***
Откуда мне знать о фактической форме Земли?
Не верить же данным науки, похожим на картридж —
таких сменных картриджей тонну на склад завезли.
Ворона, молчать! Не поешь, если что-нибудь каркнешь.
Я думаю, формой Земля — как моя голова,
способная мыслить изящно, нейтрально и плоско.
Моя голова не нова, но бывает права.
Ворона, молчать! Не рискуй, сыра нынче — полоска.
Мне, в общем-то, ближе концепция гаммы чудес,
а формы чудес интересны постольку-поскольку,
но в мире цветов наблюдаю сплошной лепестец…
Ворона, молчать! Разрядись, потанцуй с дятлом польку.
Ворона, танцуй не танцуй, но я движусь туда,
откуда никто не вернулся к твоей сыроварне.
А ты ради сырных голов возвела города
с богами, царями, рабами и прочими барби.
Глотай, паразитка, полоску. И можешь базлать
о том, как страдает от внешних врагов производство.
А я перешлю тебе тридцать второго числа
домашнего тофу, лисой, что чудесно и просто!
***
Не подливайте мне вина,
я всё равно не стану пьян —
моя душа была пьяна,
пока я сам хватал стакан.
Не подливайте мне вина
ни в сок, ни в морс, ни в лимонад,
иначе вылью имена,
поддатый тем, что не поддат.
Не подливайте мне вина,
я насмотрелся на себя —
нашлась такая сторона,
с которой смотришь — не тупя.
Не подливайте мне вина,
я слишком долго с вами пил,
узнал, что значит глубина,
успел сравнить с волнами ил.
Не подливайте мне вина:
ночь заменима ясным днём
не потому, что ночь вредна,
а потому, что днём живём!
***
Закутываясь в опыт многих зим,
ты начал представлять себя с клюкой.
Зашёл за батарейкой в магазин…
А выйдя… встретил школьную любовь.
Поверил — не поверил, что она
такая же, как там, в былой стране,
где, собственно, твоей была страна,
а сложности — твоими не вполне.
Несложно в тайнике своей души,
буквально предназначенном для тайн,
беречь пейзаж заснеженных вершин
из фотоаппарата «Снеготай».
Ну, то есть, было всё в твоей душе,
хотя любовь не знала о любви —
тогда, во времена программы «Джем»,
и далее, в эпоху MTV.
И зря сейчас поведаешь ты ей,
о том, что «был готов — всегда готов»,
но фотоаппараты «Снеговей»
легки на съёмку тающих снегов.
Ты вновь пойдёшь совсем другим путём,
не думая о найденном жалеть.
А дом на фоне гор… мечтанный дом,
обычное альпийское шале.
Кому-то зимовать привычно в нём,
встречая соком новые года.
Давайте, мистер икс, тогда плеснём
ещё… за это самое «тогда»!
***
Здесь всё особое. Здесь Тютчева френдзона.
Здесь чемпион высок без выхода в зенит.
А попроси гребенщиковского гарсона
узнать, в чём соль — пожмёт плечами: «Сам смекни».
Здесь год за годом ремонтируют дороги,
совсем не думая — куда они ведут.
А если делать капитально, то мороки
не оберёшься, и не купишь соли пуд.
Здесь не магнитятся пятёрочки к магнитам,
но — примыкают, голь на выдумку хитра.
А в целом — рай… Жаль, нет Остапа с Ипполитом —
просить и требовать зарплату в номера.
Здесь пацана ведут за кражу шоколадки
во тьму несладкую — закон, мол, есть закон.
А для ведущих пацанов — что, взятки гладки?
Да, это норма. Как песочек взять совком.
Здесь мало места музыкантам и актёрам.
На сцене — хамы, хамы наглостью сильны.
А после рюмки под пельмешек с хренодёром —
жлобы на гениев похожи со спины.
Здесь все воюют друг за друга, в перспективе,
в ретроспективе — могут даже повторить.
А что друг друга топят в подлости и в пиве,
так это ж с Киевского только гопари.
Здесь раскомандовался маршал без погонов,
раздухарился, типа «Плохо — уезжай!»
А мне о том и этом шепчет здесь погода.
Братан, уеду. В край родной. Как Джон Джандай.
***
Надоели кагалища грешниц…
Дайте праведниц, что ли, чуть-чуть.
Чтобы — руки у них, а не клешни.
Чтобы смыслом прикрытая суть.
Чтобы души у них, а не сумки
изо льда крокодиловых слёз.
Чтобы всё как на детском рисунке.
Чтобы чувства — не пена, а плёс.
Да не тот, где на омуте омут,
где не принято славить зарю.
Дайте праведниц, дайте не к дому,
просто дайте, я сам рассмотрю.
Что же грешнице делать, коль скоро
vip-клиент перестал ей башлять?
На пейзажи смотри с косогора,
вспоминая, как выглядит Мать!
И пускай упыри-сутенёры
навтирали паскудства Земле —
постепенно очистятся поры,
лишь бы дальше нам жить не во зле.
Уж
Кому-то когда-то в стихах не понравился… уж,
с кивка началась на безвредного гада охота.
В газетах раскаркались утки, что уж неуклюж —
себя почитая богами богов отчего-то.
А уж, между тем, был всегда расторопен и скор,
в любой непроглядной строке находил чем заняться.
Но боги решили: способность подобная — вздор.
Приказы пошли — осмеять, мол — ни кожи, ни мяса.
Не стало ужа с той поры в безупречной Москве —
ему (если б только ему) перекрыли там воздух.
Не стало ужа в кристаллически чистой Неве.
Швырнули его в неизвестность галактик промозглых.
Но крякнула экосистема, сегмент потеряв,
стал мир неуклюжим — от места до времени суток.
Одумались люди, кого-то в сердцах матеря.
Вернули ужа. И открыли охоту на уток.
Прощение уток случилось намного поздней,
поскольку они разучились не каркать в газетах,
лишая нормальных людей и ужа новостей…
Уж даже не помню, спроста ли прощается это.
***
Мы все сдаём экзамен
по дисциплине «Жизнь»,
под круглыми часами,
в космической тиши…
Здесь препод разрешает
подсказки разных форм,
но в темах нужно шарить,
иначе — выйдешь вон.
А в темах — ложь и правда,
их надо понимать,
местами — знать, кто автор,
а кто трактатный тать.
Мы понимаем в стиле,
в основах — послабей,
поскольку запустили
историю людей.
Но если ты хотя бы
сравнишь любовь и кровь —
тебе зачтутся лабы
второго курса, бро.
Всегда ли так и будет —
бро, помнил бы я сам…
Экзамен всё же труден,
пока не в радость нам.
Я не припомню даже,
какой здесь институт.
Слегка обескуражен,
что тоже числюсь тут.
Совсем обеспокоен,
что мне тянуть билет.
Но — чудо-то какое! —
тяну, и страха нет.
Ведь я могу толково
сравнить любовь и кровь,
употребляя слово
старинное «изновь»!
И может показаться,
что я — пересдаю.
Ну да, опять к абзацам
шпаргалки достаю.
Мы все сдаём экзамен
по дисциплине «Жизнь»,
под многими часами,
под «вечностью», кажись.
Под Небосем
Русским утром, рано-рано,
пробудисся… в кошельке… —
сразу эхо: «фсё намана» —
на олбанском языке.
Не нужна заря-зарядка —
тайский гаджет заряжён.
Чай — с пакетом, для порядка.
Хлеб, сосиска. Данке шён!
И попрыгал до работы
на запасном кошельке,
через дружные народы,
через пробки… налегке!
На работе ненавидишь
сам себя и всё вокруг.
«Может, мне уехать в Китеж?» —
снова думается вдруг.
На работе ненавидишь
всё вокруг и сам себя.
Налетав как эйрвейз бритиш —
уползаешь, как змея.
По дороге отчисляешь
кредиторам чешую —
за рубеж, насколько знаешь,
но… уже по фэншую.
Купишь мяса на полтинник —
и по-царски зажу… заживёшь!
Пусть в глобальной паутине
говорят, что это ложь.
Дома съешь ещё оладьи
из неэкспортной муки,
прибухнёшь, и на полати.
Прочь, веганы-пауки!
В евро-окнах олигархи
обучают средний класс —
как продать свечей огарки,
применив иконостас.
А в глобальной паутине
говорят, что Гроссгопком
отожмёт у нас полтинник,
прямо вместе с кошельком.
И не только запасное —
основное отожмут…
Что ж за чудище такое
в нас лоха включило тут?!
Русским утром, рано-рано,
сны пустые догляжу.
И включу в себе вегана,
заценю, жутка ли жуть.
…Не шумя, не кипешуя,
по земле рвану пешком,
от Авося до Фэншуя,
под Небосем, с ветерком!
А устану — так полати
сколочу, где захочу.
Отдохну, жуя оладьи
или, скажем, алычу.
Чу-чу-чу!
***
Эх, команда проиграла,
за которую болел.
Шансы были, и немало —
жаль, похожие на мел.
Был голешник из офсайда,
показалось — феерим,
но судьба, исполнив сальто,
нам забросила самим.
Да не просто, а забавно —
нам самим от своего.
Безмятежно, нежно, плавно,
что обиднее всего.
А потом какой-то Бендер,
комбинатор будто бы,
пропустил нас через блендер
упомянутой судьбы.
Не везло позднее Феде,
не случился нужный гол:
мяч летел как на мопеде —
то есть, на ногу не шёл.
Из металлов пьедестала
взяли тазик — то есть, медь.
Но команда не пропала,
за которую… болеть.
Потому что я болею
за команду много лет,
с ней любому богатею —
фора в ценностях побед.
Потому что мы богаты
на столетия вперёд.
Календарь меняет даты —
и чернеет, и цветёт!
***
Тротуарный шкаф добра.
Неплохая же идея!
Пусть она уже стара,
как усищи Бармалея.
Пусть крадётся Бармалей
со своей сюда задумкой:
всё добро украсть скорей,
унести дорожной сумкой.
Но не весь же мой народ —
безнадёжно злые суки,
кто-то к шкафу принесёт
две наполненные сумки.
И ещё поставит шкаф
из поддонов, что почище,
два подыщет ремешка —
закрепить, а то ветрище.
Ну, а кто-то принесёт
небольшую безделушку
и — большое дело — йод,
и большущую подушку.
Рядом с приторным драже
будет свет в конце колодца*,
кто застрял на букве ж —
тот пойдёт и не запнётся.
Третий шкаф при свете фар
пригласит к себе четвёртый…
Представляешь тротуар —
добрый-добрый, а не чёрный?
Тротуарный шкаф добра.
Неплохая же идея!
Я как раз нашёл с утра
безделушку-бармалея.
Я не ем стебельковое варенье
В стебле красного цветка
из куплета Окуджавы
показатель ПДК
вновь неясен для державы.
Показатель ПДК,
без конкретики предмета,
лишь бы розу старика
подсушить уже за это.
Каждой теме — час да время,
время с часом на коренья,
на коренья и варенье,
стебельковое, из глав.
Так сушильня захотела,
почему — не наше дело,
что зачем — смотри состав.
Мне состав не рассмотреть
даже с вымыслом в избытке,
а таинственная снедь
добавляется в напитки.
Всё раскупят, всё съедят,
если жидко — значит, выпьют,
стёкла тёмные повыбьют,
подерутся и поспят.
Каждой теме — час да время…
Но случается же так,
что цветок пускает корни
через кухню, сквозь кабак,
мимо действия по форме.
Не едал и не желал
стебельковых я продуктов.
Роза красная жива,
и не вымыслом как будто.
Каждой теме — час да время…
***
К заводским бы настройкам
откатиться сейчас…
Не совсем, а настолько,
чтобы в профиль, в анфас —
оказаться моложе,
а с изнанки — светлей.
Кто сбежать нам поможет
из глобальных сетей?
А никто не поможет.
Никому дела нет,
что чешуйки на коже —
не пиджак на жилет.
Остаётся бежать нам
через файлы свои,
через мутные тайны
и ошибок слои.
Ничего не попишешь:
опций нет заводских.
Но мы пишем — так тише
рвётся леска тоски.
***
Прости, суровая реальность,
но я другую повстречал.
С тобой, взаимозапрягаясь,
мы начинали не с начал.
Мы распродали наши дали,
а мне нужна по жизни даль.
Нам, кстати, сколько денег дали?
Дай половину! Акты дай!
Молчишь. И кофе нервно варишь.
Отбой. Бумажек я не ждал.
Расслабься. Пей морями айриш.
Болей, с другими, за «Реал».
Ты так сурова, королева,
что в чём-то можешь быть права.
Морями пей. «Реал» форева.
А мне пора на острова.
Прости, дворцовая реальность,
но мы за Хёведеса… он
идёт сейчас, не напрягаясь,
к метро, где арки выше волн.
***
Золотые же слова:
не суди — судим не будешь…
Но реальность такова:
день живёшь — эпоху судишь.
…Цены внаглую растят.
А заборы плохо красят.
Где не пляшут на костях —
там стоят на срамной трассе.
Славят вкусы на крови,
по земле разносят мусор.
Боже явный, сохрани
их возможности проснуться!
Помоги не осудить
нищих духом, неразумных!
Проложи нам часть пути,
в кошельки роняя ЗУНы.
…Золотые же слова
в нашей памяти, как залежь.
И не нужно добывать:
если помнишь — значит, знаешь!
***
Если день оказался не очень,
звал к вершинам, а бросил в степи —
разгони все волнения к ночи,
ни о чём не печалься и спи.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.