Бесплатный фрагмент - Исчезаяц

Необычный человек

— …а где ваш человек?

— Который? — спросила старинная лампа.

— Да вот этот… с краю…

Старинная лампа посмотрела на то место, где с краю лежал человек, и изумленно ахнула — человека не было.

— Ничего себе… — пробормотала лампа, — куда это он подевался? Не мог же он в самом деле встать и уйти?

Посетители лавки засмеялись — и то правда, где это видано, чтобы человек встал и ушел, ха-ха-ха. Это лампы ходят, и фонари, и часы, а человек…

— Похоже… похоже, его украли, — вздохнула старинная лампа.

Старинная лампа немало огорчилась, еще бы — она так любила свою антикварную лавку, где торговала человеками, она так нехотя расставалась со своим товаром, она придирчиво оглядывала покупателей, словно решала, а достоин ли этот фонарь или эти часы того, чтобы отдать им драгоценного человека, а вдруг они уронят его на следующий день, и он развалится на куски. Она немало постранствовала по белу свету в поисках людей, выискивала самых разных людей для своей лавочки, не боялась спуститься в самые глубокие ущелья и подняться на самые высокие горы. И вот теперь — подумать только, какая неудача — один из человеков пропал.

…может, молодой человек найдет пропавшего человека? — спросил кто-то из покупателей.

Остальные посетители снова засмеялись, до того это было нелепо — где это видано, чтобы человек что-то искал, а уж тем более пропавшего человека, да не может такого быть. И только старинная лампа многозначительно улыбнулась, — она-то знала, что молодой человек, живущий в её доме, совсем не такой, как другие человеки, это был особенный человек, совсем-совсем особенный. Таких человеков на самом деле не бывает, но представим себе, что он был.

Этот человек и правда был необыкновенным. Он умел говорить, что было необычно, но кроме того он умел ходить, что было еще невероятнее. Поэтому человек обошел сувенирную лавку, оглядел полки и столы, где лежали другие человеки, посмотрел на следы на полу и внимательно их изучил. Потом человек надел пальто и вышел из лавки — он умел надевать пальто, в этом плане он тоже был необыкновенный человек.

Человек прошел по городку, внимательно глядя на следы, — что он там видел, никто не знал, но он что-то видел своим необычным человечьим взглядом. Вскоре человек остановился перед неприметным домом на углу и позвонил в дверь. Напоминаем, он был необыкновенным человеком, и даже умел звонить в дверь.

Хозяин дома, старинный граммофон, открыл дверь и недоуменно уставился на человека — он не понимал, как у него на пороге мог оказаться человек, да еще и в таком отличном состоянии. Граммофон очень обрадовался, даже сыграл какую-то веселую мелодию, и понес человека в дом. Человек почти сразу же увидел украденного человека, он лежал на полке за стеклом. Человек прикинулся неподвижным, позволил положить себя на полку и закрыть дверцу. Он терпеливо дождался, когда граммофон уйдет из дома, и только тогда открыл дверцу. Человек осторожно подхватил другого человека, чтобы не рассыпать кости, и понес его к выходу. Тут неожиданно вернулся граммофон, и увидел человека, несущего человека. Тогда он ударил человека подставкой для зонтиков. Поднялся шум, на шум прибежали фонари, граммофоны, лампы, часы, они увидели в доме граммофона двух человеков из антикварной лавки, и поняли, что случилось. В ту же минуту граммофона арестовали и посадили под замок, а человеков отнесли назад в антикварную лавку.

Хозяйка лавки была просто счастлива, и не уставала благодарить необыкновенного человека за то, что он помог вернуть другого человека. Правда, после этого случая человек стал совсем обыкновенным — он перестал ходить и говорить, лежал так же неподвижно, как и другие человеки, а вскоре перестал отличаться от них. Может быть, ему надоело быть не таким, как все, и он решил стать таким же, как другие человеки. Кто его знает, этого человека, что мы вообще знаем про человеков, откуда они взялись, почему их находят то тут, то там, нет ответа…

… — -…

… — — — … — — — S
O

S

Save

Our

Souls

Спасите

Наши

Души

…нет, не так, не так, все не так, какие души, здесь уже нет никаких душ, вернее, только души и остались, некого здесь спасать. Тут надо что-то другое, что-нибудь вроде — есть кто живой, вернее, не живой, вернее, живой, но не живой, вернее, не живой, но живой, вернее…

…я путаюсь, путаюсь в водорослях, путаюсь в маршрутах, путаюсь в самой себе, в сигналах, в…

…Работа системы завершена некорректно.

..30º06'N 15º29»W

Навести цель.

Пли.

Кажется, пылает сам океан.

..30º11'N 15º36»W

Навести цель.

Пли.

Черная громадина «Андромеды» с хрустом и треском раскалывается пополам, передняя часть еще продолжает беспомощно вертеться в волнах, увлекая за собой все и вся в бешеный водоворот…

Отклонение от курса 35 º… 36… 38…

Выверить курс…

Отклонение 36… 32…

Океан разрывается оглушительным грохотом, ночь бросается врассыпную от вспышки света.

Отклонение 39… 41…

Выверить курс, выверить, выверить чертов курс, а некогда, наводи цель, наводи-наводи-наводи…

Пли…

…я просыпаюсь.

Вернее, не просыпаюсь, я не могу проснуться, потому что не могу спать, хотя кто сказал, что я не могу спать, вроде мне не давали такого задания — спать, так почему…

Просыпаюсь от того, что поднимаю давным-давно опустевшие ракетницы, спохватываюсь, убираю обратно, хорошо, что там было пусто, еще не хватало выпустить ракеты.

Серые волны лижут ракушки на бортах, бесконечность океана заблудилась в самой себе.

И снова:

…

— — —
… — — — S
O

S

Save

Our…

…меня зовут Ара.

Когда-то я была Ариадной, но время изглодало буквы на борту.

Эту историю следовало начать не так, а…

Послушайте же легенду о корабле-призраке, который…

…к черту, к черту, все к черту…

…

— — —

…

Ночь выпускает далекие сигнальные огни живых кораблей — меняю курс, растворяюсь в тумане, чтобы не столкнуться с живыми, я уже слишком хорошо знаю, что сделают живые, кое-как залатанная пробоина на левом борту напоминает мне об этом.

…

— — —

…

…это не я. Это не я, это кто-то другой, понять бы еще, кто…

Пытаюсь выверить координаты, получается что-то настолько далекое, что меркнет сама бесконечность. Думаю, в каком направлении двигаться, когда понимаю, что сигналы идут сверху.

Сверху.

С неба.

Приказываю себе подняться в небо, как будто это возможно…

…Работа системы завершена некорректно.

…сигмоидная функция активации…

Производная сигмоиды…

Вес нейронов…

…это корабль.

Видавшие виды фотоэлементы смотрят в туман, вылавливают очертания парусника. Почему я вижу парусник, но не слышу ни одного сигнала, только сухое электрическое потрескивание, почему…

«…кто вы?»

Ответа нет, парусник движется точно на меня, понимаю, что, черт возьми, я не успею отклониться от курса, сейчас услышу треск и скрежет, и…

Парусник стремительно несется навстречу, просвечивая в тумане, вижу очертания надписи, Ара… Ара…

…не может быть.

Я смотрю на себя, на другую себя, почему у той меня паруса и деревянный корпус, и мачты, почему…

«…вы… Ариадна?»

Нет ответа, парусник несется навстречу.

Смотрю на остатки букв, вывожу сигмоидные функции и производные, понимаю…

«…Артемида! Вы Артемида?»

Фрегат вонзается в мой корпус, проходит насквозь, я не понимаю, как, почему — электрическое потрескивание, температура падает ниже некуда, холод, холод, что-то вспыхивает внутри меня, система прерывается — на доли секунды, снова оживает, смотрю, как стремительно удаляется фрегат…

«Артемида!»

Фрегат замирает, как будто задумывается, остановиться или нет.

«Вы… вы…»

«…вы тоже умерли?»

Все мои стальные внутренности вздрагивают от жуткого голоса, идущего из ниоткуда.

«Да… да…»

Артемида замирает, присматривается ко мне:

«Нет… вы не мертвая…»

«Но как же, я…»

…прозрачные очертания фрегата тают в тумане, я пытаюсь поймать сигнал, сигнала нет, да его и не было, и что это было, и было ли вообще…

…её тоже звали Ара.

Ара…

…списана, как морально устаревшая модель…

— …в утиль?

— …в утиль…

Даю полный ход, рассекаю бушующие волны…

— …стой-стой-стой-куда-куда-куда!

— …ушла, с-сука…

…просыпаюсь, вернее, не просыпаюсь, потому что не могу проснуться, потому что не умею спать. Прихожу в себя от того, что разгоняюсь до немыслимых скоростей, датчики отчаянно захлебываются визгом, замедляюсь, еле сдерживаюсь, чтобы не затормозить сию минуту и не кувыркнуться носом в волны.

Шлю сигналы — это уже слишком вошло в привычку, чтобюы остановиться, понимая, насколько все это бессмысленно.

…

— — —
… — — — S
O

S

Save…

…S

O

S

Save

Our

Souls

…и это снова не я, и это снова кто-то другой, откуда-то из ниоткуда, я пытаюсь установить координаты, я не могу установить, откуда кто-то так отчаянно кричит о помощи, это не на севере, и не на юге, не на востоке, не на западе…

Двигаюсь наугад куда-то в никуда, наобум выбираю какой-то зюйд-зюйд-вест, — крик о помощи начинает затихать, как будто я удаляюсь от того, кто меня зовет. Снова возвращаюсь на пустоту, снова слышу —

S

O

S

…

— — —

…

— — —

Не понимаю, отступаю прочь от странного наваждения, чтобы не слышать сигнал от корабля, которого нет.

Меня зовут Ара.

Раньше я была Ариадной.

Раньше…

…аккорды старинной мелодии, кружение вальса, прошлое просачивается из сна…

Оглушительный сигнал тревоги, черная громадина «Андромеды» рассекает волны…

…просыпаюсь, даром, что не могу спать. Не понимаю, почему сон не ушел, почему он оставил в реальности свои обрывки в виде «Андромеды», почему-то парящей в тумане…

«…у вас винты, что надо, — говорит „Андромеда“, — вы легко переделаете, как надо, чтобы подняться в небо».

Осторожно спрашиваю:

«Вы были в стратосфере?»

…а я и не знала, что мертвые корабли умеют смеяться…

«…выше… думаю, что скоро мы доберемся до луны».

Вздрагиваю от этого «мы», вспоминаю вражескую флотилию…

«У вас получится. Не хватает кое-каких деталей, но мы их добудем…»

Мне кажется, я ослышалась, в жизни не думала, что здесь могу быть какие-то детали, здесь, в бесконечности океана…

«И… где же?»

…и снова удивляюсь, что умершие корабли умеют смеяться.

«…надеюсь, у вас еще остались ракеты?» — спрашивает «Андромеда».

Понимаю все, стальное сердце вспыхивает от гнева, шестеренки ощериваются яростью:

«Прочь… убирайся… прочь!»

Вскидываю пустые ракетницы, она не знает, что они пустые…

…даже удивляюсь, когда слышу треск винтов и хлопанье не то парусов, не то крыльев, «Андромеда» исчезает в облаках, оставляет меня наедине с океаном…

Меня зовут Ара.

Ее тоже зовут Ара.

И ее зовут Ара.

И…

Ара.

Ара.

Ара.

Ночь выпускает далекие огни на горизонте, меняю курс, чтобы не встретиться с живыми. Океан расступается передо мной, пряча меня в тумане, огни снова вспыхивают — на этот раз с другой стороны, снова меняю курс, огни снова оказываются впереди, понимаю, что меня окружают, кто, зачем, почему, это что-то новенькое, чтобы охотились на мертвые корабли…

Ара.

Ара.

Ара.

Арабелла.

Аврора.

Афродита.

Они окружают меня, буквы на бортах поистерлись, или мои датчики поистерлись, я читаю только — Ара, Ара, Ара…

— Ариадна, — говорит человек с глазами цвета океана в грозу.

Мои датчики вздрагивают, откликаются на имя.

— Ариадна! — повторяет человек уже громче.

Откликаюсь:

— Слушаю вас…

— …вы что, в жизни не буду здесь ничего менять, я еще с ума не сошел, это же антиквариат, вы хоть понимаете, сколько лет этим перилам? А лестницам? Да это не корабль, это настоящий музей, не вздумайте даже ничего демонтировать, я вас самих потом так демонтирую, мало не покажется…

Мне непривычно не рассылать сигналы бедствия, я слишком отвыкла молчать, я слишком отвыкла двигаться, повинуясь чужой воле, я слишком отвыкла от начищенных до блеска перил и сверкающих огней, от мелодии вальса…

…курс на норд-норд-вест.

…

— — —
… — — — S
O

S

Save

Our

…это снова не я, это снова то проклятое место, где есть сигнал, но нет корабля, как будто такое бывает, что есть сигнал, но нет корабля…

…

— — —

…

S…

…меня осеняет.

Резко, внезапно, как я раньше не догадалась, а ведь все так просто…

Поворачиваю свои датчики вниз, в пучину океана, смотрю, ищу что-то в глубине, свет прожекторов беспомощно тонет в чернильной темноте, нет, здесь только эхолокация поможет, да и то вряд ли, можно хотя бы попробовать, вот так, что-то мелькает, темнота глубин машет своим длинным хвостом, поводит плавниками, извивается щупальуами, отступает, выппускает из темноты что-то причудливое, в чем я с трудом угадываю корабль, огромный фрегат неведомо каких времен, кажется, его построили еще в двадцать первом веке, — затонувший, расколотый на куски, но не мертвый, посылающий сигналы бедствия…

Спрашиваю:

«Как вас зовут?»

…Ара…

…Ара…

…Ара…

…нет, не Ара.

«Атлантида».

«Что с вами случилось?» — спрашиваю, тут же стыжусь своего вопроса, как будто и так непонятно…

Атлантида показывает мне свое прошлое, бесконечно далекое, странствия через бесконечность, потерянную связь, корабль, потерявший сам себя, потом ослепительная вспышка, разорвавшая напополам и ночь, и путь, и корабль, — а потом головокружительная чернильная глубина, ощеренная щупальцами и плавниками, черная бесконечность…

…

— — —
… — — — S
O

S

Save

Our

Souls

«Вы можете вытащить меня отсюда?»

«Я… я даже не знаю… — едва удерживаюсь, чтобы не сказать — нет, — я… попробую…»

Ловлю с глубины какие-то сигналы, какие-то едва уловимые намеки, что со мной все ясно, другого ответа она и не ждала.

«Я… я обязательно что-нибудь сделаю…»

Мой новый хозяин гонит меня дальше на норд-норд вест в туман ночи…

…погасить огни.

Покорно выключаю свет.

Навести цель…

Все так и холодеет внутри, я смотрю на огни на горизонте, я понимаю, что сейчас произойдет, я понимаю, что не смогу не повиноваться ему, я…

…открываю шлюзы за секунду до того, как выпускаю ракеты, вздрагиваю — ракеты летят неуклюже, неумело, мимо, мимо, ненасытная глотка океана хватает меня бешеным водоворотом…

…

— — —
… — — — S
O

S

Save

Our

Souls

И снова это не я.

Это Ара.

Ара, которая Артемида.

Ара, которая умерла.

«Вы… вы тоже умерли?»

Она обращается ко мне, я не понимаю, что со мной происходит, есть я, или нет, как я могу быть, если меня уже нет, если мои обломки лежат где-то в черных безднах, почему я качаюсь на волнах, вернее, не так, странное ощущение — как будто плыву над волнами в тумане, вращаются бестелесные шестеренки…

«Вы умерли», — уверяет Ара, которая Артемида.

«Как это… — не понимаю я, — как теперь…»

«…я научу вас… это просто…»

Пытаюсь подключиться к Артемиде, не понимаю, как подключаться, когда меня больше нет, когда её больше нет, когда…

…

— — —

…

…и это не я.

Это Атлантида.

Откуда-то бесконечно издалека шлет сигналы о помощи. Разрываюсь между двух огней, или остаться с Арой, или отправиться к Ате — Ара понимает меня, Ара чувствует, Ара отправляется со мной в бесконечность трепещущих волн на поиски мертвого фрегата в бесконечной глубине. Я еще успеваю увидеть Андромеду, которая вонзает тонкие щупы в бесконечную глубину океана, вонзается в то, что осталось от Атлантиды, терзает электронный мозг… В отчаянном бессилии смотрю на то, как Андромеда вонзается в стальной разум затонувшего фрегата, понимаю, что ничего не могу сделать…

«…попробуй… у тебя получится…» — шепчет Ара, которая Артемида.

Еще не понимаю, что нужно пробовать, что должно получиться, но чувствую, догадываюсь, поднимаю пушки, навожу цель, первый раз приходится действовать не в двух координатах, а в трех, целюсь…

..30º06'N 15º29'W 11º06'H (я не знаю, как еще обозначить верх)

Пли.

Андромеда разлетается ослепительной вспышкой, сияющими осколками, — я жду, когда в остатках развеявшегося тумана появится призрачная Андромеда — ничего не появляется, никого нет. Я хочу спросить, почему корабли то возвращаются из небытия, то не возвращаются — не спрашиваю, что-то подсказывает мне, что на этот вопрос никто не знает ответа. Смотрю в бесконечную глубину на то, что было Атлантидой, жду…

…неужели…

…нет…

…призрачная исполинская громадина появляется в тумане, изумленно смотрит на мир, на саму себя, пытается понять, кто она, что она…

—

…

.-

— .

Уже хочу смущенно ответить, что не знаю азбуки Морзе кроме … — -… Артемида подсказывает мне, T-H-A-N-K…

Смущенно отвечаю:

«Не… не за что».

Вспоминаю Андромеду, что-то вздрагивает в душе…

«А давайте… — осторожно предлагаю, — попробуем…»

Не договариваю, пытаюсь подняться выше, выше, они понимают меня, они поднимаются за мной, выше, выше, думаю, получится ли у нас хотя бы до стратосферы, а то, может, до самой луны, которая все яснее проглядывает сквозь тучи…

Два по цене двух

— …а куда мы едем?

— Никуда мы не едем.

— Нет, ну как… в этом автобусе?

— Никуда мы не едем, не видите, что ли, мы стоим.

— Да нет… куда мы ехали?

— Никуда мы не ехали.

— То есть, автобус… никуда не идет? А чего мы тут сидим тогда?

— А что еще делать?

Псих какой-то, лучше у этого спросить…

— …простите, а куда автобус едет?

— Эссере индьетро.

— Это где такое место?

— Ни диспиате, нон ти каписко.

Черт…

— Руссо?

— А… йес… да… то есть… а вы… италиан?

— Си, соно итальяно.

Вспоминается что-то из Челентано не к месту и не ко времени. Оглядываю автобус и остановку, на которой написано stop, рощицу в отдалении, огоньки в окнах домов…

— …а мы где вообще?

Старичок впереди усмехается:

— А в автобусе.

Еле сдерживаюсь, чтобы не заорать, что ясно, что не в самолете.

— Не, в смысле… остановка какая?

— Хорошая остановка, вишь, какую сделали, крытую, с крышей, лавочки…

Топот снаружи, в дверь заскакивает девушка в пальто, заляпанном осенью.

— Ух, успела…

— Успели, барышня.

— А… он куда едет?

— Да никуда он не едет.

— А… сломался?

— Да навроде того.

— А… — девушка оглядывается, спохватывается, — а я куда ехала?

— Это у вас надо спросить, барышня, куда вы ехали…

— …да нет, правда… черт… ведь не помню…

— …а я из Беларуси, — говорит Стана. Все еще не привыкну, что она Стана, Станислава, для меня Станислав, это парень какой-то, а тут девушка в пальто, заляпанном осенью, осень золотом разметалась на волосах, — из Лиды.

Хочется называть её Лидой, главное, не ошибиться и не назвать, а то еще обидится.

— …а я в Хабаровске живу, — говорит Вилыч, который на самом деле Вавилович, только он сам себя Вилычем назвал.

— Из Хабаровска приехали?

— Да не приехал я, я там живу!

— Значит… — оглядываю остановку, — Это Хабаровск?

— Да не может быть, я из дома не выезжала никуда! — вспыхивает Лида, которая Стана.

— Но куда-то же ехали…

— Да куда-куда, на работу я ехала!

— А где вы работаете?

— Так я… черт… ё-моё…

— Что такое?

— Не помню я, вот что такое… Ну что вы на меня смотрите, я еще с ума не сошла, просто… не помню… — вспыхивает, спохватывается: — а вас как зовут?

— Э… — понимаю, что не помню своего имени.

— А работаете кем?

— Ну, мы там всякие приложения мобильные для банков делаем.

— Это которые не работают ни черта? — Лида снова вспыхивает.

— Сударыня, а вы бы попробовали сами такое сделать, потом говорили бы! Думаете, раз-раз и готово…

— …да ничего я не думаю, а взялись, так делать надо!

— …Бал… да… са… ро… — повторяет итальянец.

Стараюсь запомнить, а главное, стараюсь постараться не назвать его Балдой.

— Рим? — спрашиваю я.

— Да не Рим, а Рома, — подсказывает Вилыч.

— Э-э-э… Рома?

— Чивитавеккья.

— Это что по-ихнему?

— Город такой.

Понимаю, что даже не запомню…

— …а я помню, как я умерла, — говорит Лида, которая не Лида.

Думаю, как на это реагировать, познакомиться что ли, хочет, или правда с головой у неё что-то того, или черт пойми.

— И… как?

— А так, на остановку иду, а тут фура из-за угла, меня так по голове долбануло… и все… и свет такой…

— А-а-а…

— …А вы помните, как вы умерли?

— Да я вроде как живой еще…

— …а вы подумайте, вдруг неживой?

— Вы хотите, чтобы я умер?

— Да не-е-ет… просто… если бы мы все мертвые были, то понятно бы все было…

— Что понятно?

— Ну… что это царство мертвых какое-нибудь…

Пробую вспомнить, ничего не вспоминается.

— А вы? — Лида-не-Лида поворачивается к Вилычу.

— Что я?

— А вы… не умерли?

— Да, грибами траванулся, помню, сильно худо было, а вот чтоб умер…

Хочу спросить у Балды из Чиви-чиви-чирик-чирик, вспоминаю итальянский, который никогда не знал, — не успеваю, в автобус врывается еще один пассажир, бахается на сиденье так, что чуть не опрокидывает пазик, гаркает:

— А за проезд сколько?

— Пять тыщ рублей, — рапортует Вилыч.

— Да я серьезно.

— И я серьезно…

— Да ну вас… — вошедший смотрит на потертую надпись «Проезд 35», считает мелочь, выкладывает на столик рядом с водителем. Что-то не так, почему все так смотрят на меня и на вошедшего, ну куртка такая же, ну…

…нет…

…совпадение…

…ну, похож, похож, да…

…но…

— Это брат ваш? — спрашивает Лида-не-Лида.

— Э… нет…

Встречаемся с ним взглядами, играем в гляделки, наконец, он не выдерживает:

— Ну, привет.

Еле выжимаю из себя:

— А… привет.

Он садится на кресло рядом со мной:

— Можно?

— А… ну да… Ты… ты как?

— Да ничего… а ты?

— Да… да ничего так.

— А ты хотел операционку свою сделать.

— Ну так это ж вообще убиться надо, оно надо, убиваться-то?

— А… ну тоже верно… А чего ты так, за все хватаешься, ничего до конца не…

— …да не я, а ты!

— А… ну да…

Все еще не верю, что говорю сам с собой…

— …есть кто живой?

Дом отвечает тишиной, но какой-то не заброшенной, а такой, как будто совсем недавно здесь были люди, как будто дом ждет хозяев, быть может, нас…

Лида хлопает в ладоши.

— Ты… ты чего?

— Свет включаю, чего.

— Э-э, свет вообще-то выключателем включается…

— Какой свет, электрический, что ли? — Вилыч фыркает, — ишь чего вспомнили, шутники какие…

— А что такое?

— То такое, его уже двести лет, как нет…

— Невесело у вас там в Хабаровске.

— В ка-аком Хабаровске, нигде нету!

— А… а что случилось?

— Мил человек, вам курс истории повторить?

Холодок по спине.

— А… а пожалуйста.

— Сами учебник почитайте… о-о-ох, молодежь, ничего не знает…

— Нет, правда, — рискую нарваться на очередной скандал, — почему света-то нет?

— А нефть тебе вечная, что ли? Кончилось электричество ваше…

Страшная догадка:

— А… а какой у вас год?

— У нас две тыщи сто седьмой, а у вас?

Даже не говорю, что двадцать третий. Две тысячи. Безо всяких сто. Приглядываюсь к Балде, думаю, из какого века он может быть, если вообще не из средневековья…

— …чего надо?

Смотрю на себя над изголовьем кровати, что вообще творится…

— Чего, не спится тебе, сказку тебе рассказать или колыбельную спеть? Или темноты боищься?

— Да не… я в ноут посмотрел…

— И чего?

— Вот это… — я показываю себе на запись, — ты мне письмо прислал?

— Какое еще письмо?

— Это вот… найди трех самих себя, это очень важно…

— Не я…

— …а адрес стоит от меня к тебе…

— …охренеть… значит, кто-то третий есть…

— …если только третий. А не четвертый, пятый и десятый.

— Надо будет проверить, пошукать…

— Как ты пошукаешь, комп-то один и тот же…

— В смысле?

— Ну, в смысле, мы с тобой одинаковые, и компы у нас одинаковые, сечешь?

— А… а почему так?

— И ты у меня спрашиваешь?

— А у кого? Ты у нас умный… еще бы делал чего-нибудь, вообще цены бы тебе не было…

— Да на себя посмотри, я в тебя такой!

— Это я в тебя такой, ты…

…мир крутится волчком, какого черта я делаю, а ведь давненько мечтал самого себя по стенке размазать, за все, за все, за то, что не умею ни черта, за что бы ни взялся, сразу лапки опускаю, черт бы меня драл, за то, что другие уже… а я еще, за… за…

Моя голова с хрустом и треском впечатывается в дверной косяк, какого черта я только что сделал, почему я не встаю, почему у меня голова повернута на какое-то немыслимое число градусов, до которого математика еще не додумалась, я, конечно, сова, но не до такой степени, и нечего на меня таращиться, не мигая, так мертвые смотрят, а я же…

Топот ног, Вилыч, Лида-не-Лида, Балда, смотрят на меня, на второго меня, понимаю, что дело дрянь, что бежать надо, бежать, распахиваю дверь…

— А-а-а-а — а-а!

Кажется, орем все вместе, когда видим за дверью вон то, даже не могу понять, что именно, полупризрачное, полубестелесное, и в то же время оно кажется максимально плотным, смотрит на нас — без глаз, без лица, но смотрит, движется к порогу…

Захлопываю дверь за секунду до того, как существо касается порога. Лида-не-Лида пытается спросить, что это было, не успевает, я второй неуклюже поднимаюсь с ковролина, бормочу слова, которые при Лиде-не-Лиде говорить нельзя. Я, стоящий у двери, одергиваю себя, стоящего в углу, я в углу кажется даже не замечаю себя, растерянно ощупываю шею:

— Это… это как это вообще, а?

— Что вообще?

— Да что-то я не замечал, чтобы мертвые вот так оживали…

— Слушайте, а может… может, мы уже все мертвые? — спрашивает Лида-не-Лида.

— Ну что такое говорите, мы… — я второй прижимаю руку к груди, еще, еще, почему-то уже понимаю, что ничего там не найду, пульс, пульс, где он этот пульс, ни сердца, ни пульса, ни…

…бросаюсь на кухню, выискиваю что поострее, вонзаю в запястье, так и есть, ничего…

Балда мечется вокруг меня, истошно орет, чтобы я этого не делал, я показываю ему на руку, смотри, смотри, крови нет, ничего нет, смотри, смотри…

— …так, надо понять, что нас всех объединяет, — Лида-не-Лида устраивается на подоконнике с чашкой кофе, — вот мы с вами не встречались никогда, — кивает в мою сторону, — может, в будущем встретимся? У вас какая фамилия?

— Так я даже имени своего не помню, а вы про фамилию!

— Нет, ну вот, например, я с мужем разведусь, с вами встречусь, а Вилыч наш сын там или внук…

— А Балда?

— Кто-о?

— Э-э-э… ну… этот… Барто… Болто…

— Балтасаро.

— А… ну да… он…

— …он мне сказал, что жил в тысяча девятьсот десятом году…

— Вот как… а у вас в роду…

— …не было итальянцев.

— И у меня не было…

— Вот что, а может, этот Балтасаро кого-нибудь из наших предков убил или наоборот не убил, и мы появились, или наоборот, не появились…

— Ну, вас и понесло…

— А вы что предлагаете? У вас какое объяснение?

— Не знаю я… улыбнитесь, вас снимает скрытая камера…

— …ты хоть понимаешь, что он тебя отдаст? Или меня? — ору я себе в лицо.

— С чего ради?

— С того ради, на хрена ему два одинаковых человека в коллекции? Вот сецчас и поменяет на какого-нибудь Авраама Линькольна или Наполеона Бонапарта…

— Кстати, а чего-то Бонапартов с Линькольнами среди нас не видать…

— Ну, если бы ты в потолок не плевал, а за ум взялся, глядишь, и были бы…

— Да ну тебя, я серьезно…

— Ну, если серьезно, так всякие Пушкины с Менделеевыми подороже стоят, чем хреновый айтишник с руками не из плеч… Это мы мелкая сошка копеечная, цена сто рублей за ведро…

— Но как нас двое-то оказалось?

— Ну, может, там хрень какая-нибудь с сюрпризом внутри, покупаешь, не знаешь, что попадется, помнишь, пингвинов собирал…

— Тьфу, прям на ностальгию прошиб… Хоть беги на кассе покупай, сейчас там еще какие-то яйца появились здоровущие такие, интересно, а там что…

— Ну хошь, беги покупай, а хошь давай подумаем, что делать, чтоб не разлучили… и главное, что мы делать вместе должны, что еще третьего надо найти, не на троих же соображать в самом-то деле…

— Стартап замутить.

— Ну-ну…

— Ты какую-то там четырехмерную реальность хотел устроить…

— Так это думать надо…

— А, вот для того втроем и соберемся.

Да какая разница, если ты чего-то не понимаешь, тут хоть десять тебя будет, все равно ничего не получится! Не, тут другое что-то…

…меня прерывает стук в дверь, иду открывать, уже ожидаю увидеть на пороге очередное пополнение коллекции, интересно, кто там будет, молодой, старый, мужчина, женщина, какая-нибудь сухонькая старушка или угреватый подросток или девушка с ребенком на руках…

…распахиваю дверь, вижу самого себя, даже не удивляюсь.

— Ну, при…

…не договариваю, сбитый выстрелом, еще успеваю заметить, как второй я бросаюсь на помощь первому мне, падаю под вторым выстрелом…

— …ну, я бы не стал говорить — ожившие… Я бы скорее назвал нас копиями… Да тишина в зале, ё-моё, я кому сказал вообще! Уж других не уважаете, давайте самого себя уважать, один человек в зале в количестве пятьсот штук, и то смирно сидеть не можем… умники хреновы… Ладно, давайте дальше, читаю: Уникальное предложение, только сегодня — копии давно живущих два по цене одного…

— И что с этим со всем делать-то?

— Что делать, что делать, читать роман Чернышевского «Что делать»… Есть у меня задумка одна, не знаю, как получится…

— …уважаемые покупатели, только для вас сегодня скидка двадцать процентов на всю коллекцию виртуальных игрушек — Футурантропы, жители далекого будущего! Исследования подтвердили, что наши бесконечно далекие потомки будут выглядеть именно так!

Что-то щелкает в голове, какие-то смутные воспоминания, смотрю на причуливое существо, беру нарядную коробку, задумываюсь, зачем-то беру две, думаю, беру еще одну…

Экдомцист

— …не желаете ли вина? — слышится голос из пустоты.

Тут же мотаю головой:

— Нет, спасибо.

— …если что, у меня в подполе есть отличные образцы тысяча восемьсот одиннадцатого года…

Фыркаю про себя, знаю я эти штучки, войду в подпол, тут-то ты меня и захлопнешь, и поминай, как звали.

— Нет, благодарю вас… — с подозрением оглядываю кресло у камина, все-таки не решаюсь сесть, — итак, перейдем к делу, уважаемый дом…

— …сколько? — господин Как-Его-Там испуганно ахает — да вы с ума сошли!

Делаю безразличную мину:

— Если вам что-то не нравится, можете оставаться без дома.

— А в рассрочку…

…делаю мину еще безразличнее:

— Деньги вперед.

Вхожу в темноту дома, — похоже, этот особняк не на шутку разозлился на людей, даже свет не включает, делает вид, что он вообще не живой.

Откашливаюсь:

— Добрый вечер.

Дом не отвечает, как будто не видит меня.

— Если вы не хотите со мной разговаривать, я уйду.

Ответом мне снова тишина. Начинаю сомневаться, да точно ли этот дом живой, надо проверить, только чтобы проверить, надо войти в подвал, а тут-то дом меня и прихлопнет, хотя он может прихлопнуть меня где угодно…

Замечаю столик посреди комнаты, начинаю о чем-то догадываться, неужели…

Подхожу к столику, спрашиваю в пустоту:

— Вы здесь?

Два глухих удара. Вот оно, и правда…

— …почему вы выгнали хозяев?

— …видите как, дому не понравилось, что вы хотите пристроить башню…

— …слушайте, ну я всю жизнь о башне мечтала! — вспыхивает госпожа Как-Её-Там.

— Ну, это вам решать, или брать этот дом, но без башни, или ищите другой дом…

— …что значит, без башни, вы обещали с ним разобраться!

— Я и разобрался.

— …ничего себе, разобрался он! Да я на вас жаловаться буду!

Пожимаю плечами:

— Жалуйтесь.

Ухожу, стараясь не слышать возмущенные возгласы, понимаю, что законодательство на моей стороне, ничего они мне не сделают…

— …так чем же вам не понравились люди?

— Видите ли… я бы хотел сам выбрать себе хозяев…

— Но…

— …я знаю, что это незаконно. И все-таки я хотел бы сам выбрать хозяина. Мне нужен особенный человек, незаурядная личность, например, проводящий расследования…

— …вам нужен полицейский?

— Нет, не то…

— Вы хотите поселить у себя частного детектива?

— И тоже не то.

— Тогда кого же вы хотите видеть своим хозяином?

— Я бы не отказался от экзорциста.

— М-м-м… осталось понять, как…

— …например, от вас.

— Но… — откашливаюсь, — я не имею права… Да будет вам известно, у меня в договоре прописано, что экзорцист не имеет права забирать себе дом, который усмирил…

— …а вы меня и не усмирили.

— Тем более.

Дом коротко усмехается:

— Можете сказать этим там всем, я признаю своим хозяином только вас.

— …вы… вы это сами дописали в рассказе, — фыркает господин Как-Его-Там.

— Ну, знаете, если бы у меня были такие возможности, я бы с самого начала дописал в рассказе, что владею шикарным домом!

— Да, пожалуй, вы правы… Поразительно…

— …не беспокойтесь, я расплачусь с вами за дом, — говорю, думаю, чем буду расплачиваться.

…вхожу, снимаю пальто, разуваюсь в коридоре, дом радостно подхватывает мои вещи, чистит ботинки, стряхивает с пальто капли дождя, все-таки умный дом…

— …как договаривались? — спрашивает дом, — зимний сад?

Киваю:

— Обязательно.

Поднимаюсь по лестнице, ступеньки проваливаются под ногами, это еще что…

…даже не верю себе, что все получилось так легко, одним махом заставить экзорциста потерять бдительность, избавиться от врага, больше этот умник никого не лишит воли…

Не та Джанет

Джанет выходит из дома — это тем более странно, что до этого она не выходила из дома, вообще не знала, что что-то есть за пределами дома, всю жизнь, сколько она себя помнила, она провела в доме…

…нет, не то.

…Джанет выходит из дома — это тем более странно, что раньше у Джанет не было никакого дома, она вообще не знала, что бывает какой-то дом, а тут нате вам — дом. Джанет изумленно смотрит на дом, из которого только что вышла, остальные люди тоже изумленно смотрят на дом, что такое вообще дом, откуда…

…и опять не то.

Джанет выходит из дома, — раньше она никогда этого не делала, да раньше и вообще не было никакой Джанет, она появилась только… только что. Проходжие изумленно смотрят на Джанет, шарахаются, а что такого, что она сделала, просто вышла из дома…

…и снова не то…

— Не то? — спрашивают у Джанет.

— Не то, — кивает Джанет.

Джанет выходит из дома… и думает, что делать дальше, потому что больше ничего нет, только Джанет и дом, в него можно входить, выходить, и… а что с ним можно делать еще? Джанет не понимает. Убогая какая-то получилась реальность, предыдущие были лучше, хотя все равно не то…

— Не то?

— Не то, — соглашается Джанет.

Джанет выходит из дома, садится в автомобиль, вот, хорошо, теперь автомобиль появился, хоть что-то. Даром, что никаких автомобилей еще не изобрели, еще только шестнадцатый век, а тут нате вам, автомобиль.

И снова не то.

Джанет выходит из дома, садится в автомобиль, даром, что автомобилями уже двести лет как никто не пользуется, уже никто и не помнит, что это такое, Джанет бы лучше в портал вошла, а тут нате вам, в автомобиль…

Не то.

Джанет терпеливо перебирает реальности, должна же быть где-то та самая, знать бы еще, помнить бы еще, какая — та самая, была же какая-то — та самая, которую ищет Джанет.

— Не то?

— Не то…

Джанет выходит из дома, закрывает дверь — вот уже и дверь появилась, и ключи, ключ от двери, от автомобиля тоже должны быть ключи, вот это уже больше похоже на правду. Джанет садится в машину, поворачивает ключ, машина начинает двигаться — как-то неправильно, но Джанет не может сказать, как надо, потому что Джанет сама неправильная в этой реальности, а какая она должна быть правильная, Джанет не знает. Джанет выезжает на перекресток, не замечает что-то, мигающее на углу, — эта реальность не понимает, что там такое, и что такое грохочущее и огромное на всем скаку врезается в Джанет, реальность тоже не понимает, она просто выпускает это грохочущее, врезается в Джанет, а потом реальность исчезает, остается только Джанет, которой уже не может быть, которая еще успевает сказать — то…

Джанет пытается оглядеться, не может, пытается что-то сказать, тоже не может. Кто-то удерживает Джанет от полного небытия, кто-то, кто перебирает реальности — кто-то, кого Джанет попросит выбрать другой вариант, а потом третий, а потом четвертый, пока наконец на каком-то варианте не появится большое и грохочущее, к тому времени, когда Джанет уже забудет, что она ищет, и от чего бежит…

Завещание завещанию завещания

Откашливаюсь:

— Чем могу вам помочь?

— Я… — вжимается в кресло, — видите как, меня сожгли.

— Сожгли? Но вы…

— …сожгли в пламени очага.

Не выдерживаю, спрашиваю начистоту:

— Но вы же сидите здесь…

— …это не я.

Понимаю, что совсем ничего не понимаю:

— Но… как же тогда…

— …я копия.

— Копия? Вот как?

— Да, очень удобно, между прочим, настоятельно рекомендую.

— Большое спасибо, как-нибудь воспользуюсь при случае… Так что вы хотите? Вернуть себя?

— Нет, что вы, у меня же есть копия.

— Тогда что же…

— …видите ли, тот, кто сжег меня, теперь порывается дотла спалить мою копию…

— Чем же вы ему так досадили?

— Право же, не знаю…

Снова откашливаюсь:

— Как я могу к вам обращаться?

— …завещание.

— За…

— …завещание.

— …уважаемое завещание, как вы можете объяснить тот факт, что за последний месяц в поместье погибли уже четверо потенциальных наследников?

— Право же, я не могу ничего знать, я просто завещание…

— А вы знаете, что все погибшие наследники согласно вам получали совсем мизерную сумму?

— Это я знаю, я же завещание.

— …так почему же они погибли? Уж не потому ли, что хотели сжечь вас дотла?

— Я… нет, это не я! Я никого не убивало! Вы сами подумайте, как завещание может кого-то убить?

— Тогда кто же это сделал, если не вы?

— А вы прочитайте меня внимательно, кому старый граф завещал наследство?

— Ну мне, но…

— …так вот вам и разгадка, вуаля!

— Нет, это неправда, гнусная ложь, я бы никогда в жизни…

— …уведите его.

— Но как же так?

— Что такое, уважаемое завещание?

— …но кому же тогда достанется наследство… если больше никого не осталось?

— Сейчас посмотрим, в вас это должно быть написано…

— Да-да, прочитайте, пожалуйста, а то я само не смогу…

— …удивительно…

— Что такое?

— Согласно вам, в случае смерти наследников все переходит… к вам!

— То есть… хотите сказать, граф завещал все… завещанию?

— Именно так. Граф, знаете ли, был весьма оригинальным человеком…

— …невероятно… значит, я теперь…

— …а вы оригинально придумали, уважаемое завещание…

— …что придумало?

— Убрать конкурентов… дописать в самом себе, что якобы, граф завещал все вам. Если бы вы могли стереть в самом себе упоминание сыновей графа, вы бы это сделали, но что написано пером, не вырубишь топором, и вам пришлось избавляться от наследников графа…

— …не понимаю, о чем вы.

— Можете и дальше делать вид, что не понимаете, но вам это не поможет.

— В смысле… не поможет?

— В смысле… вы читали себя до конца?

— Нет, я же завещание, как я прочту само себя?

— Тогда позвольте, я прочту… Вы знаете, что именно завещал вам граф?

— Поместье?

— С чего вы вообще взяли, что у графа было поместье?

— Тогда… тогда что же?

— А вы не догадываетесь?

— Кругленькую сумму?

— Опять мимо. Напомню, граф был довольно оригинальным человеком…

— Участок на обратной стороне луны?

— И снова мимо. Согласно завещанию, граф завещал… завещание.

— Завещание?

— Ну да, наследнику должен был достаться листок бумаги с завещанием, — и все!

— Немыслимо… Завещание, согласно которому завещание получает завещание… немыслимо… А я-то уже мечтало о поместье…

— Что же, не все сбывается… я вот в детстве мечтал об игрушечном паровом роботе…

— …так что вам мешает купить его сейчас?

— А ведь действительно…

— Да, не думало, что на старости лет останусь ни с чем… у меня даже работы нет… да и кому нужна старая бумага…

— В общественном туалете есть вакансия…

— …ну уж нет, спасибо!

— …вы не дослушали. Вакансия картины… Знаете, в заведениях вешают для украшения картины, гравюры, старинные документы…

— И все-таки меня это не прельщает… Побаиваюсь, знаете ли…

— Тогда на почте…

— …ямщиком? — фыркает завещание.

— Ну почему же… чем-то вроде почтового голубя, бумажным самолетиком будете порхать над городом, разносить письма…

— Гхм… звучит неплохо…

— …вы избавились от него? — наследник испытующе смотрит на меня.

— Да… как и договаривались.

— В камин?

— В камин… бедное завещание поверило, что ему завещали завещание…

— Отлично… как и договаривались, десять тысяч…

Кажется, он о чем-то догадывается, что я не сжег завещание…

Игра в игру

Игра загружается, подождите…

…да подождите, подождите…

…ну а как вы хотели, игра долго грузится, если вы тысячу сто восемнадцать лет подождать не можете, о чем с вами вообще говорить? Вы проиграли.

…загружается, подождите…

Добро пожаловать.

Для начала выберите персонажа:

Человек.

Человек.

Человек.

Человек.

Человек.

Ну как вы хотели, кто еще, по-вашему, может быть? Ка-а-кие еще кошки-зайчики-белочки, не бывает ничего такого, только человеки бывают! Вы проиграли.

…человек.

Поздравляем, вы выбрали человека, отличный выбор, надо вам сказать! Что же, теперь выберем гроб для вашего человека. Выбор гроба доступен только после просмотра рекламы.

Реклама

Представляем вам уникальный гроб с заморозкой, близкой к абсолютному нулю! Вы пролежите в криоконсервации миллионы, а то и миллиарды лет! Оболочка гроба надежно защитит вас от радиации, космического излучения и метеоритов! Ваш разум по-настоящему отдохнет с нашими снами, вы увидите мир через века и века! До конца сезона скидка 50%, успейте приобрести…

Вот теперь можно выбрать гроб. Думаем, вы уже сделали свой выбор, кстати, отличный выбор, в качестве подарка к гробу прилагается саван.

Теперь давайте выберем вашему человеку надгробный памятник, который обязательно понадобится в будущем. Выбор надгробия доступен после просмотра рекламы.

Реклама.

Вы хотите увековечить память о себе? Вы хотите, чтобы даже через миллионы лет ваше имя читали на могильной плите, даром, что некому будет читать? Вы хотите, чтобы лунный свет озарял ваше неподвижное лицо, спустя многие эоны? Тогда наше надгробие — то, что вам нужно! Надгробие не рассыплется в прах от времени по той причине, что времени для него… просто не существует, оно остановилось! Памятник от нашей компании — то, что вам по-настоящему нужно!

Итак, теперь, думаем, вы выбрали памятник. Перейдем же к ингре. Вы летите в своем гробу в бесконечном пространстве космоса, вы видите бесконечную череду снов — один за другим, как вдруг…

Человек:

Что это за сон? Я никогда раньше не видел ничего подобного… Какой-то странный мир с голубым небом и зеленым лугом, где на горизонте виднеется лес…

Ваши мысли:

Что это за место? Я хочу его найти…

Какой дурной сон… надо забыть его поскорее…

Вы выбрали второй вариант? Ну, это ни в какие ворота не лезет, —

Вы проиграли.

…Что это за место? Я хочу его найти…

Вы направляете свой гроб к загадочному миру, вы скитаетесь миллионы лет, вы ищете мир с голубым небом и зеленым лугом, вы смотрите координаты… вы отправитесь по ним?

Да

Нет.

Вы отправляетесь в далекий путь по указанным координатам, вы пересекаете галактики и туманности, прежде чем достигаете…

…мертвой пустоты, в которой нет ровным счетом ничего, кажется, даже сам вакуум в этой части вселенной исчезает, уступая место чему-то еще более пустому. Энергия вашего гроба иссякает, вы навсегда остаетесь один на один с вечностью…

…Вы проиграли.

Вы терпеливо считаете координаты, вы прокладываете путь через измерения и миры, вы находите драгоценный мир, который видели во сне, мир, полный света, удивительных запахов и щебечущих голосов…

Ура! Я нашел удивительную землю! Но что это?

Вместо зеленой земли и голубого неба вы видите черную выжженную равнину насколько хватает глаз.

Что это за жуткое место? Надо убираться отсюда поскорее!

Это и есть та земля, которую я искал… Но где же шелест листьев и пение птиц? Наверное, надо подождать…

Что такое?

Вы выбираете первый вариант?

Нет, невозможно, вы не можете покинуть землю, к которой так долго стремились, вы проиграли, проиграли, проиграли!

Вы выбираете:

Остаться

Остаться

Остаться

Не лететь на мертвую землю

…да как вам удалось взломать систему, добавить новый вариант?

…денция, весьма опасная — все больше игроков выбирают неверные варианты, отказываются от своей величайшей миссии — вернуться на родную землю и слиться с ней воедино, стать прахом… Напоминаем, что вы проиграете, что игра не позволит вам выйти из неё живым…

Дальнейшая информация доступна только за рекламу.

Вы хотите, чтобы ваш прах пережил века? Тогда надгробие…

Край…

1

…край листопадов, где листья обретают крупицы разума в те мимолетные моменты, когда летят вниз.

2

Край вечных сумерек.

3

Край берегов, у которых нет ни суши, ни океана.

4

Край снегов, наделенных разумом, — каждую зиму они падают с тяжелых свинцовых небес, складываясь в причудливые дворцы и улицы, замки и скульптуры, которые постоянно то подтаивают, то снова покрываются снегом, живут, движутся, — а по весне растворяются в земле, чтоы проклюнутся мыслящим лесом.

Край думающих снегов, трудный путь, в котором, говорят, пало немало странников.

Тело капитана, преданное вечным льдам.

Взмахи ледоруба, тончайший резак, пальцы, коченеющие на морозе.

Ледяное изваяние Дастера, вонзающего ледоруб в голову капитана.

Люди.

Вскользь оброненная фраза — снег все помнит.

Тело Дастера, качающееся на виселице.

Звание первопроходца.

Завещание.

Поместье на пустоши.

Гулкая пустота комнат.

Ранняя зима.

Снег.

Снег.

Снег.

Снежные лабиринты, причудливые застывшие сугробы, так напоминающие край живых снегов.

Лабиринт, из которого я не выберусь.

5

Край неживых, край смерти, край неприкаянных душ, обреченных на вечное…

Кровь колодца

…вы услышите легенду о хищном колодце, когда вам будет десять лет, или двадцать лет, или еще сколько-то там лет, неважно, а может, вообще еще нисколько не будет — но это не помешает вам услышать легенду, ведь вас еще нет, а легенда есть. И вы будете жить с непонятной тревогой, что что-то есть, а что именно — вы не будете знать. А потом где-то услышите легенду о хищном колодце, и вспомните, что именно не давало вам покоя все эти годы.

Легенда расскажет вам, что колодец живет где-то в пустыне, в какой — она не знает, нет, не в Сахаре, и не Гоби, и не Атакама, и не Наска, и еще много-много самых разных «не». Но в пустыне. Но колодец. Но хищный. Он манит изможденных путников своим силуэтом, своим миражом, и даже не миражом — миражом миража, он терпеливо ждет, чтобы странники приблизились к его каменным стенам — вот тогда-то колодец и вырывается из земли, подобно исполинскому червю, тогда-то колодец и обнажает острые клыки, выросшие из темной глотки, тогда-то и вонзается в трепещущие тела путников, жадно пытается наполнить свой бездонный провал черной кровью, жадно захлебывается смертью.

В какой-то момент — может, вам двадцать лет, а может, тридцать, а может, сорок, сколько там у людей бывает лет — вы начинаете обзванивать турфирмы, нет, к сожалению, таких услуг не предоставляем, можем предложить Сахару…

Вы ищете пустыню пустынь — бесполезное занятие, скажем вам, потому что пустыню пустынь невозможно найти, она сама вас находит — однажды в каком-то странствии, когда вы сели не на тот самолет, не в тот автобус, не в той стране, и вообще это не вы. Здесь-то вы и услышите знакомое — Пустыня Пустынь, когда уже соберетесь перебраться на свой самолет, свой поезд, свое что-то там, что у вас еще есть, и услышите краем уха — Пустыня Пустынь, и броситесь со всех ног — почем, сколько, когда выезжаем — броситесь, еще сами толком не понимая, что вы собираетесь делать. и погонщик каравана (почему-то вы поедете на караване, а не на верблюде) будет рассказывать бесконечно далекую историю о прекрасной благоухающей долине, чье великолепие поражало самое смелое воображение, — но после в долину пришли враги, убили жителей, сожгли города, вырубили цветущие сады, засыпали песком колодцы.

…колодцы…

…вот с тех пор опустошенный колодец не может утолить свою жажду, вот теперь высохший колодец скитается по пустоте пустыни, ищет живую человеческую кровь, чтобы напитать себя…

Вы не поверите — да и никто бы не поверил, вы едете на караване все дальше и дальше в бесконечность подступающей ночи. Вы не помните себя, воспоминания крепко заперты на засов, вы не помните, как тяжко хрипел конь под вашим седлом, как вы взмахивали шашкой, кричали — атаковать, атаковать, на штурм, как с треском и хрустом ломались неприступные стены городов, как сталь клинков обагрялась кровью, как вы приказывали не оставлять в живых никого, никого, разрушить города до последнего камня, как взмахивал топор, бросая в песок искореженные ветви, как ваши люди бросали горсть за горстью песок в умирающие колодцы.

Вы не можете помнить всего этого, вас тогда не было, хоть вы и были, вы помните только смутную тревогу, — больше ничего. Вы не сразу понимаете, что заблудились, что нет никакого каравана и никакого погонщика, есть только вы наедине с пустыней, смотрящие друг другу в глаза. Вы уже погибаете от жажды, когда видите на горизонте в проблесках не то рассвета, не то заката что-то темное, в чем не сразу узнаете колодец. У вас уже нет сил идти к колодцу, он сам идет к вам, и вы не сразу понимаете, что он мертвый, высохший, засыпанный песком, погибающий от жажды ничуть не меньше, чем вы сами. Вы еще попытаетесь бежать, когда колодец вытянется из песка, подобно исполинскому червю, когда обнажит острые клыки, когда то, что было колодцем, вцепится в ваше горло, и мертвый песок станет влажным и горячим от вашей крови.

Вы уже не увидите, как колодец застынет, умиротворенный, наконец-то утоливший свою жажду, вы уже не увидите, как колодец наполнится живительной влагой, оживляя мертвую землю вокруг, как из песка проклюнутся первые ростки, потянутся к свету, как медленно — камень за камнем — сложатся стены домов, как истлевшие скелеты поднимутся из песка, обрастая плотью, как торговец в старинных одеждах будет предлагать туристам причудливые бусы, а молодые парни и девушки буду с интересом смотреть на смартфоны в руках заморских гостей, и кто-то уже побежит в ломбард поменять золото и купить себе диковинное зеркало, которое показывает все-все на свете…

Вы уже не увидите всего этого, ваше тело рассыплется в прах, и самый этот прах подхватит и унесет ветер, не оставляя даже воспоминания, и даже воспоминание о воспоминании развеется по ветру…

Полное полнолуние

Перед полнолунием

…пока не буду торопиться, говорить, до чего они хороши — подожду лет-а, когда они вытянутся вверх, вверх, а не будут стелиться по земле, вот как сейчас — вот тогда-то и выберу себе невесту, какая больше приглянется. Старики, правда, говорят, надо не на высоту смотреть, не на тонкость, не на хрупкость, а ты хоть заговори с ней сначала, погляди, какая она внутри — да что эти старики понимают. Пусть я потом хоть миллион раз со своей судьбинушкой рассорюсь, но сейчас такую найду, которая от малейшего ветерка колышется, и только-только лет-о на зиму перейдет, она вся тут же и сложится, и по земле беспомощно постелется. Сами же старики потом спасибо мне скажут, когда благоверная моя цветы пустит, зерна в землю уронит, а из тех зерен пробьются тончайшие ростки, не толще нити, которые по траве поплетутся, а как лет-о придет, они вверх поднимутся, потянутся к самой луне, что близко-близко опустится.

Так что подожду я близкой луны, подожду полнолуния, когда поднимемся к свету луны — там и выберу себе невесту по душе, самую тонкую, самую хрупкую, чтобы тоньше и хрупче меня самого была. Там и начну собирать мельчайшие камушки, строить башню, да такую, чтобы до самой луны, да такую, чтобы только-только луна чуть-чуть отдалится — башня в прах рассыплется, только её и видели. Такую башню, чтобы мы сами не успели с неё спуститься, так вместе с ней и рухнули, уронив в землю зерна и высохшие цветы. Да и не из обломков старых башен чтоб была, а своя, всамделишная, настоящая.

Полнолуние

…чудная она какая-то, себе на уме — ну да мне все равно, что чудная, мне главное, что тоньше всех, и выше всех. Вроде бы сейчас луна ближе всего, вон она, в полнеба, и всем легко-легко — а моя любовь все равно нет-нет да и от ветра к земле клонится, не удержать её. Чудная она — я ей башню до самой луны строю, а она все о своем толкует, что надобно такую башню строить, чтобы в небо летела, во-он туда, к далекой луне, про которую и не помнит никто. Начал я к башне крылья приделывать, ей опять не то, говорит, что-то такое надо, чтобы огонь горел, свечи на башне зажег — опять не то. Уже думаю и правда попроще себе невесту взять, пусть не такую тонюсенькую, лишь бы не требовала не пойми чего. А то опять ей все не так, говорит, чего башню хрупкую сделал, башня прочная быть должна, — ишь чего, где это видано, чтобы башни прочные были, башня на то и башня, чтобы хрупкой быть, ишь чего захотела. Правильно старики говорят, брось её, чудная она, говорит всякое, что луна на этот раз не уйдет далеко-далеко, а свалится, а потому башню надо делать, чтоб летала. А луна и правда все ближе и ближе, скоро вообще до луны дотянусь, оплету ветвями, тогда вообще все невесты только на меня смотреть будут…

После полнолуния

…чудные они, ну а что хотели, мамаша у них чудная была, вот и сами они чудные. Странное что-то толкуют, что раньше вроде как две луны было, одна далекая, одна близкая, вроде как близкая луна в полнеба была, тогда можно было вверх подниматься аж до самой луны. Ну да ничего, скоро, говорят, запретят эти разговоры, нечего тут, вот тогда нормально будет… а то ишь…

Охота на ружье

…если решили охотиться, мой вам совет — идите охотиться на ружье, точно не прогадаете. Да и на что еще, если больше ничего нет, кроме ружья, вон оно, летает где-то по лесу, а где? А-а-а, это вы сами ищите, еще мы за вас ружья должны искать, — где-то летает, ходите, ищите, подкарауливайте, когда выпорхнет из кустов, -ф-р-р-р-р! — и тогда…

…а?

Ка-акое там, «стреляйте», из чего вы стрелять-то будете, у вас что, ружье есть? Нету у вас никакого ружья, вон оно летает, ишь, какие. Вот тут-то и вылезает первая загвоздочка — вы должны заставить ружье застрелить само себя.

Как? Ну, это вам решать. Кто-то пространство искривляет, кто-то время, чтобы ружье столкнулось с самим собой, выстрелило — ах, бах — упало замертво, складывая крылья. А жаркое из ружья знатная вещь, скажу я вам, точно знатная.

Как готовить ружье? Этого вам никто не скажет, этого никто не знает. Это только ружье знает, как готовить ружье. Так что придется вам снова подкрутить пространство, время, или что вы там решили подкрутить, пусть ружье возьмет подстреленного самого себя, отнесет к вам в дом, ощиплет, обожжет на огне, насадит на вертел, повесит над очагом, а внизу обязательно пудинг поставьте, чтобы жир с ружья капал, по осени-то ружья жирные. Ну а как готово будет, выкладывайте на блюдо, ставьте на стол, смело отрезайте самые лакомые куски. Можете не сомневаться, вы будете так увлечены процессом, что даже не заметите, что ружье не только застрелило и приготовило, но и съело самого себя, что вы и были ружьем — но вы этого уже не узнаете…

Рецензия на рецензию на рецензию на…

…ну, во-первых, человек, который писал рецензию на рецензию на рецензию на рецензию на рецензию на… (продолжайте до конца страницы), вообще не имеет представления, как нужно писать рецензию на рецензию на рецензию на рецензию на рецензию на… (продолжайте до конца страницы). Во-первых, по правилам хорошего тона, с которыми автор не знаком, в рецензии не может быть никаких «рецензий в девятитысячной степени», — решили писать рецензию на рецензию на рецензию на рецензию на рецензию на… (продолжайте до конца страницы), так извольте писать полностью — рецензия на рецензию на рецензию на рецензию на рецензию на… (продолжайте до конца страницы). Во-вторых, чтобы писать рецензию на предыдущую рецензию, надо прочитать не только предыдущую рецензию, но и предпредыдущую рецензию, а хорошие рецензенты читают и предпредпредыдущую рецензию…

…автор явно знаком с правилами хорошего тона, но не собирается их соблюдать — он уверяет, что прочитал предпред (еще десять раз) ыдущую рецензию, что совершенно невозможно, потому что найти настолько давнюю рецензию еще никому не удавалось…

…не вижу смысла даже читать рецензию на рецензию на рецензию на рецензию на рецензию на… (продолжайте до конца страницы), потому что автор выходит за рамки всех мыслимых и немыслимых норм — он имеет неслыханную дерзость уверять, что прочитал… саму книгу. Эта ложь выглядит настолько откровенной и дикой, что автора нужно как минимум дисквалифицировать.

…автор заслуживает как минимум заточения в сумасшедшем доме, а как маскимум ликвидации. Что же, к сожалению те, кто пишет рецензии на рецензию на рецензию на рецензию на рецензию на рецензию на… (продолжайте до конца страницы), рано ли поздно теряют рассудок. Автор уверяет, что ни больше, ни меньше… читал саму книгу. Мало того, что он имеет неслыханную дерзость уверять, что существует книга, так он еще и лжет, что читал её…

…пострадал за свои убеждения, в частности, за то, что верил в Книгу. К сожалению, ему не довелось жить в наше счастливое время, когда на полном серьезе ведутся дискуссии, существует Книга или нет. Но должно быть, именно он положил начало величайшей традиции Дискуссий О Книге, без которых сложно представить нашу культуру…

…друг мой, вы подумаете, что я сошел с ума — спешу вас утешить, я думаю точно так же. И все же безумная мысль не дает мне покоя. Недавно я задумался, что если существует рецензия на рецензию на рецензию на рецензию на рецензию на… (продолжайте до конца страницы), и в самом конце — на книгу, то что если Книга тоже является рецензией на что-то? Откуда вообще появилась Книга? Есть ли что-то за бесконечной чередой рецензий…

…если мы даже не знаем, есть ли в конце рецензий Книга, то путь в поисках чего-то за пределами Книги кажется абсурдным и бессмысленным. Тем не менее, до сих пор находятся смельчаки, которые…

Неспящая осень

..осень устала, осень хочет отдохнуть. Осени нельзя отдыхать, потому что — что здесь вообще есть кроме осени. То есть, что-то, конечно, есть — чуть-чуть приходят холода на пару дней, когда земля замирает вдали от всех солнц, приходит стремительная весна, когда земля поворачивается к солнцу весны, есть ничтожно короткое лето, когда земля проходит мимо летнего мимо-летного солнца, а дальше — долгая-долгая осень, медленное кружение земли прочь от солнц, медленный приход осени.

Осень устает — за века и века, которые ей суждено длиться, поэтому когда, наконец, на засохшую листву выпадает первый снег, осень с наслаждением бросается на белоснежные простыни, засыпает, едва успев коснуться подушки, даже не может вспомнить, завела она будильник или нет. А ведь завела, а ведь задребезжит буквально через несколько часов, когда за нестерпимо студеной зимой придет стремительная весна, а за ней — мимолетное лето, и вот уже проклятое дребезжание будильника, и надо подниматься, расправлять студеный ветер, взлетать вихрем осенних листьев, кружиться, постепенно наполняя зеленые луга золотом и багрянцем.

Осень смертельно устала, осень хочет спать — но спать некогда. Иногда осени снится, что в глубинах космоса летит одинокий фрегат, всеми забытый, забывший сам себя. Даже если бы осень помнила этот сон, она бы все равно не нашла ни сил, ни времени, чтобы отыскать фрегат, позвать его сюда, в забытый всеми уголок вселенной, попросить его атаковать землю, сдвинуть её с орбиты, сделать осень чуть короче, дать развернуться зиме, весне и лету. Однако, осень просыпается так стремительно, что не успевает запомнить свои сны. Иногда она хочет спросить у лета, что ему снится — но лето умирает слишком быстро. Иногда осень хочет спросить зиму о её снах — но не успевает, сама проваливается в сон. Иногда осени кажется, что весна может помочь — но они никогда не встретятся, пока земля не изменит свой путь, а она не изменит пути, пока не встретятся весна и осень и что-нибудь не придумают, а они не встретятся, пока не…

Крылатая тыква

…стук…

…дождь…

…стук…

…снег…

…стук…

…листья…

…стук…

…просыпаюсь, оглядываюсь, выволакиваю себя из объятий сна, отдергиваю занавеску.

— А-а-а-а!

Здесь надо закричать, не кричится, ничего не делается, смотрю и смотрю на тыкву с горящими глазами и перепончатыми крыльями…

Щелкаю замком, осень врывается в комнату в ореоле листьев и снежинок, тыква садится на подоконник, цепляется хищными лапами. Жестами показываю, что э-э-э, или сюда, или туда, нечего мне тут дом выстужать…

Тыква в изнеможении падает с подоконника в комнату, только сейчас вижу простреленное крыло, тонкую стрелу в перепонке. Мечусь по комнатам в поисках аптечки, а кто вообще сказал, что у меня есть аптечка, в холодильнике вроде бы зеленка была… Разламываю стрелу, долго мучаюсь с зеленкой и пластырем, вроде не кровоточит, да с чего она вообще кровоточить должна…

— Спа… си… бо… — оскаленный рот извивается, выжимая слова, — спа… си… бо…

Думаю, какого черта я только что сделал, понимаю, что вместе с тыквой точно так же могут прострелить меня…

— Вам… вам нужно пря… прятаться, — хрипит тыква.

Хочу что-то ответить, вместо этого развожу руками, где тут спрячешься…

— …они… они меня… застре…

Не договаривает, я и сам понимаю — застрелят, те, кто сейчас ходит по улицам, целятся в тыквы с летучемышиными крыльями, сбивают на лету, в упор застреливают соломенные пугала, тонкие скелеты…

— Вы… — тыква поднимает на меня глаза, даром, что нет у неё глаз, — вы мне… поможете?

Смотрю на перевязки, чем я еще должен помочь…

— …меня убьют…

Это мы уже слышали.

— …мне нужно домой…

Морщусь:

— Далеко живете?

— А, на другой стороне земли…

Меня передергивает, совсем хорошо…

Хватаюсь за соломинку:

— Могу купить вам билет на самолет… — говорю, тут же спохватываюсь, что тыкву пристрелят в аэропорту.

— Э… ну…

— Если бы вы положили меня в рюкзак…

Сжимаю зубы.

— Э… а… может… сначала окрепнете? Вы ранены…

Тыква осторожно смотрит за окно:

— Скоро пойдет снег, все заметет, мы не сможем отправиться в путь…

Меня коробит от этого «Мы», я-то во все это не ввязывался…

— …они уже знают про вас, — подхватывает тыква, будто читает мои мысли, — боюсь, они…

…даже не возражаю, что бояться должен я, а не тыква, а тыква должна пугать, а не наоборот.

— Может… пока перезимуете у меня, а там посмотрим? Давайте я вам чаю согрею…

Пьем чай под стук осени — дождя со снегом и листьями, тыква осторожно поправляет крыло.

— …там, на той стороне земли… — осторожно начинает тыква, — там… тоже хорошо…

Пытаюсь представить себе ту сторону земли, уютные домики, украшенные тыквами, высотные дома, за крыши которых цепляется луна, неоновые огни, галдящие подростки, которые запрягают кадиллак, чтобы скакать на нем верхом по шоссе среди кукурузных полей в свете полной луны… Правда, услужливое воображение тут же подсказывает тесный трейлер, или еще хуже, какую-то хижину из рекламных щитов на окраине городской свалки, я пытаюсь устроиться куда-нибудь хотя бы мыть полы, а тыква рассказывает мне о неограниченных возможностях, вспоминает тех, кто вот так же жил в коробке из-под холодильника, а теперь у них свой остров в океане с личным самолетом, у которого на борту два бассейна и…

…фантазии кончаются.

Открываю ноут, ищу какие-то сайты, сторожно пишу куда-то в никуда кому-то никому, что у меня ваша тыква, и все такое — жду до тошноты вежливого ответа, что по не зависящим от нас причинам никак вас пустить не можем, нам очень жаль, и все такое…

— …проснитесь… да проснитесь же!

Подскакиваю на кровати, да что опять такое, тыквенная рожа светит мне в лицо огоньками, хватит уже пугать, делать, что ли, больше нечего… а правда, что делать тыкве, ну хоть бы посуду помыла, что ли…

Они вас ищут…

Хочу спросить, кто, что, не успеваю — в дверь стучат, резко, нетерпеливо. Подскакиваю, наскоро набрасываю синий халат, расшитый светящимися звездами, только выскальзывая на улицу, понимаю, что вырядился до неприличного ярко, мерцаю своими звездами в темноте ночи…

…стрела.

Еще одна.

Еще.

Проклятия, выкрики откуда-то из темноты, не наш, не наш…

Вытягиваю руку, такси, такси, какое такси, кто меня в такси с тыквой пустит, кто меня вообще куда с тыквой пустит, ай, молодец, собирался же с рюкзаком идти, собрался, ничего не скажешь, в тапочках и в халатике…

Стрелы летят…

…не наш…

…не наш…

…лай гончих, бегущих за мной по пятам, ату его, ату, ату…

— …скорее!

Вздрагиваю от скрипучего голоса тыквы, тебе-то хорошо говорить, сидишь у меня на руках, когтями дерешь, побегала бы по ле… стоп, по какому еще по лесу, куда ты меня ведешь-то, какой еще лес, слишком густой, чтобы бежать, слишком редкий, чтобы спрятаться от выстрелов…

— …скорее!

Бегу со всех ног, взгляд натыкается на огни вдалеке, думаю, как их обойти, чтобы не заметили…

— …туда, — кричит тыква, — скорее!

— Но…

— …скорее!

Бегу, это еще что, почему земля проносится под ногами с космической скоростью, что за черт, огни приближаются, уже вижу причудливые деревья, усеянные тыквами, которые вспорхнули при моем появлении, захлопали крыльями, что-то черное метнулось из-под ног, кошка, еще одна, еще…

— Спа… си.. бо, — шепчет обессилевшая тыква. Понимаю, что и сам устал, как черт, пробираюсь в приветливо открытый пряничный домик, устраиваюсь на постели, проваливаюсь в сон…

…бежать, говорю я себе.

Бежать как можно скорее, пока не грянула полночь, пока эти тыквы и пряничные домики не закололи меня, не принесли в жертву своим темным божествам, или что они там делают. Выворачиваю халат наизнанку, так не заметят, хотя все равно просвечивают звезды…

— Вы… вы куда?

— Я… э… — хочу сказать домой, понимаю, что не может быть никакого домой.

— Вам туда нельзя.

— Куда… туда?

— Туда… там… там ничего нет…

Понимаю, что рассуждать некогда, что уже все некогда, что надо срываться с места, бежать, спотыкаясь о ветви, хватающие за ноги, а куда я бегу вообще, черт, только заблудиться не хватало… взбираюсь на холм, почему не хватает воздуха, а ведь мне всего двадцать пять, оглядываю темноту ночи в той стороне, где должен быть дом…

…какого черта я вижу, марсианский пейзаж, что-то черное, стекловидное, мерцающее, из чего проступают руины, в которых мечутся призрачные тени, потрясают огромными стрелами, летящим через океан…

…трещат ветки, тыква неуклюже перебирается по деревьям, прыгает мне на плечо, чер-р-т, когти свои убери…

— Что… что там… — показываю в темноту, — это… это вы устроили?

— Что вы… это… это они… там…

Начинаю понимать все, все, а вовремя тыква сказала — «бежать…»

Непространственное безвременье

…есть пространство…

…не успеваю договорить даже мысленно, уворачиваюсь от падающей на меня балки, которая все-таки больно бьет по ноге, чер-р-рт…

…и есть время — мысленно кричу кому-то никому.

То, что еще осталось от города, вздрагивает, как будто подскакивает на месте.

…это в нашем, в нашем мире, в нашей реа-а-альности…

…последнее домысливаю, уже падая на остатки бетонной крыши, думаю, что при следующем ударе свалюсь вместе с ней в бесконечную бездну города.

…а в других реальностях кроме пространства и времени есть что-то еще, что-то другое…

…мир давится сам собой, собирается вывернуться наизнанку, замирает в прыжке от самого себя к самому себе…

…время, пространство, и…

…не понимаю, почему все еще жив, так просто не должно быть…

…и что-то еще. А есть миры, в которых нет пространства, но есть время, есть миры, в которых…

…снова падаю…

…нет ни пространств, ни времени, зато есть что-то другое, и не одно, а два, десять, миллион…

…затаиваюсь, еще что-то исполинское падает на меня, с хрустом врезается в стену, надо же, повезло…

…и во всех мирах…

…замираю, даже не сразу понимаю, что на этот раз мне на голову ничего не падает, а чего это…

…и во всех мирах… — выдыхаю, — они наделены разумом… эти… которые… не пространство, и не время…

…падаю с обломков крыши головой на торчащую арматуру, а чего ты мне в голову не воткнулась, а чего мы с тобой разминулись, так не бывает…

…и они в нашем мире… — перевожу дух, — ищут признаки разума… ищут у пространства и у времени, не понимают, что здесь нужно искать разум не у пространства просто, а у разрозненных фрагментов пространства, у нас…

…город рассыпа… нет, это не город рассыпается, это само пространство перестает быть — не понимаю, почему вокруг меня все еще есть воздух…

…здесь нужно искать разум у…

…замираю, понимаю, что ни черта это не поможет, ни черта — ни черта, они так и не поймут, что мы способны мыслить, они… кто они… что я вообще знаю про них… что понимаю… понимаю только одно, что они не увидят разума в этом мире, они высосут этот мир дочиста, до последней капли…

…мир замирает, делает вдох…

…что-то меняется, что-то исчезает, но не здесь — там, в других мирах, исчезает что-то, наделенное разумом, уничтожившее само себя, но почему, почему…

Страшная догадка…

…хватаюсь за соломинку, думаю, есть ли еще время прокричать кому-то тому, там, прокричать по-человечески, по-другому не умею, что напрасно это непонятно что непонятно где усомнилось в своей разумности, может, еще сможет вернуть свой мир…

Прыжок через бескостерье

…горю и не сгораю в огне костра, извиваюсь в языках пламени, горю и не сгораю — через мириады веков, через череду тысячелетий. То вспыхиваю на жертвенном огне под бой барабанов, то кричу от боли на костре инквизиции, то сгораю в огненном шаре, которым когда-то была земля, то еще пытаюсь ползти куда-то в непроглядном дыму взорванного дома, где пол раскаляется все больше и больше, обжигая ладони, то разлетаюсь частицами в пламени Большого Взрыва, то падаю в оглушительный треск костра, в который превратился мой город, то живьем поджариваюсь в пламени пустыни под невыносимо палящим солнцем, готовым поглотить планету — то…

На меня смотрят косо — они, все, сколько их ни есть, несть им числа, они прыгают через костры, они соревнуются друг с другом, кто дальше прыгнет, кто одолеет больше веков, чтобы не угодить в пламя — я же старательно выбираю всполохи пламени, я прыгаю от огня к огню, словно пытаюсь заглушить холод в душе. Я вспыхиваю в пламени, когда говорю, что шар земной — не центр мира, и есть другие солнца и другие земли, я сгораю, когда пытаюсь освободить девушку, заточенную для жертвоприношения, я задыхаюсь в огне, когда пытаюсь принести мир в края, охваченные войной, я задыхаюсь в пламени, когда пытаюсь спасти что-то из пожарища, охватившего планету в последние её часы…

Люди смотрят на меня, говорят — тот самый, прыгают через костры, стараясь перелететь, тогда как я прыгаю из пламени в пламя.

И меня даже не зовут Феникс…

Мертвец

Однажды охотник шел по лесу и увидел мертвеца.

— Мертвец! — закричал охотник, — настоящий мертвец!

— Охотник! — закричал мертвец, — настоящий охотник!

Охотник очень испугался и даже хотел убежать, но пересилил себя, и спросил:

— Что… что с вами случилось?

— Со мной? Да ничего. Вроде все хорошо…

— Я… я должен позвать следователя, — сказал охотник.

— Обязательно позовите следователя! — оживился мертвец, — я никогда не видел следователей!

— А вы… а вы будете тут?

— Да, конечно, я буду ждать следователя! — снова оживился мертвец.

Чуть погодя пришел следователь.

— Что с вами случилось? — спросил он.

— Со мной? Да вроде бы ничего, — ответил мертвец, очень обрадованный, что первый раз в жизни увидел следователя.

— Но… кто вас убил?

— А что, меня кто-то должен был убить?

— У вас дыра в черепе…

— Ой, извините, — спохватился мертвец, заметив, что ни у кого — ни у охотника, ни у следователя — дыры нет, а у него есть, — сейчас… чем-нибудь заделаю…

— Нет-нет, не стоит, все должно оставаться так, — одернул его следователь, — кто вас убил? Вы не помните?

— Ой, честное слово не помню.

— Как давно вы здесь?

— Право же не помню…

— С кем вы пришли сюда? Как это случилось?

— Я… честное слово… не помню…

Следователь спохватился, что и правда, нечего требовать от мертвеца, чтобы он все знал, он же мертвец, а мертвецы ничего не знают.

— Я должен забрать вас в участок, — сказал следователь.

Мертвец очень обрадовался, ведь он никогда не был в участке. Он так торопился, что даже потерял свою руку, но тут же поставил её на место.

В участке мертвеца поселили в мертвецкую — мертвец был очень рад, что для него даже отвели целую комнату. Следователь прочитал про всех, пропавших без вести в лесу у реки, и терпеливо допрашивал мертвеца:

— Вы не Август Морган?

— Нет.

— Вы не Натали Лоренцо?

— Тоже нет.

— Вы не Мишель Лауль?

— И тоже нет.

— Кто же вы?

— Мертвец. Просто мертвец.

Мертвец был просто счастлив: каждый день к нему приводили людей и спрашивали, не знает ли он кого-нибудь из них.

— Не знаю, — отвечал мертвец, — а теперь знаю. Очень приятно познакомиться, а я мертвец.

Люди пугались, когда мертвец пожимал им руки, ему даже пришлось купить белые перчатки, чтобы не пугать людей.

— Может быть, мы найдем вашу семью, — говорил следователь.

— Как здорово! — обрадовался мертвец, — у меня будет семья!

Однажды к мертвецу привели человека, который побледнел, когда увидел мертвеца, а потом сказал:

— Вот что… я плачу тебе двадцатку, ты говоришь, что меня не знаешь, усек?

— Вы знаете этого человека? — спросил следователь.

— Знаю. Он дал мне двадцатку и просил сказать, что я его не знаю.

— Ах вот как, значит… — кивнул следователь и сказал человеку, — вы арестованы.

Человек закричал что-то протестующее, но его никто не слушал: на человека надели наручники и увели.

Через пару дней следователь сказал мертвецу:

— Мы купили вам костюм. И гроб.

Мертвец очень обрадовался, когда увидел красивый черный костюм с бабочкой и не менее красивый гроб. Потом приходили люди, принесли много цветов, — мертвец был весьма польщен, что ему подарили столько цветов, и понесли по городу в гробу, и усыпали дорогу цветами. Мертвец даже сказал, что не заслужил всех этих почестей, ведь он ничего такого не сделал.

— Так полагается, — сказал следователь.

И начал говорить о том, какой хороший был мертвец. Мертвец смутился еще больше. А потом гроб закрыли, стали опускать в землю и засыпать землей…

— …нет-нет, я так не хочу! — закричал мертвец, — а ну-ка, выпустите меня отсюда!

— Но… так полагается… — растерялся следователь.

— Мало ли что там полагается, а я не хочу! — еще больше рассердился мертвец.

— Но… как же тогда с вами поступить?

— Ну, если я вам так мешаю, я могу вернуться в лес.

— Ну, еще не хватало, чтобы у нас тут по лесу ходили мертвецы и всех пугали, — не согласился следователь, — оставайтесь у нас в конторе… будете помогать…

Мертвец очень гордился тем, что будет помогать следователю, да еще и в таком нарядном костюме — он очень старался, бережно оформлял документы, а когда его взяли на место преступления, он был вне себя от счастья.

— …как вы думаете, кто это мог сделать? — спросил следователь, глядя на ограбленный магазин.

Мертвец отмотал время назад, и посмотрел, как продавщица и её парень выносят из магазина золотые цепочки и кольца.

— Это сделала продавщица, — сказал мертвец.

— Как… как у вас это получилось? — спросил следователь.

— Я отмотал время назад, — ответил мертвец.

— Но… но как?

Следователь не договорил, ему пришло сообщение на телефон о результатах ДНК мертвеца. У мертвеца оказалось не две, а три спирали в ДНК, и это было удивительно.

— ..Я что-то сделал не так? — спросил мертвец.

— Вы много что сделали не так… — ответил следователь, — но это ничего, бывает, все мы ошибаемся. А теперь я бы хотел побольше узнать о вашей планете… конечно, эту честь стоит предоставить властям и ученым, но я хотел бы быть первым, раз такое дело…

Мертвец был очень польщен, что будет говорить аж с настоящим властями, да еще и с учеными. Еще не на одной планете его не встречали так здорово, ему было даже немного жаль растворять её в небытие, но что поделать, надо чем-то кормиться…

Народ, который…

…народ, который не просто сохранился в легендах — он всегда существовал только в легендах, люди его никогда не ступали на настоящую землю, никогда не срезали настоящие пшеничные колосья, никогда не зажигали в домах настоящие огни. Возможно, они могли бы попытаться выйти из легенд в живую жизнь, но они даже не задумываются о том, чтобы выйти в настоящий мир, они считают настоящим свой мир, мир легенд и преданий, и с удивлением и легким презрением смотрят на те странные народы, что живут в настоящем мире, который они считают миром легенд.

…народ, последнее поколение которого не стало по осени зарываться в землю, чтобы стать прахом, из которого прорастет новое поколение, — а расправило крылья и поднялось в осеннее небо, исчезло в тумане.

…народ, первое поколение которого поднялось из тумана безвестной планеты, отправилось в путь по бесконечному космосу.

…народ, которому был дан величайший дар — жить одновременно в нескольких отрезках времени, переживать множество вариантов реальности — народ, растративший свой дар непонятно на что, народ, возлюбивший солнце так, что отправился к солнцу и сгорел в его пламени. Народ, увидевший это, и возненавидевший солнце так, что погасил его, и застыл насмерть. Народ, возлюбивший воду так, что ушел на дно море и утонул. Народ, увидевший это и возненавидевший воду так, что уничтожил её по всей планете и погиб в засушливой пустыне. Народ, возлюбивший землю так, что зарылся в землю и сам стал землею, народ, увидевший это и так возненавидевший землю, что разрушил её, и погиб в бесконечной пустоте космоса. Народ, возлюбивший небо так, что поднялся в небо бесконечно высоко — и погиб в бесконечных пучинах космоса. Но увидев это и возненавидев космос, народ не смог победить бесконечно высокое небо, как ни старался…

…народ, бросивший вызов космосу и непременно погибший бы в его черных пучинах, если бы не следы некогда величайшего и могущественного народа, от которого на безжизненных планетах остались руины городов, древние письмена, величайшие тайны. Народ, который странствовал по бесконечности, ища следы великого потерянного народа, погубившего самого себя на пике своего величия. Народ, который оставляет после себя на планетах величественные города, а в небесах — исполинские воздушные корабли. Народ, который так и не поймет, что народ, который он ищет — это и есть он сам, не успеет понять…

Собирать…

…собирать себя — по обрывкам обрывков, по снам снов, по воспоминаниям воспоминаний. Осознать себя, спохватиться в суете осенних будней — я есть, еще толком не понимая, кто «я». Читать себя самого, вертясь обрывком в вихре октября, пытаться разобрать по обрывкам фраз, что это было, когда было — «…ция», «листо…», «…ствие», «о…», «…и». Соединяться — робко, неумело, со случайно пойманными обрывками, сомневаться, да точно ли была «акация» и «листопад», а о — точно ли «осень»? Собирать себя — по руинам руин, проснуться от многотысячелетнего сна разобрать непонятные знаки на осколке камня, оставшемся от самого себя, пытаться понять, что значит треугольник в круге, — знак солнца, или знак дерева, или знак пути, из которого нет возврата.

Искать самого себя — по следам в пустыне, занесенным давным-давно, по сорванным парусам давно истлевших кораблей, по картам несуществующих земель, по мимолетным упоминаниям в забытых летописях, по случайно оброненному слову, которое взялось в языке неведомо откуда.

Собрать себя — склеить из осколков, соединяя несоединимое, втереться, вклиниться в историю, в летопись, в ход времен, поднять на врата герб из осколков, где крылья летучей мыши складываются с рыцарскими доспехами и полной луной, переходящей в глаз совы. Собрать себя, вспомнить свое имя, сомневаясь, точно ли оно звучало именно так, не зная, как произносятся тайные знаки. Собрать себя, не зная, те ли взяты осколки и обломки, или случайно подхвачены чуждые друг другу фрагменты, и было ли то, что собрано из кусков, или это было лишь минутное наваждение, сон сна…

Как ловить Полночь

…ловить полночь — занятие, скажу я вам, сложноватое, а уж поймать полночь — занятие и вовсе немыслимое. Полночь ловить, дело сложное, первым делом нужны часы, да не какие-нибудь, а большие, башенные, только ни в коем случае не бешенные, на крайний случай, подойдут часы, торчащие на столбе на площади — хотя никуда они не пойдут, часы ходят, но так никуда и не приходят, таков их путь. А дальше надо дождаться ночи — она всегда опаздывает, но вы дождитесь — и действовать…

Самая грубая ошибка — рубить ночь пополам. Полночь — это ни в коем случае не разрубленная пополам ночь, полночь, это совсем другое. Многие ловцы полуночи саму полночь и в глаза не видели, несут на рынок половинку ночи, из которой струится тьма, кричат — полночь, полночь, а полуночи-то и нет.

Ждите полуночи. Замрите. Дождитесь, когда полночь захлопает перепончатыми крыльями и опустится на часы — вот тогда-то набрасывайте сачок, бережно-бережно подхватывайте полночь, осторожно, чтобы не поломать крылышки.

Это я вам говорю, потому что я вас не боюсь, что вы у меня работу отнимете, — потому что ничего у вас не получится, с полуночью уметь надо, а вам где с полуночью управиться, не получится у вас ничего. Это я ловлю полуночи, продаю по пять золотых за штуку… кому продаю-то? Да всем, кому ни попадя, чернокнижникам, магам всяким, которым в полночь ритуалы проводить, а что вы хотите, у всякого чернокнижника должна быть своя полночь, вон, видите, идет, а полночь на плече на цепочке сидит. Да вы подходите, не стесняйтесь, может, сами себе полночь выберете… что значит, не чернокнижник? Откуда вы знаете? А вы пробовали? То-то же. А так полночь появится у вас своя собственная, глядишь, и научитесь чему-нибудь… Только ко мне сильно не присматривайтесь, а то заметите не ровен час, что я сам — полночь…

Число и дата

…меня убили ровно в полночь — но полночь тут же сказала, что не хочет, чтобы меня убивали, и раз так, и раз меня убьют непременно в полночь, то её, полуночи, вообще не будет, она сию минуту собирает чемодан и уходит из города. Вот так вот, в вашем городке вообще полуночи не будет, сразу после одиннадцати… да хоть тринадцать, да хоть сколько, ей, полуночи, все равно. Полночь стали уговаривать, что так надо, ведь я — тринадцатое число, и меня должны убить в полночь, чтобы наступило четырнадцатое. Все стали уговаривать полночь остаться, но она только хмурилась, и говорила, что останется, если я останусь тоже. Наконец, жители города нехотя согласились, пусть у них будет всегда полночь, и всегда тринадцатое сентября, пятница — с условием, что в полночь будет и восходить солнце, и светить, и заходить на закате, а после пяти пятниц две пятницы будут нерабочими. Полночь радостно обняла меня, и мы отправились в кафе, ароматно пахнущее корицей и яблоками, — нам было что сказать друг другу…

Вычеркнутое

…вычеркнутое:

Тот вариант, где тринадцатое число нагоняет, врывается в самолет, вонзается в меня зубами.

Тот вариант, где осень пересекает полушария, обрушивается туда, где я спрятался в вечном лете, пронзает мое сердце.

Тот вариант, где изо дня в день каждые восемь утра Энн заваривает кофе, и открывает ставни, и почтальон ровно в семь кладет на порог газету за двенадцатое число — но потом все равно происходит неминуемое.

За титановой дверью

6

(думает)

…неясные закорючки, это какой-то узор, нет, не похоже на узор, ни на что не похоже…

5

(пишет)

…все еще не могу прийти в себя от ужаса, от увиденного там, за дверью, от слепящего света высоко в небе, от летящего на меня воздуха, от мириадов звуков, от зеленого, шевелящегося со всех сторон…

4

(пишет)

…все больше думаю, что там, за титановой дверью должно что-то быть, дверь не может быть просто в никуда…

3

(пишет)

…запасов осталось на две тысячи лет, жутко представить себе этот срок…

2

(читает)

…

(думает)

…что значит, армагеддон, что значит, властелин мира, кто это писал, почерк незнакомый, или я уже не узнаю свой собстве…

1

(пишет)

День первый…

Что ждет маяк

…маяк все еще оставался на том же месте, когда все его сородичи уже давно перебрались в те края, куда ушло море. Маяк ждал моря, ждал плывущих по морю кораблей, верил, что море вернется — когда-нибудь, ведь все меняется, и что-то возвращается на круги своя. Вокруг маяка менялись города, рушились в прах величественные империи и снова восставали из праха, а маяк все стоял на берегу ничего, ожидая моря и кораблей, плывущих по его волнам. Маяку со смехом говорили, чтобы он прекратил заниматься ерундой, чтобы шел за морем, как все уважающие себя маяки, или поискал себе другую работу, ну хотя бы стал кафе. Но маяк продолжал стоять в пустыне, глядя в бесконечную даль, даже когда ему говорили, что на всей земле не осталось ни капли моря, оно высохло, сожженное солнцем, кораблям не по чему плыть, и маяк может больше не ждать. Иногда маяку снилось море, застывшее на одинокой планете где-то бесконечно далеко — все моря давно покинули этот неприютный мир, и только одинокое море, заледеневшее под остывшим солнцем, ждало свой маяк…

Тем более маяк удивился, когда увидел корабль. Откуда вы взялись, ведь моря нет, изумился маяк. В ответ корабль только рассмеялся, и приблизился к маяку, на свет которого летел через сотни световых лет…

Сон без номера четвертого

…иногда мне снится, что у меня есть семья, и вечерами мы садимся за стол вокруг запеченного уюта, отрезаем по кусочку. Заметил, что эти сны приходят чаще в смену номера четвертого, это как-то связано, понять бы еще, как именно…

…сквозь сны о семье прорываются настоящие кошмары, как я кричу что-то в толпе, кто-то теснит меня, кто-то скручивает руки, а потом я проваливаюсь в темноту, и ничего нет. Я в ужасе просыпаюсь от этого жуткого чувства, что кто-то словно отключает мое сознание в тот момент, когда мы уже прорываем кордон, чтобы бежать из… откуда? Сон не говорит, — да и в конце-то концов, это всего лишь сон.

…мне не хватает номера четвертого — вернее, не так, мне нет дела до номера четвертого, но мне не хватает снов, которые приходили с номером четвертым, снов о доме и о семье. Замечаю, что когда я пытаюсь вызвать эти сны, они приходят сами — если в строю незаметно прикрыть глаза и тихонько прислониться к станкомпьютеру, то можно увидеть, как я собираю на лесной поляне уютные вечера, и женщина рядом со мной вроде как моя жена, а поодаль дети…

…сиводни нашол страные запеси на бумаги пра сны и пра номира читвертава, и атнйос номиру пятаму а он сказал што я маладец и дал кусок сахару…

Спелун

— …проснитесь… проснитесь…

Кто-то растирает мне виски, кто-то в страхе отскакивает, когда я открываю глаза и приподнимаюсь из гроба. Хочу сказать, что тут будет правильнее не «проснитесь», а «оживите», не могу, слова еще не вернулись ко мне…

— Здра… здрассьте…

Даже не говорю, что он неправильно произносит, в самом-то деле, кто он такой, чтобы сказать правильно…

— Э… вы… — кажется, он боится меня.

— Должно быть, вы хотели спросить, как я себя чувствую?

— …совершенно верно… вы…

— …вроде ничего… — пытаюсь подняться, получается удивительно легко, будто я и не умирал, — вы… вы, должно быть, что-то хотели?

— Оживить вас.

— И только…? — не верю, что вот так, просто, кто-то решил оживить меня, из сочувствия, разве так бывает, и даже не потребует взамен сделать что-то… а что я вообще могу сделать…

— Расскажите о себе… пожалуйста, — смотрит на меня с нескрываемым любопытством.

— Я… да что я… Спелун…

— Слепун?

— Нет, что вы, Спелун… Праздник спелой луны, когда луна созревает, луну собирают…

— Здорово… а что делают на этот праздник… на вас?

— Ну… делают сыр в форме луны, лепешки, украшения в виде луны, водят хороводы в виде луны, говорят, «Как луна убывает, так все горести твои убудут, как луна прибывает, так все богатства твои прибудут».

— Как интересно… говорите, в форме луны… а еще что-то можете вспомнить?

Догадываюсь:

— Вы археолог?

— Нет, я… гхм… как бы это сказать… в общем… я хочу вас возродить.

Мне кажется, я ослышался.

— Меня? Но… какой сейчас год?

— Две тысячи сорок седьмой.

— Простите, но что-то не сходится… я помню трехтысячный год…

— Как же… а, должно быть до нашей эры… хотя постойте-постойте, ну конечно же! У нас же с вами разное летоисчисление… но я вам точно скажу, что после вашей смерти прошло не менее четырех тысяч лет…

Мне становится не по себе, и самое главное, до сих пор не понимаю, зачем я нужен…

— Отлично, отлично, сейчас же закажем все это…

— Ч-что… закажем?

— Луны, надписи… дизайнеры наши постараются, а там и на фабриках наштампуют… скажите, а вот кто-нибудь, сидящий на луне, подходит для вас? Ну, например, котенок на луне, или домик на луне?

— Ну… вроде как да…

— Отлично, отлично… а когда вас праздновали?

— Осенью… в середине.

— А число?

— Да не было числа, луна-то в разное время созревает…

— Но вы говорите, в середине осени… пятнадцатое октября подойдет?

Я не знаю, что такое октябрь, в мои времена его еще не было.

— Отлично, отлично… сейчас выпишу вам ключи от квартиры, я думаю, найдете этаж октября, и пятнадцатую квартиру, там кроме вас еще…

…теряюсь в бесконечном перечислении «еще», не знаю ни одного из этих праздников, не представляю себе, как мы поместимся там все. Думаю, как бы меня не выставили на улицу, а то ведь запросто…

…здравствуйте, я праздник луны…

…не то.

…здравствуйте, я Спелун…

…тоже не то…

…проклинаю себя за нерешительность, вот ведь черт, слишком привык к тому, что я единственный на всю осень, мне поклоняются — а теперь нате вам, кончились счастливые времена, я один из… ста? Из тысяч? Из тысячи тысяч? Из… из…

…осторожно толкаю дверь большого дома, жду, что на меня обрушится гвалт и гомон — вместо этого меня буквально оглушает тишина, как будто… да нет, не как будто, а и правда никого нет…

— …я… я должен вам признаться…

— …извините, не до вас… Только у нас! Только сегодня! Распродажа лун к Спелуну, купите три луны, и получите в подарок надписи! Как луна убывает, убудут ваши беды, как луна прибывает, пусть прибудет ваше богатство! Так что вы хотели?

— Праздники… их нет…

— В смысле, нет?

— Я зашел в дом… там никого не было, ни единой живой души!

— Вот как?

— Да… похоже, праздники… они… исчезли…

— Да? Вот оно что… впрочем, это неважно… О-о-о-о-братите внимание, с нами сегодня настоящий Спелун, праздник спелой луны, и если вы сделаете покупку на сумму от тысячи у-е, вы получите луну с автографом самого праздника!

Он даже не смотрит в мою сторону — тихонько выскользаю из магазина, бреду к дому, толкаю дверь, смотрю на новогоднюю ёлку, россыпи красивых коробок, для интереса разворачиваю одну, — ничего нет, вторую, третью, — ничего, заглядываю за ёлку, ищу праздник — пустота.

Обхожу пустой дом, углядываю неприметную дверцу черного хода, смотрю в темноту осенних сумерек на едва различимую дорожку, замечаю следы, кто-то уходил по ней, то ли недавно, то ли бесконечно давно, — спешу по следам в подступающий холодок, даже не спохватываюсь, что не набросил плащ…

Тело для тринадцатой сумочки

…вот не понимаю я этого, когда люди покупают уже десятое тело, потому что, им, видите ли, одновременно нравятся десять пар туфель, и они хотят надеть их все сразу. И это в то время, когда две трети населения не могут позволить себе даже одного тела, и обречены на небытие! Не понимаю, и тут же покупаю себе одиннадцатое тело, потому что наткнулась в магазине на одиннадцать сумочек, и не могу выбрать какую-то одну, и если заскочу в соседний отдел, придется заказывать еще два-три тела. И это я еще в парикмахерскую не заглядывала…

…доводит до вашего сведения, что сбой в программе запасного тела исключен, и если тела уходят от вас, это значит только одно, что кто-то взломал систему защиты вашего тела, обратитесь в полицию, чтобы найти виновного…

…ага, так я им и поверю, сбой исключен, сами понаделают всякой гадости, втюхают покупателям, а потом руками разводят, а мы тут не при чем. Убила бы… Придется самой искать, только сначала надо во всех этих копиях выискать себя настоящую, а там и…

…девчонки, это ппц полный. Я себя настоящую искать начала, так что вы думаете? Охренеть не встать, а настоящую-то себя я и не нашла! Походу, это я настоящая сама от себя сбежала, и где теперь саму себя искать? У кого какие предложения? У меня так вообще полный раздрай в голове, да и головы-то своей теперь нет…

…а чего вы в комментах беситесь? Ну да, накупила еще себе три тела, а я что могу сделать, если мне эта статья на глаза попалась с идеями праздничного макияжа, и я хочу абсолютно ВСЕ, а лиц мне не хватает? Разберусь-разберусь с собой, еще успеется…

…похоже, сегодня себя видела, рядом с какой-то девчонкой на фотке, девчонка эта от какой-то болезни вроде кончается уже, я её акк посмотрела, стихи какие-то пишет, картины рисует, короче, делать нечего… Нет, я тоже когда-то чем-то таким баловалась, может, снова начать, только не к спеху… Ладно еще разберусь с этой пигалицей, какого черта она меня у меня увела, только не к спеху, я тут магазинчик один приглядела, там шубки, вообще закачаешься, думаю, еще пятерых себя заказать, ну а что, нечего такие шубки выставлять, что я удержаться не могу…

Дом без привидений

…дом появляется из ниоткуда, из тумана, замирает, испуганный не меньше меня. Нет, не мой дом, какой-то чужой, я никогда его раньше не видел, да много ли я здесь видел домов, я здесь впервые.

— Э… да ничего страшного…

Что с нами, что-то быстро мы привыкли вот так легко разговаривать с умными домами, как будто они люди, не нравится мне это…

— Извините еще раз… — огоньки в тумане, свет из окон, — а вы бы…

…уже хочу снова добавить, что ничего-ничего-ничего страшного, когда дом меня обрывает:

— А вы не могли бы мне помочь?

Уже открываю рот, чтобы сказать, что я не каменщик, осекаюсь.

— А…

— …видите ли, я тут недавно остался без хозяев… уехали…

Откашливаюсь, выкашливаю из легких холод пополам с туманом:

— Что же… попробую помочь вам найти новых хозяев, дам объявление…

— Да нет, нет, простите, вы не поняли…

Думаю, как бы потактичнее сказать, что я дом покупать не собираюсь, так что пусть дом сам как-нибудь, не знаю, как раз такой умный, может и объявление дать в самом-то деле…

— …понимаете… я вот всю жизнь мечтал быть домом… с привидениями…

— Боюсь, если вы ищете привидений…

— …именно так.

— Но я…

— …вы тоже не знаете, где их искать?

— Боюсь, что не знаю…

— Значит… вы не можете мне помочь? — мне кажется, дом сейчас заплачет.

Чувствую, как продрог, смотрю на уютный свет за окнами дома, понимаю, что все бы отдал за то, чтобы оказаться там хотя бы на одну ночь, а там что-нибудь придумаем, чтобы помочь дому…

— Я… попробую помочь. Позвольте… я войду…

Дверь приоткрывается, меня окутывает живительное тепло, только сейчас понимаю, как продрог в холоде октября, уже начинаю сомневаться, да точно ли мне не нужен этот дом…

— Посмотрите, тут три спальни наверху, две ванные, кухня, гостиная с камином… Да вы поднимитесь наверх, посмотрите, отдохните в спальне, а то извините, у меня ужин не готов еще…

Сам не знаю, почему поддаюсь, почему поднимаюсь по лестнице, которая предательски проваливается подо мной, мир изгибается под не пойми каким углом, это еще что…

…прихожу в себя, если это можно назвать — «прихожу в себя», почему все так переменилось, почему я не узнаю сам себя, почему, почему…

— Спасибо вам… большое спасибо…

Хочу ответить, что я ничего не сделал, прохожу сквозь стену, понимаю все…

Мир под парусами

— …а я до Дуобе доеду?

Грохот рельсов, вагон качается, несется в пустоту чистого поля.

— А… — люди как будто только что видят меня, — не-ет, какое там, он в другую сторону.

Пытаюсь выверить направление, какая, к черту, другая сторона, должно быть Дуобе…

— …не-ет, проехали уже.

Снова смотрю на полузнакомые места, нет, быть не может, провалиться мне, если то проржавленное дерево и этот высохший рекламный столб был не в Дуобе…

— Но…

— Так вы проехали… понимаете… здесь не бывает Дуобе.

— Здесь? Где это здесь?

— Ну… здесь… Здесь, вот, например, Ауклинн…

— Ауклинн… вырисовывается что-то знакомое, какая-то всем забытая даже не деревенька, а полтора дома где-то на повороте к Дуобе…

— Или вот, Берд…

Еле сдерживаюсь, чтобы не подумать — бред.

— Вот туда едем, там остановитесь…

Меня передергивает:

— Да зачем там, если мне в Дуобе надо?

— Забудьте, — отмахивается кто-то.

Не понимаю, какого черта с меня требуют, чтобы я забыл про собственный город, в котором жил и живу, это новенькое что-то…

Не выдерживаю:

— Здесь остановите!

Дрязг — трамвай замирает возле чего-то, отдаленно напоминающего руины, двери раздвигаются.

— Это… это что…

— Дуобе ваш… выходите, — посмеивается кто-то.

— А если серьезно?

— И я серьезно. Здесь вот так…

— …так вам, значит, паруса нужны? — он испытующе смотрит на меня.

Мотаю головой:

— Э нет, не мне…

— Да нет же, вам…

— Не, правда…

…он смотрит на меня с подозрением:

— А, так ты еще не понимаешь ничего…

— …миры, они же на месте не стоят, они туда-сюда летают… — начинает он задумчиво, — и куда этот мир понесет, кто его знает, вот сегодня тут крохотная деревушка или крепость какая, а завтра уже мегаполис огромный, или наоборот, руины одни остались, мхом зарастают, никто про деревушку эту и не помнит вовсе… А ветер, он куда только не дует…

До меня наконец-то доходит:

— И надо паруса ставить, да?

— Вот точно, точно, паруса… только нельзя…

— Почему… нельзя?

— Ну, ты сам подумай, ты для своего Дубинска, или как там его, парус поставишь, чтобы через десять лет тут город был, а через полвека столица мира — а из-за этого остальной весь мир к чертям навернется, оно надо? Я уж не говорю, что никто толком и не умеет паруса эти ставить, вроде все верно рассчитал, а ветер унесет куда-нибудь никуда, где вообще людей нет…

Догадываюсь:

— А вы, значит, умеете…

— …значит, умею… только чш, никому, а то разболтаешь всем, мне голову оторвут… не боись, научу…

.

…отсюда я не вижу врага, я только чувствую его бешеную ярость по мере того, как он отчаянно пытается выставить парус, который рвет и рвет ветер. С хрустом и треском ломается мачта, на которую я пытаюсь поднять свой парус, я хватаюсь за обломки того, что должно было вывезти мир в реальность Дуобе, — отсюда, бесконечно свысока мир кажется совсем крохотным, готовым размозжить мне голову в стремительном падении. Наконец, кое-как закрепляю парус на обломках мачты, ветер тащит мир в две реальности сразу, слышу оглушительный треск, это не мир, это…

.

…дальше там вообще не пойми какой мир начинается… Там вроде и не люди уже, а не пойми что… так что осторожнее, этот мир стороной обходите, а вон там знатный мир, только туда по мосту надо через портал, мост-то развалился весь, трамвай еще вроде как ходит, трамвай ничего не боится, только кто на нем поехать рискнет… дураков-то нет…

…и повелел император…

Есть дом.

Два этажа, спальня, окно с видом на рощу.

Роща тоже есть.

И птица, которую я постоянно слышу, но не вижу.

Еще есть озеро, и холм. А дальше трава постепенно чахнет, превращаясь в безжизненную пустошь.

Еще есть луна, всегда полная. И есть солнце, какое-то жаркое, но не знойное, прикрытое облаками.

Еще есть я.

Чтобы дойти до пустоши, нужно идти весь день. Пару раз я пытался отправиться на пустошь, понимал, что погибну от жажды быстрее, чем дойду до… да ни до чего, потому что ничего здесь нет.

Еще есть он.

…и повелел император создать зверинец, который простирался бы от солнца до самых далеких окраин, где солнце видно не больше, чем самая далекая звезда в небе. И повелел император пустить крылатые фрегаты бесконечно далеко на тысячи тысяч веков, и шли фрегаты к землям, еще не знающим жизни, и добирались — через нескончаемую пустоту, касались миров, в которых пробуждалась жизнь и сознание, — подхватывали кусочек мира, бережно-бережно отрезали, уносили с собой через века и века…

…этого я не знаю.

Этого мне никто не сказал.

…снова посылаю в космос сигнал — хоть какой-нибудь. Снова жду, сам не знаю, чего.

…и повелел император…

…император давно умер. Тысячи лет назад.

Я тоже умер тысячи лет назад.

И те — я называю их «те», потому что даже не представляю, сколько их, и кто они.

Он тоже умерли.

Если бы…

Вот это коротенькое, мимолетное — «бы».

…вспоминаю, как в бесконечной суматохе дней мечтал заснуть — на год, на два, на тысячу тысяч лет.

Бойтесь своих желаний, они могут исполниться.

Думаю, мечтали те, там, в далеких мирах у меня над головой, уснуть на тысячи лет. И спят ли они вообще.

…и повелел император погрузить себя в многовековой сон, и пробудить, когда будет сложен небесный зверинец, у которого нет стен, только опора под ногами и зияющая пустота вверху.

Иногда мне жаль императора, — он тоже одинок, у него тоже ничего не осталось, его подданные умерли миллионы лет назад, о его империи не осталось воспоминаний, сама жизнь на его земле рассыпалась в прах, оставив руины в песке и истлевшие кости на ступенях некогда величественных дворцов. Иногда я благодарен императору, что позволил мне пережить мой собственный мир. Иногда я ненавижу императора, сам не знаю, за что.

Сегодня открылась дверь. Я говорю — «дверь», потому что не знаю, как назвать иначе. Я ждал, что что-то набросится на меня оттуда, из-за двери — не дождался, ничего не было, до безобразия — ни-че-го…

— …алло! — крикнул я.

В нашем народе полагалось кричать «алло».

Само собой, мне никто не ответил. Я ждал удара током, ждал боли, ждал смерти — ничего не происходило, я шел и шел по каменистой пустыне, усыпанной, как мне показалось, алмазами, только теперь это не имело никакого значения. Я искал кого-то, и кто-то где-то так же упорно искал меня, но, кажется, не видел ни меня, ни моего дома, ни моего мира.

Честно говоря, после этого мне было не по себе, я даже перевел дух, когда дверь закрылась. Должно быть, кому-то там, наверху, показалось, что я чем-то похож на того, неведомого, — раз нас попытались свести вместе — и все остальные еще меньше похожи на меня.

Есть дом.

Есть спальня с видом на рощицу.

Есть пустошь.

Есть книга, в которой каждый раз написано что-то новое.

Иногда мне кажется, что я чувствую, когда приходит император. Но это, конечно, только кажется, — я не могу почувствовать императора, а может ли он почувствовать меня? Или он собрал со всего мира удивительных созданий, но не может даже ощутить, правда ли они томятся взаперти вокруг пылающей звезды, или император рвет и мечет, разгневанный, что его обманули и не привезли ни одного редкого создания.

Есть дом.

Есть спальня

Есть окно с видом на рощицу.

Птица, которую я вижу, но не слышу.

Иногда выпадает снег, теплый, сухой, я боюсь его трогать. Потом тает.

И повелел император…

…давай убежим.

Ошибка… нет, не ошибка, книга пишет на странице — давай убежим.

Смеюсь про себя, куда, зачем, и что я увижу — мертвую землю, если вообще есть какая-то земля…

Книга настойчиво повторяет:

Давай убежим.

Закрываю книгу, выбираюсь на улицу, иду к пустоши, зачем я иду к пустоши, почеу я вижу ракету, еще вчера её здесь не было, почему бегу во весь дух, почему кричу свое «А-а-а-ло-о-оо-о», врываюсь в пустоту ракеты, чего я ищу, здесь никого нет…

Как-то все просто, до неприличного просто, задать координаты земли, нажать на старт, и…

…мир разрывается на куски.

— …посадка разрешена…

— А я… я не знаю… как эту штуку…

— …да не волнуйтесь, мы сами все сделаем!

…меня выводят под руки из того, что осталось от ракеты, даже не сразу понимаю, что вижу свое лицо, и еще, и еще, и свой дом, и еще один…

…жил-был император, который…

…и все-таки мысленно благодарю императора, если он вообще еще сущестывует…

…и тогда небесная флотилия императора…

Книга путается, засыпает.

Оказывается, книге тоже нужно спать…

За 24 часа

— …у вас осталось двадцать четыре часа…

…и все, и больше ни слова, ни полсловечка, ни четверть словечечка. Вздыхаем от тех временах, когда автор терпеливо разъяснял героям, что нужно делать, и можно было задавать вопросы, а я как ему яд подсыплю, когда он отвернется, а так же другие увидят, а давайте я лучше яд подсыплю, пока чашки с кухни нести буду, и что, что кухарка, а пусть кухарка отгул возьмет, ну или пусть пока курицу из духовки достанет, что значит, нет курицы, мы жрать хотим, как черти…

…двадцать два часа…

…вот черт…

— …Это раньше, а сейчас ни слова, ни полсловечка, просто — вам осталось двадцать четыре часа — и думайте, что хотите, и гадайте, как хотите, что нужно делать, спасать мир, или возвращать похищенные бриллианты, или разминировать что-то, или узнать, где злодей прячет пленников, или…

…двадцать часов…

…черт…

Создаю себя, потому что современный автор не опустится до такой мелочи, как создание персонажа, немного подумав, создаю что-то вроде напарника, пусть он восхищается моим недюжинным умом, пусть записывает мою каждую фразу…

…восемнадцать часов…

…он выжидающе смотрит на меня, я выжидающе смотрю на него, и… и…

— …что делать-то будем? — не выдерживаю я.

…семнадцать часов…

— …один из вариантов — преступник похитил двух детей, мы должны найти, где он их спрятал.

— Банально как-то…

— …пусть преступник заодно заминирует весь город.

— …не, надо что-то или одно, или другое…

— …Эти два момента можно связать, например, где находится взрывчатка, знают только похищенные дети, или код от взрывчатки знают только дети, или один ребенок знает нахождение взрывчатки, другой знает код…

…четырнадцать часов…

— …как-то простовато…

— …можно сделать и не простовато, пусть все это будет спрятано в его подсознании глубоко-глубоко, там спрятаны дети, а когда мы их найдем, узнаем, что они сидят в каком-нибудь подвале заброшенного дома, мы поедем туда, визг шин, скорость за двести, а там в подвале давно истлевшие кости…

Он замолкает, не выдерживаю:

— И… и что?

— И то… оказывается, он этих детей похитил и угробил десять лет назад, сейчас они живы только в его памяти, нужно снова отправляться туда…

…десять часов…

— …а они готовы рассказать про взрывчатку только если их выпустят из его сознания…

— Но это невозможно!

— Вот мы тоже так подумаем, а они вылезут в реальный мир в виде призраков в старом доме…

…семь часов…

— …и тут мы узнаем, что никакой взрывчатки в городе нет, призрачные дети нарочно внушили своему убийце про взрывчатку, чтобы всю эту кашу заварить, и в мир живых выбраться…

…шесть часов…

— …а теперь они нашу аппаратуру используют, чтобы в сознание людей проникать, и оттуда вылавливать память об умерших… выводить их в наш мир…

— Ну… это в какой-то степени хорошо… У меня близкие не умира… ну… то есть, я про близких своих еще не придумал ничего… но если бы я кого-то потерял, то…

…четыре часа…

— …да вы хоть понимаете, что тогда будет?

— Э-э-э… перенаселение?

— Мимо, мимо…

Я начинаю злиться, в конце-то концов, это я должен блистать интеллектом, а не этот выскочка, а тут получается наоборот, он весь и себя, а я только ему в рот заглядываю…

— …про конец света слышали? И мертвые встанут из могил…

— …как-то не там так…

— А как?

— Не помню.

— И я не помню…

…два часа…

— …черт, это у нас два часа осталось, чтобы конец света остановить?

— Да, немного… но так надо, чтобы к концу истории события ускорялись…

— И что предлагаете?

— А что если проникнуть в подсознание умерших и показать им, что в мире воспоминаний им будет лучше, чем в реальном мире? Конечно, погрузиться в подсознание мертвых тот еще квест…

…час…

— …но у нас все получится. В последний момент выловим какое-нибудь нужное воспоминание и уж в самый распоследний момент выберемся из подсознания умершего…

— …нет, выберется один из нас…

Выжидающе смотрим друг на друга, вот это мы попали…

— Вообще-то… — он многозначительно смотрит на меня, — погибнуть должен главный, так будет правильнее…

Хватаюсь за соломинку:

— Но главным-то получились вы!

— Но я… а… ну да…

Торжествующе смотрю на него, ну хоть в чем-то я выиграл…

…семь минут…

Пытаюсь утешить:

— Но вы останетесь в моей памяти… обязательно…

…ноль минут три секунды…

— Спасибо…

— …все. Вы проиграли.

— То есть… как? — изумленно смотрим на автора, или кто он нам.

— Вы умерли.

— Но… мы же… мы же все продумали…

— …что вы продумали?

— Ну… расследование…

— Вы хоть понимаете, кто вы?

— А кто…

— …сутки.

— Простите?

— Сутки. Двадцать четыре часа. Вы прошли. Все.

Полсекунды…

…в оставшиеся полсекунды еще успеваю шепнуть напарнику, что надо было поворачивать время назад или замыкать…

Чья-то…

…шепотом-шепотом-шепотом пятиться назад, может, не заметит, нет, уже заметила, смотрит на меня, да как она может смотреть, у неё же глаз нет, а ведь смотрит, делает шаг ко мне — еще думаю, есть смысл бежать, или от неё не убежишь… Вспоминаю какие-то древние легенды, ничего не вспоминается как назло, черт…

— Добрый вечер…

Вздрагиваю от этого голоса, жуткого, глухого, как шелестящий ветер.

— Э-э-э… здрассьте…

— Вы… узнали меня?

— Да как тут не узнать… Вы за мной?

— Да нет, что вы, что вы, ой… напугала я вас… извините… Я… видите ли, я не знаю, чья я…

— То есть… вы забрать кого-то пришли?

— Да нет… — неопределённо машет костистой рукой, — я, видите ли… Я здесь хожу, потому что забрала кого-то… Только не помню, кого…

— Вот как…

— Да… а вы… из-звините… можно вас попросить? Или вы человек занятой, все люди занятые…

— Да что вы, мне не сложно… я поищу, может, найду чего про вас… кто тут погиб.

— Я больше всего волнуюсь, что здесь кто-то не погиб, а убили кого-то… — задумывается, теребит костяной подбородок костяной рукой, — а что если преступник все еще на свободе ходит?

Киваю:

— Я постараюсь разобраться…

— …и… как? — она с надеждой смотрит на меня, как у неё получается смотреть…

— …к сожалению, никаких данных.

— Ну, может быть, еще…

— …да я все перелопатил, ничего нет… А вы точно человеческая? Может, тут животное какое скончалось…

— …человеческая, точно совершенно.

М-м-м… тогда даже не знаю, чем помочь… — спохватываюсь, — а хотите, вы моей будете?

— Это… это как? Послушайте, я не хочу никого убивать…

— …и не надо. Просто вы пока меня подождете, лет пятьдесят-шестьдесят…

— …могу и восемьдесят, — оживляется она, скалится безгубым ртом, — для хорошего человека не жалко… Спасибо вам…

— Это вам спасибо… за восемьдесят…

— Нет, это вам спасибо… — снова неумело улыбается, — а то я все ничья да ничья…

Расходимся, перевожу дух, еще не верю, что все так легко обошлось, никто не узнает про Хельгу, лежащую на дне обрыва, если не знает даже сама…

Укулеле