Бесплатный фрагмент - Искусство исповеди

Данная книга представляет собой воспоминания реального человека. Все персонажи в ней — жили или живут настоящей жизнью, и все совпадения которые вы можете обнаружить, являются элементами наблюдавшихся вами когда-то событий.

Часть первая

Пролог

Наверное, мне и самому трудно понять, зачем именно я взялся писать эти строки. Я пишу их не ради денег или ради того, чтобы заработать себе громкое имя. Я пишу, скорее всего, ради того, чтобы однажды моя дочь взяла и прочла написанное мной, и, возможно, это помогло бы ей что-то понять, с чем-то свыкнуться или просто увидеть, каким видел этот мир ее отец.

Вполне возможно, что мне бы вообще не стоило писать эти строки, которые кто-то прекратит читать на первой же странице, кто-то выкинет за ненадобностью, а кто-то увидит в них потаенную мудрость.

Поверьте, здесь многого нет. Нет ни бреда, ни пьяных идей, ни буйства фантазии. Если вы ищете это здесь — отложите написанное, даже не дочитав пролога. Здесь не будет настоящих имен и дат, так что не пытайтесь провести аналогии с тем, что вы знаете, поскольку я даже не собираюсь упоминать, где все происходило. Здесь не будет сногсшибательных откровений, не будет мистики, не будет вообще ничего, с чем нельзя столкнуться в обычной жизни.

Здесь будет лишь то, каким я видел мир и как жил в нем.

Итак, пожалуй, надо начать с того, что в корне изменило все мое восприятие. С любви.

Мне было пятнадцать лет, когда я встретил и полюбил в первый раз. По счастью, это было взаимное чувство, и наши отношения не напоминали историю о Ромео и Джульетте. Мы любили и были счастливы, и, как и многие другие подростки, не знали, куда нас могут завести наши отношения. Оглядываясь назад, я понимаю, что тогда все могло бы случиться по-другому, и мы могли бы просто оставаться счастливы вместе. Но тогда все решил слепой случай и наша еще детская глупость. Однажды мы встретились, совершенно случайно, когда со мной была одна моя знакомая, а с ней — ее друг. Разумеется, мы разбежались в стороны, оба горя праведным гневом и считая, что другой растоптал все наши чувства. Обычная детская глупость и гордыня не позволили нам потом все обсудить и помириться.

Сердце мое было разбито вдребезги, я не сомневался в этом и яростно пытался найти хоть что-то, что отвлекло бы меня от воспоминаний о растоптанной любви. Как выяснилось чуть позже, ничего хуже я и не мог придумать, хотя понимания этого в тот момент у меня не было ни капли.

Именно в тот период поисков, я в первый раз додумался до гениальной в своей простоте идеи забыться рядом с другой девушкой. Нет, поверьте, я не планировал ничего такого, о чем нельзя было бы рассказать ее или моим родителям, но в тот момент мне страстно хотелось выяснить, был ли прав я, права ли была она и, по моему детскому представлению, подобный ответ мне могла дать только другая девушка.

Я нашел ту, которая согласилась меня выслушать, а потом, видя, что я в весьма растрепанных чувствах, решила меня пожалеть.

Сам того не понимая, я открыл, что через жалость ко мне она может меня полюбить. Однако любовь из жалости мне не нравилась как идея. Девушка была симпатичной и даже более чем, и я решил тогда просто побыть рядом с ней. Мы встречались, общались, а я и не подозревал о том, что каким-то образом ухитрился пробудить в ней чувства к себе помимо жалости.

Через некоторое время я уже не знал, куда мне деться. Девушка начала вести себя, на мой взгляд, крайне странно. Она подкарауливала меня везде, где я только мог быть. Она отгоняла от меня моих знакомых, в особенности девушек, или уводила меня от них. Стоило мне, не дай Бог, не позвонить ей или не появиться там, где я, по ее мнению, должен был быть, как мне закатывали такой скандал, что, как принято говорить, с деревьев ветки осыпались.

Именно в один из таких моментов ко мне и подошел тот, кто стал моим лучшим другом, наставником и еще много кем. Для простоты, пожалуй, буду называть его Олегом. Имя нейтральное и ни к чему не обязывающее. Олегов — пруд пруди в каждом городе, и без паспортных данных вы вряд ли найдете того человека, о котором идет речь. Впрочем, несмотря на мои действительно близкие с ним отношения, я до сих пор катастрофически мало знаю о его прошлом.

Он подошел ко мне и, отведя меня в сторону, сказал:

— Что же ты делаешь, скотина! Немедленно прекращай. Девчонка еще немного продержится и спятит. Возвращай все на круги своя, иначе обещаю, что со света тебя сживу.

Думаю, вы можете представить себе мое изумление, когда я услышал эти слова.

Несмотря на мои жалкие попытки объяснить, что я здесь ни причем, он мне не поверил, отвел девушку в сторонку и добрых два часа беседовал с ней. Не знаю, о чем они тогда говорили, но были и слезы ручьем, и улыбки, и то, чего я совсем не ожидал увидеть на ее лице — радость и надежда.

Как только я пытался подойти к ним, Олег меня мигом отгонял подальше со словами:

— Проваливай. Наворотил уже дел. Не хочешь сам исправлять, так хоть другим не мешай.

И я проваливал. Бродил по округе. Ждал. Думал, о чем они там говорят, и просто пытался понять, что происходит. Наконец, Олег отошел от девушки, и она, спокойно поднявшись,

отправилась в сторону автобусной остановки. Я же попытался пойти вслед за ней в надежде, что она мне прояснит ситуацию, но был остановлен рукой Олега:

— Тебе что, жить надоело?

В ответ на это я только непонимающе посмотрел на его руку и попытался стряхнуть ее с плеча. За что мигом и получил удар в солнечное сплетение. Когда я смог дышать, Олег рывком выпрямил меня и захотел мне что-то сказать, но… опустил руку и лишь шумно выдохнул. После чего внимательно рассмотрел меня и сказал:

— А ведь ты на самом деле не понимаешь, что было… Как же ты ухитрился-то?

Вот с этих знаменательных слов и начинается моя история.

Глава первая

— Не понимаю. Ты говоришь, что никто тебя этому не учил? И что ты вообще не знаешь, что произошло?

— Так и есть, — ответил я.

Мы сидели уже около трех часов. Олег выслушал мою историю, причем выслушал — это не совсем то слово. Больше это напоминало допрос. Его интересовало все: жесты в наших разговорах, слова, которые я говорил ей. Почему-то с каждым моим словом он кивал, а потом смотрел на меня с еще большим недоверием.

— Красиво, — выдал вдруг он.

Я осмотрелся. Мы действительно сидели в весьма красивом месте с видом на реку, и Олег допивал уже шестую бутылку пива, пока слушал меня. Я почему-то подумал, что после шести бутылок что угодно красивым покажется, но говорить этого не стал.

— Я не про вид. Я про тебя. Тебя никто не учил, никто не готовил, а ты на одних инстинктах выдал такое, что хоть стой, хоть падай.

— Да что, черт возьми, такое, я, по-вашему, сделал!?!

— Влез в душу к бедной девочке и практически заставил ее сойти с ума. Изящный способ выместить свою боль, ничего не скажешь. Только один из самых худших. Тем более, что если бы я не вмешался, девочка была бы не единственной пострадавшей. По тебе бы это тоже ударило.

— Как?

— Во-первых, она бы вымотала тебе все нервы, а ты, как я погляжу, не такое уж и бесчувственное бревно. Во-вторых, когда она окончательно бы от тебя пострадала — ты понял бы, что это из-за тебя, и сам бы казнил себя всю свою жизнь. Или очерствел настолько, что тебе было бы плевать вообще на всех.

— Да кто вы такой?

— Олег. Кроме имени, тебе, в общем-то, и ничего не надо знать.

— Я спросил, не как вас зовут, а кто вы.

— Ого… Ну ладно, парень. Раз ты задаешь правильные вопросы — пожалуй, отвечу. Я тот, кто исправляет дрянь, которую ты сотворил.

— Как?

— Ты видел. В разговорах. В понимании людей и природы их поступков можно многое открыть. И помочь людям. Ладно, здесь моя миссия закончена… Да и дела ждут.

— А я вас еще увижу?

— Как же ты достал своим «выканьем».

— Вы старше меня…

— Это не важно. Давай на «ты» переходи.

— Хорошо. Так я тебя еще увижу?

— Надеюсь, что нет. Впрочем, если у тебя будет такая необходимость, то вот мой телефон. Телефон доступен круглые сутки. Но надеюсь, что он тебе никогда в жизни не потребуется.

Олег стал подниматься на ноги и отряхиваться от листьев и прочего мусора, который к нему прилип. Я же все еще сидел на земле и обдумывал услышанное. Наконец, когда он уже отошел на несколько метров, я спросил:

— Ты психолог?

Он обернулся и покачал головой.

— Нет. Я больше чем просто психолог. Хотя знание психологии — это основа того, чем я занимаюсь. Пока.

Я просидел еще минуту, прежде чем подняться на ноги. Не только у Олега были дела, мне тоже надо было кое-что сделать. И, отряхнувшись, я отправился к своему бывшему тренеру.

Тренер был рад меня видеть, несмотря на то, что тренировки я забросил несколько месяцев назад. Он как раз набрал новую группу из четырех охламонов и попросил посмотреть на них. Я заметил:

— У одного потенциал есть. Остальные — безнадежны. Тренер, я не просто так пришел. Надо поговорить.

— После тренировки, можешь тоже позаниматься. Тебя учить не надо, так что денег не возьму, не бойся. Разомнись, разогрейся, а потом — покажем им бой. Тем более что ты, судя по всему, с тех пор как у меня последний раз был, и не занимался вообще.

Мне ничего не оставалось, кроме как согласиться. Занимаясь привычными разминками и разогревом, я с удовольствием вспоминал, как в этом же зале учили меня. Да, тело тогда было постоянно в синяках, был риск перекалечиться, но это были хорошие дни. До недавних событий, после которых я перестал приходить сюда.

После показательного боя, на который новенькие смотрели, раскрыв рты, тренер отпустил их, а мы прошли в его каморку.

— Ну… Выкладывай, — сказал он, усаживаясь за стол.

И я выложил. Все. Все, что произошло со мной, с тех пор как я перестал приходить к нему. Он слушал, качая головой, и ничего не произносил до того момента, как я закончил свой рассказ сегодняшней встречей с Олегом.

— Балда ты…, — беззлобно объявил мне тренер. — Слушался бы меня — все было бы по-другому. Вот скажи, я говорил тебе, что ты чересчур увлекся той девчонкой?

— Говорил, — смущенно ответил я.

— Я говорил, что она тебя от всего отвлекает?

— Говорил.

— А говорил я тебе, что горя хлебнешь?

— Тренер, я все понял, но…

— Не перебивай.

Я заткнулся, так как этот тон мне был слишком хорошо знаком.

— Слушаться меня тогда надо было, а ты послал все к чертовой матери и переклинился на ней. На кой, спрашивается, ты ее сюда таскал? Похвастаться? Мы тут не в бирюльки играем, а серьезно учимся. Сколько раз ты, на нее отвлекшись, удар пропускал? Вот то-то и оно. Впрочем, ладно. Сам молодым был, помню, как это бывает.

Он замолчал на несколько секунд, а потом продолжил:

— Ну что, вернуться ко мне хочешь?

— Нет. Извини, но нет. Не смогу. То, чему ты научил — этому цены нет, но заниматься я здесь больше не смогу, хотя и очень хочется. Мне кое-что другое нужно.

— Конечно… Небось хочешь спросить, что за человека ты сегодня встретил и что тебе теперь с ним делать.

Я оторопел. Откровенно говоря — все именно так и было, но у меня закралось смутное подозрение, что сегодня все в округе научились читать мои мысли.

— Не удивляйся, — сказал он.

— Но как?

— Это очевидно. Ты пришел поговорить, а в твоем рассказе только один вопрос звучал. Отвечу тебе так… Что это за человек — не знаю, но вот что с ним делать… тут, пожалуй, скажу. Либо бежать от него со всех ног, либо набиваться к нему в ученики. Судя по тому, что ты рассказал, еще неизвестно, что будет лучше. Я лишь частично понял то, что именно он тебе сказал, но мне бы хватило этого, чтобы больше никогда не приближаться к нему. Мы-то здесь учимся драться, а он… Он словами тебя может до смерти довести. И, поверь, я серьезно.

— Вы знаете, что я всегда с уважением относился к вашему мнению, тренер, поэтому скажите, будь Вы в моем возрасте и на моем месте, что вы выбрали бы?

Он посмотрел на меня, откинулся на стуле и произнес:

— Не могу. Не могу сказать. Это твоя жизнь. Твой выбор.

В тот день я ушел от тренера, впервые настолько же озадаченный, как и в день, когда он предложил мне выбор в том, чему будет учить меня. Я никогда не забуду его фразы: «Выбор за тобой, парень. Я могу научить тебя убивать, а могу научить — не убивать. Выбор за тобой». В этот раз передо мной стоял схожий выбор.

Два дня прошли в раздумьях. Чем больше я думал об этом странном Олеге и о том, что мне сказал тренер, тем больше я понимал, что мне жутко не хватает информации. Впрочем, я сомневался, что если я позвоню Олегу, он сразу ответит на все мои вопросы. Однако больше шансов узнать хоть что-то не было, и я набрал номер с визитки.

— Да?

— Олег?

— Кто это?

— Ты помог девушке два дня назад и… И мы тогда поговорили.

— Вспомнил. Ты опять вляпался в неприятности? Или с ней что-то не так?

— Нет на оба вопроса.

— А в чем тогда дело? Ты слишком напряжен, чтобы просто узнать, как у меня дела.

— Я хотел бы встретиться с тобой. Нам нужно поговорить.

— Записывай адрес и подъезжай. Я у друга, помогаю ему, но пока приедешь — мы уже закончим.

Я послушно записал адрес и стал собираться.

Глава вторая

Когда я приехал по указанному адресу, я обнаружил дом, вокруг которого несла охрану какая-то ЧОС. Они поначалу не хотели меня пускать, но стоило мне упомянуть, что меня позвал Олег, как меня без слов проводили в нужную квартиру. Хотя квартирой это можно было назвать очень условно. Квартира, где жила наша семья, могла бы уместиться в одной ее комнате.

Олег сидел в кресле и спокойно потягивал что-то из бокала. Хозяин же квартиры тихо прикрыл за мной дверь и исчез.

— Присаживайся. Я не кусаюсь. Сок хочешь?

Я удивленно посмотрел на него и поискал глазами хозяина.

— Не волнуйся, он против не будет. Вон графин на столе, налей себе и садись. И чтобы никакого «выканья».

Я так и сделал.

Олег неторопливо потягивал содержимое своего бокала и разглядывал меня. Пока я собирался с мыслями и набирался решимости начать разговор, он молчал, но как только я открыл рот, он коротко хохотнул.

— Новый рекорд, парень. Управился всего за пару минут.

— Ты о чем?

— О том, что обычно людям требуется минут пять в такой ситуации, чтобы набраться решимости. Ты управился за две с небольшим. Ладно, в чем дело? И ты учти, что если не сможешь нормально объяснить — я покажу тебе, где дверь находится.

Вся моя тирада, которую я готовился выдать, разлетелась в пух и прах, даже не начавшись.

— Может, я тогда сразу пойду? — поинтересовался я.

— Вот даже как, — нахмурился он, — но какое-то дело у тебя ко мне все-таки есть, иначе бы ты не позвонил и не поперся через полгорода. Ладно уж… Сиди. Но не молча.

Я поерзал в кресле, и, откинувшись, сказал:

— Я тут поговорил кое с кем о тебе… Но не смог понять, правда ли это.

— Что именно?

— Мне сказали, что ты можешь убить словом.

— УМРИ!!!

Я дернулся, и бокал с соком перевернулся.

— Нет, парень, так это не работает… Хотя получилось неплохо, ты не находишь?

— Ну знаешь…, — начал обижаться я.

— Знаю. Ты не ожидал. А на самом деле — все намного сложнее. Но, в принципе, это правда. Я могу сделать так, что слова приведут к смерти.

— Как?

— Не твое дело. Или ты кого-то убить теперь задумал? Руками у тебя получится быстрее.

— Откуда ты…

— Знаю, что ты это можешь? У тебя походка и базовые движения тренировавшегося бойца. Насмотрелся на таких.

— Я серьезно…

— Да и я не шучу.

— Я не про то.

Олег допил, наконец, свой бокал и поставил его на столик.

— А о чем тогда?

Я посмотрел ему глаза в глаза и ответил максимально прямо и честно, как только мог:

— Я действительно хочу понять.

Олег замер и стал рассматривать меня так, как будто у меня неожиданно выросла вторая голова. Наконец, он сказал:

— А ну повтори…

— Я хочу понять, как это возможно.

— Не знать? Понять?

— Да, а что в этом…

— То есть, по сути говоря, ты хочешь учиться.

— Ты же сам говорил, что я необученный.

— Я имел в виду другое. Я не говорил, что возьмусь тебя учить.

В этот момент я осознал, что он действительно прав. Он не говорил, что станет учить меня, да и при нашей встрече он, скорее, вел себя так, как будто считал меня редкостным дерьмом.

— Ты прав. Я, пожалуй, пойду. У тебя, наверное, опять на меня времени нет. Иди, помогай людям.

Я стал подниматься, а он неожиданно рявкнул:

— А ну стоять!!!

Замерев, я уставился на него.

— Слушай меня, сопляк. Ко мне еще никто так не приходил, как ты. Никто не приходил и не просил учить тому, что я знаю. Я учил раньше, мой предыдущий ученик был лет так на десять, как минимум, постарше тебя, и у него был опыт, которого у тебя нет. У него было понимание жизни. Ты что думаешь, что я могу тебя научить и все будет как сыр в масле? И сытно, и вкусно, и без особых проблем? Ты понятия не имеешь, как меня бьет моя жизнь.

Неожиданно я почувствовал, что он на взводе, и ему просто больно. Видимо, я сказал это вслух или это отразилось на моем лице, поскольку он вновь замолчал, глядя на меня.

Я сел назад в кресло. Мы сидели друг напротив друга, и мне было не по себе. В голове царил полный хаос. Наконец, он налил себе еще бокал сока и сказал:

— Рискну. Рискну позвать тебя учиться. Но не дай тебе бог использовать то, чему я тебя научу, чтобы угробить кого-то. Расплата будет такая, что пожалеешь, что на свет белый родился.

Я посмотрел на него и сказал:

— Мой бывший тренер сказал, что имея дело с тобой надо бежать. Либо к тебе, чтобы ты научил, либо от тебя, и как можно быстрее.

Он кивнул.

— Твой бывший тренер прав. Во всем. Почему ты решил учиться?

— Когда я шел сюда, то еще не решил.

— Что же… По крайней мере честно.

— А сейчас — мне надо подумать. Расскажи мне о том, чему можешь меня научить.

Он рассмеялся.

— Ладно. Слушай… Хотя нет, подожди…

Он подошел к двери, открыл ее и крикнул туда:

— Я тут твоим баром воспользуюсь? Дело оказалось на порядок серьезнее, чем я думал.

Откуда-то из недр квартиры донеслось:

— Разумеется.

Он неторопливо прошел к бару и налил себе чего-то крепкого, а только что налитый стакан сока отдал мне.

— В общем, так. Я занимаюсь тем, что лезу в чужие души, нахожу в них то, что вызывает проблемы у людей, и убираю это. Я могу сделать из обычного человека одержимого идеей психопата и наоборот. Могу сделать так, что после разговора со мной человек захочет расстаться с жизнью и будет искать способ сделать это, или так, что самоубийца полностью поменяет свой взгляд на жизнь и проживет еще долго и счастливо.

— Что ты имеешь в виду, говоря, что лезешь в души?

Он улыбнулся.

— Это образное выражение. Я не какой-то псих или волшебник. Просто то, чем я занимаюсь, в свое время лучше всего сформулировала церковь. По крайней мере, изначальная идея была именно такой — врачевание душ. Называй это глубинным психоанализом, если тебе так более удобно… Кстати, как у тебя с религией отношения?

— Крещен.

— Но не веришь? Точнее не веруешь?

— А есть разница?

— Конечно. Я, например, верю в Бога, но не верую в него. Я верю в то, что есть некая сила, понять которую я не могу, хотя и стремлюсь к этому, но не считаю нужным ей поклоняться.

— Интересный взгляд на религию. У меня все проще. Я об этом не думал.

— Ясно. Может и стоило бы уже…

— Ты говорил, что изначально идея принадлежала церкви…

Он кивнул, глотнув из бокала, и продолжил.

— Да. Они называют это до сих пор тем же словом, что и раньше. Исповедью. Хотя сейчас они уже на этом поприще не добиваются таких успехов, как раньше. Раньше люди были более религиозны и верили, что молитвы и исповедь успокоят их душу.

— А это не так?

— Я тебя умоляю… Нет, конечно… Все совсем не так просто.

Он плеснул себе еще спиртного в бокал и вернулся в кресло.

— Священник, — продолжил он, — давал только одну из нескольких вещей, которые были нужны. Он выслушивал и давал надежду, а этого мало. Я иду дальше. Я ищу проблему, которая действительно беспокоит человека, и помогаю ее решить.

— Как?

— Все зависит от ситуации. Иногда хватает просто сказать: «Все будет хорошо». В смысле дать надежду. Иногда — приходится копаться намного больше. И делать намного больше. Иногда требуется заставить поверить человека во что-то, даже в то, во что он никогда бы без тебя не поверил.

— Например, в зеленых человечков?

— Один раз заставил поверить и в это, — кивнул Олег.

— Но это же бред!

— Главное было не то, что это бред, а то, что человеку это помогло. Самые интересные случаи — это когда один человек, например, хочет стать музыкантом, но у него нет для этого музыкального слуха. Однако выясняется, что у него есть великолепная память и сильное желание импровизировать. Я ему помог, и теперь он не просто играет, но и неплохо зарабатывает этим себе на жизнь.

Я лишь недоверчиво покачал головой.

— Не веришь? — ухмыльнулся Олег.

— В это трудно поверить.

— Будешь иметь дело со мной, поймешь, что можно поверить и в намного более удивительные вещи. Например, в то, насколько велика может быть человеческая подлость.

Я сделал большой глоток сока, обдумывая все услышанное. Наконец-то весь бардак в голове начал укладываться и стала вырисовываться какая-то схема.

— Ну, хорошо, — сказал я, — а теперь давай о минусах и о том, почему ты этим занимаешься.

— Два крайне сложных вопроса. Особенно второй. Именно поэтому отвечу сначала на него. В свое время меня научили, и я стал по-немногу заниматься этим. Потом… отказаться уже не смог. Не могу жить иначе, понимаешь? Меня учили несколько месяцев, и потом я сам в первый раз помог одному своему другу. Его радость, его счастье были как наркотик, и от этого уже потом нельзя было отказаться. Так же как и от осознания того, что я помог человеку.

— Понимаю. А минусы?

Он очень долго смотрел на меня, прихлебывая из бокала, прежде чем ответить.

— Хочешь знать все, во что ввязываешься? Это здорово, конечно, но всего я сам не знаю. Расскажу только то, что смогу. Минусы есть, и очень большие. Первый — это то, что мы копаемся в дряни, которая наполняет человека. Пусть даже это дерьмо на него вылили, а не он сам в себе накопил. Оно от этого лучше не становится, и, копаясь в дерьме, не испачкаться нельзя. Все, что ты делаешь с человеком, затрагивает и тебя, как бы ты не старался отделаться от этого.

Он перевел дух и продолжил.

— Второй минус — это то, что ты становишься намного чувствительнее. Но на самом деле — это и минус, и плюс, так как лучше начинаешь чувствовать человека, хотя при этом все его проблемы становятся твоими, и то, что происходит с человеком, происходит и с тобой тоже. В общем — палка о двух концах.

— Пока что все понятно, — сказал я.

— Тогда — самый большой минус. Ответственность. Ты держишь ответ за то, что происходит, только перед самим собой, но при этом все намного усложняется и иногда этот груз становится просто невыносимым. Представь себе, что твои действия повлекли за собой смерть человека. Ты сможешь с этим жить? А если это были не действия, а бездействие? А если ты сделал так, что человек после твоих действий стал убийцей? Или еще веселее — тираном? Сможешь жить с этим?

— Тиранов свергают.

— Да, а убийц ловят, сажают и иногда приговаривают к смерти. И их смерть, или разрушенная жизнь, тоже ложатся на тебя. Это ты — причина того, что с ними произойдет. Сможешь с этим справиться? А если какой-нибудь человек пострадал от другого человека настолько, что его жизнь оказалась разрушена? Сможешь без колебаний разобраться с виновным? А если виновный, при всем этом, еще и твой друг? Видишь, как все неоднозначно?

Я всерьез задумался. Олег говорил мне сейчас о тех вещах, о которых я никогда в жизни не думал. Ответственность я вообще понимал очень условно и мало где с ней сталкивался до того.

— Усложню задачу, — произнес Олег — ты вырос, женился, и у тебя появились дети. Тебе надо заботиться о семье, о своих детях, но, при всем этом, тебе надо еще и помогать людям, разбираться с их проблемами. Вытянешь? Найдешь время, чтобы хватило на все? О ком будешь заботиться в первую очередь? О семье или о том, кто уже на краю?

— Можно вопрос?

— Валяй.

— А как ты живешь со всем этим?

— Могу рассказать, если хочешь. Но мой ответ ничего тебе не даст. Каждый сам выбирает себе дорогу. Каждый сам строит свою жизнь, и я не имею ни малейшего понятия, как пойдет твоя. Я не чертов предсказатель. Я просто тот, кто помогает людям.

Мы оба умолкли, и где-то с полчаса сидели, потягивая из бокалов. Мыслей было много. Я узнал даже больше, чем изначально собирался, а он ждал, пока я все обдумаю.

Наконец я поднялся с места и сказал:

— Знаешь, Олег, я не могу сказать ничего сейчас.

— Я и не думал, что сможешь. У тебя слишком мало жизненного опыта и понимания таких вещей. Кроме того, ты слишком молод, чтобы принимать серьезные решения. Езжай домой. И не звони мне, пока не будешь готов дать ответ или пока не вляпаешься в какую-нибудь историю. Или пока кто-то из твоих знакомых не будет нуждаться во мне.

Я кивнул и направился к выходу. Мне предстояло многое обдумать.

Глава третья

Приехав домой, я оказался загружен домашними делами, учебой и прочей ерундой, но в голове постоянно крутился разговор с Олегом.

Перспективы маячили колоссальные! Возможность понять, чего хотят люди, умение управлять их жизнью… Одним словом, можно было запросто добиться того, на что у многих уходили годы упорного труда. Но то, о чем рассказал Олег, резко останавливало. Постоянная ответственность, плюс пока еще непонятное обострение чувств, про которое он говорил, не давали мне решиться на его предложение.

Также, впрочем, в голове не укладывалось и то, что он говорил про какой-то совершенно невероятный уровень манипуляций людьми. Чем больше я думал об этом, тем больше мне казалось, что у него явно не все в порядке с головой. На мой взгляд, все люди были совершенно разными, и вывести среди них закономерности было можно очень условно.

Меня никогда не интересовала политика, а основное применение тому, о чем говорил он, я видел именно в этой сфере деятельности. Кроме того, я не понимал, какая может быть отдача от его действий. Пока он рассказывал мне обо всем, я смог рассмотреть его и убедиться, что он небогат. Не было даже намека на то, чтобы его жизнь была хорошо обеспечена. Себе он покупал недорогие костюмы и такое же пиво. Однако при всем этом я сам был свидетелем того, что обеспеченные люди считали его своим другом и позволяли ему пользоваться всем, что было в их домах. Даже люди, которые соприкасались с ним опосредованно, как охранники этого дома, уважали его, и если бы он их попросил, они сделали бы для него все.

Я не понимал, как такое может быть, и меня это ужасно раздражало.

В таких раздумьях прошло четыре дня. На пятый же день, после учебы, ко мне подошел знакомый, который явно был не в духе.

— Что случилось?

— Брат.

Я припомнил то, что знал о его брате. Вроде бы ничего особенного. Учился, вылетел из института, пошел в армию. Вернуться должен был только спустя полтора года.

— Что с ним? Удрал из армии?

— Нет. «Деды» забили насмерть. Мать плачет. Отец запил. А я вообще не знаю, что мне теперь делать. Дома такой бардак, что лучшее, что я могу придумать — это не появляться там.

И тут я решился.

— Погоди. У меня есть один знакомый, который поможет.

— Да чем он помочь-то сможет?

— Не знаю. Но сам хочу посмотреть.

И тогда я позвонил Олегу. Он взял трубку после четвертого гудка и сказал:

— Неужели надумал?

— Олег, есть одна семья, которой надо помочь. Ты сейчас свободен?

— Сейчас нет. Вечером смогу. В чем там дело?

Я как смог объяснил. Олег долго молчал в трубку, после чего сказал:

— Терпеть не могу такого. Но ты прав, помочь им надо. Сам там будешь?

— А можно?

— Нужно. Только не лезь в разговор. Сиди, помалкивай и на ус мотай. Адрес?

Я дал ему адрес и, втайне не веря, что что-нибудь получится, вернулся к своему знакомому.

— Вечером мы придем. Пустишь?

— И что делать будете?

— Еще не знаю. Но твои предки меня знают, а вот того, кто будет со мной — нет. Скажешь им, что это мой друг.

— Ладно, скажу. Только вот не понимаю, на хрена это все.

— Я пока тоже, но он говорит, что поможет.

— Как?

— Даже не спрашивай. Не знаю.

На этом мы разошлись, и до самого вечера я был как на иголках.

Вечером мы встретились с Олегом перед подъездом, где жил мой знакомый со своими родителями.

— Привет. Нас ждут?

— Да.

— Сначала поговорим с этим парнем. Мне надо будет, чтобы он не мешался, а для этого лучше с ним поговорить. Обнадежить. Приободрить. Впрочем, как я понял, с ним не все так плохо, как с его родителями. Вот с ними придется тяжело. Смотри, может чему и научишься.

Мы вошли в подъезд и поднялись на этаж. Дверь открыли быстро, и, войдя в квартиру, мы под пристальным оком уже не вполне трезвого главы семейства прошли в комнату моего знакомого.

— Привет, — сказал он.

— Олег, — раздалось ему в ответ.

Они обменялись рукопожатиями, которые были крепче, чем обычно пожимаю руку я.

— Мне сказали, что ты поможешь.

— Постараюсь. Твоя проблема, по большей части, в родителях, верно? А что думаешь насчет смерти брата?

— Стараюсь не думать. Еще не хватало, чтобы и я расклеился. В доме тогда ни одного нормального человека не останется.

Олег повернулся ко мне.

— Смотри, вот это интересно. Он принял единственное правильное решение, которое только мог. Держись, парень. С твоими родителями я поговорю и сделаю что смогу, но теперь вся семья на тебе будет висеть. Ты станешь тем центром, вокруг которого они объединятся. Твои успехи позволят им жить нормально, а твои неудачи раньше срока их в могилу загонят. Все понял?

— Да.

— Ладно. Расскажи мне о брате. Расскажи то, о чем могут не знать ваши родители. Расскажи мне о том, каким человеком он был. Что любил, что ненавидел, чем увлекался. Все подряд. Мне нужно все, что ты сможешь вспомнить и рассказать.

Спустя два часа рассказа мой знакомый не выдержал и все-таки расплакался, но рассказ не прекратил. Олег же сидел, положив ему руку на плечо, с выражением искреннего сочувствия на лице. Речь лилась из парня нескончаемым потоком, как будто он только что смог осознать, насколько дорог ему был брат.

Олег слушал до тех пор, пока, наконец, тот не остановился, а после этого положил и вторую руку на плечо парня и мягко, но настойчиво, развернул его к себе.

— Помни брата таким. Он был хорошим человеком. Может, не самым лучшим, но хорошим. Правильным. Он заботился о тебе, защищал, когда это было нужно. Помогал во всем. Твои родители гордились тем, что вырастили такого сына. Но они пока просто не знают, что вырастили не одного такого сына, а двух. Ты не хуже чем он, помни об этом. Ты не хуже. А должен стать лучше. Не ради себя. Ради своих родителей. Из вашей семьи ты — тот, кто знал его с этой стороны.

Я сидел оглушенный и рассказом, и слезами. Я знал человека, к которому мы пришли, несколько лет, благо учились мы в одной и той же школе, но и понятия не имел о том, что у него был такой брат и настолько теперь его не хватает. Только сейчас я чувствовал, что он готов выть от того, что больше никогда не увидит своего брата, от того, что, наконец, понял, насколько теперь одинок. И что вся его боль выливается наружу с этими слезами.

Олег продолжал что-то говорить, но я уже не слышал его слов. Более того, я чувствовал, что и сам Олег готов разрыдаться от того, что не стало такого человека. Он не просто был искренним в своих словах, он сопереживал этой потере, как будто это был его собственный брат, которого он знал с детства.

Если честно — я чувствовал то же самое, и готов был сделать что угодно, чтобы прекратить это. Чтобы помочь.

Мой знакомый оставил нас, отправившись в ванную, чтобы высморкаться и умыться.

Олег посмотрел на меня с болью во взгляде, и сказал:

— Он не единственный, кому здесь надо помочь дать волю чувствам. И кого надо привести к желанию жить. С родителями будет сложнее и тяжелее. Намного. Вижу, что ты уже понял, насколько это тяжко. Будет еще хуже. Если хочешь — можешь сейчас остаться со своим другом. Ему нужна поддержка, хотя теперь с ним уже все лучше. Он найдет силы жить дальше. Но сейчас ему нужен отдых и поддержка. Я не буду возражать, если ты не пойдешь говорить с родителями.

Я лишь замотал головой в ответ. Так просто он не сможет отделаться от меня. Я хочу узнать, насколько все то, о чем он говорил, может быть плохо.

— Как знаешь. Значит, сейчас мы пойдем говорить с родителями. Но этот парень — на твоей ответственности. Помоги ему, когда потребуется. Просто будь рядом и поддержи, когда он начнет в чем-то сомневаться. Понял?

— Понял.

— Тогда поздравляю с первым «клиентом». Хотя с таким не поздравляют.

Я лишь кивнул в ответ. Я прекрасно понял, что он хотел сказать.

Мой друг вернулся и сказал, что его родители интересуются тем, скоро ли мы уйдем, на что Олег поднялся и сказал:

— Тебе будет непросто теперь пробивать себе дорогу к жизни. Но мы постараемся сделать ее хоть чуточку более сносной. По крайней мере, чтобы у тебя хватило сил помочь и себе, и родителям. Ложись-ка ты спать, дружок. Ты вымотался.

С этими словами Олег открыл дверь комнаты и вышел в холл. Я же поплелся за ним следом.

Мы прошли на кухню, где в обнимку с бутылкой сидел отец моего знакомого, а его мать готовила ужин.

— Прошу прощения за такой визит, — сказал Олег, усаживаясь на стул, — но нам надо было поговорить с вашим сыном. Он очень переживает из-за смерти брата.

Их реакция была такой, как если бы Олег достал пистолет и разрядил всю обойму прямо у них над ухом. Гава семейства мигом протрезвел, а его супруга уронила сковородку на пол. Они оба уставились на Олега и меня, и в их взгляде, в позах, во всем читалось: «Не смей даже заикаться о нем».

Олег же посмотрел на них и сказал:

— Я понимаю, что и вам тяжело. Правда, понимаю. Я очень хорошо знаю, каким был ваш старший.

И он стал рассказывать об их умершем сыне. О том, каким он был целеустремленным, добрым и умным. Он рассказывал им то же, что мы только что узнали от моего знакомого, только намного больше и полнее. Он не просто рассказывал им — он вызывал их слезы своим рассказом.

Я уже просто не понимал, что происходит, поскольку у меня начинало возникать ощущение, что покойный сам стоит за плечом Олега и кивает каждому его слову.

Когда же, наконец, Олег закончил рассказывать родителям об их сыне, глава семейства посмотрел на него и сказал:

— Вы были знакомы очень хорошо. За что с ним так?

— Я не служил с ним. И я не могу сказать, что именно там произошло. Но могу сказать, что у вас есть и другой сын, которому вы сейчас очень нужны, и который не справится со всем, что на него свалилось, без вашей помощи. Мы сейчас говорили с ним и видели, как он тоскует по брату. Поверьте, если вас хоть немного заботит его судьба, то ему нужна ваша поддержка и все ваши силы, чтобы не сломаться. Он хороший мальчик, и если вы хотите дать ему хоть один шанс чего-то добиться в этой жизни — помогите ему.

Оба родителя посмотрели на нас, и мне неожиданно стало не по себе. Если там, во время разговора в комнате, я чувствовал все и захлебывался чувствами, эмоциями и ощущениями, то сейчас, под взглядом отца погибшего, я не чувствовал ничего. Вообще ничего.

— Спасибо вам, что напомнили, молодой человек. И спасибо за вашу заботу.

— Я не к вам обращаюсь, — сказал ему Олег, — я обращаюсь к матери, взрастившей двух великолепных сыновей, которыми она может гордиться, в отличие от пьяницы мужа, который использует смерть сына как повод напиться.

В следующую секунду Олега сгребли за ворот рубашки и стали перетаскивать через стол. Я дернулся было, чтобы помочь, но заметил его жест — «не вмешивайся».

— Ты пожалеешь, — прошипел отец погибшего в лицо Олегу.

— Сомневаюсь, — ответил он, — ведь если вы сделаете мне хоть что-то, то это только покажет, насколько я был прав.

Я не понимал, зачем Олег так нарывается на неприятности. В следующую секунду занесенный кулак начал движение и…

И Олег улетел на тот стул, с которого его стащили, а кулак со всего размаху впечатался в стену. Затем еще и еще. Он бил до тех пор, пока кулак не стал похож на кровавое месиво, а после этого, не обращая внимания на кровь и боль, он закрыл лицо руками и зарыдал.

— Извините. Нам пора. Идем, — кивнул мне Олег, и мы торопливо покинули квартиру.

Выбравшись во двор, Олег зашарил по карманам и, торопливо вытащив сигарету, прикурил ее трясущимися руками.

— Понял? — хрипло спросил Олег.

— Много чего понял, но не все. Объяснишь?

— С тебя пиво.

Я порылся в карманах и обнаружил деньги на несколько бутылок.

— Идет.

Купив пиво, мы устроились в одном из известных мне потайных уголков нашего района. Олег посмотрел на меня и, откупорив первую бутылку, спросил:

— Что чувствовал, что понял?

— От моего друга — до фига всего. От его матери — боль, отчаяние. Потом страх и… черт его знает, что это было. Ну, а его отец — вот этого я совсем не понимаю.

— Значит, с него и начнем, — в перерывах между бульканьями донеслось от Олега.

— Я не понимаю, что с ним было. Он как будто вообще ничего не чувствовал.

— Так и есть. Он действительно ничего не чувствовал. Оглушенный болью от потери сына, он не мог уже ничего чувствовать и здраво соображать. Он пытался забыться в выпивке, а ему было нужно вовсе не это. Ему нужно было вытащить себя из этого состояния, а для этого — его надо было подвергнуть сильнейшим эмоциям. Я выбрал гнев. А можно было бы по-другому. Можно было бы, к примеру, взять в заложники его сына. Это тоже ему мозги бы вправило.

— А мать?

— С ней ты почти правильно все назвал. Боль, отчаяние, страх… Потом облегчение. Понимание, что в ее жизни еще есть смысл. Что же касается твоего друга — говорить ничего не буду. Ты уже все понял.

За то время, пока Олег говорил мне это, он успел прикончить три бутылки пива и уже откупоривал четвертую.

— В общем, готовься, паренек, — сказал Олег, — с завтрашнего дня начну тебя учить.

— Эй, я же еще не сказал, хочу ли…

— Хочешь. Иначе бы не напросился сегодня со мной, да и к родителям бы потом не пошел. Хочешь, поскольку все чувствуешь. Хочешь, потому что дуреешь с этого сильнее, чем от водки. Хочешь, потому что увидел, что я делаю с людьми и почувствовал, как у них внутри все меняется. Хочешь учиться, потому что хочешь уметь вызывать это же сам. Если я ошибся сейчас, то готов с нуля устроить тебе всю твою личную жизнь. Ну что, придется?

— Нет. Ты прав. Во всем прав. Хотя я и не понимаю, как тебе это удается.

— Поймешь. Все поймешь.

И четвертая опустевшая бутылка полетела в кусты.

Глава четвертая

Олег со скептицизмом смотрел на тетрадку с ручкой, которые я вытащил из-за пазухи.

— Это что? — поинтересовался он.

— Ты же будешь учить. Может чего записывать придется, вот я и приготовил.

Мы встретились с ним на следующий день, в том же месте, где вчера ночью он пил пиво после визита к той семье.

— Ты шутишь. Убери это и больше никогда не доставай. Не веди никаких записей о том, что я тебе буду рассказывать. Никогда. Пойми ты, это все идет, в первую очередь, от сердца и души, а уже потом от разума и здравого смысла. Здесь нет точных характеристик. Здесь нет и узколобых правил, которыми ограничивают себя те же психологи, которых ты как-то упоминал. Здесь понятия о нормальном и ненормальном размазываются до неузнаваемости, и границы между ними стираются. Вот смотри: ты считаешь, что причинить человеку жуткую, неимоверную боль это плохо?

— Да, но…

— Вот в том то и дело, что «НО». Вчера мы причиняли людям боль. Мы заставляли их вспомнить то, что болело в их душе. Мы ковырялись в еще открытой и не затянувшейся ране. Для чего? Для того, чтобы в дальнейшем они могли нормально жить. Мы не целимся на очень уж близкую перспективу, кроме тех случаев, когда это необходимо. Мы нацеливаемся на всю жизнь человека. Мы задаем ей русло, а дальше — пусть сам управляет. Мы выдергиваем пару камней из этого русла, которые рассекают воду и скапливают посреди реки весь мусор. Помогаем ли мы этими действиями людям? Да. Жестоки ли мы к ним? По необходимости.

— По необходимости?

— Запомни это слово, паренек, оно тебе скоро в ночных кошмарах являться будет.

— У меня нет ночных кошмаров.

— Будут. И еще какие. Чуть попозже, когда насмотришься на все. И тогда сну без сновидений будешь радоваться как манне небесной.

— Извини, но я что-то не понимаю. С чего вдруг они у меня появятся? Психика у меня крепкая…

— Не смеши… Крепкая. Может, пока и крепкая, но вот только есть одно «но». Когда начинаешь работать с «клиентом» — волей или неволей «влезаешь» в его шкуру. Ты уже не отделяешь себя от него. Просто, в отличие от него, ты понимаешь, что ты что-то ищешь и анализируешь все изменения, а он — просто это чувствует. После того, как «отсоединяешься», у тебя в голове такой бардак, что хоть ложись и помирай. На тебе все еще висят чувства «клиента», да и твои чувства к нему дают о себе знать. Плюс еще сопереживание. А теперь представь, что в этом коктейле есть и одиночество, и тоска, от которой выть охота, и дикий страх перед всеми вокруг. И попробуй не спятить в первый час. Дальше-то проще, а вот первый час… Поверь, это самое тяжелое. А теперь еще усложним. «Клиент» не один, а как вчера — трое. Поверь, кошмары у тебя появятся.

— Ты поэтому столько пива пьешь?

— Да. И нет.

— Это как?

— Да, я пью, чтобы расслабиться и напряжение сбросить. Нет, пиво я пью не поэтому. Просто вкус нравится.

— Ладно, это в принципе не мое дело. С чего мы начнем?

— С чего? Да мы уже начали. Давай поговорим пока об относительности морали.

— А мораль относительна?

— Я тебе уже привел пример. Причинять человеку боль — аморально. По крайней мере, все так считают. Что же касается нас — это чуть ли не норма. То же и в других случаях. Аморально считается убивать людей. Аморально пользоваться сексом без любви для получения чего-то. Аморально лезть в чью-то душу и топтаться в ней подкованными сапогами. Могу привести еще кучу примеров, но суть от этого не меняется. Если ты со мной — ты не руководствуешься понятием морали. Она для нас не существенна. Мы делаем то, что должны сделать, и плевать, если для этого потребуется с кем-то переспать, перетряхнуть весь внутренний мир человека, причинить ему боль или вообще убить. Последнее, конечно, крайний случай, и я искренне надеюсь, что к нему прибегать не придется.

— Хорошо, но если мы не руководствуемся принципами морали, тогда чем мы руководствуемся?

— Хороший вопрос. Позволь объяснить тебе, как все это бывает. Чаще всего как вчера: люди застопорились на месте от шока, боли или чего-то еще. Ты начинаешь им помогать, когда видишь, что им действительно нужно помочь, даже если они сами не могут, не знают или боятся попросить о помощи. Заметь, это самый частый случай. Они на самом деле не знают, кого просить о помощи. Они боятся просить о помощи. Они не могут просить о помощи, так как не понимают, что она им нужна. Куда реже бывает другое — когда человек знает, чего он хочет. Это, обычно, бывают самые забавные случаи в нашей деятельности. Человек, как правило, уверен в том, что именно ему надо, и он не сдвинется с места, пока не получит все, что хотел.

— И почему мы беремся им в этом помогать?

— Потому, что камни посреди реки надо выдергивать, иначе бревно, которое налетит на них, перегородит реку. Оно соберет кучу мусора, и река выйдет из берегов, затопив ближайших поселенцев. Те переберутся на другие места, поближе к людям, у которых все в порядке, и есть шанс, что там, где соберется слишком много людей, возникнет голод. И кто сказал тебе, что ты не будешь жить в этом месте?

— Намек понял. То есть, заботясь о них всех, мы заботимся и о себе.

— Именно так. Все, конечно, намного сложнее, но пока тебе и этого хватит. Но я не зря сказал тебе про необходимость. Все наши действия подчинены именно необходимости. Именно ей мы и руководствуемся. Давай-ка сделаем вот что…

Олег открыл пакет сока, глотнул из него и уселся на камень.

— Я объясню тебе еще немного сейчас, и мы попробуем тебя в деле. У меня есть на примете кое-что несложное, хотя прокатиться придется.

— Олег, я без денег… Я не смогу сегодня куда-либо поехать.

— Сможешь. Я договорился, что через час за нами машина приедет. Посмотрим, как ты справишься. Не бойся, я подстрахую, так что напортачить тебе не удастся.

Я только вздохнул. Похоже, Олег придерживался манеры обучения «кинь в воду — авось поплывет», хотя утешало только то, что все-таки страховать он будет.

— Ладно. Расскажи про «клиента» и что надо делать.

— Хорошо. Ситуация тебе знакомая. Разбитое сердце. На текущий момент все, что требуется — это утешение и понимание. Что тебе надо делать — так это научиться подмечать особенности. Мелочи. Как человек будет строить фразы, как он будет обо всем рассказывать. В идеале — попробуй почувствовать то же, что и он, и проанализировать, какие слова ему смогут помочь.

— Не понял. Какие мелочи?

— Пока запоминай все, что будет происходить. Обсудить мы с тобой все сможем потом. И запомни одну вещь. Человек тебя не знает. Он будет крайне осторожен, и, разумеется, не будет тебе доверять. Твоя задача сделать так, чтобы он стал тебе доверять.

— Ничего себе… И как, по-твоему, я должен это сделать?

— Посмотрим. Мне кажется, что ты сам найдешь способ. Запомни одно: пока он не будет тебе доверять, ты ничего не сможешь добиться от него. Ты не сможешь заглянуть в его душу и увидеть, что в ней творится, и, соответственно, не сможешь помочь ему.

— А поконкретнее объяснить не хочешь?

— Я уже сказал. Смотри на мелочи. Постарайся понять, что человеку нравится, найди с ним точки соприкосновения. Общие любимые книги, общие фильмы, песни… В общем, поймешь сам. Тут у каждого свой подход, своя манера общения и поэтому не может быть универсальных рецептов.

— Хорошо. Может тогда, пока будем ждать и ехать, ты еще что расскажешь?

— Да. Расскажу. О боли и страхе.

— О боли я тебе и сам могу рассказать.

— Ну, конечно, тренированный ты наш… Ты знаешь о боли многое… только не то, что нужно.

— Я знаю о боли.

— Тогда скажи мне, что является сутью боли как таковой?

Я заткнулся. Долго и недоверчиво я смотрел на Олега, пытаясь понять, шутит ли он, но, судя по всему, он не шутил.

— Не можешь? Вот то-то и оно. Все это знают, но никто не придает этому значения. Боль, по сути своей, является просто спутником. Спутником изменения как такового. Не важно, физическая это боль или душевная.

— Это как?

— Смотри, приведу банальный пример. Ты порезал палец, что ты чувствуешь?

— Травму. Боль.

— Нет, ты не чувствуешь травмы. Ты чувствуешь только боль. Эта боль говорит тебе, что в твоем теле начался процесс изменения. Изменяется, пусть и не намного, но весь твой организм. Начинают делиться клетки, формируются вещества, способствующие заживлению тканей, начинаются процессы, которые способствуют восстановлению кровопотери. Боль говорит тебе об этом, но ты не обращаешь на это внимания, потому, что это естественный процесс.

— Ну, хорошо. Но это физическая травма. А если дело касается душевной травмы?

— Разницы нет. Просто эти процессы сложнее представить. Говоря романтическим языком, если тебе подойдет такое объяснение, ты режешь свою душу. Это тоже мигом запускает восстановление. Если травма не слишком большая, то все очень быстро проходит. Если же травма серьезная, то процесс восстановления займет годы, и боль будет тебя терзать все это время. И если рану не бередить, то она, разумеется, затянется быстрее.

— А на кой тогда мы нужны?

— Если врач обеспечивает хороший уход и наблюдение за раной, то она заживает так, что даже шрама не остается. И заживает на порядок быстрее. Мы врачуем души, поскольку если этого не делать, на них остаются шрамы. Ты когда-нибудь видел исполосованную конечность, которая сплошь покрыта шрамами?

Я поежился, вспоминая, как столкнулся как-то раз с одним десантником, который пришел к тренеру.

— Вижу, что да. Так вот, кожа там уже настолько повреждена, что боль в этом месте не чувствуется. Конечность грубеет и не может уже различать «тонких» ощущений. То же самое и с душой. Душа, покрытая шрамами, не может воспринимать «тонких» эмоций и чувств, вот только одна проблема с этим. Большая часть эмоций и чувств являются «тонкими». Разве что сильная боль или гнев, ярость… в общем, что-то, что может захватить человека целиком, способно пробиться через эти шрамы. Люди с исполосованными душами опасны, поскольку ничего не могут чувствовать и способны наворотить дел. Из них получаются первоклассные социопаты. И вот тут вступаем в игру мы. Мы не допускаем появления шрамов. Мы устраняем уже существующие шрамы на их душах.

— Что-то у меня с трудом вяжется понятие врачевания с понятием причинения боли.

— Знаешь, когда перелом неправильно срастается, нужно снова сломать кость, чтобы срослась нормально. Так что мы и лечим, и калечим, чтобы вылечить.

— Страшновато звучит.

— Страшновато. Но по-другому не удается. Если сможешь по-другому — скажи, обсудим, обдумаем и будем пользоваться. Кстати, о страхе… Какова суть страха?

Я всерьез задумался. Вопрос был в чем-то схожим с вопросом о боли, но почти шестнадцатилетнему мальчишке было не так просто на него ответить. В конце концов, юность выгодно отличается от более зрелого возраста тем, что мало чего боишься и рискуешь двигаться вперед, сметая все на своем пути.

Наконец, обдумав этот вопрос, я выдал:

— Не вполне уверен, что правильно, но следуя твоей логике, это тоже спутник.

— Верно. Но спутник чего?

— Опасности?

— Почти верно. Спутник ее возможности. Опасность не обязательно должна быть реальной. Ты можешь бояться и того, чего реально никогда не будет. Страх предупреждает нас о том, что потенциально здесь может быть угроза для тебя.

— Олег, а это не чересчур?

— В смысле?

— Для чего ты завел об этом разговор? Ты меня окончательно хочешь запутать или запугать?

— Нет, конечно. Это я рассказываю для того, чтобы ты понял, с чем тебе придется иметь дело каждый день. Каждый день тебе придется иметь дело с болью, своей или чужой, и со страхом. Ты должен научиться улавливать их и понимать причины их возникновения, только тогда ты сможешь нормально работать.

В этот момент у Олега зазвонил телефон:

— Да? Ясно. Стой на месте, сейчас подойдем.

Он повернулся ко мне.

— Это нас. Машина ждет.

И мы направились к машине. Времени, чтобы все обдумать у меня оставалось мало.

Глава пятая

Всю дорогу до места я обдумывал то, что рассказал мне Олег. В голове такой объем информации спокойно укладываться не хотел и рождал кучу вопросов, но я прекрасно понимал, что Олег мне сейчас на них отвечать не будет. Более того, в машине Олег замолчал и на все попытки поговорить с ним отвечал, что до конца сегодняшней работы он ничего не будет объяснять.

Мы подъехали к многоквартирному дому, и я вздохнул с облегчением, поскольку в домах с представителями более обеспеченных слоев общества чувствовал себя не к месту. Олег понимающе хмыкнул и повел меня в один из подъездов.

«Клиент» ждал только Олега и поэтому удивленно и недоверчиво уставился на меня, когда открыл нам дверь.

Я с любопытством начал осматриваться еще в прихожей. В квартире играла «Metallica», исполняя свой вечный хит «Nothing else matters». Судя по общей захламленности квартиры, «клиент» жил здесь один и вообще был типичным холостяком. Он указал нам на комнату, откуда звучала музыка и сам пошел на кухню. Сняв куртки, мы прошли в указанном направлении, и я обалдел. Комната была битком набита техникой. Компьютер, принтер, сканер, куча проводов и часть таких вещей, применение которым я вообще не знал, несмотря на то, что компьютерами и периферией интересовался. На полках стояли книги по программированию, в котором я был дуб дубом, и рядом с ними сиротливо ютился томик «Трех мушкетеров».

Хозяин квартиры вернулся к нам, притащив пиво для меня и Олега, но я отказался, и он взял мою бутылку себе. Наконец, он сел, и я смог его нормально рассмотреть. Молодой парень, лет двадцати от роду, в давно не стираной футболке и тренировочных штанах, на которых были дыры. Весьма лохматый и небритый. Глаза красные, причем, судя по перегару, вовсе не от того, что плакал. Узкое лицо. Нос с едва заметной горбинкой. Выглядел он так, как будто забывал питаться, да и вообще уже несколько лет не вылезал на свежий воздух.

— Твое добро? — спросил я, указывая на комп.

— Мое. Разбираешься?

— Есть немного. Что за железо?

Минут пятнадцать мы обсуждали его довольно мощный компьютер. Парень обожал свою технику до фанатизма. Его слегка расстроило то, что я ничего не смыслю в программировании, но это искупилось тем, что я дал ему пару советов по железу. Через некоторое время он уже полностью «оттаял» в отношении меня и считал если не другом, то уже «собратом по разуму».

Судя по реакции Олега, который тихо и спокойно сидел и пил пиво, я пока все делал правильно.

Наконец, когда мы уже перешли к той части, когда и я развалился в кресле, а хозяин квартиры побежал ставить чайник, Олег спокойно встал, открыл окна, впуская свежий воздух, и тихо сказал:

— Молодец. Переходи к тому, для чего мы приехали.

— Проще сказать, чем сделать. У парня мозги только компами и заняты. Не настолько ему и была нужна та девушка, которая его бросила.

— Это так. Но наша задача — сделать так, чтобы он не замкнулся только на них.

— Для начала — ты мне соврал. Это не история о разбитом сердце. То есть, может это тоже было, но мы здесь для другого. Олег, ты понимаешь, что этого парня нереально вытащить хотя бы просто из дому?

— Запомни одну вещь. С этого момента в твоем лексиконе не будет слов «нереально» и «невозможно». Максимум — «сложно».

— Тебе кто-нибудь говорил, что ты скотина?

— И не раз. Он идет.

«Клиент» вошел в комнату и передал мне кружку с чаем.

— Слушай, я вот тут спросить у тебя хотел, — обратился я к нему — а чего ты таким затворником живешь? Ты же классный спец, должно быть, отбою от народа нет, а ты тут торчишь…

— Э-э-эх… Тут видишь в чем дело… Я… Не люблю я с народом общаться. Мне с компами проще. У них все просто и понятно. Все логично.

Я согласно кивнул.

— Понимаю… Но слушай, ты себя давно в зеркале видел?

— А что?

— Не чёсан, не брит, не стрижен. У твоего подъезда даже бомжи без твоих знаний о компах лучше выглядят.

— А на фига оно мне? Все, что надо, у меня здесь есть…

— А ты никогда не думал, что в крупных конторах сейчас такие спецы, как ты, нужны? Да и железо у них на порядок посерьезнее… Если б ты в такую устроился, наверняка лучше бы жить стал.

И тут вмешался Олег.

— Да. И еще у тебя доступ был бы к их программам и железу. Согласись, что это интересней было бы, чем тут сидеть.

Я чуть язык не прикусил от неожиданности. Во-первых, от того, что Олег вмешался (а это значило, что я что-то делаю не так), а во-вторых, от того, что все время, пока мы общались о компах, он сидел с видом умирающего лебедя, явно не понимая ни слова из того, что мы говорим. Услышать от него высказывание о программах и железе было равноценно тому, как услышать от средневекового инквизитора рассуждения о ядерной физике.

— Логично, — отозвался «клиент». — Вот только не знаю, как мне подойти к вопросу.

— Алгоритм простой. Для начала — выбриться начисто, — вступил в разговор я.

— А дальше?

— Дальше — отмыться, подстричься, приодеться в деловой костюм. И вперед, на штурм.

— Ага, на штурм… Нужен я кому такой буду…

— Удивишься, но нужен. К тебе сразу по-другому относиться начнут. И уважение появится, и сам, в своих глазах, более значимым станешь. Да и деньги появятся… А с деньгами — сам знаешь, веселее живется. И пиво получше, и еда посытнее, да и девушкам больше нравится, когда у тех, с кем они, деньги водятся.

Парень откинулся в кресле, откупорил еще бутылку пива, присосался к горлышку и закурил.

— Пойдет, — сказал он Олегу.

— Что пойдет? — не понял я.

— Ты. Справишься.

Я посмотрел на Олега, который укоризненно смотрел на «клиента».

— Ты подождать не мог? — спросил у него Олег.

— А чего ждать-то?

— Я только наслаждаться начал. А ты взял и все испортил. Он же теперь…

Закончить фразу Олег не успел. До меня дошло, что меня просто развели.

— Ну и гад же ты! — с чувством сказал я Олегу.

— А ты мог бы и раньше понять. Ведь понял же, уже наполовину… Мог бы понять сразу, как разговор начал.

Я задумался над тем, что он сказал.

Действительно, в парне не чувствовалось надлома, который обычно бывает при душевной травме, да и выглядел он как страдающий от похмелья, а не от разбитой любви. В разговоре с ним не было ни единой нотки, свидетельствующей о депрессии. Он сразу втянулся в разговор о компьютерах, что, впрочем, для компьютерщика и программиста было естественным. Единственным искренним, что я мог вспомнить — было его удивление при виде меня.

— Ты его предупредил, — сказал я Олегу, — так почему же он удивился мне?

— Его спроси, — кивнул Олег.

Я перевел взгляд на парня, и тот, прикончив пиво, ответил:

— Я не ожидал, что ты будешь настолько молодым.

Я подумал, стоит ли мне обидеться на Олега, но, по здравому размышлению, понял, что не стоит.

— Ладно. Это я вам еще припомню. Итак, проверку я прошел. Что дальше?

— Прошел, но не совсем, — сказал Олег — ты допустил один ляп, который я исправил.

— Да брось, Олег, — сказал парень, — прошел он нормально. Ты сам вообще не знал, как ко мне подступиться, а он мигом сообразил, что ко мне только с таким разговором и можно подойти. Кроме того, и на музыку мою он внимание обратил, и на книги. Да и в общении парень приятный. Опять же, внешность располагающая. И главное, что совет он дал тот же самый, что и ты. Обточить, конечно, технику надо, чтобы не так в лоб говорил, но это с опытом придет.

— И все-таки не совсем. Он повел с тобой разговор сразу о жизни, а на тебя надо было давить через технику. Такие моменты чувствовать надо.

— Брось придираться. Сам когда-то только начинал, так и этого наверняка сделать не мог.

Я молча наблюдал за ними.

— Ладно, ребята, хорошо было с вами посидеть, но мне сейчас на работу надо… Подождите меня на улице, я вас назад подброшу.

Он ушел в другую комнату, а мы стали молча собираться. Через пятнадцать минут он вышел к нам, побрившийся, в строгом деловом костюме, волосы собраны в хвост, и я с трудом его узнал.

От него уже пахло не перегаром, а хорошим одеколоном, и в целом он производил впечатление человека, явно преуспевающего в жизни.

— А ты где работаешь?

— Программист в одной довольно крупной конторе. Платят неплохо. И личного шофера выделили.

— А что же в такой квартире живешь?

— Это не моя, а моего брата. Я его в Англию на обучение послал, поэтому квартира пустует… А Олег попросил, чтобы максимально антураж образу соответствовал. У меня-то в центре жилье есть.

Он махнул рукой, и к нам подъехала та же самая машина, которая везла нас сюда.

— Закинь меня на работу, а потом отвези ребят туда, откуда забирал — сказал он водителю, когда мы уселись.

— Сделаю, шеф.

Всю дорогу я молчал, стараясь подавить острое желание дать Олегу по голове за его выкрутасы. С другой стороны, я прекрасно понимал, что, не владея даже базовыми навыками в общении, какие есть у него, я не смогу нормально справиться даже с пустяковыми делами.

Когда водитель высадил нас, и мы вернулись на старое место, Олег вытащил из-за пазухи пару заначеных у программиста бутылок пива и сказал:

— Для первого раза хорошо. На отлично не вытянул из-за того ляпа. Но хорошо.

— Скотина. — бросил я Олегу.

— Знаю.

— Мог бы и предупредить.

— Тогда бы ничего не получилось. А так мы знаем, что тебе стоит поучиться говорить, что импровизировать ты умеешь и к ситуации приспосабливаешься очень быстро. В идеале тебя бы еще актерскому мастерству немного поучить, но что-то мне подсказывает, что ты этим и так слегка занимаешься.

— Уже три года как тренируюсь… В ролевой тусовке.

— Неплохо. Продолжай в том же духе. Плюс к тому — нагружу тебя вот чем. Перед зеркалом потренируйся в выражении на лице. Посмотри, какое тебе больше понравится, и нацепляй его, когда с кем-то беседуешь. Заодно потренируйся с выражениями на лице собеседников. Ты должен научиться их распознавать по нюансам. Не просто удивление, например, а заинтересованное удивление или с отвращением. Или все вместе. Научишься их распознавать — научишься и имитировать их, насколько это возможно.

— Хорошо. Что еще?

— Слушай, как люди говорят. Обдумывай, с какой интонацией это сказано, и из-за чего эта интонация может быть. Помимо этого — еще одно маленькое задание. Считай шаги. Смотри, какая дверь в автобусе первой открывается на остановке. Считай ступеньки. Наблюдай за каждой вот такой мелочью. Сделай это своей второй натурой.

— Зачем?

— Мы ориентируемся по мелочам. Чем наблюдательней, тем больше будешь замечать и в людях. А помимо этого есть и чисто практическая польза в виде экономии времени в дороге. У тебя еще голова кругом не идет?

— Уже начинает… Ты на меня столько взвалил, что не знаю, когда я с этим справлюсь.

— Это не задание на один день. Это теперь твое постоянное задание, пока не войдет в привычку. Ты должен делать все это на автомате. Когда начнет получаться — позвонишь.

— А по психологии ничего давать в нагрузку не будешь?

Олег поморщился.

— Все эти Юнги и Фрейды — мужики, конечно, башковитые были, но в нашем деле они на фиг не нужны. Пойми, они давали только то, в чем разбирались сами, а это очень узкая специфика. У нас диапазон на порядок шире. И этому лучше учиться в жизни, но только после того, как научишься наблюдательности.

— Понял. То есть ты сейчас уходишь.

— Да. Устрою себе, наконец-то, законный выходной.

В этот момент у него зазвонил телефон.

— Да? Да, конечно. Приеду. А где? И когда? Понял.

Олег повесил трубку и выругался. Видимо, его законный выходной только что накрылся.

Глава шестая

Минуло почти три недели с тех пор как мы с Олегом прокатились к его знакомому программисту. Все это время я старательно упражнялся в наблюдательности и управлении своим лицом, и это уже начало приносить свои плоды. Пара сэкономленных секунд здесь, пара там, и я уже начинал успевать по своим делам туда, где раньше с этим наблюдались проблемы. Помимо этого, я стал замечать разные мелочи в поведении людей. Например, я стал четко замечать, когда мои друзья расстроены, или их что-то тревожит. Когда у матери проблемы по работе, и когда она наоборот, полностью довольна. Я научился выбирать моменты, когда к матери или отцу можно спокойно подойти и попросить денег, а когда этого делать не стоило в принципе.

Моя наблюдательность помогала мне и в быту, и в том, что я хотел получить, но не знал как. Приятели и приятельницы из ролевой тусовки тоже заметили, что, о чем бы они при мне не говорили, я выслушиваю их крайне внимательно и стараюсь дать им максимально обдуманный ответ. Отношение ко мне стало другим. Раньше я просто был для них одним из тусовки, парнем, с которым можно провести время, но теперь… Теперь они приходили ко мне за советом.

Я не хотел дергать Олега, считая, что еще недостаточно научился тому, о чем он говорил, и не видя особых случаев, когда нужна была помощь кому-то из моих друзей. Что же касается других вопросов, то, пожалуй, стоит упомянуть, что мой приятель, которому помог Олег, пришел ко мне с благодарностью. Его жизнь начала налаживаться, и родители тоже понемногу возвращались к прежнему руслу.

Это были спокойные три недели, и в течение них не происходило ничего, что следовало бы упомянуть отдельно. Но потом зазвонил мой домашний телефон.

— Да?

— Привет, это Олег.

— Привет… А откуда у тебя этот номер? Я тебе его не давал.

— Узнал у знакомых. Что-то ты не звонишь. Передумал учиться?

— Да нет, просто еще не достаточно освоил все то, что ты мне говорил…

— А разведка донесла, что это не так.

— Кто?

— Без разницы. Слушай внимательно.

Я внутренне подобрался.

— Я считаю, что ты уже достаточно освоился. Тебе надо найти «клиента» и помочь ему. В общем, у тебя два дня, чтобы найти «клиента». Если не найдешь сам, то найду я, а у меня сейчас «клиенты» такие, что отпускать тебя к ним пока рано. Справишься?

— Я все-таки не уверен, что справлюсь.

— Почувствуешь, что не справляешься — мой номер знаешь. Действуй.

И он повесил трубку.

Тихонько проклиная Олега с его заморочками, я задумался. Найти «клиента» предстояло мне самому, а я имел очень смутное понятие о том, как это делать. Более того, Олег опять хотел «кинуть меня в воду и посмотреть поплыву ли». Только в этот раз я чувствовал, что никакого развода не будет, и что все будет зависеть только от меня.

Выругавшись, я оделся и отправился к тусовке.

Наша тусовка в ту пору представляла собой странную компанию. Необычные, иногда очень яркие и творческие люди, иногда неплохие бойцы, а иногда… Иногда просто романтики и хиппи которые прибивались к нам, потому, что чувствовали в нас своих «собратьев по разуму», непохожих на скованное узкими рамками остальное сообщество. У нас же царил дух романтики и свободы. Мы никого не тянули к себе силой и никого не прогоняли от себя, хотя особо зарвавшихся осаживали, вполне деликатно объясняя им, что так вести себя не следует. Наш кусочек сообщества насчитывал человек двадцать постоянных и еще примерно столько же появлявшихся от случая к случаю. Разумеется, имена, данные от рождения, были здесь не в ходу, и, хотя мы и знали их, но пользовались исключительно ролевыми прозвищами.

У нас все было устроено так, что люди, которые не являлись ролевиками, смотрели на нас с непониманием. При встрече друг с другом, мы, например, могли совершенно спокойно поцеловать девушке руку, а если очень хотелось и девушка сама была не против, то это мог быть и более значимый поцелуй. Как бы то ни было, на приветственный поцелуй в щечку никто из нас даже внимания не обращал, считая это нормой.

Мы искренне радовались при виде друг друга, и нам было совершенно плевать, видит ли кто-то еще эту радость и как он к ней относится.

Сообщество существовало по своим неписаным правилам, жило по ним и всегда соблюдало их. Разумеется, не обходилось и без эксцессов со стороны «нормальных», или как мы их называли, «цивилов».

В тот день, однако, таких проблем не было, да и вообще, «цивилы» в последнее время поутихли, считая нас чем-то вроде безобидных сумасшедших, но когда я пришел к компании на обычное место сбора, сразу почувствовал в воздухе беду. Беда касалась не всей компании, а лишь одной девушки, которой в текущий момент не было, но ребята сказали, что она подойдет позже. В принципе, в такой компании это было нормальным, что у кого-то какие-то проблемы, и это обсуждалось народом, чтобы понять, можем ли мы помочь, или человеку лучше разобраться самому.

Я нашел двух особ, которые обсуждали то, что с ней случилось, и сел рядом, не вмешиваясь в разговор, но и не пропуская ни одного слова, надеясь узнать хоть какие-то подробности, которые могли бы помочь мне подготовиться. Подробности, которые не заставили себя ждать.

— Она вчера мне позвонила и два часа, пока мы общались, проплакала.

— А в чем дело-то?

— Да в этом ее парне, с которым она уже два года встречается. Она его в постели с одной козой застукала.

— Так давай ребят попросим. Отметелят его и дело с концом.

Я тихонько ухмыльнулся, вспоминая, как отделали одного «цивила», который ухитрился обидеть одну из наших девушек.

— Да нет, нельзя. Он из наших, хотя сюда ни разу не приезжал. Он в других краях тусит обычно.

Дело осложнялось. Наших мы старались не трогать без крайней необходимости, в особенности потому, что у каждого из нас найдется пара десятков абсолютно безбашенных и на всю голову отмороженных дружков, которых можно привести на помощь, и это будет чревато тем, что пострадает слишком много народу. Тут вопрос надо решать тихо и по возможности незаметно.

— Кроме того, она же его действительно любит.

По этой фразе я понял, что это как раз и есть мой «клиент». Однако мне не хватало подробностей. Подробностей, которые я мог получить только от нее.

Мне пришлось прождать ее пару часов, а когда она появилась, то я сразу дал понять народу, что у меня к ней серьезный разговор и попросил не лезть ни ко мне, ни к ней.

— Привет, золотце…

— Привет, — тускло ответила она.

Я нахмурился. Вот в ней, в отличие от того программиста, надлом, свойственный при душевной травме, чувствовался, притом очень серьезный. Девушке надо было срочно помогать. Непростая задача, хоть мы хорошо знакомы и она мне доверяла…

— Проблемы?

— Да нет, все нормально…

— Не обманывай обманщика, — с улыбкой произнес я ласковым тоном и положил ей руку на плечо.

— Да, есть кое-что, но не хочу тебя грузить.

— Странно… У меня сейчас как раз то настроение, чтобы меня кто-нибудь погрузил… Что случилось?

— Слушай, ты хороший парень, но не лезь в это… Это личное.

— Как знаешь. Просто я кое-что уже слышал и хочу помочь. Но нет, так нет, решать тебе.

Она вздохнула и посмотрела мне прямо в глаза.

— Зачем тебе это?

— Просто хочу помочь, — честно ответил я.

Я присел рядом с ней, не убирая руки с плеча.

— В конце концов, мы тут все в одной лодке, и если уж мы не поможем, то кто?

— Ребята сказали поговорить со мной? — поинтересовалась она.

— Нет. Поверь, это чисто моя инициатива. Да и специально мне никто не рассказывал. Так, услышал пару фраз. На тебе лица нет. Расскажи…

Она немного поерзала на месте и тяжело вздохнула.

— Что ты слышал?

— То, что у тебя проблемы с парнем. Без подробностей.

— Это мягко сказано… Я с ним два года встречалась, а вчера приехала к нему, без предупреждения, а он с этой… В общем, у него какая-то девица в постели.

— Ясно… И что хочешь с этим делать?

— Да не знаю я… А что, тут варианты могут быть?

Я услышал заинтересованность в ее голосе и с улыбкой сказал:

— Конечно, есть. Они всегда есть. Во-первых — ты можешь с ним расстаться и постараться забыть его. Самое простое, что можно сделать. Во-вторых — можно просто найти кого-нибудь другого и жить дальше. В принципе, это не исключает первого варианта, просто, так сказать, его расширенная версия. В-третьих — можно его проучить. Вот тут уже тебе решать, делать ли это физически, или обойдемся без грубости. И, в-четвертых…

Я замялся. Я не настолько хорошо был уверен в последнем варианте, который, по сути, был самым сложным в выполнении.

— Что, в-четвертых?

— Можно его вернуть. Не знаю, насколько тебе это надо, но такой вариант тоже существует.

— Вернуть? — сказала она, и по ее голосу я понял, что именно этого-то она и хочет.

— Да. Можно. Сложно, но можно.

— Думаю, не стоит, — неуверенно сказала она, — он же все равно потом еще кого-то найдет.

— Не скажи. Смотря как это делать.

— А ты что, знаешь, как это сделать?

Я посмотрел на нее. Ее лицо отражало недоверие. И надежду.

— Знаю. Но влезу в это, только если ты действительно этого хочешь.

Судя по выражению глаз, она мне наконец-то поверила. Я почувствовал облегчение, но потом понял, что мое тело напряглось, и это облегчение вовсе не мое. Оно принадлежало ей. Я же просто ждал продолжения, максимально собранный для восприятия.

— Хочу, — тихо произнесла она.

Я почувствовал, понял, осознал, что она действительно этого хочет. Все ее тело, ее лицо, говорило о том, что она любит этого недоумка, который так ее обидел. Которого она готова была на куски разорвать, но не стала бы этого делать из-за того, что любит. В то же самое время я чувствовал, что если ей попадется та, кого она с ним видела, то ей не поздоровится.

Я добавил веселости в голос, и сказал:

— Значит, сделаем. Только мне кое-что для этого нужно. Мне нужно, чтобы ты рассказала о нем все, что знаешь. Все, что к нему чувствовала когда-либо. Все, что вспомнишь. Даже если это просто какие-то типичные для него фразы.

— Зачем?

— Мне надо понять, что ты чувствуешь. На что ты готова пойти, чтобы заполучить его. И мне надо знать о нем. Его привычки, его манеру говорить, его жесты. Я должен понять, какой он, чтобы понять, как с ним справиться.

— Знаешь, а я никогда не думала, что ты можешь что-то подобное…

— Никто не думал. Во мне вообще много скрытых талантов.

— А ты точно мне поможешь?

— А стал бы я иначе предлагать тебе это? Поверь, если бы не собирался помочь, то не предложил бы. У меня и своих дел хватает.

Я почувствовал, как последний лед недоверия треснул и обрушился, и что теперь она мне полностью доверяет. Это было небывалое ощущение того, что я сейчас могу сделать с ней все, что угодно. Она поверит каждому моему слову, и, не споря, выполнит то, что я попрошу.

В этот момент я почувствовал себя богом,. Вершителем судеб и властителем умов. Ощущение ошарашило настолько, что я, наконец, убрал руку с ее плеча, встал, чтобы размять ноги и собрать мысли в кучу.

— Пойдем, пройдемся и поговорим.

Она приняла мою руку и последовала за мной, подальше от остальных из нашей компании.

Наша прогулка с ней заняла несколько часов, в течение которых она рассказывала о том, как они встречались, об их совместных и индивидуальных привычках, о том, как развивались их отношения. Я слушал, впитывая каждое слово, и с каждым словом я начинал все лучше чувствовать эту девушку, которая любила. Любила чисто, ни на что не претендуя. Любила несмотря ни на что, не сковывая себя условностями. Я чувствовал, что именно ей не нравилось в их отношениях. Чувствовал так, как будто сам становился ей.

Что-то похожее я чувствовал во время того, как мой знакомый рассказывал нам с Олегом о своем брате, но разница была колоссальной. Тогда, все было пропитано горечью и болью потери, а сейчас… Сейчас это было ощущение любви. Любви к человеку, которого я даже не знал. И вместе с ней я чувствовал, как больно он сделал ей. И я чувствовал, насколько она хочет вернуть его, как будто из ее души был вырван кусок, и он остался с этим типом.

Так близко и глубоко до этого я знал только одного человека.

Когда мы вернулись к народу, все уже расходились. Вечерело, и я проводил ее до дома, пообещав, что обдумаю все и постараюсь придумать, как все устроить.

Отходя от ее дома, я подошел к табачному киоску и купил пачку сигарет и зажигалку. Отчаянно хотелось прийти в себя после такого разговора. До этого момента я курил лишь однажды, но сейчас — сейчас мне это было нужно. Я закурил, закашлялся и, потягивая сигарету, направился к дому.

В голове царил хаос, который я старался разложить по полочкам и проанализировать. В принципе, я понимал, что может помочь девушке, кроме возвращения ее молодого человека, но… Но в то же самое время я понимал, что она не захочет этого. И еще я понимал, что хоть на меня и свалилась целая гора информации и ощущений, с которыми надо разобраться, но это далеко не все, что мне нужно. Мне нужно было подобным же образом расспросить того парня.

Придя домой, я взял телефон и набрал номер Олега.

— Да?

— Олег, это я… Я нашел «клиента».

— Рассказывай. В подробностях.

Я принялся рассказывать. Все. В подробностях. Включая свои ощущения. Когда я закончил, Олег сказал:

— Да… Ты легких путей не ищешь… Выбрал самое сложное, что можно было сделать в такой ситуации. Но в целом ты молодец. Что будешь делать?

— Знакомиться с ее парнем, конечно.

— Готовься к тому, что он будет полон дерьма.

— Я это и сам понимаю.

— Действуй. Все делаешь правильно. Позвони мне, когда с ним пообщаешься.

— Олег, я вот что еще спросить хотел…

— Дай угадаю… Синдром Бога?

— Откуда…

— Это очевидно. Каждый из нас с этим сталкивается в первый раз. А ты — дважды молодец. При синдроме Бога единственное, что можно сделать, чтобы его побороть — собрать мысли в кучу и продолжить работу. Поначалу он будет тебя доставать. Потом отойдет на второй план. Перестанешь обращать на него внимания. Главное — не поддаться и не устроить черт знает что. Так что действуй и ни о чем не волнуйся. Только меня в курсе держи.

— Хорошо, Олег, до связи.

Я повесил трубку и отправился спать, поскольку денек у меня выдался еще тот.

Глава седьмая

Несколько дней спустя, мы с «клиенткой» отправились на место наших регулярных сборищ. Мы прекрасно понимали, что там будет и ее молодой человек, и я попросил показать его мне, не подходя к нему и не разговаривая с ним, пока я не скажу.

По дороге мы обсуждали с ней всяческую ерунду, которая совсем не относилась к делу, но позволяла неплохо убить время и единственное, что она спросила, это уверен ли я в том, что все получится. Я, разумеется, не был уверен, но ей спокойным и полным уверенности голосом ответил, что, конечно, да.

На месте была куча народу, которую не раз пыталась разогнать милиция и местные «цивилы», но с этими двумя проблемами бороться здесь научились уже давно. При появлении милиции народ таинственным образом исчезал в неизвестном направлении, моментально возвращаясь после их ухода, а при вторжении «цивилов» наоборот, скучивался и в один момент вышвыривал «вторженцев».

Не знаю, в честь чего место общего сбора в те времена, когда ролевики только стали появляться, было устроено здесь, но, по крайней мере, оно могло вместить весь народ, который приходил сюда. Здесь фехтовали, пили пиво, играли на гитарах и флейтах, читали стихи, обсуждали книги и фильмы. Периодически устраивались костюмированные представления, которые собирали по округе всех, кого было можно, включая и «цивилов», приходящих поглазеть на невиданное зрелище. В эти моменты их терпели рядом с собой, если только они не начинали хамить. В принципе, наш народ не мешал никому, пока не мешали нам, но вечно находились какие-то недовольные личности, которые пытались устроить проблемы.

Сейчас, однако, никакого представления не намечалось, и народ занимался своими обычными делами.

— Вот он, — указала она мне.

— Хорошо. А теперь найди кого-нибудь и иди пообщайся, только не попадайся в поле зрения.

Она кивнула и растворилась среди народа. Я же сфокусировался на цели.

Примерно моего роста, но постарше. Плечи шире, чем у меня, да и масса явно больше. Я проследил за тем, как он фехтует, и ухмыльнулся. Любитель. Против меня он не простоял бы и минуты нормального боя.

Я одернул себя. В конце концов, я не драться сюда пришел, а девушке помогать. Посмотрим на него теперь по-другому…

Нервничает. Ищет кого-то среди народа. Из-за этого и пропускает половину ударов.

Все, остановил бой. Выдохся, значит… Ну что же… Мой выход.

— Привет.

— Ну, привет…

— Видел, как ты фехтуешь.

— Понравилось?

— Нет. Хреново ты это делаешь.

Он, оскорбленный, уставился на меня.

— Будто лучше можешь…

— Могу. Тебе доказать? Кстати, у тебя одна, но постоянная ошибка. Ноги. Неправильно двигаешься. В той манере боя, к которой ты прибегаешь, ноги должны двигаться круговыми движениями, а не по плюсу. И еще — руки опускаешь слишком низко.

— А ты вообще кто такой?

— Меня учили фехтовать. Хочешь, могу показать пару приемов и убрать твои ошибки.

— Посмотрим. Сейчас, только передохну…

— Ничего, я подожду…

Я встал немного в стороне от него, периодически приветствуя знакомый народ, и принялся обдумывать, как мне лучше к нему подобраться.

Если честно — мне в этом совсем не помогало то, что я узнал от девушки. Я чувствовал в нем определенный стержень, которого не чувствовала и не замечала она, и который отметал большую часть того, что она думала о нем. И стержень этот не давал мне покоя. Я понимал, что опираться мне придется только на факты, а не на ее измышления, а фактов у нее было мало, больше было романтических представлений, которые вовсе не помогут мне завоевать его доверие и заставить открыться передо мной.

Он мнил себя бойцом, и на этом можно было сыграть. В частности, я уже дал ему понять, что меня учили фехтованию, и не стыдно проиграть более обученному и опытному противнику. В особенности, если после этого он покажет тебе, где твои ошибки и научит, как избавиться от них. Спарринг с ним — это самый простой способ заработать немного его уважения, а потом… Потом придется импровизировать.

Наконец, он подал мне знак, что готов, и мы прошли в круг. Я цапнул у кого-то самодельный клинок и сделал пару круговых движений, чтобы привыкнуть к весу. После наших тренировочных клинков, с которыми мы занимались у тренера, этот был пушинкой, хотя за счет этого мне придется его более жестко контролировать.

Мы встали лицом друг к другу и отвесили короткий кивок, подтверждающий готовность. Я доверился рефлексам и после его первого выпада отвел удар в сторону, сделал полуоборот и замер, держа свой клинок у его шеи и еле успев остановить удар, который запросто мог убить.

То же произошло и во второй, и в третий раз, и он, наконец, раззадорился и стал двигаться. Раз за разом я подлавливал его на банальностях, которых нас учили избегать с первых же дней тренировок.

Правда, один раз ему удалось меня удивить. Вместо того, чтобы отклониться от моего удара назад, он растянулся на шпагат и чуть было не достал меня коротким выпадом, но я успел и в этот раз отвести его клинок и обозначил упор подошвой ботинка в его колено, одновременно устремляя свой клинок к его горлу.

— Хватит.

— Хватит так хватит.

Я помог ему подняться с земли.

— Кто тебя учил такому?

— Есть один тренер. Только у него занятия платные. Берет неплохо, но и учит хорошо. А теперь давай передохнешь, и я покажу тебе твои основные ошибки.

Так мы и сделали, и когда я закончил показывать ему, он поглядывал на меня с уважением.

— Силен ты, парень, — сказал он, — может, придешь как-нибудь к нам? У меня команда в двенадцать человек, и им бы пригодилось у тебя поучиться.

— Извини, я не тренирую. Хотя на ошибки указать могу.

— Нет, так нет. Хотя жаль, — сказал он, и я услышал настоящие нотки сожаления в его голосе.

— Извини, — ответил я и развел руки, — тот же тренер мне не разрешает учить. Боится, что кого-нибудь покалечу.

— Ты можешь, — согласился он.

Надо как-то перейти к чему-нибудь другому, а то тема фехтования неисчерпаема и может длиться вечность.

— А я раньше не видел, как ты фехтуешь, — сказал он.

— А я здесь уже и не фехтую… Отошел от этого.

— Из-за чего?

— Девушка.

— А-а-а… Понятно. Да, из-за них от всего отказаться можно.

— Не совсем так…

Меня понесло импровизировать, а точнее — вдохновенно врать.

— Я тут познакомился с одной. Все бы ничего, но она потащила меня фехтовать. Я ей руку случайно сломал, и после этого она меня бросила.

— Ого… Впрочем, наверно так и лучше.

— Лучше… Я после этого за клинок браться боюсь, чтобы не сломать кому-нибудь что-нибудь.

— Понятно.

Мы отошли в сторонку, и он принялся собираться.

— Ты уже уходишь?

— Да. Надеялся здесь встретить кое-кого, но, видимо, она не придет.

— Девушка… Понятно… Пора Клуб разбитых сердец организовывать.

— Да нет, не совсем так. Я тут сглупил недавно.

Я внутренне заликовал. Наконец-то он открывается.

— И как же? Ты вроде парень нормальный, особо глупить не должен.

— Да так… В общем, познакомился с одной, когда с другой крутил.

— И чего? Узнала что ли?

— Хуже. Приехала, когда мы вместе были.

— Мда… Дерьмо случается…

— Точно. А самое паршивое в том, что и вторая от меня ушла, узнав, что она не единственная была.

— Ну, парень, влип ты по полной программе.

— Точно.

— А та, с кем ты был, она тебе хоть нравилась?

— Да как тебе сказать… В общем — да. Своеобразная она, конечно, была, но нравилась. Сегодня извиниться хотел перед ней, но, видимо, уже не получится.

— А я бы на твоем месте попробовал.

— А толку? Такое не прощают.

— Если действительно любит — простит. Вот только если простит, то тут уже обратной дороги не будет.

Я почувствовал, как он напрягся, ловя каждое слово.

— В смысле?

— В самом что ни на есть прямом. Если простит, то не вздумай ее упускать. Вряд ли еще такого любящего человека найдешь.

Я чувствовал его. Чувствовал. Впитывал его сомнения, раздумья, попытку разобраться в своих чувствах и понял, что ему надо помочь.

— Ты ее хоть любил?

— Ну-у-у…

— Ладно, задам вопрос по-другому. Сколько ты с ней был?

— Около двух лет.

— И за это время ты не понял, любишь ли ее?

— Это сложно.

— А чувства никогда простыми не бывают. Так что?

— Не знаю.

— Ну-ну… Разбирайся. Только запомни, что если затянешь, то можешь лишиться и последнего шанса узнать, любила ли она тебя. Ладно. Бывай.

Я ушел от него. Ушел специально, чтобы оставить наедине с собой. Ушел, чтобы он понял, что от него все уходят.

Олег был прав. Мы обязаны быть жестокими по необходимости, но он не сказал, что эту жестокость необходимо строго дозировать. Я понял это после последней фразы, сказанной фехтовальщику, знал, что она заставит его задуматься.

Я нашел «клиентку», окруженную общими знакомыми, и увел ее в сторону.

— Я поговорил с ним.

— И?

— И оставил его.

— То есть ничего не получится?

— Я этого не говорил. Парень запутался. Он сам не понимает пока того, что ему надо.

— Ты же обещал, что поможешь.

— Слушай, на его месте я бы не глупил как он. Я бы любил тебя и даже не подумал бы изменять. Но в этом разница между мной и им. Я знаю, как ты можешь любить, а он — нет. Он даже не знает пока, как он может любить. И пока он не поймет этого, сделать ничего нельзя. А ты хотела, чтобы я волшебной палочкой взмахнул, и все стало великолепно?

По ее глазам, по лицу я понял, что она так и считала.

— Я не волшебник. Я делаю то, что нужно, но это требует времени. Потерпи еще немного. Вы будете вместе. Обещаю.

И тут она сделала то, чего я совсем не ожидал. Она разрыдалась. Я обнял ее, позволяя уткнуться в мою грудь, чтобы скрыть слезы от остальных, которые бродили по округе. Она молча рыдала, а я неожиданно понял, что только что разбил одну из ее детских иллюзий. Веру в волшебство. Я понял это, поскольку ощутил, каким она видела меня в этой истории. Помесью рыцаря на белом коне, который прискакал на помощь к прекрасной деве, и волшебника, который может все исправить, стоит ему только захотеть. Мне было жаль ее. Жаль оттого, что в этот миг она повзрослела и увидела мир совсем по-другому, но тут мне на ум пришла фраза, сказанная Олегом о реке. Ее иллюзии были обречены рано или поздно разбиться, и я лишь немного ускорил этот процесс.

Наконец она закончила рыдать, вытерла слезы и посмотрела на меня. Это был взгляд уже не девочки, а женщины, которая прекрасно отдавала себе отчет в том, что будет делать дальше.

— Мы продолжаем? — тихо спросил я.

— Да, — получил я уверенный ответ.

— Ты все еще его любишь?

— Откуда ты такой взялся…

— Сам не знаю. Откуда-то… Так ты все еще любишь его и хочешь, чтобы мы продолжали?

— Да. Люблю. Но… как-то по-другому… Не так, как раньше. Что-то изменилось.

— Знаю. Прости.

— За что?

— За то, что я сделал с тобой.

— Дурак ты, — улыбнулась она — ты что, не понимаешь, что я тебе за это благодарна? Ты заставил меня посмотреть на все иначе.

— Взрослее.

— Да.

— И детство закончилось. Прости. Теперь будет другая жизнь, и я не могу сказать тебе, какой она будет.

Она приподнялась на цыпочки и поцеловала меня в щеку, одаривая редкой нежностью, исходящей от нее в этот миг.

— Не важно, какой она будет. Я все равно тебе благодарна. За то, что взялся помочь, когда другие только болтали у меня за спиной. За то, что не бросил одну. За то, что помогаешь. И я верю, что у тебя получится вернуть его мне.

Я смотрел на нее во все глаза, поскольку чувствовал от нее не только нежность, но и какую-то странную любовь. Любовь, которую я мог бы подхватить и присвоить, и она была бы со мной, а не с ним.

Но что-то внутри меня отчаянно сопротивлялось, говоря, что это будет неправильно. Что так нельзя. Что хоть она и одаривает меня так щедро, но ее сердце принадлежит другому человеку.

— Поехали домой, — сказал ей я, — и… спасибо.

Она не спросила меня «За что?», и я был благодарен ей за это.

Всю дорогу до дома моя щека горела от этого поцелуя, а душа пылала от неожиданной и такой доступной любви, которую я не забрал себе.

Проводив ее до дома и вернувшись к себе, я набрал номер Олега.

— Да?

— Олег…

— Привет. А я уже заждался твоего звонка. Что ты так долго?

— Только сегодня смог с ним пересечься.

— Рассказывай.

И вновь я рассказал Олегу все. До последнего эпизода. До последнего отголоска чувств и эмоций.

— Интересный ты парень, как я погляжу…

— Олег, не надо…

— Не буду. Ты выбрал правильную тактику. Молодец. Вот только одно «но». Что если он придет к выводу, что она ему не нужна?

— Тогда я вмешаюсь.

— Нет. Ты этого не сделаешь. По двум причинам. И вторая — более важная, чем первая.

— Что ты хочешь мне сказать?

— То, что ты сделал после разговора с ним — это первая причина. Она смотрит на мир уже по-другому. Она поймет, если он не выберет ее. Но куда важнее, вторая причина. Ты не можешь заставить его.

— Почему?

— Потому что мы уважаем добрую волю. Потому что мы позволяем людям жить и делать свой выбор. Если ты лишишь человека возможности выбора — ты себе этого не простишь, потому что это все, что нам дано от рождения и до смерти. Право выбора. Так что если он не вернется к ней, то это будет его осознанный поступок, с которым ему жить. Ты и так сыграл на грани фола, намекнув ему, что она его любит.

— Олег…

— Что?

— Можешь сказать мне, почему мне так хреново?

— Могу.

— Скажи.

— Потому, что ты видел ее благодарность. Ее нежность и любовь. Твоя же награда из этого — благодарность и нежность. Ее любовь принадлежала и принадлежит не тебе. Хотя тебе очень бы хотелось, чтобы было наоборот. И, кстати, доктор, вы провели великолепную операцию. Честно. Это был очень хороший ход — заставить ее расчувствоваться, проявить чувства к тебе, после того, как ты сломал ее фантазии. Это показало ей, что хоть она и любит другого, но в ее душе хватит места еще для многого. Она будет долго обдумывать это, и даже если они не будут вместе, она найдет себе временный заменитель в виде тебя, на ком сможет выражать свои чувства, и даже шрама на душе не останется, если ты правильно себя поведешь.

— Знаешь, Олег, а ты мразь. Редкостная. Мы для тебя что, лягушки под микроскопом? Ты изучаешь манеры поведения, собираешь данные, анализируешь… Как будто мы для тебя какой-то испытательный полигон.

— Крепко же тебя зацепило, парень… Знаешь, что… Дождись, пока я приеду к тебе, и тогда мы продолжим разговор. А пока подумай вот над чем… Ты такой же, как и я. Уже такой же. Я называю нас Исповедниками, поскольку мы лечим души и выправляем чужие жизни. Но даже Исповедникам нужны Исповедники.

Он повесил трубку, прежде чем я успел сообразить, что сказать ему в ответ.

Глава восьмая

Прошла неделя с тех пор, как я в последний раз говорил с Олегом, и снова настал день, когда в нашей тусовке было принято собираться в общем месте. Всю эту неделю я старательно не показывался на глаза ребятам, и вообще изображал из себя мальчика паиньку, старательно учась, помогая по дому и не думая обо всем том, что происходило в последнее время. Но этот день был отмечен на календаре моей судьбы красным цветом, и мне ничего не оставалось, кроме как смириться с этим, хотя всю первую половину дня я даже не предполагал этого.

В общем, вернувшись после учебы, мне пришлось снять телефонную трубку, в которой я услышал голос своей «клиентки»:

— Привет. Мы едем сегодня?

— Привет. Знаешь, у меня дела вообще-то…, — начал я и тут неожиданно понял, что как я ни хочу бросить все, что меня связывало с Олегом и его искусством, я не могу оставить девушку с такой неразрешённой проблемой.

Ладно, помогу ей, решил я. Помогу, а дальше все брошу. Вообще не буду практиковать. Это слишком больно.

— Но я поеду. Дай мне пару часов, — закончил я фразу.

— Хорошо, я заскочу за тобой.

Я повесил трубку и сел, обхватив голову руками. Олег ухитрился добиться своего, и я уже не мог смотреть на то, как другие терзают себя. До меня дошло и то, что, несмотря на все мои старания, я уже на автомате продолжал считать шаги, приглядываться к дверям в автобусах, выхватывать слова из чужих разговоров и, анализируя их, мог вмешаться в середину разговора с какой-нибудь фразой, от которой у говорящего наступал легкий шок, а потом он полдня бегал за мной, пытаясь выяснить, что именно я имел ввиду.

Это было сродни проклятью или отраве, которая постепенно завладевала мной.

Быстро закончив с делами учебными, иначе говоря, зашвырнув все в ящик стола, я немного прибрался и открыл дверь в тот момент, когда в нее собралась позвонить «клиентка».

— Готов, — сказал я.

— Хорошо. Как ты думаешь, он сегодня дозреет?

Я проанализировал свои ощущения в отношении парня и понял, что если он решился, то сделал это уже несколько дней назад.

— Он тебе не пытался позвонить?

— Пытался… Раза четыре. Я трубку не брала.

— Хорошо. Он дозрел. Но я должен в этом убедиться. Когда я это сделаю, можешь подойти к нему. И, кстати, он ждет трудностей, так что не расстраивай его в этом. Он считает, что его любовь к тебе надо чем-нибудь доказать. Придумай что-нибудь трудное, но выполнимое для него.

— Можно спросить?

— Что?

— Откуда ты знаешь? Что он дозрел, что он ждет трудностей?

Я тяжело вздохнул.

— Лучше не спрашивай. Я не смогу этому научить, а если этому не научить — то ты ничего не поймешь из объяснения. Просто поверь.

Мы отправились на место сбора. По дороге мы по большей части молчали, но уже на подходе она не выдержала и спросила:

— Слушай, а у тебя девушка есть?

— Не срослось, — автоматически ответил я.

— Почему?

— Из-за глупости. Моей и ее. И со второй не срослось. Она чуть не пострадала из-за меня.

Она помолчала, обдумывая услышанное, а потом, прикоснувшись к моей руке, тихо сказала:

— Если у меня ничего не получится с ним, я бы хотела…

— Знаю. Хотела бы стать моей девушкой. Потому что ты меня любишь. Потому что я тебя хорошо понимаю и никогда не причиню вреда. Потому что ты никогда не встречала таких как я.

Она смотрела на меня, широко раскрыв глаза, а я махнул рукой и продолжил:

— Давай закончим с нашим делом, а потом поговорим. И, кстати, нам лучше входить поодиночке. Не хочу, чтобы твой благовредный подумал, что у меня с тобой роман. Это все осложнит.

Она едва заметно покачала головой, и я просто понял то, что она думает. Она верила мне, любила и боялась меня. Боже, как банально… Страх перед непознанным. Потенциальная опасность от того, чего не знаешь.

Проклятье. Я одернул себя. Заставил отвлечься от мыслей и ощущений и начал высматривать, не мелькнет ли среди окружающих нас людей лицо парня. Я не хотел становиться похожим на Олега, рассматривающим весь род людской через окуляры микроскопа.

Стоило мне появиться там, и парень сам нашел меня.

— Привет. Пофехтуем?

Я посмотрел на него и вдруг понял, что мне этого очень хочется. Хочется закрутиться в поединке, нанося удары и уклоняясь от них. Хочется, чтобы все было просто и понятно, когда клинок в руке — твой единственный друг, а все, кто окружает тебя — противники.

— Хорошо. Только усложним мне задачу. Ты здесь со своими ребятами?

— Да.

— Отрабатывал с ними групповую атаку?

— Да, а что?

— Тащи четверых сюда и присоединяйся к ним.

Он сбегал и позвал своих друзей, которые, не понимая, что происходит, подошли ко мне.

— Вас пятеро, я один. Начинаем. И сразу извинюсь. Жалеть вас не буду, так что лучше не подставляться.

Парень посмотрел на меня и кивнул своим приятелям.

— Он серьезно. Хорошо, что вы кольчуги притащили.

Когда они надели кольчуги, а парень моей «клиентки» наглухо застегнул косуху, мы взяли клинки и началась пляска. Против пятерых мне работать не доводилось до этого никогда, но я прекрасно понимал, что если они не сработались, да еще и новички в фехтовании, то легко заставить их мешать друг другу.

Добрых пятнадцать минут они пытались меня достать, и двое из них были даже близки к этому, но за это время один из них отскочил с отбитой рукой, второй — прихрамывая, а остальных трех я вымотал так, что когда, наконец, остановил бой, они сели прямо на землю.

— Вот так, ребята — сказал я и огляделся.

Наш бой собрал кучу зрителей, что, впрочем, было понятно: не каждый день здесь спаррингуются пять к одному. И еще меньше случаев, когда этот один уделывает остальных пятерых. Ко мне подошел кто-то из знакомых, похлопал по плечу и сказал:

— Ну ты даешь…

Я кивнул и отошел в сторону. Безумно хотелось курить, но, как ни странно, после этого спарринга я почувствовал себя лучше.

Парень «клиентки» подошел ко мне и сказал:

— Мы можем поговорить?

Я молча кивнул и отошел с ним подальше от всех.

— Я всю неделю думал над тем, что ты тогда сказал. Знаешь, такого бардака в мыслях у меня не было еще никогда. Как понять, люблю ли я ее? Можешь способ подсказать? А то я уже весь извелся.

Опершись о дерево, я закурил. Посмотрев на него, я выбрал самый простой для себя способ.

— Расскажи мне о ней. Все, что вспомнишь. А я скажу тебе, любишь ли ты ее. Впрочем, думаю, ты и сам тогда это поймешь.

Он принялся говорить. Он рассказывал, а на меня нахлынули ощущения. Я чувствовал его нежность к ней. Это не было любовью, но могло стать хорошей основой для нее, поэтому я его остановил, причем довольно быстро.

— Постой. Ты испытываешь к ней определенные чувства, но что-то тебе мешает. Что тебя останавливает?

— Она… еще ребенок. Совсем по-детски смотрит на все.

Я только улыбнулся.

— Знаешь, иди к ней. Ищи ее. Добейся ее. Уверен, что она тебя сможет удивить.

— Почему ты так думаешь?

— По тому, что ты успел рассказать. После своего ухода она просто обязана была повзрослеть. После этого все взрослеют. По себе знаю.

— Думаешь, она может быть здесь?

— Поищи.

Он посмотрел на меня, уставшего после спарринга и разбитого после всех ощущений, и сказал:

— Знаешь, я твой должник.

— Сочтемся, — сказал я, закуривая еще одну сигарету и отходя от него.

Я нашел свою «клиентку» и кивнул ей в ответ на ее безмолвный вопрос. В ней вспыхнула яркая радость и огромная благодарность, смешанная с облегчением. Эти ощущения, такие свежие, как глоток чистого воздуха в накуренной комнате, ударили по мне, вынуждая сесть на ближайший камень и взяться за голову.

Она мигом подскочила.

— Что с тобой?

— Все в порядке. Просто устал. Иди, покажись ему. И учти, для него мы с тобой не знакомы. Иди.

— Знаешь…

Я устало поднял голову, чтобы посмотреть ей в глаза.

— У тебя все будет хорошо. Такой человек как ты должен быть счастлив.

— А ты? Ты счастлива?

Я почувствовал ответ, раньше, чем она его произнесла.

— Да!

— Тогда мне вполне достаточно сейчас и этого.

Она поцеловала меня в щеку, и меня теплой волной укрыло ее счастье, принося облегчение и даря покой.

— Не знаю, — сказал я ей, — как у тебя будет все дальше, но надеюсь, что все будет хорошо.

— В крайнем случае, у меня же всегда есть ты, — улыбнулась она и оставила меня.

Я только покачал головой и молча закурил очередную сигарету. Ощущение ее счастья продолжало действовать на меня, согревая и успокаивая. Кто-то присел рядом со мной, но я не обернулся, пока не услышал голос Олега:

— Молодец. Теперь тебя можно выпускать в люди.

— Иди на хрен.

— Только не говори, что тебе сейчас паршиво. Вижу, что не так. И вообще, как ты думаешь, чего ради я выяснял, где ты будешь, и приперся сюда? Ради тебя.

— Зачем?

— Ты злишься. Злишься на меня. Злишься на себя. На то, какой ты есть.

Своими обострившимися чувствами я считывал с лица и позы Олега заботу, нежность и тихую гордость по отношению ко мне. Злость на него начинала потихоньку угасать.

— Сигарету дать?

— Давай. Пива хочешь? — он протянул мне бутылку, и я взял ее.

Сделав пару глотков, я затянулся сигаретой и, наконец-то полностью избавившись от злости, сказал:

— Олег, что со мной происходит?

— Сложный ты парень, вот что… Ты стал играть в наши игры чересчур рано. Да, психика у тебя более гибкая, чем у остальных, и это твой плюс, но это же и твой минус. Плюс в том, что воспринимаешь ты все намного лучше и быстрее, чем даже я. Минус в том, что это по тебе бьет намного сильнее. Ты недавно обвинял меня в том, что для меня все люди — как объект для изучения. Это правда. Я всех изучаю, но и ты тоже. Только мы делаем это немного по-разному. Ты еще слишком молод, и для тебя это изучение — не более чем познание окружающего мира. Для меня — это исследование людей в попытке понять больше, чем я уже знаю о них. Из-за этого мы и смотрим на них чуть по-разному. Но мы делаем одно дело. Мы оба помогаем людям, а то, что мы их изучаем, это часть той награды, которую мы получаем за наши труды.

Я посмотрел прямо на Олега.

— Знаешь, а я хотел бросить все.

— Знаю. И не смог.

— И не смог.

— И не сможешь. Ты помог человеку, и он отплатил тебе добротой, нежностью, заботой и даже своей любовью. Тебе же понравилось это, не так ли? Хорошая награда за хорошую работу. Это помимо того, что ты помог человеку.

— Не «помимо», а вместе с этим. Я не смог оставить девушку без помощи. Она бы не завершила все правильно и потом всю жизнь бы мучилась. Не мог я этого допустить.

— В этом все мы: те, кому небезразлично. Мы не может спокойно смотреть на этот мир и ничего не делать с тем бардаком, который люди устраивают из своей жизни. Теперь ты и сам почувствовал это.

— Олег…

— Эти чувства, которые тебе подарила девушка, это твоя награда. Ты обрел себе друга на всю жизнь. Но эта девушка — не твоя, и хорошо, что ты не сделал ее своей. У тебя еще будет шанс, и не один. Не смотри на меня. Я одинок, но это сугубо мой выбор.

Я почувствовал в нем старую, затаенную боль.

— Что тогда было?

— Она погибла из-за моих действий. Это была совершенно случайная смерть. Просто та скотина, которая должна была расплатиться за все, что сделала, свела счеты с жизнью. А моя невеста оказалась там же по чистой случайности и умерла. Врачи бились над ней несколько суток, но она все равно умерла.

Этот рассказ вызвал в нем все те чувства, которые были у него в ту пору. Я переживал с ним его боль, потерю, одиночество, озлобленность… Его решимость не допустить повторения была тем, что поглотило меня окончательно.

— Больше не буду тебе рассказывать о своем прошлом.

— Да уж…, — растерянно ответил я.

— Извини, я не подумал, что ты такой чувствительный.

— Да ничего… Оклемаюсь… В конце концов, — именно для этого Исповедникам и нужны Исповедники. Чтобы был хоть кто-то, кто может разделить то, что с ними было.

— Чтобы был хоть кто-то, кто сможет понять их. Пойдем отсюда. Холодно становится.

Мы молча направились по дорожке, думая каждый о своем. Проходя мимо своей «клиентки», я увидел рядом с ней ее парня и улыбнулся.

— Это она? — спросил я у него.

— Да.

— Хороша. Приглядывай за ней, а то уведу…

— Не удастся.

— Тогда сам не упускай, а то желающих много найдется.

Олег одобрительно хмыкнул, и мы пошли дальше.

— И что теперь, Олег?

— Теперь? Действуй. Помогай. Если понадобится совет или почувствуешь, что сам дело не вытянешь — телефон мой у тебя есть. И если тебе самому помощь потребуется — выслушаю и помогу.

Мы остановились, он посмотрел на меня и сказал:

— Кстати, классно фехтовал. Мне понравилось. Если мне потребуется боец — ты будешь одним из тех, кого позову.

— Посмотрим. Только во главу списка не ставь.

И мы разошлись с ним в разные стороны.

Глава девятая

Прошло несколько месяцев с тех пор, как у меня появилась первая «клиентка».

За это время я не переставал встречаться с ролевым народом и незаметно помогал тем, кто в этом нуждался. По большей части, это были девушки, которых беспокоили дела сердечные, и в результате подобные проблемы я научился решать в быстрые сроки. Всё сводились, в основном, к выбору, стоит ли связываться с тем или иным человеком, и лишь изредка бывало так, что требовалось более серьезное вмешательство из-за разбитого сердца, хотя у меня за это время появилась одна постоянная «клиентка». Она прибегала ко мне как минимум раз в неделю, вываливала на меня целую гору своих сердечных дел и, не давая мне в этом разобраться, убегала. В конце концов, я понял, что ей просто нужно выговариваться, и нашел ей одну крайне терпеливую подружку, которая готова была слушать ее сколько угодно.

Серьезных проблем, слава Богу, не возникало ни у кого. Мой знакомый полностью оправился после смерти брата, и его семья тоже пришла в себя после этого удара, продолжая жить. Моя первая «клиентка» тоже жила полной жизнью со своим молодым человеком, а если и возникали мелкие неурядицы, то они решали их без моего участия. Для них я стал очень дорогим другом, и ее молодой человек «познакомил» меня с ней.

Олег за это время мне ни разу не звонил, да и у меня не было повода звонить ему.

За эти месяцы в ролевой компании у меня появилась репутация «бабника», хотя многие знали, что у меня вообще нет девушки, да я и не стремился найти ее себе. Репутация же появилась благодаря тому, что все видели, как часто я отводил то одну, то другую девушку в сторону, чтобы поговорить с ней, но никто не знал, о чем именно мы говорим. Да, говорили мы о делах сердечных, но сами девушки никому не рассказывали о том, что между нами происходит, и то, что эти сердечные дела не связаны со мной, а я никого не разубеждал, поскольку не видел в этом необходимости.

Пребывая в подобной синекуре, я, наверное, чересчур расслабился. Но однажды ко мне пришел один знакомый, вовсе не связанный с ролевиками.

Это произошло в один довольно холодный денек, когда я вернулся с учебы. Встретив его у подъезда, я потащил его к себе в квартиру. Когда налил нам обоим горячий чай, парня прорвало. Мне даже не пришлось раскручивать его на то, чтобы он рассказал о своих проблемах. В нем все накипело настолько, что он готов был выложить это любому, кто согласится слушать. Воспроизвести его сбивчивую речь, перемежаемую слезами, не возьмусь, несмотря на то, что память меня не подводит, и я с легкостью могу вспомнить практически любой разговор пятнадцатилетней давности.

Суть монолога сводилась к тому, что он ухитрился влюбиться в девушку из тех, кого ныне принято называть golden kids, или просто «мажорами». Девушка буквально сводила его с ума. Что-то произошло, и она сказала, что все из-за него. Парень был доведен обидой до отчаяния, и ему на самом деле, как мне тогда показалось, требовалось крайне немного, чтобы прийти в норму. По моему мнению, ему требовалось выговориться, что он с успехом делал, сидя у меня на кухне, успокоиться, что я запросто ему мог устроить, и отвлечься от проблем на какое-то время. С последним сложностей тоже никаких не было, поскольку я знал, что он с ума сходит по звукорежиссуре, а у меня к тому моменту появилась пара знакомых, которые работали в звукозаписывающей студии. Пока парень пил чай у меня на кухне, я позвонил им, и попросил пустить его к себе на пару недель, тем более что звукорежиссером он был от Бога. Они были не против, и я вернулся к нему.

— Вот что… С этой девчонкой тебе в таком состоянии лучше не встречаться. Вы и так наговорили друг другу кучу такого, о чем уже оба жалеете. Обожди пока. Ты остынешь, она остынет, потом и поговорите спокойно, и все дела тихо уладите.

Он сидел и хлюпал носом, попутно прихлебывая горячий чай из кружки.

— Да ладно тебе… В конце концов, ну вспылили, ну обвинила она тебя… Это же ведь не так на самом деле?

— Нет.

— Вот и славно. А теперь — ты не поверишь в то, что я узнал. Одним моим знакомым требуется звукорежиссер, и я им посоветовал посмотреть, как ты с этим справишься.

— Правда? — недоверчиво посмотрел он на меня.

— Правда. Завтра они ждут тебя в студии.

Он допил чай, поставил чашку на стол и сказал:

— А с ней что?

— Сначала остынь, — посоветовал я ему, — а потом уже посмотрим. А то в голове у тебя сейчас бардак из-за того, что она тебе устроила, и нормально ты сейчас соображать не сможешь. А с такими избалованными надо общаться, только здраво соображая. Так что пока лучше помоги моим знакомым. Заодно и денег поднимешь немного, и сам отвлечешься.

Он просидел у меня еще с часок, пока не успокоился настолько, что я уже мог не бояться выпустить его на улицу, и ушел домой.

Признаться честно, я закрутился после этого со своими делами, и забыл, что мне полагалось курировать судьбу этого парнишки, пока он не оправится полностью. Впрочем, у него была лишь обида, а не тяжелая душевная травма, поэтому я и не слишком волновался за него.

Прошла пара недель, и в один из дней я неожиданно получил от него письмо.

Дружище, спасибо тебе за то, что выслушал меня тогда. Ты дал дельный совет, и если бы я полностью последовал ему, наверное, все было бы сейчас по-другому. Ты подарил мне чудесный шанс делать то, к чему лежала моя душа, и я благодарен тебе и за это тоже. Я хотел бы сказать это тебе лично, но вынужден доверить это бумаге. Ты самый лучший друг, который был у меня когда-либо.

Спасибо тебе за все, что ты для меня сделал. Прости за то, что твои старания пропали впустую.

Получив такую записку, я поначалу не понял, почему он написал мне, вместо того, чтобы позвонить или зайти. Я направился к нему, чтобы поговорить и разобраться в том, что произошло.

Когда я пришел к нему, его семья посмотрела на меня как на пустое место и я почувствовал большую беду.

— Добрый день, — поздоровался я с его матерью, — а он у себя?

— Он умер, — тихо произнесла она и расплакалась.

— Как? — сказал я, полностью шокированный таким известием.

— Покончил с собой.

— Извините… Я не знал. Когда?

— Вчера вечером.

Это значило, что письмо он мне бросил в ящик незадолго до этого, зная мою привычку проверять с утра почту.

Я сел прямо у стены его квартиры и долгое время не мог даже пошевелиться. Несчастье этой женщины глушило меня, как хорошие удары по голове, и я не мог ничего сделать с этим.

Наконец одна мысль появилась в моей голове.

— Извините, я могу позвонить?

Она молча кивнула и пропустила меня в квартиру. Я взял телефон, который стоял в прихожей, и набрал номер. В трубке после третьего гудка раздалось знакомое:

— Да?

— Олег… Беда.

— Адрес?

Я назвал ему адрес, после чего добавил:

— Позаботься о них…

И повесил трубку. Я подошел к рыдающей матери и тихо сказал ей:

— Сейчас приедет наш друг. Мой и вашего сына. Он побудет с вами. А мне… Мне надо идти…

Я выполз на улицу, машинально нащупывая отсутствующие в кармане сигареты. Когда до меня, наконец, начало доходить, что именно я делаю, я уже стоял в одном из своих укромных уголков и пил водку, затягиваясь сигаретой после каждого глотка, причем, судя по всему, это была уже третья бутылка, так как две пустых лежали у моих ног. Шок был настолько силен, что пытаясь снять его, я первый раз в жизни напился до беспамятства, которое наступило чересчур внезапно.

Я не буду останавливаться на том, что было в последующие дни. Были похороны, и была скорбь. Олег появлялся каждый день, и помогал несчастной матери держаться за жизнь, хотя я и понятия не имел, как ему это удается по той простой причине, что не приближался к ним. У меня был свой повод для скорби, который был в тех строках, что пришли мне в письме. Я лишился друга.

Дни шли, сменяя друг друга, а я все еще не мог прийти в себя. Прошел довольно долгий срок, прежде чем Олег смог прийти ко мне.

— Ну и работу же ты на меня свалил…, — сказал он мне, входя в квартиру.

Я равнодушно пропустил его и указал на кухню.

Когда мы устроились на кухне и чайник вскипел, Олег посмотрел на меня, нахмурился и сказал:

— Ты мне нужен.

— Зачем?

— Чтобы рассказать кое-что.

— Что ты хочешь мне рассказать?

— Не тупи. Не я буду тебе рассказывать, а ты мне. Каким образом ты оказался там? Что ты там делал в такую рань?

Я протянул ему письмо, которое хранил при себе, прекрасно понимая, что рано или поздно он его затребует. Прочитав его, Олег поморщился и сказал:

— Это очень мало что объясняет. Я провел с его матерью достаточно времени, чтобы узнать детали, и поверь, у него не было склонности к суициду. Так с чего вдруг ему присылать такое письмо тебе и совершать самоубийство?

Прекрасно понимая, что если Олег за что-то уцепился, то он уже не отстанет, я принялся рассказывать ему то, что знал.

— Девчонка. Конечно же… Самый старый повод для суицида. Только вот одно «но»: времена, когда это было популярно, прошли несколько десятилетий назад. Ну же, парень, приходи в чувство. Мне одному тут не справиться.

— С чем? — меланхолично спросил я.

— У тебя совсем мозги атрофировались за то время, пока мы не общались?

Неожиданно, он отвесил мне пощечину.

— Хватит сопли жевать. Соберись. Парня угробили нарочно. Такие как он не могут просто так покончить с собой. Ты же знал его. Расскажи мне о нем.

Его последняя фраза показалась мне разумной. Я выпрямился и принялся говорить. Я рассказывал Олегу, о том, как мы познакомились, о том, чем вместе занимались и чем увлекались. О том, каким, по моему мнению, он был. И в какой-то момент сочувствие, излучаемое Олегом, пробило брешь в глухой стене, которой я отделил себя от окружающего меня мира. Я говорил, а слезы текли по моему лицу, и Олег, вторя мне, стал рассказывать, каким тот был сыном, каким человеком с точки зрения самого Олега.

Мне хотелось орать от боли, разрывавшей душу. Мне хотелось снова вспомнить старое и взорваться вихрем боя, лишь бы двигаться, лишь бы что-то делать, а не сидеть просто так. Я сорвался с места и рванул на улицу с такой скоростью, что Олег еле смог догнать меня.

Я не помню, что еще говорил Олегу. А когда я закончил, он сидел рядом со мной, слегка ероша мои волосы. Вечером того дня я впервые смог почувствовать вновь хоть что-то, но до восстановления было еще долго.

Ко мне стали регулярно приходить те, кому я уже успел помочь ранее, поскольку по просьбе Олега я вызванивал их каждый день. Я чувствовал их теплое, зачастую просто дружеское, а в редких случаях и более нежное отношение ко мне, и постепенно, понемногу оттаивал в их компании. Я восстанавливал свою чувствительность и способность трезво анализировать, что чувствовал. Больше всего тот период был похож на то, как больного потчуют бульончиком, который не то чтобы уж чересчур полезен, но просто другого организм не примет.

Прошло полтора года, и день, когда я мимоходом смог помочь кому-то в пустяковом вопросе выбора парня, стал для меня тем днем, когда я понял, что готов сделать ещё что-то.

Именно в этот день я вспомнил тот разговор с Олегом на моей кухне, и вновь набрал его номер.

— Да?

— Спасибо.

— Не за что, пока.

— Мне нужна твоя помощь.

— Значит, дозрел?

— Да.

— Хорошо. Подъезжай через часок ко мне домой.

Он продиктовал адрес.

— Зачем мне подъезжать?

— Помогать тебе буду. И пиво прихвати. Литров шесть, не меньше. Мы долго сидеть будем.

Сказав родителям, что отправляюсь на день рождения к другу и могу задержаться допоздна, я прихватил деньги и отправился разыскивать ту terra incognita, которой мне представлялось жилище Олега.

Олег, как выяснилось, жил в неплохой двухкомнатной квартире, обставленной под старину, и я не очень удивился этому. Здесь не было никакой техники, кроме плиты, холодильника, стиральной машины, утюга, телевизора и старого дискового телефона. На мой взгляд, столь спартанские взгляды Олега на технику граничили просто с идиотизмом, но с другой стороны, я прекрасно понимал, что в этой квартире он не живет, а лишь изредка ночует. Единственная вещь из техники более нового поколения, которую он признавал — был один из первых мобильных телефонов, да и то, только потому, что ему всегда нужно было быть на связи.

Пока я ставил пиво на стол, Олег с кем-то общался по телефону, причем, что самое удивительное, кого-то благодарил. Впрочем, уже зная, что чудеса случаются, только если мы их делаем сами, я не особо уделил внимание этому моменту.

— Так…, — сказал Олег, открывая первую бутылку пива и с подозрением косясь на меня.

Я тоже откупорил пиво и, достав пачку сигарет, сел напротив него.

— Откуда такое? Я обычно попроще беру… Да и деньги у тебя вроде раньше не водились.

— Стал подрабатывать. Не все же мне на родительских шеях сидеть. Да и зарабатывают они оба в месяц столько, сколько я за неделю.

— Даже знать не хочу, кем ты подрабатываешь. Я тебя сюда для другого позвал.

И Олег достал довольно пухлую папку, которую положил на стол передо мной.

Я с подозрением посмотрел на нее и протянул было руку, но потом убрал.

— Что внутри?

— Информация.

— Погоди ты с этой информацией. Помнишь, что ты говорил мне, когда мы последний раз виделись?

— Разумеется. Все, что требовалось, чтобы вывести тебя из шока.

— Я серьезно.

— И я тоже не шучу.

Я глотнул пива, закурил и потянулся за пепельницей.

— Я сказал тебе, что твой друг умер не случайно и что его угробили, — тихо произнес Олег, явно впитывая мою реакцию.

Я не стал обращать внимания на то, что он делает, и просто сказал:

— Кто-то из нас?

— Нет. Для нас такой уровень слишком примитивный. Если ты помнишь, то он пришел к тебе с обидой, а мы прекрасно понимаем, как не допустить такого просчета. Нет. Это какой-то любитель. Или…

— Или любительница.

Олег глотнул пива и тоже закурил.

— Я попросил своих друзей из органов собрать информацию на его бывшую девушку. Она дочка одного из членов совета директоров крупнейшей компании. В этой папке все, что удалось собрать на нее, не привлекая внимания. Я думаю, что нам надо…

— Нет.

— Что значит «нет»?

— То и значит, Олег. Не нам. Он был моим другом. Он был моим «клиентом», за которым я не уследил. Это на мне лежит вина за то, что произошло. И мне разбираться с этим. Не «нам». Мне.

Я, не мигая, смотрел на Олега, который, как я чувствовал, пытается нащупать хоть одно слабое звено в моей логике. Наконец он выдал:

— Один не справишься. Ты к ней даже не подберешься достаточно близко.

— Я думал, что ты больше в меня веришь.

— Пойми ты… Там очень опасные люди. Там крутятся очень большие деньги, при которых разум должен работать более активно и подавлять чувства. Там не наша территория.

— И ты пойми. Я не знаю еще, как, но смогу. Найду способ. А кроме того, наша территория — это то, где мы находимся в текущий момент. И я не верю, что с нашей чувствительностью мы ничего не сможем выловить там.

Пару минут мы молча пили пиво, пока Олег не подвинул ко мне папку.

— Я не уверен, что это она. Но если где-то парня и могли так зацепить, то только в ее окружении.

Я открыл папку. Сверху лежала фотография редкой красоты девушки. Дальше следовали паспортные данные, увлечения, фотографии и адреса мест, где она обычно бывает, ближайшее ее окружение, с прилагающимися фотографиями, в общем, полный комплект документов и фотографий, который могут собрать работники правоохранительных органов.

На всех фото, на которых присутствовала девушка, где-то рядом с ней присутствовал и охранник, причем, судя по выражению его лица, общество этой особы не доставляло ему особого удовольствия. Я по-быстрому просмотрел информацию по охранникам, коих оказалось четверо, подменяющих друг друга, и переключился на места, где она бывает. Ближе всего к ней можно было подойти в паре мест, которые я терпеть не мог, поскольку они были модными ночными клубами. Но, тем не менее, это были единственные места, где охранник отпускал ее на танцпол, судя по фотографиям, а сам за ней не выходил.

Пока я просматривал и запоминал все содержимое папки, пиво подошло к концу, и Олег, взяв у меня денег, сходил за ним еще раз. Все это время, как я заметил, Олег не беседовал ни с кем по телефону, хотя обычно звонки раздавались с частотой раз в полчаса минимум.

— Телефон выключил? — спросил я, изучая фотографию ее отца.

— Да. Не тот сегодня день, чтобы нас дергали. Потерпят.

Это было утверждение, которое от Олега не ожидал услышать в принципе.

— Ладно, — сказал я, — где ее ловить, я уже знаю. Олег, у тебя больше опыта в таких делах, чем у меня, поэтому я и попрошу тебя сказать мне, на что ее ловить.

— На что…, — ответил Олег, — есть только одна вещь, на которую можно ловить кого угодно. На любовь.

Я посчитал, что ему уже хватит на сегодня пива, но он неожиданно продолжил:

— Любовь — странная штука. Она — праматерь всех чувств и эмоций. Возьми любое чувство, и ты поймешь, как любовь можно трансформировать в него. Любая эмоция с легкостью выведется из любви, при добавлении определенного психологического катализатора. Все говорят, что от любви до ненависти один шаг, но они не понимают, что даже этот шаг делать не надо, поскольку это одно и то же. Гнев берет начало из любви, как и страсть, и ярость, и все остальное…

Он остановился, сделал глоток и продолжил:

— Если ты хочешь поймать эту красавицу, то тебе надо только одно. Полюбить ее и дать ей это почувствовать. Поверь, ни одна женщина не устоит против мужчины, который ее любит.

— Олег, ты хоть сам понял, что только что сказал?

— Я, конечно, выпил, но это вовсе не значит, что не соображаю.

— Ты предлагаешь мне полюбить ее.

— Абсолютно верно.

— Тебе, кажется, уже хватит пива.

— Не трогай бутылку. А что в этом такого? Если уж ты находишь в своей душе хоть каплю, любви к каждому «клиенту», то что тебе мешает сделать то же самое с ней? Заметь, у нее не так много поклонников, которых до нее допускают, да и в остальном — девочка симпатичная, одинокая, изголодавшаяся. А у тебя девушки не было с тех пор, как мы познакомились.

— Мне они и не нужны были, знаешь ли… «Клиенток» хватало по самые уши.

— Не путай красный с острым. «Клиентки» любили не тебя, да и ты их не любил, ты с ними работал, а потом сваливал, а значит, времени на нормальное чувство у тебя не было. Знаешь, чувства и эмоции надо уметь выражать.

Фраза показалась мне знакомой, и я постарался вспомнить, откуда она.

— Постой, не это ли сказал личный психолог тому генералу, который через две недели после этого развязал Вьетнамскую войну?

— Именно. Но дело не в этом. У тебя в активе — нерастраченный потенциал чувств. Ошеломи ими девочку, и вперед.

— То, что ты предлагаешь — в принципе идиотизм, но я, пожалуй, обдумаю.

— Уже лучше… И держи меня в курсе.

— Хорошо. Олег, могу я попросить об одной вещи?

— Что нужно?

— Информация о ее бывших парнях. Где они, что с ними, как зовут… В общем — я просто хочу с ними встретиться и поговорить. Они наверняка смогут больше рассказать о ней, чем сухие факты из этого досье.

— Постараюсь выяснить.

Я посмотрел на часы и понял, что домой попаду затемно.

— Мне пора. Если нароешь информацию — звони.

И я отправился назад, увозя с собой досье.

Глава десятая

Спустя две недели после наших посиделок Олег выяснил имена и местонахождение четырех бывших парней красавицы.

За это время я успел обдумать его предложение, как поймать девушку на крючок, и признал этот вариант полностью непригодным в данной ситуации. Объяснялось все очень просто. Да, он был прав насчет того, что любовь была праматерью всех чувств и эмоций, но в данном случае, она мне не подходила как инструмент. Я не должен был любить эту девушку хотя бы из-за того, что это могло дать смущение, смятение или просто колебания, если дело пойдет под откос. Этого я не мог себе позволить и в данном случае мог прибегнуть только к противоположному варианту.

Я должен был постараться влюбить ее в себя.

Разумеется, для этого мне требовалось очень многое, так как девушки на кого попало не посмотрят, а мне хоть и повезло с внешностью и сложением, но многие детали нуждались в доработке.

Именно этими доработками я и занялся. Я посетил один из этих ночных клубов и целую ночь привыкал к музыке, которую терпеть не мог. Помимо этого, я впитывал в себя атмосферу клуба, чтобы понять какие правила и привычки в ходу у тех, кто ходит в такие заведения. Я оставил часть денег в баре клуба, чтобы разобраться в том, какие напитки там подают и что можно из этого использовать в предстоящем деле, причем попутно я познакомился и подружился с барменом, как, впрочем, и со всеми секьюрити, которые работали в тот вечер. И в завершении, разобрался с тем, в какой одежде ходят туда разные классы общества, благо в тот вечер на танцполах собрались представители и среднего, и высшего класса.

Этот вечер предоставил мне массу информации, которую я всесторонне обдумал и пришел к выводу, что мне нужно подготовиться и с финансовой стороны, и поработать над своей внешностью, манерой поведения.

Все это мне предстояло еще воплотить в жизнь, и поэтому подготовку я начал с того, что стал раскручивать свой источник дохода, о котором понятия не имели мои родители. К концу второй недели, к тому самому времени, как Олег достал мне имена и адреса, я уже был достаточно обеспечен финансами, чтобы прикупить себе соответствующую одежду, разумеется, отменного качества и пару атрибутов, подтверждающих, что я не какой-то хрен с горы, а сын довольно обеспеченных родителей.

После этого, я отправился навестить одного из «бывших».

Я приехал в хороший район, квартира в котором стоила как три таких, в которой жил я с родителями, и постучался в дверь. Открыли мне не сразу, но зато на пороге оказался как раз тот, кто мне был нужен.

— Ты кто такой?

— Нам надо поговорить.

— О чем? Я тебя не знаю.

— Меня не знаешь, зато кое-что знаешь о девушке, которая меня интересует.

— О какой именно?

Я сказал ему имя и был поражен результатом. Меня провели в комнату. Но самое главное состояло в том, что я уловил колоссальное чувство вины, которое выскочило из парня, как только я назвал имя. Я ожидал какой угодно реакции — ярости, того, что он начнет костерить ее на чем свет стоит, что он просто вышвырнет меня на улицу, но не чувства вины. Причем такой вины, с которой человек начинает спиваться и гробит свою жизнь.

Он налил себе выпить, причем порция была лошадиная, после чего махнул мне рукой в сторону бара. Ничего спиртного я брать себе не стал, решив ограничиться колой, поскольку мне, в отличие от него, нужна была трезвая голова.

— С ней все в порядке? — с напряжением в голосе спросил он.

— Насколько я знаю, сейчас — да, — ответил я.

Я увидел, как у него отлегло от души.

— Она тебя прислала, чтобы попросить меня вернуться? — с надеждой в голосе поинтересовался он.

— Нет. Откровенно говоря, я не соврал тебе, сказав, что мне нужна информация.

— Зачем?

Я смотрел на него и долго не мог решить, как же ему ответить. Наконец я понял, что требуется ему сказать.

— Я собираюсь исправить то, что произошло между вами. Но для этого мне нужно знать все что было, притом с максимумом подробностей. Она мне об этом не поведает точно, поэтому я и пришел к тебе.

— Тебя ее отец послал, так ведь?

Я молча пригубил колу, и он воспринял мое молчание как подтверждение его догадки.

— Конечно… Я ведь ему нравился… А ты сможешь все урегулировать?

— Я приложу для этого максимум усилий. Расскажи мне все.

Он молча достал из бара бутылку и сходил к холодильнику за колой. Усевшись, он изучающе, хоть и не вполне трезво, посмотрел на меня и начал:

— Вот как все было. Я познакомился с ней в школе, где мы вместе учились. В последнем классе, незадолго до выпускного. Собственно, я-то ее и пригласил на выпускной, и она согласилась. После выпускного, мы продолжили с ней встречаться и все было великолепно, пока не произошел тот первый инцидент.

— С этого места поподробнее… Как все было?

— Да полная ерунда случилась. Я ведь предупреждал ее тогда, что у меня в тот день дела, но она мне позвонила и попросила приехать. В общем, я не смог. Готовил загранпаспорт, подавал документы на прием в Оксфорд. Шанса освободиться в тот день у меня не было ни малейшего. На следующий день я приехал к ней, и она мне устроила такой скандал, каких я еще не видел. Она кричала, что меня нет на месте, когда я ей так нужен, что я вообще безответственный тип и все в таком же духе. Потом она рванула из той комнаты, где мы были, и я испугался, что сейчас она натворит что-нибудь. Так и произошло. Когда я ее догнал, она уже давилась таблетками, проглатывая их. Целый флакон.

— А дальше?

— Дальше… Хорошо, телефон был под рукой, да и охранник подоспел вовремя. У меня знакомый в клинике неподалеку работал, к нему и отвезли. Промывание желудка и прочая фигня. Потом ее вернули домой.

— А дальше?

— Дальше… дальше я приехал к ней, когда она оклемалась. При виде меня она так раскричалась, что я уж думал, живым оттуда мне уйти не дадут точно.

— Понимаю, что дословно ты не вспомнишь, но хоть в общих чертах, что именно тебе высказывали?

— Это были крики на тему «ты мне ненавистен, ты меня довел до этого, почему ты мне не дал умереть». И знаешь, она ведь была права. Это я ее довел. И она правильно меня возненавидела. Это все моя вина.

Парень готов был расплакаться, и я успокаивающе похлопал его по плечу.

— Попробуем привести твою жизнь в порядок… Кстати, ты с тех самых пор пьешь?

— Да.

— Бросай это занятие… Если все получится, то выпивка тебе будет совсем ни к чему.

С этими словами я поднялся и ушел от него.

Немного побродив по району, я нашел какое-то кафе, где и устроился, вооружившись куском пирога, четырьмя чашками кофе и кучей новой информации.

В рассказе парня кое-что не вязалось, и это я понял сразу, но только по здравому размышлению я заметил не одну, а три неувязки.

Во-первых, ни один человек в здравом уме и твердой памяти, ну и без психических расстройств, разумеется, не будет выдвигать претензий к тому, кто не мог приехать по разумной причине, да к тому же еще и заранее предупредив о том, чтобы в этот день на него не рассчитывали. Хотя некоторые истеричные особы могут и плевать на здравый смысл, но при полной дополнительной обоснованности все-таки признают, что были неправы.

На эту тему ответ мог быть таким — либо парень совсем ненаблюдательный, и она у него была вообще первой девушкой, либо он знал, что у нее проблемы с психикой и не придал этому значения.

Второй неувязкой был слишком уж удачно попавшийся под руку флакон с таблетками. Я, конечно, был не слишком большим специалистом по вопросу самоубийств, и надо было свериться с Олегом, который понимал в этом больше, но, как мне казалось, ни один потенциальный самоубийца не выберет такой медленный способ в такой ситуации. Способ, после которого у тебя еще навалом времени, чтобы тебя откачали.

Наконец, третьей неувязкой были ее вопли при его последующем появлении у нее. Довел — это понятно, если имеется психическая неустойчивость. Ненавижу тебя — из той же оперы, кроме того, в запале чего только не скажешь. Обычно, кстати, должно быть еще хуже. Но вот «почему ты не дал мне умереть»… Эта фраза совершенно не вязалась с той ситуацией. Более того, она вообще не вписывалась ни в один контекст, который я мог придумать.

Прикончив пирог и кофе, я пошел позвонить Олегу. Он ответил довольно быстро:

— Да?

— Олег, это я. Скажи мне две вещи. Первая — будет ли потенциальный самоубийца кидаться к таблеткам в собственном доме, когда в запале хочет покончить с собой, а вторая — как ты оценишь фразы «ты мне ненавистен, ты меня довел до этого, почему ты мне не дал умереть» в одном монологе?

В трубке воцарилось пятнадцатисекундное молчание, после которого Олег сказал:

— По первому — думаю, ты и сам понимаешь, что нет. Это должен быть нож, бритва или еще что-то очень быстродействующее. Подойдут также цианид или пистолет, если они есть в доме. По второму… Извини, но пока идей нет. Расскажи подробности.

Я так и сделал. Олег обдумывал это достаточно долго, после чего сказал:

— Этой фразы вообще не должно быть в такой ситуации.

— Это я и сам догадался.

— Именно поэтому я сделал бы упор на ней. Проверь, была ли эта фраза в ее отношениях с остальными, и в каком они сейчас пребывают состоянии. Я займусь этим парнем. Он у меня живо пить бросит.

— Олег, он пьет от чувства вины.

— С чего вдруг ему там поселяться? У него не должно быть этого чувства.

— Он всерьез уверен, что все произошедшее случилось из-за него.

— Изумительно, — сказал Олег.

— Что именно?

— Когда познакомишься с этой девушкой, приглядись к ней, не подойдет ли она для наших занятий. Она, похоже, ухитрилась промыть парню мозги.

— Посмотрю. Постой. Ты хочешь сказать, что она этой фразой вызвала в парне чувство вины? Да еще и такое сильное?

— Проверь остальных. Если с ними тоже самое — копай. Пусть вспоминают все разговоры с ней. Пусть вспоминают вообще все, что смогут вспомнить, а мы уж разберемся.

Он повесил трубку.

Взяв еще одну чашку кофе, я принялся обдумывать то, что сейчас услышал. Ситуация была не из приятных, и она осложнялась тем, что я не знал, с кем имею дело. Если, не дай Бог, конечно, девушка была из Исповедников и просто делала то же что и мы, вынудив молодых людей заплатить по счетам, то тут и разговора о продолжении быть не могло. Поговорить с ней, конечно, стоило, как и выяснить все подробности, но делать с ней что-либо было уже нельзя.

С другой стороны — она могла быть талантливой самоучкой, и тогда передо мной вставала серьезная моральная дилемма, поскольку, с одной стороны, ей надо было ответить за смерть моего друга, а с другой стороны, людей, потенциально готовых стать Исповедниками, мало и упускать их не стоит.

Был еще и третий вариант, в котором она была даже не самоучкой, а просто случайно обнаружившей «комбинацию» интонаций, слов и жестов. Если этот вариант правдив, то у меня оставалось только два выбора — либо убедиться что это случайное использование, и тогда долго ломать голову, что бы с ней такое сотворить, либо… Впрочем, встреча с ее «бывшим» уже убедила меня в том, что случайностью здесь и не пахнет.

Допив кофе и расплатившись, я отправился на поиски остальных «бывших».

Я не буду надоедать вам повторами. Скажу просто, что все три оставшихся тоже пострадали. Один из них сидел на игле, еще один спился до такого состояния, что если в час не пропускал хотя бы стопку, то нормально функционировать не мог. И, наконец, последний пострадал меньше всех, но пока я не накачал и его спиртным по самые уши, говорить со мной не захотел.

История повторялась во всех трех случаях, и это было не случайно. По мере того, как я раскручивал их на информацию, они вспоминали подробности, элементы движений, более точные формулировки фраз. В каждом случае они чуть-чуть менялись, оттачиваясь и приобретая совершенный вид.

Я выяснил, что этих ребят ничто и никогда не связывало, кроме этой девушки, но меня беспокоило то, что я вообще не могу понять ее мотива. Олегу это тоже было непонятно, о чем он мне и объявил, когда я поделился с ним информацией.

— Не понимаю, — сказал он.

— Я тоже.

— Что теперь планируешь делать?

— Теперь… Теперь, я собираюсь устроить атаку по всем правилам.

Глава одиннадцатая

Атака по всем правилам. Иначе говоря, та, при которой у оппонента не остается ни малейшего шанса на победу. История знает подобные вещи, но никогда они не были масштабными, поскольку подразумевают слишком большую многовариантность.

В моем случае это выглядело следующим образом. Для начала я озаботился финансами, поскольку девушка была не из бедной семьи, и даже просто стать на время ее спутником было весьма накладно. Помимо этого, я привлек двух своих знакомых из ролевой тусовки, объяснив им, что собираюсь покорить сердце девушки. Я давно знал их и был уверен, что они не подкачают. Ребята быстро соображали и, помимо этого, занимались единоборствами достаточное время, чтобы уметь не покалечить своего оппонента и не покалечиться самим.

После этого я посетил знакомого мануальщика и гримера. Первое, просто дало мне прийти в себя и почувствовать себя готовым к бою, а последнее было необходимо для того, чтобы выглядеть несколько постарше, чем был на самом деле, поскольку вряд ли она бы заинтересовалась молодым человеком на шесть лет младше ее. Никаких кардинальных изменений моя внешность не претерпела, но выглядеть я стал старше.

Наконец, я снова посетил клубы и попросил знакомых охранников позвонить мне, когда появится девушка. Пока ждал, я стал прорабатывать легенду, которую она должна была услышать. Отрабатывалось все перед зеркалом, включая жесты, интонации и выражение на лице.

И вот настал тот момент, когда зазвонил телефон и мне сообщили, что она появилась. Сделав два звонка своим ребятам, которые только этого и ждали, я отправился в клуб.

К месту мы прибыли в начале вечера. Приехав, я показал охране фотографии моих ребят, попросив, если они устроят маленький беспорядок, тихонько вывести их и отпустить на все четыре стороны.

Разумеется, каждая просьба об одолжении подкреплялась небольшими, но ощутимыми финансовыми вливаниями в карманы тех, кого я просил.

Наконец, я прошел в клуб и устроился у бара, потягивая легкий коктейль и высматривая девушку.

Она была не одна, а с парой подруг и каким-то типом, в котором я узнал одного из охранников. Заметив ее, я указал своим приятелям на эту группу, и они пошли вперед.

Ребята, как я уже говорил, были сообразительные и успешно справились, изображая из себя двух наглых и хамоватых парней, которые жаждали поживиться девочками. Разумеется, охранник, увидев, что у девушек намечаются проблемы, устремился на помощь, и здесь начался самый рискованный момент, потому что единственный, кого я не предупредил о своих планах, был именно он. Ребята справились на ура, заломив охранника, как только он положил руку одному из них на плечо, чтобы оттащить от девушек. В это время я уже был неподалеку и кинулся помогать ему. Показательный спарринг с ребятами произвел впечатление даже на видавших разное охранников заведения, которым я и сдал их. После этого я помог пострадавшему подняться, и он вместе со мной отвел девушек в сторону. Ее подруги шумно обсуждали произошедшее, как впрочем, и половина танцпола, на котором, наконец-то, прекратила играть эта кошмарная музыка.

Я обратился к девушке.

— С вами все в порядке?

— Да. Спасибо, вы очень вовремя подоспели.

— Пустяк. Не люблю, когда обижают девушек.

Я посмотрел на нее самым честным и прямым взглядом, который смог отрепетировать, показывая, что я довольно простодушный парень, честнее которого вы не найдете во всем городе.

— Тем более таких красивых, — добавил я, ничуть не погрешив против истины.

Девушка была изумительно красива. Разумеется, это была та красота, которую постоянно шлифуют косметологи и визажисты, но даже без косметики она выглядела бы сногсшибательно, а, как известно, привлекательные женщины отвлекают. Причем от всего.

До того, как я увидел ее, я не мог понять, почему все ее бывшие не смогли заметить тех же неувязок, которые я увидел. Сейчас ответ стоял передо мной и пытался понять, что же ему со мной делать.

Я перебрал в голове варианты, которых было, в общем-то, не так уж и много. Я мог предложить ей выпить, мог предложить пройти на танцпол или с улыбкой попрощаться.

— Ну, раз у вас все в порядке, — сказал я, — тогда я, пожалуй, пойду.

По тому, как она отреагировала, я понял, что мой выбор был правильным.

— Постойте. А вы не хотите присоединиться к нам? А то мало ли еще кто пристанет.

— А вы уверены? У вас уже вроде есть спутник, — сказал я, указав на охранника.

— Вы же видели, что он не справился.

— Ему просто не повезло. Не ожидал проблем, вот и все. Я все-таки, пожалуй, пойду. Не хочу вклиниваться в вашу компанию.

— Но мы с девочками будем не против, ведь так?

Девочки шумно подтвердили свое согласие, и я сделал вид, что задумался. Изобразив на своем лице колебания, приличествующие моменту, я глянул на охранника, который потирал растянутую мышцу, потом на девушек, которые, замерев, ждали моего решения, и кивнул.

— Хорошо, но при одном условии.

— Каком?

— Наградой за спасение я буду считать ваш номер телефона.

Она улыбнулась и сказала:

— Такая малость?

— Мне этого будет более чем достаточно.

Она сверкнула глазами и повернулась к сопровождавшим ее девочкам, всем своим видом давая им понять, чтобы даже не пытались претендовать на меня, однако в моих планах этот момент выглядел несколько по-другому.

— Разумеется, телефоны вас всех, — добавил я, и увидел, как носики девочек мигом поползли вверх, а красавица слегка нахмурилась, явно не ожидая, что я выставлю на поле конкуренток.

На ее лице возникло выражение легкой досады, и она оценивающе посмотрела на меня, явно вычисляя, стою ли я того, чтобы за меня бороться. Я улыбнулся ее спутницам, вкладывая в эту улыбку то, что в принципе свободен и пока еще не решил с кем из них собираюсь провести время.

Разумеется, они отреагировали тем, что принялись вытаскивать свои визитки из сумочек, подтверждая, что бороться за меня стоит. Она последовала их примеру, и на ее лице четко читалось, что упускать меня она не намерена. Впрочем, мне именно это и было нужно.

Я присоединился к ним под бдительным взглядом охранника, который, однако, был благодарен мне за помощь и поэтому не особо-то и приглядывал, позволяя мне заняться делом.

Девушки защебетали вокруг меня, и я старательно выдавал на своем лице смущенное выражение, которое говорило им, что я не просто не ожидал такого внимания к своей скромной персоне, но и мало имею опыта в общении с противоположным полом.

Я прекрасно был осведомлен о том, что пьет красавица, и заслужил ее интерес, когда заказал то же самое себе еще до того, как она сама сделала заказ. Некоторое время мы обсуждали достоинства разных коктейлей и, наконец, они потащили меня на танцпол.

В сиянии огней я сообразил, что танцевать то, что здесь принято я не умею, но с этой бедой справился быстро, уловив ритмику и выдав разминочный комплекс упражнений, который давал нам тренер перед занятиями. Тело само вспоминало нужные движения, а под музыку это хотя и смотрелось необычно, но производило сильное впечатление на всех окружающих. Девушки были в восторге и уверяли меня, что я великолепно танцую, заставляя выдавать им снова и снова смущенную улыбку.

Я дразнил красавицу тем, что уделял внимание ей не больше, а, в общем-то, даже и меньше, чем ее спутницам. Наконец, увидев, что она уже дошла почти до оскорбленного состояния из-за того, что ее не замечают, я обрушил на нее всю силу своего обаяния, и девушка оттаяла. Воспользовавшись тем, что одна из ее товарок отошла «припудрить носик», а вторая отправилась к бару освежиться, она повела меня на танцпол, махнув рукой ди-джею, с которым до этого успела перекинуться парой фраз и сунуть ему купюру.

Неожиданно грохочущая музыка стихла, уступив место спокойной мелодии, подразумевающей медленный танец. Для данного клуба это было необычно, но народ на танцполе отреагировал быстро, и вскоре там покачивалось довольно много пар. Красавица хорошо танцевала, и я старался не отставать от нее.

— Ты очень необычный парень, — сказала она мне во время танца.

— Так уж и необычный, — усомнился я.

— Да. Здесь редко такая публика, как ты, появляется. Что ты здесь делаешь?

— Давай просто потанцуем сейчас, а поговорим потом, — ответил я, не желая, чтобы моя отрепетированная постановка пропала даром из-за несоответствующих условий.

— Интригуешь… Ладно, пусть будет по-твоему.

Мы дотанцевали, и я повел ее к бару.

Прекрасно понимая, что ложь раскрыть всегда намного проще, чем правду, я репетировал фразы, основанные исключительно на правде, другое дело, что это была не вся правда, и преподносить ее я тренировался особым образом.

Мы взяли выпить, притом она взяла легкий коктейль, а я заказал коньяк, на что она сразу обратила внимание.

— Итак, загадочный человек, что же тебя сюда привело сюда? — спросила она.

Я взял бокал с коньяком и принялся греть его в руке.

— Я сюда пришел для того, чтобы встретиться с одной девушкой, — с легким вздохом сказал я.

— И она не пришла?

— Да нет, пришла…, — сказал я с очередным вздохом.

— Тогда почему ты был один?

Я посмотрел ей в глаза и, глотнув коньяк, ответил:

— Потому что она редкостная дрянь. Она, как оказалось, встречалась с моим другом.

Мне выдали сочувствующую улыбку, за которую, я уверен, многие люди в этом клубе были готовы убить. Я же с легкой грустью в глазах, которую репетировал часа три, вернул улыбку.

— Не грусти. Мы очень кстати познакомились. Знаешь, я даже благодарна тем типам.

Я слегка усмехнулся, не убирая с лица грусти. Я тоже был им благодарен, но знать ей об этом не следовало.

— Да уж… за что их благодарить-то?

— Если бы не они, мы бы с тобой не познакомились. И я бы никогда не узнала, что в этом городе все еще есть рыцари.

— Я не рыцарь. Просто парень, для которого честь и приличия не пустой звук, — ответил я.

— Сейчас и это редкость.

Давай же, думал я в этот момент, раскрывайся. Дай мне почувствовать, чем ты дышишь и чем живешь. Но как нарочно у нее было другое мнение на этот счет. Она не хотела раскрываться, и я понял, что пробиться к ней в душу будет непросто. Девушка сама уже давно не верила в принцев на белом коне, и жизнь в кругах, где крутятся большие деньги, изменила ее восприятие окружающего мира и людей в нем. Однако, моя последняя фраза заинтересовала ее.

— И что же ты теперь планируешь делать? — спросила она.

— Теперь? Не знаю. У меня нет девушки. У меня больше нет друга. У меня вообще мало что есть сейчас, кроме бокала с коньяком в руке.

Я попробовал забросить камень в пруд сочувствия и жалости, на что большая часть девушек ведется сразу, и через пять минут можно было бы рассчитывать, что тебя начнут гладить по голове и утешать, но в данном случае я не увидел никакого отклика.

— А ты интересный парень.

— Да кого я могу заинтересовать…

— Не скажи. Вон девочки тобой заинтересовались.

— Это льстит, конечно, но… Знаешь, я всегда думал, почему красивые девушки и машины пролетают мимо меня.

Она помолчала, и я понял, что она обдумывает мою фразу. Разумеется, фраза была нацелена на то, чтобы дать ей понять, что красивыми я ее спутниц не считаю. Скрытые комплименты всегда действуют лучше открытых, потому что открывают простор для воображения.

— Вот и сейчас то же самое, — добавил я, — она решила встречаться с моим другом, а не со мной. А она была красивой. Как и ты.

— Я уверена, что тебе повезет, и хоть раз, но она не пролетит мимо, а остановится рядом и тронет твое сердце. Не стоит мерить всех одной меркой.

Она подняла руку и коснулась моей груди.

Рано ликовать, подумал я и, слегка одернув себя, продолжил играть роль дальше.

Я медленно взглянул на неё. Говорят, что глаза — это зеркало души человека. Может и так, но в данном случае я бы сравнил их не с зеркалом, а скорее с зыбучими песками, которые затягивали так, что вырваться было невозможно. Самое кошмарное было в том, что я чувствовал насмешку, вот только не мог понять, родилась ли она во мне, в девушке или это просто решила посмеяться судьба.

Красавица прекрасно владела собой, не показывая чувства и эмоции, а на холеном лице присутствовало только то, что она хотела показать — участие. Не сочувствие, а участие. Такое, которое говорит тебе, что тебя возьмут под крыло, но не говорит ничего больше.

Прекрасно понимая, что на большее мне рассчитывать сейчас и не приходится, я смотрел на нее с неверием и надеждой во взгляде.

И тут подошли девочки. Глянув на нас, они мигом насупились, сели рядом и заказали себе коктейли, однако лезть к нам не стали. Красавица торжествующе посмотрела на подруг и, улыбнувшись мне, сказала:

— Девочки, мы, пожалуй, пойдем еще потанцуем.

Мы танцевали с ней до поздней ночи, после чего я проводил ее до машины и, взяв такси, поехал к Олегу.

— Ну-с, как твоя атака по правилам? — поинтересовался Олег, когда я вошел в его квартиру.

— Первая часть прошла успешно. Правда, меня теперь ненавидят ее подруги, но еще больше они ненавидят ее. Она увела меня у них. Кстати, ты был неправ. С этой особой нельзя играть на любви. По хорошему счету с ней вообще нельзя играть.

— Чем же ты ее пронял?

— Правдой. Точнее, своим изложением правды. Плюс сыграл на ее самолюбии и позволил почувствовать себя победительницей. По крайней мере, ей было интересно, хотя чувствую, что я долго рядом с ней не протяну, если не буду подогревать этот интерес.

— Что насчет остального?

— Получил и ее телефон, и телефоны ее подруг, хотя своего им не оставил. Выжду пару дней, прежде чем позвонить.

— Не пару. Один день. Послезавтра позвони, иначе разочаруешь. Вообще, она будет ждать звонка завтра, если все так, как ты рассказываешь.

— Будет. Именно поэтому звонить ей надо позже.

— Согласен. Ты, чувствуется, неплохо провел время… По крайней мере от тебя пахнет хорошим коньяком. Пиво будешь?

— Нет, я пас… Я вообще к тебе ненадолго. Слушай, сейчас крайне сложно достать телефон как у тебя, а он мне нужен. Я понимаю, что это скорее вопрос денег, но…

Олег взял свой мобильный, покопался в его памяти и набрал номер.

— Привет, это Олег. Слушай, мне нужна еще одна трубка. Есть поновее? Угу. Хорошо. Завтра к тебе подъедет человек, скажет, что от меня. Что насчет контракта? Это ему расскажешь, мне этими подробностями голову забивать еще не хватало… Как твой брат? Полностью оправился? Угу… Если потребуется — я на старом номере. Пока.

Он нацарапал мне на бумажке адрес, имя и сказал:

— Подъедешь к нему завтра. Будет тебе телефон.

Я кивнул, спрятал бумажку и сказал:

— Олег, если потребуется, прикроешь? Я все сделаю сам, но потом…

— Я тебя терять не намерен, — ответил тот.

И я поехал домой, пытаясь не думать об этих прекрасных, затягивающих, но не трогающих душу глазах.

Глава двенадцатая

Следующий день я провел в беготне. Во-первых, мне пришлось съездить за мобильным, который по тем временам считался недосягаемым предметом роскоши, если только ты не был бандитом или сыном богатого папаши. Во-вторых, мне надо было экстренно сделать высококачественные визитки с моим новым номером. В визитке значилось только мое имя и номер телефона, этим я постарался обезопасить себя от тех, кто постарается разузнать про меня. В третьих… Как это ни банально звучит, но мне пришлось уделить прилично времени учебе и домашним обязанностям. Весь вечер я проторчал на телефоне, поскольку мне звонили мои «клиенты». Объяснив им, что со мной все в порядке, а заодно раздав номер своего мобильного, по которому сказал звонить только в самых крайних случаях, я, наконец, освободился для того, чтобы обдумать дальнейшие ходы.

Девушка была красива и прекрасно знала себе цену. Ее красота поражала настолько, что трудно было сосредоточиться на поставленной задаче, и для того, чтобы сделать это, мне потребовалась шокотерапия. Я вызвал в памяти лицо своего друга, лежащего в гробу, и лицо его матери, которая сообщила мне о его смерти. Это подействовало.

Следующим ходом было созвониться с ней и назначить встречу. Точнее — свидание. На свидании предполагалось, что я должен вести себя как счастливейший из смертных, и я поработал над этим образом.

Я прекрасно понимал, что это может затянуться на какое-то время, поэтому стал настраиваться на то, чтобы вести себя максимально естественно, как влюбившийся молодой человек. О том, что я заиграюсь — не могло быть и речи. Достаточно было вспомнить те два лица, и все наваждения мигом отступали.

Однако часть меня все-таки не хотела верить, что эта красивая, великолепно владеющая собой девушка была виновна в смерти моего друга и в разрушении еще нескольких жизней. Я старательно пытался придумать оправдания для нее, хотя и понимал, что, скорее всего, это бесполезно.

И тогда, вызвав перед глазами образ своего друга и его матери, я стал думать о том, какой должна быть расплата.

Прямое убийство мне претило, поскольку осложнялось кучей вещей. Во-первых, была вероятность, что это создаст лишний шум и ненужных свидетелей. Во-вторых, рядом с ней постоянно в пределах досягаемости присутствовал охранник, а подставлять невиновных мне не хотелось. В-третьих, ни одно убийство не проходит абсолютно чисто, и всегда найдется что-то, по чему меня смогут вычислить. Кроме того, я знал, кем является ее отец, и был абсолютно уверен в том, что он будет давить на всех, и не позволит закрыть дело за недостаточностью улик, а когда меня найдут, то пострадаю не только я, но и все, кто меня окружает. Всего этого было достаточно для того, чтобы я отказался от мысли об убийстве.

Второй мыслью, которая меня посетила, была мысль о том, что больше всего она дорожит своей красотой, и можно было бы устроить так, чтоб она ее лишилась, но с другой стороны, это показалось мне кощунственным. Нельзя было винить ее за то, что она родилась настолько красивой. Это тоже не могло стать орудием возмездия.

На следующий день, все еще не определившись с тем, что делать, я позвонил ей.

— Привет, красавица. Мы познакомились в клубе.

— Привет. Я надеялась, что ты мне еще вчера позвонишь.

— Знаю, но извини, с делами закрутился, однако сегодня — я совершенно свободен. Как насчет того, чтобы встретиться где-нибудь?

— Почему нет. Знаешь, в центре есть одно заведение…

— Говори где, и я туда подъеду.

Она сказала адрес, и я повесил трубку. Все шло по плану.

Я не буду утомлять подробными описаниями всех наших свиданий. Просто скажу, что их было около десятка. Все это время я видел, как в ее глазах постепенно испаряется тот огонек интереса ко мне. Наконец, когда прошло уже больше месяца с момента нашей первой встречи, я дождался телефонного звонка, который положил начало конца этой истории. Аккурат в предыдущий день я предупредил ее, что буду занят, и в середине дня, когда я занимался с одним «клиентом» на мой мобильный раздался звонок.

Я извинился перед «клиентом» и снял трубку:

— Да?

— Привет. Ты где?

— Делами занимаюсь. Помогаю кое-кому.

Ее голос зазвучал расстроено.

— Ты мне нужен. Приезжай ко мне.

— Извини, красавица моя, но я же говорил, что сегодня не смогу.

— Ты что, не понимаешь, — в ее голосе засквозило хорошо различимое отчаяние — ты мне нужен! Очень нужен! Приезжай, я очень тебя прошу!!!

— Послушай, успокойся, что случилось?

— Ничего не случилось, просто ты мне нужен!!!

Я всерьез начал подумывать о том, чтобы сорваться с места и примчаться к ней, но, во-первых, это означало бы напрасно потраченное время на то, чтобы вывести ее на чистую воду, а во-вторых, случай моего «клиента» в этот момент требовал действительно серьезного внимания.

— Извини, но я действительно не могу. Не «не хочу», а не могу. От этого очень многое зависит…

— Ты что, не понимаешь!!! Мне плохо без тебя!!! Я… Я не знаю, что я сейчас сделаю!!!

Хорошо успев изучить все ее реакции, я прекрасно знал, что никакими психическими расстройствами, как, впрочем, и склонностью к истерии там и не пахло, а потому ответил успокаивающим голосом:

— Радость моя, успокойся. Я приеду, но только завтра с утра, а сегодня ну просто физически не в состоянии.

Ее голос уже срывался, и я искренне начинал считать, что произошло что-то серьезное, но прозвучала фраза, которая отрезвила меня:

— Я считала, что я для тебя все!!! Все!!! Слышишь!!! А ты не можешь даже просто приехать, когда я прошу!!!

После чего она бросила трубку.

Мой «клиент», который слышал все эти вопли на расстоянии двух с половиной метров от телефона, поинтересовался:

— А может поедешь?

— Все в порядке, — ответил я, — она обожает звонить мне, когда я занят, и уверять, что если я сейчас не появлюсь, то мир рухнет. Как правило, она спокойно дожидается следующего дня, закатывает грандиозный скандал, дуется пару дней, зато потом устраивает сногсшибательное примирение.

«Клиент» понимающе ухмыльнулся и сказал:

— Темпераментная она у тебя.

Я ухмыльнулся в ответ:

— Не то слово. Но давай все-таки займемся твоей проблемой.

С его проблемой мы провозились еще часа два.

Освободившись, я набрал номер Олега.

— Да?

— Началось.

— Прекрасно. А я тут помогаю тем четверым… Ну, ее «бывшим».

— Хорошо. Пора исправлять то, что она натворила.

— Будь предельно осторожен. И, кстати, достань мне те таблетки, которые она глотает.

— Хорошо.

Я повесил трубку. Следующий день надо было сыграть как по нотам, а это требовало подготовки.

На следующий день с самого утра, благо был выходной, я поехал к ней. Охрана на подходе к дому меня уже знала и пропускала без проблем, хотя, разумеется, в силу обязанностей звонила и предупреждала о моем приходе. Как всегда, меня вышел встретить один из ее телохранителей, причем, самый любимый из них — тот, который был с ней тогда в клубе. Он всегда чувствовал себя немного обязанным, а потому я, каждый раз как появлялся, интересовался у него в каком она расположении духа.

— Привет, как она? — привычно спросил я.

— Привет. С самого утра перед зеркалом крутится. Вид такой, как будто что-то устроит. Вчера слышал, как она психовала. На моей памяти такого не было ни разу, но другие говорили, что… Впрочем ладно. Тебе это и вовсе знать не нужно.

— То, что она и раньше психовала — это понятно. Надеюсь, это ничем серьезным не заканчивалось?

Его лицо приняло озабоченный вид, и он пропустил меня в дом, а я краем глаза увидел, как он направился к телефону.

Пусть. Пораньше вызовет скорую, пораньше приедут. Судя по рассказу одного из ее «бывших», один раз скорую пришлось ждать почти час, пока она добралась по пробкам. Я же прошел в дом.

Меня всегда поражал тот стиль, в котором был выдержан этот дом. Здесь было неуютно, и создавалось ощущение, что люди не живут здесь, а существуют как экспонаты на полках.

Она встретила меня в одной из комнат гневным взглядом.

— Здравствуй, милая моя.

— Убирайся, — прошипела она, но я не чувствовал гнева и злости. Я видел их на ее лице, но не чувствовал.

— Послушай, я же говорил, что сегодня приеду. Ну не мог я вчера, понимаешь?

— Ты наплевал на меня, — услышал я в ответ первую, до боли знакомую фразу, которую слышал до того, как минимум, дважды от ее «бывших».

— Да не было этого… Послушай, я просто…

— Я тебе безразлична!!!! И всегда была безразлична!!! — последовал второй этап, с повышением голоса, и, о боже, таким тоном, что я начал чувствовать себя последней сволочью, которая предала все мечты этой прекрасной девушки.

— Я не мог, понимаешь? Я просто не мог приехать…

Я сделал несколько шагов к ней, сокращая расстояние, чтобы, когда она попробует сбежать быть немного поближе.

— Ты тварь!!! Ты понимаешь, что ты мне всю душу испоганил!?!

Боже, как же она играла… Ни одной искренней эмоции, кроме холодного расчета я не чувствовал, но видя ее игру, я верил. Верил всей душой, что я именно такой мерзавец, и мне становилось…

Я вызвал перед собой лицо умершего друга, и наваждение исчезло.

— Милая моя, ну прекрати… Давай поговорим нормально…

— Нет, ублюдок!!! Я лучше умру, чем еще раз свяжусь с тобой!!!

Я протянул к ней руку, и в этот момент она сорвалась с места. Я успел заметить, что в этот раз она обута в кроссовки, а не в привычные туфли, и побежал за ней.

Это был забег через полдома, пока, наконец, она не захлопнула дверь комнаты буквально у меня перед носом. Недолго думая, я ударил плечом в дверь, и плечо заныло. Дверной косяк был крепким, сорвать дверь с петель шансов не было, поэтому я отошел на полтора шага и с подскоком ударил ногой в замок, концентрируя весь свой вес на этом ударе. В тренировочном зале такой удар срывал пятидесятикилограммовый мешок с песком с крюка и отшвыривал его на пару метров. Когда от удара дверь открылась, я и подбегающий охранник увидели…

Конечно, она глотала таблетки. Запихивала целую горсть себе в рот. Флакон от них стоял на столе и, увидев, что мы уже вбегаем в комнату, она поторопилась засунуть их остатки, выронив несколько штук.

— Ты спятила? — заорал я, подбегая к ней.

Охранник сумел ухватить меня в нескольких сантиметрах от нее и дернуть назад.

То, что было дальше — точь-в-точь по учебнику медицины, только вот симптомы стали выдаваться после первой же минуты, прошедшей с того момента как она проглотила таблетки. Боже, как же она играла!!! Я видел, что это игра, но восхищался ею, не забывая, впрочем, исполнять свою роль, отпущенную мне в этом фарсе.

Я отпихнул охранника и упал на колени рядом с ней, причитая:

— Милая моя, радость моя, как же так… Что же ты…

Моя рука тем временем подобрала пару упавших таблеток и сунула их в карман, а я повернулся к охраннику и заорал ему:

— Скорую, живо!!!

— Уже вызвал!

Я подхватил ее на руки и понес к выходу. Откровенно говоря, ей повезло, и я ее даже не уронил.

Скорая подъехала через пару минут после того, как я донес ее до ворот. Меня вместе с ней не пустили, но охранник запрыгнул в скорую и поехал с ней. Я же мигом поймал машину и поехал следом.

Меня довезли до территории больницы, вовнутрь не пустили, впрочем, мне и не нужно было это. От одного из ее «бывших» я заранее узнал, в какой корпус кладут с такими проблемами. Тихо и незаметно я прошмыгнул вовнутрь под видом посетителя, и все, что мне оставалось — это пройтись по этажам, осторожно выглядывая с лестницы, чтобы увидеть, где же именно будет ее охранник. Я увидел, как он беседует с каким-то врачом, и спокойно подождал, пока врач, закончив беседу, не пойдет в мою сторону вместе с медсестрой. Когда они проходили мимо, я услышал:

— Сколько лет здесь работаю, но только одна единственная идиотка, уже в который раз, пытается отравиться витаминами…

Я уперся лбом в стену, пытаясь сдержать смех. Но, как только мне пришло на ум, сколько жизней было разрушено подобными действиями, мне стало совсем не смешно. Я достал мобильный и набрал Олега.

— Да?

— Витамины.

— Уверен?

— Сам только что слышал от врача.

Я услышал усмешку в голосе Олега, когда он спросил:

— Сыграла красиво?

— Потрясающе. Пробрало по полной. Если бы я этого не ожидал, то сам бы поверил.

— Слава богу, что такой дар — редкость, — сказал Олег.

— Это точно. Сталкиваться с таким каждый день было бы чересчур.

— Знаешь, что самое обидное? Она могла бы стать изумительной актрисой.

— Олег, из-за нее погиб человек. И она разрушила жизни еще четырех.

— Ты уже тоже не пытаешься найти ей оправдания? Хорошо. Делай, что должен.

Он повесил трубку, а я — отправился домой.

Глава тринадцатая

По приезде домой я понял, что в общении с Олегом, мне больше всего нравилась его простота. Легко сказать: «Делай, что должен», но на порядок тяжелее придумать, что же именно следует сделать.

К сожалению, у меня не было ни одной мысли, как завершить это дело. Я понятия не имел, что было бы к месту, и попросить подсказать Олега тоже не мог, поскольку в свое время объявил это дело своим. Он и так здорово помогал тем, что разгребал все завалы после девицы, поэтому самая трудная часть легла на меня.

Два дня я не находил себе места, пытаясь придумать хоть что-то, но все было без толку. Наконец, на третий день, я отправился к ней, положив в карман фотографию своего покойного друга.

Когда я приехал, охрана у ворот, увидев меня, пропустила, по традиции позвонив и предупредив о моем появлении. Как всегда, мне на встречу вышел ее телохранитель, причем тот, которого я видел еще на фотографии в переданном мне досье.

— Привет. Тебе лучше к ней не ходить. Она еще не полностью пришла в себя после больницы. И если она тебя увидит, то снова сорвется.

— Привет.

Я остановился и посмотрел на него.

— Могу я тебя попросить об одном одолжении? — спросил его я.

— О каком?

— Подумать хорошенько.

— Ты о чем?

— Вот о чем. Сколько раз она попадала в больницу? Шесть? Сколько у нее было парней? Как можно отравиться вот этим?

Я достал из кармана упаковку витаминов и показал ему, чтобы он сравнил с теми, что я поднял около нее.

— Вот эта пара таблеток выпала из флакона.

Он смотрел на меня широко открытыми глазами, понимая. Я же достал фото моего друга, которое протянул ему.

— И откуда у меня может быть вот это?

Он посмотрел на фото, и, несомненно, узнал человека, изображенного на нем.

— Он тебя послал?

— Он мертв. Покончил с собой. Из-за девушки. Сказать из-за какой?

Телохранитель переваривал информацию минут пять, а я стоял и ждал. Наконец, я тихо произнес:

— Он был моим другом.

Охранник вздохнул и ответил:

— Извини, я должен обыскать тебя. Работа, сам понимаешь.

— Понимаю.

Пока он выворачивал мои карманы и не находил ничего подозрительного, он негромко произнес:

— Ты не собираешься ее убивать? Мне не хотелось бы после этого причинять тебе вред. Она правда, редкостная гадина, но я ведь на работе.

И это говорит телохранитель о своей подопечной, подумал я, но вслух сказал:

— Конечно, нет. Может быть, напугаю хорошенько, но убивать ее не буду. И избивать тоже, как, впрочем, и пытать. Можешь быть спокоен. Главное — дай нам побеседовать одним. А когда я уйду, то больше никогда не появлюсь. Обещаю.

Он кивнул и пропустил меня в дом.

Неожиданно я понял что не знаю того, что же произошло с моим другом незадолго до его самоубийства, но почему-то у меня было ощущение, что скоро я узнаю ответ на этот вопрос.

Я нашей ее сидящей в комнате и читающей книгу.

— Интересно? — спросил я и она вздрогнула.

— Уходи.

— Нет.

— Убирайся!

— Нет.

— Тебе мало того, что ты меня довел!?! Мало!?! Я не хочу тебя больше видеть!!! Ясно, что ты со мной сделал!?! Я таблеток наглоталась, только чтобы не видеть тебя больше никогда!!! Проваливай!!!

Книга полетела в меня, но я поймал ее и посмотрел на обложку. Разумеется, это была книга по сценическому искусству.

— Прости меня, милая. Я больше не буду. Я и тогда не хотел.

— Убирайся!!!

— Да я, впрочем, ничего и не делал. Видишь ли, забавная штука, меня-то упрекнуть совсем не в чем…

Я неторопливо продвигался к ней, мимоходом положив книгу на стол. Она вскочила на ноги и быстро заговорила:

— Не подходи… Не подходи, слышишь. Не смей подходить ко мне. Ты больше никогда ко мне не прикоснешься!!!

И она снова побежала. Я мог бы ее догнать, но прекрасно понимал, что толку от этого не будет, так как ей нужно было сыграть еще один акт. На ее сцене. В ее роли. Еще один акт той же драмы, которая убила моего друга.

Я неторопливо шел, обыскивая комнату за комнатой, пока в одной из них не увидел, что она стоит на стуле, перекинув веревку через одну из балок, удерживающих потолочную металлоконструкцию.

— И что? — спросил я.

— Если ты войдешь, я повешусь. И это будет на твоей совести.

Я оценил расстояние. Даже если я побегу, а она в тот же момент прыгнет, то сломает себе шейные позвонки раньше, чем я успею ее подхватить. Она закрепила край веревки в декоративном кольце на стене, позади ее, и быстро отвязать тоже не удастся. Есть только один шанс, если петля… Я присмотрелся к петле и вошел в комнату. От неожиданности она зашаталась, и стул полетел на пол, а она повисла в петле.

Я остановился и подождал секунд двадцать, после чего зааплодировал.

— Браво. Браво!!! Очень натурально. А как пробирает… Но для большего натурализма надо сделать вот что…

Я подошел и стал подтягивать кусок веревки, привязанный к кольцу. Для стороннего наблюдателя это было бы неожиданно, но я как раз надеялся на то, что и произошло — ее глаза резко и широко распахнулись. Я поднапрягся, и через пару секунд ее ноги уже не доставали до пола. Она стала извиваться всем телом, пытаясь перехватить веревку над своей шеей, но это довольно сложно сделать, когда ты висишь в петле.

— Я могу тебя опустить вниз, — сказал я, — если ты ответишь на все мои вопросы. Если ты согласна — махни дважды правой рукой.

Она отчаянно замахала, и я ослабил веревку достаточно, чтобы она могла стоять на цыпочках.

Разумеется, она мигом попыталась избавиться от петли на шее и, конечно же, не удержалась. Я поднял ее снова на цыпочки и быстро закрепил веревку в натянутом положении, после чего взял упавший стул, поставил его и сел перед ней.

— А теперь мы поговорим.

— Как? — прохрипела она.

— Как я понял? Смотря что. Во-первых, витаминами не травятся, а даже если тебе случайно и подкинут какие-нибудь другие таблетки вместо твоих витаминов, то первые симптомы наступят не через минуту, а, как минимум, через пятнадцать минут. Но началось все вовсе не с этого. Началось все с того, что ни один импульсивный самоубийца, которого ты пыталась изобразить, не воспользуется медленным способом. Если же ты про этот момент, — я указал на веревку, — то ты, конечно, здорово все придумала. Этот трюк известен столько же лет, сколько существуют фокусы. К твоему сожалению, я знаю, что на виселицах использовалась скользящая, затяжная, петля, а жесткая петля вяжется совсем по-другому и, кстати, намного быстрее. Но видишь ли в чем дело… Жесткая петля может стать первоклассной ловушкой, прямо как в твоем случае. Если ты сойдешь с места, то, скорее всего, потеряешь равновесие, и она начнет тебя душить. Кроме того, чтобы ты знала, после повешения у человека опорожняется мочевой пузырь и кишечник, а этого я что-то не наблюдаю.

В ее глазах забился дикий страх, и она оказалась полностью в моей власти. Я наконец-то чувствовал ее. Это было правильно вдвойне, поскольку до того, я тоже не мог позволить себе проявлять эмоции, которые могли бы помешать мне загнать ее в угол.

— Стой спокойно и будешь жить. А если ответишь на мои вопросы, то я тебя и пальцем не трону.

Она замерла, хотя я и видел, как больно ей начинает становиться стоять на цыпочках.

— Вопросов у меня немного, так что в этом тебе повезло. Я уже почти все понял, кроме двух вещей. Первое — для чего. Почему ты все это делала? Зачем?

Она что-то прохрипела, а я неожиданно разозлился.

— Зачем? Отвечай!!!

— От скуки…

Я чуть не упал со стула. От скуки… Мой друг умер, потому что этой красивой дряни хотелось скуку развеять.

— Тот, кто у тебя был до меня. Ты провернула с ним то же самое? Включая сцену с повешением?

— Да.

— А теперь послушай меня. Ты видишь это, — сказал я, доставая фото моего друга, — помнишь, кто он был?

— Был?

— Да. После твоих выкрутасов, после сцены с повешением он не смог выдержать того, что виновен в твоей смерти. По крайней мере, он так считал. И он был не первым, кому ты сломала жизнь. Те четверо, что были до него — тоже не в сказке ныне живут. Но я их знаю мало. А вот он, — я ткнул ей в лицо фотографией, — был моим другом. Ты даже не знаешь, какого человека ты привела к смерти. Но не волнуйся. Я расскажу.

И я принялся рассказывать ей Исповедь, которую в свое время произнес перед Олегом. Исповедь о том, каким человеком был мой друг. Я рассказал ей все, что было возможно, и, поскольку в этот момент я чувствовал ее душу, то знал, что каждое слово этой Исповеди достигало самых ее глубин. Не вправе судить ее, эту глупую великовозрастную девчонку, которая сама не ведала, что творит, я должен был сделать хоть что-то, чтобы больше такого не происходило.

Я возложил на ее плечи вину за содеянное. Мне было омерзительно делать это, но я не видел другого выбора. Не желая становиться ей судьей, я возложил решение ее судьбы на нее саму. Если она сможет справиться с чувством вины, то либо она еще более бессердечна, чем я думал, либо… Либо она всю оставшуюся жизнь будет искупать то, что натворила. Ну а если нет… Что же. Тогда мой друг будет отомщен.

Когда я закончил, я поставил перед ней на стуле фотографию и вышел. Подошедший охранник сказал:

— Я слышал ваши крики. Ты не пытал ее?

— Я — нет. Она сама шею в петлю сунула, — бросил я, и навсегда ушел из этого дома.

По дороге домой я позвонил Олегу и рассказал, как все прошло.

— Я не смог судить ее.

— Мне кажется, что она сама себе судьей станет, — ответил тогда Олег.

Лишь много лет спустя я узнал, что он в очередной раз был прав. Прошло очень мало времени, и она покончила с собой, уничтоженная чувством вины за сломанные ею жизни.

Глава четырнадцатая

Очень трудно рассказывать что-то после той истории, которую я поведал чуть раньше. Все кажется слишком мелким и незначительным, после того, как столкнешься с такой паскудностью, сидящей в роде людском, но моя жизнь не закончилась с этой историей, а продолжала идти с еще большей интенсивностью.

Я заводил новые знакомства, помогая людям, притом не только в делах сердечных, но и в других проблемах, за которые стал браться после этого дела. Скорее всего, я ощутил себя Исповедником именно с этого момента, а до того был не более чем подготовительный процесс.

Мы стали редко видеться или созваниваться с Олегом, но не потому, что нам не хотелось общаться друг с другом, а, скорее, потому, что были оба загружены делами.

Это было время, когда самые кошмарные вещи, которые есть в людских душах, решили показать себя во всей красе. Люди воровали, убивали, калечили свою и чужую психику, и любовные хитросплетения в ту пору стали для нас скорее приятной отдушиной, чем рутинной работой.

С момента той истории прошло больше чем полгода, и я, восемнадцатилетний парень, все еще не мог найти себе девушку, причем не потому, что не хотел, а потому, что на нее у меня не было времени.

Мой мобильный разрывался днем, а вечером то же самое делал и домашний.

И вот в один из вечеров, а если быть совсем точным, то глубокой ночью, когда я, наконец, хотел пойти и провалиться в сон, телефон зазвонил в очередной раз. Тихо проклиная тот день, когда я начал заниматься своим делом, я снял трубку:

— Да?

— Это Олег. Я тебя не разбудил?

— Я еще не ложился.

— Хорошо. У меня есть для тебя одно дело.

— Олег, ты хоть представляешь, сколько дел на мне сейчас висит?

— Выкрои время. Я очень хочу, чтобы именно ты этим занялся.

— А почему не сам?

Я почувствовал замешательство Олега, прежде чем он ответил:

— Не могу. Я слишком заинтересованная сторона.

На моей памяти Олег никогда не говорил так, и этого уже было достаточно, чтобы моё любопытство подняло голову.

— Сначала ответь, почему именно я? Я же помню, что ты учил и других.

— Им это не по зубам. А вот ты должен справиться.

Мое любопытство начало делать стойку на задних лапах и радостно вилять хвостом, однако я осадил его, напомнив, что еще пока не знаю, что за работа.

— Давай по порядку. Где «клиент»?

— В желтых стенках.

— То есть ты меня хочешь в психушку упрятать? Спасибо, удружил…

— Ты не понял. Я не хочу туда упрятать тебя. Я хочу, чтобы ты вывел оттуда его.

— Тогда тебе лучше обратиться к своим силовикам. Побеги я еще делать не научился.

— У тебя мозги переклинило от того, что ты спать хочешь? Или от кучи клиентов?

— Оба варианта. А еще от того, что ты не рассказываешь мне, что именно хочешь, чтобы я сделал, и мне из тебя каждое слово клещами тянуть приходится.

— Ладно, извини, но я просто действительно не знаю, как тебе все рассказать.

— Для начала — с чем его туда определили?

— Параноидальная шизофрения.

— Весело, — присвистнул я.

— Не то слово. Но самое главное, что диагноз в корне не верен. Это не их клиент, а наш, хотя и с хорошими проблемами.

— Почему ты заинтересованное лицо?

— А тебе это обязательно знать?

— Да. Зовешь меня — будь добр отвечать на вопросы.

— А как насчет того, что я тебя учил и помогал?

— Не котируется. Я смогу вытащить его оттуда, но мне нужно знать о твоем интересе, чтобы не сделать случайной ошибки.

Олег очень долго молчал в трубку, пока, наконец, нехотя произнес:

— Он мой последний родственник, которого я знаю.

Тут уже настала моя пора молчать и обдумывать.

— Как я к нему попаду? Сомневаюсь, что туда пускают просто так.

— Главврач клиники мой знакомый. Сделаем тебе бумаги, что ты практикант с психиатрического отделения, и пройдешь.

— А почему ты так уверен, что это наш «клиент»?

— Тот же самый главврач заметил кое-какие несоответствия. А когда выяснил, что он мой родственник, то сразу позвонил мне.

— Что за несоответствия?

— Хоть ему и поставлен такой диагноз, но он не ведет себя согласно ему. Психиатры отчасти народ наблюдательный, пока глаз не замылится, вот и сказал один из них, что у человека сильная душевная травма.

— Ладно. Помогу. Давай имена и адрес.

Я записал все данные, которые он мне предоставил, и отправился спать.

На следующий день я прибыл в «желтые стенки» или, проще говоря, в психиатрическую клинику. Мне было не по себе оттого, что я вообще так близко подошел к этим стенам, и вдвойне оттого, что я собираюсь войти и провести там какое-то время.

Главврач оказался высоким худощавым человеком, перешагнувшим за порог среднего возраста. Он поприветствовал меня и предложил показать мне все, но я любезно отклонил предложение, сообщив, что от Олега.

— По хорошему счету, вам с Олегом тоже было бы неплохо погостить у нас, — сказал он, — но я понимаю, что вы слишком заняты.

— В каком смысле погостить?

— В профессиональном.

— Вашем или нашем?

Он посмотрел на меня, поправил очки, и сказал:

— И в вашем, молодой человек, и в нашем. У меня здесь целое крыло пациентов, которым бы пригодилась именно ваша помощь, а не медикаментозное лечение. Но и вам было бы неплохо побыть у нас пациентами. Кошмары не мучают от того, с чем сталкиваетесь?

Кошмары у меня появились сравнительно недавно, после той памятной истории. Иногда мне по ночам снилось, что я не справился с собой и поддался актерскому мастерству той девушки, повторяя судьбу своего друга. Правда, кошмары были все-таки довольно редки.

— Нет, доктор, спасибо. У меня все под контролем. Кстати, а что у вас так тихо? Я считал, что в таком заведении…

— Обычное заблуждение, молодой человек. Буйные у нас в отдельном крыле, и к ним мы вас не допустим.

Мы вошли в двери крыла, и тут я почувствовал. Словами это было не описать. Самое близкое сравнение, которое я мог бы выдать — это картины художников-импрессионистов. Было похоже, что в этом заведении держали людей, из которых при должной и своевременной подготовке получились бы идеальные Исповедники. Казалось, что все стены пропитаны чувствами и эмоциями тех, кто успел побывать здесь с момента открытия клиники.

Я мысленно выругался и повернулся к главврачу.

— У меня есть предложение.

— Слушаю вас, молодой человек.

— Каждый раз, когда я буду приходить сюда, я буду беседовать с одним из ваших пациентов и постараюсь помочь некоторым из них. Более того, я смогу отличить действительно ваших клиентов от тех, кто просто косит от армии или тех, у кого есть вполне решаемые внутренние проблемы.

— И что же вы хотите от меня?

— Две вещи. Первая — беседовать со всеми я буду не в этом крыле, а в месте, которое сам выберу. Здесь…

— Я догадываюсь, что вы хотите сказать. Олегу тоже было… дискомфортно.

— Тогда вторая вещь. Если я найду кого-нибудь, кто не просто сможет оправиться от всего, а и быть потом более чем полезным, вы его выпустите?

— Если вы сможете мне это доказать.

— Это меня вполне устроит.

Он постоял, помолчал, размышляя, а потом спросил:

— Извините, а кого вы хотите найти среди моих пациентов?

Я посмотрел ему в глаза и сказал:

— Таких, как мы с Олегом. Если, конечно, их не полностью искалечило общество и ваше лечение.

До палаты пациента мы шли молча.

Глава пятнадцатая

Место я ухитрился найти прямо на территории клиники. Это был тихий и спокойный закуток, где рядом располагалась курилка для персонала и был хоть какой-то, но вид из окна.

Для разминки я попросил привести самого тяжелого пациента, который больше всего беспокоит. Пациент оказался субтильным человеком, который посмотрел на меня исподлобья и сказал:

— Вы кто? Врач?

— Нет, — мягко ответил я, — я не врач. Присядьте. Вы знаете, почему вы здесь?

— Да! Они следят за мной! А мне никто не верит!

Я понял, что главврач решил ознакомить меня со случаем параноидальной шизофрении и, так сказать, подготовить к тому, с чем я могу столкнуться.

— Расскажите мне обо всем. Когда это началось, когда за вами начали следить и чего они хотят…

Он выдал мне красивейшую историю, основанную на теории правительственного заговора. Утверждая, что ему в руки попали очень важные документы, которые подтверждают существование заговора, он забрызгал слюной всю округу, но меня волновало больше не это. Я чувствовал, что он верит во все, что говорит, но мне было этого мало.

— Вы знаете, кто я? — спросил я его.

— Нет. А кто?

Я мысленно вздохнул, вспомнив, что когда-то мне говорил Олег о том, что он заставил человека поверить в зеленых человечков, и ответил.

— Я как раз по этому поводу и пришел.

— Вы из них?

— Нет, я посредник. У меня есть к вам предложение. Вас перестанут преследовать в обмен на историю вашей жизни. Вы должны рассказать ее мне полностью, и ничего не утаивая. Рассказать все, что было важно для вас. Все до мельчайших подробностей, которые сможете вспомнить.

Он замер.

— А документы?

— Они не настолько важны, как вы думаете. Все равно вы ничего не сможете доказать с их помощью. Поймите, против системы идти бессмысленно. Как ни крутите, но с системой не справиться. Она либо подомнет вас, либо вы должны любой ценой вырваться на самый ее верх. Расскажите мне историю вашей жизни, и я смогу устроить так, что, по крайней мере, вас не уничтожат, и не будут преследовать за сокрытие документов. Если я буду знать о вас все, то смогу убедить их в том, что вы не заслуживаете уничтожения. А если вы дадите мне расписку в том, что не будете болтать о содержимом документов, то постепенно за вами ослабят контроль и, думаю, что лет через пять–десять вообще оставят в покое. Подумайте о своей семье. Вы нужны им, а вынуждены быть здесь.

— Я… Я потерял их всех…

— Расскажите. Поведайте мне о том, как все это произошло.

— Зачем? Вы же и так все знаете.

— Знаю, но с другой стороны. А этого мало. Я должен знать все. Понимаю, что это сложное решение для вас, и поэтому даю время до завтра. Вообще-то, между нами говоря, я должен принять решение в ближайшую неделю. Потом я ничем не смогу помочь вам.

Я поднялся, подошел к двери и впустил санитара.

— Отведите его назад. Он не будет причинять неприятности.

Повернувшись к пациенту, я добавил:

— Продолжим завтра. Искренне надеюсь на вашу разумность.

Он кивнул и спокойно, подняв голову, вышел на глазах у изумленного главврача.

— Как?

— Спокойно. Он живет в мире своих фантазий, и они важны для него. Ему надо сменить приоритеты, а за одну беседу этого не сделать. Пока же требуется подкармливать его фантазии, но оборачивать постепенно против него, чтобы он усвоил, что он из-за них теряет и сам начал от них отказываться. Это долгий процесс, но начало уже положено, и я проинструктирую, если потребуется, как с ним обращаться дальше. В конце концов, параноидальная шизофрения — это психоз, который берет свое начало в сознании, а не в подсознании пациента, а поэтому его можно вылечить.

— Но это имеет под собой и биохимическую основу…

— Как и все в человеческом организме. Вот только организм может справляться и контролировать свою биохимию. Я не говорю, что его удастся вылечить полностью, хотя такое возможно, но взять болезнь под контроль он сможет, как и уменьшить ее влияние. Генетической предрасположенности у него нет, так что, скорее всего, причина кроется где-то в его прошлом. Как только он сможет скорректировать свое сознание — все симптомы должны пойти на спад.

— А откуда вы знаете, что нет генетической предрасположенности? Вы же не читали его историю болезни.

— Я верю в вашу честность. Вы не подсунули бы мне наследственного шизофреника только для того, чтобы показать, что я об него обломаю зубы. Кроме того, даже наследственные шизофреники поддаются корректировке сознания, хотя вылечить их полностью уже не удастся.

— Знаете, молодой человек, вы говорите как один мой знакомый профессор. Только, кажется, что ваши знания превосходят его в этой области.

— Извините, доктор, но можно я не буду отвечать на это?

— А почему, собственно?

— Скажем так. То, чем занимаемся мы с Олегом — это работа с сознанием. Его корректировка, выражаясь вашим языком. Лечение психологических травм, даже старых. Мы занимаемся по сути тем, чем должны заниматься психиатры и психологи, а также священники, но в процентном соотношении оказания помощи они все проигрывают нам. Тому есть объективные причины.

— Например?

— К примеру, к вам попал вот этот пациент. Что вы сделали в первую очередь?

— Дайте-ка я посмотрю…

Он зашелестел бумажками.

— Было прописано успокоительное сразу по оформлению.

— Именно об этом я и говорю. Вы смотрите на всех как на пациентов. Мы — как на людей. Людей, которых что-то сломало, сознание и психика которых пострадали. Людей, которым надо помочь, а не пациентов, которых надо лечить.

— Но это ненаучный подход…

— Доктор, вы же умный человек и уже имели дело с нами. Что делать, если ваш научный подход не дает тех результатов, которые дает наш, ненаучный. К кому вы пойдете, если у вас проблемы, к доктору, который будет пичкать вас лекарствами и держать в виде овоща, или к тем людям, которые выслушают, помогут во всем разобраться и справиться с ситуацией?

— Если вы настолько эффективны, то почему же вас так мало?

— Это не нас мало, а вас чересчур много. Хотя это не совсем так. Нас, бесспорно, мало. Я знаю только про двоих, помимо себя. Но поймите, мы намного более чувствительны, а психика у нас человеческая. Мы тоже можем не выдержать и сломаться, и тогда вы начнете пичкать нас успокоительными средствами. Кроме того, для вас построены институты, ваши методы признали научным подходом, вас поддерживают и продвигают. Мы же — просто те люди, которым не безразлично то, что происходит с окружающими. Нас никто не поддерживает, для нас не построены школы и институты. Нас никто не финансирует и никто не знает, кроме тех, кому мы помогли, что мы вообще существуем. Вы учитесь абстрагироваться от личности все время учебы и сознательно дистанцируетесь, называя всех безликим словом «пациент», а мы наоборот входим в настолько близкий контакт, что имя человека становится уже несущественным, поскольку мы почти сливаемся с ним. Мы чувствуем людей и помогаем им, а вы… просто лечите.

Главврач отшатнулся от меня, как будто я его ударил. Я говорил ровно и спокойно, без обвинения в голосе, просто констатируя факты, и собеседник раскрылся передо мной, потому что я дышал уверенностью, произнося эту маленькую речь. Последняя же фраза действительно ударила его. Ударила по всем его постулатам, правилам, укладу вещей. По всему его мировосприятию. Это потрясло его настолько, что он хватал воздух как рыба, выброшенная на берег.

Я чувствовал, как примерно в моем возрасте он мечтал помогать людям, поэтому и стал врачом, а я убедительно объяснил ему сейчас, что он шёл ложным путём, отдаляясь от того, к чему стремился с юности.

Он обдумывал, обидеться ему, возмутиться или… принять правду. Я чувствовал его смятение, и поспешил вставить пару слов.

— Это вовсе не значит, что ваша работа неважна. Она просто другая. Вы знаете, как лечить тело, а это важно, но вы не понимаете, как работать с душой. Для каждого вида деятельности нужны свои специалисты. Просто вы надеялись на одно, а вас научили другому. Тому, что знали сами.

Я ощутил его облегчение и благодарность за то, что я не считаю его труд, дело его жизни, пустышкой.

— Давайте каждый из нас будет делать свое дело и делать его хорошо. А сейчас, будьте добры, попросите, чтобы привели того, к кому я пришел.

Он кивнул и ушел, а я прошел в курилку. Все перипетии жизни приучили меня к тому, что после каждой, даже минутной работы, я выкуривал сигарету. Это был своеобразный ритуал, который успокаивал своей размеренностью. Достать сигарету, щелкнуть зажигалкой, прикурить, затянуться. Элемент рутины в непредсказуемой жизни. Ощущение, близкое к счастью, от того, что есть что-то однообразное и повторяющееся, не зависящее ни от чувств, ни от эмоций.

Выкурив сигарету, я вернулся в закуток и сел за стол, откинувшись на стуле и смотря на пейзаж за окном. Это тоже успокаивало и умиротворяло, хотя и по-другому. Здесь была статичная картинка, а там — порядок действий.

Дверь открылась, и вошел родственник Олега. Не зная, что делать, он топтался у двери, пока я, наконец, не повернулся к нему и не сказал:

— Ну что же вы? Проходите. Садитесь.

Он сделал, как ему сказали, и в упор посмотрел на меня.

— Я не псих, — заявил он.

— А я и не утверждал этого.

— Мне никто не верит.

Последняя фраза была сказана так, что я мигом почувствовал сильнейший надлом в душе и мигом подобрался. При предыдущем шизофренике я чувствовал его полную, всепоглощающую уверенность в своей правоте, но надлома не было.

— Я верю, — сказал я тихо.

Он недоверчиво покосился на меня. Молодой двадцатитрехлетний парень, который был родственником Олега, успел хлебнуть горя в своей жизни и не доверял больше никому. Он закрылся от всех, поскольку никто не верил ему. Он не знал, куда податься и к кому обратиться. Окончательно запутавшись, он решил что-то рассказать, но ему не поверили и упрятали в «дурку».

Я верил ему и чувствовал, что ему больно.

— В чем дело? Расскажи мне.

— Я уже пытался, и меня упрятали сюда.

— Я знаю, что ты мне не веришь. Знаю, что ты хочешь рассказать правду, но боишься, поскольку считаешь, что с тобой могут сделать худшие вещи. У тебя нет причин верить мне, но знай, что я не врач. Более того, я вообще не работаю в этой клинике. Меня попросил прийти сюда и разобраться во всем один твой родственник.

— У меня больше нет родни. У меня больше нет вообще никого.

Я чувствовал, что он уверен в том, что говорит.

— Его зовут Олег.

Парень фыркнул.

— Как же… Дядя Олег умер лет десять назад. Мама пока была жива, показывала мне его фотографии и военную похоронку.

Ох, Олег… Зачем ты меня впутал в это… Хоть бы фото свое дал, чтобы я смог убедить парня.

— Как знаешь. Но он не умер. Более того, именно он меня и прислал, чтобы я помог тебе выпутаться из неприятностей. Стоит мне подтвердить, что ты не шизофреник, и тебя выпустят отсюда, но я не знаю, куда ты пойдешь и что будешь делать, и это в принципе не мое дело, но я вижу, что у тебя серьезные проблемы и их надо решить до того, как тебя выпустят отсюда. Я единственный сейчас, кто готов тебе помочь. Олег тоже готов помочь, но он не хотел приходить сюда. Если не веришь, то вот смотри…

Я достал мобильник и набрал номер Олега.

— Да?

— Олег, нужна твоя помощь.

— В чем?

— Мне не верят. И ты прав, дело вовсе не в шизофрении. Поговори сам.

Я передал трубку парню, и он взял ее так, как брал бы змею. Поднеся трубку к уху, он сказал:

— Алле.

Это было крайне удивительное зрелище. Поначалу на его лице отразилось изумление, которое сменилось недоверием и, наконец, гневом.

— Как… Как ты мог!!!

На лице парня появилось отвращение.

— Ни за что!!! Мне не нужна твоя помощь!!!

Он замахнулся телефоном, и я миролюбиво сказал:

— Трубку не разбей. Она мне еще пригодится.

Он застыл, а я спокойно поднялся с места и забрал у него трубку. Звонок еще не закончился, поэтому я сказал в нее:

— Олег?

— Не стоило приплетать меня.

— Уже вижу. Но иначе его было не пронять.

— Не надо меня больше так использовать.

— Ладно, сочлись за все твои разы. Ты хочешь, чтобы я ему помог?

— Да.

— Постараюсь, но ничего не обещаю. Подготовь лучше все, что ему потребуется, когда он из «дурки» выйдет.

Я положил трубку, прежде, чем он успел сказать что-то еще.

— Как видишь, парень, я тебе не соврал. И выпустить тебя отсюда могу в два счета. В этом я тоже не вру. Я вообще говорил тебе только правду. И я готов помочь тебе с проблемами, причем не из-за Олега, а просто потому, что это будет правильно. Мне нет дела до ваших с ним отношений.

Парень молчал. Я чувствовал, что он хочет попросить о помощи, но еще не понял, хочет ли он мне довериться.

— Ладно. Я завтра приду, а пока побудь здесь. Я скажу, чтобы с тобой обращались получше. И увели подальше от психов.

Я открыл дверь и попросил санитара позвать главврача. Когда тот появился, я сказал:

— Я уверен, что это не ваш клиент, но ради его же благополучия и безопасности пусть он еще побудет у вас. Только пусть его переведут куда-нибудь, где условия поприличней, и чтобы рядом не было тех, кто действительно спятил. Сможете устроить?

— Да. Мы все устроим. Вы уверены?

— У него сильная душевная травма, но он в своем уме, хотя и очень тяжело переживает. Я помогу ему, и его можно тогда будет выпустить, но только когда он сам захочет, чтобы я ему помог. Вот моя визитка. Когда бы он ни захотел со мной поговорить — пусть мне позвонят и скажут, правда, если это будет ночью, то я приеду только на следующий день.

Я сказал все еще при парне, чтобы он знал об этом.

Главврач подтвердил санитару, чтобы мои рекомендации были выполнены неукоснительно и повернулся ко мне:

— Вас ждать завтра?

— Хотите, чтобы я поискал своих «клиентов» среди ваших «пациентов»? Если буду свободен, то приеду. Хотя дел в последнее время навалом. Проводите меня до выхода, а то я в ваших коридорах пока не ориентируюсь.

— Разумеется… Прошу за мной.

Он повел меня на выход, а я на ходу стал припоминать, что еще мне предстояло сегодня сделать, и тут я сообразил:

— Я приеду завтра.

— Вы уверены?

— Конечно. Я же обещал, что завтра встречусь с тем, кого вы сегодня мне подсунули.

— А для вас это настолько важно? Я имею в виду встретиться с ним?

— Конечно. Я должен выполнять обещания, чтобы он мне поверил, и я смог ему помочь. Он мой «клиент», а их мы ведем до конца, если вообще соглашаемся это делать.

Главврач только покачал головой и пробормотал:

— Нельзя быть настолько правильными…

Глава шестнадцатая

На следующий день я приехал к тому же времени, и главврач без лишних слов проводил меня в «кабинет». Он хотел было остаться, чтобы посмотреть, как я работаю, но я попросил его этого не делать.

— Поймите, сейчас возникнет самая легкая форма доверия между мной и ним, и если будет присутствовать еще кто-то, его доверие будет нарушено, и он закроется от меня. Потом будет чудовищно сложно завоевать его доверие вновь.

Он согласился и оставил меня одного, при этом прислал санитара с историей болезни. Я быстро просмотрел ее.

Помимо кучи малопонятных мне медицинских терминов и названий препаратов, здесь была интересующая меня информация о его семье, дальних родственниках и первом обращении в психиатрию. Для врачей это были малозначимые сведения, но для меня они представляли большую ценность, так как приоткрывали дверцу в его прошлое и давали парочку рычагов, которые я мог использовать в настоящем.

«Клиента» привели минут пять спустя, когда я успел дочитать все меня интересующее. Папку я предусмотрительно убрал со стола, чтобы она не попадалась ему на глаза, а то он мог заподозрить, что это досье на него.

Он с вызовом во взгляде прошел к столу и сел напротив меня.

Вежливо улыбнувшись, я достал из сумки заранее заготовленную пепельницу и пачку сигарет, справедливо предполагая, что сейчас предстоит «погружение» в психику не слишком здорового человека.

Открыв окно, я произнес:

— Угощайтесь.

Он с видом победителя вытащил сигарету и жадно ее закурил.

— Итак, — сказал я, тоже закуривая, — что же вы решили?

— Я обдумал ваше предложение. Мне не подходят его условия.

— Интересно. Что же в них вам не подходит?

— Сроки. И, кроме того, я хочу гарантии.

— Мне вызвать сюда главврача, чтобы он подтвердил, что сделает так, как я скажу?

— Пока рано.

— Рад, что мы понимаем друг друга.

Он улыбнулся, и я почувствовал его. За всей показной бравадой он был растерян и не знал, что просить. Не имея ни малейшего понятия, что делать за пределами клиники, он все же хотел туда, но боялся.

— Послушайте, — сказал я ему, — я не могу жестко сократить сроки. Гарантию, что вас не убьют, дать могу, но насчет сроков контроля за вами… Это не в моей компетенции решать такие вопросы, однако, я вполне смогу посодействовать вам. Более того, я могу добиться, чтобы вам разрешили переехать к вашей двоюродной сестре.

— Это правда?

— Почему бы и нет. Вас даже снабдят деньгами на дорогу. Путь туда не близкий.

— Почему к ней?

— Она одинока, и ваше присутствие рядом обеспечит ей необходимую помощь. Кроме того, она член семьи, а мы не имеем ничего против того, чтобы вы воссоединились с семьей. И еще одно. Она ваш самый близкий родственник.

Он затушил окурок и откинулся на спинку стула.

— Вы складно заливаете, но я вам не верю.

А ведь действительно не доверяет. Не «не верит», а не доверяет.

— Интересно… Почему?

— Вы не назвались. И не сказали кто вы. Ваш род деятельности. Я ничего о вас не знаю.

Я вытянул еще одну сигарету, быстро прогоняя ситуацию в мозгу.

— А вы и не должны. Скажем так, я тот, кого не существует. Призрак. Меня нанимают улаживать разные дела, где не требуется силовых вмешательств, а деликатность не повредит. Я уже говорил вам, что я посредник.

— Это не значит, что я не должен знать кто вы.

— У меня нет чинов и званий, если вы об этом, а мое имя ничего вам не скажет, кроме того, даже если я назовусь, то вы не сможете проверить, настоящее ли оно. Так что давайте оставим этот пустой разговор. Я мог бы достать любые удостоверения, которые мне могли бы потребоваться, но в этом нет смысла.

Я чувствовал, что меня начинает затягивать это болото. Надо было переломить его упрямство и повернуть разговор в нужное русло.

— Какие сроки вы бы хотели? Только будьте разумны.

Он растерялся от такого поворота.

— Год, наверное…

— Вы несерьезны. Вы считаете, что за год можно спокойно подтвердить то, что вы не будете болтать?

— Я не знаю…

— Я узнавал. Обычно контроль ведется в течение десяти лет. Сделаете то, о чем я вас просил, можете рассчитывать на пять. О меньшем сроке речи и быть не может.

— Это… Это нарушение моих прав!!!

— Нет, это минимальный срок контроля за теми, кто скрывает важные документы. Скажите еще спасибо, что вас определили сюда, а не в тюрьму строгого режима. Отсюда у вас еще есть шанс выбраться, а туда бы я не поехал.

— Я не…

Неожиданно, я ощутил что-то странное. Я чувствовал, что надо подавить его волю. Сломать его. А поскольку своей интуиции я доверял…

— Хватит!

Он заткнулся и посмотрел на меня. Поправив волосы, я откинулся на стуле.

— Вижу, вы не хотите принять мое предложение. Жаль. Я бы мог в довесок к нашему соглашению рассказать то, что на самом деле произошло с вашей семьей.

Это шокировало его настолько, что он вскочил со стула и мне пришлось рявкнуть:

— Сядьте!

Он подчинился. Его лицо выражало крайнюю форму смятения, и он явно уже был на грани, к которой я и старался его подвести. Той самой грани, где фантазия и мечта размываются и переплетаются с реальностью. Только на этой грани можно воздействовать на психику, которая заблокирована мыслеконструкциями. Этого человека надо было вернуть к реальности, причем жестко и даже жестоко, чтобы разрушить основу его психоза, но мне нужна была информация. Информация о том, что послужило причиной такого отрыва от реальности.

— Я спрашиваю вас в последний раз, хотите ли вы рассказать мне то, что я просил или нет. Если нет, то я ухожу, и больше вы меня никогда не увидите.

Он сидел и мучился. Я чувствовал эти мучения, которые свидетельствовали о том, что он старался похоронить в своей памяти все воспоминания о прошлом. Укрыться за фантазиями, чтобы сбежать от них. Но я применил очень хороший рычаг — упоминание о его семье.

— Хорошо, — сдавленно сказал он, — ваша взяла.

И опять моя интуиция говорила мне, что что-то не так. Я прислушался к ощущениям и изумился. Человек, сидящий передо мной, демонстрировал одновременно такой спектр чувств, который могли выдавать как минимум двое. Слишком уж разнонаправленными они были. Это была безумная тоска и нежелание чего-то, и ярость, направленная на меня, со страстным желанием попросить меня же о помощи, и многое другое.

Я крепко задумался и, пока он приходил в себя, до меня дошло. У него был не один психоз, а два, притом один наложился на другой. Изначальным психозом было раздвоение личности, после чего на ставшую доминантной личность наложилась параноидальная шизофрения.

— Значит так, — сказал ему я, — сейчас у меня нет времени на то, чтобы миндальничать с вами, но завтра я приду, и вы начнете свой рассказ. Советую очень обстоятельно вспомнить все, начиная с вашего детства, потому что, пока я не узнаю о вас все, других разговоров мы вести не будем.

Я подошел к двери, и попросил санитара увести его, а сам направился к главврачу.

— Ну-с, молодой человек, как прошла ваша сегодняшняя беседа?

— Вы не от того лечили его, доктор.

— В каком смысле?

— В самом что ни на есть прямом. Его надо было лечить от раздвоения личности.

— Но позвольте, вы же сами подтвердили его параноидальную шизофрению…

— Да. У той личности, которая стала доминантной. Но есть и другая. Слабая, безвольная, легко попадающая под контроль. И именно она является изначальной. Именно ее предстоит вытащить на свет белый и укрепить, хотя это будет безумно трудным.

— Но раздвоение личности очень трудно доказать, если только они не меняют друг друга.

— Поверьте. Эта личность там есть. Я сам не ожидал такого. Именно за счет того, что она слабая, вторая личность и получила возможность укрепиться и приобрести собственный психоз. Он уже практически и сам не сознает, что есть вторая личность.

В этот момент в дверь постучали и вошел один из санитаров.

— Доктор, свежее поступление.

— Кто именно?

— Самоубийца. Ее только что привезли.

Он повернулся ко мне.

— Не хотите полюбопытствовать?

— Пожалуй.

Мы прошли с ним в приемный покой, где я увидел девушку лет пятнадцати, около которой крутилась мать.