Бесплатный фрагмент - …Из света и тишины

Пролог

— Расслабься. Просто дыши. Забудь всё, что видел. Просто дыши. Вдох и выдох. Вдох. И выдох.

Мальчик сомкнул веки — ритм его сердца замедлил бег. Он медленно развёл руки в стороны, глубоко-глубоко вдохнул и позволил Потоку завладеть своим телом и разумом.

«Вдох и выдох. Вдох. И выдох» — звучала в его голове мантра.

Звуки подёрнулись рябью, смазались, смешались воедино и, наконец, остались где-то позади, на том берегу реальности.

На мгновения он завис в блаженной тишине, покачиваясь в такт ударам сердца.

А затем всё это повторилось вновь. В строго обратной последовательности.

Шелестом, рокотом, а затем и грохочущей лавиной звуки «иного берега» накрывают его разум и Поток выпускает его в мир.

«Выдох. И вдох» — в нос ударяет аромат мокрого леса, прелой подстилки и сотен трав. На его губах всплывает робкая улыбка. Все верно — он на месте, но не спешит открывать глаза, внимательно слушая «другую сторону».

Мир укрыт пеленой шепчущего дождя. «Дождь не может длиться вечно» — говорит Мальчик, отодвигает её словно штору и мысленно шагает дальше.

Где-то далеко, на самом юге гремит и ревет разрывами молний многотонная туша бури, качая деревья с треском пулеметных очередей. Дьявольская пляска стихий уже прошла через этот край, но вещи и сущности еще не могли унять своего неистового вальса, поневоле подпевая и пританцовывая ей вслед.

Пульс отмеряется ударами дождя о землю — быстрый ливень сходит на нет, сводясь к редкому, почти музыкальному перестуку. Мир полнится звуками, словно гомоном публики перед премьерой в театре.

Вдруг, разом всё смолкает. Дождь прекращается и Мальчик понимает, что настала пора открывать занавес.

И бледно-синие глаза раскрываются навстречу обновленному миру.

— Война. Война никогда не меняется — сказал когда-то один глупец людям.

На самом деле всё абсолютно не так. Это доказывает самая длинная война на нашей планете — «естественный отбор».

Извечная битва за выживание видов, шахматная партия, в которую природа играет сама с собой вот уже больше четырех миллиардов лет.

Сотни миллионов хитрейших комбинаций, ловушек, обманов и актов дикой агрессии. Изменись, если хочешь выжить. Измени правила, если хочешь победить.

Некогда, нашим суровым и первобытным миром правили свирепые монстры, гигантские чудовища и древние твари. Но позвольте вас спросить — где они сейчас? Они лежат в мраморе, известняке и граните под нашими ногами или пылят свои шкуры в музеях по всем миру.

Климат, земля — сама игровая доска переменилась уже не раз, и большие фигуры сменились на тех, что поменьше и хитрей.

Интеллект — вот основное оружие в гонке за главенство видов. Именно он определяет, кто займет верхушку в пищевой цепи. Именно он определяет то, чьи чучела и скелеты будут стоять в музеях через сотни лет.

Сейчас, когда мы стоим на пороге краха и истребления, когда сам наш вид находится под угрозой вымирания, пора отложить в сторону «ядерную дубину» и «баллистическое копье» и воспользоваться в полную силу тем, что однажды дало нам право по- настоящему называться «царём природы».

Войны подобных типов, что предлагаю вам я, ещё никогда не гремели в этом мире. Войны, что должны сломать сам стереотип понятия «вооруженный конфликт».

Прислушайтесь к голосу разума. Признайтесь себе и согласитесь — мы не можем вести войну против того, что поит, кормит и даёт нам кров. Мы не можем и дальше порождать убийством убийство, надеясь на то, что «они» закончатся раньше, чем «мы».

Мы не имеем права сражаться по старым правилам и канонам против самой земли, на которой живём! Мы должны прекратить Первую Экологическую Войну раньше, чем она помножит каждого из нас на ноль!

Сумерки. Огромная, набухшая призрачной синевой поляна вклинилась между суровой громадой леса и телом мертвого города. Идеальный и такой чужеродный для обоих миров круг пытался посмертно развести извечных врагов.

Когда-то, не так давно, Лес вступил здесь в схватку с человеком. Вступил в схватку, и победил, выставив на обзор свои устрашающие раны и трофеи.

Асфальт был взрыт ударами снарядов, гусениц и когтей, приземистые крыши домов проломлены и вскрыты, словно панцири черепах, а молодая поросль худеньких деревьев торчит из них оперением диковинных стрел. Грудами белеющих костей застыл на улицах разбросанный бурелом. Город навечно замер в зеленом посмертии, где в пустых глазницах окон порхали лишь огоньки светлячков.

Лес убил город и ушел дальше, осторожно крадясь по улицам мягкой поступью разнотравья и папоротников, переваривая бетонные скелеты толщей моховых одеял и обгрызая стволы и дула брошенных орудий ржавыми зубами дождей и ветров.

Город, форпост человека, погиб и в своем презренном конце был лишен всякого названия. Вывески и плакаты, реклама и слоганы — всё, что носило печать человеческого языка, было вымарано с маниакальным тщанием и упорством.

И земля, утратив имя города, вновь стала просто землей — местом, где растут, плодятся и умирают твари и цветы, вновь становясь все той же землей. Землей, жаждущей дождя, солнца и…

«Чавк!» — уверенно сказала влажная почва обладателю смелого ботинка.

Он видел их много раз — разверзстые «сокровищницы» покинутых городов, места полные драгоценного человеческого хлама — от бронированных машин с матовым блеском золота внутри, открытых словно консервным ножом, до размокшей листвы вечнозеленых президентов, что порой устилала ковром целые улицы.

Город, скучный и дохлый, не вызывал у него и капли интереса, и потому ноги сами понесли Мальчика к дальней грани синего круга — самой близкой из нависающей громады лесного воинства, откуда приветливо махала ему рукой низенькая разлапистая ель.

Шаги давались ему подозрительно легко, не встречая сопротивления, и настороженные метры легко таяли под напором упругой походки.

Но вот один верный шаг и угрожающий, чудовищный рокот промчался где-то позади — не то на острие молнии, не то на хвосте боевого самолета.

Что-то сверкнуло там, в раскисшей туше города, распугав невидимых во тьме ворон, — Мальчик дёрнулся, обернувшись лицом к опасности.

Темнота оскалилась ему в ответ, накатив волной хлопающих крыльев и вороньего грая. Черные как смоль птицы со зловещим хохотом унесли в когтях закат, оставив меж деревьев лишь уголья света. И наступила полная, звенящая тишина.

Но Мальчик лишь вздернул вверх острый подбородок и крепче сжал кулаки в рукавах толстовки. Взгляд его, по-прежнему светлый и чистый, блуждал, ища опасности в пляске теней, сплетении трав и каменных зевах домов.

И чем больше он всматривался в даль, тем больше тревожных морщин скапливалось на лбу и переносице, тем выше невольно поднималась его верхняя губа, в оскале обнажая ровные белые зубы, а затем, когда напряжение достигло своего пика, Мальчик болезненно сморщился и оглушительно громко чихнул.

Истеричное эхо заметалось меж окаменевших стволов, в панике ища выход и пугая ворон. Однако, настал момент, когда стихло даже оно, и разбитый было вдребезги лед мрачного напряжения затянул поляну-полынью.

Но, как это ни странно, небеса не обрушились, лесные звери не сошли из глубин чащи, а земля не ушла из-под ног. Мальчишка воинственно вытер нос рукавом, добродушно хмыкнул, развернулся обратно и… натолкнулся на длинное чёрное лезвие!

Длинное, черное лезвие чьей-то громадной тени.

— Вы часто спрашиваете меня — удивлен ли я случившемуся? Что же, позвольте дать развернутый ответ.

Наш мир, сама эта земля — великий дар и чудо, полное прекрасных загадок и тайн. Это уникальные экосистемы и эндемичные виды, древние бескрайние леса, край ледников и водопадов, мусорных гор, токсичных рек и многоярусных скотобоен. А наша история — это история геноцида, угнетения, рабства и сокрытия истины.

Да, я уже чувствую, как горячо пылает у вас пониже спины и пунцовеют щеки — вам не нравятся эти слова. Поверьте, я и сам далеко не в восторге от идеи повторять это вновь и вновь вот уже в который раз.

Я безуспешно бью тревогу вот уже много лет и рад быть наконец услышанным, пусть даже и при таких печальных обстоятельствах.

Просто представьте, каково этой земле от нашего присутствия. И когда я говорю «этой земле», то имею в виду не метафизическую мать-природу, духов леса и прочую чушь. Я говорю про систему — высокоорганизованную, гораздо древнее нас, в которой мы живем, дышим и размножаемся.

Эффективную настолько, что ни пушки, ни бомбы, ни даже отравляющие вещества не могли спасти Новый Йорк, Город Ангелов и Джерси.

Что же тогда спасало нас ранее от этой напасти, когда мы еще не могли мечтать о таком оружии? Новые солдаты, сплавы, авиация? А может искусственные болезни, напалм и колючая проволока? Нет.

Нас спасло лишь понимание сути простых вещей: природного баланса и уважения к нашим братьям по разуму, сколь бы чуждыми и странными они не казались.

Однако время имеет свойство стачивать факты, убирая все острые и неудобные углы. А затем, из нужных, подходящих нам кусочков мы собираем «мозаику», которую размещаем в учебники истории.

Мы стали забывать тех, кто действительно одолел лесных Королей.

Поэтому — нет, я совсем не удивлен тому, что они вернулись на наши земли вновь дабы рушить города и краснить пшеницу.

Мягко светясь цветами багрового заката, перед ним возвышался исполинский монолит матового стекла. А за ним, или, быть может, даже в нем самом был он — громадный и рогатый, живой «знаменоносец» сил леса — Олений Король.

И длинная тень его острым черным лезвием протянулась под ноги крохотному человечку. Зверь глубоко и раскатисто дышал, от чего она ходила взад-вперёд словно острие копья, готовое к броску.

— Хеллоу? — робко произнёс Мальчик, наклонив голову набок.

Лес ответил ему.

В этом звуке были треск ломаемых веток и выдираемых корней, вой ветра в глубоких дуплах, звериный рык и крики. Много-много криков.

Стенания людей, протяжные и жалобные, проступали сквозь эти звуки словно льдины в бурлящем потоке. Вопли сменились звуками пальбы и разрывов, цепных пил, пожаров и гулом чего-то, похожего на взрыв.

Звуки стихли столь же внезапно, как и появились.

Оно — не важно, существо или сущность, знало кто стоит перед ним, и к каком роду принадлежит. И только странно одинокий монолит стекла мешал выполнить его прямую функцию — опустить на хрупкий маленький череп острое копыто, а затем брезгливо вытереть его о траву.

В полном и абсолютном безветрии застыли Человек и Зверь, скованные каждый своим страхом и стеклом.

Мальчик осторожно сел, скрестив ноги, и неестественно острая тень немного отползла назад. Он протянул руку, робко пытаясь пощупать открывшуюся под ней сухую листву. Тень отхлынула еще больше, но едва он попытался немного придвинуться к ней — тут же опасно выстрелила вперёд, а стекло, заметно побагровев, издало звук, похожий на треск зимнего льда. При попытке же встать, тень лизнула носки его ботинок, хотя внутренние ощущения говорили ему, что ее лезвие только что проскребло его кадык. И всё это в полной, абсолютной, давящей тишине.

Кажется, такой долгожданный «диалог» кончился, даже не успев начаться.

С тихим шипение умерли последние лучи заката. Лес расправил густые, черные лапы елей, заключив синее кольцо в плотный купол цвета воронова крыла.

Алый свет в монолите стал меркнуть, затухая и становясь синим, словно тот, кто стоял за ним периодически моргал, борясь со сном. Или это казалось и ему, чьи веки предательски тяжелели и смыкались, едва он отвлекался на мелкие детали?

Мальчик сидел на сырой земле и голова его шла кругом от усталости и напряжения. Хотелось упасть на землю, свернуться калачиком и заснуть под чей-нибудь тихий голос.

«Я просто прислонюсь головой к коленям. Чуть-чуть, на минуточку. Вот так… да. И я не буду спать, нет. Ведь… у меня же есть дело. Ведь там… За стеклом… Там же…»

Мысли спутались, как ноги пьяного человека, он поскользнулся и упал в сон.

И там, в царстве Морфея, он ощутил, как барахтается и тонет в Потоке, а воздух срывается с его губ пузырьками, полными нот. Они суетятся и снуют в них как головастики в луже, то и дело выстраиваясь в аккорды смутно знакомой мелодии.

У нее не было названия, она никогда не звучала с экранов телевизоров и не лилась из динамиков стерео систем. Во всем большом, жестоком мире только одно трепетное сердце ловило ее волну и лишь одни уста разносили её по этому богом забытому уголку света.

Она была гениальна в своей простоте и могла найти дорожку к сердцу всякого, для кого были важны теплые касания нежных рук и стук большого, любящего сердца.

Мелодия текла из него на грани яви и сна, и каждый, кто слышал ее в тот момент, неважно, будь он человек или зверь, остановился, наслаждаясь нежданно пришедшим в душу покоем.

Погружаясь все глубже и глубже в мир снов Мальчик уже не мог видеть как угас в монолите стекла алый огонь, сменившись ровным голубоватым сиянием, а громадный, величавый образ сжался в размерах, сложившись в маленькую фигурку.

— Три тонны мышц, костей и лютой ненависти. Множество форм и морфологий. Панцири, шипы, яды, рога и когти. Казалось бы, что они могут сделать танкам и самолетам? Слайды, пожалуйста.

Все знают, как выглядит наш враг. Каждый видел его лицо. Наш враг — любой дикий зверь. Голубь в небесах, крыса в подворотне, выдра в реке. Пес, оставшийся на улице и этот реликтовый зверь, похожий на лохматую гору. Что объединяет их вместе, что ведет в бой и заставляет придумывать сложнейшие тактики?

Все эти и многие другие животные — ничто для винтовки, огнемета или простого копья.

Одно лишь маленькое «но». Так выглядит типичная штурмовая винтовка после часа использования в Лесу. Так — через сутки. Она мало чем отличается от куста, верно? Это танки. Бронемашины. Боевой вертолет. А вот так падают наши стратегические бомбардировщики с забитыми движками. Природа научилась ненавидеть нас адресно. Топливный выхлоп, пороховые газы — для нее это та самая красная тряпка.

Оружие клинит. Техника дохнет. Почему? Сделайте крупнее, пожалуйста. Спасибо. Folium Exspiravit, или «призрачный листопад». Это крохотное одноклеточное обитает тут во всем — в воде, воздухе, деревьях, травах и животных. Это период его «цветения». Очень красиво, не правда ли? Мы называем это «призрачная осень». А это — органическая броня на его основе на телах животных и Королей. Это — применение его в качестве маскировки. Ямы-ловушки. Заградительных барьеров. Снарядов. Сверхпрочных нитей. И это лишь начало. Враг только начал понимать и осваивать этот механизм не более чем тридцать лет назад.

Но боюсь, даже сегодня мы не понимаем механизма ее действия. Запомните, мы сражаемся не против зверей и чудовищ. Мы сражаемся против иммунной системы. Убийство живого существа в ней — убийство эритроцита или лейкоцита, неважно при каких обстоятельствах оно было совершено. Смерть животного по неестественным причинам приводит к массовому выбросу Экспиравитов. Смерть Короля — к локальным катастрофам.

Он проснулся уже под вечер следующего дня от целого вороха совершенно разных ощущений. Первым и, пожалуй, главным было «двенадцать часов сна на голой земле — это, наверное, слишком круто для начала, парень». Голова шла кругом и нещадно гудела, тело затекло от лежания в неудобной позе. Вдобавок, страшно хотелось пить и писать.

А еще, кажется, он был окружен. Синее кольцо, идеальный круг, встал на дыбы по всей своей окружности тем самым, захлопнув Мальчика в ловушке.

Мигом накатилось давящее ощущение наблюдения со всех сторон, тени и неясные силуэты завели хоровод в полупрозрачной синеве матового стекла. В воздухе разлилось напряженное, подавляющее молчание.

Его словно окружал зловещий аквариум в четыре метра высотой, в чьей глубине мерно шевеля страхами, плавали ужасы и обитали кошмары.

Там, вон там, да! Что это прислонилось сейчас к стеклу? Еловая лапа или щетинистый бок Царь-Борова? А позади прямо за его спиной что там скрежетнуло когтями по матовой поверхности? Король Пум или просто скрюченная ветка?

Восстал ветер и еловое море заходило ходуном, словно волнуясь от бурлящих в нем тел, и нечто узловатое, похожее на корни, прошествовало грозно и важно по самой кромке его «аквариума», словно акулий плавник.

Мальчик встал, смачно хрустнул затекшими суставами и попытался сделать шаг к стене, когда его пригвоздил к месту уже знакомый слитный вороний грай.

Он поморщился — грай был жутким и угрожающим как команда «стой, стреляю!», но в то же время носил нотки фальши и наигранности. Иными словами звук был синтезирован чьей-то чужой глоткой. Вернее, глотками.

Ноющий мочевой пузырь, и еще одна попытка сделать шаг. И вновь оглушительная попытка оставить его на месте. Мальчик нахмурился, выбранное им для сна место было суше и выше других, а гадить там, где ты спишь, не станет даже самый дикий зверь.

И поэтому, сделав еще пару шагов и собрав неистовую бурю чужих возмущений, он набрал в легкие побольше воздуха и испустил душераздирающий вопль.

Крик, «хищное слово», настоящего, живого исполинского орла, усиленный в несколько раз человеческой глоткой, перекрыл гомон пернатых трупоедов. Странная, но живая логика Потока подсказала ему — «раз ворона меньше, слабей и боится орла, то логично, что „орлиное слово“ будет весомей вороньего, кто бы его ни говорил».

Тем временем, в воцарившейся тишине, у самой стены барьера под облегченный вздох зажурчала струйка воды. И лишь минуту спустя, когда дело было сделано, человек осознал всю тяжесть сотворенной ошибки.

Лес, притихший было от предыдущей выходки человека, далеко не сразу успел отреагировать на его новую пакость — мелкое, беззащитное человеческое существо не только ответило впопад более высоким словом, заставив умолкнуть самих Лесных Владык, но и посмело отметить границы своего обитания!

Накопленная ярость и возмущение Леса выплеснулись волной сильнейших мускусных ароматов. Затрещали, опасно раскачиваясь против ветра несколько древесных стволов. Странные прерывистые крики, словно состоящие из обрезков голосов иных зверей, зазвучали за стеклянной стеной.

Сам ветер, казалось, подвластный чужой воле, разбушевался и упругий невидимый поток несколько раз поднял и перевернул маленького человека. Хаос смешал их в единую чудовищную массу из лап, хвостов и когтей, бурлящую, ярящуюся и истекающую безумным гневом. Тени бурной волной метались у помеченного Мальчиком стекла, словно обеспокоенные рыбины, грозя перемахнуть стену аквариума.

Как вдруг, все это прекратилось.

— Дамы и господа, мы стоим на пороге великого кризиса. Бум рождаемости и рост эмигрантов с юга накаляет межэтнические распри и ведет к росту преступности. Нам банально негде селить людей.

Большая часть континента покрывает развернутая структура «Старого Городища» или, как его еще называют, Леса — живого самовоспроизводящегося древнего мегаполиса.

Однако, ни мы, ни иные нам существа никогда не жили в нем. Эти «дома» не рассчитаны под известную нам физиологию, их жилые блоки находятся на высоте пятого-шестого этажа.

Вырубка и подрыв «старого городища» оказались крайне неэффективными ввиду колоссальной прочности основания и корневой системы, поэтому единственным разумным решением сейчас является внедрение искусственных растений и грибков, способных разложить мега-флору на пригодные к переработке составляющие.

По нашим подсчетам за десять лет таким образом мы сможем в два раза расширить пригодную для проживания площадь и начать закладку новых городов, дорог и ферм. Только если… Только если раньше нас не погубит голод.