Бесплатный фрагмент - Исход. Обратная сторона Луны

В то время были на земле исполины,

особенно же с того времени, как сыны Божии

стали входить к дочерям человеческим.

Книга Бытия 6:4

И увидел я отверстое небо,

И вот конь белый, и

Сидящий на нем…

Праведно судит и воинствует.

Откровение 19:11

Пролог

Остров Патмос (Эгейское море). 69 год от Рождества Христова.

На берегу в одной исподней одежде лежал некий человек. Он был без сознания. Тем временем уже начинался прилив. Вода, отступившая ночью от берега, теперь дошла до самых ног его. Зашумел ветер, поднимая волны. Еще немного, и лежащего на берегу унесло бы в море. Но вдруг прибежал мальчик и начал трясти его за плечо:

— Господин мой, очнитесь!

Мужчина приподнялся с земли и отряхнулся от песка, прилипшего к его телу. Это был старик с седой бородой и морщинистым лицом.

— Папий, — сказал он по-гречески с акцентом. — Я видел это…

— Что? — спросил отрок, помогая старцу подняться на ноги.

— Женщину, сидящую на звере багряном… — с лихорадочным блеском в глазах отозвался старец. Он обернулся и вдруг испуганно прокричал, отступая назад:

— Это он!

Мальчик взглянул на море, — шла приливная волна, а вдали виднелись паруса большого корабля, который приближался к гавани.

— Это он! — повторил старец, продолжая пятиться. Перед его взором предстал выходящий из моря чудовищный зверь с семью головами и десятью рогами. На рогах его было десять диадем, а на головах — имена богохульные. Одна из его голов кровоточила, но рана быстро заживала…

Старец кинулся наутек, но быстро выбился из сил и сел передохнуть на первый попавшийся камень, озираясь по сторонам. Отрок, запыхавшись, подскочил к нему с расспросами:

— Что случилось, господин мой?

Старец не слышал его слов. И только все время, словно в бреду, он повторял по-гречески:

— И он сделает то, что всем положено будет начертание на правую руку их или на чело их. И что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число имени его. Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот десять и шесть.

Он долго сидел на камне, глядя в одну точку бессмысленным взором, потом вдруг обернулся и заметно побледнел; тотчас сорвался с места и, сделав несколько неверных шагов, пал наземь, заливаясь слезами:

— Господин мой, Ты, наконец, пришел за мной!

Перед ним стоял Христос… Иоанн обхватил его ноги руками и не смел поднять взор свой на учителя, но когда сделал это, в страхе отпрянул в сторону. Вместо до боли знакомого и милого сердцу образа Иешуа он увидел обличье некоего серого существа с большой головой и черными глазами. На миг единый его взору предстал этот жуткий образ, но и этого оказалось достаточным, чтобы старец перепугался.

— Что это такое? Кто ты? — осведомился он, стоя на коленях и со страхом глядя на незнакомца. — Ты ангел?

— Я — один из Сынов Божьих, и меня зовут Лем, потому что я «странник», — отвечал незнакомец, чей облик в этот миг вновь стал меняться, приняв вид того, который некогда умер на кресте. Он и впрямь походил на путника: был одет в плащ с капюшоном, и в руке держал дорожный посох. — Не бойся, Иоанн: я не причиню тебе зла. Встань!

Старец послушно поднялся на ноги, но долго не мог прийти в себя и, опустившись на камень, вглядывался в лицо своего необыкновенного посетителя, узнавая в нем любимого учителя и в то же время осознавая, что это вовсе не он. Тот, между тем, устремил свой взор в сторону моря и не сразу проговорил, отвечая на невысказанные вопросы Иоанна.

— Я пришел к тебе ныне, дабы сбылось реченное твоим Учителем. Ты, конечно, помнишь его слова о тебе, обращенные к Петру: «Если я хочу, чтобы он пребыл, пока приду»?

— Да, — улыбнулся Иоанн (на него вмиг нахлынули счастливые воспоминания). — Это было много времени назад. Тогда мои товарищи сочли, что это значит, будто я не умру. Но, как видишь, я дожил до преклонных лет, и дни мои уже наверняка сочтены…

— Твой учитель не просто так произнес эти слова, — качнул головой Странник, по-прежнему не глядя на своего собеседника. — Он предвидел, что тебе суждено прожить невероятно долгую жизнь. Не одну тысячу лет!

Старец усмехнулся, с недоверием подумав, что это совершенно исключено.

— Невозможно?

На этот раз Странник обернулся, и на миг Иоанн увидел его истинное обличье.

— Ты уверен в этом?

— Я и не думал, что ангелы выглядят так!

— А какими ты представлял нас? Прекрасными юношами в сияющих одеждах? Я мог бы предстать тебе и в подобном образе, но нам нужно, чтобы ты узнал правду.

— Для чего? — осведомился Иоанн.

— Чтобы сбылось древнее пророчество, — отвечал Странник. — Если ты последуешь за мной, то и слова твоего учителя исполнятся, — он умолк на некоторое время, а потом закончил. — Время еще есть. Я не тороплю тебя. Однако ровно через год буду ждать тебя на этом самом месте. Если ты не придешь, великая Истина не откроется тебе, и слова Иешуа окажутся напрасными!

Сказав это, Странник направился по берегу моря в сторону, противоположную от той, где находились жилые постройки рыбацкого селения. Иоанн проводил его взглядом, пока тот не скрылся из виду, после чего еще долго сидел на камне, пребывая в глубоком раздумье…

***

Сентябрь 70 года.

Иоанн и его юный слуга ютились в крохотной лачуге на самой окраине рыбацкого поселка. Вдвоем они выращивали овощи в огороде и обрабатывали заступом землю на небольшом участке, засеивая поле пшеницей. Кроме того, ловкий юноша время от времени ловил рыбу, выходя на утлой лодчонке с приятелями в море.

Время летело стремительно, как птицы или облака по небу!

Вечерами Иоанн, когда он не был занят по хозяйству, бродил по берегу моря, пока не уставал. И тогда он садился на камень, уставившись куда-то вдаль невидящим взором (и так он мог сидеть часами!). В иные дни он проводил время дома, делая какие-то записи. Папий не знал, что пишет его хозяин и учитель. И не спрашивал об этом — он знал, когда сочтет нужным, старец сам все расскажет. И такой день действительно настал. Но их откровенной беседе предшествовало одно крайне неприятное известие, которое получил отрок, когда был в городе, где на торговой площади продавал выращенный ими урожай зерна.

На том острове проживала небольшая еврейская диаспора. И, надо сказать, соседом Папия по торговому месту на рынке был один из тех иудеев, который накануне вечером вернулся с большой земли. К нему утром подступили с расспросами его собратья по вере: «Что-то слышно о Родине?» Однако тот человек, который всегда был словоохотлив, на сей раз долго отмалчивался и хмурился.

— Нет, братья, ничего я не знаю. Но кое-что слышал, будто… — иудей тяжело вздохнул, а потом договорил. — Сказывают, будто римляне Ерушалаим захватили. А еще… — он не мог продолжать, — закрыл лицо рукой, чтобы не показать своих слез. — А еще говорят, что Храм Бога нашего предан огню, сожжен дотла…

— Не может быть! — послышались голоса людей, которым не хотелось верить, что такое вообще возможно. «Храм Ерушалаима разрушен?! Нет, не может быть! Господь не допустил бы такого!»

— И, тем не менее, братья, боюсь, что это правда, — удрученно покачал головой тот иудей. — До нас и прежде доходили плохие вести: о восстании, о войне… Это конец, братья! — закончил он, и никто из тех, кто находился рядом в тот момент, не смог сдержать слез при этом. Некоторые из них рвали на себе одежды и посыпали голову пеплом, — столь сильна была их скорбь!

Папий не принадлежал к диаспоре, однако и его те слова не оставили равнодушным. Он понимал, что значил храм в Ерушалаиме для каждого иудея, а потому, возвращаясь домой на телеге, ехал намеренно медленно, чтобы обдумать, как об этом рассказать своему учителю.

Иоанн встречал юного слугу своего у порога хижины, и вид у него был такой, что Папий подумал: «Он все уже знает?!»

— У меня для тебя новость, друг мой, — сказал старец, — но я бы хотел прогуляться. Не составишь мне компании?

— Конечно, господин мой, — отвечал юноша.

Иоанн сокрушенно покачал головой:

— Сколько раз я просил тебя не называть меня так. Я не твой господин, а ты мне не раб!

— Вы мне больше, чем господин — вы мне как отец! — с жаром возразил Папий.

Они некоторое время шли, молча, а когда спустились к берегу моря, Иоанн, глядя куда-то вдаль, заговорил:

— Я еще не забыл тот день, когда увидел тебя на невольничьем рынке — босого, грязного в лохмотьях мальчугана, сидящего в клетке, словно зверь какой. Да ты и был похож на маленького несчастного затравленного зверька! Тогда я сжалился над тобой и выкупил тебя из этой неволи, приютил в своей хижине, накормил и обогрел, а потом освободил. Помню, ты ушел, однако уже на другой день вернулся и пожелал остаться в моем убогом жилище. Скажи теперь — ты сделал это из жалости ко мне или к самому себе?

Старец остановился и взглянул на юношу: тот слегка покраснел.

— Наверное, в тот день я чувствовал и то, и другое сразу.

Иоанн улыбнулся:

— Я так и думал. Итак, кажется, ты мне хотел что-то сообщить?

— Да, мой… — юноша хотел сказать «господин», но его голос осекся; он вздохнул. — Отче, у меня крайне неприятное известие для вас. И я не знаю, как вам сказать об этом…

— Говори, как есть — не надо жалеть меня, старика, — слабо улыбнулся Иоанн.

— Словом, по слухам, ваша главная святыня… Храм Ерушалаима… был разрушен римлянами, — отрывисто сообщил Папий.

На некоторое время повисло молчание. В тишине было слышно, как волны вдалеке бьются о скалы. Папий наблюдал за своим учителем и удивился, заметив у него на лице какое-то подобие улыбки.

— Свершилось! — наконец, проговорил Иоанн. — Сбылось еще одно пророчество Иешуа: «не останется здесь камня на камне», — говорил он своим ученикам. Бесплодная смоковница была вырвана с корнем…

— Вас это известие как будто и не огорчило, — заметил Папий.

Старец вздохнул:

— Да просто я давно уже не священник храма Ерушалаима и, кроме того, смирился с тем, что до сих пор представлялось неизбежным, а ныне стало данностью.

— А вы разве были священником? — еще больше удивился юноша.

— Был, — сразу помрачнел Иоанн. — Много воды утекло с тех пор. И тогда меня звали иначе… То имя, которое ты знаешь, дал мне Иешуа, когда воскресил из мертвых.

Это последнее сообщение тотчас сильно взволновало юношу: «Как? Неужели?»

— Да, друг мой, — слабо улыбнулся старец. — Я тот самый Элиэзер (Лазарь)!

— Но… — запнулся юноша, опешив от волнения. — Почему же вы до сих пор молчали об этом и никому ничего не говорили?

— Страх был тому причиной, мальчик мой, — мрачно усмехнулся Иоанн. — Как всегда, всему виной обычный человеческий страх. Да, к тому же я знаю, каково это — быть мертвым. Давай сядем — я уже порядочно устал стоять на ногах.

Старец подошел и сел на свое любимое место — на камне почти у самой кромки воды. Юноша опустился наземь, чуть поодаль от него. Он был не только взволнован, но и растерян, и некоторое время не знал, что сказать, а потом все-таки нашелся.

— Отче, а вы можете поведать мне свою историю?

— В этом нет необходимости — ты ее сможешь прочесть, — с этими словами старец вынул из-за пазухи свернутые в свиток листы пергамента, исписанные мелким почерком на эллинском наречии. — Здесь история Иешуа — от Крещения и до того дня, когда он явился к нам, своим ученикам, в последний раз. Я — часть этой истории. Сначала я был среди тех, кто его преследовал, но затем мы стали друзьями. А потом он избавил меня, Элиэзера, сына первосвященника Анана, от уз смерти. Любимым учеником он называл меня и нарек новым именем. Так я стал Йохананом, а по-гречески — Иоанном.

— Просто удивительно то, что вы мне рассказали. Но… почему именно сейчас? — глядя на листы пергамента, осведомился юноша.

— Потому что, Папий, вскоре нам с тобой придется расстаться, — сказал старец со вздохом.

— Как? Что это значит? Вы гоните меня?

— Вовсе нет. Уйти должен я, а ты останешься и продолжишь дело, начатое мной.

— Но… я не понимаю, — расстроился юноша. — Куда вы собираетесь пойти?

— Пока еще сам не знаю, — слабо улыбнулся старец. — Но так нужно, дабы исполнилось другое пророчество Учителя — его слова обо мне.

— А я не могу отправиться вместе с вами?

— Нет, — качнул головой старец. — Путь этот мне предстоит пройти без тебя, — он улыбнулся. — Помнишь, я как-то упоминал о словах, которые Иешуа сказал Петру в ту ночь, когда его забрали? Куда я иду, ты не можешь теперь за мною идти…

Услышав это, Папий затрясся:

— Так, стало быть, вы решились на смерть, отче?

Старец даже рассмеялся:

— Нет, ты меня не так понял, хотя слова Иешуа значили именно это. Друг мой, смерть мне не грозит, — так сказал Христос, а потому не волнуйся за меня. Помни: главное — это вера, помноженная на любовь ко всему сущему.

— Я запомню эти слова, учитель, — сказал юноша. Он заметил, что старец порывается встать с места, поднялся сам и помог ему. Когда они шли назад к дому, при мысли о скором расставании у Папия слезы потекли из глаз, и он украдкой вытирал их рукавом своего одеяния.

***

На рассвете старец разбудил юношу.

— Тот самый день настал! — торжественно сообщил он.

— Как? — встрепенулся Папий. — Так скоро? А я думал, вы еще поживете тут…

— Ровно год назад я увидел одного Странника, и он сказал, чтобы я был готов именно в этот день.

После трапезы они вдвоем спустились к берегу моря. Старец сел на камень, а юноша — на землю. Однако ждать им пришлось долго. День, между тем, выдался весьма жарким. И Папию пришлось не раз бегать домой — за водой для себя и своего отца названого. Старец сидел на самом солнцепеке: из-под платка, повязанного на голову, у него по лицу струился пот ручьями. Тем не менее он не торопился притрагиваться к кувшину, принесенному юношей, а когда пил, то совсем немного. Так он и просидел на том же месте вплоть до самого вечера, лишь изредка вставая и разминая ноги…

Они жили на западе острова, и теперь, глядя в сторону моря, видели закат — солнце, которое, как казалось, далеко-далеко впереди уходит под воду, в самую пучину. Это зрелище завораживало, так что оба: старец и юноша, — потеряли ощущение пространства и времени, пока до их слуха не донеслись звуки шагов. Оглянувшись, Иоанн сначала увидел босые ноги, идущие по гладким камням, и ему снова почудилось, будто Иешуа вернулся, как и обещал (у него даже в голове родилось желание обхватить эти ноги руками и облить их своими слезами, как некогда сделала его сестра). Но в следующий миг он опомнился и, поднявшись с камня, поклонился в пояс тому, который лишь казался его Учителем.

— А мы прождали вас с самого утра, — сообщил Папий, не удостоив незнакомого господина даже приветствием (он был зол на того, кто заставил ждать так долго пожилого человека и его самого). В ответ на эти неучтивые слова на лице у незнакомца появилось подобие улыбки.

— Это твой ученик, не так ли? — обратился он к старцу. — Что ж, это хорошо, ведь будет кто-то, способный продолжить здесь дело, начатое тобой.

— Думаю, в путь мы тронемся только завтра, — начал, было, Иоанн, но Странник качнул головой.

— Нет, прямо сейчас.

— Сейчас? — переспросил юноша. — Разве можно путешествовать по ночам? Это небезопасно!

— Не бойся за своего учителя, Папий, — усмехнулся Странник.

— А откуда вы знаете мое имя? Кто вам сказал его?

— Ты сам!

Юноша был в полном недоумении, и он хотел еще что-то спросить, как вдруг у себя за спиной услышал какой-то шум. Тогда он обернулся и посмотрел в ту сторону, где волны морские бились о прибрежные скалы. Там в потемках ничего не было видно, но неведомый гул нарастал. Тем временем, солнце совсем скрылось за морем, а темное небо покрыл изумительный ковер из мириад звезд.

Взоры старца и юноши были обращены к морю, из глубин которого внезапно появилось нечто, напоминающее шар. Этот шар почти мгновенно поднялся к небу и поплыл по нему подобно белому облаку, гонимому ветром. За считанные секунды это облако достигло того места, где стояли два изумленных человека, и зависло в вышине над ними. Они смотрели на него и оба задавались одним и тем же немым вопросом: «Что это такое?»

— Это корабль, — пояснил в ответ на эти невысказанные мысли Странник. — Мы называем его по-разному: иногда словом, которое на ваш язык можно перевести как «Ковчег».

Оба: и старец, и юноша, — так были потрясены увиденным, что даже не удивились тому, что их мысли были услышаны им. И в этот миг из облака чуть поодаль от того места, где они стояли, пролился луч ослепительно-белого света.

— Это лестница, — сообщил Странник. — Нам пора, Иоанн! Попрощайся со своим учеником. Я жду тебя в Ковчеге.

С этими словами он двинулся по направлению к лучу и, оказавшись внутри него, внезапно пропал из виду.

— Мне кажется, я сплю, — сказал Папий, проследив за ним.

— А наша жизнь и есть сон, друг мой, — печально проговорил Иоанн; он обернулся и взглянул на юношу. — Что ж… Настало время расставанья! Я благодарен Провидению, что подарило мне тебя, словно сына, которого у меня никогда не было.

Юноша, услышав такие слова, залился горючими слезами и, пав на колени, обнял ноги своего учителя.

— Отче, прошу — не уходи, не покидай меня!

— Так надо, мальчик мой, — с трудом сдерживая слезы, отвечал Иоанн. — Мне следует идти, а ты должен остаться. Главное — ничего не бойся; помни — Господь всегда рядом с нами, Он — внутри нас и повсюду вокруг. Только мы не видим Его! Не забывай тех заповедей, которые завещал нам Спаситель, а я — передал тебе. Что же касается до жизни земной, решай сам: брать ли тебе жену или, как я, пребывать в девстве…

Наставив в последний раз своего ученика, Иоанн решительно двинулся навстречу неизвестности. Папий, стоя на коленях, сквозь рыдания видел, как он вошел внутрь луча и исчез, а в следующий миг пропал и сам этот луч. Потом облако, что висело в вышине, поплыло совсем не в ту сторону, куда дул ветер, а туда, где ранее исчезло солнце красное.

***

Когда Папий вернулся домой, он растопил в очаге огонь, зажег лучину и сел за стол, где лежали листы пергамента, оставленные его учителем. Всю ночь до самого утра он читал рукопись Иоанна, которая в дальнейшем будет разделена на два текста: Евангелие и Откровение.

Было темно. Слабо горела лучина. А он все читал и читал, пытаясь понять смысл видений, которые посещали в последнее время его учителя, — тех снов наяву, что заставляли его часами сидеть на камне, устремив свой взор в одну точку. В такие моменты Папий никогда не тревожил старца и не расспрашивал его, но теперь, читая написанное им, он видел все, как будто своими глазами. И Сидящего на престоле, и четырех животных. И четырех всадников. И жену, облеченную в солнце. И выходящего из моря чудовищного зверя с семью головами и десятью рогами…

Часть первая. Обитель

Глава первая. Учитель

Кай открыл глаза и взглянул на небо, усыпанное звездами. В последнее время он все чаще просыпался рано, еще до рассвета, и, глядя в темноту, лежал на своей постели, подобной пуху лебяжьему, вспоминая то, что приснилось ночью. А снился ему всякий раз один и тот же сон…

— Два или три раза еще могло быть случайностью, но чтобы четыре подряд… Нет, это что-то должно значить! — подумал Кай. За этими размышлениями его застал рассвет. Гасли звезды на небосводе. Восходящего солнца не было видно, однако все равно начиналось утро нового дня. Через мгновенье пространство вокруг залил яркий свет, который озарил помещение, где находился Кай.

Кай поднялся на ноги и посмотрел на свое отражение в зеркале. Впрочем, это было не зеркало, а поверхность стены, которая при приближении к ней стала подобной стоячей хрустально чистой воде. В той воде, словно в зеркале, отразилось лицо нашего героя. Весь внешний вид его был весьма примечательным, даже более того — необычным. Он не походил ни на одного из представителей известных народов нашей голубой планеты.

В общем, на зеркальной поверхности стены отразилось серое безволосое высокое существо с большой головой и плоским носом, с худыми руками и крючковатыми пальцами, у которого на шее были жаброподобные щели. Это существо не имело никакой одежды на себе, и в ней, судя по всему, просто не нуждалось. Поскольку в том сферическом помещении, где оно находилось, постоянно сохранялась оптимальная температура. Там не было ни холодно, ни жарко.

И хотя это существо меньше всего походило на нас с вами, оно было человеком, притом весьма незаурядным, одним из лучших людей, которых знал этот мир. В его незаурядности у нас еще будет возможность не раз убедиться, хотя, конечно, и с первого взгляда можно было сделать соответствующие выводы.

Имя этого незаурядного человека — Кайи, что в переводе с языка, на котором он общался, значило «сын истины». Однако для краткости мы будем называть его просто «Кай».

Итак, Кай подошел к зеркалу, однако вовсе не для того, чтобы полюбоваться на свое отражение, как зачастую делаем мы с вами, а с конкретной практической целью — осмотреть себя, свое тело, не произошло ли с ним за ночь каких-нибудь изменений.

А какие могли произойти изменения? Например, появились высыпания на коже или бледность на лице, которая бы свидетельствовала о возможном недуге… Да мало ли что!

Дело в том, что община, в которой жил Кай, неуклонно воспитывала в своих братьях ответственное отношение ко всему, в том числе к здоровью своему. Ведь от состояния одного зависело благополучие всего коллектива! Прекрасно осознавая эту истину, Кай был весьма требователен к самому себе, а потому каждое утро начинал с осмотра своего тела, кроме того не забывая, что лучше предупредить заболевание, чем лечить его.

По счастью, в зеркальной глади стоячей воды на стене на этот раз он не увидел ничего, что бы указывало на подступающую хворь. А потому, вполне удовлетворенный этим осмотром, взял в руки сосуд, по форме напоминающий кувшин, и шагнул в темноту — в черный проход, который разверзся перед ним прямо посреди стены…

***

Однако не успел Кай очутиться по ту сторону этой необычной двери, как почувствовал чье-то нежное прикосновение. В следующий миг он увидел лицо своего наставника, который держал его за руку, как будто помогая преодолеть препятствие (на самом деле, в этом не было никакой необходимости, поскольку наш герой проделывал этот трюк уже тысячи раз!).

Кай наклоном головы приветствовал своего наставника, который ростом немного превосходил его, но в остальном внешне почти не отличался от своего ученика. Они вдвоем, взявшись за руки, шли по коридору, залитому ровным теплым светом, и беседовали, обмениваясь своими мыслями.

— Мне снова приснился тот же сон.

— Четвертый раз подряд? Это не может быть случайностью!

— И я того же мнения.

— Тебе пора сообщить об этом Энси.

— Хорошо, учитель. Я так и сделаю. Сегодня, после плавания.

Эта мысленная беседа прервалась, когда на их пути выросло очередное препятствие, которое они вдвоем, не разжимая рук, успешно преодолели. За этой дверью оказался новый залитый светом коридор, где, в отличие от предыдущего, народа было много. Отовсюду прямо из стен сюда выходили парами высокие серые люди, которые держались за руки и тихо переговаривались. По коридору они шли, выстраиваясь в ряд, друг за другом.

Кай и его наставник заняли свои места в этом шествии, которое продолжалось вплоть до черного прохода, ведущего в широкое помещение сферической формы, где общинники собирались на утреннюю трапезу. Иначе говоря, это была общая столовая. Однако ничего из привычных для нас кухонных принадлежностей в этой столовой не имелось. Там не было даже столов, а члены общины размещались прямо на полу (хотя этот «пол» был мягче, чем наши диваны!). Они рассаживались вдоль стен этого сферического помещения, в центре которого находился особый шар. Назначение этого шара было тем же, что у плиты на нашей кухне: внутри него варилась пища. И пока она готовилась, общинники, среди которых были Кай и его наставник, не вставали со своих мест и, взявшись за руки, образовывали живую цепь. Со стороны могло бы показаться, будто они просто сидят, но, на самом деле, в эти мгновенья они обменивались своими мыслями и чувствами друг с другом. И это действие напоминало тихий шепот или шорох листьев.

Но вот, шар, который был голубым, как небо, изменил свой цвет на белый, как бы говоря: «Все готово!»

Первым к «источнику воды живой», как называли этот шар общинники, подошел самый старший из них — Энси Первый, иначе говоря главный жрец обители. Вслед за ним потянулись остальные жрецы, после чего настала очередь посвященных, достигших Просветления и носивших одно на всех имя Макс. Одним из них был наставник Кая. Дабы не вдаваться в лишние подробности, мы будем и дальше называть его Макс. Хотя это и не его личное имя, а прозвище, данное при посвящении в жрецы общины.

Кстати говоря, очередность в подходе к «источнику воды живой» была не более чем данью уважения самым старшим и мудрым из числа общинников. На самом деле, иерархия есть в любом обществе, но если у нас она зачастую связана с наличием имущества и власти, то в обители, о которой сейчас идет речь, место в этой лестнице определяется исключительно твоим возрастом и умственными способностями. Вместе с тем никто, даже главный жрец, не мог встать со своего места, пока все не поедят. Лишь тогда, когда последний из числа общинников насытится, они разрывают живую цепь и медленно, по парам, расходятся по своим делам.

После принятия пищи Кай и Макс направились в учебный модуль, — в ту его часть, где шли занятия с детьми десяти лет отроду. По пути туда они мысленно разговорились.

— Один мой ученик склонен к меланхолии, — сообщил Кай.

— Неужели? — сразу отреагировал Макс. — Опиши его.

— Талантлив, но не общителен. Любит уединение. Не играет с другими детьми. Ни с кем не соревнуется.

— Он действительно так талантлив, как ты говоришь? — осведомился Макс. Кай в ответ утвердительно кивнул.

— Склонность к меланхолии — это плохо, — заметил Макс. — Вспыльчивых детей или тех, кто ищет удовольствия, еще можно перевоспитать. А таких… — он покачал головой. — С трудом. Из них вырастают либо великие люди, либо изгои. А потому присматривай за ним!

В этот миг они прошли сквозь очередную дверь и оказались возле помещения, где шли занятия с десятилетними детьми.

— Покажи мне его, — сказал Макс. И тогда Кай коснулся рукой стены, которая вдруг стала прозрачной, словно стекло. Сквозь это стекло они увидели весьма просторную и хорошо освещенную комнату, где было много детей. Одни из них играли в подвижные игры, похожие на наши классики. И если у нас дети мелом чертят на асфальте квадраты, по которым прыгают, то их ребятня делает это прямо в классе, не используя для этого ничего, кроме пола с особой подсветкой.

В то время, пока одни дети резвились, другие сосредоточенно соревновались друг с другом в мастерстве. Они облепили все стены, превращая их в интерактивные доски для рисования. Всякого рода замысловатые геометрические фигуры выходили из-под умелых пальцев этих дарований, и их искусству обходиться без кистей и при этом творить шедевры, достойные восхищения, мог бы позавидовать любой земной художник, работающий в жанрах импрессионизма или авангардизма.

И еще одна группа детей была там, — те, которые занимали самый центр учебного класса, полусферического по своей форме, место, где находился прозрачный шар. Он висел как будто в воздухе внутри круга, который неслучайно получил название «святая святых» — то было сакральное место, к которому, кроме учителя, мало, кто смел приближаться. Но находились такие смельчаки, кто заглядывал в этот шар, пока учителя не было в классе.

Это не какой-то магический шар: предсказывать будущее или вытворять другие подобные фокусы он не может. Единственная способность этого квазиустройства — умение улавливать, впитывать и воспроизводить в виде изображения колебания электромагнитных полей, которые его окружают, иначе говоря, те мысли и чувства, что мы испытываем. Таким образом, с помощью шара происходит визуализация движения наших душ…

Обычно шар использует учитель — в качестве наглядного пособия, чтобы свои мысли лучше и быстрее донести до учеников. Но дети любознательны по природе, а, кроме того, то и дело стремятся к первенству, постоянно соревнуются друг с другом, чтобы показать, на что способны.

И если среди нас, людей земной поверхности, это соревнование приобретает, главным образом, следующий вид: кто «быстрее, выше, сильнее», то несколько иначе обстоит дело среди подводных обитателей. Правда, физическое здоровье у них тоже в большой чести (ведь треть жизни они посвящают плаванию!), однако во главу угла они всегда ставят душевное спокойствие, осознавая, что оно во многом определяет телесное состояние.

Дети людей моря соревнуются не в силе и ловкости, а посредством своих идей и изобретений. Для этого смельчаки входят в круг «святая святых», и шар, что в центре круга, воспроизводит их мысли: в нем, как в зеркале, отражаются схемы и чертежи, конструкции летательных аппаратов, которые называют «носителями света» (на их наречии — Эра).

Однако далеко не все решаются войти в этот круг, а только те, у кого нет тайн от окружающих… Ведь шар считывает даже самые мельчайшие колебания души! Даже те ее волнения, которые не в состоянии увидеть острый мысленный взор строгого учителя. А потому многие дети побаиваются подходить к нему: они проводят свободное время иначе (так, как мы уже выше описали). Но среди них есть только один ученик, который скучает в полном одиночестве…

— Вот, тот ребенок, — указал на него Кай, глядя на класс через стеклянную стену. Его наставник Макс взглянул на мальчика, который, зевая, сидел в сторонке, и сразу помрачнел:

— Да, похоже, я не ошибся.

— Син (учитель), — забеспокоился Кай. — Неужели нам стоит ожидать худшего?

Макс не хотел расстраивать своего ученика поспешными выводами, а потому сказал:

— Ступай на урок. А я еще посмотрю на него со стороны.

Кай кивнул в ответ и немедленно шагнул в черноту, что разверзлась посреди стены.

***

При появлении учителя дети тотчас забыли то, что только что всецело занимало их помыслы, и приветствовали его привычной фразой: «Син, Кама Райя!», что в переводе означает приблизительно следующее: «Учитель, мы, сыны Света, любим тебя!» Кай отвечал этому единогласному хору добродушной улыбкой и наклоном головы. Потом дети расселись полукругом вдоль стен, и в классе воцарилась почти полная тишина. И только слышался тихий приглушенный шепот, похожий на шуршание листьев в лесу. То были слабые мысли учеников, не обремененные никакими чувствами, кроме желания запомнить слова учителя.

Кай, между тем, вошел в круг «святая святых», и в шаре отразилось то, чему он намеревался сегодня научить своих учеников. Образы идеального человека, который выполняет все пять заповедей, разучиваемых в виде песни, подобной гимну или символу веры.

Учитель мысленно запел эту песню, ученики вторили ему:

В этом мире нет ничего, что мы могли бы считать своим, принадлежащим нам.

Наш девиз: минимум потребностей — максимум труда и заботы о ближнем.

Мы едим, чтобы подкрепить силы. Мы трудимся ради общего блага.

Океан — наш дом. Мы заботимся о сохранении водной среды и всех ее обитателей.

Наша цель — жить в согласии с Истиной. Все наши усилия направлены на ее постижение.

Когда они закончили исполнение гимна, началась основная часть урока, которая была посвящена изучению религии «сынов Света», как называют себя люди моря. По мере того как учитель Кай рассказывал захватывающую повесть происхождения Вселенной, образы на шаре сменялись один за другим, почти как цветные картинки в калейдоскопе.

— Вначале был Каос, — говорил он, и при этом шар отображал однородное пространство, равномерно залитое светом. — Каос — это полный покой, это Мир, который еще не развернут, это чистый Свет. Люди племени Майя называют его Богом. Мы воздерживаемся от ненужных слов, а потому говорим о Нем — просто Каос, то есть «голос Истины».

Из стремления Каоса к движению родился великий Дух (Рат), — Он излился из Каоса: это Свет, который движется, это Мировое семя. Дух излился из Каоса и вернулся к нему. Произошло самооплодотворение Света: от слияния Каоса и Рата родились Райи, то есть первые сыны Света, которые поселились в мире Истины. Люди Майя называют это место Раем, а тех существ — Ангелами, — рассказывал Учитель, при этом шар изобразил некое подобие птиц с крыльями и человеческим лицом. Кай, между тем, продолжал:

— В первых сынах Света соединились оба стремления Истины: и движение, и покой. Это — совершенные существа, которые воплощают в себе Добро, Любовь и Красоту. Их нельзя отождествлять со звездами нашей Вселенной, которые появились в дальнейшем, когда один из них, а именно — Ману, любовь к Истине променял на любовь к самому себе, так что возомнил себя равным Отцу. Люди Майя называют его Сатаной или Дьяволом. Мы же — Ману, дух, породивший Тьму (смерть), которая восстала против Света. Тьма и Ману создали свой собственный мир — видимую Вселенную — дабы господствовать в нем, то есть править, подобно тому, как Каос правит в Мире Истины.

Рассказчик остановился, чтобы собраться с мыслями, а шар в это время показывал Вселенную, состоящую из необозримого множества вращающихся галактик.

— Звезды, — продолжал Кай, — которые мы видим, когда летаем в космос, суть искаженные отражения сынов Света из Мира Истины, — там они пребывают все вместе. Великое сонмище существ, подобных Солнцу! Мы — их потомки, мы тоже сыны Света, поскольку живем по заповедям Истины и стремимся вернуться в ее Царство. Запомните, дети: этот мир чужой для нас, здесь мы лишь странники!

Учитель Кай закончил свой рассказ: ученики внимали ему, тихо про себя повторяя его слова. Однако в тишине, где слышалось лишь коллективное шептание, подобное шелесту листьев, внезапно пронеслось короткое, но резкое колебание, напоминающее голос или даже крик. Как будто зов того, кто потерялся в глухом лесу: «Ау!»

Кай не сразу понял, что случилось, а потом устремил свой взор на того мальчика, которого давеча показывал своему наставнику. Этот мальчик внешне ничем не отличался от остальных, разве что своей склонностью к уединению: он и теперь сидел чуть в сторонке от других.

— Что такое, Гун? В чем дело? — осведомился у него Кай.

В ответ мальчик по имени Гун улыбнулся и сделал замечание своему учителю:

— Син, мы только что пропели священные слова: «океан — наш дом», не так ли?

— Да, — недоуменно отозвался Кай, все еще не понимая, к чему клонит этот ребенок.

— А как же тогда ваши слова «этот мир чужой для нас»? — парировал в ответ мальчик по имени Гун.

Осознав смысл сказанного, Кай почувствовал неловкость положения, в которое его поставил ученик: получается, его слова противоречат священному гимну всех сынов Света! «Ай, да, Гун!» — подумал Кай, и его мысли тотчас стали всеобщим достоянием. Он посмотрел вокруг растерянным взглядом, но в следующий миг уже нашел выход из этого положения.

Кай улыбнулся и снова устремил свой взор на Гуна:

— Ты думаешь, что поймал меня на противоречии. Однако сам вырываешь слова из общего контекста! «Океан — наш дом. Мы заботимся о сохранении водной среды и всех ее обитателей», — так полностью звучит сия заповедь. А потому никакого противоречия нет. Но в любом случае ты достоин похвалы, Гун, ибо заметил то, на что другие не обратили никакого внимания…

Кай собирался продолжить урок, однако неугомонный мальчик опять подал свой внутренний голос.

— Учитель, — сказал он. — Но все-таки я бы хотел уточнить — этот мир является для нас домом или нет?

Кай не ожидал такого напора от своего юного ученика и, мельком взглянув на стену, за которой, как он знал, скрывался его собственный наставник, с неохотой отозвался:

— Гун, смотря, что понимать под словом «мир»! Если океан, где мы живем, то да — это наш дом…

— А я думаю, что эта обитель — тюрьма, в которой мы все заперты, — смело заявил вдруг мальчик. Его слова сильно удивили Кая:

— Откуда тебе знакомо это слово?

— Какое? — переспросил Гун, представив решетку на окне.

— Да, именно это, — подтвердил Кай.

— Я видел в музее на экране людей из племени Майя, сидящих в тюрьме, — ответил Гун. — Они тоже иногда выходят на прогулки, как мы. А потом я подумал…

Кай качнул головой:

— Я понял, о чем ты подумал. Но сравнение в данном случае неуместно!

— Почему?

— Потому что, в отличие от людей племени Майя, мы обладаем подлинной свободой, — отвечал на вопрос Кай. — Мы можем жить как в воздушной, так и в водной среде. Хотя дом для нас — это именно океан, а сия обитель — пристанище, а вовсе не тюрьма!

Он почувствовал, что его слова не вполне убедили этого не по годам смышленого ученика, однако не счел нужным продолжать начавшийся спор.

После окончания урока учитель Кай открыл дверь в стене для своих учеников, которые покидали зал, взяв друг друга за руки и образовав живую цепь. В этой цепи последним был Гун, и Кай остановил его, послав мысленное сообщение. Потом он еще долго наставлял своего ученика, который молча, потупившись, слушал слова учителя.

— Свобода и равенство — это две основы нашего общества, — говорил Кай. — Но этот мир слишком несовершенен, и абсолютной свободы здесь быть не может! Пойми это, мальчик мой. И не думай, что там наверху лучше, чем у нас…

— Я так не думаю, учитель, — возразил Гун, — но иногда мне бывает грустно и одиноко.

— Не предавайся унынию — вокруг тебя только друзья!

Гун вздохнул:

— Да. Друзья, которые меня не понимают и не способны…

— Продолжай! — потребовал Кай. — Те, которые не способны оценить твои идеи? Ты это хотел сказать?

Из глаз мальчика вдруг потоком полились слезы: он утвердительно качнул головой. А Кай задумался.

— Ты умен не по годам! Я поговорю о тебе со своим наставником… Возможно, тебя переведут в старшую группу. А теперь ступай.

Кай проводил взглядом ученика и вышел из зала следом за ним. В коридоре он встретил Макса, который наблюдал за уроком сквозь прозрачную стену.

— Все еще хуже, чем я думал, — сказал Макс. — Этот мальчик представляет собой угрозу…

— Он просто ребенок, — попытался возразить Кай. — Его образ мыслей еще не сформировался.

Однако Макс отрицательно покачал головой:

— Нет. Он уже чужой! И мы не можем допустить, чтобы он смущал своими идеями наших детей.

— Но ведь нельзя стирать память детям! — заметил Кай. — Мы так не делаем…

— Да, ты прав. А потому единственное, что нам остается, так это переселить его в другую обитель, — сказал Макс.

— А это разве возможно? — удивился Кай, который ничего подобного еще не слышал.

Макс улыбнулся и утвердительно качнул головой:

— Есть такая обитель, где живут особенные дети, как этот твой Гун. Думаю, там его примут, как своего!

***

После плавания, которое продолжалось восемь часов (если считать по солнцу), прежде чем идти в свое индивидуальное помещение, служившее спальней, Кай в сопровождении Макса отправился в центральный корпус обители, где проходили заседания Совета старейшин и жили наиболее уважаемые жрецы.

Макс, — с тех пор как достиг Просветления, — входил в Совет и теперь, когда они вдвоем пришли к Энси, первым зашел в его келью, чтобы объяснить дело, которое привело их.

Кай, когда остался один, принялся ждать своего наставника, и пока того не было, обдумывал то, что скажет главному жрецу. Наконец, в стене образовалась чернота, в которой показалась протянутая рука Макса. Кай взял за руку своего наставника и шагнул в пустоту, — в следующий миг он уже был в гостях у Энси Первого и приветствовал его низким поклоном. В ответ тот сказал, тихо улыбаясь:

— Кайи, рад видеть тебя снова. Наконец-то нам удастся поговорить наедине, — с этими словами жрец кивнул Максу. Тот все понял и вышел тем же образом, что и вошел.

Энси Первый, — старец лет восьмидесяти отроду (если считать солнечные годы), опустился на пол в центре своего индивидуального помещения, где, так же как и в спальне Кая, не было совершенно ничего, кроме мягкого пола, служившего постелью, и стен, которые могли выполнять роль дверей или зеркал (при необходимости). Он принял в позу лотоса. Кай сел напротив него и, потупившись, ожидал, когда старец заговорит первым.

— Макс вкратце уже изложил суть твоего дела, — сказал Энси. — И то, что он сообщил, показалось мне весьма любопытным. Но я бы хотел услышать все от тебя…

— Четвертую ночь подряд я вижу один и тот же сон, — начал Кай свой рассказ. — В этом сне я всякий раз поднимаюсь на высокую гору, которая касается облаков. На вершине той горы я вижу стену с воротами, за которыми открывается вид на дворец, высеченный как будто из золотой горы. Вокруг дворца течет река, полная чистой и прозрачной как хрусталь воды. А вдоль берега той реки тянется сад из белоствольных деревьев. На деревьях гнездятся белоснежные птицы, а в их тени резвятся пушистые звери. Кроме зверей и птиц, в том саду бывает еще только одно живое существо — некий старец из племени Майя. Он, кажется, живет во дворце, а по вечерам, когда солнце заходит, гуляет в уединении по берегу реки. Там я его всякий раз и нахожу. Он кланяется мне и пытается заговорить со мной, но его язык не похож на тот, на котором сейчас общаются люди Майя. Это какой-то древний язык, и я его совсем не понимаю…

Энси прервал рассказ Кая:

— Опиши мне этого старца.

— Лет восьмидесяти на вид, если считать солнечными годами, седовласый, с длинной бородой…

— К какой земной расе он принадлежит?

— Он европеец или… — Кай замялся. — Нет, кажется, иудей. Да, весьма вероятно!

— Что ж, все сходится, — тихо подумал Энси, однако Кай услышал его мысль.

— Простите? Не понимаю!

— Что еще можешь рассказать ты? — в ответ осведомился Энси.

— Да, в общем, все. Мы с ним просто ходим и гуляем по саду, по берегу реки. И так — уже четвертую ночь подряд! — этими словами, а точнее мыслями, Кай закончил свой рассказ.

— Мне надо все хорошо обдумать, прежде чем дать тебе ответ о значении твоего повторяющегося сновидения, — поспешно сказал Энси, оставаясь сидеть в позе лотоса. Кай понял, что ему пора, и тотчас покинул покои верховного жреца. А тот, между тем, закрыл свои очи и погрузился в медитацию. И в состоянии транса его сознание посетило озарение. Когда же он открыл глаза, то возликовал от радости:

— Время пришло! Спаситель грядет!

Глава вторая. Пробуждение

Кай сопровождал своего ученика до посадочного корпуса. Пока шли по сети коридоров, которые несведущим могли показаться весьма запутанным длинным лабиринтом, мальчик безостановочно плакал, а учитель утешал его.

— Это вовсе не изгнание, как тебе сейчас кажется. Вскоре ты обретешь новый дом, где о тебе будут заботиться, — и, может быть, даже лучше, чем здесь! — так говорил Кай Гуну. Впрочем, он и сам не вполне отчетливо осознавал, куда предстоит переселиться мальчику…

— А почему я не могу остаться? — всхлипывая, спрашивал Гун, проходя вслед за учителем своим очередное препятствие в виде разверзшейся стены.

— Так решил Совет, мой мальчик, — отвечал на вопрос ребенка Кай, держа его за руку и ведя за собой. Он тоже страдал: вся боль, которой в этот миг была исполнена душа Гуна, передавалась ему. Учитель вздыхал и тщательно подбирал слова, пытаясь хоть как-то ободрить своего ученика, который испытывал страшное одиночество, ведь у этого мальчика, не знавшего родителей, не было никакой опоры в жизни, кроме общины. А теперь он потерял и ее: те, кто до сих пор были (или, во всяком случае, считались) его братьями, отныне перестали быть таковыми. Ему было больно и страшно, — неизвестность томила и мучила его…

Кай не знал, как помочь своему воспитаннику, — он ведь и сам впервые сталкивался с подобным случаем. Единственное, что оставалось делать учителю, который чувствовал свою ответственность за судьбу ученика, так это проводить его до посадочного корпуса, подбадривая бесполезными увещеваниями.

— Главное — не унывай! Все будет хорошо. Истина не оставит такого, как ты, ведь ты ее избранник.

— Если я избранник, тогда почему меня изгоняют?

— Я уже говорил, что это не изгнание, а простое переселение — в ту общину, где живут такие же, как ты…

— Какие? — глотая слезы, переспросил Гун.

— Смышленые дети с незаурядными способностями, — пояснил Кай. — Мой наставник говорил, что в той обители живут особенные люди. Так что наверняка там ты больше не будешь чувствовать себя одиноким…

Тем временем, они вдвоем прошли через очередную стену и очутились в небольшом овальном помещении. Откуда-то снаружи донесся мощный гул, похожий на рев. Это был «Эра» — «носитель Света», иначе говоря, судно для плавания в воде и воздухе, а также для перемещения в космическом пространстве.

Несколько мгновений учитель и его ученик находились в полной темноте, но вдруг из низкого потолка, в котором образовалось круглое отверстие, вырвался луч ослепительно яркого света.

— Тебе пора, мальчик мой, — сказал Кай. Он не мог предвидеть, что произойдет в следующий миг. Внезапно ребенок повис на нем, обхватив его шею руками. В сознании мальчика по имени Гун блеснула отчаянная мысль: «Учитель, помоги!»

Кай не знал, что делать. Он находился в совершенном смятении чувств и, наверное, впервые в жизни был не в состоянии контролировать себя: в конце концов, не смог сдержаться от выплеска эмоций. Из его глаз хлынули потоком слезы…

Впоследствии он часто упрекал себя за эту слабость, но в тот миг не думал об этом и даже обнял своего ученика за его худенькие плечи.

Так они и стояли, прижавшись друг к другу, пока что-то не произошло. Кай внезапно почувствовал, как заколебалось Поле вокруг: он испытывал это ощущение и раньше, но впервые настолько четким и явным было оно! В следующий миг его взору, затуманенному слезами, предстал некий образ, который показался ему нереальным, поскольку выглядел так непривычно…

Это был мальчик, но не из племени Райя (людей Света), а из числа тех, живущих на поверхности планеты, которых они называли Майя. Он появился как бы из ниоткуда, а точнее — из луча света, и некоторое время стоял в стороне, наблюдая за происходящим. Потом этот мальчик приблизился к учителю и его ученику, что стояли, обнявшись, и коснулся руки того, который не желал покидать обитель, бывшую для него и тюрьмой, и домом одновременно. Это неожиданное прикосновение Кай ощутил как колебание Поля. Он посмотрел на незнакомца и, как следует, протер глаза, чтобы проверить, что это не обман зрения. А когда убедился в этом, то отстранился от Гуна, с которым в этот миг произошла какая-то перемена. Во всяком случае, он перестал плакать и даже улыбнулся, а потом оглянулся и тоже посмотрел на незнакомца…

То был мальчик лет десяти на вид, еврейской внешности, то есть с темными волосами и, как угольки, глазами, стройный и худой, одетый в длинную почти до пола рубаху из светлой материи, весьма контрастной по отношению к его лицу.

Появление этого мальчика стало полной неожиданностью для учителя Кая, который стоял в растерянности, не понимая, кто он и откуда. А мальчик, между тем, поклонился ему и заговорил, причем на родном наречии людей его племени, то есть на языке Райя.

— Энси, Кама Райя! Для меня большая честь познакомиться с вами!

Кай, услышав это обращение, даже чуть покраснел.

— Кажется, произошла какая-то ошибка. Я вовсе не Энси (Жрец), а простой Син (Учитель)!

Мальчик в ответ лишь слабо улыбнулся и обратился вдруг к своему сверстнику из племени Райя:

— Ничего не бойся. В той обители, куда ты отправишься и из которой я только что прибыл, тебя ожидает добрый прием, — там ты обретешь и братьев, и друзей. Поверь!

— Я верю, — отвечал Гун. Все его сомнения и страхи неожиданно улетучились. Он поскорей простился со своим учителем. И тот проводил ученика удивленным взором, — вплоть до луча, в котором Гун мгновенно исчез.

Потом луч тоже пропал из виду. Посадочная площадка погрузилась на мгновенье во мрак, после чего яркий свет залил пространство вокруг, где никого не было, кроме Кая и неизвестного мальчика из племени Майя. Ненадолго воцарилась полная тишина (даже шороха мыслей не было слышно!), а потом откуда-то сверху донесся шум удаляющегося подводного судна.

Кай чувствовал себя неловко, оставшись наедине с юным гостем. И тому, кажется, передалось это волнение чужой души.

— Нам надо идти, учитель, — сказал мальчик выразительным взглядом своих темных глаз.

Он первым шагнул вперед и спокойно привычным движением руки открыл проход в стене.

Кай не сразу оправился от растерянности, а когда последовал за ним и оказался по ту сторону стены, увидел перед собой целый сонм жрецов, которых возглавлял Энси Первый. В коридоре посадочного корпуса собрался Совет старейшин — почти в полном составе!

«Что все это значит?» — тихо про себя недоумевал Кай. Между тем, Энси Первый вышел вперед, встречая мальчика из племени Майя, как самого дорогого гостя — низким поклоном и словами приветствия. Мальчик учтиво кланялся в ответ и благодарил за прием.

— Как нам величать вас? — осведомился Энси Первый.

— Иешуа, — сказал мальчик силою мысли.

Жрец кивнул в ответ, говоря глазами:

— Мы рады приветствовать вас, господин, в нашей обители. Ваши покои готовы…

— Прошу прощения, что перебиваю столь почтенного старца посреди мысли, — возразил мальчик по имени Иешуа, — но мой долг — предупредить вас. Я прибыл в сию обитель для учения, а потому, хотя и благодарен вам за оказанную честь, прошу, чтобы ко мне относились как к ученику, а не учителю. И, тем более, пока я еще не принял Посвящения, негоже называть меня «господином»!

Старейшины общины, собравшиеся в коридоре посадочного корпуса, все вместе и каждый по отдельности подивились мудрости отрока, который выглядел как обыкновенный мальчик из племени Майя.

— Пусть один из вас проведет меня в покои, — изрек он еще одну мысль, — а завтра я бы хотел приступить к учению.

И тогда из среды старейшин выступил Макс — наставник Кая, который выразил желание сопроводить юного гостя до его покоев. Потом они вместе проследовали до ближайшего прохода в стене, у которой Иешуа обернулся и на миг встретился взглядом с Каем. До того вдруг долетел мысленный посыл мальчика, — а это было прощание, — и Кай удивился, что он направил свой взор на него, а не на Энси Первого или других старейшин.

Все жрецы общины проводили взглядом этого мальчика, а когда тот исчез за стеной, они стали быстро расходиться, а потому Кай так и не смог узнать ничего про неожиданного гостя, которого встречать пришла столь представительная делегация. Это событие в его сознании породило много вопросов, и главный из них: «Кто же он такой?», — но задать эти вопросы юный учитель по имени Кай никому из старейшин (и даже своему наставнику!) так и не решился.

***

Прошло некоторое время: может, несколько дней или недель (в подводной обители, живущей по своим собственным, а не солнечным часам, время — вещь относительная!). Кай, по-прежнему, учил свою группу детей, в которой теперь на одного стало меньше. Про историю с мальчиком по имени Гун он мало-помалу забывал, как и о том случае с необычным гостем, которого с тех самых пор больше ни разу не встречал.

Жизнь Кая вошла в привычную колею: утренний прием пищи, четырехчасовые занятия с учениками, некоторый досуг, посвящаемый размышлениям, плавание и отход ко сну, — таков был его распорядок дня. Единственное, что нарушало естественный ход жизни нашего героя, — так это какой-то старец из племени Майя, который продолжал время от времени приходить к нему в сновидениях…

Однажды Макс, наставник Кая, как обычно, встретив своего ученика перед утренним приемом пищи, осведомился у него по пути в общую столовую:

— Ты все еще видишь те сны?

Кай в ответ утвердительно качнул головой:

— Да. Правда, теперь реже, чем раньше, — уже не каждую ночь. Надеюсь, вскоре эти сны и вовсе перестанут меня беспокоить.

Голос Макса в голове Кая внезапно приобрел суровые нотки:

— Не следует относиться к этому делу столь легкомысленно!

Кай испуганно и недоуменно посмотрел на своего наставника:

— О чем это вы?

Макс вдруг остановился, хотя впереди никакого препятствия не было, и, сжав с некоторым даже усилием руку Кая, сказал ему:

— Вчера я беседовал с Энси Первым, и он поручил мне передать тебе… — Макс запнулся на мгновенье от волненья. — В общем, нам надо, чтобы ты кое-что сделал…

— Что сделал? — удивленно переспросил Кай, пытаясь прочесть сообщение своего наставника, мысли которого сильно путались (и такое, кажется, было впервые!).

— Когда ты в следующий раз увидишь во сне того старца с бородой, говорящего на незнакомом наречии, скажи ему одну фразу на латыни: «Hora tuum suscitans venit!»

— И все? — еще больше удивился Кай.

— Да. Это все, — качнул головой Макс, продолжив путь. Кай последовал за ним и, когда они преодолели очередное препятствие в виде призрачной стены, задал своему наставнику вопрос:

— Энси Первый считает, что мои сновидения имеют какое-то значение?

В ответ Макс лишь утвердительно кивнул, а мысли свои спрятал под покровом темноты сознания (так умели делать только те, кто достиг озарения и стал Посвященным).

«Кто же тот старец?» — подумал Кай, и Макс прочел эту мысль, которая ему не была адресована, и покачал головой.

— Придет время, и ты узнаешь! А пока наберись терпения и сделай так, как сказал главный жрец.

— Хорошо, — отозвался Кай, и они вдвоем прошли сквозь стену, за которой начинался основной коридор, ведущий в столовую, где, как всегда, было много народа.

***

В тот вечер Кай засыпал с мыслью о том, что должен сделать во сне…

Однако ночь его на сей раз была совершенно безмятежной, иначе говоря, лишена всяких сновидений. То же самое повторилось и на другой, и на третий раз. И вообще целую неделю Кай спал как младенец — он больше не поднимался ни на какую гору и не встречал там неизвестного старца. Отсутствие сновидений вполне устраивало Кая, чего не скажешь о его наставнике…

Макс теперь каждое утро вместо приветствия спрашивал своего юного ученика о том, видел ли он что-нибудь во сне. В ответ Кай лишь отрицательно качал головой. Макс хмурился, а под конец даже стал раздражаться.

Однажды, выслушав очередной отрицательный ответ, Макс стал лихорадочно думать про себя, и при этом поток его мыслей был столь стремительным и неудержимым, что часть их проникла в сознание Кая:

— Неужели мы упустили тот самый подходящий момент?! Что же делать? Может, ввести его в состояние транса?

Гипнотическими способностями обладали многие из тех, кто жил в подводной обители. Однако их запрещалось применять на своих собратьях — во всех случаях, и только по отношению к представителям других общин могли быть сделаны исключения!

И теперь, осознав, что его наставник подумывает о нарушении сего негласного, но незыблемого правила, Кай понял, что дело принимает весьма серьезный оборот. (В этот миг он не столько переживал за себя, сколько за будущее общины, которая каким-то образом могла пострадать из-за него).

— Учитель, может, вы все-таки объясните, в чем дело?

Макс остановился посреди коридора, потом вздохнул и пристально поглядел на своего ученика:

— Энси Первый каждый день вызывает меня и спрашивает о тебе. А мне нечего сказать…

— Я готов на сеанс гипноза! — заявил Кай. — Но хотел бы знать, почему это дело так важно?

Макс еще раз вздохнул и, осознав, что дальше скрывать больше нет смысла, проговорил:

— Как думаешь, кто тот человек из племени Майя, который является тебе во снах? Точнее, являлся раньше…

— Не знаю, — отозвался Кай.

— Это… один из Хранителей сей обители, мальчик мой, — сказал Макс.

— Хранитель? — удивленно переспросил Кай. — Человек из племени Майя? Разве такое возможно?

— Я тоже был немало удивлен, когда узнал об этом. Но… это так! — провозгласил Макс. Как ты знаешь, у каждой нашей обители есть три Хранителя, которые меняются каждые двести (солнечных) лет. Таков порядок, который существует испокон веков. И если раньше мы думали, что все трое Хранителей — это люди Райя, самые лучшие и мудрые представители нашего рода. Но, оказывается, и среди племени Майя есть исключения, достойные быть Хранителями!

Для Кая эти слова учителя явились полной неожиданностью, однако, на этом откровения не закончились.

— Тот человек из племени Майя, о котором сейчас идет речь, — это еще более особый случай! — продолжал Макс. — Он стал нашим Хранителем почти две тысячи солнечных лет назад…

— Сколько? Так давно? Возможно ли это? — переспросил Кай, думая, что это обман его сознания, которое неверно поняло мысли его собеседника.

— Все правильно, мальчик мой, — качнул головой Макс. — Так и есть — две тысячи лет назад он лег в Аркаим, чтобы стать Хранителем!

То, что Кай теперь воспринимал своим хорошо отточенным мысленным слухом, казалось невероятным. Человек из племени Майя, — то есть тех самых людей, которые «погрязли в пороках и не способны видеть дальше своего носа», — не только удостоился чести быть принятым в общество людей Света, но и стал Хранителем этой общины! И если бы он что-то подобное услышал от кого-нибудь другого, то наверняка не поверил бы. Но все это сообщил ему наставник. А потому Кай счел слова Макса за откровение, которое он принял должным образом.

— Он лег в малый ковчег две тысячи лет назад, и до сих пор не проснулся? — уточнил Кай на всякий случай. Макс утвердительно качнул головой.

«И он являлся мне во снах, — сделал для себя заметку Кай. — Это странно!»

— Более чем! — подхватил его мысль Макс. — Энси Первый полагает, что пришло время для его пробуждения. Однако…

— Что? — спросил Кай и пристально посмотрел на своего наставника. Но тот уже успел затемнить свое сознание, справившись с тем первым волнением.

— Нам надо идти, — заметил Макс и потащил за собой через стену Кая, который пребывал в глубоком раздумье.

***

Вечером того же дня Кай пришел на встречу с главным жрецом. На этот раз Энси Первый даже вышел из своих покоев, чтобы поприветствовать гостя!

— Рад видеть тебя, мальчик мой, — сказал он Каю, который почтительно склонился перед жрецом (у того был несколько озабоченный вид). — Понимаю, у тебя много вопросов, и вскоре ты получишь на них ответы. Но, прежде всего, ты должен знать, что мы, вся наша община, оказались в необычном и даже сложном положении. Такого раньше еще не было! Тот, кто грезит, не может очнуться, хотя и должен…

Энси еще произносил свою мысленную речь, а Кай заметил, как Макс, который привел его к покоям жреца, исчез вдали за перегородкой. Теперь они беседовали наедине.

— Слышал от твоего наставника, что ты согласился на транс, — сказал Энси. — Это так? Мне нужен твой окончательный ответ.

— Я готов к сеансу, если это необходимо нашей общине, — тотчас отозвался Кай.

— Мальчик мой, — улыбнулся Энси, взяв его за руку. — Это нужно не только нашей общине… Поверь, то, что совершается на наших глазах, что происходит здесь и сейчас, важно для всего этого мира!

Эта новость несколько взволновала Кая, — он с тревогой посмотрел на жреца, который по привычке затемнил свое сознание.

— Но успокойся, — продолжал тот, — да, наша с тобой ответственность велика, и мы должны осознавать это. Вместе с тем не забывай: «Истина всегда с нами!»

Жрец произнес привычную фразу, знакомую всем общинникам, и повел куда-то Кая, не отпуская его руки.

Они шли довольно долго и по тем длинным коридорам, где еще ни разу не ступали ноги юноши, которому было около двадцати солнечных лет (к слову, он и сам не знал своего точного возраста, — просто потому, что дни рождения в общине не отмечали!).

Чтобы читатель понимал, о чем идет речь, надо описать, что собой представляла та подводная обитель, в которой прошли отроческие годы нашего героя. В плане она напоминала огромную сигару — вытянутый на несколько миль гигантский цилиндр. В одном конце этого цилиндра находились жилой и учебный корпуса. Далее следовали один за другим: столовая и под ней кухня, помещения, где проводились Советы старейшин и жили жрецы (этот корпус был центральным в обители), также там находились многочисленные музеи и прочие вспомогательные корпуса, и, наконец, ближе к другому концу цилиндра обители располагался отсек с двигателем реакторного типа.

Да, у подводной обители был двигатель, который превращал ее в подводную станцию и в гигантское подводное судно…

Внушительных размеров черного цвета куб, внутри которого заключался своего рода термоядерный реактор, был подлинным «сердцем» подводной обители, что снабжал ее энергией, достаточной не только для обогрева всего ее массива корпусов и помещений, но и для стремительных перемещений в толще океанских вод и на тысячных глубинах.

Именно в то крыло подводной станции, где находился реактор, и пришел теперь Кай, ведомый Энси. Весь путь он порывался задать свои вопросы, но так и не решился на это, чувствуя, что подходящий момент еще не настал. Когда же Энси привел его к отсеку с двигателем и сквозь стену, которая стала прозрачной, показал ему черный куб (юноша видел его впервые и некоторое время внимательно рассматривал, чтобы сохранить в памяти), он осведомился, глядя на реактор:

— Почему мы здесь?

Вместо ответа Энси повел его дальше по коридору, а потом остановился и показал ему еще одно помещение, которое и было целью их небольшого, но весьма познавательного путешествия по подводной станции. Или, лучше сказать, обители, которую Кай всегда считал своим домом, но до сего дня, как оказалось, имел о ней довольно поверхностное представление.

Стена стала прозрачной, и взору Кая теперь открылось место, которое именовалось Сол (в переводе значит «круг»), — комната сферической формы, что, в отличие от других, ей подобных, не была совершенно пустой. Видный лишь наполовину зал (полусфера) в самом центре имел подсвеченный снизу круг, внутри которого находились три громоздких продолговатых предмета как лучи треугольника, выведенные из его центра.

Это место было священным для всех жителей общины. И если реактор, скрытый за черным саркофагом, считался «сердцем» подводной обители, то Сол (круг) являлся ее подлинным мозгом.

Три предмета, вписанные в круг, по форме напоминали ящики, выточенные из какого-то необыкновенно черного камня. Эти ящики имели крышки, которыми они были наглухо запечатаны. Но одна из крышек теперь лежала чуть в отдалении от своего ящика.

— Мы открыли тот Аркаим, — указывал Энси Каю на ящик, что был ближайшим к стене. — Вся жидкость, какая была внутри него, ушла обратно в камень. Однако старец все равно не пробуждается! Мы не знаем, как его вернуть назад, в этот мир…

— А вы уверены, что я смогу найти его, будучи в состоянии транса? — осведомился Кай. В ответ Энси лишь неопределенно качнул головой (он и сам не знал ответа на этот вопрос, поскольку раньше с подобным не сталкивался!).

— Мальчик мой, — сказал Энси своим взглядом, в котором Кай прочел необыкновенное волнение. — Обычно Хранитель просыпается сам, когда приходит срок, и невозможно повлиять на этот процесс. Но теперь мы столкнулись с весьма необычным случаем. Время пробуждения этого Хранителя настало, однако он все еще остается в том мире — Мире единства. Он должен быть здесь, ибо пришел час совершения древнего пророчества, которое касается каждого, кто живет на этой планете, да и во всей Вселенной!

— А мои сны? — задал вопрос Кай. — Что это такое? Они что-то значат?

— Твои сны не случайны! — заявил Энси. — Тебе удалось установить канал связи с тем миром, в котором пребывают Хранители…

— Но как? Каким образом? И почему я? — один за другим в сознании Кая вспыхивали вопросы, на которые у Энси не было ответов.

Он качнул головой, вздохнул и подытожил свой рассказ:

— Теперь ты, мальчик мой — единственная нить, которая способна вывести этого Хранителя из того лабиринта, где он оказался! Ты последняя надежда мира сего на спасение…

«А, может, он просто не хочет просыпаться?» — мелькнула мысль в голове у Кая.

— Его время пришло, — в ответ на нее повторил Энси.

— Я все понял, учитель, — сказал Кай. — И готов исполнить свой долг.

Главный жрец еще раз взглянул на него и проговорил:

— Тогда идем.

В следующий миг прозрачная перегородка потемнела, и в ней образовался проход, через который Энси и Кай попали внутрь помещения под названием «Сол».

***

Они вошли внутрь круга. И Кай в этот миг почувствовал сильное колебание Поля. Потом он приблизился к ящику, с которого была снята крышка, и заглянул внутрь него. Там он увидел человека из племени Майя, в котором тотчас узнал того самого старца из своих снов (и мысленно сообщил об этом Энси). Обнаженное тело его лежало на дне Аркаима. Он был бледен, как мертвец, который, правда, сохранился в нетленном виде! И Кай даже на миг усомнился, что старец жив.

— Он дышит, — сообщил Энси, — но вдохи делает крайне редко… Все же нам надо спешить!

Они приступили к делу. Кай опустился на пол и прислонился к стенке Аркаима, далее он закрыл глаза и, слушая монотонный внутренний голос Энси, погрузился в гипнотический сон…

Некоторое время Кай будто блуждал в каких-то потемках. Вокруг царил кромешный мрак… Потом он увидел некое белое пятно, которое приближалось и росло в размерах. Вскоре он оказался внутри этого пятна, — посреди необъятного пространства, равномерно залитого светом. Тем светом, который не обжигал и как бы застыл вокруг, словно некий прозрачный сгусток.

Свет, который покоится, был повсюду, и в нем мелькало великое множество всевозможных образов, подчас совершенно невероятных и фантастических! Перед мысленным взором Кая с быстротой молнии проносились и бесчисленные галактики, и яркие светила, и планеты, и огромные рыбы, и динозавры, и хищные киты, и человекоподобные обезьяны. Далее вереницей потянулись люди всех времен и народов…

Наконец, он разглядел лицо старца, которого видел в своих снах, и каким-то образом выхватил его из общего потока образов. А в следующий миг вспомнил и ту фразу, которую должен был сказать ему:

— «Hora tuum suscitans venit!» («Пришло время твоего пробуждения!» — лат.)

Едва он помыслил об этом, как свет снова померк, стал тьмой, в которой все растворилось…

***

Кай очнулся, но еще некоторое время тер глаза, чтобы проснуться окончательно. Потом он почувствовал чье-то прикосновение и обернулся, встретившись с взором старца, сидящего рядом с ним возле Аркаима.

«Кама Райя, Кай!» — сказали глаза того старца. В следующий миг он почувствовал острую боль, что пронзила его вытянутые ноги, и застонал.

— Это пройдет, — прозвучал мысленный голос Энси. — Надо набраться терпения!

Старец закрыл глаза и стал беззвучно переносить страдание, которое растекалось вместе с теплотой по его еще обездвиженному телу…

Прошло не менее часа, прежде чем боль стала вполне переносимой, а позже и совсем почти прошла. Осталось лишь одно ощущение собственного тела, и вскоре он смог подняться на ноги и поклониться своим новым друзьям.

«Ego sum Mark», — назвал он свое римское имя на латыни. Но вдруг откуда-то сзади послышался детский голос, говорящий на греческом языке:

— Нет, отче, тебя зовут Иоанн…

Глава третья. Избранный

Кай обернулся и увидел мальчика, который появился в тот самый день, когда забрали Гуна, и тогда был встречен Советом старейшин как самый дорогой гость. Теперь он стоял там же в Соле, правда, не переступал черту круга. Старец Иоанн тоже обратил внимание на этого мальчика и удивился, как если бы сейчас находился среди своих соотечественников и увидел бы среди них пришельца.

— Кто ты? — спросил он по-гречески у него.

— Я — Иешуа, — отозвался мальчик.

— Иешуа? — переспросил Иоанн, еще больше удивившись. — Тебя зовут так же, как моего Учителя?

В ответ мальчик только улыбнулся и, почтив всех поклоном, удалился, пройдя сквозь стену. Проследив за ним, Иоанн обратился к Каю мысленно на римском наречии:

— Что это значит?

Но за Кая, который не знал, что сказать, отвечал главный жрец.

— Отче Иоанн, это был твой ученик. Это он предрек твое пробуждение и подсказал нам, что надо делать, чтобы ты проснулся.

— Ученик? — нахмурился Иоанн. — Что вообще происходит? Зачем вы меня извлекли из царства Света, где я не испытывал никакой боли?

— Мы разбудили тебя, потому что пришло время! — отвечал Энси.

— Для чего? — все еще не понимал Иоанн.

— Для исполнения того, что ты сам некогда предрек, — отозвался Энси и показал рукой на стену, которая вдруг потемнела и покрылась письменами на греческом языке.

«Аз есмь Альфа и Омега, Первый и Последний», — прочел Иоанн и тотчас побледнел. Он был растерян и ощутил слабость, которая внезапно растеклась по его телу. Его ноги подкосились, но Кай успел подхватить его за руку.

— Отче, — сказал тогда Энси, — думаю, тебе надо подкрепить силы. Позволь сопроводить тебя до того места, где мы принимаем пищу…

— Пусть Кай проводит меня, — отозвался Иоанн, взглянув на юного пришельца как на друга, которого знал много лет (впрочем, отчасти так оно и было!). Кай посмотрел на жреца, и тот слабо кивнул, а потом он услышал мысль Энси, который послал ему вдогонку:

— Ты — в ответе за него!

По пути в столовую, которая находилась в противоположном конце подводной обители, Кай поддерживал старца Иоанна под руку, а у того в сознании все невероятно перемешалось. Потоком хлынули воспоминания. Перед мысленным взором предстала прошлая жизнь среди соотечественников: Храм в Иерусалиме, Учитель и его учение, странствия и гонения, которым подверглись он и его собратья. Далее, как в калейдоскопе, замелькали причудливые и даже фантастические образы из видений, которые были дополнены необыкновенным явлением Странника и погружением в доселе неведомый подводный мир, где он стал Хранителем. Он вспомнил и свою жизнь на Острове, которая была столь же иллюзорной, сколь и реальной. И свое пребывание в царстве Света, которое продлилось миг единый, как ему показалось…

Кай чувствовал, что творится в сознании старца Иоанна, — он понимал, что ему будет очень непросто и потребуется еще немало времени, чтобы прийти в себя и собраться с мыслями.

Так они медленным шагом, преодолевая преграды в виде стен-перегородок, дошли до жилого модуля, где в общинной столовой Хранителя по имени Иоанн накормили сытным обедом, состоящим из молочного напитка и блюда из рыбы и водорослей, которые заменяли жителям подводного мира овощи и фрукты. Потом Кай привел старца в свои покои, где уложил спать, поскольку так ранее повелел ему главный жрец.

***

На другой день, когда Кай покидал на рассвете свои покои, старец Иоанн еще спал, лежа на пушистом полу в позе эмбриона. После утреннего приема пищи, когда все братья расходились по своим делам, Кая остановил Энси Первый.

— Как наш гость? — осведомился он, подавая знак Максу (тот сразу все понял и оставил их наедине).

— Он еще спал, когда я уходил, — сообщил Кай, с недоумением глядя на жреца.

— Вижу, у тебя вопросы: ты можешь смело задать их, — сказал Энси Первый. Он присел, прислонясь к стене, и пригласил Кая сделать то же самое. Потом они некоторое время мысленно беседовали.

— Накануне вы сказали, что я теперь в ответе за этого человека. Что это значит? Неужели я освобожден от своих обязанностей и отныне все время должен буду посвящать ему?

— Нет, конечно, — улыбнулся Энси. — Но в настоящее время единственное, что от тебя требуется, так это помочь ему освоиться у нас. Хотя, если не ошибаюсь, во многом он уже осведомлен. Ведь прежде чем сделать Хранителем, его должны были посвятить в наши тайны и познакомить с нашим образом жизни! Но с тех пор прошло больше двух тысяч земных лет, и мир изменился… А потому твоя главная задача — подготовить его к возвращению туда, откуда он некогда пришел.

— Кажется, я начинаю понимать, — задумчиво отозвался Кай. — Хорошо. Я проведу с ним время… А как же мои уроки?

— Я уже поговорил с твоим наставником, — он согласился провести занятия вместо тебя, — сообщил Энси Первый. — Так что пока ты свободен от этой работы. Сейчас твоя главная обязанность — это Хранитель по имени Иоанн.

— Я понял, отче. Разрешите идти? — спросил Кай.

— Ступай. И пусть Истина всегда будет с тобой! — напутствовал его Энси Первый, поднимаясь на ноги. Кай уже было собирался уходить, как вдруг спохватился, что не задал главный вопрос, и тогда осведомился:

— А кто тот мальчик, которого, как я понял, будет обучать наш Хранитель?

Энси услышал его слова и нахмурился, так что Кай даже пожалел, что задал этот вопрос.

— Это великая тайна! — сказал жрец, затемнив свой разум, однако, поразмыслив, он добавил. — Но, думаю, ты вправе узнать обо всем… Мальчик, которого ты видел, — это необычный ребенок. Он — дитя двух миров: сын землянина, рожденный жрицей Истины!

«Разве такое возможно?» — усомнился про себя Кай, не сумев скрыть от Энси свою неосторожную мысль.

— Как оказалось, да, — отвечал на его невысказанный вопрос жрец. — Я и сам недавно узнал об этом ребенке…

Кай покачал в недоумении головой:

— Но что означает его появление?

— Это означает, что конец близок, — отвечал жрец.

— Так кто же он? — повторил свой вопрос Кай, который не осознал смысла в туманном намеке Энси Первого.

— Он — Избранный! — провозгласил жрец тогда. И ничего больше к этому не прибавил, поспешив удалиться сквозь портал в стене.

***

Когда Кай вошел в коридор, примыкающий к его личным покоям, он увидел Иоанна, который стоял там, возле стены, по-видимому, ожидая его.

«Он способен самостоятельно проходить под Аркой»! — с облегчением подумал Кай, обрадовавшись, что старца не придется учить этому искусству, а потом приблизился и с поклоном обратился к Хранителю на римском наречии:

— Утро доброе! Вы крепко спали, и я не стал будить вас. Если вы голодны, я готов…

— Юноша, — остановил его Хранитель словами-мыслями на латыни и движением руки, — к чему эти церемонии? Я ждал вас здесь вовсе не за тем, чтобы вкусить «хлеб насущный», тем более, что еще в состоянии сам найти дорогу в трапезную палату. Сейчас я больше всего нуждаюсь в духовной пище. Мне нужно знать, что произошло в этом мире, пока меня не было!

— Тот мир, из которого вы родом, за это время повидал многое! — заметил Кай.

— А сколько времени прошло? — насторожился Иоанн.

— Около двух тысяч земных лет, — сообщил Кай, и при этом известии у старца глаза округлились от удивления.

— Две тысячи лет? — переспросил он. — Вы уверены в этом?

— Ошибки быть не может, — улыбнулся Кай. — Именно столько времени вы являлись Хранителем этой обители.

— Верится с трудом! — прошептал Иоанн на своем родном наречии, которого Кай не знал.

— Простите? — переспросил он.

Иоанн спохватился и перешел на римское наречие:

— Извините, ваш язык я так и не успел, как следует, освоить, так что вам придется объясняться со мной на латыни. Этот язык там, на земле, — он вздернул голову кверху, — до сих пор распространен повсеместно?

— Латынь, — улыбнулся Кай, — давно уже мертвый язык, который знаком лишь немногим знатокам древности, изучающим средневековые рукописи.

— А как же Рим? — не понял Иоанн. — Царство Кесарей? С ним что?

— Тот Рим, о котором вы говорите, пал, — сообщил Кай. При этом известии с уст Иоанна слетела фраза на греческом языке:

— Пал, пал Вавилон, город великий, ибо он яростным вином блуда своего напоил все народы!

Кай не понял этих слов и продолжил свою мысль:

— Рим, тот, который еще называли вторым Вавилоном, давно ушел в небытие. Однако дух его жив по сей день, — он воплощен в городах, которые можно назвать преемниками великого Рима. В настоящее время три таких города: Нью-Йорк, Москва и Пекин, им соответствуют три державы людей племени Майя.

— Да-да, — вздохнул Иоанн, — я помню: это вы нас так называете… Скажи, Кай, как изменились люди, в том числе мои соотечественники, за эти тысячелетия?

— Вы ведь знаете, Майя — в переводе с нашего языка означает «сыны мира сего» (то есть материи)? Перемен в жизни людей рода Майя много, но они сугубо внешние, — сообщил Кай. — Их сущность осталась прежней. Цель их существования — господство над другими, а их правителей — власть над миром…

Услышав это, Иоанн сразу помрачнел и огорченно спросил:

— Стало быть, люди моего племени не стали лучше?

— Нет, — покачал головой Кай. — Впрочем, что говорить об этом?

— Я хочу знать! — с блеском в глазах проговорил Иоанн. — Прошу — не жалейте меня. Расскажите всё, как есть…

— Рассказать? Я вам лучше покажу, — отозвался Кай и, взяв старца за руку, повел его в центральный корпус обители, — туда, где размещались многочисленные музеи, экспонаты которых служили наглядным пособием для детей Райя при изучении людей из рода Майя.

***

Путь в центральный корпус обители пролегал через тот модуль, где располагалась общинная столовая. Кай не смог пройти мимо нее, не покормив старца: тот хотя и не испытывал голода, от вкусного питательного напитка не отказался.

— Откуда вы берёте молоко? — осведомился Иоанн, осушив кувшин до дна.

— Нам его поставляют из другой обители, — уклончиво отвечал Кай. Его мысль сразу потекла в определенном направлении, которое он попытался утаить от своего собеседника. Однако затемнять сознание Каю удавалось не всегда, а потому Иоанн, увидев женский образ, промелькнувший перед мысленным взором Кая, сразу догадался, откуда они берут молоко.

— Мне доводилось встречать ваших женщин, — заговорил он (услышав его слова, Кай заметно побледнел, а потом чуть покраснел), — они достойные представительницы вашего рода, мудрые и скромные. Так значит, вскармливая детей, они… отдают часть своего молока вам, мужчинам?

В ответ Кай лишь слегка качнул головой и протянул свою руку старцу, чтобы тот вслед за ним прошел под Аркой.

После выхода из трапезной палаты они продолжили свой путь: сначала молча, а потом снова разговорились.

— Я бы хотел знать, что случилось с моими братьями, — не глядя на Кая, но обращаясь именно к нему, начал Иоанн.

— Братья? — переспросил Кай. — Иудеи или христиане?

— И те, и другие, — пояснил Иоанн.

— Иудеи после войн с римлянами были изгнаны со своей земли и рассеялись по всему миру. А последователи Христа в первые столетия подвергались гонениям, пока римский Кесарь Константин не издал указ о равноправии всех вероисповеданий. Со временем религия Христа стала господствующей в Римской державе, которая к тому времени уже стала клониться к упадку, а потом распалась на два царства: Запад и Восток. Западное царство в 5 веке пало под натиском варваров, которые основали свои королевства на руинах Рима…

— Варваров? — переспросил Иоанн.

— Да, это были германцы, — отозвался Кай.

— Ясно, — качнул головой Иоанн. — Те, которые разгромили легионы Кесаря Августа в Тевтобургском лесу. Что ж, я не удивлен! Но… — он вернулся мыслями к тому, что услышал ранее. — Ты упомянул «религию Христа»… Что это значит? Ведь Иешуа никакой новой религии не основал: Он учил, что пришел исполнить Закон (Моисея), а не нарушить его!

— Да, только последователи Христа стали почитать его как Бога, — сообщил Кай.

При этом известии Иоанн изменился в лице и даже остановился:

— Что? То есть как?

— Я так понимаю, людям Майя, жившим в то время в Римской державе, был нужен Бог, который умер на кресте и воскрес из мертвых, — слегка улыбнулся Кай.

— А я ничего не понимаю, — качнул головой Иоанн. — Вместо Господа Бога люди стали почитать Христа, Его помазанника?

— Не совсем так, — усмехнулся Кай. — Христиане почитают Троицу: Бога-Отца, Бога-Сына и Духа Святого.

Иоанн, по-прежнему, был в недоумении:

— То есть трех Богов они почитают?

Но Кай опять возразил:

— Не так. Христиане почитают Единого Бога в трех ипостасях (лицах)…

При этом известии у Иоанна от удивления глаза округлились:

— И кто же такое придумал?

— Кто придумал? — улыбнулся Кай. — Мудрецы первых Вселенских соборов. А, впрочем, началось все гораздо раньше. Вероятно, уже в первые десятилетия после Христа его ученики стали расходиться в понимании того, что произошло в те дни, когда он был с ними.

— Да, пожалуй, это так, — задумчиво отозвался Иоанн и двинулся дальше. Остаток пути он размышлял про себя, вспоминая слова Иешуа, которые могли навести его далеких последователей на неправильные выводы:

«Отец любит Сына и показывает ему все, что творит сам».

«Отец не судит никого, но весь суд отдал Сыну».

«Наступает время, когда мертвые услышат глас Сына Божия, и оживут».

— Но ведь Он говорил и другие слова: «И дал ему власть производить и суд, потому что он есть Сын Человеческий»! Иешуа — человек, который был помазан Духом Святым, а потому родился свыше, от Господа, став Сыном Божьим…

Иоанн вдруг вспомнил, что и сам в своем послании некогда написал слова, которые могли быть истолкованы неверно: «Кто побеждает мир, как не тот, кто верует, что Иисус есть Сын Божий?»

***

Иоанн, по-прежнему, пребывал в плену своих размышлений, которых Кай не понимал, потому что думал старец на своем родном наречии, когда они, наконец, дошли до первого музея. Стена перед ними стала прозрачной, и Кай проговорил, указывая рукой:

— В вашем мире об эпохе всегда проще всего судить по одежде, которую носят люди Майя. Прошу…

Они прошли сквозь стену и оказались посреди пространства, сплошь заставленного восковыми фигурами, — манекенами, наряженными в самые разнообразные одеяния. Те фигуры были весьма искусно сделаны, так что их черты лица досконально повторяли отличительные признаки представителей различных рас и народов земного шара. Там были манекены-азиаты, манекены-африканцы и, конечно, манекены-европейцы…

Первое, что бросилось в глаза Иоанну, когда он начал осмотр огромной экспозиции, был римский легионер, судя по гребню на шлеме — кентурион. Пройдя дальше, он увидел римского сенатора, завернутого в тогу. Еще дальше его взору предстал бородатый варвар — в шкуре зверя и с дубиной в руке…

— Один из тех, кто уничтожил Римскую империю, — сообщил с улыбкой на губах Кай.

— А что было после краха Рима? — осведомился старец Иоанн. — Мы ведь все предсказывали его гибель, но думали, что вместо царства зверя, то есть Кесаря, настанет Тысячелетнее царство, где будут править святые вместе с Христом. Но это не сбылось…