничтожено 43 немецких самолёта. Наши потери — 17 самолетов.

Советский корабль в Баренцевом море потопил транспорт противника водоизмещением в 12 тысяч тонн.

За 12 мая частями нашей авиации уничтожено 32 немецких танка, 220 автомашин с войсками и грузами, 105 подвод с боеприпасами, 46 полевых и зенитных орудий, 10 миномётов, 8 зенитно-пулемётных точек, разбит железнодорожный состав и 6 платформ с автомашинами, рассеяно и частью уничтожено до полка пехоты противника».

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

В середине мая, когда погода радовала людей теплом и лаской, командир отряда вдруг отдал неожиданный приказ: оказать помощь крестьянам в обработке земли и весеннем севе в свободных и освобожденных от фашистов деревнях. Егор этот приказ воспринял с воодушевлением, понимая, что несмотря на трудные боевые задачи, командир думает о будущем и о мирной жизни, веря в победу. Алексеев два дня пахал землю, где на коровах, где на лошадях. После этого парня ждало новое задание.

Ранним туманным утром по проселочной дороге неспешно тянулись две подводы, в которых ехало шестеро партизан. Среди них были Голубев и Алексеев. Путь их лежал к дороге, соединяющей районный центр и село, где базировался немецкий гарнизон. Когда до места назначения оставалось метров пятьсот, возницы натянули поводья. Лошади послушно остановились и сразу принялись щипать сочную молодую траву. Кузьма Трофимович соскочил с телеги и командным голосом произнёс:

— Ещё раз напомню вам детали операции: ты, Никанор, остаёшься здесь с лошадьми и по моему сигналу пулей летишь с подводами к месту загрузки. Остальные занимают позиции по обе стороны дороги. Я с Алексеевым буду сидеть в засаде слева по ходу движения машины, так как мы с ним берём на себя ликвидацию мотоциклистов. Вы, Павел и Николай, прицельным огнём убиваете водителя и сопровождающего груз фрица. Гранаты используем только в критической ситуации. Машина должна остаться целой. Атаку начнём по моей команде, когда немцы окажутся в низине на дороге. В плен никого не брать. Наша задача — захват продовольствия.

Когда бойцы рассредоточились по местам, начались томительные минуты ожидания. Егор, в очередной раз посмотрев из-за куста на дорогу, спросил:

— А вдруг сегодня машина не пойдёт?

Голубев из укрытия посмотрел в то место, где дорога крутым поворотом уходила за лес:

— Немцы педантичны и пунктуальны. Мы с тобой в этом уже не раз убеждались. Надеюсь, этим хорошим качествам они не изменят и сегодня.

Кузьма Трофимович прищурился:

— А вот и они.

Алексеев напрягся, увидев вдали в клубах сухой белой пыли появившиеся из-за поворота ожидаемые цели. Голубев взял наизготовку автомат:

— Приготовиться, это они идут на скорости.

Вскоре два мотоцикла с четырьмя фашистами и машина, в кабине которой сидели водитель и сопровождающий, спустились в низину и замедлили скорость. Голубев шепнул:

— Мой — первый мотоцикл, твой — второй. Приготовься, целься, огонь!

С одной и с другой стороны дороги застрочили автоматы, и сразу же после этого мотоциклы, изменив движение, с убитыми фашистами свалились в канаву. Машина дёрнулась и заглохла на подъёме. Егор бросился к ней. В это время из кабины раздался хлопок. Алексеев вздрогнул и присел. Пуля, чиркнув по плечу парня, просвистела дальше. Голубев, увидев это, запустил длинную очередь из автомата по кабине автомобиля, и сразу же после этого всё кругом окунулось в тишину. Попав под её гипноз, партизаны стояли неподвижно и к чему-то прислушивались. Вскоре Никанор с подводами, не дождавшись сигнала, вывел своих товарищей из ступора. Разведчики забегали, засуетились. Голубев, молча сделав перевязку Егору, дал команду загружать телеги грузом из машины, которую потом взорвали гранатой.

По дороге в отряд партизаны шли рядом с телегами, изредка переговариваясь. Боец Алексеев шёл молча, с опаской поглядывая на Голубева. Кузьма Трофимович не выдержал и строго сказал:

— Не зыркай на меня бесстыжими глазами. Надеюсь, голова твоя горячая остыла и подумала, что она могла стать совсем холодной, а точнее мёртвой, и командиру пришлось бы писать письмо твоим родителям, что их сын пал смертью храбрых в бою с фашистами, а я бы добавил: из-за бестолковой головы. Каждый раз я долблю тебе об осторожности, о контрольных проверках, а что происходит на практике?

— Ну, прости, дядя Кузьма, погорячился. Я же подумал, что фрицам — крышка.

— Думать одно, а убеждаться другое, — недовольно промолвил Кузьма.

— В следующий раз буду убеждаться.

— Я где-то и когда-то от кого-то это уже слышал. Лезть на рожон — это не геройство. Учти на будущее, а командиру, так уж и быть, доложу, что ранение получил при перестрелке. И, конечно, -уже мягче произнес Голубев, — доложу, что ты молодец и что при проведении операции проявил мужество и отвагу, способность метко стрелять в ответственный момент.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Алексеев за несколько месяцев нахождения в партизанском отряде возмужал, стал опытным бойцом и приобрёл рассудительность зрелого мужчины. Этому способствовала тактика борьбы с фашистами — ни одного дня без боя, избранная командиром Григорьевым, и беспрерывное движение отряда. Егор втянулся в такую партизанскую жизнь телом, сознанием, душой и сердцем. После выполнения очередного задания, отдохнув, молодой партизан снова просился в бой.

Отряд, который подчинялся центральному штабу партизанского движения и который стал называться полком, к этому времени уже насчитывал около семисот человек. В отряде появились батальоны, роты и взводы с твёрдой воинской дисциплиной, с комсомольскими и партийными организациями. Полк действовал на стыках двух областей, Смоленской и Витебской, вблизи сосредоточения фашистских армий группы «Центр». Кроме основных задач полк решал и другие важные вопросы, связанные с эвакуацией за линию фронта детей, членов семей красноармейцев и других категорий граждан. Алексеев старался внести свою лепту во все направления деятельности партизанского образования. Это не ускользало из виду командиров. Ему всё больше и больше доверяли наиболее ответственные задания.

Летним днём Егор и его товарищ Гриша, находясь вместе с батальоном полка в одной деревне, получили задание от командира: узнать положение дел на трассе, по которой немцы осуществляли активное движение. Выйдя к установленной дороге, бойцы стали наблюдать за ней. Через некоторое время на трассе появилась большая колонна немецких автомашин. Егор посмотрел на них и с досадой произнес:

— Эх, сюда бы пулемётчиков, и от колонны ничего бы не осталось.

— А, может, нам по ним пульнуть, — предложил Григорий.

— Не стоит. Наделаем шума, а толка никакого не будет. И отряд под удар поставим.

Алексеев стал считать машины, которые вдруг замедлили ход, а потом съехали на обочину дороги и остановились. Из кабин крытых грузовых автомобилей начали выскакивать водители с пакетами, какими-то вещами в руках. Сбившись в группы, они вскоре расположились на поляне для отдыха с ночёвкой.

— Что будем делать? — спросил Григорий.

— Поступим так, — Егор оценивающе посмотрел на товарища. — Ты, Гриша, моложе меня, поэтому немедленно, как конь ретивый, несись в отряд и доложи командиру ситуацию. Думаю, двадцать пулемётчиков будет достаточно, чтобы фашистам подогреть на обед тушёнку. Я тем временем продолжу наблюдение.

Через некоторое время отряд пулемётчиков прибыл к дороге и, заняв удобную позицию, шквалистым огнём уничтожил фашистов, а затем взорвал более пятидесяти машин.

В этот же вечер Егор с бойцами бурно обсуждал сообщение Совинформбюро от 23 июня 1942 года, в котором говорилось:

«ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ВОЕННЫЕ ИТОГИ ГОДА ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ:

Прошёл год, как народы Советского Союза ведут отечественную освободительную войну против гитлеровской Германии, вероломно напавшей на СССP 22 июня 1941 года.

Каковы политические и военные итоги года войны?

Подготавливая разбойничье нападение на нашу страну, гитлеровские заправилы серьёзно рассчитывали на то, что им удастся сколотить всеобщую коалицию против СССР, вовлечь в эту коалицию Великобританию и США и, таким образом, полностью изолировать СССР от других держав мира.

Незадолго до вероломного нападения немецкой армии на Советскую страну гитлеровцы, ругавшие самыми последними словами по радио и в печати английских и американских «плутократов», направили к этим самым «плутократам» небезызвестного Гесса. В задачу Гесса входило запугать политиков Великобритании и США баснями о «красной опасности» и убедить правящие круги этих стран примкнуть к «крестовому походу» против СССР. Что же получилось в результате этих попыток гитлеровской клики?

Расчёты гитлеровцев на изоляцию нашей страны от других держав мира оказались построенными на песке. Англия и США не примкнули к походу против СССР. Более того, вместо союза с Великобританией гитлеровская Германия получила обострение отношений с Великобританией и войну с США. Великобритания, США и СССР оказались в одном лагере свободолюбивых народов против фашистской Германии. Боевое содружество СССР, Великобритании и США в ходе войны окрепло и выросло в могучую силу. Заключение 26 мая в Лондоне Договора между СССР и Великобританией и подписание 11 июня в Вашингтоне Соглашения между правительствами СССР и США приближают час окончательного разгрома гитлеровской Германии. Как известно, во время переговоров В. М. Молотова с премьер-министром Великобритании У. Черчиллем и президентом Соединённых Штатов Америки Ф. Рузвельтом была достигнута полная договорённость в отношении неотложных задач создания второго фронта в Европе в 1942 году.

Вероломная гитлеровская политика, рассчитанная на то, чтобы бить свободолюбивые народы поодиночке, провалилась окончательно и бесповоротно. Эта гитлеровская политика вызвала к жизни против фашистской Германии коалицию стран, обладающих такими мощными людскими, производственными, сырьевыми и продовольственными ресурсами, которые делают эту коалицию непобедимой.

Не менее серьёзный крах потерпели расчёты и планы гитлеровцев в отношении тыла Красной Армии. Начиная год назад новую преступную военную авантюру, гитлеровцы рассчитывали на непрочность советского тыла и полагали, что им удастся, подобно тому, как было в странах Западной Европы, деморализовать нашу армию, разложить изнутри её тыл и тем самым сломить сопротивление Советского Союза.

Но гитлеровские заправилы опять же просчитались. Временные неудачи Красной Армии в первый период войны, а также вся последующая борьба против немецких оккупантов ещё более укрепили союз рабочих, крестьян, интеллигенции и дружбу народов СССР.

Ни у одного из народов СССР немецко-фашистские оккупанты не нашли и не могли найти никакой поддержки. Все народы Советского Союза остались верными своей Родине.

Гитлеровские авантюристы полагали, что как только возникнет война, начнётся распад колхозного строя, и крестьяне выступят против рабочего класса и Советской власти. Весь мир знает ныне, что из этой гитлеровской затеи ничего не получилось.

Год войны против немецких захватчиков неопровержимо свидетельствует о том, что наша социалистическая организация хозяйства, равно как и весь наш советский строй и его политическая и военная организация, с честью выдержали тяжёлые испытания, выпавшие на их долю в течение года войны, и вышли из горнила этих испытаний ещё более прочными и окрепшими. Год войны свидетельствует также о безусловной правильности политики Советского государства, которое никогда не забывало о возможности нападения фашистов на нашу страну и поэтому неуклонно боролось за создание единого фронта свободолюбивых народов против сил агрессии и реакции, всеми силами и средствами поднимало промышленность и сельское хозяйство, науку и культуру Советского Союза, укрепляя тем самым оборонную мощь нашей Родины.

Таким образом, год военных действий на советско-германском фронте обнаружил полный провал политических планов германского империализма — расчёт на военно-политическую изоляцию СССР и непрочность советского тыла. В результате года войны укрепилось боевое содружество СССР, Великобритании и США, укрепился тыл Красной Армии, укрепился союз рабочих, крестьян и интеллигенции, укрепилась дружба народов СССР.

Таковы политические итоги первого года войны.

Столь же плачевными для немцев оказались и военные итоги.

Начиная захватническую войну против Советского Союза, немецкие империалисты считали, что они смогут «покончить» с Красной Армией в полтора-два месяца. Но и в этом они просчитались: война оказалась длительной, затяжной.

Война фашистской Германии против СССР началась при выгодных условиях для немецких войск и невыгодных для советских. На первом этапе войны гитлеровская армия, ввиду внезапного и вероломного её нападения на СССР, имела некоторые временные преимущества перед Красной Армией. Эти преимущества заключались в том, что фашистская Германия, исподволь готовясь к войне против нашей страны, заранее перевела всё хозяйство для обслуживания фронта, создала количественное превосходство в танках и авиации. Немецкая армия была полностью отмобилизована к началу войны против СССР. К тому же она имела известный опыт современного ведения войны с использованием больших масс танков, авиации, автоматического оружия, полученный ею в войне с Польшей, Бельгией, Францией, Грецией, Югославией. Поэтому понятно, почему в первые месяцы войны Красная Армия была вынуждена отступить и оставить часть советской территории. Но, отступая, Красная Армия изматывала силы врага, наносила ему жестокие удары. В ходе боёв командиры Красной Армии, рядовые бойцы закалялись, приобретали опыт, изучали тактику врага, вырабатывали приёмы борьбы с его техникой.

Так продолжалось до ноября 1941 года.

В ноябре развернулись ожесточённые бои на ближних подступах к Москве. Гитлер бросил на Москву десятки дивизий отборных войск и в числе их множество танковых дивизий. Войска Красной Армии, активно обороняясь, изматывали, обескровливали врага, наносили ему огромные потери, а в начале декабря сами перешли в контрнаступление. Этот момент явился переломным в ходе войны. Гитлеровцы проиграли битву за Москву. Советские войска разгромили десятки гитлеровских дивизий, отбросили немецких захватчиков на запад, освободили десятки тысяч населенных пунктов.

Гитлеровское командование рассчитывало в зимние месяцы получить передышку в военных действиях в виде позиционной, окопной войны. Гитлеровское командование рассчитывало за зимние месяцы привести в порядок свои потрёпанные войска, переформировать их, пополнить их людьми и техникой и, наконец, дать им отдохнуть с тем, чтобы весной с новыми силами начать крупное наступление. Красная Армия сорвала эти стратегические планы немецкого командования. С декабря по март, захватив инициативу, Красная Армия навязала гитлеровцам зимние, изнурительные для них, бои, уничтожила за это время огромное количество немецких солдат и техники, заставила немцев преждевременно израсходовать резервы из глубокого тыла, предназначенные для весенне-летних операций. В труднейших условиях зимы Красная Армия нанесла немецко-фашистским войскам удары такой силы, которые поколебали основы немецкой военной машины и подготовили почву для разгрома гитлеровской армии в 1942 году.

К весенне-летним операциям немецкое командование подновило, конечно, свою армию, влило в нее некоторое количество людских и материальных резервов. Но для этого гитлеровским заправилам пришлось взять под метелку все остатки людей, способных держать в руках оружие, в том числе ограниченно годных, имеющих крупные физические недостатки. В течение зимы гитлеровское командование неоднократно обещало немецкому населению весной начать «решающее» наступление против Красной Армии. Весна прошла, но никакого решающего наступления немецкой армии не состоялось.

Конечно, на фронте такой протяжённости, каким является советско-германский фронт, гитлеровское командование ещё в состоянии на отдельных участках сосредоточить значительные силы войск, танков и авиации и добиваться известных успехов. Так, например, случилось на Керченском перешейке, где немцы, накопив преимущество в танках и, в особенности, в авиации, добились успеха и заставили наши войска отступить. Такие успехи для немцев не исключены на отдельных участках фронта и в ближайшем будущем. Но одно совершенно очевидно, что успехи, подобно успехам на Керченском перешейке, ни в какой мере не решают судьбу войны. Эти успехи временны и преходящи. Немецкая армия 1942 года — это не та армия, какая была в начале войны. Отборные немецкие войска в своей основной массе перебиты Красной Армией. Кадровый офицерский состав частью истреблён Красной Армией, частью разложился в результате грабежей и насилий над гражданским населением оккупированных районов. Младший командный состав, как правило, перебит и теперь производится в массовом порядке из необученных солдат. Нынешняя немецкая армия не в состоянии совершать наступательные операции в масштабах, подобных прошлогодним.

Об этом убедительнее всего свидетельствуют данные о потерях немецкой армии. Вот они.

Германия- СССР

Людские потери убитыми, ранеными и пленными за год войны 4,5—10 млн. человек. Потери орудий за год войны свыше 30500—22000

Потери танков 24000 -15000

Потери самолетов 20000- 9000

Из числа всех людских потерь немецкой армии не менее 3 миллионов составляют убитые. Кроме того, тщательное изучение вопроса показало, что благодаря хорошо поставленной санитарной службе Красной Армии число вернувшихся в строй раненых бойцов составило 70 процентов от числа раненых, а в немецкой армии в результате никудышной санитарной службы, которая была рассчитана на «молниеносную» войну, возвратилось в строй раненых немецких солдат не более 40 процентов от общего числа раненых.

Таким образом, год войны на советско-германском фронте обнаружил полный провал военных планов германского империализма.

Таковы военные итоги года войны.

Непоправимые потери, которые нанесла немецко-фашистским войскам Красная Армия, породили в немецком солдате и, особенно, в немецком народе неуверенность в победе, подорвали веру в Гитлера и в фашистское командование. Ведь немецкие солдаты и население помнят, что Гитлер обещал окончательную победу и конец войны в 1941 году. Война в 1941 году не кончилась, победы — нет, значит Гитлер обманул нас — вот о чем всё чаще и чаще задумывается немец. Перед всем миром, в том числе перед немецким народом, Гитлер предстал как низкопробный хвастун и обманщик. Немцы теперь не могут не видеть, что фашистская пропаганда является сплошным надувательством, что нельзя верить ни одному слову, ни одному обещанию Гитлера.

Немецкие солдаты и население помнят, что Гитлер и его преспешники в октябре 1941 года заявили, что Красная Армия уничтожена, что она никогда больше не восстановит своих сил и что вопрос о восточном походе решён. Оказалось, Красная Армия сохранила все свои силы, и восточный поход не окончен.

За авантюристическую политику гитлеровской клики немцы расплачиваются миллионами убитых на советско-германском фронте. В немецком народе всё более нарастает сознание неизбежности поражения Германии. Тыл немецкой армии начинает трещать по швам. День вероломного нападения империалистической Германии на СССР в целях порабощения и истребления наших народов, захвата и разграбления нашей Родины явился днём начала конца гитлеровской Германии.

Об этом свидетельствуют политические итоги первого года войны, ибо в ее ходе потерпели полный крах планы и расчёты гитлеровской клики, а Советский Союз выдержал все испытания, ещё более укрепил свою оборонную мощь и вместе с другими свободолюбивыми народами мира создал условия для окончательного разгрома гитлеровской армии.

Об этом неумолимо свидетельствуют военные итоги года войны, ибо в ходе советско-германской войны силы Германии непрестанно уменьшаются, а силы Советского Союза и дружественных государств-союзников неуклонно возрастают.

Об этом свидетельствует полный провал империалистической гитлеровской идеологии, демагогии и лживой пропаганды. Измышления гитлеровцев о «новом порядке» в Европе, о якобы особой миссии «арийской расы», о фашистах, как поборниках культуры, потерпели крах. Фашисты предстали перед всеми народами мира, как цепные псы немецких империалистов, как реакционеры и мракобесы, враги трудового народа, носители средневекового варварства, враги прогресса и разрушители культуры.

Гитлеровская Германия стала смертельным врагом большинства населения земли.

Об этом также свидетельствует начавшееся разложение внутреннего и европейского тыла германской армии, ибо среди порабощённых немецким империализмом народов, испытавших неимоверные тяготы войны, нарастает дух возмущения и протеста против чуждых им интересов немецких банкиров и плутократов.

Об этом свидетельствуют, наконец, перспективы войны, всё более благоприятно складывающиеся для Советского Союза, Англии и США и неблагоприятно — для Германии, её «союзников» и вассалов.

Таковы политические и военные итоги года войны с немецко-фашистскими захватчиками».

Алексеев, закалившись в боевых походах, удивлял своих товарищей смекалкой, выносливостью и даже умением бесшумно ползать. Партизаны с участием Егора взрывали мосты, уничтожали гарнизоны и управы фашистов, полицейские участки, пускали под откос вражеские эшелоны, вели разведку для советской военной авиации. В начале августа из штаба партизанского движения в отряд поступил приказ начать операцию «Рельсовая война» в поддержку действий Красной армии. Для исполнения приказа силы отряда были брошены на подрыв железных дорог, чтобы на своём участке не допустить попадания подкрепления фашистским частям, действующим на фронтах.

Бойцы отряда с усиленной решимостью приступили к выполнению задания. Алексеев вместе с боевыми товарищами за два дня взорвали сорок километров железных дорог. О действиях партизан сообщалось в сводках Совинформбюро, передаваемых на всю страну. Слушал сообщения и Егор. Однажды политработник отряда собрал бойцов и прочитал выдержку из статьи в газете «Комсомольская правда»: «С каждым днем активизируют свои боевые действия в тылу врага подразделения партизанского полка „13“. Замечательны их успехи в августе. За 28 дней прошлого месяца отряды Гришина уничтожили свыше тысячи немцев и полицейских, пустили под откос 13 воинских эшелонов. За хорошую боевую работу полк „13“ получил благодарность от Смоленского обкома ВКП (б). Среди награжденных правительством партизан Смоленщины — боевые командиры и партизаны этого полка. Орденом Ленина награжден Звездаев, орденом Красного знамени — Иванов, Шестернев, Курсанов, Кустов».

Алексеев, слушая эти сообщения, радовался успехам партизан и гордился, что он относится к их числу. В то же время Егор, как и его товарищи, как и сельские жители, знал, что фашисты готовят против партизан карательные операции. Но это не пугало бойцов отряда, ряды которого постоянно пополнялись новыми людьми. Приходило пополнение и в подразделение разведчиков.

Однажды осенним днём в дом, в котором Алексеев с двумя товарищами остановился на постой, пришли мужчина лет сорока пяти и парень лет двадцати. Оба были рослыми, крепкими, широкими в плечах, с густыми чёрными бородами. Один из них сквозь бороду улыбнулся и сказал:

— Я — Михаил, а парень — мой племянник Коля. Мы — Силкины, из глухой деревни, что на Витебщине, хотим быть партизанами-разведчиками. Документы наши уже проверили.

Егор оценивающе осмотрел бородатых крестьян:

— Вы что бороды специально отращивали, чтобы немцев пугать?

— Я — специально, — улыбнулся Коля, — хотя, если сказать честно, то немцев мы видели только тогда, когда переходили дороги, да и то издали. Но мы хотим их, как и вы, уничтожать.

— Это похвально. Я — Егор Алексеев, командир отделения разведчиков, — сказал парень, пожав бородачам руки, — а стрелять вы умеете?

— Мы — охотники, — ответил Михаил и гордо добавил, — а борода со мной уже лет двадцать пять.

— А ты чего не в армии? — обратился Егор к Николаю.

— Не взяли по состоянию здоровья. Вот решил в партизанах доказать, что я годен убивать фашистов.

— Правильно решил. Нам такие люди нужны. А теперь познакомьтесь с разведчиками и занимайте свободные места.

На следующий день Алексеев двух бородатых бойцов взял на задание, которое было вызвано определёнными обстоятельствами. Из одной деревни от жителей поступил сигнал о зверствах двух полицаев в их местности. Такое сообщение партизаны не оставили без внимания, а поэтому Егор, получив приказ от командира, отправился на ликвидацию фашистских прихвостней. В группу также был включён и друг Алексеева, Григорий.

По дороге к цели партизаны решали, как лучше ликвидировать негодяев. Егор, шедший впереди группы, предложил:

— Лучшим вариантом был бы расстрел полицаев на глазах у местных жителей.

Михаил, который шёл последним, поддержал идею:

— Для этого их надо выманить из берлоги и схватить. Я знаю, как это сделать. Сейчас немцев в деревне нет, а поэтому мы с Колей встретимся со злодеями и скажем им, что тоже хотели бы служить немцам, но не знаем, как к ним подойти с этим вопросом. Мы попросим полицаев помочь нам в этом. Я думаю, они не откажут в просьбе. А потом, когда мы выйдем из деревни, вы нас и встретите.

Егор удивлённо покачал головой:

— Дело, Михаил, говоришь. Складывается такое ощущение, что ты только и отлавливал предателей.

— Я — охотник, — с гордостью сказал бородатый боец.

— Тогда тебе и карты в руки. На подходе к деревне определимся, где устроить засаду.

План Михаила сработал. Полицаи с радостью согласились сопроводить двух бородатых мужчин к немцам, которые располагались в другой деревне. Вскоре ловушка захлопнулась, и изверги предстали в центре деревни перед собравшимися жителями. Перед тем как расстрелять негодяев, Алексеев сказал:

— Именем советского народа, именем Родины предатели полицаи, которые издевались над мирным населением, приговариваются к смертной казни.

После этих слов из толпы людей вышел седой старик и поклонился партизанам:

— Спасибо за борьбу с фашистами и их прихвостнями. Разрешите я плюну гадам в лицо.

Егор кивнул головой. Дед, выражая волю деревенского люда, по-своему наказал негодяев. Когда гордый старик вернулся к односельчанам, разведчики оттащили в сторону полицаев, которые от страха не могли ни говорить, ни идти, и расстреляли. После этого Алексеев попросил жителей деревни закопать трупы в лесу и не говорить немцам о произошедшем во избежание карательных ответных мер со стороны фашистов.

В отряд партизаны возвращались в приподнятом настроении с чувством исполненного долга. Спустя некоторое время командир, выслушав доклад Алексеева, удовлетворённо кивнул головой:

— Ваши действия полностью одобряю и за успешное выполнение задания каждому члену группы объявляю благодарность. А тебе, Михаил, за проявленную смекалку — отдельное спасибо. Сегодня ты и Коля оправдали наше доверие и теперь ждите самостоятельных заданий.

Михаил улыбнулся:

— Для меня лес, как дом родной. Я ещё в детстве с отцом на волков ходил. Думаю, что и с фашистами управлюсь.

— Я в этом не сомневаюсь, — командир пожал бойцам руки, — а теперь можете отдохнуть.

Молодой бородатый парень Коля и молодой, но бывалый разведчик Гриша быстро сдружились. Были они почти одногодки, оба горели желанием дождаться конца войны, а после неё погулять от души, насладиться всеми благами жизни, познать сполна женскую ласку, нежность и страсть. На задания они стали ходить вместе, проявляя храбрость, ловкость и смекалку. Однажды они во главе с Михаилом отправились узнать подступы к немецкому гарнизону, расположенному недалеко от деревни, где произошла казнь полицаев. Через двое суток Силкины вернулись в отряд. На куске брезента они принесли тело убитого Гриши. Михаил, докладывая командиру батальона о выполнении задания, сказал:

— Добыв сведения о немецком гарнизоне, мы заглянули в деревню, где казнили полицаев, чтобы узнать у местных жителей об их жизни. Ещё на подходе к деревне мы заметили клубы дыма, а потом перед нами предстала ужасная картина: из укрытия мы увидели, как несколько карателей бегали с факелами от дома к дому, поджигая их. Но самое страшное было то, что жителей деревни согнали в сарай, который подожгли. Мы не выдержали и открыли огонь по фашистам. К ним на помощь выбежали полицаи. Завязался бой, в котором был убит Гриша. После этого мы вынуждены были уйти в лес.

Командир батальона покачал головой:

— Жаль парня. Об этом бое я доложу командиру отряда. Я думаю, что при той ситуации вы приняли верное решение и теперь, чтобы отомстить врагу за смерть советских граждан, наша главная задача состоит в уничтожении того гарнизона, о котором вы добыли сведения.

Через некоторое время Силкины рассказали Алексееву о случившемся. Егор задумался и закурил самокрутку:

— Я отомщу гадам за Гришу. Этот гарнизон, как и другие, мы уничтожим, — разведчик махнул рукой и вышел из дома.

Сначала Алексеев побывал у командира батальона, потом его путь лежал к контрразведчикам отряда. Только поздно вечером Егор вернулся к месту ночлега и, застав там ещё бодрствующих Силкиных, произнёс:

— Каратели, по данным разведки, готовят против партизан масштабные операции. Тяжёлые бои нас ждут впереди. А тут ещё странные случаи стали происходить в отряде. Так, два дня назад в нашем батальоне пропал радист, а его рация оказалась повреждённой.

Михаил задумчиво погладил бороду и предположил:

— Может, он, узнав о карательных операциях, сбежал к немцам.

— Всякое бывает, но я знал радиста хорошо, он никаких подозрений не вызывал.

Старший Силкин посмотрел на Егора:

— У меня есть некоторые соображения по улучшению рейдов по тылам противника. Я ими хотел бы поделиться лично с командиром отряда.

— Если предложения стоящие, то я доложу о них по инстанции, — Егор одобрительно кивнул головой.

— Мои предложения направлены на борьбу с фашистами, — заметил Силкин.

— Я думаю, что товарищ Григорьев заинтересуется ими, — Егор стал раздеваться, готовясь ко сну.

— Спасибо. И ещё один вопрос перед сном: какие у нас планы на завтра?

Алексеев пожал плечами.

— Утро вечера мудренее, но кое-что мне известно. Я, например, иду в разведку, чтобы оценить по возможности степень подготовки фашистов к операциям против нас. Ну, а вы, очевидно, будете готовиться к разгрому гарнизона, в отношении которого вы же и собирали сведения, — Егор подошёл к печке, достал из ниши недокуренную самокрутку и, повертев её в руках, положил обратно на прежнее место, — докурю завтра, а теперь — отбой.

Алексеев лёг на нары с соломенным тюфяком и вспомнил последний разговор с контрразведчиками и политруками. От них он узнал много чего интересного и тревожного. После этого разговора Егор теперь чётко представлял, какие силы фашисты бросили на уничтожение партизан. Этими силами были охранные роты и ягдкоманды, диверсанты и разные фашистские агенты, шпионы и, конечно, полицаи. К карательным операциям привлекались и регулярные части вермахта. «В такой обстановке надо проявлять особую бдительность и осмотрительность. Завтра на специальном задании я проверю некоторые факты», — была последняя мысль Егора, после чего он провалился в глубокий тревожный сон.

Следующим утором Алексеев в одиночку налегке отправился в путь. Обратно в отряд он вернулся через два дня. О результатах похода сразу же доложил командиру батальона, а потом контрразведчикам. По итогам совещания было принято решение об уничтожении немецкого гарнизона. В связи с этим командир батальона в тот же день построил подразделение и, став перед строем, сказал:

— Товарищи бойцы! Настало время проверить нашу общую боеготовность в бою с фашистами. Каждый из вас по отдельности или в составе рот и групп внёс большой вклад в дело борьбы с захватчиками. Теперь мы должны всеми силами батальона разгромить гарнизон врага. Послезавтра ночью всем бойцам быть готовым выступить в поход. Если всем всё ясно, разойдись.

Алексеев, задержав своих разведчиков, прошёлся перед их строем:

— Наша задача прежняя — идти впереди и проверять, нет ли засады. Такая же задача будет стоять и в деревне. Фашистов мы должны взять тёпленькими в их постелях, — Егор посмотрел на Силкиных, — надеюсь, ваши разведданные подтвердятся.

Михаил погладил бороду:

— Я думаю, немцы свои позиции не поменяют.

— В таком случае, разойдись! — приказал Алексеев. — Да, чуть не забыл сказать. Сегодня я ночую в доме командира батальона. Михаил, остаёшься за старшего.

— Слушаюсь, товарищ командир, — бодро ответил старший Силкин.

Когда деревня полностью окунулась в темноту, Алексеев вышел из дома, прошёл метров двадцать и затаился в ожидании за одним из сараев. Сразу после полуночи в одном из домов еле слышно скрипнула дверь. Егор скорее ощутил, чем увидел, как силуэт человека мелькнул за придорожным кустом сирени. Разведчик бесшумно последовал за ночным хищником, который обнаруживал себя слабым потрескиванием сухих сучков под ногами. Преследование продолжалось километра два. За это время тот, кто шёл впереди, постоянно останавливался и прислушивался к ночному лесу. Наконец, метрах в двадцати от Егора, вспыхнул свет от фонарика. Появившийся из темноты человек быстро разбросал ветки, достал из ямы рацию, включил её и стал быстро говорить:

— «Норд», «норд», я «юг», как слышите? Приём.

Алексеев, как ночная сова, молниеносно, бесшумно бросился на жертву и одним ударом кулака свалил на землю. После чего наставил в грудь радисту автомат:

— Успокой, Коля, своих. Передай им, что операция «гарнизон» состоится через пять дней и не вздумай сказать что-то лишнее, иначе сразу получишь пулю в живот. И не трясись, говори чётко и ясно, без дрожи в голосе.

Силкин приподнялся и снова вызвал «норд». Когда рация отозвалась, Коля повторил то, о чём просил Егор.

Возвращаясь в деревню, Коля под дулом автомата постоянно повторял одно и то же:

— Всё равно вам не жить, вы все погибните, я вас ненавижу.

— Свети под ноги, гад, — в ответ на это Алексеев ткнул автоматом в спину предателя, — и не пытайся бежать.

Егор сдал диверсанта контрразведчикам и вернулся в дом к командиру батальона. Вскоре после этого был задержан и старший Силкин.

На следующий день Григорьев собрал командиров и политработников для обсуждения сложившейся обстановки. Командир отряда начал совещание с вопроса о деятельности диверсантов и шпионов против отряда. Через некоторое время он предоставил слово Алексееву по поводу задержания Силкиных.

Егор поднялся с места и стал рассказывать:

— Получив задание, я первым делом обследовал сожжённую деревню. Не найдя там признаков жизни людей, я отправился в соседнюю деревню, где мне удалось обнаружить чудом оставшихся в живых женщину с дочкой. В момент злодеяний карателей они находились в кустарнике недалеко от своего дома. Женщина видела, как фашисты с двумя бородатыми мужчинами творили чёрное дело. Сначала они зверски убили старика, потом согнали всех, кто попался под руку, в сарай и подожгли его, а потом стали поджигать и дома. В бородатых мужчинах женщина узнала партизан, которые не так давно расстреляли полицаев. Григория та женщина не видела. После этого мы с контрразведчиками разработали операцию по разоблачению предателей. Меня насторожил перед этим ещё один факт: просьба Михаила Силкина о встрече с командиром отряда. У меня всё.

Григорьев встал из-за стола и пожал руку Алексееву:

— Егор, спасибо за бдительность и проявленное бесстрашие при задержании диверсантов. Сейчас, когда каратели готовят против нас масштабные операции, бдительность должна возрасти в разы. Что касается вражеского гарнизона, то приказ об его уничтожении силами батальона остаётся в силе. Сейчас мы обсудим детали этой операции.

Вскоре немецкий гарнизон был уничтожен. Фашисты, не ожидавшие нападения партизан, беспечно спали и, очевидно, видели сны о мировом господстве. Но даже во сне этому не суждено было сбыться. Не запугала советских людей и очередная сожжённая карателями деревня. Напротив, этот случай вызвал ещё большую ненависть к захватчикам, желание скорейшего их уничтожения. Люди понимали, что война с извергами не может обойтись без жертв и среди мирного населения.

Силкиных, которые вначале войны добровольно пошли на службу к немцам и стали диверсантами, расстреляли после разгрома фашистского гарнизона на глазах у представителей подразделения партизанского объединения. Среди них был и Голубев Кузьма Трофимович, который в свои пятьдесят лет по приказу командира перешёл на службу по охране и учёту вооружения и снаряжения отряда.

После расстрела диверсантов Голубев подошёл к Алексееву и, прищурившись, проговорил:

— Когда командир говорил о бдительности, я сразу же стал всех подозревать.

— И меня что ли в подозреваемые зачислил? — удивился Егор.

— Насчёт всех я, конечно, перегнул палку, но кое-кто у меня вызывает интерес.

— Об этом надо доложить контрразведчикам, пока они здесь находятся, — Егор незаметно показал рукой на группу партизан, — видишь среди них долговязого? Тебе к нему.

— Это мой хороший знакомый, — кивнул головой Голубев, — профессиональный военный разведчик по имени Степан. Он послан штабом в наш отряд для усиления.

— Чтобы не вызвать подозрение у других бойцов твоим интересом к этому человеку, я, как разведчик, сначала сам подойду к нему и приглашу в укромное место на разговор.

Спустя некоторое время Кузьма Трофимович, стоя под раскидистой елью, докладывал Степану:

— Есть в отряде боец, который, возможно, не за того себя выдаёт. Он назвался крестьянином и колхозником. А руки его говорят о том, что они крестьянской работы никогда не видели.

Контрразведчик хмыкнул:

— По-твоему, Кузьма Трофимович, если человек колхозник, то его руки должны быть в навозе и в мозолях.

— А хотя бы и так. Ему за сорок, но это не главное. А главное то, что у меня есть факты.

— Тебя, товарищ Голубев, следовало бы зачислить в нашу команду. Ну, каковы твои факты?

— Когда мы прошлой весной помогали местному населению с пахотно-посадочными работами, то я этому бойцу, между делом, предложил походить за плугом, а не коня водить в борозде.

Степан усмехнулся:

— Отказался что ли?

— Отказался, сославшись на какой-то застарелый перелом руки.

— Очень заслуживающий внимания факт, и как же этого лентяя с белыми ручками зовут?

Голубев быстро скрутил «козью ножку».

— Это Никифор Петраков. Кстати, вы там у себя хорошо его документы проверили?

— Этого я не помню, — пожал плечами Степан, — проверю. Ну и какой ещё у тебя есть неопровержимый факт в отношении этого Никифора?

Кузьма Трофимович подкурил самокрутку.

— Смеётся тот, кто смеётся последним. Когда я у него в разное время невзначай спрашивал, когда сеют озимые, когда телится корова, где и как он мелет зерно, то Петраков всегда уходил от ответа, переключаясь на другие темы.

— Я из города, поэтому не знаю ответов на многие эти вопросы, — хмыкнул Степан.

— А ты попробуй задай такие вопросы настоящим колхозникам в отряде, так они дадут такие исчерпывающие ответы, что сам не возрадуешься, — Голубев полной грудью сделал затяжку самокрутки.

Контрразведчик стал серьёзным.

— Так, товарищ Голубев, давай только без самодеятельности. Одно дело выдавать себя за другого по каким-то личным мотивам, и другое дело, вредить отряду и советскому государству, — Степан закурил папиросу, — что мы можем ему предъявить? В чём его вина перед отрядом? Он предатель, трус? Уклоняется от заданий или тебе в спину стрелял?

— Ты — контрразведчик, ты должен врага носом, глазами и душой за километр чувствовать и видеть, — Голубев глубоко вздохнул, при этом пропустив через лёгкие очередную порцию дыма.

— Хорошо, я его проверю, но скажи: этот Петраков в разговорах хоть словом ругал советскую власть, товарища Сталина?

— Не замечал, но не нравится он мне, хоть убей. — Голубев погасил окурок о ствол ели.

Степан вдруг задумался, а потом произнес:

— Кое-что мне пришло на ум, и это надо проверить. Тебя, товарищ Голубев, попрошу к Петракову пока не цепляться.

Когда контрразведчик ушёл, Голубев посмотрел на Егора и спросил:

— Как ты думаешь, что пришло в голову Степану? Что странного может происходить в нашем отряде?

Алексеев, не задумываясь, выпалил:

— Как что! Силкиных, которые сожгли деревню, убили Гришу и радиста, вывели на чистую воду.

— Это уже в прошлом. Напрягай мозги, разведчик, что периодически появляется в отряде?

— В отряде бойцы часто находят вражеские листовки, — Егор вдруг хлопнул себя по лбу, — они могли прилететь и с неба, но по местам обнаружения большинства из них можно сделать вывод, что их доставляли в отряд по земле. Но для этого врагу надо было незаметно отлучаться из лагеря.

— Для этого есть ночь, очевидно, есть связной, есть где-то и обусловленное место для встреч. Против нас готовиться операция по окружению и уничтожению. Партизанская зона с сотней свободных деревень, со своими аэродромами, со свободными «Суражскими воротами», соединяющими отряды с большой землёй, в тылу немецкой армии фашистов просто бесит. Вот они нас и подрывают внутри, обещая сдавшимся золотые горы в виде обеспеченной жизни и доблестной службы на благо рейха. Но что-то я не припомню случаев перехода партизан на сторону врага.

— Мне тоже такие случаи неизвестны, но о наших выводах надо доложить Степану, — предложил Егор.

— Я уверен, завтра он сам к нам пожалует и скажет «спасибо».

Алексеев задумался. Он знал содержание многих немецких листовок, которые убеждали население, что партизаны наносят им больший вред, чем немецкая армия, что партизаны — это бандиты, грабящие свой народ. Фашистские листовки призывали и самих партизан сдаваться и обещали, что сдавшиеся будут обеспечены достойной жизнью, а их семьи не будут страдать. Тем крестьянам, которые не уйдут в партизаны, обещали передать в полную частную собственность крестьянские дворы и приусадебные участки, освободив от налогов, при этом пороча колхозный строй. Помнил Егор наизусть и стишок из одной листовки: «Бей жида — политрука, рожа просит кирпича!». Некоторые листовки призывали убить Сталина и убивать жидовско-коммунистических преступников. Знал Алексеев и то, что за хранение и даже чтение немецких листовок грозила смертная казнь, поскольку листовка являлась своеобразным «пропуском» для сдачи в плен с сохранением жизни. Зная это, Егор в случае обнаружения фашистской пропагандистской бумажки немедленно её сжигал.

Алексеев, выйдя из задумчивости, протянул руку Голубеву.

— Пора спать.

— Пора. Встретимся завтра.

Но спать разведчикам в эту ночь не пришлось. Степан «завтра» ждать не стал. Поздно вечером он прискакал в расположение батальона на своём вороном коне и, вызвав Голубева и Алексеева в дом командира батальона, сказал:

— Пошли брать Петракова, у меня с собой есть фашистская листовка.

В это время Петраков, сидя на лавочке возле маленького дома размером пять на пять метров вместе с сенями, выкурил самокрутку, вошёл в дом и гаркнул:

— Эй, Ванька, ты спишь?

С печки раздался голос:

— Я засыпаю, время отбоя.

— Маня, а ты?

Женщина, которая выглядела намного моложе своих пятидесяти пяти лет, отозвалась с высокой лежанки, пристроенной к печке:

— Тебя жду, Никифор.

— Ну, коль дождалась, слазь ты с этих нар и ложись на кровать.

— А ты что на нары полезешь? Ты на них не поместишься.

— Зато у тебя кровать двуспальная.

Маня притихла.

— Чего молчишь? Ты для начала, Маня, скажи, где твой муж и дети? Ты такая красивая, молодая, — мужчина снял с себя брюки, рубашку и расстелил кровать.

Женщина всхлипнула:

— Я — безмужняя. Был у меня один женатый мужчина, я после него даже поправилась, а в округе из-за этого заговорили о моей беременности. Но из наших отношений получилась одна пустота. Мужчина вскоре вернулся к своей жене.

Петраков подошёл к женщине, погладил её волосы:

— Маня, я — не насильник. Давай хотя бы на время войны побудем мужем и женой, а потом видно будет.

Маня молча сползла с нар и легла на кровать. На женщине была надета лишь одна ночная рубашка.

Степан с двумя партизанами подошёл к маленькому дому, прислушался, постучал в окно и посмотрел на Голубева. Кузьма Трофимович прильнул к стеклу.

— Эй, бойцы, вас командир вызывает. Я жду вас возле большой берёзы на холме. На сборы даю десять минут.

Из темноты с другой стороны окна раздался голос Петракова:

— Ты что ли, Кузьма? Сейчас будем.

Контрразведчик и разведчики поднялись в начало улицы и сели под огромной берёзой. Степан погладил шершавый ствол великанши:

— Ей лет сто.

Егор снисходительно улыбнулся:

— Лет семьдесят ей.

— Откуда такая точность? — Степан удивленно глянул на Егора.

— Возле моего дома растёт берёза таких же размеров, и осталось ей жить лет пятьдесят. Такой век берёз. Когда вернусь с войны, рядом со своей красавицей посажу молоденькую берёзку, чтобы символ России и красоты не иссякал в веках.

Степан усмехнулся:

— Интересный ты человек, гармонист, усмехнулся Степан, — в отношении тебя у командиров есть идея.

— Что за идея? — оживился парень.

— Потом скажу, а теперь приготовьтесь: наши «герои» на подходе.

Петраков с товарищем вынырнул из темноты и, увидев несколько человек, удивлённо пожал плечами.

— Нам, наверное, предстоит секретная операция, но я, товарищи бойцы, всегда готов к выполнению любого боевого задания.

— В таком случае сейчас идём с нами к командиру для получения дальнейших указаний, — контрразведчик взмахом руки пригласил всех следовать за ним.

Командир батальона, занимавший для своего штаба просторный дом, строго посмотрел на вошедших партизан и рукой пригласил сесть за стол.

— Я не буду терять время и задам один лишь вопрос: откуда у нас в отряде появляются фашистские листовки?

Голубев оживился:

— С воздуха гады сбрасывают.

— И я так думаю, — подхватил версию Петраков.

Командир батальона повертел листок в руках:

— Так-то оно так, но вот вопрос: слишком уж часто эти листовки прямо под ноги бойцам попадаются, и самолётов немецких вроде над нами столько не летает. Что вы думаете по этому поводу?

— Разрешите, товарищ командир? — Егор насупил брови.

— Давай, Алексеев, выкладывай свою версию.

— Я так думаю, что эти листовки кто-то специально под нос нам суёт. Я бы этого гада своими руками расстрелял.

— Я твои чувства понимаю, Егор, — командир положил листовку перед Петраковым на стол, — вот ты, Петраков, скажи, где ты хранил картошку в зимнее время, когда жил в деревне до войны? И сколько тебе колхоз выдавал зерна, и что ты с ним делал? Мне ещё задать тебе вопросов на колхозную тему или этих достаточно, чтобы ты нам правду о себе рассказал?

Петраков сжался, побледнел и ничего не ответил.

Командир батальона стукнул кулаком по столу.

— У тебя есть шанс остаться в живых, хотя, сам знаешь, у нас с такими как ты разговор короткий.

— Я всё скажу, — Петраков поднялся с места, — в отряде есть человек, которому я подчиняюсь. Он и снабжает меня листовками. А в мою задачу входило их распространение среди партизан, — предатель замолчал и напрягся в ожидании своей участи.

— Спасибо за бдительность, — Степан пожал руку Голубеву, — я забираю Петракова в свой отдел для дальнейшей с ним работы.

— Надеюсь, — командир батальона улыбнулся, — о нашей бдительности узнает весь отряд.

— В этом не сомневайтесь, — контрразведчик отдал честь.

— В таком случае все свободны, кроме Алексеева.

Когда бойцы вышли, командир похлопал в ладоши.

— А теперь о приятном. Пора твою «Тулу» испытать на прочность, а тебе какое-то время побыть артистом. Завтра перед отбоем командир разрешил устроить для бойцов отряда концерт силами гармонистов. У нас их вместе с тобой — трое. Твоя задача — согласовать со всеми репертуар.

— Я, конечно, не профессионал, — Егор выпятил грудь вперёд, — но с большим удовольствием выступлю на концерте и организую всё, как положено.

На следующий день, за два часа до наступления темноты, в одной из лесных котловин, где звук летит только вверх сквозь верхушки вековых деревьев, собрались партизаны, свободные от боевых заданий и дежурств.

Когда все, кто смог прийти, разместились вокруг импровизированной сцены, Алексеев и два его товарища вышли к зрителям и грянули «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой…». После этого номера каждый гармонист выступил со своей программой. Алексеев, выслушав самодеятельных артистов, сразу же запел частушки:

Распроклятая Германия

Затеяла войну.

Взяли милого, хорошего —

Оставили одну!

Отчего же не приходится

С залеточкой гулять?

Двадцать третьего июня

Он уехал воевать.

Не виню я ягодиночку

И армию свою,

Виню я Гитлера поганого,

Проклятую войну

Ехал Гитлер на Москву

На машинах-таночках,

А оттуда, из Москвы —

На разбитых саночках.

У московских у ворот

Удивляется народ:

Немцы ходят в наступленье

Только задом наперед.

Ой, яблочко,

Да наливается.

Наша Русь на врага

Поднимается.

Ой, яблочко,

Растет, красуется.

Ведь не так страшен черт,

Как малюется.

Ой, яблочко,

Да так и сочится.

Враг живьем не уйдет,

Не воротится.

Ой, яблочко,

Да розмариново.

Да всех врагов истребим

До единого.

Скоро Гитлеру могила,

Скоро Гитлеру «капут»,

А советские машины

По Берлину побегут.

От Москвы и до Берлина

Дороженька узкая.

Сколько Гитлер ни воюй,

А победа — русская.

Партизаны, партизаны,

Партизаны-молодцы.

В партизанах наши братья,

В партизанах и отцы.

Партизанка моя мать,

И отец мой — партизан,

И сама я — партизанка,

На боку ношу наган.

Эх, подруженька, подружка,

Давай елочки садить,

Чтоб отважным партизанам

Легче фрицев было бить.

Партизаны молодые,

Молоды да удалы:

На большак сражаться ходят,

Не жалеют головы.

А мой милый — партизан,

Охраняет линию,

Чтоб советскую машину

Не взорвало миною.

С партизаном я гуляю,

Он находится в лесу.

Я, молоденькая девочка,

Поесть ему снесу.

Скоро кончится война,

Скоро Гитлеру капут,

Скоро наши черноглазые

С победою придут.

Закончив петь частушки, Алексеев поднял руку вверх и улыбнулся.

— Я не ожидал увидеть сегодня здесь столько прекрасных женщин, а поэтому специально для них и для одной кареглазой девушки, в которую я влюбился с первого взгляда, исполню свою любимую песню. Егор подошёл к своей избраннице и запел:

Валенки да валенки,

Ой, да не подшиты стареньки,

Нельзя валенки носить,

Не в чем к миленькой сходить.

Валенки, валенки,

Эх, не подшиты стареньки,

Валенки да валенки,

Эх, не подшиты стареньки.

Ой, ты, Коля, Коля, Николай,

Сиди дома не гуляй,

Не ходи на тот конец,

Ох, не носи девкам колец.

Валенки да валенки,

Эх, не подшиты стареньки.

Валенки, валенки.

Чем подарочки носить,

Лучше б валенки подшить.

Валенки, валенки,

Эх, не подшиты стареньки.

Валенки да валенки,

Эх, не подшиты стареньки.

Суди, люди, суди, Бог,

Как же я любила,

По морозу босиком

К милому ходила.

Валенки да валенки,

Эх, не подшиты стареньки,

Валенки да валенки,

Эх, не подшиты стареньки.

Егор вернулся на импровизированную сцену и подмигнул понравившейся партизанке.

— Если кареглазая девушка сегодня не захочет услышать от меня признание в любви, то завтра я с гранатой брошусь под вражеский эшелон.

От этих слов среди зрителей прокатилась волна смеха. Девушка, которую звали Аня, смело вышла на сцену и посмотрела на гармониста.

— Егор, завтра я тоже брошусь с тобой под поезд, но останусь девушкой.

Теперь уже более мощная волна смеха вырвалась из котловины и полетела к небесам. Среди хохота были слышны выкрики бойцов: «гармонист, не по зубам орешек», «мы ждём от тебя завтра подвига», «Аня — городская, а ты деревенский». Егор набрался храбрости и выдохнул:

— Да, я — «деревня», но о жизни я знаю много чего, потому что деревня — это исток жизни.

Политрук Маркин, который стоял рядом с Аней, вышел на сцену и хлопнул Егора по плечу.

— Эшелон можешь взрывать при условии, что ты останешься живым. А о любви скажу так: партии небезразличен моральный людей. Откровения товарища Алексеева согласуются с моральными принципами поведения советского человека.

Аня снова вышла на сцену и топнула ногой, посмотрев на других гармонистов.

— А ну-ка, сыграйте нам с Егором барыню. Я хочу посмотреть, герой ли он на самом деле и так ли ловок, как о нём говорят.

Гармони как по команде запели, Егор подпрыгнул вверх, потом присел, а после пошёл выплясывать вокруг своей барыни-сударыни. Девушка величаво пошла шажками, окунаясь во всё более сложные элементы танца, стуча ножками по земле. Когда танцоры достигли вершины мастерства, музыканты вдруг заиграли вальс, и котловина с бойцами мгновенно закружилась в вихре этого прекрасного танца. Егор кружил Аню и говорил ей о любви, о свидании. Девушка хихикала от смущения и невзначай прижималась к парню.

После концерта состоялось свидание двух военных людей, но что было на нём, знали только влюблённые, тёмный лес и звёзды, поблескивающие в верхушках деревьев.

Возвращаясь со свидания, Алексеев вспомнил свою деревню, родных, Настю с просьбой «забеременеть её». Егор улыбнулся и подумал: вот вернётся он с войны, тогда они и обсудят этот вопрос на сеновале. Настя вряд ли из деревни куда-то денется.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Но Егор, думая так о Насте, ошибался. Девушка в любой момент могла «деться» в определённые страшные места. Хотя в деревню, где жила Настя и откуда ушёл в партизаны Алексеев, немцы боялись заглядывать из-за близости леса, но вот полицаи навещали её часто. Фашистские прихвостни рыскали в поисках припрятанных крестьянами продовольственных запасов. Кроме этого они вылавливали молодых людей для угона в рабство в Германию. Когда однажды летом две девушки попали в лапы полицаев, Настя чудом избежала угона, спрятавшись в лесу. После перенесённого страха она предложила деревенским установить дежурство на дороге, чтобы в случае появления гадов сразу об этом оповещать местных жителей. Люди с предложением согласились. С тех пор полицаи уже не могли взять деревню врасплох. В момент опасности молодёжь уходила в лес. А пожилые люди отвечали полицаям, что в деревне из молодых никого не осталось. Все разбежались кто куда.

Настя, как и все советские люди, ждала освобождения от фашистов и редко выходила за пределы деревни, боясь попасть в поле зрения немецких зверюг и быть изнасилованной, а больше всего она боялась от них забеременеть. Поэтому, когда однажды к ней явился Егор, которому командир отряда разрешил на одну ночь побывать в своей деревне, она, оказавшись в объятиях парня, прошептала о желании забеременеть. В тот момент она не сказала Егору о своих страхах, чтобы не расстраивать, и правильно поняла отказ молодого партизана. Он мог погибнуть в любой момент. Уже после расставания с ним Настя подумала, что действительно надо ждать конца войны, иначе рождение ребёнка в окружении гадов ставило бы младенца в опасное положение, и она сама не смогла бы гарантировать ему безопасность также, как и себе. Еще Настя понимала, что отношения с Егором не построены на большой и настоящей любви. А страсть у них вспыхивала только при встрече, в момент поцелуев и объятий. Их души и сердца не слишком-то участвовали в этих постельных делах. Поэтому Настя стала всё больше думать о Петре. Вот кто любил её по-настоящему, так это — он. Но она затворника ещё в сердце не впустила. Её сердечко было занято Егором, и она не хотела до поры до времени ему изменять. Последний раз, когда она встретилась с Петром, тот ей сказал, что в деревне его никто не любит, никто с ним не дружит, никто не приглашает в компанию и что уйдёт он из деревни. Настя тогда ему возразила, что он хороший парень, что ему надо просто преодолеть застенчивость и больше быть на людях.

О связи Петра с немцами Настя узнала сразу, но этому не поверила. Не мог такой робкий, добрый парень пойти в полицаи. Девушка решила при личной встрече посмотреть Петру в глаза и спросить его о предательстве. С Егором они эту тему не затрагивали. Сама же девушка фашистов ненавидела всей душой и вела дневник их злодеяний, о которых узнавала от земляков, из листовок и других источников. Не забывала Настя записывать и чёрные дела полицаев, в том числе и тех, кто приезжал в её деревню. В списке девушки значились изнасилования, убийства, сожжённые вместе с людьми деревни, грабежи скота, угон людей в Германию на работы, жестокое обращение с пленными, которое Настя сама видела, когда красноармейцев вели по большаку, и тех, кто не мог самостоятельно идти, фашисты пристреливали на обочине дороги. Девушка делала записи и про массовые расстрелы евреев. Дневник Настя хранила под соломенным тюфяком и, наверное, по неопытности не представляла, какой опасности она себя подвергает. Но небеса девушку сберегли, и она никуда не делась, как и предполагал Егор. В сентябре 1943 года её родная земля была освобождена от немецких захватчиков, и люди приступили к восстановлению нормальной советской жизни. В это же время из Рудни пришло известие о том, что родную тётю Насти парализовало. За больной женщиной требовался постоянный уход. На семейном совете и с согласия председателя сельского Совета в Рудню решили отправить Настю.

Девушка пошла в Рудню пешком. Когда вдалеке показались первые дома города, Настя подумала: сможет ли она стать городской девушкой, работать на городском предприятии. Сделать это будет не так просто. В деревне, как ей казалось, жилось легче, поскольку сельский труд, навыки работы на земле передавались с молоком матери.

По мере приближения к городу Настя чувствовала, как он сильнее и сильнее наседал своей неизвестностью, таинственностью на молодую душу, заставляя её волноваться. Но девушка даже и в мыслях не представляла, что её ожидает в городе в ближайшем будущем.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Гитлер с первых дней войны следил за действиями партизан в тылу вермахта, называя бандитами, и считал, что их появление развязывает ему руки для уничтожения советских людей. Гитлер, имея в виду партизанскую войну, говорил: «Она дает возможность истреблять всех, кто будет против нас». Обязанности по наведению порядка на оккупированных территориях были возложены на подразделения СС, а также на регулярную армию. 18 августа 1942 года Гитлер, озабоченный партизанским движением, издаёт приказ №46, получивший известность как Директива фюрера под этим же номером. В нём Гитлер объявлял: «Зверства бандитов на Востоке приняли такой размах, который является для нас неприемлемым, поскольку угрожает стать серьезной опасностью для тылового снабжения и эксплуатации оккупированных территорий» и требовал до наступления зимы покончить с партизанами с целью недопущения серьезных препятствий при проведении вермахтом операций в зимнее время.

Указания и приказы Гитлера неукоснительно исполнялись. На борьбу с партизанами, кроме охранных подразделений и регулярных частей армии, были брошены силы управления полиции безопасности и СД, а в марте 1942 г. был создан Особый штаб по России — специальный орган «Зондерштаб «Р», который занимался выявлением мест нахождения партизанских отрядов.

Для борьбы с партизанами из числа, в основном, проштрафившихся егерей и лесников были созданы и истребительные команды с небольшой численностью, так называемые ягдкоманды или «охотники», в задачу которых входило незаметное приближение к партизанским отрядам и внезапная атака с целью уничтожения или срыва их операций.

Кроме этого, немецкой разведкой и гестапо предпринимались попытки внедрения в партизанские отряды своих агентов из числа предателей Родины для проведения террористической и подрывной деятельности, наделив их подлинными документами и средствами связи.

Гитлер, преследуя цель порабощения и уничтожения советских людей, в то же время понимал, что оккупированному населению надо предоставлять сносные условия для жизни, чтобы оно не уходило в партизаны и не поддерживало их. Однако советские люди несмотря на фашистские посулы продолжали активно бороться с захватчиками. Это злило Гитлера, а поэтому все карательные операции немцев против партизан и мирных жителей носили жестокий характер. Фашистам разрешалось убивать на месте пленных партизан; деревни, попавшие в зону действий карателей, сжигать вместе с населением, а военнослужащих вермахта освобождать от ответственности за жёсткие действия в отношении партизан.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Экспедиции карателей под названием «жёлтый слон» начались осенью. Фашисты хотели взять, как они выражались, « банды» в кольцо и уничтожить их. Но отряду, где воевал Егор, хоть и с потерями, удалось прорваться обратно в тыл врага, сохранив боеспособность. Остальные отряды, прорвав вражеские заграждения, ушли на север в район боевых действий Красной Армии. С этими отрядами ушёл друг и наставник Егора — Кузьма Трофимович Голубев, которого ещё ранее перевели в другое партизанское подразделение. На прощание Голубев сказал, что даст Бог, они встретятся, и что, скорее всего, он попросится в действующую армию.

Каратели в ходе своих операций сжигали на своём пути деревни, отбирали скот у крестьян, убивали тех, кого подозревали в связях с партизанами. Зверства фашистов ещё больше сплачивало людей на борьбу с нечистью. Оккупированное население старалось, чем могло, помогать борцам с фашистами.

В один из трудных дней окружения Алексеев получил задание узнать возможные пути прорыва отряда. Егор и ещё несколько человек отправились изучать местность в надежде найти слабое место у фашистов. Уже с первых сот метров бойцы стали натыкаться на засады. Отстреливаясь, разведчики уходили в сторону, но через некоторое время вновь встречали немцев. Тогда Алексеев решил обследовать единственную брешь, свободную от немцев, — болото, которое местными жителями считалось непроходимым. Егор и бойцы, вооружившись длинными палками, ступили на качающуюся зыбкую почву и, прощупав дно, поняли, что болото действительно непроходимо. Потом, ещё раз уточнив данные о плотности немецких засад, группа Егора вернулась в отряд, где Алексеев доложил командиру о сложившейся обстановке. Не успел Егор сделать доклад, как к командиру привели местного колхозника, который усевшись на предложенную табуретку, покачал головой и с чувством гордости произнёс:

— Болото непроходимое — это так, но не для меня. Я знаю скрытый проход через него и могу показать.

Командир пожал руку колхознику и посмотрел на разведчика.

— Егор, ступай с проводником по этой тропе и сделай вывод, может ли по ней пройти весь отряд с ранеными и с мирным населением.

Через некоторое время после нового доклада Алексеева Григорьев собрал всех командиров подразделений отряда и устроил совещание. По итогам его было принято решение, что через болото, которое с двух сторон напичкано немцами, пройдёт одна рота с усиленным вооружением и после этого неожиданно, с тыла, ударит по фашистам. В это время основной отряд пойдёт на прорыв на встречном направлении.

Ночью бойцы роты вошли в болото и с пулемётами, автоматами по пояс в воде, а то и выше, стараясь не шуметь, двинулись к свободному сухому берегу. Алексеев шёл первым и молил судьбу и Бога, чтобы те дали возможность дойти незамеченными до цели, поскольку рядом по обе стороны болотистой низины раздавалась немецкая речь, через деревья и кусты виднелись отблески костров. Иногда Егор проваливался по шею, и тогда холодная илистая вода попадала ему в рот, вызывая желание кашлять. Егор кашлял, но вовнутрь себя, стискивая зубы. Руки с автоматом и боекомплектом ему приходилось всё время держать над головой. Наконец, ноги парня почувствовали под жижей твёрдую почву, впереди был берег.

После рассредоточения рота нанесла неожиданный мощный удар по фашистам. Батальоны отряда тоже пошли в атаку и после кровопролитного боя вышли из окружения.

Потом, уже на белорусской земле, местные партизаны помогли отряду переправить на Большую землю раненых, детей, женщин и стариков, пополнить запасы оружия, боеприпасов и продовольствия посредством авиации. После этих мероприятий отряд вернулся к обычному ритму борьбы с фашистами, которые продолжали периодически устраивать карательные экспедиции против партизан. Но все они были безуспешными.

И хотя отряд уже действовал на белорусской земле, у его бойцов не пропало ощущение единой Родины. Белорусские партизаны и местное население относились к смоленским товарищам дружественно, по-братски, с желанием помочь в любой трудный момент. Учитывая обстановку на фронтах, партизаны ждали соединения с Красной Армией и делали всё возможное для ускорения этого процесса, строго соблюдая воинскую дисциплину и заботясь о местных жителях, находящихся в оккупации.

В отряде редко случались провинности бойцов, но если такой нарушитель дисциплины появлялся, то командир применял к нему жёсткие меры. Однажды произошёл такой случай.

Батальон отряда, в котором воевал Алексеев как командир отделения разведчиков, после боевой операции расположился на отдых с ночёвкой в одной белорусской деревне. Егор, поужинав и выкурив самокрутку, стал наигрывать мелодии из песен. В доме, где он остановился на отдых, находилось ещё пятеро бойцов. Среди них был мужчина лет сорока по имени Николай, который отличался угрюмым и неразговорчивым характером. Алексеев посмотрел на рядового бойца и пробежался пальцами по кнопкам гармони.

— Давай, Николай, к нам поближе и расскажи о своей кручине, а я тебе подыграю. А вдруг повеселеешь.

Мужчина докрутил самокрутку и прикурил.

— Я разговоры вести не люблю, как и петь. Жизнь мою не стоит ворошить, — пробубнил под нос Николай.

— А в партизаны чего пошёл? — не унимался Егор.

— Пошёл и пошёл, чего прицепился?

Егор махнул рукой, снова пробежался по кнопкам и запел:

Расцветали яблони и груши,

Поплыли туманы над рекой.

Выходила на берег Катюша,

На высокий берег, на крутой.

В это время в дом без стука вошёл командир батальона Савельев с пожилой сгорбленной женщиной. Алексеев сжал гармонь и притих. Командир окинул суровым взглядом бойцов и скомандовал:

— Становись в одну шеренгу возле печки.

Партизаны быстро выполнили приказ. Савельев тронул женщину за плечо.

— Мария Семёновна, вы кого-нибудь из этих людей узнаёте?

Женщина подняла голову и, скользнув взглядом выцветших глаз по строю, показала рукой на Николая.

— Вот этот давеча был у меня, хотел заночевать, но почему-то ушёл.

Командир ткнул угрюмого бойца пальцем в грудь.

— С вещами на выход. Остальным продолжать отдыхать.

Когда командир батальона, женщина и Николай вышли, Егор рукой задвинул гармонь под лавку.

— Что-то пропала охота играть. Чувствует моё сердце: что-то случилось.

На следующий день утром батальону была дана команда построиться на окраине деревни. Алексеев оперативно вывел своих разведчиков в указанное место и стал ожидать дальнейших событий. Вскоре перед строем появился командир отряда и тихо поздоровавшись, затем громко, чётко, с металлом в голосе произнёс:

— Товарищи бойцы, я думал, что мне уже никогда не придётся краснеть перед советскими людьми после произошедшего события ещё в начале наших действий. Но вчера, к великому моему огорчению, произошёл аналогичный случай, который бросил позорную тень на отряд. Этим могут воспользоваться фашисты в пропагандистских целях, выставляя партизан в глазах населения бандитами. Вчера один боец, зайдя в дом к пожилой женщине, украл у той мешочек с сухарями. Этот мешочек был обнаружен в вещмешке Николая Бухно. Бухно сознался в преступлении. Дело, как вы понимаете, не только в этих сухарях, дело во мнении народа о партизанах, долг которых заключается в уничтожении фашистов, полицаев, в защите населения от этих злодеев и в оказании помощи людям, которые временно оказались на оккупированной территории, но не в их грабеже. Я думал этот вопрос в отряде закрыт раз и навсегда, но нашёлся один негодяй, который нарушил одно из святых правил отряда. Ему за это пощады не будет. Партизанский суд приговорил вора к расстрелу, и этот приговор приказываю исполнить немедленно.

Бухно, который стоял в окружении конвоиров, поставили спиной к дереву, и те же конвоиры, щёлкнув затворами винтовок, выстрелили по приговорённому. Мужчина, так и не проронив ни одного слова, прошитый пулями, медленно спустился на землю и завалился на бок.

Командир отряда снова подошёл к строю батальона.

— Впереди нас ждут доблестные дела по освобождению родной земли от фашистской заразы, нас ждёт скорая победа. Я верю, что вы с честью выполните долг перед Родиной и советским народом. Можно разойтись, чтобы подготовиться к очередным боевым операциям.

Егор отошёл в сторону и только после этого увидел стоящих за оградой местных жителей, среди которых топталась и та старушка. Женщина крестилась и плакала. Алексеева распирали противоречивые чувства, хотя опытный разведчик давно уже знал, что грабежи крестьян отдельными партизанами, которые пришли в отряд с целью «отсидеться», иногда случаются, как и знал то, что под видом партизанских отрядов действуют лжеотряды, образованные фашистами из числа преступников и полицаев, призванных грабежами, убийствами мирных граждан вызвать у советского народа ненависть к настоящим партизанам. Егор на себе убедился, что народ разбирается в происках врагов и относится к партизанам, как к своим защитникам и освободителям от фашистской гадины. Думая об этом, Алексеев одобрял жёсткие действия командира отряда по пресечению разного рода злодеяний в отношении населения, находящегося под немецкой оккупацией.

Алексеев также знал, что скоро партизанские отряды соединятся с частями Красной Армии и мечтал стать красноармейцем. Пока же этого не произошло, он добросовестно и отважно выполнял задания своих партизанских командиров. А задания шли одно за другим, летело и время. Немецкая армия терпела поражение за поражением. О победах Красной Армии постоянно говорило и Совинформбюро. Сообщило оно и о полной ликвидации немецко-фашистских войск в районе Сталинграда:

«Сегодня, 2 февраля, войска Донского фронта полностью закончили ликвидацию немецко-фашистских войск, окружённых в районе Сталинграда. Наши войска сломили сопротивление противника, окружённого севернее Сталинграда, и вынудили его сложить оружие. Раздавлен последний очаг сопротивления противника в районе Сталинграда. 2 февраля 1943 года историческое сражение под Сталинградом закончилось полной победой наших войск.

За последние два дня количество пленных увеличилось на 45.000, а всего за время боёв с 10 января по 2 февраля наши войска взяли в плен 91.000 немецких солдат и офицеров…

За время генерального наступления против окружённых войск противника, с 10 января по 2 февраля, по неполным данным, наши войска взяли следующие трофеи: самолётов — 750, танков — 1.550, орудий — 6.700, миномётов — 1.462, пулемётов — 8.135, винтовок — 90.000, автомашин — 61.102, мотоциклов — 7.369, тягачей, тракторов, транспортёров — 480, радиостанций — 320, бронепоездов — 3, паровозов — 56, вагонов — 1.125, складов с боеприпасами и вооружением — 235 и большое количество другого военного имущества. Подсчёт трофеев продолжается.

Таков исход одного из самых крупных сражений в истории войн».

Алексеев слушал и другие сводки Совинформбюро, которые вдохновляли бойцов партизанского отряда на борьбу с фашистами. После прослушивания сообщений о победах Красной Армии Егор всегда уходил на задания с приподнятым настроением.

Однажды, когда рядом уже громыхал фронт, Алексеев с двумя товарищами отправились в разведку в один из населённых пунктов, который находился в зоне боёв, для выяснения, хозяйничают ли там немцы. Прежде чем войти в село, Алексеев, не изменяя правилам, решил заглянуть в близлежащую деревеньку и сначала там, у местных жителей, выяснить обстановку в округе.

Вскоре Егор, выбрав в деревне безопасный, по его мнению, дом, постучал в покосившуюся дверь. На порог вышла ещё нестарая женщина, которая, осмотрев гостей, молча пропустила их внутрь неосвещённого помещения. Егор поздоровался, улыбнулся и тихо произнёс:

— Мы партизаны, хотим помочь армии побыстрее изгнать из этих мест фашистов.

— Скорей бы, — женщина тяжело вздохнула, — и чего гады цепляются за чужую землю, их уже несколько раз выбивали отсюда, а они снова объявляются в этих местах. В последние дни здесь стояла такая канонада, аж уши закладывало. Но мы к ней привыкли, хотя и прятались кто куда: кто под пол, кто в ручей. Тут, давеча, слышали крики наших солдат «Ура!», «За Сталина!», «За Родину!». Мы молимся за нашу победу, за погибель захватчиков. Меня Настей зовут.

Егор, услышав это имя, улыбнулся и спросил:

— Кто откуда стреляет?

— А поди их разбери. Одно время наши стреляли откуда-то из-за моей хаты, а фрицы огрызались из-за озера.

— А в посёлке кто?

— Вот этого, сынок, я тебе не скажу. Пока тут такая заваруха, сидим мы по своим халупам, и носы из них на улицу не кажем, — женщина скрестила руки на груди.

— С вашего разрешения мы у вас пару часиков отдохнём, — Егор положил вещмешок себе под ноги.

— Это — пожалуйста. Только у меня, акромя бульбы, ничего нет.

— Не волнуйся, мать, у нас всё своё, и вас просим к нашему, как говорят, шалашу.

Перекусив, разведчики улеглись возле печки. Егор тоже, положив вещмешок под голову, вытянул ноги и окунулся в воспоминания. Он любил это делать, когда предоставлялась свободная минутка. Алексеев лежал с автоматом в руках с закрытыми глазами и вспомнил родительский дом с берёзой, на которую любил залазить и сверху любоваться родными местами, вспомнил и последнюю встречу с Настей, когда несколько месяцев назад ему разрешили побывать в родной деревне. Тогда он пришёл в дом к Насте, и девушка на глазах у своих родителей увлекла его в свою спальню, где обняла и сквозь слёзы сказала, что она ждёт его каждый день с момента последнего расставания. Почему он тогда не пошёл за ней? Почему не пришёл на следующий день? И неужели он в одночасье разлюбил её из-за того, что ей не понравились его слова, сказанные Петру? После этого Настя разделась догола и легла на кровать, а потом, в последний момент, задыхаясь, прошептала, что хочет забеременеть. Но он, не осмелившись это сделать, сказал, что война продолжается и что, возможно, он погибнет, а поэтому не хочет, чтобы ребёнок рос без отца.

Мысли Егора прервал какой-то глухой звук, доносящийся с улицы. Алексеев напрягся, прислушался, но звук больше не повторился, и парень, успокоившись, почему-то вспомнил, как пустил под откос свой первый фашистский эшелон. Тогда он и его друг Кузьма Трофимович, пройдя несколько километров по болоту и чащобе, вышли к железной дороге, по которой регулярно шли вражеские составы с техникой и живой силой противника в сторону линии фронта. Сделав углубление под рельсом и заложив туда мину, они присоединили провод к чеке взрывателя, потом с этим проводом отползли метров на пятьдесят от насыпи и затаились в кустах, ожидая удачи. Вскоре на ровном двухкилометровом участке дороги показался тяжёлый состав. В тот момент даже Голубева охватило волнение, не говоря про него самого. В голову лезли мысли: а вдруг провод зацепился за какое-нибудь препятствие, и он не сможет выдернуть чеку, или сама мина вдруг не взорвётся? И такие мысли со словами «или» и «а вдруг» лезли и лезли в голову, пока паровоз не приблизился на необходимое расстояние к мине. По команде Голубева он дёрнул за шнур, и сразу же раздался взрыв. Паровоз на полном ходу клюнул в образовавшуюся яму, потянув за собой вагоны, которые с грохотом стали наползать друг на друга и сваливаться под откос, подминая под собой технику и фашистов. А потом в разное время было ещё четыре уничтоженных вражеских состава и метры взорванных рельсов.

Мысли Егора опять оборвал странный звук. Командир разведчиков разбудил своих товарищей, и в это время послышался стук в дверь. Настя накинула на себя кофту и шёпотом сказала: если это полицаи, то они не уйдут, поэтому придётся открывать. Егор кивнул головой и встал в угол возле двери, которую женщина вскоре открыла. В дом вошёл молодой парень с автоматом в руках, поздоровался и снял с головы пилотку.

— Разреши, хозяйка, немного отдохнуть, я боец Красной Армии.

— И чего это моя развалюха всем приглянулась? — Настя зажгла свечку.

— Оттого и приглянулась. А у тебя что в доме ещё кто-то есть? — солдат настороженно прислушался.

В это время разведчики вышли из укрытий и наставили автоматы на парня. Тот хмыкнул.

— На врагов не похожи, партизаны что ли?

— Мы то — партизаны, а вот ты кто? Слишком уж одет ты во всё чистенькое, и сапоги у тебя блестят. — Егор выпятил грудь вперёд.

Парень, которому на вид было лет двадцать пять, снова хмыкнул.

— Во-первых, я педант во всём, если тебе такое слово известно, а во-вторых, в нашей доблестной армии красноармейцев хорошо одевают и, в-третьих, если я в скором времени не выйду из дома, то мой товарищ и друг всё здесь разнесёт на кусочки.

В это время в дом вошёл мужчина с автоматом на плече. Поздоровавшись, он спокойно покачал головой.

— Ты, Николай, в глазах партизанских разведчиков сделал меня каким-то чудищем. Разносить я на кусочки ничего и никого не собираюсь, а потому что здесь находится мой друг.

Алексеев удивлённо посмотрел на мужчину. Голубев улыбнулся.

— Егор, ты так без глаз останешься, верни их в прежнюю орбиту.

— Кузьма Трофимович, вот уж точно говорят: пути Господни неисповедимы, — парень расплылся в улыбке, подошёл к Голубеву и обнял его.

— Ты же комсомолец. Раньше я от тебя про Бога не слышал.

— Я верю в справедливость, которая обитает на небесах и помогает нам бороться с нечистью. Но я хотел бы узнать, как твои дела? Располагайся возле меня, поговорим.

Голубев лёг на пол и начал рассказ:

— Мы нарвались на засаду фашистов, вот и пришлось петлять на подводе, чтобы добраться до своей части, а в итоге мы пока оказались здесь. Служу я в стрелковой дивизии в артиллерийском подразделении в качестве охранника складов. Мне также приходится постоянно подвозить боеприпасы на боевые позиции. Так сказать, нашли мне должность под мой возраст, но под пулями приходиться бывать часто. Вот недавно медаль вручили «За боевые заслуги».

— Я тоже мечтаю стать красноармейцем, но командир говорит мне, что я пока нужен отряду, — в голосе Егора прозвучали горделивые нотки.

— Совсем скоро вы с нами соединитесь, и ещё навоюешься. Война ожидается долгой, хоть и погнали мы фрица ускоренным темпом, но он, гад, ещё ожесточённо сопротивляется. Очень жаль видеть, сколько молодых наших солдат гибнет от рук фашистов. И хочу тебе сказать, что на войне смерть приобретает другой смысл. Когда человек каждый день смотрит смерти в лицо, она уже не кажется ему каким-то абстрактным понятием, смерть на войне представляется человеку реальным существом, требующим от него отчёта о своих действиях в экстремальных условиях жизни и более того — отчёта о даже маленьких грешках и побуждениях сделать себе хоть какую-то поблажку, — Голубев повернул голову к Егору, — поэтому какой вывод напрашивается, боец Алексеев?

Егор пошевелился.

— Человек на войне не должен кривить душой, прятаться за спины товарищей, поскольку на войне есть не только лицо смерти, но есть ещё и глаза боевых товарищей, у которых ты как на ладони со всеми своими потрохами, недостатками и достоинствами. И осуждающие глаза товарищей за трусость и предательство будут пострашнее смерти.

Кузьма Трофимович одобрительно крякнул:

— Война сделала тебя философом. И ты прав: предателей, трусов и подлецов на войне легче выявить, чем на гражданке. Но об этом поговорим в следующий раз, а сейчас давай полчасика поспим.

Не успел Кузьма Трофимович сказать это, как Егор уже засопел.

Рано утром красноармейцы и бойцы партизанского отряда, поблагодарив хозяйку, выдвинулись на подводе к посёлку, по пути сверяя места нахождения своих подразделений. В посёлке немцев не оказалось. Местные жители сообщили, что фашисты ушли за озеро. Голубев и Алексеев со своими товарищами вышли на крутой открытый берег водоёма. Кузьма Трофимович грустно посмотрел на Егора.

— Будем прощаться. Меня и Николая, наверное, в нашем подразделении уже заждались.

— Надеюсь, Кузьма Трофимович, что мы скоро снова встретимся. Не за горами наше воссоединение. — Егор закурил самокрутку.

— И я надеюсь, но как ты говоришь, неисповедимы пути Господни.

В это время что-то засвистело, а потом грохнуло так, что земля задрожала. Бойцы бросились на землю и машинально закрыли руками головы. Потом рядом разорвалось ещё пять мин, запущенных фашистами из-за озера из шестиствольного миномёта. Первым очнулся Голубев. Он поднял голову и крикнул:

— Быстро всем в укрытие, за сарай!

Бойцы поднялись и мгновенно преодолели открытое пространство. Но Егор остался лежать на земле. Голубев подполз к нему, тронул за плечо.

— Жив, контужен?

Алексеев пошевелился и попытался пошутить:

— И не то и не другое, но чувствую, что из меня выходит кровь.

Голубев с помощью других бойцов перенёс друга в укрытие, где ему закрыли, чем могли, на груди зияющую рану от осколка. Егор открыл глаза и прошептал побелевшими губами:

— Это моё третья серьёзное ранение, остальную мелочёвку я не считаю.

Кузьма Трофимович посмотрел на расползающееся кровавое пятно на груди Егора.

— С такой раной тебя срочно надо в армейский госпиталь. Сейчас мы мигом тебя туда доставим. Держись, парень, не закрывай глаза, — Голубев достал фляжку, потряс её, посмотрел на Николая, — положите раненого на телегу, а я тем временем сбегаю к озеру за водой, — Кузьма Трофимович юркнул за угол сарая, и в это время там же разорвалась мина.

Егор вздрогнул и потерял сознание.

Голубев лежал на берегу озера головой к своей родной деревне. Мужчина был ещё жив, он видел вдали берёзы и думал: где-то совсем близко, по военным меркам, живёт его семья, которая будет жить в веках, потому что он дал жизнь большому потомству. Оно без всяких сомнений будет помнить о своём отце, деде, прадеде. Прасковья — сильная женщина, получив треугольник с сообщением о его смерти, отголосит и продолжит поднимать детей. Помогут ей в этом и добрые люди, а он с честью выполнил долг перед семьёй, перед народом, перед Родиной. Кузьма Трофимович закрыл глаза, но потом они снова открылись и, уже самостоятельно, не посылая сигналов в мёртвый мозг, продолжали смотреть на берёзы, которые были уже свободны от фашистской нечисти. А где-то там за ними и за речкой на склоне холма в небольшой деревушке продолжала жить беременная Прасковья с пятью детьми, которая ещё не знала, что стала вдовой.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Алексеев окончательно пришёл в сознание лишь во фронтовом госпитале. Егор лежал на кровати в общей палате вместе с другими бойцами, и первая осознанная мысль, которая пришла ему в голову, была о том, что это его третье ранение, а поскольку Бог любит троицу, то ранений больше не будет. Эта мысль никак не хотела уходить из головы, крутясь по какой-то орбите, стуча в виски и ударяя по взвинтившимся нервам парня. Егор даже стал побаиваться её настойчивости, думая: а не намекает ли она ему о смерти. Он ведь собирался воевать и дальше, если не будет четвёртого ранения. А то, что же будет? Напрашивалось два вывода: это или смерть, или его вообще больше не ранят, во что на войне трудно поверить.

Однажды утром, проснувшись от прикосновений медицинской сестры Раечки, которая пришла делать укол, Алексеев почувствовал в душе лёгкость, а в голове ясность. Назойливая мысль о ранениях и о том, что Бог любит троицу, улетучилась. Вместо неё в душе поплыло предчувствие чего-то хорошего, значимого, которое должно произойти в ближайшем будущем. Егор улыбнулся девушке.

— Раечка, а знаешь, меня на войне не убьют. Я чувствую, что совершу что-то очень значимое в своей жизни.

— Я тоже этому верю, — миловидная сестричка грустно покачала головой, — потому что слышала, что вас, товарищ гармонист, из-за ран собираются подчистую списать в тыл. А там вам ничего не останется делать, как играть на гармони, любить девчат и думать не о смерти, а о жизни.

Егор от такой информации растерялся. Он даже в мыслях не мог себе представить, что его спишут. Алексеев удивлённо взглянул на девушку и возмущённо произнёс:

— Я с таким раскладом не согласен. После войны, да, я буду любить девчат под гармошку, но не сейчас.

— Это Вы комиссии рассказывайте, а не мне.

Егор подмигнул сестричке в белом халатике.

— У меня есть идея, наклонись поближе.

Девушка своим дыханием обдала раненого. Алексеев тихо прошептал:

— Ты мне помоги побыстрее встать на ноги. Я при виде тебя наливаюсь силой. Приходи почаще, а потом мы под гармонь споём песню о любви.

Девушка хихикнула.

— Гармонист есть гармонист. Но ради Вашего выздоровления, я уделю вам повышенное внимание, — медсестра ловко всадила иголку в мягкое место Егору и перешла к другому раненому.

Алексеев смотрел ей вслед и улыбался, но потом погрустнел, вспомнив своё предыдущее ранение. Тогда их отряд уходил от карателей. Он с группой товарищей прикрывал отход, вступая в бой с фашистами. Когда, казалось бы, уже оторвались от немцев, какая-то шальная пуля попала ему в бок, повредив печень. Сначала его доставили в дивизионный госпиталь, а долечивали уже в армейском. И вот теперь ему грозило полное списание. Мысли Егора оборвала медсестра, которая проходя мимо, подмигнула ему.

— Наливайся силами, потом споём.

От этих слов молодой парень приподнялся на кровати и почувствовал, как по крови, к его ране, стремительно понеслось какое-то чудодейственное лекарство, которое, достигнув места, где кусок осколка сделал рваную дырку, затянуло её приятной снимающей боль молодой кожей. Егор не удержался и крикнул уходящей сестричке:

— Рая, я сегодня хочу сыграть на гармони для тебя и всех раненых.

— Я поговорю с врачом, — кивнула Раечка и исчезла за дверями.

Алексеев снова лёг на кровать и подумал: женщина с её взглядом, волнующей походкой и нежными словами — лучшее лекарство для раненых. А в отряде лучшим лекарством для подъёма настроения товарищей являлась его гармонь. Всегда в свободную минуту он брал инструмент и начинал тихо играть и петь военные и довоенные песни. На звук гармони подтягивались отдыхающие после заданий и операций бойцы, которые слушая прекрасные песни, восстанавливали силы для новых походов по тылам врага.

Егор нащупал свою пробоину и, не почувствовав ноющей боли, осторожно встал с кровати. Снова потрогал рану и прислушался: рана не отозвалась. Егор улыбнулся и вышел в коридор, в котором тоже стояли кровати. Возле одной из них он увидел Раю и помахал ей рукой. Девушка тоже замахала руками, но, возмущённо, давая знать, что ему немедленно надо вернуться в палату и лечь в кровать. Алексеев улыбнулся и покорно поковылял назад.

После завтрака начался обход. Когда очередь дошла до Алексеева, немолодая женщина врач строго посмотрела на партизана и произнесла:

— Ваша рана начала только затягиваться, а вы уже готовы в пляс пуститься. Так дело не пойдёт. Наша задача — побыстрее вернуть вас в строй, а вы своими действиями препятствуете этому, нарушая постельный режим.

Егор, как мальчишка, покраснел и виновато опустил глаза. Врач осмотрела рану и покачала головой.

— Всё ясно. Для ваших лесных походов вы вряд ли подойдёте, но дня через два я вам разрешу выступить перед ранеными госпиталя.

Алексеев воспринял слова врача, как предвестники приговора о списании. Через два дня ему разрешили ненадолго побыть артистом. Вечером, после ужина, в одном из помещений госпиталя оборудовали зрительный зал со сценой, где собрались ходячие раненые и свободный персонал госпиталя. Алексеев, выйдя к публике, сначала разволновался, но потом, успокоившись, грянул:

Вставай, страна огромная,

Вставай на смертный бой

С фашистской силой тёмною,

С проклятою ордой.

Пусть ярость благородная

Вскипает, как волна, —

Идёт война народная,

Священная война!

Как два различных полюса,

Во всём враждебны мы.

За свет и мир мы боремся,

Они — за царство тьмы.

Дадим отпор душителям

Всех пламенных идей,

Насильникам, грабителям,

Мучителям людей!

Не смеют крылья чёрные

Над Родиной летать,

Поля её просторные

Не смеет враг топтать!

Пусть ярость благородная

Вскипает, как волна, —

Идёт война народная,

Священная война!

Гнилой фашистской нечисти

Загоним пулю в лоб,

Отребью человечества

Сколотим крепкий гроб!

Пусть ярость благородная

Вскипает, как волна, —

Идёт война народная,

Священная война!

Пойдём ломить всей силою,

Всем сердцем, всей душой

За землю нашу милую,

За наш Союз большой!

Пусть ярость благородная

Вскипает, как волна, —

Идёт война народная,

Священная война!

Встаёт страна огромная,

Встаёт на смертный бой

С фашистской силой тёмною,

С проклятою ордой!

Пусть ярость благородная

Вскипает, как волна, —

Идёт война народная,

Священная война!

Алексеев допел последние слова и с яростью сжал гармонь. Он видел, как стоящие неподвижно зрители сжимали кулаки, а некоторые раненые вытирали скупые слёзы. Егор улыбнулся и запел:

Бьется в тесной печурке огонь,

На поленьях смола, как слеза,

И поет мне в землянке гармонь

Про улыбку твою и глаза.

Про тебя мне шептали кусты

В белоснежных полях под Москвой.

Я хочу, чтобы слышала ты,

Как тоскует мой голос живой.

Ты сейчас далеко-далеко.

Между нами снега и снега.

До тебя мне дойти нелегко,

А до смерти — четыре шага.

Пой, гармоника, вьюге назло,

Заплутавшее счастье зови.

Мне в холодной землянке тепло

От моей негасимой любви.

Аудитория, расслабившись после этой песни, взорвалась бурными аплодисментами. Егор воспрянул духом и снова запел:

Синенький скромный платочек

Падал с опущенных плеч.

Ты говорила, что не забудешь

Ласковых, радостных встреч.

Порой ночной

Мы распрощались с тобой…

Нет больше ночек!

Где ты платочек,

Милый, желанный, родной?

Помню, как в памятный вечер

Падал платочек твой с плеч,

Как провожала и обещала

Синий платочек сберечь.

И пусть со мной

Нет сегодня любимой, родной,

Знаю, с любовью ты к изголовью

Прячешь платок голубой.

Письма твои получая,

Слышу я голос живой.

И между строчек синий платочек

Снова встает предо мной.

И часто в бой

Провожает меня облик твой,

Чувствую, рядом с любящим взглядом

Ты постоянно со мной.

Сколько заветных платочков

Носим в шинелях с собой!

Нежные речи, девичьи плечи

Помним в страде боевой.

За них, родных,

Желанных, любимых таких,

Строчит пулеметчик за синий платочек,

Что был на плечах дорогих.

Егор допел песню и почувствовал, как рана на груди снова заныла, а на лице выступил холодный пот. Но бурные аплодисменты и овации зрителей заставили Алексеева забыть о боли, и он снова запел, но не так сильно, как прежде, растягивая гармонь.

Валенки да валенки,

Ой, да не подшиты стареньки

Лечащий врач Егора, видя состояние пациента, подошла к нему и обратилась к аудитории:

— Дорогие друзья, давайте ещё раз поблагодарим боевого и мужественного разведчика за то, что он, превозмогая боль, доставил нам огромную радость своим выступлением. К сожалению, я вынуждена прекратить концерт. Товарищ Алексеев нам нужен живой и, я уверена, он скоро ещё не раз перед нами выступит. Всем спасибо.

В зале раздались аплодисменты. Егор взял под мышку гармонь, поклонился и ушёл в свою палату. Лёжа в кровати, после осмотра раны врачом, Егор подумал: искусство, как и женщина, тоже великая сила, которая поднимает дух бойцов и веру их в победу и в то, что они не зря страдают от ран и погибают, защищая свою землю, свою Родину.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Рана Егора затянулась, и разведчик с волнением и напряжением ждал приглашение на врачебную комиссию. Чтобы скоротать время, он играл на гармони перед ранеными и регулярно слушал сводки Совинформбюро. Однажды к Алексееву в палату заглянула Рая.

— Возможно, сегодня тебя вызовут на комиссию, — произнесла девушка и добавила, — а пока сходи, послушай сводку.

Через некоторое время Егор слушал величественный голос диктора, который звучал на весь мир, извещая:

«В течение 4 октября в Югославии западнее города Врашац наши войска овладели городами и железнодорожными станциями Алибунар, Владимировац, населёнными пунктами и железнодорожными станциями Дебельяча, Црепая, Банатско Кралевичево, Банатоко-Ново Село.

Юго-западнее румынского города Турну-Северин наши войска с боями продвигались вперёд и овладели на территории Югославии населёнными пунктами Штубик, Ясеница, Топла, Оштрели, Бор, Брестовац, Николичево, Звездан, Велик Извор, Грляне, Вратарница и железнодорожными станциями Брестовац, Вратарниуа.

На других участках фронта — поиски разведчиков. В ряде пунктов шли бои местного значения.

За 3 октября в воздушных боях сбито пять самолётов противника.

На территории Югославии западнее города Врашац наши войска продолжали наступление. Части Н-ского соединения овладели городами и железнодорожными станциями Алибунар и Владимировац. Развивая успех, наши пехотинцы стремительно продвинулись вперёд и овладели населённым пунктом Банатско Кралевичево, расположенным в 24 километрах к северо-востоку от города Белград. Взято в плен 350 немецких солдат и офицеров. На станции Петровград захвачено у немцев свыше 200 вагонов с различными военными грузами.

Юго-западнее румынского города Турну-Северин противник, опираясь на выгодные для обороны рубежи, оказывал упорное сопротивление. Сегодня наши войска западнее города Неготин соединились с частями Народно-освободительной армии Югославии. Действуя совместно и согласованно, советские и югославские бойцы окружили и разгромили немецкий гарнизон в одном крупном населенном пункте на реке Дунай. На других участках наши войска, с боями продвигаясь вперёд по горным дорогам, долинам и ущельям, заняли несколько населённых пунктов. За день боев уничтожено до 1.000 немецких солдат и офицеров. Захвачено у противника 12 орудий, склады с боеприпасами и продовольствием, два склада с бензином, четыре баржи с техническим маслом и другие трофеи.

Население Югославии оказывает всемерную помощь нашим наступающим войскам. В одном районе немцы, отступая, взорвали мост через бурную горную речку. Крестьяне по собственной инициативе вооружились топорами, лопатами, пилами и стали наводить переправу. Работая в холодной воде, они за три часа построили мост. В другом районе немцы обстреляли пулеметно-миномётным огнём роту лейтенанта Клокова. Наши бойцы вынуждены были залечь. В это время группа югославских партизан подобралась к гитлеровцам с тыла и забросала их гранатами. Рота лейтенанта Клокова перешла в атаку и в рукопашном бою разгромила немцев.

Советские бойцы, вступившие на территорию Югославии, видят на каждом шагу страшные следы зверств немецких оккупантов. Фашистские изверги истребили много тысяч ни в чём неповинных жителей. В селении Кобишница нет ни одной семьи, которая бы не пострадала от гитлеровцев. Немцы отняли у крестьян весь хлеб, угнали коров и овец. В городах гитлеровцы опустошили магазины, вывезли все ценности и личное имущество многих жителей. Население горячо приветствует Красную Армию, освобождающую города и сёла Югославии от немецких захватчиков.

Северо-западнее города Мариамполь отряды советских разведчиков истребили около роты немцев. Кроме того, в течение дня огнём наших снайперов уничтожено 48 гитлеровцев. Летчик-истребитель французской эскадрильи «Нормандия» капитан Кюфо встретился в воздухе с двумя немецкими истребителями и стремительно атаковал их. Умело маневрируя, капитан Кюфо сбил оба самолёта противника.

Западнее города Ломжа группа наших разведчиков ночью переправилась через реку Нарев и ворвалась в немецкие траншеи. В расположении противника поднялась паника. Советские бойцы уничтожили станковый пулемёт, взорвали блиндаж и истребили 20 гитлеровцев. Захватив пленного, наши разведчики без потерь вернулись в свою часть.

Юго-восточнее города Турка (Дрогобычской области) подразделения Н-ской части овладели укреплённым опорным пунктом противника. Уничтожено до роты вражеской пехоты. Захвачено 22 пулемёта и склад боеприпасов. На другом участке наши бойцы в результате умелого обходного манёвра заняли господствующую над местностью высоту. На поле боя осталось свыше 100 вражеских трупов. Захвачено 2 орудия, 13 пулемётов и другие трофеи. Взяты пленные.

Авиацией Краснознаменного Балтийского флота в Рижском заливе потоплен немецкий транспорт водоизмещением в две тысячи тонн».

Алексеев, дослушав сводку, подумал: его земля с берёзой давно уже свободна от фашистской нечисти. В приподнятом настроении разведчик отправился в свою палату, но до неё не дошёл. Путь ему преградила Рая.

— Пошли.

Когда Алексеев выслушал приговор комиссии, ему показалось, что он умер, что он никому не нужен. В бессильном гневе он ругал врачей, не жалея для этого крепких русских словечек. Егор, списанный в тыл, терял веру в себя, в свою значимость, в своё предназначение на войне и, наконец, в своё предчувствие. Приговор врачей разрушил его мир предсказаний, который постоянно ему внушал, что он должен совершить подвиг во имя Победы. Когда первые вспышки гнева прошли, Егор невольно подумал: а, может, то, что он уже сделал на войне, и есть подвиг. Но что-то в его душе ему снова и снова говорило: нет, он ещё не всё сделал для победы над фашистами, и что надо немного подождать, набраться сил, чтобы стать опять годным к строевой службе. Егор, временно смирившись с вердиктом врачебной комиссии, и напоследок найдя утешение в объятиях Раечки, закинув на плечи вещмешок и гармонь, отправился в родные края с надеждой вновь вернуться в гущу войны.

Домой Алексеев добирался то на попутном транспорте, то пешком. Вся дорога, от начала до конца, кричала парню, что в этих местах орудовали изверги. На пути встречались сожжённые карателями деревни, от которых остались лишь торчащие в небо печные трубы, на обочинах и в полях чернела брошенная подбитая техника. Егор, глядя на всё это, вспоминал отдельные эпизоды из недавнего прошлого, думал о войне. Он вспомнил клятву, данную в партизанском отряде, бить фашистов, не щадя ни сил, ни жизни, думал об огромных масштабах войны, о которой узнавал из сводок. Алексеев думал и о том человеке по имени Сталин, который управлял всем механизмом не только боевых действий армий и фронтов, но и работой людей в тылу, и удивлялся этому человеку с такими умственными и физическими способностями, и не удивился своему желанию, не задумываясь, погибнуть за такого человека. Егор считал, что товарищ Сталин — это высшая справедливая сила, опирающаяся на простой народ, и этот народ отвечает своему вождю любовью и преданностью.

Через некоторое время Алексеев добрался до районного центра Рудня, а потом, пройдя половину пути от Рудни до своей деревни, вдруг почувствовал в душе необъяснимую радость, предчувствие чего-то хорошего, светлого, почувствовал желание жить и наслаждаться жизнью. Вдоль дороги, по которой он шёл, виднелись признаки мирной жизни. Поля были убраны, на них кое-где стояли стожки сена, необходимые для корма скота. На дороге встречались колхозники, которые безбоязненно шли в райцентр за покупками и по делам. Лица их были приветливыми и светлыми. Егор шагал по дороге и радовался за свою землю, но когда он вдали увидел силуэт девушки, летящий над дорогой в его сторону, Алексеев понял, что к нему навстречу спешит счастье. Вскоре этот силуэт приземлился возле Егора, превратившись в прекрасное небесное создание, которое пропело:

— Здравствуйте, я — Александра, можно просто Шура. Я учительница начальных классов, иду в город по школьным делам, а вы с войны?

— Здравствуйте, Шура. Я, Егор Алексеев, иду с войны, а точнее из госпиталя, но чтобы через некоторое время снова вернуться на фронт, — парень, находясь в некотором оцепенении, смотрел на девушку и видел лишь её счастливые глаза.

— Я буду вас ждать. Вернитесь с победой, — Шура серьёзно посмотрела на парня.

У Егора от этих слов перехватило дыхание.

— Теперь после встречи с вами мне обязательно надо выжить и вернуться, — парень сделал самокрутку и прикурил от спички.

— Вы можете меня на «ты» называть, — девушка кокетливо улыбнулась, показав ровные белые зубки, — я ведь невелика птица по сравнению с вами, героем войны.

Алексеев, осмелев, взял девушку за руку.

— Мне-то всего чуть больше двадцати, поэтому прошу меня тоже называть на «ты». И вообще давай продолжим выяснять отношения не на дроге, а, отдыхая, например, вон в том стожке, — Егор махнул рукой в сторону поля, — нами ведь пройдена только половина пути до цели.

— А на гармони сыграешь? — девушка, смущаясь, хихикнула.

— Сыграю, — парень шагнул в поле, снимая с плеча гармонь.

Вскоре над стожком и над всей округой полилась ни с чем несравнимая мелодия гармони, возвещающая о гармонии двух людей, повстречавшихся на дороге среди поля. И если бы кто-то в это время, проходя мимо, услышал эту мелодию любви, то посмотрел бы на небо, перекрестился и подумал: на землю спустилось счастье.

Егор и Шура в беседе выяснили, «чьих они будут», из каких деревень и, договорившись встретиться на следующий день в обусловленном месте, разошлись в противоположные стороны. Через минуту Александра догнала Егора и поцеловала в щеку, а потом, ни слова не говоря, продолжила свой путь. Разведчик дотронулся до повлажневшей от поцелуя щеки и, глядя на уплывающую вдаль фигуру Шуры, подумал: такого волнующего чувства он ещё никогда не испытывал. Шура — это его судьба, его спутница по жизни и мать их будущих детей.

Алексеев, подходя к своему дому, подумал: почему судьба сделала ему поблажку, о которой он никого не просил и о которой даже не помышлял? Ответ на этот вопрос всплыл из глубины души, значит так надо, значит его путь предначертан свыше, а он наполнит этот путь красивым содержанием.

Оказавшись возле родной избы, Егор подошёл к берёзе, обнял её и поднял голову вверх. Белая красавица продолжала расти, а это означало, что и он, Егор, будет продолжать жить и продлять свой род. Списанный домой разведчик посмотрел на прохудившуюся крышу, улыбнулся и подумал: вот и первый фронт работы на гражданке. Потом Егору пришлось долго успокаивать плачущую мать, которая от радости не знала, что делать, и отца, который обнимал сына и курил одну за другой самокрутку. А когда начались разговоры и смотрины подарков и их примерки, родители вновь всплакнули от счастья. Спустя некоторое время в ходе праздничного застолья Егор узнал, что Настя переехала жить в райцентр, и с облегчением вздохнул. Ему не нужно было теперь объясняться с девушкой относительно их будущего, которого у них не могло быть.

На следующий день Алексеев встретился с Шурой на берегу реки и подарил ей яркий платок с цветами. Девушка повертела его в руках и улыбнулась.

— Ты эту красоту вёз ведь другой девушке, да?

— Я хочу, — смущенно произнес Егор, — чтобы между нами не было недомолвок, обмана, поэтому я тебе признаюсь, что в нашей деревне жила девушка Настя, с которой у меня были отношения. Из деревни она уехала, и наши пути навряд ли снова пересекутся.

Шура накинула платок на плечи и поцеловала парня в щеку.

— Это хорошо, что ты про неё мне рассказал. А у меня ещё никого не было. Наверное, судьба берегла меня для тебя.

— Я хоть и гармонист, который извлекает красивые звуки из гармони, но говорить красиво о любви не умею. Я просто скажу, что ты — моя судьба, моё счастье, и я сразу же в тебя влюбился там, на дороге, когда ты едва показалась вдали.

— А я тебя давно встретила в своих мечтах и в них тебя полюбила навсегда. Наша встреча на дороге — это продолжение моего сна, который превратился в реальное событие, — девушка прижалась к парню.

Егор обнял Шуру и поцеловал её в губы. Целуясь, влюблённые поняли, что не будут до свадьбы соблюдать условности, а начнут наслаждаться любовью с первого свидания. Молодые люди думали: какие могут быть условности, если идет война, а судьба послала им любовь.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

«Крыша отремонтирована, в хозяйстве наведён порядок, на берёзу он залез, и не один раз, портвейн „Три семёрки“, который он купил по дороге в родительский дом, допит, в его судьбе поселилась навсегда любимая девушка, что дальше?» — думал Егор в один из последних дней осени 1944 года. И принял решение. Однажды утром он взял документы, помахал близким и любимой рукой и ушёл в районный военкомат. Военный комиссар встретил бывшего партизанского разведчика очень приветливо, но, заглянув тому в документы, вернул их обратно владельцу и очень вежливо объяснил ситуацию.

— Дорогой товарищ Егор, цель твоя мне ясна, желания твои мне понятны, но согласно твоим документам и в соответствии с имеющимися у меня инструкциями отправить тебя на фронт я не имею права. Поэтому, будь любезен, отправляйся назад в свою деревню и строй там мирную жизнь, женись и рожай детей. Этим самым ты принесёшь стране больше пользы, чем на фронте со своими дышащими ранами.

Алексеев в ответ сначала станцевал гопак, где продемонстрировал умение приседать, выбрасывая ноги вперёд, и делать в воздухе шпагат, а потом стукнул кулаком себя в грудь.

— Я здоров, как бык. Дайте мне лист бумаги и ручку, я напишу рапорт с просьбой отправить меня в действующую армию.

— Это можно, это законом не запрещено, и на него ты получишь официальный ответ, — майор печально улыбнулся.

— Ответ я хочу получить сегодня, — Алексеев, выставив грудь вперёд, давая понять, что он во чтобы то ни стало добьётся своего.

— Пиши рапорт, товарищ Егор, а я за это время подготовлю ответ, который будет звучать так: на основании заключения медицинской комиссии от такого-то числа в просьбе Алексееву отказать.

— Кому можно на вас пожаловаться? — Егор стрельнул в комиссара взглядом.

— Богу или моему начальству, но там с тобой вообще разговаривать не будут, — майор тыкнул пальцем вверх.

— В таком случае я опять завтра приду, возьму гармонь и под неё буду танцевать до вечера у вас в кабинете гопака.

— Не возражаю.

Алексеев слово сдержал. Придя к майору на следующий день с гармонью, он проникновенно спел «Священную войну». Майор слушал песню, стоя, но потом на рапорте снова написал слово «отказать».

Егор, прочитав ответ, дёрнул щекой.

— Я приду завтра.

На следующий день Егор, спев все песни из своего репертуара и получив отказ, разозлился и молча вышел из кабинета майора.

Алексеев пришёл в военкомат через день без гармони. Парень положил перед майором рапорт.

— Удовлетворите, пожалуйста.

— Не имею права, — комиссар покачал головой.

— Ах, так, — Егор достал из-под полы тулупа гранату, — если я не нужен на фронте, то кому я нужен вообще, я сейчас взорву себя.

Майор взял ручку и написал на рапорте «удовлетворить просьбу», после чего военный комиссар строго посмотрел на Алексеева.

— За такие выкрутасы я мог бы тебя под суд отдать, но я же не бессердечный дурак, — майор пожал руку парню, — служи, солдат, на славу нашей Родины и бей фашистов беспощадно.

Когда Егор уже выходил из кабинета, майор его окликнул:

— Подожди, вот адрес. У нас из твоей деревни на учёте стоит инвалид войны. Сейчас он живёт в городе, будет время, загляни к нему.

Алексеев, выйдя на улицу и прочитав адрес, решил навестить земляка, не откладывая визит на потом. Дом, указанный в адресе, Егор нашёл быстро. На крыльце небольшой, но ещё крепкой избы, сидел мужчина, который рубанком строгал доску. Разведчик поздоровался и махнул листком.

— Тут в военкомате мне дали эти координаты, ты что ли из моей деревни?

Мужчина с давно небритым лицом повернулся к гостю и улыбнулся так, как будто чего-то стыдился.

— Ну, здравствуй, Егор.

— Петя?! — изумленно воскликнул Егор.

Пётр потянулся за костылями. Егор, увидев, что у земляка нет ноги, замахал руками.

— Не вставай. Мы так поговорим. Давай сначала закурим.

Парни скрутили самокрутки, прикурили и, сделав по глубокой затяжке, посмотрели друг другу в глаза.

— Кого-кого, а тебя, Егор, я хотел увидеть в первую очередь.

— Расскажи, как всё было, — Алексеев сделал две затяжки подряд.

— Спасибо тебе, что тогда не порешили меня. Ну, а потом была штрафрота. В первый же день я попал на передовую отбивать атаку фашистских танков, — Пётр сделал упор на слове «фашистских», — если честно сказать, шёл на смерть. Когда передо мной в метрах ста появился немецкий танк, я встал и пошёл. В нужный момент бросил в башню танка бутылку с зажигательной смесью. Я увидел, как танк загорелся, а потом раздался взрыв от снаряда, выпущенного другим танком. Меня отбросило в канаву. Я тогда успел подумать: вот она какая моя смерть, и жаль, что её не видит Алексеев. После этого я потерял сознание, но через некоторое время оно вернулось с мыслями о том, что кому нужен раненый штрафник и кто его такого будет спасать. Но, как видишь, спасли. Зашили ногу, простили и отправили домой. В деревню было стыдно возвращаться, остался в городе, где одна сердобольная старушка меня приютила. А потом объявилась Настя, она меня увидела без ноги в магазине. К тому времени Настя уже жила в городе. Мы сошлись. Вот теперь живём здесь в доме её родной тёти.

Егор посмотрел на Петю потеплевшим взглядом.

— И с одной ногой живут. Главное, что ты человеком остался, и теперь смело можешь людям смотреть в глаза.

В это время входная дверь дома открылась, и на крыльцо вышла Настя, которая выставила вперёд выпуклый живот, извещающий весь мир о зарождающейся в нём жизни. Егор помахал ей рукой и подумал: Настя всё-таки забеременела, дав согласие на это Петру. Девушка в ответ улыбнулась и сложила руки на животе.

— Вот как в жизни получается. Мы с Петей счастливы.

Егор поднялся на одну ступеньку крыльца.

— Я тоже счастлив, потому что теперь у меня есть тот, кто будет меня дожидаться с войны. Её зовут Шура. Она из наших мест, из-за реки.

— Накрывай на стол, — Пётр нежно улыбнулся жене, — и бутылку не забудь поставить, — инвалид с помощью костылей встал на одну ногу и с надеждой в глазах посмотрел на земляка, — пообедаешь с нами?

— С большим удовольствием.

Некоторое время спустя, провожая Егора, Пётр, стоя на крыльце и упираясь в костыли, пытался разгадать мысли в глазах земляка.

— Ты же веришь, что я не такой, как Смирнов. Я ведь в полицаях пробыл всего два месяца и, увидев, что там творится, запил. И та девочка попалась мне под пьяную руку. В первые дни пребывания мне вообще хотелось всех гадов перестрелять и уйти в партизаны, да видать духу не хватило, да и самогонка мешала. Спасибо тебе ещё раз. В штрафроте я понял, что значит для меня Родина, и я осознанно шёл за неё умирать. Даже с какой-то радостью, очищаясь от своих тяжких грехов.

Егор, пожимая на прощание руку земляку, улыбнулся.

— Живите счастливо, рожайте детей, Родина тебя простила, и я тоже тебя простил.

Алексеев, удаляясь от дома Петра, думал: прощение его земляк заслужил, но в душах у обоих, очевидно, остались чёрные пятна, которые будут им напоминать о когда-то совершённом предательстве одним из них. Егор обернулся и увидел стоящего на середине дороги калеку, который опирался на костыли. Пётр, радуясь, что Егор обернулся, замахал костылём и, не удержавшись на одной ноге, завалился на бок. К нему тут же подбежала Настя, которая помогла мужу подняться. Они ещё долго стояли, обнявшись, на дороге. А Егор шёл вперёд и периодически оглядывался и оглядывался, и махал им рукой, думая: Пётр и Настя счастливы, и они с Шурой тоже будут счастливы.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Чтобы добраться до места назначения, Алексееву предстояло пройти через всю Белоруссию и часть Польши. В начале пути, проезжая памятные места своих походов по тылам врага, где теперь полным ходом восстанавливалась мирная жизнь, Егор вспоминал боевые и разведывательные рейды, вспоминал он и своих боевых товарищей, друзей, вспомнил и замечательного своего друга Голубева Кузьму Трофимовича, который в опасных ситуациях прикрывал его собой и который однажды блестяще вывел диверсанта на чистую воду. Алексеев ехал по освобождённым территориям и радовался тому, что он тоже внёс посильный вклад в борьбу с захватчиками в доказательство истины, что его великая страна непобедима. Егор, не вдаваясь в философские, логические и другие понятия истины, всем своим нутром понимал, что его великая держава с великим народом никогда не будет повержена и поставлена на колени. И истиной для Егора была берёза, растущая возле его дома, которую он мог свободно видеть и обнимать каждый день, наслаждаясь её видом. Но эту истину в виде берёзы враги хотели опровергнуть. Егор, мужая и становясь мудрее, понимал, что истину о непобедимости своей страны периодически надо доказывать, поскольку, оказывается, находятся люди, которые, веря своим маниакальным лидерам, каким, например, является Гитлер, начинают сомневаться в несокрушимости его великой державы. Егору по духу было ближе слово «правда». И молодой парень хорошо разбирался, где — правда, а где — ложь. Теперь, добираясь до своей части, которая находилась уже в другой стране, он радовался тому, что едет по освобождённой родной земле и тому, что верил в её освобождение. Егор радовался тому, что его вера стала правдой, то есть истиной, и это придавало ему новые силы, которые он отдаст полностью для окончательной победы над врагом. Егору хотелось верить в то, что мир наконец-то убедится, что Советская страна непобедима, и с ней лучше дружить, чем воевать. Это и есть правда. Егор, закалившись в боях и познав близкое дыхание смерти, стал верить и в другую истину в лице Бога, которая противостояла силам сатаны и зла. Но Егор ещё не знал, что и фашисты тоже стали убеждаться в истине непобедимости его Родины. Об этом свидетельствовало, например, письмо гитлеровского солдата, который писал: «Мы надеялись, что до Рождества вернёмся в Германию, что Сталинград в наших руках. Какое великое заблуждение! Этот город превратил нас в толпу бесчувственных мертвецов! Сталинград — это ад. Русские не похожи на людей, они сделаны из железа, они не знают усталости, не ведают страха. Матросы на лютом морозе идут в атаку в тельняшках! Физически и духовно один русский солдат сильнее целой нашей роты».

Егор ещё не мог до конца знать, какую цену советский народ и советское государство заплатили за доказательство истины. Немцы, оккупировав территорию в 2,5 миллиона квадратных километров, разрушили или сожгли около тысячи семисот городов и поселков, более семидесяти тысяч сел и деревень, уничтожили около тридцати двух тысяч промышленных предприятий, около шести миллионов зданий. О количестве жертв среди мирного населения, среди бойцов Красной Армии и партизан вслух боялись говорить, а война ещё продолжалась. Алексеев не знал и точных данных о вкладе его партизанского отряда в борьбу с фашистами. Он о нём только догадывался. А вклад этот был внушительный. Только вражеских эшелонов было спущено под откос более трёхсот, уничтожено двадцать пять немецких гарнизонов, взорвано десятки километров железнодорожных путей, уничтожено десятки тысяч фашистов и их прихвостней, и это не полный список потерь врага от действий партизанского отряда, в котором воевал разведчиком Егор.

Алексеев добрался в штаб своей дивизии в середине декабря 1944 года. Оттуда его сразу направили к месту непосредственной службы в один из полков, в батальон разведки. Когда Алексеев прибыл туда и оказался в блиндаже, то бывший партизан, увидев нескольких бравых парней, сразу немного оробел. Разведчик с тёмными волосами и грузинским носом, из которого так и вырывалась бравада, с неповторимым грузинским акцентом воскликнул:

— Откуда будешь, боец? Вижу по ранениям и наградам ты наш парень.

Егор снял с плеча гармонь, поставил её на пол.

— Я, Егор Алексеев, со смоленской земли, в партизанах с весны сорок второго года. Потом из-за ранений списан подчистую домой. Потом уговорил одним способом, о котором расскажу позже, военного комиссара отправить меня на фронт. На родине осталась девушка, которая ждёт меня с победой.

— Хороший рассказ, а я из Грузии, из Абхазии, Гоча Люмидзе, но я — твой земляк.

Разведчики, находившиеся в блиндаже, засмеялись. Гоча хмыкнул.

— Чего смеётесь. Меня под Смоленском ранило и там, в госпитале, вытащили с того света, поэтому я считаю Смоленск своим вторым местом рождения. Садись, земляк, рядом со мной и, пока есть время, сыграй нам что-нибудь для души, а то скоро на задание пойдём. Фашисты, гады, всё сильнее упираться стали. Объявили, что вся земля, которая лежит за их спинами, называется фатерляндом.

Егор расстегнул гармонь, проверил кнопки, пройдясь по ним пальцами и запел:

Тёмная ночь, только пули свистят по степи,

Только ветер поёт в проводах, тускло звезды мерцают.

В тёмную ночь ты, любимая, знаю, не спишь,

И у детской кроватки тайком ты слезу утираешь.

Как я люблю глубину твоих ласковых глаз,

Как я хочу к ним прижаться сейчас губами!

Темная ночь разделяет, любимая, нас,

И тревожная, черная степь пролегла между нами.

Верю в тебя, в дорогую подругу мою,

Эта вера от пули меня тёмной ночью хранила…

Радостно мне, я спокоен в смертельном бою,

Знаю встретишь с любовью меня, что б со мной ни случилось.

Смерть не страшна, с ней не раз мы встречались в степи.

Вот и сейчас надо мною она кружится.

Ты меня ждешь и у детской кроватки не спишь,

И поэтому знаю: со мной ничего не случится!

Закончив петь, Егор посмотрел на Гочу.

— Спой грузинскую песню, а я попробую подобрать мелодию.

— Это будет сложно, но давай попробуем, — грузин промочил горло водой из фляжки.

Вскоре гармонь запела по-грузински, а в это время, немцы, которые были совсем рядом, периодически давали о себе знать автоматными, пулемётными очередями, выстрелами из миномётов, а наши бойцы пели песни и готовились к новому наступлению.

На следующий день, под вечер, Люмидзе и Алексеев получили задание: разведать позиции врага и взять «языка», обладающего упитанной фигурой, утверждая, что такие более разговорчивы. Возвращаясь в свой блиндаж, Гоча возмущался:

— Упитанного им подавай, а как его такого тащить прикажите, я же не ломовая лошадь. В общем, какой достанется, такого и будем брать, если вообще достанется, — Люмидзе посмотрел на Егора, — боишься?

— Волнуюсь, но и побаиваюсь, конечно. Чужая страна, чужая земля, первый раз и всё такое.

— Я тебя понимаю, сам такой, но я понял, что страх не хочет подчиняться нашему сознанию.

— Когда я на деле, то стараюсь его обуздать, — Алексеев достал кисет с табаком и протянул его Гоче.

— Хорошо сказано. Ладно, пошли собираться, — Люмидзе тоже достал из кармана кисет, — а за табачок спасибо, у меня, как видишь, свой имеется. Попробуй сначала моего.

Алексеев улыбнулся и кивнул головой.

Через час Егор и Гоча в маскхалатах выкатились из траншеи и поползли к позициям фашистов, которые периодически запускали осветительные ракеты. На время вспышки разведчики замирали, а потом ползли дальше к намеченным кустам, которые близко подступали к немецкой траншее. Достигнув цели, бойцы застыли в ожидании. Гоча ещё раньше поделился с Егором информацией о режиме немецких вояк, которые в данной момент ещё бродили туда-сюда по переходу от блиндажа к блиндажу, готовясь к отбою. Некоторые из фашистов засиживались в гостях допоздна, а потом навеселе возвращались на свои места. Кого-то из таких запоздалых фрицев разведчики и решили брать. Вскоре по переходу прошли двое, о чём-то тихо разговаривая. После них никого долго не было. Мороз начал потихоньку добираться до костей разведчиков, но парни не шевелились. Наконец они услышали в переходе шаги, а потом увидели фрица. Гоча кивнул и кинул камень, специально приготовленный для такого случая, за траншею врага. Фриц остановился и прислушался. Этого было достаточно для разведчиков, чтобы оглушить его, засунуть ему кляп в рот и выдернуть из прохода. А потом, соблюдая маскировку, бойцы дотащили «языка» до своих позиций.

Спустя некоторое время командир разведчиков, принимая немца, снисходительно улыбнулся.

— Отличились, так отличились, как говорят, курам на смех. Что вы за фрица приволокли: худой, с одной «лычкой». Стоило ли из-за этой посиневшей курицы задницы морозить.

— Осмелюсь доложить, в эту ночь там ходили только худые фрицы. Наверное, с едой у них там проблема стала, — Гоча внимательно посмотрел на командира.

Командир оценивающе посмотрел на разведчика.

— Зато, я смотрю, ты, Гоча, стал толстеть и лениться. И какой ты пример показываешь боевому товарищу. Смех, да и только. Вот, скажите, как мне вести такую синюю курицу в штаб.

— Разрешите заметить, товарищ майор, — Егор, испугавшись своего голоса, встал по стойке смирно.

— Заметь, — разрешил командир.