Бесплатный фрагмент - Исповедь вернувшегося

МЫСЛИ ВЕРНУВШЕГОСЯ

Мы редко думаем о том или о тех, что имеем и кого любим, но всегда беспокоимся о том, чего у нас нет.

По рассказам Валентина Пермина о пережитом опыте в состоянии комы. Отредактированы Виктором-Яросветом в художественной форме.

Другие книги Виктор-Яросвет читайте по адресу

https://ridero.ru/author/viktor-yarosvet_9b8mw/

или «Истина времени» — книги

https://istinavremeni.ru/knigi

Моб. телефон: 8-953-009-68-69 e-mail: yaro-svet@mail.ru

Объем; 3 а.л

СИНОПСИС К ПОВЕСТИ: ИСПОВЕДЬ ВЕРНУВШЕГОСЯ

Жанр: Мистика с элементами психологической драмы.

Главный герой Пермин Валентин был избит и доставлен в больницу, где во время операции впал в Кому, то есть умер. Конечно, он еще до провала в потусторонние пенаты читал об этом состоянии и когда понял, что умер, полностью владел сознанием, понимал, что произошло и даже ожидал того, что знал из книг.

Это тунель, свет или тьма, божий суд и так далее. Но события, которые разворачивались, совсем не были такими, как он ожидал, не было света, не было ни тунеля, ни суда божьего, была другая жизнь или даже жизни.

Валентин попал в свою же жизнь или версию жизни, которую ему необходимо было завершить каким-то образом. Так он оказался в заброшенной церкви, которую начал ремонтировать с осознанием того, что здесь когда-то произошел разрыв его сознания, и этот разрыв отразился разрушением церкви (храма души).

Более того, его начало бросать по многим жизням, в которых он вел полноценную жизнь и что-то спешно менял. Вспомнил, что когда-то давно-давно у него была возлюбленная, с которой они не успели создать семью, разорвали связь, погибли. Нужно что-то делать и после многих поисков Валентин принимает решение, которое создает целостность сознания и храм восстанавливается.

Девушка была смертельно больна и знала об этом, вот в чем ее трагедия, но и Валентина тоже. Как это исправить, что сделать и пришлось ему решать эти вопросы, которые он все-таки решил, заполнив разрыв в своем сознании.

После всех тех приключений Валентин возвращается в жизнь умирающего человека и выздоравливает.

Вот так примерно он рассказывает сам:

Что такое человеческая жизнь, небольшой отрезок времени или что-то большее? Понял это, когда провалился в кому. Вот об этом необычном состоянии решил я рассказать, не потому что это что-то необычное, но это важно для меня.

Если кому-то интересно, милости прошу. Все мы разные, хоть и похожи и проживаем жизнь, теряя главное порой, чтоб вновь родиться и исправить. Возможно ль это? Наверное, возможно.

Опыт посмертного существования у меня был необычным, не таким, как я это представлял или так, как пишут в книгах, но он был и сейчас он, как маяк, как весть друга и воплощение многих жизней здесь и сейчас в одном посмертном существовании.

Это не грезы и не сон, это жизнь совсем другая или много жизней, которые вдруг собрались вокруг одной идеи и ведут по жизни.

В моем случае — это любовь к Мери, но как к идее или идеалу, вокруг которой выстраиваются все остальные жизни, которые были или будут, но и все версии текущей жизни. Сложно осознать, сложно описать, все выражается в призме того, что в жизни испытал до комы.

Еще важно то, что эта идея жизни имеет пространственное наполнение и место, которое притягивает и влечет.

Посмертное существование — это необычное явление, насыщенное более, чем жизнь, живем в которой, это ее художественное оформление, которое больше строится на чувствах, состояниях, переживаниях, жизни души.

Вот об этом и решил поведать.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Падение! Оно продолжалось вечно и что самое интересное, я не понимал, куда я падаю, откуда, почему. Это было не просто падение, а только состояние падения, только состояния, тела своего не ощущал. Падение… темно?.. я попытался открыть глаза, чтобы понять, увидеть всё и обрести опору, но не мог, не мог вспомнить, как открыть глаза. Но настаивать не стал в упорстве вспомнить, как, решил вспомнить, что привело меня к этому ужасному падению и что это, вообще, такое.

По всем меркам я давно должен был бы куда-нибудь упасть, но… я пытался мыслью ухватиться хоть за что-нибудь. В сознании начал образ возникать, будто всплывал из неведомых глубин давно-давно минувших дней.

Я вспомнил! Я же еду домой с работы на велосипеде. Была получка и я рад безмерно, и хочется курить, но вспомнил, что нет сигарет. «Надо купить» — подумал и подъехал к небольшому кафе возле дороги. Вот здесь-то всё и началось, когда шёл к стойке продавца, кто-то бесцеремонно хлопнул по плечу

— Привет.

Обернувшись, увидел малознакомого мне человека.

— Привет — ответил машинально, пытаясь вспомнить, как же его зовут, но после небольшой попытки, оставил это занятие. Мужик был изрядно «помятый», с похмелья, как я понял.

— Опохмелишь? — спросил мужик с лицом несчастного человека.

— Ладно, куплю пива — согласился я.

Жалко было мужиков, да и у самого желание выпить появилось. Причина, может и придуманная мною, но казалась уважительной весьма. Стоп! Я попытался воспоминания остановить, главное, закончилось падение, мысли ровно потекли и увлекли в то время, когда всё начиналось. Так казалось или так хотелось думать.

Всё когда-то происходит, но задумываемся ли мы, идёт и идёт, и что там думать. И только когда проходишь через опыт необычный, как сейчас, в падении, всё открывается чуть-чуть иначе. Память обострилась до предела, мысли текли, как исповедь, но это не исповедь, а узор осознания ключевого, как считаю, периода жизни, это раскаяние и желание поблагодарить всех, кто однажды помог, проявил участие или научил чему-нибудь. Подумал, а кто мене мешает, тем более, что память обострилась? Никто.

Воспоминания образ обрели, увлекли в былые времена, они не роились хаосом, текли исповедью будто. Казалось, что состояние, в котором нахожусь, состояние падения не сегодня началось, а раньше и это важно, вспомнить всё и особенно, как я оказался… я не знал, не понимал, что это такое, кома или смерть… Всё началось тогда, всё, всё. Я будто потерял сознание и провалился во фрагменты своей жизни. Казалось, что это важно, вспомнить, понять и описать…

***

Но всё по порядку. Перед тем, как устроиться на работу в компанию «Юнилэнд Екатеринбург», я работал в садике дворником и по совместительству грузчиком плотником. В больницу, где работала жена, я устроил друга Андрея Балтычева сантехником и по совместительству плотником. Работал сам, надо было как-то жить, в малых городах работы мало. В то же время занимался в сетевом маркетинге в компании «Орифлейм». Жена не верила, что в сетевом маркетинге можно хоть что-то заработать, но у меня неплохо получилось. Вышел на первую, вторую, третью ступень, собрал неплохую группу для реализации продукции.

Когда стали появляться деньги, жена стала мне помогать, но дело не в том, что работал, а в том, что при наработке клиентов, стало уходить больше времени, ведь ещё и днём работал. Порою домой приходил поздно в первом часу ночи, а то и в два. Решил сменить основную работу, нашёл её в Екатеринбурге. Надеялся, что и сетевую будет расширить легче.

Устроился в охрану — «ЧОП Сатурн», вот там то и поступило предложение от Дмитриева Владимира Алексеевича перейти работать к ним в компанию «Юниленд Екатеринбург». Когда работал здесь, стал терять над собой контроль. В семейной жизни портилось неотвратимо всё. Как мне казалось, я попал в Бермудский треугольник, так называл три я — злоба, зависть сплетни. И исходила эта злоба, зависть, сплетни от моей жены, она создала этот треугольник. Она стала заниматься в сетевом маркетинге вместо меня. Позднее желание зарабатывать и жадность увлекли её. Она добавила ещё три сетевых компании — «Эйван», «Фоберлик», «Амвей», «Вижион». Теперь уже я помогал ей собирать заказы.

Клиентами во всех компаниях в основном девушки и женщины, только подарки жёнам или подругам иногда заказывали мужья, но очень редко. Как всегда, при рекламе мы на каталогах писали свои номера телефонов и раздавали их клиентам. По этим номерам они с нами созванивались и делали заказы. Вот здесь то всё и началось. Жена стала ревновать беспричинно, утверждая, что звонят мне любовницы. Мне пришлось ей объяснять в течении трёх лет, что это ложь, что, если хочет, я могу бросить сетевой маркетинг.

Когда всё началось, когда мы познакомились, она была другой… почему. Помню, как через две недели после знакомства от её бабушки я узнал о её муже. Он сидел на строгом в Невьянской зоне (это рядом). И хотя она была разведена, он всё равно запугивал её. Писал записки, что если не будет приходить, ей будет плохо, и самое страшное то, что он пугал, что проиграет её в карты.

И я решил помочь, взял письмо и сходил к руководству зоны, показал им это письмо. Ничего другого я пока сделать всё равно не мог. Как оказалось, руководство зоны быстро разобралось с этим инцидентом и больше её муж нам не надоедал, не будучи в зоне, ни после освобождения.

Поначалу всё прекрасно было, мы жили дружно, она внутренне благодарна была мне, а я всегда с ней советовался, жили дружно, друг друга понимали. В лихие девяностые, когда зарплату или не платили, или задерживали, я сам на себя подал на алименты, вернее она, но с моего согласия, так как алименты перечислялись регулярно, чего хватало, чтобы как-то прокормить семью.

Помню, я ей говорил всегда, чтобы не слушала никакие сплетни, не давала о себе никакой информации, не выносила сор из избы, так меня учили мои родители, которых я совсем недавно похоронил. Осталось от них только хорошие воспоминания и квартира небольшая.

В то время я много работал, не пил и даже курить бросил, все заработанные деньги нёс домой. Стал больше собирать заказов в сетевом маркетинге и каждую свободную минуту уделял работе. Легко знакомился с клиентами, собирал заказы, в последствии их развозил по квартирам. На заработанные деньги покупал подарки детям и жене. Одним словом, было всё необходимое, жене оставалось хранить очаг домашний, работать на своей основной работе, не перегружая себя побочными.

В то время я мало находился дома, и жена стала настраивать детей против меня, типа, папа не хочет видеть вас, хоть я и работал много только потому, что их люблю и хотел лишь одного, чтобы они были сыты, одеты и обуты. И оказалось, как обычно, люди не берегут, что имеют. Треугольник — злоба, зависть, жадность мою жену взяли в свои объятия. Появилась необъяснимая злоба, она слушала меня, но уже не слышала, и ничего я не мог ей объяснить.

Так продолжалось почти три года, из-за детей ничего не стал менять, но произошло то, что произошло, в конце концов я всё чаще стал срываться, перестал контролировать себя, стал выпивать, курить. Не ладилось и с работой. Уйдя с очередной работы, устроился на другую. Ездил на работу на велосипеде.

Домой тянуло всё меньше. Иногда оставался на работе ночевать, на стройке в вагончике. Это судьба или рок… Получил первую зарплату вечером 18 июня через три месяца после устройства на работу. В этот день у дочери был выпускной вечер в школе. Я был доволен, и торопился домой.

Воспоминания будто ударились о какую-то необъяснимую опасность, мне будто кто-то говорил, чтобы я не заезжал, но я не внял, даже не подумал тогда об этом. Это сейчас всё вспомнил чётко. И вот я в кафе за столиком с какими-то малознакомыми людьми… Далее, что-то невообразимое начало твориться, будто выпил не стакан пива, а бутылку водки. Помню, что поехал домой, помню, что упал с велосипеда, а далее всё, как в чёрной дыре, будто из памяти кто-то всё стёр. Сознание возвращалось, я понял, что я в больнице.

Я опять, теперь уже сознательно, глаза открыть пытался, что с трудом, но удалось. Впереди увидел белое пятно, понял, это санитары несут меня в больницу. Но почему вперёд ногами? Или умер я?

— Э-эй — пытался возразить, ведь чувствую я боль, значит живой.

Носилки остановились, кто-то наклонился, и я услышал…

— Очнулся вроде.

Увидел двух врачей Королёва Владимира Михайловича и Назарова Анатолия Фёдоровича. Спросил у них:

— Почему вперёд ногами заносите и куда? — сознание бунтовало, — я сам пойду.

— Хорошо — будто обрадовался врач, — вставай и иди.

Когда носилки поставили на пол, стал подниматься. Хоть и болело всё тело, но и возникла радость, ведь я живой, живой. Санитарки помогали, но я шёл сам, сам переоделся в больничную одежду. Главное было то, что кончилось падение, но это так казалось только, потому что кружилась голова, падение будто другую форму обрело, стало спиральным, но я узнавал и даже немного понимал, что происходит. Врачи настойчиво спрашивали у меня, узнаю ли я кого-нибудь.

— Ну конечно узнаю — ответил я, — с трудом выговаривая слова…

И далее опять всё, как в тумане, хоть и в памяти всё отложилось чётко. Меня будто кто подводил к чему-то важному. Помню, что был следователь, что задавал вопросы и был груб. Я отказался от его услуг. Не помню сколько это продолжалось, но после этого мне предложили на носилки лечь. И я опять отказывался. Мне разрешили идти самому, я не знал тогда, что иду на очень опасную операцию. Когда поднимались по лестнице, силы оставили меня, я стал падать. Те, кто поддерживали, тихонько опустили меня на пол, в глазах сначала всё покрылось мраком. Вместо голосов я слышал гул, через который голос проникал, как из подвала.

Кто-то сказал:

— Быстрей, каталку, срочно в реанимацию.

И опять туман в сознании, липкая масса мрака, но я опять врачей увидел, на них были белые повязки.

Кто-то опять сказал… или подумал, всё в сознании переплелось.

— Хоть бы выжил.

— Будем надеяться на лучшее, — ответил второй врач.

— Этот выживет, воля крепкая, он умеет выживать…

Это была подготовка к операции, но всё это я видел, как бы находясь вне тела своего. Видел, как врачи боролись за мою жизнь, делали операцию на голове. Я увидел самого себя со стороны и, если честно, не узнавал себя, хоть и точно знал, что это я. Появилось равнодушие ко всему, что происходит.

И вот здесь то началось падение опять. Казалось, падение продолжается вечно и что самое интересное, я не понимал, куда я падаю, откуда, почему, я не понимал, как это возможно, ведь видел тело изуродованное, видел себя со стороны. Но как же это возможно? Даже не было падения, только состояние падения, ведь понимал и то одновременно, что я лежу в операционной и врачи вокруг колдуют.

Попытался открыть глаза, чтобы обрести опору, но не смог. Мне захотелось вспомнить, что привело меня к ужасному падению, и что это, вообще, такое? Не понимал того, почему падение не кончается никак, ведь по всем понятиям я давно должен был упасть куда-нибудь, но… вспомнил, что надо ухватиться мыслью за что-нибудь знакомое, родное.

***

И я вспомнил, вспомнил момент своего рождения. Так вот куда я падал!.. я падал к началу своей жизни и увидел всё со стороны, что удивило. Я видел, как я родился. Это было в моём родном посёлке Берёзовка. Раннее утро, восход солнца, даже можно сказать — ясная, солнечная погода. Начало родов — 9.30, роды проходили сложно и закончились только в 11.00.

Интересно то, что я пытался заговорить с акушеркой, что приняла меня, но она меня не слышала или не понимала. Когда вынесли младенца в коридор, увидел на стене часы с кукушкой и на них было время 11.15. Подумал, будто со стороны, что слышал раньше, что рождённый человек мир видит как-то иначе, и не осознаёт реальности рождения. Сейчас я видел всё со стороны, но чувствовал себя младенцем, только что рождённым.

Состояние прекрасное, но и ужасное… сначала вспыхнул свет, что проник внутрь тела, прожигая ткани, образы единения со всем терялись, будто выбросили из состояния покоя в неизвестность. Ужасно то, что я пытался что-то делать и не мог.

Далее я видел ясельную группу, как ходил в садик, всех воспитателей и нянек, видел, чем занимался в детском саду, как баловался, как готовили нас к школе. В школе видел, как занимался танцами и пением. Видел, как папа учил играть на гармошке, как научился играть на балалайке, потом и на гитаре. Далее увидел, как и где учился после окончания школы, как в армию ушёл…

Здесь немного поподробнее, ибо что-то меня остановило. Проводы в армию, пункт сбора — Егоршино, Елань — танковая учебка, потом Кольцово, перелёт на самолёте до места службы в ГДР — ГСВГ (группа советских войск в Германии). Опять учебка поваров, 47 гвардейский танковый полк. Небольшой отдых после армии, первое устройство на работу в ДРСУ, и так далее. Пролетело всё, в основном то, какие совершал ошибки, начиная с детства и как их исправлял. Всё, что было до момента, как я вошёл в кому.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Порою кажется, что человеческая жизнь не только та, живём которой. Мы будто живём сразу не одной жизнью, которая в сознании мелькает только маленькими фрагментами мыслей. Это кажется мечтой или фантазией, но, когда отрываешься от очевидности, возникает чёткий образ, он даже не в память, а как реальность жизни, такая же, как жизнь, которую живём.

После армии я больше не ездил за границу, но по какой-то причине сейчас я попал за границу, работал там на сортировке рыбы на рыболовном судне, и это было очевидно, всё остальное воспринималось фантазией моей. Опять в Россию уезжал, работал на стройке, как работал в строительных организациях в посёлке Цементный после армии, ездил в гости к дочери от первого брака в Екатеринбург.

Опять переместился за границу, что-то притягивало туда, какие-то незаконченные дела, такие возникали мысли. Был в том городе, служил в котором. Город назывался Нейстрелиц. Повторно увидел службу в армии в этом городе, будто по спирали перемещался, но везде ходил пешком.

Везде, где появлялся, на вопросы отвечал. Рассказывал всем, как я жил, какие совершал ошибки, только правду, начиная с самого детства и по настоящее время. Везде мне отвечали, что это не грех, а ошибки из-за стечения обстоятельств, и то, что я в том не виновен, а защищался, как мог. Но где бы я не останавливался, мне говорили, что здесь не надо находиться, и что надо идти дальше, что ещё очень много дел, и я шёл дальше.

***

Иногда проваливался в какие-то состояния небытия, падал в пустоту и будто всплывал в каком-то незнакомом месте. Вот и сейчас вижу, что стою на тропе в лесу дремучем и соображаю, куда же мне идти. Свет где-то вдалеке и впереди, и позади, ночь наступила незаметно, так казалось, решил идти вперёд куда глаза глядят, вошёл в посёлок и по мостовой сразу понял, что нахожусь в Германии. Смотрел по сторонам, чтобы где-нибудь переночевать, увидел в одном доме яркий свет, постучал. Дверь открыл мужчина, я спросил:

— Не пустите переночевать, мне только место в уголке…

Мужчина пристально смотрел, будто размышлял, имеет ли он право пускать меня к себе:

— Извините, для вас нет места у меня, вам ещё рано сюда, да и переполнен дом, давно уже живут.

— И что же делать мне? — спросил его, пытаясь понять, почему рано и что эти слова значат, вообще.

Мужчина чуть кивнул, показывая на дорогу:

— Ты иди и где увидишь яркий свет, туда и постучи.

Я понял, что у мужчины есть веская причина не пускать меня, поблагодарил и пошёл дальше, тем более, что вдалеке действительно увидел яркий свет. Было уже совсем темно, и я поторопился. Когда постучал, мне открыли сразу и пригласили в дом, будто ждали…

Хозяин помог мене раздеться, спрашивая на ходу:

— Ты как сюда попал, не рано?

И опять вопрос, который я не понимал.

— Рано куда? — спросил его.

Мужчина понял, что я не освоился ещё, спросил опять:

— Ты помнишь своих дочерей, жену?

— Конечно помню. Я уехал за границу, чтобы заработать денег, работал на рыболовном судне…

Да, работал, но потом домой уехал, вспомнил я, сейчас опять приехал, но зачем?

— Это не твоя жизнь, которую ты должен сейчас прожить, это как сказать точнее?.. это запасная вероятность — посмотрел пристально, продолжил, — ты лучше расскажи, что знаешь о себе, помнишь ли, где находишься, что происходит.

И я вспомнил, что я в коме где-то совсем в другом месте, а здесь только будто в грёзах. Потрогал, даже ущипнул себя, почувствовал и успокоился, ведь ничего не изменилось или почти.

— Я умер? — задал вопрос, — но я думал, что туннель должна быть и свет где-то впереди.

— Вот потому и говорю, что рано.

Я начал рассказывать бессвязно, вспоминая по пути всё, что со мной происходило. Пока рассказывал, на стол накрыли и пригласили перекусить. Я не отказался, мне было хорошо, отношение незнакомых людей радовало. Когда перекусили, показали на постель, сказали:

— Ложись, переночуешь, а завтра за работу, раз работать хочешь, познакомим с одним человеком, он распоряжается работой.

— Хорошо — и я сладко задремал.

В принципе, я всё понимал и ничего не понимал, в жизни переплелись какие-то две жизни, моя и снова моя. Вдумываться не хотелось, да и необходимости не было, так казалось.

Ночью мне приснился сон или не сон. Я прекрасно понимал, что это жизнь моя и не моя, получалось, что это сон во сне о жизни, которой жил в реальности когда-то. Вижу, как опять бегу куда-то. Куда бегу? На встречу с кем или зачем? И странное состояние вновь появилось, но это было не падение, движение по жизни. В сознании образы возникли, все, которые по жизни были, но они возникали не последовательно, а в хаосе калейдоскопа проявлений.

Дело в том, что я бежал в жизни одной, а догонял в другой, в какой-то третьей жизни убегал, в четвёртой что-то искал или кого-то. Понимал, что надо мне определиться, где моя реальность, тогда и опору обрету, найду себя и жить начну. Услышал голос:

— Вот видишь, ты хочешь здесь остаться, и не знаешь путь свой, и свою тропинку. Как же ты найдёшь свой дом, если не решил при жизни куда путь держишь, что желаешь.

— Как это, не знаю? — возразил я голосу в пространстве… и вдруг понял, что, действительно, не знаю. Я понимал прекрасно, что я в коме, или умер, и думал, что предстану перед старцем, который путь определит, так мне кто-то говорил.

— Путь определяется при жизни и не богом или старцем, а человеком. При жизни всё возможно, поэтому все так стремятся жить, — опять поведал голос.

— А если всё темно при жизни? — с замиранием спросил.

— Так не бывает, но если всё темно, кто мешает тебе зажечь факел?

— Но как, когда тушителей так много?

— Надежда! Это маяк в темнице жизни, последний лучик, что способен от тушителей сберечь.

Я подумал, что раз не хотят меня сюда пускать, значит много накопил грехов при жизни и сразу в сознании картинки появились, всплывали люди, которые, казалось, не оставили в памяти даже малейших воспоминаний, но они были и скорбно смотрели на меня. Мне захотелось перед всеми извиниться, молить их о прощении, но я не помнил, за что просить прощения, я не помнил, как и где я всех людей, что видел, мог обидеть…

Возникли слова, что будто всплывали из глубин воспоминаний, я не помнил, чьи это слова, но они звучали чётко от меня, не от кого-либо другого, я их говорил и говорил:

— Не буду вспоминать, кого когда-нибудь обидел я, у всех прощения прошу и всех прощаю я, обидевших меня.

***

Утром хозяин меня, действительно, познакомил с одним человеком, я не помню, как и где он появился. Лица его не видел, оно было укрыто капюшоном, а мы с ним шли по улице. Погода пасмурная, пахло дождём, и на мужчине была плащ накидка, видно было только подбородок, но что поразило, что голос мужчины был знаком, но, тем не менее, я не мог вспомнить.

Мужчина что-то говорил, будто оправдывался:

— Тебе новый дом положен, но не построили ещё, рано ты пришёл, поживёшь пока у тех людей, где ночевал, и к другим не просись, всё равно не пустят.

— Но я и сам могу построить, — ответил я, — или хотя бы буду помогать в строительстве домов.

— Хорошо, — ответил мне мужчина.

И мы молча пошли дальше. Увидел здание, не похожее на остальные.

— Что это за здание, — спросил я у мужчины.

Здание напоминало церковь или собор, но не новый.

— Это церковь — ответил мне мужчина — и требует ремонта.

Меня обрадовало это.

— Давайте я и буду ремонтировать, освободятся люди, помогут. Я и спать здесь буду, чтобы не беспокоить никого.

— Хорошо, — сразу согласился мой провожатый, — оставайся, я распоряжусь, подвезут материал и начнёшь. Если что надо будет, делай с вечера заявку, подвезём всё, что закажешь.

И он ушёл, оставив одного у церкви.

Я понимал, что нахожусь в Германии, только понять не мог — почему Германия, ведь жил то я в России? Понимая, что нахожусь в коме в Невьянске, а не в Германии, понимал и то, что не было никакого языкового барьера, я всё прекрасно понимал и говорил, будто всегда здесь жил.

Осмотрелся, понял, что это не современная Германия, а более далёкий период её жизни.

— Почему я здесь? — задал вопрос в пространство.

Тишина вокруг, голос мне не отвечал, но я ждал, и пауза уже изрядно затянулась…

— Ты никогда не задавал себе вопрос, почему ты в армию сюда попал служить, ведь не было никаких к этому предпосылок? — кто-то сзади мне ответил.

Я вздрогнул от неожиданности, быстро повернулся, увидел провожатого, но разглядеть опять не смог, он стоял немного боком и капюшоном всё так же был закрыт.

— Нет, не задавал. В армии не спрашивают, куда послали…

— Да, послали, но ты был в учебке, а попал в Германию, стал поваром… — помолчал немного, — важно было тебе сюда попасть, а не факт армии, куда пошлют.

Я всё равно ничего не понимал.

— Не понимаю я.

— Хорошо, раз не понимаешь, просто обозначу, а там подумай. Когда-то давно ты был здесь и есть у тебя незаконченные дела…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Вдруг всё исчезло. Темно и ничего вокруг, только далёкий стук раздавался будто из глубин земли. Стук был не громким, но каждый удар отстукивал в сердце болью. Я падал, опять падал, и было не понять, куда? Не в первый раз испытывал падение, но всё равно никак не мог привыкнуть. Это было не падение в пространстве, это было падение пространства, частью которого являлся сам. Падал весь мир.

Падение всё ускорялось, до тех пор, пока не закружилась голова, будто я сижу на центрифуге и вращаюсь в неизвестности и пустоте, я потерял сознание, вернее, будто провалился в сон. Мысль последняя в сознании мелькнула: — Ведь в коме я, куда же могу падать?

Очнулся на железной кровати в закрытом помещении. Где-то высоко, под самым потолком свет тусклый и холодный проникал в небольшое окно. Понял, что я проснулся, осознал себя, не понимая, что происходит и тут услышал стук. Стучали во внешние врата не громко, но настойчиво, прося открыть.

— Кого нечистая несёт? — спросил негромко, понимая, что те, кто стучится, не услышат всё равно, но спрашивал для вида, скорее самого себя. Встал, одел рубаху на себя и к выходу пошёл.

Чтобы открыть, надо было выйти во двор, пройти метров двадцать до врат и отпереть засов. Там, где я находился был не просто дом, а дом святой, что-то типа церкви. В церкви был один, ночь на дворе, а я был священником. Пока шёл порадовался тому, что так прекрасно создал акустику церкви, стук во внешние врата слышно было в любом конце часовни. И, если надо было звук заглушить, достаточно было закрыть одну заслонку и звук не проникал внутрь дома.

Подойдя к вратам, уже ясно понимал, кого нечистая несёт. Открыл и не успел опомниться, как у ног своих увидел падших на колени молодца и деву. Они опустили очи в землю и шептали:

— Спаси нас батюшка, благослови.

Я взял обоих их за руки призывая подниматься:

— Пойдёмте в дом, исповедуетесь, а дальше посмотрю, надо ли вас благословлять или спасать.

Я отпустил их и молча отправился к центральному входу часовни. Они покорно последовали следом.

Войдя в храм, я показал им вход в исповедальню, прекрасно понимая, что молодые люди желают обвенчаться… «Э-эх, соблазн молодости»! — подумал я, прекрасно понимая, что занимаюсь противозаконными действиями, за которые, если узнают, будут судить и приговор довольно жестокий — смерть. Но я был молод сам, хоть и священник, и смерть казалась такой далёкой и неправдоподобной, что даже не допускал такого финала.

Венчал я тайно и перед богом молодые люди были оправданы, ведь были мужем и женой, поэтому без страха утехам любовным предавались. Конечно, для некоторых из обвенчанных тайно кончалось всё весьма печально, но молодость не ведает сомнений, ведь они то любят или так они считали. О том, что сам грешу, как-то не думал, радостно было видеть счастливые улыбки на устах.

Молодые люди сидели где-то там за горизонтом, далеко, далеко. хоть и разделяла нас всего перегородка небольшая. Они рассказывали, как любят и что согрешили не нарочно, что их любовь до гроба и заверяли, что будут верны друг другу, но я не слушал. Перед глазами у меня стояла девица краса. Она была дочерью начальника тюрьмы, которая так же находилась в этом маленьком городке.

Звали её Мери, и она каждое воскресение приходила в церковь, чтобы помолиться. Приходила не одна, а с нянькой, которая была уродливая внешне и добрая внутри.

Как она была прекрасна!.. Мери! Как прекрасна! Случайно узнал, что она больна смертельно и это связывало руки. Нянька приходила иногда с подарками и просила помолиться вместе с ней. И я рядом вставал с ней на колени, и мы молились. Я просил только одного у бога, чтобы он жизнь мою забрал в обмен на жизнь любимой девы.

По местным обычаям ей нельзя было замуж выходить, да и смирилась она с этим. Она знала о своей болезни и поэтому порою наслаждалась, мне так казалось, общением со мной, ведь мы были почти ровесники и не было преграды для общений. Так продолжалось уже довольно долго, мы становились к друг другу всё ближе и ближе. И чем больше я влюблялся, тем сильнее сердце разрывалось.

Разумеется, я немного раньше дал обет безбрачия, так как хотел стать священником и посвятить свою жизнь служению богу. Тем не менее эта клятва не останавливало чувства, да и не было греха в том, что я жалел Мери. Так мне хотелось думать и так я думал. Вспомнил, что завтра воскресение и она придёт молиться.

И я очнулся, по-видимому по той причине, что наступила тишина. Она густым туманом окружила и давила сердце. Пока молодые люди говорили, их голос, словно провод, уносил в неведомые дали нерадостные мысли, оставались только чувства, что звучали камертоном ожидания встречи. Тишина же остановила поток мыслей, и я будто только что проснулся в реальности и обществе двух молодых людей, жаждущих венчания.

Молодые люди действительно замолкли, слышно было их дыхание, которое то замирало, то учащалось от волнения.

— Назовите имена и идите к алтарю. — тихо произнёс вставая.

Молодые люди назвали имена, встали и быстро убежали к алтарю. Я так же тихо встал, провёл знакомый ритуал, отправил с миром. Из головы Мери не выходила, она будто в сознании моём готовила местечко, чтобы спрятаться от мыслей, от людей, их скорбных взглядов, от всего, что наполняет сердце болью.

Я не препятствовал, напротив, укрывал её своей любовью, но не навязчиво и чувствовал, что она за это благодарна мне. С таким настроем провалился в сон. На грани сна и яви мелькнула мысль о молодце и деве, кто они? Пытался вспомнить, но не мог, уснул и сон увел меня к Мери.

Это был прекрасный сон. Мы с ней гуляли по лужайке и молчали, но молчание, наполненное чувствами к друг другу. Остановилась Мери, тихо попросила:

— Поцелуй меня.