18+
Избавление от жития
Введите сумму не менее null ₽ или оставьте окошко пустым, чтобы купить по цене, установленной автором.Подробнее

Объем: 264 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

От автора

Это глубоко личное… Второе издание я посвящаю 4-й годовщине смерти отца. История ее создания парадоксальна, ведь она возникла на острове Бали посредине моего 5-летнего пребывания (2012).

Сильный культ предков, в который я была втянута благодаря связям с местными священниками и целителями, заставил меня вспомнить и о собственной родословной, хотя я жила своей жизнью отдельно от семьи с 17-ти лет, а из-за границы контактировала и вовсе раз в году.

Когда я поставила пост в живом журнале, вдруг пришло письмо от отца, что я ведь вообще ничего не знаю! Оказалось, что сохранились семейные архивы аж с конца 19-го века, тогда он отсканировал и присылал мне старые снимки с описаниями. Так быстро сложилась первая редакция книги.

А еще в этой книге много «страшного» — там я впервые кратко описала свой период становления в 1990-х: работа в дурдоме, орден воинов, затворы с аскезами, влияние экстрасенсов, боли и истерики, попытки суицида, вылеты в Индию, конфликт с церковью, страсти и брак…

Того человека давно нет от слова «совсем», ведь благодаря практике я изменилась до неузнаваемости настолько, что при встрече с собой прежней я бы, наверное, тоже сказала: «Оплатите консультацию». Вот почему я давно не боюсь использовать себя как наглядный пример, даже «кейс».

Теперь нетрудно догадаться, почему книга называется «избавление» от жития, а не оно самое. Это было такое стирание личной истории путем обнародования и растождествления с главной героиней произведения. Мне уже не дано себе сопереживать, там я просто констатирую факты.

Пролог. Две родины

В автобиографии представлена родословная и архивные фотографии, а также период моего становления в России до отъезда в Ю-В Азию на целых 10 лет. Здесь не будет последовательного повествования — скорее, выделены направления судеб моих предков и роковые моменты, которые предопределяли все последующее.

Самые ранние, доселе сохранившиеся документы датируются 1880 годом, а весь ХХ век был чрезвычайно насыщен событиями, через которые прошли без уклонения все члены моего рода — это становление и развал советского строя: разруха, голод, коллективизация, репрессии, война, целина, перестройка и пр.

Хотя отчасти мои предки — выходцы со Псковщины, «земли русской» в самом историческом смысле, уже прапрадеды так или иначе укоренились в Санкт-Петербурге, а деды осели там прочно с молодости. С детства я существовала сразу в двух мирах — русская деревня в глубинке и столичное «окно в Европу».

Даже в моем творческом развитии я буду выделять лишь ключевые периоды и значимые фигуры. Тем более что молодость с 17-ти лет совпала с периодом Перестройки и выдалась особенно бурной, поэтому событий происходило слишком много. Хотя поездки в Индию начались в 25 лет, я уехала из России на десятилетие только в 33 года, вот почему описать все досконально просто невозможно.

Должна разочаровать любителей вычитывать сведения о «личной жизни» и связанных переживаниях — ничего такого здесь почти не будет. Дело не в отсутствии личной жизни как таковой, а скорее наоборот — в ее насыщенном драматизме, во многом скрытности, на что были свои причины.

Все любовные связи закономерно возникали с людьми далеко неординарными, а нередко и «широко известными в узких кругах», и даже фигура моего законного супруга окутана ореолом некой тайны: хотя он доселе не стяжал вящей славы, а наоборот всячески избегал публичности, его судьба тоже вполне достойна книги. Нужно говорить «все или ничего», поэтому отложим эту тему до глубокой старости.

Зачем вообще понадобилось писать автобиографию мне в возрасте всего 40 лет, вполне понятно читателям моих книг, где ни абстрактный философский дискурс, ни техническое описание духовных практик не дают ответа на вопрос о личности автора.

В самом начале превращения в «публичную фигуру», когда вышла сразу целая серия моих книг в популярном издательстве «Питер» и состоялся отъезд в Индию, откуда я продолжала вещать через статьи в журнале «Йога» и новые книги, многие были склонны считать тот переломный этап лишь началом моей творческой жизни.

Ведь целых 16 лет профессиональной реализации в вузовской среде вкупе с литературными опытами с раннего детского возраста (5-ти лет) никому не были известны, а мне важно было двигаться вперед. Я никому ничего долго не объясняла, даже возникал закономерный вопрос: «А кто вы вообще такая?»

Откуда все вдруг взялось, как будто прямо из ничего? Да, все возникает из ничего и возвращается в ничто. Сейчас у меня появилось время на рефлексию, и я могу ответить на этот вопрос.

Отрывочность заметок связана с первоначальными публикациями их в моем блоге, которые постепенно накапливались на русском языке уже после того, как вышла моя краткая духовная автобиография «Out of Biography’ на английском в США. Это новое собрание нисколько не является ее переводом, а наоборот охватывает те события раннего периода, которые были изложены там лаконично в виде справки всего на нескольких страницах, а остальное — про работу в странах Востока.

Некоторое исключение придется сделать для ранних поездок в Индию, которые относятся к периоду жизни в России, поскольку каждые полгода, проведенные за рубежом, перемежались парой лет на родине. В итоге, я прибавляю пару лет в Индии к моему общему азиатскому «стажу» без уточнений, что они относятся к переходному периоду, когда Восток начал перевешивать Запад еще в т. н. Евразии.

Чтобы не было путаницы, все эти поездки я описываю в одном разделе как новую линию, которая начала вплетаться в мою российскую действительность. Сюда же отчасти относится получение индологического образования и резкое переключение на восточные практики, которые сделали мою жизнь «нерусской» даже в России.

Мария Владимировна Николаева

Убуд, Индонезия, 2012.

Родословная:
две линии предков

Предварительный очерк

Часто удивляются, почему практически вообще ничего не известно о моей семье — не выросла ли я сиротой в детдоме или не были ли мои предки людьми вовсе никчемными… Здесь все проще: с началом самостоятельной жизни семья действительно перестала оказывать на меня какое-либо влияние, а после того, как я покинула родину, контакты остались только виртуальные и весьма спорадические, хотя и конструктивные. Немного о прошлом: родственники личностно значимые, которых уже нет в живых.

ДЕТСТВО — дед

Царёв Алексей Арсентьевич — фигура в своем роде легендарная и самобытная — прошел три войны (финскую, отечественную и японскую), отслужив в подводном флоте добрых 10 лет. Во время блокады Ленинграда воевал на Балтике командиром торпедного аппарата на подводной лодке «Лембит», которая позже стала музеем в Таллине (открыт к 40-летию Победы в ВОВ в 1985). Командир корабля был удостоен звания Героя Советского Союза и написал книгу «По морским дорогам», где неоднократно упоминает моего деда. Недавно она была переиздана под названием «В глубинах Балтики». В советские времена дед ездил в Таллин выступать с речью перед пионерами, хотя и был не склонен к публичности.

После войны дед устроился работать в суде, что едва ли добавило ему душевного покоя. Это был классический «семейный тиран», впрочем, буднично скрытый в латентном состоянии. Наконец, выйдя на совсем уж заслуженный отдых он вспомнил свое хуторское происхождение и удалился в глухую псковскую деревню, купив дом на отшибе посреди полей и лесов. Там и прошло мое детство — благо говорить было фактически не с кем, я очень рано научилась читать и писать, и лет в шесть стала сложившимся писателем с собственными сочинениями в толстых тетрадках. Писать было о чем, ибо деревенская жизнь была то тихой, то драматичной.

ШКОЛА — отец

Как я писала во всех анкетах: Николаев Владимир Александрович, профессия — инженер, должность — начальник отдела НИИ Электро-Физической Аппаратуры, где и проработал добрых полвека. Я смутно понимала, чем вообще занимаются мои родители (мать — тоже инженер), но обратной стороной их технического образования была любовь к классической литературе и поэзии, поэтому вся квартира была заставлена шкафами с книгами и заниматься самообразованием можно было не выходя из дома. Сам отец опубликовал сборник стихов, посвященных матери.

Так прошли мои школьные годы (пока опускаю сюжет «тирании» старшего брата), куда можно добавить регулярные походы в леса с пением бардовских песен по ночам у костра. Лесное братство Айсары зародилась, когда отец поднимал Целину в 60-х, а потом переросло в горный туризм — Хибины, Кавказ, Фанские горы…

СПбГУ — дядя

Брат матери Царёв Сергей Алексеевич, избравший научную карьеру: кандидат биологических наук, защитивший диссертацию «Особенности биологии кабана» в Санкт-Петербургским гос. университете, проработав три года заместителем директора заповедника, и переехавший в Москву после брака с преподавателем истории в Московском гос. университете.

Дядя оказал влияние на мой выбор профессии — после школы я поступила на биофак СПбГУ, устроилась на работу при университете и связалась с кафедрой геоботаники (меня даже взяли с экспедицией в Сибирь). Так в свои 17 лет я резко очутилась в научной среде, где и просуществовала целых два года заката «советской империи».

С началом студенчества я жила отдельно от семьи, а поскольку мое творчество развивалось — писала стихи, играла на гитаре и рисовала акварелью, много времени я проводила в Эрмитаже и Филармонии, христианских церквях (поначалу эстетически). В 1990-м Перестройка вступила в полную силу, в Петербурге был настоящий философский бум, когда лекции по философии собирали целые залы — и хлынувший поток информации затопил все…

Вот тогда я решилась поменять все, написав в один весенний день заявления об отчислении с биофака и увольнении из ботанического сада. Это стало путем к Себе и настоящим перевоплощением.

Отцовская линия предков

«А кем вы были до 17-го года?»

В советские времена по этой линии я вполне могла бы гордиться солдатским происхождением, но интересно будет посмотреть дальше, как мои предки выбивались в интеллигенцию уже при социализме.

Истоки фамилии Николаевых

По преданию, фамилия происходит от понятия «николаевский солдат». Когда широко стали внедряться фамилии, то семьям николаевских солдат часто давали фамилию Николаевы, ведь срок службы в те времена был почти пожизненный — 25 лет.

Возможно, здесь просто случайное совпадение: отец прадеда Василия был николаевским солдатом, и при этом его имя было Николай. Кстати, фамилия Царёвы (по материнской линии) образовалась аналогичным образом. Дело в том, что солдата в старину называли «царёв человек».

Таким образом, фамилия Николаев — это частный случай, имевший место во времена правления царя по имени Николай (в данном случае — Николай Первый). Единственный касающийся его документ — «Приговор от 1880 года о дозволении разделения на два дома», когда сыну прапрадеда (то есть прадеду Василию) исполнилось 18 лет.

Прадед Василий Николаев родился примерно в 1862 году на Псковщине. Поскольку он был безземельным крестьянином, то, по некоторым сведениям, уехал на заработки из деревни и стал рабочим на Сестрорецком оружейном заводе.

В словосочетании «Василий Николаев» вторая часть — это отчество (сын Николая), а не фамилия. В документе 1882 года «Свидетельство прадеда о воинской повинности» мы впервые встречаем и эту фамилию. Там указано: «безъземельный крестьянинъ Василий Николаевичъ Николаев».

В партийном личном деле деда Александра указано, что его отец — великоросс, а мать — карелка. Это позволяет сделать вывод, что прадед Василий нашел себе жену уже проживая и работая в Сестрорецке. Как следует из автобиографии деда Александра, в 1918 году прадед Василий тяжело заболел. Голод заставил его с женой и сыном перебраться обратно на его родину — Псковщину. Там он в августе 1918 года и умер.

Прабабушка Анна Андреевна Николаева родилась примерно в 1874 году, по документу «Справка об иждивенцах деда в 1928 году». Выше выдвинуто предположение о том, что она родом из Карелии, где-то неподалеку от Сестрорецка.

В другом документе указано, что она происходит из Псковщины: «Удостоверение 1928 года о службе бабушки Анны дворником в Сестрорецке c 1904 по 1918 годы». Этот документ выдан ее «барыней», у которой она служила до революции. Вероятно, барыня происхождение прабабушки Анны определяла просто по ее мужу. Версия о Карелии представляется более правильной.

Сам по себе документ, выданный барыней, довольно любопытный. Во-первых, он наводит на размышления о пресловутых репрессиях. Во-вторых, возникает вопрос, а для чего мог прабабушке Анне потребоваться такой документ. Поскольку к этому моменту ей было 54 года, можно предположить, что она готовила документы для оформления пенсии, а ее служба у барыни могла быть засчитана в трудовой стаж. Других сведений нет, в том числе и о дате ее смерти.

«Беспартийный большевик» и Роза

Дед Александр

Дед, Александр Васильевич Николаев, родился в 1904 году под Санкт-Петербургом. Он был единственным ребенком в семье рабочего Сестрорецкого оружейного завода и прислуги в барском доме. Учился в «двухклассном» земском народном училище, которое закончил в 1917 году, по «Свидетельству об окончании училища», причем там давали образование, вполне сопоставимое со «средним». Заработка родителей хватало на вполне безбедное существование. Барыня с матерью обращалась хорошо, дарила ей на праздники подарки.

Как сам дед пишет в автобиографии члена партии: «Ввиду болезни отца и безхлебия в 1918 году со всею семьею вынужден был приехать на родину отца, но здесь не имея своего угла пришлось жить кое у кого и проедать свое последнее тряпье». Когда умер отец, ему с матерью пришлось бедствовать — мать фактически батрачила, а он пас скот. Вскоре им был выделен земельный надел после подачи «Заявления в Волземотдел».

С 1920 года началась трудовая жизнь: делопроизводителем ЗАГСа, секретарем волостного исполкома, бухгалтером и т.д., что зафиксировано в «Документах совслужащего». В 1924 году он вступил в комсомол, в 1926 году — в партию. В том же году женился, и вскоре у него родился сын. Работая на Псковщине, дед являлся активным корреспондентом различных газет, о чем говорит «Удостоверение члена губсовещания рабселькоров», а также сохранившиеся многочисленные вырезки его статей и фотографий из газет.

В 1927 году он был призван на военные сборы, отраженные в «Удостоверении делегата» и фотографиях, а в 1928 году направлен на учебу в Совпартшколу, получив «Удостоверение курсанта». В 1930 году работал в Областном земельном управлении Леноблисполкома, имея «Удостоверение командированного». В 1931 году стал членом Лычковского райисполкома, согласно «Удостоверению кандидата в члены президиума», далее работал в «Льносоюзе» по «Удостоверению председателя».

В 1933 году, как управляющий районной конторой «Заготлён», был обвинен в нецелевом расходовании продовольственных фондов (как он рассказывал, он старался поддержать людей, которые голодали, но это тогда во внимание не принималось) и был осужден на 6 лет, что зафиксировано в «Выписке из приговора суда». Тогда же он был исключен из партии, но в дальнейшем всегда называл себя «беспартийный большевик».

Впрочем, всего через полтора года за примерное поведение и большую общественную работу в местах заключения был досрочно освобожден с «Удостоверением о досрочном освобождении». Интересно, что этот документ в совокупности другими — такими как «Пропуск на свободный выход из изолятора» и «Удостоверение конвоира» — наводит на размышление о том, действительно ли существовал террор 30-х годов, каким он иногда преподносится.

С 1935 года дед переезжает в Ленинград и начинает работу во «Вторцветмете», сначала грузчиком, затем — бригадиром, начальником транспортного отдела, диспетчером отдела. Во время Финской войны он был призван в действующую армию.

В период оккупации и блокады Ленинграда работал управляющим в «Главвторцветмете». Его работа в блокадном Ленинграде была отмечена правительственными медалями «За оборону Ленинграда» и «За доблестный труд в Великой Отечественной войне»; удостоен почетных званий «Ветеран войны» и «Житель блокадного Ленинграда».

После войны работал там же районным уполномоченным, получив также «Удостоверение победителя соцсоревнования», начальником отдела заготовок в управлении «Вторцветмет». В 1964 году вышел на пенсию, но иногда его приглашали читать лекции молодым сотрудникам. Умер в 1993 году вскоре после инфаркта.

Я сама встречалась с дедом Александром крайне редко и плохо его помню — в раннем детстве меня возили к нему раз в год, хотя он был уже на пенсии, а бабушка Роза умерла и вовсе до моего рождения.

Бабушка Роза

Бабушка Ефросинья Антиповна (в девичестве — Антонова) родилась в 1907 году в деревне Деревицы Новоржевского района Псковской области. В молодости была очень красива, ее называли Розой — это и стало ее настоящим именем. На Псковщине они с дедом поженились.

Так как дед был активным комсомольцем и коммунистом, она тоже стала комсомолкой и даже членом бюро, запечатленным на коллективных фотографиях. О ее деятельности в блокаду сведений не сохранилось, но несмотря на наличие двоих детей и беременность после их смерти, ей также довелось трудиться, о чем свидетельствуют правительственные награды.

В послевоенные годы она уже нигде не работала — растила своего четвертого и единственного ребенка (моего отца). Блокадный голод и многие жизненные драмы (смерть троих детей, пребывание мужа в заключении и др.) сильно подорвали ее здоровье. В середине 60-х она стала много болеть и в 1969 году умерла в муках. На надгробии высечено имя «Николаева Роза Антиповна».

«Любовница Берии» в иранских войсках

Антонина Антиповна Чародеева была младшей сестрой моей бабушки Розы по отцовской линии, на 7 лет ее моложе. Родилась в 1914 году, дата неизвестна, поскольку она никогда не отмечала день рождения, а только именины 14 марта. Только к выходу её на пенсию отец узнал, что по паспорту у неё год рождения 1912. Возможно, это связано с тем, что она вышла замуж в 14 лет, и для этого пришлось ухитриться накинуть себе пору годиков, что оказалось очень кстати и при выходе на пенсию.

Муж её, как его обозначали для отца «дядя Юсуф», был со слов бабушки Антонины прокурором Абхазской республики — в семейном альбоме было даже его фото, которое куда-то подевалось. Позже она рассказывала близким, что он иногда, вернувшись с исполнения приговора «врагам народа», говорил, что «сегодня он разрядил своё оружие», что отнюдь не входило в его должностные обязанности. При этом на светлых брюках она обнаруживала брызги крови, которые ей приходилось застирывать. Этого она не могла выносить и от него ушла. Поскольку о других мужьях никогда не упоминалось, видимо, фамилия ей досталась от него.

Во время войны она была в Иране, служила или работала по найму в особом отделе войсковой части. Была классной машинисткой — рассказывала, что печатала всеми 10-ю пальцами по слепому методу со скоростью до 600 знаков в минуту. После войны она вместе с войсковой частью оказалась в Сухуми. Бабушка Роза с ней переписывалась, как старшая сестра очень за неё переживала, а в конце концов убедила бросить всё и переехать к ним в Ленинград.

Произошло это где-то в 1948—49 годах. Семья отца в то время жила на Казначейской улице, дом 5 (у канала Грибоедова) в коммунальной квартире, где занимала две большие (20+25 кв. м) комнаты. Родственнице ширмой отделили угол в комнате, где спал отец. Дед Александр «устроил» её на работу в свою контору «Главвторцветмет» в качестве уполномоченной по заготовке вторичных цветных металлов. Машинисткой она работать уже не могла из-за развившегося профессионального заболевания — сильно болели руки, но в последующем её нередко в конторе эксплуатировали по этой части «на общественных началах».

Жизнь за ширмой создавала неудобства, отчего решили сделать обмен, чтобы выделить ей отдельную комнату. Удалось обменять комнаты на небольшую трехкомнатную (18+9+9 кв. м) квартиру на Соляном переулке, куда семья переехала в начале января 1950 года. Окна там выходили во двор, в 5—6 метрах от окон была высоченная глухая обшарпанная стена. Солнца в окнах не бывало и даже небо было не увидеть.

Семейная жизнь не сложилась. Время от времени с ней жили мужчины, в основном, подполковники, находившиеся в длительной командировке в Ленинграде (видимо, прежние военные контакты). Она курила и частенько «прикладывалась» к портвейну — привыкла ещё в кавказские периоды жизни.

Будучи под хмельком, она «хвасталась», что когда-то была любовницей Берии. В достоверности можно усомниться, но вполне вероятно, учитывая её круг общения в довоенные-послевоенные годы, а также то, что она была очень красивой женщиной (интересно, что она была черноглазой, хотя все в роду — голубоглазые) и без комплексов на сей счёт.

Бабушка Тоня кроме портвейна интересовалась поэзией — в основанном Есениным, а также некоторыми стихами своих современников, иногда переписывая их и в застолье прочитывая вслух с выраженьем. Вот один из образцов: «От инженера ушла жена» (Лебедев-Кумач, 1935).

Все члены большой семьи разъехались в 1969—71 годах на разные квартиры, поэтому даже точный год смерти бабашки Тони неизвестен (она была конфликтной особой), но не позднее 1980.

Блокада, Целина, полвека в НИИ

Отец — Владимир Александрович Николаев

Отец родился 23 апреля 1943 года в войну. Его появлению на свет предшествовал ряд фатальных событий в жизни его родителей.

К началу Великой Отечественной Войны дед уже несколько лет работал в Ленинграде в организации «Вторцветмет» и к тому времени достиг видного положения. Эта организация занималась заготовкой вторичных цветных металлов для промышленности и имела для этой цели своих уполномоченных практически на всех заводах, фабриках, учреждениях Ленинграда и области. В войну это было стратегическое сырье, поэтому всем сотрудникам организации была дана бронь, — не допускалась их отправка на фронт, а они были должны ковать победу на трудовом фронте.

Так семья деда (он, жена, 13-летний сын Володя и 3-летняя дочь Тоня) оказалась в блокадном Ленинграде и не попала в эвакуацию. Когда из-за сильных морозов зимой перестал ходить городской транспорт, дед ходил на работу пешком, а отчасти вообще находился на казарменном положении.

В итоге к концу первой блокадной зимы 41—42 годов дети умерли от голода. Сами дед с бабушкой чудом выжили и летом немного пришли в себя (появился подножный корм). Душевная травма от гибели детей (к тому же еще до войны у них умер от дизентерии сын Витя в младенческом возрасте) подвигла их на решение завести ребенка. Деду в это время было уже 38 лет, а бабушке — почти 35 лет. Ко второй блокадной зиме бабушка была снова беременна.

В конце 42 года деду поручили организацию заготовки металла на территории Ленинградской области, выдав ему «Доверенность на управление областным отделением». В результате он с женой в начале 1943 года (после прорыва кольца блокады в январе) оказывается в Тихвине.

Так вышло, что отец родился в Тихвине и был назван Владимиром в память о погибшем в блокаду брате. После окончательного снятия блокады семья деда вернулась в Ленинград.

Дальнейшая биография отца довольно обычна для СССР. Сразу после школы в 1960 году — поступление в Ленинградский электротехнический институт (ЛЭТИ) им. В. И. Ульянова (Ленина) на радиотехнический факультет.

С 1966 года работа в Научно-исследовательском институте электрофизической аппаратуры (НИИЭФА) им. Д. В. Ефремова в конструкторском отделе. Имеет авторское свидетельство на изобретение и ряд рационализаторских предложений. Много лет возглавлял профсоюзную организацию отдела, затем отделения. Закончил Университет марксизма-ленинизма по специальности «профсоюзное строительство».

Имеет почетные звания «Ветеран труда РФ», «Ветеран атомной энергетики и промышленности», «Заслуженный ветеран труда НИИЭФА», «Заслуженный конструктор НИИЭФА». Лауреат Всесоюзной выставки достижений народного хозяйства (ВДНХ) — награжден бронзовой медалью. Имеет правительственную награду — медаль «В честь 300-летия Санкт-Петербурга». Завершил работу начальником расчетно-конструкторского отдела в 2003 году и был переведен в «дочернее» предприятие «НИИЭФА-ЭНЕРГО» вместе с личным составом отдела. В 2011 году, имея трудовой стаж более 46 лет, уволился с должности начальника конструкторско-проектного отдела.

Параллельно шла другая жизнь. В 1963 году был на Целине замполитом и завхозом студенческого строительного отряда (Казахстан, Кокчетавская область, Ленинградский район, зерносовхоз Айсаринский), по результатам работы награжден похвальным листом.

Вместе с группой друзей-целинников много лет увлекался туризмом (пешие, лыжные, байдарочные походы по Карельскому перешейку, Ладожскому озеру, на остров Валаам, вокруг озера Селигер, по рекам Нюхча и Илекса в Карелии и Архангельской области), позднее — катеростроение и катерные путешествия по Финскому заливу, рекам Нева и Свирь, Ладожскому озеру. С конца 80-х — автомобилизм, садоводство и переход к «оседлой» жизни.

В период активного туризма — увлечение гитарой и бардовской песней. С 50-летнего возраста — стихотворчество, даже вышла книжка «Вовики и просто стихи» в издательстве «Реноме» (2007). Созданное в 1963 году братство «Айсары» (по названию аула на целине, где отряд строил жилые дома) существует и по сей день, давно отметив 50-летний юбилей.

Цельная личность — онтологическая редкость (некролог)

Таких людей в современном мире остается крайне мало. 23 апреля 2020 года моему отцу исполнилось бы 77 лет, но он ушел из жизни 8 апреля после 9-ти лет борьбы с раком в результате 3-го инфаркта. Жизни отца была присуща редкостная монолитность: одна работа в НИИ на одной руководящей должности, одна жена с молодости до золотой свадьбы и самой кончины, один круг верных походных друзей со студенческих стройотрядов на Целине до дачного товарищества на пенсии, одно место жительства — Петербург в России (никогда не хотел выезжать за границу), один опубликованный сборник стихов, да и в целом всегда одни убеждения с вариациями терминологических формулировок.

Самое появление на свет Владимира Александровича Николаева было крайне драматическим — он стал первым выжившим ребенком из четырех детей. Семья деда, руководившего заготовкой цветных металлов для фронта, оказались в блокадном Ленинграде и не попала в эвакуацию. К концу первой блокадной зимы дети умерли от голода, а ко второй зиме бабушка была беременна. Лишь в начале 1943 года после прорыва кольца блокады в январе семью удалось вывезти в Тихвин, где и родился в отец, названный Владимиром в память о погибшем в блокаду брате. После окончательного снятия блокады семья деда вернулась в Ленинград, где отец окончил ЛЭТИ, устроился в НИИЭФА и вышел на пенсию со стажем почти полвека как ветеран труда и ветеран атомной промышленности.

Характеру отца была присуща серьезность и рассудительность до деталей в стремлении обязательно все сделать «правильно». Эта правильность порой доходила до крайней щепетильности, однако не парализовала деятельность — он всегда все успевал делать во всех сферах своей жизни: и на работе, и в семье, и по дому. Как сказал мой двоюродной брат на похоронах: «Я всегда видел его только серьезным или веселым, но никогда злым или раздраженным». Отцу действительно была присуща неизменная эмоциональная стабильность, хотя никакими особенными духовными практиками он не занимался. Тем не менее, периодически получал комплименты от всяких ясновидящих, какая у него прекрасная аура, о чем рассказывал с присущим ему юмором, не придавая особого значения.

Как инженер по призванию, отец был увлечен всяческой техникой не только на работе. В молодости, кроме походного снаряжения, это были катера, которые собирали по частям почти своими руками. Уже с раннего детства я помню машины, начиная с голубенького горбатого запорожца в 1970-х, что по тем советским временам и то было редкостью, потом марки машин стали меняться — однако отец неизменно возился с каждой новой машиной, а в последний раз сел за руль буквально за 2 недели до кончины. Все прочие конструкции также вызывали у него неизменный интерес «разобраться», будь то строительство дома на дачном участке или ремонт в квартире. Отец все делал сам, контролируя любой процесс «от и до».

И, конечно, творчество — в юности отец прекрасно играл на баяне, потом перешел на семиструнную гитару. Долгими ночами у костра в глухом лесу, когда друзья передавали ему гитару, он пел всего одну свою песню, а чаще исполнял Галича и других бардов. К сожалению, записей живого голоса никто никогда не делал. После пятидесяти отец начал писать стихи, преимущественно в шуточной манере, но также и лирику, отчего его единственный сборник называется «Вовики и просто стихи» («Реноме, 2007). Нетрудно догадаться, что «вовики» образовались по аналогии с «гариками». Вообще, отец был начитанным в русской литературе, и дома всегда шкафы ломились от классики, которая не пылилась на полках. Наверное, здесь и закладывалась присущая ему интеллигентность.

В последние годы отец также неукоснительно занимался лечением от рака, пунктуально выполняя все предписания врачей. Ему назначали разнообразные методы, и лишь в самом конце прописали химеотерапию. После первого же сеанса он скоропостижно скончался — не выдержало сердце. Похоронен с родителями на Северном кладбище Петербурга.


К 4-й годовщине со дня смерти

Отец скончался в самом начале пандемии 2020 года, но не от короновируса, — это был третий инфаркт после первой же химеотерапии, назначенной как последняя мера в многолетней борьбе с онкологией, ведь ему было уже почти 77 лет.

Накануне я вылетела вывозным рейсом из Европы после очередного полугодового отсутствия в России, поэтому две недели пробыла на карантине. Мы «пересеклись» вживую всего на трое суток, когда в доме постоянно один за другим ходили разные врачи, потом его увезли на скорой к вечеру. А уже ровно в полночь с 7 на 8 апреля раздался звонок на стационарный телефон, куда мне пришлось бежать по длинному коридору, чтобы успеть снять трубку. Это был такой момент, когда невозможно поверить, что все происходит в реальности, а тебе задают самый стандартный вопрос: «Кем вы приходитесь…?» — «Дочь» — «Он умер».

«Кто твой отец?» — тоже самый обыкновенный вопрос, который индийский гуру задавал претенденту на ученичество, чтобы принять решение, стоит ли его обучать.

А у меня в школьные годы была совсем странная ситуация, когда я толком даже не представляла, чем занимаются мои родители. На все подобные вопросы писала в анкетах заученное «Николаев Владимир Александрович», «инженер», «начальник отдела», «НИИЭФА». В жизни все выглядело так, что родители исчезали из дома до моего пробуждения, а появлялись, когда скоро нужно было ложиться спать. Что они там делали, мне никто не показывал, — вот дочь крестьянина видит, как отец пашет, вполне понятная работа. А советские инженеры в основном работали на оборонку.

После выхода отца на пенсию со стажем почти в полвека, мне попалось наряду с удостоверением ветерана труда такое — «ветеран атомной энергетики и промышленности». Удивленно спрашиваю уже в свои почти 50 лет — это как так? Отец спокойно улыбается: «Так ведь все же было засекречено!» Ах, да. Я и взаправду ничего не заметила!

Понимая истину как древнегреческую алетейю — несокрытость, я сама не смогла бы так делить жизнь надвое, чтобы глухо молчать в одной половине своей жизни о другой! Не то чтобы у меня все, «что на уме, то и на языке», но прозрачность жизни я давно культивирую как часть практики. А каково с полвека даже не догадываться, чем конкретно занимается твой собственный отец? Какая-то абстрактная должность в НИИ.

И вот был еще один яркий момент в Индии, когда я приехала в ашрам работать уже по приглашению, привезя свою только что выпущенную первую книгу по йоге. Мой покровитель Свами Дхармананда на лекции вывел меня перед целым залом индусов и иностранцев и говорит: «Вот вы тут сколько времени просиживаете, вам все с самого рождения доступно — все знания, все практики, а толку что? А человек, выросший при социализме, где ничего не было, больше вас всех делает!» Нет, дом ломился от книг — отец любил литературу, шкафы полные классики: больше русской, но и зарубежной.

Вспоминается еще детский вопрос времен начальной школы к отцу, кто мы такие? Говорят, в нашей стране есть рабочие и крестьяне… Отец отвечает, что мы, дескать, интеллигенция. А это что, переспрашиваю. До сих пор помню его объяснение: вот видишь торт — есть куски булки сверху и снизу, а между ними тоненькая кремовая прослойка, это и есть самое вкусное! В итоге, я выросла с сознанием, что точно принадлежу к очень узкому специфическому сословию — слова варна я на знала.

Я хотела сказать только одно — хорошо, когда в целом повезло с происхождением! Перед самой смертью отца я не задавала ему никаких вопросов — между нами все давно было ясно. Воистину.

Материнская линия предков

От дореволюционных барж — до советской подлодки

Прапрадед Лука — «родовое гнездо»

Сведения сохранились самые скудные. Известно со слов деда Алексея, что прапрадед Лука был вполне состоятельным человеком, являлся владельцем барж на Неве и имел свой дом на берегу Невы в Усть-Славянке под самым Санкт-Петербургом. Дед Алексей с бабушкой Евдокией в послевоенные годы там много раз бывали в гостях у родственников, и дед воспринимал его как «родовое гнездо». Этот дом существовал еще долго, жил в нем летом двоюродный брат моей матери, о котором больше нет никаких сведений. Дом был в полном запустении, я сама ни разу там не появлялась, а потом его и вовсе снесли в соответствии с планами застройки Санкт-Петербурга.

Предед Арсентий

Отец деда (то есть мой прадед по материнской линии) Царев Арсентий Лукич родился в 1880 году, умер в 1940 году. Прадед Арсентий в молодости служил в царской армии — в семейных архивах двоюродная сестра моей матери сохранила его фото в военной форме, с папахой на голове, с саблей на боку и Георгиевским крестом на груди. Находясь на воинской службе в Санкт-Петербурге, прадед женился, — дед рассказывал, что его родители ехали венчаться в царской карете. По окончании службы они с женой переехали в ее родные места на Псковщину. Позднее в деревне он был мирным сапожником, причем весьма искусным.

Мать деда (то есть моя прабабушка по материнской линии) Царева Мария Савельевна родилась в 1883 году, умерла в 1939 году. Она была крестьянкой, по словам деда — настоящей русской красавицей. Оба похоронены на Березянском кладбище на Псковщине, где в совсем недавнем прошлом рядом с их могилой захоронили деда с бабушкой.

Дед Алексей Арсентьевич Царёв

Дед Алексей родился 30 марта 1915 года в селе Берёзно неподалеку от райцентра Пустошка Псковской области. В детстве был весьма отчаянным парнем: на деревне его звали «вольницей», а старожилы тех мест даже в его старости вспоминали, как он с высоченной обледенелой горы на коньках съезжал на лед озера. Кроме него на такое не решался никто. В школу он ходил в соседнюю деревню, после учился в Идрицком педагогическом училище.

В 1936 дед Алексей был призван в армию и попал на Балтийский флот, где и отслужил 5 лет на подводной лодке «Щука», в том числе пройдя через всю Финскую войну. Когда подошел срок демобилизации в 1941 году, уже началась Великая Отечественная война и деду пришлось продолжить службу моряка-подводника на Балтийском флоте как командир отделения минеров-торпедистов на подлодке «Лембит».

Его ратные подвиги отмечены орденами «Красного Знамени», «Красной Звезды» (дважды), «Отечественной Войны» (2 ст.), медалями «Ушакова», «За оборону Ленинграда», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945» и целым рядом юбилейных медалей в послевоенные годы. В филиал музея ДКБФ (дважды краснознаменного Балтийского флота) подлодку-музей «Лембит» в Таллине — им переданы нагрудный знак «Отличник-торпедист» и личные почетные грамоты от самого Сталина. Летом 1945 дед Алексей вступил в партию (КПСС).

Еще до войны в 1939 дед Алексей познакомился со своей будущей женой. В довоенные и все блокадные годы они встречались в Ленинграде в перерывах между боевыми походами и весной 1944 стали мужем и женой. Демобилизован дед Алексей был уже после войны осенью 1946 года, не участвуя непосредственно в еще продолжавшейся Японской войне.

После службы на флоте поступил в Ленинградскую юридическую школу, а окончив курс, — на работу в Управление Юстиции Ленинграда на должность управляющего делами народных судов Октябрьского района, где и проработал шесть лет. После увольнения он работал на разных должностях на Московском вокзале, во вредном производстве на фабрике «Скороход» и кожзаводе им. Коминтерна, а в 1970 году вышел на пенсию. Он удостоен почетных званий «Ветеран войны» и «Ветеран труда РФ».

Вскоре его потянуло в родные места и через три года он приобрел «домик в деревне» — скромную избу с яблоневым садом в деревне Сипкино (рядом с Берёзно). Довольно быстро обросли хозяйством и более 20-ти лет прожили там круглогодично. Живя в деревне, дед поддерживал связь с товарищами по военной службе, в том числе с командиром подлодки Героем Советского Союза Матиясевичем, переписывался с «красными следопытами» города Таллин.

В 1985 в Таллине к 40-летию Победы состоялось торжественное открытие подлодки-музея «Лембит», что широко освещалось в таллинских газетах. Дед Алексей был приглашен на это мероприятие, куда его сопровождали сын Сергей и внук Сергей. Свое 85-летие в 2000-м дед Алексей отмечал еще в Сипкино, но в последние годы жизни состояние здоровья заставило перебраться обратно в Санкт-Петербург.

Умер дед Алексей в возрасте 90 лет 21 августа 2006 года от сердечной недостаточности и похоронен на Псковщине рядом со своими родителями.

Старший брат деда Алексея

Павел Арсентьевич Царёв родился в 1908 г. в Петербурге. В молодости был активным комсомольцем, писал стихи и даже печатался в газетах. Его направляли на раскулачивание, причём в район Берёзно (откуда его корни). В этот период он вступил в партию. По возвращении в Ленинград он работал в Смольном на партийной работе.

К началу войны его не мобилизовали, так как у него не было одного глаза (по семейному преданию, клюнула цапля в детстве). В блокаду он не работал, поскольку был немощен из-за голода и весь опух, но самый тяжкий период пережил. К концу 1943 года был мобилизован (к этому времени призывали даже увечных) и воевал на Невском Пятачке. Был там ранен в руку.

После войны был ветераном и инвалидом войны. Работал на заводе «Большевик», где впоследствии работали также его дочь Тамара (умерла от инфаркта в 88 лет в 2020 году) и сын Игорь — главным технологом. Эта должность соответствует по статусу заместителю директора, а на заводе в тот период работало 32000 человек. Игорь обладал также музыкальными способностями и учил моего дядю в детстве играть на баяне. Сам Павел Арсентьевич в старости любил плести корзины, а умер в возрасте 78 лет.

Младшая сестра деда Алексея

Евдокия Арсентьевна Царёва познакомилась со своим будущим мужем Григорием в конце войны. Ранее у нее было много романов, дочка Галя умерла в блокаду. Григорий к концу войны был полковником. По окончании войны он служил сначала в Польше, где Евдокию поляки называли «пани» — видная была женщина, а потом в Германии. На Украине Григорий служил с конца 1945 и примерно до середины 50-х годов. Когда же он демобилизовался, ему было предложено выбрать любой город — и он выбрал Омск, подальше от европейских границ. Там он руководил всем Омским общепитом — занимал должность директора треста столовых и ресторанов. У них было два сына, сами они уже умерли.

Я помню, как в детстве мой дед Алексей иногда летал на самолете из Ленинграда в далекий Омск повидаться с близкими, привозя оттуда подарки, и это всегда было торжественным ежегодным событие.

От польских корней до батальона ПВО

Прадеды с регрессией в Польшу

Бабушка по материнской линии родилась в деревне Лукьяново (куда меня возили совсем маленькой) на юго-западе Псковской области 28 февраля 1921 года. В девичестве у нее была фамилия Брыль — исходно, вероятно, белорусская или даже польская, что неудивительно, ведь совсем рядом граница с Европой, где когда-то простиралась Речь Посполитая.

О ее родителях сведений мало: на моей памяти, с ее собственных слов, она выросла в семье сельского старосты, которая подверглась раскулачиванию после революции, но подтверждений в документах нет. Я помню лишь уклончивые высказывания, а в советский период для члена партии такие воспоминания были неуместны, но даже моя мать не может их подтвердить.

Ее отец Захар Михайлович умер еще до войны, а мать Ирина Савостеевна (Севостьяновна) — в возрасте 85 лет в 1968 году. В деревне прабабушку Аришу все любили и знали, что она сочиняет стихи — даже все письма своему сыну Федору (офицеру, после войны служившему в Закавказье) писала в стихах. Рассказывали, что она писала целые вдохновенные поэмы, — таким образом патриотически «помогая Хрущеву» поднимать страну из послевоенной разрухи. Всего в семье было два сына и четыре дочери (включая бабушку Евдокию).

Бабушка Евдокия Захаровна Царёва

Бабушка Евдокия в 1937 году приехала в Ленинград и поступила в школу торгового ученичества, по окончании работала бухгалтером. Во время Великой Отечественной войны оказалась в блокадном Ленинграде. С 12 июня 1942 служила в войсках противовоздушной обороны (МПВО) как бухгалтер, а с 5 июля 1943 была призвана на действительную воинскую службу в Аварийно-восстановительном батальоне уже как красноармеец-казначей. 15 января 1944 ей было присвоено воинское звание сержант.

На самом деле, в блокаду приходилось выполнять самые разные обязанности, вплоть до собирания по улицам города тел умерших для захоронения. В начале 1945-го бабушка Евдокия вступила в партию (КПСС), демобилизована была только в октябре 1945 года. Ее служба во время войны отмечена медалями «За оборону Ленинграда», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 годов», орденом «Отечественной Войны» 2 степени и целым рядом юбилейных медалей в послевоенные годы.

В 1939 она познакомилась с дедом Алексеем (об их браке рассказано выше). Встретились они в Ленинграде, хотя их родные деревни на Псковщине находятся совсем рядом. Осенью 1947 у нее родилась дочь Любовь (моя мать), а в начале 1949 — сын Сергей.

В 1952 дед Алексей устроил ее на работу судебным исполнителем в народный суд Московского района, где она проработала более 20 лет. Уволилась бабушка с должности старшего судебного исполнителя не доработав двух лет до пенсии. Срочно требовалось заняться укреплением моего здоровья в младенчестве, ведь моей матери нужно было закончить институт.

Так начался «деревенский» этап жизни бабушки Евдокии и деда Алексея — и моего детства на Псковщине. Тогда у нее был прекрасный голос — на праздники все приглашали ее петь русские народные песни, но позже она страдала от хронического кашля. В глубокой старости находилась в Петербурге, нуждаясь в уходе моих родителей.

Умерла бабушка Евдокия в возрасте 90 лет весной 2012 года и похоронена рядом с дедом Алексеем на Березянском кладбище на Псковщине. Проводить бабушку в последний путь собралось более 20 человек (из Петербурга, Москвы и окрестных деревень Лукьяново, Горки, Сипкино, Долосцев, Поддубья). В церкви было заказано заочное отпевание, на кладбище тоже провели соответствующий обряд.

Отравление подполковника Брыль

Федор и Евдокия — двойняшки, оба родились 27 февраля 1921 г. Он прошел всю войну и закончил ее капитаном гаубичной артиллерии в Будапеште, а после войны оставался кадровым военным. В 1953 г. окончил Академию Генерального штаба и был направлен на Кавказ в качестве Начальника штаба Закавказского Военного округа. Служил в Грузии — в частности Батуми и Ахалкалаки.

Федор Захарович Брыль дослужился до звания подполковника и умер в 1955 году в возрасте 34 лет. Причиной его смерти явилось отравление — предположительно, намеренное (сразу после смерти Сталина и переделов во власти). Его имя я помню с детства в деревне на Псковщине, где был его портрет в военной форме, но на вопросы бабушка отвечала со вздохом довольно скупо — «отравили».

Как и темная история гибели Фёдора Брыль, сведения о его судьбе тоже весьма отрывочны. Кое-что можно понять из его письма матери (про текущую службу, зиму на Кавказе и пр.), а также письма его друзей после похорон, где высказывается возмущение отказом в начислении матери пенсии после гибели сына (ранее он посылал ей со службы деньги) и осуждение всем офицерским составом чьей-то подлости в этом деле.

Мать Фёдора подавала жалобу в Ленинградский военный округ на отказ в пенсии, но даже ее просьба была повторно отклонена без объяснения причин. А в длинном письме самой прабабушки Ариши дочери в город незадолго до смерти она сетовала на тяготы зимы…

Мать за чертежами — Любовь Царёва

Любовь Алексеевна Николаева (в девичестве Царёва) родилась 28 сентября 1947 года в Ленинграде. Мечтала стать географом, но несколько лет подряд не добирала по полбалла в университет, а на собеседование по данному вопросу не пошла из гордости, по мнению деда. Среднее специальное образование получила в ПТУ чертежников-конструкторов, поступила на работу в НПО «Вектор».

В 1966 году она решила пойти в поход — так попала в группу «Айсары» и познакомилась с моим отцом. Их роман, длившийся два года, привел к свадьбе в 1968 году. Через год муж помог ей подготовиться к институту, и она поступила на заочное отделение Ленинградского политехнического института (ЛПИ) им. Калинина на радиотехнический факультет.

В сентябре 1969 года у нее родился сын Сергей. Предложение сразу взять академический отпуск на семейном совете решили проигнорировать — и началась гонка на выживание. Спустя два года 8 июля 1971 года родилась дочь Мария. Накопившаяся усталость заставила взять отпуск, а в 1973 году пришлось перевестись в Северо-западный заочный политехнический институт (СЗЗПИ).

В 1977 году его закончила и стала работать инженером-конструктором в НПО «Вектор». В 1997 году по причине задержек с выплатой зарплаты на протяжении целого года (буквально ходила на работу бесплатно) перешла в НИИЭФА, и с тех пор стала работать вместе с отцом. В 2006 году уволилась с должности инженера-конструктора 1-й категории.

Младший брат матери

Сергей Алексеевич Царёв — мой дядя (родной брат матери), кандидат биологических наук, именно под его влиянием я поступила в юности сначала на биофак. Защитил кандидатскую диссертацию по кабанам в ЛГУ, был замдиректора заповедника в Белгородской области, работал доцентом в РГАЗУ (Москва) и в единственном письме мне за границу в 2012-м году сам писал о себе так:

«Кроме изучения поведения кабанов в последние 15 лет мне с Василием Гавриловичем Тихоновым удалось реализовать программу по расселению овцебыков в Якутии и других частях Российской Арктики. Итоги этой работы будут подведены в книге, которую сейчас заканчиваю. Последние 7 лет преподаю на факультете охотоведения в Балашихе и получаю огромное удовлетворение от того, что есть кому передать свой практический опыт».

Провел последние годы на пенсии в родной деревне Лукьяново на Псковщине. Там он вел вполне активный образ жизни, построив часовню на свои средства от продажи половины квартиры, доставшейся по наследству, активно участвуя во всех сельских делах, помогая односельчанам, а также приглашая на охоту старых друзей-биологов.

Скоропостижно скончался весной 2021 года от сердечного приступа, предположительно, после перенесенного короновируса в пандемию. Он был веселым, добрым и отзывчивым человеком, причем всегда очень деятельным, не случайно на его похоронах было множество народа, хотя далеко не все успели приехать из других городов.

Семейные архивы

Избранные стихи отца

Об авторе в издательстве «Реноме»

Родился в 1943 г. В 1965 г. окончил ЛЭТИ им. В. И. Ульянова-Ленина, получив диплом радиоинженера-конструктора. По этой специальности проработал почти полвека.

Юношеские поэтические пристрастия: Велемир Хлебников, ранний Маяковский, Саша Черный. Позднее увлекся бардами-шестидесятниками, из которых особо выделял Евгения Клячкина, а также Б. Окуджаву, Ю. Кукина, А. Городницкого, Ю. Визбора, В. Высоцкого, А. Галича. Этому способствовало и увлечение туризмом (пешим, лыжным, байдарочным, катерным). Туристская среда тогда была самой благодатной почвой для развития и распространения «авторской» песни.

Стихи начал писать поздно — с 1993 года. Сначала это были различные «вовики» (по аналогии с «гариками» И. Губермана), потом формы стали более разнообразными. Все эти годы писал исключительно «в стол». Впервые опубликовал свои стихи, издав в 2007 году книжку «„Вовики“ и просто стихи».

Трогательная нежность к своей героине, юмор и легкая ирония по отношению к себе стали лейтмотивом поэтического творчества радиоинженера-конструктора Владимира Николаева.


30 лет

К юбилею выпуска 016 группы ЛЭТИ

Лысые, седые, бородатые,

Но еще, по-прежнему, бедовые,

Собрались отметить эту дату —

Юбилей кончины ноль-пудовой.

Наши непохожие карьеры

Мы свершили, даже не заметив.

Мы еще не все — пенсионеры,

Но уже не все на этом свете.

Наше время гонит всё быстрее

К новым рифам, айсбергам и мелям,

Но зато мы чувствуем острее,

Что не зря пуд соли вместе ели.

Пусть несутся нам навстречу даты,

Пусть мы их наотмечаем вдоволь.

Вместе мы сидим, слегка поддатые,

Пьём мы за бессмертье ноль-пудовой!

20 января 1996 года


Борису Дмитриевичу Кирсанову

Нашему «Старику» к его несостоявшемуся юбилею.

До чего же бывало тебе по душе

Встретить всю айсаринскую братию;

Возглас: «Кто к нам приехал!» — и рот до ушей,

И распахнуты руки к объятиям.

И нам было приятно сидеть просто так,

За бутылкой и под чаепитие

Постигая друг друга, и даже пустяк

Откликался в душе — как событие.

И казалось, что нас обойдут стороной

И беда, и несчастные случаи,

Но у смерти имеется принцип простой:

Взять у жизни все самое лучшее…

Не настигнут тебя ни мороз и ни зной,

Ни метель и ни дождик под радугой,

И не скажешь ты мне, мол, тряхнем стариной,

На байдарке форсируем Ладогу.

Ты, как будто, ушел к неизвестной звезде,

Налегке, без палатки и компаса;

Ты — в земле и на небе, нигде и везде,

Ты — мосток между нами и Космосом.

27 ноября 1998 года


Реформы

Мы, словно с похмелья, косые,

Большой экипаж корабля

С красивым названьем «РОССИЯ»

И кучкой лжецов у руля.

То «полный вперед» с разворота,

То лихо меняем мы курс,

И всех нас качает до рвоты —

Опять за конфузом конфуз.

Старались казаться мы круче:

Беда, не беда — ерунда!

Ведь мы же хотели «как лучше»,

А вышло опять «как всегда».

Как исстари, брат — против брата,

Родители — против детей,

При этом мы все — демократы

От кожи до мозга костей!

В сторонке от подлого века,

Не чокаясь, пьем за уклад,

Когда человек — человеку

И друг, и товарищ, и брат!

5 декабря 1998 года


Ах, как хочется

Ах, как хочется, как хочется на волю,

Где колышет ветерок макушки елей,

И за чаем, обжигающим до боли,

Ощущать здоровый дух в здоровом теле.

По камням бегут, позванивая, реки,

Дельтапланы устремляются в полеты,

Но сидим мы, арестованы навеки,

За решетками оконных переплетов.

Ах, как хочется, как хочется влюбиться

И глотать любви пьянящую заразу,

Но недаром, но недаром говорится,

В старой песне, что нельзя любить двух сразу.

Ах, как хочется, как хочется напиться,

Но вином в душе задора не прибавить.

Остается, остается лишь забыться,

Но и этого не даст зануда-память.

23 апреля 1999 года


На болоте

Где березка золотится,

Где заржавлена водица,

Завлекая нас туда,

Зреет клюква-ягода.

Мы ж, поддавшись на уловки,

И бубня про заготовки,

Выжимаем «чавк» и «чмок»

Из раздавленных дорог.

А проникнув в это лоно,

Мы земные бьем поклоны,

Утверждая мирный плен

Преклонением колен.

И на этой болотинке,

Где сверкают паутинки,

Лад, как мед в большом ковше,

Растекается в душе.

Ни комар не ест, ни мошка,

Тихо полнится лукошко

И не слышно, как болит

Наш родной радикулит.

Вот уже лукошко — горкой,

И дурмана запах — горький,

И далек родной порог,

Впереди же — «чавк» и «чмок».

И, напившись из болотца,

Как из чистого колодца,

Не желаем мы и знать…

Что придем сюда опять!

22 мая 1999 года


Про «обгоревших»

Обгорев на кострах эмоций,

Мы шагаем по жизни ногами,

Симпатичнейшие уродцы

С перевернутыми мозгами.

«Гимн уродцев»

Одурев от закатов-восходов,

После длинных дневных переходов,

Натоптавшись по тропам и скалам,

Мы, бывало, ползем до привала.

И котлы поразвесив на крючья

Над огнем, пожирающим сучья,

Верим мы, что, под ложек бренчанье,

В бытиё возвратится сознанье.

Как прекрасна под елкой палатка

И уютна, как русская хатка…

Темнота опускается ниже

И к огню мы сдвигаемся ближе.

И ведем мы «за жизнь» разговоры

Под гитарной струны переборы,

И чаруют нас Визбора ноты

Ощущеньем ночного полета.

Но пахнуло на нас нафталином,

Мы костер заменили камином,

Нет в заботах у нас недостатка

И пылится в кладовке палатка,

И ведем мы «за жизнь» разговоры,

Забывая струны переборы,

Но останется главным богатством

Ощущение старого братства.

5 декабря 1999 года


Я — в ответе

Моей Любочке

Я за эту женщину — в ответе:

За её печали и волненья,

За её дыханье на рассвете,

За её улыбку пробужденья.

И за то, что ей не стать моложе,

Что торчат предательски сединки

И на этой нежной, гладкой коже

Завелись морщинок паутинки.

Я за эту женщину — в ответе

Перед Богом, совестью и долгом.

Я за эту женщину — в ответе

Перед жизнью, долгой иль недолгой.

Я за эту женщину — в ответе

Каждый миг, что нам судьба отмерит,

И таких законов нет на свете,

Что мою ответственность отменят.

Я за эту женщину — в ответе

На года, а может — на столетья!

7 сентября 2000 года


Даты

Борису Кирсанову

Не могли представить мы, ребята,

Что премного нагонять печали

Будет нам когда-то эта дата —

Та, что на кресте стоит в начале.

И сегодня мы другую дату

Вспоминаем, кстати иль некстати.

В том, что живы, мы не виноваты,

Но себя мы, всё же, виноватим.

И за то, что дружбу с самым мудрым

Не воспринимали как награду,

И за то, что злым февральским утром

Мы не оказались где-то рядом.

Ты, Старик, ушел от нас не старый,

И тебя уж не состарят даты,

Хоть они несутся, как в угаре,

И мелькают, словно перекаты,

Пробивая в наших душах дырки.

Мы на них заплаты ставим снова…

Даты на кресте — стоят впритирку;

Между ними — весь твой бег спрессован.

27 ноября 2001 года


Победа

Что осталось от Великой Победы?

Конный маршал перед площадью Красной,

Да в медалях глуховатые деды,

Что, подвыпив, матерятся ужасно.

На печи сидят и задницы греют

Хлопцы-Муромцы, дремучие лохи,

А над бедною Россией жиреют

Березовские, Гусинские, Кохи.

Время сделает шажок самый малый,

Под акации улягутся деды,

Ахнут хлопцы от вины запоздалой,

Что на Русь впустили новые беды.

И почувствовав как будто острее

То, чего не понимали порою,

Может, лохи наконец-то прозреют

И увидят в своих дедах героев.

И покажется безумным маэстро

На холсте в облезлой, выцветшей раме

Дирижирующий, спьяну, оркестром

Царь Бориска в исторической драме.

9 мая 2001—2002 года


Размышления нового русского пенсионера

На моё 60-летие

Прошли пять дюжин годиков,

Отпрыгали, а вроде как

Их не было совсем.

И, чтоб не канителиться,

Я дюжинами мерить их

Рекомендую всем.

И даже удивительно:

Летящих и стремительных

Их было только пять —

Как будто пущенных пращой…

А сколько будет их ещё?

Пока не сосчитать.

Лошадка (так уж водится),

Не хочет — а приходится

Воз до конца везти.

И нам, как сивым меринам,

Ещё трудов — немерено,

А отдых — не в чести.

Старуха безобразная,

Безносая и страшная,

Всё целила скосить.

Болезного и хилого,

Тьфу-тьфу, пока бог миловал,

Покамест будем жить!

23 апреля 2003 года


40-летней Айсаре*

К празднованию юбилея

Этих лет молодой Айсары

Никогда не бывало чудесней.

Нас сближали палатки, костры,

Переходы, гитары и песни.

И бывало, порою, всю ночь

Мы у тлеющих углей сидели

И, конечно, нам было невмочь

Друг без друга прожить и недели.

Но с годами мы поразбрелись,

Становясь потихоньку седыми.

А сегодня мы все собрались,

Чтоб друг с другом побыть молодыми.

Да, конечно, нас трудно узнать.

Мы стареем и даже уходим.

И прекрасно, что нынче опять

Мы друг в друге тех, прежних, находим.

Пусть года — верстовые столбы

Уплотняются в дни и минуты,

Но на контурных картах судьбы

Мы свои проложили маршруты.

20 сентября 2003 года

* Айсара — туристская группа, образовавшаяся в 1963 году в ЛЭТИ после поездки на целину в совхоз «Айсаринский».


Бабье лето

Моей Любочке в день юбилея.

Ты родом из бабьего лета,

Из шороха листьев багряных,

Промытой безоблачной сини,

Бездонной лесной тишины,

Из ясных студеных рассветов,

Из сумерек ватно-туманных,

И звонко курлычащих клиньев

С предчувствием новой весны.

И бабьего лета дыханьем

Твой образ, как кистью, намечен.

Улыбка твоя безмятежна,

А голос мучительно тих.

И взгляд твой — само обаянье,

А смех по-девичьи беспечен.

Походка тиха и неспешна,

Как этот размеренный стих.

Желаю я многие лета

И много-премного здоровья.

Пусть будут недолги печали,

А беды уносятся прочь.

Пусть будет твоё бабье лето

Как праздник, согретый любовью.

Не зря ж папа с мамой зачали

Тебя в новогоднюю ночь.

28 сентября 2007 года.


Юной душе

Вспомним юность, где были мы так хороши!

Где мечталось, моглось и хотелось.

Да пребудет она состояньем души,

Несмотря на постигшую зрелость.

12 марта 2008 года.

О скачке

Капитану

Время тихой рысцою тянулось

И его нам пришпорить хотелось.

Проскакать поскорей свою юность,

Оседлать недоступную зрелость.

Ах, как было легко увлекаться

И под Кукина уши развесить:

«Пятьдесят — это так же, как двадцать,

Ну а семьдесят — вроде, как десять».

Нынче время галопом несется

И всё меньше его остаётся,

Но желаю тебе не устать я,

И скрипеть до момента зачатья.

22 мая 2009 года.


Полет

Сегодня летим мы вперёд и вперёд

И ждём с нетерпением «завтра»,

А завтра всё так же летим мы вперёд,

Стремясь поскорей в «послезавтра».

Вот так и летим мы — вперёд и вперёд,

Вовсю приближая летальный исход.

21 января 2009 года.

Вода и время

Время потихоньку струится,

Как по каменюкам водица.

Точат нас тихонько года,

Словно камни точит вода.

И года на роже мужчины

Прорезают шрамы-морщины,

Как ручьи, тихонько звеня,

Трещины — в замшелых камнях.

А седые скалы, хоть в шрамах,

Но стоят веками упрямо.

Пусть мы и «в летах», мужики,

Будем как те скалы, крепки!

23 апреля 2010 года.


Звонок

Моей Любочке.

Часы моей судьбы идут.

Завод — на долгий срок

И стрелки медленно ползут…

Но вдруг звенит звонок.

То — мой последний час пробил

И я себя ловлю

На том, что мало говорил,

Как я тебя люблю.

Скорей успеть, скорей сказать

Хотя б еще разок!

И рот пытаюсь разевать…

Но слышен лишь звонок,

Который всё звенит, звенит…

Сон прерван, наконец.

Кошмар уходит, но саднит

Оставленный рубец.

И будто мне зудит комар:

«Скорее всё исправь,

А то, неровен час, кошмар

Вдруг обратится в явь».

Не буду ждать я смертный час,

А вслух, не про себя,

Я лишний раз скажу сейчас,

Что я люблю тебя!

14 февраля 2012 года.

Документы и фотографии

Последующие фотографии были отобраны моим отцом из обоих семейных архивов — по отцовской и материнской линиям предков. Поскольку присланных материалов оказалось черезмерно много, пришлось произвести повторную более тщательную отборку по критериям исторической значимости и эстетических качеств.

Так, остались не включенными в книгу множество документов, таких как трудовые книжки, наградные листы, дипломы и грамоты, где вообще нет фотографий, отчего они теряют всякую наглядность. Фотографии начала ХХ века вошли почти все сохранившиеся, кроме совсем бледных, на которых уже трудно что-то разобрать.

Поскольку почти все фотографии исходно были черно-белыми, пришлось перевести в такой же формат и последние цветные, чтобы они не выбивались из «документального видеоряда».

Порядок фотографий примерно соответствует изложению родословной в первой части, но отчасти нарушается, поскольку на многих из них изображены сразу несколько членов семьи, рассказ о которых ведется по отдельности поочередно. Кроме того, иногда смещается временной порядок просто в силу разной ориентации кадра (горизонтальная и вертикальная), отчего не всегда удается расположить их на листе последовательно.

Однако при необходимости всегда можно разобраться по подписям, где точно указано, кто именно изображен на каждой фотографии. Добавлены также переснятые заметки из газет, хотя и не все: пара статей с портретами деда Александра (в архивах их много) и статья про деда Алексея (опущены статьи о музее-подлодке). Нет никаких фотографий моего брата Сергея, хотя он упомянут в тексте, но полной картины его судьбы пока нет.

Акцент сделан на самые ранние фотографии, поскольку их меньше всего, тогда как из поздних произведена тщательная отборка, ведь их огромное количество. Более того, историческую ценность они будут иметь еще спустя полвека, а пока это личное. Дается всего несколько моих детских фотографий, ведь в молодости я постаралась все уничтожить и не фотографировалась до 33-х лет.

Николаевские солдаты (один из них — прапрадед Николай)
Приговор прапрадеда Николая о разделении на два дома (1880 г.)
Пропуск прадеда Василия на оружейный завод (снаружи)
Дед Александр в детстве с родителями и бабушкой (нач. ХХ в.)
Дед Александр в школьном возрасте с матерью и бабушкой
Разрешение прадеда Александра на въезд в революционный Петроград (1917) — наружный и внутренний развороты.
Вверху: статья и фото деда Александра в газете «Псковский набат» (1 ноября 1925). Внизу: фото деда Александра в газете «Псковский пахарь» (29 янв. 1926)
Дед Александр (сидит слева) на военных сборах (1927) и (сидит в центре) в Карамышево Псковской области (1930)
Дед Александр (слева) — зампредседателя месткома СТС
Дед Александр (сидит справа) и бабушка Роза (стоит) — Бюро комсомольской ячейки г. Острова Псковской области (авг. 1928)
Статья и фото деда Александра — управляющего конторой «Заготлен» в газете знамя колхозника (10 февраля 1933 г.)
Удостоверение деда Александра — кандидата в члены президиума (1931)
Пропуск деда Александра на свободный выход из изолятора
Дед Александр (слева) на Финской войне
Дед Александр (слева) — в память о боях на реке Тойпален Йоки (24 февраля 1940). Он же (справа) — сержант на Финской войне
Дед Александр — управляющий в «Главвторцветмете» (фев. 1962)
Дед Александр (в центре) — Всесоюзное совещание «Главвторцветмета» (15 января 1979)
Дед Александр с матерью в деревне на Псковщине (~ 1920-e)
Родители бабушки Розы (прадеды автора). Надпись на обороте рукой бабушки Розы: «Умерла мама. 28 декабря 8 часов утра».
Бабушка Роза в молодости (без даты)
Дед Александр и бабушка Роза (декабрь 1929)
Мой отец (послевоенное фото 6 января 1946 года)
Дети Володя и Тоня, погибшие в Блокаду (фото 12 июля 1939)
Дед Александр и бабушка Роза (после войны)

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.

Введите сумму не менее null ₽ или оставьте окошко пустым, чтобы купить по цене, установленной автором.Подробнее