Бесплатный фрагмент - Истории российского бизнеса

Предисловие

Российский бизнес начал свое возрождение в конце 80-х годов XX века. Десятилетия бизнес как будто с нуля строил фирмы и корпорации, разворачивал новые направления, активно изучал и усваивал мировой опыт. И лишь со временем пришло понимание, что мы просто заново воссоздаем историю. Историю, прервавшуюся на время, но имевшую свои богатые традиции, связанные с фамилиями известных отечественных предпринимателей и целых предпринимательских династий — Морозовых, Третьяковых, Абрикосовых, Солодовниковых и многих-многих других. За каждой такой фамилией — бесценный опыт, уникальные открытия и болезненные потери, уроки ведения дел и философия жизни.

Этим урокам и этим судьбам мы посвятили рубрику «Истории российского бизнеса» в бюллетене «Жизнь бизнеса», которую открыли в тесном сотрудничестве с Музеем предпринимателей, меценатов и благотворителей. Музей был создан в 1992 году в Москве при активном участии потомков предпринимателей дореволюционной России. В фондах музея — более 2500 подлинных экспонатов: фотографий, портретов, документов, личных вещей, хранящих память о жизни и делах создателей российской промышленности, торговли, финансовой системы. Адрес: Москва, Донская, 9.

В настоящее время музей — негосударственный исследовательский, учебный и просветительский центр для предпринимателей, школьников, студентов и широких слоев населения по истории предпринимательства, меценатства и благотворительности. Музей рассказывает о мировоззрении, образе жизни, качествах, стратегиях дореволюционных предпринимателей, их огромном вкладе в развитие России.

Первая статья, посвященная Савве Ивановичу Мамонтову, появилась летом 2018 года. И уже на протяжении четырех лет в каждом номере наши читатели открывают для себя новые имена и судьбы, знакомятся с успехами и неудачами наших предшественников, препятствиями, которые им приходилось преодолевать, их решениями и бизнес-находками.

Сегодня, когда начинается трансформация системы мировой и национальных экономик и нет окончательных сценариев, вопрос о сверхзадачах и нравственных ориентирах предпринимательства стоит особенно остро. Надеемся, наша книга позволит читателю заглянуть в историю, узнать новых героев и понять, как жили и ради чего работали лучшие представители русских предпринимателей позапрошлого века.

Воспитание наследника

А. Лисицына, Музей предпринимателей, меценатов и благотворителей

Е. Кисель

Кому не известен сегодня крупный предприниматель, строитель железных дорог, меценат, устроитель Частной оперы, владелец Абрамцево и душа Абрамцевского художественного кружка Савва Иванович Мамонтов? Но мало кто знает, как он стал продолжателем дела своего отца, Ивана Федоровича Мамонтова.

У Ивана Федоровича Мамонтова было четверо сыновей, и он задумывался, кому из них он сможет передать свое дело. На старших, Федора и Анатолия, нельзя было положиться: Федор был нездоров, а Анатолий отца не слушал: женился против его воли, а потом и вовсе организовал собственное дело, издательское. Младший — Николай — был еще очень мал. Выбор пал на третьего сына, Савву, — упрямый, своенравный, но что-то в нем угадывалось. И Иван Федорович стал готовить Савву к передаче ему семейного бизнеса. Он пытался воспитывать сына, посылая ему — как он их называл — свои «грамотки».

«Я, благословляя тебя, прошу и приказываю: бросить лень, учиться хорошо и баллами в успехах показать мне, что ты послушный и заботливый к исполнению отцовских приказаний сын. Дурно учиться ты не имеешь никаких резонов, ты от природы сложен хорошо, заботы твоей матери сохранили здоровье твердо и попечение отца дали тебе все средства до вступления в корпус знать в науках многое, следовательно, идти вперед легко, и я командую тебе — Марш-марш!» — писал Иван Федорович 14-летнему Савве в 1855 году, когда тот некоторое время учился в Институте корпуса горных инженеров в Санкт-Петербурге. И требовал сохранить письмо навсегда и читать не один раз. А Савва демонстрировал хорошее поведение, однако имел черту увлекаться интересными ему предметами, игнорируя другие. Успехами в образовании не отличался, чем и вызывал беспокойство своего отца.

К тому же Савва вел себя очень «вольнодумно», как он сам вспоминал, и в гимназии, и в университете, да еще увлекся театром. Он стал членом Секретаревского драматического театра, во главе которого стоял А. Н. Островский. Как-то отец, узнав об увлечении Саввы, попросил билет на спектакль А. Н. Островского «Гроза», где Дикого играл сам автор, а Кудряша — Савва. И вроде отец остался доволен — во время спектакля Савва видел его веселое, смеющееся лицо в первом ряду. Но развязка наступила быстро: «Утром отец позвал меня к себе в кабинет и дал прочесть письмо, полученное из Петербурга, где у него были хорошие связи, — вспоминал Савва Иванович. — Письмо гласило: «У Вас есть сын Савва в университете, уберите его, иначе может быть очень плохо».

И Иван Федорович принял непростое решение: отправил Савву в Баку, служить в «Закаспийском торговом товариществе», одним из участников которого он был. «Человек должен трудиться от юности и до старости, а иначе сложится человек в тунеядца, в пролетария… Тебе, Савва, назначен был мною труд по современным правилам, классически учиться чрез учебные заведения и университет, на это даны были мною все средства и грамотный гувернер, и учителя, а следовательно, был путь просторный. Ты, Савва, не внял прямого долга, ленился, рассеивался и убил напрасно первые годы до 20 лет… Что же из этого вышло? Ты вовсе обленился, перестал учиться классическим предметам, развлекался и предался непозволительному… Все это ты делал вопреки моим желаниям и воле, которые я тебе много раз заявлял словесно и даже письменно. Затем еще вопрос: что же из этого вышло? Пустота в голове, слабость в теле и моральный упадок в характере…» — так писал в 1862 году 20-летнему Савве его отец Иван Федорович Мамонтов.

Прожив с небольшим две недели в Баку, Савва написал отцу, прося разрешения вернуться. Однако отец был непреклонен: «В Москве одно лишь развлечение на глазах и чад в голове. Вот тебе образчик, Савва: Федор и Анатолий — совершеннолетние молодые люди — не могут жить и содержать себя самобытно, ничего не делают, скучают и ходят с туманом в голове, а отчего это? Оттого, что они не привыкли к трудам, не знают практически жизни и думают, что можно жить и с туманными идеями в голове. Нет, это грубая ошибка, надобно трудиться правильно, как трудится каждый добрый гражданин, добросовестно, не надеясь на чужие силы».

Савве пришлось нелегко вдали от друзей, от привычного быта, в местах, где нечасто можно было встретить европейца. И он пишет отцу, спрашивая, неужели в Москве не найдется ему дела? И летят в Баку, а потом и в Персию, куда Савва отправляется с караваном из 70 верблюдов, нагруженных товаром для продажи, «грамотки» отца. Иван Федорович по-прежнему тверд в наставлениях, но он сочувствует сыну, в «грамотках» появляются слова поддержки: «Что там жить невесело, тяжело и нудно, в этом я совершенно согласен, но такая жизнь не сделает тебе вреда, она на практике тебе укажет, как нелегко добывать то количество денег, своими трудами и лишениями, которое нужно для жизни в довольстве. Обдумывай это заботливо, милый Савва, будь терпелив и тверд, пробивай себе дорогу собственными заботами о себе, стерпится — слюбится». И еще: «Бог даст, поживешь в трудах и лишениях, выучит жизнь, и как будет для тебя хорошо, когда возвратишься домой, ты станешь удовольствием пользоваться в меру и увидишь, что без труда и забот жизнь пуста».

По мере успехов сына тон отцовских писем меняется, становится все более партнерским. Отец посвящает Савву в свои дела, делится происходящим. И всего лишь через год ссылки Иван Федорович уже гордится своим сыном — его воспитательная мера сработала! Он дает Савве право выбора — продолжать дело в Баку или вернуться в Москву. «Годовое твое пребывание вне дома, которое ты провел в делах Бакинских, много принесло для тебя пользы, и ты в хорошую сторону много переменился», — отмечает в письме от 1863 года Иван Федорович. И представляет благоразумию сына «обдумать и решить самому, ехать вдаль или возвратиться к трудам домашним, не развлекая себя многими ребяческими удовольствиями, а повести правильную, заботливую жизнь, и украсить собою семейную нашу жизнь. Делаясь заботливым членом семьи отца, ты пойдешь по пути правильному к семейному быту семьи собственной».

Савва выбирает Москву. Он возглавляет московскую контору «Закаспийского торгового товарищества», женится, а после смерти отца становится продолжателем его дела в железнодорожном строительстве.

Иван Федорович Мамонтов считал, что «праздность есть порок, труд не есть добродетель, а прямая непреложная обязанность как исполнение прямого долга в жизни. Всякий гражданин должен трудиться морально или материально для пользы своей семьи, для пользы общественной и Отечественной». И ему удалось передать свое отношение, свои взгляды сыну и воспитать достойного преемника. Савва Иванович Мамонтов твердо усвоил наставления из «грамоток» отца. «Пока я дышу, вижу свет, могу воспринимать хотя бы воображаемые радости, чувствовать добро, бороться со злом, я не хочу думать о покое. Итак, вперед и вперед!» — говорил он. При этом он не оставил занятия искусством, но теперь для него это стало не развлечением, а любимым делом. Как писал его современник, «другие коллекционировали искусство, он же его двигал».

Савва Мамонтов являлся основателем и строителем крупнейших железнодорожных магистралей России (от Ярославля до Архангельска и Мурманска и от Донецкого угольного бассейна до Мариуполя), Мытищинского вагоностроительного завода, председателем Дельвиговского железнодорожного училища и пр. Важную роль в его взрослении сыграли жесткие обстоятельства той реальности, в которую Савве пришлось погрузиться помимо своей воли. Но кто знает: если бы отец не писал ему свои «грамотки», которые Савва вынужден был читать (Иван Федорович держал процесс под контролем), стал ли бы он такой заметной фигурой в истории российского предпринимательства, искусства и общественной деятельности.

При подготовке текста были использованы мате­риалы:

Арензон Е. Савва Мамонтов. — М.: Русская книга, 1995;

Некрасов М., Дубинина Л. Мамонтовы. Начало династии. — М.: АИРО-XXI, 2016;

Некрасов М. Савва Мамонтов. Молодые годы. — М.: АИРО- XXI, 2018.

Я — «Фонарщик»

А. Лисицына, Музей предпринимателей, меценатов и благотворителей

Е. Кисель

Весна 1858 года. Крестовская Застава в Москве. Прилично одетые молодые люди днем и ночью подбегают к проезжающим экипажам и повозкам, заглядывают внутрь, рассматривают пассажиров и делают какие-то пометки в блокнотах. Лошади шарахаются в сторону, извозчики ругаются, а пассажиры не могут понять, в чем дело. Некоторые, приняв их за попрошаек, бросают им милостыню.

Никто не догадывался, что юноши — студенты Императорского Московского технического училища, которых привлекли к сбору статистических данных о проезжающих к Троице-Сергиевой лавре людях и перевозимых грузах. А организовал это Федор Васильевич Чижов, который таким образом намеревался доказать правительству, компаньонам и Императору Александру II выгодность строительства железной дороги к Троице-Сергиеву Посаду. Он добился своей цели — постройки первой частной «образцово-показательной паровозной» железной дороги на средства российских предпринимателей и силами российских инженеров и рабочих. Движение поездов по Московско-Троицкой железной дороге было открыто 18 августа 1862 года. По свидетельству современников, дорога вышла образцовой и по устройству, и по бережливости расходов, и по строгой отчетности управления.

Имя Федора Васильевича Чижова было широко известно в XIX веке. Он родился в Костроме 27 февраля (11 марта) 1811 года. Окончил Петербургский университет, защитил диссертацию, получил степень магистра философии по отделу физико-математических наук и должность профессора в Петербургском университете. Но после того как ему исполнилось тридцать, в 40-е годы XIX века, его интересы меняются. Федор Васильевич оставляет преподавательскую деятельность, изучает историю искусств, много путешествует, общается с Н. В. Гоголем, Н. М. Языковым, художником А. А. Ивановым.

Увлекается славянским национально-освободительным движением, знакомится с известными славянофилами, собирается издавать журнал «Русский вестник». В итоге — арест, запрет на жительство в обеих столицах и ссылка на Украину.

Но без дела Федор Васильевич сидеть не мог. В мае 1850 года он взял в аренду у Министерства государственных имуществ 60 десятин шелковичных плантаций (4 тысячи старых, запущенных деревьев). Они в течение многих десятилетий не приносили казне никакого дохода и потому были отданы Чижову в бесплатное 24-летнее содержание.

Прежде чем приступить к непосредственной деятельности на арендованных землях, Федор Васильевич, привыкший все делать основательно, посетил лучшие плантации юга России, где познакомился с организацией хозяйств видных русских селекционеров. Для закрепления полученных знаний на практике он некоторое время работал на плантациях в качестве рядового работника.

И уже через несколько лет он добивается таких успехов, что в округе его называют «шовковым паном». Он бесплатно раздает крестьянам саженцы тутовых деревьев и личинки шелковичных червей, и около его плантаций крестьяне и небогатые помещики начинают заниматься новым для них промыслом. Кроме того, он организовал при своих плантациях практическую школу для мальчиков — учеников церковно-приходских школ. Итогом деятельности Чижова-шелковода стало издание им в 1853 году в Петербурге «Писем о шелководстве», а через 17 лет переиздание их в Москве с обширными дополнениями.

С начала XIX века во всем мире начинается активное строительство железных дорог. В 1857 году в России было учреждено Главное общество российских железных дорог, в котором решающая роль принадлежала иностранным финансистам во главе с хозяевами банка «Кредит Мобиле» братьями Перейра, а производство работ выполняли французские инженеры. В число акционеров Главного общества входили также высшие правительственные чиновники и аристократы. Главному обществу была выдана концессия на сооружение четырех наиболее выгодных железнодорожных линий: от Петербурга до Варшавы, от Москвы до Нижнего Новгорода, от Москвы до Феодосии и от Курска или Орла до Либавы. С помощью выпуска акций и облигаций Обществу удалось собрать 112 млн рублей. При крайней дороговизне строительства и неимоверных непроизводственных затратах (32 млн рублей пошло только на содержание административно-управленческого аппарата) этих денег едва хватило на сооружение Варшавской и Московско-Нижегородской линий.

«Французы просто грабили Россию, — вспоминал спустя годы Чижов, — строили скверно вследствие незнания ни климата, ни почвы и того невыносимого презрения, какое они питали к русским инженерам… Они привезли с собою не только бумагу, не только готовые бланки на франц. языке, но даже заступы, лопаты и вообще все землекопные орудия».

Федор Васильевич был активным сторонником развития железнодорожного транспорта в России, но он отчаянно стремился вырвать железные дороги из рук иностранцев и наладить их быстрое и качественное строительство на российские средства. Наиболее целесообразным он считал вести железнодорожное строительство на частные капиталы, а не на средства государственного бюджета. Но строительство железных дорог в России исключительно своими силами, не полагаясь на «корыстную помощь» извне, могло быть осуществлено лишь при наличии капиталов, значительно превышающих возможности отдельных капиталистов. Для этой цели наиболее подходила акционерная форма организации предприятий.

Для строительства железной дороги Москва — Сергиев Посад было образовано Общество Московско-Ярославской железной дороги. Первоначально планировалось проложить ветку до Ярославля, но ввиду значительности требующегося капитала было решено ограничиться устройством сообщения до Троице-Сергиева Посада протяженностью в 66 верст.

На организационном собрании пайщиков по инициативе Чижова было принято решение поставить за правило, чтобы в газете «Акционер» не менее шести раз в год Правление общества печатало отчеты о своих действиях и о состоянии кассы. Тем самым впервые в практике железнодорожных акционерных обществ в России все распоряжения Правления, весь ход строительных и эксплуатационных работ, в том числе и ежемесячные расходы на содержание административно-управленческого аппарата, делались достоянием гласности и печати. Пример общества побудил пайщиков других частных железнодорожных обществ в России обязать свои Правления поступать аналогично.

Федор Васильевич Чижов считал, что в предпринимательстве «хорошо быть фонарщиком, то есть засветить дело и поддерживать горение, пока это дело не станет крепко на ноги; станет — и довольно. Иначе во всяком промышленном деле через несколько лет непременно образуется рутина, которая убийственна до крайности. У нас все любят сесть на нагретое место, а не охотники устраивать новое, а меня калачами не корми, только дай новое, если можно — большое и трудное».

Он организовал строительство железных дорог, добился продажи Московско-Курской железной дороги московским предпринимателям и до конца своей жизни оставался бессменным председателем Правления Московско-Курской железной дороги. Участвовал в учреждении первого в Москве коммерческого банка — Московского купеческого, выступал инициатором создания Московского купеческого общества взаимного кредита и возглавил оба учреждения.

«…Начинают всегда сумасшедшие — пользуются люди благоразумные», — любил повторять Федор Васильевич.

Его мечта — оживить северные окраины России: «Мне уже рисуется, как мы оживим наш Север, заведем там города на берегах Ледовитого океана, прочистим Северную Двину, будем возить туда хлеб с Волги, а оттуда привозить дешевую рыбную пищу». Последним крупным предприятием Чижова стало образование Архангельско-Мурманского срочного пароходства по Белому морю и Северному Ледовитому океану.

«Я совершенно такой же аскет труда, как бывали средневековые монахи, но только они посвящали себя молитвам, а я труду, — писал Ф. В. Чижов. — Девиз мой: дело, после него — дело и после всего — дело; если есть дело, оно меня сильно радует».

Савва Иванович Мамонтов считал его своим учителем. «Вы были всегда для меня идеалом честного, трудящего человека, моей постоянной мыслью было стать к Вам ближе, сделаться Вам нужным и вообще около Вас сделаться человеком. После смерти отца мне показалось, что я успею в этом, Вы отнеслись ко мне хорошо, и я пошел на всех парах», — писал он Федору Васильевичу. Савва Иванович не только продолжил дело Чижова, но и пошел дальше и в деле железнодорожного строительства, продлив Ярославскую железную дорогу до Архангельска, и в освоении Севера.

Федор Васильевич Чижов умер в 1877 году. Он завещал свой основной капитал на устройство и содержание в родной Костроме и Костромской губернии профессионально-технических учебных заведений, родильного дома и учебного родовспомогательного заведения. Душеприказчики Савва Иванович Мамонтов и Алексей Дмитриевич Поленов четко исполнили его волю. В начале XX века в Костроме и Костромской губернии было открыто пять училищ. Свою библиотеку и личный архив Федор Васильевич завещал Румянцевскому музею; архив — без права изучения в течение сорока лет.

Долгое время о замечательном русском предпринимателе никто не помнил, и только в конце XX века память о Федоре Васильевиче Чижове стала возрождаться, его архив начал изучаться историками. Инна Анатольевна Симонова на основе архивных материалов написала монографию «Федор Чижов», изданную в серии ЖЗЛ. В Костроме имя Ф. В. Чижова носит энергетический техникум, курсирует поезд «Федор Чижов».

«Украшение комнаты и украшение души»

А. Лисицына, Музей предпринимателей, меценатов и благотворителей

Е. Кисель

Один из самых распространенных подарков, который принято дарить на Новый год, — календарь. Календарь может быть большим настенным и маленьким карманным, светским или религиозным, с указанием церковных праздников, тематическим, содержащим полезную информацию по определенной теме, или просто ярким, красочным, красивым, поднимающим настроение. Несмотря на засилье электронных устройств, которые имеют функцию календаря, многие и сегодня предпочитают бумажные версии, где очень удобно отмечать нужные даты или просто определять по ним дни недели.

А в начале XX века почти в каждой избе около божницы можно было увидеть сытинские картины и численники (отрывные календари), а на полке или под божницей — «Всеобщий Русский календарь» или «Общеполезный календарь» Товарищества Ивана Дмитриевича Сытина, которые любили рассматривать и детвора, и взрослые.

Календари появились в России давно, но со времен Петра I исключительное право их печатания принадлежало Академии наук. Когда в 1865 году это право было отменено, календари стали выпускать многие издатели. Но вскоре всех конкурентов вытеснили календари И. Д. Сытина.

Приступая к делу, Иван Дмитриевич поставил себе три требования: «очень дешево, очень изящно, очень доступно по содержанию». И пять лет готовился к выпуску календаря в неслыханных до этого в России размерах. Он ориентировался на новую аудиторию — массового читателя, в первую очередь — крестьянство. Ведь, как писал он в своих воспоминаниях, «в такой стране, как Россия, жили и умирали миллионы людей, не имевших никакой доли в культурном наследстве человечества. Заброшенные в глухие углы, отрезанные от центров русским бездорожьем и русскими расстояниями, люди эти не имели никакого соприкосновения с печатным словом — ни книг, ни газет, ни школ у них не было, и календарь для таких людей был единственным окном, через которое они смотрели на мир».

Иван Дмитриевич понимал, что календарь может служить проводником культуры для народа. «Я имел в виду читателя массового, для которого календарь часто является его первой и последней книгой и который в календаре ищет ответа на все запросы пробуждающего ума», — писал он.

Первый «Всеобщий Русский календарь» был выпущен на 1885 год, и весь тираж очень быстро разошелся летом 1884 года на Нижегородской ярмарке. Ведь календарь был изящно оформлен и очень привлекателен: красочная, достаточно твердая обложка по акварельному рисунку известного художника Н. А. Касаткина, много разного рода информации, иллюстраций и… премия — репродукция картины «Пожар Москвы» Н. А. Касаткина, которую можно было повесить на стену. Чуть позже, заручившись советом и поддержкой Льва Николаевича Толстого, Иван Дмитриевич начал выпускать отрывной, или стенной, календарь, а также карманные календари.

В первые десять лет XX века, с 1901 по 1910 год, в издательстве И. Д. Сытина печаталось более 20 видов различных календарей, общий тираж которых составил более 51 млн экземпляров. А так как календари были ориентированы на читателя из народа, они стоили недорого: стенной отрывной календарь — 50 коп., «Всеобщий Русский календарь» — 10, 15, 20 и 25 коп., карманные календари — 5 и 10 коп.

Иван Дмитриевич сам был выходцем из простого сословия, он прошел путь от мальчика в лавке купца Шарапова у Ильинских ворот в Москве, от торговли лубочными картинками до владельца крупнейшей типографии (ныне — АО «Первая образцовая типография»). Поэтому он, как никто другой, понимал, что должно быть в календарях для простых и не очень образованных людей. И он задумал календарь как универсальную справочную книгу, как домашнюю энциклопедию на все случаи жизни. «В календаре должно быть все: и святцы, и железнодорожные станции, и экономика, и средство от лишаев, и государственное устройство России, и лечение ящура», — писал он. Его календарь содержал, помимо самого календаря, самую разнообразную информацию: от ожидаемых дат вскрытия и замерзания рек для крестьян до календаря коммерсанта с информацией о сроках погашения купонов. На каждой странице с одной стороны — календарь, с другой — историческая статья или познавательная информация. Так, в календаре на 1912 год были статьи, посвященные войне 1812 года.

Команда издательства все делала для того, чтобы календарь был интересен. В рубрике «От редакции» «Всеобщего Русского календаря» указывалось, что «при составлении календаря употреблено было особое старание», чтобы «календарь был полон и интересен», «чтобы интерес читающей публики к календарю не только не ослабевал, но, наоборот, возрастал еще более».

Иван Дмитриевич придумал печатать в календаре обращение к читателю с просьбой сообщать о недочетах и своих пожеланиях. И в редакцию, в Москву, на Пятницкую, поступали тысячи писем с запросами от читателей. Отчего в календаре нет таблицы умножения? Нужно обозначить, что такое затмение луны и солнца. Нужно план всех частей, то есть всего земного шара, чтобы каждый знал, где у нас Америка и Австралия, Азия и Африка, и Европа, и океаны. Что может Государственная дума? Куда идут народные деньги? Как и где искать законы? И даже: нельзя ли написать вечный календарь, дни и часы прошедших, настоящих и будущих времен от сотворения мира до окончания мира? Были и предложения: разместить в календаре репродукцию той или иной картины или указывать еврейские праздники наряду с православными. Дело в том, что крестьянам приходилось иметь дело с еврейскими перекупщиками зерна и было обидно, приехав на рынок с полной телегой, обнаружить, что перекупщика сегодня нет. А вот пожелание якута из далекой Сибири: обозначать праздники не только красным числом, но и специальными значками: крестиком — если праздник церковный, коронкой — если день царский, посты и постные дни обводить черными линиями, везде проставлять изображения фаз Луны и т. п., чтобы календарь был понятен и неграмотным.

Редакция издательства была благодарна своим читателям за помощь в формировании содержания календарей: «Редакция календаря считает своим долгом выразить искреннюю признательность учреждениям и лицам, которые указывали на замечания или неточности в календаре или же сообщали ценные, в особенности, местные сведения, которыми редакция воспользовалась с благодарностью. Поставивши себе в обязанность идти постоянно навстречу желаниям и запросам читателей „Всеобщего Русского календаря“, редакция убедительнейше просит читателей не отказывать и в дальнейшем в сообщении полезных указаний и замеченных недостатков и неточностей».

Содержание календаря постоянно менялось в соответствии с пожеланиями читателей, а объем увеличивался. Так, «Всеобщий русский календарь» на 1915 год включал календарь православный, римско-католический, протестантский, армяно-григорианский, магометанский, еврейский, хронологические сведения о правителях русского государства (от Рюрика до правящего императора Николая II), в каждом месяце — статьи о губерниях и областях России, алфавит имен святых, перечень чудотворных икон Божьей Матери, перечень городов и посадов России, меры веса и длины, сведения о железных дорогах России, о пароходстве, почте и телеграфе, о пошлинах и сборах, образцы и формы деловых бумаг, финансовые и торгово-промышленные сведения, внутреннее и иностранное обозрение за год прошедший, общеполезные сведения по медицине и ветеринарии, юбилеи и некрологи известных людей, статистическую информацию и приложения — в виде рекламы.

В отрывном календаре на оборотной стороне каждого листка печаталась какая-нибудь мудрая фраза и ценные советы. Например, на оборотной стороне листка календаря, который хранится в Музее предпринимателей, меценатов и благотворителей, можно прочитать: «Что может сделать и самый сильный вол, если он впряжен в дурной плуг?» Из полезностей можно было узнать о лучшем средстве против ужаления пчел, как сохранить прочность подошв, а также приготовить обед из трех блюд по указанному меню.

Однажды издательство чуть было не понесло колоссальные убытки из-за приведенных статистических данных и русских пословиц. В отрывном календаре были размещены следующие цифры:

«Американский рабочий ест фунт говядины в день.

Английский — ¾ фунта.

Французский и немецкий — ½ фунта. Русский — 2 золотника».

И вот такие пословицы из словаря Даля: «Сегодня свеча, завтра свеча, а там и шуба с плеча», «Повадился к вечерне, не хуже харчевни».

Департамент полиции потребовал, чтобы весь выпуск был изъят из обращения и конфискован. Ивану Дмитриевичу удалось передать записку императору, и император лично отменил решение об изъятии.

Современники писали, что «настольные календари вполне являются для крестьян ежегодником, численники (отрывные календари) являются как бы ежедневной газеткой». Подтверждали это и письма читателей: «Ценных книг у нас имеются редко, да и дороги, а буде где и имеются, то не каждый день читаются… а отрывной календарь по цене не дорог, вещь сезонная, служит как украшение комнаты, а содержание — украшением души».

К началу XX столетия предприятия И. Д. Сытина давали четверть всех выпускаемых в стране печатных изданий. Издательство выпускало большими тиражами небольшие книжки для простых людей, великолепные издания русских писателей, иллюстрированные знаменитыми художниками, литературу для детей, энциклопедии и учебники, журнал «Вокруг света», газету «Русское слово» и многое другое. Тем не менее известностью оно в первую очередь было обязано своим календарям. Как впоследствии вспоминал Иван Дмитриевич, «календарь был почти бездоходным делом. Цель, которую преследовало издательство, состояла не в барышах, а в другом. Календарь представлял собой прекрасную рекламу всероссийского и даже более чем всероссийского характера, так как своих читателей календарь находил и в Америке, и в Австралии, и в Азии, и всюду, куда судьба заносила русского человека». Такая реклама немало способствовала расширению круга клиентов издательства.

В наши дни настенные и настольные календари — излюбленный инструмент рекламы у многих коммерческих компаний. Обмен корпоративными календарями в качестве подарков на Новый год и Рождество между бизнес-партнерами прижился и стал доброй традицией. Так что заложенная Иваном Дмитриевичем традиция жива и сегодня.

История одного партнерства

Е. Кисель

Партнерские отношения испокон веков были непро­стым делом и решались всегда сложно, хотя способы раз­решения сложных ситуаций в конечном счете складывались очень похожие.

В этом выпуске мы хотим познакомить вас с одной историей партнерских отношений российских предприни­мателей.

Василий Иванович Прохоров (1755–1815) происходил из крестьян. Отец его, «Иван Прохорович сын Прохоров», принадлежал к монастырским крестьянам Троице-Сергиевой лавры. Ему часто приходилось вместе с митрополитом бывать в Москве. В поездки он брал с собой кустарные из­делия мастеров посада и по возмож­ности продавал их. Постепенно ему удалось скопить необходимую сумму, и в 1764 году Иван Прохоров откупил­ся от крепостной зависимости и вместе с семьей перебрался в Москву.

Сына своего, Василия, он опре­делил на службу приказчиком на пи­воварню, хозяин которой был из ста­рообрядцев. Как это часто бывало, вскоре толковый приказчик решил также обзавестись собственным де­лом и открыл в Хамовниках неболь­шую пивоварню.

Однако дело это было не со­всем по душе Василию Ивановичу, да и жена его, Екатерина Никифоровна, женщина праведная, часто повторя­ла: «Не могу я молиться об успехе твоего дела, не могу желать, что­бы больше пил народ и через то разорялся». Василий Иванович по­стоянно искал случай заняться более богоугодным делом, однако ничего другого он делать не умел. Наконец случай представился.

Судьба свела его с Федором Ивановичем Резановым (1775–1831). Федор Иванович был сыном рано умершего пахотного солдата Стрелецкой слободы города Зарайска Рязанской губернии. Чтобы иметь возможность помогать своей старой матери, он приехал в Москву, где устроился на ситценабивную фабрику. Будучи человеком одаренным, энергичным и предприимчивым, он выучился грамоте, до тонкостей изучил ситценабивное производство и подумывал, как бы завести собственное дело. Но у него не было средств и связей, в то время как Василий Иванович Прохоров уже был известным человеком в промышленном мире Москвы, пользовался уважением у московского купечества и обладал необходимыми средствами.

В 1799 году они заключили словесный договор об устройстве небольшой ситценабивной фабрики в Москве. И обговорили условия — работать вместе пять лет, девять частей прибыли делить пополам, а десятую часть — отдавать Резанову за его «знания и распоряжение» делом.

Время шло, благодаря капиталу и связям Прохорова и познаниям Резанова дело разрасталось, и между парт­нерами начались разногласия. По окончании пятилетнего срока соглашения Василий Иванович предлагал партнеру заключить пись­менное соглашение. Он писал: «Так как Вы прежде уверяли, что наме­рены сделать письменное условие, то теперь, ежели Вам не против­но, прошу оное привести в совер­шенство…» Резанов же решил, что в компаньоне он больше не нужда­ется, и, пользуясь деликатностью партнера, пытался отстранить того от дел. Тем не менее новое соглашение на следующие пять лет было заключено. Также «на честное слово» и для Василия Ивановича на менее выгодных условиях: он получал из прибыли только 1/3 вместо 45%.

Однако Резанову и этого было недостаточно, и ближе к концу дого­ворного срока он стал заводить раз­говоры, чтобы Василию Ивановичу изыскивать для себя иное занятие. Прохоров писал ему: «В оконча­нии всего желательно мне знать и о том, как Вы располагаете на будущее время, быть со мной вместе или разойтись намерены. Если не противно — про­шу ответить заблаговременно». Василий Иванович был не согласен с таким решением и настаивал на разделе фаб­рики.

А делить было что: к 1810–1812 годам в состав фабрики входили резная, набойщицкие мастерские, химическая ла­боратория для составления красок, отделочная, уксусная, склад товаров и материалов. Резанов уже не мог самостоя­тельно справиться с управлением, но не хотел допускать в дела своего партнера. Он без согласования ставил на ключевые должности «своих» людей, а на управление са­мым важным секретным подразделением — лабораторией, где разрабатывался состав красителей, — поставил своего молодого родственника.

Пожар в Москве 1812 года не обошел фабрику Про­хорова и Резанова. Предприятию был нанесен ощутимый урон, но все же он был существенно меньше, чем у других московских производств. Возможно, свою роль в этом сыг­рало решение Василия Ивановича остаться со стар­шим сыном Иваном в захваченном французами городе, что­бы попытаться спасти от разграбления и разрушения произ­водственные и складские помещения фабрики.

Федор Иванович Резанов еще до захвата Москвы уехал из нее по делам. А вскоре после бегства французов вернулся в Москву, быстро сориентировался, понял, насколько выгодно положение его производства по сравнению с другими, пострадавшими от французов и пожара гораздо больше, и, не дожидаясь раздела с партнером, с усердием принял­ся восстанавливать пострадавшие здания и заново переоборудовать мастерские цеха. Чтобы быстрее запустить производство, он ис­пользовал деньги, вырученные от продаж продукции фабрики в 1812 году.

После ухода французов из Москвы Прохоров и Резанов начали раздел предприятия, который завершился к 1820 году. Было много споров по поводу самых выгодных земель у Москвы-реки на холмах, носивших название «Три горы». Партнеры при­шли к соглашению владеть ими совместно на определенных условиях, о коих договорились. Все было решено честно, никто не остался в обиде. Дела на фабрике Резанова по­шли неплохо, тем более что его бывшие партнеры — Прохоровы — красильные заказы размещали по старой памяти на фабрике Ф. И. Резанова, зарекомендовавшего себя как лучшего специалиста в красильной отрасли.

После раздела фабрикой руководил уже сын Василия Ивановича — Тимофей Васильевич, которому на момент приема дел у отца было всего 16 лет. Вплоть до революции потомки Василия Ивановича успешно управляли Прохоровской мануфактурой. На 1914 год на фабрике «состоит слу­жащих до 500 чел., рабочих до 7500, вырабатывается в год пряжи до 150 000 пудов, тканей суровых до 400 000 кусков по 60 арш., крашеных набивных товаров и белья 3 000 000 кусков». 3 сентября 1918 года «Товарищество Прохоровской Трехгорной Мануфактуры» было национализировано.

Залогом успешного старта в этом случае стало удач­ное сочетание у партнеров ресурсов, необходимых для коммерческого проекта: капитала, репутации и связей одно­го и основательных знаний в области технологий и орга­низации ситценабивного произ­водства — другого. Однако когда предприятие стало приносить хо­роший доход, а младший партнер встал на ноги и решил, что может обойтись без старшего това­рища, он начал «выдавливать» его из бизнеса. Сначала добился пере­распределения «барышей» в свою пользу, а потом и вовсе предложил ему заняться чем-то другим. Васи­лию Ивановичу Прохорову в этой ситуации достало настойчивости, такта и благоразумия, чтобы дого­вориться с партнером о «разводе» и разделе имущества на таких условиях, чтобы ничьи интересы не были ущемлены, и они смогли расстаться без взаимных обид, сохранив при этом хорошие рабочие отношения. И конечно, успеху Ва­силия Ивановича способствовали его личностные качества: увлеченность своим делом, конструктивный подход к воз­никающим сложностям, щепетильное отношение к приня­тым обязательствам, умение дипломатично, не испортив отношений, и в то же время жестко настоять на своем, нрав­ственное отношение к партнеру и к своему делу. А успешно­сти его дела — то, что эти его качества перешли к детям, от них — к внукам и правнукам.

При подготовке текста были использованы мате­риалы:

«Прохоро­вы: Материалы к истории Прохоровской Трехгорной ману­фактуры и торгово-промышленной деятельности семьи Прохоровых. 1799–1915 гг.» сост. П. Н. Терентьев.

Женщины в российском бизнесе. Мария Федоровна Морозова

Е. Кисель

В XIX веке в России женщина могла быть женой, мате­рью и хозяйкой дома и в то же время владеть и руководить каким-то бизнесом.

Согласно российским законам, женщина пользова­лась такими же имущественными правами, как и мужчина. Каждый из супругов мог иметь и вновь приобретать свою отдельную собственность — через покупку, дар, наследство или иным законным способом. В «Своде законов Россий­ской империи» указывалось: «Имущество жены не толь­ко не становится собственностью мужа, но, независи­мо от способа и времени его приобретения (во время ли замужества или до него), муж браком не приобретает даже права пользования имуществом жены».

Более того, супруги могли вступать друг с другом в отношения купли-продажи как совершенно посторонние лица. В 1753 году был принят закон, гласивший, что «жены могут продавать собственное их имение без согласия их мужей». В 1825 году это было подтверждено специаль­ным законоположением «Пояснение, что продажа имения от одного супруга другому не противоречит закону».

Также согласно законодательству Российской импе­рии женщины имели равные с мужчинами права и на заня­тия коммерцией.

В «Жалованной грамоте городам», принятой Екатери­ной II в 1785 году, указывалось, что «дозволяется всяко­му, какого бы кто ни был пола… кто за собою объявит капитал выше 1000 рублей и до 50 000 рублей, записать­ся в гильдии». В законах о лицах купеческого звания также предусматривалось: «По смерти начальника семейства может заступить место его вдова, взяв на свое имя ку­печеское свидетельство, со внесением в оное сыновей, незамужних дочерей… и внуков».

И часто после смерти главы семьи, даже если в семье были уже взрослые сыновья, работавшие в семейном деле, управление бизнесом переходило к его вдове. Именно в та­кой ситуации встать во главе семейного бизнеса пришлось Марии Федоровне Морозовой (1830–1911).

Мария Федоровна происходила из старинного купече­ского рода Симоновых, ее мать принадлежала к известно­му купеческому роду Солдатенковых. С детства Мария от­личалась бойким, упрямым характером, интересом к учебе.

К ней приглашали лучших московских учителей, ей легко давались математика, немецкий и французский языки…

В 1848 году 19-летняя Мария Симонова вышла замуж за 25-летнего наследника знаменитой текстильной дина­стии России Тимофея Саввича Морозова.

Тимофей Саввич был младшим сыном основателя династии Морозовых, Саввы Васильевича, владельца круп­нейшей в России Никольской бумагопрядильной фабрики, колоссального капитала, многочисленных не столь крупных предприятий, большого дома в Москве. Однако именно ему отец оставил в управление свои фабрики, объединенные на­званием «Никольская мануфактура».

Тимофей Саввич обладал достаточно сложным харак­тером: был жестким, не терпел никаких возражений, всегда и во всем стремился быть первым. Однако свою супругу, Марию Федоровну, очень любил. Называл ее «душечкой» и ни одного решения не принимал, не посоветовавшись с ней. В их союзе — двух сильных личностей — они смогли построить отношения не на борьбе за лидерство, а на вза­имном уважении и дополнении сильных сторон друг друга. В счастливом браке родилось девять детей, трое из кото­рых (два мальчика и девочка) умерли в раннем детстве. После четырех дочерей последними Мария Федоровна родила долгожданных сыновей — Савву и Сергея.

Сокровенным желанием Тимофея Саввича было по­ставить производство на Никольской мануфактуре на пер­вое место в России. Качество и дешевизна изделий морозовских фабрик ценились по всей России. Однако в 80-е годы XIX века в России был затяжной кризис, который за­тронул и Морозовскую мануфактуру. С 1881 по 1884 год продажные цены на пряжу и миткаль снизились на 19,8% и 25% соответственно, что повлекло снижение сдельных расценок для прядильщиков и ткачей (на 18,8% и 30%), а также резкий рост штрафов для рабочих за испорченный товар (в среднем на 155%). В итоге на Никольской ману­фактуре в 1885 году произошла первая стачка рабочих. Стачка была подавлена казаками и солдатами, участни­ков предали суду. Тимофей Саввич принял произошедшее очень близко к сердцу. На суде он выслушал множество нелестных высказываний в свой адрес и даже задумался о продаже предприятий. Но этого не допустила Мария Фе­доровна, и сначала он просто отошел от дел, а потом вовсе уехал в собственное имение в Крыму, где скончался 10 октября 1889 года.

А уже 19 октября прожив­шая с Тимофеем Саввичем в браке сорок лет Мария Федоровна заменила мужа на его посту, возглавила и се­мью, и бизнес.

К роли главы семейного бизне­са Тимофей Саввич готовил супругу заранее. В 1883 году он выдал ей ге­неральную доверенность на управ­ление имениями, покупку земель, получение денег. В духовном заве­щании, составленном в 1888 году, Тимофей Саввич написал: «Все без изъятия недвижимое и движимое мое имение, мною благоприобре­тенное, могущее остаться после моей смерти, в чем бы оно ни за­ключалось и где бы ни находилось, я завещаю супруге моей Марии Федоровне Морозовой в полную исключительную и независимую ее собственность и в неограниченное владение и распоряжение». Полная ценность наследства определялась в 6,1 млн руб.

В исследовании И. В. Поткиной отмечается, что с при­ходом Марии Федоровны к руководству Никольской ману­фактурой была коренным образом преобразована система управления предприятием: принцип единоличного управле­ния был заменен на коллегиальный, с четким распределени­ем обязанностей между директорами. Директорами стали два сына М. Ф. Морозовой, Савва и Сергей, ее зять Александр Назаров, а также один из бухгалтеров мануфактуры Иван Колесников. 27-летний Савва Тимофеевич Морозов возглавил производ­ство, ведал вопросами оборудования и качества продукции. Зять Морозовых, А. Назаров, ведал поставками сырья, расчетами с иностранными партнерами, а также главной Московской конторой. И. Колесников отвечал за торговлю и документооборот. 29-летний Сергей Тимофеевич Моро­зов числился директором формально, он занимался меце­натской деятельностью.

Правление фирмы находилось через дорогу от усадьбы Морозовых, в Трехсвятительском переулке. Су­ществовал обычай — в обеденный перерыв директора и старшие служащие шли к Марии Федоровне, где за обе­дом обсуждались новости и принимались важные деловые решения.

Во время управления Марии Федоровны развитие фирмы проходило по трем основным направлениям: техни­ческая модернизация, оптимизация условий кредитования, инновации в области сбыта.

Так, в этот период компания отказалась от использо­вания банковских кредитов в Московском Торговом банке и Московской конторе Государственного банка под 5–7% годовых и стала кредитоваться из личных капиталов вла­дельцев, которые получали 3%. В 1882–1883 операцион­ном году М. Ф. Морозова из своих средств предоставила Никольской мануфактуре кредит на сумму 3,4 млн руб., в 1903–1904 операционном году — на сумму 2,25 млн руб.

Изменилась стратегия сбыта. Прежде продукция Ни­кольской мануфактуры продавалась на ярмарках, в том чис­ле Нижегородской. Теперь же ее мож­но было купить круглогодично, оптом, через постоянные представительства фирмы в Петербурге, Нижнем Нов­городе, Харькове, Ростове-на-Дону, Ирбите. При этом главной оставалась Московская контора в Китай-городе, через которую реализовывалось до 60% продаж.

К моменту кончины Марии Фе­доровны Морозовой ее состояние оценивалось почти в 30 млн руб.: за 20 лет ей удалось увеличить семейный капитал в пять раз!

В память о своем супруге Тимо­фее Саввиче Морозове Мария Федо­ровна завещала средства на основа­ние Биржи труда. 31 января 1914 года здание было освящено, а 1 февраля Биржа труда открыла свои двери для прибывающего в Москву в поисках ра­боты трудящегося люда, который «до сего времени находил себе работо­дателей, главным образом в сквере близ Красных ворот, терпя там в ожидании найма холод и непогоду». Пожертвование, сделанное М. Ф. Морозовой, помогло муниципальным властям создать в Москве цивили­зованный рынок труда. Согласно первому параграфу про­екта Временного положения о Бирже труда имени Т. С. Мо­розова, данное учреждение имело целью «содействовать упорядочению спроса на труд и предложения труда рабочих и ремесленников, доставляя им возможность собираться в определенном месте в ожидании найма, и оказывать им содействие путем сообщения справок». Биржа представляла собой двухэтажное здание. На первом этаже находилась большая зала, служащая ожидальней для рабочих. Во втором этаже располагалась галерея, на кото­рой находился буфет; здесь они могли обсуждать за чаем условия найма, цены и вести переговоры с работодателями.

Мария Федоровна Морозова была крупнейшей пред­принимательницей и одной из богатейших женщин России. Она также стала первой женщиной из купеческого сосло­вия, награжденной Мариинским знаком отличия за 25 лет беспорочной службы в благотворительных учреждениях.

При подготовке текста были использованы мате­риалы:

Поткина И. В. На олимпе делового успеха: Ни­кольская мануфактура Морозовых, 1797–1917. — М., 2004.

Ульянова Г. Н. Предпринимательницы. Журнал «Русский мир».

«Русское чудо» — Василий Александрович Кокорев

А. Лисицына, Музей предпринимателей, меценатов и благотворителей

Е. Кисель

Современники называли его величайшим гением земли русской. «В истории нашей, — писал о Василии Александровиче Кокореве историк П. Бартенев, — не встретишь другого частного деятеля, имя и дела которого пользовались бы такой популярностью между миллионами русского народа от Петербурга до Сибири и Закавказья».

Кто он, Василий Александрович Кокорев? Предприниматель, меценат и благотворитель, публицист и общественный деятель XIX века. Василий Александрович родился в мае 1817 года в Вологде в обычной купеческой семье и прошел путь от солеварения, откупщицких занятий, торговли до создания крупнейших акционерных предприятий, лидируя во многих областях. В любой сфере своей деятельности он занимался инновациями, как сейчас бы сказали, причем новации были не только уровня предприятия, но и общероссийского и даже мирового. Еще занимаясь соляным делом, В. А. Кокорев подает записку ко двору о мерах по развитию отечественной соляной промышленности. Она, к сожалению, не возымела действия.

Когда он начал заниматься откупами, видя недостатки действующей системы, составил записку «О преобразовании винных откупов и возможности многократно повысить доход казны и побороться с нарушениями». В этот раз прошение было удовлетворено, В. А. Кокорев получил откуп в Орловской губернии, за которым числился долг в 300 тыс. рублей серебром. Уже через два года откуп стал приносить доход, и В. А. Кокореву доверили в управление 23 откупа. А его записка была положена в основу принятого в 1847 году закона об откупах. С 1850-х годов Василий Александрович — уже московский купец первой гильдии. На Софийской набережной напротив Кремля он строит крупный гостиничный комплекс — «Кокоревское подворье». Здесь и магазины, и торговые склады, и шикарные апартаменты, и трактир-ресторан. Такой комплекс был новшеством не только для Москвы, но и для Европы — он предвосхитил появление гранд-отелей и бизнес-центров.

В 1856 году В. А. Кокорев вкладывает 500 тыс. рублей в учреждение Русского общества пароходства и торговли (РОПиТ), как писали тогда, небывалого предприятия в России, организация которого имела огромное значение после поражения в Крымской войне, так как способствовала восстановлению российского влияния в Черноморском регионе.

Когда после поражения в Крымской войне началось строительство железных дорог, В. А. Кокорев в 1858 году вкладывает 4,8 млн рублей в строительство Волго-Донской железной дороги и становится одним из крупнейших ее акционеров. Волго-Донская железная дорога дала толчок стремительному росту промышленности в юго-восточном регионе Российской империи.

Василий Александрович начал собирать картины и в 1862 году открыл в Москве первую картинную галерею. В его коллекции было 35 скульптур и более 500 картин. Кокоревская галерея была открыта ежедневно для всех желающих, в будни вход стоил 30 коп., а в праздники — 10 коп. Многие картины из его коллекции сегодня можно увидеть в Русском музее.

После отмены крепостного права, когда потребовались значительные капиталы, а ликвидация системы казенных банков сделала возможным создание частных коммерческих банков, Василий Александрович обратился к московскому купечеству с предложением создать банк в Москве. И банк был зарегистрирован в 1866 году. Московский купеческий банк — первый коммерческий банк в Москве, второй — в России.

Но главное дело, где он был первым, — это нефть! Бывая в Баку по делам «Закаспийского торгового товарищества», он обратил внимание на «кир» — пропитанные нефтью смолистые сланцы. И в 1857 году совместно с Петром Ионовичем Губониным в 17 верстах от Баку В. А. Кокорев задолго до Нобелей основывает нефтеперегонный завод для переработки «кира» в осветительное масло. На Всемирной промышленной выставке в Лондоне в 1862 году первый российский керосин, полученный на заводе В. А. Кокорева и П. И. Губонина, был удостоен серебряной медали. А в 1874 году они создают «Бакинское нефтяное общество» — первую акционерную компанию в нефтяной промышленности.

Много приходилось работать с улучшением нефтедобычи. Сначала В. А. Кокорев перешел на добычу нефти бурением, но и она не приносила ожидаемого дохода. Тогда он пригласил на завод группу химиков во главе с молодым приват-доцентом Петербургского университета Дмитрием Ивановичем Менделеевым. Тот предложил ввести непрерывную перегонку нефти, организовать перевозку нефтепродуктов в специально оборудованных трюмах судов и проложить трубопроводы для удешевления доставки нефти — то есть фактически предложил создать прообраз современной нефтяной промышленности.

В 1870 году он основал новый банк, намного крупнее первого, с множеством отделений по России — Волжско-Камский банк; а в 1872 году — «Северное общество страхования и склада товаров с выдачей варрантов». Это была первая страховая компания, которая давала возможность закладывать товар в банках по специальным свидетельствам — варрантам. В 1874 году он строит Уральскую горнозаводскую железную дорогу — первую железную дорогу в горной местности, которая способствовала развитию промышленности Урала.

Василий Александрович практически не получил образования, но всю жизнь занимался самообразованием. Смекалки и остроумия ему было не занимать! Однажды в Петербурге решали, как помочь обедневшим крестьянам северных губерний. Пригласили и В. А. Кокорева. Он сказал, что единовременная помощь бесполезна, систематическая — невозможна, не хватит денег, да и забалуют мужики. Но что делать? — спрашивает высокое собрание. В. А. Кокорев предложил на те деньги, которые пошли бы на единовременную помощь, купить ружей, дроби да пороху, да раздать крестьянам. Пусть в своих богатых лесах охотятся, это поправит их положение. Главное в благотворительности — дать человеку «удочку».

Князь Воронцов, будучи наместником на Кавказе, спросил, нет ли у Василия Александровича человека, которому он мог бы давать различные поручения по сближению мирных аулов с немирными? Человека Кокорев не порекомендовал, но посоветовал фактор для сближения. Это… «просто русский самовар»! «На западной границе мы сходимся иногда на пиве, а на восточной можем сходиться на самоваре, который азиатцы до такой степени любят, что при появлении самоваров в мирных аулах туда станут ездить из аулов немирных, чтобы рассиживать долго и пить чаю много, обобщаясь в это время разными беседами», — рассудил В. А. Кокорев. Дело, видимо, пошло, так как через год к 150 первым самоварам, направленным Кокоревым на Кавказ, было заказано еще 350.

В конце жизни, в 1887 году, Василий Александрович написал знаменитые «Экономические провалы» — экономические воспоминания о своем времени начиная с 1837 года, то есть за 50 лет своей активной предпринимательской деятельности. «Необходимо сознать силу в самих себе», — считал Василий Александрович. «Пора домой!» — такими словами начинает он свою книгу. И описал именно «провалы» — просчеты государства в экономической политике.

Средства от реализации «Экономических провалов» Василий Александрович направил Владимиро-Мариинскому приюту для молодых художников, основателем и попечителем которого он был. И тем самым положил основу для создания впоследствии домов творчества.

«Я не могу опомниться от Кокорева! Это вполне русское чудо», — писал о нем известный русский писатель Сергей Тимофеевич Аксаков.

«Тайная жизнь» Константина Сергеевича Станиславского

Е. Кисель

Наверное, сложно найти человека, которому незнакомо было бы имя Константина Сергеевича Станиславского — великого русского режиссера, основателя Художественного театра и одной из самых известных в мире актерских школ.

Однако далеко не всем известно, что настоящая фамилия Константина Сергеевича была Алексеев и происходил он из известной семьи предпринимателей, которая занималась золотоканительным производством, выпускавшим разнообразную продукцию из благородных и цветных металлов (тонкую и тончайшую проволоку, золотые и серебряные нити — шелковую нить, обвитую плоской проволокой, канитель — тонкую витую проволоку, блестки и т. п.).

Первое упоминание о прадеде Константина Сергеевича и основателе семейного дела — Семене Алексеевиче Алексееве — относится к 1785 году. Его фабрика тогда располагалась на Якиманской улице. В 1797 году фабрика была крупнейшей в России; на ней работало 28 рабочих, товаров выпущено на 59 068 руб.

В 1812 году, во время нашествия Наполеона и захвата французами Москвы, фабрика сгорела. После этого С. А. Алексеев купил участок и обосновался в Таганской части Москвы на бывшей Большой Алексеевской улице, которая сегодня носит имя А. Солженицына.

К 1843 году в Москве было 22 золотоканительных предприятия. В год они вырабатывали в общей сложности различной продукции на 935 тыс. рублей. Из них фабрика Алексеева производила товаров на 500 тыс. рублей. На фабрике работало 140 рабочих, было установлено 135 станков.

Фабрика активно экспортировала свою продукцию, ее изделия высоко котировались на рынках Восточной Азии, в Константинополе. Иностранные купцы предпочитали ее продукции известных тогда австрийских фирм и охотно платили за них на 10–15% больше, чем за такие же товары австрийского производства.

В 1856 году фабрика Алексеева выполняла заказы по случаю коронации Александра II, в результате чего ее обороты достигли 800 тыс. рублей. Журнал «Промышленность» в 1862 году писал: «…Нить получается такой тонины, что на один пуд ее приходится до 700 верст длины… Употребляется ежегодно для выделки золотой и серебряной канители до 750 пудов серебра, получаемого из Гамбурга, и до 5 пудов золота. Выделывается канители и разных из нее товаров на сумму 500 тыс. руб. в год. В Варшаву и за границу, как то: в Бухару, Хиву, Турцию и Египет — идет преимущественно канитель, в Москве и на других внутренних рынках империи сбывается одна только золотая или серебряная проволока».

В 1872 году фабрика, которая к тому времени называлась «Владимир Алексеев», первой среди русских золотоканительных предприятий начала использовать паровые двигатели. В то время на фабрике работало 400 рабочих и годовой оборот ее составлял до 1 100 000 рублей.

Продукция фабрики завоевала множество медалей на международных выставках в Варшаве, Лондоне, Париже, Вене. Нередко западноевропейские промышленники, особенно немецкие, конкурирующие с российскими золотоканительными фирмами, вешали на свою продукцию поддельные русские этикетки, чтобы повысить цены. В их золотоканительных изделиях содержалось 25–40% серебра, в то время как в продукции русских фабрик содержание серебра составляло 100%. Для борьбы с фальсификациями владельцы фирмы «Владимир Алексеев» добились у правительства утверждения «государственного этикета», после чего торговые представители России в восточных странах взяли продукцию фабрики под особое наблюдение.

В начале 1882 года, после окончания шестого класса классической гимназии, в контору фабрики «Владимир Алексеев» поступил молодой человек 19 лет — Константин Алексеев. Его отец, Сергей Владимирович Алексеев, в 80-х годах руководил торговым и промышленным товариществом «Владимир Алексеев», которому принадлежала фабрика.