Бесплатный фрагмент - Истории из моей жизни

Предисловие

Дорогой читатель!

Перед вами вторая книга Николая Викторовича Жукова «Моя история жизни» — о нелегкой, но почетной и интересной судьбе морского офицера. В 2019 году вышла его первая книга «Следую своим курсом», которая вызвала большой интерес у жителей города Балтийска и у друзей и соратников автора.

Проза, представленная в сборнике, многогранна, в них отражена вся жизнь автора — боевого офицера Военно-Морского флота России. Его жизненный путь от школьной скамьи до сегодняшних дней был длинным и тернистым. Срочная служба в разведбате морской пехоты Балтийского флота, учеба в Киевском высшем военно-морском политическом училище, офицерская служба в частях и на кораблях Балтийского флота. Уйдя в запас, Николай Викторович пошел работать в школу учителем ОБЖ и продолжает учить школьников военному делу и сейчас. Произведения убедительны и правдивы, откровенны и прозрачны, потому что их благодатная основа — богатый жизненный опыт автора.

Обычный мальчишка из Донецка прошел суровую школу военной службы от матроса до капитана 2 ранга. Поэтому в его произведениях вся правда жизни, какой она была. Много места уделено его родине — Донецку. События, которые там происходят отразились болью в его сердце.

С гордостью автор пишет о своих родных и близких, о их нелегких судьбах.

Основная идея книги — рассказать читателю о службе морской, о героических традициях тех, кто сражался на фронтах Великой Отечественной войны, о работе школьного учителя, который своим бесценным опытом делится с теми, кому предстоит идти по стопам старшего поколения.

Книга своевременна и актуальна, полна патриотизма и веры в незыблемость нашего государства, веры в победу, какие бы испытания ни выпали на нашу долю.

Книга написана простым и понятным всем языком и рассчитана на широкий круг читателей.

Владимир МУРЗИН,

член Российского союза писателей, действительный член Международных союзов писателей имени святых Кирилла и Мефодия, и «Новый современник», дипломант Международных литературных премий «Славянское слово», ветеран военной службы, капитан 1 ранга в отставке.

Об авторе

Николай Викторович Жуков родился в городе Донецке Донецкой области в 1957 года. В 1974 году окончил среднюю школу №21 г. Донецка, а в 1976 году Донецкий техникум физической культуры и спорта с «отличием» по специализации классическая борьба. В ноябре 1976 года был призван на службу на Краснознаменный Балтийский Флот во взвод разведки морской пехоты.

Весной 1978 года избран делегатом 18 съезда ВЛКСМ. А летом поступив в училище, продолжил свою службу в Военно-морском флоте СССР. В 1980 году поднимал флаг Олимпиады-80 над Республиканским стадионом г. Киева.

После окончания училища проходил службу в частях и на кораблях Балтийского флота. Уйдя в запас, продолжает трудится на благо нашей Родины. Работая учителем ОБЖ высшей категории в одной из школ города Балтийска продолжает учить молодежь военному делу. Является финалистом конкурса «Учитель года-2009», обладателем гранта «Лучший учитель». Награжден медалью Правительства РФ «Патриот России».

Член творческого объединения «Остров вдохновения», пишет очерки и рассказы. Является лауреатом и победителем первого областного литературного конкурса, посвященного памяти известного татарского писателя Ф. Карима «Ты сердца не жалей, поэт!», погибшего в бою за взятие Восточной Пруссии, третьим призером областного литературного конкурса посвященного А. Т. Твардовскому «За далью — даль». Дипломант международной литературной премии «Славянское слово» имени Василия Шукшина. В 2019 году вышла в свет его первая книга «Следую своим курсом». В 2020 году является дипломантом 1 Международного конкурса писателей, художников, бардов и журналистов «Калининград — Янтарный Берег -2020» и награжден Президиумом Российского союза писателей медалью «Георгиевская лента». Награда учреждена в год 250- летия основания Георгиевской ленты и по своему статусу, в соответствии с Федеральным законом «Об общественных объединениях» 82-ФЗ, является общественной наградой, вручаемой поэтам и писателям за вклад в укрепление национального самосознания и патриотизма.

Печатается в периодических издания области и РФ, литературном альманахе Литературного объединения «Остров вдохновения» города Балтийска.

Ветеран военной службы, капитан 2 ранга в отставке.

Русские Фолкленды

Разговоры среди личного состава батальона разведки морской пехоты о новых предстоящих учениях, связанных с высадкой воздушного и морского десантов в тыл вероятного противника, начались еще осенью 1982 года. В те времена на слуху советских граждан была победа англичан над аргентинцами на Фолклендских островах. Не совсем успешные действия британского королевского военно-морского флота были скомпенсированы небольшими, но довольно значимыми победами британских морских пехотинцев и бойцов специальных подразделений, которые за короткое время сумели успешно решить задачи по захвату важнейших островов Фолклендского архипелага, нейтрализовав целые части боеспособных войск и флота Аргентины.

История британо-аргентинского противостояния у самой южной оконечности американского материка своими корнями уходила в далекий семнадцатый век. Участниками борьбы за стратегически важный архипелаг стали англичане и испанцы. В некоторых ситуациях в нее пытались вмешаться французы, но более успешных результатов все-таки смогли достичь англичане, ибо впоследствии, почти все местное население имело британское происхождение. В условиях новой войны оно естественно сочувствовало бывшей владычице морей и океанов, и оказывало всяческую поддержку англичанам. Очевидно, что командование Советских Вооруженных Сил и Военно-Морского флота, в частности, захотело использовать островной опыт «заклятых союзников» по бывшей антигитлеровской коалиции в своих интересах, проверив боеспособность и своих войск первого броска к которым естественно в первую очередь относится и морская пехота.

Недавно прибывший в часть новый секретарь комитета ВЛКСМ гвардии лейтенант Валерий Баранов, уже успел неоднократно поучаствовать в разных учениях, где была задействована бригада морской пехоты Балтийского Флота, и ее разведывательный батальон. Командир роты плавающих танков гвардии старший лейтенант Александр Голубев, использовал опыт срочной службы молодого лейтенанта, как бывшего командира плавающего танка а гвардии капитан Михайлов, как командир развед-десантной роты постоянно привлекал Валерия к подготовке и участию в показательных выступлениях на полосе препятствий морской пехоты, используя его борцовскую квалификацию, и готовил батальонного комсомольца к парашютным прыжкам.

Планирование учений, как водится, началось задолго до их начала. Командованием были укомплектованы четыре боевых группы из числа бойцов разведывательно-десантной роты и наиболее физически подготовленных моряков роты плавающих танков. Были утверждены и кандидатуры их командиров. Тремя из них были офицеры РДР, четвертым назначили секретаря комитета ВЛКСМ батальона Валерия Баранова. Почти все морпехи, входившие в состав первых трех групп, были выпускниками Севастопольского центра подготовки морской пехоты «Сатурн», имея за плечами приличный опыт парашютных прыжков. Там же ими были освоены приемы и методы войсковой разведки. И только одна разведгруппа стала сборным подразделением, состоящим из четырех человек, одним из которых был матрос из числа разведчиков Геннадий Ходунов, и еще два бойца привлекались в нее из числа танкистов. Ими стали младший сержант Сергей Иванов и матрос Михаил Дедович, оба уроженцы славной партизанской Белоруссии. Ее командиром и был назначен уже известный читателю Валерий.

Январская погода не отличалась высокими температурами, высоким было давление ртутного столба, а выпавший еще в декабре на Балтийск и Калининградскую область снег, в купе с сильным морозом превратил окружающую природу в подобие русской народной сказки. Именно в этих прекрасных условиях и прозвучал сигнал учебно-боевой тревоги, по которому были подняты третий батальон морской пехоты (будущий десантно-штурмовой) и развед-десантная рота, которую морпеховская молва по праву считала лучшей ротой бригады.

Царивший вокруг мороз сыграл злую шутку над участниками учений. Большинство бронетранспортеров третьего батальона замерли на отрезке трассы от поселка Мечниково и до заставы Балтийска. Этот контрольно-пропускной пункт, дававший право проезда и прохода на территорию Балтийского гарнизона, находился неподалеку от развалин древнего рыцарского замка Лохштедт, который в средние века был не только опорным пунктом тевтонцев, но своеобразным таможенным постом, и центром сбора и хранения всего янтаря, собранного на Земландском полуострове. Как выяснилось потом, броники (ласкательное название бронетранспортеров) просто замерзли, и только несколько из них сумели добраться до района сосредоточения бригады, который находился в Балтийском лесу, неподалеку от уютного и теплого городка Светлый. Этот прекрасный городок в те времена был излюбленным местом отдыха морских офицеров. Здесь, несмотря на отсутствие гостиниц, рискуя остаться «без крыши над головой» после посещения замечательных местных ресторанов, они все-таки искали малейшую возможность для того, чтобы попасть на другую сторону залива, и по полной схеме отдохнуть или как тогда говорили размагнититься. Ибо гостеприимство очаровательных светловчанок, их патриотическое отношение к Военно-Морскому флоту не имело границ! Говорят, что были случаи, когда некоторые офицеры морской пехоты приезжали к ресторанам этого городка не на такси, а прямо на БТРах, держа постоянную связь с подразделением, находящимся в это время в пригородном лесу. Они были готовы по первому же сигналу вернуться в район сосредоточения для выполнения поставленной боевой задачи, но Светлый манил!

Боевые разведывательно-дозорные машины разведчиков, сумели добраться на место своевременно и без потерь. Пейзажи зимнего леса навеяли в памяти гвардии лейтенанта воспоминания о былой училищной жизни. Вспомнил Валерий и о своей встрече с начальником училища, и о том, как он «обрадовал» родственников своей жены отказом от Киева и выбором службы на Седой Балтике. В памяти остался эпизод, когда после этого события жена сурово сообщила выпускнику о своей беременности. Этот момент ему запомнился надолго, потому что выглядел он не как семейная радость и счастье, а как горький упрек в необдуманном поступке, поставившем жирный крест на ее карьере и былой любви.

Пробыв в заснеженном лесу несколько ночных часов, разведчики вернулись на место своей дислокации уже ближе к утру. Отдых длился совсем недолго, уже через пару часов бойцы были вновь подняты командирами, которые продолжили укомплектование личного состава оружием, боезапасами и провиантом. После чего все разведгруппы были построены перед казармой для убытия в бригаду. Для перевозки личного состава был снаряжен батальонный грузовик ГАЗ-66, в который и должны были поместиться все участники предстоящих учений. В тесноте, да не в обиде! Разведгруппы гвардии старшего лейтенанта Сергея Примакова и гвардии лейтенанта Баранова организовано и без лишнего шума и суеты разместились в кузове, а вот подчиненные гвардии старшего лейтенанта Иванова и гвардии лейтенанта Булочкина не смогли продемонстрировать достаточного уровня дисциплины и организованности. После двух безуспешных попыток погрузится в кузов, личный состав этих групп, буквально взбесил командира роты. Поэтому Михайлов решил предоставить им возможность вместо езды в автомобиле совершить марш-бросок в бригаду по заснеженным полям Балтийска. Константин Константинович, всегда отличался умелым руководством своими горячо любимыми разведчиками и делал это с использованием самых передовых методов и приемов боевой подготовки, сочетая их с повышенной требовательностью и строгостью. Хаоса и беспорядка он «терпеть ненавидел»!

Прямо на плацу бригады все участвующие в учениях подразделения были построены и проверены на наличие оружия и экипировки. Черная морпеховская форма еще перед самым началом мероприятий была заменена на воздушно-десантные комбинезоны и шлемы. Оружие, взрывпакеты и сигнальные ракеты были выданы всем бойцам кроме группы Баранова. Михайлов предположил, что ей не придется вступать в боевое соприкосновение с противником, ограничиваясь скрытным ведением разведки. Да и гвардии лейтенант был впервые на совместных учениях. Так, что береженного Бог бережет! Оружие и секреты — прежде всего!

Пауза на бригадном плацу затягивалась, командиры подразделений третьего батальона и разведывательно-десантной роты были вызваны в штаб для окончательного уточнения боевых задач. Ожидание — дело привычное для морпеха, а тем более для разведчика, но и ему когда-нибудь приходит конец.

Гвардии капитан ставил задачи каждой группе отдельно, Баранов со своими бойцами получил ее в последнюю очередь. И состояла она вот в чем: было необходимо на батальонном грузовике добраться до бригады ракетных катеров, загрузиться на борт одного из них, совершить отход от стенки, циркуляцию по каналу, и сымитировать полноценную высадку на причал порта занятого врагом. После этого нужно было осуществить стремительный марш-бросок до городка бригады, обнаружить там засаду противника, пробежать четыре километра до поселка Мечниково, найти опорный пункт врага, где предположительно заложен «ядерный фугас», преодолеть расстояние до города Приморск, незаметно подойти к командному пункту противника, и определить охранявшие его силы. Обо всех результатах нужно было обязательно докладывать по радиосвязи самому командиру батальона.

Баранов быстро собрал своих бойцов и разместил их в кузове грузовика. Минут через пятнадцать они беспрепятственно проехали контрольно-пропускной пункт катерников и высадились на причале. Валерий невольно вспомнил, как в далеком и безоблачном детстве вместе с родителями он посещал Крым и замечательный город-курорт Феодосию, где проживала семья его дяди, в то время капитан 2 ранга, который в свою очередь занимался, как впоследствии выяснилось, созданием советских корабельных крылатых ракет. После этой поездки Валера привез с собой в родной Донецк много интересных впечатлений. Особенно запомнилась мальчику галерея художника-мариниста Айвазовского и посещение Феодосийского краеведческого музея. Где он впервые узнал об одноименном морском десанте, и еще о том, что участники десантной операции 1941 года, спасая Севастополь, высаживались в Феодосии с борта легких крейсеров «Красный Крым» и «Красный Кавказ» прямо на стенку занятого врагом порта. Тогда большинство десантников были моряками, но были и солдаты, совсем недавно призванные в армию военкоматами Грузии. Аналогия операции, о которой он рассказал потом своим бойцам, способствовала повышению для них значимости нынешних учений.

После высадки с катера, группа начала выдвижение по установленному боевым распоряжением маршруту. Неожиданно возле них остановился БТР, и гвардии капитан, командир роты третьего батальона, предложил разведчикам добраться до нужного места верхом на технике. Понимая выгоду предложения, экономию сил бойцов, гвардии лейтенант отдал нужную команду и поблагодарил отзывчивого офицера за помощь. Быстро взобравшись на броню, матросы-разведчики почувствовали кожей своих лиц колючий январский ветерок, который слабо сочетался с ярким солнцем и почти безоблачным небом. Броник быстро пересек поселок с неофициальным еще немецким названием Камсигал и официальным нынешним — Севастопольский. Миновали памятник и могилу моряков-десантников Великой Отечественной, высадившихся здесь в апреле далекого 1945 года. Не доезжая до парка боевых машин бригады, Валерий приказал бойцам спешиться. Предполагая, что засада должна будет встретить их где-то впереди на дороге, он принял решение изменить установленный командованием маршрут. Дерзко преодолев проволочное заграждение парка соединения, который очевидно находился под охраной часового, офицер вместе с группой пересек его, оставляя позади ошеломленного бойца караула. Конечно, можно было предположить, что часовой растерялся, или просто служил в третьем батальоне, и поэтому не стал мешать передвижению разведгруппы, но факт остается фактом — он не применил оружие, не задержал нарушителей и не доложил о случившемся начальнику караула, тем самым способствовал выполнению боевой задачи нашими разведчиками.

Группа офицера Баранова вышла к северо-восточной границе поста и залегла в небольшой канаве на территории самого парка, ведя наблюдение в сторону Калининградского залива. На расстоянии двухсот метров гвардии лейтенант заметил фланг предполагаемой засады, которая ничего не подозревая сидела в окопе и следила за дорогой со стороны Камсигала. Оказавшись в выгодной позиции, Валерий приказал матросу Дедовичу выйти на связь с командиром батальона. Достав из командирской сумки топографическую карту и определив место своего расположения, гвардии лейтенант с ужасом понял, что засада, да и сами разведчики, находятся за пределами так называемой «улитки» по которой можно было вычислить любой квадрат на окружающей их территории. И тогда, рискуя быть обнаруженными силами радиотехнической разведки противника, Баранов вышел в эфир открытым текстом. Гвардии майор Курбанов, как командир батальона вызов принял, но был удивлен действиями разведгруппы комсомольского работника. Не дожидаясь объяснений и понимая обстановку, комбат приказал совершить марш-бросок в сторону поселка Мечниково и леса, который назывался Восточной Гривой. Там, рядом с военным городком части, должен был находиться опорный пункт вероятного противника. Выполняя дальнейшую задачу, соблюдая скрытность и ведя непрерывное наблюдение, разведгруппа перешла на бег и уже через несколько минут достигла дачных участков на границе с опушкой леса. Расположились у одноэтажного дома барачного типа. В это время из ближайшей двери вышел пожилой мужчина, который заинтересовался действиями разведчиков. Конечно, в военное время данный интерес ничего хорошего незнакомцу не сулил, но в данный момент и ничем не угрожал. Старик, стесняясь, подошел к офицеру, и несмело задал несколько вопросов. Они-то и помогли, завязался интересному разговору, в ходе которого выяснилось, что мужчина приехал в Балтийск из Ростова-на Дону, а точнее из города Миллерово, к своему сыну, который служит в морской пехоте командиром батальона, а раньше был командиром взвода разведки. Валерия, как током ударило! Неужели незнакомец доводится отцом его командиру тогда еще гвардии старшему лейтенанту Николаю Прокофьевичу Горину! О… Боже! Так оно и получилось!

Дело оставалось за малым, нужно было изучить местность, не попадая в поле зрения противника. Как это сделать ясным солнечным днем, на виду у всех окружающих!? Но у гвардии лейтенанта была небольшая домашняя заготовка, он взял с собой, на всякий случай, спортивную форму, в которой совершал утренние пробежки. Им было принято решение, обследовать опушку леса и дачные участки на предмет присутствия там представителей противоборствующей стороны в образе заблудившегося физкультурника. Произведя по рации доклад комбату, лейтенант неожиданно услышал приказ гвардии майора о дальнейшем поиске и огневом налете на штаб противника под Приморском. Сначала Валерий растерялся, сообразив, что Курбанов не знает об отсутствии в его группе оружия, и поэтому может жестко спросить за это с гвардии капитана Михайлова. Именно поэтому им было принято рискованное решение действовать методами партизан Великой Отечественной, то есть добыть оружие в бою!

Перебежав через шоссе и железную дорогу, Баранов оказался на дачных участках. Высоких заборов тогда еще не было, и вся окружающая территория просматривалась, как на ладони. Преодолев несколько сотен метров, человек одетый в вязаную шапочку и спортивный костюм, приблизился к лесной опушке. Огромные старинные дубы и буки, вязы и каштаны стояли, как казалось на первый взгляд, непреодолимой стеной. Их гигантские кроны были покрыты снежными шапками, а мощные темные стволы, обросшие густым зеленым мхом и ощетинившиеся крючковатыми ветками, напоминали Валерию древних тевтонских рыцарей в белых плащах с черными крестами. Прерываясь на короткое время шоссейной и железной дорогой, стена леса продолжала тянуться дальше на восток до самой Приморской бухты. А по другую сторону от трассы лес простирался до самого морского побережья. Там у самого уреза изумрудного моря, тянется широкий балтийский пляж, покрытый крупнозернистым белым песком. С одной стороны, он ограничен длинной волнистой линией соприкосновения моря и суши, края которой местами покрыты небольшими россыпями кусочков янтаря. С другой стороны, плавно переходящий в разновысокие барханы, которые на Балтике называют дюнами. Эти дюны летом и зимой густо покрыты высокой тонкой, как средневековые рыцарские кинжалы травой, соседствующей с многочисленными кустами низкорослого шиповника, в спелости напоминающего райские яблоки. Они простираются до самой опушки смешанного леса, достигая редкой линии кустов дикой красной смородины, растущей вдоль всей зеленой зоны, напоминая человеку границу между пустыней и зеленым миром. Именно здесь в Мечниково и располагается та самая, посаженная сотню лет тому назад, самая северная в Европе буковая роща, которую так любил посещать во время своих кроссовых пробежек Валерий. Именно здесь, будучи еще матросом разведвзвода полка морской пехоты, он вместе со своими боевыми друзьями, учился у своего командира премудростям войсковой разведки, выживанию в автономных условиях, маскировке, ориентированию на местности, скрытному наблюдению, захвату пулеметных точек и языков противника, ведению разведки боем. Этому их терпеливо учил отец-командир, лихой донской казак, гвардии старший лейтенант Николай Горин которого моряки взвода любовно называли Кокой.

Неожиданно Валерий заметил, как от могучего старого дуба, растущего невдалеке от края леса, который был ближе к железной дороге, мягко отделился силуэт человека в зеленом маскхалате. Он внимательно осмотрел окрестности, остановив свой взгляд на бегущем человеке, и вновь исчез за стволом лесного гиганта.

— Так вот где возможно находится опорный пункт противника и замаскированный «ядерный фугас»! Подумал про себя Валерий.

Гвардии лейтенанту было необходимо посоветоваться с бойцами группы и тогда он решил вновь пересечь железную дорогу, но неожиданно прямо по своему курсу заметил нового противника. Это был крепкий высокий матрос в зеленом маскхалате, который стоял в кустах облепихи, росших вдоль железнодорожного полотна. Очевидно, именно оттуда он вел наблюдение за юго-восточным и юго-западным направлением. Боец-наблюдатель Баранова всерьез не принял. Он даже не придал значения спортсмену, который неожиданно вынырнул из кустов рядом с ним.

Автомат за плечами незнакомца сразу же привлек внимание Валерия. Приблизившись к морпеху вплотную, он молниеносно сделал заступ левой ногой за спину, стоявшего в секрете бойца и нанес ему сильный удар верхним ребром ладони по челюсти. Примененный прием стал полной неожиданностью для морского пехотинца. Матрос был ошеломлен, и оказавшись на земле не сразу сумел оказать активное сопротивление. Позже после учений, батальонный почтальон Витя Штыбин, встретив своего земляка из Ростова-на-Дону, узнает, что именно он был тем самым часовым-наблюдателем, которому досталось от секретаря комсомольской организации разведбата. Земляк сознается Виктору в том, что ему даже не помог полученный перед службой пояс по каратэ. Растерявшись после нападения, он упал на промерзшую землю, удар головой о грунт, на несколько секунд выключил его сознание. А когда он пришел в себя, то почувствовал, что руки уже связаны его же кожаным ремнем за спиной. После броска гвардии лейтенант произвел удержание противника, захватив его голову и левую руку. В принципе этот спортивный захват можно было заменить на, что-нибудь более жесткое. Но в тот момент на ум пришло именно это, отработанное годами движение из спортивной борьбы. Подвергшийся агрессии матрос новичком не был, и прослужил не менее одного года. Да и физически был развит прилично. Не известно, чем бы все закончилось, если бы не подоспевшие на помощь разведчики. Они-то и связали наблюдателя, отняв у него автомат с подсумком и двумя магазинами. Правда после этого поступили опрометчиво, оставив потерпевшего там же в кустах. Забрать бы его с собой, но такого приказа от комбата не поступало, а вот автомат пригодится в самый раз! Через некоторое время потерпевший сумел довольно ловко встать сначала на колени, а потом и на ноги. Его бег в лес к своим показался Баранову и остальным разведчикам, паническим.

Вернувшись назад к дому, в котором проживал Прокофий Иванович Горин, гвардии лейтенант немедленно по радио доложил о случившемся своему комбату. Тот неожиданно для командира группы обрадовался и сообщил, что через десять минут подъедет на батальонном автомобиле связи в Мечниково.

— Вот так незадача! Сейчас можно будет и отгрести от начальника по полной программе! подумал про себя Баранов. Но на удивление, настроение у гвардии майора было хорошее. Он спросил о причине, по которой не задержали взятого языка, и высказал свое глубокое сожаление по этому поводу. Действия группы в этой ситуации он оценил на «хорошо»! После чего загрузил разведчиков в кузов батальонной машины связи. Проезжая через Мечниковский лес, Валерий внимательно всматривался в его панораму с восточной стороны за железкой, и заметил, стоявшие между деревьями бронетранспортеры. Рядом с одним из них он увидел командира первого батальона морской пехоты гвардии подполковника Туганова, который гневно размахивал руками, и как показалось Валерию, был очень недоволен действиями своих подчиненных.

Курбанов вывез группу за заставу, высадил у городка полка химической защиты и определил следующую, как выяснилось, самую непростую и очень ответственную задачу. Двигаться пришлось по неширокой лесной дороге, которая с обеих сторон была сжата зарослями невысоких густорастущих молодых деревьев. Для того, чтобы не стать заметной мишенью для противника, Баранов предложил морякам развернуть шапки кокардами назад. Марш-бросок продлился недолго. Впереди стояла высокая башня дальномерного поста. Система узкоколеек между Балтийском и Приморском была создана советским командованием сразу же после войны, и предназначалась для передвижения бронепоезда и платформ морских железнодорожных батарей для того, чтобы иметь возможность быстро менять свою позицию после нанесения артиллерийского удара по кораблям и силам противника.

Гена Ходунов был отличным спортсменом и значкистом ВСК (военно-спортивного комплекса), он мог выполнить на перекладине подъемов переворотом в упор до девяноста раз подряд. Получив приказание командира разведгруппы, он ловко взобрался на самую высокую точку башни, произвел наблюдение, и все увиденное четко доложил командиру группы. Как оказалось, впереди на расстоянии нескольких километров, на песчаном холме возле морского створного знака расположился штаб вероятного противника. На площадке стояли два бронетранспортера, грузовой автомобиль с радиолокационной станцией и несколько армейских палаток. Часовой, охранявший бивуак с южной стороны, облюбовал себе укромное место под створным знаком и вел круговое наблюдение. Разведгруппа должна была пройти через лес, выйти на открытую местность и каким-то образом незаметно просочиться к большой дюне, на которой стоял тот самый створный знак с часовым. Когда лес прекратился, разведчики оказались на учебной пограничной полосе. На опушке леса показался прапорщик пограничных войск, который растерянно, но громко прокричал:

— вы кто такие и что здесь делаете!?

Гвардии лейтенант Баранов сразу же вспомнил свой любимый фильм «В зоне особого внимания» и его главного героя гвардии лейтенанта Тарасова. Подражая десантнику, он бодро прокричал в ответ пограничному прапорщику:

— гвардии лейтенант Баранов, морская пехота! Идут учения, прошу оказать содействие в решении поставленных задач!

За спиной первого представителя пограничных войск послышались торопливые шаги, и на опушку выскочил второй представитель — невысокий и плотный старший лейтенант. Он подошел к Валерию, выслушал его короткий рассказ, и предложил подбросить группу на своем крытом брезентовым тентом грузовике во фланг нашему условному противнику. Валерий охотно согласился. Рядовые пограничники, сидевшие в кузове «Урала», гостеприимно подвинулись, уступив свои элитные места у заднего борта разведчикам морской пехоты. Проехав несколько сотен метров, грузовик остановился в тени деревьев, которые росли возле старого немецкого дома. Разведгруппа быстро выполнила команду: «К машине!» Морпехи вереницей «след в след» начали движение к высокой дюне со створным знаком наверху. Тропинка пролегала возле трех старых немецких домов. Возле второго дома в тени старого каштана стояла небольшая деревянная беседка. В ней решили оставить радиста матроса Дедовича под охраной младшего сержанта Иванова. Проведя короткий инструктаж и поставив боевую задачу, гвардии лейтенант вместе с матросом Ходуновым продолжили подъем вверх. Часовой вел себя неспокойно. Он то и дело оборачивался в сторону разведчиков, ползущих по старой траншее, опоясывающей дюну, но воздушно-десантные комбинезоны песчаного цвета на фоне белого снега и желтой прошлогодней травы делали наших пластунов совершенно незаметными для человеческого глаза. Через несколько минут стал слышен звук работы генератора, питающего радиолокационную станцию, стали видны фигуры ходящих по площадке офицеров штаба и матросов, охраняющих периметр бивуака. Как только гвардии лейтенант обговорил дальнейшие действия с матросом Ходуновым, как в их сторону направились два гвардии капитана, которые курили после сытного обеда, громко разговаривали то и дело смеясь. Они рассказывали друг другу веселые одесские анекдоты, что позволило Баранову предположить, что перед ними офицеры-артиллеристы выпускники Одесского высшего командного артиллерийского училища. Они остановились совсем рядом с лежащими на земле разведчиками. Валерий определил, что противник находится в трех — пяти метрах и даже продумал свои действиях, на случай если их обнаружат. Но слитность комбинезонов с кусками прошлогодней травы, смешанной с полосами белого снега, была почти идеальной. Не заметив ничего подозрительного, штабники развернулись к ним спиной, и докурив сигареты, удалились. Улучив нужный момент, Баранов и Ходунов поднялись в полный рост. Гвардии лейтенант, дослав холостой патрон в патронник, открыл огонь по радиолокационной машине длинными очередями. Гена подбежал к автомобилю с радиолокатором, антенна которого непрерывно вращалась. Валерий вновь вспомнил свой настольный фильм «В зоне особого внимания» и действия командира разведвзвода ВДВ гвардии лейтенанта Тарасова, который ударами ног и рук крушил окружавшую его технику вероятного противника. Периферическим зрением Баранов увидел, что рядом с машиной у пульта стоит длинный испуганный, втянувший голову в плечи матрос. Рядом с ним и оказался Гена Ходунов. Стрельба наделала много шума, туземцы начали беготню и суету по всей территории лагеря. Гвардии лейтенант схватил стоявшего моряка за плечи, и сделал ему подсечку, от которой боец упал без самостраховки, и больше не захотел подниматься.

— Гена, вырубай машину! прокричал батальонный комсомолец.

Моряк-разведчик добросовестно выполнил команду, беспорядочно выключая все тумблеры, которые были на пульте управления станции. Машина глубоко вздохнула и замерла. Навстречу Баранову и Ходунову уже бежал командир взвода связи разведбатальона старый старший лейтенант Сергей Палыч. Он радостно размахивал руками и звал разведчиков к себе. Охрана, состоявшая из моряков первого батальона морской пехоты, сначала дернулась вперед на них, и начала изображать активные действия, но после того, как РЛС (радиолокационная станция) остановилась, все ее бойцы перешли на спокойный шаг, демонстрируя окружающим свое поражение.

В душе гвардии лейтенанта творилось невообразимое, стресс и переживание за успех операции, сменились на чувство выполненного долга. Он представил себе, что все, что сегодня произошло, могло произойти в боевой обстановке, и тогда возможно всем ребятам его группы были бы присвоены боевые награды!

Сергей Палыч, отношения с которым у молодого политработника частенько не складывались, вдруг стал добрым и покладистым. Он по- отечески потрепал Валерия по плечу, и произнес:

— ну, что комсомолец, не ожидал я от тебя такой лихости! Тебе мое уважение! Выполнение любой просьбы почту за честь!

После чего он пригласил Баранова и Ходунова в кузов автомобиля связи и предложил немного перекусить остатками прошедшего обеда. Но на этот раз русская поговорка насчет сладких остатков не сработала, еда на столе отсутствовала. Черноусов сел на место старшего машины и дал команду водителю заводить мотор. Вдруг к автомобилю подбежал раскрасневшийся командир первого батальона морской пехоты гвардии подполковник Туганов. Рядом с ним стоял тот самый матрос, у которого разведчики отняли автомат с подсумком и магазинами. Он тыкал пальцем на Валерия и громко говорил своему комбату, что это именно тот офицер, который напал на него и отнял оружие. С трудом сдерживая гнев, гвардии подполковник спокойным, но слегка дрожащим голосом потребовал от Баранова вернуть оружие хозяину. Но героически выполнивший свой служебный долг лейтенант категорически отказался подчиняться, ссылаясь на то, что у него есть свой командир-начальник, и пока его комбат не даст такого приказа, он даже не подумает этого сделать!

Круглое лицо Туганова побагровело еще сильнее, и его просьба превратилась в истошный крик. Но лейтенант был неумолим! Вдруг мотор машины связи завелся, и она поехала по полигону, оставляя далеко позади всю депутацию пехоты, пытавшуюся вернуть автомат матросу уроженцу Ростова-на Дону. ГАЗ-66 хоть и был машиной практичной, но имел всего четыре колеса. У БТРов их было по восемь штук, и двигались они по пересеченной местности гораздо уверенней. Комбат первого батальона, видя, что беглецы буквально выскальзывают из его рук, приказал старшему одного из бронетранспортеров продолжить преследование, а второму перекрыть Балтийскую заставу.

Гонки по пересеченной местности закончились довольно быстро, так как оставшийся на полигоне БТР встал поперек пути автомобиля, которым командовал старый старший лейтенант Сергей Палыч Черноусов. Через пять минут после разговора по связи с гвардии майором Курбановым, Палыч подошел к двери кунга (кузова автомобиля). Он медленно открыл ее, вставив в проем свою еще более красную физиономию. Черноусов дрожащим голосом сообщил гвардии лейтенанту, что командир батальона разведки приказал вернуть гвардии подполковнику оружие. После того, как процедура передачи была исполнена, офицер Туганов разразился такой отборной бранью и пожеланием самых невероятных кар, что завернутые кверху казачьи усы Палыча развернулись и опустились вниз. Но гвардейский лейтенант оставался сдержанным и спокойным, как пилот советских ВВС (военно-воздушных сил).

После того, как дорога для езды машины связи была открыта, разведгруппу политработника Баранова собрали вместе и доставили в следующую контрольную точку, из которой нашим разведчиком было необходимо самостоятельно пешком добраться до Раменских высот — места сбора сил, участвовавших в учениях. Дорога была дальняя, группа гвардии лейтенанта Баранова настигла роту уже знакомого гвардии капитана из третьего батальона. В процессе движения командиры обменялись мнениями об учениях, поделившись впечатлениями о действиях своих подразделений. Гвардии капитан похвалил молодого офицера, и они продолжили свой марш. До высот шли вместе налегке и с голодными желудками. На месте оказались поздней ночью. По команде комбрига все подразделения, участвовавшие в учениях, были построены. Командиры батальонов, произвели доклады командиру соединения. Он некоторое время, что-то нервно говорил в их адрес, но потом все подразделения были перестроены для объявлений. Речь комбрига была короткой, но очень эмоциональной. Для того, чтобы не обидеть комбата первого батальона, он распек действия группы разведчиков, которая разгромила опорный пункт синих, разогнала подразделение охраны, отняв личное оружие, чуть не вывела из строя дорогостоящую технику. А командир данной разведгруппы в добавок еще и нахамил комбату, за что заслуживает дисциплинарного наказания. В ночи Валерий не видел выражения лица комбрига, не мог рассмотреть ухмылки начальника политического отдела, лиц, стоящих перед командованием бригады комбатов, но отчетливо запомнил пожелание командиру разведывательного батальона гвардии майору Курбанову, наказать нарушителей своей властью. Гвардии майор бодро ответил: «Есть!», и наказывать молодого лейтенанта не стал. Просто на всех будущих учениях, он постоянно назначал Валерия Баранова командиром разведгруппы, чем офицер стал очень гордиться. Заметил он и изменение отношений к себе всех комсомольцев и коммунистов батальона, которые поняли, что офицер-политработник может быть не только бумагомарателем, организатором комсомольских собраний и ленинских чтений, но и боевым штыком, способным с честью выполнять любые поставленные боевые задачи, и не только Фолклендские архипелаги завоевывать!

Безутешная память…

Годы человеческой жизни движутся своей чередой, отдельные остаются в памяти событиями или эпизодами, другие забываются до поры до времени, но моя память сегодня не дает мне спокойно уснуть. Каждую ночь зовет и зовет к себе меня моя малая Родина, в те места, которые дороги с далекого и беззаботного детства. Видятся родные просторы донецких степей, окаймленные зелеными лесопосадками и ставками, приазовские пески, Крымские горы, сине-зеленые волны Азовского и Черного морей, сумские сосновые боры с живописными берегами и старицами извилистой украинской речки Псел, белые хатки-мазанки, покрытые соломой, деревянные криницы с прозрачной и холодной ключевой водой.

Порой снится мне, будто возвращаюсь домой со срочной службы из балтийской морской пехоты и почему-то еду в мой Донецк через южный приморский город Мариуполь — город, с которым связана семейная история родителей моей мамы. Вижу своего дедушку Арсентия Максимовича, идущего со мной по летнему ночному городу, который раньше называли маленькой Одессой. Дед рассказывает о своей веселой и беззаботной юности, скрипучей прадедовой шхуне, енотовой шубе, револьвере-пугаче, который он почему-то называл «бульдогом», своих верных друзьях и дореволюционных названиях улиц. Затаив дыхание, слушаю историю своего рода. Мы останавливаемся у старого дореволюционного одноэтажного здания. В многочисленных окнах висят белые гардины-занавески, а в комнатах давно живут чужие люди, но дом — место рождения моего дедушки. Вижу едва заметную слезу в глазах моего родного спутника и слышу произнесенные с тоской слова: «Если бы не революция, то этот дом был бы твоим!»

Дорожная брусчатка приводит нас к узкой пешеходной лестнице, ведущей в гору. Через три пролета, заканчивается Слободка и начинается центральная часть Мариуполя. В начале своего пути — это древние, прилепленные друг к другу домики из красного кирпича или окрашенные в белый цвет. Возраст многих из них начинает свое исчисление еще с начала девятнадцатого века. Через невысокие заборы, разделяющие дворы и улицы свисают ветки со зрелыми фруктами. Они падают прямо на землю, их никто не собирает, и только по утрам хозяйки, подметая тротуары, сгребают упавшие плоды в кучи и отдают на съедение домашним животным или просто выбрасывают, потому что их вокруг тьма тьмущая…

Мы заходим в небольшой дворик, где ютятся разномастные старинные постройки, некоторые из них представляют собой крохотные квартирки-клетушки без всяких удобств, здесь живут коренные жители Мариуполя, многим из них далеко за семьдесят. Поднимаемся на высокое зеленое крыльцо, которое с нашим приходом превращается в летнюю веранду для отдыха, где гостеприимные хозяева ставят небольшой столик, накрывают его самыми различными домашними кулинарными изысками. Крохотная комнатка, в которой в тесноте, да не в обиде живут три ее обитателя, наполнена старинными картинами и статуэтками, а воздух слегка пахнет сыростью и стариной. Здесь уже много лет живет старшая дедушкина сестра и моя бабушка Маруся вместе со своей дочерью и зятем, тетей Лизой и дядей Сережей Георгиади. Помню их как очень приветливых, веселых, добрых и остроумных людей, душа в душу проживших свою непростую и долгую жизнь, но лишенных судьбой простого человеческого счастья — счастья быть родителями.

С этого самого крыльца открывается замечательный вид-перспектива на берега Азовского моря и находящиеся далеко внизу порт, и укутанную в сады, одноэтажную часть города. Крутые берега былого моря, нависают над домами, как старинные крепостные стены, разрушенные временем. Море тысячи лет тому назад откатилось от их подножия, как бы оставляя им роль границы между центром города и знаменитой мариупольской Слободкой, улицы которой покрыты вековой каменной брусчаткой и окаймлены небольшими старыми белыми домиками без фундаментов. С каждым годом они все сильнее проседают в грунт почти до самых окон, и нет той силы, которая могла бы вернуть их в исходное положение, время безутешно движется только вперед!

Вокруг построек сплошные густые сады, которые в разные периоды лета полны вишен, черешен, яблонь или абрикосов, один из сортов которых мариупольцы называют на местном жаргоне жерделями-лимонками. И кажется мне: ступаю по камням этого любимого мной и моей памятью приморского города, беседуя с дедушкой Арсентием Максимовичем, как со своим давнишним другом. Его компания в эту теплую летнюю ночь для меня очень приятна и радостна.

Темнота вокруг наполнена звуками мириад кузнечиков, сверчков и лягушек, поющих свои бесконечные, только им понятные песни с монологами и диалогами, а прибрежная поверхность теплого и соленого ночного Азовского моря светится от множества маленьких светлячков-креветок.

Так уж случилось, но мой отец, никогда не знавший и не видевший в своем детстве моря и моряков, влюбился в них с первого взгляда. И произошло это при весьма необычных обстоятельствах. В самом конце той страшной и великой войны его семья проживала в городе Каменске, что на границе Луганской и Ростовской областей. Совсем недалеко оттуда, на правом берегу реки Миус, проходил мощный рубеж обороны немцев, который должен был остановить наступление наших войск после Сталинграда. Когда-то в далекой древности здесь были легендарные богатырские заставы, на которых русские витязи охраняли Русь от вторжения степных кочевников. Именно у высокого кургана, который в народе называется Саур-Могилой, великий русский художник Васнецов изобразил трех великих богатырей, внимательно всматривающихся вдаль. Это славные воины Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович, прославленные в русских народных сказаниях и легендах.

Именно здесь на самой вершине кургана после Великой Победы был воздвигнут памятник советскому солдату, а тогда в горячем сорок третьем шли тяжелейшие бои. Фашисты сумели превратить реку в неприступную преграду. Там во время ее форсирования и штурма укреплений сложили головы тысячи советских солдат и офицеров. Командование наших войск бросило на прорыв лучшие части и соединения, среди которых были донские и кубанские кавалерийские дивизии, и бригады морской пехоты. Казаки уходили в глубокие и свирепые рейды по тылам противника, не беря в плен ни одного врага, безжалостно вырубая всех встреченных немцев «до ноги».

Моряки, прибывшие на сухопутный фронт с берегов далекого моря, шли в атаки на врага в полный рост, в своих черных бушлатах и бескозырках с золотыми якорями, на которых были написаны названия оставленных у причалов боевых кораблей.

Со смертельно опасным морским кличем: «Полундра!» матросы уверенно и не торопливо шли на встречу врагам, не кланяясь осколкам и пулям, ибо воевать по-другому не могли, да и не хотели. Они справедливо считали себя лучшими среди всех и не имели права быть ниже этого. Морские бригады несли колоссальные потери, вызывая дикий страх и ужас, у сидящих в окопах и дотах немецких солдат и офицеров. Враги запомнили моряков, как «черную тучу» и «черных комиссаров», несущих мучительную смерть на кончиках своих трехгранных штыков.

Тогда на рынках некоторых городов и сел впервые стали появляться матросские тельняшки, бескозырки и бушлаты, очевидно снятые мародерами с убитых краснофлотцев. Но впереди торгашей и спекулянтов шла легенда и слава о неповторимом героизме и мужестве флота, оставшаяся на всю жизнь в сердце моего отца, которую он сумел передать мне — своему первому сыну!

Именно с той поры в сердце Вити Жукова появились интерес, а потом и любовь к морю, о котором он раньше читал только в книжках Станюковича, Соболева, Степанова, Сергеева-Ценского и Новикова-Прибоя. С тех пор мальчик, из племени казаков-запорожцев, не имевший в роду ни одного моряка, заболел кораблями и морской службой. С этой любовью он поступил, учился и окончил мореходное училище в городе Ломоносове. А однажды в каникулярном отпуске совершенно случайно встретил свою любовь — черноглазую и черноволосую девушку, которая впоследствии станет моей мамой… Все произошло случайно, но в следующие свои приезды в Донецк он раз за разом будет приходить на ту самую улицу, в тот самый дом, который когда-то построил мой дедушка Арсентий Максимович. И станет эта дорога дорогой к сыну, тому самому малышу, ради которого отец решительно изменит свою судьбу, заставив себя на долгие годы забыть о юношеской романтике, посвятив всю свою дальнейшую жизнь воспитанию ребенка, которому он передаст всю свою любовь к желанной профессии без остатка.

Моя жизнь началась со старого парохода-ледокола, на котором работал отец после окончания училища в качестве четвертого механика. Корабль тогда базировался в Таллине и носил революционное название «Волынец», связанное с подавлением печально известного кронштадского восстания моряков. А в тысяча девятьсот восемнадцатом году этот самый ледокол совершил подвиг, ведя караван кораблей Красного Балтийского флота из Гельсинфорса, мужественно пробивая дорогу во льдах Финского залива в легендарный Кронштадт.

Именно тогда моя мама совершила один из самых решительных поступков в своей жизни. Собралась и поехала за своим любимым на край земли в неизвестную Эстонию. Там в просторной каюте из красного дерева и произошло таинство, в результате которого появился я. Хотите верьте, а хотите нет, но когда впервые мой сторожевой корабль «Дружный» зашел в Купеческую гавань Таллина, стоя на сигнальном мостике, я почувствовал, что нахожусь в этом древнем и прекрасном городе уже не в первый раз…

А потом была учеба отца в Одесском высшем инженерном мореходном училище. Нам с мамой больше ничего не оставалось, как терпеливо ждать его в Донецке в нашем уютном саманном доме на улице Чехова, ограничиваясь короткими телефонными переговорами, краткосрочными нечастыми приездами отца на каникулы и получением небольших посылок с игрушками и книгами.

В тот период времени все мужское воспитание внука легло на плечи моего дедушки Арсентия Максимовича. Любя внука всей своей душой, он позволял мне многое, а я, в свою очередь, с любовью называл его простым коротким, но емким для меня именем «Деда». До пяти лет он терпеливо возил меня на коляске, читал вслух самые разные книжки, которые я выбирал сам из домашней библиотеки. Главным критерием моего выбора были яркие интересные картинки, с батальными сценами. Сдвинув старые очки со сломанной дужкой на кончик носа, он постепенно задремывал, и продолжал чтение только после моих настойчивых подергиваний за рубашку и требований проснуться. Дед первым стал учить меня счету, любил рассказывать стихи из своего дореволюционного детства.

Выходя на прогулки, он то и дело отмахивался от острот и шуток стариков-приятелей, которые постоянно подтрунивали над ним за то, что он так балует внука. В ответ на их происки, он только молча посмеивался, сохраняя полное спокойствие, держась за ручку, моей синей коляски. Позже я учился у деда пить горячий чай-кипяток с сухарями, есть тюрю — подслащенное молоко с разломанным на маленькие кусочки хлебом. Я наблюдал, как он рубит дрова, перевозит в летнюю кухню привезенный на зиму уголь, и практически не отходил от моего старика, став его настоящим маленьким «хвостиком».

Арсентий Максимович был очень добрым и спокойным человеком. За всю мою жизнь он ни разу не тронул меня даже пальцем, да и голос повышал крайне редко, позволяя мне почти все. Особенно я любил заглядывать в его святое святых — ящик старинного комода, где дедушка хранил царские монеты, потускневшие от времени фотографии, линзы, спички и другие раритетные вещи, и безделушки.

В кругу своих приятелей и сверстников ветеранов русско-японской, первой мировой и гражданской войн, он любил рассказывать о своих старинных друзьях и подругах, приключениях молодых лет, случившихся еще до революции.

Максимович был единственным мальчиком в своей семье, и поэтому мой прадед, души не чаял в сыне. С возрастом юный повеса начал изысканно одеваться. Костюмы-тройки, яркие галстуки-бабочки, туфли со скрипом, прически с прямым пробором, густые черные и закрученные кверху усы, очаровывавшие многих девушек и женщин, жесткие черные волосы и черные глаза, доставшиеся и мне по наследству.

Дед умел профессионально играть на всех струнных музыкальных инструментах, что было в то время очень модным. А его отец дал возможность сыну получить редкую, но очень престижную в царской России профессию — машиниста паровоза. Говорят, что в свое время, она была такой же трудно достижимой, как и современная профессия космонавта, а специалисты паровозники были «ценнейшим штучным товаром».

В метрическом свидетельстве, выданном его родителям в мариупольской церкви Марии Магдалины, дедушка был записан как Орест, а не как Арсентий. Наверное, им хотелось назвать единственного сына на древнегреческий манер, но затем, по каким-то причинам, его имя подверглось изменению. Вижу в этом козни моей бабушки. Екатерина Ивановна всегда была неравнодушной к иностранным именам и словам, и поэтому назвала своих детей на европейский манер сына Альфредом, а дочь Ренатой. Более того, но и свой день рождения, и, конечно день рождения мужа, она подогнала под международный и государственный праздники Восьмое марта и день годовщины Октябрьской революции соответственно.

В юности Максимович рано познал радость любви, но сумел успешно оставаться холостяком до своего сорокалетия. Отец выделял сыну приличные карманные деньги и поэтому ему были доступны и не чужды даже самые нескромные, и недешевые мужские развлечения. Так в период первой мировой войны он оказался в небольшом польском городке. Прогуливаясь по его узким старинным улочкам, Орест решил вспомнить свою разгульную мариупольскую жизнь и именно с этой целью посетил дом, куда любила приходить мужская публика. Там он пробыл ни мало, ни много, а почти трое суток. Веселый, щедрый и любвеобильный Орест произвел фурор среди окружавших его польских красавиц. Пораженная его возможностями, добротой и красотой хозяйка заведения, устроила торжественные проводы необычайного посетителя. Они сопровождались всеобщим построением всего персонала и бурей оваций тружениц древнейшей профессии. Но в дедовой душе на долгие годы осталась только одна из них, внезапно возникшую любовь к которой, он пронес через всю свою долгую и непростую жизнь.

На излете своих жизненных лет, чувствуя нестерпимое одиночество, Максимович в отчаянии написал большое и нежное письмо Ядвиге, той самой полячке, о которой помнил более полувека. Не зная ее домашнего адреса, он подписал конверт просто: «Польша, Ядвиге Филиппской». Через некоторое время письмо вернулось, назад не найдя адресата и стало достоянием бабушки. «Разбор полетов» был очень эмоциональным, но коротким, дед прекратил его одним взмахом руки. Переполненный эмоциями он вышел во двор, чтобы успокоиться и посидеть на своей любимой скамейке в палисаднике, заросшем пахучими ночными фиалками.

До революции в России не было дискотек, но были танцклассы. Там всегда собирались молодые парни и девушки, желавшие повеселиться и потанцевать, а для Ореста, как для одного из самых уважаемых и желанных посетителей, пожилой дирижер еврей, всегда назначал встречный марш. Дед был очень элегантным молодым человеком. Одеваясь изысканно и со вкусом, он становился объектом особого внимания со стороны женщин. Зимой Орест всегда ходил в новой енотовой шубе — обязательном атрибуте купеческого сословия России. Любимой взрослой игрушкой деда был свинцовый револьвер-пугач, стрелявший специальными пробками. Звук его выстрела напоминал стрельбу из боевого оружия. Пистолет был натерт фосфором (тогда люди еще не знали об опасности этого вещества для здоровья) и от этого ночью светился, приводя в состояние ужаса многих окружающих. Однажды эта самая игрушка сыграла с Арсентием Максимовичем злую шутку. Как-то раз, возвращаясь домой со свидания с молодой красавицей гречанкой, он был встречен группой ее соплеменников. Пытаясь отвадить русского красавца, молодые греки не раз угрожали ему кулачной расправой, но Максимовича всегда выручало его личное оружие. Неоднократно он останавливал агрессию молодых людей вращением ствола револьвера перед большими носами потомков гордых эллинов. Однажды, для того чтобы напугать озлобленных греков, дед попытался выстрелить в воздух, но пробка не сработала. Не задумываясь о последствиях, Орест автоматически заглянул в ствол своего «бульдога». Заряд взорвался, огонь обжег веки и глаза нашего героя. Греки, сбив молодого человека с ног, начали его безжалостное избиение. Неизвестно чем бы все закончилось, но подоспел его закадычный дружек Сашка Фадеев, который решительно и умело разбросал нападавших и благополучно доставил пострадавшего домой, не успев разъяснить грекам, какими безмерными должны быть их любовь и благодарность великому русскому народу, Императрице Екатерине Великой, графу Григорию Потемкину, и, наконец, великому полководцу Александру Суворову — за избавление от гнета турок и крымских татар, и переселение в приазовские степи, где они обрели свою новую родину! Так он спас дедушку от серьезных травм и увечий.

У Максимовича было много закадычных друзей, которые всегда были готовы пойти с ним «в огонь и в воду», но ближайшим и самым лучшим был Миша Горинштейн. Знакомые частенько называли их друзьями «не разлей вода». На веселой танцевальной вечеринке, за биллиардным или карточным столом, на мариупольском пляже, в кулачной разборке или на вечерней прогулке с шикарными барышнями по уютным улицам города, они были неразлучны. Но грянула жестокая гражданская война, полилась алая человеческая кровь. Неожиданно для всех жителей приморский город оккупировали австрийцы. Во время очередной комендантской облавы Миша был схвачен оккупантами и расстрелян вместе с некоторыми другими жителями Мариуполя, имевшими еврейскую наружность. Эту первую свою серьезную утрату дед переживал особенно тяжело. Наверно, поэтому фотографии друга оставались в дедушкином комоде на протяжении всей его жизни. Храню их и я как память о его прошлом.

Участвовать в империалистической войне многим российским гражданам не хотелось, не исключением был и Орест Максимович. Его отец даже делал попытку подкупа местного врача, но из нее ничего не вышло. Сыну пришлось надевать форменную фуражку-бескозырку и солдатские обмотки. Деду повезло, так как воевать пришлось на южном направлении, которым командовал сам генерал Брусилов. В легендарном прорыве, Орест Баранов дошел до границ вражеской Австрии.

Однажды русские солдаты расположились в небольшой австрийской деревеньке и остановились на постой в домах местных крестьян. Однополчанам чертовски хотелось есть. Они попросили хозяйку дома, где разместился взвод, накормить их какой-нибудь едой. Испуганная женщина принесла на стол самое изысканное, по ее мнению, блюдо — банки с неизвестными для русских консервами, которые оказались удивительно вкусными. Предложенная пища была буквально сметена со стола «могучим ураганом». После трапезы восторженные едоки решили узнать у австриячки о происхождении необычной вкуснятины. Та попыталась объяснить происхождение консервов жестами. Увидев движения пальцев ее рук, все неожиданно сообразили, что речь идет о самых обыкновенных консервированных лягушках, которых безумно любят многие австрийцы и французы. Проклятье, но сработал принцип: «что немцу хорошо, то русскому — смерть»! Все воинство моментально выбежало во двор, чтобы «очистить душу», а самым невозмутимым и довольным остался только мой дедушка. Позже он частенько вспоминал об этом веселом случае в кругу своих друзей и знакомых.

Благодаря своим музыкальным способностям Максимович был замечен полковым дирижером, и принят в струнный оркестр, который был важным атрибутом тогдашних воинских частей. Но пришло время, когда германский фронт стал рушиться, дивизии и полки самопроизвольно разваливались и становились неуправляемыми. Обрадованные неожиданным изменениям, измученные войной, солдаты устремились домой. Военный дирижер, понимая безысходность сложившейся ситуации в русской армии, предложил Оресту, увольняясь, забрать с собой в Мариуполь все инструменты. Добираться домой пришлось на крышах вагонов пассажирских и грузовых поездов, так как внутри они были буквально забиты беженцами и солдатами. Однажды, когда дедушка заснул, к нему подобрались два вора и попытались украсть ценный груз, но бдительный Максимович вступил с ними в схватку и вынудил бежать. Инструменты были доставлены в Мариуполь в целости и сохранности. Одну из старых мандолин я нашел на чердаке нашего дома, а семиструнная гитара с большим красным бантом на грифе долго висела за шкафом в комнате бабушки. Однажды я попросил деда что-нибудь на ней сыграть, но пальцы уже не подчинялись старому музыканту. В то время ему шел уже восьмидесятый год.

Судьба дедушкиной семьи неповторима и трагична. Его отец — Максим Баранов, еще в юности выбрал профессию моряка. Она давала возможность неплохо зарабатывать на жизнь. Затем была должность боцмана, а спустя многие годы исполнилась его главная мечта. Максим стал шкипером небольшой шхуны, которая специализировалась на перевозке донской пшеницы в Мариуполь и Керчь. Шкипер или капитан судна — должность ответственная и хлопотная, но почетная и денежная. Для того чтобы стать им, прадеду пришлось много учиться, и только после прохождения специального курса обучения, он стал обладателем специальной капитанской лицензии. На документе ставил свою подпись сам государь-император.

Только один рейс шхуны полностью окупал ее стоимость, а новые заработанные деньги шли уже на банковский счет ее хозяина, обеспечивая безбедную жизнь его семье. Львиную долю своего времени Максим проводил в морских рейсах, оставаясь, долгое время холостяком. Для берегового проживания прадеду приходилось снимать комнату в одном доме на Слободке, в котором проживала многодетная семья. Ее глава частенько бывал на заработках, оставляя хозяйство и детей на попечение своей жены Марии. Так уж случилось, но между Максимом и Марией произошел нешуточный роман, который перерос в сильнейшую любовь. Пришло время, когда они поняли, что жить друг без друга уже не смогут. А вернувшийся домой с заработков муж случайно узнал от доброжелателей о случившемся. В расстроенных чувствах он свел счеты со своей жизнью…

Максим женился на Марии. В те времена в России, не смотря на высокую детскую смертность, семьи были большими. К детям, рожденным от прежнего брака, со временем добавились еще четыре девочки и один мальчик, который в последствие и стал моим дедом.

О старшей сестре Марии Максимовне я повествовал в самом начале своего рассказа. Второй старшей сестрой была Екатерина. Во время империалистической войны по всей России свирепствовала «испанка» — болезнь, появившаяся в мире внезапно и неизвестно откуда. Она уносила на тот свет многие тысячи человеческих жизней. Сегодня даже существует гипотеза ученых о том, что она была занесена на Землю из космоса, упавшим на Сибирь тунгусским метеоритом.

Тогда распространенным явлением был и, так называемый, «летаргический сон», в результате которого, человек превращался в живой труп. Часто даже опытные врачи не могли поставить правильный диагноз и заснувших людей частенько хоронили заживо. Так могло случиться и с Екатериной Максимовной. Ее сон был принят за смерть, она была отпета в местной церкви, а во время прощания, когда гроб стоял на столе в гостиной, Катя ожила и села, беспокойно оглядывая окружающих. Все присутствующие в ужасе бросились врассыпную, но совершенно спокойной оставалась только моя прабабушка. После случившегося происшествия с Катей произошли чудесные изменения, она научилась гадать на картах таро и достоверно предсказывать будущее. От желающих узнать свою дальнейшую судьбу не было отбоя. Помню старую колоду толстых необычных карт и молодых женщин, приходивших в маленькую комнатушку, в которой проживали сестры. Бабушка Катя частенько просила меня выйти на улицу погулять с дворовыми ребятами. Уже тогда я понимал, что наступало время гаданий.

В семейной жизни Екатерина Максимовна была счастлива. Но в годы гражданской войны свирепствовал тиф, погубивший и ее мужа, который воевал на стороне красных. Всю дальнейшую жизнь она оставалась одинокой, воспитывая единственного сына. Ванюша отличался от сверстников особыми художественными способностями. Одна из его графических картин долго хранилась в нашем семейном альбоме. На ней был изображен бой периода гражданской войны. Солдаты и матросы бежали навстречу врагу, ощетинившись винтовками с примкнутыми штыками, волоча за собой пулемет «Максим». В детстве мне казалось, что изображенного на ней недостаточно, и для усовершенствования батальной сцены я дорисовал на ней летящий в небе самолет со звездами на крыльях, который остается на рисунке до настоящего времени. В июле 1941 года Иван пропал без вести, оставив жену и двух детей близнецов.

Прасковья Максимовна в семье Барановых была третьей совместной дочерью. Окончив церковно-приходскую школу, она вышла замуж за инженера и родила ему сына Сократа и дочь Антонину. В период революции и гражданской войны Мариуполь стал ареной боев между красными и белыми, его оккупировали австрийцы, захватывали махновцы. Муж бабушки Паши воевал на стороне красных и командовал, как Аркадий Гайдар, ЧОНом (частью особого назначения, которая подчинялась печально известной ВЧК).

В результате секретной договоренности красных и зеленых, разгромив находившихся в Мариуполе белогвардейцев, в город вошли части батьки Махно. Не было грабежей и погромов, махновцы вели себя добропорядочно. Сам батька часто общался с народом, выступая перед молодежью в городском саду, рассказывая о роли анархии в истории человечества. Он говорил об освобождении Украины от капиталистов и помещиков, раздавал присутствующим молодым парням и девушкам хлеб. На одном из таких митингов была и моя будущая бабушка Екатерина Ивановна Козлова. Она в то время окончила мариупольскую женскую гимназию и уже работала учительницей начальных классов. Нестор Иванович, несмотря на свою внешнюю простоту, мудро отвечал на вопросы простых мариупольцев. Екатерина Ивановна задала свой вопрос атаману и получила от батьки исчерпывающий ответ.

Махно продолжил свое наступление на Ростов-на-Дону, отвлекая белогвардейские армии от революционной Москвы. Его формирования отступили из Мариуполя также неожиданно, как и вошли в город. Белоказаки преследовали их по пятам, а махновцы, используя тактику запорожцев, внезапно рассеивались, а затем, собираясь в нужном районе, оставаясь при этом неуязвимыми и готовыми к новым боям.

Мирные жители, страдавшие от боевых действий более всех, поспешно оставляли свои дома, страшась возможной резни со стороны белых. Мария Ивановна вместе с дочерями и внуками на телеге, запряженной белой лошадью в яблоках, направилась в сторону города Бердянска. В то время шли слухи о зверствах белоказаков, которые вырезали всех, кто симпатизировал красным или махновцам. В 1970 году, когда я отдыхал в пионерском лагере в селе Виноградное, что близь Мариуполя, то видел там прямо во дворе сельской школы небольшую могилку, на которой было написано: «Здесь похоронены порубанные белоказаками жители села Виноградное…". Я запомнил, что среди семи казненных первым был записан Иван Бойко. В то пионерское лето мне пришлось познакомиться и подраться с его внуком, который на правах «местного» пытался диктовать нам свои неписаные виноградновские законы.

В период того же лагерного сбора в Виноградном, что на берегу Азовского моря, нам довелось встретиться с оставшимся в живых защитником Брестской крепости, имени которого я, к своему большому сожалению, сейчас не помню. Но совершенно точно знаю, что он тоже родился, вырос и жил на мариупольской земле. Ветеран был в числе тех бойцов, которых фашисты сумели взять в плен в Брестской цитадели только осенью сорок первого. В концлагере Маутхаузен он сумел продержаться до самого вступления в Австрию советских войск и союзников. Несмотря на все пережитые в своей жизни ужасы, ветеран выглядел молодцевато. Он пригласил нас юных пионеров во флигель, где создал семейный музей обороны легендарной крепости.

А впервые о подвиге Бреста рассказал советским гражданам с телевизионного экрана известный в шестидесятые годы писатель Сергей Смирнов, в своей популярной телепередаче «Рассказы о подвигах». Тот рассказ стал откровением для всего советского народа, открыв очередную неизвестную тогда страницу нашей славной и непростой истории.

Предлагаю вновь вернуться в гражданскую. Телега беглецов катилась по дороге, скользившей вдоль крутых глинистых берегов Азовского моря, недалеко от села со странным названием Бахтарма. Все сидевшие в ней с ужасом увидели догоняющий повозку казачий разъезд. «Наверно, все, давайте попрощаемся!» — произнесла Мария Ивановна, снимая шаль с шеи, стремясь тем самым избежать предсмертных мучений. Но подъехавшие казаки были в хорошем настроении. Догнав телегу, они предложили ее пассажирам скорее возвращаться домой. А, веселый усатый молодой офицер в лихо заломленной фуражке и шароварах с красными лампасами сказал, что белые считают своими врагами не мирных граждан, а бойцов Красной армии и участников махновских формирований.

В истории гражданской войны был эпизод, когда германский крейсер вошел в Азовское море и осуществил артиллерийские обстрелы городов Керчь и Мариуполь. В период обстрелов Мариуполя один из огромных корабельных снарядов попал в обувную мастерскую, где в это время находился родной брат моей бабушки Кати Кирюша. От разрыва здание полностью разрушилось, похоронив под обломками всех живых…

После восстановления в России советской власти, работы для отряда ЧОН было много, но ее результаты сохранялись в строжайшем секрете. Чекисты расправлялись с врагами революции также безжалостно, как это делали и белые, не жалея ни старого, ни малого. Но гражданская война окончилась, и молодая Советская республика взялась за индустриализацию. По решению Совнаркома в Мариуполе начали создаваться два больших металлургических предприятия. Возглавил эту непростую работу сам Феликс Эдмундович Дзержинский. А так, как он лично знал командира мариупольского ЧОНа, тем более инженера по профессии, то и предложил ему возглавить металлургический завод имени Ильича. Муж Прасковьи Максимовны принял предложение, но с этим решением не было согласно командование отряда. Сослуживцы в лице офицеров части всячески переубеждали и отговаривали своего командира, а когда поняли, что из этого ничего не выйдет, прислали домой врача, который должен был якобы осмотреть его, заболевшего на тот момент ангиной. Врач вымыл руки и попросил бабушку Пашу принести чайную ложечку для осмотра горла больного. Но пока она находилась на кухне, в комнате раздался шум, и испуганный доктор выбежал из дома в неизвестном направлении, чуть не сбив с ног хозяйку. А ее муж, он же первый директор мариупольского металлургического завода, был мертв…

Еще в начале революции сын тети Паши Сократ, оставив свою семью в Мариуполе, бежал из России в Финляндию, а потом в США. Где и прожил всю свою оставшуюся жизнь. Там выросли и живут сейчас его потомки, связь с которыми утеряна. В послевоенный период они присылали своим родным посылки, дележка которых частенько превращалась в жесткие разбирательства.

Дочь бабушки Паши Антонина вышла замуж за Соломона Борисовича Альбина, который был в то время заместителем директора металлургического завода «Азовсталь». В начале Великой Отечественной войны вместе с частью персонала завода он был эвакуирован на восток, а его семья осталась в Мариуполе на весь период оккупации. Перед самой войной родилась дочь Эллочка — красивая, как куколка, девочка. Но наличие еврейской крови могло привести к трагическим последствиям, и поэтому ее мать была вынуждена прятать ребенка от фашистов в маленькой комнатушке своих теток в домике на Слободке.

Варвара была младшей дочерью в семье Барановых и отличалась непростым, даже капризным характером. Видимо, именно эта черта, несмотря на внешнюю красоту и привлекательность женщины, стала причиной ее одиночества, и семейной неустроенности. Всю свою жизнь она прожила в одной комнате вместе со своей старшей сестрой Екатериной, но все это не помешало ей оставаться самой любимой дедушкиной сестричкой.

Почти каждое лето мы приезжали в Мариуполь в гости к родственникам, и старушки, гостеприимно потеснившись в своей комнатушке, давали нам возможность отдыхать на солнечном пляже теплого и соленого Азовского моря, богатого рыбой и йодистыми испарениями, полезными для здоровья людей. Именно у бабушек я узнал, что такое примус и швейная машинка «Зингер». Никогда не забуду проживавших в небольшом дворике ребят и девчонок, с которыми мы играли в жмурки, домик и, конечно, в войну.

До последних дней своей жизни Арсентий Максимович не забывал о своих сестрах и оказывал им посильную помощь. А пока позволяло здоровье, регулярно летом ездил в Мариуполь, чтобы их проведать. После своих поездок дедушка всегда привозил для нас спелые приморские фрукты и свежих мариупольских бычков, так называется рыба, обитающая в Азовском море. Помню, как вместе с местными мальчишками, я ловил их голыми руками, потирая пальцами подводные камни. Опасавшиеся за свое потомство рыбки подплывали к агрессорам и пытались отпугивать нас своими укусами, но не тут- то было, поймав их руками, мы сразу помешали «заступников» в свои плавки, продолжая подводную охоту и нисколько не опасаясь за свое мужское будущее.

Чем старше я становился, тем чаще замечал одиночество дедушкиной души. Порой, уходя на свидания или прогулки, я останавливался у калитки и садился рядом с дедом на его любимую скамейку. Моя жизнь проходила в постоянной спешке, но я всегда находил возможность, чтобы хоть на пять минут остановиться и пообщаться со стариком.

Шли годы учебы в школе, а потом в спортивном техникуме. И на протяжении всего этого времени я стремился готовить себя к военной службе. Чтобы приучить организм к высоким физическим нагрузкам и подготовиться к соревнованиям по классической борьбе, я ежедневно бегал кроссы, подтягивался на установленной во дворе отцом гимнастической перекладине, устраивал борцовские схватки и боксерские бои между моими сверстниками. Глядя на все это, дедушка всегда хитро посмеивался и спрашивал меня, для чего я так насилую свой молодой организм. Он так и не смог понять, для чего мне все это нужно, наверно, проводя параллели со своей молодостью.

Прослужив почти год в разведке гвардейского полка балтийской морской пехоты, куда я попал благодаря своему большому желанию, получил краткосрочный отпуск за успехи в боевой и политической. Наспех подготовив форму, расклешив брюки и удлинив на бескозырке гвардейскую ленточку, прибыл сначала в аэропорт Калининграда, а затем на самолете приземлился в Донецке. Осенний октябрьский день 1977 года был теплым и солнечным, мы с моим попутчиком старшиной первой статьи с большого десантного корабля «Донецкий шахтер», браво вразвалочку вышагивали по улицам родного города. Почти все встречаемые нами люди добродушно улыбались и приветливо здоровались, пропуская нас к магазинным прилавкам без очереди. Некоторые мужчины сразу определяли мою принадлежность к морской пехоте и приветливо пожимали руку. Крепкое рукопожатие, наверное, говорило о том, что встреченный человек, сам когда-то носил черный берет, или просто выражал уважение советскому военно-морскому флоту.

Вдали показалось здание моей школы и родная улица, знакомые дома и заборы, утопающие в пожелтевшей зелени. Вокруг удивленные глаза соседей. Бросают свои игральные карты и как по команде, вытягиваются по стойке «смирно» наши родные уличные алкоголики и хулиганы, чудно! Некоторые из них пытаются вскинуть руки к козырьку.

Первым из нашей калитки выбегает мой двенадцатилетний братишка, щелкая жирные украинские семечки. Пауза, Санька замирает на месте, раздумывая о последовательности своих дальнейших действий, затем бросается во двор с криком: «Колька приехал!» и вновь выбегает навстречу, в прыжке повисая на моей шее. Бескозырка летит ко всем чертям, но ловкая рука брата перехватывает ее за ленточки прямо на лету. Затем крепкие объятья отца, неизвестно откуда появившиеся родственники и внезапно возникающие слезы, заливающие мои глаза. Они крайне удивляют и озадачивают моих двоюродных сестер Ирину и Татьяну, которые не могут понять причины переполняющих меня эмоций. Всего каких-то десять месяцев разлуки, эка невидаль, разве это может стать причиной душевного расстройства. Да девчонки, не довелось вам столкнуться с жесткими законами военной службы, непростыми воинскими взаимоотношениями, матросским распорядком дня, нарядами, караулами, боевыми дежурствами, стрельбами, тактическими занятиями, полигонами, десантными высадками, пресловутой «стариковщиной» и элементарной разлукой с домом и родными, оставшимися в далеком родном городе.

А где же Деда? Вот он совсем высохший и седой, на своей любимой скамеечке. Бесшумно и радостно с прищуром улыбается, и смотрит на своего первого внука, наверно вспоминая себя в далекой молодости. Не обращая внимания на всех окружающих, присаживаюсь подле Максимовича. Радостно обнимаю старика, беру в охапку его щуплые плечи, ощущаю родную небритость его щеки, вдыхаю неповторимый запах своего дедушки. Ну, здравствуй, Деда, это я! Он улыбается, произнося: «Внучек, ты не поверишь, но жизнь пролетает так быстро, как будто все началось только вчера!»

Отец зовет меня в дом, и я разрываюсь между желанием остаться и необходимостью увидеть младшую сестренку и рассказать родным о своей службе. Медленно встаю, долго смотрю на деда, обещаю вернуться, и, как всегда, ухожу от него одинокого и безмолвного.

Отпуск пролетает незаметно, успеваю отпраздновать свое двадцатилетие. Встречи с друзьями, одноклассниками, родственниками, поездки в город. А как же Максимович? Он терпеливо ждет. Наступает последний день отпуска, последний день перед отъездом в Балтийск. Нахожу время в своем жестком временном графике и целый час общаюсь с дедушкой, не догадываясь о том, что эта встреча окажется последней в моей жизни. На прощание, с тоской во взгляде, и некоторой нервной дрожью в голосе Максимович произносит: «Все внучек, наверно, больше мы с тобой не увидимся, мне уже пора уходить, навигация кончается!» Чувствую трепетную тоску и какую-то обреченность. В нашем разговоре я, как мог, старался разуверить деда в справедливости сказанного, но понял, что у меня ничего не получится, ведь ему виднее…

Прошло пять месяцев после моего возвращения в часть. В тот памятный день я оказался в суточном наряде дежурным по камбузу. Неожиданно в помещение зала столовой вошел уважаемый всеми нами Кока (так мы любовно звали командира нашего разведвзвода). Он притронулся к моему плечу и вывел в коридор. Разговор был очень коротким. «Николай, вчера умер твой дедушка, успеешь добраться до Донецка до начала похорон? А я сделаю все возможное, чтобы вовремя оформить необходимые документы» — произнес командир. У меня перехватило в горле. Ушел из жизни мой первый близкий человек, которого я больше никогда, никогда не увижу! Предательские слезы увлажнили глаза, я подошел к окну и прижался щекой к холодному февральскому стеклу. «Готовь форму, а я подменю тебя в наряде Шурой Омельченко!» — с этими словами командир уехал в полк, а через час вернулся из Балтийска. «Понимаешь, в строевой части сказали, что по закону дед не является ближайшим родственником…» — произнес Кока.

Только через полтора года, я сумел попасть домой в родной Донецк. Это произошло в период зимнего отпуска после сдачи экзаменов моей первой сессии в Киевском высшем военно-морском политическом училище. И уже на следующий день после прибытия, вместе с отцом и братом мы отправились к дедушке на кладбище, которое находится далеко за шахтерским поселком в роще у самой железной дороги, где растут молодые дубы, клены и каштаны. Долго искать не пришлось, за большой зеленой оградкой стоит скромный недавно установленный памятник, с которого на меня смотрели добрые глаза моего Максимовича. На фотографии он в военной форме железнодорожника времен Великой Отечественной. Дед смотрит мне в глаза без обиды за то, что я не успел проводить его в последний путь. Он смотрит так, как будто все время ждал моего прихода. В какой-то миг мне показалось, что Максимович улыбнулся. Я наклонился к памятнику, и поцеловал портрет старика, совсем не ощущая зимнего холода могильного камня.

Прошло более тридцати лет, но каждый год, приезжая в отпуск на малую Родину я прихожу к своему дедушке. Я веду молчаливый разговор с близким мне человеком, который остался в моем характере, внешности, моих делах и поступках. И никакие статьи законов не смогут отдалить меня от него, передавшего мне не только свой внешний облик, но и посвятившего моему воспитанию большую часть своей человеческой жизни. Порой в различных ситуациях, задумываюсь над тем, как бы я поступил, если бы мой характер формировался по-другому под влиянием другого человека. Наверно, я мог бы стать решительнее, злее, требовательнее к себе и окружающим. Не было бы той покладистости, неприхотливости и спокойного отношения к окружающему миру, которые подарил мне Максимович. Не мешала бы мне в моей жизни нерешительность и впечатлительность, не снился бы по ночам город у Азовского моря, который раньше называли маленькой Одессой!

Годы моей жизни движутся вперед своей чередой. Отдельные остаются в памяти событиями и эпизодами, другие забываются до поры до времени. Но именно сейчас мне очень хочется вспоминать дорогих мне людей, которым я обязан своим человеческим счастьем жизни, благодаря которым, я знаю, что такое Родина и любовь, добро и зло, горе и счастье, дружба и предательство, уважение и ненависть. И наверно не последнюю роль в моей судьбе сыграл небольшой приазовский город Мариуполь — город, с которым крепкими узами связана история моих предков.

Вековая брусчатка Слободки ведет меня в детство, оживляя яркие воспоминания, близкие моему сердцу. Я останавливаюсь, и с волнением оглядываюсь по сторонам, затаив дыхание. Ночная тишина помогает слушать историю моего рода… Она во мне…

Проверка бдительности

1

После возвращения из дальнего похода, потрепанный океанскими ветрами и волнами сторожевик стал на ремонт в судостроительный завод. За кормой видавшего виды корабля остались многие мили Атлантики, Средиземного моря и Индийского океана. Африканский Рог запомнился морякам обеспечением безопасности судоходства, погонями за шустрыми шлюпками сомалийских пиратов, ежедневной охраной мирных торговых судов самых разных стран мира, и в первую очередь, конечно, России. С постановкой к заводской стенке нагрузка на экипаж снизилась, офицеры, мичманы и контрактники стали чаще сходить на берег, больше времени уделять общению с родными и близкими людьми. И как говорят на флоте — наступило время небольшой расслабухи. Именно в этот период и должно было произойти празднование дня рождения уважаемого офицера. Учитывая не писанные корабельные законы, проведение мероприятия было запланировано на один день ранее самой славной даты.

Дождавшись двух с половиной звонков (звуковой сигнал, обозначающий покидание командиром корабля борта корабля) командир ракетно-артиллерийской боевой части накрыл скромный стол с приглашением своих лучших друзей и приятелей. В узкий круг вошли все командиры боевых частей, и даже старпом с замом (старший помощник командира корабля и заместитель командира корабля по воспитательной работе). После четвертого тоста, когда началось общее раскрепощение душ присутствующих, кто-то вспомнил давний случай, произошедший на флагманском корабле флота в кронштадтском доке. Слегка захмелевшие офицеры стали горячо обсуждать пресловутое событие из бригадной древности, но уже с современной колокольни. Прийти к общему мнению они никак не могли, хотя и предположили, что совершить подобную проверку корабельной службы в трезвом состоянии лично им было бы не под силу! Неожиданный телефонный звонок прервал спорщиков, хозяин каюты услышал в трубке спокойный голос кэпа:

— Ракетчик, ты мне офицеров не спаивай! Вижу без моего командирского контроля твой день рождения оставлять нельзя. Поэтому, принимаю решение вернуться на борт, готовьте рюмку, буду говорить тост!

Все присутствующие ошарашенно замолчали, ожидая прихода нежданного гостя. Недоумение офицеров сменилось на смирение, смешанное с глубоким пониманием роли пришедшего должностного лица на вышеназванном корабле.

За порогом каюты слегка наклонив голову, стоял командир собственной персоной. В его руках был небольшой сверток, как все поняли позже — подарок имениннику. Сурово сведенные к переносице длинные черные брови начальника, постепенно, но медленно стали выпрямляться, красивое с тонкими чертами лицо сбросило с себя маску негодования. И все сразу вспомнили, что командира нужно не только бояться, но и уважать!

— О чем спор, господа офицеры? произнес капитан второго ранга после поднесенной ему чарки горячительного напитка. Узнав о предмете разговора, он улыбнулся, поморщив брови, и утвердительно заявил, что об этом случае он не просто слышал, но и был ему свидетелем. И произошел он в его бытность молодым лейтенантом командиром артиллерийской батареи флагмана. Версию пьяного дебоша кэп отверг сразу и безапелляционно. Его ностальгический рассказ прозвучал не только интересно, но и весьма трогательно, и как всем показалось, очень правдиво. Затаив дыхание, все внимательно слушали повествующего.

2

«Школьные годы чудесные!» — эти слова замечательной песни, приходят на ум многим взрослым людям, как воспоминание из их далекого и очень дорогого прошлого. И чем дальше удаляются эти самые годы, тем сильнее обостряется чувство ностальгии, тем милее становятся учителя, посвятившие себя своим благодарным и не очень выпускникам. В памяти остаются самые дорогие моменты, самые запоминающиеся минуты, и самые интересные учительские рассказы, будь они о своем предмете, своей жизни или своем неповторимом опыте. Порой это былое замечательное общение, всплывает в нашем сознании и памяти в самую нужную минуту и в самой сложной и непростой обстановке.

Всегда с особой теплотой Валерий Баранов вспоминал свою первую учительницу Анну Федоровну. Лучшим другом и наставником на долгие годы для него стала преподаватель немецкого языка импозантная Зинаида Федоровна, а примером самоотверженного отношения к своему уроку учительница русского языка и литературы Инна Сергеевна. Своей грамотностью и добротой запомнилась учительница физики Евгения Петровна. Но особое место в памяти занимал Вячеслав Егорович — учитель начальной военной подготовки. Он стал для них мальчишек образцом воинской выправки, строевой подтянутости, знания своего интереснейшего предмета. Кроме обязательного учебного материала, эти учителя частенько использовали, не вписывавшуюся в рамки учебной программы, богатую эрудицию и свой жизненный опыт. Как много было почерпнуто от них замечательных знаний, информация о которых не всегда присутствовала в тогдашних учебниках «УЧПЕДГИЗА»! Именно они и помогали принимать интересные и нестандартные решения в сложных жизненных ситуациях.

3

В ноябре 1994 года, прямо домой к офицеру Баранову, пришел его давнишний знакомый, сослуживец по корабельному соединению Сергей Дьяченко. Он убедительно разъяснил, что идет на повышение, а свой боевой пост заместителя командира флагманского корабля Балтийского Флота по работе с личным составом хотел бы передать ему, как офицеру опытному, еще совсем недавно окончившему военную академию. Сам Валерий не раз серьезно задумывался о своих служебных перспективах. Которые значительно сузились после августа 1991 года, и несмотря на горячую любовь к флотскому спецназу, он встал перед серьезным выбором. А сомневаться и задумываться было над чем!

В части боевых пловцов капдва служил уже третий год, и эта служба для него была действительно не только самой интересной, но и самой любимой. О ней он мечтал и к ней стремился всю свою сознательную офицерскую жизнь. Серьезным дополнением к его профессиональным обязанностям стали парашютные прыжки, водолазная подготовка, участие в боевые ученья вместе с разведгруппами и усиленная физическая подготовка. Валерий всегда помнил и о продолжение традиции начатой его младшим братом Александром, также морским разведчиком, участником мероприятий по выполнению ответственной Правительственной задачи по охране Президента СССР во время переговоров с президентом США в исландском порту Рейкявик. На флотском пути офицера не раз вставали серьезные проблемы, препоны и преграды, и были они связаны и с семьей, и со служебным продвижением, и с негодяями в погонах, и с поступлением в военно-политическую академию. Все это пришлось пройти на изломе эпохи государственного реформирования. Развалился великий и могучий Советский Союз, флотским коммунистам молча раздали партийные билеты и учетные карточки. К рулю государственной власти стали медленно и уверенно подползать нарождающиеся в стране зачатки капитализма. Политические органы в Армии и на Флоте были стремительно свернуты и отменены. Сама профессия офицера-политработника, как в то время показалось довольно многим начальникам разных уровней, стала совершенно не нужной. На «инженеров человеческих душ», стали усердно вешать «всех собак». Дальнейшие служебные перспективы нашего героя, как и перспективы многих других выпускников военно-политических училищ и уже не военно-политической, а Гуманитарной академии, стали неопределенно туманными. Казалось, сиди спокойно на своей должности и молчаливо жди пенсионного возраста. Что еще нужно офицеру-политработнику для того, чтобы встретить спокойную старость! Но встреча с заместителем командира дивизии надводных кораблей и Командующим Флотом показала, что еще не все потеряно! У Валерия появился шанс на дальнейший профессиональный и карьерный рост. Тщательно обдумав свои дальнейшие действия, Баранов согласился продолжить службу на боевом корабле.

4

Прошла неделя с того времени, как эсминец 1 ранга пришел в Кронштадт, чтобы стать в линкоровский док судоремонтного завода КМОЛЗ (Кронштадтского морского Ордена Ленина завода). Финишный этап питерской весны был в полном разгаре. Молодая зелень деревьев Петровского парка и Летнего сада радовала глаз не только жителей города, но и его гостей. Запах нежной совсем недавно распустившейся листвы, приятно будил в сознании воспоминания детства и курсантской юности. Каменная, а порой и металлическая мостовая старинных кронштадтских улиц и Якорной площади, Петровский док, Деревянный маяк, Итальянский пруд с крепостными пушками, памятники Петру Первому и вице-адмиралу Макарову, форты, крепостные стены, изящные ажурные мосты, футшток, православные церкви и кронштадтский собор дышали историей. Но самое главное состояло в том, что именно здесь в этом городе, в этом заводе и доке, тридцать девять лет тому назад, стоял ледокол «Волынец» на котором после окончания Ломоносовского мореходного училища ВМФ работал его отец. Валерий точно знал, что «Волынец» до революции назывался другим именем — «Царь Михаил Федорович». Он был построен в Германии еще в 1914 году, и был предназначен для обеспечения работы Ревельского порта. После революции он получил новое имя «Волынец» — в честь солдат Волынского полка, которые одними из первых перешли на сторону советской власти, а затем участвовали в подавлении печально известного кронштадтского восстания. Во время Ледового похода 1919 года — перевода Балтийского флота из Гельсингфорса (Хельсинки) в Кронштадт — ледокол был захвачен сторонниками Белого движения и остался в Финляндии, где использовался до 1922 года как «Вяйнемяйнен». Затем финская сторона передала ледокол Эстонии, где он получил новое имя «Суур Тылл» — в честь былинного героя сааремасского эпоса. С этим именем он и вошёл впоследствии в состав советского флота, участвовал в героическом прорыве кораблей из Таллина в Кронштадт в 1941 году. И уже в блокадном Ленинграде был вновь назван «Волынцем», прослужив в составе вспомогательного флота до 1988 года. Именно на нем начиналась флотская служба и работа его отца — Виктора Алексеевича. Тогда на ледоколе он был четвертым механиком, и спустя многие годы с благодарностью вспоминал о сплоченном экипаже, и о встреченных на нем настоящих друзьях, память о которых он свято пронес через долгие годы всей своей жизни. Валерий вспомнил свою первую еще школьную поездку в город на Неве. Это был эпизод, когда перед самым отправлением поезда в Донецк, в их купе вбежал дядя Лева Крылов, тот самый дядя Лева, о котором так много рассказывал отец. Тогда короткое время стоянки не позволило друзьям поговорить обо всем личном и дорогом, а после возвращения домой, отец нашел в семейном альбоме фотографии своего друга и его сына Артема, ровесника Валерия, и в который раз с восторгом показал их сыну. Но, в тот момент, друзья еще не знали, что эта встреча станет для них последней в жизни. Через некоторое время Лев Крылов погибнет в холодных балтийских волнах, спасая тонущего члена своего экипажа.

Баранов нередко встречал места, где ранее никогда не бывал, но которые каким-то таинственным образом оказывались тесно связанными с судьбами его родных и близких. И именно в этих самых местах он чувствовал себя так же свободно и привольно, как будто находился у себя дома в родном шахтерском Донецке. Очевидно, именно поэтому строгий и компактный, аккуратный и геометрически рациональный, исторически богатый, гордый и неприступный морской город-крепость Кронштадт он полюбил с первого взгляда, будучи еще курсантом военно-морского политического училища, вернувшимся из дальнего штурманского похода.

5

Частенько во время утренней физзарядки, пробегая по улицам и аллеям пустынного весеннего города и завода, Валерий встречал следы былой истории. В Летнем саду, на Якорной площади он внимательно вчитывался в мемориальные надписи на памятниках. Так он узнал об обороне Кронштадта в войну с Западом 160-летней давности. Тогда эскадры наших врагов, благодаря фортам города-крепости и его минным заграждениям, так и не смогли подойти к столице Российской империи. В Великую Отечественную войну Кронштадт стал не только огневым щитом Ленинграда, но именно отсюда по Малой дороге жизни в город Ленина пошла продовольственная помощь от Балтийского Флота, потекла она к страдающим от голода ленинградцам. Можно добавить даже большее — не было бы этой морской крепости, не факт, что удалось бы удержать Ленинград. Якорная площадь поразила Валерия своим замечательным собором, памятниками и памятными знаками. Величественный монумент адмирала Макарова со словами «Помни войну!», место захоронения погибших революционеров, ажурный пешеходный мост над крепостным ручьем. Именно там, рядом со стеной собора кинематографисты снимали эпизоды расстрела балтийских моряков белогвардейцами для художественного фильма «Мы из Кронштадта». В КМОЛЗе история города проявлялась в зданиях цехов и мастерских, доисторических станках, гимнастические снарядах, на которых, возможно, занимались еще моряки былых времен.

6

Командование и штабные офицеры местной бригады кораблей с уважением отнеслись к пришедшему из Балтийска эсминцу. Флагманские специалисты ограничивались ежедневным утренним общением с командиром корабля или с его старшим помощником, стоя на стенке у декоративного корабельного трапа. Со стороны Валерию казалось, что штабистам было достаточно личного авторитета командира и его еженедельного пятничного заслушивания. Этот необычно демократичный стиль работы резко отличался от энергичного всеобъемлющего стиля деятельности штаба бригады надводных кораблей в Балтийске.

Многие моряки со стоявших рядом судов и кораблей всегда с большим интересом наблюдали за всеми событиями, происходившими на флагмане. Доведенный до идеального состояния порядок на корабле, его блестящая вороненная палуба, четкие корабельные команды и не менее четкое их исполнение, показные флотские ритуалы, ухоженная форма одежды экипажа, наверно создали о нем общее положительное представление окружающих. Подобное отношение к морякам из Балтийска сформировалось, не только у командования бригады и местной дивизии, но и у администрации, и рабочих судоремонтного завода, и у многих жителей города.

В те времена, во всех Вооруженных Силах России были отменены политические занятия, а на их смену пришла общественно-государственная подготовка, которая была довольно аморфным процессом. Но на эсминце каждый понедельник, как во время стоянки на Усть-Рогатке, так и в доке эти занятия проводились регулярно. И проходили они зачастую в очень необычных формах. Так моряки вместе с офицерами и мичманами своих боевых частей посещали экспозиции замечательных кронштадтских музеев, вместе с экскурсоводами участвовали в пешеходных экскурсиях по городу. А вовремя стоянки в доке, проводили занятия вечером после работ и ужина. Бойцы с удовольствием смотрели патриотические художественные фильмы в кубриках корабля, удивленно открывая для себя неизвестные страницы истории России, Советского Союза и их Армии и Флота. В отдельные дни недели по вечерам после ужина с вертолетной площадки частенько было слышно хоровое пение под баян, на котором играл молодой матрос из боцманской команды, а все моряки исполняли под его аккомпанемент строевые и лирические песни, конкуренция происходила, как лично между каждым моряком, так и между различными подразделениями экипажа. Нельзя сказать, насколько охотно поначалу матросы и старшины участвовали в таких спевках, но зам приказал, и все старательно пели или сидя на баночках (скамейках) или маршируя на вертолетной площадке, улавливая ритмы мелодий. Так постепенно улучшалось качество хорового пения экипажа. Исполнялись военные и лихие флотские песни «Варяг», «Раскинулось море широко», «Прощание Славянки», лирические матросские напевы, такие как «Белая черемуха» или «Песня про Люсю». Иногда под строевые использовались песни эстрадные, то «Балтийский берег» Газманова, то «Малиновка», а то и «38 узлов» или «Идут матросы на бой» Александра Розенбаума. И получалось очень прилично и чем дальше, тем с большим удовольствием, приводящим к отличному настроению! И толк от этого песнопения был не только для голосовых связок, но и успешного сплочения и отработки всего экипажа! А во время строевых прогулок по Кронштадту и после возвращения в Балтийск, моряки бригады и местные жители заслушивались песенными переливами экипажа флагмана. А когда в Военную гавань прибыла телевизионная команда известных на всю Россию гармонистов Заволокиных для того, чтобы снять очередную новую программу «Играй гармонь», то право участия в ней, командование дивизии доверило только самому веселому экипажу — экипажу флагманского эсминца!

7

Начиная с первых выходных дней стоянки в Кронштадте, в составе автобусных экскурсий моряки объездили весь Санкт-Петербург и многие его пригороды. Лучшие представители корабельного актива посетили Петродворец в тот самый день, когда происходило торжественное открытие каскада его легендарных фонтанов. Средства для поездок нередко выделяли офицеры и мичмана, и сам командир корабля, а порой они собирались и самими моряками. Помощь автобусом оказывал флотский драматический театр имени Всеволода Вишневского. Кстати, моряки посетили и его спектакль, посвященный Главнокомандующему ВМФ СССР адмиралу Флота Советского Союза Николаю Герасимовичу Кузнецову. А для матросов и старшин, остающихся на корабле, за исключением дежурства и вахты, предоставлялась возможность активно заняться физкультурой и спортом. Наконец, ко всему творящемуся на причале у борта корабля стал присматриваться даже сам комендант гарнизона, особенно когда состязания проходили, как на причале Усть-Рогатки, так и на городском стадионе. Командир зенитно-ракетного дивизиона, вместе со своими матросами, придумал для всего экипажа речевую визитку, которую нараспев речитативом произносили моряки, весело перемещаясь по городу строевым шагом или спортивным бегом в ногу. Это еженедельное зрелище вызывало у кронштадтцев повышенный неподдельный интерес и внимание к необычному экипажу. На городском стадионе команды боевых частей могли поиграть на разных площадках кто в футбол, кто в баскетбол, кто в волейбол, а кто и в регби. В очередные выходные дни моряки пробегали кроссы, занимались силовой гимнастикой, борьбой самбо, борьбой на поясах, боксом, рукопашным боем. С азартом тянули канат, запрыгивая друг другу на спины, играли в казачью чехарду. Но самыми «горячо любимыми» мероприятиями были скоростно-силовые эстафеты под кодовым названием «Дорога жизни», неоднократно использованные большим замом еще на его прошлых местах службы. Выложившись в физкультуре и спорте по полной, приняв холодный душ в корабельной душевой, сытно пообедав, моряки без задних ног, отдыхали в своих кубриках, восстанавливая потраченные силы. А в это время из судовых динамиков внутренней связи лилась современная классическая музыка из репертуаров оркестров Поля Мориа, Джеймса Ласта, Фауста Папетти, музыка композитора Евгения Доги, транслируемая по приказу того же зама.

Ежедневные работы по очистке и покраске корпуса эсминца проходили по ранее утвержденному плану. Их спокойное и неторопливое течение сочеталось с образцовым содержанием верхней палубы, периодическим увольнением моряков срочной службы в город, сходом офицеров и мичманов в вечернее время на берег. Но, к сожалению, первое увольнение не обошлось без проблем. Несколько моряков, непривычных к местным гарнизонным порядкам, и не знавшим о вездесущем оке кронштадтских ветеранов, сразу же угодили в лапы комендантских патрулей. Они, конечно, были оперативно освобождены с местной гауптвахты. Но произошло это только благодаря усилиям старшего помощника командира корабля, который оказался однокашником помощника коменданта города. Штрафные санкции против нарушителей уставного порядка, на корабле, последовали незамедлительно.

У задержанных матросов были изъяты военные билеты до конца стоянки в Кронштадте, а они сами были автоматически включены в «спец подразделение» большого зама. Теперь его участники были просто обязаны исправлять свои дисциплинарные ошибки через спорт и высокие физические нагрузки, ежедневно участвуя в специальной скоростно-силовой эстафете уже под новым кодовым названием «Барханы».

После окончания корабельных работ, несколько раз в неделю, в сплоченные ряды невольных «спортсменов» вливались дополнительные бойцы, получившие в течение рабочего дня серьезные замечания от своих командиров и начальников. Спецназовское прошлое офицера Баранова, просто обязывало его с особым трепетом и любовью относиться к воспитанию личного состава через физкультуру и спорт! На вечерние построения он выходил в легкой спортивной форме, а нарушители строились на стенке по форме «Брюки, голый торс». Эстафета включала в себя стометровку, передвижение гусиным шагом, ходьбу на руках, перенос партнера, сидящего на спине, в позиции раненого в ногу, лежащего на плечах в захвате «мельница», захваченного руками перед собой, так как это делают на своих тренировках борцы вольного стиля. Завершалась эстафета двухкилометровым кроссом в обратную сторону движения. А когда бойцы добегали до окраины завода, и приближались к огромному песчаному холму, то поступала команда зама: «На штурм!» После ее получения нарушителям было необходимо быстро взобраться на его вершину. По завершению мероприятия, почти все участники забега в изнеможении, падали или садились на землю лишенные последних сил. Особенно от физических нагрузок страдали матросы, имевшие богатое криминальное прошлое, и на гражданке баловавшиеся курением «травки», и до определенного периода слывшие грозой молодых моряков. Регулярность этих занятий способствовала улучшению физической закалки и выносливости бойцов, развитию у них быстроты и ловкости, уменьшению количества нарушений воинской дисциплины, повышению эффективности борьбы с казарменным хулиганством и трудовым уклонизмом.

8