Пролог
Сколько помню себя, я всегда любила стихи.
Любила поэзию. И пока сверстники в школе кое-как учили два несчастных четверостишия, я учила всё произведение наизусть. Это началось после того, как в пятом классе мне поставили «четвёрку» по литературе. Это был тот ещё удар. Я сильно тогда расстроилась. И кто знает, может, эта «четвёрка» стала началом? Ведь я всегда была очень упорной или, как ласково говорила мне мама, упёртой.
Сейчас эта ситуация в целом вызывает только смех и приятные воспоминания из школьной жизни, но тогда это был чуть ли не конец света для меня.
И первым самым длинным произведением в школе, которое я выучила в качестве домашнего задания, была баллада Жуковского «Светлана». У моего учителя по литературе было очень смешное выражение лица, когда я рассказала эту балладу наизусть. Стоит ли говорить, что после этого случая она стала смотреть на меня совсем по-другому? Более заинтересованно.
Когда я написала первый «стих» (в кавычках, потому что стихотворением его трудно будет назвать), я со всей важностью вручила его своей абике.
Абика с невозмутимым лицом прочитала всё, что было на тетрадном листе, и заявила: «Это белый стих».
Я же, в свою очередь, не зная, что такое «белый стих», задала соответствующий вопрос: «А что это?»
«Белый стих не имеет рифмы», — был ответ.
Как и у любого другого ребёнка, у меня было расплывчатое понимание слова «рифма». Я не понимала, как её находить и о чём писать.
Это был метод проб и ошибок.
Я продолжала понемногу писать и декламировать стихи других поэтов, даже окончив школу. Поскольку я родилась в Павлодаре, а там каждый год проводят «Цветаевский костёр», в основном читала на публику стихи Марины Цветаевой.
В то время мне хотелось писать что-то необычное. Например, как Сентябрь влюбляется в Весну или как, Зима встретила Май.
На грани с волшебством.
И однажды мне сказали так: «Тебе нужно писать что-то другое. Писать как Цветаева. О жизни, о вечном. А если будешь продолжать сочинять о чём-то сказочным, то, увы, можешь перестать сочинять совсем». Это были тихие слова и очень аккуратные. Этот человек совершенно не хотел меня обидеть или как-то задеть.
Но мой внутренний упрямый человечек возмутился очень громко в голове. И вот уже прошло семь лет, как я успешно пишу то, что мне по душе. Я не люблю писать о чём-то социальном или политическом.
Для меня каждое моё произведение — это небольшая история. И каждая история — это маленькая крупица моего огромного мира. В этом мире всё старинное, интересное и загадочное.
Истории, где через маленькую замочную скважину можно увидеть огромные тайны.
Мои стихи — для мечтателей, открывателей, любителей послушать древние сказки и легенды у костра.
«Медведица» — говорят, если навести порядок в избе, выйти за околицу и позвать Ночь, то она предстанет в обличье медведицы. Ночь ответит на все вопросы и не сможет соврать.
«Невеста Неба» — легенда о Небе и Луне.
«Дракон» — он родился в том месте, где Луна пролила свои горькие слёзы. И она ласково стала звать его стрекозкой.
«Орлица» — после войны люди ещё долго передавали из уст в уста о юноше с ручной орлицей, а у той, в свою очередь, были крылья, словно сама броня.
«Зелье» — это начало. Ему казалось, что он любил её всегда. С самого детства, как только встретил. Был её невидимкой, пока охотники Короля не забрали его с собой и не сделали одним из них.
«Песни древних» — продолжение. Зелье больше не действует, и влюблённости будто и не было совсем. Но появились гнев, раздражение, ненависть и усталость. А ещё странная связь, которая заставляет его «умирать за неё» — жертвовать всем.
«Охотники Короля» — их боятся. Про них рассказывают страшные легенды. Это история только о них.
«Принц и Волк» — два брата и два волка. Ненужная охота ради забавы и огромные последствия. Поговаривают, что старший брат до сих пор ищет младшего, так и не вернувшись домой.
У всех этих историй есть общее название: «Испокон веков».
«С молодым автором сборника «Испокон веков» Мингалёвой Кариной знаком по её участию в поэтических конкурсах и тематических мероприятиях, проводимых в городе Павлодаре Республиканским творческим объединением «Истоки Казахстана». Ещё несколько лет назад она была студенткой педагогического колледжа, а теперь сама преподаватель.
В произведениях Карины хочу отметить её быстрое взросление с погружением в мир воображаемого. И это понятно: жизнь только начинается, автор концентрирует внимание на многообразии жизни, на палитре красок чувств и эмоций, порой противоречащих друг другу.
Есть стихотворения, затягивающие читателя выбором сюжета уже с первой строчки, моё внутреннее чутьё слышит дыхание автора, погружённого порой в реальность, порой в иллюзии и грёзы, а порой — в исторический экскурс.
Читатель попадает в «лес, напитанный старыми сказками», и в «город, который забылся сном» и его «не найти на карте», видит, как «пряничный домик стоит у склона большой горы».
В её стихах и Алиса из Зазеркалья, и герои Киплинга — «волки свободного племени». Держа в руках первый сборник Карины, мы «всю эту долгую ночь» будем бродить под «россыпью бронзовых звёзд» и «до утра у камина в потрёпанном жутком кресле» сидеть, вдыхая ароматы липового мёда, цветков розмарина и лечебного шалфея.
Её героиня — это колдунья, ведунья, перед которой «кланялись ветки стройных высоких берёз, падая на землю и проливая росу каплями».
Яркие краски «акварельного неба», «жгучий песок» там, где протекает Иртыш, «небесный пожар» на «прозрачных холстах» — эта особенность творческого мировидения погружает читателя в особую атмосферу поэзии, нежной и экспрессивной, чувственной и яркой.
Автор умело применяет аллегорию в стихотворении «Ветер». В отдельных стихотворениях автор своих героев представляет в мужском обличье — жителями то европейского Средневековья с его королями и рыцарями, то со славянской Ладой или ведуньей эпохи язычества.
Я желаю Карине светлой, чистой и востребованной поэзии на долгие времена. Рождение вдохновенного стихотворения, потом его огранка до полного совершенства — это большой труд.
Поэзия — это особый дар, а не течение волн по руслу реки. Карина имеет такой дар: и музыки звуков, и лёгкости восприятия, и логической связи образов.
Желаю, чтоб у Карины всегда присутствовала энергия вдохновения, помогающая видеть вокруг себя то, что другой неспособен увидеть и оценить», —
координатор РТО «Истоки Казахстана», член ЛИТО «Верность» при Краснодарском отделении СП России Михаил Кохнович.
«Я внезапно увидел на сцене одну из участниц нашего объединения воочию. Карина, будучи на сцене, декламировала свои стихи, те самые, которые вы сможете прочесть в этом сборнике, и это было прекрасное выступление», — Арман Кишкембаев, поэт и организатор творческого объединения «Авторы без границ».
Испокон веков
Осень
Кукушка кричала вслед да каркали вороны
За плечами прожитых дней на все стороны.
Распустила из листьев свои же локоны
В пламени осень…
Заметается ветер, покружит да влюбится
В ту, из-за которой листья жёлтые кружатся;
В ту, что зимой леденеет и просто рушится
Среди сосен…
Напророчила солнце
Напророчила как-то солнце цветом неспелой вишни.
Она знает, что в этой жизни никто не бывает лишним.
Июль смеётся над ней, целуя порывами ветра,
И бежит от неё, крича: «Эй, догоняй меня, ведьма».
А ей неинтересен Июль своими глупыми прятками —
Манит травами лес, напитанный старыми сказками.
В сердце вонзился еловой иглой. Безумно колется,
Будто на травах плясала с бубенцами и кольцами.
И если брать силы от леса, то только ведь смолоду.
В старости лишь настойки да украшенья из олова.
Уже знает цену своим словам — на ошибках учится,
Где любая фраза пророчеством в один миг озвучится.
Её винят в том, что на княжий двор наводит горе-беду.
Её кличут дикой, но коль что случилось, так к ней идут.
Медведица
«У тебя ли мне просить совета, милая?
Ночь, что бледнее снега да прозрачней инея,
Знать бы, что мне вороны те в спину каркали,
Унося венок мой с рук его в это зарево».
За воротами зелень простиралась змеями,
Бубенцы, звеня, упали на землю звёздами.
Тяжкой поступью к ней навстречу медведица
Прямо к нашей заросшей травой околице.
А дышать труднее, аки камни кладут на грудь,
Когда смотришь прямо в глаза, а в глазах тех — грусть.
И молвила Ночь рёвом медведицы, не тая:
«Ты не бойся, родная, но он не твоя судьба».
Там, где корчится береста, не цветут сады,
Не растёт трава в душе и не растут цветы.
«Ты, как дар, мои слова к сердцу своему прими.
Горечь твоя пройдёт, как только прилетят грачи».
Слёзы ветер уносит с щёк, и те оседают росой.
«Ночь, хочешь сказать, что счастье моё будет весной?»
Медведицей поклонилась Ночь, оставив шалфей:
«Приложи его к сердцу, и будет не так больней».
Вмиг на пути медведица, и сейчас тут так глупо вспомнилось,
Что в избе, коль не прибрано, не видать никому пророчество.
Орлица
Я гадала на каплях солнца, чтоб он помучился,
Если в ближайшую седмицу со мной не обручится.
Я брала, как бабка учила, чабрец и лютики:
Зов мой станет слаще в разы для него любой музыки.
Я носила только на шее своей жемчужины.
Сделаю так, чтобы был он лишь мне верным суженым.
Ветер играет с листвой, манит нашими гуслями,
Шепчет мне: «Милая, ты не играй с его чувствами».
Травник прошёл, а он смотрит всё на меня искоса,
Лишний шаг в мою сторону не сделает за изгородь.
Душа бьётся, комом слёзы к горлу подкатывают.
Привороты на него не действуют, не срабатывают.
А он опять собирается в лес, поохотиться,
Но сердце моё в его сетях давно уже водится.
Липовый мёд, цветки розмарина, другие травы,
Чтоб душу ро́дную исцелить — нет такого отвара.
Жемчужины с шеи вмиг на пол осыпались перьями
И выросли крылья дивными, быстрыми, крепкими,
Лучше брони, не пробить ни мечами, ни стрелами.
Обернулась орлицей, взмыла в небо над избами.
И верным другом стала ему в жизни, вечным спутником,
Охраняла его путь через войны и сумерки,
Гадала на каплях солнца, чтоб враги его мучились.
Была для них его ручным и крылатым чудищем.
Прослужила ему до конца его жизни, став мудрей.
Защищала его детей, а когда те взрослели — и их детей.
Ламия
Ты под рёбра залезь, только боль мне не причини.
Смерти неважно, кому голову с плеч сносить.
Она чертит круг на моей руке и говорит:
«Рыцарь мой, это нас сохранит».
И вдруг вспоминаю, что это сезон охоты,
Как мы гнались за ней, будто за звонкой славой.
Я хватаю ведьму за эти чёртовы косы,
Пока не напоила отравой.
С укором смотрят глаза, разрывая на части.
Слышу, что Псы Короля всё ближе и ближе:
«Рыцарь мой, если я умру в их проклятой пасти,
То лишь с тобой и в одной могиле».
Здесь брезжит рассвет, он тянет руки к моим плечам.
Она давит в вену мою, а саму знобит:
«Я твоя госпожа — одновременно твой палач.
Ты меня обязательно защити».
Ламия пускает мне кровь и силу мою жрёт.
Не шелохнуться, но упрямо гляжу на меч,
Чуть слышно эхо мои мысли ей передаёт:
«Вот бы голову твари отсечь».
Ты под рёбра залезь, только их мне не раздроби,
Прорастая цветком прямо из моей груди.
Она смотрит томно, покуда мелькают огни:
«Рыцарь мой, сдохни, но сохрани».
Насквозь
Солнечный луч протыкает насквозь,
Словно само копьё.
Нечем дышать, бой окончен в мороз.
Жив я или же мёртв?
Нужно вставать, но вино до краёв,
Или же это вина?
Нельзя оставаться среди снегов:
Может начаться буран.
Боль так сильна, но шагаю я сам.
Нужно помочь другим.
Иду по своим и чужим следам:
Эти следы в крови.
Мне застилает глаза пеленой
Нежная дымка сна.
Шепчу, как молитву, что я живой…
А живой ли? — решит весна.
Охотники короля
Началась охота. Они напали на прозрачный след.
Стрелы врываются в пустоту, и читает стихи поэт.
А бубны стучат о камни, создавая скрипучий звук.
У охотников золото в сундуках, а ещё сотни слуг.
В эту самую тёмную ночь станут жечь все костры.
Станешь бежать по полям, знай: за полями только обрыв.
Ну же, милая девушка, прыгни через жаркий огонь,
Возьми да протяни же охотнику своему ладонь.
А червонное золото нынче сейчас на зуб.
Пастор читает приговор, совершая над всеми суд.
У охотников тех чернее, чем сама ночь, глаза,
На огромных щитах их острый меч обвивает лоза.
Они открыли охоту, а значит, к утру будет пир.
Слуга, открывая бутыль, предлагает кому-то: «Сир?»
Охотники и гончие Короля — одно и то же лицо.
Если постучались в дверь, считайте, не повезло.
Началась охота. Они напали на прозрачный след.
Стрелы врываются в пустоту, и читает стихи поэт.
Так заведено на земле у них уж испокон веков, —
Запирают на ночь свою дверь, ставя на засов.
Зелье
За холмом над рекой птицы падали вниз камнями,
И я не мог им никак помочь, даже если б хотел.
Она называла каждое лето длинными днями,
А я каждый раз уходил перед ней невидимкой в тень.
Одна семья приютила меня и обогрела.
Я жил в кузнице, и горя там никакого не знал.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.