Бесплатный фрагмент - Интервью замечательных людей

Посвящается моему Учителю — кандидату искусствоведения, профессору Государственной консерватории Узбекистана Вере Зиновьевне Плунгян

От автора

Еще ни разу не удалось мне выиграть в лотерею или в каком-нибудь розыгрыше ценных призов, к примеру. Не знаю, почему, но не везет и все тут.

Но зато мне везет в другом, и это мое везение я не променяю ни на какое другое — в жизни мне везет на встречи и общение с невероятными, яркими, интересными, потрясающими, выдающимися, талантливыми, гениальными, замечательными людьми.

Результатом этих встреч стали опубликованные интервью в изданиях, где я работала в разные годы — первый глянцевый журнал Узбекистана «bellaTerra», Городское Интернет-издание RedPen, журнал Центра экономических исследований и реформ «Экономическое обозрение» и многих других.

Возможно, это одна из «плюшек» профессии журналиста, благодаря которой посчастливилось познакомиться с героями моих статей. Увы, некоторых из них уже нет с нами… А со многими из них мы продолжаем общаться до сих пор, хотя прошло уже немало времени. И всё это ценно для меня, а точнее — бесценно.

Бесценным стал для меня и совет моего Учителя, моей незабвенной Веры Зиновьевны Плунгян, которая несколько лет назад настоятельно рекомендовала мне собрать все мои интервью и фичеры в одну книгу. Правда, тогда эта идея меня не вдохновила. Зачем? Есть же журналы и сайты, где всё это опубликовано. Но, оказывается, издания могут закрываться. И будто и не было тех встреч и удивительных бесед с замечательными людьми. Так что Вера Зиновьевна, как всегда, оказалась права…

В книгу вошли опубликованные в разные годы в различных СМИ интервью ученых, музыкантов, режиссеров, актеров, космонавтов, спортсменов, общественных деятелей. Мы говорили на самые разнообразные темы, и всякий раз для меня это было откровением, невероятным впечатлением и удивительной возможностью найти ответы на волнующие лично меня вопросы.

С благодарностью я посвящаю эту книгу Вере Зиновьевне Плунгян, которая когда-то научила меня задавать вопросы, слушать и слышать собеседника, каждый из которых — по-настоящему уникальный и замечательный.

Отмечу также, что все фотографии в этой книге - из личного архива автора.

Приятного вам чтения!

Отражения в зеркале истории, или Экскурсия с Борисом Голендером

«История как разбитое зеркало,

и мы собираем осколки в надежде увидеть какую-то картину.

Однако видим в этом зеркале самих себя».

С. Бородин

«История не имеет сослагательного наклонения. Она такая, какая есть. Исторический процесс исказить нельзя. Наша задача — „вынуть“ из него такие факты, которые показали бы нам себя. Вот этим мы и занимаемся».

Так формулирует свое кредо известный краевед Борис Голендер. «Для меня краеведение — это не работа. Это любовь, творчество, искусство и времяпожертвование», — говорит он.

Наше досье

Борис Анатольевич Голендер — уроженец Ташкента. Краевед, научный сотрудник Государственного музея С. Есенина, журналист.

Закончил химический факультет Ташкентского Государственного Университета. Кандидат химических наук. Автор более 50 научных работ и запатентованных открытий в области молекулярных соединений и химического машиностроения. Работал заведующим химических лабораторий в НПО «Технолог» и Институте химии и растений Академии Наук Узбекистана.

В послужном списке Б. Голендера работа редактором отдела художественной литературы издательства «Гафура Гуляма» и заведующим отделом критики и прозы журнала «Звезда Востока». Автор книг и публикаций по истории, искусству и культуре Узбекистана. В течение многих лет работал на Узбекском телевидении. Самая популярная и любимая многими телезрителями передача Б. Голендера «Улица моя». Является также автором сценария шести фильмов. Фильм об истории христианства в Туркестане «Корни и ветви Древа Святого» (реж. Э. Давыдов) получил приз международного фестиваля «Ялта-2000». В качестве консультанта сотрудничает со многими кинематографистами и театральными режиссерами, а также с топонимической комиссией хокимията г. Ташкента.

Коренной туркестанец

Я — туркестанец в четвертом поколении. Мой дед со стороны мамы — Михаил Григорьевич Тимофеев — родился в Ташкенте в XIX веке. Был известным в крае анархистом. За свои убеждения много лет провел на каторге в Забайкалье. В 1917 году после Февральской революции вернулся в Туркестан, и сразу же его захватил водоворот тех бурных лет. В 1918 году во время осиповского мятежа был назначен председателем ВЧК. Проработал в органах до конца 20х — начала 30х годов и достаточно рано (по причине ранения и подорванного на каторге здоровья) вышел на пенсию.

Я хорошо помню своего деда. Он много знал по истории Туркестанского края, с удовольствием об этом рассказывал. А о Европе я с детства слышал от своего отца, предки которого были выходцами из Голландии и уже много веков жили в России.

Так что мои любовь и интерес к истории были как бы предопределены.

Мой папа — военный летчик, мама — врач. Родился я в Ташкенте, но детство мое прошло в Прибалтике. Уйдя в отставку, родители вернулись в Ташкент, и школу я заканчивал уже здесь. Именно когда закончилась «кочевая» жизнь моих родителей, мы стали собирать библиотеку и свой семейный архив.

Еще будучи школьником, я стал выступать на телевидении. Тогда, в начале 60х, в редакции молодежных программ работала интересная женщина, подруга Анны Ахматовой, Надежда Саввишна Крикун. Она и пригласила меня в качестве соведущего в передачу «Клуб старшеклассников». Тогда все передачи шли «живьем», перед эфиром мы репетировали, ни в коем случае нельзя было ошибиться. Интересно! (улыбается)

В университет я поступил на химический факультет. Часто меня спрашивают, как это сочетается — история и химия. Но ведь среди химиков было много творческих натур — Александр Бородин, Айзек Азимов и многие другие. Химия — это наука наук. Еще первобытные люди, не зная формул, занимались химией и делали первые открытия в этой области. Так что в моей жизни все прекрасно сочетается и одно другому не мешает.

Как становятся краеведами?

Так получилось… Уже давно ко мне «стекается» много сведений, и сейчас их у меня больше, чем у других. А начиналось все в начале 70х годов. Я оказался в числе тех, кто организовал общество библиофилов «Китобхон». Среди организаторов движения книголюбов было много интересных людей, старых коренных ташкентцев, известных коллекционеров — Мухин, Чубров, Коляда и другие. Эти люди заложили основу книговедческой и краеведческой деятельности в Узбекистане. Мы делали много интересного. К примеру, детищем того времени и тех людей стал музей Есенина.

Мы находили интересные факты, материалы. Вот вы знаете, к примеру, что фотографии старого Ташкента являются очень редкими? В свое время здесь работали многие известные фотографы — Пенсон, Назаров, Войшицкий, Худайберген Диванов (фотограф Хивинского хана). А ведь если подумать, эти люди работали не для себя (хотя это и было их ремесло), а для нас. На тех редких фотографиях они сохранили для нас дух той эпохи, и никаким другим способом это пока сделать не удается. Так что приходится «выуживать» такие материалы, где угодно.

Существует расхожее мнение массовой культуры, которое нам пытались и пытаются внушить, что коллекционеры — больные люди. Это неверно, я с этим не согласен. Потому что человек по своей натуре — коллекционер: поэт собирает слова, художник — пейзажи, ювелир — камни… Это все звенья одной цепи — сохранение наследия. «У народа, у которого нет памяти, нет будущего», — говорит наш Президент. И он прав. Это и есть пробуждение национального самосознания. И моя деятельность, и деятельность других краеведов как раз помогает что-то сохранить, на что-то обратить внимание. Может быть это и важно? По крайней мере, это не погибнет. Вот такой пафос нашего дела! (смеется)

Любимый город

Замечательный писатель Гафур Гулям говорил: «Кто хоть раз побывал в Ташкенте, тот его никогда не забудет и обязательно хоть раз еще сюда вернется».

В передаче «Улица моя» мы показывали Ташкент прошлого и настоящего, сравнивали — каким он был и каким он стал. Это получилось здорово. Не все 120 передач сохранились. Но оставшиеся записи уже стали историей, так как город стремительно меняется, и многого уже в Ташкенте нет.

Я был консультантом фильма Марка Вайля «Конец века. Ташкент». Очень интересный фильм, основная идея которого аналогична знаменитому высказыванию «Король умер. Да здравствует король!». То есть старый Ташкент «умер», но рождается другой. И мы живем на этом «стыке».

В принципе, это явление неоднозначное. С одной стороны, для людей, которые здесь росли и жили, жаль терять старый Ташкент. С другой стороны — город не может превратиться в музей. Как только город превращается в музей, он умирает. Как выбрать разумное соотношение старого и нового — вопрос очень сложный. Это зависит от компетентности архитекторов, историков, городских властей и многих других обстоятельств.

Ташкент никогда не отличался сохранением памятников. К сожалению. За всю историю существовало много Ташкентов, и все они разные. Но может быть это и не плохо, потому что демонстрирует жизнеспособность нашего города?

Ташкент существует очень давно: люди жили здесь задолго до того, как Рим возник на семи холмах. Это научно доказано при изучении наших каналов. Ведь известно, что в Ташкенте, кроме Чирчика, других рек нет, остальное — это рукотворные каналы. Просто мы не можем предъявить миру памятники, подобные римскому Форуму или Реймскому собору. Однако распространенное мнение о том, что в Ташкенте ничего не осталось, также не соответствует действительности. Памятников у нас много. И за последние годы очень многое удалось восстановить, реставрировать. Правда, некоторые из них пришлось отдать во временное пользование иностранцам. Так, в здании Мариинской гимназии находится французское посольство, в особняке главного архитектора Туркестанского края Георгия Свиричевского — посольство Великобритании, а в здании Второй женской гимназии — Вестминстерский университет.

Но не на все хватило времени и, особенно, средств. В Ташкенте очень много примеров, как не надо обращаться с историей. Так, закрыли со всех сторон многоэтажками комплекс Шейхантаур. Или история Туркменского рынка. Достаточно было перенести его на сто метров в сторону, как он заглох. А все потому, что рынки возникают не там, где их «декретитируют», а там, где удобно людям. Очень многое, незаслуженно и неоправданно поломано в Старом городе, хотя можно было бы и сохранить, особенно его историческое ядро между тремя площадями — Хадра, Чор-Су и Эски Жува.

Но, в принципе, в Ташкенте есть, на что посмотреть, многое сохранилось. Наш город напоен историей, и, как изюминки в пудинге, находятся в нем памятники старины.

«Мои господа ташкентцы»

Пишу я очень давно. Мое первое произведение опубликовано еще в 1961 году, когда я был школьником. Большое влияние на формирование меня, как литератора, оказал Сергей Петрович Бородин. Это был удивительный человек, великолепный стилист, литератор «с большой буквы». Между прочим, он является самым известным узбекистанским писателем за рубежом, его книги издаются огромными тиражами. Я считаю, что более верного изображения эпохи Тимура и личности самого великого полководца, чем в книге Бородина «Звезды над Самаркандом», в мире не существует. Он был не только хороший писатель, но и вдумчивый ученый. Именно Сергей Петрович многому меня научил и всегда говорил мне, что даже часть целого необходимо рассматривать как законченное произведение. Такой подход требует быть экономным в буквах и словах. (улыбается)

К настоящему времени у меня уже готова моя вторая книга. Она названа «Мои господа ташкентцы» в пику Салтыкову-Щедрину, у которого есть, по моему мнению, лживая и несоответствующая действительности сатирическая повесть «Господа ташкентцы». Моя книга — это история Ташкента в биографиях его знаменитых граждан различных эпох, национальностей и социального статуса.

Есть в книге глава и о Вере Федоровне Комиссаржевской — великой актрисе, «русской Саре Бернар». Ведь Вера Федоровна умерла в Ташкенте, молодая, в расцвете сил, на гастролях, по трагической случайности. Я хотел написать о ней давно. Толчком к этому послужила вышедшая больше двадцати лет назад книга ташкентского журналиста Курносенкова «Далекие и близкие», где рассказано о многих людях искусства, чья судьба связана с Ташкентом. Была там и глава о Комиссаржевской, но написана она как-то слабо, малоинтересно. И тогда еще я подумал, что хорошо бы написать о Вере Федоровне, причем о неизвестных фактах ее биографии.

В своих работах я всегда исхожу из принципа, что в материале должно быть что-то такое, о чем до меня никто не писал — хоть маленький «фактик», хоть «легкий» поворот, чтобы дополнить картину, а не заниматься компиляцией уже написанного.

Так вот о Вере Комиссаржевской есть монографии, альбомы, но в них практически не отражены ташкентские события. К сожалению, мы не удосужились сохранить театр, в котором она играла, и дом, в котором она умерла. Об этом я также пишу. Ведь это факты нашей истории, это тоже Ташкент.

«Зачем это надо, для чего все это собирать?!» — спрашивают меня. А я рад, что имею возможность рассказать людям о том, что мне попалось на этой дороге истории, где все мы ищем себя.

bellaTerra, 2005 №37

Многогранник
Штрихи к портрету академика эдварда Ртвеладзе

Серьезный человек в темном костюме и галстуке читал свой доклад, не отрывая глаз от бумажки. Казалось, стрелки часов остановились и его негромкий голос будет звучать целую вечность. Присутствующие в зале откровенно скучали. Наконец, человек завершил свое выступление и ушел со сцены.

Когда объявили следующего докладчика, произошло некоторое оживление. На сцену, игнорируя находящиеся сбоку ступеньки, буквально «взлетел» невысокий, подтянутый седовласый мужчина в яркой рубашке и джинсах. Он начал говорить, и аудитория, затаив дыхание, с интересом слушала, живо реагируя на его слова, шутки и приводимые в большинстве своем неизвестные доселе исторические и археологические факты. Некоторые солидные мужи, подобно старательным студентам, что-то записывали в блокнотах. Так просто и увлекательно об очередном своем научном открытии рассказывал «ученый волею Божьей» Эдвард Ртвеладзе.

От автора

«Нельзя объять необъятное!» Видимо, эта знаменитая фраза Козьмы Пруткова была адресована непосредственно тем, кто решит написать об Эдварде Васильевиче Ртвеладзе.

Он — всемирно известный ученый, доктор исторических наук, профессор, академик Академии наук Республики Узбекистан, руководитель отдела истории искусств НИИ искусствознания Академии художеств Узбекистана. Кавалер высших государственных наград Узбекистана — орденов «Буюк хизматлари учун» (2002 г.) «Мехнат шухрати» (2003 г.), а также Грузии — «Гирсэбис ордени» («Орден Чести», 2002 г.).

Ведет большую научную и общественную деятельность — читает лекции и доклады во многих научных центрах и университетах мира, является членом президиума ВАК, нескольких спецсоветов по защитам диссертаций, а также редколлегий журналов «Общественные науки в Узбекистане», «Общественное мнение», «Узбекистон тарихи», «Санъат», газеты «Правда Востока» и научного ежегодника «Silk Road Art and Archeology» (Япония).

Владеет русским, узбекским, грузинским, арабским, персидским, французским, английским языками — говорит, пишет научные работы, читает литературные произведения в подлинниках. Э. В. Ртвеладзе является также одним из немногих специалистов в мире, знающих бактрийский, согдийский и другие древние («мертвые») языки. На протяжении уже многих лет (совместно с крупнейшим в этой области специалистом В. П. Лившицем) он занимается дешифровкой знаменитой Айртамской надписи.

Академик Ртвеладзе — участник более 100 археологических экспедиций в Средней Азии, на Кавказе и на Кипре, автор около 700 научных исследований. Круг интересов ученого широк — археология, история, нумизматика, эпиграфика, этнография, религиоведение и многое другое. При этом каждая грань его деятельности отмечена сенсационными открытиями и достойна пристального внимания. О его жизненном пути, научной и организаторской деятельности существует огромное количество литературы.

Очевидно, что писать о таком многогранном человеке одновременно и просто, и сложно. Но все-таки попытаться стоит, тем более что собеседник он невероятно интересный. Правда, будут только штрихи к портрету, потому что «нельзя объять необъятное».

Моя фамилия

Эдвард Ртвеладзе: Корень моей фамилии восходит к слову, которое знакомо каждому грузину с младенческих лет. Это короткое слово «ртвели», кажется, вобрало в себя всю радость и ликование, связанные с праздником сбора винограда. В эту пору во всех сельских дворах и прямо посреди виноградников накрыты праздничные столы. Веселые тосты и песни сопровождают каждый шаг сборщиков винограда. Так что, «ртвели» — это настоящий праздник труда. Если к этому слову прибавить префикс «ка», то получится «картвели» — грузин. А если к «картвели» прибавить префикс «са», то будет «Сакартвело» — Грузия!

И, может, благодаря моей фамилии я такой жизнелюб. Хотя необходимо отдать должное и моим родителям — все-таки с генами не поспоришь.

Об этом даже Галина Анатольевна Пугаченкова как-то написала: «Сын грузина и русской женщины, Ртвеладзе унаследовал лучшие черты двух этих народов: независимость и высокое понятие чести — у одного, доброту и самоотдачу — у другого, трудолюбие — у обоих. Работоспособность его поразительна точно так же, как и неукротимая воля к жизни».

Классификация Ртвеладзе

Я выявил три категории ученых. Первые — мученики науки. Они, бедняжки, неизвестно зачем в науку пришли. Могут за два года одну статью написать, а точнее — «вымучить».

Вторые — мучители науки, которые пришли ради конъюнктуры. И вот они мучают науку ненужными, бессмысленными статьями и диссертациями. Получают ученые степени и звания, а потом еще начинают мучить молодых и талантливых, всем существом своим боясь конкуренции.

И третья категория — ученые-исследователи, которые полностью посвящают себя науке. Они не обращают внимания на материальные блага, не стремятся приобретать машины, дачи и прочее. У меня, к примеру, машины никогда не было и, наверное, не будет. Но меня это абсолютно не огорчает. Меня в первую очередь интересует, что я сделал для науки.

Наука — это состояние души. Ею невозможно заниматься только с девяти утра до шести вечера. Это постоянная работа — круглые сутки.

Я пишу в трамвае, в машине, и потому в моем кармане всегда лежат небольшие листочки бумаги и ручка. Работать необходимо всегда, останавливаться на достигнутом нельзя. Ведь как сказал великий Беруни: «Путь, который я выбрал, отнюдь не близок, а труден и далек». К тому же, счастье в моем понимании — это когда человек активно работает и получает от этого истинное удовольствие. Впрочем, я — археолог, а не философ, и могу ошибаться.

Учителя и ученики

У меня в роду ни с русской, ни с грузинской стороны ученых не было. А у меня страсть к истории, географии и археологии появилась еще в детские годы. В станице Зеленчукская, где мы жили в начале 50-х годов, была прекрасная библиотека. И я пропадал там целыми днями. Особенно мне нравились книги о путешественниках и о далеких странах. Тогда такие, ставшие теперь родными названия, как Такламакан, Хазария, Согдиана, Каракумы, Бактрия, Кушаны манили меня, мальчишку, своей таинственной неизвестностью. Зачем существовали эти исчезнувшие цивилизации, о чем мечтали люди в те далекие времена, к чему стремились? Ответы на эти вопросы я нашел для себя гораздо позже.

В середине 50-х годов отца перевели на работу в Кисловодск. В этом городе и началось мое серьезное увлечение археологией и историей. Я стал посещать краеведческий кружок, где мы проводили различные исследования, ходили в горы в экспедиции.

Поворотным моментом в моей судьбе стала встреча с патриархом археологии Средней Азии академиком Массоном.

Он со своей женой Галиной Анатольевной Пугаченковой любил отдыхать в Кисловодске. И вот как-то руководитель нашего кружка Николай Николаевич Михайлов представил меня академику. И Михаил Евгеньевич, после двух лет знакомства, предложил мне после окончания школы поработать в его экспедиции. В сентябре 1961 года я прибыл в расположение экспедиции Массона, работавшей в ту пору на городище Старый Мерв. С тех пор я считаю себя учеником Михаила Евгеньевича.

Весной следующего года по приглашению Галины Анатольевны Пугаченковой работал на раскопках городищ Согдианы. Наряду с Массоном, я могу назвать своим учителем и Галину Анатольевну. Именно благодаря ей я увлекся историей Кушанского царства и, как оказалось, на долгие годы.

Осенью 1962 года поступил в ТашГУ на факультет археологии. Это были незабываемые студенческие годы, когда учеба чередовалась с работой в археологических экспедициях, а часы и дни, проведенные в библиотеках, — с занятиями в научных студенческих обществах.

По окончании университета я продолжал работать в составе различных археологических экспедиций, а также начал преподавать. Учеников у меня очень много. Кто-то из них стал ученым, кто-то выбрал другой путь. С некоторыми из них мы вместе работаем в институте искусствознания. Жизнь раскидала многих по разным странам и континентам, но мои студенты до сих пор звонят мне и приезжают в гости. Особо никого выделять не буду.

Моя Трансоксиана

Трансоксиана (Трансоксания) — «та земля, что за Оксом» (современной Амударьей) — так называли в древности край, позже именовавшийся Мавароуннахром, Средневековым Двуречьем, Туркестаном. Здесь переплетались великие культуры древности, формируя особый феномен среднеазиатской цивилизации. И моя научная судьба посвящена изучению этой великой цивилизации.

На протяжении ряда лет я возглавляю Тохаристанскую экспедицию, в настоящий момент ведущую раскопки на городище Кампыртепа. Если можно так сказать, сейчас — это мое самое любимое детище, предмет моих забот и волнений. В этом месте, на самом юге Узбекистана, проходила «дорога царей», связывавшая восток и запад, север и юг. Мы шаг за шагом приближаем полное вскрытие городища, буквально сантиметр за сантиметром прорываясь в глубину веков, узнавая, как жили, чем занимались люди в те далекие времена. И это уже не смутные предположения, а выводы, основанные на реальных фактах. Я считаю, что Кампыртепа — та самая Александрия Оксианская, основанная Александром Македонским и описанная в документах той эпохи. Так что, Кампыртепа и другие городища — это наше золотое наследие. Полностью раскопанный город станет эталоном для датировки целого исторического периода, его пространственного восприятия.

И потому мне кажутся абсолютно глупыми рассуждения о том, что археология — это бегство от современности. Чушь! Археология — одна из главных современных фундаментальных наук. Она открывает перед нами прошлое, тем самым помогая понять настоящее.

Две родины

Как-то я был в составе правительственной делегации Узбекистана в Грузии. И на одной из встреч тогдашний президент Шеварднадзе во время своей речи сказал примерно следующее: «Вот наш грузинский ученый Ртвеладзе…» «Простите, — вдруг послышался голос нашего Президента, — но Ртвеладзе — наш, узбекский ученый».

Да, я родился в Грузии, а Узбекистан стал моей второй родиной. Там, в Сванетии, покоятся мои предки, а здесь, в Ташкенте, живут мои дети и внуки.

Именно здесь я встретил свою жену Лидию Львовну Букинич. Когда-то мы учились на кафедре археологии, вместе участвовали во многих экспедициях. Она мой большой друг и помощник. И, кстати, первый рецензент всех моих научных работ. Наш сын Григорий закончил истфак, но сейчас работает спортивным корреспондентом. Дочери также не пошли по стопам своих родителей: Анна — поэт, Нелли — актриса. Возможно, мои внуки когда-нибудь займутся историей и археологией. Поживем — увидим.

А возвращаясь к вопросу о родине, скажу, что я — ученый, сорок пять лет жизни посвятивший изучению среднеазиатской цивилизации. Одновременно своими открытиями решал вопросы не только этого региона, но и евразийского континента в целом. Таким образом получается, что в определенной степени я — гражданин мира.

Что буду делать в 65?

В следующем году мне будет шестьдесят пять. Хочу оставить работу в институте и всю свою общественную работу — многочисленные ученые советы, редколлегии, сессии и тому подобное и сконцентрировать все внимание на книгах и экспедициях. Это решение окончательное и бесповоротное! Отпустят — не отпустят, я буду непреклонен. У меня характер, знаете, какой? Просто железный. Если поставлю себе цель, то обязательно ее добьюсь. При этом мне безразлично, кто что скажет. Характер у меня еще тот! Я же лет шесть болел. Переболел всеми самыми жестокими болезнями, которые только существуют. Но справился с ними благодаря своему характеру. Недавно мне врач сказал, что надо срочно оперироваться. А я вот в действии и даже в экспедицию собираюсь. И это не лихачество, а осознанные действия, основанные на эмпирике.

Когда-то прочитал у Ключевского: «В жизни ученого и писателя главные биографические факты — книги, важнейшие события — мысли». Так что я хочу последний, самый светлый период своей жизни посвятить только науке.

bellaTerra, 2006 №49

Муки и радости Гульсары Раджаповой

«Спешите творить добро!» Для кого-то это просто красивые слова, для кого-то — повод задуматься о смысле жизни. А для нашей героини они — естественное состояние души, «perpetuum mobile» ее мыслей и поступков. Гульсара Раджапова — известный скульптор, член Академии художеств Узбекистана, директор Научно-исследовательского художественного центра для детей-инвалидов «Sanvikt».

— Каждый человек, приходя в этот мир, получает вместе с жизнью и свой, только ему присущий талант. Все дети потенциально талантливы. Дело лишь в том, попадут ли нежные ростки их дарований в благодатную почву. А это зависит от взрослых — родителей, наставников и всех добрых людей, чье сердце способно отозваться на зов ребенка. Не будем забывать о том, что есть дети, особенно нуждающиеся в нашей отзывчивости, те, кому с рождения приходится преодолевать тяжелые недуги.

«Ограниченные возможности» — здоровому человеку трудно представить, сколько душевной и физической боли стоит за этим корректным определением.

Чтобы преодолеть боль, необходимы мужество и сила воли, которым могут позавидовать даже прославленные чемпионы. Но чтобы мужество этих детей дало плоды, им необходима помощь взрослых. Они должны поверить в себя, стать полноценными личностями, чтобы дарить миру тот свет, который сияет в их чистых душах.

Мама

Я не могу без слез смотреть фильмы «Ты не сирота» и «Помни имя свое», потому что они воскрешают в памяти мое детство, они как будто обо мне. Нас у мамы было четырнадцать — четверо родных и десять приемных. До войны в первом браке у нее родился сын, который сразу же умер. В одной палате с ней лежала русская женщина, которая скончалась во время родов, и мама забрала ее сына себе. Назвала его Султаном. Вскоре началась война. Мамин первый муж ушел на фронт, где вскоре погиб. В эти страшные годы мальчик потерялся. Всю жизнь мама винила себя за это.

После войны она вышла замуж за нашего папу. Как будто искупая свою вину перед первым приемным сыном (и отец поддерживал ее в этом), она усыновила детей-сирот. Когда мы с сестренкой подросли, решили помочь маме и тайком написали письмо в Москву на радио о том, что ищем своего брата Султана Султанова. Написали и забыли. И вот как-то в один прекрасный день во дворе нашего дома появился красивый русский мужчина. «Где мама?» — спросил он. Мы испугались и говорим: «Дома». И как раз в этот момент мама вышла во двор. Сразу узнав сына, она упала в обморок. Нам даже пришлось вызывать «скорую помощь». Потом они долго сидели и разговаривали. Он достал маленькую детскую тюбетеечку и фотографию, которые когда-то дала ему мама, и которые он хранил все годы. Оказалось, что Султан живет в Германии, у него семья, хорошая работа. Второй раз в Ташкент он приехал в день похорон нашей мамы, а через год скончался сам, последними словами его были: «Нашел и потерял».

Самую младшую сестренку мы принесли в семью сами. В доме моего дяди снимала комнату женщина с годовалой дочкой Ирочкой. У этой женщины произошла какая-то драма в личной жизни, и всю свою злость и отчаяние она вымещала на малышке — била, закрывала на целый день одну, не кормила. Моя тетя в форточку на веревочке спускала ей еду, успокаивала. И вот как-то мы с сестренкой стали свидетелями очередного избиения ребенка. Моя сестренка не растерялась, схватила палку и ударила женщину по спине.

Мы отобрали у нее девочку и побежали домой. Родители поддержали нас сразу. Так Ира осталась в нашей семье.

Мама стала звать ее Иродой, в семь лет отдала в узбекскую школу. Теперь наша Ирода прекрасно говорит по-узбекски и с акцентом по-русски, великолепно знает все обычаи. У нее хорошая семья, пятеро детей. Так что не зря говорила моя мама: «Не та мать, что родила, а та — что воспитала».

Дядя

С детства я любила рисовать. Помню, в детском саду все играют в куклы, а я рисую. В школе была в редколлегии стенгазеты. Наш педагог по рисованию обратил на меня внимание и посоветовал написать письмо в московский заочный художественный университет. Так, в 1965—1967 годах, еще будучи школьницей, я стала студенткой-заочницей. Помню свое первое «панно». Мне было 14 лет. Мама куда-то уехала, и я осталась дома одна.

Взяла краски, кисти и самозабвенно стала расписывать одну из стен в доме. Я верила, что маме обязательно понравится, и она меня похвалит. Но мои ожидания не оправдались — меня, конечно, поругали за такие художества.

Однако не зря говорят, что в жизни не бывает случайностей. Мое «панно» увидела приехавшая из Ташкента тетя (жена моего родного дяди-скульптора) и сказала, что у меня есть способности. Тогда на семейном совете решили отправить меня в Ташкент к дяде.

Должна сказать, что мой дядя, Касым Мирзарахимов — человек уникальный. Он — инвалид, сумевший стать известным скульптором, членом Академии художеств Узбекистана. Дядя посоветовал мне поступать на скульптурный, обещал во всем помогать. На вступительные экзамены в училище я опоздала, но, чтобы не терять времени даром, ходила на все занятия как вольнослушатель. По окончании первого семестра педагоги посоветовали мне вместе со всеми выставить свои работы на первом просмотре, и… меня зачислили в училище! Это было таким счастьем!

Потом был институт, выставки, работа в Институте архитектуры. В 1985 году стала членом Союза художников СССР. Именно тогда я решила оставить работу в институте и полностью посвятить себя творчеству. Видимо, это был правильный, хотя и рискованный, шаг. Мои работы выставлялись во многих музеях республики, в галереях Франции, Германии, Турции. А с 1999 года в моей жизни начался совершенно новый период…

Вы знаете, когда мне бывает трудно, я всегда вспоминаю маму и дядю. Особенно слова дяди: «Когда будет совсем плохо, вспомни обо мне, тогда сразу станет легче. Ты — здоровая, сильная, талантливая, у тебя все будет хорошо!»

Муза мужского рода

Я всегда говорю, что я — не женщина, я — скульптор. И всеми своими профессиональными достижениями и успехами я обязана своему мужу — Авазхону Джураевичу Раджапову. Он посвятил свою жизнь мне. Когда Авазхон узнал, насколько физически тяжела работа скульптора, он оставил свою престижную работу в министерстве и устроился к нам на комбинат учеником мастера, чтобы помогать мне. Как бы я ни уставала на работе, и как бы ни хотелось спать, вечерами муж буквально заставлял меня лепить, работать, сидел в мастерской рядом, что-то рисовал сам, разговаривал со мной.

Я не могу представить себя без него. Мне всегда как-то странно и удивительно видеть, как радуются мои подруги, когда их мужья в командировке и можно от них отдохнуть.

Вместе мы уже более тридцати лет. У нас трое детей. Старшему сыну Джахонгиру 25 лет, он мастер спорта по боевому самбо. Дочка Сурайё — студентка филологического факультета Национального университета. А младший — Джавохир учится в школе в 5 классе, занимается плаванием и посещает занятия для кинолюбителей. Дети по мере сил и возможностей помогают нам в Центре.

Знаете, если бы не мой Авазхон, попросту и Центра бы не существовало. Ведь именно его «золотыми» руками уже третий раз полностью обустраиваются здание, двор и сад. Он изумительно готовит. Жаль, что у нас со двора украли большой казан, и теперь он не может делать свой фирменный плов. У него, как говорится, легкая рука, и потому прекрасно растут все деревья в саду, цветы, овощи и грибы, которые он сажает и за которыми сам ухаживает. А в прошлом году у него выросли прекрасные арбузы. Когда созрел первый арбуз, Авазхон решил, что попробовать его должны все. Но мы не успели — ночью его утащили. Было так обидно! Мы стояли у забора и горевали, и вдруг возле нас остановился проезжавший мимо мужчина: «Я слышал, что здесь есть дети-инвалиды. На базаре я торгую арбузами, и хотел бы дать вам несколько». Он подарил нам десять арбузов-красавцев. И мы были неописуемо счастливы! Так что прав мой муж, когда говорит, что Вселенная нам помогает. А я всегда прошу у Бога здоровья моему Авазхону, который всю жизнь меня так поддерживает.

«Sanvikt»

Видимо, у меня «на лбу было написано», что в сорок с лишним лет моя жизнь, причем по собственному желанию, так резко изменится. «Sanvikt» — это муки и радости последних пяти лет. Путь к его созданию был весьма непростым. Мы преодолели массу препятствий, нас уже трижды выселяли из нашего здания. В связи с этим чуть больше года назад, признаюсь, был момент, когда абсолютно опустились руки, и я решила уехать в Турцию, где мне предлагали прекрасные условия для работы скульптором. Тогда на прощание я пошла в хокимият и сказала: «Раз вам ничего не нужно, я уезжаю!» В ответ услышала много добрых, хороших слов, а через неделю, когда практически были оформлены документы и собраны чемоданы, мне позвонили и предложили посмотреть три здания (правда, одно было страшнее другого). Так я осталась, и «Sanvikt» продолжил свою работу.

В нашем Центре преподается живопись, скульптура, мелкая пластика, ковроткачество, роспись, батик, лаковая миниатюра.

Мы рады каждому, но особое внимание уделяется детям-сиротам, воспитанникам домов милосердия и специализированных интернатов.

Впрочем, двери центра открыты для всех, и для здоровых ребят тоже, поскольку без совместного обучения не решить проблему адаптации детей-инвалидов в повседневной жизни. Для «беспроблемных» же детей это — драгоценная возможность научиться состраданию, преодолеть укоренившиеся предрассудки и шире взглянуть на мир.

В «Sanvikt» приходят дети от пяти до семнадцати лет. Может показаться удивительным, но между ними не возникает никаких возрастных барьеров: все они дружны, общительны и открыты. Вместе мы отмечаем праздники и дни рождения, волнуемся за тех, кому выпала честь представлять Центр на республиканских и международных конкурсах. У нас нет понятия детской ревности, безусловно, здесь один за всех и все за одного. Как это удалось? Я считаю, что, прежде всего, благодаря нашим преподавателям — людям не только талантливым, но и совершенно бескорыстным. Ведь мы работаем абсолютно бесплатно, так что все, кто занимается с детьми, духовные блага ценят выше сиюминутной выгоды. И, знаете, этот благородный дух очень чутко улавливается нашими питомцами. Самоотверженная работа взрослых благодарно откликается ярким, незаурядным творчеством детей. Число престижных выставок и конкурсов, в которых участвуют «санвиктовцы», уже «перевалило» за третий десяток.

Огромным нашим достижением можно считать и то, что некоторые воспитанники поступают в художественные учебные заведения республики. Первым стал талантливый мальчик Рустам Бабаджанов. У него очень тяжелое заболевание опорно-двигательного аппарата. Но он, преодолев невероятные трудности, связанные с этой болезнью, успешно закончил в прошлом году художественный колледж, став в свои 20 лет прекрасным мастером лаковой миниатюры. А в настоящее время этот мужественный молодой человек осваивает тонкости компьютерной анимации и мечтает создавать мультфильмы.

У «Sanvikt» есть много друзей, помогающих нам по мере сил. Это — и знаменитый диктор нашего телевидения Галина Мельникова, некоторые солидные предприятия, фирмы и фонды. Так что спасибо всем людям с отзывчивой душой!

Я вижу мечту!

Как-то так в моей жизни складывается, что я живу по пятилеткам. В прошлом году закончилась первая «санвиктовская» пятилетка, и началась вторая. Планы у нас грандиозные. Во дворе хочу сделать музей садово-парковой скульптуры. Уже начали создание своего маленького зоопарка, подключив к своей системе арт-терапии элементы анимал-терапии. Сейчас у нас уже есть курочки, коза, кролики, собака и… слон. Правда, слон — это моя скульптура. Хотим построить во дворе мини-мастерские и открыть швейную для нашего театра моды, который уже трижды становился лауреатом Международного фестиваля высокой детской моды «Ассамблея моды».

У нас так много работ наших детей, что висят они не только на стенах, но и на потолке. И я верю, что скоро нам придется крепить к потолку и их дипломы.

Как только решим вопрос с приватизацией здания, в котором находимся в настоящее время, будем делать хороший ремонт и достраивать второй этаж. Там я хочу сделать галерею детского творчества. Многие смотрят на меня, как на ненормальную, считают, что это не реально. Но дети дают мне силы, ради них я могу преодолевать любые препятствия. Часто вспоминаю маму, дядю, и понимаю, что делаю все правильно. И знаю, что всего добьюсь. Главное — не сворачивать с намеченного пути, не изменять своей мечте. Я вижу ее, я засыпаю и просыпаюсь вместе с ней, я ее уже «притянула», и вот увидите, все получится.

bellaTerra, 2005 №35

Эннио Морриконе. За 30 минут до концерта

Тот, кого называют самым известным композитором современности и легендой мировой музыки, признается: «Мне 82, а я все еще верю, что мой звездный час не настал».

Эннио Морриконе, с которым в Ташкент приехали еще 206 человек (76 артистов хора, 95 музыкантов оркестра, 12 звукооператоров, 9 осветителей и 14 менеджеров), о фатальном непонимании, провокационных вопросах, творческом порыве, отсутствии секретов, совершенном инструменте и поисках стиля.

Бамбина, если мне твои вопросы не понравятся, — выгоню.

Никогда в жизни не считал, сколько раз у меня брали интервью. Но интересных было мало. Мало было провокационных вопросов.

Всегда волнуюсь перед концертом. И сейчас — не исключение.

Из моих 400 фильмов только 30 — вестерны. Я также специалист по любовным историям, политическим фильмам, триллерам. Кто пишет для кино, должен уметь делать все.

От меня ждут, что я скажу: «Как родители не могут выбрать любимого ребенка, так и я не знаю, какое из моих произведений самое любимое». Но… В общем, чтобы понять, что я люблю, приходите на концерт сегодня. Там будет то, что мне нравится больше всего.

Если фильм и музыка хорошие, то это прекрасно. Если музыка не очень, а фильм хороший, то музыка может испортить фильм. Если фильм плохой, а музыка хорошая, то это может немного помочь фильму. А если и фильм, и музыка плохие, то это вообще уже непонятно что.

Часто творческий порыв и срочность способствуют сочинению лучших произведений. Бах каждую неделю писал кантату и дирижировал ею в воскресенье, Россини сочинял свои самые прекрасные оперы за две недели. Я думал над этим, когда работал над фильмом «Собственность не кража» Элио Петри. Режиссер заболел, и я потратил три месяца на сочинение музыки, которая оказалась не лучше других.

Самый совершенный инструмент — человеческий голос. А мой самый любимый инструмент — женский голос.

Существует фатальное непонимание по поводу того, что электроника принесла в музыку. Каждый, кто может взять аккорд на синтезаторе, думает, что способен делать музыку.

Не перестаю удивляться искусству и человеческим возможностям.

Приходилось отказываться от славы ради эксперимента. Так, я отказывался от работы в фильмах, которые впоследствии стали очень известны, в пользу сценария послабее. Но в них я мог пойти по другому пути.

Неоднократно посвящал музыку жене. Одна из последних — серия квартетов, очень нежных, лиричных и оригинальных по форме. Потому что оригинальности моей жене не занимать.

Стиль — это то, что каждый композитор пытается найти в течение жизни. Удается не всем.

Мода меня не интересует. То, что модно сегодня, через несколько месяцев перестанет им быть. И зачем мне это надо?

У Востока своя динамика, но она невидима. Ее нужно почувствовать. Есть во всем этом какая-то тайна. Я получаю «экстази», когда слушаю восточную музыку.

Стараюсь не врать. Лучше сказать правду, даже если рискуешь что-то потерять из-за этого. А если не можешь сказать правду, лучше промолчи.

У меня ни от кого нет секретов. Никогда не было. Я спокойно могу выйти без одежды, я же не трансвестит, в конце концов.

По-моему, талант генетически не передается. Тут у каждого свое. Вот мой сын — композитор. Но он совсем другой, его музыка другая. Я не могу передать ему свой вкус. Это невозможно.

Вначале сын думал, что фамилия Морриконе ему помогает, а теперь ему кажется, что наоборот.

Максимум, что может музыка, — это утешить страждущих.

Иногда люди танцуют под мою музыку. Ну, любят люди танцевать, с этим ничего не поделаешь. Им нравится ритм, они двигаются в такт. Но я к ним никогда не присоединюсь.

Когда придется покинуть этот мир, я уйду с гордостью. Потому что знаю, что не просто так топтал эту землю.

Как хорошо, что вы не стали спрашивать меня о Серджо Леоне. Не стал бы отвечать. Надоело. Почему журналисты постоянно спрашивают об этом?

bellaTerra, 2011 №106

Неидеальный день маэстро Спивакова

Несколько мгновений стояла полнейшая тишина, а потом зал буквально взорвался от аплодисментов. Оркестр так вдохновенно начал свою программу с увертюры к опере «Сила судьбы» Верди, что реакция публики не заставила себя ждать. Правда, почти никто и не заметил, как шесть оркестрантов ушли со сцены.

Объявили следующий номер: «Паганини. Концерт для скрипки с оркестром. Солист — лауреат республиканских и международных конкурсов Нодир Хашимов. Дирижер — Владимир Спиваков». Вновь раздались аплодисменты. И пока слушатели внимали виртуозному исполнению скрипача, а также слаженному ансамблю солиста и оркестра, за кулисами шестеро молодых людей в темпе звучащей на сцене музыки сложили в футляры инструменты, переоделись и побежали к машине. «Это ребята из Туркмении. Уже заканчивается регистрация на ашхабатский рейс, но сопровождающий обещал, что все будет в порядке, и они успеют, — шепотом объяснила мне директор оркестра. — А сразу после концерта „казахи“ рванут в аэропорт, как раз успевают на рейс в Алматы. Ну, а все остальные, кроме „узбеков“, разумеется, рано утром в Москву».

В Ташкент Владимир Спиваков и 92 музыканта Молодежного симфонического оркестра стран СНГ прилетели из Китая ровно за сутки до концерта во дворце «Туркистон». Столица Узбекистана стала последним пунктом в нынешнем гастрольном туре оркестра, который стартовал в Москве, а после выступления с успехом прошли в Минске, Гуанчжоу, Тяньцзине и Пекине.

«Я счастлив вновь приехать в Узбекистан, — сказал Владимир Спиваков, когда мы встречали его в аэропорту. — Дорожу дружбой со многими людьми из вашей страны. Для меня очень важно (поскольку у меня отец — фронтовик, мать — блокадница), что во время войны здесь все было сделано для того, чтобы люди чувствовали себя людьми. И к тому же в этом оркестре много узбекских музыкантов.

Насколько я знаю, сегодня утром из Америки прилетел прекрасный талантливейший скрипач Нодир Хашимов, который в этом году получил Гран-при конкурса имени Юрия Исаевича Янкелевича. В нашем концерте Нодир будет выступать солистом. Завтра мы встретимся до концерта и порепетируем с оркестром. После состоится концерт. Организаторы планируют провести пресс-конференцию. Вы, вот, обязательно интервью попросите. Еще хотелось бы немного город посмотреть — Ташкент очень люблю, давно здесь не был, хочу посмотреть, что и как изменилось. Так что завтрашний день обещает быть насыщенным».

Маэстро отправился отдыхать в гостиницу. Последовали за ним и музыканты. Но только для того, чтобы оставить свои вещи. А после, разбившись на 9 групп, отправились гулять по городу. В принципе, все понятно и вполне объяснимо, кроме одного — почему групп 9, а не 7, 8 или 5? Все просто — в этом году в Молодежном симфоническом оркестре стран СНГ 9 музыкантов из Узбекистана. Разделив всех «неузбекистанцев» между собой, наши ребята, на правах гостеприимных хозяев решили показать им Ташкент. Гуляли до поздней ночи. Утром же, до репетиции, отправились на базар за классическим набором гостей нашей столицы — «специи, сухофрукты, керамика».

А в это время проходила пресс-конференция, где Владимир Спиваков отвечал на многочисленные вопросы журналистов. После он отправился на прогулку по Ташкенту. Далее была репетиция в «Туркистоне» — и с оркестром, и с солистами Нодиром Хошимовым и певицей, солисткой Большого театра России Алиной Яровой. А вечером — концерт.

Его программа, как пошутил сам Спиваков, составленная по принципу «чтоб соседям было хорошо» (под соседями, конечно же, подразумевались композиторы), включала сочинения Верди, Пуччини, Паганини и Чайковского. По традиции, последним номером Молодежный оркестр исполняет произведение композитора той страны, где в данный момент проходит выступление. Таким образом, ташкентской публике, с восторгом принимавшей каждый номер программы, музыканты преподнесли музыкальный подарок, исполнив «Песню без слов» выдающегося узбекского композитора Мухтара Ашрафи.

Кстати, когда оркестр заиграл пьесу Ашрафи, за кулисами появился сопровождающий.

«Все нормально. Ребята уже летят в Ашхабат, — сказал он директору. — Через полчаса начинается регистрация на Алматы».

Так что пока в «Туркистоне» шумели овации, дарили цветы, получали автографы, фотографировались на память, обменивались впечатлениями, номерами телефонов и e-mail’ами, «казахи» уже ехали в аэропрот.

Таким был день, который Владимир Спиваков провел в Ташкенте. Все, что намечено, выполнено — и репетиции, и встречи, и поездка по городу, и концерт. А как же интервью? Состоялось. В гримерке, за сорок минут до концерта.

— Владимир Теодорович, трудно работать с детьми?

— Наоборот. С молодыми легко. Они другие. Часто непредсказуемые. У нас понимания больше, а надежды меньше. Как сказал замечательный философ Фрэнсис Бэкон: «Надежда хороша на завтрак, но не на ужин». У них в глазах надежд много. Это для меня как питание, подзарядка моим севшим батареям. Смотришь, как они жадно все впитывают и не замечают трудностей, и понимаешь: да, им легче, а мне — рядом с ними. И как-то сил прибавляется. Марина Цветаева сказала, что «нужно брести по жизни в плаще ученика». Мы учимся даже у тех, кого сами учим.

— И чему они Вас научили, если Вы сами признаетесь, что не знаете оркестрантов даже по именам?

— Имена очень трудные. Айсулык, например, слышали? Башкирское. Фамилий тоже не знаю. А если во время репетиций вижу, что явно молодой человек или девушка по-русски не понимают, мне этого от них и не надо. Я их всех в лицо знаю. По глазам пойму.

— Как это?

— Очень просто. Есть в оркестре такая традиция — на пюпитре каждого оркестранта крепится флажок его страны. У нас в оркестре такая пестрая радуга из флажков, что они, конечно, притягивают взгляд. Но я-то рассаживаю музыкантов не по цвету флагов или глаз. И вот так сложилось, что азербайджанец и армянин, а их страны из-за Нагорного Карабаха переживают сложные отношения, сидят рядом. Скажу честно, я переживал. Но вслушиваюсь в их звук — на грани безупречности. Вообще, детки сыгрались. У них есть кураж.

На каких-то гастролях подходят ко мне эти двое ребят и робко просят: «Давайте сделаем исторический снимок». «Какой?» — спрашиваю. А сам хочу верить, что не ошибаюсь в догадке. Один из них переминается с ноги на ногу: «Я — армянин, он — азербайджанец»…

В книге Андрея Макаревича как-то прочитал: «Музыка — это маленький кусочек картины счастья». Вот этот оркестр для ребят — это маленький островок счастья. Он, в отличие от Дон Кихота, к которому Санчо приставал с вопросом: «Где же этот остров?», а тот отвечал: «Этот остров — мечта», — он у детей есть. Их мечта — музыка. Они ее получили.

— Сейчас Вы говорите о тех, кто музыкой занимается профессионально. А как вообще приобщить молодежь к классической музыке? И стоит ли это делать?

— Я считаю, что нужно в школах ввести обязательное музыкальное образование. А потом уже куда течение вынесет, это не важно. Важно, чтоб была основа. Как дом невозможно построить без фундамента, так и человека нельзя сделать настоящим человеком без знаний. Когда-то Шостакович сказал, что моя мечта, чтобы в школах изучали не только буквы и цифры, но и ноты. Думаю, это очень важно. Если вы заметили, когда дети маленькие играют на любом музыкальном инструменте, у них лица другие.

— А какую музыку слушают Ваши дочери?

— Самую разную. Мои дочери занимались музыкой. Но поскольку я считаю, что нельзя проживать за детей их жизнь, то даю им полную свободу. Когда старшая дочка, которая играла превосходно на рояле, в семнадцать лет заявила, что хочет писать сценарии для кино, я возражать ей не стал. Средняя дочка играла на флейте, но стала актрисой. А младшая дочь, я даже не думал, что так получится. Однажды, мои старшие дочери спросили меня: «Папа, а ты слышал, как поет Аня?» Они дали мне диск, и вдруг я услышал, что моя шестнадцатилетняя дочь Аня великолепно поет джаз. Я поинтересовался, кто написал музыку, и она ответила, что сама написала и музыку, и слова. На что я ей сказал: «Поешь ты очень хорошо, а вот слова плохие». И дал список англо-американских поэтов. Сейчас она учится в Америке. Анечка позвонила мне недавно и сказала: «Папа, мне сейчас аплодировала комиссия». Оказалось, что она спела песню собственного сочинения на стихи Роберта Фроста. Американцы были шокированы, что русская девочка поет песню на стихи их известного поэта, да еще и сама ее сочинила.

— Вы получали награды с самого детства, еще будучи учеником специальной музыкальной школы…

— Так вышло, пиджак стоит в шкафу. (смеется)

— А какая из этих многочисленных наград самая любимая?

— Самая дорогая награда — любовь людей. Я это чувствую везде. Я могу жить без денег и знаю, что меня накормят, напоят и спать уложат.

— Говорят, что свое сорокалетие вы справляли в Ташкенте. Как это было? Не планируете свой следующий юбилей справить тут?

— Давно это было. (смеется) Помню, что один музыкант из оркестра всю ночь варил шурпу. Я запомнил вкус шурпы той. И честно вам признаюсь, что лучше не ел никогда.

— Каким бы был Ваш идеальный день?

— Выспаться для начала, потому что обычно этого не бывает. Спокойно хотелось бы позаниматься, поиграть на скрипке, почитать. Очень люблю репетировать с оркестрами. Работать и услышать в реальности то, о чем думал и мечтал.

— Сегодня удалось поиграть на скрипке?

— Сегодня поиграл утром только 10 минут, чтоб посмотреть, как она живет в Ташкенте. Знаете, во многих языках слово «скрипка» почему-то мужского рода. Но для меня она женского рода, специфическая дама, не прощающая, очень ревнивая. Когда я на ней долго не играю, она показывает свой характер и всячески доказывает, что я ее не достоин. Но, когда я как следует занимаюсь, она отвечает мне любовью и взаимностью. Тогда очень хорошие концерты получаются, и люди довольны, и я доволен. Значит, я еще что-то могу.

— И что сегодня Вам сказала Ваша красавица?

— Она сказала, чтобы я завтра срочно, как прилечу, начал заниматься. (смеется)

— Что Вас может вывести из себя до такой степени, что Вы забудете о том, что Вы музыкант и вспомните о своем разряде по боксу?

— Несправедливость, ужасное отношение к детям, вранье.

Толчком к моим занятиям боксом стала следующая история. Нас, учеников ленинградской музыкальной школы-десятилетки, постоянно лупила компания хулиганов, собиравшаяся обычно на углу возле школы. Скрипки разбивались в щепки. Естественно, в один прекрасный день мне это надоело, и я пошел в секцию бокса. Через три месяца, когда мы снова лицом к лицу столкнулись с вражеской компанией, я аккуратно положил свою скрипочку на землю и первый раз в жизни ответил, наконец, так, как следовало. Это умение в дальнейшем не раз мне помогло. Правда, сейчас я стараюсь сдерживаться.

— Ходят легенды о какой-то невероятной драке в Париже…

— Да, но это было давно. Как-то мы у Славы Ростроповича и Гали Вишневской засиделись до четырех утра. Когда я возвращался в гостиницу, то недалеко от нее сразу три человека обступили меня и по-французски галантно предложили выбрать: кошелек или жизнь. Вначале, подобно Мюнхгаузену, решил выбрать жизнь и отдать деньги, но, поскольку у меня их было много, и принадлежали они не мне (девяносто процентов своего гонорара я, как водится, должен был отдать государству), то передумал. В конце концов, с бандитами еще можно было справиться, но с государством — никогда. Завязалась драка, в начале которой я был жестоко избит, но потом, вспомнив навыки юности, перехватил инициативу и, можно сказать, вышел победителем. Деньги сохранить удалось, но в гостиницу я пришел в жутком виде: окровавленный, с оторванными погонами плаща. Зато жена, выкурив десять сигарет, сказала мне: «Вова, я тобой горжусь». Могу добавить, что почти два месяца после этого ходил в специальном корсете, так как ребра были повреждены, но продолжал выступать и даже уехал в Рим дирижировать оркестром.

— А Вам часто приходилось «наступать на горло собственной песне»?

— Я не ханжа, и святым себя не считаю. Просто есть некоторые границы, которые не преступаю никогда. Не люблю лжи, не терплю людей, глухих к страданию ближних. Не понимаю, как можно убивать себе подобных. Не признаю политиков, способных послать людей на смерть ради собственной выгоды. Не люблю власти, потому что путь к ней всегда сопровождается жертвами.

— Понятно, что Вы не любите. А любите что?

— Очень многое. Природу. Театр, поэзию, живопись — вообще искусство. Людей, детей — особенно.

— И потому постоянно занимаетесь благотворительностью?

— Когда маленькие дети чувствуют, что их любят не только их родители, а чужие люди, они сами смотрят по-другому на мир, они сами начинают нести любовь другим людям. Глубоко убежден и в том, талант надо пестовать, как английский газон. Там его 300 лет поливают и стригут, чтобы был результат. Про отдачу и затраты никто не говорит. Просто понимают: из ничего ничего не получается. Такова природа культуры.

Знаете, мы все торопимся, спешим, нам некогда сказать ближнему, что он любим, а ведь это необходимо слышать каждому. Потом, когда человек уже ушел, а мы не успели сказать ему доброе слово, — глубоко раскаиваемся. Вот я и боюсь опоздать.

bellaTerra, 2011 №105

Сержант Фелипао

Возможно, он знает о футболе все и даже больше. А потому никто и ничто не помешает ему гнуть свою линию, какой бы кривой и неправильной ни казалась она окружающим.

Его прозвали «Большой Фил» («Фелипао» по-португальски) и «сержант». И он точно знает, почему: «В любой команде — будь то сборная или клуб — командую только я!» — говорит один из самых титулованных тренеров мирового футбола Луис-Фелипе Сколари.

Его путь к славе был достаточно долог. В 1982 году Сколари возглавил клуб ЦСА (центральный спортивный клуб Алагоано), в котором в том же году завершилась его карьера игрока. За двадцать лет он сменил полтора десятка команд, среди которых были бразильские, ближневосточные и даже японский клубы, а также сборная Кувейта. В конце 90-х наконец-таки пришел настоящий успех, когда Большой Фил дважды выиграл Кубок Либертадорес — с «Гремио» в 1995-м и четыре года спустя с «Палмейрасом».

Несмотря на все достижения, бразильская публика с изрядной долей скептицизма восприняла назначение Сколари на пост наставника сборной в 2001 году. Тогда бразильцы не без труда пробились на мундиаль 2002 года, и заявление тренера о том, что он выведет команду в финал, вызвало только усмешки. Большой Фил, однако, проявил себя жестким наставником, не идущим ни у кого на поводу. Больше всего шума вызвало его решение не брать на чемпионат мира любимого «коротышку всея Бразилии» — Ромарои. За игрока просил чуть ли не президент страны, однако Сколари заявил, что состав определяет он.

Ради победы тренер использовал все возможные и невозможные средства. Так, на время чемпионата мира он объявил вне закона секс, оградив игроков от контактов с женами и подругами. Кроме того, он запретил игрокам общаться с прессой без его на то разрешения, наложил вето на пользование мобильными телефонами в любое время, кроме личного, и фактически установил в лагере команды армейскую дисциплину. Лучшим доказательством правоты Сколари стал Кубок мира, поднятый над головой капитана бразильской сборной по окончании турнира.

— Что чувствует тренер, находясь во время игры на тренерской скамейке?

— Радость, волнение, разочарование. Бессилие, когда не можешь повлиять на ход игры… Ведь недаром существует такое понятие, как «инфарктный матч». Так что здоровье у тренера должно быть отменное! К счастью, в моей тренерской практике положительных эмоций и удовлетворения от выполненной работы было гораздо больше.

— Что же такое футбол?

— Для меня футбол — это работа, которая приносит огромную радость.

— Каким должен быть игрок сборной?

— Сборная — это как бы главный клуб страны, в котором собраны самые лучшие игроки. В принципе, любой член сборной — яркий и самодостаточный профессионал. Но футбол — игра командная. А потому каждый игрок должен помнить, что рядом с ним на поле такие же «звезды», как и он. Так что необходимо понимать и уважать друг друга. И все это «созвездие» должно полностью доверять своему тренеру. Только так, на мой взгляд, есть шанс добиться успеха.

Большой Фил не терпит «шапкозакидательских» настроений по отношению к противнику. Так, на групповом этапе чемпионата мира 2002 года Сколари очень беспокоила… сборная Китая, считавшаяся заведомым аутсайдером, а вот многие из его подопечных заранее предвкушали победу над азиатами. В этой связи тренер попросил своих помощников сделать ему 23 копии с текстом старинной притчи про охотников на львов. Эти листки были розданы всем футболистам, чтобы они прочитали и на следующий день высказали свое мнение о китайской команде. В притче рассказывалось о том, как однажды охотник пригласил двух своих знакомых поохотиться на львов. С собой они взяли волшебную флейту, при звуках которой львы начинали плясать, не замечая ничего вокруг, так что расстрелять их не составляло большого труда. Таким образом, легко пристрелили одного льва, другого, а вот третий почему-то не стал танцевать и сожрал одного за другим всех охотников. А внизу листка Сколари от руки написал: «Китай может оказаться тем самым глухим львом». Судя по всему, игроки вняли его предостережению и не оставили от китайцев камня на камне, разгромив их со счетом 4:0…

— Могут ли у тренера быть любимчики?

— Нет. Для тренера все должны быть равны. С некоторыми игроками у меня складываются дружеские отношения. Но это никогда не повлияет на мою работу, поскольку здесь абсолютно все определяется целесообразностью и стремлением достичь максимально хорошего результата.

— Какими качествами должен обладать тренер? Обязательно ли он должен иметь собственную игровую практику?

— Быть футболистом необязательно, но все же желательно. Ведь имея игровой опыт, лучше понимаешь то, что происходит на поле, как чувствует себя игрок в той или иной ситуации. Естественно, тренер должен знать и уметь гораздо больше, чем все остальные. Но самое главное — в любой ситуации тренеру необходимо брать ответственность на себя. Так у меня получилось с «Челси».

— Но ведь футбол — игра коллективная…

— Я тренер, поэтому и виноват. Ведь я определяю стратегию и тактику команды на игру, определяю состав игроков, выходящих на поле. Честно говоря, легче тренеру заявить, что он виноват, чем проводить «разбор полетов» — причем не только внутри команды, но и в прессе. Кому нужна эта полемика? И еще. Футбол — это бизнес, где крутятся огромные деньги. И в некоторых случаях некоторые люди хотят, чтобы ты ушел.

— Если бы ни футбол, чем бы Вы занимались?

— Начну по порядку. Мой дед с семьей иммигрировал из Италии в 30-е годы прошлого века. Я родился в 1948 году в Бразилии, но по отцу у меня есть второе гражданство — итальянское. Сказать по правде, в нашей семье до сих пор сильны традиции моей исторической родины — в быту, в отношениях между родственниками. Это фундамент, основа моей жизни. Так вот, мой отец был категорически против, чтобы я стал профессиональным футболистом. Он говорил, что я должен учиться, приобрести «нормальную» профессию. А поскольку у нас, итальянцев, слово отца — закон, то пришлось за свою мечту побороться. Поэтому для начала я закончил бухгалтерские курсы, а после поступил в университет на факультет физической культуры. И все это время продолжал тренироваться в любительской команде нашего города. Как только я выполнил волю отца и стал студентом, он разрешил мне играть в футбол.

В начале 80-х мне предложили стать тренером. Наверное, если бы я тогда не принял предложение, то работал бы преподавателем физкультуры в какой-нибудь школе. А если бы ушел из спорта совсем, то стал бы бухгалтером и, скорее всего, работал в агентстве моего отца. Как говорится, продолжил семейное дело. (смеется)

В послужном списке Большого Фила есть, пожалуй, почти все возможные в футболе титулы и регалии. Но все-таки самой большой гордостью Луиса-Фелипе Сколари является его семья. Однако пообщаться со своими близкими «сержант» нам не позволил, даже фотографии из семейного альбома не показал. «Семья — это приватно!» — сказал, как отрезал. Правда, когда наша встреча подойдет к концу, он вдруг вернется к этому: «Поймите правильно. Просто мы так привыкли, ведь в Бразилии — это вопрос безопасности».

— Господин Сколари, если возможно, расскажите о семье.

— Со своей женой Ольгой мы познакомились сорок три года назад, еще будучи студентами. Через семь лет мы поженились. Так что нашей семье уже тридцать шесть лет. Ольга — биолог, доктор наук, долгое время преподавала в университете. Нашему старшему сыну двадцать пять, он — адвокат. Живет и работает в Португалии. А младший сын сейчас здесь с нами в Ташкенте, учится в школе.

Самый лучший отдых для меня — в семейном кругу. Мы любим собираться вместе, отмечать праздники, разговаривать. Семья — самое важное, самое главное, что есть у меня в жизни. Признаться, во многих случаях в своей работе я принимал те или иные решения не из-за профессиональных соображений, а руководствуясь интересами своей семьи.

— С лета 2009 года Вы стали тренером нашего «Бунёдкора». А что знали о нашей стране до приезда сюда? Насколько оправдались ожидания?

— О футболе Узбекистана я практически не знал ничего. А первую информацию о стране и о Ташкенте получил от Ривалдо. Когда же клуб «Бунёдкор» проявил интерес к моей персоне, то перед принятием решения я стал более подробно расспрашивать всех своих друзей и знакомых, работавших или работающих в Узбекистане.

Нам очень нравится Ташкент — город большой, красивый, динамичный. У вашей страны, которая еще очень молода — ведь независимости Узбекистана всего восемнадцать лет — чувствуется огромный потенциал. И мне нравится быть здесь в столь интересное время.

— Как Вы оцениваете перспективы своей команды?

— Команда «Бунёдкор», как и страна, — молода, по-хорошему амбициозна и перспективна. У меня есть план развития команды, выполнение которого позволит ей стать одной из сильнейших в Азии. Это трудно, но вполне реально. Я рад, что нахожусь в начале этого пути.

— Что является предметом Вашей особой гордости в карьере и жизни?

— Всегда оставался и остаюсь самим собой. Ведь я — человек вспыльчивый, импульсивный. Итальянец все-таки! (смеется) Сначала сделаю, а после, все обдумав, жалею. Но главное мое достоинство в том, что я открыт и доверяю людям. И мне дороги те дружеские, добрые отношения, которые у меня неизменно складывались с игроками, с коллегами.

Я очень счастливый человек. Основа моей жизни — вера и традиции. У меня есть любимая работа, которая к тому же хорошо оплачивается. Семья всегда со мной. У меня есть друзья. Что еще надо человеку? Я просто должен быть счастливым! Оглядываясь назад, могу с уверенностью сказать, что из 100% моей жизни 99 — это счастливые моменты.

Луис-Фелипе Сколари — футбольный тренер. Родился 9 ноября 1948 года в Бразилии. Начинал карьеру как футболист. В начале 1980-х гг. становится тренером. Работал с различными клубами Бразилии, Саудовской Аравии, Кувейта, Японии, Англии, возглавлял сборные Кувейта, Бразилии, Португалии. На чемпионате мира-2002 сборная Бразилии стала чемпионом, а Сколари был объявлен ФИФА «Лучшим тренером года». Он также дважды назывался «Лучшим тренером Южной Америки». В 2004 году сборная Португалии под его руководством стала серебряным призером чемпионата Европы. С 9 июня 2009 года — главный тренер футбольного клуба «Бунёдкор».

bellaTerra, 2009 №83

Дмитрий Дюжев. Закрытый Космос

О масках и куклах, mainstream’е и «умном» кино, грехе искусства и его божественном происхождении, а также о том, что действительно важно, рассказывает Дмитрий Дюжев.

Странно как-то устроено наше восприятие — ставишь знак равенства между личностью актера и его ролями, и всё тут! А зачастую даже и не ролями, а одной-единственной ролью. Вот и получается, что по системе Станиславского не один десяток лет не только актеры, но и зрители воспитывались.

Не потому ли практически все, кто узнавал, что планируется интервью с Дмитрием Дюжевым, реагировали так: «О, класс! Он такой заводной!» На мой вопрос, откуда они это знают, если лично с ним незнакомы, отвечали вопросом: «Ты что, „Бригаду“ не смотрела?» Таким образом получалось, что обаятельный «раздолбай» Космос — это и есть сам Дмитрий Дюжев. А Вольф Бромберг в «Соньке Золотой Ручке», Петечка в «Светских хрониках», отец Иов в «Острове», Кольцов в «Каникулах строгого режима», Иван в «Утомленных солнцем-2» — это тогда кто?

Так что мой первый вопрос к Дмитрию был, естественно, о том, какой из его героев наиболее близок ему.

— Ни какой. Всё это не я, — ответил он, не раздумывая. — Я приверженец системы Михаила Чехова, который говорил, что артист, играя самого себя в предлагаемых обстоятельствах (на этом основана система Станиславского), достаточно быстро может иссякнуть. А артист, который примеряет на себя маски, — непредсказуем в каждой новой роли. В этом секрет долгой жизни в профессии. И еще — в умении наблюдать. После ты используешь все, что увидел, подсмотрел, запомнил, и рисуешь, лепишь, ваяешь образ. Всякий раз я как бы сижу внутри большой куклы и управляю ею.

— От какой роли Вы бы категорически отказались? И есть ли роль, о которой мечтаете?

— Нет такой роли. Здесь все дело в режиссере. Соглашусь на любую, если режиссер трактует роль таким образом, что можно оправдать и преступника, и святого.