Как дорог мне в родном народе
Тот молодеческий резон,
Что звал всегда его к свободе,
К мечте, живущей испокон.
А. Т. Твардовский
Глава 1. Каяла
Поле, словно ковер, усеянное нежно-белыми ромашками и красными тюльпанами, вдруг как в сказке явилось взору Дарины и Любомира. На миг замерев от дивной красоты, они, беззаботно рассмеявшись, пустились вприпрыжку к изрезанному оврагами берегу. Река Каяла, стремительно извиваясь между крутоярами, поросшими шатровидными ивами с цветущими пушистыми желто-зелеными цветками, встретила их свежим легким дуновением. Майский ветер, внезапно пришедший с Черного моря на лесостепную равнину, быстро пробежавшись по глади реки и слегка сморщив ее, нежно коснулся юных лиц и вмиг затих.
— Какая же здесь тишь да благодать, — полушепотом обронила девушка, точно боясь спугнуть эту умиротворяющую тишину. И, откинув легким движением руки светло-русую косу, подняла кроткий взгляд на юношу, будто бы ища поддержки в его глазах.
— Даринка! — только и смог выдохнуть Любомир, смущенно смотря в большие, как неба синь, глаза своей невесты. И внезапно сорвавшись с места, пылко бросил: — Да люба ты мне, ох, как люба!
И, лихо скатившись кубарем с обрыва, крикнул:
— Прыгай!
— А ты словишь? — звонко рассмеявшись, отозвалась юная краса. И решительно подойдя к краю откоса, ласточкой полетела вниз в широко расставленные руки юноши. А он, поймав и нежно прижав ее к себе, как самую драгоценную ношу, рванул вместе с ней по кромке берега в сторону плеса. И только зайдя глубоко в воду, бережно, точно русалочку, отпустил навстречу веселой ряби. Нырок — и вот он уже, размашисто взмахивая руками, плывет к противоположному пологому берегу.
— Не отставай! — громко кричит он.
Выйдя на сушу и проскочив песчаную косу, они со смехом падают в шелковистую изумрудно-зеленую траву. Запах луговых цветов, опьяняя ароматом, в сей миг погружает их в счастливые мечты. И лишь жужжание пчел, треск кузнечиков и порхание разноцветных бабочек над цветами да пение полевых жаворонков сладостно отвлекают молодых людей от светлых дум.
— Даринка, а ты знаешь, о чем хочу поведать я тебе? — И, одарив ее улыбкой, с нежностью посмотрел на нее.
— О чем? — как-то сразу напрягшись, выдохнула она.
— Но ты должна дать мне обещание, что об этом никто не должен прознать, даже самые близкие.
— Конечно, сокол мой ясный, — догадываясь, о чем может пойти речь, озорно улыбнулась прелестница, — будь уверен, чтобы ты ни сказал, об этом не узнает ни одна душа.
И юноша, еще раз внимательно посмотрев ей в глаза, вкрадчиво поведал:
— На днях мои родители пошлют в ваш дом сватов. Никто же не догадывается о наших отношениях. Теперь-то понимаешь, почему это должно остаться нашей тайной. А родичи мои пущай думают, что это они выбрали мне невесту.
— А ежели откажут? — приклонив голову к его плечу, грустно улыбнулась девица.
— Не бывать этому. Ты же работящая да к тому же еще и красавица.
— Суженый мой, какой же ты умный и смелый! — с благодарным блеском в глазах горячо воскликнула она.
— Вон ужо и сумерки спускаются на землю, — как бы пропуская ее слова, тихо подхватывает Любомир, прислушиваясь к звукам и внимательно всматриваясь вдаль.
— Смотри, смотри, как красиво солнышко-то садится, и прямо в речку, — восторженно шепчет Дарина, хлопая широко распахнутыми глазами, — а водная гладь-то какая спокойная, да и тишина уж чересчур таинственная, я бы даже сказала, подозрительная. Тебе, Любомирушка, так не кажется?
Юноша, вновь напрягая слух, вглядывается в вечернюю мглу. И в какой-то момент, приложив палец к губам, вжимается в землю.
— Поползли, — шепчет он. И они бесшумно отползают под крону ивы, которая своими густыми, опускающимися почти до земли ветвями скрывает их.
— Опять басурмане пришли, что-то уж часто повадились они к нам, как будто медом здесь намазано, — играя желваками, с болью выдавил Любомир.
— Сколько же их много! — шепчет Дарина, с тревогой глядя на многочисленные колонны половцев, движущихся под покровом темноты в сопровождении воя зверей и скрипа телег.
— Видно, битве быть. Не зря же весть о походе княжеского войска недавно разнеслась не только до черноморских степей, но и аж до Тмутаракани и Корсуня.
— А нам-то что ж делать-то? — слышит он взволнованный голос девушки.
— Как можно скорее возвращаться домой. Надо оповестить сельчан о вновь надвигающихся половецких набегах.
Любомир, еще издалека увидев отца, резко ускорил шаг, спеша ему навстречу.
— Батюшка, здравствуй! — И, поклонившись в пояс, немедля продолжил: — Сегодня принес я тебе нерадостную весть.
Василий, пронзительным взглядом глянув на «блудного» сына, ворчливо пробурчал:
— Где это тебя сызнова носит? Дома работы невпроворот, а он знай себе шатается незнамо где.
— Не сердись отец, а лучше выслушай.
— Ну уж говори, коль начал. Что там опять стряслось?
И Василий, бросив вопросительный взгляд, ожидающе уставился на сына. Любомир, волнуясь, сбивчиво рассказал об увиденном на реке Каяла. Внимательно выслушав, отец, опустив голову, на какое-то время ушел в себя, обдумывая сказанное. А затем, по-молодецки вскочив, подошел к сыну и обнял его.
— Нужно как можно быстрее собрать людей со всех ближайших селений, — произнес он, не отпуская рук с плеч сына и глядя прямо ему в глаза. — Надо срочно решать, что делать и как дальше жить.
Уже с утра, прослышав звон билы, стал собираться народ около холма в священной роще у живописного озера. Прибыли на копу и представители родов трех селений соседней общины. Пришли и старцы. Поднявшись на холм, обвел Василий мрачным взглядом притихших сходатаев, собравшихся на народное собрание. И, выдержав небольшую паузу, обратился он к своим соплеменникам, да так громогласно, да таким зычным голосом, что покатилась его проникновенная речь по дубраве, проникая и трогая душу каждого русича:
— Брати! Снова для нас наступает тяжелое время. Опять несметные тучи наших ворогов идут на нашу землю, чтобы грабить деревни и убивать нас. А сколько наших женщин и детей было угнано в полон за все времена их жестоких набегов?! Не счесть! И так едва ли не каждый год. Ну никак не дают наши вороги жить славянским племенам «каждо своим обычаем». Ужо и терпежа нет совсем, так боле жить!
— Что ж в таком разе делать-то, Василько?! — послышались крики со всех сторон.
— Чтобы спасти свое племя, я предлагаю идти на восток и там искать новые земли, искать счастье.
Долго, эмоционально и бурно обсуждал в тот день народ судьбу свою. В итоге, проявив свои самые лучшие качества: честность, прямоту, искренность и храбрость, славяне единогласно решили, что во имя сохранения рода всё молодое население прямо завтра ранним утром должно покинуть родные, но ставшие опасными для проживания на протяжении многих лет места.
А те люди, которые не были готовы к дальним переходам, решили укрыться в лесу.
— Вот выроем землянки в густом бору и так там схоронимся, что ни один поганый из этого хищного разбойничьего племени нас не словит, — хорохорились старцы, выпрямляя гордо спины и показывая всем своим видом непоколебимость русского духа.
— А если надо будет, и вилы возьмем, да так супостату поддадим жару, что долго будет помнить, как лазать в чужой огород, — высоко подняв голову, поддержал стариков Василий.
— А ты что, Василько, тож надумал остаться? Ты же еще не старый. В походе-то вполне можешь сгодиться. Кто, как не ты, сможет подсказать молодым, как реки преодолеть, как идти по неизвестному пути, по нехоженым лесам, по долинам да по взгорьям.
— Я же староста и обязан быть со своим народом. Это ж мой долг. Да и здесь же кто-то должен остаться, чтобы помогать князю по защите нашей земли. — И он, тряхнув широкой окладистой бородой, опустил в задумчивости голову. Но буквально через мгновение, выпрямившись во весь свой богатырский рост, рассудительно продолжил, как бы задавая самому себе вопрос, — А кто поведет людей на новые земли? — Помолчав, добавил: — Вы же сами знаете, что среди нашего народа много добрых молодцев, готовых повести за собой соплеменников. Я думаю, они и сами разберутся и выберут себе хорошего вожака. А если нужно будет, пособим. Но в любом случае помочь бы им надо собраться в эту длинную и нелегкую дорогу. Так что времени у нас не ахти как много.
И когда солнце перевалило зенит и начало медленно опускаться по небосводу, к дубраве стали подтягиваться первые повозки.
— Любомирушка, родненький ты мой, видать, ужо и не увидимся больше, — упав на мощную грудь широкоплечего сына и заливаясь горькими слезами, причитала Ярослава. А рядом, отвернувшись и переминаясь с ноги на ногу, стоял Василий, стараясь украдкой смахнуть скупую мужскую слезу.
— Батюшка, матушка, полно вам так горевать, мы же еще живы и здоровы, а что расстаемся, знать, судьба наша такова. Лучше перед дорожкой благословите нас с Даринкой. — И он взмахом руки поманил девушку. И она, чисто лебедушка, почти не касаясь земли, поплыла ему навстречу, а за ней важно и чинно последовали ее родители, Микола и Мирослава.
— Вы уж извиняйте нас, соседи дорогие, что как-то не по-людски получается. Да и сам видишь, времечко такое смутное, не до церемоний сейчас. В далекий и неизведанный путь отправляем детей и внуков наших, поэтому и приходится в таких спешных условиях сватать вашу ненаглядную дочь, раскрасавицу Дарину, — поклонившись в пояс, молвил Василий.
— Да понятное дело, что не до обрядов сейчас, — прижав руку к сердцу и отмеряя ответный поклон, безрадостно ответил Микола.
Любомир и Дарина становятся на колени, и Василий трижды крестит их иконой. Молодые целуют ее, а затем священник благословляет невесту иконой Богородицы, а жениха — образом Христа.
— Дарина, живи в мире и согласии с Любомиром, а ты, Любомир, живи в мире и согласии со своей нареченной Дариной, — плавно напевает батюшка.
Ранним утром, как только забрезжил рассвет, но солнце еще не показалось из-за горизонта, двинулись жители Дона в дальнюю дорогу в поисках лучшей доли. А чтобы как можно больше взять с собой лошадей — голубых бахмутов, которых они веками разводили и взращивали в Причерноморье, — мужчины, юноши и подростки ехали верхами. Имущество в тюках везли на телегах, где и разместились женщины с детьми. В середине колонны плелась скотина. Сначала шли по причерноморским степям.
А в это же самое время князь Игорь со своей дружиной и полками двигался в сторону Тмутаракани и Крыма. На одном из привалов, уединившись в шатре, князья, подвинувшись друг к другу, полушепотом обсуждали план освобождения южных приморских земель от половцев.
— Брат мой, двигайся-ка ты со своими полками к излучине Дона. Там еще неподалеку есть река Каяла, которая в том месте образовала дугу, напоминающую коромысло, а внутри которого возвышается холм, защищенный водами этой самой реки. По сведениям моих разведчиков, там-то и находится ставка половецких ханов. Половцы считают ее своим духовным центром и часто проводят там свои сборища и торжества. И там же хранится их основная казна. Топерва ты понимаешь, к чему я клоню, — хитровато прищурившись и как-то тихо и очень таинственно проговорил князь Игорь, обращаясь к князю Всеволоду. — Если мы захватим их столицу с их ними же богатствами, тогда нам удастся установить контроль над торговыми путями и на Дону, да и по всему Причерноморью.
На какую-то долю минуты Игорь замолчал, прислушиваясь к шороху за шатром.
— Они же не ожидают нас у реки Каяла. Думают, что мы стремимся к морю. Вот этим мы и воспользуемся с сыном Владимиром, и своими дружинами отвлечем их к морю. Хан Кончак считает, что там хотим мы им дать основной бой. И пускай так думает, — теперь уже коварно ухмыльнувшись, предположил полководец. — Вот тут-то ты и ударишь по их ослабленным силам нашими основными полками. — И он, развалившись на подушках, удовлетворенно расхохотался. Всеволод, опустив голову, молчал. И вдруг, резко подвинувшись к Игорю, тихо спросил: — Ты не слышишь? — и, весь напрягшись, прошептал, — Опять шорох снаружи.
И они, разом подпрыгнув, выскочили наружу. Обойдя шатер и убедившись, что стража на месте, с облегчением вздохнув, вернулись внутрь.
— Всё-то тебе лазутчики мерещатся, — миролюбиво проворчал Игорь, потрепывая брата по плечу.
— Всё равно как-то неспокойно на душе, — стрельнув беспокойным взглядом, удрученно проронил князь Всеволод.
С первыми солнечными лучами князь Игорь был уже на ногах, а еще через полчаса две дружины под предводительством отца и сына с шумом выступили в поход, надеясь перехитрить ханов Кончака и Гзака.
Первого мая 1185 года при подходе к Матвееву кургану лошади вдруг заржали, будто почуяв что-то неладное. Подняв вверх голову, бросил Игорь с неподдельной тревогой к подскакавшему сыну Владимиру:
— Видно, солнечному затмению быть.
Казалось бы, ничего не предвещало изменений на небесах. В ярко-синем небе так же продолжало светить солнце. Но вот на правой стороне светила вдруг появляется темная полоса. Она медленно ширится, и ярко-желтый диск обретает форму серпа. Лучезарный свет понемногу ослабевает, и становится не по-весеннему зябко. И луна постепенно затмевает солнце. Наступает ночь, на небе появляются яркие звезды. От наступившего мрака звери и птицы мгновенно замолкают, а черный небесный круг наполняет людей страхом.
— Это какой-то знак свыше, не к добру это затемнение, — волнуясь, не унимались воеводы, — неужто он дает знать, что нужно вовремя одуматься, остановиться и повернуть назад.
Приподнявшись на стременах, Игорь молча смотрит в темноту, и вдруг в этой мрачной тишине громогласно раздается его рассудительный и уверенный глас:
— Братья мои и дружина! Тайны божии неисповедимы, и никто не может знать его определения. Что хочет, то творит, добро или зло. Если захочет, он накажет и без знамения. И кто ведает, для нас это знамение или для кого еще, ведь видно затмение во всех землях и народах. (Ипатьевская летопись)
И как будто в подтверждение сказанному, вновь вспыхивают яркие солнечные лучи, и природа оживает. Все успокаивается и кони, пригарцовывая, продолжают движение.
Одиннадцатого мая под покровом ночи полки, возглавляемые князем Всеволодом, незаметно и бесшумно, как им казалось, подошли к реке Каяла. Но лишь только рассвело, внезапно, как будто из-под земли, выросли несметные полчища половцев. Они медленно и зловеще надвигались, яко темные угрожающие тучи.
— Все-таки перехитрили нас половецкие ханы, — вцепившись в луку седла, вслух подтвердил свои опасения Всеволод, вспомнив подозрительные шорохи во время княжеских переговоров. — Как же я был тогда прав в тот пасмурный вечер, заподозрив ханских соглядатаев в подслушивании нашего тайного разговора.
— Что будем делать? — подъезжая, встревоженно вскричал князь Святослав Ольгович.
— Ничего не остается, как только атаковать супротивника, — глянув на племянника, спокойно ответил князь Всеволод. — Так что командуй своим воинам, князь.
И взметнулись вверх луки, и обрушился град стрел на супостатов, и, дрогнув, побежали они, увлекая за собой русские полки. И казалось бы, конец предрешен, и войско Кончака, потесненное к реке, вот-вот будет обречено на поражение… Но не тут-то было. Окрыленные успехом русичи так увлеклись, что и не заметили, как враги постепенно охватывают их своими превосходящими силами. И теперь уже русским, оказавшимся отрезанными от своих основных сил, приходится держать оборону. И в какой-то момент не выдержав, побежали они, пытаясь вырваться из окружения. Наблюдая всё это из укрытия, Всеволод принимает решение атаковать войско Кончака и тем самым открыть брешь для выхода воинов Святослава из окружения. Хитрый хан Гзак, понимая, что, если русичи покинут поле боя, левый фланг окажется до того оголенным, до того беззащитным, что русским, схоронившимся в засаде, не составит особого труда со свежими силами ринуться бой и, возможно, переломить ситуацию. И пока Всеволод принимает решение, чтобы пустить в бой оставшиеся силы, Гзак сбоку внезапно атакует его.
С пятницы по воскресенье продолжались ожесточенные битвы русского войска с бесчисленными половецкими полками. Особую храбрость проявил в этом бою князь Всеволод, вдохновляя своим примером ратников. И лишь повсюду был слышен звон мечей да свист пролетающих стрел.
А за несколько дней до этого кровопролитного сражения князь Игорь, еще ни о чем не ведая, в приподнятом настроении уверенно вел свои конные отряды к устью Дона, считая, что ему все-таки удалось отвлечь на себя внимание кипчаков. Улыбаясь, он уже грезил, как войдет победителем в важнейший торговый город половцев. Но, не доходя Матвеева кургана, княжеские дружины столкнулись с превосходящими силами противника. Завязался бой.
— Да откуда вас столько взялось? — недоумевая, гневно взревел Игорь, врываясь в самую гущу битвы. Подбадривая дружинников, не забывал он поглядывать и на правый фланг, где самоотверженно бились сын Владимир и его воины. Самые ожесточенные схватки разгорелись под воинским знаменем. Развевающийся на ветру яркий стяг был огромного размера и, как символ воинского духа, воодушевлял русских воинов и злил врагов. Через некоторое время, не выдержав яростного сопротивления русской конницы, половцы отступили.
— Это они что-то задумали, — сверкнув глазами, отрывисто бросил Игорь сыну. И действительно, неожиданно степняки расступились, а на переднюю линию выкатились невиданные ранее фигуры драконов, из пасти которых начали вырываться струи огня, сопровождаемые устрашающим грохотом, неся ужас в ряды русичей. А боевые драконы, не переставая, всё продолжали и продолжали извергать адское пламя. Не выдержав яростного огневого дыхания, несущего тяжкие ожоги и мучительную смерть, люди и лошади, шарахаясь, стали разбегаться в разные стороны. Этим смятением и воспользовались половцы. Окружив дружину, они без особого сопротивления пленили почти всех русских воинов, за исключением тех, кому каким-то чудом удалось скрыться. И пали стяги. И взяты были в плен князь Игорь и его сын Владимир.
— Ну что, добился своего, друг мой?! — злобно оскалившись, проворчал хан Кончак. Опустив голову, молчал Игорь.
— А ты подними, подними свою буйную головушку да посмотри, что ты натворил.
— Куда это ты меня везешь? — с трудом вопрошал Игорь, превозмогая боль в раненой руке.
— Как куда? — недоуменно спросил Кончак. — Ты что, сам не догадываешься? Ты же так стремился сюда, так мечтал захватить нашу столицу с ее несметными богатствами. — И он, кинув на князя плутоватый взгляд своих раскосых глаз, раскатисто рассмеялся.
Неприятное на слух карканье воронов внезапно вывело Игоря из забытья, заставив приподнять голову. От неожиданного жуткого зрелища он встрепенулся. Расширив от ужаса глаза, он с отчаянием смотрел на представшую перед ним страшную картину. Черные птицы тучами вились над полем брани, усеянном тысячами окровавленных воинов-русичей.
— Ну а сейчас что скажешь, князюшка? Отбил я у тебя охоту состязаться со мной?
Игорь, вновь понурив голову, молчал.
— А что, если я тебя, да твоего сына, да и брата твоего с миром отпущу в вашу вотчину? — И, оскалившись, хан впился пристальным взглядом в глаза русского князя. — Может быть, тогда ты откажешься воевать со мной?
— Нет, не бывать этому никогда! — ровно огнем, стрельнув глазами, вспыльчиво возразил Игорь. — Даже если ты меня отпустишь, я всё равно снова вернусь в эти места, и тогда, поверь мне, тебе уж точно несдобровать, как и в прошлые разы.
Вдалеке показался неказистый город на живописной возвышенности, окруженный, как крепость, с трех сторон водами быстрой реки Каялы. Сразу бросалось в глаза большое количество юрт, да изредка виднелись глиняные строения зажиточных кипчаков, около которых возвышались величественные каменные идолы. А вокруг, куда ни кинешь взгляд, распростиралась необъятная кипчакская степь.
С приходом хищного разбойничьего племени вновь для славян наступили тяжелые времена. Огнем и мечом прошлись по русским городам и селам поганые, это так русичи враждебно прозвали половцев.
Свободолюбивый народ причерноморских степей, доселе не знавший, что такое жить под гнетом, в одночасье оказался в рабстве. Если князь Игорь и его окружение и в плену жили довольно вольготно, то совсем иначе обстояло дело с русскими рабами-простолюдинами. Для них унижение и издевательство было постоянной нормой, да и продавались они за бесценок, в отличие от князей и воевод.
А тем временем укрывшиеся в бору Василий и его соплеменники с лютой ненавистью наблюдали, как на их земле повсеместно хозяйничают завоеватели.
— Василько, до кой поры мы будем терпеть их бесчинства? — подбоченясь, гневно прохрипел Микола. И разом в один голос зашумели все вокруг.
— А что, дело говорит Микола, — выкрикнул кто-то из толпы. Василий поднял руку, и шум, начавшийся так внезапно, так же мгновенно и стих. И десятки глаз устремили взоры на своего вожака.
— А мы и не собираемся отсиживаться здеся. — И он, поглаживая бороду, задумался.
— Ну давай, выкладывай, не томи, говори скорей, что там опять надумал, — раздался тот же нетерпеливый голос.
— А начнем действовать таким же образом, как и наши вороги поступают с нами: будем устраивать им засады, — тряхнув головой, решительно произнес староста.
— Правильно глаголешь, Василько. Давно пора устроить басурманам такую баню, чтобы навсегда забыли, как шастать по чужой земле. А то, вишь ты, взяли моду — издеваться над славянами, да еще и девок наших насильничать, — перебивая друг друга, гневно зашумели мужики.
— Вот и договорились. Тянуть с этим делом не будем. Сегодня же в ночь и отправим самых «молодых» в разведку, — с прищуром и с какой-то невероятной живинкой в глазах рассуждал вслух Василий, — надо же разузнать, где и когда, да и какими группами ходят степняки в дозоры, чтобы неожиданно встретить их нашими «гостинцами».
И, окинув быстрым взглядом сельчан, остановил свой взор сначала на Миловане, а затем, резко переметнув взгляд на Калинку, кивнул головой. Те, всё поняв без лишних слов, встали.
Стояли последние весенние деньки.
Разбившись на два отряда, крестьяне, скрытно подкравшись к кустам, залегли в засаде по обе стороны предполагаемого пути половцев. И как только всадники показались, увидевший их первым Василий, незаметно приподнявшись, махнул рукой. И сразу в ответ с противоположной стороны донеслась трель соловья.
— Глазастый Микола, — удовлетворенно улыбнувшись, полушепотом пробормотал Василько. И вновь воцарилась напряженная тишина, только иногда нарушаемая шелестом нежно-зеленых листьев да щебетом птиц.
— По первому басурману стреляю я, по второму — Милован. А ты, Калинка, вместе с остальными четко распределите оставшихся так, чтобы у каждого был лишь один поганый, и чтобы только одна стрела в одночас достигла определенной цели, — прервав молчание, тихо и четко отдал команду Василий. После чего, победно ухмыльнувшись, добавил: — А в тыл по замыкающимся степнякам вдарят ребятки Миколы.
И когда немногочисленный отряд половцев поравнялся с засадой, лучники, натянув луки, одновременно выстрелили. Стрелы, сверкнув, со свистом вонзались в тела ненавистных врагов. Вздыбившись, ржали кони. А стрелы, не переставая, уже со всех сторон всё продолжали и продолжали настигать противника. Падая на землю, всадники зачастую попадали под копыта взбесившихся лошадей. Окрыленные успехом, крестьяне с криками начали выскакивать из укрытий. Орудуя вилами и дубинами, они бросались на уцелевших половцев. Завязалась схватка, переходящая в рукопашную битву. Начавшееся сражение так же быстро закончилось, как и началось. Лишь одному всаднику удалось скрыться от возмездия разъяренных славян.
Первая победа воодушевила сельчан. В бою были добыты около двадцати лошадей и много оружия (луки, стрелы, сабли, копья), так необходимого для защиты родного крова. Радостные и возбужденные, возвращались они в свои временные лесные жилища.
Еще не один раз сельчанам удавалось совершать успешные вылазки против своих заклятых врагов. Но в какой-то момент коварный враг всё-таки выследил их.
В мрачную ночь, когда все безмятежно спали, иноверцы окружили таежное поселение и, перебив полусонных охранников-стариков, пустили огонь по сухой траве. Языки пламени, извиваясь и мгновенно достигнув землянок, пустились в пляс по соломенным крышам. И в этой леденящей душу тишине были лишь слышны треск огня, грохот падающей кровли да отчаянные вопли полуголых людей, выбегающих наружу. Огонь, не щадя никого, полностью поглощал детей, женщин и стариков.
— Ярослава! — безумно вскрикнул Василий. — В чащу, живей в чащу!
Растрепанная, в одной рубашке женщина, на миг повернувшись, буквально на какую-то долю секунды успевает поймать молящий взгляд мужа. И вот кажется, что за тем огромным дубом нежданное спасение, как вдруг откуда ни возьмись перед ней, будто из-под земли, вырос вражеский воин. Прищелкивая, он с вожделением смотрит на разгоряченную русскую женщину. Поспешно пятясь назад, она упирается спиной в ствол векового дерева. До боли вжавшись в жесткую кору дуба, с ужасом наблюдает, как, слащаво щерясь и вытянув вперед руки, кипчак, ломая своей тяжелой поступью сухие хрустящие ветки, медленно приближается к ней. И подойдя, рывком срывает с нее длинную холщовую рубашку. Она видит, как, возбужденно дыша, он, не отрываясь, рассматривает ее.
— Ах ты, негодник, охальник вонючий, чего вздумал-то! — угрожающе нахмурившись, прошипела она сквозь плотно сжатые губы. И резко отскочив в сторону, хватает толстую сучковатую ветвь и со всего размаху что есть силы вонзает расщепленным концом в горло насильника. Как-то неестественно замычав, кипчак медленно валится набок, но в последний момент, выхватив саблю, успевает полоснуть по животу женщины. Когда Василий подбежал, она была еще жива.
— Василько, как я рада, что ты жив, — корчась, прохрипела она, — я была счастлива с тобой.
И, сверкнув глазами, замерла. Взревев, как медведь, он выхватил из рук умирающего половца саблю и бросился назад к пожарищу. Врезавшись в толпу врагов, стал крошить налево и направо, словно лебеду, головы завоевателей, яростно выкрикивая:
— Это вам за Ярославу, это вам за Мирославу, это вам за Миколу! А это вам за!.. — только и успел выкрикнуть он. Да и не мог он уже ничего видеть, так как острое копье, пущенное в спину, пронзило его горячее сердце.
Глава 2. Комони
И содрогнулась от ужаса степь, и вздрогнули люди, и задрожали от испуга жеребята, дружно трусившие за обозом, и встрепенулись комони, заслышав ржание своих сородичей за Каялой-рекой. Еще мгновение, и ярко-голубое небо затягивается зловеще нависшими над землей тяжелыми мрачными тучами. И яркая молния, устрашающе извиваясь, пронзает небосвод, неся за собой оглушительный грохот грома.
— Что-то там произошло! — как от боли взревел Любомир, устремив свой встревоженный взор в сторону недавно покинутой родины.
— Ты тоже это чуешь? — взволнованно спросила Дарина, напряженно вглядываясь во мглу.
— Да, голубка моя, — с трепетным надрывом ответил он, помогая ей соскочить с лошади. Соскользнув прямо к нему в руки, она долго и с какой-то надеждой смотрит на него. И вдруг стон срывается с девичьих губ. Блеснувшие от отчаяния слезы в ее распахнутых глазах, превращаясь в крупные горошины, медленно скатывались по пухленьким щекам. Так и стояли они, прижавшись, друг к другу, не обращая внимания на внезапно обрушившийся ливень.
В течение нескольких дней беспрестанно лил дождь, смывая кровь и позор с земли русской.
А когда дождь прекратился и яркое солнце, играя в блестящих капельках-дождинках, вновь озарило землю, степные жители причерноморских степей, вылезая из-под своих временных укрытий, снова начали собираться в неизведанный путь.
Начались пойменные леса. Встречающиеся сосны и березово-ольховые колки плавно переходили в заливные луга и разнотравно-ковыльные степи с привлекающими к себе внимание ярко-красными тюльпанами.
— Лепота! — широко раскинув руки в стороны, шумно выдохнул всей грудью сын Мирославы и Миколы Первуша.
— А какой запах, братец, а как прекрасны тюльпановые степи, насыщенные нежным и ласкающим ароматом, — печально вторила ему Дарина, — а помнишь, как мама радовалась, плетя венки на праздник Ивана Купалы? — И она, понурив голову, всхлипнула.
Впереди показалась широкая полноводная река.
— Эта Волга, а раньше наши предки прозывали ее Итиль, так мне отец рассказывал, — с грустью в голосе поведал Любомир. — Бывали мы тут с ним, а вот теперь мы здесь, а они там.
И он, расправив плечи и вскинув кудлатую голову, долго смотрит вдаль. Все замолкают, потому что знают, что в это самое время их предводитель думает о них, своих собратьях, и о том, как лучше перебраться на другой берег.
— Братья и сёстры, вот и для нас настал час испытаний. И только вместе, действуя дружно и слаженно и не паникуя, мы сможем преодолеть великую реку. — И он, махнув рукой в сторону противоположного берега, громко провозгласил: — Там свобода! Так думали наши отцы и деды, отправляя нас в далекую дорогу. О счастье своих детей мечтали наши матери, благословляя в тяжелый путь. Так выполним же с честью волю родителей! Не посрамим наш род! И на новом месте продолжим дело наших предков! — И, обведя ясным взором своих соплеменников, спокойно и уверенно продолжил: — Видите, сколько хвойных деревьев растет вдоль побережья? Это дает нам возможность соорудить большие и надежные плоты для переправы. Завтра у нас нелегкий день, посему сейчас всем спать.
Все следующие пять дней ушли на строительство плотов. Работали все: мужики валили высокие деревья, женщины и подростки обрубали сучьи, а на крепких бахмутах подвозили сосновые стволы прямо к берегу. Спустив брёвна на воду, связывали их березовыми ветками, укрепляя оба конца длинными поперечными жердями.
— А как же лошадей и скотину переплавлять будем? — приподняв брови, спросил рыжеволосый Добрыня. Любомир, быстро повернув голову в сторону парня, неторопливо и рассудительно начал высказывать свое мнение:
— Я так смекаю, что комони и коровы и сами смогут переплыть реку, им же таковое не впервой, а тем более нашим выносливым бахмутам преодолеть эту водную преграду будет только одно удовольствие, да и коровам оное не составит особого труда.
— А что будем делать с остальной скотиной, не оставлять же ее здесь? — не унимался Добрыня, озабоченно бросая взгляды то на мужиков, то на вожака.
— А для наших самых маленьких жеребят и мелкого скота построим особый плот с настилом из стесанных бревен. Понятно? — подавшись немного вперед, пояснил в этот раз Любомир.
— Вот теперича, кубыть, всё ясно, — простодушно ощерился в улыбке юноша, а вместе с ним повеселела и вся братия, работающая на плотбище. А Добрыня, показывая пример, как надо исполнять наказ молодого предводителя, первым взял топор и умело, слой за слоем, стал снимать древесину с толстых бревен. Вслед за ним потянулись и остальные. И вновь закипела работа, и в этой звонкой приречной тишине лишь слышны были стук топоров да посапывание молодых мужиков. А уже к вечеру, стесав положенное количество бревен, уложили второй ряд плота.
— Вот видите, какой получился настил, и щели совсем небольшие, — с улыбкой, не сходящей с лица, говорил Любомир, внимательно осматривая работу, — теперь осталось только огородить, чтобы никто из наших питомцев ненароком не смог свалиться за борт.
— Это что ж получается, загон треба сделать, что ли? — прозвучал за спиной Любомира чей-то басовитый голос. Повернувшись, Любомир поймал веселый, вприщур, взгляд совсем юного безусого парня. Стушевавшись, молодец, не отводя глаз от пронзительного взгляда вожака, как-то спешно выпалил: — Так что же тогда стоим, мы враз всё это сробим!
— Не торопись, Ждан, — похлопав по плечу, спокойно отреагировал на порыв юнца Любомир, — на сегодня хватит, и так славно поработали, а сейчас будем отдыхать, потому что силушку-то поберечь надобно, она еще нам ой как понадобится в нашем дальнем переходе. А с утречка всё и доделаем.
На следующий день два больших плота — один для людей, а другой для скота — были готовы.
— Осталось лишь кормило да гребки на концах наших паромов установить, и завтра уже можно переправляться на противоположный берег Итиля, — радовался вместе со всеми Любомир. И, резво вбежав с пологого берега на бугор, зычным голосом возвестил о начале сбора к завтрашнему дню.
— Ну, прямо совсем как его отец Василько, — как-то уж чересчур сердобольно вздохнула круглолицая розовощекая девка Смеяна.
До позднего вечера бабы собирали свои нехитрые пожитки в узлы, а мужики в который раз проверяли телеги, их загруженность и состояние осей, не забывая и про упряжь для лошадей. С наступлением сумерек Любомир обошел все повозки, тщательно проверяя их готовность к предстоящей переправе. И токмо когда солнце своей нижней кромкой поцеловалось с полоской горизонта, уставший люд погрузился в сладкий сон.
Рано утром легкий туман, окутавший землю и водную гладь реки, под натиском солнечных лучей быстро рассеялся. И от искр, брызнувших так искрометно, так ярко, внезапно повеяло какой-то невероятной свежестью и теплом.
Потянувшись и наслаждаясь первыми лучами солнца, Дарина, глядя в глаза мужу, с замиранием сердца прошептала:
— Суженый мой! Как же мне хорошо, что даже душа запела под переливистые трели соловьев. А как легко дышится под кроной нежно-зеленых кудрявых берез. Такое трепетное ощущение, как будто я, сливаясь с природой, лечу навстречу своей мечте.
— И что же это у тебя за мечта такая, люба моя?
— А мечта моя проста, наверное, как и у всех баб: чтоб муж крепко любил, чтоб деток я тебе с дюжину нарожала и чтобы в доме всегда достаток был.
— Любовь между нами уже есть, а остальное всё у нас с тобой будет и очень скоро, только чуть чуточку потерпи, душа моя.
— Да я нисколечко и не ропщу, вот ты сейчас рядом со мной — и мне дюжей ничего и не надо. — И она, прижавшись к нему, одарила его чарующим взглядом своих бездонных очей.
Внезапно раздавшийся заливистый смех прерывает их разговор, а через какое-то мгновение из-за деревьев показалась сначала бегущая красавица Смеяна, а за ней настигающий ее Первуша. Девушка, резво крутанувшись вокруг белоствольной березы, замирает. От быстрого бега девичье сердечко готово вот-вот выскочить наружу. Подбежавший юноша останавливается перед ней и, учащенно дыша, робко смотрит на дивчину. А она, ответив ему игривым взглядом, неожиданно выскальзывает из-под его руки и, словно птичка, выпорхнувшая на свободу, заливается переливистым звонким смехом.
— Вот видишь, сколько радости и счастья ждет нас на новом месте. Вот и брат твой скоро женится, а там, глядишь, и другие потянутся. У нас же среди переселенцев почти одни ребята да девчата. И зашумит тогда от стуков топоров и жизнерадостных детских голосов, появившееся, как в сказке, новое поселение, — и Любомир, ласково посмотрев на молодую жену, широко улыбнулся.
«Как же он изменился с тех пор, как мы покинули родной кров. А как возмужал, совсем другим стал. И голос стал немного жестким и даже порою грубоватым, но таким уверенным, убедительным, да и поступь стала какой-то степенной. А какие мысли и действия стали стремительными, но зачастую верными и правильными. Создавалось впечатление, что он заранее знал, как ему поступать в том или ином случае. Да и как-то быстро все безоговорочно приняли его за вожака. Единственное, что осталось у него от прежнего юноши — это справедливое отношение к людям, да неугасающая любовь к ней, Дарине», — так думала она, с нежностью смотря в открытые голубые глаза мужа. А он, поправив назад свои длинные светло-русые волосы, решительно встал.
— Даринушка, сегодня нас ждет трудный день.
— У тебя всё выйдет, как ты и задумал, — подбадривающе улыбнулась она, мысленно отметив про себя, что так он давно ее не называл.
— У нас всё получится, — поправил он, сосредоточив свой взор на большой реке.
Целый день переправлялись беженцы. А было их около сотни только взрослых людей, не считая детей разного возраста — от крохотных младенцев до двенадцатилетних девчушек и мальчишек.
Жалобно мычали телята, сопротивляясь и тревожно крутя головами, боязливо передвигались по настилу, ведущему на качающийся паром. И лишь коровы, быки и бесстрашные комони уверенно входили в воду. Тесно сгрудившись и громко храпя и фыркая, они покорно плыли рядом с плотами.
— Вишь, в самую пору управились, — радовались мужики, обступив своего предводителя.
— Самое главное, все живы и здоровы. Да и скотину сберегли. И в этом, братцы, ваша заслуга, потому-то и благодарю всех за слаженную работу, — и Любомир, поклонившись в пояс, продолжил. — А то, что впору управились, это верно. Вона как парит, и птицы вдруг умолкли. И затишье наступило, а это к дождю. А посмотрите, какой закат.
— Какой-то ярко-желтый, я раньше даже такого и не видывал, — присвистнув от удивления, воскликнул вихрастый паренек, стоящий немного поодаль от Любомира.
— Да ты, Микула, просто раньше и не мог обратить на это внимание, потому что через какой-то период он меняет свой цвет.
И действительно, постепенно на глазах у всех небо при закате солнца из ярко-желтого превращалось в красное.
— Вот это да! — крестясь, загудела толпа.
— В том-то и дело, что да! Но не беспокойтесь, очевидно, это явление предупреждает нас о надвигающемся сильном ветре. Конечно, паниковать раньше времени не стоит, но и поторопиться бы надо. А для этого лучше всего укрыться в какой-нибудь низине. Поэтому не до отдыха сейчас.
Взмах руки да свист погонщиков, и комони, одарив своих хозяев умным взглядом огромных глаз, рванули вперед. И вновь заскрипели телеги и заржали малорослые, но крепкие и выносливые бахмуты, которые словно предчувствуя надвигающуюся опасность, одним махом преодолели пологий склон реки. Как и ожидалось, взору причерноморских славян открылись необыкновенные степные просторы.
— Аки на ладони, — восторгается Смеяна.
— А вона недалече и овраг! — радостно кричат мальчишки. И перегоняя друг друга, срываются с места, а за ними неторопливо потянулась и вся колонна.
Не успел обоз полностью скрыться в глубокой низине, как внезапно налетевший шквалистый ветер, сбивая с ног, вихрем пронесся над степью, нагоняя грозовые тучи.
— Живей, живей! — подгонял Любомир, тревожно глядя, как по небосводу низко двигались тяжелые облака. В одночасье в небе, обложенном гробовыми темно-синими тучами, засверкали молнии, сопровождаемые оглушительными громовыми раскатами. И затрепетала, и заколыхалась степь, будто живое существо. И казалось, что вот-вот порывы ветра отнесут грозу от наших путников, как с новой силой загрохотало, и на землю обрушился сильный ливень.
— Это косохлест, смотрите, как хлещет! — стараясь перекричать грохочущий треск, орет Любомир. — А порывы ветра — это, скорей всего, к перемене погоды.
И действительно, скоро ветер стал ослабевать, и ливень, перейдя в моросящий дождь, и вовсе прекратился. А через некоторое время на насыщенного синего цвета небе яркими золотистыми лучами заиграло солнце, и на небосклоне появилась разноцветная радуга. Ребятишки, выскочив из-под телег, запрыгали по лужам, поднимая брызги и визжа от восторга. Вместе с ними ликовали и взрослые. Становясь на колени и устремив головы вверх, они кланялись Всевышнему, приговаривая:
— Бог с нами, и он радуется вместе с нами.
А когда веселье несколько схлынуло, все вновь стали готовиться к очередному переходу.
— Видно, теплым нынче будет лето, ишь как жарит. Так что земля быстро подсохнет, а там можно и снова в дорогу отправляться. А пока есть время, пойдем-ка половим рыбу. Мы с отцом на Итиль частенько хаживали. Много здесь разной рыбы водится. — И, склонив голову, уткнулся Любомир уставшим взглядом себе под ноги.
— Чой-то ты там нашел? — вдруг услышал он голос как будто издалека. Встрепенувшись, огляделся вожак по сторонам, остановив свой взор на шурине.
— Да чой-то малость задумался, — передразнивая Первушу, ухмыльнулся он.
— Кого на лов-то возьмешь аль отправишь кого-то? А то здеся тоже должен кто-то за старшего остаться.
— Правильно мыслишь, Первуша, — и, немного поразмыслив, добавил, — вот ты тут и останешься заместо меня, а в помощники можешь взять Добрыню. Он парень толковый, как раз и сгодится.
Юноша, услышав похвальбу в свой адрес, разулыбался во весь рот своей открытой улыбкой.
— А я возьму Ждана. Кстати, где он? Что-то я его не вижу.
— Да туточки я, — вылезая из-под телеги, недовольно пробурчал юноша.
— А что ты там делаешь? — вскинув от удивления бровь, сердито обронил Любомир, рассматривая вылезавшего на четвереньках взлохмаченного парня.
— Как что? Ты же сам постоянно талдычишь, что как только выдается свободное времечко, надо обязательно проверять гужевое хозяйство. Вот я и сполняю, — и с каким-то юношеским вызовом посмотрел на улыбающихся сородичей.
— Да ладно тебе, не дуйся. А лучше найди-ка ты мне рослых да удалых молодцов, да еще чтобы разумели в рыбной ловле. — И Любомир на правах старшего как-то по-отечески потрепал вихрастую голову парня, хотя разница в возрасте была совсем небольшая — всего-то несколько годков.
— А сколь нужно-то?
— Думаю, впятером справимся. Выходит, помимо нас двоих треба еще трое.
— Это я мигом. — И он, сорвавшись с места, рванул исполнять распоряжение вожака.
А уже вскоре четыре человека стояли около своего лидера. Выслушав последние указания и прихватив невод, все быстрым шагом поспешили к реке, а следом за ними увязались и пацаны. Выйдя к песчаному мелководью, Любомир огляделся, выбирая участок для лова рыбы.
— А что, братья, вот здесь самое подходящее место, тут и попробуем закинуть нашу сеть. Так что давайте для начала ее разложим, проверим, а затем будем думать, что делать дальше.
Вытянув бредень вдоль кромки берега, стали залатывать обнаруженные дырки, используя игличку — специальное приспособление для завязывания узлов, плетения сетей и их ремонта.
— Ну вот, теперь можно и запускать в реку. А для этого вот ты, Калина, и ты, Путила, беритесь за начало невода таким образом, чтобы его край опустился почти до дна, и сколько будет возможно, заходите в самую глубину, — спокойно объяснил Любомир, удовлетворенно окинув взглядом самых высоких парней. — А ты, Ждан, и твой друг Светлан беритесь за другой конец.
И когда Калина и Путила зашли по грудь в воду, Ждан и Светлан по взмаху руки Любомира, пошли с ними на сближение. Через некоторое время они уже вчетвером потянули вдоль берега образовавшийся ненатянутый полукруг. А Любомир, идя навстречу, со всей силой шлепал по воде. Звук пугает рыбу, и она косяком ринулась в сеть. Пройдя какое-то расстояние, Калина и Путила начинают движение к берегу и, сравнявшись со Жданом и Светланом, уже все вместе вытаскивают волокушу на берег.
— А для начала неплохо, — деловито переговаривая между собой, приходят к выводу молодые рыбаки во время освобождения из сетей бьющихся окуней, щук и лососей.
— Смотри, даже осетр попался, — по-мальчишески радуется Ждан, выпутывая крупную рыбину.
Очистив сеть от водорослей и прочей растительности, вновь запускают невод. И только тогда, когда солнце, миновав зенит, стало неторопливо клониться к западу, рыбаки закончили лов рыбы.
— Придется кого-то за повозкой посылать, столько рыбы наловили, что самим всё и не унести, — недоуменно оглядывая пойманную рыбу, пробормотал Путила.
— А мы сейчас кого-нибудь из отроков и пошлем. Лучше, конечно, Микулку, он мальчишка шустрый, быстро обернется.
— Их сначала сыскать надо, — пробурчал вечно чем-то недовольный Калина.
— Вот и ищи, а то разглагольствовать-то каждый горазд, — сердито проворчал Любомир, — я думаю, они где-то поблизости, далеко не должны уйти.
Насупившись, длинный, как жердь, молодой человек нехотя приподнялся с земли и, ссутулившись, затрусил по берегу. Пройдя шагов двести за густыми зарослями ивовых кустарников в тихой заводи он и обнаружил юных рыболовов. Видно было сразу, что всем верховодит самый старший — восьмилетний Микула. Вот и в этот раз, дождавшись, когда мальчишки насадят червей на крючки, спешно поплевав на каждую наживку, он взял в правую руку грузило, привязанное к концу нити, скрученной из льняных волокон, и со всей силой запустил самолов в реку. Увлеченные рыбной ловлей, ребятишки не сразу-то и заметили подошедшего человека.
— Ну что, добры молодцы, как улов? — хитровато прищурившись, спросил Калина.
— Смотри сам, — деловито указав на затон, отозвался Микулка.
— Вот это да! Ну, вы мальцы и даете! — присвистнул Калина, рассматривая отгороженный водоем, в котором играючи плескались несколько десятков стерлядей, блестя в лучах заходящего солнца лезвиями спин. Еще долго он так бы и стоял с разинутым ртом, если бы ни звонкий голос Микулы не прервал его оцепенение.
— Ты за нами? — бойко спросил рассудительный не по годам мальчишка.
— Нет, токмо за тобой. Улов ноне большой, самим-то на руках не унести, вот Любомир и велел, чтобы ты сгонял в лагерь за подводой, а мы пока здесь приберемся.
По прибытии на временное пристанище Любомир и его помощники, не затягивая, тут же приступили к раздаче рыбы. Делили по справедливости, исходя из количества человек в каждой семье. А после разжигания костров бабы тотчас приступили к варке ухи. Варили в больших котлах. И вскоре повеял приятный ветерок, заполняя овраг ароматом ухи с запахом костра. Соль экономили, поэтому было решено оставшуюся рыбу завялить на солнце.
— Хоть ушицы вволю поедим, — причмокивал от удовольствия Ядрило, с наслаждением отправляя одну за другой ложку в рот. С большой, как лопата, окладистой бородой и крупными чертами лица он выглядел умудренным старцем, однако на самом деле был ненамного старше своих молодых соплеменников, с которыми ему пришлось отправиться в неблизкий поход. Но этим он не кичился, усердно выполняя все указания молодого предводителя. Особенно ему нравилось заниматься лошадьми, потому что любил Ядрило их и знал в них толк. А комони, чувствуя это, отвечали ему взаимностью.
Рано ложиться и рано вставать — давняя была привычка у славян-тружеников, таков был навык, выработанный столетиями в постоянной борьбе за выживание. Поэтому-то уже к заходу солнца русичи заканчивали трапезничать. Вот и в этот раз надвигающиеся вечерние сумерки торопят насытившихся людей как можно быстрее устроиться на ночлег, чтобы завтра ранехонько встать и с первыми лучами восходящего солнца отправиться в путь.
И рвутся вновь отдохнувшие комони, унося неугомонных людей в неведанную даль.
— Если таким удушливым и всё лето будет, ох и тяжко же нам придется, — подскакивая к вожаку, безрадостно заметил Первуша.
— Не хнычь, выдюжим, — резко отрезал Любомир, постоянно посматривая на безоблачное небо, как будто надеясь на появление оттуда какого-то чуда. И, подмигнув ехавшему с ним рядом соотичу, уже более миролюбиво добавил, — не правду ли я говорю, Ядрило?
— Любомир, ты, как всегда, прав. Выдюжить-то мы наверняка выдюжим, тут и разговора быть не может. Да и комони не подведут. Эти ж наши бахмуты уж очень выносливы. Не раз выручали нас во время тяжелых работ, да и холод и жару переносят хорошо. А какие они неприхотливые в еде, об этом и стар и млад знает. — И он, нежно похлопав по шее лошади, потрепал ее гриву. В благодарность конь, задрав голову, ответил громким фырканьем, и понеслось по степи раскатистое ржание лошадей.
Отвлекшись, мужики и не заметили, как к ним на малорослой лошаденке, но с каким-то необыкновенно толстым хвостом молодцевато подскакал Микула. Услышав его звонкий голос, все как по команде повернули головы в его сторону.
— Я тута краем уха уловил, о чем вы гутарите. Про комоней я еще прежде всё узрел. Ну там, дома, — махнув в сторону заходящего солнца, по-взрослому, с важностью бывалого человека пояснил Микулка, — даже сам наблюдал, как они ели листья, ветки и кору деревьев и как копытами выкапывали и вырывали корни трав аж из-под снега.
— Что верно, то верно, — кивнув в знак согласия, вновь заговорил Первуша, — наши-то женщины наравне с нами всё выдержат, да и дети, что постарше, тоже, но на повозках же едут еще и маленькие детки, ну совсем крохи. А о ту пору еще с охотой стало хуже. Дотоле хоть в прибрежных зарослях можно было поохотиться и на серых гусей, и на уток, а в степи на антилоп и сайгаков, да и другая живность водилась. А как жара установилась, будто все куда-то пропали, даже волки и лисы исчезли.
— Думаю, что на первом же привале сход соберем и всё порешаем. У меня даже мыслишка есть, как выйти из этого положения, — и он, опустив голову, горестно вздохнул. — Видно, придется пустить часть скота на забой. Мы же его для этого и гоним с собой, чтобы в крайнем случае забить его и им в дороге питаться, — и Любомир, окинув взглядом окружение, добавил, — я думаю, вы поддержите меня.
— Поддержим, поддержим! — дружно прокричали мужики. И, пришпорив лошадей, пустились рысью, каждый к своей повозке.
К полудню, когда яркое солнце, достигнув зенита, стало нещадно палить, обоз медленно подошел к небольшой речке. Изможденные от невыносимой жары ребятишки, не дожидаясь команды, соскочили с повозок и стремглав бросились в прохладную водную пучину, разметая брызги в разные стороны. И лишь после того, как зычный голос Любомира известил о привале, следом и взрослые, подгоняя скот, устремились к реке. Выскочив на берег, Микулка, визжа от неожиданно нахлынувшего восторга, резво вскочил на свою лошадь, медленно направляя ее к водопою. И вскоре весь берег реки был заполнен и людьми, и домашними животными. Заводя комоней на мелководье, конники приступили к их мытью, тщательно растирая лошадей жгутами из травы. Помыв своих подопечных, затем и сами начали резвиться, плескаясь в прогретой солнечными лучами воде. А потом, держась за гривы бахмутов, вместе с ними пустились вплавь.
Наполненные энергией от купания и восстановив утраченные силы, люди снова были готовы к новым испытаниям.
— Любомир, смотри, смотри! — неожиданно вскрикнул Микула. — Это что там за движущиеся точки?
— Где?! — недоуменно спросил вожак.
— Не видишь, что ль? Во-о-он там! — И глазастый мальчишка, всматриваясь вдаль, махнул рукой в сторону горизонта.
Любомир, закрыв глаза от ярких солнечных лучей, приложил ладонь ко лбу. А тем временем точки, всё увеличиваясь, стали принимать очертания скачущих всадников. И вот уже послышался топот копыт.
— Этого нам только не хватало! — отрывисто и с нескрываемой тревогой бросил Первуша.
— И всего-то с дюжину всадников. … И откуда они здесь появились, чертовы басурмане?! — сверкнув глазищами, моментом среагировал Любомир. И, крутнувшись на одном месте, крикнул: — Повозки в круг! А всем мужикам с вилами, копьями и луками встать впереди своих телег!
События развивались с быстротою молнии. Едва беженцы успели приготовиться к встрече непрошенных гостей, как половцы, подскакав, стали, как коршуны, кружить вокруг каравана. Описывая круги, они какое-то время держались на расстоянии, что не позволяло лучникам вести прицельный обстрел. Но со временем всадники, не заметив какой-то явно выраженной агрессии со стороны русичей, осмелели и, размахивая для устрашения саблями, приблизились почти вплотную, мечась вдоль лагеря. Этого только и ждали притаившиеся за телегами мужики. Выждав удачный момент, они выскочили из своих засад. И засвистели стрелы с крупными плоскими наконечниками, и полетели копья, поражая ворогов. Одним залпом были поражены полдюжины воинов-кипчаков. И, заржав, врассыпную кинулись лошади, теряя своих хозяев. А оставшиеся наездники, не ожидавшие такого отпора, рванули наутек. От радости одержанной победы люди стали выскакивать из укрытий. Ликуя, они и не заметили, как от убегающих половцев отделились двое всадников. Свесившись почти до самой земли, они на полном ходу подхватывают двух крайних женщин и, развернувшись, стремительно поскакали в степь.
— Это же Даринка и Смеяна! — сверкнув глазами, неистово заорал Первуша.
— По коням! — призывно гаркнул Любомир, резво вскакивая в седло. И специально обученные молодцы, бросаются в погоню вслед за своим предводителем. — А ты, Ядрило, из оставшихся ребят на всякий случай организуй охрану, — уже на ходу успевает крикнуть он.
Хорошо отдохнувшие комони, сразу же взяв с места в карьер, понеслись во весь опор. И вот уже замаячили спины кипчаков. Видимо, желая налегке уйти от преследования, в последний момент они со всей силой сталкивают на землю теперь уже лишнюю для них ношу.
— Первуша, заходи слева, — кричит Любомир. И отряд, разделившись на две части, окружает похитителей. Загнанные в западню, совсем еще юные половецкие всадники, затравленно озираясь, в бессильной ярости бросаются в неравный поединок.
— Берегись! — кричит Первуша, видя, как безусый кипчак намеревается метнуть копье в спину Любомира, схватившего мертвой хваткой второго ворога.
— Ах ты, гад эдакий! — с перекошенным от ярости лицом, орет Ждан и на полном скаку пронзает копьем супротивника. В тот самый момент, когда казалось, что схватка выиграна, из-за пригорка показались еще четыре всадника.
— Как же им, иродам, бабы наши нравятся! — в сердцах выругался Первуша и первым рванул наперерез стремительно приближающимся всадникам. А навстречу ему уже бежали Смеяна и Дарина. И когда оставалось не более ста шагов, засвистели стрелы.
— Ложись, — лишь успевает крикнуть Первуша, как, просвистев, вражеская стрела вонзается ему в горло. Захрипев, он медленно начал сначала опрокидываться на круп лошади, а затем, еще какое-то время удерживаемый стременами, и вовсе повис вдоль ее тела. Увидев, что им не одолеть превосходящих их русичей, половцы, развернув своих скакунов, бросились наутек.
— Неужто упустим, — прохрипел Добрыня, бросая враз потяжелевший взгляд в сторону удаляющихся кипчаков.
— Ни за что! — пришпорив своего голубого бахмута, отрывисто рявкнул Любомир. И отряд, не дожидаясь дополнительной команды, ринулся за своим предводителем. Уже за балкой они догнали их, и с ходу набросившись на беглецов, обрушили весь накопившийся гнев на заклятых врагов, рубя саблями, добытыми в предыдущем бою, головы ненавистных супостатов.
А в это самое время, истекая кровью, на руках Смеяны умирал Первуша.
— Свет очей моих, — твердя одно и то ж, безутешно причитала обезумевшая девица, — сокол ты мой ясный, на кого ж ты покидаешь меня.
— Отходит, — остекленело уставившись на брата, отрешенно, как будто сама с собой, через силу выдавила Дарина. Громкий последний вдох, а затем еле слышный хрипящий выдох, и, вытянувшись, он замирает. Закрыв ладонью его глаза, в исступлении сестра падает брату на грудь. И заголосили бабы, и протяжно заржали комони, разнося по степи скорбные звуки о постигшем горе.
А поодаль, сверкая черными раскосыми глазищами, лежал связанный по рукам и ногам совсем еще молоденький, единственный взятый в полон кипчак.
— А с этим что будем делать? — враждебно прошипел Добрыня, метая из-под светлых бровей злобные молнии на поверженного противника.
— С собой возьмем, пусть почувствует, как быть рабом, — убежденно и твердо произнес вожак, — а сейчас пускай могилу руками копает.
Глава 3. Тенгиз
К середине лета обоз беженцев подошел к пойме неизвестной реки. Пологие холмы по берегам рек да дубовые леса с ландышевыми дубравами, дышащие легкой прохладой, постепенно сменили знойную степь с ее палящим солнцем и обжигающим летним суховеем. Свежий аромат леса, трав и листвы в одночасье погрузил людей в состояние покоя.
— Это, кажется, река Яик, — охватывая взглядом буйную зелень лесов и высокотравных лугов и долго всматриваясь в незнакомые места, рассуждал Любомир, — а если это так, то мы следуем в правильном направлении, указанном моим отцом. — И, привстав в стременах, он еще раз окинул взором пойму реки. — Ну что, Ядрило? Надо бы оповестить люд о привале. Отдохнем в тени дубрав, помоем комоней, поохотимся. А завтра на свежую голову и подумаем, каким путем двигаться дальше. И вот что еще, скажи Путиле, чтобы привел он ко мне плененного басурманина, говорить с ним буду.
Расположились неподалеку от реки на солнечной луговой поляне в окружении черемуховых кустов. А уже немного погодя затрещали костры, и забурлила вода в котлах, и повеяло запахом вареного вкусного мяса. И дым, расстилаясь по ложбинам, повис над рекой.
— Тенгиз, как тебе у нас? — с ходу спросил Любомир у только что приведенного кипчака.
— Как может быть в плену? — не опуская пронзительного взгляда, буркнул пленник.
— Чой-то ты чересчур осмелел, как я погляжу, — грозно сверкнув глазами, вспыхнул вожак.
— Давай-ка мы ему врежем для острастки, чтобы неповадно было, — подскочив, прогремел Путила.
— Не мешало бы, — поддержал друга рядом стоящий Калина.
— Чуток погодь, успеется еще, — враз урезонил друзей Любомир. И, укоризненно посмотрев на них, уже более миролюбиво прибавил, — вы лучше развяжите его.
— Вот это другое дело, — растирая запястье, процедил сквозь зубы Тенгиз, — теперя и поговорить можно.
И, ухмыльнувшись, в ожидании устремил взор своих огромных раскосых глаз на предводителя русичей. Высокий, стройный, атлетически сложенный, с правильными чертами лица и вьющимися белокурыми волосами — он был прекрасен в этот миг.
«Красивый, чертяга, не одну нашу бабу с ума свести сможет», — мелькнуло в голове у Любомира. И, встряхнув головой, как от наваждения, спросил:
— Откуда, басурманин, язык-то наш знаешь?
— Да у меня ж матушка-то русская, — незамедлительно последовал ответ.
— А отец?
— Он из знатного кипчакского рода, — и, потупив взор, задумался. Но через мгновение, вновь устремив свой ясный взгляд на Любомира, заговорил, — во время одного из походов в русском селении он и увидел Елену Прекрасную. Они полюбили друг друга, она и согласилась с ним уйти.
— И ты по примеру отца тоже решил похитить русскую девицу? — стрельнув глазами в сторону иноверца, вопрошал Любомир. Не ожидая такой явной подковырки в свой адрес, юноша, задрожав от возмущения всем телом, горячо выпалил:
— Да не похищал мой отец маму! Как ты понять этого не можешь! — и, помолчав, уже более спокойно продолжил, — она просто влюбилась в него, поэтому и решила бежать вместе с ним.
Тяжело дыша, он снова замолчал. Но вдруг резко встал и, задыхаясь от негодования, прохрипел:
— И я не хотел никого похищать! И русича твоего не убивал. Да ты и сам об этом не хуже меня ведаешь.
— Откуда тебе, басурману, знать, что я ведаю, а что не ведаю?
— Зарядил, как попугай, басурман, басурман! Да никакой я не басурманин! — вновь возмутился Тенгиз. — Ты же не знаешь, что у моего отца мать тоже была из русичей? Так что куда не крути, а выходит, что у меня крови-то больше славянской, нежели кипчакской. Да и матушка мне наказывала: сынок, никогда не смей лишать жизни своих родичей.
— И что, не лишал? — вскинув бровь, удивленно воскликнул Любомир. — Это же невозможно! Ты же воин!
— Не поверишь, но до сих пор как-то удавалось избежать этого смертельного греха. Может потому, что всё больше отправляли в дозоры, а вот поучаствовать в боях как-то не довелось.
— Что-то ты мудришь. Ходить в дозоры тоже опасное дело: могут и выследить, и уничтожить могут. Даже вот мы, крестьяне, смогли же не только защитить себя, но и дать вам отпор. А в живых-то остался лишь ты один.
— Значит, материнское благословение действует, — уже более спокойно и примирительно проговорил Тенгиз.
— Ну да ладно, бог с тобой. Ты лучше поведай, часто ли вам, нехристям, приходится бывать в этих местах.
— Опять заладил. И никакой я ни нехристь, а такой же крещеный, как и ты.
— Это как же? — пробормотал пораженный Любомир.
— Да, матушка моя втихаря меня окрестила. — И Тенгиз, распахнув ворот косоворотки, показал нательный медный крестик на простом черном шнурке. На какое-то время наступила ошеломляющая тишина.
— Ну, что пораскрывали рты? Невидаль какая. Выходит, не все кипчаки безбожники, — прервав молчание, прикрикнул главарь. И, обведя беглым взглядом сородичей, вновь остановил свой взор на пленнике, — а ты что умолк? Продолжай.
— А что рассказывать-то? Все земли, что находятся между реками Итилем и Яиком, контролируются куманами. Так что в этих местах нужно быть поосторожнее, так как здесь часто кочуют волжские и яицкие половцы вплоть до бурной и мутной реки Иртыш, что за Каменным поясом.
— А сам-то ты знаком с оной местностью? — не отрывая острого взгляда от Тенгиза, спросил Любомир.
— Да, бывал и не раз. Единожды даже до реки Иртыш пришлось хаживать.
— А ведаешь, как лучше добраться до сей самой реки?
Тенгиз, опустив голову, призадумался.
— Вдоль реки Яик следовало бы держаться, — поразмыслив, через некоторое время уверенно ответил он.
— Хорошо, — немного помолчав в раздумье, согласился Любомир, — думаю, послезавтра и тронемся в путь-дорожку. А вот ты и пособишь нам в этом деле.
И, повернувшись к Калине и Путиле, как бы невзначай обронил:
— А этого больше не связывать. Я тут покумекал и решил, что он больше принесет нам пользы, если свободным будет.
— А если драпанет к своим? — недовольно шмыгнув носом, возмутился Калина.
— Да куда он удерет-то? Что, не видите, как он глаз на Смеяну положил? Да и она неравнодушно постреливает озорными глазками в его сторону. — И Любомир, усмехнувшись, остановил свой лукавый взгляд на мгновенно покрасневшем парне. — Правильно, я говорю, Тенгиз?
— Что верно, то верно. Видать, от судьбы никуда не убежишь. Да и прикипел я к вам всей душой. Так что до конца пойду.
И, встряхнув буйной головой, обвел славян преданным взглядом.
— Ну что, братцы, поверим супостату?! — поднявшись, зычно обратился предводитель к соплеменникам.
— Проверить бы надо, — зашумели со всех сторон.
— Вот в походе и проверим, — решительно и уверенно бросил в толпу вожак. — Половцы, конечно, коварный народец, но все мы знаем, что у них есть и врожденная честность, и верность хозяину.
Услышав последние слова, Тенгиз, с благодарностью глянув на Любомира вмиг просветлевшими глазами, что-то очень тихо прошептал.
— А ты можешь погромче, а то бубнишь себе под нос, что ничего не слышно, — наклонившись, прогремел Путила.
— Да отстань ты от него, — вступился Любомир, — не видишь, человек от радости дар речи потерял. Пусть немного успокоится, а потом, если захочет, всё сам и скажет.
— Он дите малое, что ли? — не унимался Путила. — Мы ему, почитай, жизнь даруем, а он, цаца такая, даже разговаривать с нами толком не хочет.
— Истину глаголет Путила, — вновь завозмущались мужики.
— Что расселся-то?! Давай-ка, живехонько вскакивай! И кланяйся, кланяйся народу, пока не разорвали тебя в клочья, — подталкивая в спину кипчака, полушепотом проговорил Любомир. Тенгиз, признательно посмотрев на вожака, быстро встал и, поклонившись люду в пояс, заговорил:
— Простите меня, люди добрые, коль кого обидел. Никак не желал я этого. Вовек доброты вашей не забуду. И пока жив, верой и правдой служить буду русскому народу. — И он еще раз поклонился до самой матушки-земли.
— Вот это совсем другое дело, — одобрительно загудела толпа.
— А теперь сказывай, чем можно в этих дивных краях поживиться. А то скоро совсем есть нечего будет. Наши-то запасы почти полностью оскудели. Да и оставшуюся скотину пускать на убой, ох как дюжа не хочется, да и молодняк для приплоду оставить надобедь, — больше обращаясь к предводителю, чем к кипчаку, рассудительно провещал Ядрило.
— С интересом внимаем тебе, Тенгиз. Видишь, как людям не терпится узнать, на кого же здесь можно поохотиться, — наклонив голову набок, будто нехотя обронил вожак.
Тенгиз, подперев кулаком подбородок, призадумался, не замечая десятки глаз, устремленных на него. И в этой вновь наступившей тишине, лишь изредка нарушаемой голосами птиц, люди, изможденные и обессиленные длинными переходами, жаждали услышать только хорошую весть. Наконец, встав лицом к народу, заговорил:
— Брати, слушайте меня! Это я говорю, ваш брат по духу и по крови. Что вы вот сейчас видите перед собой?
— Лепота неописуемая! — раздался восторженный голос из толпы.
— Да, верно. Но это не только красивые, но и очень богатые места. Не зря же половцы, вытеснив печенегов из кипчакской степи, устремили свой взор именно сюда — в сторону Каменного пояса и дальше вплоть до Иртыша. Всякий раз, когда нам приходилось бывать здесь, мы никогда отсюда пустыми не уходили. А почему? Да потому, что урочища поймы этой реки облюбовали косули, лоси, кабаны и даже медведи. Здесь нашли свое приволье и норка, и бобр, и выхухоль, тут же гнездятся гуси, утки и многие другие птицы, а дубравы богаты ягодами и грибами. Ижно завтра будет, где разгуляться, всем работы хватит. И тогда, пополнив свои съестные запасы, можно будет смело отправляться дальше, а по ходу пути пополнять охотой закрома.
— Так зачем же тогда отсюда куда-то срываться, если здесь так привольно и хорошо? — расширив глаза, неожиданно выкрикнул Путила.
— А затем, что небезопасно здесь. Чем вы слушали-то? — удивленно отрезал вожак. — Вам же ясно было говорено, что все земли от Дуная до Иртыша захватили половцы. А как вы знаете, это кочевой народ, и они будут стремиться заселить свою территорию.
— И эти просторы они уже и назвали по-своему: Дешт-и-Кипчак, — уверенно добавил Тенгиз.
— Днесь-то слышите. Вы что, хотите снова терпеть их издевательства, как это было на Дону? Тогда ж зачем надо было бежать от этих извергов? Сейчас-то понимаете, что не дадут они нам покоя!
— Понимаем, понимаем! — послышалось со всех сторон.
— То-то, — кратко изрек предводитель, успокаивая взволновавшуюся толпу поднятием руки.
— Ты уж, Любомир, прости нас за нашу темноту, — тихо промолвил за всех Ядрило.
— Очень вкусно. Первый раз мясо кабана ем — причмокивал от удовольствия Ядрило, вытирая рукавом рубахи жир, медленно стекающий по его окладистой бороде.
— Да уж, знатная была охота, — погрузившись в свои мысли, невпопад поддакнул ему Любомир. И окинув взглядом мужиков, усердно жующих мясо, впервые за последние дни рассмеялся, да так весело, да так громко, что все в недоумении обратили взоры на своего вожака. А Дарина, проходя мимо и услышав смех мужа, исходящий из глубины его широкой души, приостановилась и радостно улыбнулась. Не улавливая происходящего, люди какое-то время непонимающе смотрели на Любомира. Но его заразительный смех, вначале вызвавший такое замешательство, вдруг заставляет всех расплыться в улыбке. И вот уже раскатистый гогот, покатился по дубраве, пугая пернатых птиц.
Глава 4. А за Каменным поясом — Сибэр
И вновь потащился обоз, теперь уже вдоль берега реки, то песчаного, то вдруг крутого, да мимо высокоствольных тополей. Иногда приходилось преодолевать низины, овраги и протоки, заросшие непролазными кустарниковыми чащами, где часто встречались и ландыши, и ежевика, и вязовники. Возникающие плесово-чистоводные озера, раскинувшиеся гирляндами в долине реки, поражали своей неописуемой красотой и великолепием.
Неожиданно Яик, резко повернув направо, уперся в отроги Каменного пояса. Бурля и пенясь, воды пускаются в свой стремительный бег среди высоких зубчатых скал, приобретая вид горной реки.
— Вот здесь бы лучше по мелководью перебраться на противоположный берег, а там уже можно и в сторону восходящего солнца следовать, — потягиваясь навстречу первым солнечным лучам, как-то поутру посоветовал Тенгиз Любомиру.
— Хорошо, — согласился предводитель, сосредоточенно вглядываясь в цепь хребтов, громоздящихся над руслом реки.
И вот уже позади скалистые горы, которые постепенно стали сменять невероятные по своей красоте холмы, плавно переходящие в лесостепные просторы.
— А здесь-то, за Камнем, совсем другая земля! — воскликнул Любомир, с интересом разглядывая с головокружительной возвышенности раскинувшиеся как на ладони незнакомые бескрайние просторы.
— Да это другая земля, но очень красивая земля, — подтвердил Тенгиз, неотступно следовавший за предводителем, — и наши предки-тюрки прозвали ее Сибэр. И немного помолчав, интригующе дополнил, — но это совсем другой мир — божий мир! Здесь много лесов, озер, больших рек и непроходимых болот. А зимой бывает такая стужа, аж жуть! Зато лето шибко жаркое, но дюже короткое. Так что, Любомир, поспешать бы надо, чтобы успеть до наступления заморозков.
— Да я и сам об этом подумахиваю, — и он, как-то сразу резко выпрямившись, озабоченно прибавил, — землянки бы успеть вырыть, чтоб за зиму-то не сгинуть в этих краях!
Пройдя живописное холмогорье, русичи вступили на ранее неведомую для них территорию. Всё здесь было для них ново, непохоже на то, что они привыкли видеть раньше. На смену донским и волжским черноземным степям, пересеченными глубокими оврагами, пришла равнина со своими лесами и луговыми разнотравными степями.
— Какая-то она, земля эта тутошняя, уж чересчур плоская, не то что наша степь-матушка, — негромко заметил Ядрило, пристально оглядывая представшую перед ними местность. Глянув на своего помощника, Любомир хотел что-то сказать, но, видимо, передумав в самый последний момент, одобрительно махнул рукой.
Не углубляясь на север, они выбрали более удобный южный безлесный маршрут, лишь иногда встречая на своем пути дивные островки березовых перелесков.
— Глянь, глянь, сколько зайцев-то! — вдруг азартно вскрикнул Микула, привлекая внимание взрослых.
— Невидаль-то какая, — бурчит Путила. Но сам всё-таки с нескрываемым любопытством поворачивается в сторону околка.
— Это, видимо, зайчиха, услышав какой-то шум, уводит своих зайчат подальше от опасности, — развернувшись в седле, спокойно и рассудительно поясняет Ядрило. И действительно, через некоторое время на опушке появляется огромный лось в сопровождении двух лосят. Затаив дыхание, люди устремляют взгляды на прекрасных диких животных. Горделиво глянув на людей, лоси, как ни в чем не бывало, потрусили в своем направлении. А обоз, минуя березовый околок, под пение жаворонков продолжил движение.
Стояло сухое и жаркое лето. На ровной степной поверхности колыхались травянистые сизые волны. Солнце палило так, что от знойного ветерка и невыносимой жары спасали только часто встречающиеся небольшие речушки и старицы. Похожие на блюдца, стали появляться и низины, заполненные водой, образуя многочисленные озера. Березовые колки стали чередоваться с осиновыми и тополевыми рощами. А вокруг, куда ни глянь, трава да ковыль.
— Чуешь, как свежестью повеяло, — как бы невзначай замечает Любомир, озирая прозорливым взглядом до сих пор неведанное ему пространство.
— Видно, скоро большая река, — вторит ему Тенгиз, вдыхая полной грудью воздух, насыщенный неповторимым запахом разнотравья.
Во второй половине дня неожиданно поднимается порывистый северный ветер, и в мгновение ока всё небо заволакивает тучами. И на землю как из ведра обрушивается ливень. Но в скором времени облака понемногу рассеялись, и снова выглянуло солнце. А где-то далеко-далеко над горизонтом сквозь грозовые тучи начинает пробиваться едва заметная радуга.
Русичи вышли к реке как раз в тот момент, когда разноцветная радуга, это диво дивное, пронзив весь небосклон и украсив небо дельты большой реки, предстала их взору.
— Любомир, глянь какой чудный лес стоит на том берегу, я такого еще отродясь не видывал, — с придыханием вырвалось у Микулки.
Кто-то разинув рот, а кто-то застыв в изумлении, не отрывая глаз, созерцал это сказочное чудо природы, вдруг возникшее перед ними. Сосновый бор, возвышаясь сплошной стеной над рекой, тянулся вдоль берега крутого песчаного яра, скрываясь за поворотом. А напротив березовые и ивовые рощи, соседствуя со стройными соснами, украшали пойму реки. В русле извилистой реки приютился живописный островок, омываемый протоками.
— Хорошее место! — прищелкнув языком, воскликнул Ядрило. — Ты только посмотри, какие здесь заливные луга! Будет где нашим комоням разгуляться.
— Да уж, знатные выкосы, как будто назад на Дон вернулись, — просияв, радостно откликнулся Любомир. И долго еще просветленная улыбка не сходила с его лица.
Три дня обследовали русичи пойму Иртыша, выбирая место для будущего селища.
— Весной вся эта пойма была затоплена и все ивы стояли в воде, — как бы случайно заметил Тенгиз, — но зато трава-то какая сочная вымахала.
— Верно говоришь. Одолевати вода оное место. Вот поэтому-то и строиться будем во-о-н там. — И Любомир взмахом руки указал на взгорье, окруженное белоствольными березами и речкой, впадающей в Иртыш.
— Пригодно, пригодно для жизни оное урочище! — дружно прокричали русичи.
— В таком разе здесь и остановимся, — после некоторого раздумья предложил предводитель.
Долго не стихали возбужденные голоса над Прииртышьем. И только после продолжительного и обстоятельного обсуждения сход в конечном итоге порешил: быть на этом месте новому поселению. Когда же начали опускаться вечерние сумерки, все стали потихоньку расходиться. А в это же самое время на водной глади, как в зеркале, точно по волшебству появились первые отражения северных звезд ночного неба.
А уже на следующий день застучали топоры на облюбованном солнечном склоне у берега реки. И как же здесь пригодился этот главный инструмент, с которым мужик не расставался почти никогда! Расчищая ровную песчаную площадку от мелколесья, угрюмые на вид люди, видно соскучившись по обыденному труду, как-то враз повесели. А вечером из собранного в огромные кучи хвороста развели костры. И усевшись вокруг них, тихо вели неторопливую беседу про будущее житье-бытье и пели заунывные песни.
День с каждым новым днем становился всё короче и короче, а ночи всё длиннее и длиннее.
— Ишь, как прохладно становится. Не за горами и первые заморозки. Поспешать бы надо, — озабоченно приговаривал Любомир, беспрестанно поглядывая на вечернее осеннее небо, по которому медленно плыли тяжелые облака.
— Не переживай ты уж так. Вовремя справимся. Вишь, сколько землянок ужо выкопали, — поглаживая бороду, подбадривающе успокаивал Ядрило.
— Так-то оно так. Но меня совсем другое волнует: как мы в этих-то самых землянках перезимуем. Ведь совсем неведомо нам, какая зима нас ожидает.
— Но уж точно не как на Дону, — понурив голову, вступил в разговор Тенгиз, — лютая будет зимушка-то.
— Да слыхивал я ране про это, вот поэтому-то и думаю, как бы получше утеплить наши временные жилища.
— Обижаешь. Куда уж лучше утеплять-то? — напыжившись, с обидой буркнул Добрыня. И, словно ища поддержки, зыркнул по лицам товарищей.
— По мне и в землянках жить можно. Самое главное, что в них тепло постоянно сохраняется и в трескучие морозы, и в невыносимую жару. Да и убежище хорошее от ворогов, от голодных зверей, от пожаров и сильных ветров, — благосклонно улыбнувшись, поддержал молодого соплеменника более опытный Ядрило.
— Однако ты одно упустил, это близость подземных вод, которые опасны затоплением этого жилища, — прямо посмотрев в глаза своему помощнику, уважительно ответил Любомир.
— Но мы же не собираемся вечно жить в землянках, — удивленно вскинув бровь, проронил ответ Ядрило.
— Любомир, ты же сам на сходе говорил: нам бы только перезимовать, а уже весной начнем избы строить! — хором зашумели переселенцы, перебивая друг друга.
— Я и не отказываюсь от своих слов. Да и сход так решил, а это закон. Значит, так и будем делать, — подняв руку, громко возвестил староста.
— Тогда поясни, чего ты добиваешься от нас? — приподнявшись, вновь обратился Ядрило. И в этой повисшей в вечерней мгле тишине поднялся Любомир во весь свой немалый рост и, освещенный пламенем костра, заговорил:
— Брати, на нашу долю выпало не одно испытание, которые мы мужественно преодолели. И вот мы здесь, в этом прекрасном северном крае, не для того чтобы тут зазря сгинуть, а затем, чтоб пережить эту неизвестную для нас суровую зиму и всё сделать, дабы продолжить наш род, как завещали наши предки.
Окинув ясным взором своих соплеменников, он замолк. Но буквально через мгновение, нахмурив лоб, гневно продолжил:
— Вчерась я посмотрел несколько, как мне поведали, уже готовых землянок. Ну это, брати, ни в какие ворота не годится! Что, сами хотите в знойную стужу замерзнуть и других за собой увести? Не пойдет так! Не позволю! Посему начатые жилища надо переделать, а новые строить так, как я сейчас повелю, — и, громко кашлянув в кулак, уже более невозмутимо и обстоятельно изложил. — Для начала следует вырыть яму на глубину чуть-чуть ниже человеческого роста. Стены будем укреплять бревнами. Крышу покроем тёсом, а затем толстым слоем соломы и земли. Видели, сколько здесь растет высокоствольных сосен? Вот их-то и пустим для утепления наших землянок. Снаружи стены присыплем землей. А опосля наши женщины обмажут глиной пол, посредине которого обязательно должен быть установлен очаг.
Понурив головы, сидели мужики и молчали, не смея поднять глаза на вожака.
— Ну что приуныли-то, всё еще поправимо, да и время у нас еще есть.
Услышав последние слова предводителя, люди понемногу оживились.
— Ты уж шибко не серчай на нас, Любомир. По неопытности это у нас. А на зорьке и зачнем всё исправлять, — оправдываясь, посетовал за всех Ждан. И уже, обращаясь к соплеменникам, с досадой вскрикнул, — не правда ли, земляки?!
— Истина твоя, Любомир! Да и Ждан правду говорит! — на разные голоса и вразнобой покатилось со всех сторон. Когда же все понемногу успокоились, вновь зазвучал уверенный голос вожака:
— Вот что еще я хочу сказать вам, други мои. Все знания и опыт, которые мы получили от своих родичей, нам никак нельзя забывать. Теперь уж никто за нас не сделает ни топоры, ни ножи, ни луки и стрелы, ни другие инструменты. Так что придется самим всё делать, налаживать ремёсла, и кузнечное, и гончарное, и ткацкое, да и иные нужные ремёсла. Каждому треба освоить какое-нибудь мастерство, — и, найдя взглядом Ядрилу, тихо прибавил, — как закончим с землянками, собери-ка всех мастеровых людей. Будем решать, какими ремеслами и промыслами мы можем заняться.
Ядрило, не опуская глаз с молодого предводителя, молча кивнул головой, подумав про себя, как же им всем, молодому и неопытному племени, повезло с этим умным и рассудительным вожаком. И неизвестно, что стало бы с ними в этом опасном и изнурительном походе, окажись на месте Любомира другой человек.
С появлением первых заморозков разом повалил дым через двери землянок. И как-то сразу в жилищах повеяло теплом.
Многое постепенно начало перестраиваться в жизни пришлых людей. А тут вдобавок с приходом осени стала часто меняться и погода. То с утра дождь зарядит, а то вдруг холодный ветер внезапно тучи разгонит и выглянет солнце, играя и радуя искрометными лучами своих новых жителей. Но и темнеть стало рано. И в это самое сумеречное вечернее время собрались люди в центре поселения у большого костра, чтобы опять сообща порешать важные дела.
— Ну что, Ядрило, есть ли среди нас мастеровые люди? — с таким вопросом встретил Любомир своего помощника.
— Ведь сам же всё знаешь, — лукаво ухмыльнувшись, отозвался Ядрило.
— Знамо дело, знаю, кто чем занимался на Дону. Но не всё и не про всех. Да и молод я был в то время, не до этого мне было. — И он, вспомнив свои беззаботные годы в родительском доме, просветленно улыбнулся. — Да и собирались в дорогу спешно, так что могли что-то и упустить.
— А вот родитель твой, Василько, не упустил. Светлая голова, всё продумал, всё просчитал. Наперед знал, с чем мы столкнемся.
— Да, верно говоришь, Ядрило. Ясный и трезвый ум был у моего батюшки. Да и матушка моя умницей слыла. Как они там? Что с ними? Ничего не ведаю.
— А как твоих родичей звали-то? Повтори! — встрепенувшись, спросил Тенгиз.
— Матушку Ярославой прозывали, а батюшку Василием. Он старостой нашего села был. Все в округе любили и уважали его. Может быть, поэтому-то и называли его ласково Василько. А ты что-то ведаешь про них? — И Любомир, весь напрягшись, с надеждой вонзил свой взгляд в Тенгиза. Полукровок, опустив голову, молчал.
— Да не тяни же ты! — тревожно вскричал Любомир.
— Не захотели они смириться, сопротивление оказали. Вот и убили их кипчаки. Почти всех вырезали. А кто остался жив, того в полон взяли, — с трудом выдохнул Тенгиз.
— А ты-то, про это откуда знаешь? — сжав кулаки, подскочил Любомир.
— Матушка моя сказывала, а ей, видно, отец рассказал, — и он, грустно улыбнувшись, добавил, — вот тогда-то матушка и взяла с меня слово, чтобы я никогда не вставал на пути русичей.
Наступившую тягостную тишину лишь изредка разрывал протяжный вой волков, да огромное черное небо, усеянное мелкими звездами, словно купол, повисло над головами.
Услышав страшную весть, оцепенели люди, упершись застывшими глазами в темноту. И так долго еще сидели молча, погрузившись каждый в свои думы. И только явственный голос предводителя вывел их из тягостных раздумий:
— Не печальтесь, други. Нашим родичам хорошо там, в загробном мире. Они помнят и любят нас. Я чувствую, а порой и слышу, как, наблюдая за нами, они шлют послания. Будто таинственный шепот доносится с небес: трудно вам будет, но мы не оставим вас в беде, мы поможем преодолеть трудности.
— Свят, свят, свят! — испуганно забормотали славяне и, падая ниц и простирая к небу руки, зашептали, — Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, благодарю тебя за милость твою…
Только ближе к полуночи разошлись русичи по своим новым жилищам, так и не приступив к обсуждению животрепещущих вопросов.
— Вишь, как дело-то повернулось, — с каким-то горестным сожалением произнес Любомир, — но зато родичей помянули. Ну что ж, завтра поутру на свежую голову и потолкуем. А сейчас спать пора. Утро вечера мудренее. — И он широким шагом направился к своей молодой жене.
На рассвете зарождающегося дня в который раз сошлись люди на сельской площади, чтобы разрешить, в конце концов, наиглавнейшую задачу: чем же заняться на необжитой и пока не совсем понятной земле и каким ремеслам уделить первостепенное внимание.
— Первым делом кузню бы надо сладить. Дело-то кузнецкое мне сызмальства знакомо. Сначала в подмастерьях у отца хаживал, а последнее время всё больше сам робил, — скупо поведал коренастый мужик с взлохмаченными светло-русыми волосами и пытливым взглядом.
— Знавал я, Бажен, твоего батюшку. Хороший кузнец был. И сынишка у тебя хлопец смышленый, — стараясь не пропустить ни одного слова, выслушал кузнеца Любомир.
— Микулка с малых лет вместе со мной в кузнице пропадал. Так что и помощник у меня тож ужо есть.
— Вот и дельно, — и староста, потирая руки, обратился к сходу. — Чтобы мы сделали без топоров, ножей, кос, без железных наконечников для стрел? Да ничего! Поэтому до наступления зимы надобно срубить первую избу под кузню. Сробим братцы!
— Угу-у-у! — одобрительно зашумел сход.
— Тогда завтра с утреца и приступим, — и, повернувшись к Бажену, добавил, — вот ты и будешь руководить строительством кузницы. И еще: народ мы бережливый, но всё же надо посчитать, сколько привезено топоров, ножей, кос да сох с железным сошником, сколько у нас железных наконечников для стрел и всего того, что сделано из железа. Может, что-то уже и следует пустить на переплавку. Так что по ходу и этим с Микулкой займитесь.
— Любомир, надо бы и о гончарном деле, да и о ткацком ремесле тож не мешало бы потолковать, — подавшись немного вперед, напомнил Ядрило.
— А вот мы сейчас мастеровых и спросим, — и он, остановив свой взор на высоком худощавом мужике, спросил. — Как мне помнится, Бакула, тебе ж с женой Баженой ранее приходилось лепить горшки.
— Всякое бывало, и этим тож, — сухо ответил немногословный Бакула.
— Да я ужо здесь всё прошарила и нашла одно местечко в заводи реки, где как раз и глинка-то нужная имеется, — бойко выпалила жена гончара.
— Вот и добре, — подмигнув Бажене, сказал довольный староста. Зардевшись, ядреная молодка смущенно потупила глаза.
— Конечно, железная посуда для нас удобнее. Она и не бьется, как глиняная, да и в железных котлах сподручнее готовить пищу и на углях в очаге, и на костре. Но делать лепные горшки надобно. В них еда наваристей получается, — и Любомир, улыбнувшись, посмотрел на обращенные на него лица сельчан. — А что касаемо ткачества и рукоделия, этим у нас всегда занимались наши красавицы. И одна из них — это жена нашего славного кузнеца Бажена, мастерица и рукодельница Цветана.
И вышла вперед статная чернобровая молодица, кланяясь всем в пояс.
— Слыхивал я, что сберегла ты в полной сохранности и ткацкий станок, и прялку, и веретено с прясленем.
— И не один станок, аж целых два, да еще в придачу три прялки и несколько веретен, и еще семян льна не забыла прихватить с собой, — горделиво вскинув голову, поведала Цветана.
— Выходит, что нужно уже сейчас подыскивать поле с рыхлой и неглинистой землей, чтобы ранней весной высеять семена.
Цветана, удивленно посмотрев на Любомира, чуть слышно пробормотала:
— И об этом ты знашь?
— Ты что, совсем забыла, что мои родичи выращивали лен? Матушка моя знала в этом толк. А батюшка мне говаривал: хоть лен и неприхотлив, но он любит влагу и должен быть сохранен от сильных ветров.
— И не только лен выращивали на Руси наши родичи, — повернувшись к старосте, торопливо ввернул Ядрило, — надобедь заодно и поле сыскать для посева ржи, гречихи, овса, да и под просо не мешало бы выделить местечко.
— Вот с кузней порешаем, тогда и землицей займемся.
— А что решать-то, ведь уж всё решено. Теперича Бажен пущай сам поспешает. Дык жа так наказывал ты ему, — неодобрительно сверкнув глазами, возмутился Ядрило.
— Так-то оно так, но самое-то главное — это начать. Вот завтра всего лишь один день пособим, а потом Бажен и сам со своими молодцами доведет дело до конца. Я правильно говорю? — и Любомир, повернувшись к Бажену, вопросительно улыбнулся.
— Всё верно, так оно и будет, — ухмыльнувшись в усы, уверенно подтвердил кузнец.
— А вот тогда-то мы и займемся другими делами, которых невпроворот, — и он, тяжело вздохнув, задумался.
— Надо бы подумать, как скотину уберечь от холодов, — прервав мысли старосты, предложил Ядрило. И, немного помолчав, озабоченно посетовал, — но особенно болит у меня душа за комоней. Уж больно хороши наши бахмуты, поберечь бы их надо.
— Я тоже всё время об этом подумахиваю. Есть у меня одно предложение, и он, загадочно окинув пытливым взором сельчан, уверенно произнес. — Хлева и загоны будем строить. Самых же маленьких придется на зимовку с собой в землянки забрать. Не мешало бы и на ведьмедя сходить, пока он не залег в берлогу. Да и лис, и соболей тут полно, да и другого зверья, шкуры которых вполне могут пойти для шитья зимней одежды. А для скота попоны можно сшить. Хотя попоной-то всю лошадь не укутаешь. Покрытое же место может быстро вспотеть, что для комоней не очень-то и хорошо. Да ты, Ядрило, не хуже меня знаешь, что все части тела коня для его же блага должны быть в одинаковых условиях.
— Я согласен с тобой, староста. Ты, как всегда прав, — уважительно глянув на Любомира, согласился Ядрило.
— Добре. Тогда кому как не тебе заняться скотом и комонями. А в помощники тебе определяю Тенгиза. Он в лошадях не худо разбирается, да и охотник хорош.
Просияв, половец молча поклонился.
— Вот ты скажи, Тенгиз. Мы ж привезли с собой лишь железные наконечники стрел. А ты мне что ранее сказывал?
— Что лучше всего применять костяные наконечники с тупым концом. Потому что оглушая и убивая зверя, они не портят его шкурки. На крупного же зверя надежнее идти со стрелами с тяжелыми и острыми наконечниками, — собравшись с мыслями, вдумчиво ответил Тенгиз.
— А ты же не хуже меня знаешь, что после той схватки с кипчаками нам досталось всего несколько стрел с костяными тупыми наконечниками. А это очень мало для нас! — и он, прищурившись лукаво, направил свой вопросительный взор на половца.
— Я знаю, как делать эти наконечники, — не отводя глаз от острого проницательного взгляда предводителя, уверенно ответил Тенгиз.
— Вот и хорошо! — торжествующе воскликнул Любомир. — Смотрите, какой здесь чудный край! А как полны рыбой его озера и реки, а как богата зверями и птицами эта сказочная земля. А сколько ягод, грибов и кедровых шишек в местных лесах. Выходит, есть чем заняться. А уж как весна придет, основательно начнем обживаться. И тогда каждая крестьянская семья возле своего нового жилища начнет выращивать репу, свеклу, редьку, капусту, лук и чеснок. Можно и мак посадить. Помните, как он красив во время цветения? — И вновь улыбка от прошлых воспоминаний озарила лицо молодого вождя пришлых русичей.
Глава 5. Югра — земля угров
Через несколько дней, уладив все дела, отправился Любомир вниз по сибирской реке.
— Пока река не стала, хочу разведать наши северные владения. Заодно и новые стрелы испробуем, — и, улыбнувшись, он испытующе глянул на Тенгиза.
— Ты уж поосторожнее тама, на рожон шибко-то не лезь, а то места здеся дикие, непонятные, — переминаясь с ноги на ногу, напутствовал Ядрило.
— Зазря страху-то не нагоняй. А то вона как испужалась женушка моя ненаглядная, аж трясется вся, как осиновый листочек. Ненадолго я, вернусь скоро. — И, приобняв своего соратника, он по-дружески похлопал его по спине. — Что и говорить, — вздохнул Любомир, — славный был Первуша, верный помощник. Но ты с честью заменил его. Да и люб ты мне, Ядрило. Так что оставайся-ка ты тут командовать за меня. И наказываю: спуску народу не давай, но в то же время будь с ним честен и справедлив.
— Благодарствую за оказанное доверие, — поклонившись в пояс, молвил Ядрило.
— Ну что, ребятушки, досвиданькайтесь, а то пора ужо, — громко провозгласил Любомир, обращаясь к добрым молодцам, отправляющимся вместе с ним.
— До первых поцелуев, сокол мой ясный, — прижавшись к мужу, шептала Дарина.
— До первых поцелуев, душа моя, — троекратно целуя, вторил ей Любомир.
И пока не скрылся плот за поворотом, не переставая, махали жены и невесты своим мужьям и суженым. И вот уже сильное течение, мгновенно подхватив плот, погнало его по извилистому руслу Иртыша. Сначала река была не столь широка. Но с удалением на север она становилась всё полноводнее.
— Ух ты, красотища-то какая! — резко вскинув руку вперед, непрестанно восклицал Путила. Из-за живописного мыса, покрытого густым ярко-зеленым лесом, неожиданно открывалось огромное водное пространство. Все, оцепенев, стали смотреть, не отрывая глаз от невиданной ранее красоты.
— Здесь Иртыш впадает в Обдору, — улучив момент, прерывает Тенгиз затянувшееся молчание.
— Да, большая река! Раза в три, а то и боле, шире Иртыша буде эта самая Обдора, — внимательно всматриваясь вдаль, удовлетворенно замечает Любомир. И, вскинув руку в направлении дивного берега, предложил, — вот здесь и причалим.
Пройдя пенную границу водных потоков двух рек и спустившись ниже устья Иртыша, сразу же оказываются в русле впечатляющей по красоте и простору могучей реки Обдоры.
— А обдорская-то вода темнее, — первым замечает глазастый Добрыня, оглядываясь по сторонам, не забывая при этом усердно орудовать шестом. Вдруг его неожиданный вскрик привлекает внимание.
— Что это ты там опять узрел? — повернувшись на возглас юноши, спокойно спросил Любомир.
— М-ы-ы! — потеряв дар речи, мычит Добрыня, вперив растерянный взгляд в сторону приближающегося высокого берега, вдоль которого навстречу им приближалась лодка.
— Кто это такие? — больше удивленно, чем испуганно, теперь уже взглянув на Тенгиза, обратился к нему вожак.
— Я точно не знаю, но слышал от стариков, что в этих краях проживают северные народы. И еще они сказывали, что с севера сюда по этой большой реке давно уже ходят люди с Новгорода, которые успешно торгуют с этим народом. И если их не беспокоить, то с ними можно и поладить. А это может стать выгодным и для нас.
— А как же мы будем разговаривать с ними, они же, по всей видимости, по-нашенски и вовсе не кумекают? — высунувшись из-за спины своего друга Ждана, недоуменно вопрошал Светлан.
— А если поверить в то, что они ведут торговые дела с новгородцами, значит, они понимают их, тогда почему же нас не смогут понять? — кинув сосредоточенный взгляд на молодых русичей, убедительно рассудил предводитель.
А в это время, пока они неспешно вели беседу, лодка всё ближе и ближе приближалась к плоту. И когда до сближения оставалось не более десяти аршин, необычная на вид лодка резко повернула к берегу.
— Глянь-ка, а они нам машут, — встрепенувшись, бросил всё тот же неугомонный Добрыня.
— По всей видимости, так они предлагают последовать их примеру, — нехотя буркнул Калина.
— А что, братцы, я так разумею, коль приглашают, не стоит отказываться, — обведя быстрым взором соплеменников, предложил Любомир.
— А куда нам деваться-то?! Негоже испытывать судьбу! — склонив голову в знак согласия, пылко отреагировал рассудительный Ждан. И тут же, не дожидаясь команды, русичи начали усиленно работать веслами и шестами, пытаясь развернуть неповоротливое плавучее сооружение.
— Загребай вправо! — кричит Любомир. И плот, встав поперек реки, стал медленно приближаться к берегу. Раздался скрежет, и плавсредсво, ткнувшись в песчаное дно, встало. А по берегу, степенно вышагивая, к ним уже приближались двое низкорослых мужчин. А поодаль, то убегая вперед, то возвращаясь к ним, бежала собака.
— Русы приехали, — хитровато сощурив свои карие глаза, вымолвил один из них. И по его смуглому плоскому лицу с широко выдающимися скулами расплылась добродушная улыбка. Поклонившись в пояс встречным, Любомир на шаг отступил в сторону, давая возможность и остальным последовать его примеру. Низко кланяясь, русичи с нескрываемым интересом стали рассматривать незнакомцев.
— Мы угры, а это река Ас, и всё, что вокруг, — наши земли, — ответив на поклоны кивком головы, провещал мягким, певучим голосом таежный человек.
— Что ты на это скажешь? — мельком пробежав по застывшим лицам своих соплеменников и остановив свой взор на Тенгизе, чуть слышно спросил Любомир.
— Слышал я про этих самых угров. И что Обдору они называют Ас, а себя Ас-ях, «человеком с большой реки», тоже слыхивал. Еще отец мне рассказывал, что ходящие за Камень новгородские торговые люди прозвали этот край Югрой или Югорской землей.
— Во-во, — оживился угр, услышав знакомое слово. И, похлопав в грудь сначала себя, а затем и своего напарника, радостно протараторил. — Ас-ях — Югра и Ас-ях — Пынжа, — и, окинув пристальным взглядом Любомира, по-видимому, безоговорочно приняв его за главного, спросил, — а почему русс, пришел с верховья реки, а не оттуда?
И недоверчиво ухмыльнувшись, указал рукой на север. Все разом невольно повернулись в сторону огромного водного пространства, уходящего далеко к горизонту.
— Красотища-то какая, аж дух захватывает! — не сдержавшись, воскликнул Светлан, привлекая внимание остальных. От невероятной красоты и простора все на время замолкают.
— Они, наверное, нас за новгородцев приняли, — переведя дух, высказал свое предположение Тенгиз.
— Югра и Пынжа, — еще раз поклонившись, уважительно обратился Любомир к уграм. — Да, мы пришли с юга, большая беда привела нас сюда, но пришли мы с миром к вам. Нам полюбился этот суровый край, и, дабы выжить, мы должны понять здешнюю землю, чтоб она радушно приняла нас в свои объятия. А мы в свою очередь будем очень благодарны местному народу и их духам, если они научат и помогут нам жить в этом прекрасном мире.
— Вижу, хорошие вы люди. Вон и собака завиляла хвостом, — искоса наблюдая за поведением пса, уже более доверчиво заметил угр, — и духов наших почитаете, а это, однако, очень даже хорошо. И, немного помолчав, сдержанно добавил, — следуйте за нами. А там видно будет.
И, что-то сказав своему однородцу, резво повернулся и почти вприпрыжку направился к песчаному яру. Пропустив русов, Пынжа замкнул вереницу. И уже вскоре, обогнув обрывистый берег, колона вступила на пологий склон, ведущий к густому хвойному лесу. А еще через некоторое время началась непроходимая тайга. С легкостью преодолевая буреломы, угр всё дальше и дальше уводил русичей от большой реки. И когда уже казалось, что мрачной чаще не будет конца, внезапно лес расступился, и перед путниками открылась живописная долина, по которой, петляя и словно разрезая ее пополам, спокойно текла полноводная река. В середине долины она резко поворачивала назад и, образуя мыс, вновь делала разворот, неся свои воды в большую реку.
— Вот тама мы и живем, — показывая в сторону высокого мыса, восторженно огласил Югра.
Тишиной и молчанием и при полном спокойствии духа встретили угры гостей, но в то же время оказывая Югре особые знаки внимания и уважения.
— По всей видимости, он главный здесь, вроде местного князька у них, — на ходу наклонившись к Любомиру, прошептал Тенгиз. В знак согласия тот, молча кивнув головой, продолжил путь, внимательно рассматривая селище угров.
— Вот тута и будете жить, — остановившись около одной из полуземлянок, важно сообщил Югра, причмокивая толстоватыми губами и прищелкивая языком. И, шустро проскочив земляные ступеньки, юркнул в низкую полуоткрытую дверь. Не задумываясь, за ним последовали и русичи. Их временный кров с расположенными лавками вдоль стен, куда они вначале попали, соединялся переходами с другими полуземлянками, по одному из которых и привел вождь угров своих гостей к первоочагу в центральной части жилища. Помещение было довольно просторным, по нему распространялся смешанный запах вяленой рыбы и свежего мяса.
— Ими, принимай гостей, — сверкнув глазами в сторону жены, прикрикнул Югра гортанным голосом.
— Хорошо, Ики, — прикрыв лицо платком, проговорила женщина, сразу как-то вся сжавшись, будто чувствуя за собой какую-то вину. И, засуетившись, торопливо стала раскладывать мясо по глиняным мискам.
Кивком головы пригласив гостей к очагу, хозяин уселся на свое привычное место, откуда хорошо просматривалось всё окружающее пространство.
— Пох, а ты, что тама стоишь? — обратившись к Пынже, позвал он. — А ну-ка, садись рядом со мной!
«По-видимому, это его сын», — подумал про себя Любомир, только сейчас обратив внимание на сходство двух угров.
И вот уже, уткнувшись в миски, и гости, и хозяева дружно приступили к еде, иногда прихлебывая ягодным отваром. Лишь чавканье да сопенье проголодавшихся мужчин отчетливо раздавалось в наступившей тишине. И только рыжий пес, примостившись у ног хозяина, изредка бросал на людей свой умный собачий взгляд, молча наблюдая за происходящим. Закончив с трапезой, Югра немедля положил пищу в свою миску, поставив ее перед собакой. На какое-то мгновение бросив благодарный взгляд на хозяина, собака торопливо приступила к еде. Не скрывая своего недоумения, смотрели русичи на происходящее.
— Амп — это же бывший человек, а нынешний облик носит как наказание за провинность, — как бы между прочим пояснил Югра. И, таинственно улыбнувшись, продолжил. — Не только человек имеет душу, она есть и у животных, и у деревьев, и у растений. Даже явления природы наделены душой. Вот ты, вождь русов, хорошо говорил о духах. А знаешь ли ты, что духи живут везде, где живет человек, где охотится или занимается рыбной ловлей? И если вы, русы, будете правильно вести себя по отношению к духам, то и они будут оказывать вам помощь в добыче пропитания, дадут вам хорошую жизнь, благополучие и счастье. Духи угров — богатыри древних времен, а наш герой-богатырь — это Матур, урт. А Нум-Турум — это наш всеобщий дух, а его дети — покровители угров.
Не отводя взгляда, молчаливо и вдумчиво слушал Любомир, пытаясь понять каждое слово, произнесенное предводителем угров. И как только тот умолк, сразу же последовал его лаконичный ответ:
— Я понял тебя, мой друг. Чтобы познать новую для нас землю, мы должны будем прислушиваться к вашим советам, а может быть, и вы научитесь кой-чему у нас.
— Это хорошо, даже очень хорошо! Дружба — это хорошо, она поможет нам сплотиться. А доброе отношение к природе даст хорошую жизнь нашим народам. Духи, видя это, будут помогать нам. А мы должны быть ласковы с ними, не должны осквернять их местожительство, должны приносить им подарки, и тогда духи будут добры и милостивы к нам.
— Подходя сегодня к поселению, я обратил внимание на большое количество детей, играющих около реки. И это при том, что селище-то ваше никаким образом не защищено.
— А от кого нам укрепляться-то? Со своими соседями мы стараемся жить мирно. А русаки приходят очень редко. И что им нужно, они получают сполна, — бросив непонимающий взгляд на Любомира, ответил Югра.
— И какой же товар интересен русопятам?
— Много шкурок соболя и бобра идет на обмен, — и, не желая дальше вести разговор на эту щекотливую тему, замолчал мудрый угр, понурив голову. Но вдруг тряхнул головой, будто что-то вспомнив, вновь заговорил. — А детишек у угров на самом деле много. Ты это правильно подметил. Только с Агной у нас двенадцать. А у некоторых и поболе будет. Мы-то со старшим сыном то на реке рыбу ловим, то на охоте в тайге. А по дому жена работает. И детьми больше она занимается, особливо девочками, учит их уму да разуму, и как хозяйство вести, тоже учит. А помогает ей во всем старшая дочь Уенг.
И, весело поблескивая маленькими острыми глазами, впервые за день ласково посмотрел на жену. Вдруг послышался шум, и в жилище, неся осеннюю свежесть, со смехом и визгом ввалилась детвора. Но только увидев незнакомых людей, одновременно замолкают, сбиваясь в угол поближе к матери. Впереди стояла миниатюрная девушка с прямыми каштановыми и распущенными по пояс волосами. Чуть-чуть плоское смуглое лицо украшали карие раскосые глаза и аккуратный, почти прямой нос. Искреннее удивление, смешанное со смущением, сквозило во всем ее облике, а на пухлых полуоткрытых губах играла легкая улыбка.
— А вот и наши детки! — радостно воскликнул Югра. И, поманив пальцем, скомандовал. — Подходите ко мне по одному!
Вытянувшись в цепочку, малыши неуверенно потянулись к отцу. И когда они встали в ряд, сначала мальчики, а за ними и девочки, Югра быстро и безошибочно выговорил их имена: Ванхо, Ахтамак, Салтык, Альвали, Унху и самый маленький Иде — это наши мальчики, Наста, Сура, Лита и малышка Еня, и, наконец, наша старшая дочь Уенг. И довольный сам собой, он разулыбался во весь свой широкий рот.
— А сейчас слушайте, что я вам скажу, дети мои. Никого не бойтесь и другим это передайте. Перед вами русы, наши друзья. Раньше они жили на берегах огромного моря. Но жестокая война заставила их прийти сюда. Вот и решили они поселиться недалеко от нас, в верховьях Иртыша, брата большой реки. Отныне будем вместе рыбу ловить, охотиться и торговать с северными русами. Правильно я говорю, мой друг?
— Верно, так оно и есть, — приветливо улыбнувшись, ответил Любомир.
— А мы ничего и не боимся, — вдруг раздался звонкий голос Уенг. И в сей же миг пламя очага осветило в полумраке ее профиль, ее горящие глаза, явственнее подчеркивая экзотическую красоту девушки. Все разом поворачиваются, любуясь дивным и одухотворенным лицом юного создания.
— Эви, я знаю, что ты очень смелая девочка, — глянув на нее, с гордостью произнес Юрга.
— Если знаешь, тогда почему с собой не берешь на охоту? — с вызовом посмотрев на отца, тотчас отреагировала дочь. — И зачем тогда учил меня обращению с луком и рогатиной?
— А кто ж тогда матери-то будет помогать?
— А на что у нас Наста, Сура и Лита?
— И то верно. Однако уже взрослые дочки-то. Пох, а ты что молчишь? — повернувшись к старшему сыну, спросил отец.
— Не женское дело бегать по тайге за лосем да косулей, но Уенг это точно не касается. Совсем не лежит у нее душа женскую работу выполнять, потому что она и дня не может прожить без леса и реки. Охотник она. И луком, и рогатиной владеет не хуже любого угра. Да и с сетями тож хорошо справляется, — выдвинув вперед подбородок, уверенно ответил Пынжа.
— Коли так, завтра и возьмем ее с собой, — лукаво улыбнувшись, согласился вожак угров. Услышав ответ, ни слова не обронила Уенг, как будто заранее знала решение отца. И лишь таинственная и гордая улыбка пробежала по ее лицу.
Глава 6. Уенг
Осенние дни становились всё короче и короче, поэтому уходили очень рано, когда невидимое солнце, своими первыми лучами коснувшись верхушек высокоствольных сосен, только-только начинало подниматься.
— Снег ожидается, — посмотрев на небо, немногословно обмолвился Югра, — всё оленям полегче станет.
И на самом деле, скоро хлопьями повалил снег. И нарты, нагруженные пушным зверьем, заскользили намного быстрее. А за ними вприпрыжку, напевая мелодичную угорскую песенку, бежала Уенг. А когда на пути попадались поваленные деревья, она, смеясь, с озорной легкостью преодолевала их. И от ее веселого звонкого смеха всем вдруг становилось как-то сразу легче, и усталость куда-то вмиг исчезала.
— Откуда у этой хрупкой девчонки столько силы? — наблюдая за ней, не переставал удивляться Любомир.
— Вот кому-то достанется счастье, — словно поймав мысли вожака, вслух заметил Светлан.
— А может, это ты и будешь, — лихо подмигнув, предположил Любомир.
— У нее, наверное, уже и жених есть, — выдохнул юноша упавшим голосом, — что-то не верится, чтобы у такой девушки и никого не было.
— А ты и спроси.
— Прямо сейчас, что ли? — простодушно отозвался паренек.
— Можешь и сейчас, коль невтерпеж, — рассмеялся Любомир, убыстряя шаг. А Светлан, запрокинув голову, долго еще стоял и чему-то задумчиво улыбался. Но как только уразумев, что лишь ему должно быть ведомо, как надобно поступить завтра, как тут же по телу разлилось невероятное спокойствие. И, высоко подпрыгнув от внезапно нахлынувших чувств, пустился догонять своих.
Несколько дней не решался подойти Светлан к Уенг, всё бросая на нее неравнодушные взгляды. А она, будто бы не замечая их, лишь кокетливо смеялась. Неизвестно, сколько бы продолжалась эта игра, если бы не один случай.
В очередной раз возвращаясь с охоты, собаки, что-то почуяв, вдруг резко метнулись вглубь дремучего леса. А еще через мгновение, грозно рыча, между сосен появился взлохмаченный медведь. Ломясь через буреломы, он шел прямо на людей. И только нападки собак время от времени вынуждали его приседать на задние лапы. С рычанием отбиваясь передними лапами от яростно лающих псов, зверь внезапно прыгнул в сторону, подминая под себя первую попавшую на его пути жертву. Будто вихрь, взвившись высоко вверх, Уенг с силой вонзила рогатину в глаз хищнику. Взвыв, медведь заваливается набок. И в этот момент пущенная Любомиром стрела с тяжелым костяным наконечником, оглушая зверя, добивает его.
— Издох, — почему-то сокрушенно покачал головой Югра, с сожалением глядя на убитого медведя, — поди, только что устроился в берлоге, а тут кто-то его и потревожил.
— Путила, Калина, что рты-то поразевали, а ну-ка живо грузите Светлана на нарты, да будьте осторожны, — прогремел Любомир. И, склонившись над парнем, тихо спросил. — Ну что, братец, как ты?
— Вроде бы цел, — с трудом прохрипел тот.
— Как же так? — опустившись на колени и бережно поддерживая окровавленную голову юноши, бессвязно бормочет Уенг. Светлан, через силу улыбнувшись, пытается приподняться, но, вскрикнув от боли, безвольно падает назад. Девушка, бережными прикосновениями пальцев ощупав тело пострадавшего, вскидывает сияющие глаза.
— Я его вылечу, — шепчут ее губы. — Кто повредил тебя, тот тебя и спасет.
— Что это там твоя дочь бормочет? — непонимающе приподняв брови, спросил Любомир.
— Медведь его вылечит, считает она, — и, горделиво вскинув голову, уважительно посмотрел на дочь. — Великий Кам — священный зверь. И тот, кто питается его мясом, всегда будет здоровым, — продолжил югорский князек, прищелкнув языком для убедительности.
— Надо бы поторопиться, а то скоро темнеть начнет, — внезапно прерывает разговор охотников тревожный голос Уенг. Уложив на узкие сани раненого Светлана, а на другие погрузив медведя, вереница оленей, впряженных в нагруженные охотничьей добычей нарты, вновь пускается в путь. А вскоре олени, подгоняемые голосами возниц и лаем умных собак, ускоряют свой бег.
Ранним осенним утром, когда солнце в двенадцатый раз взошло над Югрой, Светлан открыл глаза и встретился с взглядом распахнутых чистых глаз Уенг. Улыбнувшись счастливой улыбкой, он вновь погрузился в забытье. А в это время девушка, ударив колотушкой в бубен, легкой походкой пошла по ходу солнца, что-то напевая по-шамански. Обойдя девять раз вокруг больного, она с трепетом наклонилась над его бледным лицом. Но, уловив сладостное дыхание юноши, с облегчением вздохнула.
— Ух, какой же ты, однако, проказник! — погрозив пальчиком, озорно рассмеялась она.
— Эви, да я вижу, он почти здоров, — обрадованно, промолвила подошедшая мать.
— Как же это вам удалось вернуть меня с того света? — едва ворочая языком, пробормотал Светлан.
— Это всё она, я тут совсем ни при чем, — тихо проговорила Агна, кивнув в сторону Уенг. Девушка, не скрывая своей радости, благодарно глянув сначала на мать, а потом и на юношу, торжествующе произнесла:
— Я с самого начала была уверена, что подниму тебя на ноги. После омовения ран водой и молоком, выручили обязы с медом, смолой и с лекарственными растениями: лебедой, подорожником и морошкой. И, конечно, очень помог порошок измельченного медвежьего зуба да жир и желчь этого священного животного.
— Уенг не всё договаривает. Дело в том, что это бог неба дал ей такой дар — исцелять людей. Этот дар у нее стал проявляться с детских лет, — и Агна, с почтением посмотрев на дочь, добавила, — Уенг родилась шаманкой.
От неожиданных слов Агны вдруг наступило молчание. И в этой повисшей загадочной тишине никто почти и не заметил, как на пороге жилища появились угры и русичи во главе со своими предводителями.
— Правильно говорит ими. Уенг пришла на Землю не только лечить, но и защищать наш род и его друзей, — вдруг раздался из таинственного полумрака проникновенный голос Югры.
— Выходит, Светлану повезло, что на его пути встретилась именно Уенг, — как-то сразу просветлев от увиденного, тотчас отозвался Любомир.
— Это духи, дети Турума поспособствовали этому, — с достоинством добавил вожак угров.
— Сколько же еще понадобиться времени, чтобы мой брат окреп и встал на ноги? — повернувшись к Уенг, спросил Любомир.
— Как только река покроется льдом, совсем будет здоров ваш русич, — почтительно преклонив голову, высказала свое мнение девушка.
— А я-то надеялся до наступления холодов успеть отплыть до нашего поселения, — уже обращаясь к Югре, с сожалением обронил Любомир.
— По воде, да с грузом, да еще и против течения трудновато будет, а вот когда река встанет, в таком разе совсем другое дело. А мы и нарты дадим, да еще и собак, и оленей в придачу. Тогда-то уж точно быстрехонько доберетесь до своих жилищ, до своих жен и деток.
— Благодарствую! — и поклонившись в пояс, произнес. — Ты, как всегда, прав, мой друг. По зимнику-то попроворнее сможем добраться.
— А когда вскроются реки, глядишь, и русские с севера придут. Ножи, топоры и секиры привезут, — будто и не слыша ответа Любомира, задумчиво обронил Югра.
— Окромя этих железяк что-нибудь еще привозят?
— А вот сам и приезжай, да и поговори с ними. Может быть, у тебя и лучше получится договориться со своими соплеменниками.
— То-то я гляжу, совсем ты не жалуешь северных русичей.
— Сейчас вроде бы всё наладилось, а вот раньше…
— А что раньше-то было? — бросив заинтригованный взгляд на угра, поинтересовался Любомир.
— А всё забирали, а взамен ничего не давали, — сразу как-то сникнув, удрученно ответил вождь угров.
— Понятно. Это, по-видимому, были новгородские сборщики дани и кмети во главе с воеводой.
— Во-во! Так оно и было, — прозвучал удовлетворенный голос Югры, — с торговыми-то людьми мы почти всегда находили общий язык, не то что с этими воинами.
— Хорошо, до прихода купцов что-нибудь да и надумаем. А сейчас пора уже и отдыхать, а то завтра рано вставать. — И, шагнув к Светлану, приобнял его. — А ты, братец мой любезный, быстрей поправляйся да набирайся силушки. Она тебе вскорости ох как снадобится. А ты, красавица, береги нашего молодца. — И, подмигнув зардевшейся девице, направился к двери.
— Уенг, подожди! — кричит он. А она, как будто и не слыша, несется всё дальше и дальше вглубь леса, как будто специально увлекая его за собой. Но в какой-то момент, увидев мелькнувшую среди деревьев девичью фигуру, он рванул наперерез. Упустив его из виду, она резко останавливается, растерянно озираясь по сторонам. Внезапно появившись перед ней, он хватает ее в охапку и, стиснув в объятиях, прислоняет к дереву, покрывая лицо девушки страстными поцелуями.
— Светлан! — томно дыша, шепчет она.
— Уенг, люба моя! — вторят его губы. Снежинки-пушинки, кружась, словно в танце, медленно опускаются на длинные черные ресницы, лаская разрумянившее лицо прелестницы. Улыбаясь, он любуется ее красотой. Слегка отстранившись от него, она задумчиво смотрит сначала на юношу, а затем, запрокинув голову, устремляет свой волнующий взор в манящее своей таинственностью бездонное вечернее небо, усыпанное ярко светящимися звездами.
— О чем вдруг загрустила, краса моя ненаглядная?
Встрепенувшись, она с грустью смотрит на него.
— Скорая разлука тому виной, — через силу выдавила она.
— А мы и не будем разлучаться с тобой, — поймав ее грустный взгляд, с нежностью сказал Светлан.
— Как это? Ты же скоро уезжаешь, — непонимающе глядя на него, выдохнула она.
— Очень просто: я беру тебя в жёны, и ты поедешь со мной.
— А если я отсюда не хочу уезжать?
— А тебя и спрашивать никто не будет. Заплачу калым Югре — и ты моя.
— А ты не подумал, что, может, мой отец желает другого мужа для меня? Я как-то слышала, что он хочет породниться с вашим вожаком.
— С Любомиром, что ли? — ничуть не удивившись, невозмутимо вопросил Светлан.
— Да, именно с ним. Породнившись с ним, наше племя сможет тогда решать многие вопросы.
— Это невозможно, потому что у Любомира есть любимая жена Дарина. И она его тоже безумно любит. Да Югра и так ничего не потеряет, отдав мне тебя в жёны, потому что я двоюродный брат нашего предводителя, наши отцы родные братья. А с твоим отцом мы уже обо всем договорились.
— Когда же это вы успели, я же всё время была с тобой? — всплеснув руками, радостно улыбнулась Уенг.
— А вчерась где была?
— Ловушки проверяла, — подумав, спокойно ответила девушка.
— Вот видишь! А ты еще спрашиваешь, когда.
— А я, как услышала имя Дарина, так сразу же свою маму вспомнила. Красивая она была.
— Почему была? Она и сейчас есть.
— Агна не моя мать. Моя родная матушка из знатного новгородского рода русичей. И звали ее Дариной.
— Вона как! — разинув рот, воскликнул юноша, с удивлением вглядываясь в лицо девушки, как будто увидел его впервые. Но понемногу приходя в себя, отрешенно забормотал. — Почему ж я раньше-то не обратил на это внимание? Ты же внешне почти не походишь на угров.
Не придавая особого значения словам юноши, она, успокаивающе поглаживая его, прошептала:
— Тебе, наверно, будет интересно узнать, как всё это произошло?
— Я не очень любопытный. Но поболе разузнать про свою будущую жену не помешало бы.
— Тогда слушай. Как ты знаешь, в наши края за соболями, горностаями, черными песцами, рыбьими зубами и другими богатствами уже давно повадились новгородские русичи. В один такой приход была среди них и дочь воеводы Всеволода — юная дева невиданной красы Дарина. Девушка была так хороша, что не влюбиться в нее было невозможно. Ее отец, зная это, не отпускал ее от себя ни на шаг. Но молодому вождю угров он почему-то доверял, позволяя дочери ходить с ним на охоту в тайгу. Дарина, как истинная дочь воина, знала многие приемы владения оружием. Это и сблизило молодых людей. Она обучала его воинским навыкам, а он стал посвящать ее в премудрости охоты и ловли рыбы.
Глава 7. Дарина
То лето выдалось очень жарким, поэтому единственным спасением от солнечного пекла являлась прохлада большой реки. Накупавшись вволю в чистой проточной воде после изнурительной работы под лучами знойного солнца, люди обычно скрывались в тени огромных раскидистых кедров. Это было так привычно, что никто и не обращал внимания на отсутствие из вида того или иного человека.
— А давай убежим, — как-то в очередной раз заговорщицки прошептала Дарина, — я тут одну заводь заприметила. Да ты ее знаешь, мы там еще рыбу с тобой ловили.
И она, не дожидаясь ответа, сорвалась с места. Оглядевшись вокруг, Югра не спеша приподнялся и поспешил за девушкой. Догнал он ее уже у спуска к реке. Пробравшись через сплошную стену тальникового кустарника, они оказались на небольшом участке белоснежного песчаного берега. Окруженный высокой осокой, он как будто специально был скрыт от постороннего глаза. Легким движением быстро скинув с себя всю одежду, девушка, долго не раздумывая, вприпрыжку пустилась к воде. И вот она, взлетев над водной гладью, уже мчится по мелководью, поднимая фонтаны брызг.
— Скорей, скорей иди сюда! — заливаясь звонким смехом, кричит она. — Вода как парное молоко! — Подбежав, резко останавливается. — Ну, что застыл? Что, никогда девиц голых не видывал?! — смеется она. — Мы же с тобой уже купались голышом!
— Когда это было? Да и не одни мы там были, — лепечет он, смущенно отводя взгляд от девичьей груди.
— А ну-ка живо скидывай свои портки, — бросила она, с шаловливой улыбкой стягивая с него рубашку. — Вот теперь можно и искупаться. — И схватив за руку, потянула за собой. Войдя в воду, поворачивается и долго пристально, изучающе смотрит на него. — А поплыли наперегонки, — вдруг предлагает она, бесстрашно кивая на противоположный берег.
— Поплыли, — безропотно соглашается он.
— А ты хорошо плаваешь, — устало падая на отмель вблизи берега, выдыхает она.
— Ты тоже, — отзывается он. И перевернувшись на спину, напряженно уперся в безоблачное небо.
— Повернись, — просит она. И нащупав его руку, кладет на грудь. — Чувствуешь, как бьется мое сердечко? — трепеща всем телом, шепчет она.
— Зачем тебе это? — испытывая возбуждающее волнение от прикосновения к налитой груди юной красавицы, бормочет юноша.
— Я же вижу, что я тебе нравлюсь. И ты люб мне. Так зачем же изводить себя? — И игриво вскочив, мигом водрузилась на него. — Вот теперь ты никуда не денешься. Смотри, какие у меня бедра, а какой упругий живот. Я могла бы тебе нарожать много красивых и крепких детишек.
— Но ты же знаешь, что твой отец никогда не согласится на этот брак.
— А куда он денется, когда узнает о внуке.
— Или о внучке, — чуть смешавшись, поправил он.
— Так ты согласен любить меня! — высунув язык и лизнув губы, счастливо засмеялась она.
С этого дня они стали часто убегать на свое излюбленное место. Любовная страсть так захлестнула их, что со временем они напрочь утратили всякую осторожность. Вскоре и расположение воеводы к молодому вождю начало меняться. От бывшей симпатии не осталось и следа. Или воевода сам заподозрил что-то неладное, заметив изменения в поведении дочери, или кто-то ему доложил о более близкой связи Дарины и Югры. Но то, что отношения между ними стали натянутыми, это уже было заметно и невооруженным глазом. Конечно, Всеволоду не очень-то хотелось портить налаженные отношения с уграми, которые почти задаром поставляли ему бесценную пушнину, но и породниться с этим «черномазым», каковым он его считал, ему тоже не хотелось.
«Она единственная моя кровиночка, — размышлял он, меряя в который раз размашистыми шагами поляну перед своим лагерем, — должна же она понять, какое великолепное будущее ожидает ее в Новгороде, а что ее ждет здесь». Но в то же время, зная ее свободолюбивый характер, понимал, что, оскорбив ее чувства, он может навсегда потерять любимую дочь. В таком деле даже отцовская нежность, идущая от всего сердца, могла оказаться бессильной. Нужен был особый подход, но он никак не находил его. Чувствуя, как дочь с каждым днем отдаляется от него, он, наконец, решил не оттягивать с этим делом.
— Для начала надо поговорить с ней, а там видно будет, — потихоньку успокаиваясь, рассуждал он вслух. А где это лучше сделать, как не во время удачной охоты?
Охота была давнишним увлечением воеводы, поэтому, когда его Даринка подросла, он и ей привил страсть к этому увлекательному занятию. Вот и в этот раз они все вместе в сопровождении своих ратников выехали в тайгу. Нарядно одетая Дарина гарцевала на рыжей белогривой кобыле, а рядом на лошади саврасой масти с густой гривой и толстым густым хвостом ехал Югра. Они о чем-то оживленно беседовали. Слушая его, она заливисто смеялась.
«И что она в нем нашла?» — думал Всеволод, направляясь в их сторону. Завидев его, они мигом смолкли, выжидательно поглядывая на него. А он, как ни в чем не бывало, отвесив поклон, обратился к ним спокойным голосом:
— А кого сегодня, будем выслеживать?
— Можно, конечно, и на бурого медведя пойти, — отозвался Югра, — но я не советую.
— Почему же? — привстав в стременах, удивленно спросил воевода.
— Опасное это дело, да и не время сейчас.
— Ты что, боишься?! — прищурившись, с явной досадой выпалила Дарина.
— Да не за себя я боюсь, а за тебя, душа моя, — с нежностью произнес молодой угр.
— Нечего за меня бояться, — с вызовом посмотрев на юношу, парировала девушка.
— А я считаю, что Югра прав, не будем испытывать судьбу, — поддержал воевода, одобрительно посмотрев на вождя угров.
— На царя зверей мы обязательно поохотимся в следующий раз, но только после хорошей подготовки. Я обещаю, — твердо отрезал Югра, не отводя взгляда от устремленных на него глаз.
— Так что, выходит, охота отменяется? — надув губки, обиженно фыркнула Дарина.
— Почему же отменяется? Как раз сейчас началась линька водоплавающих птиц. Вот на них и предлагаю поохотиться.
— Ну тогда веди нас, да поскорей, — потянув за уздцы своего вороного, скомандовал воевода.
Как будто не расслышав командного тона воеводы, Юрга, спокойно глянув на него, даже не шелохнулся, а стал внимательно прислушиваться, улавливая звуки, идущие откуда-то издалека.
— Это птицы поют, — полушепотом сообщил он спутнице, словно боясь спугнуть невидимых пернатых, — и я знаю, где они.
— Ты что, вот так просто по их пению обнаружил, где они сейчас могут находиться? — с удивлением прошептала Дарина.
— Да, — уверенно подтвердил Югра. И, пришпорив коня, повел за собой охотников на голоса птиц. В скором времени впереди мелькнула синева таежного озера.
— Смотрите, а там вдалеке журавли, и их столько много! — приподнимаясь на стременах, восторженно вскрикнула Дарина, привлекая к себе внимание.
— Тише, а то спугнешь, — предупреждающе прошептал Югра. — Лучше посмотри, как они танцуют, как грациозно вращаются друг вокруг друга.
— Очень похоже на какой-то ритуальный танец, — уже совсем еле слышно прибавила прелестница, распахнув от изумления ослепительной красоты глаза.
— Это их свадебный танец. Ты еще не слышала, как они поют. И делают это они под конец жизни.
И только он это сказал, как в глубокой тишине зазвучала журавлиная песня. Не успела она закончиться, как с противоположной стороны озера послышался шум, так похожий на взмах больших крыльев. Резко повернувшись, все разом ахнули от увиденного необычайного великолепия. Огромные белые журавли, совершив прыжок, с развернутыми крыльями взмывали высоко в небо.
— Это стерхи. Большой грех убивать журавля. Эта священная птица. — И углубившись в свои мысли, не замечая никого вокруг, Югра замолчал.
— Здесь неподалеку есть небольшое утиное озеро, — после недолгого молчания во всеуслышание сообщил он, — вот там-то мы уж вволю поохотимся.
Через некоторое время охотники подъехали к неглубокому водоему, вокруг поросшему камышом и кустарниками. Множество уток, скрываясь в гуще водной растительности, бродили по мели, копаясь в зеленых водорослях.
— Для них тут благодать. И червячков в тине полно, и лягушек хватает, и кузнечики прыгают, и много различных водных растений, особенно осоки, которую они тоже едят, — вполголоса поведал Югра.
— А можно я первой попробую? — обратилась Дарина, просительно посмотрев сначала на отца, а затем и на Югру. Улыбнувшись, они почти одновременно кивнули. Ловко соскочив с седла, она побежала к зарослям, на ходу торопливо снимая добротный лук, сделанный из кедровой крени и березы. Раздвинув кусты, осмотрелась. Как на ладони, вдоль противоположного берега плавали упитанные утки. Затаив дыхание, она, отработанными движениями вложив стрелу, натянула конопляную тетиву. Выпущенная над водой деревянная стрела, разбрызгивая воду подобно утенку, вынуждает мать-утку метнуться на помощь, но последующая стрела настигает ее. Удачный выстрел юной охотницы подталкивает и других последовать ее примеру. Всполошившиеся утки, почуяв обман, пытаются взлететь, но тут же попадают под меткий обстрел лучников. Нетерпеливо повизгивая, собаки по первой же команде бросаются в воду за добычей.
— Это ж кто тебя такому научил? — восхищенно поглядывая на дочь, поинтересовался Всеволод.
— Как кто? У меня только один учитель! — И ликующе улыбнувшись, посмотрела на Югру.
— Да уж, — задумался воевода. Но почему-то ему всё больше и больше нравился этот иноверец. И это еще больше угнетало его.
— А я вот что-то не вижу в твоих глазах радости, — как в тумане услышал он голос дочери.
— А чему радоваться-то? — встрепенувшись, отрешенно откликнулся он.
— Как чему! Ты только посмотри, сколько уток настреляли! А собаки всё тащат и тащат. Даже не знаю, как это всё увезем.
— Разве это проблема? — И через силу улыбнувшись, он с грустью посмотрел на дочь.
— Я, кажется, догадываюсь, что тебя гложет?
— Что? — выдохнул Всеволод.
— В этот раз ты со своими сборщиками собрал небывалую до сих пор дань. И в этом тебе большую услугу оказал Югра. Тебе бы радоваться, тем более что в Новгороде тебя ждет радушный прием. Да и князюшка будет очень доволен невиданными дарами, каких свет еще не видывал. Ан нет. Неспокойна душа твоя, батюшка. И ты знаешь, кто виной твоих терзаний.
— Кто? — прохрипел он с трудом. И звук, похожий на стон вырвался из его груди.
— Ты же знаешь кто, зачем спрашиваешь. Давай не будем играть в кошки-мышки. Надо понять, что твоя дочь уже подросла и кое-что понимает. Я давно наблюдаю за тобой и вижу, как ты мучаешься. Ты же можешь приказать, стукнуть кулаком. Но почему-то ты не делаешь этого.
— Потому что у меня нет никого ближе и дороже тебя. Бог не дал мне сыновей, а подарил единственную дочь, вот поэтому-то я и старался воспитывать тебя воином.
— Тогда не жалей меня, а поступай со мной так, как будто я твой ратник.
— Ты же еще совсем юная, краса моя ненаглядная. Как я могу поступать с тобой, как с кметью. Да и не для этой цели мы с твоей матушкой учили и оберегали тебя. Понимая, что дочь — чужое сокровище, которая рано или поздно должна покинуть отчий дом, мы подготавливали тебя к материнству, желая только одного, чтобы ты попала к добрым людям. И не для того мы учили тебя писанию, иноземным языкам, азам арифметики, астрономии и медицины, чтобы вот так просто взять да и отдать в руки этого неотесанного мужлана.
— Ты не прав, батюшка. У тебя бы были все такие, как Югра. Да, он живет в диких условиях, но он не одичал за столько лет и намного более образован и воспитан, чем твои ратники. И этого ты не можешь не видеть. И ровно как то, что как только я выйду замуж, сразу же освобожусь от твоей власти.
— Но пока о какой свободе можно вести речь, когда даже никто и не заикнулся о женитьбе на моей дочери, — победоносно вскинув голову, проговорил Всеволод.
— Достопочтенный воевода, я готов хоть сейчас просить руки вашей дочери, — вдруг раздался голос молодого предводителя угров, внезапно возникшего совершенно из ниоткуда. — Но в соответствии с традициями русичей надо бы сначала отправить сватов, что я и хотел предпринять в ближайшее время.
Не ожидавший такого молниеносного развития событий воевода оторопело уставился на Югру. Дарина же, как и подобает воспитанной девушке, скромно наблюдала со стороны.
— А согласно нашим обычаям я готов заплатить хороший калым за невесту, — прервав затянувшееся молчание, продолжил молодой угр. Отрешенно смотря на Югру, Всеволод весь напрягся, пытаясь уловить в извилинах мозга хоть какую-нибудь полезную подсказку. И вдруг его осенило.
— А давайте со сватами повременим до нашего следующего прихода, — словно хватаясь за соломинку, напоследок проронил он, — а то как же без матушкиного благословения Даринушка под венец-то пойдет. А как только сдадим всю пушнину, незамедлительно и возвернемся. И мы подготовимся, да и ты, Югра, всё продумаешь, как это всё лучше устроить.
— Что-то ты темнишь, батюшка, — лукаво рассмеялась Дарина.
— А может, и прав твой отец, — уверенно высказал свое мнение Югра, — негоже замуж-то выходить без родительского согласия и напутствия.
— Ты что, вот так просто меня отпускаешь? — вскинув свои точеные бровки, воскликнула юная красавица. И в тот же миг волна негодования прокатилась по ее лицу.
— Как же я могу удерживать тебя?! Ты же еще не принадлежишь мне! Всё пока во власти твоего отца. Да и ехать вам уже пора. А времечко-то быстро пролетит, не успеешь и глазом моргнуть, как снова на белку, соболя идти надо будет. А вот как сызнова прибудете, так сразу же сватов и зашлю.
— А если не приедем, тогда что? — удрученно покачав головой, всхлипнула девица.
— Значит, такова воля духов!
Как и предчувствовала Дарина, только через пять зим пришли они на Югорскую землю. Многое произошло за это время.
С широко распахнутыми глазами вернулась она в Новгород, словно в темное царство угрюмых людей. А тут еще, прознав о порочной связи красной девы Дарины с «дикарем», почти сразу же отвернулась новгородская знать от семьи воеводы Всеволода. Ну а когда она еще и дочерью разродилась, и вовсе с нею прекратили всякое общение.
Произошли изменения и в жизни Югры. Долго ждал он свою белокурую красавицу. Как только наступало весеннее половодье, пускался он вниз по большой реке, надеясь на встречу со своей первой любовью. Но проходило лето, и начинался сезон охот, а горизонт как был пуст, так и оставался долго таковым. Правда, приходили за данью другие ратники, но уже с новым воеводой, а кого он с таким нетерпением ждал, так и не появились. Потеряв всякую надежду, загрустил не на шутку Югра. Обеспокоенные его состоянием засуетились родственники, начиная спешно подыскивать ему невесту. И вскоре нашли спокойную девушку по имени Агна — дочь соседнего князька. Не спрашивая у невесты согласия на брак, не раздумывая, отдал ее отец Югре, получив при этом от него приличный калам. Немало прошло времени, прежде чем успокоился Югра. И только после появления на свет первенца Пынжы появилась на его лице первая улыбка.
И вот по истечении стольких лет стоят они друг перед другом, замерев от неожиданной и такой волнующей встречи. Смешанное чувство радости и гнетущей тоски, переполняя их душу, с трепетом вырывается наружу.
— Я так долго ждал тебя! — вскинув руки вверх, кричит он. Взревев, она падает ему на грудь. — Ну почему, почему же так?! — успевая подхватить ее обессиленное тело, не переставая бессвязно твердит он. Сползая вниз, она, вцепившись в его руки, неистово начинает их целовать.
— Зачем же ты позволил отцу увести меня? — сквозь рыдания слышит он ее надрывный голос.
— Он же обещал мне!
— И ты поверил ему? С самого же начала было ясно, что он что-то задумал.
— И для чего это ему понадобилось?
— Какой же ты, однако, наивный и простодушный человек, — судорожно вздыхая, прошептала она, — он же хотел как можно скорее увезти меня от тебя, даже не осознавая, что ждет его на родине.
— Зачем же он тогда сейчас вернулся сюда, да еще вместе с тобой?
— Он не только меня с собой взял, но и нашу с тобой дочь Уенг.
— Что?! — остолбенело нацелив свой взгляд на Дарину, пролепетал Югра.
— А ты внимательно посмотри.
И она махнула в сторону реки, где по склону поднимались ратники, возглавляемые воеводой Всеволодом, а рядом с ним семенила черноволосая девчушка. Подбежав к матери, девочка встала рядом и, ничуть не смущаясь, стала внимательно рассматривать Югру.
— Это твой отец, — наклонившись к дочери, на ушко прошептала Дарина, — и ты можешь подойти к нему.
Девочка, тряхнув головой, смело шагнула вперед.
— Ты взаправду мой батюшка? — подняв на него свои карие глазки, выдохнула она.
— А тебя на самом деле звать Уенг?
— Да, — удивленно глянув на него, ответила девочка.
— Тогда ты точно моя дочь, — счастливо улыбнувшись, уверенно произнес Югра. И, подхватив девочку, крепко прижал к себе. А она, доверчиво прильнув к нему и обвив тонкими ручонками его шею, по-детски залепетала:
— Матушка много раз рассказывала про тебя.
— И что же она про меня такое поведала?
— Что ты очень хороший и добрый.
— А ты, эви, очень красивая, как твоя матушка, — кинув задумчивый взгляд на Дарину, произнес он. И, мысленно вернувшись в прошлое, тихо прибавил. — Только волосы у тебя цвета кедрового ореха. Но заплетены они так же, как когда-то у моей невесты — в одну трехлучевую косу.
— Зачем неправду говоришь, матушка намного красивее меня. Смотри, какие у нее золотистые волосы. Это у нее сейчас они заплетены в две косы, а вот раньше, когда меня еще и в помине не было, у нее была одна толстая коса до пояса.
— А откуда ты знаешь, что раньше-то было?
— Как откуда? Матушка сказывала, кто же еще! — вскинув бровки, удивленно посмотрела на отца девочка. И, вздохнув по-взрослому, добавила. — Какой же ты все-таки у меня непонятливый, батюшка!
— Ничего уж тут не поделаешь, эви, такой я, видно, уродился, — самокритично улыбнулся Югра.
— Что ты всё заладил: эви да эви. Кто это такая эви?
— По-нашему это будет дочь.
— Выходит, я твоя эви.
— Да, радость моя. А теперь беги к ребятишкам. Вишь, сколько их на берегу. Там и твои брат Пынжа и сестра Наста играют.
И он, опустив ее на землю, легонько подтолкнул в спину. Уенг, крутанувшись на одном месте, быстро побежала вниз к речке. Оставшись вдвоем, они с нескрываемой радостью, не отрываясь, долго смотрят друг на друга.
— Тебе нравится, как я назвала нашу дочь?
— Уенг — это чудное югорское имя. Когда-то давным-давно мы с моей невестой мечтали этим именем назвать нашу первую дочь.
— Вот видишь, я исполнила нашу мечту! — с душевным трепетным волнением откликнулась Дарина.
— Ты очень долго ехала, — словно издалека раздался его сдавленный голос, — у меня жена и уже трое детей — два мальчика и одна девочка. Старший сын Пынжа помладше Уенг будет. И Агна снова на сносях.
— А другого и не стоило бы ожидать, — безвольно опустив плечи, удрученно пробормотала она.
— Это я во всем виноват, — с горечью прохрипел подошедший воевода, — никого не пощадил, даже себя.
— Не надо никого винить. Видно, так распорядились духи, — возвысив руки к небу, спокойно изрек Югра.
— Так ты не сердишься на меня? — изумленно посмотрев на предводителя угров, вопросил Всеволод.
— У каждого свой путь, своя судьба. Тут уж ничего не поделаешь. Ты уж лучше скажи, что привез взамен-то. Опять какие-нибудь безделушки? Нам этого отродясь без надобности. Своего барахла хватает. Если сызнова погремушки, то никакому обмену не бывать. Я тогда уж лучше с купцами сговорюсь, они, правда, тоже народ ушлый, но зато посговорчивее вашего-то брата будут и всё, что попросишь, в аккурат поставляют.
— Ишь ты, нехристь, что надумал-то, против самого князя новгородского вздумал идти. Сейчас вмиг отрезвлю. — И, молодой кметь, стоявший неподалеку от воеводы, рванув саблю из ножен, без колебаний ринулся на Югру.
— Погодь, Володарь, не кипятись, — крикнул Всеволод, в один миг очутившись между ними.
— И ты туда же! — зарычал ратник сквозь стиснутые зубы. — Не зря мне наказывали приглядывать за тобой. — И, резво отскочив в сторону, призывно скомандовал. — Воины, хватайте предателя!
Но верные своему воеводе ратники даже и не шелохнулись.
— Ах, та-ак! — взбесившись, с пеной у рта и с высоко поднятой саблей он вновь ринулся на Югру.
— Не-ет! — что есть мочи заорала Дарина, бросившись под ноги разбушевавшегося ратника.
— Так не доставайся же никому! — вскричал Володарь, со злостью вонзая в нее острие. Глухо вскрикнув, она медленно повалилась набок, успевая насквозь пронзить ненавистным взглядом своего убийцу. Югра, взлетев, как коршун, лишь в последний момент успевает подхватить ее.
— Пить, — шепчут побелевшие губы.
— Сейчас, голубка моя. Ты только немножечко потерпи.
И сорвав с себя рубашку, ловкими движениями рук перевязав сквозную кровоточащую рану, просунул руки под пылающее тело. А затем, медленно поднявшись вместе с ней и выпрямившись во весь рост, бережно понес ее на вытянутых руках к воде.
— Как бы я хотела вновь очутиться на берегу нашей заводи, — устремив на него горящие глаза, с трудом пробормотала она, стуча зубами.
— Помолчи, побереги силы, они тебе еще понадобятся, — проговорил он, осторожно опуская ее на песок.
— Позови Уенг, — слышит он приглушенный ее голос.
— Я уже здесь, матушка. А что это с тобой и почему ты плачешь? — непонимающе лепечет девчушка, растерянно разглядывая побледневшее лицо матери.
— Доченька, подойди ко мне. Мне надо кое-что тебе сказать.
Испуганно всматриваясь в мать, Уенг оробело подходит к ней и берет за руку.
— Помнишь, я тебе говорила, что люди иногда улетают на небеса? Вот и мой черед настал. Но ты не вздумай плакать и горевать. Ты же сильная девочка. А мне будет хорошо там. Оставайся здесь, потому что здесь твои корни, здесь твой отец, который всегда защитит тебя.
И хватая ртом воздух, ищет взглядом Югру. Наконец ее блуждающий, затуманенный взор останавливается на нем. Просветленно улыбнувшись, она, вытянувшись, замирает.
— Она улетела туда, где нет страданий и мучений, — шмыгая носом, словно заученные слова твердит Уенг, еще до конца не осознавая случившегося.
— Да, эви, так оно и есть, — оторопело откликается он, с болью глядя на вмиг повзрослевшую дочь. И, кинув куда-то вверх свой безумный взгляд, неистово взревел. — Сейчас-то уж точно никуда не укрыться этой поганой кмети!
И, выхватив из-за спины лук, стремглав влетел на пригорок в самую гущу поля брани.
— Что ты наделал?! Ты же любил ее! — донесся до него ужасный крик воеводы.
— Да, любил, но она-то не то что не любила, она люто ненавидела меня. Я не мог ее оставить с этим дикарем. Это было не в моих силах. И тебя не могу оставить в живых.
И неожиданно выдернув кинжал, Володарь с силой втыкает его в воеводу. Но тотчас и сам, пронзенный стрелой, хрипя, медленно валится на землю, в последний момент встретившись с тяжелым взглядом своего заклятого врага.
— Я так и знал, что это будешь ты, — падая, успевает сказать он.
Югра, обойдя бездыханное тело новгородского ратника и убедившись, что он мертв, склонился над Всеволодом.
— А я смотрю, ты цел и невредим. Плохие у тебя воины, даже попасть не могут. А что рана на ноге, то она быстро затянется. Так что завтра же можешь отправляться назад.
— Где Уенг, что с ней? — еле шевеля губами, бормочет когда-то всесильный воевода.
— Прощается с матерью, — тяжко вздохнув, ответил Югра.
— Ей бы тоже надо бы поспешать в дорогу.
— Она остается здесь, такова воля ее матери, Дарины. В этот раз не быть по-твоему. А шкурок я тебе дам, но только в обмен на мечи, кинжалы, ножи и топоры.
И как-то враз ссутулившись, поспешил к той, которую любил пуще своей жизни. Еще издали он увидел леденящую кровь картину, как Уенг остекленевшими глазами на пепельно-сером лице смотрела на свою любимую матушку, глядя в ее застывшее редкой красоты лицо.
Затаив дыхание, слушал Светлан историю, проникновенно слетевшую с алых губ Уенг и вдруг повисшую между ними тонкой нитью судьбы.
Уже и зимний лес засиял от первых лучей восходящего солнца, а они всё сидели, не шелохнувшись, словно вслушиваясь в таинство таежного царства.
— Пора, — первым прервал молчание он.
— Пора, — нежным эхом отзывается она. И взявшись за руки, они зашагали навстречу зарождающемуся дню.
Глава 8. Возвращение в Прииртышье
А как только окреп лед да тонким слоем снега покрылась река, засобирались русичи к своему оставленному поселению. Недолгими были проводы.
— Ведь ненадолго расстаемся, — успокаивала себя Уенг, всматриваясь в лица угров, ставшие ей такими родными. И, как будто поймав ее мысль, слышит она требовательный голос отца, обращенного к Любомиру:
— Помнишь, посулил ты, чтобы уже этим летом сызнова приехать. К этому времени и купцы должны прибыть. Не помешало бы и тебе поговорить с ними.
— Обещал, значит, так и будет, — сдержанно ответил глава пришлых русичей, в знак согласия подтверждая кивком головы.
— Я думаю, засветло должны добраться, тут же недалече, — торопится Светлан, сияя от предвкушения новой жизни.
За время пребывания русичей в угорском селении его жители так привязались к ним, что долго не могли понять, почему же эти великодушные люди так быстро покидают их. Вероятно, поэтому-то, лишь только забрезжилось, все как один вывалили угры на улицу провожать светло-русых братьев. Долго безмолвно стояли они, глядя вслед удаляющейся веренице собак, запряженных парами в легкие нарты. И не расходились до тех пор, пока из виду не скрылась последняя замыкающая оленья упряжка.
Выскочив на простор великой реки, покрытой будто белоснежным покрывалом, легко заскользили узкие длинные сани, под полозьями которых заскрипел, словно от удовольствия, искрящийся пушистый снег.
Вот уже и знакомый поворот показался вдали.
— Братцы, глянь, костры горят! — высмотревший все глаза кричит Добрыня, да так громогласно, что его радостный голос долетает аж до конца колонны.
— Заждались, — тоскливо откликается Любомир, — видать, ужо давно нас ждут.
И как бы в подтверждение сказанному вдали показались движущиеся навстречу им человеческие фигуры. Впереди в распахнутой душегрейке, спотыкаясь, падая и вновь поднимаясь, бежала Дарина. Наброшенный на голову и до того длинный платок, спускавшийся по спине до пят, и вовсе сполз, волочась по снегу. Обессиленная, она с ходу падает на руки мужа.
— Свет очей моих, насилу дождалась, — шепчут ее беззвучные губы.
А поодаль запыхавшаяся Смеяна, резко остановившись, с нескрываемой радостью поглядывает на Тенгиза из-под заиндевевших ресниц.
— Ну что ж ты такой несмелый, иди же скорей ко мне, — кокетливо поведя плечами, чуть слышно молвит девица, — я ж тебя так ждала.
И первый его шаг навстречу — и она тут же оказывается в крепких мужских объятиях.
— А нас с тобой никто и не встречает, — повернувшись к другу, горестно выдохнул Калина.
— А кому мы с тобой нужны-то, горемычные? — тяжко вздохнув, откликнулся Путила. Едва он успевает произнести это, как озорно смеясь, точно стая пчел, слетевшихся на мед, их окружают девки.
— Буде вам, — неуклюже отбиваясь, хохочут друзья.
Но разгоряченные девицы, и не думая униматься, увлекают уже всех, от мала до велика, в кучу малу. И покатилось над Прииртышьем неугомонное несмолкаемое веселье. И ожила дремучая природа, давно не слышавшая такой счастливый и заливистый смех людей. Лишь глубоко за полночь угомонились таежные жители. С песнями да прибаутками возвращались они в свои незатейливые жилища.
— Даринушка, ты только посмотри, какую жену-красавицу привез мой брат Светлан.
— А звать-то тебя как, молодка? — окинув беглым взором молодицу с головы до ног, как-то уж очень настороженно обратилась к ней Дарина.
— Уенг, — ответила молодка, бесшабашно мотнув головой. И сразу повеселев, добавила. — Как родилась, с тех пор так меня и кличут.
— Забавное имя, — усмехнувшись, откликнулась Дарина.
— Ничего особенного, обычное югорское имя, — спокойно отреагировала Уенг. — Вот у тебя красивое имя, как у моей мамы, — с грустью добавила она.
— Ну да ладно. Вы тут посудачьте, а то мне пора ужо и делами заняться. — И раскланявшись, Любомир поспешил к ожидавшему его в сторонке Ядриле. — О чем призадумался, Ядрило?
— Да вот смотрю и кумекаю. Немало ноне свадебок намечается.
— Это ж хорошо! Коль пришли сюда, надо не только о хлебе насущном думать, но и о продолжении рода негоже забывать, — задумчиво молвил Любомир, не отрывая пристального взгляда. И в этот момент в его глазах видно было лишь нетерпеливое желание услышать что-то важное и по существу.
— Гляжу я, а удача-то не обошла вас стороной. Сани-то полным-полнехоньки, — только и услышал Любомир от своего помощника.
— Да уж, неплохо сходили на север. Но об этом потом потолкуем. Ты лучше сказывай, как тута без меня-то управлялся?
— Трудновато было, но вроде бы всё поделали, что наказывал. И жилища утеплили, так что зиму с божьей помощью как-нибудь да перезимуем, и землю под весенние посадки подготовили, и скотину всю уберегли, и кузню намедни достроили, да и красавицы наши рукоделие потихонечку налаживают.
— Вот и добре. А то я весь распереживался, всё думал, как вы тама справляетесь. Ведь планировали всего-то на несколько дён сходить. А получилось вона как. Захватила нас удачная охота, да и вождь угров уговорил, что лучше по зимнику ворочаться. В следующий раз я и тебя с собой прихвачу, чтобы потом туда по очереди хаживать. Будем вместе с угорским племенем охотой и рыбной ловлей заниматься, да и торговлю через них с новгородскими купцами сподручней будет налаживать.
На следующий день долго не расходились со схода мужики, обсуждая не только итоги похода, но и текущие проблемы.
Трудна была первая зима для южных людей, непривыкших к лютым северным морозам. Хвороба косила всех налево-направо без разбору. Но пуще всего досталось слабым и болезненным детишкам, родившимся еще в дороге. Так и появились первые кресты на погосте.
Лишь с приходом весны оживились пришельцы, высыпав все разом из мрачных промозглых жилищ. Безудержно радуясь первым теплым солнечным лучам, подставляли они свои бледные лица яркому солнцу. И всё негативное нежданно-негаданно сразу куда-то улетучилось, и как-то по-особому взыграла душа и понеслась бог весть куда. А вслед заиграла весенними красками и природа, и вспыхнула с новой силой любовь в сердцах таежных жителей.
Глава 9. Побег
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.