От переводчика
Мне в этой жизни выпала удача в том, что моим наставником стал духовный учитель Ваньсин, и, следуя его примеру, я встала на путь монашеской жизни и самосовершенствования. К тому же, под воздействием всеохватного света и направляющей силы мудрости своего духовного учителя я многому научилась. Поэтому я и представляю сейчас российскому народу книгу «История трёх затворничеств Чаньского учителя Ваньсина», в надежде на то, что каждый человек, который получит возможность непосредственно познакомиться с этой книгой, сможет понять, изучить и прочувствовать сердцем собственный источник природы Будды, и, в конечном счёте, всесторонне разобраться во взаимосвязи явлений в повседневной жизни и сделать свою жизнь ещё более полной и счастливой!
Также, я хочу особо поблагодарить господина Максима Михалёва, приложившего огромные усилия к осуществлению корректуры черновика перевода этой книги! Наряду с этим должна выразить благодарность всем тем людям, кто постарался ради издания этой книги!
Ши Дэфань
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. История трех затворничеств Чаньского учителя Ваньсина
До принятия монашества и после: поступление в институт и поиски Дао
Вера должна быть тверда,
в поведении должно быть упорство.
Я родился в 1971 году в обычной семье в городе Суйчжоу провинции Хубей. Отец был занят с утра до вечера на работе, ему некогда было заниматься семьей и четырьмя детьми, и мать отправила меня и братьев к бабушке на воспитание. Мы, трое братьев и сестра, выросли у бабушки и питали к ней глубокую любовь, так же как и к дедушке, дяде и младшей тёте со стороны матери. Из-за того, что мы мало жили с родителями, когда братья выросли, их эмоциональный контакт с родителями так и не наладился. В наших краях находился монастырь Шуйлянь, где в детстве мы отлично проводили время. После окончания средней школы братья один за другим покинули отчий дом.
В 15-летнем возрасте я глубоко поверил в учение Будды. В 17 лет, весной 1988 года, я решил уйти от мира и принять монашество. Родители плакали и просили меня остаться дома. Увидев страдания родителей, я их пожалел, и несколько месяцев прожил дома. Однако в одно прекрасное утро, на рассвете, я все же покинул дом, и первым рейсом автобуса добрался до железнодорожного вокзала. Когда поезд тронулся, на душе стало легко, хотя слёзы катились из глаз — я знал, что в этот раз я покидаю своих близких — бабушку, родителей — и родную деревню, и ехать мне предстоит далеко, очень далеко.
Осенью 1988 года по рекомендации друга я приехал на юго-восток страны в город Сямэнь. Здесь находится монастырь Нанпуто, в котором я принял постриг, и монастырь стал для меня первым местом обучения основам буддизма. Учитель, который совершил обряд, родился в провинции Чжэцзян, на востоке Китая, его имя — досточтимый монах Аньцзин. Для пострига он выбрал по лунному календарю счастливый день — девятнадцатое число второго месяца, день рождения Бодхисаттвы Гуаньинь — и нарёк меня именем Ваньсин, что означает «практикующий на пути совершенствования». Это подразумевает, что чем человеку труднее, тем упорнее ему следует идти к цели; чем невыносимей страдания, тем больше ему нужно терпеть; такому человеку предстоит сделать то, что другому не под силу; оставаться на своём посту, невзирая на оскорбления и унижения, которые другой не мог бы стерпеть. Это и есть критерии поведения Бодхисаттвы.
В 1991 году, получив разрешение Ассоциации буддийского просвещения провинции Фуцзянь, я принял постриг в монастыре Мэйфэн города Путянь, встал на путь монашеской жизни.
Принимая во внимание мой юный возраст, учитель-наставник отправил меня учиться, велев поступать в Институт буддизма Миньнань. Этот институт был создан в 1924 году известным лидером буддизма новой эпохи, наставником Тайсюй. В институте было подготовлено много великих учителей и наставников, известных не только в Китае, но и за границей. Институт является одним из лучших буддистских учебных заведений Азии. Здесь и была заложена основа моего буддийского знания. В институте обращали большое внимание и на здоровье студентов. Курс обучения включал как науки, так и боевые искусства, и я уделял внимание и тому, и другому.
Помню стихотворение, написанное мной тогда в институте:
Меч держи в руке, книгу к груди приложи, пусть с ними пройдет жизнь.
Если не хочешь отринуть девиц, как покорить сможешь мир на коне?
В институте мне особенно нравились книги по чань-буддизму. Каждый год во время летних и зимних каникул я ездил в отдалённые места, посещая и обучаясь у мудрых учителей и наставников. В течение всех четырёх лет обучения в институте я всё время был либо в аудитории, либо в библиотеке. Глубокое впечатление произвели на меня жизнеописания мудрецов древности о самосовершенствовании, и я наметил для себя такую программу: утром и вечером каждого дня в течение часа заниматься медитацией.
Второй пункт моей программы самосовершенствования включал также решение на протяжении двух лет добровольно мыть общественные туалеты института. Возможно, тот факт, что позднее, в течение семи лет затворничества в пещерах мне приносили еду и питьё, является благим воздаянием за то, что я тогда мыл туалеты.
В институте, чем больше я читал каноны, тем глубже осознавал, что теории, созданные великими просветлёнными монахами всех времён, — всё это записи их практики, опыта и понимания Дао после достижения просветления. Человек же, не испытавший ещё просветления, сколь усердно не вчитывайся в эти тексты, разве сможет это понять!? Даже если и «поймёшь», это будет всего лишь понимание текста, в то время как внутренние состояния и чувства даже во сне не приснятся.
К примеру, на утренней молитве мы читаем наизусть мантру Падмасамбхавы, где есть слова: «В тот момент из темени миром почитаемого Будды Шакьямуни хлынет драгоценный свет, из света пробьётся тысячелистный лотос, на лотосе же сидит воплощённый Будда, из головы Будды сияют десять блестящих лучей сотен ценностей… Сияющий Будда над головой Шакьямуни возвещает о таинственной мантре». Это реальное и истинное состояние практики Шакьямуни. Однако современные люди, даже ежедневно читая об этих состояниях Будды, смогут ли добиться просветления?
Или же во время вечерней молитвы мы читаем «Амитабха-сутру», которая знакомит с методом попадания в чистые земли Будды Амитофо (Амитабха), а также в ней приводятся всевозможные описания этого рая. Несмотря на то, что в момент истолкования Буддой канона присутствует много архатов и бодхисаттв, которые уже обладают определёнными познаниями, Будда Шакьямуни всё-таки велит этим мудрецам достичь рай Амитофо, практиковать Дхарму и, в частности, повторять имя Будды Амитофо. Нужно всей душой произносить «Амитофо» целый день, два дня, семь дней, и только тогда этот человек сможет после смерти попасть в рай, куда его проведёт Будда.
В раю бесконечной радости существует семь преград, семь сетей, семь рядов деревьев, семь драгоценных водоёмов, вода в которых обладает восемью достоинствами; есть ещё и лотос, огромный, как колесо, благоухающий и чистый.
В наши дни люди каждый день читают написанное о рае, но не знают, как практиковать, чтобы там оказаться, ошибочно полагая, что бездумное повторение имени Амитофо и есть практика Пути в рай. Однако повторяя лишь на словах, а не всей душой, разве так можно перенести своё сознание в западный рай Амитофо?
Во время летних каникул 1992 года я поехал на гору Цзюхуашань (находится в провинции Аньхой, является одной из четырёх священных гор китайских буддистов.), где в пещере встретился с монахом, который называл себя именем Пустота и Наличие. Смотрю на него, и кажется он мне человеком необыкновенных качеств — бодрый, глаза лучезарные, может видеть в темноте, принимает пищу лишь раз в день, не ложится спать ночью, видит прошлое, будущее, настоящее; говорит не так, как все.
Этот старый монах, как только увидел меня, сразу рассказал всё, что было у меня на сердце. Насколько я тогда был способен понять, в соответствии с Учением он, как минимум, достиг степени архата. Я почтительно поклонился ему в ноги несколько раз, встал перед ним на колени и попросил его даровать мне Учение.
Хотя он тогда и не передал мне Учения, однако подтвердил, что моё понимание буддизма правильное; он одобрил затворничество, которое было моей заветной мечтой.
Я задал ему вопросы о некоторых событиях, происходивших со мной в детстве. С детства я был слабым, много болел, у меня периодически был жар. Между бровями у меня часто возникало ощущение белого света, в ушах слышался крик птиц, во сне я постоянно видел небожителей, иногда моё сознание выходило из тела и отправлялось гулять в иные края.
Когда я впервые оказался в монастыре Нанпуто, мне он показался хорошо знакомым, я вспомнил, что во сне я уже посещал это место. И таких примеров было множество.
Он ответил: «Это следствие привычек, образовавшихся в твоём восьмом сознании, которые ты сохранил в прошлых перерождениях, при этой жизни тебе необходимо дать им реализоваться, только тогда можно полностью освободиться».
Во время учёбы в институте я посетил нескольких учителей, даже обратился к даосским наставникам, а также испрашивал учения у монахинь. Именно поэтому я «прославился» как иноверец, надо мной насмехались, меня поносили товарищи, ругали преподаватели.
В Древней Индии женщины считались низкими существами, которые не могли стать Буддой. Женщинам нельзя было сидеть выше мужчин, разъяснять каноны, мужчинам нельзя кланяться в ноги женщине. Однако ведь реальность Будды не делает различения между мужчинами и женщинами, изначальное лицо всех одинаково. В «Сутре Лотоса» Будда говорит о том, что дочь дракона в восьмилетнем возрасте превратилась в Будду, хотя её тело не было человеческим.
Первое затворничество: забыть себя в пещере Цзюэчен («Вне бренного мира»)
В 1993 году, когда мне было 22 года, я впервые удалился в пещеру «Вне бренного мира» при монастыре Жуйчжу в городе Чжанчжоу провинции Фуцзянь. 25 января того года несколько товарищей и верующих провожали меня в пещеру для затвора. Кто-то насмехался над тем, что я такой поклонник Будды и сам хочу всё время стать Буддой, говоря, что я не подхожу для затворничества и что через три месяца сбегу из пещеры. Эти люди, что насмехались надо мной, не ожидали, что уже через три месяца моей кармы будет достаточно для достижения целей. На вход в пещеру по моему решению будет наклеена бумажная лента.
Принятие решения о том, что дверь пещеры следует опечатать, было связано с монахом Пустота и Наличие. Полгода назад, прощаясь со мной, этот уважаемый старик громовым голосом сказал мне: «Спустись к подножию горы и принеси мне ведро воды!». Я посмотрел в ведро, оно было наполовину наполнено водой, и я задумался — в тот же момент старик вылил из ведра остаток воды. Монах «Пустота и Наличие» глубоко меня понял, утвердил меня в желании стать Буддой, указав направление. Я был искренне верующим и очень стремился к Дао. Однажды я даже поклонился в ноги и пожертвовал все свои деньги человеку на вокзале, который назвался воплощением Бодхисаттвы. Что уж говорить о том, чтобы принести ведро воды для почтенного мудреца!
Я спустился и принес полное ведро воды и поставил на старом месте, тогда монах Пустота и Наличие с улыбкой сказал: «Ты потом поймёшь, почему я велел тебе сегодня принести мне воду».
В моей пещере сначала воды не было, и требовалось спускаться вниз метров двести, а затем подниматься, чтобы её принести. По этой причине вход в пещеру невозможно было опечатать, в результате кто угодно мог постучать в дверь и войти ко мне, что причиняло определённое беспокойство. Однажды я, опустив голову, ходил по пещере взад и вперёд и думал: «Вот если бы в пещере была вода, как было бы хорошо!». И вдруг я заметил в правом углу пещеры мокрое пятно — я начал копать, и через некоторое время образовался небольшой резервуар воды размером с ведро. В пещере появился источник родниковой воды! Когда я благодарил матушку-землю за воду, тень монаха Пустота и Наличие вдруг возникла в воде, и я всё сразу понял.
Разрешив трудный вопрос с водой, на двери пещеры можно было наконец приклеить бумажную ленту с печатью. Той осенью была большая засуха, в монастыре не хватало питьевой воды; там беспокоились, что и в пещере тоже воды нет. А я им ответил: «В пещере есть ведро святой воды, и мне её никогда не истратить». Издавна говорят: «Вода течёт вниз, птица летит ввысь». Но в этом случае получилось так, что вода в пещере текла снизу наверх, иначе как на вершине горы могла появиться влага?
Благочестивое сердце может тронуть небо и землю, может изменить причину и следствие, может удовлетворить любую просьбу.
Когда в третий раз я готовился к затворничеству в пещере Саньшэн (Три мудреца), все говорили, что в этой пещере всё хорошо, жаль только, что нет воды, поэтому она пустует. Но тогда я уже был необычайно уверен в себе, был уверен, что на вершине любой горы, там, где будет Ваньсин, не может не быть воды; знал, что не только в этой жизни, а даже и в последующих у меня никогда не будет нехватки воды — всё потому, что когда-то я принёс ведро воды мудрецу; отсюда происходит благое воздаяние. И действительно, на той горе я также нашёл источник и в пещере Три мудреца появилась вода.
После того, как была опечатана дверь, у меня появилось представление о том, как всё должно быть, после чего я никогда более не сомневался в успехе. Затворничество было моей мечтой, к которой я стремился много лет, никакие трудности и опасности не смогут меня теперь остановить, есть ли ещё какие причины, чтобы я не достиг успеха в практике?! Несмотря на эту мою уверенность, я всё равно провел полную подготовку перед уходом в самоизоляцию. Я сказал верующим, что, если возникнет какое-то непредвиденное обстоятельство, например я умру, это не должно никого касаться. Я наказал: «Вытащите моё мёртвое тело из пещеры и кремируйте его, а пепел высыпьте в реку Цзюлунцзян у подножия горы, накормив им рыб!».
По прошествии ста дней затвора я полностью активизировал половую энергию. Днём, когда, поджав ноги, я сидел в созерцании, семенная жидкость постоянно вытекала; я пользовался всеми известными мне методами, но не мог добиться того, чтобы это прекратилось. Тогда в моём сердце поселился ужасный страх: я думал, что вместе с ней вытечет моя жизнь. Перед ретритом я был в учениках у одного даоса, который обучал меня методу остановки семенной жидкости — следовало нажать на определенную точку в области промежности, однако и этот метод не помогал. Тогда я воззвал на помощь к монаху Пустота и Наличие, который в то время пребывал на горе Цзюхуашань (находится в провинции Аньхой, в то время как пещера Ваньсина — в провинции Фуцзянь, не близко, но в том же регионе Китая).
Обычно я не ложился спать, и ночью тоже сидел в медитации, однако с одиннадцати вечера до часа ночи все равно клевал носом. Чтобы не заснуть, я завязывал на шее верёвку и затем привязывал верёвку к балке на потолке пещеры.
Когда наступила ночь, примерно около полуночи, учитель Пустота и Наличие вдруг возник передо мной в воздухе. Он отругал меня за то, что я слишком жаден и настолько сильно стремлюсь к удаче, а также за то, что я слишком интенсивно занимаюсь дыханием «драгоценной бутылки» (дыхательное упражнение, при котором дыхание, или ци, нужно сосредоточить в нижнем даньтяне, области, находящейся на четыре пальца ниже пупка). Он велел мне перестать заниматься дыханием «драгоценной бутылки», а вместо этого стоять ногами вверх, головой вниз. Он даже показал мне, как это делать. Когда я поклонился ему в ноги с благодарностью, верёвка на моей шее потянула моё тело, и я проснулся, после чего быстро поднялся на ноги, совершил выдох «драгоценной бутылки» и встал головой вниз.
Два дня я занимался тем, что стоял вверх ногами, и тогда семенная жидкость, наконец, развернулась и прекратила течь вниз. Я чувствовал, как по спине идет тёплый, мощный поток, он поднимался вверх, казалось даже, что тело тоже поднимается, волосы как будто стояли торчком, в ушах как будто грохотал самолёт, глазные яблоки опухли, из ноздрей несколько раз вытекала кровь. Свет перед глазами был хоть и не очень ярким, но ощущался невероятно мощным. Дёсны опухли, стали красными, так что невозможно стало открыть рот, чтобы поесть, можно было только через трубку пить молоко.
Из-за того, что я в течение долгого времени сидел, поджав под себя ноги и медитировал, — каждый день более 18 часов, — ноги у меня опухли и так сильно болели, что я не мог стоять и ходить. Иногда я так уставал, что моё тело как будто развалилось, но при этом ум оживился, яркие воспоминания прошлого проплывали перед глазами. Благодаря тому, что я перестал заниматься внешними делами и вещами, а голова перестала получать новую информацию, мышление обернулось вспять, и начался обратный отсчёт времени, отсчёт к моменту моего рождения: 22 года, 21 год, 20 лет. В конце концов, я дошёл до того момента, когда мать рожает меня.
Лето тогда было жаркое, ещё не рассвело, и вот пучок белого света проникает в маленькую комнату. Женщине кажется, что уже светает, она открывает окно, но оказывается, что на улице ещё темным-темно, она удивляется на мгновение, и в этот момент у неё начинаются схватки, это длится до восьми часов утра, в конце концов, она рожает мальчика. В 1997 году я поехал домой навестить мать и поведал ей о деталях моего рождения — мать очень удивилась.
Несколько раз прокрутив в голове прошлое, я совсем устал и перестал этим заниматься, вместе с тем перестал думать и о будущем, в первый раз почувствовал исчезновение пространства и времени. Каждый день я жил как будто во сне: ел, сидел в созерцании, делал гимнастику тайцзицюань, но при этом не чувствовал, что я делаю. Я не различал дня и ночи, иногда, сидя на корточках, испражнялся в течение нескольких часов, и даже не знал об этом. Хотя пещера очень маленькая, мне казалось, что она настолько велика, что вмещает весь космос. Иногда, практикуя боевое искусство, мои руки ударяли о стены пещеры, кровь текла по рукам, но об этом я тоже не знал. Дня и ночи не было, не было времени и пространства, не было даже чувства наличия собственного тела.
Или же, наоборот, я становился очень чувствительным, и тогда обо всем, что случалось у подножия горы с друзьями, я знал; знал и о том, что случится в будущем. Когда друзья только задумывали навестить меня, я уже об этом знал. Иногда, находясь в пещере, я мог видеть людей, которые ходят по городу, находящимся у подножия горы, — отдалённые места стояли прямо перед глазами. Казалось тогда, что глаза и уши как будто утратили способность открываться и закрываться: даже с закрытыми глазами — я мог видеть свой стол и стул в пещере, а когда старуха приносила мне еду (поскольку дверь в пещеру опечатана на период затвора, еда передаётся послушником через окно), не слышал ничего. Бывало иногда так, что в монастыре обо мне рассуждают, и их голоса доносятся в пещеру; хотя расстояние до монастыря 300 метров, начинало казаться, будто стены пещеры не существуют.
Однажды я практиковал боевое искусство; яснее ясного, что я в это время был в пещере — не знаю, как я выбрался из пещеры, но люди снаружи вдруг увидели меня, я был с всклокоченными волосами, в одних панталонах, казался им сумасшедшим. Кто-то громко закричал. И только тогда я вышел из этого забытья, увидел, что я почему-то на улице. На двери пещеры по-прежнему была наклеена бумажная лента; я забеспокоился, напрягся и, закрыв глаза, ударился о дверь пещеры, и тут же вошёл внутрь. Ходить сквозь стену, проноситься сквозь землю и море — раньше я такое испытывал только во сне. Несколько раз в осознанном состоянии я пробовал применять эти методы прохождения стен, но каждый раз разбивал нос в кровь. Необычные ощущения в глазах и ушах продолжались примерно четыре месяца, однако после этого никогда более не появлялись.
В пещере я написал два небольших стихотворения:
Безумной любви не знает человек,
Знают духи добрые и злые на небе.
Изящная фея пройдет перед дверью
Чёрные тучи на душе отгородят реку желаний — стихию любви.
Красавиц не видел, но голоса их слышал,
Святой небожитель в пещере умножает дух.
Придёт справиться обо мне,
Стою на вершине горы, хожу по дну моря
Как раз во время такой самозабвенной практики, в которой не существовало ни дня, ни ночи, ни меня самого, однажды ночью кто-то сильно постучал в дверь, прервав мою медитацию. Не знаю, с какой силой я невольно закричал из-за этого — но те, кто стояли у входа, испугались. Этот испуг во время медитации погрузил меня на долгое время в состояние транса, вялости, апатии. После завершения ретрита я сильно заболел, и продолжал болеть вплоть до тех пор, пока не приехал на остров Лотоса в Тибете, где меня спас Высший учитель Ламон, исцелив от того испуга.
Если бы у меня не было навыка созерцания, который послужил основой, этот случай мог привести к смерти Ваньсина. После этого я понял, почему из медитации человека выводят звоном колокольчика, а не криком. Дух человека, погруженного в медитацию, временно оставляет тело; в теле остается только тонкая «изначальная ци», чтобы поддерживать существование физического тела. Удар в дверь и мой собственный крик произвели на меня такое впечатление, что изо всех пор моего тела внезапно брызнула волна силы, при том что дух, который покинул на время медитации моё тело, ещё не возвратился.
Я чувствовал себя глупо, сидя на специальном табурете для созерцания, а на шее всё ещё была повязана верёвка. Я не знаю, сколько времени прошло, но когда я вернулся в сознание, то заметил, что дверь открыта, ко мне ломятся люди из соответствующих органов, трещат и вспыхивают вспышки фотоаппаратов, меня снимают. Они упрекали меня: «Другие монахи в монастырях практикуют, а ты кого дурачишь, сидя в пещере и притворяясь божеством? Пошли слухи, что позади монастыря Жуйчжу живёт в пещере святой, и если кто-то заболел, то стоит напротив пещеры возжечь благовония, помолиться, болезнь пройдёт». Мой Бог! Ваньсин совсем не знал, что стал небожителем, не знал, что люди уже два года возжигают благовония возле пещеры. А мне казалось, что самоизоляция продолжалась только сто дней!
Я сидел в оцепенении, слёзы текли непрерывно, как будто из глубин сердца текли, смывая страдание и обиду. Прошло примерно полчаса, между небом и землей тишина, будто бы ничего не случилось. И вдруг, словно разряд молнии пронизывает меня насквозь, пробуждает моё сознание: это простой, заурядный человек, который по-прежнему подвержен влиянию состояния и явлений, плачет и жалуется на нарушение самоизоляции. И я признал, что это было поражением. Что за ничтожество! Я вытер слёзы, и они тотчас же прекратились.
Вот так закончилась моё первое затворничество. С начала уединения до вторжения и выхода из пещеры прошло 23 месяца, и, 20 декабря 1994 года, я покинул пещеру Цзюэчэн (Вне бренности).
Второе затворничество: неожиданная чудесная встреча
3 января 1995 года с тяжелым чувством я улетел в святой город Лхасу. Через некоторое время, путешествуя по Тибету, я остановился на одном острове, находящемся посреди озера во внутреннем районе Гималаев. На острове жил лама со своей супругой, звали его Ламон.
Первые десять дней своего пребывания на острове я всё время находился в состоянии помутнённого рассудка, ночью часто просыпался от кошмарных снов. В один из вечеров гуру Ламон сказал: «Я помогу тебе вернуть душу». В разговорах с супругами я понял, что они оба являются святыми, мудрецами, которые в совершенстве овладели буддизмом и буддийскими методами. При разговоре с гуру я заметил, что он знает обо всём, что со мной происходило, и те вопросы, которые стоят передо мной в настоящее время, ему известны. Поэтому я поверил ему. С тех пор я с уважением называл его Высшим учителем.
Однажды мы с учителем сидели друг напротив друга, его жена также сидела рядом, помогала мне повторять мантры. учитель сказал: «Тебе сейчас лучше погрузиться в медитацию; если же не сможешь этого сделать, то лучше поспи, а я использую коренной звук Вселенной, мантру трёх сияющих слогов Ом-Га-Хунг (в соответствии с написанием мантры Ом-Га-Хунг на китайском языке), чтобы призвать твою душу». Вскоре я заснул, и во сне кто-то привёл меня в пещеру «Вне бренного мира», и я услышал, как вся Вселенная наполнилась звуком Ом, бесчисленные потоки света следуют за ним, и всё это сливается воедино со всем моим существом, телесным и духовным. В таком состоянии я будто провёл мгновение, но когда я пришёл в себя, жена наставника сообщила мне, что прошло уже трое суток.
Каждый день я проводил в медитации вместе с учителем Ламоном, обсуждая Учение. Жизнь наставника была очень упорядоченная: ежедневно, ещё на рассвете, он выходил во двор и читал сутры, обходя кругами вокруг цикаса (Цикас, или Саговник поникающий — вечнозеленое древовидное растение, внешне похожее на низкорослую пальму, встречается на юге Китая); хотя я не понимал, что он читает, но чувствовал силу вибрации звуков его речи. Спустя несколько дней я тоже стал каждый день ходить вокруг цикаса и читать сутры. Учитель сказал, что этот цикас в своё время привёз из Индии в Тибет мудрец Падмасамбхава. Я же ответил, что этот цикас совсем не похож на то, что китайцы называют цикасом. На что гуру Ламон заметил: «Как гималайский цикас может быть похож на китайский цикас?».
Высший учитель Ламон рассказал мне следующее: «Это случилось в восьмом веке нашей эры, в местном царстве Тубо (историческое название Тибета). Властитель Тибета Трисонг Децэн пригласил гуру Падмасамбхаву приехать в Тибет, чтобы помочь людям справиться с нечистой силой, ибо местные колдуны языческого культа, пользуясь мантрами, подчинили сановников, простых жителей и князей, и стали вымогать у них деньги, ценности и женщин. Во главе с мудрецом Падмасамбхавой из Индии прибыли в Тибет более тридцати человек, и своей магической силой обуздали демонов. Однако после того, как они вернулись назад в Индию, нечистая сила вновь принялась вредить местным жителям. После этого ещё несколько раз Падмасамбхава возвращался сюда, и в итоге оставил привезённые из Индии амулеты на восьми направлениях и восемь сильных наставников, чтобы они вечно охраняли и стерегли мир и спокойствие местных жителей. Мудрец Падмасамбхава заставил позднее этих демонов измениться, и они своей практикой обрели благое воздаяние. Среди этих восьми был и наставник Цзясыдадэ, который является моим предком.
Многие из тех тридцати изучали каноны (Сутры и философские трактаты (два из трёх разделов Трипитаки) в монастыре Наланда (в то время это был самый известный в Индии буддийский монастырь) вместе с известным наставником Сюаньцзан (Сюаньцзан — знаменитый китайский буддийский монах, учёный, философ, путешественник и переводчик времён династии Тан (618—907 гг. н.э.)) из Китая. Те привезённые амулеты и сутры тайно хранятся в разных местах Тибета, а вот большинство из тех тридцати учителей возвратились в Индию».
Услышав это, я сразу же спросил: «Почему же ваш предок остался в Тибете?» учитель ответил так: «Гуру Падмасамбхава повелел моему предку, сказав: „Когда этот цикас зацветёт, ты сможешь вернуться в Индию“. Предок же мой женился на тибетской девушке, поэтому и остался. В последнее время я замечал, что цикас светится, наверное, скоро зацветет. Я уже прочитал несколько миллионов мантр для него».
Услышав это, я понял, что Ламон почитает этот цикас как мудреца Падмасабхаву. Показывая на растение, я спросил учителя, почему на цикасе пять веток? Высший учитель ответил: «А чем это отличается от буддийского Учения с учением Чань, которое проповедовал в Китае Бодхидхарма из Индии? Одно семя прорастает и даёт пять цветов. Мудрец Падмасамбхава приехал в Тибет и создал тайное учение, в результате семя дало пять цветов — есть красная школа, есть белая, жёлтая, разноцветная и есть чёрная.
Высший учитель скорректировал мне всё: истинную мантру шести слов; дыхание «драгоценной бутылки»; медитацию туммо (активизация внутреннего огня); показал, как правильно читать шесть иероглифов истинной мантры Ом-Ма-Ни-Пад-Ме-Хунг. Вибрации от произношения слов мантры у учителя Ламона были очень похожи на те, которым меня в пятнадцатилетнем возрасте обучал лама в моей родной деревне в монастыре Шуйлянь. Очень много людей во всём мире знает эту мантру, однако, надо сказать, что очень мало тех, кто может произносить эту мантру правильно. Я начитываю мантры уже десять лет. Школа Падмасамбхавы читает их звуком, а не голосом. Таким вот образом легко соединиться со вселенским потоком звуков и света, в результате сила вибрации получается очень мощной.
Больше всего боятся этих вибраций тёмные силы — злые духи и прочая нечисть. Если боязливый будет начитывать эту мантру таким образом по вечерам, то сможет быстро укрепить своё тело и усилить энергию, соединить их с космическими силами. Во время уединения в пещере «Вне бренного мира» вечерами, в непогоду, во время грозы я всегда повторял мантру шести истинных слогов, чтобы придать себе храбрости.
Высший учитель также объяснил истинное значение мантры трёх звуков «Ом-Га-Хунг».
«Ом» является коренным тоном энергии первичной жизни, он обладает безграничными и бесконечными функциями, всё, что летает, плавает и растёт во Вселенной, существует, основываясь на нём. Он является изначальной энергией, которая создала весь космос.
«Га» является другим коренным тоном, посредством которого космос породил всё сущее; «Га» является движущей силой — реинкарнация, рождение и смерть, рай и ад — всё зависит от его содействия.
«Хунг» является третьим коренным тоном сокрытого потенциала существ во Вселенной. Его необходимо пробудить и только тогда у человека появится возможность достичь просветления.
Эти три звука составляют всё сущее во Вселенной, они содержат в себе все мантры, с их помощью можно воссоединиться со всеми живыми существами — на земле, на небесах, в аду. В процессе практики, в конце концов, поток звука может превратиться в поток света, в дальнейшем звук и свет соединяются в одно, ибо изначально они были едины.
Высший учитель выступал против того, чтобы зубрить каноны древних. Они были написаны мудрецами, которые уже полностью добились просветления. Обычный человек читает и понимает только внешнюю сторону написанной ими мысли; на самом деле, лишь только сочетая медитацию с погружением в состояние самадхи можно узнать истинное значение написанного в этих текстах. Чем больше используешь разум, тем больше скрываешь свое первоначальное естество, тем дальше отодвигаешь от себя целостность Вселенной. Практика через разум нарушает Дао. Не опустошив голову, невозможно подняться на уровень истинной практики. Лишь полностью осознав причину, должно приступать к практике, только объединив понимание с действием, возможно слиться душой с Буддой. В один прекрасный день, пребывая в медитации, я вдруг понял истинный смысл стихотворения «Цветы персика», написанного Шестым Далай-ламой.
Красавица родится не из утробы
Должна произрастать персиком.
Досадуешь на скорое цветение персика,
Опавшие цветы печалят тебя больше.
(Существуют также следующие переводы этого стихотворения:
Не женщина — мать этой девушки
Рожденной, может быть, персиковым деревом.
Любовь ее проходит быстрее,
Чем увядают его цветы.
(Савицкий Л. С. Лирическая поэзия: VI Далай-лама (Цанджан-джамцо) // История всемирной литературы: В 8 т. / АН СССР; Ин-т мировой лит. им. А.М. Горького. М.: Наука, 1983—1994: в 9 т. Т. 5. 1988. С. 633—635.))
Я тоже написал «Стихотворение о персике» и дал Высшему учителю посмотреть:
Люди смеются над Далай-ламой,
Цветы персика разве можно духом сажать?
Расцветание и отцветание, все зависит от него,
Посаженный персик не расцветает
(здесь цветы персика означают истинную сущность человека).
Высший учитель выразил согласие улыбкой и тотчас спросил меня:
— Если не сажать персик, как сможет распуститься цветок?
Я ответил:
— Лёд замерзает день за днём (это означает состояние, когда мыслей становится всё меньше и меньше, и постепенно погружаешься в нирвану).
Высший учитель продолжал спрашивать:
— Что будет после того, как цветы расцветут?
Я ответил:
— Летом надо носить майку, а зимой ватник (означает, что, как и в природе, всему своё время).
(Сейчас бы я дал такой ответ на этот вопрос: «У бамбуковой рощи, возле ручья»).
Высший учитель ещё спросил:
— Нельзя ли летом в ватнике, а зимой в майке?
Я ответил:
— Зачем таскать конфеты изо рта другого?
Высший учитель промолчал.
Однажды я спросил Высшего учителя:
— Что такое истинный образ без образа?
Высший учитель рукой похлопал меня по голове и сказал:
— Вот это и есть истинный образ без образа.
Я вдруг всё сразу понял, радостно поклонился ему в ноги, выражая свою благодарность. От радости сорвалось с языка: «Желаю своим телом, речами, сознанием поддерживать учителя и его супругу».
Только промолвил, вижу, как два старика весело улыбаются, смеются, жена наставника говорит: «Милый мальчик, когда успел вырасти и научиться хвастаться?»
Я ответил:
— Сын-ученик все сказал честно.
Жена наставника сказала:
— Я верю, что ты говоришь правду, но ты не сможешь выполнить это обещание, только Бодхисаттва в самоотречении может. Уровень самоотречения является категорией освобождения. Тот же, кто полностью освобождён, и есть Будда. Если эго не отбросить, как сможешь поддерживать телом, речами и сознанием учителя? Я же могу поддержать телом, речами и сознанием тебя, будущего Бодхисаттву.
С трепетом я молвил:
— Сын-ученик недостоин такой чести, смею ли принять дар жены наставника.
Жена наставника сказала:
— Ты сейчас недостоин такой чести, но в будущем будешь достоин! Будда принадлежит всем живым существам, а все живые существа принадлежат одному Будде. Если милый мальчик смеет так говорить, то не так он и прост! Учитель-отец стоял рядом, улыбаясь, кивал в знак согласия.
Лишь полностью просветленный и освобожденный может отдать себя всем живым существам и поддержать Высшего учителя. Остальные просто стремятся к этому уровню, достижение его есть состояние самоотречения, это и есть уровень Будды.
В один из дней мы с учителем купались в озере. учитель, увидев, что у меня на копчике последний сустав сильно выпирает, спросил, ощущаю ли я в последнее время беспокойство при медитации? Да, ответил я, в последнее время у меня очень сильная энергия, но я никак не могу её трансформировать.
Высший учитель сказал, улыбнувшись: «Поздравляю тебя с тем, что ты скоро проникнешь на второй уровень медитации — в состояние устойчивого возникновения радости» (речь идёт о четырёх уровнях медитации («небесах медитации»). Существует четыре великие стадии (уровни) медитации. Первая великая стадия — это стадия интеграции. Вторая — стадия положительной эмоциональности. Это достигается главным образом развитием метты, каруны, мудиты и др. Здесь речь о втором уровне.)
Я отвечал, что когда я достигну состояния устойчивой радости, я сойду с ума. Сейчас у меня спереди энергия не просачивается, сзади же по спине энергия не поднимется — так всё тело взорвётся!
На что Высший учитель ответил, что обучит меня нескольким движениям йоги.
Под руководством Высшего учителя очень скоро я преодолел и этот решающий рубеж. Следом за этим мне уже не хотелось выходить из состояния медитации, я занимался ей ежедневно. С 11 часов утра до 6 часов вечера из точки промежности поднималась волна наслаждения, тело и душа были, как в раю. Физическое наслаждение и душевную радость того времени просто невозможно описать словами. Я словно радостью питался, а дни и ночи пролетали незаметно.
В один прекрасный день после завтрака Высший учитель сказал:
— Это и есть чувство наслаждения и радости в чань-медитации, но тебе нельзя долгое время оставаться в таком состоянии, иначе ты обязательно переродишься в животного, получится, что зря практиковал так долго.
Я спросил Высшего учителя:
— Это похоже на ощущения, возникающие между мужчиной и женщиной во время секса?
Высший учитель ответил:
— Удовольствие от секса намного слабее того чувства, что возникает при чань-медитации, но и оно всё ещё принадлежит к категории сладострастия, и тебе необходимо скорее преодолеть его, потому что дальше тебя ждёт более высокое состояние.
Я сказал, что я никак не смогу превысить это состояние. Когда наступает время с 11 вечера до 6 утра, всем своим существом, телом и духом, я как будто втягиваюсь вовнутрь, я физически не могу опустошить себя, психологически тоже не могу выпутаться из этого состояния.
Высший учитель громко и очень серьёзно ответил: «Начиная с этого момента каждый раз при достижении такого состояния ты должен сразу или пойти копаться на огороде, или носить камни, или идти плавать!» В следующий раз, когда поднялась волна наслаждения, я сразу пошел копаться на огороде, чтобы отвлечь тело и душу.
У меня часто болел живот: с тех пор, как я приехал на остров Лотоса, пищу я в основном принимал в сыром виде, и меня всё время слабило — то легко, то сильно. учитель и его жена принимали в пищу только сырое, причем лишь один раз в несколько дней. Тогда я овладел методом «питания ци», то есть главным образом питался ци, редко принимал пищу. Впоследствии я не отталкивал еду, но казалось, что уже в ней не было необходимости.
Как-то раз мы с Высшим учителем сажали на огороде овощи, и я спросил его, почему полностью просветлённый может изменить всё во Вселенной, но не меняет?
Высший учитель так ответил: «Живые существа сами не хотят меняться, поэтому зачем говоришь, что мудрец (здесь и далее — в кит. яз. слова „мудрец“ и „просветлённый“ практически равнозначны по своему значению) не готов их изменить? Мудрец не будет заставлять людей меняться, мудрец постоянно находится в гармонии со всеми живыми существами. Правила, действующие за пределами мира, нельзя использовать для мира, мирские дела должны вершиться по мирским законам».
Я задал встречный вопрос: «А зачем мне ещё практиковать?»
Учитель ответил: «В глазах мудреца нет рождения и смерти — от какой смерти спасать, какого рождения требовать? Всё сущее есть лишь явления.
Вследствие того, что живые существа не могут оказаться в состоянии, где нет основных чувств: зрения, слуха, обоняния, вкуса, осязания и мысли, по этой причине они могут лицезреть лишь поверхностные явления-рождение, старость, болезнь, смерть. Если же сможешь проникнуть в центр жизни, лишившись основных чувств, то увидишь, что нет ни рождения, ни смерти, что нет мудрости и нет Будды, увидишь, что всё уже целостно. Нет никакой необходимости, чтобы природа Будды стала чем-нибудь, она изначально есть всё, всё является её изменением. Эта целостность вечно существует во Вселенной, и все существа и все явления во Вселенной первоначально были едины.
Цель практики не в том, чтобы изменить что-то, а в том, чтобы познать эту изначальную целостность, это и есть заслуга и добродетель, это и означает стать Буддой. Это понимание не достижения ума, оно является выходом за границы. Если же только сознание пробуждено, но нет ещё такого преодоления, это не считается настоящим просветлением.
Для мудреца нет ничего, что может существовать и что не может существовать. Если у практикующего всё ещё присутствуют представления о том, что есть нечто, что может или не может существовать, то он всё ещё не является настоящим пробуждённым, постигшим истину, мудрецом.
В душе мудреца все возможные представления, такие как добросердечие и жестокость, правда и заблуждение, белое и чёрное, рождение и смерть, были преодолены в момент просветления. Пробуждённый является совершенным человеком, у которого в сердце нет дел и в делах нет сердца, он истинен — когда ест, лучше всех умеет есть, во время отдыха лучше всех умеет отдыхать. Сталкиваясь с гневом, горем, радостью, он чувствительнее, чем обычный человек, но он так же будет плакать или хохотать — как обыкновенный человек.
Здесь прежде всего требуется понять смысл и значение превышения (трансцендентности), которое не является ни изменением, ни приёмом, а скорее зеркалом, умением прозреть и уловить сущность всех дел и всех явлений. Просто осознав разумом, без душевного прозрения, невозможно преодолеть явления Вселенной.
Я продолжал расспрашивать: «У святого, мудреца есть чувства?»
Высший учитель отвечал: «Без чувств может ли мудрец быть мудрецом? Если у него нет чувств, как сможет он понять живых существ? Как ты смотришь на мудреца, у которого нет человечности, разве он не ужасен? Даже камень имеет чувства. Бодхисаттва с чувством приходит в мир пробуждать людей к истине жизни. Пока обладаешь человеческим телом, существуют восторг, гнев, горе и радость, будут также рождение, старость, болезнь и смерть. Например, один царь никогда не слышал о голоде. В докладе на его высочайшее имя министр сообщал, что произошло стихийное бедствие, урожай погиб на полях, из-за чего много людей умерло от голода. Прочитав доклад, император никак не мог понять и долго ломал голову над тем, что такое „умереть с голоду“? Тебе не кажется, что это смешно? Чувствительность — это сердце Будды. Будучи бесчувственным, трудно стать Буддой, тебе об этом надо тоже помнить».
Я продолжал вопрошать: «Сострадание Шакьямуни и милосердие Иисуса — являются ли они любовью?»
Учитель отвечал: «Говоря по существу, оба эти чувства являются любовью. Но это чувство не подобно тому, что возникает в миру между мужчиной и женщиной, оно является святым чувством, которое спасает людей от горя и бедствий, это великое милосердие.
Любовь между мужчиной и женщиной лишь пена этого святого чувства, того, что подобно капле в море, крошечному пятнышку среди потока космического света. Любовь между мужчиной и женщиной есть чувство мирского человека, чувство же святое является развитием и трансформацией этого обычного чувства. Обычное чувство — как семя, из которого произрастает громадное до небес дерево, оно — катализатор трансформации до святого чувства, причина становления Будды, вступление на Путь к единению всех существ во Вселенной. Освобождение зависит от этого чувства, становление Буддой также зависит от него, да и реинкарнация тоже».
В один из дней учитель-отец сказал: «Дай мне посмотреть на твоё богатство». Тогда я прочитал несколько строк о пробуждении, написанных несколько дней тому назад.
Кристальный снег никогда не растает
Без образа, имени — везде и повсюду.
Туда и обратно пойдет, следа не оставит,
Сравниться не могут с ним вещи, большие и малые.
Без ветра разбрызгался искрами снег,
И космос безбрежный и белый.
Над головой ничего моей нет,
Сижу, медитирую, чистый душой.
Высший учитель спросил меня: «Как получилось?» В ответ читаю ему наизусть.
Не уставать посредине пути, в стороны тоже не смотреть
Что-то найти, оказаться совсем далеко.
Реальности нет — это вздор пустоты,
В движении недвижимом истина скрыта.
Данный момент это Дао и есть, зачем ты его превращаешь?
Это как в шляпе же шляпу искать.
Здесь и сейчас Дао ближе всего,
Как оказалось, давно я в раю.
Высший учитель снова спрашивает: «Как поступать?» Я в ответ читаю.
Если стремление к Дао в практике есть, то Дао противно оно.
Тысяча дел есть в единой душе, дело одно будет в тысяче дум.
Войдя в мирскую суету, кто будет не ласков?
Коль без шрамов святой — как беды тогда сотворится?
На острове Лотоса месяцев нет, нет и лет,
Лишь в небе жемчужна Луна ежедневна.
Время бесчувственно к осени гонит,
Людская любовь превосходит весну.
Высший учитель, услышав, снова улыбнулся, остановился ненадолго и сказал: «Тебя уже можно отучать от груди».
Как только молвил это учитель-отец, у меня слёзы из глаз хлынули, я заплакал: «Сыну-ученику всегда требуется молоко учителя-отца. Это просто тень света, я ещё не увидел саму Луну, если бы раньше знал об этом, не стал бы вам читать стихи. Разве древние не говорили, что надо снова и снова практиковать для того, чтобы уловить, и лишь тогда сможешь понять полностью?» Учитель-отец ответил мягко: «Возвращайся на китайские земли для практики».
Пораздумав, спросил учителя-отца: «Куда мне лучше поехать?»
Он отвечал: «Север благородный, но для тебя он не подходит, Юг низкий, но для тебя он благоприятный и удачливый».
Несколько дней у меня не было возможности встретиться с учителем-отцом или его супругой. Когда я пребывал в медитации, учитель-отец ходил вокруг цикаса и произносил мантры; если я выходил, чтобы обойти цикас и прочитать мантру, учитель-отец тут же заходил в комнату. Настроение друг друга оба знали.
В один из дней утром я сидел в медитации и только погрузился в чань, как меня вывела из медитации сила вибрации голосов учителя-отца и его супруги, читающих мантру. По частоте голоса я понял, что сейчас происходит что-то необычное. Открыв дверь, я вышел и увидел, что случилось то, чего я так давно боялся — цикас расцвёл. Я понял, что это значит… Когда в своё время мудрец Падмасамбхава привёз из Индии этот росток цикаса и посадил его на этом острове, он сообщил учителю Цзясыдадэ, что тот сможет возвратиться в Индию только тогда, когда расцветёт цикас.
Всё утро у меня не было настроения читать мантры, я ходил вокруг цикаса со слезами на глазах. В первой половине дня учитель-отец повёл меня за собой на скалу в центре острова, где мы некоторое время начитывали мантры, а потом велел мне разломить треснутый камень. Я сделал это, но оказалось, что внутри него ничего нет. учитель-отец и его жена некоторое время ещё продолжали повторять мантры. Однако в это время я вдруг заметил, что на самом деле внутри всё-таки что-то находилось, в том числе хрустальный сверкающий шар. Высший учитель сказал, что это ритуальный предмет, который здесь оставил мудрец Падмасамбхава, он называется мани (санскр. mani). Я сказал, что знаю, для чего он используется. Учитель положил шарик на цветок цикаса и спросил меня: «Что это?» Я ответил: «Это драгоценный шарик расцветает в лотосе, это означает, когда лотос раскроется, станет возможным лицезреть Будду…»
Высший учитель велел мне наблюдать за шариком мани с полудня до вечера. Чудо, наконец, случилось — на шарике я заметил мантру, и только я решил сообщить об этом учителю-отцу, который находился в комнате, как он вышел оттуда и с улыбкой сказал: «С этого момента он принадлежит тебе, ибо ты наблюдал сердечную мантру мудреца Падмасамбхавы, что означает, ты действительно связан с ним, а также с шариком мани».
Я возразил, что это всё же предмет, имеющий вид и форму, и он легко может создать ненужные осложнения, ибо во время практики должно искать внутри, а не вовне, потому всё-таки лучше вернуть шарик мани мудрецу Падмасамбхаве. На что учитель ответил: «Но ты уже увидел на нём сердечную мантру, и если шарик мани и можно вернуть, то как вернуть мантру мудрецу Падмасамбхаве?»
Я ответил: «Раз так, тогда я принимаю!»
Следующим утром учитель выкопал тысячелетний цикас высотой около двух метров, толщиной десять сантиметров, и сказал, что сделает мне буддийскую печать. Услышав, что это подарок от учителя-отца, я сразу же с радостью согласился его принять.
Высший учитель спросил меня: «Какую часть цикаса тебе хочется получить в подарок: отрезок от вершины под цветком или отрезок посередине, или же корень?»
У меня сорвалось с языка: «Отрезок у корня!»
Рядом стояла жена наставника, она тяжело вздохнула и промолвила: «Милый мальчик, это тяжело, лучше б ты выбрал отрезок под цветком».
Я, умничая, сказал, что все вещи формируются у корня и не отходят от корня, корень разве не самое дорогое?
Жена наставника ответила так: «Корень и вправду самый важный, все вещи формируются у корня, но люди любуются цветами, кто сможет обратить внимание на корень? Только садовник обращает внимание на корень, он смотрит не на сегодня, а на завтра и послезавтра».
«А что же насчет отрезка в середине?» — спросил я.
Жена наставника сказала: «Только глупый человек может сидеть посередине между двумя стульями — каким будет результат?»
Услышав это, я вдруг ощутил прозрачность в душе и в теле, снаружи и внутри, вдруг полностью прозрел все явления в мире и вне мира.
Через два дня учитель-отец сделал мне буддийскую печать, вырезав три вида мантр. По моей просьбе он чудотворно поставил на печати и свою мантру. Через неделю учитель Ламон провёл для меня торжественный обряд Гуаньдин («Окропление головы» — обряд, ритуал, во время которого учитель благославляет ученика).
Стояла прекрасная ясная ночь, на острове была такая удивительная тишина, что можно было слышать дыхание друг друга, я сидел на каменной плите напротив учителя-отца и его жены, и он объяснял мне, как пользоваться драгоценном шариком мани, а также растолковывал использование и происхождение буддийской печати.
Главная особенность этой школы в том, что учитель ищет ученика, на лбу же учеников этой школы стоит «буддийская печать», имеется и след от шарика, оставленный мантрой учителя. Таким образом, если в этой жизни ученик не добьётся успеха в практике или сделает дурное дело и попадет в ад, то учитель данной школы обязан спасать ученика до тех пор, пока тот не станет Буддой. После чего ученик сможет сам с помощью истинного огня сокровенного смысла своей природной сущности объединить следы света шарика и «буддийской печати». Перерождение учителя также удостоверяется следом шарика мани и буддийской печатью на лбу.
Первоначально у меня было такое намерение: возвратиться на китайские земли и привести нескольких товарищей по Дао сюда, на остров Лотоса, чтобы продолжать практику; раз возвращение учителя-отца и его жены в Индию уже созрело, то я бы не затруднил стариков.
Высший учитель, однако, приказал мне покинуть остров Лотоса в течение трёх дней. Услышав об этом, я сильно опечалился, настолько, словно чувствовал великое горе; весь день практиковал до упада, в конце концов, на теле живого места не осталось. Кланялся в ноги учителю-отцу, умолял: «учитель-отец, пожалуйста, предоставьте мне приют, пока вода ещё не вскипела» (имея в виду, что я ещё не ничего окончательно не постиг в практике), убеждал, что ученик не может приостановить практику.
Высший учитель так отвечал: «Твоё желание можно исполнить. Такую даю подсказку»:
На Востоке есть лотос, цветет в монастыре Дунхуа.
Лотос Дунхуа вырастает в лотос Китая,
Из поколения в поколение расцветает и расцветает лотос,
Приходит в мир ради обновления Дхармы
В стихотворении-загадке обыгрывается одинаковое звучание словосочетаний «Дунхуа» (название монастыря, также может обозначать «обитель бессмертных», а вторая часть «хуа» может обозначать «Китай», отсюда следующая интерпретация) и «цветок Востока» (который переведен как «лотос Востока»).
Я попросил Высшего учителя впечатать мне в лоб шарик мани и буддийскую печать, на что он ответил: «Буддийскую печать тебе на лоб уже лично поставил мудрец Падмасамбхава, иначе бы ты не смог найти меня. Сказав это, он склонился над каменной плитой и, упираясь своей головой в мою голову, начал читать мантру…
Вдруг из макушки Высшего учителя вырвался огромный, мощный, горячий поток света, он проник в мою голову, в верхнюю часть тела, в нижнюю часть тела, захватил всё тело и сердце; внутри и снаружи — всё было охвачено жаром, онемело и зудело. В это время можно было видеть, что внутри и вовне тело и сердце учителя Ламона блестели, как лучи полуденного солнца, так, что резало глаза; я немного боялся прямо смотреть на него, и в тот момент заметил, что мои тело и сердце также представляют собой сплошной поток света, впервые почувствовал, что такое «лунная жидкость Бодхисаттвы», что такое «белизна струящегося света».
В это время я услышал голос жены учителя, которая стояла рядом: «Осторожно, мальчик уже не выдерживает, он уже стонет». Когда голова учителя-отца отстранилась от моей головы, я полностью наполнился восторгом и потерял сознание прямо там, на каменной плите. Как в тумане вдруг слышу жену учителя: «Накрой мальчика одеждой».
Когда я проснулся, солнце уже зашло, перед глазами всё изменилось — три шалаша превратились в пепел, зелёные деревья и желтые цветы высохли. Я, как сумасшедший, бросился на причал — там увидел, что плот, сделанный нами несколько дней назад, остался на этой стороне острова. Возвратился, охваченный волнением! Как обычно, обойдя вокруг ямы, где раньше рос цикас, прочитал мантру и тут заметил…
Я спустился вниз с горы, пришёл в село и узнал, что на острове Лотоса, точнее сказать, в раю, я прожил полгода. С помощью друзей-верующих я нашел комнату для затворничества и практики Пути и проверил все методы учителя. Оказалось, что все методы настоящие, действующие, никакого вздора. В соответствии с наставлениями учителя Ламона я оставался в ретрите вплоть до зимы 1996 года, то есть почти два года, после чего покинул Тибет.
Третье затворничество: превышение трёх пространств
Под тремя пространствами имеются в виду пространства, не одинаковые по уровню состояния сознания.
Первое пространство желания, населенное живыми существами, подверженными сладострастию, это материальный мир.
Второе пространство выше первого, живые существа здесь свободны от сладострастия, пребывают в виде света. Их тела и жилища изящные, прекрасные. Это пространство делится на четыре категории, зовется спокойным, тихим местом.
Третье пространство не имеет материи, здесь нет никакой формы, нет тела, нет жилищ и нет территории. Все живые существа здесь пребывают в глубокой медитации. Они взаимодействуют посредством сознания.
Я возвратился во внутренние районы Китая, приехал в монастырь Дунхуа в уезде Вэнъюань провинции Гуандун. В справочнике местной администрации Шаогуань (городской округ в провинции Гуандун, на юго-востоке которого находится уезд Вэнъюань) написано, что в VI веке новой эры, в 502 году, в первом году династии Лян (502—557 гг.), в уезд Вэнъюань прибыл из Индии на корабле Высший наставник Чжияо.
Он посетил гору Дунхуа и увидел, что гора эта обладает необыкновенной энергетикой и очень напоминает пик Волнистого грифа в Индии (Гора Гиджхакута (одно из мест проповеди Будды Шакьямуни), потому сразу решил основать здесь монастырь Линцзю. Во времена династии Суй монастырь был разрушен вооруженными мятежниками. Во времена династии Тан Шестой патриарх Хуэйнэн вместе с учеником Динхуэем восстановили монастырь Мудрый беркут и переименовали его в монастырь Дунхуа. Во времена династий Мин и Цин монастырь снова был разрушен, от него снова почти ничего не осталось. На горе Дунхуа есть пещера Хуэйнэна, где в своё время Шестой патриарх Хуэйнэн пребывал в затворничестве. Он трижды ударял по стене пещеры колотушкой Чжаня, но тогда никто не понимал, в чём дело. Узнав об этом, я целую ночь пребывал в медитации в этой пещере, на второй день переименовал её в пещеру Трёх мудрецов и оставил такие слова:
До этого три, и после три, сегодня тоже три,
Возвратились с миссией добра.
Мир и рай не различая,
На острове Лотоса Ламоном указан был Юго-восток
В соответствии с разрешением Бюро религий в августе 1997 года учитель с Тайваня Жо Хуэй передал мне учение секты Линьцзии. В 80-летнем возрасте он лично приехал на гору Дунхуашань, чтобы провести для меня церемонию начала затворничества. Трижды прогремели хлопушки, и на вход в пещеру Три мудреца была приклеена бумажная лента с печатью.
Благодарю Будду и Бодхисаттв десяти направлений и трёх времён, благодарю всех истинно верующих, мужчин и женщин, благодарю руководителей партии и правительства за то, что ещё раз предоставили мне условия для затворничества.
Хотя эти несколько месяцев после возвращения из Тибета я провёл не в пещере, я не переставал заниматься практикой: каждый день по крайней мере два часа я сидел в медитативной позе, поджав под себя ноги. После того же, как я вошёл в пещеру «Три мудреца», я более 18 часов в день проводил в медитации. Перед проведением церемонии затворничества я сказал учителю, а также братьям по вере, что, если я умру в пещере Три мудреца, пусть захоронят моё тело где-нибудь поблизости от пещеры — для защиты следующего практикующего и всего монастыря Дунхуа.
В 1997 году, после проведения церемонии начала затвора у меня в течение полугода была гематурия, тогда я сам себе выписал рецепт, дал его охраняющему, он приготовил мне отвар из лекарственных трав, я пил его и так одолел недуг. О болезни на этот раз совсем не беспокоился, поэтому она не влияла на моё настроение.
Первый человек, охранявший мое затворничество, приехал с северо-востока, из провинции Цзилинь. Поскольку он не мог приспособиться к южному климату, то постоянно болел, принимал лекарства, однако они ему не помогали. Он оставался возле меня вплоть до лета 1998 года, после чего я велел этому доброму брату возвратиться домой.
Второй человек приехал из провинции Хубэй. Летом 1999 года у него случился рецидив заболевания почек, тогда я посредством цигун передал ему энергию, чтобы укрепить его здоровье. Однако его тело было как бездонное ведро, он не мог зарядиться от меня. Я знал, что это значит, но не хотел в это верить. Через месяц после возвращения домой этот добрый брат умер. Вслед за этим сторожить меня приехала его жена. Во время болезни доброго брата я каждый день молился за него, просил Бодхисаттву: Ваньсин хочет умереть вместо доброго брата, у того дома остался ребёнок, который нуждается в кормильце. Однако не смог помочь ничем.
Во время его смерти я лично сопровождал его в медитации. Он был первым, кого я принял и кому указал направление перерождения.
На острове Лотоса моя душа уже могла свободно покидать физическое тело, но тогда я ещё не мог по собственному желанию заставить душу уходить и возвращаться. После смерти этот добрый брат сам не сообразил, что он уже умер, потому, как и раньше, пришел на гору приготовить мне обед. Еда, что он мне приготовил, была сгустком света, он поставил её на окно. Для душ всех живых существ сгусток света является осязаемым: человек берёт чашку, а в руках оказывается чашка из света, положит в чашку рис, положит и сгусток света.
Я сказал ему: твоё физическое тело уже умерло. Но добрый брат не поверил, тогда я взял таз воды и велел ему посмотреть в него, как в зеркало. Не заметив в воде ничего, он поверил, что его человеческое тело действительно умерло.
При жизни он не очень глубоко верил. Говорю ему: «Я могу помочь тебе обрести рождение на небе, чтобы ты вошёл в страну Будды». Но он ответил так: «Я не хочу на небеса, я не хочу в страну Будды, я хочу ещё раз переродиться человеком».
На самом деле, я знал, что он просто не верит в то, что существует такая страна, потому сказал ему: «Ты меня охранял в затворничестве целый год, я теперь обязан сделать так, чтобы ты увидел рай и буддийский мир. Могу взять тебя собой и отвести на прогулку в страну Будды, тебе никогда не будет поздно переродиться в человеческом мире». Он осознал, что мои слова искренние и согласился на моё предложение.
Тогда я погрузился в медитацию, с помощью усилия чань-медитации покинул тело, повёл его душу… на первое, второе, третье небо…. Когда дошли до десятого, до Неба малого света, его душа начала тревожиться, и он сказал, что глаза не могут вынести такого яркого света. Я объяснил, что одиннадцатое небо зовётся Небом безграниченого света, ибо там свет ещё сильнее, так что лучше закрыть глаза.
Кто бы мог подумать, что когда мы окажемся на Небе безграничного света, этот свет высветит всю его душу насквозь. Он громко закричал под мощным воздействием этого света, повернулся и помчался обратно, лепеча: «Свет слишком мощный, я расплавлюсь». Однако он не знал дорогу, по которой мы пришли, потому ему пришлось умолять меня увести его обратно. Я молвил: «Три пространства содержат двадцать восемь небес. Мы не дошли ещё и до половины, живые существа на этом небе ещё не могут преодолеть колесо сансары, сила моей медитации позволит нам подняться ещё на несколько уровней без проблем». В это время он, заплакав, попросил: «Пожалуйста, уведи меня скорее назад, я скоро растаю, скоро умру!» И через мгновение мы были уже перед пещерой Три мудреца. Так он поверил, что есть рай, что есть страна Будды, и попросил, чтобы я передал ему Дхарму, сказал, что он тоже хочет совершенствоваться.
Я объяснил ему: «У тебя нет опыта работы с физическим телом, духу напрямую заниматься совершенствованием духовного тела очень трудно. Человеческое тело — самое ценное: только когда практика приведёт к тому, что сможешь отделить дух от физического тела, можно совершенствовать духовное тело. Если при жизни достигнешь совершенства и увидишь свет, тогда, умирая, легко подняться на небеса».
Тогда я передал ему энергию и впечатал буддийскую печать и шарик мани в его сознание, чтобы при следующем воплощении он продолжил самосовершенствование, а учителя всех династий смогли его отыскать. Так он отправился к следующему перерождению, а я в медитации следил за переселением его души в человека до тех пор, пока он не родился с криком, после этого я оставил его.
Вот почему и древние, и современные наставники постоянно подчёркивают необходимость крепкой веры. Вера — это основа, альфа и омега. Только с крепкой верой можно, оставив физическое тело, принять наставления от Высшего учителя, не противодействуя его силе. Только всецело верующий может оставить свое эго, и, как капля растворяется в океане, растаять в огромном свете страны Будды. Однако сделать так, чтобы вера проникла во все слои психики, не просто. Ум и сила привычек обязательно будут создавать различные препятствия, идти на уловки, строить ловушки, пытаясь защитить себя.
В 1998 году у меня поднялась температура, и это продолжалось до 1999 года, и именно в течение этих двух лет, двух последних лет двадцатого века, моё психическое состояние трансформировалось, созревало.
В 1998 году температура достигла высшего предела, я мылся холодной водой, принимал лекарства, но ничего не помогало, я чахнул, перед глазами был туман, зрение утратило остроту. Волнение в сердце было такое, как будто десять тысяч червей ползут по телу и рвут тебя на части. Руки невольно царапали грудь, я расцарапал кожу до крови — я стал мазать раны бальзамом, и от его прохлады становилось легче. В связи с тем, что у меня такое долгое время была высокая температура, я стал ставить на себе опыты: не принимал жаропонижающее, наоборот — принимал лекарства для повышения температуры, после этого потел, температура спадала и становилось легче.
Осенью 1999 года у меня была самая высокая температура за три года затворничества в последний раз. По всем телу высыпали волдыри, мучила судорога, спину не мог выпрямить, ноги не разгибались, перед глазами стоял туман. Несмотря на высокую температуру, я по-прежнему придерживался режима, что установил сам для себя: пребывать в медитации по 18 часов в день. Была вера — Ваньсин может заболеть, но «я» никак не может заболеть вместе с ним.
В течение нескольких дней Ваньсина так мучило, что совсем не было мочи терпеть, приходилось отпускать «я» — душу от тела, давать ей посмотреть со стороны на физические страдания Ваньсина. Я делал так несколько раз, становилось чуть легче, но основных мучений это не снимало. Постепенно к высокой температуре я уже привык, она не влияла на меня, но тут добавились нервозность, атрофические судороги и озноб — я дрожал всем телом, и это не давало мне возможности успокоиться. После медитации ноги не шли, дрожали. Хотя перед глазами все время был свет, но он уже меня не интересовал, ибо никак не уменьшал страданий, причиняемых высокой температурой.
В то время мне очень хотелось покинуть тело, потому я начал читать мантру Хунг, чтобы уйти из жизни навсегда. Но в тот же час я почувствовал огромную силу, вливающуюся в меня, мантра же совсем не действовала, и тогда я понял, что существует причинная связь между мной и всеми живыми существами, она ещё не завершилась, моя миссия ещё не выполнена, поэтому я не могу покинуть этот мир.
Когда у меня возникла мысль об уходе из этого мира, это почувствовали мои близкие, мне стали писать письма, спрашивая, как мои дела, родственники и друзья из многих мест — Пекина, Шанхая, Ухани, Сямэня. Они стали один за другим писать мне письма.
Из трёх лет затворничества два года я провёл в болезненном состоянии. Если бы не забота и внимание со стороны моих близких, сестёр и братьев, Ваньсин не смог бы перенести эти страдания. Хотелось бы особо обратить внимание на то, что именно благодаря случайности мне удалось победить демона болезни. Как раз в то время я получил письмо от пожилой сестры из провинции Цзилинь, и её искренние слова глубоко меня растрогали, дали мне сил окончательно оттолкнуть соблазн и страдания разума, а с ними и отчаяние. В письме было написано следующее: «Если ты хочешь уйти из жизни, не будешь ли виноват перед своими родителями? Не будут ли они горевать?» В её письме была также стихотворная строка:
«Мысли беспорядочны, словно спутанные нити,
Сердце кровью обливается, слёзы текут ручьём,
Беспомощно обращаюсь к Святой Гуанинь (Авалокитешевара),
Прошу спасения и покровительства учителю
Молю дать ему счастья и долголетия вровень с небом»!
Прочитав эти слова, всё моё нутро взревело, тёплый мощный поток пробил блокировку; я ударил кулаком о скалу и прокричал: «Я буду жить дальше!»
Импульс горячего потока крови, крик, звук от удара кулака…, всё произошло молниеносно. На душе было беспокойно, я никак не мог овладеть собой. В сердце бушевал шторм, я быстрыми шагами ходил по пещере взад и вперёд. Продолжалось всё это долго, потом я успокоился и дочитал вторую часть письма.
Если бы в тот критический момент я не получил бы письмо от этой пожилой сестры, то потом бесконечно бы сожалел. Если бы Ваньсин умер, бабушка эта не умерла ли бы тоже от страдания? Тогда я даже подумывал отказаться от практики, отбросить стремление стать Буддой. Ваньсин должен жить дальше, чтобы никак не огорчать любящую его бабушку!
В связи с тем, что я слишком сильно ударил кулаком, рука потом опухла, несколько дней болела.
При высокой температуре моя душа легко покидала тело. Однажды во время медитации я увидел своими собственными глазами свою судьбу в этой жизни — волнение, возникшее в связи с этим, продолжалось несколько месяцев. Судьба сыграет злую шутку с Ваньсином. Всю оставшуюся жизнь он будет болеть, к тому же с трудом преодолеет решающий рубеж — сорок один год; если даже и перешагнет этот срок, будет тяжело болеть. Многолетние идеалы и мечты — всё поглотит болезненное тело. Перед глазами стояла тьма, в душе я окончательно потерял всякую надежду.
С детства я практиковал ушу, хотел стать благородным воином, целыми днями работал с палкой и дубиной. После принятия пострига поступил в буддийский институт Миньнань, между ним и Сямэнским университетом была только тонкая перегородка, и глядя на моих друзей, большинство из которых были хорошо образованны, я понимал, что только я оставался учеником средней школы, я очень хотел бросить ушу и учиться гуманитарным наукам. Но в период учёбы в буддийском институте я понял, что внезапное просветление и превращение в Будду гораздо важнее учебы и получения знаний по стандартной программе высшего учебного заведения. Потом, под влиянием одобрения монаха Пустота и Наличие, я окончательно решил бросить гуманитарные науки и заниматься практикой самосовершенствования. С тех пор никогда не ставил под сомнение своего стремления стать святым.
С детства я был фаталистом и утверждал, что всё предопределено судьбой. В связи с тем, что был молод и в расцвете сил, однако, поначалу сопротивлялся судьбе. Потом осознал и почувствовал, что, если до сорока одного года осталось ещё двенадцать лет, то смешно заранее беспокоиться! Всё-таки лучше упорнее практиковать: если утром смогу стать Буддой, то вечером умру довольным. Так я воодушевился, сам себя успокоил — может быть, это затворничество сможет отвратить беду, которая случится при достижении мной сорокаоднолетнего возраста!
Иногда в состоянии медитации я заглядывал в свой сорок первый год, посмотреть, не изменилась ли судьба. Несколько раз я видел, что в этом возрасте жизненная сила все еще велика, в другие же разы видел, что она тонкая, как волосок. С тех пор я усилил подготовку к смерти. Каждый раз, когда погружаешься в медитацию, духовное тело выходит из физической оболочки, это и является тренировкой смерти, максимум это длится несколько часов, минимум несколько минут.
С детства я был сентиментальным, и, не желая, чтобы открылись ворота чувств, больше всего боялся того, что кто-то заплачет передо мной. Первый раз, когда хотел постричься в монахи, увидел, что плакала бабушка, и остался. Во второй раз плакали родители, и я опять остался. Лишь в третий раз убежал тайно, так, чтобы не видеть грусть близких людей, так спокойнее на сердце.
В миру человека крепче всего держит чувство любви, нет ничего сильнее этого. В буддизме есть такие слова: чувства — первопричина вращения колеса бытия трёх пространств. На самом деле любовь не только является источником реинкарнации, но и основой превращения в Будду. Только полностью просветлённый, однако, посмеет открыть врата чувств и сублимировать их в любовь без различения.
Дао неба (Законы мироздания) достигается на основе Дао человечности. Если хочешь практиковать небесное Дао, прежде всего, иди по пути человечности. Обретя небесное Дао, снова сможешь проявить в мире людей его силу. Истинный практикующий не должен отрывать себя от людей: оставив мир, не станешь Буддой.
Повышенная температура тела на протяжении двух лет не только изменила моё тело — она сделала мой ум сильным и стабильным. До этого я много читал и понял немало истин, но стоило появиться проблеме, познанные истины оказывались бесполезными. Если человек на пути самосовершенствования не способен сочетать теорию с практикой, то его слова и мысли не являются ценным опытом. Осознания обычного человека зачастую являются усвоенными из чужого опыта познания и совершенствования. В таком случае практикующим ошибочно кажется, что это их собственное осознание, либо они ошибочно полагают, что уже достигли освобождения.
В процессе самосовершенствования часто возникают помехи со стороны неких скрытых живых существ — это духи и тёмные силы. Я также неоднократно боролся с ними, и, в конце концов, одержал победу, вырвался из их лап. В противном случае стал бы их рабом. Пока человек не увидел своими собственными глазами бестелесных живых существ, он не сможет поверить в их существование. Однако они являются одной из сил, действующих во Вселенной. Нужно лишь овладеть подходящим методом, и ты сможешь общаться с ними, сосуществовать с ними, не пытаясь их изменить и не меняясь при этом сам.
Сейчас у меня всё хорошо, возможно, причинная связь со всеми живыми существами еще не прервалась, мои деяния здесь ещё не исчерпаны, по-видимому, ещё не пришло время умирать. Что касается помех со стороны злых и добрых духов, то теперь я вполне могу по своей воле выбирать, обращать на них внимание или нет. Пусть бесы потанцуют передо мной, кажется, они тоже очень милые; мощные же силы поддержки Будды и бодхисаттв тоже уже не привлекают меня, ибо Будда и все живые существа, всё едино.
Вспоминая тридцать лет своей жизни, отмечаю закономерность: в человеческой жизни всё предопределено, и всё предопределенное прекрасно. Просто живые существа не замечают истинного золота в «горе мусора». Если не веришь в предопределённость, можешь, как Ваньсин 30 лет тому назад, сопротивляться судьбе, быть полным решимости, что раз решил уж что-то, то надо довести это до конца, пусть даже ценой смерти. Во время трёх затворничеств я всегда был готов к смерти: даже если бы умер, не пожалел бы об этом.
Жизнь же так изобильна, так полна, что нет никакой необходимости создавать что-то ещё. Так называемые старания всего лишь создают новые причины для деяний, карму. Для того чтобы насладиться всем вокруг, и так времени нет. Что ещё тут можно сотворить? Сама жизнь гармонична, в гармонии что-то создавать — это удовольствие, если же нарушать гармонию для того, чтобы созидать, так это будет порождение новой кармы. Кто может следовать за судьбой и не порождать новую карму?
Первый раз во время затворничества в пещере «Вне бренного мира» я мечтал стать Буддой, мечтал спасти всех живых существ, стремился активно поддерживать и развивать принципы буддизма, пропагандировать буддизм. Очень многое хотел сделать… Во время третьего же затворничества деловой настрой пропал, желание стать Буддой тоже исчезло. Задумываясь о современном положении буддизма, не мог удержаться от наплыва чувств. Однако после двухлетней изоляции и этот восторг исчез.
За что любить рай? Чего бояться в аду? Рождение, старость, болезнь и смерть испытает каждый. Убийство, кража, разврат — все имеет свои причины. «Святой» Ваньсин в 1995, 1996, 1997 годах чуть не сошёл с ума из-за страшной головной боли, даже лечебная повязка на голову не помогала. Несколько раз у меня поднималась температура в 1998 году, на голове несколько раз выступал обильный пот, и с тех пор головная боль почти прошла.
Может быть, сегодня из моих уст это звучит немного возвышенно, но до 1999 года я был, как туго натянутая струна, существовал на пределе своих возможностей — один приём пищи в день, жизнь практически без сна. Я дошёл до того, что мои ресурсы полностью исчерпались, и как раз в то время, когда я дошёл до предела и моё тело и дух оказались на грани разрушения, в одно прекрасное утро во время медитации я вздремнул, не знаю, что произошло, как вдруг почувствовал, будто всё рассыпается в прах, мир взорвался, земля разверзлась, небо обрушилось, я будто в бездне оказался, падая туда беспрерывно — не было ни поддержки, ни опоры, ни помощи, ни направления падения.
До этого я уже неоднократно испытывал ощущения падения, но каждый раз падал лишь примерно на 10 чжанов (1 чжан = 3,33 м), после чего останавливался и снова поднимался на поверхность Земли.
В этот же раз казалось, падение будет беспрерывным, просто бездна разверзлась под ногами. Я быстро проваливался вниз, но в сердце не было страха, только чувствовал во время падения, что телу некомфортно, да и сильно билось сердце — как будто оно готово было взорваться.
Многократный опыт подсказывал мне, что падение не страшно, поэтому я расслабил тело и душу, закрыл глаза и следовал за телом — падал в тёмную пропасть. Скорость была высокая, как будто камнем летел, к тому же падал головой вниз. Неизвестно, сколько времени это продолжалось, как вдруг тёмная бездна взорвалась, пустота наполнилась разноцветным праздничным фейерверком, я упал в море, упал в мир людей, покидал тьму!
Раньше я всегда падал в тёмную бездну — затем поднимался из неё и возвращался в тьму. В этот же раз я падал всё время вниз, сквозь тьму, в вдруг увидел там ясный день. И этот ясный, солнечный день был внизу, а не наверху.
В этот раз я не возвращался и не поднимался, я прямо в глубине увидел солнечный ясный день, ясное небо!
Радость была огромна, казалось, что сходишь с ума. Стена пещеры, стол, шерстяное одеяло, лес — всё, что было перед глазами, всё обрело жизненную силу, всё было похоже на сияющего Будду.
В радости я обнимал их, целовал, чувствуя себя урожаем, обильным урожаем злаков, неисчерпаемым и неиссякаемым. Я был подобен яркой луне, которая без различения озаряет сухое дерево, скалу, цветы, травы…
Вдруг луна исчезла, лунная фея пропала, рая не стало, ада не стало, Ваньсина тоже не стало…
Когда я проснулся, какая-то необъятная предельная неизвестность открылась — та, что объединила все в одно целое. Познающий и познаваемое, наблюдатель и наблюдаемое, овладевающий и овладеваемое — все стало единым и неделимым, все стало пустотой.
Суть и структура Вселенной — целостность и неделимость, первоначальный образ всех живых существ одинаков, лишь оболочка различна. Когда я родился, всё сущее родилось, когда я умру, умрут все существа. Рождение и смерть лишь суть поверхностных явлений, они никогда не были основной сутью, никогда не имели отношения к тому абсолютному существованию, той целостности. Я и есть это море, это существование, это целое. Колебание мысли может потрясать Вселенную, а вся Вселенная раскачивается вслед за колебаниями сознания.
Я, как начавший бить родник: так сгорал от нетерпения хлынуть наружу, высвободить этот поток, что тут же придумал четыре строфы о Дао.
Весенний гром пробудил пещерные покои,
И не придёт больше лунная фея,
Нет уже «я», человека и мира тоже нет
С тех пор не думаю о рае.
Дхарма не дхарма в реальности есть,
Была бы потребность, тогда лишь явится.
Будда не Будда в реальности есть
Просишь его, так лишь возникнет.
Если владеешь, владение есть, это от Дао далёко
Бед, неприятностей нет у тебя — мудрости тоже не будет.
Дела и недеяние от истины равно далеки
Не оставлять, не бросать — вот, значит, добраться.
Обильные злаки по нраву любому,
Горы, река и земля все есть Будда.
Тополь и ива навек зеленеют,
Вместе с сияньем луны освящая мироздание
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.