Бесплатный фрагмент - Истинная история царевны-лягушки

Часть 1. В некотором царстве

1. В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь, и было у него три сына. Ну, не то чтобы в царстве, не то чтобы царь. С царствами в нашем мире история обошлась сурово. Нет их, царств этих. Как говорят мудрецы, сначала все хотели объединиться в единое процветающее человечество.

Вы пробовали объединить такую кучу совершенно разных людей? Я — нет. Ведь даже в небольших группах вскоре кто-то начнёт доминировать. А если подобных личностей несколько? А если несколько тысяч?

Вот и тогда, как говорят, стали люди меряться, у кого длиннее. Что именно длиннее — мудрецы не уточняют. Я так думаю, копьё. Ну, или дубина. Короче, победителей не было. До полного уничтожения человечества, к счастью, не дошло. Но от больших царств ничего не осталось.

Отец в своё время прославился тем, что устранял побочные эффекты того конфликта — киборгов, шляющихся по планете и выполняющих последний приказ. А какой мог быть приказ? Конечно, убивать врагов. Ну, а поскольку командиров у них не осталось, то и с определением врага тоже встала проблема.

И вот, мой героический родитель гонялся за свихнувшимися машинами-убийцами, чем заслужил уважение в народе. И, пользуясь случаем, подмял под себя райончик. Так себе райончик. Две большие свалки, плантация репы да купеческое подворье. Причём свалки из них приносят наибольшую прибыль. Размеры государства, впрочем, не мешают ему называться царём.

Насчёт сыновей — правда. Трое нас. Старший — Степан. Первый боец и батин помощник по выколачиванию налогов из защищаемого населения. Средний — Абрам. Этот больше по торговой части да по пристройству собранных налогов. Ну и, собственно, я. Зовут Ваней. Пока ни в чём полезном замечен не был.

Эта запутанная история началась как раз накануне розыгрыша лотереи «Добры молодцы», суть которой состоит в случайном выборе сезонной невесты для элиты. Слово «сезонная» в данном случае не значит, что одна невеста зимняя, а другая — летняя. Нет. Это увлекательное событие проходит каждые два года. Вроде Олимпийских игр, о которых мудрецы говорят, что их создавали, дабы войны останавливать. Правда, как говорят те же мудрецы, впоследствии их наоборот использовали в качестве повода обидеться на соседей и устроить им какую-то эмбаргу, что бы это ни значило.

У нас же всё устроено, вроде бы, по уму. Для простых людишек закон устанавливает строгое ограничение на рождение детей — кормить самостоятельно больше одного всё равно вряд ли кто в состоянии. А вот дети знати получают дотации на прокорм и гарантированные места в страже по достижению установленного возраста. Потому лотерея «Добры молодцы» — замечательный шанс для малоимущих улучшить своё финансовое положение. Кроме того, неплохой способ сдерживания насилия со стороны знати, которую хлебом не корми — дай потискать молоденьких.

Пару раз (а начиналась эта весёлая забава для нас, элиты, с шестнадцати) мне удавалось как-то от неё отвертеться. То в поход уйду, то в библиотеке затеряюсь. Но в этот раз папаня твёрдо решил приобщить меня к народной традиции. Придётся теперь рандомно, то есть якобы случайно, по системе слежения выбрать какую-нибудь убогую серость (или если повезёт — серую убогость) и всю ночь декламировать ей Есенина. Не то чтобы я не представлял, что надо с ними делать. Я ж всё-таки всю отцовскую библиотеку облазил, да и у соседей бывал неоднократно. В библиотеках. Только вот лично для меня необходим романтизм в отношениях. За что меня братаны дурачком кличут. А в остальном я, конечно, царевич.

2. В этих полуфилосовских рассуждениях и застал меня папаша.

— Собирайся, Вань. Со Степашкой на Шереметевскую свалку поедешь.

— Па, да я ещё не завтракал. Что за спешка? — жутко не хотелось никуда ехать. Погода неприятная — дождь моросит, грязь. Да ещё на свалку.

— Ничего, — отмахнулся от моих возражений отец, — возьмёшь с кухни пару пирогов. Яков всё ещё покусанный в лазарете, брату подстраховка нужна.

Яков, правая рука брата, здоровенный детинушка двадцати шести лет от роду, пострадал во время рейда на логово волков, терроризировавших фермы у западной границы царства. Его угораздило упасть в овраг в самую гущу тварей. Пока остальные бойцы спускались, Яков голыми руками расправился с десятком волков. Однако, ему тоже от них изрядно досталось.

— Ну какой из меня помощник в таких делах? Яшку ж я не заменю — я на два пуда легче, да и вид у меня совсем не грозный.

— Не прибедняйся, сына, — батя хохотнул и похлопал меня по плечу. — Кто на прошлой неделе инструктора по рукопашке в нокаут отправил?

— Я тут ни при чём. Он сам, — здесь я почти не наврал.

Инструктор решил применить против меня хитрый бросок. Безусловно, если бы я сопротивлялся, у него бы всё получилось. Однако в момент броска я повис, как сдутый шарик, и всем телом рухнул ему на ногу. А он, падая, ударил меня затылком в колено. Видимо, тоже какой-то хитрый приём.

— Охотно верю. Живо собирайся, не заговаривай мне зубы, — отец развернулся и вышел.

Ну, и кто я такой, чтобы с царём спорить? Правильно, царевич.

Я накинул на плечи дождевик, влез в сапоги и направился на кухню.

— Жанка, гони харчи в дорогу!

Жанна, трёхобхватная повариха с африканскими чертами лица (кожа у неё, впрочем, просто смуглая), с неожиданной грацией выпорхнула из погреба, на ходу оправляя передник.

— Ванюша пришёл! Попотчую милого дружка! Пироги с мясом бери, с ягодой, блины с морковкой, огурчики маринованные не забудь, яблочки мочёные, и яички перепелиные, в них же витамины…

— Стоп! — прервал я порыв гостеприимства. — Достаточно пирогов и кваса. Не на месяц еду.

— Ну, хоть картошечки ещё варёной возьми! Худющий же, слёзы наворачиваются…

— Спасибо, но нет.

— Ну, хоть сидра возьми, всё веселее в дороге будет, — и мощная длань милой кухарки втиснула в дорожную суму бутыль.

На этом я поспешил исчезнуть из кухни. Ладно, не самому нести. Всё ж не пешими царевичи по своим владениям передвигаются.

Степан уже ожидал меня в седле своего боевого быка Тишки. Я даже немного залюбовался. Высокий и плечистый Степан на мощном животном навевал мысли о древних героях. Брат совсем не героически ковырял пальцем в ухе. Его рогатый напарник вяло жевал и изредка похлопывал себя по бокам увесистым хвостом, выбивая из шкуры фонтанчики воды.

— Шлёпанцы Суворова! Быстрее, увалень малолетний! Сколько тебя можно ждать? — проявил недовольство старший.

Можно подумать я где-то книжку читал. Как только батяня велел, сразу и отправился. Ну, может, потерял пару минут у Жанны. Но тут уж либо так, либо совсем уж голодным ехать. От неё ещё никто просто так не уходил.

Впрочем, оправдываться я не стал. Смысла нет. Конюх Евлашка подвёл моего ослика Ницше, я взобрался ему на спину и легонько хлопнул по подрагивающему боку.

Степан лягнул бычка пятками, тот издал протяжный гудок и, никуда не спеша, пошёл вперёд. Тоже мне, корабль свалок… Ницше пристроился чуть сзади и слева, якобы соблюдая тактику прикрытия, а на самом деле просто чтобы не попадать в Тишкины лепёшки.

3. Так, пожёвывая и позёвывая, мы добрались до Шереметевской свалки. Дождь к тому времени прекратился. Кое-где из кустов зачирикали пичужки. Жирная ворона на горе тряпья расклёвывала кусок мяса. Облезлая кошка смотрела на неё в оба глаза, мотая обрубком хвоста, но подбираться ближе не решалась.

— Значит так, — прервал молчание Степан. — Сейчас мы подъедем к лагерю шаромыжников. Нам нужен Егор — их старшина. Он, скорее всего либо в кабаке, либо у себя на малине. Ты внутрь не заходишь. Ждёшь снаружи. Ни во что не вмешиваешься. Со своим уставом никуда не лезешь. Понял?

— Да понял… Зачем, спрашивается, я тебе вообще нужен был? Сидел бы сейчас в тепле, книжку читал, — позволил я себе поворчать, но негромко и недолго.

— Отец переживает, что ты такой для дела не годный. Хочет, чтобы приучался к труду и обороне. Но мне такие помощники не нужны, — Степан был как всегда твёрд и суров.

Тем временем мы уже проезжали вдоль рядов палаток шаромыжников — так у нас зовут собирателей разных диковинок, которые выбрасываются на свалку из Верхнего Мира.

Да, совсем забыл разъяснить, почему наши свалки приносят такую гигантскую прибыль. Всё дело в том, что над нашими смиренными земными головами летают воздушные города Бессмертных. Может, конечно, они не столь уж и бессмертны. Кто их разберёт. В наших краях их давно не видели. Сказки всё больше пугают, но на то они и сказки.

По большому счёту, нам их существование даже выгодно. Потому как эти небожители порой выбрасывают на наши свалки весьма любопытные вещи. Их собирают шаромыжники. Что-то продают сразу, что-то разбирают и продают по частям. А мы собираем с них налог за защиту.

Зачем выбрасывают? Да уж не от щедрости. Скорее всего, что-то ломается. Мы ведь не знаем всех возможностей этих вещей. Нам хватает и того, что остаётся.

Около самой большой палатки толпился народ. Мы остановились шагах в пяти от толпы и спешились. Тишка сразу поплёлся к кусту сирени и стал обрывать листья. Ницше сказал «Йа-йа!» и встал рядышком с ним. Никто их теперь не тронет — бычка и его хозяина знают все, а ослик под защитой рогатого.

Степан ещё раз сказал мне «Жди здесь» и пошёл к большой палатке, рассекая толпу. Я хотел было присесть в сторонке, но не нашёл ни единого чистого или сухого места. Просто так стоять не хотелось. Я достал из сумы последний пирог с ягодами и неспешным шагом двинулся по окрестностям.

4. — Ох ты ж мать моя, кибернетика! — вырвалось у меня любимое присловье нашего придворного техника Кулиба.

На вершине горы из останков в основном непонятных вещей блестел серебристый шар около двух метров в диаметре и подмигивал красными лампочками. Похоже, приземлился он совсем недавно. Но шума приземления я не слышал. Да и никто из шаромыжников, по всей видимости, тоже. Иначе здесь бы уже кипела работа.

Я стал осторожно подниматься по скользким после дождя останкам чего-то там когда-то там кому-то там нужного. Уже издали стало понятно, что шар внутри полый. В стенке — круглые оконца, сквозь которые и проблескивали замеченные мной лампочки на панели неизвестных приборов. Кресло перед панелью оказалось пустым.

— И где водитель Колобка? — я почесал в затылке и с высоты мусорной кучи оглядел окрестности.

Внизу, со стороны противоположной той, с которой я поднимался, мне почудилось движение. Какая-то фигурка, похожая на мальчишескую, прошмыгнула в сторону остова огромной, некогда самодвижущейся, телеги. Стараясь не потерять её из виду, я поскользил по гребню мусорных волн.

Огибая очередное препятствие, преследуемый налетел на четверых шаромыжников и, пискнув, опустился на пятую точку.

— Так-так, кто это тут у нас? — попытался сделать дружелюбное лицо самый здоровый из них.

Ни дружелюбного, ни лица у него не получилось. Страшная морда осклабилась, и её обладатель приподнял налетевшую на него мелюзгу одной рукой. Мелюзга ещё раз взвизгнула, сверкнул электрический разряд, и обладатель страшной морды, сохранив звериный оскал, осел на землю.

— Вали этого гада мелкого! — взревел кто-то из оставшихся мужиков и поднял над головой незнакомца, пытающегося выбраться из-под туши здоровяка, стальную трубу.

«Ну и зачем мне это?» — промелькнуло в голове, а рука сама метнулась в суму и достала бутыль сидра.

— Граната!!! — заорал я и метнул снаряд в мужиков. Бутыль разбилась вдребезги о голову пытавшегося придти в себя громилы и окатила остальных обильной пеной.

Здоровые, мрачного вида мужики с воплями исчезли за рядами хлама. Я осторожно спустился вниз, но кроме лежащей туши больше никого не обнаружил. Правда, кто-то шевелился внутри разбитого корпуса старой телеги с надписью ГАЗ-3110 на торце. Я рванул вверх дверцу и увидел внутри чумазую девушку в лохмотьях. Грязное пятно во всю щёку, патлы давно не мытых волос, здоровенная бородавка на носу-пуговке… Почему я сразу понял, что это чучело — девушка? Ни за что не догадаетесь. На голове этого недоразумения возвышался кокошник.

— Здравствуй, красавица, — вежливо поприветствовал её я. — Тут парнишка не пробегал?

Красавица выпучила на меня глазища, из левой ноздри выдулся пузырь, а изо рта раздался надтреснутый квакающий голос:

— Не видала. Спала. Давно здесь.

— Вижу, что давно. Ладно, спи дальше.

Тут я почувствовал густой аромат великолепного сидра, и мне на плечо легла огромная ладонь.

— Зёма, что я тут делаю?

— Не знаю, приятель. Ты тут уже лежал, когда я пришёл, — видимо, электрошок и последующий удар сидра в голову отрицательно сказались на памяти громилы. Но на характере — ни капельки.

— Какой я тебе приятель? Ты чо тут ваще делаешь? Я тебя тут не видел. Ходят тут всякие пришлые, девок нам портят. И мы должны это терпеть?

— Терпение и труд, а ты стой тут, — вздохнул я, собираясь пройти мимо. Но детинушка загородил дорогу.

— Сапоги у тебя больно хороши, — он опустил голову, разглядывая мои ноги. — Когда ты мне их подаришь, я забуду о твоей наглости.

— Договорились, — не стал возражать я. — Напиши адрес, куда прислать. С ближайшим скороходом отправлю. Что молчишь? Адрес, брат, адрес!

Брови громилы нахмурились и окончательно скрыли маленькие злые глазки. Правая рука сгребла меня за шиворот и потянула к своему хозяину. Я не возражал. Даже помог. Не я виноват в том, что моё колено при этом впечаталось детинушке промеж ног, а голова совершенно случайно мотнулась и легонько, так что у меня самого звёздочки перед глазами заплясали, долбанула его в нос. Кровь полилась как-то нехотя. Коленки у мужика подогнулись, и он повис на мне. Я с трудом удержался на ногах. Тут открылась дверь телеги с именем ГАЗ-3110 и всё-таки уронила его на землю, оторвав от меня. Выглянувшая из-за двери чумазая физиономия в кокошнике заговорщицки шмыгнула носом и убралась обратно.

— На стол головушка склонилась, и на пол с грохотом свалилась, — процитировал я любимого поэта, — Пора смываться, пока дружки твои не вернулись. Как бы с ними не столкнуться по дороге…

Я огляделся в поисках пути отступления. Решение пришло быстро. Я, собственно, вернулся по своим следам. Сначала по склону наверх, потом по гребню до шара… А где же шар? Никакого Колобка не было. Вряд ли я перепутал место.

— Укатился Колобок, — с сожалением проговорил я и побрёл к тому месту, где должен был ждать Стёпу.

Брат уже стоял около Тишки.

— Шлёпанцы Суворова! Я ж велел ждать здесь, — он сурово взглянул на меня и запрыгнул в седло. — Свалка небезопасна.

Хорошо, не добавил «для мальчиков». Ладно, старший всегда остаётся старшим. Главное, поездка не была скучной. Жаль только, что колобковода поймать не удалось. Кто это был? Зачем к нам прикатился? Нет ответов. Надеюсь, со временем они появятся.

5. И вот он настал, день «Х». Двадцать семь добрых молодцев, включая троих царевичей, собрались у мониторов службы безопасности. Кулиб запускает «рандом», как он называет свою как бы случайную выбиралку. Почему «как бы»? И что вообще тут происходит? Постараюсь объяснить подробнее.

Собственно, мы не самое бедное государство. У нас даже есть своя система безопасности. Сеть видеокамер передаёт на пульт картинку из разных районов. В каждом районе где-то по 2—3 камеры с функцией распознавания людей. В том смысле, что человека от собаки или дерева отличают. И могут поставить метку, чтобы потом можно было отслеживать цель. А специально для добрых молодцев Кулиб, который и швец, и жнец, и на свадьбе певец, разработал программу, которая случайным образом помечает существо о двух ногах и руках. Бывают, конечно, ошибки. Программа метит особь мужского пола. Но мы ж не содомиты проклятущие, поэтому в этом случае молодцу даётся второй шанс на случайный выбор. И третий.

Но, как правило, до этого не доходит. Потому что Кулиб, хитрец этакий, предусмотрел лазейку. Обычно молодцы заранее присматривают себе пассию, и за небольшой взнос на нужды науки программа совершенно случайно выбирает именно её. Бывали удачные случаи, когда несколько претендентов выбирали одну кралю. Тогда Кулиб устраивал аукцион и порой неплохо обогащался. Очень мало осталось любителей честной игры, экстремалов интимного жанра, кто полагается на слепой случай. Только по молодости и незнанию, либо, как Вольдемар «Утырок» да Прошка «Закидон», из ухарства молодецкого. Кстати, некоторые предприимчивые родители тоже договариваются кто с молодцами, а кто с Кулибом. Царь-батюшка, разумеется, имеет долю в этом замечательном бизнесе.

Дальше добры молодцы выходят на царский двор, на специальный помост, берут луки особые, стрелы специальные и запускают их как бы наугад. Стрелы сами берут направление на помеченную цель. Раньше бывали казусы. Стрела могла выбить молодой невесте зуб или глаз, напугать до икоты, клюнув в мягкое или не очень место. Поэтому Кулиб ещё поколдовал, и теперь стрелы притормаживают на подлёте и только легонько толкают цель, как бы намекая…

Не знаю, с какого перепугу и кто это придумал. Может, отец. А может, кто до него. Но вряд ли создатель оной традиции мог предположить, в какой дополнительный доход выльется сие увеселительное мероприятие. Самое главное, деньги отдают с большим удовольствием. И все счастливы.

Так вот. День настал. Мы стояли у экранов и ждали начала. Молодцы оживлённо переговаривались, делясь предвкушениями. Я стоял в сторонке.

— Выбрал кого? — шёпотом спросил меня Кулиб, появившийся из двери. Я пожал плечами. — Как Утырок с Закидоном будешь экстримом заниматься?

— Последним буду. Может, кого присмотрю к тому времени. Подсобишь?

— Не вопрос. Молодым везде у нас дорога.

Первым был Степан. Замелькали на экранах силуэты, лица, заиграла весёлая музыка. Потом мелькание замедлилось, и мы увидели девушку в теле, заполнившую собой все экраны.

— Марфа, дочь боярина Отрыжкина, — продекламировал Сафон, наш глашатай по связям с общественностью.

Степан довольно осклабился и толкнул в плечо Гаврилу Отрыжкина, брата своей пассии. Тот тоже хохотнул и потёр ушибленное место.

Следующим был Абрам. Мелькало дольше, но жребий выпал вполне ожидаемый.

— Сара, дочь купеческая! — пополнение в казну и льготы семейству купца Мендельсона. Очень выгодно всем, кроме купцов-конкурентов. Впрочем, Абрам и их не обидит.

— Ну, Иван, давай теперь ты, — подал голос отец, сидевший в уголке вместе с двумя приближёнными боярами.

— Я последним буду, — вяло ответил я.

— Как знаешь, — вздохнул царь и повелел: – Продолжайте!

После были боярские дети и дворяне. Конечно, и экстремалы наши. Утырку выпала танцовщица из бара с Шереметевской свалки. Возможно, не вполне слепой случай. Закидон же нервно хихикнул, увидев свой выбор. Это была огромная тётка, шириной похожая на нашу кухарку, но ростом, пожалуй, со Степена, а то и выше.

— Вера, глава кожевенной гильдии! — продекламировал Сафон.

— Хана Закидону! — съехидничал Гаврила Отрыжкин, и зал взорвался хохотом.

— Пацаны, вечером все ко мне на поминки в «Скрипучую телегу»! — прокричал Закидон, тоже загоготал и пошёл на двор запускать свою роковую стрелу. Почти все, забыв про меня, отправились за ним.

— Ну, сынок, ты уже взрослый. Твой черёд судьбу пытать, — промолвил царь.

— Выбрал кого? — тихо спросил Кулиб. Не успел я ответить, как началось мельтешение картинок. Кулиб недоумённо уставился на свои руки. — Я ничего не делал, — обалдело пробормотал он. Вскоре мельтешение закончилось, и на экране я увидел знакомую немытую физиономию.

— Василиса, сирота, — неуверенно прочитал Сафон, оглянувшись на уставившегося в экран царя.

— Сбой какой-то, — пролепетал Кулиб, щёлкая по клавиатуре.

Немытая физиономия хлюпнула носом, сопливый пузырь из левой ноздри лопнул и картинка исчезла.

В смятенье чувств я вышел во двор. Добры молодцы уже вовсю запускали стрелы. Кое-кто уже и за невестой отправился, кто в одиночку, а кто с друзьями. Повсюду слышались смех, дружеская перебранка, разухабистые и распохабистые частушки.

— Эх, пропадай, головушка! — я тоже наложил стрелу, натянул тетиву и запустил свою судьбинушку на ближайшие два годка в небо.

Вопреки ожиданиям она вовсе не повернула в сторону Шереметевской свалки. Стрела взяла курс на запад, к Тараканьему лесу, и быстро скрылась из виду.

— Вот свезло так свезло, — пробормотал я и снова вернулся к Кулибу.

— Что случилось? Аль тетива порвалась? — ухмыльнулся техник.

— Глянь, где моя стрела. Что-то больно резво она рванула к Тараканьему лесу.

— Да? — удивился Кулиб. — Интересно, что она там забыла.

Он имел в виду, конечно, не стрелу, а Василису-сироту. Было чему удивиться. Во-первых, место опасное, никто туда просто так не ходит. Во-вторых, камер там нет. Совершенно не понятно, как система выбрала не находящееся под наблюдением существо.

— И правда, в лесу, — Кулиб проверил местоположение стрелы, — Сейчас карту распечатаю. Только не ездил бы ты туда один.

— Да кто сейчас со мной поедет? Все за невестами отправились, — вздохнул я. — Ничего, вдвоём с Ницше справимся как-нибудь.

— Да уж. Тот ещё помощник, — Кулиб оторвал от рулона кусок с распечатанной картой. — Похоже, болото. Странно это всё…

— Ладно уж. Если завтра к утру не вернусь — скажи отцу, пусть поиски организует что ли, — я открыл дверь и отправился на конюшню.

6. Ницше неторопливо трусил по пыльной дороге. Каркали вороны, предвещая беду. Никогда не верил предсказаниям пернатых воровок. Однако на сердце было неспокойно. Тараканий лес — гиблое место. После Последней войны там развелись очень опасные твари. Гигантские тараканы, в честь которых лес получил своё название, из них не самые страшные. И даже не самые противные.

Я, конечно, немного подготовился. Но, тем не менее, поездка не обещала быть лёгкой. Дабы скоротать время, я фальшиво напевал песню:

Чёрный ворон, что ты вьёшься

Над дурною головой

Прочь лети или нарвёшься

Первый камень будет твой

Я достал свою рогатку

Положил в неё кирпич

Ты получишь по сопатке

Подстрелю тебя как дичь

Тараканий лес встретил меня гнетущей тишиной, резким плесневым запахом и кислотным цветом листвы. Ницше с философским спокойствием вышагивал по заросшей дорожке. Тишина напрягала, запах нервировал. Я даже сначала раз пять чихнул. От ярких и самых неожиданных красок листвы и стволов слегка кружилась голова. Но пока всё шло хорошо.

Вдруг сверху раздался шорох. Ницше резво отскочил влево, и на то место, где мы только что стояли, свалился огромный таракан.

— Отведай тапка богатырского! — завопил я и опустил промеж длиннющих усов булаву.

Хрустнул хитиновый панцирь, брызнула белёсая жидкость и мерзкая тварь, дёрнув лапищами, перевернулась кверху пузиком.

— С меня морковка, дружище! — я погладил ослика между ушей. — Самая сладкая!

Ницше кивнул, потом покосился куда-то за спину и, испуганно выпучив глаза, а возможно даже икнув, понёсся вперёд.

— Куда? — не понял я. Но, оглянувшись, одобрил: – Скорее!

Сзади накатывался комок из грязно-бурой шерсти, когтей и усиков. Крысы накинулись на тушку убитого таракана и облепили её со всех сторон.

— Хороший у ребят аппетит…

— Йа-йа! — Ницше был полностью со мной согласен.

— Сверимся с картой. Куда теперь? Что-то я слегка растерялся, — повертев распечатку Кулиба, я задумался. И тут не так далеко раздался знакомый голос.

— Прочь, окаянные! Отдай, кокошник, склизь болотная! Куда язык суёшь?! — раздался странный звук, нечто среднее между рыком и кваканьем.

— Похоже, мы её нашли. Вперёд, Ницше! — я похлопал ослика по боку.

Он чуть быстрее, чем неспешно, пошёл на крик. Вскоре под его копытами захлюпало, и этот философ, недолго думая, сделал несколько шагов назад, на сухое место. А потом просто сел на пятую точку, ссадив меня в фиолетовую траву.

— Спасибо, что не в лужу! Ты настоящий друг!

Но Ницше не понял моей иронии. И, вроде как поторапливая меня, вновь произнёс своё коронное «Йа-йа».

— Жди здесь! — повелел я сурово и пошлёпал в сторону болота.

Когда я выбежал на небольшую полянку, окружённую со всех сторон водой, там творилось полное безобразие. Моя недавняя знакомая, а теперь невеста, разгоняла наседавших на неё огромных, с телёнка, лягушек. Она не без успеха отмахивалась своей дорожной сумой. Судя по тому, как разлетались в стороны получившие в лоб земноводные, внутри было что-то очень тяжёлое. Одна из тварей плавала неподалёку кверху брюхом, покачиваясь на волнах. Другая лягушка, точно коза на привязи, нарезала в паре шагов круги, пришпиленная сучком сквозь язык.

— Держись, эта… как тебя там… Васька, уже бегу! — воскликнул я и в три прыжка одолел разделявшее нас расстояние. Чудом увернувшись от просвистевшей рядом сумищи, я огрел пытавшуюся встать лягушку палицей, размозжив ей голову.

— Прынц, сзади! — воскликнула моя невеста. Липкий язык обвился вокруг моей лодыжки и чуть не опрокинул. Но валенок придавил его к земле в паре сантиметров от захваченной ноги. — Руби его!

— Нечем! У меня только палица! — я принялся делать отбивную.

Вконец измученное животное так дёрнуло израненный язык, что мы с Василисой оба полетели на землю, а лягушка, пуская пузыри, исчезла в трясине. Не успели мы порадоваться, как из воды выскочило земноводное больше предыдущих и придавило меня своей тяжестью. Уже задыхаясь, я услышал свист. Почувствовал, как от удара содрогнулась туша чудища. А потом лягушка обмякла. Легче мне от этого, правда, не стало. Сбоку появилась моя замарашка.

— Что это было? — прохрипел я.

Василиса шмыгнула носом и, улыбаясь, показала мне зажатую в руке путеводную стрелу. Интересно, как это я смог её обогнать? Или она всё это время круги вокруг нас нарезала?

Совместными усилиями мы кое-как отодвинули тушу. Хватая ртом воздух, я махнул рукой, призывая следовать за собой. И, ругаясь, поплёлся к Ницше.

— Какого лешего тебя сюда понесло? — моему возмущению не было предела. Мы шли по разные стороны от ослика, постепенно продвигаясь к краю леса. — Зачем тебе эти лягушки?

— Грибочки, ягодки, — пробормотала моя невеста. — Гуляла, опять же…

— Гуляла она. Такие прогулки могут очень плохо кончиться, — я назидательно поднял палец и замер.

— Умная мысль шибанула? — девушка с недоумением воззрилась на меня. — Что встали?

— Бегом! Скорее! — рявкнул я, дал пинка Ницше, попытался достать Василису, не смог, и помчался вслед за ними.

— Почему бежим? — на ходу спросила замарашка.

— Паук! — коротко ответил я.

Объяснять, что эти мерзкие твари ощупывают местность в поисках жертвы невидимой ниткой паутины, которую и почувствовать то очень сложно, не хватало ни времени, ни дыхания. Паук нас засёк и наверняка уже двигался в нашу сторону. Я каким-то чудом почуял следящую нить. Надеюсь, не слишком поздно.

Мы уже почти достигли края леса, когда влетели в паутину. Восьмилапый охотник нас обыграл.

— Прынц, замри! — тихонько скомандовала Василиса.

Я послушно застыл. Так мы вдвоём и висели, затихарившись. Только Ницше вопил как резаный и бился в истерике. А ещё философ. К нему-то и направился появившийся вскоре огромный паучище. И как только такую тушу нить выдерживает.

Стараясь двигаться как можно незаметнее, я дотянулся до сумы. Карманный арбалет скользнул в мою ладонь. Я взглянул на маленький болт, лежавший в ложе, и разочарованно цыкнул. Потом мой взгляд упал на стрелу, благодаря которой я оказался в этой ситуации, на наконечник, корпус которого потрескался и погнулся от удара об огромную лягушку.

— Как там говорил Кулиб? Соединяешь красный с жёлтым, запускаешь и молишься, чтобы сработало? — постарался я вспомнить науку нашего техника. Обломив древко, я кое-как втиснул стрелу на ложе арбалета.

— Интересно, — раздалось рядом.

Повернув голову, я обнаружил свою невесту, стоявшую рядом с паутиной совершенно свободной. Челюсть моя отвисла, но тут Ницше перестал орать, окончательно спеленатый пауком.

— Отпусти осла!!! — заорал я, вскинул арбалет и выстрелил.

Стрела нехотя вылетела из ложа, ударилась о брюшко паука и запуталась в волосах. Пару секунд ничего не происходило, а затем сверкнуло, и аккумулятор блока питания стрелы разрядился в восьмилапого. Не знаю уж, какой там заряд, но через паутину досталось даже мне, не говоря уж о Ницше, который находился совсем близко.

Когда я пришёл в себя, мы с осликом лежали рядышком на травке чуть ли не в обнимку. Васька стояла рядышком с тушкой запечённого паука и с азартом в ней ковырялась.

— Надо уходить! — прохрипел я и попытался растормошить Ницше.

Бесполезно. Он явно был жив, уши его периодически потряхивались, ноздри трепетали. Но выбираться из сетей Морфея мой ослик категорически отказывался. Я с трудом взвалил его себе на плечи и, шатаясь, словно маятник в батюшкиных часах, поплёлся прочь из проклятого леса.

Никто нас больше не преследовал — весть о смерти восьмилапого охотника ещё не долетела до остального зверья. Кто-нибудь вряд ли осмелился бы отбивать у него добычу. Но вот когда местные зверюшки узнают, что территория освободилась, здесь будет тесно. И опасно. Поэтому лучше времени не терять.

— Подожди меня, прынц! — раздалось сзади. Вскоре Василиса догнала меня, а ещё через полсотни шагов мы покинули Тараканий лес.

7. Только к ночи мы добрели до палат. Отовсюду доносились звуки веселья, распития, а кое-где и мордобития. Весь этот праздник прошёл мимо нас. С трудом переставляя ноги под грузом ослиной тушки, я с громом упёрся лбом в дверь кухни. По крайней мере, мне именно так показалось. Но за шумом празднования гром, видимо, никто не услышал. Василиса, видя, что дверь не открывают, подошла к окошку и постучалась. Через томительных полминуты дверь открылась. Внутрь. Туда-то я ввалился, как безбашенный ныряльщик. Ницше сделал невероятный кульбит, встал на лапы и невозмутимо отправился на конюшню.

— Нигилист! — почему-то пробурчал я.

— Ах ты ж, батюшки! Ванюша, солнышко, что с тобой? — забегала вокруг меня Жанна.

— Спокойно, мамаша! — остановила её Василиса. — Отставить панику! Баньку прынцу, да поживее!

— Да, точно, баньку! — Жанна собралась было бежать, но подозрительно глянула на командующее чучело: – А ты кто такая?

— Невеста я. ЖИВО!!!

Такого рёва от этой мелкой замарашки я не ожидал. Жанна тоже. Кухарка сорвалась с места и помчалась за банщиком, по пути поняла, что он гуляет вместе с челядью царевичей, промчалась в зал, через минуту вернулась с ним под мышкой.

— Спит, сволочь. Нахрюкался, — проворчала она и бросила свою ношу под кустик акации. — Ну-ка, милочка… давай помогай.

Вдвоём с Василисой они натаскали дров, воды. Вскоре вместо бани я отмокал в большом ушате. Сквозь марево пара и усталости мне померещилась прекрасная русоволосая и ясноглазая девушка, подносящая мне изящный бокал вина…

— Отварчику хлебни, прынц, — донёсся квакающий голос, и видение растаяло. — Бодрит.

Отвар действительно бодрил. Изысканным это питьё назвать было нельзя, но зелье было достаточно приятным, с кислинкой. Кружка в руках тряслась и стучала о зубы. Мышцы после таскания вредного осла ныли.

Спустя полчаса вода остыла, отвар был выпит, и никакого смысла дольше сидеть не было. Больше никто возле меня не хлопотал, не жалел, не пробовал накормить или напоить. А перекусить бы не мешало. Завернувшись в лежащую на лавке простыню, я вышел из комнаты кухарки, в которой принимал ванну, на кухню. Обе дамы сидели за столом и ревели.

— Что-то случилось? — тревожно спросил я.

— Эх, доля наша бабская, — промычала сквозь слёзы кухарка. — Как девочка настрадалась… А мачеха-то какова!? Зимой, да за подснежниками! Да на упряжке из мышей! — я подозрительно уставился на Жанну, однако она не обратила на мой взгляд никакого внимания. — И правильно, что сбежала, девочка! Береги её, Вань. Вы, конечно, мужики, козлы непонимающие. Ничего не смыслите в наших проблемах. Но ты, Ванюш, ведь не такой! — и тут же, обернувшись к Василисе: — А если обидит — приходи, сковородку дам.

— Жан, поесть бы…

— Ох ты ж, батюшки! Ребёнок не кормленный! Заболтались бабы! — засуетилась кухарка и помчалась к печи.

— Смотрю, нашли общий язык, — улыбнулся я, обращаясь к невесте. — Жанна добрая. Главное, не хозяйничай при ней на кухне — может зашибить.

— Это правильно, — Василиса смачно зевнула и шмыгнула носом. — Мне бы прилечь.

— Пойдём, отведу тебя, пока Жанна готовит.

Мы прошли по тёмному коридору до моей двери.

— Не представляю пока, как буду делить с кем-то своё жилище, — честно сказал я. — Заходи, располагайся. Но слишком тут не командуй. Не забывай, что муж — голова.

— А жена шея. Куда хочет, туда и вертит, — проявила неожиданную осведомлённость Василиса. И тут же заговорщицки подмигнула. — Не боись, прынц! Повернём куда надо!

— Кому надо? — с подозрением спросил я, не ожидая, впрочем, ответа. — Ты б это, тоже помылась, что ли… Чернее чёрта…

— Ваня, всё готово! — донеслось с кухни. Я махнул рукой и отправился подкрепляться.

Жанна, как всегда, порадовала. Прошёл час, прежде чем я справился с борщом, пельменями и квасом с блинами. Пророкотав сытое «спасибо», я с трудом встал из-за стола.

— Ты уж девочку не обижай и никому в обиду не давай, — ещё раз напутствовала меня кухарка. — Она столько перенесла, столько выстрадала… Мачеха эта, дочки её вредные… Тыква, опять же, гнилая попалась… Короче, тебе, царскому сынуле, и не снилось. Ты уж будь ей защитой и опорой.

— Жан, ну ты ж меня знаешь.

— Знаю-знаю. Но предупреждаю. А то сироту всякий обидеть норовит. Ну, ступай, — она обняла меня, будто прощаясь, и смахнула слезу.

Эк её проняло. Интересно, чего ей Василиса наплела? Какие подснежники? Какие тыквы?

Я потихонечку, стараясь не шуметь, отворил дверь в свою опочивальню. Кровать была пуста. Под письменным столом похрюкивала, похрапывала и посапывала Василиса. Хмыкнув, я разделся и лёг под одеяло. Вопреки ожиданиям, похрапывание девушки подействовало убаюкивающе. Уже через пару минут я заснул.

8. Я шёл среди полыхающих домов, покрываясь потом от нестерпимого жара. Чёрные тени плясали вокруг в свете пожара. Кроме треска полыхающего дерева никаких звуков. Ни живых, ни мёртвых людей или животных.

А городок, между тем, был определённо наш. Вот расцвели алым цветком хоромы боярина Отрыжкина. Обвалился балкон, и через открывшуюся в стене дыру стало видно, как пламя облизывает старинные гобелены на стенах. А вот неказистая избёнка пьянчуги Фомы. Здесь пламени почти не было видно, зато дыму и копоти хоть отбавляй.

Пройдя по центральной улице, я оказался у царского подворья. Догорали хозяйственные постройки, конюшня только-только занималась. Но и здесь — ни коней, ни людей. Небольшой сквер выгорел полностью. Из окон каменных палат рвётся наружу пламя.

— И что я здесь делаю? — я почесал макушку. — Спасать некого. Тушить нечем. Что за бред?

Вдруг сзади меня послышался мощный удар, земля содрогнулась. Я еле устоял на ногах. Обернувшись, увидел воронку диаметром метров в пять и глубиной чуть больше моего роста. В центре воронки дымился шар, похожий на тот, что я видел на Шереметевской свалке, только больше.

— Привет лунатикам! — я подошёл к краю воронки, вглядываясь в дым.

Вдруг раздался скрежет, часть шара со свистом полетела в мою сторону. Дабы не быть раздавленным или ушибленным, я упал и откатился в сторону. А когда встал, передо мной стоял высокий тощий человек в доспехах из неизвестного мне материала. По крайней мере, мне показалось, что человек. Я успел отметить бесстрастное незапоминающееся лицо, сверкающую в отблесках огня лысину и эмблему со щитом и большими буквами КЩ-02 на левой стороне груди. Существо схватило меня за грудки и без особого усилия отправило в полёт.

Я очнулся от приятно-прохладного, влажного прикосновения ко лбу. Не торопясь открывать глаза, облизал пересохшие губы, вдохнул полной грудью сырой болотный воздух.

— Ква! — раздалось над правым ухом.

— Что? — не понял я и открыл глаза. Рядом со мной сидела громадная лягушка и поглаживала мне лоб своей перепончатой лапой. — Сгинь! — крикнул я, получил звонкий поцелуй длинным липким языком в щёку и на этот раз проснулся.

Василиса, всё такая же непричёсанная, немытая и не переодетая, сидела на подоконнике с книжкой в руках, временами тихонько похрюкивая. Я пригляделся к обложке. «Мифы и легенды Верхнего мира», протодиакон Антуан Пустопорожний. Вроде, серьёзное произведение серьёзного исследователя, утверждавшего, что бывал в одном из Верхних миров.

— Доброе утро! — сказал я, потягиваясь. — Что тебя так развеселило?

— «А люди там живут сплошь бессмертны, а смерти их в иглах, а иглы висят на сосне на острове Крым», — процитировала моя невеста.

— И чего смешного?

— Да всё. Бессмертных людей не бывает. Смерть не может быть в игле, а тем более в сосновой. Сосны регулярно обновляют свои иголки. И Крым — полуостров.

— Ну, согласен. Домыслов и неточностей много. Насчёт бессмертных — никто же не знает, смертны они или нет. По крайней мере, ни одного мёртвого бессмертного мне не попадалось. Конечно, никто бы этому Антуану не сообщил настоящее расположение своей смерти, если она где-нибудь спрятана. А насчёт Крыма ты откуда знаешь? — легенды об этом райском месте давно будоражили умы, но никто из моих знакомых достоверных сведений о нём не имел.

— Да так, земля слухами полнится, — пожала плечиками Василиса.

— Ну, так и твои слухи могут оказаться домыслами. Как и наши легенды.

— Вряд ли, — самоуверенно хмыкнула девушка. — А вот это как тебе? «А в домах у них стоят окна. Куда они захотят, могут в них посмотреть и кого хотят, могут через них наградить, либо смертию лютою убить.»

— Ну и что? Даже у нас вон сколько камер понатыкано. А у этих Верхних их, поди, и того больше.

— Но ведь не везде? Это сколько камер надо? И далеко не каждый может через них смотреть. И как через них награждать?

— То есть, насчёт убивать ты не споришь?

— Дурное дело не хитрое. Дрон поближе подвести и хелфайр запустить, — произнесла Васька непонятное.

Я с подозрением уставился на неё, но тут за окнами раздался рёв труб.

— Его царское Величество, повелитель Шереметева и Обрыдлова, реп Чуднинских, покровитель купцов и меценат искусств, Никанор Долготерпимый, объявляет смотрины невест сынов своих! — надрывался под окнами Сафон. — Царевичам Степану, Абраму и Ивану надлежит явиться пред отцовы очи во время утренней трапезы!

— Кажется, началось… — скривился я.

— Что началось? — Василиса вопросительно посмотрела на меня.

— Да опять «А ну-ка, девушки»… Сейчас раздаст задания. Без конкурсов и викторин нам, видите ли, скучно…

— Что за задания? — проявила моя невеста интерес к нашим чудесам.

— К примеру, в прошлый раз братьевы жёны вычищали свинарник и собирали мухоморы, — улыбнулся я. — В позапрошлый — ловили диких гусей и выращивали тыквы.

— Забавные у вас конкурсы, — потёрла нос Василиса. — Подожди, а кто были жёны братьев в прошлый раз?

— За Степаном — Фёкла, дочка дружинного сотника Варенберга. А за Абрамом — та же Сара Мендельсон.

— О как! А говорят, снаряд два раза в одну воронку не падает! — изумилась моя невеста.

— Просто не сложилось что-то у них в прошлый раз. А старик Мендельсон согласно договору жаждет внука, — объяснил я.

— Гы, даже тут договоры! — развеселилась девушка. — Слушай, а у вас вообще бывает, чтобы по любви и на всю жизнь?

— Да, вот батюшка с матушкой тому пример. Правда, до неё папка успел покуролесить. Детей десять наделал. Степана и Абрама, видя их успехи в обучении и ладный облик, затребовал к себе. Лишь к сорока годкам успокоился. И Светлану, матушку мою, сделал своей единственной и постоянной женой. Но ведь это правильно — надо созреть до настоящей семейной жизни.

— А где теперь твоя матушка?

— Умерла, когда мне было семь.

— От чего? — шмыгнула носом Василиса. Как мне показалось, она готова была разреветься.

— Не помню, — нахмурился я. — Вроде и не болела. Просто однажды пропала.

— Так может, жива она? — воодушевилась девушка. — Ушла куда-нибудь, или похищена. Могилу же ты, как я понимаю, не видел?

— Не видел. Но зачем ей уходить? Или для чего её похищать? К чему будить пустые надежды? — я со вздохом махнул рукой.

— Ну, дай пофантазировать! Люблю эти Санты Барбары! — вновь начала нести околесицу Васька и заговорила на разные потешные голоса: – «Мы не можем быть вместе, сын. Потому что я тебе не отец. И даже не приёмный отец. — А кто же мы тогда друг другу? — Мы твоя тётка по прабабкиной линии, усыновлённая по ошибке твоим троюродным дядей!»

Покрутив пальцем у виска, я начал собираться на аудиенцию к царю. Надел первую попавшуюся белую рубаху с узором на рукавах (странно, выглядит выглаженной), натянул сапоги (подозрительно чистые), накинул на плечи модный кафтан (эту штуку не надевал с прошлого года) и хотел было выходить, но Василиса остановила меня:

— Подожди. Раз уж ты теперь человек семейный, должен выглядеть комильфо, — с этим бредом на устах она повязала мне на шею какую-то узкую тряпочку красного цвета. — Кармин, по-моему, вполне сочетается с орепеем. А цумами канзаши добавит изюминку, — и она приколола на грудь брошку.

Я потрогал этот неожиданный аксессуар своего гардероба (тоже модные слова всплыли в памяти). На ощупь — мягкая ткань. Брошка представляла собой искусно сплетённый из кусочков этой ткани лист кувшинки. Цвет менялся от тёмно-красного по краям до ярко-зелёного в середине. Чуть в стороне от центра сидела золотистая лягушка. Похоже, из янтаря.

— Откуда? — обалдело спросил я. Но тут же к моим губам прижался немытый пальчик:

— Никаких вопросов сейчас. Пора к отцу.

— Ага, — только и промолвил я.

9. В тронном зале было людно. Бояре в полном составе, несколько именитых купцов, кое-кто из свободных слуг — все шептались в предвкушении каверз, которыми царь-батюшка решит позабавиться на этот раз. Тут же собрались и почти все добры молодцы, участвовавшие во вчерашней жеребьёвке. В основном все выглядели помятыми. Закидон щеголял замечательным фингалом под левым глазом и попеременно поглаживал грудь то справа, то слева. А вот его закадычного друга Утырка нигде не было видно. Видимо, утанцевала его невеста.

— Ну чо, Ванёк, как там твой стрём поживает? — ухмыльнулся Гаврила Отрыжкин, подмигивая мне мешком под левым глазом.

— Не стрём, а экстрим! — поправил его Закидон. — Почему на мои поминки не заглянул?

— Занят был, — буркнул я.

— Да он из болота свою лягушку вытаскивал! Идти не хотела! — заржал Василий Стрелков.

Видимо, Кулиб вчера по пьяному делу проболтался, куда полетела моя стрела. А вот и он сам, тяжело дыша перегаром, подошёл сзади и похлопал меня по плечу.

— Ну, как? Полный абзац?

— А ты знаешь, в принципе очень даже ничего. Заговаривается, правда, иногда. Начинает какую-то заумную чушь нести — не остановишь. Сопливая, немытая, с бородавкой на носу… Жанке понравилась. И это она её ещё в кокошнике не видела… В общем, я почти в восторге.

— Кстати, как прогулка по лесу? Без происшествий?

— Какое там. Сначала нас чуть таракан не схарчил. Правда, сам на зубок крысам попал. Потом с лягушками подрались. А под занавес к пауку в паутину попали. Ницше, собака страшная, в обморок брыкнулся. Пришлось до дома на себе тащить.

— Ты, небось, порадовался, что у тебя не боевой бык, как у Степана, — подмигнул мне техник. — Того бы легче было сразу на шашлыки пустить. Ну, главное жив остался. О! А вот и царь-батюшка!

Дверь справа от трона распахнулась, и из проёма выступил отец. Он был румян, весел, корона лихо заломлена на бок.

— Ну, деточки мои дорогие! Поздравляю! Вы снова мужья законные, обязанностей благих преисполненные. А чтобы ваши жёны это тоже осознали, выполните-ка моё первое задание. Велю, пусть к завтрашнему утру испекут они по хлебу. Да не просто сходят и купят в пекарне у Сладкова, а проявят сноровку, смекалку и, так сказать, творческую фантазию. Одним словом — креативизьм. Чтоб никаких привлечённых кондитеров не было! Всвязи с этим объявляю на сегодня строгий контрольно-пропускной режим. Ежли кто не понял, всех выпускать, никого без предварительной записи и сличения физий не впускать! Прочие добры молодцы тоже могут принять участие и дополнить экспозицию произведёнными их жёнами композициями. Все свободны! Вань, останься, — обратился царь ко мне, когда я уже встраивался в поток исходящих.

Закидон с Гаврилой затеяли толкаться прямо в дверях, создав затор. Но Степан быстро прекратил это безобразие, легонько стукнув забияк лбами. Горница опустела, и мы с батюшкой остались наедине.

— Ты, смотрю, прям комильфо! — повторил неизвестное мне Васькино словечко отец. — Галстук нацепил, одёжку чистую надел. Что за брошка?

— Невеста приколола.

— Не невеста, а уже жена, — назидательно поднял отец указательный палец. — Я ж только что объявил. Ты чем слушал? А откуда у неё такая лепая вещица?

— Без понятия. Она вообще какая-то странная. На вид побирушка, говорит странно, многих наших вещей не знает. Зато порой начинает что-то такое заумное нести, будто в другом мире живёт. Может, попросить Кулиба пробить её по базе?

— Да какая у нас база, — махнул рукой царь. — Одно название. Но девица, судя по всему, неоднозначная.

— Даже не представляешь насколько. Знаешь, откуда мне её вчера пришлось доставать?

— Что-то слышал про болото.

— Ага. В Тараканьем лесу.

— Вот долбанутая баба! — не сдержался отец. — Что она там забыла?

— Что-то бормотала о прогулках по грибы-ягоды.

— Короче, скудоумие с изюминкой. Загадочная дама с полным чердаком тараканов.

— Как-то это не куртуазно звучит. Но — да, — я вздохнул и потеребил брошку. — Вещица и вправду необычная…

10. — Что, Иванушка, невесел? Что буйну голову повесил? — с порога комнаты возопила жена. Она, вопреки моим надеждам, всё ещё была в своём старом тряпье, чумазая и шмыгающая носом.

— Да нормально всё… — промямлил я заплетающимся языком.

Закидон затащил-таки меня на продолжение собственных поминок. Лишь ближе к вечеру удалось выбраться из «Скрипучей телеги». И то благодаря новоиспечённой закидоновой жене, Вере, которая вломилась в трактир, разметала нас, как котят и, унося на плече нокаутированного муженька, чинно удалилась. Кое-кто, разумеется, продолжил гулянку и без него. Но я счёл за благо отправиться домой.

Я уже был в двух минутах от палат, когда из-за угла выступила тёмная фигура. Я налетел на неожиданное препятствие, чуть было не сев.

— Какая встреча! — пробасил знакомый голос.

— Мы знакомы? — я напряг память, пытаясь вспомнить этого громилу.

— Ты обещал мне свои сапоги.

— А, припоминаю… Но ты ж мне адреса не оставил… И к тому же был чрезвычайно груб…

— Не хами тут! — шаромыжник хмуро посмотрел на меня. — Где девка?

— Девка? А, так сразу бы и сказал, — улыбнулся я. — Пойдём, отведу. Только давай я пока сапоги тебе отдавать не буду. Да и размерчик у тебя… Порвёшь их, как Тузик тряпку. А они хорошие.

Всю эту чушь я нёс уже по дороге к заведению «У Зизи». Краем глаза я заметил, что к нам присоединились ещё трое. Ну да, их же было четверо на свалке. Продолжая как ни в чём не бывало болтать, я распахнул дверь дружелюбного заведения.

— Зизи, я клиентов привёл!

С десяток девушек в разной степени откровенности нарядах тут же облепили недоумевающих гостей.

— Куда ты нас притащил? — вытаращился здоровяк.

Две барышни уже сидели у него на коленях, третья встала сзади и принялась разминать ему шею. Спутники громилы уже исчезли за гостеприимными дверями приватных комнат.

— Так ты же сам хотел девку. Здесь большой выбор, — я высвободился из рук пары красавиц. — Извините, дамы. Пойду к жене…

Здоровяк хотел было возмутиться по поводу моего ухода. Но лишь только он распахнул свою пасть, в неё полилось вино.

Убедившись, что все довольны, я скрылся за дверью.

— Ну, так что повелел царь-государь? — Василиса помогла мне раздеться и лечь в кровать.

— Воды… — пробормотал я.

— Принести ему воды? — не поняла жена. — Сколько? Какой? Живой и мёртвой? Может, минеральной? Со скважины №457 в Архызе?

— Мне… Стакашек… А лучше ковшик…

— Послала ж судьба алкаша… — пробурчала Василиса, уходя в сторону кухни. Но водички я не дождался.

11. Я сидел на скамейке у изящного фонтана, композиционно изображавшего трёх дельфинов, запряжённых в повозку морского царя. Причём трезубец коронованной особы упирался мне в затылок. Не понимая, где нахожусь, я аккуратно поднялся с сиденья. Город вокруг был великолепен. Никаких бревенчатых изб — сплошь каменные хоромы с разноцветными крышами. Здания в основном двух- и трёхэтажные. Правда, в отдалении торчало несколько высоких строений, а одно вообще упиралось в небо. Задрав голову, я попытался увидеть его вершину, но так и не смог. И далековато, и высоковато. Людей, что примечательно, опять нет. Ну что ж, здесь, по крайней мере, интересно. Пойду-ка к башне.

Проходя мимо третьего от площади с фонтаном дома, я услышал стук двери.

— Ой, Ванюша! — в дверном проёме стояла миловидная старушка. — Заходи, накормлю.

Ну как тут было отказать? Первый человек в незнакомом месте, первый открытый дом. Любопытно же.

— Спасибо за приглашение, — вслед за бабулей я зашёл в дом. Впрочем, старушка не шла. Она плыла на расстоянии ладони от пола. — Кто Вы, бабушка? — спросил я, жадно осматриваясь.

— Разве ты не помнишь свою няню? Впрочем, не мудрено. Последний раз ты меня видел семнадцать лет тому назад.

Стены внутри дома как будто слегка светились непонятным узором. Когда я дотронулся до одного из них рукой, он вздрогнул и изменился, за ним потянулись остальные. Я хмыкнул и проследовал за старушкой дальше. В одном месте она коснулась стены, и та расступилась.

— Это наша кухня, — произнесла бабуля. — Садись за стол.

Я с опаской сел на ажурный снежно-белый стул. За такой же воздушный стол с белыми ножками и изумрудной столешницей. Поёрзал. Не качается, не скрипит. Ломаться подо мной не собирается. Успокоившись, я принялся с любопытством вертеть головой. Старушка тем временем подошла к стене, где-то что-то нажала, замигали лампочки. Через пяток секунд в стене открылась дверка, и бабуля что-то сняла с выдвинувшегося оттуда подноса.

— Вот тебе, милочек, сахарный петушочек! — с улыбкой сказала старушка и торжественно поднесла мне янтарного цвета петушка на палочке.

— Благодарствую, но я, это, вырос как бы из петушков… — обалдело проговорил я.

Сзади раздался смешок. Я резко обернулся и успел заметить, как закрывается проём в стене.

— Ах я, дура старая! Ты ж взрослый совсем! — сокрушалась за моей спиной старушка, пока я тщетно обшаривал стену. — Сейчас пельмешек сварганю!

— Бабушка, а кто здесь ещё есть? Кто только что смеялся за моей спиной?

Ответить она не успела. Страшный удар сотряс дом. За окном кухни резко потемнело. Взвыла сирена. Часть стены внезапно с искрами разрушилась. Дым заволок помещение. Закрыв лицо рукавом, я выглянул на улицу. Город пылал.

— Опять… — простонал я.

И тут меня кто-то схватил за шиворот, приподнял и кинул. Удар о мостовую выбил воздух из груди. Приподнявшись на локте, я взглянул на напавшего. Ага. Знакомые всё морды. Долговязый безэмоциональный тип с надписью КЩ-02 на эмблеме.

— Может, поговорим? — с надеждой спросил я.

В ответ он вырвал из земли металлический столб высотой в два моих роста и замахнулся. Но тут же опустился на колени.

— Ты плохой мальчик! — сказала старушка, держа его ухо в своём кулачке. — Он тебя обидел, Ванюша?

Долговязый рванулся, ухо оторвалось. В следующий миг бабуля, получив столбом по челюсти, отлетела в сторону. И тут же эта импровизированная дубина опустилась на то место, где только что лежал я. Только меня там уже не было. Пара булыжников, прилетевших КЩ в нос и в ухо, не остановили его. Третий он поймал. А я нет. От удара в живот я согнулся пополам, хватая ртом воздух. Злодей вновь замахнулся столбом.

— Ваня, беги! — сухонькие ручки обхватили вражину.

На старушку было страшно смотреть. Левое ухо отсутствовало, и на его месте что-то искрило. Глаза налились красным, голова тряслась. Почему-то я послушался и побежал. Правда, не далеко. Сзади громыхнуло, взрывная волна подхватила меня, подняла метров на пять над землёй и понесла над домами. Внезапно город закончился, и я полетел вниз. Вниз?

12. И, как водится, проснулся. Светало. В сумраке утра я выбрался из-под одеяла и увидел ковш с водой у кровати на столе. А рядом с ковшом стоял… стояло… Больше всего это было похоже на город из моего сна, но только очень маленький. Где-то в полтора обхвата. Знакомая башня, до которой я так и не добрался во сне, возвышалась на добрых полметра при высоте прочих домиков в полнапёрстка. От города очень вкусно пахло. Я хотел было ткнуть пальцем в крышу одного из домов и попробовать её на вкус, но тут же услышал окрик:

— Куда немытыми пальцами?! Как обгрызенный торт батюшке понесёшь? — Василиса резво выскочила из своего убежища и стала грозно на меня надвигаться.

— Я только попробовать, — виновато пролепетал я, быстро отступив назад.

— Попробуете все. Потом, — ухмыльнулась жена, поигрывая сковородкой. — Ты водичку-то пей.

— Спасибо. Что-то на фоне кулинарии забыл. Откуда это чудо?

— По сусекам помела, по карманам поскребла, — проквакала Васька.

— А если серьёзно?

— Никаких больше вопросов. Должна же быть в женщине какая-то загадка, — устрашающе прошептала она и тут же зычно гаркнула: – Живо на кухню!

— Так темно ж ещё. Рано завтракать, — поскрёб макушку я.

— А помочь работящей женщине? Воды натаскать, дров принести, полы помыть.

— Да я, вроде, царевич. Не царское это дело.

— Вот станешь царём — тогда и поговоришь. А сейчас — живо за работу! — безапелляционно заявила девушка и, топнув ножкой, указала на дверь.

— Это почему мы голос на мужа повышаем? — я начал злиться. — За торт спасибо. Батюшка оценит. Но, откровенно говоря, задание было — хлеб. Да и не помню я, чтобы вообще тебе говорил о задании. Или я во сне болтал?

— Алкаш! — воскликнула Василиса и, изобразив слёзы, исчезла в дверном проёме.

Вскоре с кухни донёсся возмущённый голос Жанны. Поняв, что лучше замириться, чем остаться без завтрака, я не спеша отправился за водой.

— Доброе утро!

Кухарка, уже готовая к скандалу, не ожидала увидеть меня, столь мило шествующего мимо.

— Свят, свят… Мужик с утра с пустыми вёдрами… К чему бы это?

— К пельменям, если ты не против, — я прощально помахал ведром и вышел во двор.

Свежесть утра явственно перебивал запах гари. Внезапно окно домика, в котором проживал Степан, разлетелось вдребезги.

— Воды! — раздался рёв брата.

Из оконного проёма валил едкий дым. Я быстро подскочил к колодцу. Пока набирал одно ведро, Степан выскочил из домика и метнулся в мою сторону. Принял из моих рук ёмкость и снова исчез в дверях. Не успел я достать второе ведро, как он снова уже стоял рядом, требовательно протягивая руку.

Видимо, двух вёдер вполне хватило. Никто не стремился вернуть ёмкости, поэтому мне пришлось войти в домик брата. Ну и, конечно, было интересно, что же всё-таки там произошло. В задымлённой комнатушке, отведённой под столовую, сидела испачканная сажей девушка, в которой я с трудом узнал жену Степана Марфу. Сам хозяин дома, злой и раскрасневшийся, стоял у небольшой печурки в луже воды и пытался вытащить нечто чёрное. Нечто раздулось и никак не хотело вылезать.

— Что случилось? — поинтересовался я.

— Жена креативность проявила, шлёпанцы Суворова… — буркнул Степан, а Марфа заревела в голос. — Хлеб испечь решила по новомодному рецепту.

— Он сказал, что масло чудесное! — удалось мне разобрать сквозь слёзы.

— Ей какой-то хлыщ на базаре продал якобы чудесное масло, от которого любое тесто становится «пальчики оближешь», — пояснил брат. — Встала пораньше и давай месить. Масла этого от души ливанула, не пожалела для царя-батюшки. А оно как полыхнёт! Я спросонья думал пожар! Чуть в окно не выскочил!

— А что за хлыщ? — спросил я, забирая вёдра. — Надо бы жулика проучить. Нечего царскую невестку обижать!

— Сходим попозже с Марфой на базар, поглядим, — мрачно промолвил Степан. — Уж я ему бока намну.

— Ну, зови меня, если буду нужен, — я направился к колодцу.

Жанна приняла полные вёдра воды с улыбкой.

— Что там за шум был? — из подсобного помещения выглянула Василиса.

— Марфа хлеб приготовила для царя. Пока твой торт вне конкуренции.

— Какой торт? — спросила кухарка.

— Ой, а что там горело? — перебила её жена. — Может, помощь какая нужна? Надеюсь, пенный огнетушитель у них был? А аварийная система пожаротушения сработала?

— Не шуми, — успокоил её я. — Опять какой-то бред несёшь. Чем смог — помог. Водой снабдил. Отмоются сами. Слуг позовут, если надо будет.

— Пожар?! — Жанна выпучила глаза от страха.

— Всё нормально. Никакого пожара. Просто сгорел пирожок. Как будто у тебя такого не бывает.

— У меня — не бывает, — кухарка с гордым видом отошла к печи.

Вскоре мы сидели за столом и завтракали. Аромат пельменей окончательно уничтожил все следы гари.

— Доброе утро! — мрачно прозвучало от двери во двор.

— А, Степашка! — обрадовалась Жанна. — Заходи, садись с нами!

— Мне б с собой… — попытался преодолеть приступ радушия кухарки старший, но она уже усадила его на свободное место на лавке. Через минуту он уже забыл обо всём и с наслаждением уплетал пельмени.

— Стёпа, ты здесь? — неуверенно донеслось от двери спустя какое-то время.

— Марфушенька! Заходи! — тут же подскочила к новой гостье хозяйка кухни.

Боярская дочка была бережно усажена рядом с мужем. Сначала она морщила чумазый носик, глядя по сторонам, на Жанну, на Василису. Но голод и аппетитно пахнущий завтрак быстро победили брезгливость.

— А ты по какому рецепту пирожок пекла? — поинтересовалась Васька, когда гости, отдуваясь, стали выползать из-за стола.

— Шарлотку хотела, как няня делала, — вздохнула Марфа. — Масло подвело.

— Хлыщ ей какой-то продал. На посулы сказочные и коробочку яркую повелась, ласты Барбароссы… — укоризненно произнёс Степан.

— А можно взглянуть на коробочку?

— Да на кой ляд она тебе. Да и оплавилась изрядно, — махнул рукой брат.

— Ну, хотя бы как называлось? — не сдавалась моя жена.

— Ой, да там всё по-немецки, — сказала Марфа.

— Не по-немецки, а по-пиндосовски, — поправил её Степан.

— Я вот, кстати, наклеечку от неё отлепила. Блестящая, — боярская дочка продемонстрировала рукав сарафана. На переливающейся всеми цветами радуги наклейке красивым шрифтом было выведено «LUKOIL». Василиса крякнула и спросила:

— Прямо в тесто лила?

— Ага, — улыбнулась Марфа. — Только немного на огонь капнуло. И как полыхнёт!

— Ага… — задумчиво промолвила моя квакушка. — Хлебушек, надеюсь, выкинули?

— Э, нет, — улыбнулся Степан. — Пусть батюшка полюбуется на это творчество! Я его еле из печи еле выковырял — зря, что ли старался?

— Ну, Стёпа, может, Жанну попросим что-нибудь испечь? — заныла боярышня.

— Нечего. Будет тебе урок, — брат, как всегда, был твёрд. — И отец конкретно сказал — чтоб сами проявили кретинизм, тьфу ты, креативизм. Где он только этих слов набрался?

— Вань, отойдём-ка, — Василиса взяла меня за локоть и отвела в сторонку. — Проследи там, чтобы никто ненароком Марфушин сухарик не попробовал. Отравится.

— Ладно, — пообещал я, но вновь поглядел на неё с подозрением. — Ты откуда знаешь? Зелье, что ли, какое заморское потравное?

— Вроде того. Для людей отрава, а вот для некоторых машин — незаменимая вещь.

— Машинное масло, что ли? — я почесал макушку. — Но оно ж должно вонять неприятно. Я не заметил, чтобы у Марфы насморк был.

— Это спецсостав для хоумсервов, — с умным видом начала объяснять жена. — Никто же не хочет, чтобы от слуг всякой дрянью несло. Вот и добавляют присадки, отдушки и приятные ароматизаторы.

— Это ты сейчас с кем разговаривала? Я понял только половину из сказанного.

— Потом объясню, — махнула рукой Василиса. — Главное — проследи, чтобы никто не отравился.

— Хорошо, но ты мне всё-таки потом ответишь на кучу вопросов.

— Послезавтра. Хорошо?

— Договорились, — улыбнулся я. — Может, всё-таки баньку тебе организовать? Переоденешься, причешешься…

— Послезавтра, — улыбнулась в ответ жена. — У вас же по традиции на третий день жён царю представляют? Ну, вот тогда всё и будет.

— Но почему?

— Не спрашивай. Просто потерпи.

Брат с женой ушли. Мы с Василисой ещё какое-то время помогали Жанне. Она затеяла разборку в подсобном помещении, так что наша помощь ей явно пригодилась. Я даже слегка увлёкся и не сразу расслышал, когда на улице заорал Сафон:

— Его царское Величество, повелитель Шереметева и Обрыдлова, реп Чуднинских, покровитель купцов и меценат искусств, Никанор Долготерпимый, объявляет кулинарный конкурс открытым!

13. И снова в тронном зале было людно. Кроме всех тех, кто был в прошлый раз, теперь ещё и кое-кто из простолюдинов умудрился протиснуться. Всем интересно, как опозорятся царские невестки. И что принесут прочие добры молодцы. Снова царили галдёжь, толкотня и всеобщее веселье.

— Филипкина Марьяшка-то, слыхали, что учудила? — вещал Василий Стрелков. — Вместо муки использовала порошок дурманящий таджикский. Пока пекла, слуги в доме очумели, стали мебель крушить. Чуть всю избу не разнесли по брёвнышку.

Утырка снова не было. А Закидон стоял рядом, гордо выпятив грудь и освещая пространство вокруг себя уже двумя фингалами.

— Твоя-то чем удивит? — ехидно спросил его Гаврила Отрыжкин.

— Мы подобной ерундой не занимаемся, — весомо ответил экстремал. — У нас более героические замыслы, чем хлеб печь. Вера мне так и заявила: «Не может, говорит, сапожник печь пироги. Ведь пироги слетают с ноги».

— А что там у твоей лягушки? — обратился ко мне Гаврила.

— Увидишь, — я загадочно повёл бровью. — Кстати, вы ходили со Степаном искать продавца масла?

— Какого масла? Что случилось? — навострил уши Василий.

— Да Марфа чуть царское подворье не спалила, — произнёс неслышно подошедший сзади Степан. — Хотя, если б твоя была, Закидон, точно бы спалила.

— Так что с продавцом?

— Не нашли, — махнул рукой старший. — Весь базар три раза обошли — никого похожего. Залётный, наверно.

— Так, может, я подсоблю? — спросил появившийся рядом Кулиб. — Посмотрим записи с камер. Там их сейчас пять штук.

— Посмотрим, если опять не забухаем сегодня, — Гаврила подмигнул Закидону.

— Не, я пас, — замахал руками экстремал. — У меня третьего глаза нет. Боюсь, на этот раз голову целиком оторвёт!

— Его царское Величество, повелитель Обрыдлова и Шереметева, хозяйства Чуднинского, меценат искусств, наук естественных и противоестественных, физкультуры и спорта, Никанор Долготерпимый! — заорал вдруг выступивший из-за портьеры Сафон.

Батюшка был грозен на вид, суров на лицо и громогласен на голос:

— Ну, ребяты, показывайте, с чем пришли! Начнём с боярчуков и прочих добрых молодцев, а закончим сыновьями моими.

И смотрины хлебов начались. Кто принёс кулич, кто — калач, кто приволок баранок разноцветных. Фотиния, жена Василия Стрелкова, принесла торт, украшенный розовыми и жёлтыми розочками и шоколадного цвета вензелями.

— Полено! — гордо провозгласил Василий, когда произведение его супруги вкатили на тележке и откинули колпак.

— Неплохо, неплохо, — довольно пробасил батюшка, отрезая кусочек «полена» и пробуя его на вкус. — С чайком, пожалуй, ещё лучше будет. Ну что ж, Степан, твоя очередь.

Брат щёлкнул пальцами, и слуга выкатил тележку. На красивом рушнике лежал обгорелый бесформенный кусок.

— Ай да креатив! — воскликнул после полуминутной паузы царь. — Ну, Марфуша, ну, рукодельница! — и, не сдержавшись, заржал во весь голос.

Степан тоже стоял весьма довольный произведённым эффектом. Насмеявшись вдоволь, батюшка вызвал среднего брата. Абрам, стоявший среди купечества, гордо выпятив маленькое пивное пузико, сам выкатил ажурную тележку, накрытую покрывалом. С поклоном грациозно сорвал ткань. На золочёном подносе лежал пряник в виде золотой монеты.

— Шикарно, — оценил царь. — Но возникает вопрос: а есть это можно?

— Как можно-с… Чистое золото-с…

— То есть как? Это ж должно было быть кулинарное изделие! — нахмурился батюшка. — Или это расценивать как взятку должностному лицу при исполнении? Ну, хоть какое-то участие жена принимала в изготовлении сего… предмета?

— Как можно-с? К государеву золоту баб-с? — Абрам искренне недоумевал. Впрочем, он всегда с презрением относился к этим конкурсам.

— Вот так креатив, — государь сдвинул корону на лоб и почесал затылок. — Ну, Ванюша, а ты чем порадуешь?

Я хлопнул в ладоши. Человек из царской дворни выкатил мою тележку. Я поднял колпак, и все ахнули. Царь-батюшка спрыгнул с трона и в два прыжка подскочил к тортику, придерживая челюсть. Обошёл сладкий город три раза, остановился.

— Гран-при, — только и смог вымолвить он. — Вот что, граждане дворяне, бояре, купцы и холопы. Этот шедевр будет украшать наш стол на послезавтрашнем приёме. Доживёт, Вань? Какой у него срок годности?

— До послезавтра точно доживёт, — улыбнулся я.

— Так, ребяты! Все свободны, — царь хлопнул в ладоши. — Мне с Ваней пообщаться хочется.

— Царь-батюшка! — вперёд вышел Сафон. — А задание-то на завтра?

— Ах, да… — отец приподнял корону и почесал макушку. — Повелеваю! Пусть к завтрашнему дню ваши жёны соткут ковёр! Ну, или рушник хотя бы… В общем, покажут себя в ткацком искусстве. Как обычно, самостоятельно, творчески, креативно. А теперь все вон.

Народ потянулся к выходу. Сначала выскочили боярчики и служилые, потом чинно проследовало купечество. Дворовые исчезли как-то незаметно.

— Ну-ка, Ванюша, садись и рассказывай, — отец взял меня за локоть и отвёл в комнатку справа от трона.

— О чём? — удивился я.

— Откуда у твоей Василисы съедобный макет Верхнего города?

— Без малейшего понятия, — мне оставалось только пожать плечами. — Проснулся — стоит. Судя по аромату — свежеиспечённый. Жена загадочно молчит. Правда, обещала послезавтра раскрыть тайны. Но, может, опять бредит.

— Девица явно непростая, — царь задумчиво потеребил мочку уха. — Приглядывай за ней. Чую, с ковром нас тоже сюрприз ожидает. Так что постарайся не спать сегодня.

— Постараюсь. Вроде, сегодня пьянки не намечается. Да и хватит уже с меня подобных развлечений. Ты со мной ещё о чём-то хотел поговорить?

— Пожалуй, на сегодня всё.

— А с чего ты решил, что это именно Верхний город? — спросил я, вставая.

— Видел когда-то похожий, — замялся отец.

— Ты бывал у бессмертных? — удивился я.

— Один раз. Благодаря твоей маме.

— Как так? — от неожиданности я снова сел.

— Она была оттуда. Туда же и ушла.

— А разве она не умерла?

— Нет. Просто ей пришлось вернуться, — со вздохом произнёс царь.

— Прошу, расскажи! — я схватил отца за руку, пристально глядя в глаза.

— Да, видно, пришла пора рассказать, — отец помолчал и продолжил. — Я тогда был в походе. Мы зачищали лагерь восточных мракобесов. Страшное было племя — людей живьём ели. Трудно нам дался поход — из сотни воинов осталось только двенадцать. У тех мракобесов в плену томились люди разных народов. Среди прочих освободили мы и твою мать. Она мне сразу приглянулась. Похоже, я ей тоже. Она не говорила мне, откуда сама. На все вопросы либо отшучивалась, либо закрывалась. Я привёз её сюда. Провозгласил царицей. Через год появился ты. Роды были тяжёлые. Ты родился слабым, мы очень боялись тебя потерять. Однажды, после особенно тревожной ночи, Светлана сказала, что может тебя спасти. Но для этого ей надо попасть в Верхний город. Я оставил царство на Сафона и бояр, и рано утром мы двинулись в путь. Наша дорога — это отдельное повествование. Но сейчас скажу только, что была она тяжёлой, опасной, но не слишком долгой. В конце концов, мы попали в Верхний город.

— Как? — перебил я. — Он же летает.

— Взлетели и попали, — улыбнулся царь. — Оказалось, что у Светланы там домик. Интересный такой домик… Вы остались там, а мне пришлось вернуться. Тоже отдельная история, но полёт обратно был гораздо короче. А через три года вы вернулись. Ты был совершенно здоров. Вместе мы прожили счастливо четыре года…

Отец вздохнул и поднялся с лавки. Молча подошёл к окну.

— Что же было дальше? — нетерпеливо спросил я.

— А потом уже ей нужно было вернуться наверх. Больше я её не видел, — грустно сказал отец.

— Так почему же мне говорили, что она умерла? — возмутился было я.

— Об этом, как и об её происхождении, знают всего несколько человек. Вопрос политический, — строго остановил моё возмущение царь.

14. Казалось бы, что может приключиться со мной по пути от царских палат до моего скромного жилища. Всё ведь на одной территории. Расстояние — не более двух сотен шагов. Однако ж, нате вам. Я проходил мимо бани, когда меня окликнули:

— Эй, мужик! Масло волшебное нужно? — франтоватый долговязый дядька в длинном плаще и широкополой шляпе стоял около угла и махал мне рукой.

Уж не этим ли маслом Марфу облагодетельствовали? Твоя правда, Стёп, хлыщ. Аристократическое лицо с тонким носом и ямочкой на твёрдом подбородке. Откровенно говоря, приятное лицо. Располагающее к доверию. Не всякий жулик таким может похвастаться. Я шагнул к франтику. Только успел завернуть за угол, как на голову мне что-то обрушилось, и мир померк.

Очнулся от окатившей меня ледяной воды. Весьма кстати, надо сказать. Заодно и напился. А вот пощёчина не порадовала.

— Где девка? — пророкотал знакомый голос.

— Жениться тебе пора, — пробормотал я. — Все мысли только о девках.

Удар под дых выбил из груди воздух, и я сделал вид, что задыхаюсь. На некоторое время меня оставили в покое. Как раз можно оглядеться. Итак, мой старый знакомый громила рядом. У двери двое. Тоже смутно знакомые. Видимо, давешние шаромыжники. Ещё кто-то за спиной. Должен быть как минимум ещё один. Хлыщ, по формулировке Степана. Помещение — видимо, сарай. У левой от меня стены стоят лопаты, грабли, вилы. У правой — небольшой верстак с тисками. Только бы не догадались применить их к моим пальцам. А то они мне дороги. И ещё без них неудобно в носу ковыряться.

Так. Отдых закончился. Опять подходит, изверг.

— Где девка?

— Мил человек, объясни, кто тебе нужен? — как можно более миролюбиво и жалостливо промямлил я. — Чем смогу, помогу. Если в прошлый раз не угодил — не обессудь.

— Стой! — раздалось сзади. Здоровяк остановил руку на замахе. Из-за спины вышел давешний франт. — Не обижай особу царского рода.

— А я чо… я ничо… — громила отступил к двери. Что ж, хотя бы понятно, кто здесь главный.

— Иван Никанорыч, извините за неудобства. Но жизненная необходимость обязывает нас действовать столь бесцеремонными методами, — повернулся в мою сторону хлыщ. — Мы разыскиваем некую личность, проникшую в ваше замечательное государство на спасательной капсуле. Должно быть, вы её видели на Шереметевской свалке.

— Кого?

— Капсулу.

— Что-то не припоминаю. Это та телега с надписью ГАЗ-3110? — сделал я задумчивое лицо. — Вряд ли на ней можно спастись.

— Ну же, Иван Никанорыч! Не раздражайте меня. Это чревато последствиями, — хлыщ щёлкнул меня по носу. На глаза тут же навернулись слёзы. — Серебристый шар. Около двух метров в диаметре.

— Теперь припоминаю, — я решил сказать правду. — Стояла такая штука на горе мусора. Только никого в ней не было. А потом пропала.

— Видимо, вы всё-таки кого-то заметили и попытались проследить?

— Был какой-то мальчонка. Он наткнулся на этих громил. Я ему немножко помог. А потом потерял его из виду.

— Та-а-ак… — протянул франтик.

— С кем, простите, имею честь общаться? — обратился к нему я.

— Не имеет значения, — хлыщ сделал какой-то знак рукой громиле. Тот стал заходить мне за спину.

— Сразу видно, что Вы культурный человек, — в надежде на диалог продолжил я. — Не чета этим прохвостам. Должно быть, Вы тоже из знатного рода?

Что-то зашуршало сзади. Чёрт, неужели сейчас пакет на голову накинут? Этой дряни много валяется в округе. Если не дырявый — не пропускает воду. И воздух, что в моём случае гораздо страшнее.

— Простите, Иван Никанорыч. Но если вы не можете помочь нам, то и мы вам помочь не сможем, — промолвил хлыщ.

— Подождите! — запаниковал я. — Возможно, есть человек, который что-то видел!

— Я слушаю.

Вдруг раздался ужасный грохот, и дверь влетела внутрь сарая, выбитая чьим-то телом. Несколько силуэтов заскочили внутрь. В одном из них я узнал Степана. Громила выскочил из-за моей спины и набросился на него, но тут же получил кулаком в нос, коленом промеж ног, а потом и вовсе полетел в верстак.

— Стоять! — рявкнул старший и понёсся вслед за убегающим хлыщом.

Его спутники закончили с оставшимися шаромыжниками.

— Здрав будь, Ванюха! — осклабился Гаврила Отрыжкин. — Смотрю, тоже экстрима захотелось?

— Не припомню, чтобы я о нём просил. Освободите меня уже.

— Всё сделаем в лучшем виде, — в бугае, доставшем из-за пояса нож, я узнал Якова, помощника Степана.

— С выздоровлением! Давно ль из больнички?

— Сегодня сбежал. Надоело там бока отлёживать, — пробасил Яшка, разрезая путы.

Я поднялся со стула, потирая запястья. Через дверной пролом вошёл недовольный Степан.

— Ушёл, окаянный. Как в воду канул, шлёпанцы Суворова! Вяжите этих и тащите в поруб! Сам допрошу.

Мы вышли из сарая. Я огляделся. Неподалёку изба чуть больше сарая, огород на десяток грядок. Почерневший, но всё ещё крепкий и весьма монолитный забор.

— Чьё хозяйство? Не узнаю что-то.

— Ещё б ты знал всех работяг. Хозяйство батрака Карпа. Сам он на заработки уехал. Жены нет. Что встали?

Яков и Гаврила вытащили связанных шаромыжников во двор и теперь топтались около бесчувственных тел.

— Дык как их тащить? До поруба путь не ближний. Их четверо, а нас двое, — чесал затылок Яшка.

— Телегу бы, — промолвил Гаврила.

— Хорошо. Мы с Ваней всё равно идём на подворье. Так ведь, Вань? Пришлём вам телегу. А пока стерегите этих. Вдруг хлыщ вернётся. Что они от тебя хотели? — обратился ко мне Степан, когда мы вышли за калитку и не спеша пошли к царскому подворью.

— Какую-то девку ищут, — зевнул я.

— Девку пусть ищут, но похищение царевича — недопустимое преступление.

— Совершенно с тобой согласен. Кстати, как вы меня отыскали?

— Кто-то анонимку подкинул мне под дверь, — Степан недовольно цыкнул зубом. — Не царское подворье, а проходной двор какой-то! Анонимы шастают, похитители средь бела дня царевичей крадут!

— Я, откровенно говоря, подумал, что охрана на камерах похищение засекла.

— Кстати, надо к Кулибу зайти, — воздел указательный палец брат. — Пусть проверит записи. Ты хлыща хорошо рассмотрел, который утёк?

— Неплохо. Похоже, тот самый, который Марфе твоей масло волшебное продал.

— Откуда знаешь? — брови Степана сошлись на переносице.

— Да он меня на то же маслице подманил.

— Вот Ирод! Поймаю — разберу по косточкам! — рыкнул старший и со злости шарахнул рукой по дереву, имевшему несчастье стоять поблизости.

С хриплым карканьем с него сорвались три вороны и разлетелись в разные стороны. Как бы в ответ на их карканье со стороны палат донеслось громовое мычание. Мы со Степаном переглянулись и побежали.

На дворе стоял жуткий гвалт и суета. Разъярённый Тишка гонял дворню, заглушая своим пароходным гудком их крики. Из-за висящей на одной петле створки ворот конюшни философски поглядывал Ницше. Степан рванул к своему боевому быку, а я остановил пробегавшего мимо банщика.

— Что тут происходит?

— Тишка рехнулся! — работник общественной гигиены тяжело дышал, схватившись за сердце.

Тем временем брат оказался перед разъярённым животным, нёсшимся прямо на него.

— Стоять! — рявкнул брат.

Все встали. Кое-кто даже упал. Только вот Тишка уже никак не успевал остановиться. Он, правда, попытался притормозить. Но не смог. И, налетев на кулак Степана, проскользил мимо него бесчувственной тушей.

— На колбасу изволите? — к брату подскочил помятый дворовый, но тут же отскочил, обожжённый взглядом.

— Затащить обратно в стойло и осмотреть! Внимательно!

— Думаешь, кто-то над ним поработал? — спросил я, подходя к туше.

— Очень возможно. Пойдём до Кулиба, посмотрим записи.

15. Но ещё на подходе к посту охраны стало понятно, что и здесь не всё в порядке. Из-за двери слышался срывающийся на визг голос нашего техника.

— Как? Как, я вас спрашиваю? Двадцать лет работало и не ломалось!!! Ка-а-ак? — в ответ послышалось неразборчивое бормотание. — Что ты городишь? Отвечай, ламер хакнутый, каким образом?

Степан отворил дверь. Распекающий, да что там распекающий… Готовый поубивать двоих детинушек в косоворотках охраны, Кулиб попеременно то тыкал в клавиатуру, пытаясь оживить показывающие снег мониторы, то залезал под стол, то вздымал кулаки к небесам и направлял свой сверкающий взор на стражей.

— Здесь-то что стряслось? — раздражённо спросил старший. Кулиб чуть не плача бросился к нему на шею.

— Эти олухи всё угробили! Мало того, что сожгли пульт управления системы наблюдения, так они ж ещё и все записи стёрли! И бормочут что-то непотребное! Уж насколько я защиту от дурака наладил! Но на таких дураков даже я не рассчитывал!!!

— Дык это ж… Указания… В точности… — бормотал стоявший рядом с напарником здоровенный рыжий детинушка.

— Я тебя сейчас на двоичный код порву! — Кулиб отвесил ему звонкую оплеуху.

— Подожди, — я положил руку на плечо технику и повернулся к охранникам. — Какие указания? От кого? Давайте поподробнее.

— Ну, это самое… — замялся рыжий. — Сидим мы значит, дежурим с Антохой… И тут на экране надпись: «Вас приветствует системный администратор. Возможно, ваш компьютер подвергся хакерской атаке. Во избежание заражения и потери ценных данных следуйте дальнейшим инструкциям». Ну, мы же не могли допустить заражения и потери… Потому в точности следовали…

— Идиоты!!! — заорал Кулиб и стал биться головой о клавиатуру.

Пока успокоили техника, прошло добрых полчаса. Потом пошли проведать Тишку. Он уже спокойно стоял в своём стойле и флегматично жевал сено. Будто ничего не произошло. Впрочем, дворня никаких следов воздействия на него и не обнаружила. Степан сам взялся за дело. Постоял рядом, похлопал бычка по боку, зачем-то заглянул в уши, почесал макушку и сел рядом на тюк сена.

— Что ж с тобой стряслось, Тиша? От чего ты так взъярился?

Бычок положил голову к нему на колени и тяжело вздохнул.

— Что-то не замечал за ним раньше проявлений нежности, — удивился я.

— Он только наедине со мной себе такое позволяет, — Степан, казалось, сам готов был пустить слезу. — Я ж для него почти как папка. Маленьким телёнком взял, вырастил, воспитал. Он же не из наших. Мы его в походе нашли. Тощенький… весь в проводочках каких-то… Мемекает, титьку ищет…

— Погоди, в каких проводочках? — не понял я.

— Да там какая-то раболатория была. Извращенцы эти белохалатные что-то химичили. Мы их зачистили во избежание распространения. Так, кажется. А там — такой няшка, — брат умилённо улыбнулся, — Ти-ишка.

— Так он что, генномодифицированный? — всплыло где-то слышанное слово.

— Чо? — Степан с подозрением уставился на меня.

— Ну, может его вырастили из пробирки?

— Ты тут давай не умничай! Как бы он в ней поместился?

— Ну, может, опыты тогда на нём ставили?

— А вот это вполне возможно. От этих белохалатных всякой гадости можно ожидать. Рабов себе в этой раболатории делали. Ну и поплатились за это. А Тишку я вырастил. Потому что, знаешь, мы в ответе за тех, кого приручили. Я так сказал.

— Антуан де Сент-Экзюпери, — поправил я.

— А ты тут не выражайся мне всякими экзюперьями. Правильно я говорю? — Степан вопросительно поглядел на бычка. Тот негромко мукнул.

— Шлёпанцы Суворова! — старший хлопнул себя по лбу. — Мы ж совсем про Яшку с Гаврюхой забыли! Вань, бери телегу и к ним.

Я махнул на прощанье рукой и пошёл к выходу. Вдруг нога моя отфутболила какой-то чёрный камушек. Приглядевшись, я поднял его и с удивлением обнаружил, что это не что иное, как Марфушин хлебушек.

— Эй, Стёп, гляди-ка, что я нашёл! — подняв горелый сухарик, я подошёл к брату. Тишка тут же нервно стал бить копытом и всхрапывать.

— Так, это уже интересно, — проговорил старший и крикнул: — Эй, Евлашка! Кто сегодня Тихона кормил?

Оказалось, что неудачные экземпляры сегодняшней выставки хлебобулочных изделий отдали на корм скоту. Марфушин хлеб попал Ницше. Служка протянул его ослику, но тут Тишка взревел и первым делом, развалив ограду своего стойла, погнался за невольным отравителем. А там уже досталось всем.

Мой, однако, просчёт. Надо было сразу проследить, чтобы закопали отраву. Заболтался с царём, виноват. А Тихон и правда, какой-то генномодифицированный. Спасибо ему за спасение моего ослика.

В результате на двор, где меня держали в плену, я попал уже близко к сумеркам. Там царили тишина и спокойствие, что странно. Зная Якова и Гаврилу, можно было предположить, что они будут материться на всю улицу в ожидании смены караула. Однако ж меня встретила тишина.

Впрочем, нет. Из дома раздавался храп. В недоумении я вошёл внутрь и огляделся. Яков и Гаврила спали в обнимку на полу воистину богатырским сном. Я и толкал их, и по щекам хлестал, даже попинал слегка — всё бесполезно. Пришлось сходить до колодца и принести студёной воды. Правда, Яков даже после вылитого на него ведра не проснулся. А вот Гаврила сел, отплёвываясь, и уставился на меня мутным взором.

— Ванёк! — заулыбался он, сфокусировав на мне взгляд. — Что-то меня сморило…

— Что случилось? Где пленники?

— Какие пленники? — Гаврила задумался. Через десяток секунд он, кажется, что-то вспомнил и произнёс: — Где Яшка?

Я взглядом указал в сторону, где всё ещё храпел его напарник.

— Яшка, подъём! — проорал Гаврила. Конечно же, безрезультатно.

— Давай рассказывай, — велел я. Он вздохнул и сердито промолвил:

— Долго мы вас ждали. Степан же обещал сразу прислать телегу! Что у вас стряслось?

— Сначала ты.

— Ладно. Надоело вас ждать, мы сели на дворе перекинуться в дурачка. Вдруг в доме раздался какой-то шум. Я пошёл проверить. У меня всё.

— Как так «всё»? — не понял я.

— Следующее моё воспоминание, как на меня льётся ледяная вода.

— Интересная история, — я почесал нос. — Хватай вёдра, отливай Якова. Может, его история будет длиннее.

Рассказанная после трёх вёдер воды история Яшки была не намного длиннее. После того, как Гаврила отправился в дом и не вернулся, Яков последовал за ним. Сразу же он учуял какой-то посторонний запах. Увидел лежащего на полу напарника, попытался его вынести, но сил хватило лишь на несколько шагов.

— Усыпляющий газ, — прокомментировал я. — Хлыщ неплохо подготовлен. Хорошо ещё, что вас не убили.

Оба бойца стояли, потупив взор. Чую, знатный разнос им устроит Степан.

В свою опочивальню я пришёл совершенно разбитым. Василисы в комнате не оказалось, и я сразу завалился спать.

16. Я шёл по лесу. К счастью, не Тараканьему. Обычный такой лес. В основном лиственный, но кое-где виднелись сосны с ёлками. Местами попадались грибы. Чаще других это были красноголовые подосиновики.

— Вот ведь. Пошёл за грибами, а корзинку не взял! — усмехнулся я, продолжая двигаться вперёд и осматриваясь по сторонам. — О, малина!

Я устремился к кустам с крупными красными ягодами на краю солнечной полянки, но вдруг справа раздался хруст ломающихся деревьев. Нырнув в малинник, я уставился в ту сторону, откуда доносился шум. Вскоре берёза в пятидесяти шагах от меня рухнула и я увидел… Наверное, ноги. Длинные. Метров пять в высоту. И весьма стройные, если так можно сказать. Коленками назад, как у куриц. Пытаясь разглядеть их обладателя, я задрал голову. Над ногами возвышалось какое-то строение. Для будки дозорного великовато, для избы — маловато, да и архитектурка не та. Окошки больше похожи на бойницы, крыша плоская, из середины стены торчит какая-то толстая палка. Строение встало на краю поляны, с лёгким скрипом поворачивая эту палку вправо-влево. Я затаил дыхание, ожидая, что будет дальше.

Вскоре со страшным скрежетом ноги согнулись. Избушка утвердилась дном на земле. Видимо, сзади открылась дверь, и из-за угла строения вышла невысокая сухонькая фигурка с палкой в руке.

— Ивашка, хулиган малолетний, вылазь из малинника! — услышал я дребезжащий старческий голос. — Ты что ж думаешь, я тебя не замечу?

Признаться, так я и думал. Пришлось выйти. Как-то незаметно для меня старушка оказалась рядом и схватила моё левое ухо своей маленькой, но крепкой ручкой.

— Вымахал то, аки бычок калмыцкий, а всё прячешься по кустам! Стыдобища!

— Постойте, бабушка! — я кое-как высвободился и отскочил в сторону. — Простите великодушно, но я Вас не помню.

— Дожили! — старушка всплеснула руками. — Не помнит он! Ну, сейчас я тебе напомню!

С этими словами старушка крутанула свою палку, и я почему-то перевернулся через голову.

— Вспоминай, недоросль! — бабуля начала гонять меня палкой по поляне.

Я уворачивался как мог, пытался сбежать, но она всегда оказывалась рядом раньше, чем мне удавалось разорвать дистанцию. Наконец, совершив длинный полёт-кувырок, я укрылся всё в том же малиннике.

Отдышавшись, я осторожно выглянул из-за кустов. Старушки нигде не было. Всё ещё остерегаясь, я привстал, и тут сзади донёсся уже знакомый голос:

— Ну, что ты выглядываешь? Бери корзинку. Насобираешь малины — подходи ко мне в избушку. Напою чаем.

Потрепав меня за щёку и поставив рядом небольшое лукошко, старушка неторопливо поковыляла к своему жилищу. Ну а я, будучи хорошо воспитанным мальчиком, стал собирать малину. Корзиночка набралась весьма быстро. Малина сама сыпалась в ёмкость.

Чуть поколебавшись, я зашёл избушке в тыл и постучался в стенку рядом с открытой дверью.

— Кто-кто в теремочке живёт? Кто-кто в невысоком живёт?

— Я, Ягушка-старушка, — донеслось изнутри. — Заходи, шутник.

Внутри оказалось весьма комфортно, хоть и тесновато. Справа у стены примостился настоящий сундук, покрытый узорчатым покрывалом. И ещё печка. Слева — резной буфет, за стеклянными дверцами которого виднелись расписные тарелки. Дальняя от входа часть оказалась занавешена весёленькими шторками, такими же, как и окна. Настоящие окна, как в простой избе, а не бойницы, какими я видел их снаружи.

На небольшом столике посреди комнатушки попыхивал настоящий самовар. Сама хозяйка уже сидела за столом и радушно улыбалась.

— Присаживайся. Малину поставь у входа, — бабуля налила мне чаю в ажурную чашечку.

Пройдя по тканой разноцветной дорожке к столу, я присел на резной стул.

— С чем пожаловал, Иван-царевич? — отхлебнув душистого напитка, произнесла старушка.

— Дык… не знаю, — искренне ответил я. — На самом деле меня больше всего интересует, откуда Вы меня знаете.

— Бывал ты здесь. Семнадцать зим минуло, семнадцать лет.

— Я ж тогда совсем кроха был. И не узнать.

— Это если поверх смотреть. А коли зришь в суть, не так уж сильно изменился, — бабуля наставительно подняла указательный палец.

— Бабушка, а кто Вы? — это был второй волновавший меня вопрос.

— Вообще-то, это секретная информация, — старушка приложила палец к губам. — Но тебе, так и быть, скажу. Я — номер три в списке самых разыскиваемых преступников Верхних миров.

— Признаться, не знаком с этим списком. Просто хотелось бы знать Ваше имя.

— Зови леди Йогой, — отмахнулась она.

— Баба Яга? — ахнул я.

— Ну вот, а говорил, что не знаешь списка.

Вдруг дом сотрясся от жуткого удара. За окнами заметно потемнело. Я с быстротой молнии, как мне показалось, вскочил со стула, но старушка уже успела откинуть занавес в дальней части комнаты. Там оказался пульт управления.

— Кощеюшка шалит! Пора отрываться, — произнесла бабуля.

Её пальцы резво скакали по клавишам и тумблерам. Дверь замкнулась, домик снова покачнулся. Сквозь окна стали видны верхушки деревьев.

— Выноси, родимая! — вскричала хозяйка, и родимая понесла.

Меня бросило на пол, в то место, где только что стояли стол и стулья. Краем глаза я отметил, что и прочая мебель тоже исчезла. Впрочем, мне было не до того. Меня болтало от стенки к стенке так интенсивно, что чай внутри превратился в газированную воду. Старушка же совершенно спокойно сидела в кресле у пульта.

— Ну что ты болтаешься, как спиннер в блендере? — при этих словах избушка резко затормозила, и я влетел в соседнее кресло.

Тут же движение возобновилось, но в кресле, как ни странно, тряска совсем не чувствовалась.

— За нами кто-то гонится? — спросил я.

— Я ж сказала — Кощеюшка. Чем слушаешь?

— И что он нам может сделать? Кто это вообще такой?

Экран пульта покраснел, заревела сирена. От удара избушка накренилась и рухнула на левый бок. Я всё-таки вылетел из кресла и очутился на полу.

17. — Не ушибся, прынц? — услышал я голос Василисы.

— Кажется, нет, — я отряхнулся и, опираясь о кровать, встал. — Что-то сны с каждым днём всё интереснее и интереснее.

— Ничего, скоро и наяву всё будет интересно, — пробормотала жена себе под нос, перелистывая страницу толстенной книги.

— Звучит как угроза. Всё ещё ничего не хочешь рассказать?

— Уже завтра, — задумчиво отмахнулась Васька, хлюпнув носом.

— Ах ты ж мать моя, кибернетика! — я в восхищении уставился на стол, на котором лежал… лежало…

Ну, все-таки, наверное, лежал. Ковёр. Видимо. На нём я увидел наше царство с высоты колокольни. Все здания, деревья, пруды, абсолютно всё невероятно чётко просматривалось. Наши камеры наблюдения не давали такого чёткого изображения.

— А если увеличительное стекло поднести, я увижу людей? — спросил я, в общем, не ожидая ответа.

— Стекло не нужно, — пробормотала Василиса, не отрываясь от книги. — Зум есть.

— Что? Да что ты там рассматриваешь?

— Неожиданные вещи, прынц, попадаются в твоей библиотеке.

Я с трудом оторвался от чудо-ковра и поглядел на обложку. «Лаборатория 513. Полное описание экспериментов».

— Что-то я не припомню такой книжки.

— Была завалена грудой всякого хлама. И слоем пыли лет за пять.

— За десять. Точно! — я хлопнул себя по лбу. — Степан из похода привёз! Я тогда полистал, но ничего не понял. Мал был ещё.

— Даже я не всё здесь понимаю.

— Погоди! Это ж из того похода он Тишку привёз? — я примостился рядом с Василисой. — Есть там что-нибудь про подопытного телёнка?

— Так. Человек-паук, человек-муха… Да, зря они этих двоих в одну камеру поместили, — на картинке было такое жуткое месиво из рук, ног и чего-то ещё, что я был склонен согласиться. — Так, поросёнок Эльф… странное имя для свиньи… Ослик под номером 302…

— Без имени?

— Да, не всем повезло получить имя, — Василиса пожала плечиками и перевернула очередную страницу. — Колония жуков-пожарников… Интересно, этих для чего использовать планировали? А вот, похоже, твой бычок.

Я взглянул на открытую страницу. На цветной картинке был изображён маленький телёночек, дней пяти. К его голове, грудной клетке и ногам вели стрелочки с цифрами.

— Что эти стрелочки обозначают?

— Сейчас прочитаю, — жена повела своим указательным пальчиком вниз. — Один. Лингвомодуль. Прошивка на пять языков с возможностью расширения.

— Это что за зараза?

— Похоже, твой бычок умеет разговаривать.

— Что-то не замечал за ним такого. Всё му, да му… Интересно, мукает он на одном языке, или на разных?

— Два. Пламенный мотор… Это что за шутки такие? — Василиса недоумённо уставилась в книгу.

— Что тут непонятного? Вместо сердца — пламенный мотор. Как в песне, — блеснул я знанием старинного фольклора.

— Какой-то странный стиль изложения для лабораторного журнала, — в сомнении пожала плечиками Васька.

— Да они там все болтанутые были, эти белохалатные, — махнул я рукой, но сразу поправился, — со слов Степана.

— Три. Усилители двигательного аппарата. Вот это похоже на правду.

— Это точно. Видела бы ты его в действии! Как это называлось? — я попытался вспомнить название механизма из старинной книги. — Паровоз! Не остановишь!

— Ну, допустим, сердце ему тоже модифицировали. А вот как включить лингвомодуль? Было бы забавно попробовать.

— Нет ничего проще. Пойдём на конюшню, да поговорим, — улыбнулся я. — Царевич я или нет? Имею я право на чудачества? Да в конце концов и Степан с ним постоянно разговаривает! Только вряд ли получает ответ.

— Кто знает, кто знает… Вот если б твой Ницше с тобой заговорил, ты бы как отреагировал?

— Ну, если б этот заговорил, об этом сразу все узнали бы!

— Ладно, прынц, иди завтракать. После сходим на конюшню, — Василиса с грохотом захлопнула книгу, подняв изрядное облако пыли.

Жанна на этот раз ничем особым не потчевала, даже почему-то не норовила закормить до полусмерти. Ходила какая-то задумчивая.

— Что-нибудь случилось? — спросил я её, отодвигая тарелку.

— Всё в порядке, Ванюша, — слова её прозвучали как-то неуверенно.

— Давай, рассказывай.

— Я не уверена… Василиса… Что-то с ней не так.

— Это я и так вижу. — я улыбнулся кухарке, — Что тебя настораживает?

— Понимаешь, она сегодня мылась в моей бадейке. Я слышала, как она плескалась за закрытой дверью. А когда вышла из комнаты — была всё такой же чумазой, — Жанна всплеснула руками. — А после того, как я спросила, не нужно ли ей помочь в помывке, она так странно на меня посмотрела…

— Так может она и не мылась? Может, она кораблики пускала, или ещё чего?

— Мне кажется, всё гораздо страшнее! — Жанна округлила глаза и прошептала замогильным голосом: – Она просто не умеет! Сколько лет по свалкам скиталась — разучилась, бедняжка…

— Не переживай, — я погладил кухарку по спине. — Уверен, всё будет хорошо. И уже очень скоро.

Жанна покивала головой и пошла в кладовку, а я прихватил пару яблок с блюда и отправился за женой в комнату.

— Готова к прогулке на конюшню?

— Подожди, принаряжусь, — Василиса надела новый кокошник на свою растрёпанную голову и вышла.

— Ты что ж так Жанну напугала? — спросил я, когда мы отошли шагов на сорок от дома.

— А что не так? — уставилась на меня Василиса.

— Она теперь думает, что ты разучилась мыться. Плюхалась, плескалась, а вышла — такая же замарашка.

— Моё упущение, прынц. Больше не повторится, — жена насупилась и, засунув руки в карманы, ускорила шаг.

— Всё-таки надеюсь, что завтра получу ответы на все вопросы, — вздохнул я и тоже прибавил скорости.

18. На конюшне было тепло и сумрачно. Запах сена и навоза густо стоял в воздухе.

— Слушай, — у меня возникла странная мысль. — Ты всегда такая м-м-м… неумытая… Но вот ведь какая штука — я не чувствую запаха давно не мытого тела.

Василиса улыбнулась и произнесла:

— Ты близок к прорыву, прынц. Работает голова-то.

Тем временем мы прошли мимо лошадей дружины и приблизились к стойлам Тишки и Ницше. Мой ослик с удовольствием принялся хрустеть протянутым мной яблоком. А вот Тишка отвернулся от угощения.

— У Стёпки, поди, взял бы, — с укором произнёс я.

Василиса молча забрала у меня яблоко и, откусив небольшой кусочек, принялась так упоённо чавкать, что мы втроём тут же уставились на неё. Ослик предпринял попытку тоже повторить вызывающие зависть звуки, но в результате уронил своё лакомство на пол, тут же подобрал и продолжил жевать. Тишка некоторое время глядел с укором, а потом потянулся к руке жены. Та сжалилась и протянула ему остатки яблока. К моему удивлению, он не только слизнул угощение с её ладони, но и дал себя погладить. Пока бычок жевал, Василиса прощупала его шею, посмотрела за ушами.

— Никаких следов операции, — констатировала она. — Впрочем, ничего удивительного. Слишком много времени прошло.

— Можешь попробовать разговорить его. С яблоком у тебя ловко получилось.

— Не так-то просто заставить говорить того, кто не хочет разговаривать. Особенно если он не умеет, — пробормотала Василиса.

— Йа-йа! — подал голос ослик.

— Немецкий? — обернулась к нему жена.

— Йа-йа! — подтвердил Ницше.

— А по-английски можешь?

— Йес! — произнёс ослик. Мы дружно сели.

— А по-русски? — пробормотал я.

— Да.

Мы переглянулись, совершенно обалдевшие. А ослик снова произнёс своё коронное «йа-йа», и вид у него был такой, будто он над нами потешается.

Из ступора нас вывел зычный голос Сафона:

— Его царское Величество Никанор Долготерпимый объявляет ткацкий конкурс открытым и приглашает всех участников в течение получаса!

— Ну и работка у человека, — посочувствовала нашему глашатаю Василиса.

— Нормальная, — отозвался я. — Не грязная, не пыльная. Голос поставлен. Знай, ори.

— Я и говорю, — Васька встала, опираясь об ограду загона. — Что-то не того мы проверяли на умение разговаривать. Слушай, там же ещё какой-то безымянный ослик с инвентарным номером присутствовал…

— Что-то не припомню…

— Ладно, ты хватай ковёр и беги на конкурс! А я пока повнимательнее изучу журнал.

— Я воль, майн фюрер! — прокричал я, вскакивая.

— Йа-йа! — донеслось из загона.

— Гитлер капут, — пробормотала Василиса.

19. В тронном зале яблоку было негде упасть. Гвалт стоял невообразимый. Боярчуки и купцы, дружинники и дворовые, все стояли вперемешку, что-то громко обсуждая.

— Что случилось? — спросил я у Якова, ближе всех стоявшего к входу.

— Система безопасности накрылась, — зевнул здоровяк.

— Ну, это я ещё вчера знал. Даже присутствовал.

— Кто-то, пользуясь этим, вломился к Отрыжкиным. Гаврила, если помнишь, в наказание за вчерашний прокол со мной всю ночь патрулировал. Марфа — у Степана. Старики ничего не слышали.

— Что-то своровали?

— Пока не ясно. В кабинетах у Варфоломея Афанасьевича и у Гаврилы всё разбросано, все ящики и сундуки выпотрошены. Так что им сегодня не до конкурса.

— Прогнило что-то в датском королевстве, — пробормотал я.

— Да хрен с ним, с датским-то, — пробасил Яков. — Со своими бы террористами разобраться.

— С кем?

Зычный голос перекрыл гул толпы:

— Несмотря на происки международных террористов, — отец на этот раз начал без объявления Сафона, — мы не сдаёмся и продолжаем политику долготерпения, меценатства и поддержания мира, которая приведёт к процветанию всех граждан нашего государства.

— Вот завернул! — восхитился Яков.

— Мы не позволим всякой нечисти портить нам жизнь! И поэтому вопреки их коварным планам продолжаем придерживаться наших исторических традиций! Конкурсанты, прошу вас!

Толпа кое-как размазалась по стенам, освобождая место в середине. Потянулись рушники, половички и прочие коврики. Закидон еле втащил и расстелил закрывшее половину зала произведение его жены — сшитый из разноцветных кусочков кожи «палас» (как он сам его назвал). Степан с улыбкой выложил носовой платок, на котором разноцветными нитками была вышита смешная рожица. Абрам прикатил на тележке узорчатые разноцветные мешки. Конечно же, с золотом.

Пришла моя очередь удивлять. Я расстелил произведение Василисы, и все ахнули.

— Мать моя, кибернетика! — ахнул Кулиб. А царь, как и в прошлый раз произнёс:

— Гран-при!

Потом подошёл поближе и, встав на четвереньки, принялся разглядывать местность.

— А если увеличительное стекло поднести, я увижу людей? — спросил он. Я улыбнулся:

— Жена про какой-то там зум говорила.

— Ну, Василиса! Ну, лягушка! — промолвил Никанор. — Чтоб завтра пришла на пир и всё мне объяснила!

— Обещала, — заверил я отца.

— Смотри, чтоб своё обещание обратно не забрала, — наставительно произнёс царь. — Женщины — они такие.

Государь поднялся на своё место и объявил:

— Приглашаю всех участников наших состязаний на завтрашний пир в честь моих сыновей и их жён. Приносите ваши подарки моим наследникам. Съестные припасы приветствуются — а то не ровен час, разоримся на этих пирах! Что скажешь, Абрам?

— Не разоримся, — скромно ответил средний брат.

— Ну и славненько. Всем царевичам быть с жёнами обязательно. Особенно тебе, — отец указал на меня. — Страже усилить меры безопасности!

Все двинулись на выход. Степан окликнул меня:

— Вань, не хочешь прогуляться до Шереметевской свалки?

— Какого лешего?

— Хотим Утырка проверить. Что-то пропал совсем, — объяснил подошедший с ним Закидон.

— В свете последних событий всё это подозрительно, — поднял палец старший.

— Не, мужики, не могу, — жутко не хотелось переть в такую даль. К тому же было очень интересно, что откопает Василиса в лабораторном журнале.

— Ты единственный, кто хорошо рассмотрел хлыща, — напомнил Степан.

— И как это связано с нашим Вольдемаром? — не понял я.

— Сердцем чую, связано! — брат ударил себя кулаком в грудь.

— Ладно, чертяки, уболтали! — я с неохотой последовал за ними на конюшню, где нас уже ожидал Яков.

Мы оседлали наших четвероногих и неторопливо отправились на свалку.

— Без меня, пожалуй, быстрее бы добрались! — пробурчал я, намекая на скорость моего ослика.

— Ничего, торопиться не куда, — ответил Степан, прихлопнув жирную муху, севшую на шею Тишки.

— И с чего вы вдруг всполошились? Всего три дня мужика нет! К тому же невеста у него — огонь, судя по всему.

— Тут такое дело, — замялся вдруг Яков. — Есть подозрение, что именно он на хате у Отрыжкиных набедокурил.

— Как? Что за подозрения? — моему изумлению не было предела.

— Мы с Гаврилой патрулировали недалеко от его дома, когда услышали хруст ломающейся ветки, — начал здоровяк. — Поспешили на шум. На нас выскочил Утырок. Гаврила попытался с ним заговорить, но он только отмахнулся и унёсся прочь. А потом оказалось, что сломанная ветка с дерева около ограды дома Отрыжкиных.

— Но зачем ему это? — произнёс я вопрос, на который ни у кого ответа не было.

— И ещё, — продолжил Яков. — На другом конце улицы его ждал долговязый тип в плаще и широкополой шляпе.

20. Рассекая толпу, Степан и Яков вошли в кабак. Мы с Прошкой спокойно следовали в фарватере. Брата здесь хорошо знали, поэтому никто не возмущался. На сцене отплясывала какая-то белобрысая барышня в теле. Явно не та. Подойдя к барной стойке, Степан поманил хозяина пальцем. Тот с опаской придвинулся.

— Где Натали? — спросил брат.

— Три дня уже не появляется, — жалобным голосом проговорил кабатчик. — Совсем охамела! Видал, кого на сцену выпускать приходится? У меня так все клиенты разбегутся!

— Не прибедняйся, Тарас, — прервал Степан его жалобы. — Всё равно у тебя здесь нет конкурентов.

— Это, конечно, так, — пробормотал кабатчик. — Но, согласись, охамела девка! Не уважает своего работодателя!

— Где живёт? Мы как раз и спросим, почему прогуливает.

Тарас наскоро набросал на куске обоев схемку.

— Только вы её не покалечьте, — попросил он. — Она должна быть в состоянии свои танцы выкаблучивать.

— За кого ты нас принимаешь? Мы ж енти, жентльмены! Шлёпанцы Суворова тебе в глотку! — усмехнулся Степан и махнул нам рукой.

Жилище танцовщицы находилось на краю жилой части района. Это была небольшая, но крепкая изба, выкрашенная в розовый цвет и с покрытой ветками крышей. Возле дома не было никакого палисадника или огорода. Правда, недалеко от двери стояло пугало в дырявой рубахе и с ржавым ведром на голове.

Степан постучался. Никакого ответа. Жестом велев Закидону и Якову обойти дом, он с новой силой забарабанил в дверь, крича:

— Натаха, на работе аврал! Где пропадаешь, кошка рыжая?

Через минуту дверь открылась. Степан остановил руку около носа стоявшего на пороге Прошки.

— Зашибёшь! — испуганным голосом проговорил отшатнувшийся Закидон.

— Что хозяева? — брат зашёл в дом.

— Никого нет, — из-за печки вышел Яков с куском вяленого мяса. — Компот прокис, так что уже два — три дня дом пуст.

— Но личные вещи, смотрю, не тронуты, — я подошёл к большому зеркалу на стене, около которого стоял небольшой резной столик с дамскими аксессуарами.

— Эдакое богатство, и не забрала с собой? — Степан повертел в руках красивую коробочку, из которой просыпалась пудра. — Сомнительно. Смотрим внимательно. Ищем любые зацепки. Богато, однако, — брат прошёл в дальнюю от входа часть дома.

Там в углу стояла резная деревянная кровать с балдахином, занавешенная тяжёлым парчовым пологом золотистой расцветки. Постель была измята так, будто на ней резвился Тишка. Обе стойки балдахина в изголовье кроме резьбы покрывали ещё и глубокие царапины. Проведя рукой вниз и откинув простыню, я обнаружил стальные наручники. Царапины, судя по всему, были от них.

— Прохор, не знаешь, Вольдемар не из этих? — я погремел наручниками.

— Да вроде не упоминал, — Закидон потеребил ухо.

Я продолжил осмотр постели. Вторых наручников не было. Под грудой подушек обнаружился томик стихов некоего Ароза Азорина. Я убрал книжку в карман, благо формат был небольшой. Ничего не могу с собой поделать — люблю читать. В складках простыней лежала небольшая золотая серьга в форме стрекозы.

— Глядите, что я нашёл!

— Утырок явно был здесь, — произнёс Прошка. И, отвечая на невысказанный вопрос, добавил: – Вечером перед встречей с невестой купил эти безделушки, чтобы ей подарить.

— А они были раньше знакомы?

— Да, он последнее время часто в кабак заходил, клинья к ней подбивал.

— Приелся экстрим? — ухмыльнулся Степан.

— Бывает, — пожал плечами Прошка.

Мы ещё некоторое время поблуждали по дому в поисках зацепок, но так ничего и не обнаружили. Ясно было одно — Вольдемар был здесь, а потом они с его артисткой ушли. Какое-то время мы ещё походили вокруг дома в поисках следов. Следов было много, а толку мало. В конце концов, решили вернуться в кабак и поспрашивать у посетителей.

Народ немного рассосался — то ли обеденное время закончилось, то ли танец белобрысой дамы утомил. Всего три столика были заняты. За одним сидела парочка в традиционных для купеческой гильдии малиновых укороченных кафтанах, с золотыми цепями на толстых шеях и тихо что-то обсуждала. За другим столом четверо молодых шаромыжников развлекались со своими странного вида находками. Это были чуть меньше средней ладони звёздочки с несколькими лучами, забавно вертевшиеся вокруг центральной точки. Некоторые из них светились, некоторые издавали какие-то звуки. Молодые люди прилаживали их друг к дружке кто к носу, кто к макушке и откровенно веселились. Яков посмотрел на них и повертел пальцем у виска.

А вот увидев посетителей за третьим столиком, я придержал Степана за плечо. Это были мои давешние похитители. Хлыща, правда, среди них не было. Сидели они, склонившись над какой-то бумагой, и нас не замечали. Брат жестами приказал окружить их столик. И тут от двери раздался раскатистый бас:

— Степан Никанорыч! Мы же три дня назад уже всё решили! — дверной проём был полностью заслонён огромным лысым дядькой в видавшем виды ватнике и с топориком за поясом.

— Всё нормально, Егор! — брат шагнул навстречу старшине шаромыжников. — Я по другому делу. Расскажи-ка мне вот про этих гавриков! — и он указал на насторожившихся похитителей.

Детина, который требовал с меня сапоги, попытался вскочить, но Яков усадил его обратно, слегка стукнув по трапециевидной мышце.

— Никчемные личности, — махнул рукой Егор. — Перебиваются случайными заработками, в сообщество не входят. А этот громила был мне должен приличную сумму, но недавно расплатился.

— Тарас! — Степан обратился к кабатчику. — Выдели нам комнатку. Нам с ребятками поговорить надо. Наедине, шлёпанцы Суворова!

Хозяин живо отворил дверь в подсобное помещение и предусмотрительно отступил в сторону.

— Сами пойдёте, или подсобить? — Яков нахмурил брови и сжал плечо здоровяка.

— С-сами… — пролепетал тот.

Сопротивления оказывать никто не стал. Видимо, им хватило прошлой встречи. Я подобрал бумагу, которую мои похитители рассматривали в момент нашего прихода. Это оказалась распечатка из нашей базы данных. Список особей исключительно женского пола и, насколько я мог судить, незамужних. Многие имена уже были вычеркнуты карандашом, около нескольких стояли вопросительные знаки. Хмыкнув, я убрал документ в карман к томику стихов и последовал на допрос.

Шаромыжников усадили на пол вдоль стены под связками свисающих окороков. Яков с мрачным видом оторвал от одного из них кусище и яростно вгрызся. А Степан чрезвычайно спокойным голосом начал:

— Напоминаю вам, граждане злодеи, что вы уже совершили чрезвычайно неразумное деяние — похитили царевича. Поэтому предупреждаю, что если вы будете упираться и отмалчиваться, то этот прекрасный человек, — он кивнул на Якова, — применит к вам свои умения в пыточном мастерстве. Уверен, вы их оцените по достоинству.

Яков поковырялся в зубах устрашающего вида ножом, а брат продолжил:

— Итак, мой первый вопрос. Кто приказал вам похитить Ивана, и где искать этого проходимца?

— Это Шляпник! Шляпник! — загомонили наперебой наши пленники.

— Кто такой? — удивился Егор, стоявший около двери.

— Это тот хлыщ в широкополой шляпе? — уточнил я.

— Да, да! Он сам велел так себя называть!

— Откуда он взялся? — я присел рядом со здоровяком, призывая отвечать именно его.

— Он предложил нам работёнку. Хорошо оплачиваемую. Я ведь был должен Егору, поэтому был согласен на что угодно. А тут и делов — поймать девку. Только всё пошло не так.

— Да какую вы всё девку-то ищете? — я недоумённо моргнул.

— Шляпник сказал, что беглянку из Верхнего города. Что проникла к нам на спасательной капсуле. А вчера сообщил, что могла стать женой одного из царевичей.

— Вы поэтому Ваню похитили? — Степан слегка пнул его по коленке.

— Ай, больно! — у здоровяка на глазах выступили слёзы. — Иван просто её видел и помог ускользнуть!

— Погоди, так значит, Шляпник вам указал, где её схватить сразу после посадки? В тот раз на свалке вы её поджидали?

— О чём речь? — не понял брат.

— Помнишь, ездили с тобой сюда на днях? Тогда-то мы и познакомились с этими весёлыми ребятами.

— Где Утырок? — Закидон тем временем решил разузнать о своём приятеле, врезав рябому шаромыжнику по скуле.

— Какой ещё утырок? Ты про Шляпника? — недоумённо проговорил тот, промаргиваясь.

— Вольдемар, дружинник! Где он?

— У Шляпника они с плясуньей, — сказал сидевший рядом белобрысый мужичок.

— Тогда последний вопрос. Где Шляпник? — Степан решил закончить допрос и достать хлыща.

21. Мы оставили наших пленников на попечение Егора и отправились на хутор по другую сторону свалки, где, по уверениям шаромыжников, обустроился их работодатель. За десять минут мы миновали жилые кварталы и основную территорию свалки, приблизившись к заброшенной её части. Туда уже давно не сбрасывали ничего из Верхнего мира, а потому популярностью она не пользовалась.

Мы оставили наших четвероногих спутников в двух поворотах дороги от хутора. Осторожно пробираясь по обочине, приблизились к постройкам. Брат жестами приказал Якову и Прошке обойти строения слева — там стояли два сарая. А мы отправились направо, чтобы осмотреть баню и встретиться с ними около усадьбы.

Но тихо подобраться к цели нам было не суждено. Скрипнула дверь маленького домика с вырезанным сердечком и оттуда вышла фигуристая рыжеволосая девушка. Увидев Степана, она завизжала так пронзительно, что мы отшатнулись. Только через пару секунд брат смог заткнуть ей рот. Из дома уже бежал Вольдемар с ясно читаемым желанием защитить девицу и надавать нам по сусалам. В окне за его спиной мелькнула голова в широкополой шляпе и тут же исчезла в глубине комнаты.

За несколько секунд Утырок с рёвом домчался до Степана и врезал ему по скуле. Не ожидавший такой наглости брат даже отпустил рыжую. Она тут же бросилась к дому, а Вольдемар схватил Стёпу за горло.

Поставив убегающей девице подножку, я бросился на выручку брату. Схватил предателя Утырка сзади за нос и с силой потянул. Он ослабил хватку и тут же оказался в нокауте от стёпиного апперкота.

Наши напарники поняли, что преимущество неожиданности утеряно, решили двинуться на штурм и рванули к дому. Дверь с нашей позиции была не видна. Мы услышали треск ломающегося дерева, а потом грянул гром. Яков вылетел из-за угла и остался лежать, а Прошка помчался прочь, пригибаясь.

— Огнестрел! — рявкнул Степан. — Иван, остаёшься здесь! — Скомандовал он мне и пополз к дому.

Я предпочёл довериться брату. В нашем мире огнестрельного оружия осталось не очень много. Говорят, около полувека назад Бессмертные провели глобальную чистку с применением спецсредств, киборгов и тяжёлого вооружения. Безусловно, полностью изъять огнестрельное оружие из Нижнего мира им не удалось. Но сократили его количество изрядно. У нас в спецхранилище был небольшой арсенал, но пользовались им крайне редко, только в исключительных случаях. У Степана имелся опыт общения с огнестрелом, у меня — нет. Так что я предпочёл держаться подальше и наблюдать.

Брат ужом прополз к стене дома. Чуть приподнявшись, жестом приказал Закидону, прятавшемуся за поленницей, отвлечь противника. Прошка поднял берёзовое полено и швырнул его к двери. Под грохот Степан быстро вскочил и заглянул в окно. Снова присев, он показал напарнику, чтобы тот двигался ко входу. А сам прокрался к другому окну. Со стороны двери вновь раздался шум, и Степан вгляделся внутрь, а затем проскользнул в приоткрытую створку.

Ненадолго воцарилась тишина. Время тянулось вязким киселём. И вдруг со стороны дороги раздался протяжный гудок. Потом странно знакомый голос крикнул: «Хендэ хох!»

Я поспешил к повороту, где мы оставили наш транспорт. Моему взору предстала странная картина. Шляпник вертелся вокруг лошадей, пытаясь вскочить в седло. Те в свою очередь тоже двигались, мешая угону. Хаоса добавлял Ницше, который во всю свою ослиную глотку орал:

— Хальт! Хенде хох! Алисен папирен, нихт бевиген! Зольдатен, фойер! Дер панцер нихт капитулирен!

Тем временем бычок бочком приблизился к угонщику и нанёс ему такой удар, что Шляпник перелетел через вороную Якова и замер в кустах. Я подбежал к месту сражения, похлопал Тишку по боку, чмокнул ослика в нос и поспешил к беглецу. Тот лежал среди кустов лицом вниз. Плащ задрался и накрыл его голову. За поясом торчал устрашающих размеров огнестрел. Пистолет, если мне не изменяет память. Я забрал опасную игрушку и засунул себе за кушак сзади. Потом отстегнул плащ, странно поменявший при этом цвет, и связал им руки Шляпника за спиной.

Со стороны хутора раздался полный ярости крик Степана:

— Ушёл!

— Не ушёл, — произнёс с ухмылкой я и крикнул: – Сюда!

Брат преодолел разделявшее нас расстояние с такой скоростью, что, наверное, побил собственный рекорд. Увидев мой трофей, он остановился, улыбка озарило его лицо.

— Удивил ты меня, шлёпанцы Суворова! Как ты его вырубил?

— Это не я. Это Тишка, — я не стал присваивать себе лавры бычка.

Брат погладил своего любимца по шее и склонился над Шляпником. Он схватил беглеца за ворот и поставил на ноги. Хлыщ с трудом стоял, пытаясь сфокусировать взгляд.

— Хотел бы я знать, как он мимо нас проскользнул.

— Посмотри плащ. Мне кажется, с ним что-то не то, — вспомнил я.

— Шлёпанцы Суворова! Или, скорее, мать моя, кибернетика? — воскликнул Степан. — Это ж маскировочный плащ Бессмертных! Я такой только однажды видел. Откуда у тебя такой плащ, хлыщ неместный?

— И огнестрел, — я протянул брату пистолет.

— Хана тебе, мужик! — Степан отвесил Шляпнику подзатыльник, отчего тот чуть не упал, а его шляпа покатилась вперед, словно колесо от телеги. — Ты Яшку застрелил!

— Жить будет, — прохрипел хлыщ. — Пули резиновые.

Подгоняя пленника лёгкими пинками, мы подошли к дому. Яков сидел там же, где упал, потирая грудь и громко кашляя.

— Чем это он меня? — Степан продемонстрировал пистолет, который даже в его ручище смотрелся внушительно.

— Десерт игл, кажись, — я вспомнил картинку в одной из своих книг.

— Каких игл? — не понял Яков. — Меня иглами не прошибёшь. Это, скорее, кувалды на «первое».

— Пустынный орёл, — с умным видом пояснил я. — Пиндосовская игрушка.

— Час от часу не легче, — пробормотал брат. — Мало того, что огнестрел, ещё и пиндосовский. У него случайно курточки или бейсболки с надписью FBI не было?

Шляпник хмыкнул, за что снова получил подзатыльник. Со стороны бани донеслась какая-то возня. Мы дружно повернулись в ту сторону. По земле катались два друга-экстремала, Утырок и Закидон, нанося друг дружке удары.

— Яш, разними их, что ли, — брат сплюнул и повёл пленника в дом.

Яков, постанывая, поднялся и пошёл к драчунам. Он просто схватил их за воротники, приподнял над землёй и встряхнул. Прошка тут же успокоился, а Вольдемар продолжил махать кулаками.

— Да отдохни же ты, малахольный, — Яков отпустил Закидона, а затем освободившейся рукой легонько шмякнул забияку по макушке. Загрузив Утырка на левое плечо, он уже собрался идти к Степану. Но тут на него с визгом налетела рыжая девица. И повисла на правом плече, бестолково молотя руками и ногами в воздухе.

— Вот ведь, неразумные, — усмехнулся Прошка и последовал за нашим громилой в дом.

22. Из рассказа Шляпника следовало, что он — частный детектив из Верхнего мира. Зовут Борис, но всем он известен под прозвищем. По мне, так имя гораздо лучше.

Его нанял богатый клиент, чтобы он нашёл сбежавшую дочь. Какого лешего её потянуло на приключения — не совсем понятно. Смущало и то, что отец заранее знал координаты и приблизительное время приземления девушки.

Детективу данные были предоставлены буквально за полдня до того. Времени было в обрез. Поэтому Борис связался со своей давней знакомой, местной танцовщицей. Он велел ей наскоро набрать команду и встретить беглянку. Однако ребята оказались редкостными болванами и упустили её. Осталась лишь одна зацепка — молодец, который оказался рядом. Я. Вот они ко мне и прицепились, пиявки неразумные.

Наниматель предполагал, что беглянка предпримет попытки сблизиться с местной знатью. Возможно, даже с одним из царевичей. И Шляпник решил привлечь к операции новоиспечённого мужа своей знакомой. Для этого он использовал хитроумный прибор из Верхнего мира — гипнотическую пушку.

Гипноз, казалось, сработал на славу. Вольдемар и так был на многое готов ради рыжей бестии, а тут даже на преступление пошёл. Услыхав, что беглянка, возможно, жена Степана, он самовольно проник к Отрыжкиным. Но Марфу, разумеется, там не застал.

От идиотизма ситуации я в голос заржал и плюхнулся на скамью.

— Марфа — беглянка из Верхнего мира? — проговорил я сквозь слёзы. — А к Саре Мендельсон вы тоже планировали вломиться?

— Конечно, — процедил Шляпник. — Сведения заказчика надо проверить.

— А у вас что, фотки беглянки не было? — скептически посмотрел на сыщика Яков. — Папаня не предоставил?

— Он был уверен, что она изменит облик, — пояснил Борис.

— Не обижайся, детектив, но мы тебя пока свяжем и отвезём в поруб. — сказал Степан. — Слишком ты тут со своей командой начудесил. За людей нас совсем не считаете, верхние. А у нас, между прочим, свои законы есть. И нарушать их никому не позволено.

— Ты же с Марфой встречался на базаре, когда масло ей продал? — вспомнил я. — Неужели не проверил?

— Так я её тем маслом и проверял, — с невозмутимым видом отозвался частный сыщик. — Думал, увидит, что я ей всучил, закричит, что отравить хочу. Тогда-то себя и выдаст.

— Не выдала? Да она чуть пожар не устроила, шлёпанцы Суворова! — возмутился брат.

— Да ещё и люди могли потравиться, — продолжил я. — Ну а почему же вы от неё не отстали после этого? Напугали стариков своим погромом!

— Да я ж говорю, самовольно он к Отрыжкиным полез! — Борис зло посмотрел на Вольдемара. — Всё твердил: «Это точно Марфа! Несомненно, она!»

И тут заржал Утырок. А вслед за ним залилась смехом и рыжая Натали.

— Что вы ржёте? — возмутился Прошка, отвесив приятелю подзатыльник.

— Не работает твой гипноз, Шляпник, — проговорила танцовщица. — Мы с Волей давно уже сговорились, да слюбились. А тут ты со своей операцией. Ну как не воспользоваться случаем?

— Чуял я, что нельзя товары на Ёпэе покупать, — пробормотал сыщик.

— Я давно уже хотел над Гаврилой подшутить, — сквозь смех сказал Вольдемар. — Вот пусть теперь голову ломает, кто и зачем к нему забрался.

— Натка, я думал, что мы друзья, — обиженно произнёс Борис.

— У меня теперь другая жизнь, — пожала плечиками рыжая.

— А что ж ты на меня кинулся, раз не под гипнозом? — Степан отвесил экстремалу лёгкий подзатыльник.

— Извини, командир, — пожал плечами Утырок. — Я ж Наташку защищал.

— Жентльмен, шлёпанцы Суворова! — ухмыльнулся брат. — Кстати, по поводу жентльменов. Ты, рыжая, к Тарасу возвращаться собираешься? А то он, бедолага, совсем заскучал.

— Облезнет! — Натали хихикнула и посмотрела на Вольдемара.

— Пусть ищет замену, — подтвердил он. — Закончил я с экстремальной жизнью, мужики. Пора остепениться.

— Не, ребята, я сейчас прослезюсь! — шмыгнул носом Закидон. — Что с нами бабы делают!

— Послушай, детектив, — вспомнил я. — А как ты нашу систему безопасности обрушил?

— Я ничего не делал, — Борис непонимающе посмотрел на меня. — А что с ней?

— Сдохла, — не стал ничего объяснять Степан. — Пойдём, преступнички. Нечего тут рассиживаться.

23. Зловредного детектива посадили в поруб. Впрочем, не думаю, чтобы с ним что-то плохое случилось. Завтра пир, завтра весь день просидит в заключении. А послезавтра отец с ним поговорит и, скорее всего, отпустит.

Воображаемого предателя Утырка Степан и Прошка увели в «Скрипучую телегу». Чуть позже туда подтянулся и Гаврила. Без дружеского мордобоя, судя по всему, не обойдётся.

Я же отказался от посиделок и остался на конюшне. Не то, чтобы я хорошо говорил по-немецки. Откровенно говоря, никак не говорил. Но, всё-таки, фраза о пяти языках внушала оптимизм. Правда, их приписывали Тишке. Но рогатый молчал, как рыба об лёд. Кстати, от своего ослика я тоже ничего добиться и не смог. А ведь ясно слышал все его «хендехохи» и «капитулирены». Короче, просидел с этим ушастым врединой полночи и несолоно хлебавши отправился домой.

Тихонько зайдя через кухню, я прокрался по коридору к своей комнате. Из-под двери пробивался тусклый свет.

— Читает, что ли? — подумал я. — Эдак всё зрение себе испортит.

Был бы в моей двери врезной замок, я б подсмотрел сквозь замочную скважину. Но у меня даже засова не было. Поэтому я чуть приоткрыл дверь и проскользнул внутрь. Хорошо смазанные петли не издали ни малейшего скрипа.

От неожиданности я онемел и застыл на пороге. На моей кровати сидела русоволосая красавица в нижнем белье персикового цвета. В левой её руке был гребень. Правую она периодически подносила к столу, на котором лежал продолговатый предмет.

— Применить, — тихо проговорила она, и посреди комнаты появилась ещё одна красавица.

На этой было расшитое красное платье, красные сапожки на высоком каблуке, а на голове драгоценный венец. Моя гостья несколько раз провела гребнем по своим волосам и сморщила маленький чуть вздёрнутый носик.

— Попса! — заявила она, и вторая девица тут же исчезла.

Отложив гребень, красавица принялась своими изящными пальчиками водить по неизвестному предмету на столе. Через некоторое время она хмыкнула и снова скомандовала: «Применить». Тут же в комнате появилась чертовски привлекательная демоница в облегающем кожаном костюмчике красного цвета. На голове изюминкой проступали небольшие аккуратные рожки, а сзади выделывал вензеля хвостик с кисточкой.

— Перебор, — моя гостья хихикнула и вновь принялась работать пальчиками.

В течение следующих минут я увидел в своей комнате полуголую дикарку с перьями на голове и боевой раскраской на лице, дружинницу в пикантном бронелифчике поверх кольчуги и с огромным огнестрелом в руках, принцессу из султаната в тюрбане и полупрозрачных шароварах. Последней была огненно-рыжая пиратка в высоких ботфортах на тонюсеньких каблуках высотой в две моих ладони, кожаных штанах, жилетке, треуголке с яркими разноцветными перьями. Один её глаз закрывала чёрная повязка, на которой жёлтым пятном выделялись скрещенные кости, а вместо черепа — весёлая рожица с высунутым языком.

— Что-то я увлеклась, — пробормотала девушка, убирая наваждение. — Так, а что делает мой прынц? Всё ещё с ослом развлекается?

Она вновь ткнула пальчиком в предмет на столе. Посреди комнаты появилась её копия. Вскрикнув, моя гостья замерла на несколько секунд, а потом обернулась к двери и, наконец, увидела меня. Я продолжал стоять, не в силах вымолвить ни слова.

— Хм… Как там Ницше? — произнесла девушка, схватив с кровати простыню и заматываясь в неё.

— Нормально. Молчит как партизан, — проговорил я. — Значит, это всё был морок?

— Так понимаю, Лягушку возвращать нет смысла? — вопросом на вопрос ответила Василиса.

— Такой ты мне больше нравишься. Никаких соплей и бородавок.

— А забавная была мысль с пузырём, согласись? — девушка ухмыльнулась.

— Не очень, — я поморщил нос. — Почему ты сбежала из Верхнего мира?

— Длинная история… эй-эй! Пипку мою не трогай!

— Что? — не понял я, на всякий случай отдёргивая руку от стола.

— Пипку, говорю, не трогай.

— Какую пипку?

— Прибор Индивидуальный Переносной, — Василиса схватила продолговатый предмет со стола. — Дебильное название, поэтому мы их пипками зовём. Раньше их как только не звали — и трубами, и сотовыми, и лопатами. А потом, после перехода на новый тип сетей, стали пипками звать. Без них у нас никто не обходится.

— Ничего не понял. А что эта твоя пипка может? Ну, кроме мороков.

— Много чего, — девушка пожала плечиками и стала загибать пальцы. — Можно поговорить с другой пипкой. Точнее, с тем, у кого она есть. Можно фото или видео сделать. Можно какому-нибудь вредителю с шаловливыми ручонками заряд тока прописать.

— Это как тем шаромыжникам на свалке? — догадался я.

— Схватываешь на лету, — улыбнулась Василиса. — Можно расплачиваться с пипки, но это здесь у вас не прокатит. Можно слабенькие сети взламывать. Можно, конечно, и сильные, но это надо быть сильным хакером.

— А это не ты нашу систему безопасности обрушила? — я посмотрел на неё с подозрением.

— Нет. У меня есть по этому поводу кое-какие предположения. Я же не просто так сбежала. Теперь меня активно ищут. И это не только тот шляпанутый сыщик.

— А откуда ты про сыщика знаешь?

— Ну, Вань, я думала, ты уже догадался! — надула губки жена. Она подошла ко мне и постучала пальчиком по брошке с лягушкой. — Я все эти дни была с тобой. И каждое задание царя узнавала из первых уст. А ты, мой милый, ни разу мне его не донёс. Это я подбросила записку Степану, когда тебя похитили. И, откровенно говоря, я сделала так, что твой выбор пал на меня.

Я молча сел на кровать. Почесал макушку. Снял брошку. Повертел её в руках.

— Так там камера?

— Зришь в корень, прынц! — Василиса села рядом. — Это ведь даже хорошо, что тебя похитили. Так бы ты стал меня обвинять, что я следила за тобой, не предупредив. Вторжение, так сказать, в частную жизнь. А тут — вроде как жизнь спасла. Должен спасибо сказать.

— Спасибо, — промямлил я.

— Да не парься, — супруга ткнула меня локтем в бок. — Ты, конечно, скажешь: «без меня меня женили», и отчасти будешь прав. Но посмотри на происходящее с другой стороны. Судьба улыбнулась тебе всей своей широченной пастью в тридцать два золотых зуба!

— Стоп! — я прервал болтовню. — А мои сны?

— Что «твои сны»?

— С момента нашей встречи мне стали сниться странные сны. Опять твоя пипка?

— Ну, не совсем, — замялась Василиса. — Я пыталась заглянуть в твоё сознание… Это побочный эффект…

— И что же ты там увидела, в моём сознании?

Я начал слегка звереть. Она не только в нашу систему безопасности залезла! Она ещё и в мозгах моих поковыряться вздумала!

— Ну, не злись, — девушка положила мне голову на плечо. — Хотела в памяти порыться. Ты же совсем маленький был, не помнишь ничего. А леди так про тебя рассказывала…

— Какая ещё леди?

— Моя… учительница, — Василиса слегка замялась.

— Учительница? По какому предмету?

— Нет, не учительница, — девушка задумчиво потеребила волосы. — Скорее, воспитательница. Все эти науки — математику, письмо, окружающий мир…

— Что, прости? — последнее название вызвало у меня непонятные ассоциации.

— Ну, там травка, грибочки, водичка…

— Хороший предмет. В малых дозах, — с умным видом кивнул я. Василиса странно на меня покосилась и продолжила:

— Всё эти предметы мы проходим в специальных классах. Там нет никаких учителей. Только машины.

— Жуть какая. Чему эти железяки могут научить?

— Всему, — улыбнулась девушка. — Всему, где нужны только знания. А вот всё, что касается чувств, морали и души, дают воспитатели.

— Няни? — уточнил я.

— Вроде того, — не стала спорить Василиса.

— А откуда твоя няня меня знает? Подожди, — я нахмурил брови. — В одном из моих снов я попал в Верхний город, и там была старушка, которая называла себя моей няней… Но она-то как раз потом оказалась не человеком. Зато какой пендель отвесила тому лысому!

— Няни-сервы как раз не редкость. Но они просто следят за детишками. Кормят, играют, книжки читают, — жена вздохнула. — Нет, моя воспитательница не серв.

— Кто такие эти сервы? — спросил я. — Ты не забывай, где находишься. А то сыплешь непонятными словами — уши в трубочку сворачиваются.

— Про киборгов знаешь?

— Конечно. Папаша их в своё время знатно погонял! — с гордостью произнёс я.

— Так вот сервы — те же киборги, но не военные, а мирные. Слуги.

— Ага. Понял, — кивнул я. — А кто был тот лысый, который за мной по всем снам гоняется?

— Я видела всё… по-другому. Опиши его.

— Высокий, тощий, лысый. Доспехи какие-то странные, — стал вспоминать я. — Да, на левой стороне груди эмблема со щитом и большими буквами КЩ-02.

— Киборг класса Щит. Модификация 2, усиленная броня и ускоренные рефлексы, — Василиса вновь потеребила волосы. — Часто используется в качестве телохранителя. Но вполне может быть и охотником. Опасный механизм.

— Ничего, если придёт — огребёт по полной.

— Не факт, — усомнилась девушка. — Это новое поколение.

— Так почему же ты сбежала от отца? — я попытался заглянуть Василисе в глаза, но она спрятала их за прядью волос.

— Завтра у меня день рожденья, — вроде бы не в тему проговорила девушка. — Точнее, уже сегодня.

— Поздравляю, — машинально ответил я. — И сколько нам долбануло?

— Совершеннолетие, по законам моего мира, — продолжила Василиса. — И я теперь могу сама решать. — Она порывисто повернулась ко мне: – Ваня, ты мне нужен.

Какое-то время мы молча глядели друг другу в глаза. Меня накрыло странное чувство. Сам не понимая, что делаю, я обнял её и прильнул к её губам. Но в ту же секунду меня здорово тряхнуло, перед глазами сверкнули молнии. Уже теряя сознание, я услышал голос Василисы:

— Блин, долбаный рефлекс! Как не вовремя!

24. Когда я проснулся, было уже светло. За окном раздавался скрип ворота — кто-то вышел за водой. С кухни доносился стук — Жанна что-то профессионально нарезала.

Я приподнялся на локте и оглядел комнату. Василисы нигде не было видно. На столе лежал чистый и выглаженный наряд для пира — белая рубаха с красным узором, красный кушак, полосатые штаны и шейный платок, который отец назвал галстуком. У двери посверкивали на солнце сапоги. Я поднялся, повертел поясницей из стороны в сторону — мышцы живота были как-то чересчур напряжены. На столе белела записка от жены.

«Принц мой, Ванюша. Мне пришлось срочно отлучиться. Дело чрезвычайное. Поэтому иди на пир один. Если кто спросит, где я, скажи — будет позже. Как услышишь стук да гром — не пугайся, а говори: «Это моя Лягушонка в коробчонке приехала». Как-то так.

P.S.: Всё будет хорошо.

P.P.S.: Извини за электрошок. Глупо вышло».

Что ж, во всяком случае, эта ночь мне не приснилась. Интересно, в каком виде Василиса планирует посетить сегодняшний пир? Вряд ли в образе Лягушки. Надеюсь, и не под теми мороками, что я видел. Здоровье отца надо беречь.

Живот что-то жалобно пробурчал, давая понять, что пора бы позавтракать. Я с ним согласился и отправился на кухню.

— Ванюша, доброе утро! — Жанна взмахнула здоровенным ножом и одним движением рассекла кочан капусты пополам.

— Хороший удар! Тебе бы фехтование преподавать, — улыбнулся я. — Что на завтрак?

— Завтрака не будет.

— Как так? — удивился я. — Готовка, вроде, полным ходом идёт.

— Велено подготавливать блюда к пиру. Но ты присоединяйся. Поможешь, чем сможешь. Голодным не останешься — повар с пальчиков сыт.

Кухарка была полностью права. Пока я носился от кухни к колодцу, от колодца в кладовку, оттуда с корзиной продуктов обратно на кухню, успел нахвататься пальчиками так, что уже больше не лезло. Однако и тяжести на желудке не чувствовалось. А говорят ещё, что есть на бегу вредно.

— Жан, а ты не видела, когда Василиса убежать успела? — спросил я, улучив момент.

Жанна пожала могучими плечами и слегка ворчливо ответила:

— Муж должен за женой смотреть. Нечего ей летать, как бабочка беззаботная.

— Скажи уж, что крепко спала и ничего не слышала.

— Ну, да. Что-то сморило меня, — кухарка развела руками. — Наскакалась у плиты за день.

— Обычно ты чутко спишь.

— Обычно не значит всегда. Хватит болтать, дуй за картошкой! — безапелляционно скомандовала Жанна. Пришлось повиноваться.

Освободился я только через три часа. До пира времени ещё было предостаточно. Я решил навестить моего изредка разговорчивого философа, не забыв прихватить ему и Тишке морковки.

Однако, к моему глубочайшему удивлению, Ницше в стойле не оказалось. Я повернулся к бычку и, подавая ему корнеплод, спросил:

— А где осёл?

Тишка задумчиво похрумкал морковкой и поддел копытом яблочный огрызок.

— Не понял, — сказал я. Бычок принялся яростно чавкать. — Василиса? — высказал я предположение.

Тишка три раза кивнул.

— А зачем она его взяла? — бычок помотал головой. Вроде как не знает. — Ей надо было куда-то добраться?

Тишка снова кивнул. Понятно. Вскочила среди ночи, угнала осла, подкупив его яблоком. Лошадь красть, видимо, не решилась. И ускакала в даль тёмную за своей «коробчонкой».

25. Царь-батюшка решил на этот раз поразить своих подданных изобилием съестных продуктов и увеселительными мероприятиями. На дворе устроили состязания по стрельбе из луков, метанию ножей и топоров, поеданию кренделей и блинов. Установили качели и карусели, а также неизвестно откуда выудили огромный надувной батут в виде замка. Пузатые и бородатые бояре с воплями скатывались вниз, сшибая проявивших неосторожность прохожих.

Я предпочёл не участвовать в этом веселье, решив, что не в той весовой категории. Поспешил проскользнуть мимо, но тут около меня с радостным криком шлёпнулся Гаврила.

— Здорово, Ванюха! — он хлопнул меня по плечу. — А где твоя Лягуха?

— Задерживается, — буркнул я.

— Только не говори, что в пробках застряла, — заржал боярчук.

— Что за история с пробками? — не понял я.

— Да боярин Орлов давеча на заседание думы на два часа опоздал. Его спросили, в чём дело. А он и говорит: «в пробках застрял». Ты же знаешь, он виноделием балуется. Собирает разные красивые бутылки, ну и пробки тоже всякие красивые и необычные. Так вот, шёл он мимо стеллажа с пробками, и тот на него рухнул. Еле, говорит, выбрался. Потом ещё сколько собирал и сортировал.

— Не, ну понятно, — пожал я плечами. — Пробки — главная проблема нашего времени.

— А то ж, — Гаврила ухмыльнулся и побежал к вершине батута.

— Как дети, честное слово, — я поспешил убраться от надувных горок и зашёл в палаты.

Здесь уже всё было готово к приёму гостей. Двенадцать длинных столов расположились в пиршественном зале. Они просто ломились от яств. С гордостью я заметил блюда, в приготовлении которых сам принимал участие.

— Чем залюбовался? — раздался сзади голос Абрама.

— Добрый день, — обернулся я к брату.

— Не очень-то он и добрый, — проворчал Абрам. — Расходы знаешь какие?

— Для настоящего бизнесмена любые расходы оборачиваются прибылью, ты ведь так всегда говоришь?

— Разумеется. А где твоя… хм… супруга?

— Задерживается.

— По делам ускакала, — ехидно констатировал брат.

— Вроде того.

— Ты давай пока выйди на двор, — Абрам похлопал меня по спине. — Отец велел, чтобы все по сигналу заходили.

Пришлось снова выйти. На этот раз меня сразу же заметили наши экстремалы. Их пара превратилась в четвёрку — они степенно стояли неподалёку от входа в палаты, каждый под ручку с женой.

— Царевич, подваливай к нам! — махнул мне рукой Вольдемар.

— Смотрю, тебе за проказы даже бока не намяли, — я подошёл и поздоровался с парнями.

— Какое там, — Утырок поморщился и потёр правую ягодицу. — Гаврила такую пинчину отвесил… Правда, потом выпили мировую. Мне, собственно, хватило уже полученного от Степана и Якова.

— А где твоя лягушка? Обратно на болото ускакала? — сострил было Закидон, но тут же замолк под грозным взором могучей супруги.

— Ускакала, — не обиделся я. — Но чуть позже обещала прискакать.

— Скакалка — друг спортсмена, — сзади неслышно подошёл Степан. — Где Василиса?

— Да что ж такое! — начал злиться я. — Надо было транспарант подготовить с надписью: «Лягушка на болоте, мужа не беспокоить»!

— Так понимаю, я не первый спросил, — проявил проницательность брат. — И где же Василиса?

— Оставила записку, что задержится, — буркнул я. — Как там наш детектив?

— Пока сидит в порубе. Ждёт аудиенции у царя-батюшки. Чую, разгуляется отец и потребует его на пир, — Степан улыбнулся и пошёл к Марфе, ворковавшей с группой девушек.

— Его царское Величество, повелитель Шереметева и Обрыдлова, репостроительного хозяйства Чуднинского, меценат искусств, наук и лженаук, тренер и сенсэй, учитель и просветитель, Никанор Долготерпимый приглашает всех на пир! — заорал откуда-то сверху Сафон.

Что-то он раздухарился сегодня не на шутку. А может как раз и на шутку. Возможно, они даже вместе с батюшкой каждый раз придумывают, как бы ещё отчудить.

Народ неспешно потянулся в пиршественную залу. Царь встречал всех, стоя во главе стола и слегка наклоняя голову в поклоне. Когда вошли Степан с Марфой, Никанор вышел к ним навстречу и расцеловал невестку. Затем они вместе прошли к столу. Брат с женой были усажены по правую руку от царя. Приём гостей продолжился. Абрама с Сарой отец усадил за Степаном. Тут дошла очередь до меня.

— Где супруга? — нахмурил брови самодержец, показывая мне место по левую руку. — Я же велел ей быть в обязательном порядке!

— Угнала осла и скрылась в неизвестном направлении, — промолвил я, но видя, что брови отца опустились ещё ниже, поспешно добавил: – Но обещала быть чуть позже.

— Женщины! — вздохнул Никанор мечтательно.

Я не понял, относилось ли это к Василисе. Или же к Натали, которая в этот момент входила в компании наших экстремалов и Веры Кожемяки. Царь буквально выпорхнул им навстречу, пожал руки боярчукам и с чувством расцеловал танцовщицу. Стоит заметить, что Натали действительно выглядела сногсшибательно. Высокая рыжая причёска, в меру открытое платье из синего бархата, ожерелье из крупного жемчуга на длинной шее. Заминка вышла, когда царь оторвался от танцовщицы и замер, глядя на Веру. Но та не обратила внимания на его замешательство, сама протянула руку для рукопожатия.

Потирая правую кисть, отец вернулся на своё место.

— Это и есть та шпиёнка? — тихо спросил он у Степана.

— Она, — коротко ответил брат. Видимо, он уже успел рассказать царю про наши приключения.

26. Пир был в разгаре. Гости находились в том состоянии, когда уже весело, но ещё не тянет на приключения. Периодически звучали здравицы в честь царя и царевичей с жёнами. Я постоянно ловил недоумевающие взгляды на пустующее место рядом со мной.

Вдруг электрическое освещение заморгало и потухло. Оставались ещё свечи, целая уйма свечей, горевших зачем-то одновременно с лампами. Но тут так бабахнуло, что часть их потухла, а часть попадала. Воцарился полумрак. Гости повскакивали с мест и зароптали. А я набрал полную грудь воздуха и изо всех сил гаркнул:

— Не пугайтесь!

Никакого эффекта. Люди толкались и ругались, не слыша меня. Тогда царь дал сигнал Сафону.

— Тихо! — скомандовал глашатай по связям с общественностью. Наступила тишина.

— Говори, Вань, — тихонько велел отец. Я откашлялся и возвестил самым мирным тоном:

— Не пугайтесь, гости дорогие. Это моя Лягушонка в коробчонке приехала.

Тут же грянула музыка. Под мощные рифы и зубодробительные биты двери распахнулись, и сквозь проём полился синий свет. Заметались тени, превращаясь в чудные картины.

А потом музыка внезапно стала плавной. В дверях появился женский силуэт. Слегка засветились электрические лампы, давая мягкий приглушённый свет. Василиса в традиционном сарафане с васильками, высоком кокошнике (куда ж без него) и сафьяновых сапожках лебёдушкой вплыла в пиршественную залу. Кружась, проскользила вдоль столов. Я заметил, как она незаметным движением через равные промежутки ставила маленькие подсвечники с тлеющими фитильками. Приятный аромат разлился по помещению. По стенам и потолку полетели тени птиц, постепенно обретая объём и цвет. Василиса взмахнула широкими рукавами, и посреди зала разлился пруд с лебедями.

По ощущениям, захватывающее дух шоу длилось не меньше часа. Однако, глянув на уцелевшую свечу, я понял, что прошло от силы минут пять.

В завершение Василиса подплыла ко мне и впилась своими губами в мои. Я стоял, не смея пошевелиться. Откровенно говоря, не столько в смущении, сколько побаивался снова получить разряд электрошока.

Видения исчезли. Свет вновь засиял ярко, не оставляя шанса теням.

— Ну, дочка, порадовала! — Никанор чуть не прослезился.

Василиса отошла от окаменевшего меня и позволила царю заключить себя в объятья. Все гости продолжали стоять, впившись взглядами в бывшую Лягушку. Вдруг раздался звук звонкой пощёчины. Это Натали взревновала Вольдемара, заставив его оторваться от созерцания.

— Прошу всех садиться! — довольно проговорил батюшка, отодвинув меня и сажая Василису рядом, на моё место.

Я снова оказался одинок среди шумного пира. Царь ворковал с моей женой, находя совершенно неожиданные темы для разговора. Иногда я слышал незнакомые мне слова вроде роуминга, биткойнов, хайпа и прочих реинноваций.

— А что за дурь была в свечах? — вклинился я в разговор, слегка придя в себя.

— Ну что за молодёжь пошла! — Никанор отвесил мне лёгкий подзатыльник, а Василиса промолвила:

— Не волнуйся. Совершенно безобидное галлюциногенное. Для 3Д эффекта, — и вновь повернулась к царю.

— Ага, — пробормотал я, почувствовав себя лишним.

Вяло поковырявшись в блюде с репой и телятиной, я встал и вышел во двор. Здесь тоже шло веселье. Простой люд пировал за вынесенными специально для этого столами. Ребятня скакала на батуте и кружилась на каруселях.

К моему немалому удивлению, невдалеке стоял Ницше и что-то уплетал за обе щеки. Я подошёл к ослику и погладил промеж ушей:

— Что, купился на угощение? — укорил я его.

— Йа-йа! — без тени раскаяния сознался Ницше и продолжил жевать.

— Ну, и куда вы с Васькой ездили?

Разумеется, ответа я не услышал. Внимание моё привлёк подсумок, висевший у седла. Порывшись в нём, я обнаружил пару яблок, кусок сыра, горсть орехов и небольшую чёрную коробочку с двумя кнопками и одной лампочкой, горевшей красным цветом.