Бесплатный фрагмент - Рембо Артюр. Избранное

Артюр Рембо. Избранное

в переводе Станислава Хромова

Из сердца…

За всю свою теперь уже долгую жизнь я не нашел ни одного объективного критерия искусства. Поэтому всегда смущаюсь, когда требуется высказать собственное мнение о культуре, искусстве, литературе. Мне нечего сказать, за исключением «нравится — не нравится». Но это мое личное, субъективное мнение, а оно никого не интересует. Слишком жестокая борьба за внимание людей идет в современном мире, слишком слабо и недееспособно искусство вообще. И все же, позволю себе предложить читателю небольшую заметку о стихотворных переводах, о которых, собственно говоря, сказано уже немало. Или почти все… Итак, суть вопроса я проговаривать не стану, не считаю себя настолько компетентным специалистом и авторитетным литератором. Гораздо уместнее, по моему мнению, привести слова одного из наиболее уважаемых мною метров отечественного перевода С. Я. Маршака. В своем письме он говорит: «степень вольности и точности перевода может быть различная — есть целый спектр того и другого. Важнее всего передать подлинный облик переводимого поэта, его время я национальность, его волю, душу, характер, темперамент. Переводчик должен не только знать, что сказал автор оригинальных стихов, — например, Гейне или Бернс, — но и что, какие слова этот автор сказал бы и чего бы он сказать не мог». Лучше, по-моему, не скажешь.

Что касается моих собственных переводов, то я никогда не пытался «переталмачивать» стихотворные тексты слово в слово — это бессмысленно. В таком случае можно ограничиться подстрочником. Я никогда во время работы не думал о читателе — это убивает поэзию. Никогда не писал стихов и не делал переводов за деньги, зарабатывать стараюсь на другом поприще. Не всегда успешно…

Но, тем не менее, поэзией не зарабатывал никогда. Перевожу только то, что мне нравиться, что близко мне. И перевожу так, как мне нравится. А это не всегда соответствует устоявшимся критериям переводческого «ремесла», поскольку между современным человеком и оригиналом лежат, порой, необозримые временные дистанции. Даже ведь и на родном русском языке кто будет наслаждаться сегодня стихами Тредиаковского, Ломоносова или Батюшкова? Их знают специалисты, а моя задача — чтобы стихи давно ушедших от нас поэтов знали мои современники! Страна и эпоха здесь не имеют большого значения, поскольку искусство — субстанция общенациональная. Однако, есть одно обязательное условие для меня. Читая переводы, например, Бодлера, или Рембо, или любые другие, читатель должен знать, что именно ЭТО написал Бодлер, и именно ТАК, как изложено здесь. В той самой коннотации, в тех же семантических полях. Не касается переложений, разумеется. Это первое.

Ну и второе, это конечно, задача перевода. Считаю, что культура всегда первична, скажем, культурные аспекты общественного развития Франции вплоть до сегодняшнего дня во многом определяют настоящее положение современного французского общества. А чтобы не повторять ошибок других народов, необходимо знать их культуру изнутри. Лично мне неприятен, и где то крайне неприятен нравственной код французской поэзии в целом, и декаданс «проклятых поэтов», в частности. Но так уж устроен, мир, что невозможно обойти стороной или игнорировать общее течение мирового культурного процесса… Но это к слову.

Так уж вышло, что последние лет пятьдесят россиянам было не до поэзии, а переводы многих иностранных поэтов, в том числе французских, делались мастерами слова сто и более лет назад. Естественно, что современная молодежь ни под каким видом не воспринимает их, они не цепляют душу современного человека в силу своего «устаревшего» изложения. О собственном видении поэзии говорить не стану, поскольку, чтобы сказать об этом коротко, мне потребуется очень много времени… К тому же, природа поэзии, как я считаю, пока не выяснена, не описана, не изучена.

В хартии международной федерации переводчиков отмечается, что «переводческая деятельность на сегодняшний день является постоянной, универсальной и необходимой во всем мире, делая возможным интеллектуальный и материальный обмен между нациями, она обогащает их жизнь и способствует лучшему пониманию среди людей». Трудно не согласиться, хотя, в целом, считаю данный «документ» пустой тратой слов и времени, направленной на ограничение беспристрастного выбора, прав и свобод личности в современном мире…

Ну да Бог с ним, меньше всего переводчик думает о каких-то хартиях, берясь за работу. О читателях, как я уже заметил, тоже мыслей немного. Труд литератора, это ведь почти физическая потребность, как пить и есть, спать, заниматься спортом или сексом… Кстати, последнее в сравнении ближе всего к действительности. Отсюда, наверное, и качество поэзии, страсть, любовь, чувства. Ведь им покорны все возрасты и все народы. Это может почувствовать каждый читатель через «мертвые», казалось бы, пожелтевшие страницы. Например, Гнедич переводил «Илиаду» с подлинника, он хорошо знал древнегреческий язык. А вот Жуковский древнегреческого не знал, делал свой перевод «Одиссеи» с подстрочника. Но насколько разнятся по качеству, по стилю и страсти эти два произведения Гомера в русском варианте! А бывает и так, что переводы поднимаются выше оригинала и становятся главным произведениями автора. О баснях дедушки Крылова промолчу. «Лолиту» переведенную самим автором на русский язык даже не вспоминаю. Скажу о переводе Наума Гребнева стихотворения «Журавли», положенном на музыку Яном Френкелем. Кто знает, что в оригинале написал Расул Гамзатов на своем аварском языке? Зато песню «Журавли» знают и любят теперь все!

И последнее. Поэт ведь может впитывать мировую культуру и трансформировать ее в себе. И затем выдавать собственные, оригинальные и одновременно великие произведения…

С этим не поспоришь, наверное, — сложно спорить с графоманами, поэтому могу сказать, в данном случае, только о себе. Если я брался за перевод какого либо стиха, то это значит, что он глубоко задел меня. Задел настолько, что лучше я сказать не смогу, а хуже — не хочу. Я испытываю чувство огромной признательности этому человеку, но не только. Я благодарен тем, кто приобщил меня к мировой культуре, истории, искусству — тем, кто сделал эту радость доступной для меня — своим родителям, наставникам, учителям. И я чувствую также некие обязательства перед ними и обществом в целом — пронести эту культуру и передать следующим поколениям. Одна из таких людей, мой преподаватель Галина Яковлевна Гиевая, лучший учитель всех времен. Благодаря ей я еще совсем молодым человеком понял силу и высокое назначение мировой истории и культуры. Мог бы много рассказать об этой без преувеличения выдающейся женщине. Надеюсь, что она жива и здорова, живет в Дмитрове. Думаю, очень повезло тем детям и их родителям, которые привели своих детей в ее школу.

Я всегда говорил друзьям — поэтам: не будет среди нас Пушкина, Лермонтова, Блока… Мы пройдем это тяжелое для России время незамеченными. Но мы должны, просто обязаны сохранить на нашей земле отечественную и мировую культуру — для идущих за нами. Как сделали это наши братья в огненные революционные годы, в страшные времена сталинских репрессий, в мутное стеклянное время застоя. Они, эти люди любили нас, они надеялись, что и мы будем так же любить следующих…

Я написал эти строки не задумываясь о последствиях, мне тяжело о них думать. Многое утеряно в моей беспокойной жизни, но то, что осталось, хочу предложить на суд читателя. Я написал эти строки честно и наивно, не вдаваясь в наукообразные подробности. И прямо сейчас посылаю их издателю, чтобы я сам ничего не смог бы уже исправить или убрать из них… Это — как пишется настоящее стихотворение — из души, из сердца, на одном дыхании!

Станислав Хромов

Предчувствие

Уйду один в пустынные поля,

В прохладу их неслышными шагами,

Лазурью вечера напоена земля,

Колосья ржи клонятся под ногами.

Без всяких дум, с любовью лишь в груди,

Немой бродяга, тропами ночными

Уйду и встречу счастье впереди —

Природа… Женщина… Мы созданы иными!

Солнце и плоть

На землю чудную, в которой бродит кровь,

Льет Солнце властное горячую любовь.

Живой родник! Я чувствую опять,

Как нежный луг зацвел за пядью пядь.

Как дышит грудь земли и бродят соки мая,

Когда лежу я, травы обнимая —

Из плоти и крови, как женщина, она

Для жизни и любви сотворена.

Венера! С юных пор здесь все росло и зрело,

Мне жаль ушедших лет твоих, Кибела,

Звероподобных фавнов и Богов,

Кору грызущих, нимф среди лугов —

Их поцелуи, кудри, словно шелк…

Мне жаль, что век сатира отошел,

Когда под взглядом радостного Пана

Его цевницы сладкая осанна

Любви баюкала зеленые луга,

И знала лишь козлиная нога

Земную дрожь… И воды, кровь дерев —

Вселенной сок струился под напев,

Ему вдали Природа отвечала,

Людей, зверей и птиц от самого начала

Под ветви рощ, как властный бог лесной,

В свой храм любви звала она весной.

Мне жаль тех дней, когда она кипела

И вдаль неслась на колеснице белой,

Заполонив пространство впереди,

Жизнь вечная лилась из женственной груди

Средь блеска городов сверкая красотой;

И сладостно припав к груди ее святой

Был счастлив человек, и так, набравшись сил,

Природы целомудрие хранил.

Но минули века! О горе! Что за вздор:

— Я видел все! — безумца разговор.

Он слеп и глух, он царь и бог теперь,

Но к свету и любви ему закрыта дверь.

О, если б человечество посмело

Опять к груди твоей припасть Кибела!

И вспомнило бы вдруг Астарту, что когда-то

Из пены волн явилась, и от взгляда

Ее прекрасных, вечно черных глаз

В душе любовь рождалася не раз,

Ей вторил птичий хор, разбуженный навек…

О, как прекрасен был бы Человек!

В тебя лишь верую, Венера! Афродита!

О, наша суть земная позабыта —

О вечной жизни тайную мечту

Лелем мы и тянемся к кресту.

Печально дни текут земной юдоли,

Мы в добровольном рабстве и неволе —

Не вырваться, замкнулся этот круг,

Так где же Он? Но думаем: а вдруг…

Глядим во тьму с надеждой и мольбами

Испуганными, жалкими рабами

И кары ждем за грех, — закутались в одежде,

А та, чью плоть мы так любили прежде

И нашу чистоту стремились в ней узреть,

Та, что наш дух мятущийся гореть

Огнем любви заставила, за это

Из плена вознеся к сиянью света —

Забыта! Даже в куртизанки Женщина не хочет!

— Печальный фарс — рыдая, захохочет

Богинь прекрасных помнящая Лета…

О, не вернуть былые времена!

Закончился спектакль и сыграны все роли!

Но если всех богов отринуть в тяжкой доле

И идолов своих сумеет сокрушить —

Воскреснет Человек и с богом будет жить

Лишь с тем в душе, что в слое плотской глины,

Сын неба, вознесясь в небесные долины,

В огне мечты полетом окрылен!

И иго тяжкое, как камень, сбросит он —

Без страха ввысь летя, без сожаленья,

Приняв дары святого Искупленья!

И вот, сверкнув улыбкой огневой,

Ты из морей поднимешься, и твой

Прекрасный лик любовь подарит веку,

Под лиру спеть прикажешь человеку

Вновь поцелуем трепетным однажды.

Как жаждет мир любви! Спаси его от жажды!

…… … … … … … … … … … ….

И снова, Человек, воспрянешь гордо ты!

Оковы тьмы разбив, луч древней красоты

Ворвется в храм плоти и спящего там бога

Заставит трепетать у вечного порога.

А разум Человека, словно резвый конь,

Из тьмы ночи бросается в огонь,

Он путы рвет, все знать и видеть хочет,

Свободной мысли торжество пророчит.

Откуда есть вселенной бесконечность?

И Млечный Путь уводит звезды в вечность?

И разум в глубине галактик тонет…

Огромные стада пастух ли в небо гонит

Иных миров средь ужаса и тьмы?

И все ль миры, задумаемся мы,

Звучат призыву разума ответом?

А смертный человек? Что хочет видеть в этом?

Быть может, голос разума — мечты?

Откуда в этот мир явился ты,

Раз жизнь так коротка и эфемерна?

В свой Океан погрузишься, наверно,

К зачатью бытия, к росткам и эмбрионам?

Природа-мать не возвратит ли вновь к зеленым

Его лугам, крутя в своем горниле,

Чтоб люди в травах вновь росли и жили?

Нет, знать нам не дано! Дремучие химеры

Тревожат нас, и мы без твердой веры

Глядим во тьму, не видя, что за ней —

Сомнения и страх в нас вечности сильней,

Они крыла простерли черной птицы,

И даль спешит за горизонтом скрыться.

…… … … … … … … … … ….

Разверзлись небеса! Мертвы все тайны их

Пред тем, кто жил и не был рабски тих!

Сверканием природы окружен,

С лесами, с реками заре свободной он

Чудесный гимн, приветствуя, поет…

То Искупление! Любовь, любовь грядет!

О, плоти торжество! О, высшая награда!

Пора любви — души любой отрада!

С триумфом Эроса и Каллинига тут

Покров из белых роз торжественно несут,

К ногам героев и богов склоняясь

И женщин вдруг коленями касаясь…

О Ариадна, звук твоих рыданий

Несется с берега в пространство мирозданий,

Когда в волнах Тезея парус брезжит!

Не плачь! Смотри, дорогой прямоезжей

Несется Вакх бесстрашный в неизвестность

На колеснице, радуя окрестность,

За тиграми, чьей похоти предела нет,

За рыжими пантерами вослед…

И Зевс, быка наружность обретя,

Европу голую качает, как дитя,

И шею мощную рука ее объемлет,

Плывет, и взор его желаньям девы внемлет,

Теплу ее чела во мгле внимает он

И поцелуям страстным среди волн

Туманный взор свой к деве обращая;

Бутоны пышных лотосов качая,

Скользят по струям пены золотой,

Влюбленный Лебедь замер над водой

Крылами белыми объемля страстно Леду…

Прекрасная Киприда шествует по свету;

Стан изогнув изящно, держит вечный путь,

От глаз восторженных свою не пряча грудь

И золотой пушок над белоснежным чревом…

На мощный торс Геракл движеньем смелым

Небрежно шкуру льва накинул, и над ним

Сияет ореол, грозой богов храним…

Течет на плечи свежею волной,

Спадает тяжестью под летнею луной

Дриады обнаженной пышный волос —

Она в мечтах, ее не слышен голос;

Пора священных сумерек настала,

Селена белая кидает покрывало

К ногам Эндимиона, пряча страх,

Свои уста таит в его устах…

Поет и плачет речка вдалеке —

То Нимфа вспомнила, как в жизненной реке

Прекрасный юноша навеки смежил очи…

Влюбленный ветер гонит сон из ночи,

Где в ужасе святом и рощи, и леса

Покровы сняв, взирают в небеса,