Глава VIII. Договор в долине реки Маттоле
Целый год без индейских беспорядков вокруг залива Гумбольдта был бы странным событием в ранней истории страны. Если бы племена в низменностях, широко известные как «племена долины», сохраняли совершенное спокойствие и отсутствие враждебности в период войны с винтунами, у них было бы какое-то основание для проявления дружбы со стороны белых. Никто из тех, кто знал истинный характер местных индейцев, их неумолимую ненависть и привычку возлагать на всех белых людей ответственность за злодеяние, совершенное одним белым преступником, их ревнивое отношение и недоверие к народу, давно узурпировавшему их охотничьи угодья, их склонность к предательству и обману — не были готовы к тому, что останутся равнодушными и безобидными зрителями борьбы с винтунами.
Утром 29 мая 1858 года группа из десяти человек отправилась в стойбище на реке Угорь, в нескольких милях выше ее устья, с целью забрать оружие, находившееся у индейцев. Без всякой провокации со стороны краснокожих и при отсутствия здравого смысла, эти люди открыли огонь по вигвамам, убив одного воина, одну женщину и ранив другую женщину и ребенка. Этот поступок, который мог стать искрой, которая разожжет пламя жестокой войны, вызвал справедливое возмущение горожан. 3 июня были выданы ордера на арест мужчин, напавших на индейскую деревню.
Шериф А. Д. Севьер и группа его помощников отправились, чтобы произвести арест. Им удалось найти и арестовать только троих из группы: C.A. Шермана, Уильяма Макдональда и человека по имени Бейкер. Арестованные были доставлены в Эврику. Здесь состоялся суд, в процессе которого судья Ханселл приговорил каждого из них выплатить залог в размере 3000 долларов. У Макдональда и Шермана нашлись поручители. Бейкера, у которого не оказалось ни такой суммы, ни поручителей, посадили в тюрьму. Вскоре поручители Шермана отказались от помощи ему, и преступник также отправился в тюрьму.
В тот же день, когда шериф Севьер отправился к реке Угорь с целью арестовать людей, совершивших нападение на деревню индейцев, два белых человека были ранены индейцами в четырех милях от Эврики. Айра Джордан и Джон Макки, работавшие в лесу, были обстреляны из засады картечью. Раненые видели нападавших индейцев, но никого из них не опознали. Мужчин доставили в Эврику в сопровождении большого количества лесорубов и других рабочих. Состоялось собрание, чтобы выработать действия для наказания индейцев, устроивших стрельбу.
В причастности к этому делу подозревались двое индейцев, носивших у белых прозвища «Капитан Джим» и «Сан-Франциско Джон». Не зная наверняка, что они виновны, но с возбужденной решимостью отомстить за причиненное зло, горожане искали этих двоих во всех местах, которые они обычно посещали. Их не нашли, но четверо других индейцев были взяты в заложники и доставлены в тюрьму в Эврике. Последняя процедура возымела желаемый эффект. Четыре дня спустя «Капитан Джим» и «Сан-Франциско Джон» пришли в форт Гумбольдт и сдались майору Рейнсу.
Майор Рейнс, в свою очередь, передал их шерифу округа, который поместил индейцев в тюрьму, где они оставались два дня. Затем их отпустили, так как против них не было собрано никаких улик.
Едва улеглось волнение в Эврике, как полковник Уиппл сообщил об очередном убийстве недалеко от устья Кламата. Человек по имени Вэндалл, путешествовавший из Юниона в Кресент-Сити, незнакомый со страной, нанял в резервации двух проводников-индейцев.
Проводники, намеренно пойдя по ложному пути, привели Вэндалла к небольшой реке; для того, чтобы измерить глубину брода, белый мужчина на время отставил в сторону свое ружье. Этим воспользовался один из дикарей, который завладел оружием. Произошла схватка, во время которой Вэндалл убил ножом одного злодея и тяжело ранил другого, однако, раненый индеец успел выстрелить в белого мужчину из ружья и убить его. Раненый проводник вернулся в резервацию и сообщил, что на них троих напали неизвестные враги и он единственный выживший. Его истории не поверили, и власти резервации взяли его под стражу. Обвиненный в причастности к убийству Вандалла проводник во всем сознался, подробно описав все дело. Его отвезли на место, где было совершено убийство. Там же злодея повесили на дереве. Причина убийства была приписана желанию со стороны проводников завладеть деньгами Вандалла: кошелек, который принадлежал ему, был найден в вигваме матери одного из проводников.
Очень редко случалось, что индеец убивал белого человека из-за денег. Чаще мотивами были месть и врожденная ненависть.
***
К югу от реки Угорь в океан впадает река Маттоле. Полоса плодородных сельскохозяйственных угодий по обеим сторонам ее русла, шириной в несколько миль, известна как долина Маттоле. В июне 1858 года в этой долине индейцы убили человека по имени Торнтон, ужасно изуродовав его тело. Белые поселенцы в долине Маттоле были вне себя от ярости.
Какое-то время происходила беспорядочная резня случайно встреченных индейцев; за две недели были убиты двадцать человек.
В течение трех месяцев после убийства Торнтона в районе Маттоле не было ощущения безопасности. Поселенцы все время держали оружие наготове. Пока жители северных и центральных районов уезда были поглощены войной с винтунами, положение в Маттоле не было столь тревожным. Кровавая месть поселенцев за убийство Торнтона оказала благотворное влияние на племена, жившие в окрестностях. Они заявили о своей готовности заключить с белыми договор о мире и дружбе.
С целью согласования некоторых конкретных положений договора 4 сентября был проведен массовый митинг поселенцев. Было решено, что жители долины Маттоле, должны заключить договор о мире и дружбе с индейцами на следующих условиях, а именно:
Первое: индейцы приложат все усилия, чтобы установить личности трех убийц Торнтона, находящихся сейчас на свободе.
Второе: индейцы должны предоставить поселенцам всю информацию, которую они могут иметь или могут получить, чтобы белые могли арестовать указанных убийц и привлечь их к ответственности.
Третье: те, кто даст такую информацию и поможет арестовать указанных убийц, будут защищены белыми от мести соплеменников.
Четвертое: индейцы не должны поджигать траву; не должны угонять или убивать крупный рогатый скот, лошадей, мулов или свиней поселенцев; не должны входить на наши огороженные фермы; не должны красть любое имущество.
Решено, что индейцам будет разрешено вернуться и жить в долине, охотиться, ловить рыбу и т. д. Решено, что этот мирный договор заключен только с маттолами и не распространяется ни на какие другие племена. Решено, что белые жители района Маттоле не позволят никаким белым людям входить в индейские ранчо и вмешиваться в дела индейских жителей. Решено, что белые жители не позволят изгнанникам из других частей штата проживать в этой долине или жить среди индейцев.
Если бы положения такого договора, содержащиеся в резолюциях Маттоле, получили признание во всех частях графства, с индейцами не возникло бы проблем, с которыми не могли бы справиться гражданские власти. Но положения договора были отвергнуты сначала белыми людьми, против которых были направлены его самые резкие формулировки, а затем и самими индейцами, и не было вины добропорядочных граждан в том, что договор не был выполнен в точности. Преступники, эти отбросы цивилизации, часто посещали окраины индейских поселений, навлекая своими действиями на поселенцев угрозу войны с индейцами.
1858 год не принес лучшего взаимопонимания между белыми и индейцами.
Январь 1859 года не был отмечен более миролюбивым духом, чем январь 1858 года В непосредственной близости от залива племена едва ли испугались военных приготовлений к экспедиции против горных врагов. К югу от реки Угорь договор Маттоле дал поселенцам короткую передышку и долгожданное спокойствие перед бурей.
Глава IX. Река Ягер-Крик
Река Ягер-Крик и ее окрестности — это район, богатый пастбищами, привлекавший множество предприимчивых поселенцев, в основном скотоводов, весной 1859 года оказался в крайне беззащитном состоянии из-за мародерских набегов бродячих банд враждебных индейцев. Войска регулярной армии, дислоцированные в форте Гумбольдт, были недостаточны, чтобы предотвратить бессмысленные убийства скота и разрушения домов, а сами поселенцы не были достаточно многочисленны, чтобы запугать врагов или защититься от них. Около сотни солдат бездействовали в гарнизоне форта Бакспорт, причем майор Рейнс казался таким же безразличным к нуждам поселенцев, как и любой из бездельников под его командованием.
Ему было предложено послать отряд и установить военный пост где-нибудь неподалеку от истоков Ягер-Крика, чтобы он мог выполнять двойную задачу: охранять скот и обеспечивать защиту путешественников между поселениями на реках Тринити и Угорь. С характерным нежеланием выполнять свои обязанности войска в форте Гумбольдт продолжали бездельничать.
Майор Рейнс мало чем отличался от своих предшественников в своей неспособности ценить человеческие жизни. Время тратилось впустую.
Человеческие жизни не могли считаться особо важными, если только они не были жизнями солдат гарнизона, которым редко позволяли рисковать своими собственными ради спасения чужих жизней. Что-то всегда мешало активности и полезности войск. Находясь в марте в Юнионе, генерал Киббе переписывался с майором Рейнсом по поводу состояния и предполагаемого расположения войск, и в этой корреспонденции интересовался, готовы ли войска форта немедленно выйти в поле для защиты белого населения и наказания индейцев.
В ответ майор Рейнс ссылался на недостаток амуниции для своих солдат.
Прошло два месяца, а обмундирование, которого ждали ежечасно, либо не прибыло, либо его все еще не хватало для удовлетворения потребностей солдат. Настоящая причина задержки заключалась не в недостатке или задержке одежды. Настоящая причина заключалась в том, что майор Рейнс имел слишком высокое мнение о занимаемом им служебном положении. Он не мог всерьез думать о посылке отряда в сто человек, не произведя приготовлений, сопоставимых с оснащением десятитысячного войска. Поэтому поселенцы на реке Ягер-Крик должны были искать защиту в другом месте.
В мае отряд солдат из форта Гумбольдт под командованием капитана Ловелла выступил в поход в район реки Ягер-Крик, слишком поздно, чтобы оказать какую-либо реальную помощь.
За те месяцы, что солдаты несли гарнизонную службу, индейцы никогда не прекращали своих дьявольских набегов, и за шесть недель, предшествовавших первому мая, во всех окрестностях Ягер-Крика произошла ужаснейшая резня скота. 11 мая появились первые человеческие жертвы.
Джеймс Эллисон увидел, как несколько индейцев упаковывают мясо убитой ими домашней коровы. Он вернулся в селение и сообщил соседям о том, что видел. Той же ночью пять белых мужчин прошли около двух миль, когда наткнулись на двух индейцев, прятавшихся в кустах. Белые открыли огонь и убили одного из двоих. Другой, будучи ранен, прыгнул в заросли. Белые подбежали к тому месту, где, как они предполагали, упал раненый индеец, и оказались в двадцати футах от тридцати или сорока индейцев. Эллисон тут же был ранен стрелой в пах, но он обломил древко стрелы и продолжал сражаться, пока индейцы не бежали. Два или три дня спустя Эллисон умер и был похоронен в Хайдесвилле.
Смерть Эллисона и предшествующая ей резня скота обескуражили поселенцев в окрестностях Ягер-Крика. Весь скот, который можно было собрать, был быстро перегнан в Маттоле, и поселенцы покинули великолепные пастбища.
Через два дня после смерти Эллисона была организована Хайдсвилльская добровольческая рота. Абрам Лайл был избран капитаном, Джим Дэвис — первым лейтенантом, Эли Дэвис — вторым лейтенантом, а Джон Моррисон — комиссаром и квартирмейстером. В роте было двадцать пять человек, и она была снабжена и снаряжена для шестинедельной разведки. Провизия хранилась в доме поселенца на Южном Ягере, где рота разделилась на два отряда, один направлялся к реке Мэд, другой — к Северному Ягеру. Отряду, действовавшему на Северном Ягере, удалось проследить путь нескольких индейцев до их лесных жилищ. В окрестностях этого стойбища белые внезапно напали на троих, собиравших клевер, убив двоих из них и ранив одного. Стрельбу услышали находившиеся в стойбище, и они бежали, унося с собой все ценное.
Пастухи на реке Ван Дазен видели несколько групп индейцев, и предполагалось, что, поскольку весь скот был перевезен из Северного Ягера, дикари перенесут свои грабежи дальше на юг, в районы Ван Дазена и Маттоле. Добровольцы были энергичны в своих действиях, и до первого июня изгнали множество бродячих банд дикарей от истоков Ягер-Крика и реки Мэд.
Отряд войск Соединенных Штатов под командованием капитана Ловелла расположился лагерем в Индейском ущелье.
Когда истекли шесть недель, на которые были снаряжены добровольцы, комиссар Джон Моррисон отправился к реке Угорь и закупил дополнительные припасы, поскольку рота решила остаться в полевых условиях еще на несколько месяцев.
В течение лета в форте Гумбольдт наблюдалась небольшая активность. Части роты капитана Андервуда было приказано удалиться из Хупы и разместиться на тропе к реке Тринити, а отряд под командованием лейтенанта. Коллинза разместился в доме Парди на Редвуде, в пределах одного дня пути от лагеря капитана Ловелла на Ягер-Крике.
Так продолжалось до наступления зимы. Затем, когда в лесах и на холмах стали пропадать желуди, коренья и другая пища, бродячие племена хищных горных дикарей возобновили свои набеги на стада скота белых.
В окрестностях Нилендс-Прери и Бьюттса за две недели было убито двадцать пять коров. В одном случае стадо было загнано в лес, где костры, на которых сушилось мясо убитого скота, были обнаружены группой поселенцев все еще горящими. Работники фермы Дикс Бразерс отправились со стадом из Хайдесвилля в Уивервиль, и в первую же ночь в Лысых Холмах один из них был убит. Добровольцы из Хайдесвилля, как только об этом стало известно, бросились в погоню и преследовали индейцев вдоль Ягер-Крика, где их следы вели к истоку Элк-Ривер; но вскоре преследователи были вынуждены прекратить погоню.
Глава Х. От плохого к наихудшему
Индейские дела быстро приняли самый серьезный оборот. Каждая неделя и каждый день раскрывали неэффективность армейской защиты, вероломство и необузданную жестокость индейцев, крайние страдания белых поселенцев, настоятельную необходимость добровольческой экспедиции, подобной той, которая привела к успешному завершению войны с винтунами.
Хотя экспедиция под командованием генерала Киббе выполнила свою работу вполне эффективно, винтуны, размещенные в резервациях, постепенно покидали их разрозненными группами и возвращались в свои старые дома, и некоторые из них к 1860 году присоединились к враждебным племенам, совершавшим набеги на поселения белых. Тем не менее, они почувствовали мощь военной силы, которая знала, как с ними бороться, и их воинственный дух еще не окреп от сокрушительного поражения.
Подобная экспедиция, возглавляемая опытными офицерами, подавила бы желание индейцев возобновить войну и заставила бы грабительские племена подчиниться. Но еще одна экспедиция, подобная экспедиции генерала Киббе, была невозможна по нескольким причинам, главная из которых заключалась в том, что оплата добровольцев за понесенные расходы и убытки все еще задерживалась в Сакраменто.
В разгар новогодних праздников 1860 года было получено известие об убийстве в долине Маттоле двух белых, недавно прибывших из других штатов.
Пятеро мужчин из Сакраменто, имена которых неизвестны, прибыли в декабре с охотничьей экспедицией в Медвежью гавань и разбили там лагерь на несколько недель.
Их провизия закончилась, и двое из группы были отправлены в Маттоле за свежими припасами. Прошло две недели, а они так и не вернулись в лагерь. В поселении были проведены расследования, в результате которых было установлено, что охотники были убиты кем-то из индейцев маттоле. Небольшая группа поселенцев Маттоле напала на несколько стойбищ и захватила пленных, которые раскрыли подробности убийства и личности убийц. В одном из стойбищ были обнаружены винтовка, пороховница и одеяла, принадлежавшие убитым. Пленные признались, что двое белых остановились на отдых и были убиты ночью, а тела расчленены и брошены в реку.
Растущее волнение в обществе усиливалось, чувство незащищенности охватило все окрестности, а сами индейцы больше не ограничивали районы краж скота и нападений территорией реки Ягер-Крик.
Сообщения и слухи о многих варварских преступлениях распространились почти на все части графства Гумбольдт. Не прошло и года с тех пор, как капитан Мессек завершил свою кампанию против винтунов. Многие из пленных, отправленных в резервацию Мендосино, вернулись в свои старые дома, более подавленные, чем раньше, и страдали от наказаний и поражений; тем не менее в любой момент они могли вновь вступить на военную тропу.
Ситуация, критическая и захватывающая, требовала вмешательства Киббе или Мессека, чтобы предотвратить ужасные последствия новой войны между двумя расами.
На Ягер-Крике враги с каждым днем становились все смелее в своих бесчинствах, убивая скот в загонах, а иногда и в присутствии владельцев. Добровольцы Хайдесвилля, неспособные продолжать боевые действия за свой счет, были расформированы и разошлись по своим домам, не оставив препятствий для дальнейших преступлений индейцев.
На Северном Ягере несколько поселенцев объединились для взаимной защиты, но были бессильны помочь своим соседям. На Лысых Горах дело обстояло еще хуже. Во второй половине января индейцы собрали сотню голов крупного рогатого скота, принадлежавшего разным лицам, и прогнали его мимо домов белых людей. Окрестности быстро проснулись, и группа поселенцев бросилась в погоню, вернув себе всех животных, кроме 20 или 30 коров. Затем поселенцы перегнали свой скот в другое место для большей безопасности. При этом они были вынуждены покинуть свои дома и другое имущество.
В начале февраля были проведены приготовления к организации волонтерской роты в соответствии с законами штата. Рота должна была немедленно выступить на защиту поселенцев. 4 февраля 1860 года состоялось собрание жителей долины реки Угорь в Хайдесвилле. Там добровольческая рота была должным образом организована в составе 55 рядовых, 4 капралов, 4 сержантов, 2 младших лейтенантов, старшего лейтенанта и капитана — Симона Райта.
К 15 февраля рота была снабжена провизией, заняла в качестве штаб-квартиры ранчо Кэмптона и начала разведку на реке Ван Дазен.
Прошел февраль. Из Сакраменто не было получено ответа на запрос о поставке оружия, и не было никаких указаний на то, что губернатор официально оформит роту на государственную службу. Поселенцы на реке Ван Дазен, отчаявшись в защите со стороны государства и зная, что добровольцы вскоре будут вынуждены разойтись, если не будет получена помощь властей, готовились покинуть этот район.
Петиция, излагающая истинное положение вещей и молящаяся о соответствующей помощи, была направлена самому губернатору в надежде, что он должным образом рассмотрит этот вопрос и предпримет законные и справедливые официальные действия.
В заливе Гумбольдта есть остров Тулуват напротив города Эврика, ныне покрытый лесопилками и зелеными полями; в 1860 году — длинный участок низменной песчаной болотистой местности неправильной формы, едва возвышающийся над поверхностью воды. На этом острове жило сравнительно безобидное племя индейцев, обычно занимавшееся рыбной ловлей в мирном соседстве с белыми поселениями. Суеверные, как и другие представители их расы, эти индейцы ежегодно поклонялось Великому Духу, сопровождая церемонии варварскими подношениями и молитвами. Раз в год из окрестностей и издалека сюда приходили другие дружественные племена, иногда до пятисот мужчин, женщин и детей, и участвовали с хозяевами в церемониях.
В последнюю неделю февраля 1860 года на этом острове собрались почти двести человек.
Пусть читатель вообразит себе сцену в ночь на 25 февраля в тысяча восемьсот шестидесятом году христианской эры.
Огни краснеют на фоне черной тьмы, отбрасывая любопытные и страшные тени на стены и крыши грубых жилищ; фигуры, сами как тени, увиденные на мгновение в блеске какого-нибудь яркого пламени, снуют между костров, и из хижин доносятся громкие и монотонные завывания. Несколько десятков танцоров обоих полов, фантастически украшенных перьями и раскрашенных красками, берутся за руки и начинают выполнять странные прыжки, издавая хриплые гортанные звуки, перемежающиеся отвратительными воплями. Вскоре индеец в пестрых перьях и яркой раскраске выскакивает в центр круга, прыгая из стороны в сторону в такт монотонным звукам, а затем внезапно покидает круг. Такое представление повторяется снова и снова, и так продолжается всю ночь. В одной из хижин совершается таинственный обряд, известный как «танец десяти ночей», который, как следует из названия, не прекращается до тех пор, пока не пройдет десять ночей подряд.
Эта хижина, по сути, является, землянкой. Поначалу роется неглубокая, но широкая яма, по сторонам которой стоя вкапываются доски; снаружи они обкладываются землей и дерном. Грубые доски и жерди образуют своего рода забор, в котором небольшое отверстие служит дверью. Посреди широкой огороженной площадки на грязном полу горит костер, дым лениво поднимается вверх.
Взявшись за руки, выстроившись в линию лицом к стене, стоят пятьдесят индейцев обоего пола, неподвижные, как статуи, их тела обнажены от головы до пояса. Внезапно мужчина на одном конце линии издает низкий дребезжащий звук, и тотчас вся линия подхватывает ноту, начиная медленно покачиваться то влево, то вправо. Гудящий звук становится громче, а ритм все быстрее и быстрее, пока не переходит в меланхолический вой, затем звук медленно опускается и замирает, превращаясь в шепчущий вздох. Снова вождь воспроизводит тихую, гудящую ноту, и снова громкость звука нарастает в ночном эфире.
И так, попеременно то на высоких, то на низких тонах продолжается варварское пение, сопровождаемое раскачивающимся движением длинной цепи человеческих тел. Сцена внушает благоговейный трепет — монотонный напев, то переходящий в вопль отчаяния, то затихающий в такт грубому ритму; огонь, питаемый чьей-то дикой рукой, то ярко вспыхивает, освещая обнаженные спины индейцев и резной столб, вокруг которого они танцуют, — то медленно гаснет, преображая качающиеся тела в призрачные формы.
Ночь сгущается, и сцена меняется. Лодки скользят от берега к острову, и из них выпрыгивают рослые мужчины. Индеец, проходя мимо, внезапно видит как бы привидение, и восклицает от удивления. Поднимается рука, блестит нож, индеец падает. Таинственные фигуры, выскользнувшие из лодок, бесшумно крадутся, приближаясь к лачугам индейской деревни. Через минуту там, где раздавались только ритмы дикой песни — взрыв криков, и отчаянных женских голосов, которые эхом разносятся от хижины к хижине.
Этого не может быть! Да, фигуры, крадущиеся к деревне — это белые люди, граждане цивилизованного государства, в их руках ножи, топоры и дубинки, а в их сердцах нет пощады. Индейцы, ошеломленные и сонные, не могут сопротивляться. Более половины из двухсот составляют женщины и маленькие дети. Топоры и ножи сверкают и сверкают, вздымаются и опускаются. Они крушат всех одинаково: дикого воина в расцвете сил, старика, шатающегося на бессильных ногах, женщин с детьми на руках и самих младенцев. Только четверо или пятеро индейцев переплыли узкий рукав залива, а еще двое спаслись бегством на каноэ.
Когда утром 26 февраля взошло солнце, его яркие лучи осветили на острове ужасную картину. Кровь стояла лужами, окрашивала в красный цвет стены хижин и притупляла зеленые оттенки травы. Вот воин с расколотой надвое головой; там женщина, ее череп превратился в желе; вон там маленький ребенок с ножом в сердце. Некоторые пытались бежать, но были убиты в спину. Некоторые уже почти добрались до воды, когда нож или топор сделали свое смертоносное дело.
Когда вечером 26 февраля зашло солнце, в Эврике стало известно, что одновременно с той бойней, что произошла на острове, произошли и другие массовые убийства. Две другие деревни, одну на южном пляже у входа в бухту, а другую у устья реки Угорь, в ту же ночь, таким же тайным образом, посетили люди, вооруженные таким же оружием, топорами и ножами; и с тем же результатом. В ходе трех массовых убийств погибли около трехсот индейцев, из них не менее ста пятидесяти женщин и детей. Сколько человек участвовало в массовых убийствах или кто они были, так и осталось неизвестным. Ходили слухи, что среди белых поселенцев была сформирована таинственная «лига убийц».
***
Примечание переводчика
В этом районе, населенном мирным племенем вийотов, массовое появление белых поселенцев наблюдалось во время Калифорнийской золотой лихорадки, то есть в начале 1850-х годов. Вийоты никогда не воевали с белыми поселенцами.
Другие племена в течение двух лет враждовали с поселенцами, угоняя их скот и нередко убивая фермеров. Местные газеты в своих статьях подогревали враждебность белых против индейцев, нередко объявляя кровожадными бандами непричастные к грабежам и убийствам племена.
В конце февраля около сотни вийотов, а также примерно такое же количество приглашенных индейцев из других племен собрались на острове Тулуват в заливе Гумбольдта на традиционный «праздник обновления мира».
В ночь на 26 февраля 1860 года группа поселенцев (неустановленная по численности) пересекла залив и, чтобы не привлекать выстрелами жителей близлежащего города Эврика, совершила нападение на празднующих индейцев, используя только топоры, дубинки и ножи.
По разным оценкам, только из племени вийотов, было убито от 80 до 250 человек. Поскольку большинство взрослых трудоспособных мужчин отсутствовали, собирая припасы для продолжения длительного праздника, на острове оставались только старики, женщины и дети. Это одна из причин, по которой индейцы были практически беззащитны. Празднование обычно длилось от семи до десяти дней, и мужчины по традиции уходили ночью за припасами, пока старики, женщины и дети спали. Именно поэтому они и составили большинство жертв. Мужчин в возрасте до 60 лет среди убитых почти не было.
Местная газета «The Northern Californian», описала это преступление следующим образом:
«Кровь стояла лужами со всех сторон; стены хижин покрылись красными пятнами, а трава также окрасилась в красный цвет. Вокруг валялись трупы обоих полов и всех возрастов, от старика до грудного младенца. Некоторым надвое разрубили головы топорами, головы других превратили в желе дубинками, третьих проткнули или порезали на куски охотничьими ножами. Некоторые пали на месте, другие почти добрались до воды, когда их настигли и убили. Выживших было немного. Одна женщина выжила, спрятавшись в куче мусора. Две другие спрятались со своими тремя детьми на западной стороне острова, и позже они нашли еще семерых детей живыми. Маленький мальчик был найден живым на руках у своей мертвой матери. Одна женщина была тяжело ранена и оставлена убийцами умирать, но выздоровела. Один из немногих мужчин-вийотов, по имени Безумная Река, бывший на острове во время нападения, прыгнул в залив и поплыл к Эврике. Другая женщина по имени Кайкуаиш и ее одиннадцатимесячный сын выжили, потому что вообще не были на острове. Кайкуаиш отправилась на остров на каноэ со своим сыном для участия в церемониях, но заблудилась в тумане и была вынуждена вернуться домой до того, как началась атака».
Резня на Тулувате была частью скоординированного одновременного нападения, направленного против других близлежащих деревень вийотов, включая лагерь на реке Угорь. Сообщалось, что в тот же день та же группа убила еще 58 человек на Саут-Бич, примерно в миле к югу от Эврики, хотя многие из убитых женщин работали на белые семьи и могли говорить на «хорошем английском». 28 февраля 1860 года еще 40 вийотов были убиты на южной развилке реки Угорь, а еще 35 — в Игл-Прери несколько дней спустя. Хотя нападение было широко осуждено в газетах за пределами округа Гумбольдт, никто так и не был привлечен к ответственности за убийства.
Журналист Брет Харт написал в одной из газет редакционную статью, осуждая резню, и вскоре ему пришлось покинуть район из-за угроз его жизни. В статье Харт написал:
«Более шокирующее и отвратительное зрелище никогда не представлялось взору христиан и цивилизованных людей. Старые женщины, сморщенные и дряхлые, лежали в крови, их мозги были выбиты и текли по длинным седым волосам. Лица младенцев рассечены топорами, а их тела покрыты ужасными ранами».
Майор Габриэль Рейнс, командующий в то время фортом Гумбольдт, доложил своему командиру, что местная группа «добровольцев» решила «убить всех миролюбивых индейцев — мужчин, женщин и детей». Эта банда линчевателей была сформирована в начале февраля 1860 года в городе Хайдесвилле. Большую часть февраля они провели «в поле», атакуя индейцев вдоль реки Угорь.
Племени вийот запретили возвращаться на остров Тулуват и на другие земли вокруг Эврики. Солдаты из форта Гумбольдт взяли выживших вийотов под охрану в форте, а затем перевезли их в резервацию реки Кламат. Многие вийоты вернулись из резервации домой и присоединились к воюющим против белых племенам. — А.С.
***
Это преступление пробудило в индейцах жажду мести и вызвало негодование большинства белых граждан. Это было худшее, что могло произойти в то время. Побоище уничтожило всякую надежду на мирное решение разногласий, существовавших тогда между белыми и индейцами.
Никакие грабежи, совершенные дикарями, не могли оправдать жестокую резню невинных женщин и детей, которая произошла в заливе Гумбольдта.
Глава XI. Три месяца тревог
Возбуждение, вызванное этой резней, не могло скоро угаснуть. Оно поглотило все умы, исключив обсуждение любой другой темы. Резня полностью заполнила общественное сознание в течение нескольких последующих месяцев. Действия губернатора, отказавшегося принять на государственную службу роту добровольцев под командованием капитана Райта, вызвали сильное недовольство и разочарование в долине реки Угорь и на Лысых холмах, где убийство скота индейцами все еще оставалось обычным явлением. Граждане Хайдесвилля и его окрестностей снабдили роту продовольствием, которого хватило бы на весь март.
Среди индейцев волнение распространилось больше, чем среди белых. Племена, жившие в окрестностях Эврики и Юниона, опасаясь массового восстания других племен, боялись жить в своих деревнях и были перемещены в окрестности форта Гумбольдт.
На собрании жителей реки Угорь, которое состоялось в Хайдесвилле 12 марта, были приняты резолюции, во-первых, о том, что жители реки Угорь глубоко сожалеют о «недавнем досадном и беспорядочном уничтожении индейцев» и в то же время считают «своей прямой обязанностью выразить возмущение поведением правительства, которое было причиной этого печального дела»; во-вторых, поскольку белые люди поддерживали правительство, их жизнь и имущество должны были первыми получить защиту от государства.
От коменданта форта Гумбольдт, майора Рейнса, потребовали собрать индейцев в каком-нибудь месте и оставить там под надзором войск до тех пор, пока соответствующие власти не найдут способ к их окончательному удалению. Эти резолюции были опубликованы в местных газетах, а копия оригинала была отправлена майору Рейнсу.
Март, апрель и май, три месяца, в течение которых проводились встречи, принимались резолюции и назначались делегации по вопросу о грабежах индейцев, были отмечены не только этими событиями. Произошла замечательная череда мелких столкновений с индейцами и мелких ссор между военными и горожанами.
Вооруженные столкновения с индейцами случались и раньше, а «подвиги» дикарей по краже скота не стали менее частыми. Рядом с ранчо Ангела была разграблена резиденция Б. Крогана во время его отсутствия, а у Джона Стюарта, проживающего в той же местности, были украдены многие бытовые вещи. Джона Уоррена из Уиллоу-Крик преследовали четыре индейца, и ему с трудом удалось спастись. А. Л. Парди, живший недалеко от реки Мэд, был трижды ранен стрелами, выпущенными дикарями их кустов. Ранчо всего в трех милях от Хайдсвилля подверглось нападению, скот был частично перебит и частично угнан.
11 апреля двое мужчин подверглись нападению во время рубки леса недалеко от Шелтер-Коув. Индейцы выскочили из кустов и схватили одного, по имени Мозес Стаффорд, в то время как другие выпустили в него несколько стрел, серьезно ранив. Товарищ Стаффорда подбежал к нему на помощь и ударил удерживавшего его индейца прикладом ружья по голове, тем самым освободив Мозеса. Сам Стаффорд застрелил одного индейца и ранил другого, а затем двое мужчин спаслись бегством.
Один индеец украл ружье, принадлежавшее золотоискателю на Клир-Крик в районе реки Кламат, и выстрелил во владельца, полагая, что убил его, когда тот упал. Индеец принес ружье в деревню и рассказал своему племени, что получил его, убив владельца, белого человека. Племя, опасаясь мести белых, выдало преступника поселенцам и рекомендовало его повесить. Рекомендация была выполнена, а предполагаемый убитый вернулся домой. Пуля ударила в голову по касательной, лишив золотоискателя сознания, но серьезно не ранив.
Капитан Снайдер и группа белых напали на индейское селение недалеко от Биг-Бенда на Мэд-Ривер. Десять индейских воинов были убиты, а другие жители разбежались.
Ссора между военными и гражданами, о которой упоминалось, была давней, почти совпадающей с заселением страны, и становилась особенно заметной во времена величайших опасностей и трудностей. Это было вызвано отчасти неэффективностью вооруженных сил, а отчасти ожесточенной завистью офицеров регулярной армии к успехам добровольческих рот. Неэффективность регулярных войск была настолько хорошо известна и общепризнана, что в 1860 году она не вызывала никаких комментариев или опровержений.
Майор Рейнс, командующий фортом Гумбольдт, питал даже некоторую симпатию к индейцам, которая удесятерялась его завистью к добровольцам. Вместо введения военного положения он выступал за то, чтобы только судить индейцев, подозреваемых в убийстве белых людей, независимо от того, были ли убийства совершены одним или сотней людей, — система, которая не могла быть иной, чем провалом применительно к дикой расе, которая ничего не знала о законе и не уважала бы закон, даже если бы знала его. Существовал только один эффективный метод подавления военных действий индейцев — наказание путем применения вооруженных сил. Что и делали волонтеры.
Офицеры, подчиненные майору Рейнсу, в полевых условиях были связаны по рукам и ногам суровостью его приказов. Ни один индеец не мог быть убит, если только он не был застигнут при убийстве белого человека, а для солдата считалось преступлением стрелять в индейца, который угонял скот с пастбищ поселенцев.
Форт Гумбольдт был превращен в своего рода госпиталь для больных индейцев и убежище для здоровых. Майор Рейнс был непопулярен среди всех слоев белого населения, и его непопулярность значительно увеличилась из-за его настойчивого отказа собрать всех индейцев залива и отправить их в правительственную резервацию. После резни на острове у Эврики племена на побережье между реками Мэд и Угорь не вернулись в свои деревни. Большинство тех, кто жил в районе южного берега залива, по приказу майора Рейнса собрались в форте Гумбольдт и содержались там за счет правительства. Племена низовьев реки Мэд слонялись вокруг Юниона, раздражая горожан и угрожая им.
Полковника Буэля, «индейского агента» окрестностей Кламата, попросили переселить индейцев из залива в резервацию. Он ответил, что так и сделает.
По его указанию в резервации были построены дополнительные дома, и были сделаны все необходимые приготовления для приема большого количества индейцев. В апреле капитан Бьюэл отправился в форт Гумбольдт. Он передал майору Рейнсу, что горожане попросили отконвоировать индейцев из окрестностей форта в резервацию. Майор ответил, что индейцы не хотят идти и он не будет их заставлять.
Полковник Бюэль отправился в Эврику, пробыл там несколько дней, а затем отправил в форт Гумбольдт следующую записку:
«Эврика, 11 апреля 1860 года.
Сэр, я узнал, что у вас и под вашей защитой находится значительное количество индейцев. Я здесь для того, чтобы переселить этих индейцев в Кламатскую резервацию, где я готов поселить и защищать их. Я хочу, чтобы вы с эскортом доставили мне в Эврику этих индейцев, а отсюда сопроводили их до индейской резервации Кламат.
Ваш немедленный ответ будет весьма желателен.
Д. Э. Буэль, правительственный агент, ответственный за резервацию Кламат».
Записка полковника Буэля была передана Рейнсу шерифом Ван Нестом, который был кратко проинформирован майором, что ответа ждать не стоит.
На другом конце залива граждане Юниона собрали близлежащих индейцев в количестве 125 человек и сами отвезли их в резервацию. Неделю спустя майор Рейнс все-таки уступил единодушному желанию населения Эврики и приступил к сбору и переселению индейцев из окрестностей этого города и устья реки Угорь. Под охраной военного эскорта 315 индейцев были доставлены из форта Гумбольдт в резервацию Кламат.
Почему майор Рейнс так внезапно изменил свою позицию, осталось неизвестным, но его действия в этом отношении были с удовлетворением встречены горожанами, многие из которых думали, что брешь, давно существовавшая между солдатами и поселенцами, теперь может быть устранена, и установятся более дружеские отношения. Последняя надежда продержалась недолго.
События последующих двух месяцев ясно показали, что губернатор, с ошибочными представлениями и недостаточным знанием дела, отказался принять роту капитана Райтса на государственное довольствие, но из уважения к многочисленным петициям, направленным ему, попросил генерала Кларка направить регулярную роту солдат в форт Гумбольдт. Солдаты были посланы, и сразу же по прибытии майор Рейнс приказал им отправиться на Ягер-Крик.
Прибывшие солдаты оказались даже хуже, чем просто бесполезными. Данные им инструкции майора Рейнса запрещали убивать индейцев даже в случае защиты поселенцев. Инструкции были соблюдены, в результате чего после прибытия новой роты индейцы убили больше скота, чем раньше, и стали более дерзкими. Майор Рейнс спокойно смотрел на эти бесчинства и строго придерживался своих правил. Результатом стало возобновление недовольства среди людей. Пропасть между солдатом и гражданином становилась все шире и шире.
О характере политики майора Рейнса в отношении индейцев можно судить по некоторым приказам, отправленным лейтенанту Маклирри, командующему ротой 6-го пехотного полка, присланной генералом Кларком.
Вот выдержки:
«Мы впечатлены идеей, что терпение белых жителей по отношению к индейцам наконец возымеет эффект…». «Враждебность индейцев сомнительна…» «Гораздо большее можно достигнуть с помощью миролюбия. Если вы возьмете каких-нибудь пленных, присылайте их под охраной на этот пост, а если вы не сможете доставить их, постарайтесь внушить им, что вы накормите их, а потом пришлите ко мне, и я выйду и поговорю с ними».
Такие инструкции были бы уместны на мирном конгрессе, но не были рассчитаны на подавление индейской враждебности.
Эти приказы сделали майора Рейнса посмешищем среди поселенцев, а его имя стало притчей во языцех среди тех, кто служил в составе добровольцев. Все знали, что со стороны военачальника было высшей глупостью посылать отряд солдат во враждебную индейскую страну в расчете на то, что от одного их присутствия будет заключен мирный договор и прекращены военные действия. Эта политика всем, кто знаком с индейской натурой, казалась в высшей степени нелепой.
В разгар ожесточенной ссоры между офицерами форта Гумбольдт и гражданами Эврики и Юниона, когда обе стороны допускали резкие выражения и много оскорблений, в форте был получен приказ из штаб-квартиры Тихоокеанского департамента о переводе майора Рейнса из форта Гумбольдт на аналогичный пост в штате Вашингтон.
Глава XII. Индейцы бегут из резерваций
Относительный мир между военными и гражданскими был установлен после назначения капитана Ловелла временным командующим фортом Гумбольдт. И хотя капитан Ловелл еще никак не отличился в боевых действиях, все надеялись, что он будет проявлять разумную осмотрительность при отдаче приказов в качестве командира гарнизона.
К большому огорчению и возмущению белых поселенцев индейцы, выселенные из окрестностей залива в Кламатскую резервацию, там не остались. В июле, прежде чем они успели привыкнуть к своим домам в Кламате, некоторые из них разбрелись по своим старым стойбищам. В августе наблюдался непрерывный поток возвращающихся племен, ускользавших из резервации группами по пять — десять человек и неизменно располагавшихся вблизи мест своего прежнего обитания. Агент резервации утверждал, что они уходили по ночам и что его небольшой отряд охраны не мог помешать им. В сентябре было подсчитано, что сто пятьдесят индейцев вернулись в низовья реки Угорь и еще столько же в окрестности Юниона и на океанский берег у входа в залив.
В это время горожане подали петицию капитану Ловеллу, командующему фортом Гумбольдт, с просьбой задержать возвращающихся индейцев и вернуть их в резервацию. В октябре полковник Буэль, агент резервации, прибыл к заливу и объявил о своем намерении собрать беглых индейцев и вернуть их обратно. Он заявил гражданам Эврики, что правительство не разрешает ему тратить деньги на возвращение индейцев и что любые понесенные расходы должны быть оплачены по частной подписке. Часто повторяемый слух о том, что в резервации не хватает еды, он объявил полностью ложным. Еды было в избытке, и единственная трудность заключалась в том, чтобы дать понять индейцам, что правительство не позволит им жить где-либо, кроме как в резервации. С помощью шерифа Ван Неста и других полковник Бюэль начал работу по сбору индейцев.
Полковник Буэль через неделю отказался от этой деятельности, заявив, что столкнулся с противодействием там, где ожидал помощи, и что осуществление его первоначальных намерений потребует больших затрат, чем те, к которым он был готов. Это заявление, возможно, содержало основную причину отказа от предприятия, однако есть вероятность, что прибытие в Эврику майора Джона Дриблебиса, «индейского агента» в Северной Калифорнии, имело какое-то отношение к этому. Майор Дриблебис совершил приятную прогулку по стране. Отправившись в резервацию Кламат, он произвел несколько необходимых изменений в управлении этим местом. Неделя не могла пройти без хотя бы одного важного изменения.
Назначение полковника Буэля агентом резервации было отменено, и на его место был назначен Г. У. Террилл. Все действия по переселению индейцев в резервацию были фактически прекращены. Те, кто не покинул резервацию, теперь сделали это с согласия, как они говорили, мистера Террилла, и вскоре каждое племя, перемещенное в резервацию из окрестностей залива, заняло свои старые деревни или другие земли в том же районе.
Совместное давление всех белых, за исключением очень незначительного меньшинства, было направлено на нового агента в резервации, чтобы побудить его забрать оставшихся индейцев обратно. Индейцам сообщили, что они не должны возвращаться в свои старые дома, а агента заверили, что он получит необходимую помощь, если они покинут резервацию. Основная причина, которую граждане приводили для оправдания переселения индейцев, заключалась в том, что они находились в постоянном общении с враждебными горными племенами, снабжая их боеприпасами и разведданными, и что не могло быть постоянного мира, пока племена долины находились в положении, позволявшем бродить где угодно и посещать селения своих горных союзников.
Другим веским аргументом в пользу переселения племен из долины была опасность повторения ужасной резни в феврале. Племена долины были изгнаны, но теперь они возвращались. Первые прибывшие из резервации рассказали историю о голоде и нищете, которые испытали там. Многим из них было позволено остаться в прежних деревнях, пока шла переписка с мистером Терриллом. Одно из его писем (от 24 ноября 1860 года) было интересным, особенно та его часть, которая описывала побег из резервации индейцев, ранее проживавших на реках Мэд и Угорь.
«Эти индейцы, — писал он, — числом около двухсот двадцати, оставались здесь, по-видимому, довольные, с тех пор, как полковник Буэль выселил их. Но неделю назад прибыли три индейца с реки Угорь и сообщили содержавшимся в резервации, что много белых людей хотели, чтобы они вернулись (?!). Они немедленно приготовились к побегу из резервации, что и сделали это однажды ночью, за исключением тех, кого вовремя заметили и не дали уйти».
Господин Террилл также объявил ложными рассказы индейцев о голоде, заявив, кроме того, что был выращен хороший урожай пшеницы, картофеля, гороха и бобов, достаточный, чтобы хорошо накормить индейцев, если бы они остались в резервации. Но, поскольку под его командованием было только три человека, нельзя было ожидать, что он последует за беглецами и вернет их.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.