Бесплатный фрагмент - Погоня за чёрным колдуном

Пролог

ВНИМАНИЕ! Это второй том цикла «Скоротать вечность»! Прямое продолжение книги «Сумасшедший вампир». Действие продолжается сразу после главы «Чёрный клинок»

Боги, нет!

Во́ртам переступил с ноги на ногу и чуть брезгливо стряхнул Эстэ́риола со своего меча. Как курицу зарезал. Опустил лезвие вниз, чтобы кровь стекла и безразлично взглянул на меня пустыми пугающими глазами. Застывшую и не осознающую до конца, что он сделал.

Бойцы Эбайди́на реагировали быстрее. Они промчались по обе стороны от меня, один распахнул решётку, остальные бросились за колдуном, который вывернулся из-под клинков неуловимым и будто ленивым движением. Ни один не смог зацепить его! Почти невидимой тенью Во́ртам промчался мимо стражи, его силуэт мелькнул у входа в темницу. Я опомнилась и бросилась за ним, вынимая меч из ножен на ходу. Убить! УБИТЬ!!! Тигриная сила сделала меня быстрой как ветер, но всё же я с трудом нагоняла его.

— Во́ртам!!! — взвыла я, и он внезапно остановился.

Его клинок встретил мой и с лёгкостью отбросил в сторону, забрызгав лицо кровью Эстэ́риола, что ещё оставалась на лезвии. Я даже не сразу поняла, что это холодное капнуло мне на щёку и губы, а когда дошло, бросилась на колдуна вслепую, перестав соображать вообще. И каждую мою атаку, пусть косую, но зубодробительно сильную он отбивал, будто всего лишь разминался. Только камни под ногами трещали от давления.

— Как! Ты! Посмел! А-а-а-а!!! — закричала я, чтобы хоть что-то кричать. Порвать сдавленное горло и достать хотя бы так, через звук вонзить ему свою боль.

Слёзы застилали глаза, я обрушивала на него удар за ударом. Слепо, без понятия, как вообще это нужно делать, просто била. Тигриная мощь вибрировала в каждой жилке, я чувствовала её, дающую мне возможность подмять весь мир под себя, если я только захочу. Воздух гудел от силы, окутавшей нас. Но Во́ртам не уступал ни на пядь. Вскидывал меч, с искрами встречал мой, отходил на полшага, когда я спотыкалась, и возвращался, чтобы повторить цикл. На клинки он не смотрел — только на меня, ловя взгляд, когда синие локоны, вытерев слёзы, отлетали назад. На его лице проступила улыбка, я на миг похолодела, увидев её, но чёрные акульи глаза давили пустотой. Пугали безразличием. Но сейчас я не хотела думать, издевается он или нет, и что вообще творится в его душе. Ничто не имеет значения, я просто должна убить эту мразь!

И я била, а он отражал удар за ударом. Бесконечно, словно готов был провести всю жизнь сражаясь со мной.

Когда меня начали покидать силы, когда кричать уже не было воли, я поняла, что он просто выматывает меня. Ждёт, когда я выплесну ярость, сам даже не сделав попытки ответить. Только отбивает неумелые выпады, ещё и клинок отводит, чтобы я по дурости на него не налетела сама.

Боги, ему же это всё вообще безразлично. Вообще всё! И я, и моя боль, и то, с какой силой я набрасываюсь на него — всё как коту игрушки. Я бы рада была остановиться, но боль и ярость вспыхнули опять, лишая последнего разума. Я взвыла и ударила его так, что рядом стоящая скала треснула. Во́ртам даже с шага не сбился, продолжая смотреть только на меня.

— Да сдохни ты!!! — закричала я сорванным голосом, понимая, что готова от бессилия разломать всё вокруг, лишь бы достать врага.

На это он чуть склонил голову, сощурился, а следом, я сама не заметила, как он атаковал сам. Одно движение, я даже вдохнуть не успела, а плечо обожгла боль. «А-ай!» — удивлённо вскрикнула я, чувствуя, как брызнули слёзы, а Во́ртам, перекинув свой меч в левую руку и резко наотмашь ударил меня тыльной стороной ладони по лицу. Я потеряла равновесие и упала на колено.

Колдун отошёл на два шага, смерил меня взглядом и бросил:

— Развлекайся.

Усмехнулся и исчез в портале.

Земля под ногами затряслась от моего воя. Я вцепилась когтями в камни и заорала в пустоту:

— Будь ты проклят! Будь ты проклят, Во́ртам!!!

Часть 1. Проклятье Сидие́на

1. Милосердие Моры

Чьи-то руки легли на плечи, неловко попытались встряхнуть, но я не двигалась и ничего не видела. Мир прекратил своё существование, я была мертва. Он убил меня! Не Эстэ́риола — меня! Смысла жизни нет! Я не хочу жить…

Но Во́ртам должен заплатить! Я убью его!!! Найду где угодно! Я оторву ему голову голыми руками! Разломаю рёбра и вырву сердце!

Я опять яростно зарычала, и руки отдёрнулись. Боги, зачем я вернула Эстэ́риолу его человеческую жизнь?! Ведь если бы не я, он бы остался жив! Наверняка! А может, он всё ещё жив?! Может, его ещё можно спасти?!!

Я подскочила, выронив меч, и не глядя опрометью бросилась назад. Сбила с ног стоявшего у прохода в подземелье воина и слетела по лестнице.

Он был всё ещё там. Возле тела стояли несколько тигров и Э́лни. Я оттолкнула всех и бросилась к возлюбленному. Он лежал на полу в луже крови, глаза открыты, а на лице застыла счастливая улыбка.

— Эстэ́риол!!! — завопила я и обняла скользкое от крови тело. Оно было пока тёплое, может, он ещё жив? Должен быть жив! Ведь я так люблю его! Он просто не может умереть!

Заглянула в его глаза и не увидела в них света, руки безвольно свисали вдоль тела, а воздух со свистом сквозил через нос, когда я приподнимала его от земли. Прижала его голову к груди и собрала всю свою силу, призывая исцелить его, пробудить, оживить! У меня ведь уже получилось раз! А силы у меня ещё до одури! На целое кладбище хватит!

Стены дрожали от беснующейся энергии, стражники наспех подхватили Э́лни и вынесли его из подземелья, не обращая внимания на протестующие крики, а вместо них к решётке подбежали Эбайди́н с Натором и А́сфири. Я, не видя и не слыша ничего, обрушивала на тело любимого волны магии, моля всех богов вернуть его.

Живи! Живи! Ещё, немного, ещё чуть-чуть! У меня получится!

Энергия продолжала проходить сквозь тело, но ни искорки не зажглось в пустых глазах. Почему? Что не так?! Я же в силах перевернуть Вселенную, какого хрена?!! Я не замечала, как крупные слёзы капают прямо на его лицо, смешиваясь с кровью и стекая за шиворот. Я выла и продолжала вливать столько силы, сколько могла, не веря в то, что у меня может не получиться…

— Даша… — раздался тихий голос Натора за моей спиной, — ему уже ничем не поможешь, Мора забрала его…

— НИХРЕНА!!! — заорала в отчаянии. — Я сказала: «Нет»! Я спасу его!!!

— Даша, — А́сфири, глотая слёзы, присела рядом, — он умер. Ну, как бы, поздно уже. Не получится помочь. Уже всё…

Я завыла так отчаянно, что друзья отпрянули, а затем разрыдалась, прижимая к себе уже остывающее тело Эстэ́риола. Где-то в другом измерении А́сфири опять потянулась ко мне, но Натор остановил её: «Пусть. Ей нужно понять…» — тихо прошептал он, и они вышли, оставив меня одну. Оплакивать горе. Выть и проклинать богов.

И я проклинала всех! Последними словами! Они бы поняли… Они бы простили меня…

Сколько времени прошло? Час? День? Год? Где я?

Я открыла глаза и увидела над собой каменный потолок с мощными деревянными балками. Я лежала одна на чём-то мягком. Руки были отмыты от крови, лицо сухим, а сердце пустым и безжизненным. Приподнялась на локтях и огляделась: небольшая комната, шкуры на стенах, добротная деревянная мебель, кровать широкая и мягкая. Из угла появился, похоже, дремавший до этого в кресле Эбайди́н и быстрым шагом подошёл ко мне:

— Как ты? — обычный вопрос, заботливый голос, тревога в глазах.

Я разлепила губы, пытаясь ответить, но горло сподобилось выдать лишь короткий хрип, отказываясь повиноваться.

— Твои друзья внизу, — сказал красный, присаживаясь на край кровати. — Они не спали почти всю ночь, очень волновались за тебя.

— Где я? — прохрипела я осипшим голосом.

— В замке, в моих покоях. Это самое удобное место, я решил… Не на постоялый же тебя? А гостевые в замке завалены хламом… — он, чуть извиняясь, неловко улыбнулся и пожал плечами. Но улыбка быстро потухла, неуместная здесь в этот момент. — А́сфири не отходила от тебя, пока я не попросил Натора забрать её, чтобы хоть что-то поела, — он огляделся. — Я сейчас принесу тебе тоже что-нибудь.

— Нет, — я неловко схватилась за его руку. — Где Эстэ́риол?

— Он… — красный замялся, — его тело готовят к погребению. Мы ждём тебя…

Я отвернулась, выпустив его из своей хватки, и опять всхлипнула.

— Его час пришёл, — опять неловко и сочувственно произнёс тигр. — Даже сама Алета не смогла бы ему помочь, этот колдун знал, что делает. Мне очень жаль… Правда…

И он, не зная, что делать дальше, поднялся и пятясь вышел из комнаты. Бедняга, как же ему неловко! Пытается утешить, глупый, хотя и сам знает, что тут утешить невозможно. И что он ещё мог сделать? Просто сбежал. От моих пустых глаз…

Всё, я одна… Сердце пусто, душа где-то витает, чтобы укрыться от боли, а я не чувствую ничего. Только огромную лишающую сознания пустоту, поглотившую меня всю вместе с телом, с тигриной силой и всеми желаниями и стремлениями. Я не чувствовала ни голода, ни жажды. Теперь всё. Зачем я пришла в этот мир? Чтобы воплотить мечту, в которой больше нет резона? Теперь передо мной лишь один путь. Без вариантов, без выбора, без шансов. Без смысла, но единственное, что теперь имеет смысл для меня.

Я должна найти и убить Во́ртама! Если этого не смог сделать Эстэ́риол, с его вампирской силой, то я — Синий тигр — я смогу! У меня хватит сил! Я должна это сделать!

Эти мысли отрезвили немного, я огляделась. Окно, возле которого стояла кровать, было открыто. Сумерки уже укутывали ветви елей, тихо качающиеся под неслышимым ветром. Как у них хватает совести продолжать жить, когда весь мир рухнул для меня?! Почему всё так обычно?! Почему соловьи поют, почему тёплый ветерок плетёт косы из моих волос, почему откуда-то снизу так неприлично пахнет свежим хлебом?! Почему жизнь продолжается?!!

— Да, жизнь продолжается… — услышала я тихий голос от двери.

Не обернулась, но узнала — Натор. Маг заговорил вновь:

— Она будет продолжаться, даже если мы все умрём, и Сидие́н будет стёрт. Мы все должны об этом помнить, теряя своих близких. Это тяжело, но… на этом стоит Вселенная.

Я обернулась к нему, молча отвечая на его слова:

«Я знаю… Но сейчас-то мне к чему это?.. Я не хочу быть сильной. Я хочу завернуться в одеяло и умереть здесь и сейчас! А не сидеть и пытаться вынести всё это, потому что это вынести нельзя!» — сказали ему мои глаза.

Я не сказала ничего.

— Я понимаю тебя, Даша… — он присел рядом со мной. — И я терял близких, очень близких… Я достаточно долго уже живу на этом свете. Я знаю, каково это. Но жизнь дана нам для того, чтобы испытать всё, что нам уготовили боги. И мы должны стойко принимать эти испытания. Ведь от нашей стойкости зависят жизни других — тех, кто нам дорог.

Он чуть дёрнул губами, но глаза оставались грустными. Я вздохнула, а белый продолжал:

— Э́лни упал в обморок после того, как несколько часов менял тебе повязку. Боялся отойти, пока ты бредила и плакала. Держал тебя за руку, хотя я знаю, что ему было страшно, что ты сожмёшь и все кости ему переломаешь. А А́сфири разогнала всех в замке, кроме стражи и охраняла дверь до заката, чтобы тебя никто не беспокоил. Она сама чуть не падала, Эбайди́н еле убедил её пойти отдохнуть, а сам сменил её. Твои друзья очень переживают за тебя, и ты должна помнить, что теперь в ответе за них.

Я сглотнула, попыталась успокоиться, но из-за этой нелепой попытки ком в горле наоборот встал плотно, и я, начиная задыхаться, разразилась рыданиями. Сама не поняла: я ли упала белому в объятья, или он меня позвал, но сейчас именно это было нужнее всего. Просто хоть на секунду забыть, что внутри нет этой пустоты, а рядом друг.

Я не видела его глаз, которые были устремлены в сгущающиеся сумерки в окне. И не могла знать, что он боялся, что увижу, ведь в них тоже набухли тяжёлые и очень солёные слёзы долгих-долгих лет.

Тигр не отпускал меня до тех пор, пока я сама неловко не высвободилась, выплакавшись, наконец.

— Сколько времени? — спросила я, вытирая щёки рукавом футболки.

— Уже больше суток прошло…

— Вы искали… — я скривилась, но Натор прочёл мысли и ответил прежде, чем я смогла выплюнуть имя колдуна:

— Ни следа. Будто не было, я не смог даже след портала отыскать. Единственное, что я знаю: его нет в Сидие́не.

— Хорошо… — выдохнула я безрадостно. — Где все?

— Внизу. Готовятся к ритуалу, — он вгляделся в мои слипающиеся от непрерывных слёз глаза. — Ты готова?

— Нет! — я опять всхлипнула. Вдохнула пару раз и успокоившись произнесла: — Да… я готова. Идём.

— Сначала поешь, — грустно улыбнулся белый. — Так нужно, поверь. Сейчас придёт А́сфири, принесёт тебе горячего питья и еды. Съешь всё, а затем, спускайся. Мы подождём сколько нужно.

Я молча кивнула, и он ушёл. Через пару минут в дверях появилась подруга с подносом в руках. Глаза у неё были красными и опухшими. Она тоже плакала, но сейчас старалась этого не показать. Не говорила ничего, и я была ей за это благодарна. А́сфири просто села рядом и взяла с подноса булочку, разделяя трапезу.

Есть не хотелось совсем, но я послушалась Натора. Слушаться проще. Не нужно спорить, не нужно думать. Выпила горячего вина с травами, съела три пирожка и яблоко. Да, он прав. Не нужно истязать собственное тело, оно мне ещё пригодится. И вино… Я благодарю всех богов за то, что оно существует! Я охмелела быстро, и оно притупило боль. Настолько, чтобы я смогла выдержать то, что мне предстоит.

Неверными движениями поднялась, стянув одеяло с ног в фирьских штанах. Тех, что Майри пошила для меня из скатерти. Оступилась, покачнулась и А́сфири подхватила меня. Набросила мне на плечи какую-то куртку, я даже не поняла, какую. Да и неважно. Мы вышли из комнаты и спустились по лестнице вниз, к выходу.

— Даша! — это был Э́лни. Он подбежал ко мне, и я была рада тому, что он отложил пытку ещё на несколько секунд. — Ты как?

Русая голова всклокочена, глаза, тоже опухшие, но смотрел фирь твёрдо и с искренней заботой.

— Хорошо, Э́лни, хорошо… — солгала я. — Я в порядке. Как Мохнатик?

— Хорошо. В табун пустили, — вроде и улыбнулся, а вроде и нет.

Он взял меня за руку с другой стороны от А́сфири, и дверь перед нами открылась.

— Мам, кто это?

— Тихо, сынок. Это друг нашей Синей тигрицы. Она его очень любила, но случилось горе. Его убил злой колдун. Иногда тех, кого мы любим, забирает Мора. Это очень больно, поэтому мы пришли, чтобы помочь ей пережить эту беду и отдать дань уважения её другу.

— А почему у него нет ушек, как у нас?

— Потому что он был человеком, сынок. У людей нет ушек. И хвостиков тоже нет.

— Человеком?

— Да, настоящим человеком…

От факелов слепило глаза. Кровавое ристалище было освещено сотнями огней, каждый взрослый тигр держал в руках свечу. Вокруг в огромных чашах с маслом веселился и паясничал рыжий бес, норовя выжечь глаза до самой души. Я зажмурилась и оступилась. Друзья с двух сторон сжали мои руки, не давая упасть перед взглядами всего тигриного народа. Да плевать! Пусть и они знают, что у меня есть чувства!..

Но я выпрямилась и пошла дальше.

Нет. Я должна быть сильной. Обязана. Для них. Ради них. Я должна пережить всё.

Посреди площади, на разбитой прошлым сражением брусчатке, воздвигли большое кострище. А наверху так банально и просто лежал Эстэ́риол, со сложёнными руками на груди. Отмытый от крови, причёсанный и одетый в чистую одежду. Я его и не видела таким. В этой жизни. Таким обычным и человечным. Рубашка, штаны, сапоги с залатанной подмёткой. Худое и бледное тело, светлые локоны, которые заботливо поглаживает ветерок, приоткрытые губы, на которых до сих пор остался отпечаток той улыбки…

Он был счастлив, когда умирал… Не испытав боли и даже не поняв, что случилась беда. Умер в самый прекрасный момент своей жизни. Прекрасная смерть, аж завидно! Он обрёл меня перед ней. А я его потеряла, как когда-то потерял меня он…

Я неподвижно стояла напротив. Ристалище было объято тишиной, и никто не осмеливался нарушить её. Только насмешливое потрескивание пламени, что не унималось в своих каменных чашах, готовясь к сытному ужину.

— Сидие́н! — вперёд вышел Эбайди́н, встав рядом со мной. — Зло, проникшее в наш город, сделало своё тёмное дело. Оно пощадило вас, но отобрало самое важное у той, что послана богами! Я не знал его. Как и никто из вас. Я не знал и Синего тигра. Ещё вчера никто не ждал ни её, ни беды. Сейчас я могу лишь предполагать кем был этот человек. Но сейчас я уже знаю, кто она!

Красный указал на меня под заворожёнными речью взглядами внимающей толпы. Я бы передёрнулась от пафоса в его словах, но сейчас было всё равно. Будто презентация какая-то, я даже улыбку на автомате натягивать стала, но почему-то не получилось.

— Эта хрупкая девушка — не только наша спасительница, которую мы ждали века, — продолжил тигр. — Я знаю её всего лишь два дня. Но за два дня я увидел, что она истинное дитя Сидие́на! Она добра и справедлива. Она честна и отважна! Она — именно та, кого мы ждали!

Я криво усмехнулась. Красиво заливает, ему б к папе в пиар отдел.

— А значит тот, кто занимал её сердце, был таким же, — продолжал Эбайди́н. — Мы не знаем его, но я говорю вам, тигры, что я признаю его! Он уходит как равный нам! Как тигр, принятый в общину Сидие́на! Как ваш и мой брат! И я буду скорбеть по нему так же, как по любому из тигров! Ибо он заслуживает нашего уважения и нашей любви. Пусть каждый из вас сейчас посмотрит и запомнит его. Это цена за наши ошибки. За мои ошибки. Мы теряли своих близких. Мы знаем, каково это. Поэтому я прошу каждого из вас проститься с ним так же, как вы прощались с теми, кто вам дорог.

Он замолчал, отступая на шаг, чтобы дать тиграм прочувствовать сказанное. А я сама была как во сне. Будто сознание находилось отдельно от тела, и я могла видеть всё, несмотря на закрытые глаза, с текущими из под ресниц бессмысленными ручейками.

У многих тигров выступили слёзы. Я чувствовала их мысли. Они плакали об Эстэ́риоле, но вспоминали тех, кого потеряли сами. Они прощались с ним, прощаясь и с теми, кто ушёл до него.

Маленький мальчик плакал, потому что ему было жалко дядю, которого убил злой колдун. Его мать плакала, потому что вспомнила давнего друга. Некоторые жалели парня, не успевшего пожить, не зная, что ему больше двух сотен лет…

А ещё плакали обо мне. Я видела в их душах, что они жалеют меня. Что скорбят вместе со мной. И А́сфири рядом, и Э́лни. Они все плакали обо мне, будто это я лежала мёртвой перед ними, а не он.

Тишину нарушил Натор. Он бесшумно подошёл к кострищу и поднял руки:

— Милостивая Мора, ты вновь забрала того, чей час пришёл. Мы благодарим тебя за то, что смерть его не была мучительной. Прими его душу, передай его сестре своей, давая шанс на новое рождение. Прости нашу скорбь и позволь отдать последнюю дань нашему брату.

— «Прости нашу скорбь»? — прошептала я Натору, когда он подошёл ко мне, и болезненно усмехнулась: — Это что, шутка?

— Нет, — тихо проговорил он в ответ, — это ритуальная фраза. Считается, что Мора забирает души усопших, чтобы передать их Аре для нового рождения. Мы не должны плакать о том, кому предстоит новая жизнь, но не можем этого не делать. Поэтому я прошу прощения за всех нас…

Я не то усмехнулась, не то всхлипнула. Какая ирония. У них уже всё продуманно, смерть такая обычная, всё идёт по плану! А почему же тогда мне это кажется таким диким?

— Сейчас ты можешь попрощаться с ним… — сказал белый и знал, как я ненавижу его за эти слова.

Я через силу кивнула и как во сне подошла к Эстэ́риолу, лежащему на льняном покрывале, прикрывающем свежий сухой хворост и добротные душистые поленья. Свет факелов путался в едва шевелящихся от ветерка волосах, оседая оранжевыми пятнами на лицо. Я коснулась его щеки. Боги, такой же холодный, как всегда! Кожа сухая и твёрдая. Может, мне привиделось? И он в торпоре просто? И что, что ночь на дворе, мало ли?

Рука дрогнула, коснувшись уголка губ. Ну да, простой вампирский торпор. Только теперь уже вечный… Я прикрыла глаза, чтобы через ресницы видеть блики на размытом лице.

Помнишь, когда ты первый раз дотронулся меня? Как испугал холодом рук? Впился острыми зубами в мою тёплую живую шею? Ты познал мою кровь. Теперь частичка меня навсегда осталась в тебе. И это не только кровь. У тебя осталось моё сердце, которое ты бережно взял твёрдыми ладонями и согрел ледяной кожей. А теперь всё, мне уже не ослабить этой хватки, твои застывшие пальцы уже не разжать. И, уходя, ты вырываешь из моей груди своё сердце. Ведь оно уже давно не моё — оно твоё. Теперь у меня не будет сердца, зато ты унесёшь с собой целых два. И моё согреет тебя там, в запредельном мире, куда мне нет хода…

Я провела рукой по его волосам, пропуская светлые пряди между пальцев. Таким привычным и незнакомым жестом. Я вспомнила тысячи прикосновений, но я никогда не прикасалась к нему так. Это было когда-то — не сейчас. В другой жизни, а в этой я даже не успела поцеловать его. Не успела обнять, и пусть бы чёрный клинок пронзил нас обоих в тот момент! А теперь уже поздно.

Но я всё же успею вырвать последний и первый поцелуй. Мора простит, что я не спешу отдать тебя ей… она должна понять…

Я наклонилась к нему, неловко присев на край жёсткого ложа. Покачнулась, положила руки ему на плечи. Поправила воротник, пригладила непослушный локон, коснулась застывших век. Всё такой же… Так может, будь наш первый поцелуй другим, не сейчас, а всего пару дней назад, его губы были бы такими же? Немёртвыми… неживыми… такими же холодными. Но не безжизненными.

Но теперь мне уже не узнать. Но я дарю тебе этот поцелуй, Эстэ́риол. Как тогда, когда-то давным-давно ты подарил мне свой. Как в тот тихий вечер с кружащимися первыми снежинками самой тёплой зимы. Вечер, которого я не помню, но который так отчётливо щекочет душу обрывками образов. Я отдаю тебе тот поцелуй, что подарил мне жизнь, тот, что спас меня. Тот, что подарил мне целую жизнь с тобой. Теперь он твой. Я возвращаю долг…

Я коснулась его губ своими, забыв о том, что на нас смотрят сотни тигров.

Это не имеет значения. Сейчас мы с тобой, Эстэ́риол. Уже не важно, кто из нас жив, а кто мёртв, сейчас мы с тобой едины. В этот момент даже боги не могут отобрать у меня этот последний поцелуй с тобой.

Мир вокруг исчез. Я была только с ним. И закрытыми глазами увидела его. Он улыбался. Обнял меня тёплыми руками, которые светились как солнышко, и ответил на поцелуй. У нас было одно сердце на двоих, жившее где-то глубоко в груди и заполнявшее собой весь мир. Наш первый последний поцелуй. За пределами миров, за гранью жизни и смерти. Мы обрели друг друга так полно, как никогда, чтобы после навсегда проститься…

Я почувствовала, что больше никогда его не увижу. Больше никогда. И Мора тут ни при чём, он уходит намного дальше. Я знала это сейчас. Но боли не было. Она была слишком сокрушимой, чтобы у меня ещё остались силы её ощущать.

Я отодвинулась от холодных безжизненных губ. Ничего не изменилось в его чертах, лишь блики пламени беззаботно играли на ресницах.

— Я люблю тебя… — прошептала я ему, только ему.

На его груди, под складками воротника теплел амулет. Тот, что я подарила ему когда-то, и который он обещал не снимать до самой смерти. Теперь я заберу его, чтобы носить так же, как он. В память о самом важном… Я аккуратно сняла его и сжала в ладони. Последний раз провела пальцами по холодной коже. Теперь всё… пора.

— Мама, а почему Синяя упала?

— Ох, сынок… Она просто споткнулась, бывает. Видишь? Она уже встала. И мы так же должны уметь вставать, даже если очень тяжело. Сейчас она попрощалась со своим другом, и теперь пора проводить ритуал.

— Его сожгут, как дядю Миртала?

— Да сынок. Их всех забирает огонь. Когда-нибудь придёт и наш час, но ты не бойся, милостивая Мора позаботится о наших душах.

Я встала рядом с друзьями, А́сфири взяла мою ладонь в свою. Второй рукой я прижимала амулет Эстэ́риола к груди. Отстранённо наблюдая, я видела, как Натор взял факел и коснулся поленьев внизу кострища.

Какой послушный огонь, он так быстро охватил весь свой праздничный стол! Взвился высокими языками, обнимая Эстэ́риола бесчисленными руками. Чтобы я не видела, как его тело пожирает жар, забирая навсегда… Только пламя, только огромная звенящая пустота внутри и уплывающий смысл жить.

***

— Даша, уже всё кончилось…

Э́лни подошёл ко мне, пытаясь разглядеть моё лицо в предрассветной темноте. Костёр потух, остался лишь пепел. На Ристалище были только мои друзья, обступившие со всех сторон.

— Аябэль… — тихо проговорила я.

— Что? — спросила А́сфири.

— Моё имя — Аябэль, — громче повторила я и медленно завязала шнурок амулета на своей шее.

2. Владыка Сидие́на

Солнце не спешило выкатываться из-за горизонта, лениво золотя вершины гор. Выхватывало облачко за облачком, облачко за облачком, но в окна пока не заглядывало. Это хорошо, мои глаза сейчас не выдержат этой палящей штуки, я щурилась даже от бликов почти потухшей свечи.

Мы сидели в замке в верхних покоях Владыки. Впятером: А́сфири, Натор, Эбайди́н, Э́лни и я. Грустная и молчаливая компания. Раз или два заходил кто-то из стражников, доложить, что на границе всё спокойно. Ни следа. Город прочесали от и до. Пусто, будто никого и не было. Эбайди́н с Натором виновато опускали взгляды, но я их не винила. Во́ртам умудрялся скрываться от вампира, что ему тигры?

Наверное, стоило бы бежать, искать, пытаться нагнать по уже давно остывшим горячим следам… Но я была не в силах. Хотелось просто сдохнуть. Да и куда бежать? Никто ничего не знал, никто даже не понял толком, что случилось. Как и я. Так что я просто сидела, чувствуя себя выпотрошенной малосольной сельдью.

Кажется, я что-то ела, потому что Натор сказал, что так нужно. Сама бы я и не притронулась ни к чему. Вкуса не ощущала, холода тоже. Боги смилостивились и полностью лишили меня чувств. Оказывается, это так приятно — сидеть бездушной куклой. Руки сами отламывают кусочек хлеба, губы отвечают на простые вопросы, ушки движутся в такт речи подруги, глаза находят кубок с вином, а мне самой ничего не нужно делать, просто расслабиться и дать телу решать за меня. Ха, я бездушная кукла! Как хорошо…

— Аябэль?

— Что, А́сфири?

— Ты ешь уже третью корку подряд всухомятку. Запей хоть.

— Да? Я не заметила.

— А́сфири, оставь её, ей нужно время, — Эбайди́н озабоченно глянул на меня. А я засмеялась. Боги, какая же банальнейшая фраза! Прямо как в идиотских человеческих фильмах, Демоны их побери!

Кружка разлетелась осколками, оставив пошлое красное пятно на стене. Тигры отпрянули, а Э́лни, сидевший по правую руку, погладил ладошкой моё плечо.

— Тебе бы отдохнуть, ты же не спала всю ночь-то? — неуверенно проговорил он.

Я усмехнулась и, стряхнув крошки, встала. Да, он прав, мне нужно выспаться. Я ни на что не гожусь. Спасительница всея Сидие́на! Жалкое создание! А когда высплюсь, пора заканчивать с хандрой. Я не могу позволить себе предать целый народ из-за своего личного горя. Меня ждали дела, не нужно их откладывать. Нужно разобраться с ними. И чем быстрее я справлюсь, тем быстрее смогу отправиться за душой Во́ртама. Будь он проклят тысячу раз!

Я почему-то не сомневалась, что он дождётся. Упрямая уверенность притупляла опасения. Во́ртам — терпеливая тварь, будет ждать, когда я сама приду к нему. Дурацкая память! Мелькает и путает, и я даже не знаю, с чего это взяла? Воспоминания подсказывают или мне просто хочется так думать? Впрочем, сейчас, как показало наше застолье, думать я не могу в принципе. Поэтому я зашла в спальню, прикрыла дверь и рухнула на кровать не раздеваясь.

Амулет Эстэ́риола грел кожу, я сжимала его в руке, когда засыпала. Да благословят боги все винодельни Нелита́! Если бы не вино, я бы не смогла уснуть. И видеть сны тоже не хочу. Не хочу, чтобы Он мне снился. Сейчас слишком больно. Надеюсь, я ошиблась, и ему, как говорят наро́дичи, предстоит новая жизнь. А мне предстоит достойно дожить эту… Когда она теперь закончится? Я же теперь, вроде как, бессмертна…

***

— Эбайди́н, ты можешь рассказать мне, о чём было пророчество? В чём моя задача? Я понятия не имею, зачем я здесь, и что мне нужно сделать.

Мы сидели вдвоём. Друг напротив друга в кабинете. На стенах развешаны шкуры и оружие, под потолком дымил никому не нужный светильник, коптя деревянные балки. Утро нового дня врывалось в окна приветливыми лучами. Уже третье с тех пор, как Эстэ́риола не стало…

Владыка разочарованно спросил:

— Ты не знаешь?

Я вздохнула, чего юлить-то? Тут незачем играть в игры, когда вопрос серьёзный.

— Слушай, Эбайди́н, — сказала я, чуть склонившись к нему. — Давай поговорим начистоту. Я собираюсь уйти. Я думаю, ты поймёшь меня. Я должна найти и убить этого ублюдка, — мои руки сами сжались в кулаки, больно упирая когти в мягкие ладони. — Но я не могу просто оставить вас. Я хочу закончить здесь свои дела, чтобы можно было с чистой совестью отправиться в путь.

— Но разве ты не останешься у нас? — Владыка выглядел огорчённым. Ну конечно, их личная богиня свинтить хочет!

— Нет, Эбайди́н, не смогу…

Я понурилась, ожидая уговоров, но он молча кивнул — понял. Это хорошо, значит, можем заняться делами.

— Так о чём же пророчество? В чём суть?

— Я точно не знаю, — покачал головой красный. — Тебе бы лучше рассказал об этом Хартхор, он дольше всех изучал этот вопрос, но его невозможно найти! Я ещё котёнком был, когда он послал отца к Да́лину и ушёл. С тех пор от него ни весточки, только слухи. Пару вестников за десятилетие без крохи конкретики. Отец его чуть не проклял, да потом рукой махнул. Я хотел найти его в Столице, когда уходил в Поиск, но… не вышло. Так что на Харта надежды нет, а я могу лишь пересказать то, что помню из рассказов матери.

— Расскажи, — я приглашающе раскрыла ладони. — Как помнишь, расскажи. Это даже важнее, чем всякие эти стихи, или как оно у вас там? Да и работают они, если я правильно понимаю, сами. Как повлиять-то, если это воля богов, которым что-то от меня надо? Так что давай, как можем сейчас. Мне же в первую очередь нужно знать, как оправдать надежды тигров, они же ждут от меня спасения! Так что надо понять, как сделать так, чтобы они это спасение увидели.

— Как странно ты говоришь, — поморщился красный, — такое впечатление, что у тебя на родине принято почитать досужие слухи, а не правду!

Я чуть пристыженно хмыкнула:

— Пять лет на факультете рекламы и вся жизнь в окружении медиа… — я дёрнула ушами, осознав, что тигр не понимает, что я говорю, и чуть извиняясь, пожала плечами: — Думала забыла уже, а оно в подкорке осталось… Профдеформация. Но в этом есть смысл. Знаешь, мне почему-то упорно кажется, что суть самого пророчества я узна́ю сама, она придёт в своё время, я уже не сомневаюсь — что-то будет. Ну как иначе, по логике-то? Если боги меня за ручку привели! И я его исполню, куда денусь-то? Но мне нужно исполнить его так, чтобы народ увидел, потому что иначе оно может просто не сработать. Нельзя, чтобы они потеряли надежду просто потому, что спаситель, которого они ждали века, оказался малолетней идиоткой. Я не хочу лишать их веры.

— Ты говоришь как настоящий человек, — обескураженно покачал головой красный и прибавил: — Мне страшно от этого.

Я усмехнулась, горько и злобно:

— Я как бы сама человек, Эбайди́н. Большую часть жизни была. Я выросла среди людей и много чему у них научилась. И это не всегда было что-то… хорошее. Но вроде как боги ваши меня ведут каким-то своим путём, значит, зачем-то это нужно?

— Ты всё-таки веришь в провидение?

— Нет. Не верю, — я провела ладонью по волосам и сморщила лицо в гротескную маску, — Эстэ́риол говорил, что боги сами идиоты, а за свою судьбу в ответе лишь я.

— Тогда зачем ты говоришь это?

— Потому что должен быть какой-то смысл! Я знаю, что это всё лишь игры богов, но я чувствую, что многое из моей жизни было неспроста. Да, я сама наполняю свою жизнь смыслом и сама строю свою судьбу. Но я вижу, как должна действовать, и что из моего прошлого может помочь, ты веришь мне?

— Я не могу понять этого… но тебе я верю, — уважение, которое проскользнуло в тоне Эбайди́на отозвалось теплом в сердце.

— Тогда я должна обратить не только свою силу, но и знания на то, чтобы помочь Сидие́ну, — заключила я.

— Возможно, в твоих словах есть смысл, — Владыка кивнул. — Особенно если ты искренне хочешь помочь тиграм. Но мне не о чем тебе рассказать. То, что я знаю, как и каждый житель Сидие́на, это всего лишь короткая сказка о том, что в тёмные времена придёт Синий тигр и спасёт Сидие́н от гибели. И всё. И я, честно говоря, счастлив, что ты появилась… Хотя я ждал…

— Что? Сурового мудрого мужика?

Эбайди́н усмехнулся и обезоружено покачал головой в подтверждение.

— Но неужели никто даже не предполагает, что это может быть? — допытывалась я, — Я должна знать хотя бы чуть-чуть, чтобы знать, от чего защитить вас!

— Слухов и домыслов тьма, но по существу… К сожалению, это всё…

— Ладно, в таком случае мы пойдём другим путём. Человеческим, — я опять усмехнулась. — Но прежде нам бы не помешало перекусить. Нужно набраться сил и всё обдумать.

Солнце стояло в зените. Вновь я наедине с Эбайди́ном. Лучше никому не знать о наших разговорах, нельзя, чтобы тигры видели, что я не знаю, что делать. Поэтому мы грелись в лучах уже летнего солнышка на вершине скалы недалеко от замка. Птицы щебетали над ухом, раздражая своей жизнерадостностью, но успокаивая тем, что всё идёт своим чередом, что мир пока не рухнул и держится на своих черепахах, или на чём он там держится? Это неважно. А важно то, что у меня в руках вкусный пирог, напротив сидит существо, которому я могу доверять, и есть проблема, которую мы должны решить.

— Эбайди́н, какова ситуация в государстве на данный момент?

— Сложно сказать. Теперь, когда ты пришла, всё изменилось. Раньше, когда правил мой отец у нас почти не было проблем. Так, лёгкие неурядицы, которые было легко решить. Во всяком случае, так мне казалось… А после того, как я занял трон, всё пошло наперекосяк, и я даже не представляю, как это можно исправить! Они не верят мне! Они считают меня мальчишкой! Да я и есть мальчишка, но теперь уже ничего не изменить… я убил своего отца, я обязан править.

— Но ты ведь пытался. Натор рассказал мне, что ты хотел изменить уклад жизни, а затем, когда не вышло, вернул всё в прежнее русло.

— Да, только теперь мне никто не верит! И я никому не верю. Если бы ты знала, как это сложно: жить, зная, что любой из твоих друзей может вонзить тебе нож в спину! Метафорически конечно… Это людское выражение, у нас такое невозможно. Было. Теперь уже не знаю. Наверное, мне просто страшно. Трусливый Владыка! — Эбайди́н саркастически рассмеялся, но тут же вздохнул: — Я сам виноват, я дал слабину, я дал тиграм почувствовать вкус свободы и безнаказанности. А теперь расплачиваюсь…

— Да ну! Да даже я видела, как они слушают, рты открыв! Помнишь? Ты слово только — а они как побежали! И неужели ты сомневаешься в их доверии?

— Но ведь это страх, обычный. И ты пришла, а раньше мне казалось, что любое моё слово под сомнение ставят. Старейшины каждый раз ещё и напоминают, что я теперь в ответе за них, а у самих в глазах ни крохи доверия!

— Ты не прав, Эбайди́н. Не знаю, как остальным, но Натору ты можешь доверять всецело. Он пытался помочь тебе, когда ты бросил его в тюрьму.

— Да, теперь я это понимаю. А ещё я с тобой пытался драться… ну и дурак! — красный всплеснул руками и рывком опустил их на траву.

— Ты не дурак, — мягко возразила я. — Просто запутался. Слушай, Эбайди́н, я ведь не старше тебя, я сама мало что знаю и мало в чём разбираюсь, но там, где я жила, существуют сотни университетов, которые изучают вопрос имиджа! У тебя же просто пиар хреновый, а ты тут комедию ломаешь. Впрочем, это тонкая наука, немудрено ошибиться. Нам с тобой надо просто пару мероприятий провести, чтобы вернуть уважение народа. А я постараюсь помочь тебе в этом настолько, насколько смогу. Ведь у меня, как я поняла, есть неограниченная свобода действия, так же? Я ведь, мать его, Синий! Что бы я ни сказала, меня услышат и примут. А значит, я смогу вернуть им любовь к тебе.

— Ты сделаешь это для меня?

— Конечно, сделаю. Я видела твою душу — ты хороший. Тебе всего лишь не хватает опыта и уверенности, а это дело наживное.

— Что такое «имиджа»?

— Репутация, образ, то, как видят тебя люди. То есть тигры. А тебе нужно, чтобы они видели, какой ты на самом деле. Что ты смел, честен и глубоко верен своему народу.

— Но как? Я же всеми силами стараюсь показать им свои добрые намерения! Но теперь этого уже никто не видит.

— Ты уверен?

Красный замялся, а я улыбнулась ему:

— Уверена, что после нашего поединка многие уже поменяли своё мнение. Я думаю, нам осталось ещё немного для того, чтобы вернуть тебе доброе имя.

— Да, это было бы здорово, — он тоже улыбнулся, но как-то невесело, — но дело в том, что, помимо этого, есть ещё проблемы, с которыми у меня не получается справиться.

— Какие?

— Это… я не знаю, как объяснить, — теперь красный ещё больше посерьёзнел, пытаясь подобрать слова. — Об этом говорил ещё Хартхор. С каждым годом тигрят рожается всё меньше. Я бы с радостью взял вину на себя, на ошибки своего правления, но это началось ещё до моего рождения. Мы стараемся об этом не распространяться, но народ видит, что что-то не так. При моей бабке здесь жили три тысячи тигров, теперь же не насчитывается и одной. Мы вымираем. И я ничего не могу с этим сделать! Ни я, ни Натор! И самое страшное, что мне, из-за моей долгой жизни, скорее всего, предстоит увидеть, как погибнет Сидие́н…

— А вот это уже проблема! — я озабоченно почесала затылок. — Пожалуй, нам нужно пригласить Натора для этой беседы, ты ведь не возражаешь?

— Нет. Раз ты говоришь, что я могу ему доверять…

— Да, Эбайди́н, ты всё-таки дурак! — улыбнулась я ему.

3. Тайный совет

— А почему ему можно, а мне нет? — А́сфири полыхала праведным гневом у ворот замка, грозя поцарапать гладко выбритое личико молодого стражника. — Я — подруга Синего тигра! Ты должен впустить меня тоже!

— А как же я?! — подбежал Э́лни, услышав крики аж из конюшни, где обхаживал своего Мохнатика, вернувшегося с прогулки в поле. Конечно за время их расставания, меланхоличного пони миновали все беды и неприятности, что достались нам, но всё же фирь никак не мог доверить своего верного скакуна каким-то там громадинам с хвостами. Но у дверей замка творился какой-то непорядок, и его обязательно нужно было проконтролировать. — Почему это меня никто не позвал?!

— Вот именно, Фирус, ты должен пропустить нас! Натора ведь пустили! А я с ней знакома намного дольше, чем он! — А́сфири стала нос к носу со смутившимся пареньком и сложила руки на груди, показывая свою непреклонность.

— Что там происходит? — над крыльцом показалась голова Эбайди́на. А́сфири задрала голову к балкону, на который не посчастливилось выйти красному, и обрушила гнев на него:

— Этот молокосос смеет не пускать нас к Аябэль!!!

— Вообще-то этот «молокосос» старше тебя на три года, и он выполняет мой прямой приказ: не пускать в замок никого!

— А мы тут при чём?! — заверещал фирь. — Мы не кто-то из «никого», мы — друзья Даши! — он на секунду замялся и тут же поправился: — Аябэль! Так что пусть эта ушастая морда пропустит нас, или я за себя не отвечаю!

Эбайди́н обречённо вздохнул и махнул рукой Фирусу, чтобы тот посторонился.

Я повернула голову к распахнувшейся двери и встала навстречу друзьям. Как я рада, что эти весёлые мордашки не оставляют меня! В их обществе как-то казалось, что всё хорошо. Вроде как не было ничего.

Натор лишь укоризненно покачал головой, двигая стул, чтобы освободить места за столом.

— А что, мы ужинать не будем? — невинно осведомился фирь.

— Нет, Э́лни, — улыбнулась я ему, — пока рано. У нас есть дела, которые нужно обсудить, а потом и поедим.

— Так у вас тут тайный совет?! — глаза А́сфири хищно засияли. — Я так и знала! Значит, мы правильно пришли! Почему вы нас сразу не позвали?

— Ну, собственно, мы вас вообще не звали, — бестактно заявил Эбайди́н, лицо фиря пошло красными пятнами, и мне пришлось заступиться.

— Э́лни, просто у нас тут очень серьёзный разговор. Это касается судьбы Сидие́на. Но, конечно, ты и А́сфири имеете право присутствовать, это ведь вы привели меня сюда. Если, конечно, тебя не утомят разговоры о политике…

— Я же говорила! — опять сверкнула взглядом А́сфири, устраиваясь на стуле подле Натора.

— Ну что ж, тогда продолжим, — Эбайди́н вновь уселся рядом со мной.

— Да, пожалуй, — вздохнула я. — Натор, что ты раскопал?

— А что вы обсуждаете? — фирь нахально схватил оставленный по чьему-то беспечному недосмотру кусок булки с тумбочки у стены, к которой прижимался его стул. Наверное, я разбросала.

— Да, что за проблема-то? — поддержала его тигрица.

— На повестке дня у нас два вопроса, — ребята поёрзали, удивляясь моим странным оборотам речи. — Первое: вернуть расположение народа его Владыке Эбайди́ну. Но с этим мы справимся достаточно быстро, тем более что решение второй проблемы нам помогло бы. А вот второй вопрос… Натор, может, лучше ты?

Белый кивнул и начал рассказ:

— Ты, А́сфири, ещё молода и лишь по рассказам знаешь, что когда-то Сидие́н был густонаселённым государством. У нас даже была собственная армия наёмников, которую в своё время призывали на помощь и люди, и эльфы, и даже гномы. Наше государство насчитывало три больших города и двенадцать маленьких поселений. Всё северное побережье Ирту почти до Райвена было под нашим контролем. Но это было очень давно. Многие сотни лет мы жили, процветая. Мы вели торговлю, наши послы были в обеих столицах и даже какое-то время на другом континенте! Мы ходили морем, Аябэль! Сейчас уже от пристани одни гнилые доски остались…

— А к вам самим корабли, что ли, не ходят? — недоумённо спросила я. — Или вы настолько затворники, что всех гостей метлой поганой гоните?

Эбайди́н стыдливо потупился, но Натор возразил:

— Нет, у нас бывают послы, мы всё же не совсем дикие, но Фила́рэн в своё время запретил морякам ошиваться возле границ. Народ они больно горячий, особенно ферргенцы, так что Владыка решил, что так проще.

— Ну да, — поджала я губы, — я так понимаю, полумеры тут не в почёте.

— Ты не знала Владыку, — вздохнул белый, — отец Эбайди́на был очень суров, поэтому принц и кажется на его фоне…

— Нат, мы отвлеклись, — перебила я его, и маг вернулся к теме:

— Да… Мы жили вполне хорошо, как казалось, но, постепенно, нас становилось всё меньше. Это было незаметно поначалу, но если сравнить то, что было раньше, и то, что есть сейчас — мы на грани катастрофы, — Натор развёл руками, сметя белоснежным рукавом выстиранной мантии со стола крошки, что оставил фирь. — По древним записям я могу судить, что тысячу лет назад население тигров состояло более чем из двадцати тысяч граждан. Теперь нас не больше восьми сотен, считая тех, кто покинул государство. Я, как и мои предшественники, не могу найти причину, но если мы не найдём её сейчас, через двести-триста лет от нас не останется ничего, кроме записей в летописях других наро́дичей… И нас троих, — и он кивнул в сторону Эбайди́на и мою.

— Но как?! — А́сфири подскочила с места. — Это же невозможно! Я же родилась! И сестра моя родилась, и у неё сейчас пузо такое, что хоть на тачку укладывай!

— Да, это так. Тигрята всё ещё рождаются. Но вспомни сама, как много других семей, живущих многие годы и так и оставшиеся бездетными?

— Ну да, конечно, есть такие. У моей мамы подруга так живёт. Но тут дело не в этом, она просто рожать не хочет, и всё…

— Вот именно, — перебил Натор, — не хочет. И очень много тех, кто не хочет. И я не спорю, это выбор каждого, мы не заставляем народ плодиться, в этом тигры свободны и были свободны всегда. Ты и сама знаешь, как это случается у наших женщин. Но всё это происходит по другой причине. Не потому что они свободны или хотят пожить своей жизнью. Тут другое. Что-то искусственное, ненормальное. Что-то лишило тигриц нормального природного инстинкта материнства.

— Что лишило? — я порывисто наклонилась к Натору, уже устав от предисловий и желая перейти к сути. — Так что ты раскопал? Выкладывай!

Белый суетно дёрнулся. Видимо привык рассказывать истории, а что его перебивают — нет.

— Я слушал землю… — начал он и пояснил в который раз для меня: — Это часть тигриной магии, я ощущаю народ, как любой белый. Нашу землю, Сидие́н. Я, признаться, надеялся, что что-то изменится с твоим появлением, Аябэль, но пока узор силы прежний. И сегодня я не увидел ничего нового. Я разговаривал с тигрицами и у всех видел одно и то же, как и в земле Сидие́на. Они будто спят. Плодородие нашей земли ушло. Даже ты могла заметить, А́сфири, что наши поля уже не так богаты, как даже в твоём детстве, что фруктов на деревьях всё меньше, что скот плодится через силу. Это не только с тиграми происходит, вся наша долина перестаёт плодоносить! И с каждым годом это только усиливается!

— Как так? — удивилась я.

— Ничего себе?! — хором воскликнули Э́лни и А́сфири. Эбайди́н лишь молча разглядывал свои переплетённые пальцы.

— Вообще, у нас, в моём мире, тоже такая штука есть, — сказала я задумчиво, — нам на социологии рассказывали, что если народ уже давно существует, то начинает вырождаться. Вроде как природный механизм, или что-то похожее. У нас женщины не особо стремятся рожать и это считается нормально. Я и не думала, что это может быть проблемой, у нас населения хватает. Ну, это в сравнении со средними веками. Хотя моя… мама, вообще детей иметь не могла. Я иногда даже думала, зачем я сама родилась? Кому я нужна вообще? Тем более, если я такая тупая! Из книжек не вылезала, потому что нахер мне эта жизнь! И не делала ничего! И не хотела! Вот вам — я! Тупая, безграмотная, несмотря на почти высшее образование, избалованная и потонувшая в своих иллюзиях! Тряпка сопливая! Да если бы не вы, я бы никогда и не узнала, что могу что-то сделать для мира! Хоть для какого-то!

— Ая… Аябэль, на вот, выпей-ка вина.

Натор пододвинул кубок к моим дрожащим пальцам.

— Боги, как её прорвало-то… — поёжилась А́сфири, — зачем так кричать-то?

— Простите, простите, — я отхлебнула из кубка, успокаиваясь. — Просто что-то нашло. Нервы сдают. Я рада, что теперь среди вас. И очень надеюсь, что смогу хоть чем-то помочь!

— Да уж, странный у тебя мир, — покачал головой Э́лни. — Но я бы всё равно мечтал побывать там.

— Нет, Э́лни, причём тут мир? Это я сама… не очень. А мир у нас нормальный. Наверное. Не знаю. Просто я… немного разволновалась. Какой-то бред несу…

— Так что же, Натор, тебе есть что добавить? — обратился к белому Эбайди́н, стараясь увести разговор, чтобы дать мне передохнуть.

— Пожалуй, — тут же включился маг. — Хочу пояснить свои ощущения Аябэль, может, её магия сможет уловить причину. Я слушал землю. Живительная сила никуда не ушла из неё. Но в других землях, она циркулирует, обновляясь, она кипит как ручей, а здесь она замерла высыхающим болотом. Из неё уже почти нельзя напиться. То же самое и с народом. Они будто спят, жизнь куда-то уходит. Ты, А́сфири, ещё молода и сил у тебя много, но я смотрел в глаза тиграм постарше. Они уже не хотят жить, не хотят бегать и веселиться, не хотят охотиться, им уже не интересно ничего. Будто их клонит в сон, и они не могут этому противиться. Все старейшины марту уже ни на что не годятся! Склочные старики, которые сами в себе разобраться не могут.

— А не проще ли переехать на другое место? — недоумённо заявил Э́лни.

— Да, действительно, не проще ли? — поддержала я друга.

— Нет, не проще, ­ — хором возразили Эбайди́н с Натором, и белый продолжил: — Во-первых, это наша исконная земля, мы не можем просто так покинуть свою родину. А во-вторых, всё не так просто. Сейчас уже сложно разобрать, но я уверен, что это земля перестала плодоносить из-за хандры тигров, а не наоборот. И куда бы мы ни ушли, мы заберём эту хандру с собой.

— Может, это проклятье? Вы не пробовали просить помощи у богов? — спросил Э́лни.

— Может быть, но тогда это проклятье такого порядка, с которым не справится ни один маг в Нелита́. А богов просить бесполезно. Наш народ не поклоняется им. Как мы можем просить их о чём-то, если веками не приносили им дары и не чтили? Мы уважаем их, но просить не можем и не будем. Не принято, — Натор сверкнул глазами в мою сторону: — Но теперь у нас есть ты — наша богиня! И какая бы ты ни была, сила в тебе есть. Мы ждали тебя! И если ты не сможешь помочь нам, то уже никто не сможет.

— О-о-о, боги! — я потёрла виски. — Ладно, что-нибудь придумаем. А теперь, пожалуй, и правда пора поужинать, у меня от этих дебатов жуткий голод просыпается!

Эбайди́н незаметно улыбнулся.

— Что ты намерена делать?

Натор спешил за моим размашистым шагом, будто ноги у него короче моих. Беспокоится. Я видела, что Эбайди́н сам хотел пойти за мной, когда я ушла из-за стола, никого ни о чём не предупредив, да ещё и с таким лицом, что можно было подумать, что я вешаться собираюсь, но белый был ближе к выходу. Тепло на душе от этой заботы. И пусть что только из-за того, что я теперь богиня, но зато меня принимают такой, какая есть, увидели меня — дуру.

Впрочем, сейчас его забота была всё же лишней, нужно столько всего ещё уложить в голове по полочкам, а для этого стоит побыть одной.

— Послушаю землю, как ты сказал. Думаю — у меня получится.

После ментального прорыва тогда на горе я стала по-другому видеть мир. Всё никак не могла привыкнуть, даже не знала, что я умею? А теперь ещё и синяя вся стала, после этого вообще всё с ног на голову перевернулось. Но чутьё — это хорошо. Интуитивно научусь. Раз учителя больше нет…

Белый лавировал между ящиков и мешков какого-то склада на окраине города, стараясь поспеть за мной, уже пробиравшейся по тропинке между стен низеньких сараюшек.

— Можно мне с тобой?

— Я была бы рада, но если честно, хочу побыть одна, — всё же смогла сказать я и прибавила: — Не обижайся, пожалуйста. Мне нужно время, чтобы сосредоточится.

— Хорошо, — Натор кивнул и, остановившись возле крайнего дома, ещё несколько минут провожал меня обеспокоенным взглядом.

Боги, как же хорошо, наконец, размять ноги! Так, чтобы идти босиком по траве и идти. И чтобы никто не увязался, чтобы можно было подумать и отдохнуть от всех. Милые мои любимые друзья, я вас так люблю! Без вас я бы уже давно лежала высушенной бабочкой где-нибудь под кустом. Но боги видят, как вы мне надоели! Я хочу побыть одна, и это восхитительно! Шаги даются легко, ведь в моём теле мощь сотен и тысяч тигров. Приятно жадно вдыхать воздух, поднимаясь в гору, среди редкого леска. Сидие́н за спиной, к нему уже тянутся липкие лапки сумерек. Последние усталые лучики солнца ещё цепляются за вершины скал, но туда я не доберусь сегодня — слишком далеко.

Камешки выскальзывали из-под ног, шелестя по пути вниз. Ветер, свежий чудный душистый ветер в лицо. Играй с моими волосами, тебе я рада сейчас. Эстэ́риол показал мне тебя. Ты такой же молчаливый и прохладный, как я. Мы созданы с тобой из одной стихии, из одного божественного желания. Молчи как я, шепчи что-то незаметно, если хочешь. Не успокаивай, не горюй, не смейся. Просто играй со мной, а я поиграю с тобой. Вот уже совсем близко вершина, куда я отправила своё ленивое тело, сейчас ещё чуть-чуть, и я откроюсь тебе со всех сторон, чтобы ты обнял меня вместе с ушками, хвостиком и грязными когтями. Да, вот она. Я вся твоя, на — бери меня.

Я стояла на краю невысокой скалы, возвышающейся стражем над долиной Сидие́на. Весь город, как дитя в колыбели, свернулся калачиком передо мной, периодически попискивая голосами готовящихся ко сну жителей. Какой у меня замечательный слух теперь! Если я чуть-чуть прислушаюсь, я смогу разобрать, что шепчет малыш своей маме на ушко в тёмном уголке хижины на окраине, или спор двух разгильдяев на бревне возле ручья, и приглушённые ругательства растяпы, разбившего добротное глиняное блюдо. Маленький мирок под моим чутким присмотром. Что же случилось с тобой? Что за гадкая хворь поразила тебя? Почему вы гибните, сами не видя, как тело вашего народа поразила проказа? Может, это какой-то злой дух чинит тут своё тёмное дело? Нет, белые тигры нашли бы его, если бы всё было так просто. Так в чём же причина? Я хочу понять, хочу помочь.

Хм, а ведь я тоже часть этого народа. Я средоточие всех его сил, а значит, чтобы понять его, я могу прислушаться к себе. Там, внутри собственной души я смогу найти все ответы, мне не нужно для этого ни ритуалов, ни долгих расследований. Всё тут, прямо сейчас, прямо здесь. Как хорошо это понимать. Нет, не понимать — чувствовать. Никто не учил меня этому, не показывал примера, именно поэтому я точно знала, что делать!

Я села на холодный камень, скрестив ноги, и закрыла глаза. Плавно не то ветер окутал меня, не то я окутала порыв воздуха собой. Как же быстро я могу заглянуть в себя, подобно книге: сняла с полки, сдула пыль и открыла. Вот он, весь мир вокруг меня. А я часть его. Или это он часть меня? Уже не разберёшь, такой огромной я стала. Я — Вселенная. Вселенная, скажи, что не так? Что случилось с тобой?

Глаза застилал пушистый белый свет. Где мои руки? Где ноги? Я не чувствую даже собственных пальцев, это так здорово. Кто ты? Ответь мне.

— Это я.

— Кто «я»?

— Я, это ты, а ты это я.

Прямо в лицо мне улыбнулись глубокие синие глаза. Чудесное божественное создание, возникшее из этого света, игриво повело хвостом и отстранилось. Это что-то удивительно прекрасное. Но у неё моё лицо, моё тело, мои движения. Это я? Неужели я тоже могу быть настолько прекрасной?

— Да, можешь. Потому что ты, это я, а я есть — любовь. И гнев, и страх, и боль, и счастье. Я твоя душа. Спрашивай.

— Я буду спрашивать у самой себя?

— Да.

— И я смогу ответить сама себе на вопросы, ответы на которые не знаю?

— Да. Потому что ты знаешь ответы.

И сразу, не успев даже подумать:

— Где Эстэ́риол?

— Его больше нет. Он ушёл.

О боги, нет! Я же знала! Как глупо задавать самой себе вопрос, когда знаешь, что получишь честный ответ…

— Я увижу его когда-нибудь ещё?

— Нет.

— Он любил меня?

— Да, больше жизни. Больше собственной магии.

Немного помедлила. Надо что-то делать.

— Что мне сделать, чтобы боль ушла?

— Отпустить его.

Так просто? Хочется смеяться и рвать свою плоть на части. Так просто! Да знаю я!

— Я не могу. Хочу, но не могу. Я думала, что отпустила его на похоронах, но теперь понимаю, что боль всё ещё тут. Не выгнать, не вымарать!

— Я знаю. Но это всего лишь человеческие эмоции, — красивые синие глаза с вертикальными зрачками потемнели, она скорбела вместе со мной. Ну да, это ведь я и есть. — Ты дала ему всё, что он должен был получить, а он дал тебе столько же. Ваша жизнь закончена, теперь началась твоя. Не думай о том, что могло бы быть, не думай о том, что ты потеряла. Помни его любовь. Она согреет твоё сердце и исцелит твои раны. Она всегда с тобой, и эта любовь не приносит боли.

— Спасибо…

— Спрашивай.

По коже прошёлся холодок и я оскалилась:

— Где Во́ртам?

— Не здесь.

— А где? А если он прямо сейчас откуда-нибудь…

— Нет.

— Почему?

— Он оставил тебя «развлекаться».

— Тварь!

Она-я не ответила, усмехнулась грустно сама себе. Да, не до него сейчас, у меня есть обязанности, личное подождёт. Оставлю на сладкое.

— Правильно.

Да, пожалуй, я способна перейти к делу, эта беззащитность и ранимость выводит меня из себя. Пора что-то делать или я с ума сойду!

— Это сложно, — начала я. — Я теперь в ответе за целый народ. Я совсем не знаю, что мне делать? Я чувствую себя такой маленькой и глупой. Я же их мечта! А теперь я свершилась, и оказалась маленькой тупой звездой, сбежавшей от родителей.

— Ты та, кого они ждали. И ты была послана им такая, какая есть, потому что только такая ты можешь дать им то, что необходимо.

— Тогда в чём моя задача? Что я могу им дать? Что я должна сделать?

— Сидие́н спит. А пока он спит под кружевом древнего заклятия, их жизненная сила утекает. Она здесь, но её не поймать, не выпустить. Ты найдёшь её, но прежде у тебя есть ещё дело.

— Какое?

— Слушай…

Откуда-то издалека донёсся жалобный возглас. Непонятно, наяву или просто почудился. Я не смогла расслышать слова.

— Кто это? — всё ещё не выныривая из светлого тумана, спросила я.

— Ты услышишь, уже скоро, ещё есть немного времени.

— Но мне всё равно, наверное, уже пора бежать?

— Ты забыла спросить у меня ещё кое-что.

— Но я не помню. Что я забыла спросить у тебя?

— Древнее заклятье. Ты ещё не поняла, но уже чувствуешь. Оно пробудилось. Твой приход нарушил его покой, и теперь его сила аккумулируется. Ты найдёшь место, но не опоздай. Если его не остановить, оно натворит дел… ведь в его распоряжении сила сотен тысяч тигров столетиями стекавшая в него.

— А как же я остановлю его?

— Этого я ещё не знаю. Но знаю, что ответ ты найдёшь.

Вдруг я вновь услышала тот странный возглас, но теперь он звучал вполне отчётливо.

— Ну вот, — проговорило моё синеглазое отражение, — теперь пора.

И исчезла, вместе с растворившимся туманом. Я сидела на холодном камне, а подо мной светился огоньками уже погрузившийся в вечерний мрак Сидие́н.

4. Серый тигрёнок

— Арин!!! Арин пропал!!! Мой сынок! Эбайди́н, помоги!!!

Рыжая тигрица бегом поднималась к замку, голося на всю округу. К ней сбегались зеваки и следовали за ней наверх.

— Эбайди́н! Мой сын пропал! Арин!

Красный сбежал по лестнице к растрёпанной и заплаканной тигрице.

— Что случилось, Фируза?

— Мой сын! Он пропал! Я шла к дому, он не отставал, а потом резко исчез! Я звала его, звала, но он не отзывался! Мне показалось, что он кричал!

— Он не мог убежать сам? — Эбайди́н взял её за руки, пытаясь остановить нарастающие рыдания.

— Нет… Он послушный мальчик. Мне показалось, что я слышала его крик!

Фируза вновь зарыдала.

Я благодарила богов, за мою новую силу. Расстояние от вершины скалы до Кровавого ристалища я смогла преодолеть в считанные минуты. У порога замка на площадной брусчатке сидела женщина и самозабвенно рыдала, а Эбайди́н, стоявший возле неё, тщетно старался успокоить безутешную мать.

— Что случилось, — подбежав, рыкнула я.

— У Фирузы пропал сын. Она говорит, что слышала его крик. Я не знаю, кто мог напасть на него, это немыслимо здесь, в Сидие́не! Ни один тигр не обидит дитя!

— Веди, — строго сказала я, поднимая тигрицу на ноги. Надеюсь, это не то, что я подумала.

Фируза, шаря безумными глазами, устремилась вниз с холма, за ней потянулись остальные. Эбайди́н громко отдал приказ о том, чтобы оповестили весь город и подняли на поиски всех, кто мог помочь. Его указания быстро обежали весь Сидие́н, и на улицах стало светло от факелов — не у всех тигров было такое отличное зрение ночью, как у меня и Натора. Заглядывали в каждый угол. Отряд охотников отправился прочёсывать ближайшие леса, но мальчик как в воду канул.

— Как он выглядел? — спросила я на бегу.

— Серый. Лет восемь, — ответил Эбайди́н.

— У него голубые глаза и курносый нос, — добавила тигрица. — В льняной рубашке и голубых штанах.

— Боги, он же даже ещё не научился контролировать перевоплощение! — ругнулся красный, и пояснил мне. — Если у ребёнка ещё нет одежды из его шерсти, значит, он ещё не до конца владеет тигриной силой. У пепельных такое случается… Совсем малец!

Мы обошли весь город вдоль и поперёк, но не нашли даже следов. Натор, суетившийся рядом, всё шептал что-то и подвывал — видимо призывал свою магию — но толку не было и от этого. Вот не понимаю почему, какого лысого беса у меня тоже ровным счётом ничего не получалось?! Я прислушивалась к самым глубинам своего подсознания, раз за разом задавая один вопрос: «Где он?», и раз за разом получала простой и лаконичный ответ: «Не здесь». «А где, Да́лин тебя дери?!» — так и хотелось завопить мне, но ответ был тот же: «Не здесь».

Я уже начала покрываться холодным потом. Неужели его засосало этой неведомой дрянью, с которой мне предстоит сразиться? Но всё оказалось намного прозаичнее. На очередной мой мысленный вопрос вдруг пришёл совершенно неуместный ответ: «Наверху чужие». И как в подтверждение этому, спотыкаясь на ходу, к нам сбежал один из жёлтых стражников, крича, что у замка творится что-то неладное. Мы развернулись и бросились обратно.

Да, что-то было не так, теперь я явно это чувствовала. Натор, бежавший рядом в зверином обличии, тоже чувствовал это, его белёсые глаза светились страхом.

Шагнув на плиты Ристалища, я встала как вкопанная. В спину мне уткнулись остальные, у кого хватило сил бежать с моей прытью. Там действительно были чужие. Мальчик был у них.

— Именем Сидие́на, кто вы? — гневно спросил Эбайди́н, выходя вперёд.

Ещё до того, как они снизошли до ответа, я уже видела, кто это. Не люди. И не тигры. А гадское да́линское племя! Пятеро стояли на крыльце замка, обступая шестого, вальяжно развалившегося на нижней ступени и прижимающего к себе перепуганного мальца, который даже плакать от страха не мог. Сюда бы лучника меткого. Впрочем, нет. Одного застрелишь, остальные пацана прибьют!

За замком и в тени деревьев пряталось ещё около тридцати этих тварей — я чуяла их! «Я́рру» — мазнуло сознание яростное узнавание Натора, будто теперь я подхватила его поток мыслей. Немудрено — я ещё не вышла из транса. Твари, отвлекли весь город на поиски Арина и проскользнули!

Они были похожи на людей, но спутать с ними было невозможно. Так же как домашняя кошка отличается от пантеры: вроде одно семейство, но одна живот больной пригреет, а вторая разорвёт в клочья и не заметит. Почти все лысые, со смуглой кожей и заострёнными ушами. Скулы высокие, как у индейцев, и сами чем-то неуловимо на них похожие. У того, что держал ребёнка, всё тело, включая лицо и лысую макушку, покрывали татуировки. Глаза дикие, без радужки, абсолютно чёрные, так что и не поймёшь, куда эта тварь смотрит, глумливо усмехаясь.

— О, да это же любимый сыночек Фила́рэна! Как папочка, не хворает? — ухмыльнулся тот.

— Что ты делаешь на нашей земле?! — не поддаваясь на провокацию, прорычал красный.

— Да вот, пришёл проведать внука, а заодно и порядок тут навести — распустились вы тут совсем, я гляжу.

— У тебя нет здесь родни, да́линская падаль! Отпусти ребёнка и говори, что тебе нужно!

Я́рру усмехнулся, поудобнее перехватив кинжал, упирающийся ребром тигрёнку в горло.

— Ну почему же нет, сынок мой тут мне родню и оставил. Аккурат век с четвертью назад. Жаль только, что помер сразу, как мамашу твою обрюхатил!

Тут Эбайди́н не сдержался, и если бы у меня не хватило мозгов схватить его за руку, точно наделал бы глупостей.

— Моя мать потеряла ребёнка! А я — сын своего отца, во мне нет твоей поганой крови! — выкрикнул Эбайди́н, оставив попытки вырваться.

— Да-а-а, ты уверен? — осклабился демон. — А ты никогда не слышал про нашу наследственность?

Красный рванулся, выпутавшись из моей хватки, но необдуманных движений больше не совершал, а я́рру продолжал:

— Сыночек мой безмозглый мамку твою да́линовым знаменем пометил. Котёнок-то Фила́рэнский подох, а семя моего кровинушки осталось. А когда мамаша твоя опять забеременеть сподобилась, оно и проснулось, так что здравствуй, внучек! Рад тебя видеть в добром здравии! Иди, обними дедушку!

— Будь ты проклят! — бросил вконец разъярённый Эбайди́н, но поделать ничего не мог — у твари был Арин.

Я глянула в лицо красного и вновь почувствовала его душу, что-то в ней надломилось. Он ещё не успел это сам понять, но уже начал сдаваться, что-то ломало его. А демон, будто почуяв слабину, насел ещё сильнее:

— Ну, неужели ты сам не видишь? Ты же чувствовал это всегда, всегда знал, что ты не просто тигр, что-то ещё есть в тебе и от нес. Из-за этого ты никогда не ладил с Фила́рэном, из-за этого ты убил своего так называемого папашу, из-за этого ты почти развалил государство! Ну ничего, теперь ты знаешь, кто ты, а я подскажу тебе, как правильно править.

«Вот сволочь! — подумала я — Хочет без пыли и шума захватить власть!». И ведь мог! Красному тигру должны подчиняться безоговорочно, а тот, кто имеет власть над Владыкой, имеет её над всем Сидие́ном! А Эбайди́н уже готов сорваться. Ну, ничего ж себе, какие у него, оказывается, глубинные комплексы! Знала бы, по башке б его огрела, чтоб даже не слушал эту мразь!

И вообще, я не понимаю, этот я́рру что, слепой?! Он что, не видит, что тут я — Синий тигр?! Да я ж ему ща наваляю по первое число! И за Эбайди́на, и за маму его, и за Сидие́н! И ещё отдельно за несчастного перепуганного мальчишку!

Я вышла вперёд. Главное, без резких движений, не сглупить, а уж что делать, само придёт. Сила уже начала свою работу где-то в глубине подсознания, как же это здорово, когда магия умнее тебя! Сейчас важно отвлечь Эбайди́на и заговорить эту тварь, пока я не почувствую, что готова нанести удар. Нет, ну на что он рассчитывает, скажите мне? Может, какой подвох? Но всё же уже пора что-то делать, а то Эбайди́н сейчас сам что-нибудь сотворит!

— Там, откуда я пришла, говорят, что отец не тот, что родил, а тот, что воспитал, — холодно произнесла я, ровными и осторожными шагами отмеряя каждое слово. Остановилась напротив названного «дедушки» шагах в двадцати и скрестила руки на груди. — Впрочем, тут это неуместно, потому что тебе уже сказали, что крови твоей тут нет, или ты глуховат, дедуля?

Я́рру насторожился, оценивающе смерив меня взглядом. Он что, правда меня не заметил? Он что, идиот? Или он не ожидал появления Синего тигра, которое так замечательно совпало с его нахальной инициативой? Может, он правда не в курсе, что я такое, и принял меня за одного из серых — в темноте-то не все видят как я.

Фыркнув, я докончила:

— У тебя здесь нет ни власти, ни прав, так что на твоём месте, я была бы уже очень далеко отсюда.

— Ты смеешь мне угрожать, девка? — ощерился тот, прижав мальчишку к себе.

— Смею. И поверь, у меня хватает оснований для этого.

Он ещё раз смерил меня взглядом, делая вид, что узнал, хотя теперь я поняла, что он был в курсе всего с самого начала.

— Ах, ну да, конечно, неужели глаза мне не врут?! Это же Синий тигр! Трепещу и преклоняюсь!

Его ироничному приветствию вторили глумливые смешки приспешников. Да, они не идиоты, они знали, на что идут, а значит, у них был припрятан ещё один козырь. Ах, не люблю я вести эти долгие окольные разговоры, как в дешёвых боевиках! Выводят они меня, лучше уж сразу начистоту!

— Ты, наверное, мне тоже хотел что-то сказать? Ну, так я слушаю!

— О-о-о, ну конечно, как же мы могли прийти без подарка! Нас тоже вежливости обучают, не только вас, чистеньких и пушистеньких. Держи!

И он, на миг отпустив парня, кинул в мою сторону что-то, застучавшее и зазвеневшее на каменной брусчатке под ногами. Я бросила взгляд. Рукоять меча. С обломанным у самого основания клинком. Что за непонятная хрень? И вроде как и не опасная, я не чувствую в ней ничего чуждого. Это что, какой-то ритуальный способ оскорбить? Ну, так я его не знаю, так что мне нечего оскорбляться.

Я ловким движением, стараясь не выпускать из виду я́рру, подхватила странный предмет.

«Не трогай!!!» — запоздало раздался крик Натора, но было поздно.

Нет, они не идиоты, точно. А вот я полная идиотка! Я что, мало фильмов голливудских смотрела? Что, в двадцать два года сложно понять, что нельзя брать в руки то, что отдаёт враг?! Да я, кажется, даже я́рру своей глупостью разочаровала, не то, что друзей! Но теперь-то что?

Я задумчиво повертела безделушку в руках, не чувствуя никаких последствий:

— И что это должно значить? — подняла железку, демонстрируя всем свою находку. Может, хоть в отголосках мыслей друзей узнаю, насколько сильно я сглупила. Но хор мыслей, который я подхватила, подобно глотку воздуха, был нестройным и неуверенным — никто не знал, что это.

— Это тебе подарочек от Да́лина, — ласково проговорил демон. — Он тут обронил как-то заклятьице, а ключик потерял. Всё маялся, искал, нельзя же такое заклятье без дела оставлять, да как-то не свезло. А потом дубликатик изготовил и решил тебя порадовать, не всё ж ему одному веселье! Так что играй, наслаждайся! — хихикнул он.

Ах, вот оно что, вот почему я ничего не почувствовала! Он же на меня и был настроен! И подействовал сразу, да так тихо, что я только теперь ощутила, как лёгкими ветрами заиграли струны силы где-то за спиной в центре города.

Вот мразь! И что же теперь делать?! Я так понимаю, с этим божественным сюрпризом мне сейчас придётся спешно разбираться, пока гнусные демоны разложат на кусочки Эбайди́на и остальных! Ну, не-е-ет! Вот теперь я в бешенстве, вот теперь я готова нанести удар! Ненавижу свою глупость!!! И поэтому и вас, твари, ненавижу, так что слова в сторону, пора дело делать!

И я, не понимая, что я делаю, не видя ничего вокруг, не успев даже задуматься, что у я́рру в руках тигрёнок, запустила этим куском железки демону прямо в лоб. Он даже хрипнуть не успел, кусок металла пробил его голову насквозь, забрызгав мозгами несчастного Арина, пробил ногу, стоявшего за ним приспешника и с брызгами пыли вонзился в ступени крыльца.

И тут пацан, наконец, закричал. Это послужило сигналом для всех. И я́рру, и тигры бросились друг на друга. Из-за кустов вылетела, скрывавшаяся там такая же лысая и неприветливая подмога, а с крыши замка им на голову свалились куда-то запропастившиеся стражники. Всё смешалось, и я бросилась к мальчику, пока его банально не затоптали.

Не помню как, но через несколько секунд мы с ним уже стояли на крыше замка, куда я утащила его от греха, и глядели на мясорубку внизу. Я́рру было мало, для того, чтобы задавить тигров массой, но их воины были не менее искусными, и что самое неприятное — живучими. Ну да, ведь они же всю жизнь посвящают войне. Немудрено так натаскать себя, чтобы не уступать даже Эбайди́ну в некоторых приёмах.

И всё же их сил было явно недостаточно. Я, конечно, нарушила их план, вот так самоуверенно убив главаря, но они должны были быть готовы и к такому. Я мысленно прощупала округу: да, к городу с запада подбиралась уже довольно внушительная армия, если я ничего не сделаю, Сидие́н просто не выдержит этого удара!

Так, мальчишка не пропадёт, надо бежать на подмогу. Уж чем смогу помогу. Умений нет, но в этой свалке решает сила, а у меня её на всех я́рру хватит!

Арин заплакал, уткнувшись лицом мне в штанину, не отпуская, когда я двинулась. Бедный мальчик, как же ему досталось! Я подняла его на руки, желая скрыть от него страшное зрелище, но он вдруг ящеркой вывернулся и крикнул, указывая пальчиком куда-то в центр города.

Я обмерла. Вот дура безмозглая! Заклятье!

А там царило что-то невообразимое. Сила, смерчем завиваясь, поднимала пыль и ломала в щепки близлежащие дома, от которых разбегались тигры с детьми на руках. Хорошо, что Эбайди́н поднял на уши весь город! А ещё хорошо, что эта хрень формировалась не так стремительно в начале, как сейчас, иначе не обошлось бы без жертв!

Я глянула на неё «душой» и отшатнулась. Огромная силища, собиравшаяся там века, вырвалась на свободу, и похоже, что за это время она не только накопилась, она ещё и обрела разум и форму.

Над городом медленно формировалась исполинская фигура шестилапой рогатой твари.

5. Туманный Балрог

— Арин, я сейчас отнесу тебя в лес, сиди, где я тебя посажу, и не высовывайся, пока я за тобой не приду — хорошо?

Мальчик молча кивнул и утёр нос рукавом. Храбрый какой, молодец!

Я вихрем слетела с крыши, прижимая его к себе, и за считанные минуты оказалась за пару километров от замка. Ну, ничего же себе, у меня силища! Усадила ошалевшего от моей прыти мальчишку на ветке дерева и опрометью бросилась назад.

И поняла, что опаздываю.

Заклятье уже полностью сформировалось, и теперь это существо, наполненное невиданной силой, медленно топтало в сторону битвы, круша на своём пути всё, что попадалось под его неуклюжие когтистые лапы. Оно даже не заметило меня, когда я встала на пути. Боги, да оно же с небоскрёб ростом! Оно же сейчас лапу свою гадскую протянет и сломает замок, хрумкнув как сухарём!

Я выхватила меч из ножен и, оттолкнувшись от земли, зарываясь когтями в шкуру, взобралась по его ноге на загривок. Будто поле пробежала — такой огромный! Он даже рогом не повёл. Если бы не его замешательство в том, что «вот я вылез, и дальше что?», Сидие́н был бы уже весь разрушен! Я, собрав всю волю в кулак и призвав всю свою силу, занесла меч над его макушкой. Клинок пульсировал от гуляющей в нём магии, вселяя уверенность и ощущение правильности. Да, уж что-что, но я смогу тебя остановить! И я с криком камикадзе вонзила клинок по рукоять в его огромную башку.

Только вот зверюга этого даже не заметила. Боги, да что же это такое?! У него что, мозг такой маленький, что мне придётся проколупываться до него полчерепа? Не пойдёт, он тут погромит всё!

«Барлог, мать твою! Ты не пройдёшь, скотина!!!» — я аж засмеялась. Стоило провести эту аналогию, и тварь уже не выглядела страшно, а вызывала смех!

— Я, сука, Гендальф Серый! Я тебе ща наваляю, тварюга рогатая! — заорала я, выдрав меч из мяса и долбя голову чудища, срезая куски волосатой шкуры, рассыпавшейся в пыль, как только та отделялась от тела.

Вот теперь тварюка почувствовал. Только мои поскрёбывания его скорее разозлили, чем ослабили. Он огромной лапой почесал место, где я скакала, как коза горная, и таки умудрился меня зацепить. Я оказалась в его ладони, неуклюже опираясь на наполовину вогнанный в кожу меч.

Он поднёс лапу к подслеповатым, туманным глазам и шумно дохнул. Странно, а я думала, дыхание будет смрадным, а оно как ветер — безвкусное и прохладное. А ведь, и правда, на Барлога-то как похож! Даже больше, чем сначала. Так, а он ведь и вправду изменился! Значит, он среагировал на мои мысли! Точно, он же создан из копившейся веками тигриной силы, он — часть тигриного народа! Так же, как и я!

Мысли пронеслись в голове в доли мгновенья, но тварь тоже о чём-то подумала и решила.

Огромная пасть разинулась, и я вздрогнула: такому количеству зубищ позавидует даже гибрид акулы с львицей! Стало ясно, что эта самая исконная часть силы тигриного народа решила недвусмысленно сожрать вторую. И пока я буду размышлять и философствовать, она эту задумку без помех осуществит! Но что же делать? От моего могучего и легендарного меча твари ни жарко, ни холодно, а значит, нужно какое-то другое оружие. Оружие ли? Это ведь тоже лишь часть силы, по шалости какого-то гадливого божка обретшая форму. Она изменяется вместе со мной, значит…

Челюсти клацнули, защемив мне ногу. Я истошно завопила, но боли не было. Да-а-а, тварюка недооценила крепости моей шкуры! Не прожевать меня так просто! И хватит уже думать, а то меня скоро переварят! Время вышло: «ЧТО ДЕЛАТЬ?».

И непонятно откуда до меня донёсся отголосок моего же собственного голоса: «… сожрать!». «Сожрать»!??? Да. Поглотить. Это ведь наша сила, моя! И вдруг всем нутром почувствовав единение с этим огромным «нечто», я растворилась.

— Эбайди́н, что это за тварь?! — крикнул кто-то из жёлтых, обернувшись на грохот из города.

Битва смешалась, противники отскочили друг от друга, чтобы глянуть, что там происходит. Огромная фигура, лишившись лишних пар лап, нетвёрдо стояла на двух задних, раскинув передние и потрясая огромной рогатой головой. Был бы Э́лни Фродо, он бы точно решил, что это Балрог, настолько похож стал. Только больше раза в три.

Я́рру, издав радостный воинственный клич, с новой силой бросились в атаку, тесня тигров с площади, чтобы скопом навалиться на них из более выгодного положения сверху-вниз. Пришлось отбиваться что есть мочи. Вооружены были далеко не все, к тому же основной отряд охотников всё ещё не подоспел из близлежащих лесов, а возле замка оказалось больше женщин и подростков, разбавленных от силы десяткой жёлтых воинов. Но сражались все. Кто кухонным ножом, кто палкой, большинство когтями и зубами, рискуя подставиться под мечи, за неимением своих. Они все знали, что где-то там Синий тигр ведёт свою битву, и обязательно справится, а пока нужно всего лишь подождать, продержаться, пока она не вернулась на помощь.

Даже Э́лни украдкой пырял пролетавших мимо него врагов и сразу же прятался обратно под каменные скамьи. Лицо у него было дикое-дикое, а чистые и наивные глаза пустыми. Кровь стекала по ножичку ему в рукав, но руки не дрожали. «Завтра, когда закончится, тогда я испугаюсь — думал он, — но не сегодня, не сейчас. Там же мои друзья!». И вновь вылезал, чтобы перерезать сухожилья демону, неосмотрительно повернувшемуся к нему спиной. Он ведь посмел занести меч над А́сфири!

А из долины всё раздавался дикий и потусторонний рёв немыслимого чудовища. «Где-то там Даша…».

Я не чувствовала своего тела, но видела его. Прямо в пасти, сидя на мягком языке, сквозь кости и мышцы я видела всю округу. Я не перестала быть собой, но стала кем-то ещё. Нас уже было не двое, а одно целое. Осталось лишь подчинить это второе себе. Так же как слишком сильное чувство. Например, панический страх. Или гнев. Набросить уздечку и укротить. А затем поглотить, растворить, разложить на элементы и выпустить простой чистой силой. Сожрать.

Но до этого есть ещё одна проблема, которую мне поможет решить мой новый рогатый друг.

Мысленно, будто управляя собственной рукой, я заставила тварь, аккуратно переступая домики и загоны со скотом, направиться в сторону моря. Да-а-а, вот вам будет сюрприз, мерзкие я́рру! Там-то лишь вы, там я не смогу зацепить своих! Там-то я и разгуляюсь, чтобы навсегда отбить у вас желание совать свой поганый воинствующий нос в Сидие́н!

«Балрог» послушно топал навстречу вражеской армии, и лапы его уже были моими, его глаза видели для меня, нос втягивал целые облака, даря вкус сырого разреженного воздуха. Я стала им, и на огромной страшной роже появилась жуткая зубастая усмешка. «Я иду к вам, мои милые, как же мне вас не хватает, так хочется вас всех прижать к себе! Чтобы косточки захрустели!!!».

Я́рру, направлявшиеся в сторону города быстрым шагом, остановились, и теперь как тараканчики, мелкими кучками разбегались по лесам, прячась в укромных щелочках. Конечно, прячьтесь! Я же вас никогда не найду! Я вообще вас не вижу, просто мимо прохожу!

Огромная лапа прошлась когтями по наиболее густой кучке, оставляя глубокие борозды в земле. Как-то противно помокрела шерсть и мелкие влажные кусочки, как грязь из лужи осыпалась с пальцев, уже перестав быть чем-то живым. Просто фаршик, чистый свежий фаршик, правда, с железками. Ням-ням. Я в последний момент сообразила, что есть это мясо не стоит, ведь у меня в пасти сидело, удобно раскинувшись, моё собственное маленькое тельце, нечего его пачкать. А лучше ещё раз пройтись коготками.

Я быстро размазала по земле большую часть армии, а затем стала выслеживать тех, что разбежались. Вылавливать их по одному было неудобно, они же мне с полноготка, как муравьишки! Хм, а почему бы не попробовать магию? Я ведь средоточие магии сейчас? Ну-ка?

Я закрыла все четыре глаза и сосредоточилась. Вот они, милые, вижу вас всех, забившихся, раненых и трясущихся. Как светлячки на полянке, все тут! А смогу ли я вас как в дурацком фильме, заставить самоуничтожиться? Пожалуй.

Немного фантазии, лёгкое волевое усилие и «плюх»! У всех так смешно лопнули головы. Все мертвы. Сбежавших нет. А те, что в городе? Обернулась, глянула, и опять банальные брызги крови. Теперь всё. Покуролесили и хватит. Пора успокаивать своё кровожадное безумие и становится собой…

Огромная животная сила успокаивалась, я вновь ощутила себя, но по-прежнему в двух телах, лишь разум вернулся в прежнее состояние, оставив инстинкты твари потухать догоревшими кострами. Я — это я. А вокруг меня всего лишь сила. Ты хотела съесть меня, а я съем тебя.

И потянув вьющиеся в глубине мышц чудовища силы, я стала медленно втягивать их в себя. Моё тело выдержит, оно для того и создано. Я ведь женщина помимо всего прочего, а моя способность принять в себя, как семя возлюбленного, а затем явить миру нечто другое — плод этой любви.

Что было дальше, я не помню, мозг отказался выдержать такой объём информации. Наверное, я потеряла сознание, пока моё тело и мой дух послушно выполняли порученную задачу. Очнулась стоящей на земле вдалеке от города, среди развороченной земли и гор трупов.

Я себя не узнала. Я светилась. В прямом смысле. Мягкий голубоватый свет окутывал меня, а внутри я ощущала нечто такое, что можно сравнить с силой настоящего бога. И ни грамма зла. Только сила, только свет. Пора отдать его тем, кому он нужен, у кого его отобрали.

Я развернулась и тихой походкой отправилась обратно. Уже некуда спешить, зло повержено. На сегодня.

— Какие потери? — Эбайди́н был пугающе серьёзен.

— Пятеро, — жёлтый стражник устало опирался на меч.

— Раненые?

— Почти все.

— Кого… кто ушёл?

— Ивера жёлтая, Мисар рыжий, Лестен и Акани, и Сикур…

— Боги, он же совсем мальчишка!

Жёлтый лишь устало пожал плечами. Сделать что-то уже было невозможно, оплакивать их будут завтра, а сейчас нужно зализывать раны тех, кто ещё жив. На самом Эбайди́не не было и царапины — редкий клинок возьмёт шкуру Владыки. Но когда он глядел на Ристалище, его глаза были полны боли.

Пятеро, это совсем немного для такой битвы, это почти ничего, можно даже не считать… Но всё же, как больно! Каждого он знал лично. И жёлтого мальчишку Сикура, который не дорос ещё даже до меча, всего-то одиннадцать лет, как раз в этом году ему должны были выковать его собственный клинок. И храбрую Иверу, мать двоих тигрят, один из которых только отбыл в Поиск, и забавного растяпу Мисара, девушки его любили за разгильдяйскую походку и виртуозную игру на флейте. И Лестена с Акани… только поженились, только начали жить. Они так любили друг друга и погибли вместе, в один день, как любят говаривать на людских свадьбах. Только вот слишком рано…

Эбайди́н стёр с лица пыль и кровь тыльной стороной ладони, не выпуская меча. Всего-то пятеро… но за любого из них он бы отдал жизнь.

Шатающейся походкой к нему подошёл Э́лни, сжимая в руках свой окровавленный ножичек. Бледный, одни глаза на лице видны. И тебе досталось, малыш.

— Где А́сфири? — спросил фирь. — Я потерял её из виду, а теперь не могу найти…

Его глаза светились животным ужасом, пока губы произносили робкий вопрос, в глазах плескался другой: «ПОЖАЛУЙСТА, СКАЖИ МНЕ, ЧТО ОНА ЖИВА!».

— Я видел её в том конце, она помогает раненым, — успокоил его красный.

У фиря на глазах блеснули слёзы радости, и он отправился на поиски своей подруги.

«Боги, а мне-то куда податься?» — думал Эбайди́н. «Мне куда идти? Кому я сам могу стиснуть плечо, заплакать в юбку и прижать к сердцу, радуясь, что я жив?!». Некому. Он — опора всего тигриного народа, ему нельзя плакаться, для правителя это роскошь. Ему дозволено лишь на пару секунд замереть пустым взглядом, отереть лоб, а затем идти успокаивать, поднимать на ноги, отдавать распоряжения и вновь и вновь принимать решения.

Тьма расступалась передо мной. Камешки шуршали под ногами и осыпались. Я шла в гору, в свой родной-чужой город, чтобы принести туда свет, наполнявший меня, как бокал с кристально-чистой ледяной и живительной водой. Ветра овевали меня, еле касаясь кожи, шелестя свою тихую песню на кончиках волос. Плавные шаги, прямая спина и всепроникающий взгляд закрытых глаз.

Вот первый домик, выглянувший белёной стеной мне навстречу. Свет обнял его, поднимая стебельки барвинка, цепляющегося за трещину в побелке. Дальше тропинка, домики, огороды, где-то далеко справа поля, улыбнувшиеся мне туманными ладонями в ответ на приласкавшую их чистую силу. Она орошала луга и полянки, даря им жизнь. Вроде ничего и не изменилось, но вот в капельке вечерней росы на лепестках нежного синего цветочка блеснула почти живая искорка, крыша сарая вновь запахла свежим сеном, а корова в нём польщено взмыкнула и нетерпеливо переступила копытами. Всё менялось, оставаясь прежним. А я шла дальше, отдавая, но не теряя при этом почти ничего. Что стоит морю подарить берегу одну пенящуюся белыми кружевами волну?

Я шла, но кем я была? В этот момент я была кем-то намного большим, чем просто собой. Не было ни тревог, ни суеты, ни радости. Если бы мне задали вопрос, любой, какой угодно, я бы ответила сразу. Все тайны мира были мне открыты, но спросить было некому, и они вновь остались нетронутыми детским любопытством смертных.

Первые жители, робко выглядывающие из поломанных домишек, слезающие с деревьев, осторожно шагающие через ямы, оставленные когтями чудовища, молчали, глядя на меня. Я молчала в ответ. Глаза их светились, отражая мой свет, пугаясь, понимая и принимая. Пожилой серый тигр, смотревший на меня из-за перекошенного плетня, улыбнулся весёлой и озорной улыбкой. Тигрица, опирающаяся на мужа, охнула и схватилась за живот, и в тот же момент облегчённо опустила руку, чтобы проводить меня светящимся взглядом. Девочка с двумя всклокоченными рыжими косичками удивлённо посмотрела на своё колено, с которого сдирала свежую корочку ссадины — чистая кожа.

На вершине горы, венчаемой замком Владыки, суетились и бегали тигры. Но всё больше из них замолкали и шли мне навстречу. Боги, что же за глаза? Нет, нельзя, чтобы они такими были. Пустые, глубокие, широко открытые. Нет, не надо, здесь этого больше не нужно. Эбайди́н? И ты. И у тебя. Нет, не бойся, уже всё хорошо. Покажи мне, что так ранит тебя?

Он, не касаясь моей руки, но потянувшись к ней пальцами, показал тех, что пали. Пятеро. Всего пятеро, так мало. Так чудовищно много. Какой милый мальчик: пшеничного цвета вихры слиплись на лбу, из тонкой нежной шеи уже не течёт кровь. Рядом двое. Я не знала их, но даже сейчас видела, что они не двое, а одно, неосмотрительно разделённое на два тела. Жаль только, что тело одного уродует рубец через всю грудь, а у другой почти отрублена нога. А это? Он изрублен так, что уже не видно лица. А возле последнего тела судорожно комкает подол длинной рубашечки жёлтая девочка лет тринадцати. Дочка.

Я подошла к ней, положила ладонь на её тёплую шелковистую макушку, прижав к голове одно пушистое ушко. В её глазах застыли непролитые слёзы. Я не понимаю, почему она плачет? Ведь теперь уже всё хорошо. Я не могу понять печали окруживших меня, неспособна ощутить её. Но полно, не плачь, девочка. Видишь, я коснулась пальцами лба твоей матери, и в её пустых глазах засиял почти тот же свет, что и в моих. Видишь, она уже улыбается тебе, не понимая, почему ты плачешь. А те двое, я согрею их, они должны быть вместе. И парень, безжалостно изрубленный на кусочки? Какая глупость, кто тебе сказал, что ты ранен? Ты ведь живой, смотри, ты даже можешь обнять девицу, что кинулась тебе на шею. И мальчик, малыш. Я хочу увидеть, как ты будешь топтать своими голыми озорными пятками пыль на дорогах Сидие́на. Вставай, уже всё кончилось.

Меня окружают друзья. Э́лни смотрит на меня неузнающим взглядом, А́сфири плачет, сияя глазами. Эбайди́н, подойди ко мне, возьми мои ладони в свои, мне есть, что подарить тебе. Натор, коснись его плечей, А́сфири, коснись плечей Натора и подставь свои для других рук.

Ничего не говоря, жители Сидие́на неспешно превратились в одно многорукое создание, опираясь друг на друга и поддерживая. А я засияла в полную силу, отдавая Эбайди́ну, А́сфири, Натору, Фирусу, Лестену, Акани, Фирузе…

Я ещё видела, как изливающийся из меня свет зажёг глаза тех, кто был рядом. Но затем он поглотил и меня, лишая возможности полюбоваться возрождением Сидие́на. Спины выпрямлялись, ноги опирались на землю уверенно, забыв о ранах, дыхание утратило хрипы. Сидие́н ожил, в сердце каждого жителя зажёгся неукротимый огонёк жажды жить.

Всё хорошо…

6. Совет глупцов

Я проснулась от чувства глубокой потери. Сначала не могла понять, что не так, жмурясь на яркие солнечные лучи из окна. Денёк такой приветливый, в постели уютно и тепло, ничего не болит, спать тоже не хочется. Что не так? Я приподнялась, выглядывая в окно. Хм, если оно смотрит на запад, то уже перевалило за полдень, раз солнечные лучи добрались до лица. Выспалась «с горочкой», чувствовала себя отдохнувшей и здоровой. Но всё же, чего-то не хватает, чего-то очень не хватает!

Потёрла глаза, пытаясь вспомнить, что было до пробуждения. Я не дома. Да, точно, я в Нелита́. Это спальня моего друга. Он красный тигр. А я Синий. А вчера? Боги!..

Я вспомнила заклятье, рогатое чудище и полчища я́рру. И огромную, почти божественную силу, что впустила в себя, а затем отдала… Да, вот оно. Я отдала всё, что приняла, и теперь чувствую себя опустошённой, как салатница после фуршета. Эгоистка! За несколько минут успела привыкнуть, что я богиня, и теперь жую сопли из-за того, что сделала, что должна. А ну, хватит ныть! Надоело быть тряпкой! Да и вообще, с делами я справилась, поэтому могу наконец-то заняться собой. Так что можно ещё пару минуток понежиться в кровати, а потом позавтракать или пообедать. Может, даже поужинать. И думать, куда я и как пойду. Ах да, надо бы ещё и одёжки раздобыть нормальной, а то сколько можно бояться оказаться голышом при следующем превращении? Да, пожалуй, один денёчек я имею полное право отдохнуть. Главное поменьше думать, а то совсем расклеюсь. Только о делах.

Лучики солнца ласково грели бледную кожу, я потянулась, подставляя голый живот. Ну и тощая я стала! Как вобла! Мамины подруги бы обзавидовались. Только вот вряд ли хоть одна согласилась бы ради такой худобы пройти через всё, что прошла я. Интересно, а кто меня раздел? Уж, надеюсь, не Эбайди́н, ещё мне этой интимности не хватало! Наверное, А́сфири, кто ещё? Пора бы, кстати, узнать, как она. Да Э́лни, да все остальные. И Арин…

Боги! Мальчишка! Вот я дура! Интересно, кто-нибудь догадался сходить за ним? Дырявая моя голова! Как я могла потерять сознание до того, как верну его?!

Я рывком встала, надела прочные льняные штаны с вырезом для хвоста и рубаху и вышла. Как я и думала, в прилегающем к спальне кабинете поджидала верная подруга. Она уже давно проснулась, и теперь лучащимися глазами обвела мою всклокоченную персону.

— Доброе утро… — пробормотала я, отчего-то смутившись.

— Добрый вечер! — заулыбалась она и встала навстречу.

— Арин, я его вчера в лесу оставила, он там, наверное, совсем замёрз и напуган. Я за ним схожу пока…

— Успокойся, Аябэль, его ещё вчера вечером привели! Фируза же сразу как ты свалилась, побежала его искать! Натор помог, так что бегает пацан уже по стройке! Булки одну за другой тырит и работать мешает! Так что советую тебе тоже его примеру последовать, — она потянула меня вниз, прямиком через главный зал замка, с оружием и шкурами на стенах, и втащила на кухню.

И правильно, чего мне как буржую ждать, пока мне принесут и салфеточку за ворот заправят? Пришла, попросила, дали, сиди и ешь. Можно даже на табуретку сесть.

— Я рада, что его забрали, — не удосужившись прожевать, говорила я с набитым ртом, — как проснулась и вспомнила, аж в холодный пот бросило!

— Да ладно, — отмахнулась А́сфири, грызя яблоко, — всё ж хорошо кончилось.

— Как остальные? Где Э́лни и Эбайди́н?

— Всё хорошо. После того, как ты вчера нас всех обсветила, раны у всех зажили, так что осталось только дома починить да пару деревьев посадить. Ну, и с трупами я́рру что-то сделать… а то воняют — ужас! Я сама была в долине сегодня, где чудовище пропало, там такой бардак! И вороны вовсю веселятся. Как вспомню, так аппетит пропадает! — и она со смачным хрустом откусила следующий кусок. — Э́лни не ходил, но всё утро какой-то пришибленный сидел. Натор пытался его разговорить, но не получилось. Кажется, его здорово напугало всё — не отойдёт никак.

— А Эбайди́н?

— Умчался в центр, наводит порядок. Весь в делах, даже словом перемолвиться не удалось нормально. Но довольный. Да и все вообще довольные. После вчерашних событий мы все так и ходим счастливые, будто праздник какой-то. Я сама не понимаю, что изменилось, но чувствую себя, будто родилась заново! Так здорово!

— А я наоборот… будто душу высосали…

Тигрица помялась, пытаясь мне посочувствовать, но ей было слишком хорошо, поэтому она, в конце концов, беспечно махнула рукой:

— Ладно, доедай давай да пойдём Э́лни в чувство приводить, а то я его не узнаю!

Фирь сидел на опушке леса, невдалеке от замка и задумчиво курил трубку. На наши шаги даже не обернулся, лишь больше сгорбился и пустил дым. Я не стала ничего говорить, просто села рядом по левую руку, а А́сфири по правую. Молча посидели, подумали каждый о своём. Солнышко уже катилось к закату, но всё ещё грело. Со стороны города раздавался шум, грохот и перестук молотков, будто толпа пьяных ирландцев пыталась танцевать джигу на дощатых поддонах.

— Я всё думаю, — тихо проговорил Э́лни, — мой отец был не простым фирем. Мы, Брины, вообще не такие как остальные, и всё же. Смог бы мой отец так же смотреть на смерть и при этом сражаться? Я вот не знаю… он сильный был, а я? Наверное, я тоже очень сильный.

Я хотела было подтвердить, что да, сильный, но решила не перебивать его. Парню, похоже, просто нужно было выговориться. И не Натору, которого он ещё плохо знает, а мне, той, кто сопровождал его с самого начала в его собственном настоящем Поиске. И А́сфири, которую защищал вчера всеми своими фирьскими силами.

— Я, когда шёл с тобой, — продолжил он, затянувшись, — думал, что у меня будут приключения, что я посмотрю мир, может, даже буду сражаться и стану героем. Но я совершенно не думал, что мне придётся драться на самом деле… Я всё совершенно не так представлял. И мне теперь кажется, что я трус… Хотя я знаю, что другие фири так бы не смогли. Почему?

За меня ответила наша беспечная А́сфири:

— Смерть всегда пугает, мне папа говорил. Если убивают при тебе, если убиваешь ты сам. Неважно, убиваешь ли ты кого-то по приказу или своего личного врага. Разбойника ли, насильника, предателя. Это всегда страшно. И мне было страшно вчера… очень. Но смерть, она такая же часть жизни. Её нужно принять. Ты не трус, Э́лни, ты живой. Только живое существо может ощущать этот ужас, когда убивает. Намного, намного хуже, когда не чувствуешь ничего. Когда вонзаешь меч в грудь ещё живого существа и не чувствуешь, какая это дикость. Когда не страдаешь, не смеёшься, не торжествуешь, глядя в потухающие глаза… просто, ничего. Это ужасно…

— А́сфири… — я новыми глазами взглянула на это вечно весёлое и легкомысленное создание. Никогда бы не подумала, что в её душе сидит пусть маленький, но страшный кусочек тьмы. И как, оказывается, отчаянно она с ним борется. Ведь ей приходилось убивать и до этого. Переживать весь этот ужас самой и сохранять свет в глазах.

Фирь ничего не сказал, просто вытряхнул трубку об колено и обнял тигрицу, спрятав лицо у неё подмышкой.

Эбайди́н вернулся в замок, когда уже стемнело. Уставший, но довольный. Жизнь в городе налаживалась. У многих прорезался до того ярый энтузиазм, что ликвидировать основные последствия катастрофы удалось за одни сутки. Даже стены побелить успели на новых домах. Нам бы такую оперативность! Станцию метро б за неделю ставили! Хотя домишки-то у тигров попроще будут…

Мы собрались впятером у него в кабинете на поздний ужин. Две серые тигрицы, что трудились в этот день на кухне, расстарались изо всех сил, порадовав нас таким изобилием деликатесов, что я только сейчас поняла, насколько просто тут питалась. Жареное мясо, булочки и овощи — питательно и просто. А сегодня подали и супы, и закусок вагон, и дичи под разными соусами. Наверное, Эбайди́н хотел отпраздновать победу, раз закатил такой банкет.

Я было хотела пригласить девушек с нами сесть за стол — вон как они потрудились, заслужили — но вовремя прикусила язык. Куда я со своим укладом лезу? А то и их обижу и Эбайди́на заставлю бледнеть от неловкости. А кухарки, ничуть не разочарованные, а наоборот — довольные донельзя, раскланялись, желая приятного аппетита, и удалились восвояси.

Мы молча принялись за еду: почти все устали. Натор весь день носился неизвестно где, изучая последствия снятия проклятья и внося посильную помощь в восстановление города, и чуть ли не писался от восторга, делая открытие за открытием. Эбайди́ну пришлось с рассвета разгребать беспорядок, но он тоже с успехом справился. Вот и проблему с его признанием решили — кто теперь будет недоволен таким правителем? А́сфири гонялась то за Натором, то за Эбайди́ном, мешаясь под ногами у обоих, но ничуть не расстраиваясь из-за этого, и периодически отлучаясь, чтобы проведать меня. Одному Э́лни было не до эйфории, охватившей весь город, но и он к ужину повеселел и пришёл в себя. В этой компании мне было как никогда уютно, и через некоторое время я поймала себя на мысли, что не хочу уходить.

Осознав это, я поняла, что медлить больше нельзя:

— Эбайди́н, я думаю уходить завтра. Скорее всего, утром.

— Что, одна??? — вскинулась А́сфири. Э́лни поддержал её взглядом, но оставался немногословен.

Я промолчала, ожидая ответа Владыки.

— Ты вольна уйти, когда тебе хочется, — расстроено сказал он, — но я надеялся, что ты задержишься ещё хотя бы на пару дней.

— Я не могу… Вряд ли я опоздаю убить этого мерзавца, но чем дольше я здесь остаюсь, тем сложнее мне будет уйти. Я сняла проклятье, пророчество сбылось, я больше не нужна здесь.

— Хорошо, я дам тебе всё, что необходимо, — выдохнул красный. — Сопровождение можешь выбрать сама, я могу отрядить с тобой даже боевой отряд жёлтых, не думаю, что это сильно ослабит нашу оборону теперь, когда к нам вернулись наши силы. Даже Арин смог притащить ствол с вырубки в одиночку, а он пепельный.

— Мне не нужно сопровождение, Эбайди́н, это моё личное дело, и будет лучше, если я никого не буду ставить под удар.

— Нет уж, так не пойдёт! — вспылила А́сфири. — Я иду с тобой, и это не обсуждается!

— И я, — хмуро вставил фирь.

Я ожидала подобной реакции, но спорить с друзьями пока не было сил, поэтому лишь безмолвно покачала головой. И так было очень сложно расстаться с ними. Поэтому решила отложить этот разговор на попозже. Сегодня только насущные вопросы, а завтра уже буду скандалить с ними, вырывая их из сердца.

— Эбайди́н, мне нужно, чтобы вы дали мне самый минимум вещей, которые могут мне пригодиться. Я не знаю, что следует взять, но и еду, и питьё я себе добуду сама. Ещё мне нужна одежда. Та, в которой я смогу обращаться, как вы.

Красный почесал затылок и задумчиво ответил:

— Тогда тебе в любом случае придётся задержаться хотя бы на день, чтобы мои ремесленники успели справиться с работой.

— Хорошо, — нахмурилась я, — задержусь ещё на день. Но потом — в путь.

Он молча кивнул. Атмосфера за столом в момент стала мрачной. Молчание нарушил Натор своим извечным вопросом:

— Что ты планируешь делать?

— Не знаю. Я понятия не имею, где его искать и что делать, но знаю, что разберусь с этим. Сейчас для меня главное — начать путь. По дороге разберусь.

— Одной тебе будет сложно, — с сомнением произнёс он.

— Да, я знаю. Но лучше мне будет уйти одной. Не только потому, что я не хочу рисковать близкими. Вы же за мной просто не поспеете! Я сама удивляюсь своей силе.

Друзья опять задумались. Это был весомый аргумент. Намного весомее, чем угроза их собственной жизни. Вот балбесы! Тоже мне, герои выискались.

— Ребята, вы что не понимаете? Я же иду, скорее всего, на смерть! А вы за мной увязаться хотите! Э́лни, неужели тебе мало?! А́сфири, тебе жить ещё и жить! Натор, придурок, ты единственный маг тут! Неужели до вас никак не дойдёт, что Во́ртам будет только рад вам шеи свернуть!

Я вскочила с места и мерила шагами комнату. Э́лни мрачно провожал меня взглядом, остальные уставились на стол.

— Аябэль, — Эбайди́н говорил тихо, пытаясь подобрать слова, — я бы и сам готов был связать их по рукам и ногам, чтобы не позволить идти за тобой на такой безумный риск, но… Они имеют полное право самостоятельно распоряжаться своей жизнью, я не осуждаю их. Если бы не ответственность за Сидие́н, я бы сам отправился с тобой. Хоть к Да́лину в задницу.

От такой откровенности даже я опешила, а потом разъярилась:

— Да как ты смеешь им потакать, кот драный?! Ты что, хочешь их смерти?! Я понимаю, Э́лни тебе чужой, на кой тебе фирь в стране тигров, но А́сфири?! Их именно что нужно связать по рукам и ногам, чтобы не вздумали совать свои глупые бошки в петлю!

От подобной бестактности опешила даже беспардонная А́сфири, забыв возмутиться, что я так нагло решаю за неё. Ну почему я не отложила этот разговор? Что меня за язык потянуло? А теперь я разыгрываю тут банальный скандал, от которого аж зубы сводит.

Села обратно за стол и глотнула вина:

— Ребята, простите меня, пожалуйста, но я слишком волнуюсь за вас. Игрушки уже кончились, Э́лни. Уже не будет того весёлого и интересного похода, в который мы с тобой отправились, не будет приключений. Впереди меня ждёт одна только смерть. Моя или Во́ртама — я не знаю. Я сделаю всё, чтобы отправить его к его поганому Да́лину, но потом… после этого и меня не будет. Во всяком случае, той, которую вы знали. Я не хочу, я очень-очень не хочу тянуть вас за собой в бездну! Пожалуйста, поймите это!

Я бессильно опустила голову на скрещенные руки и малодушно всхлипнула.

— Ну не надо, не надо, — А́сфири подошла ко мне и обняла за плечи, — мы же просто волнуемся за тебя. Как ты отправишься одна? Ты же даже дорог не знаешь. И сама по себе, после смерти Эстэ́риола…

Она осеклась, поняв, что задела больную тему, а я взвыла и вырвалась:

— Да идите все к Демонам, самоубийцы!!! — закричала я и не оглядываясь вылетела за дверь, хлопнув ею так, что ручка осталась зажатой в ладони.

Но обнаружила я её уже потом, когда после долгого бега, оказалась на краю скалы. Повертев в руках, я, что есть силы, зашвырнула её куда-то вдаль. Хрустнула ветка, кажется, я попала в дерево. Нет, нужно контролировать свою силу, свои эмоции. Такая мощь слишком большая ответственность, я не имею права терять самообладание. И тут подумалось, что на ветке этого дерева могло быть гнездо с птенчиками. Или под деревом ползала змея, которую пришибло веткой, а потом мне стало жалко само дерево, а затем и ручку двери, которую с любовным трудом вырезали тигриные мастера.

Тут-то меня и прорвало. Банальными истеричными девичьими слезами. Такими человеческими, что аж смешно. Но зато, когда я, нарыдавшись вволю, отёрла красные глаза и высморкалась прямо в траву, мне, наконец, по-настоящему полегчало. Отлегло от души. Всё напряжение прошедших дней ушло, оставив лишь сонное оцепенение.

Даже смерть Эстэ́риола перестала казаться приговором. Он бы, наверное, был только рад этому. Тому, что я сейчас с любовной нежностью оглядываю мелкие цветочки под ногами и просто искренне наслаждаюсь пьянящим ароматом ночного леса, грея в ладони мой-его амулет с серо-синим камешком. Да, Эстэ́риол, я научусь жить без тебя так же, как научился этому ты, я стану сильнее. Я обращу боль в силу. И никогда, никогда больше в жизни я не оскорблю нашу с тобой любовь этой пожирающей все мысли болью! Нет, я слишком сильно любила тебя, чтобы осквернить эту любовь сожалением. Эта любовь — наше благословение, дар богов, и как святая сила, она будет хранить меня на моём пути. Как ангел-хранитель…

Я не заметила, как уснула. Прямо там, на влажной от росы траве, сжимая в ладошке маленький камешек в простой оправе. И мне не снилось снов. Лишь чистый свет и тепло как от тёмных мерцающих углей в камине, к которому спешишь после долгой прогулки под холодным дождём…

7. Драная кошка

Меня разбудили птицы. Солнце только встало, и я оказалась насквозь мокрая от росы. Но мне не было холодно, обновлённое тело больше не испытывало таких банальных неудобств, как холод или онемевшая рука, пережатая весом спящего тела. Я проснулась бодрая и даже почему-то довольная. Пора возвращаться в замок, поговорить с друзьями, поесть, разобраться с одеждой и собираться в путь. Уже пора, как бы ни хотелось, но я теперь и сама ясно чувствовала, что путь мой ещё не закончен.

Но… Получается, что это мой последний день в Сидие́не… Значит, нужно провести его так, чтобы не жалеть о потерянном времени. Кто знает, ведь я, и вправду, могу сюда больше никогда не вернуться, будущего я не видела, и хвала богам, что обделили меня этим даром!

Не спеша, лаская взглядом каждый камешек на пути, пытаясь запомнить каждый цветок, я спустилась к замку и, миновав его, направилась в город. Ноги сами понесли меня, так хотелось хоть ненадолго окунуться в тихий быт народа, живущего нормальной жизнью. В их уютную гавань, где пахло пирожками, свежим бельём и теплотой души.

Жители уже проснулись. Кто-то выгонял скот из загонов, кто-то трудился на полях, с мельницы несли объёмные мешки, чтобы уже вскоре можно было вдохнуть аромат свежей выпечки. Мимо через дорогу шмыгнул Арин, даже не заметив меня. Взгляд счастливый и беззаботный, значит, я всё сделала правильно. Как хорошо, когда можно сделать кого-то счастливым! Пожалуй, это самое ценное в жизни.

Многие жители приветственно кивали мне, но никто не останавливал с разговорами, полагая, что не стоит отвлекать меня от дел. А были ли у меня эти дела? Ведь никто из них не знал, что я уже завтра их покину, уйдя, возможно, навсегда. И это к лучшему, я совсем не хочу нарушать их покой своими терзаниями. Зачем они им? Им и так хорошо, так пусть живут и будут счастливы. А я пока что просто похожу среди них, посмотрю на их просветлённые лица и тихо про себя порадуюсь тому, что сделала что-то полезное.

Рыжая тигрица, выглянувшая из пекарни, чтобы позвать мальчишку, возившегося в пыли у забора, увидела меня, улыбнулась, и, на миг исчезнув в окне, протянула мне свежую, ещё горячую булочку с сахарной пудрой. В её лице было столько искренности и радости, что я поперхнулась своим жалким «спасибо» и смутилась как маленькая девочка.

Она смерила меня взглядом, а потом, махнув куда-то вглубь помещения, вышла ко мне. В руках у неё был кувшин с чем-то похожим то ли на пиво, то ли на мёд, то ли на чай, я не знаю. Она уселась в теньке под деревом на простенькую деревянную лавочку и поманила меня к себе. Я села рядом, куснула булку и выпила из предложенной кружки, которую заботливо наполнила тигрица. Да, это был мёд, но совсем не крепкий, так, чтобы и напиться вволю, и не захмелеть.

— Меня зовут Ахрина, — представилась она, — это я пеку все сладкие булочки для замка. Тебе нравится?

— Да, я со всей честностью готова сказать, что в жизни не ела таких вкусных!

— Ну, и хорошо, сладкое отлично поднимает настроение!

Я меланхолически хмыкнуа и откусила ещё кусочек, а рыжая, вздохнув, спросила:

— Я вот вижу, что что-то тебя мучает, а что не знаю. Как тебе помочь-то?

Я хотела вежливо отказаться, но мне так было приятно это незнакомое материнское тепло, что я просто положила голову ей на плечо и тихо прошептала:

— Можно я ничего не буду рассказывать? Просто чуть-чуть посижу и пойду. Можно?

— Конечно можно! — засмеялась Ахрина, и обняла меня, склонив голову. И боги, как же это было здорово! Простое человеческое тепло. Ну тигриное, какая разница? Иногда его так не хватает…

В замок я вернулась через час, ещё бесцельно побродив по городу. Эбайди́н сидел на ступенях крыльца, и, завидев меня, подскочил. Было видно, что он беспокоился, но спрашивать ничего не стал. Я благодарно кивнула.

— Нам нужна твоя шерсть, чтобы сделать тебе одежду, — сказал он, — мастера уже ждут наверху в моём кабинете. Когда они закончат, я буду здесь.

Я улыбнулась и кивнула. Он проводил меня до дверей и ушёл. Там ожидали трое тигров — двое серых постарше и одна жёлтая — с кучей жуткого вида щёток. Проследив за моим настороженным взглядом, один из них, видимо, главный, улыбнулся:

— Не бойся, это совершенно безболезненно. Нам просто нужно вычесать из тебя столько, чтобы хватило на костюм. Тебе даже понравится, я тебя уверяю! — он засмеялся, видя моё замешательство, а затем представил своих спутников: — это Вики и Ивера, мои помощники.

Серый Вики совершенно не соответствовал этому милому имени. Высокий, мускулистый и короткостриженный, он, тем не менее, озорно улыбнулся мне, а жёлтая Ивера, которую я совсем недавно вырвала из рук Моры, лишь уважительно кивнула.

— Меня зовут Карин, — чуть склонил голову старший, — и я считаюсь лучшим мастером в ткацком деле, так что ты можешь полностью довериться мне.

Я, всё ещё в замешательстве, проследовала за Иверой в спальню, чтобы перевоплотиться в звериную ипостась без мужских взоров, а затем вернулась в кабинет. Меня поставили на огромный кусок плотной ткани, расстеленный посреди комнаты. Мебель пришлось убрать к стенам, чтобы освободить помещение. Мастера разулись и разделись, оставив лишь коротенькие шортики, ну, и миниатюрную рубашечку на Ивере, и принялись чесать меня с трёх сторон, собирая шерсть в общий мешок.

Карин ошибался, мне не понравилось. Хотя первые полтора часа было ещё ничего, но к третьему часу я уже была готова сама себя остричь, лишь бы это закончилось! Мастера взмокли и тяжело дышали. Ивера то и дело сдувала непослушную прядь золотистых волос, липнувшую ко лбу. Вики сосредоточенно пыхтел, бросая короткие взгляды то на начальство, то на меня, видимо, ожидая команды заканчивать, на что я очень надеялась. Один Карин будто получал от этого удовольствие. Сразу видно, что это мастер, влюблённый в своё дело.

Когда, наконец, спустя ещё полчаса, он сказал, что пока достаточно, я молча рухнула прямо на подстилку тихо скуля. Не спорю, теперь мне было плевать на боль, холод и другие физические неудобства, но стоять три с половиной часа на одном месте, постоянно ощущая к себе прикосновения с разных сторон — это адская пытка!

Странная я на самом деле, то ли злая, то ли вредная. Да любая кошка весь свой недельный запас вискаса отдала бы, только чтобы её, как меня, чесали три часа кряду! Ладно, как-нибудь повторим, может, я и пересмотрю своё отношение к этому делу? Кто знает, может, мне не понравилось потому, что я так жалела времени? Солнце ведь уже перевалило за полдень и плавно склонялось в сторону запада, а я — кошка драная — всё это время стояла тут, вместо того, чтобы прощаться с друзьями.

Когда мастера сгребли всё, что насобирали, оделись и тихо вышли из комнаты, я позволила себе лишь полторы минуты на то, чтобы прийти в себя, а потом резко встала, вернулась в человеческий облик, набросила одежду и вышла во двор, где меня, как и обещал, ждал Эбайди́н.

— Это просто варварство какое-то! — прошипела я в ответ на его вопросительный взгляд. — Из меня вычесали килограммов десять!

— Ты преувеличиваешь, — улыбнулся красный, — этого едва хватит на коротенькие штаны и жилетку — самый минимум. Натора чесали три дня, чтобы соткать его мантию.

— Три дня?! Как он это вынес?!

— Ну, три дня в общей сложности. Никто не будет трое суток стоять с расчёской. Это делалось на протяжении месяца, и поверь, если это делать, как полагается, это правда приятно. В твоём случае нам пришлось действовать по ускоренной программе, ты ведь не соизволила дать нам хотя бы недельку, — он блеснул белоснежными клыками и прогулочным шагом направился вниз по дороге.

— Я бы с радостью, Эбайди́н, но не могу, правда, — я пристроилась сбоку, топая босыми ступнями по мелким камешкам и островкам травы. — Я чувствую, я вижу, что если я хоть ненадолго позволю себе расслабиться, я просто не смогу уйти. Мне будет очень-очень-очень больно покидать вас и это место.

— Я знаю, — посерьёзнел он и остановился. Мы стояли в тихом месте, где дорога уже ушла от замка, но ещё не перешла в город. Сосны вперемешку с чем-то лиственным загораживали от нас солнце, а нас от чужих глаз и ушей. — Ты, должно быть, сильно страдаешь, мне не дано понять всего, но я искренне хочу помочь тебе.

Я печально улыбнулась, но не ответила. Что тут ответить? Мне никто не сможет помочь, теперь вся моя судьба у меня в руках, и некому свалить на шею ответственность за решения и ошибки.

— Ты примешь от меня совет? — спросил он, скрестив руки на груди.

— Я не обещаю последовать ему, но выслушаю тебя со всем вниманием, Эбайди́н.

— Тебе стоит взять с собой А́сфири.

— Почему? — я не стала возмущаться и кричать как вчера. Хорошо понимала, что Эбайди́н не пустоголовая девочка, и его совет это не необдуманный импульс. Всё-таки Владыка, пусть и юный.

— И Натора. Он сможет защитить её, а она сможет защитить тебя.

— Меня?! — я была искренне удивлена.

— Да, именно тебя. Послушай, я мало тебя знаю, но мне очень знаком твой взгляд. Если ты останешься одна, ты погибнешь. Прости, это так. Не думай, что я недооцениваю твою силу, я, как никто, знаю, что это — быть самым сильным тигром. Но при всей этой силе ты осталась живой, чувствующей. На тебя слишком много всего свалилось. Не убегай, не отказывайся, не повторяй моих ошибок. Я знаю, тебе сейчас хочется забиться в норку, может, ты и сама себе не признаёшься, но это видно. И этого нельзя делать. Ни в коем случае. Иначе ты потеряешь себя.

— Эбайди́н, я просто не могу… Во́ртам не оставит их в живых!

— Ая… я уже говорил тебе это. Я бы пошёл. Я бы пошёл, несмотря ни на что! Знаешь, моя жизнь слишком долгая для других тигров, но я пока не познал этого. Я всего лишь чуть старше тебя и поэтому я глубоко и глупо убеждён, что есть вещи, ради которых стоит жить и ради которых стоит умереть.

Красный многозначительно посмотрел на меня и продолжил:

— А́сфири, не задумываясь, отдаст жизнь за тебя, она пойдёт на край света за тобой и не пожалеет. А если останется… она не из тех, кто сможет себе простить это. Я не пророк, но я скажу тебе, что с ней случится…

Я болезненно сощурилась, а Эбайди́н, не отпуская моего взгляда, говорил:

— Сначала она будет психовать, может, бросится вдогонку, но не найдёт тебя. И будет бессильно носиться по стране, потому что могла, но не сделала. А затем на неё накатит тоска, и вытащить из этой тоски её так никто и не сможет до конца. Это будет чувство вины за то, в чём виновата не она, и именно поэтому и излечить не получится. Она наделает глупостей. И будет себя ненавидеть за бессилие…

— Ты о ней говоришь? — вдруг спросила я. — Или о себе?..

Эбайди́н вздохнул, поморщился и провёл рукой по волосам, убирая выбившиеся пряди на затылок.

— Может, и о себе, — со вздохом признался Владыка. — Но разве это что-то меняет? Дай ей пойти с тобой. Иначе она никогда не сможет простить себя.

— Эбайди́н, ты хотя бы понимаешь, какую ответственность возлагаешь на меня? — я чувствовала себя будто оглушённой, ощущая его правоту и несправедливость того, что он не поддерживает меня в моём трудном душевном бою.

— Сила, это всегда ответственность. Поэтому тебе нужно учиться эту ответственность нести. Ты будешь ответственна за жизнь Натора и А́сфири. Я ответственен за жизнь всего Сидие́на. Так уж вышло, и я не против скинуть на тебя часть своей ответственности за две жизни.

— Ты жесток…

— Аябэль… — он подошёл ко мне вплотную и положил руки на плечи. — Я искренне и всей своей душой просто хочу тебе помочь. Моему глупому сердцу вздумалось влюбиться в тебя, — он грустно улыбнулся, заглядывая в мои глаза, — поэтому верь мне — я желаю тебе только добра. И не прошу ничего взамен…

Что я могла ответить? Он понимающе грустно улыбнулся, опустил руки и отошёл, давая мне время оправиться от его признания. Да и ему нужно было перевести дух — я видела, как дрожали его пальцы. Наконец он встряхнулся, и весело махнул рукой.

— Пойдём, я решил сегодня устроить встречу друзей в нашей таверне, можно уж на прощанье и мёда попить!

Я благодарно кивнула ему за то, что избавил от необходимости нарушить молчание, и пошла следом.