Бесплатный фрагмент - Imperivm

Фамильное дело

Первый ребенок от брака с Вечностью

«Куда бы мы ни шли, репутация наша — неважно, хорошая ли, дурная — нас обязательно опередит»

Филип Дормер Стенхоп,

4-й граф Честерфилд

Сегодня семья и бизнес представляют собой конфликтующие структуры. Практически по всем фронтам семья конфликтует с бизнесом, а бизнес — с семьей. И на всех уровнях сражаются друг с другом за одни и те же дефицитные ресурсы: внимание, время, энергию, деньги. А нередко также и за репутацию, за доверие и другие ресурсы, где еще 50 лет назад никакого конфликта и дефицита не было.

Со всей очевидностью сегодня можно утверждать, что в этом конфликте семья проигрывает бизнесу. Мы можем заключить об этом по таким явлениям как позднее вступление в брак, предпочтение различных форм сожительства обычному браку, распространение различных форм нетрадиционных брака и сексуальных привычек. Или, например, по появлению класса людей, достаточно зрелых для современной, в целом дружественной, экономической ситуации, но недостаточно зрелых для вступления в брак и рождения детей — этаких «новых евнухов» — фричайлдеров, полиаморов, фрилаверов, асексуалов.

Мой студенческий друг, который и натолкнул меня написать первую и последующие книги о фамилии, Святослав Коровин, в один прекрасный день обнаружил, что бизнес оттягивает на себя все внимание, силы, время, ресурсы, так как в эпоху глобализации ужесточается конкуренция, а социальное, экономическое и информационное давление на каждого человека растет. Он поделился со мной своими опасениями: если он вынужден постоянно следить за конъюнктурой на рынке, подстраиваться под переменчивые тренды, а все свои творческие силы направлять на создание новых продуктов, товаров и стратегий продвижения, то не приходится удивляться, что на все остальное его просто не хватает.

Сегодня мы видим такого предпринимателя, который перестроил свое сознание, тело и социальную среду под главную задачу всей своей жизни — достижение успеха на рынке. Даже и путем забвения того, для чего именно нужен был ему этот успех. Эта экзистенциальная сверхспециализация иногда даже приводит к парадоксам: достигнув успеха, предприниматель не понимает, чему именно посвятить свою жизнь и для чего именно он зарабатывал все эти деньги таким трудом.

В этот момент мы видим наплыв многочисленных торговцев счастьем, которые предлагают потратить эти заработанные деньги на радость от жизни. Но не верим им. Потому что догадываемся, что счастье в их интерпретации — некий суррогат, сахарозаменитель настоящей жизни. Красивый, хорошо упакованный, красиво описанный, но все же заменитель. Вместо него должно было быть что-то другое, настоящее, что мы упустили в погоне за рыночным успехом. И его не заменят ни обилие женщин, ни горные лыжи, ни парусные регаты, ни казино.

Если он и заводит семью, то семья все время страдает от его отсутствия, занятости, отсутствия внимания. Дети вырастают в прохладных отношениях с отцом, копят многочисленные обиды, претендуют на его внимание, пытаясь различными способами, включая нередко и противоправные, оторвать его взгляд от бизнеса и обратить его на себя. В конце концов, семья примиряется с тем, что ее глава — вовсе не глава, а только добытчик, который выполняет техническую роль экономического обеспечения, и от которого трудно требовать что-то большее.

Отпрыски такой семьи вырастают благодарными в специальном смысле: вопрос их благополучия был решен лучше, чем у сверстников. Но неблагодарными в общем смысле. Деньги и блага никогда не заменят живого участия родителей в жизни детей. Они чувствуют себя обделенными, обкраденными, обиженными. И не хотят наследовать родительские предприятия со всеми их дивидендами и обременениями, потому что не хотят быть похожими на своих родителей — в отношении уже собственных детей. Если вообще после такого опыта решаются их заводить.

И наоборот, тот, другой человек, который вместо бизнеса выбрал семью, нередко страдает от нереализованности, скудных доходов, рыночной несостоятельности и исчезающих перспектив в отношении собственного будущего. Семья оказывает ему поддержку, но не дает ему забыть о том, что его друзья и коллеги добились большего и стали уважаемыми людьми.

На фоне этого печального социально-экономического положения уже не так ценится то, что он был хорошим родителем и любящим членом семьи. Мало кого интересует, нашел ли он себя и в чем именно. Его всегда будут оценивать по деньгам, кем бы он ни был. Никого не интересует что он сделал как отец или муж, и насколько он хороший человек, если у него на счету нет суммы с шестью нулями. Такова привилегия черни — все и всех мерить суммами на ценниках и на банковских счетах.

Так же как для бизнеса семья выглядит обременением и расходной статьей бюджета, так же, хоть мы и не признаемся в этом прямо, для семьи таким обременением выглядит бизнес. Достаточно посмотреть женские сериалы чтобы увидеть этот идеал семьи, для которого бизнес является чем-то побочным, необременительным, но при этом почему-то безотказным.

От «Санта-Барбары» и «Дикой розы» до «Аббатства Даунтон» и «Тайн следствия» красной линией проходит мысль, что мужчина должен сидеть дома и участвовать в интригах, а бизнес должен делаться сам по себе и, не отвлекая мужнего внимания, стабильно приносить доход.

Почему так получилось? Ведь еще двести лет назад не было такого раскола между бизнесом и семьей. В высших сословиях семья была частью политики, в низших она была экономическим ресурсом. Семья играла решающую роль в управлении государством, фамилии правили своими королевствами, показывая пределы человеческих возможностей. Золотой век культуры и искусства выпадает на позднее Средневековье и Новое время, когда фамилии были особенно сильны. Семьи были основой экономической мощи в общине, где был беспрецедентный уровень взаимного доверия и взаимопомощи, которые сегодня практически полностью утрачены — уже не в общине, но в обществе.

Сегодня и нашему герою — Святославу Коровину, примкнувшему в борьбе семьи и бизнеса к стану предпринимателей, и другому нашему герою, выбравшему семейную жизнь, необходимо решать проблему отсутствия целостности. Предприниматель, чье благосостояние и благоденствие его семьи целиком лежат на его плечах, необходимо найти то самое утраченное настоящее, на которое указывают его спорадические фантомные боли, и снизить нагрузку ноши, распределить ее среди тех, кому он доверяет. Семейному же человеку необходимо восстановить постоянные источники доходов, найти смысл и цель в жизни, повысить свой социальный статус уже не как мужа и папы, но уже как отца семейства.

Ответом могла бы стать фамилия. Некоторая концептуальная рамка, которая объединяет малую семью как социальное начинание, и бизнес как начинание экономическое.

На своей встрече в Брянске, где я презентовал свою первую книгу в 2015 году, родился интересный тезис: «Фамилия — это семья в полной комплектации. Это не такая семья, где говорят «простите, дети в комплект не входят», «фамильное дело в комплект не входит», «ваше желание владеть этой землей обслуживается не в нашем сервис-центре», «смысл жизни продается отдельно», «чтобы сделать тюнинг вашей жизни, необходимо получить специальное разрешение в контролирующих органах», «жена премиум-класса предоставляется только за дополнительную плату». Фамилиям не могут сказать: «Простите, мы больше не можем депонировать останки ваших родственников на нашем кладбище» или «Условия гарантии предоставления вам гражданских прав изменились в одностороннем порядке». Этим фамилия и отличается от обычных семей. Суверенность, стабильность и специальная мораль, позволяющие владеть миром или какой-то его долей.

Фамилия как социально-экономический и политический феномен известна со времен Древнего Рима и представляет собой проект, разворачивающийся на трех уровнях — на уровне ультраструктуры, антропоструктуры и инфраструктуры. Или, другими словами, на уровне царства идей, в мире людей и социальных отношений, а также на уровне техники, процессов, продуктов, ресурсов и инфраструктуры в самом прямом смысле — дорог, ангаров, складов и точек сбыта.

Все известные нам политические, бизнес-, культурные, научные, военные династии так или иначе наследуют этот самый концепт фамилии, familia Romana, римский тип семьи как социальной организации. Именно эта концепция лежит в основе средневековых аристократий, а также бизнес-династий как в прошлом, так и в настоящем времени.

Даже в таких удаленных частях света как Индийский субконтинент или Азиатско-тихоокеанский регион, где влияния Рима не было, социальная философия и семейные практики создали некий аналог familia Romana, воспроизводящий римскую фамилию в основных ее аспектах. Именно поэтому я в своих исследованиях называю «фамилией» не только постримские семейные практики, но и отдельные восточные аналоги.

Между римской фамилией и японским ичизоку, без сомнения, есть огромное количество отличий. Что-то лучше удалось римлянам, а что-то японцам. Однако то, что их безусловно объединяет — это фамильное дело. То есть максимально полная интеграция семьи и ее деятельности вплоть до того, что бизнес рассматривается как расширенная семья, а семья рассматривается как часть бизнес-инициативы.

Для безродного человека вторжение семейных отношений в бизнес чревато негативными последствиями для бизнеса. Почти каждый начинающий предприниматель может рассказать истории как семья упросила его взять в штат родственника, который затем вовсе не показывал чудес работоспособности, а к трудоустройству по родству относился как к чему-то само собой разумеющемуся.

Такой же катастрофой оказывается и вторжение бизнеса в семейную сферу. Как только мы начинаем налаживать «бизнес-процессы» в семье, выстраивать системы мотиваций и поощрений на тех же принципах, какими мы руководствуемся в бизнесе, так семья тут же оказывается крайне недружелюбным местом, где пускают корни уже не родство, а взаимные подозрения и торг. Согласовать эти две принципиально разные сферы, получить максимум от обеих и нейтрализовать их недостатки как раз и призвано фамильное дело.

Фамильное дело — это то, чем фамилия занимается в потоке истории. То, чем она и запоминается. Это тот способ, которым фамилия владеет миром, той ее частью, которой завладела, которую объявила своей. Это то, благодаря чему на фамилию можно положиться. То, почему ей можно доверять. Именно в этом деле члены фамилии совершенствуются поколениями, накапливая такие беспрецедентные опыт и мастерство, которые невозможно продублировать ни пятилетним образованием в вузе, ни совершенствованием всю свою жизнь.

Фамилия проживает множество жизней, множество актов творческой авторизации в профессии, благодаря которым каждый ее член уже в двадцать лет обладает нужными компетенциями в выбранной фамилией области, которые и к пятидесяти годам не всякий безродный человек обладает, посвятив профессии всю свою жизнь.

За XX век мы утратили многие представления как о фамилии, так и о фамильном деле. Сегодня всякий бизнес строится на продажу или так, как если бы он строился на продажу. У основателей могут быть иллюзии того, что они со временем передадут свой бизнес детям. Но это не фамильное дело. Передать его становится настоящей проблемой.

В фамилии в принципе нет проблем с передачей предприятия наследникам. Эта задача решена на стратегическом уровне. Члены фамилии синхронно понимают то, что они делают, и не обманываются насчет своего места в этом процессе. Но в обычной семье это оперативная задача: к наследованию готовятся как к спецоперации.

Необходимо убедить преемника унаследовать бизнес, что само по себе не всегда тривиальная задача. Особенно, если наследник перед этим получал образование в другой стране, и возвращаться на родину не горит желанием. Необходимо подготовить его с психологической, компетентностной, профессиональной стороны. Дать ему набор навыков и знания, которые позволят ему возглавить отцовское предприятие. Причем в ограниченные, чаще всего сжатые сроки. Сотрудники компании не всегда принимают наследника, саботируют его решения, срывают планы, а нередко и осуществляют провокации, призванные подвести нового руководителя под уголовную статью.

Что удивляться, если учесть, что нередко крупный бизнес — как у нас в стране, так и в целом в мире — создавался с нарушением законодательства. Часто отцы умышленно разделяли семью и бизнес, чтобы семья не пострадала, если в бизнесе начнутся проблемы. Наоборот, детей отправляли получать образование в другую страну, чтобы обезопасить их от криминала, коррупции и прочих неприятностей, которые сопровождают практически любой крупный капитал. И чтобы снова вернуть их в дело, сшить воедино семью и бизнес, часто никаких ниток не хватает. Разумеется, кроме белых.

Единство семьи и бизнеса в рамках фамильного дела позволяет на стратегическом уровне решить многие оперативные задачи. Скажем, зачем искусственно строить корпоративную культуру, если можно имплицировать в виде корпоративной культуры культуру фамильную — ее великий контракт, фамильную легенду и мифоритуальный туннель?

Всегда есть шанс, что искусственно созданная корпоративная культура не приживется, превратиться в игру. Топ-менеджмент в ответ на предложение создать кундовскую «корпоративную религию» может ответить: «Ок!» — и продолжит молиться своим богам, не обращая внимания на инновации.

Нередко мы видим ситуации, когда за основу корпоративной культуры берутся какие-то модные ценности вроде экологичности и экономии. Топ-менеджмент начинает следить чтобы сотрудники среднего звена и линейный персонал экономно использовали бумагу, использовали экологичные материалы, а их собственные дети тем же вечером продолжит гонять на стритрейсах в коптящих автомобилях совершенно не класса «эконом».

Результатом такого несоответствия становится коррупция. Менеджеры среднего звена становятся не адептами корпоративной культуры, а мошенниками, умело прячущими свое несоответствие корпоративным ценностям от проверяющих специалистов. Так же поведет себя и линейный персонал. А затем и покупатель воочию убедится, что корпоративная культура говорит одно, а персонал делает нечто прямо ей противоположное. И никакими экологичностью и экономией тут и не пахнет.

Фамильная культура, имплицированная на уровне корпоративной культуры, этого недостатка чаще всего лишена. Именно это позволяет семейству Тоёда внедрять на всех заводах Toyota свои внутренние фамильные практики вроде «кайдзен» или системы всеобщего контроля качества без всякого риска, что работники будут слишком часто останавливать конвейер. И такая корпоративная культура может быть перенесена на любое фамильное предприятие без какой-либо доработки!

Бывает и другая ситуация. Когда сын не хочет продолжать дело отца, объясняет это правом человека на свободу выбора профессии, и учит своих детей «идти своим путем». Один из моих читателей как-то написал мне: «Я не хочу делать то же самое, как предки, особенно как папа… Этому же я учу и своих маленьких».

Собственно, если кто-то не хочет продолжать дело отца, тот понимает, что его отец занимался ерундой. Такое представление совершенно нормально и широко распространено. Вместо чего-то великого, имеющего цивилизационный смысл, отец занимался, скажем, поддержанием общественного порядка или что-то продавал. Ну, или просто не смог объяснить, чем он занимается. Но если кто-то учит детей не делать то, что делает сам, тот точно так же отчетливо понимает, что и сам занимается ерундой. Вот это уже важный сигнал перестать делать то, что делал, и заняться чем-то серьезным. Если отец занимался ерундой, его сын занимается ерундой и внуки уже научены, что их предки занимаются ерундой — то откуда возьмется фамильное дело?

Это моя вторая книга, посвященная антропологии династий. В своей первой книге «Familia. Руководство по учреждению собственной династии» я рассказывал, как строится фамилия, каковые ее принципиальные отличия от обычной семьи, каковы несущие конструкции фамильного проекта — как в прошлом, так и в настоящем, насколько по-разному фамилия и обычная семья смотрят на такие вещи как воспитание детей, измены, домашних животных, праздники, наследство. В этой книге я хочу остановиться на другой, многим куда более близкой теме — создании фамильного дела.

Чем фамильное дело отличается от бизнеса на продажу? Какова его внутренняя структура, позволяющая развивать его поколениями, без перерывов и падений? Как фамильное дело связывает фамилию и предпринимательство? Каков истинный смысл меценатства? С какими проблемами сталкиваются основатели и последующие руководители фамильного дела при строительстве корпоративной культуры, управлении персоналом или наследовании? Как выглядит фамильное дело вне бизнеса? Все это центральные вопросы моего второго исследования по фамилии.

Разумеется, это книга не о том, как строить бизнес. Это книга о том, как при правильном подходе теснейшим образом переплетаются социальный проект семьи и экономический проект коммерческой фирмы. И как они порождают известные на весь мир фамильные корпорации типа Toyota, Standard Oil, Rothschild Trust Bank, Walmart, De Beers, Mars, Bosch, Ritter sport, Motorola, Armani, Du Pont, Maersk, Samsung, Nike, Auchan…

Мое исследование темы фамилии заняло более десяти лет. Ко времени публикации моей первой книги я подробно изучил состояние дел в 83 правящих и бизнес-фамилиях прошлого и настоящего. Сейчас это количество намного увеличилось. На страницах моих книг, в публичных выступлениях и статьях находили место примеры из жизни Юлиев и Антонинов, Гогенцоллернов и Романовых, Минамото и Кубаяши, Рябушинских и Мамонтовых, Ганди и Кадыровых, Ротшильдов и Морганов, Гейтсов и Уолтонов, Копполы и Михалковых. Меня часто обвиняли в том, что я слишком много уделял внимания иностранным династиям, слишком мало изучая дореволюционный опыт купеческих фамилий в России. Это было оправдано, так как меня больше интересует настоящее фамилии, ее актуальность. И потому я с большим интересом изучал фамилии, пережившие индустриализацию. В этой книге я постараюсь уделить внимание тем фамилиям, которые выжили несмотря ни на что. Это фамилии и фирмы, построенные навечно.

Так или иначе, собранного мной материала хватает чтобы написать несколько книг по такой редкой и интересной теме. И я надеюсь ответить на все вопросы, которые возникают у всякого человека, который задается вопросом о том, что же такое семья и каковы ее настоящие, незадекларированные возможности.

Добрая часть этой книги будет посвящена вопросам, напрямую не касающимся бизнеса. Это тема суверенности, морали господ, фамильного тела. Возможно, «чистый» предприниматель найдет эти темы менее полезными, но для человека, который системно смотрит на свою жизнь и пытается примирить конфликтующие части — семью и бизнес — здесь откроются важные технологии создания династии.

Конечно, чтобы разобраться в таком сложном деле как фамильное строительство, лучше перед этим прочесть мою первую книгу. Здесь я сконцентрируюсь на важнейших частях фамильной теории, непосредственно связанных с темой фамильного дела.

Это книга для тех, кто чувствует, что разделение на бизнес и семью по своей природе ложное. И для тех, кто не прочь смешивать работу и семейное — к взаимной пользе для дела и для семьи. И если вы действительно хотите начать дело, которое переживет своего основателя и еще долго будет маяком, развевающим мрак будущего для миллионов людей, то я снова приглашаю вас в увлекательное путешествие в мир фамилий!

Hic sunt dracones

Построенные действительно навечно

Когда людей чести еще не вытеснили люди с личным брендом

«Поддержание непрерывности дела и фамилии до тех пор, пока это не станет феноменом культуры»

Кристоф Виеллар

президент клуба Hénokiens (2010—2013)

В 1994 году увидела свет книга Джима Коллинза и Джерри Порраса из Стэнфордского университета «Построенные навечно». Авторы однажды озадачились вопросом, что делает компании устойчивыми, неубиваемыми в любых условиях? Целых шесть лет бригада из 16 студентов во главе с двумя профессорами изучала вопрос. Исследование, которое они затеяли, проводилось в три этапа.

Сперва группа исследователей отобрала семьсот СЕО крупнейших компаний из списков журналов Fortune 500 и Inc 500. Они попросили каждого лично составить список 5 великих компаний. В результате они получили и обработали 165 списков и по ним сформировали топ-20 великих компаний. Отсеяв еще две, они получили 18 великих. После этого исследователи набрали контрольную группу компаний. Для сравнения каждой великой компании в пару поставили максимально аналогичную ей по всем параметрам «бедную родственницу». Затем последовал сбор и обработка статистической информации по всем 36 компаниям и обзоры их рынков. Составили углублённую историю каждой компании. Работали как по открытым источникам, так и в архивах самих компаний.

Анализ данных, построение десятков гипотез, проверка статистикой: все это потребовало шесть лет труда и усилия минимум 18 человек.

Компании по Коллинзу-Поррасу должны были соответствовать нескольким критериям: быть лидерами в своей отрасли, широко признаваться в деловом сообществе, оставить неизгладимый след в мире, возглавляться несколькими поколениями руководителей, пережить несколько жизненных циклов товаров и услуг, быть основанными до 1950 года.

В результате получился довольно причудливый список, включающий как фамильные фирмы, так и менеджерские корпорации. Эти компании: 3М, American Express, Boeing, Citicorp, Ford, General Electric, Hewlett-Packard, IBM, Johnson & Johnson, Marriot, Merck, Motorola, Nordstrom, Philip Morris, Procter & Gamble, Sony, WalMart, Walt Disney.

Ответ на вопрос о природе величия Коллинз и Поррес дают тоже весьма прозаичный: «Великие компании обладают видением будущего».

Самой старой компанией в этой группе «вечных» является Citigroup (ранее Citicorp), которая ведет свою историю от 1812 года. Без сомнения, это один из крупнейших международных финансовых конгломератов с богатейшей историей, но по меркам Вечности это довольно юная компания.

Возьмем другой пример. Нисияма Онсэн Кэюнкан — отель на горячем источнике (онсэн) в городе Хаякава, префектура Яманаси, в Японии. Если бы японцы так же писали в логотипах своих компаний год основания, многие бы думали, что хулиганы отбили единичку в начале цифры. Отель основан аж в 705 году нашей эры Махитой Фудзивара. Это самый старый отель в мире и одна из старейших и действующих компаний, когда-либо основанных человечеством. В 2011 году отель официально был признан книгой рекордов Гиннеса как самый старый отель в мире. Более 1300 лет им непрерывно управляло 52 поколения одной фамилии.

И это только один из примеров таких фирм-вампиров. Если мы возьмем клуб «Енох» (Hénokiens), в котором собрались старейшие фамильные фирмы мира, мы увидим, что их самая молодая фирма — Les Fils Dreyfus & Cie (Швейцария, 1813) — практически ровесница Citigroup.

Клуб Енох возник в 1981 году во Франции. Идея создания ассоциации пришла в голову Жерару Глотину — президенту компании Marie Brizard, занимающейся производством алкогольных напитков с 1755 года. Свое название ассоциация получила от Еноха, который, согласно Библии, прожил 365 лет.

Для желающих вступить в Клуб «Енох» существуют всего три условия: компания должна существовать как минимум 200 лет, не менее 50% её владельцев должны составлять потомки основателя компании, а сама компания должна процветать или, по крайней мере, уверенно чувствовать себя на рынке.

В литературе ассоциации описывается строгий процесс отбора в члены: «Нам потребовался год исследований, помощь 164 торговых палат и 15 коммерческих атташе посольств, чтобы связаться со 174 компаниями. Но на самом деле только 30 предприятий смогли соответствовать нашим критериям не только иметь хороший баланс, но и быть в курсе последних событий».

Отчасти «енохи» собрались вместе, чтобы заявить свои ценности как фамильного предприятия, а также «доказать, что традиции и прогресс могут быть союзниками». Библейский Енох, как говорится в литературе Hénokiens, «был унесен на небеса — какой же это впечатляющий символ для компании!» Несомненно, участники также объединились, чтобы наладить контакты и совместно продвигать бизнес за рубежом. В мире монструозных корпораций с рассредоточенным владением и работающим на массовых рынках выжить непросто. Но фамильным компаниям с такой впечатляющей историей это удается. Они понимают, что великие компании обладают не только видением будущего, но и видением прошлого.

Компании-члены не являются какими-то местечковыми историями с небольшими оборотами и провинциальной известностью. В хрониках ассоциации отмечается, что все члены Hénokiens реализуют большую часть своих продаж за счет экспорта. Организация подготовила для распространения красиво иллюстрированные материалы по истории каждой компании-члена и продвигает их в мире.

История и деловой опыт, представленные в церемониальном зале, где встречаются Hénokiens, потрясают. Компании-члены, кажется, обладают общим талантом трансформироваться и диверсифицироваться в ключевые моменты своей истории, сохраняя при этом традиции мастерства и фамильные ценности.

Вот некоторые из участников. Посмотрим, насколько уникальный опыт накопили они от поколения к поколению.

Daciano Colbachini & Son — фамилия Колбачини производит колокола в своих литейных цехах с XVIII века, а в 1898 году папа Леон XII присвоил им престижный титул «Папский литейный завод». Хотя литье колоколов на современном заводе Colbachinis недалеко от Падуи (Италия) по-прежнему осуществляется с помощью того же процесса, что и много веков назад, семейство диверсифицировало производство ряда технически сложных резиновых и пластмассовых изделий для промышленности.

Компания быстро расширила производство за счет изготовения резиновых шлангов для промышленного применения и нефтегазовой отрасли, кордных тканей, использующихся в качестве армирующего слоя в резинотехнических изделиях, пластмассовых деталей и компонентов методом термоформования, технических изделий из силиконовой резины и пластика, маркировочных полосок и этикеток, береговых и морских соединителей и систем аварийного сброса.

Продукция Daciano Colbachini распространяется через сеть торговых компаний, расположенных в Париже, Франкфурте, Лондоне, Хьюстоне, Крнове и Сингапуре, а также через 50 индивидуальных агентов на пяти континентах. Фирма экспортирует более 70% своей общей продукции, в ней работает около 1000 человек, а товарооборот в 2013 году составил почти 115 миллионов евро.

Семья Колбачини теперь может продолжать, развивать и диверсифицировать свою производственную деятельность, зарабатывая уважение и укрепляя свою репутацию в каждом новом предприятии. Имидж бренда не только сохранился, но и укрепился, стал известен во всем мире.

В марте 2002 года был сделан большой шаг вперед в связи с открытием Музея колоколов, Museo Veneto delle Campane Daciano Colbachini, расположенного на вилле Fogazzaro-Colbachini, штаб-квартире IVG Group. В музее собраны антикварные предметы, происхождение которых восходит к 1000 году; как ранее невиданные предметы, так и методы, и процессы ремесла. Цель музея — сохранить память о традиционном искусстве, которое сейчас находится на грани исчезновения, путем демонстрации важности музыкального инструмента с определенным тоном, который на протяжении веков играл важную роль в собраниях и предупреждал об опасности жителей небольших общин по всему миру.

Также древнейшей компанией-членом клуба является Хоши Рёкан. В 717 году буддийский священник по имени Тайчо обнаружил на горе Хакусан в Японии источник с горячей водой, который, как предполагалось, обладал чудесными целебными свойствами. Тайчо дал своему ученику Гарио Хоши титул хранителя источников. Хоши основал гостиницу недалеко от водоемов, где гости изначально платили за проживание домашними продуктами. Рёкан считается старейшей гостиницей в Японии. Как говорится в брошюре: «Замечательное чувство гостеприимства Хоши передавалось из 46 поколений».

Рекан развивался на протяжении немыслимого количества веков. Сегодня он предлагает сто номеров и может принять до 450 гостей. Все настроено так, чтобы полностью удовлетворить каждого клиента.

Чайная церемония — характерная черта традиционного японского приема. Во время еды отель подает натуральные продукты, особенно морепродукты из ближайшего океана, что способствует репутации рёкана. Японцы больше, чем кто-либо другой, обращают внимание на свой образ жизни, постоянно ищут гармонию с природой и ценят смену времен года. Следуя этой идее, Хоши дал каждой комнате в рёкане поэтическое название. В рёкане также есть гостевой дом Emmeikaku, построенный в саду. Стены и потолки красиво украшены узорами в красную клетку из района Хокурику. По прибытии новый гость облачается в «юката», традиционное японское хлопковое кимоно, в котором каждый может избавиться от стресса. Таким образом, Ryokan Hoshi выполняет пожелания своих гостей в отношении традиционного и исторического японского гостеприимства, унаследованного от сорока шести поколений владельцев, уделяя внимание абсолютному блаженству.

Среди производителей оружия точно так же встречаются фамильные фирмы. Беретта — одна из главных итальянских компаний по производству оружия и старейшая оружейная компания в мире. Это самый успешный и самый крупный член клуба «Енох». Её продукция стоит на вооружении полиции и армии во многих странах мира, широко используется для самообороны гражданскими лицами.

Фирма принадлежит одной и той же фамилии около 500 лет. Она была основана в 1526 году, когда оружейник Бартоломео Беретта из Гардоне-Валь-Тромпия, что в Брешиа (Ломбардия, Италия) получил 296 дукатов за 185 стволов для аркебуз от венецианского арсенала. Счёт за эту сделку сохранился в архиве компании.

В настоящее время компанией владеет Уго Гуссали Беретта, прямой потомок Бартоломео. Он управляет компанией вместе с сыновьями Франко и Пьетро. Традиционная передача власти в Беретте от отца к сыну была прервана, когда главой компании стал Уго: его дяди Карло и Джузеппе не имели детей, так что Карло усыновил Уго, сына своей сестры Джузеппины Гуссали, и дал ему фамилию Беретта. По традиции сыновья в семье Беретта получают двойное имя, одно из которых обязательно Пьетро (Pietro).

Фирма производит практически все стрелковое оружие. Пистолет Beretta 92 стоит на вооружении полиции США, появляется практически в каждом фильме или компьютерной игре про полицию или войну. Она же производит тяжелые снайперские винтовки М82А1, непревзойденные по точности и дальности. Кроме этого, пневматические пистолеты и винтовки, пистолеты-пулеметы, автоматические винтовки и карабины, дробовики, охотничье оружие, пулеметы, снайперские винтовки. Многие образцы стали поистине легендарны.

Головная фирма Beretta Holding также владеет оружейными компаниями Beretta USA, Benelli, Franchi, SAKO, Stoeger, Tikka, Uberti и ещё 20-ю процентами компании Browning. Продукция Беретты славится своими качеством, прочностью и надёжностью.

Другой прославленный член клуба — Mellerio dits Meller Jewelers. Французский ювелирный дом Mellerio dits Meller — один из старейших фамильных бизнесов в Европе.

В XVI веке торговцы из Северной Италии массово перебирались во Францию по приглашению королевы Марии Медичи, итальянки по происхождению. Среди иммигрантов было и семейство Меллерио, которое продавало ювелирные украшения.

Свой первый официальный магазин Меллерио открыли в 1796 году в Париже. Им удалось не только выжить после Великой Французской революции, но и занять свою нишу — в то время многие ювелирные фабрики обанкротились, и французская буржуазия лишилась поставщиков драгоценностей. Их место занял Maison Mellerio.

XIX век — период расцвета бизнеса Меллерио. Они поставляли украшения Наполеону Бонапарту и всему императорскому двору. В 1815 году их бутик переехал на Рю-де-ля-Пэ в Париже — там он находится по сей день.

Вскоре Maison Mellerio начала экспансию за пределы Франции: в 1850 году Жан-Франсуа Меллерио открыл бутик в Мадриде. С тех пор компания создавала украшения для испанской, итальянской и нидерландской королевских фамилий.

Сейчас компанией управляет уже 14-е поколение Меллерио. Более четырех веков Mellerio dits Meller создают украшения для королевских династий Испании и Нидерландов. Среди клиентов Mellerio — Мария-Антуанетта, Наполеон и Жозефина, а также королевы Бельгии, Швеции и Великобритании. В XIX веке фирма занималась изготовлением религиозных артефактов. С начала ХХ века Mellerio dits Meller стала выпускать трофеи — среди них Золотой мяч, церемониальный меч для Французской академии, кубок для Чемпионата Франции по теннису.

С 2016 года компанией руководит Лаура-Изабель Меллерио вместе с мужем, она же является арт-директором Mellerio dits Meller. Франсуа Меллерио — президент, а Оливье Меллерио — управляющий директор.

На конец 2020 года выручка Mellerio dits Meller составила 6,1 млн долларов.

Неподалёку от моего дома есть ПТУ «Краснодеревец». Там обещают научить делать что-то такое с драгоценными породами дерева, чего этому миру так не хватает. А во Франции, в Сен-Медард-Эн-Жалле на Авеню де Капейрон есть фамильная фирма Catherineau, тоже известный член клуба «Енох». Занимаются отделкой интерьеров из дорогих пород дерева, кожи и полимеров. И это просто разительно другой класс!

Catherineau возглавляют отец и две его дочери, которые полностью преданы делу компании, сочетающей традиции и современность. Catherineau занимается обработкой ценных пород дерева с 1750 года, а с 1960-х годов специализируется на отделке VIP-интерьеров для автомобилей, самолетов и вертолетов.

На сегодняшний день в Catherineau, создавшем интерьеры более 2 000 самолетов и вертолетов, работает 90 человек с товарооборотом в 10 миллионов евро. Костяк компании — 20 инженеров и дизайнеров и 60 мастеров и краснодеревщиков, создающих продукты, которые должны соответствовать строгим требованиям аэрокосмического законодательства, а также отвечать самым высоким требованиям клиентов к эстетике и качеству.

История Etablissements Catherineau начинается с Пьера Катерино, бондаря. Его сын становится его преемником и продолжает традицию сотрудничества. Так начинается преемственность от отца к сыну.

Компания неоднократно меняла свои приоритеты. Торговала столярными изделиями, снаряжала шхуны, обслуживала и ремонтировала суда, изготавливала деревянные модели для литейных цехов, строила треплоизолированные конструкции, строила холодильные камеры, изготавливала модели в аэродинамической трубе.

Сегодня компания занимается внутренней отделкой самолётов, вертолётов и британских прогулочных судов. Catherineau даже участвовала в отделке салона президентского французского Airbus A330, создала стол для переговоров и офис французского президента. А выпускники «Краснодеревца» работают в это время кассирами и менеджерами в МакДональдс. Потому что одно и то же дело можно делать по-фамильному и по-простонародному. И нашему ПТУ во всемирном разделении труда достался второй вариант.

Члены клуба «Енох» из-за своего необычайного делового долголетия являются исключением из экономической ситуации, но исключением, подтверждающим фамильное правило. Специфические характеристики их жизненного опыта, общие ценности, которые их объединяют, такие как уважение к качеству продукции и человеческим отношениям, ноу-хау, передаваемые с энтузиазмом из поколения в поколение, и постоянное сомнение в достижениях — все это является надеждой на будущее всем фамильным предприятия, особенно тем, которые формируют экономическую и социальную ткань будущего.

Объединение фамильных предприятий и двухсотлетних компаний, Hénokiens стремится расширить свой круг. Сегодня насчитывает 51 член, включая 13 итальянских, 15 французских, 10 японских, 4 немецких, 3 швейцарских, 2 голландских, 2 бельгийских, 1 английский и 1 австрийский член клуба. Эти компании возглавляют талантливые динамичные менеджеры.

Ассоциация ставит своей целью расширение членства во всем мире на основе общей философии: ценности фамильности в бизнесе, жизнеспособной альтернативы транснациональным корпорациям.

Ассоциация Hénokiens — это не братство. Его члены работают в очень диверсифицированных секторах, включая авиацию, торговлю, услуги, издательское дело и тяжелую промышленность. Ассоциация Hénokiens — это не обычный деловой клуб. Члены Ассоциации могут даже быть конкурентами. Hénokiens не обменивается услугами, а только идеями.

У каждой из компаний интересная история. Иногда в них участвуют легендарные персонажи и индустриальные приключения, которые могут служить источником вдохновения для литературы, телевидения или кино, причем все три средства массовой информации являются большими любителями династий. Несмотря на своих прославленных предков или, возможно, благодаря им, Hénokiens глубоко укоренились в экономических реалиях настоящего и талантливо управляют своими компаниями, лавируя между прогрессом и традициями, между ноу-хау, переданным из прошлого, и инновациями, рожденными в наши дни.

Hénokiens не желают останавливаться на достигнутом и постоянно стремятся достичь большего, чем предыдущие поколения. Их фирмы постоянно развиваются. Однако корпоративная власть не является критерием для членства в клубе «Енох». Приоритет отдается солидности. Это объясняет, почему среди «енохов» можно найти компании разных размеров, которые могут похвастаться впечатляющими личностями или именами, менее известными широкой публике.

Секреты успеха и долговечности компаний не зависит от случая. В основе этих бизнесов — реальные фамилии, выстроенные по всем правилам. Они могут отличаться от страны к стране, но в их основе всегда лежат универсальные законы, делающие обычную семью настоящей фамилией. Без этого, пущенные на самотек причинно-родственные связи и отношения быстро приводят к разделу имущества, ссоре родственников и распаду бизнеса.

Компания Нyatt Hotels Corporation, одна из самых больших отельных империй в мире (573 отеля в 45 странах), и семья Прицкер остаются закрытыми для СМИ и широкой общественности. Количество всех их интервью прессе не превышает десяти.

И вот, после смерти главы семейства Джея Прицкера, вокруг отельной империи разразился настоящий скандал. Джей Прицкер построил империю стоимостью $15 млрд, которая насчитывает более 200 компаний, включая Hyatt Hotels Corporation, и сеть из тысячи трастовых фондов. И когда тело Джея Прицкера было погребено, мир поразил один из самых беспрецедентных и дорогих исков в истории судебной системы США.

На его похороны съехались практически все из 52 членов династии. Это был первый и, наверное, единственный раз, когда всё семейство Прицкер можно было увидеть вместе. Но вместе они были не так едины, как того требует настоящая фамилия.

Племянница Джея Прицкера и дочь Роберта Прицкера, девятнадцатилетняя Лизель Прицкер, подала в суд на своего отца, дядю и двоюродных братьев, обвиняя их в разграблении целевых фондов компании на сумму в $1 млрд, и потребовала моральную компенсацию в размере $5 млрд. Общая сумма иска Лизель против своего семейства составила $6 млрд.

Она заявила, что сыновья и племянники Джея после его смерти разработали секретный десятилетний план раздела фамильной империи. Таким образом участники тайного договора хотели разделить между собой общее состояние, чтобы каждому досталось по $1,4 млрд. Но Лизель и ее старшего брата Мэтью семья в тайный план не включила.

Мало кто мог ожидать, что всегда сдержанные и благовидные наследники великой американской династии Прицкер начнут делить и разрушать свою 100-летнюю империю. А ведь, несмотря на внушающий размах, это юная компания. Она запросто могла найти себе место в списке Коллинза-Порраса и стать бизнес-идолом яппи и бизнесменов средней руки, но до величия и грандиозности «енохов» им еще было куда расти.

Трудовые династии

Фамилии пониженной мерности

— Ты алкоголик, как твой отец и как твой дед!

— Я предпочитаю термин «династия»!

Анекдот из интернета

Семья метеорологов почти полвека несет службу в Крыму. Каждый день в любую погоду в течение почти полувека они снимают показания на вершине горы Ай-Петри. Начало династии на службе погоде положил глава семейства Вячеслав Озеров, за ним метеорологией увлеклась жена, после эстафету перехватили дети. После армии к ним присоединится и внук.

Такое часто бывает в странах постсоветского блока, но это не исключительно советский феномен. Мы знаем о таких семьях и в странах старой Европы. Когда тебе не принадлежит ни гора Ай-Петри, ни метеослужба, ни даже погода в регионе, тебе даже не принадлежит рабочее место. Во многом это неприятная ситуация: тебя, твою жену, детей и внука после армии могут уволить с этой работы в любой момент, но не уволят, потому что других сумасшедших на эту работу найти сегодня сложно. Тем более таких, кто еще и самовоспроизводятся на рабочем месте.

Таково явление трудовой династии, которую исследователи в лучшем случае ставят в один ряд с фамилией, а в худшем — отождествляют с ней.

Потомственные работники завода, которым не принадлежит завод, и без которых завод вполне продолжит свое успешное существование. Наследственные учителя в системе среднего школьного образования, увольнение которых никак особым образом не скажется на качестве образования в этой конкретной школе. Несколько поколений лесничих, без которых может и образуется пара вакансий на вверенной Лесхозом обширной лесной территории, но на жизни большинства наших соотечественников никак не повлияет. Врачи в провинции, которые если и покинут свои рабочие места из-за низких зарплат и устаревшего оборудования, с которым приходится работать, то не сильно подорвут этим здоровье местных. Целый род потомственных офицеров, которые своим исчезновением вряд ли пошатнут боеспособность вооруженных сил. Все это — так называемые «трудовые династии», бледная тень фамилии.

Конечно, если твоя работа — это раз в сутки проверять показания счетчиков, и тебе ещё за это платят, это открывает прекрасные перспективы. Как-то в школе учителя заставили меня прочесть рассказ, написанный каким-то иностранным автором, о том, как капиталист решил поизмываться над мужиком и решил платить ему деньги за то, чтобы тот по утрам смотрел в окно и отмечал, не горит ли огонь в окнах напротив.

Мужик-де был тоже не лыком шит, и пока смотрел в окна, параллельно изучал аджайл, корбан и прочее смарт-планирование. Капиталист тот разорился, а мужик вышел на рынок и уже сам издевался над деревенщиной, заставляя их перекладывать детали на конвейере и отмечаться при входе на завод в листках посещений. Но все это хорошо лишь в первом поколении. Уже к тому времени, как подрастет второе, семейство должно решить вопрос о том, в чем заключается фамильное дело — их особенная форма владения долей мира.

При желании и в случае с Озеровыми можно все правильно обустроить. Сменить фамильное имя с нелепого и ничего не говорящего «Озеров» на «Петри», «Высоцкие» или «Горновысоцкие», заключить Великий контракт, сформулировать фамильное образование и заняться делом. Потому что реальная альтернатива — так и остаться трудовой династией, продолжать жить на свежем воздухе, глядеть в счетчики погоды и исчезнуть, став всеми своими тремя поколениями лишь занятным фактом в истории метеорологической науки да строчкой в чьей-то партийной биографии.

В научных сборниках по региональной истории и социологии очень много подобных историй. Поскольку в советское время частная собственность на средства производства находилась под идеологическим, законодательным и институциональным запретом, многие семьи ассоциировали себя с каким-то определенным родом занятий, но не были главными бенефициарами этого рода занятий, не получали основную выгоду и не обладали решающим словом в своей вверенной сфере ответственности.

Надо заметить, что это общее правило имеет существенные исключения.

Например, Ансамбль песни и пляски советской, а позже российской армии, который создал хормейстер Александр Васильевич Александров, а также его брат, сын и племянники. Основным организатором и первым музыкальным руководителем ансамбля стал профессор Московской консерватории имени П. И. Чайковского, впоследствии народный артист СССР, композитор А. В. Александров (1883—1946); он возглавлял ансамбль на протяжении 18 лет.

Александров на момент создания коллектива был гражданским человеком. Его отец основал монастырский хор в Рязанской губернии. Кое-чему научив сына, он отправил молодого Александра в Санкт-Петербург, где тот пел в хоре Казанского собора, окончил курс пения Казанской певческой церковно-приходской школы Санкт-Петербурга, учился в регентских (дирижёрских) классах Придворной певческой капеллы. Он видел перед собой исключительно церковную карьеру, пока возглавить армейский коллектив песни и пляски его ни убедил Народный комиссар по военным и морским делам СССР К. Е. Ворошилов.

Александров разработал оригинальный стиль, сочетающий традиции церковного хора, военного оркестра и народных мотивов. Одной из отличительных черт ансамбля становится наличие в оркестре русских народных инструментов — домр и балалаек.

Первым международным успехом коллектива стало завоевание Гран-При на Всемирной выставке в Париже в 1937 году.

26 июня 1941 года на Белорусском вокзале одна из не выехавших ещё на фронт групп Краснознамённого ансамбля красноармейской песни и пляски СССР впервые исполнила ставшую культовой песню «Священная война».

После смерти Александра Васильевича от инфаркта в 1946 году его дело продолжил сын Борис Александрович Александров. Ему помогали другие члены семьи.

Несмотря на то, что хор Александрова не является в чистом виде фамильным делом Александровых, без них, пожалуй, хор в таком виде не появился бы. Этот уникальный культурный проект сочетает в себе множество инновационных решений, соединить воедино все его элементы на одной концертной площадке смогли только Александровы.

Александр Александров здесь является не каким-то самоучкой и талантом из провинции. Он является результатом долгой традиции семьи. И его потомки, продолжившие его дело, также внесли свой уникальный вклад в славу всемирно известного хора. И это в советское время.

Аналогичная и также показательная судьба ждала и Калашниковых. В первую очередь, всемирно известного конструктора Михаила Тимофеевича, но также и его сына Виктора Михайловича Калашникова, советского и российского конструктора стрелкового оружия, ведущего инженера концерна «Калашников», заслуженного конструктора Российской Федерации, а также дочь Елену, президента Межрегионального общественного фонда имени М. Т. Калашникова (с 2002 года).

На Западе создание оружия является преимущественно фамильным делом. Достаточно вспомнить марки известных образцов стрелкового вооружения и их авторов: Гастона Глока, Эдмонда Хеклера и Теодора Коха, Петера-Пауля и Вильгельма Маузеров, Элифалета Ремингтона. Самая выдающаяся из них — Беретта — одна из главных итальянских компаний по производству оружия и старейшая оружейная компания в мире, о которой я уже писал. Но российские традиции оружейного дела не такие уж и древние. По сути, ее пришлось изобретать заново после прихода советской власти.

Сегодня группа предприятий «Калашников» — многопрофильный холдинг по производству продукции гражданского и военного назначения, предприятие в составе стрелкового сектора ОПК России, производитель боевого автоматического и снайперского оружия, управляемых артиллерийских снарядов, а также высокоточного оружия. Сегмент гражданской продукции включает охотничьи ружья, спортивные винтовки, станки и инструмент.

Сегодня 51% акций концерна принадлежит госкорпорации «Ростех», а 49% — частным инвесторам (Алексею Криворучко, Андрею Бокареву и Искандеру Махмудову), главный актив концерна — ведущий инженер Виктор Калашников и его деятельность. Его увольнение было бы куда заметнее, чем увольнение Озеровых с горы Ай-Петри. Цена акций в таком случае резко бы упала, а семейство Калашниковых получило бы возможности открыть свою частную компанию по производству оружия. В том числе и за пределами России.

Примечательно, что выдающиеся трудовые династии СССР, превозносимые как достижение социалистической сознательности и подвига труда, во многом зародились до 1917 года, отражая общемировой тренд, но в полную силу проявились лишь в советское время. Такова судьба Александровых, Зворыкиных, Бианки, Михалковых. Как показала последующая советская действительность, СССР в силу системных характеристик разделял скорее массовый запрос на атомизированного человека без территориальной, профессиональной и тем более фамильной привязанности. Эти последствия в своей массе мы наблюдаем и в сегодняшней России.

Также как на Западе массовый человек систематически отвязывается от семьи, места рождения, социального класса и даже собственного гендера, те же процессы происходят и в России. Средний класс в России — это такой же средний класс, что и на Западе. Фамилия для него не является ценностью.

И наоборот, богатые и те, кто рассматривает перспективу вхождения в элиту, нуждаются в фамилии, но в силу своего происхождения из среднего класса, плохо понимают, как фамилии строятся, и как строится фамильное дело. Поэтому и средний класс, и современные миллионеры легко попадают в ловушку «трудовой династии».

Поскольку ценность наследуемого мастерства понимали и по эту сторону железного занавеса, советская наука и пропаганда неоднократно пыталась концептуализировать понятие «трудовой династии», но добилась в этом небольших успехов. Точного определения трудовой династии как статуса не существует.

Обычно трудовой династией признаются члены одной семьи и их близкие родственники, имеющие три и более поколений — последователей семейной профессии, работающие в одной профессиональной сфере, организации. Членами трудовой династии считается: жена (муж), братья, сестры, их жены, мужья и дети, дети и внуки основателя династии или главы семьи, а также его (ее) снохи и зятья.

Считается, что суммарный стаж работы трудовой династии в одной сфере профессиональной деятельности должен быть не менее 50 лет. С чем это связано, исследователи обычно не комментируют. Это некоторая цифра, обусловленная, возможно, круглостью числа и тем, что стаж в 50 лет практически невозможно отработать в одиночку.

Главой династии признается старший по возрасту из членов династии, имеющих наибольший стаж работы.

В трудовых династиях профессиональные навыки, особенности и специфика определённого вида работ передаются от родителей детям и усваиваются с детства. Это позволяет от поколения к поколению развивать и углублять профессиональные навыки, оттачивать мастерство. Кроме того, принадлежность к трудовой династии повышает у ее представителей профессиональную ответственность. Важно это во многом потому, что наличие и количество трудовых династий считается показателем социальной стабильности на предприятии, престижа компании. Поэтому в социально ориентированных компаниях ценят и чествуют трудовые династии. Сами же династии обладают в связи с этим крайне специфическим авторитетом: их успехи мало сказываются на социальном положении, а накопление каких-либо других благ кроме мастерства и авторитета затруднено.

Если мы попробуем перечислить трудовые династии, мы заметим, что они практически неизвестны широкой публике, их имена не попадают в федеральные новости, они не становятся феноменом светской жизни своего региона. В то время как мы можем перечислить великие фамилии и принадлежащие им доли мира.

Например, на металлургических и горнодобывающих предприятиях Челябинской области работают десятки трудовых династий. Их ценят на Магнитогорском и Челябинском металлургических комбинатах, Арзамасском машиностроительном и Златоустском электрометаллургическом заводах, на Челябинском электрометаллургическом комбинате, в «МетМашУфалее».

Награды заслуженным династиям вручают на юбилеях, мероприятиях в честь Дня металлурга. Чествования трудовых династий часто организуются при содействии женских профактивов, в рамках деятельности по защите работающих женщин и поддержке семьи. На АМЗ для трудовых династий проводят ежегодные торжественные мероприятия. На ММК в первичной профсоюзной организации проводят встречи трудовых династий.

На торжественных отраслевых мероприятиях звучат их родовые имена: Вашкинские, Хардины, Курицыны, Чертовы, Плехановы, Гусевы, Анисимовы, Зеркины, Соловьевы, Сибагатуллины, Гелета-Цибенко, Конобевцевы, Пронины, Мальковы, Горбачевы, Кибардины-Филипповы, Свиридовы-Малаховы, Сидоренко-Матвеевы, Гумаровы-Низямовы.

Суммарный трудовой стаж всех членов фамилии может поражать. Хардины — 450 лет общего трудового стажа, Курицыны — более 450 лет, Чертовы — 1100 лет, Плехановы — 1200 лет. На Челябинском электродном заводе в числе трудовых династий часто встречаются двойные фамильные имена. Это значит, что несколько трудовых династий породнились и ведут общий счет выслуго-лет. Есть и количественные рекорды: по данным Российского горно-металлургического профсоюза на Магнитогорском металлургическом заводе трудится 25 трудовых династий.

Кадровая политика и корпоративная культура делает многое для того, чтобы трудовые династии пользовались почетом и уважением, но вряд ли хоть кто-то из них является значительной политической силой в регионе. Трудовые династии не накапливают влияния, не обретают выдающуюся собственность, не приватизируют в свою пользу заводы, на которых работают. Не уверен, что они будут существовать после того, как их родной завод закроют после очередного экономического кризиса.

В то же самое время фамилия — это одновременно и принадлежащие ей активы, и политическое влияние, и экономическая мощь, и люди, которые связывают с фамилией свою собственную судьбу и судьбу своих детей. Возможно, Конобевцевы или Курицыны являются преданным электоратом «Единой России», но вряд ли от их решения зависит, будет ли эта партия представлена в регионе или здесь будет какая-то другая «партия власти», которая сможет с ними договориться или подкупить.

Попадание в разряд «трудовых династий», разумеется, не означает, что семейство нашего Святослава Коровина утрачивает возможности стать фамилией и обзавестись фамильным делом. Мы знаем многие семейства на Западе, которые начинали как профессионально занятые в одной сфере люди, но со временем даже возглавившие эти сферы. Даже сферы, далекие от чистого бизнеса.

Сколько в США самоанцев, но только одно семейство начало строить фамилию и прославилось на весь мир. Это Аноа'и. Тут есть все, чем обычно баловались белые европейцы — от Великого контракта до фамильного образования. Есть и фамильное дело. Неожиданно, но это — рестлинг!

Согласно фамильной легенде, первым покорять мир профессионального рестлинга из самоанцев начал легендарный Питер Маивия. Из семьи Аноа'и Питер первым пошел в четырехугольник, после чего также запомнился и работой в роли промоутера на Гавайях. С годами у Питера Маивии появились две дочери — Ата и Тоа Маивии.

Как и положено первому рестлеру-самоанцу, несмотря на короткую жизнь, Питер оставил после себя наследие. Он дал дорогу легендарному дуэту «Диких Самоанцев» Афы и Сики Аноа’и. Племянники Питера были вдохновлены выступлениями своего дяди. В начале восьмидесятых годов Афа и Сика успешно начинают работу в WWF.

Через год после того, как они покинули WWF, дебютирует Рокки Джонсон. В середине восьмидесятых годов после серии неуспешных поединков дуэт во второй раз покидает WWF и отправляется в Pro Wrestling USA. Примерно в это время у Сики Аноа'и рождается сын Лити, известный позже под именем Роман Рейнс. Также у него был старший сын Мэтью, он же Роузи, который не так давно умер. Афа также оставил после себя наследие в качестве трех рестлеров — Саму, Ману и Смута.

С середины ХХ века Аноа'и разделились на две условные ветки: ветку Аноа'и и ветку Маивии/Джонсонов. Питер Маивия является кровным братом с Товальве Аноа'и, дети которых продолжили не только семейное древо, но и любовь их родителей к борьбе.

Вишенкой на торте самоанского древа становится Дуэйн Джонсон, который является не только одним из самых любимых рестлеров всех времен и народов, что позволяет ему быть самым узнаваемым представителем этой индустрии, но и способным актером в Голливуде. Дуэйн Джонсон уже увековечил своё имя в мировом рестлинге и оставил огромное наследие, став главным лицом не только своей эпохи, но и рестлинга как такового.

Мы бы отнесли семейство Аноа'и к специфическим трудовым династиям, если бы не видели, как по мере становления в профессии семейство обзавелось своей собственной лигой, академией рестлеров, зарегистрировало множество брендов (самый известный из которых «Samoan family», под которыми выпускают одежду, напитки и т.п.).

По большому счету, именно они ответственны за ту стилистику, которая сегодня сопровождает рестлинг: разрабатывали зрелищные приемы, создавали драматургию поединка. Все эти приемы, рассчитанные на зрителя, а не только на победу — эстетика самоанской фамилии Аноа'и. До нее рестлинг мало чем отличался от греко-римской борьбы и собирал примерно такую же кассу. Но с приходом самоанцев рестлинг превратился в зрелищное шоу, чьи поклонники проживают почти во всех странах мира.

Такие же примеры перехода из трудовой династии в фамилию есть и в дореволюционной России. Многие купцы начинали свой путь к успеху как крепостные. Крепостные, по сути, являются трудовой династией, так как принуждены поколениями выполнять одну и ту же работу. Но в тот момент, когда наиболее способные из них выкупают себя у помещика, они начинают строить свою собственную фамилию. В конце XVIII века российское правительство сняло ограничения на предпринимательскую деятельность крепостных. Им разрешили открывать свои лавки и мануфактуры. Крестьяне-миллионщики в то время были не редкостью. Они платили своим хозяевам внушительные оброки и при первой возможности откупались, переходя в другие сословия.

Крепостные становились актерами, архитекторами, декораторами, живописцами, поэтами и музыкантами. Например, знаменитый художник Орест Кипренский, поэт Тарас Шевченко, композитор Александр Гурилев родились крепостными. Самые известные купцы, вышедшие из крепостных, — Елисеев, Абрикосов и, конечно, Морозов.

С детства Савва Морозов работал пастухом и извозчиком, потом ткачом на шелкоткацкой фабрике, уже с юности проявляя недюжинные предпринимательские способности. Затем Савва предложил новую систему сдельной оплаты труда и, быстро выплатив долг, ушел в свободное плавание. Женился на девушке, знавшей секреты окраски тканей, и открыл производство полотна в домашних условиях.

После Отечественной войны 1812 года дела у и без того успешного предприятия пошли еще лучше, и в 1820 году Морозов вместе с сыновьями смог выкупиться из неволи за огромную по тем временам сумму — 17 000 руб.

Империя Морозовых росла и расширялась, дело со временем продолжили сыновья. Основатель династии умер за год до отмены крепостного права купцом первой гильдии. Потомки Саввы прославились как меценаты, открывая больницы и школы, а также благоволили искусству.

Специфический культ трудовых династий в советском государстве обуславливал и соответствующее отношение к продуктам ее труда. Накопленный в фамилии творческий потенциал на Западе реализовывался в создание технических и гуманитарных ноу-хау, которые патентовались и принадлежали фамилии, воплощались в товары и продукты на фамильных предприятиях. Фамилии не делились с миром тем, что являлось результатом их творческого прогресса. В СССР же творческий потенциал мог быть реализован только на государственном предприятии, смысл которого и заключался в превращении творческого прогресса трудовой династии в товары народного потребления с нередким последующим отстранением и ее всей трудовой династии, и ее отдельных представителей от производства.

Наглядным примером этому является история российских, советских и снова российских психиатров и нейрофизиологов Бехтеревых.

Владимир Михайлович Бехтерев (1857 — 1927) — всемирно известный русский и советский психиатр, невропатолог, физиолог, психолог, основоположник рефлексологии и патопсихологического направления в России, академик. Тайный советник, генерал-лейтенант медицинской службы Русской императорской армии.

В 1907 он основал в Санкт-Петербурге психоневрологический институт — первый в мире научный центр по комплексному изучению человека и научной разработке психологии, психиатрии, неврологии и других «человековедческих» дисциплин, организованный как исследовательское и высшее учебное заведение, ныне носящее его имя. В мае 1918 года Бехтерев обратился в Совнарком с ходатайством об организации Института по изучению мозга и психической деятельности. Вскоре Институт открылся, и его директором до самой смерти являлся Владимир Михайлович Бехтерев.

После своей смерти В. М. Бехтерев оставил собственную школу и сотни учеников, в том числе 70 профессоров, но семье не оставил ничего существенного, кроме доброго имени.

Его сын, Пётр Владимирович, был арестован в 1937 г и через год приговорён к высшей мере наказания. Расстрелян в Ленинграде 23 февраля 1938 г. Его жена, врач Зинаида Васильевна Бехтерева осуждена на 8 лет исправительно-трудовых лагерей.

Дело продолжила его внучка, Наталья Петровна Бехтерева, советский и российский нейрофизиолог, крупный исследователь мозга. Кандидат биологических наук, доктор медицинских наук, профессор. В 1990—2008 годах — научный руководитель Института мозга человека РАН. Как дочь «врага народа» П. В. Бехтерева, Наталья Петровна воспитывалась вместе с братом в детском доме, в войну жила в блокадном Ленинграде.

Она не унаследовала от деда ничего, кроме фамильного образования и интереса к физиологии, психологии и психиатрии. И уже в постсоветское время это позволило семейству построить на этом владение, сформировать собственность и обзавестись активами. В этом приняли участие другие члены семьи. В частности, первый муж Бехтеревой — физиолог В. И. Медведев, член-корреспондент РАН и РАМН, а также сын от первого брака — Святослав Медведев, директор Института мозга человека, доктор биологических наук, профессор, член-корреспондент РАН. И внучка — Наталья Медведева, врач-психиатр, в чьих руках будущее фамильного дела.

Сегодня многое носит имя Бехтеревых. По улице Бехтерева в Москве расположена крупнейшая в Москве 14-я городская психиатрическая больница имени В. М. Бехтерева. Имя В. М. Бехтерева носит Национальный медицинский исследовательский центр психиатрии и неврологии. Выпускается журнал «Обозрение психиатрии и медицинской психологии им. В. М. Бехтерева». Выпускается журнал Неврологический вестник имени В. М. Бехтерева. Улицы в Москве, Санкт-Петербурге, Екатеринбурге, Воронеже, Ржеве, Барнауле, Казани, Астрахани, Липецке, Барнауле, Челябинске, Нальчике, Донецке (ДНР), Днепре (Украина), Одессе (Украина), Минске (Беларусь), Алма-Ате (Казахстан); площадь в Санкт-Петербурге; переулок в Киеве носят имя Бехтерева. Бехтеревским называется Санкт-Петербургское общество психиатров. Существует Ассоциация организаций здравоохранения «Медицинский центр Бехтерев» (Санкт-Петербург), Республиканская клиническая психиатрическая больница имени академика В. М. Бехтерева в Казани, Кировская областная клиническая психиатрическая больница имени В. М. Бехтерева, Медицинский колледж имени В. М. Бехтерева (Санкт-Петербург). В 1956 году именем учёного было названо село в Елабужском районе Татарстана, уроженцем которого он являлся. Золотая медаль имени В. М. Бехтерева названа его именем. Бехтеревым посвящены фильмы, марки, памятные монеты, и все это увеличивает славу семейства, но не его благосостояние. Это позволяет говорить о сложном пути трудовой династии, но пока что не совсем фамилии.

Только когда члены семейства мыслят в парадигме накопления образования, творческого потенциала, благосостояния, славы и политического влияния, можно говорить о том, что это семейство встало на путь фамилии и фамильного дела. Но когда мы видим «новых крепостных»: целые поколения одного рода, занятые в какой-то сфере, не получая от этой сферы ничего кроме «праздников трудовых династий» и заработной платы — мы имеем дело с трудовыми династиями. И в этой ситуации нашему Коровину надо действительно что-то по-настоящему менять.

Кумулятивный эффект

Заставить снаряды попадать в одну и ту же воронку

«Я должен изучать политику и войну, чтобы мои сыновья могли изучать математику и философию. Мои сыновья должны изучать математику и философию, географию, естественную историю, кораблестроение, навигацию, торговлю и сельское хозяйство, с тем чтобы дать своим детям право изучать живопись, поэзию, музыку, архитектуру, скульптуру, гобелены и фарфор»

Джон Адамс, американский политик, юрист и дипломат, второй президент США и отец шестого президента США Джона Куинси Адамса

Существует устоявшаяся терминологическая путаница, результатом которой является неспособность наших соотечественников к созданию устойчивых фамилий, а те фамилии, которые возникают, постоянно находятся под угрозой распада. Я говорю о том, что в бытовом языке мы практически не различаем такие понятия как «семья», «род», «клан», «династия», «фамилия».

Мы можем легко увидеть заголовки новостей такого содержания: «Семейный бизнес Рокфеллеров за год потерял больше, чем заработал», «Абдула аль-Сауд нашел свое место в родовом бизнесе», «Фамильное состояние Уолтонов пережило экономический кризис без потерь». Для обывателя в этих заголовках все будет понятно, он не будет акцентироваться на различиях понятий «семейный», «родовой» и «фамильный», в том числе и потому, что на этих различиях не фокусируются журналисты.

И наоборот, римлянин эпохи Поздней Республики отчетливо различал, например, род (gens) и фамилию (familia Romana), и никогда бы не перепутал эти две совершенно разные для него системы семейной организации.

Из всего, что касается фамильной темы, русскому человеку сложнее всего себе представить, что у римлян было две системы родства, а не одно, как у нас. Агнатическое и когнатическое. Каждая из них обладала своими собственными координатами, своими отношениями, правами, своими формами обязательств, наследования и т. д.

Агнатическое родство — это как раз-таки фамилия, а когнатическое — род. И все, что мы пытаемся впихнуть по невежеству в одно родство, у них было разделено между этими двумя. Агнатическое родство — это наследие и наследство, передача власти, политические права, члены фамилии, усыновления, образование, фамильная легенда, имение, а когнатическое родство — это генеалогия, кровные родственники, деторождение, замужество, корни, генеалогические древа, материнство, братья и т. д. Агнатическое родство — законное родство. Когнатическое родство (или кровное) следует из общности крови. Лицо, которое является агнатом, чаще всего является и когнатом, но не всегда когнат является агнатом. Или, переведя с латыни: член фамилии является, как правило и родственником, но не всякий родственник является также и членом фамилии.

Если проблемы нельзя решить в одном типе родства, римляне прибегали к другому. Не зная этого, многие мои слушатели задают вопросы типа: «кто унаследует мое дело, если сын не хочет?», «что делать, если мои родственники не хотят строить со мной фамилию?» или «можно ли вести дела с братьями?»

Агнатическое родство — это дизайн. Самый нелепый способ распорядиться этими возможностями — это делать агнатическое родство точной копией когнатического. Назвать родственников членами фамилии, дело передать как наследство (и ещё и разделить), а родовое имя сделать фамильным. И наоборот, лучшее, что можно сделать, это отделить агнатов от когнатов. Разделить сферы и начать управлять тем, чем управлять можешь.

Если мы рассмотрим разные системы организации родства, присущие разным культурам, то мы заметим, что они отличаются друг от друга, но и при этом участвуют в своеобразном глобальном тендере.

Система рода подразумевает, что есть группа людей, объединенных генетическим родством. В том случае, когда прямое родство отсутствует, косвенное родство усиливается специальной системой родства. Отсюда многочисленные наименования родственников, утративших ныне свое значение и большей частью забытые: деверь, уйчич, привенченная сестра, вуйна, братанич, дщерша, сват, золовка, сноха, посаженная мать и т. д.

Клан — более сложноорганизованное явление. Это унилинейное родственное объединение, возводящее своё происхождение к единому предку, точные генеалогические связи с которым не прослеживаются.

В ряде работ по этнологии кланом называют группу родственных семей, главы которых ведут своё происхождение от общего мужского предка, а также родовую общину, основанную на локализованном кровнородственном ядре. В отечественной литературе термин «клан» в основном употребляется в качестве синонима термина «род», что является не совсем точным сравнением. Изредка под наименованием «клан» могут иметь в виду понятие «патронимия». У одних исследователей под названием клана подразумевается родовая община, у других кланом называется сегментированная совокупность родственных элементарных (малых) семей.

В любом случае, это исключительно гэльская технология родства, свойственная исключительно шотландцам, валлийцам и ирландцам, ко всем остальным это слово применяется только как метафора — например, «мафиозный клан». Этим термином нередко называют и японскую ичизоку. Феодальная система Японии породила специфическую разновидность родства, отступающую от классической родовой системы, распространенной по всему миру, но при этом удивительным образом во многих элементах похожую на римскую familia.

Но если профессиональный историк или социолог найдет отличия между системой рода и фамилией, то даже у него возникнут сложности с тем, чтобы отличить римскую familia от греческой δῠναστεία — «династейи».

Династическая система, рожденная в Древней Греции, удачно сочеталась с полисной системой самой Греции, но была практически непригодна для строительства империи. Александр Македонский был продуктом македонской династейи, но с его смертью разрушилась и его империя, которая, по сути, жила не дольше его самого. Ключевой проблемой сохранения и наследования империи называют недостатки внутренней структуры греческой династейи. С той же проблемой столкнулись и Птолемеи из эллинистического Египта. Они справились с ней намного лучше, правив страной с IV по I век до н.э., но так и не смогли построить империю, в конце концов проиграв Риму и став римской провинцией.

И наоборот, римская фамилия оказалась удачным изобретением как для Рима эпохи Царей, так и для республиканского, и, позже, имперского Рима. Концепция фамилии оказалась настолько эффективной, что перешагнула через сам Рим. Последовавшая германская аристократия феодальных королевств Европы в своей основе опиралась на familia Romana, взяв многое также и из норманнских практик. Например, родовые саги исландцев.

Более того, мы видим, что не все формы семейной организации одинаковы. Род имеет явное притяжение к крестьянству, крепостничеству и ремесленничеству, в то время как монархия, аристократия, рыцарство и священство опирались не на концепцию рода, а на концепцию фамилии.

Это отчетливо видно на примере нашей страны. С VIII века по XVI Россия строилась на концепции рода, что и привело к феодальной раздробленности, монгольским завоеваниям, путаной системе престолонаследия, а в конце концов и Смуте 1598 — 1613 годов, в ходе которой Россия едва не утратила свою государственность, проигрывая другой сверхдержаве того времени — Царству Польскому.

Россия и раньше знала такую форму организацию семейной жизни как «фамилия». Еще во времена Ивана III на Русь приезжали «фрязи» — итальянцы. Это чаще всего были профессионалы в архитектурном деле или в бухгалтерии. Многие их потомки позже носили фамильное имя «Фрязин». Но по-настоящему концепция фамилии проникла в Россию уже при Петре I, открывшим Россию для широкой иммиграции из Италии и других европейских стран. Насаждая моду на все западное, Петр Великий ввел и моду на фамилию, что сделало российскую знать частью обширной сети европейской аристократии.

Таким образом, российские семьи получили возможность выбора между фамилией и родом, в результате чего аристократия усвоила западную концепцию familia Romana в том виде, в каком она сложилась на Западе, а крестьянство и купечество начало тяготеть к исконному роду. На этих отличиях мы и хотели бы сейчас остановиться.

Различия между фамилией и родом довольно существенны. Фамилия имеет дело с членами фамилии, а род — с родственниками. И это разные категории людей. Членами фамилии, кроме родственников, также могли быть патриархальные рабы, животные-фамильяры, фамильный гений или вообще люди, ни в каком родстве не состоящие. Вроде друзей семьи. И наоборот, родственники — это проклятье. Их нельзя изгнать из рода или добавить в число родственников людей, ими не являющихся. Во всяком случае, в обход брачных процедур.

Система рода, которая сохранилась после революции 1917 года в России находится перед глазами. Распад и дискредитация рода за весь XX век привели к падению качества политики, культуры и экономики. И наоборот, «золотой век» России — в политике, культуре и экономике — это XVIII век, когда страной правили фамилии. И сегодня, где сохранились правящие династии, экономика держится на фамильных фирмах, а наука спонсируется фамильными фондами.

С самого своего зарождения, фамилия всегда рассматривалась как форма владения миром. Владение миром требует от человека особых антропологических сверхкачеств, которые можно воспроизводить лишь в фамилии. Поэтому те, кто владели миром, строили фамилии, а те, кто строили фамилии, рано или поздно начинали владеть миром. Какой-то его долей.

Поэтому количество членов фамилии не так важно, как количество родственников. Способ включения в фамилию тоже не так важен. И вообще многое, что не ведёт к владению миром, не важно. Например, великость предков. Важны лишь устойчивые практики воспроизводства сверхкачеств. Великий контракт, фамильная легенда, фамильное образование. Все то, о чем я подробно рассказываю в книге «Familia. Руководство по учреждению собственной династии».

Род же, наоборот, это форма экономической мобилизации. Когда нашему Святославу Коровину понадобится собрать урожай с поля, ему понадобятся все доступные свободные руки. Отсюда эти сложные системы родства, все эти «девери», «кумы», «шурины», отсюда зашкаливающая ценность самого родства и крови.

В роду не ценятся на все эти великие контракты, легенды и образование, потому что никакие сверхкачества ему не нужны. Наоборот, нужны рабочие руки: чтобы больше работали и не особо возражали при разделе урожая. Здесь резко возрастает ценность предков. «Если мы все дети Ивана Коровина, то давайте засучим рукава и пожнём эту чёртову пшеницу!».

Что же касается семьи, то семья — это технология разрушения родов, инертных в плане традиций своей экономической мобилизации. Родственники без рода. Ее использовали христиане для разрыва с языческим наследием. Ровно с той же целью использовали и даосы времён Воюющих Царств против родовых китайских культов. Поодиночке обращать в веру проще, чем целыми родами. Советы использовали семью уже против христианских родов в начале XX века. И сейчас рыночные фундаменталисты используют семью против советских вертикальных семей (то есть тех же родов и трудовых династий) чтобы создать глубину рынков.

Я использую в своем исследовании концепцию «фамилия» вместо рода, потому что, когда человек оперирует понятием «род», он совершает эпистемологическую ошибку. Она не позволяет ему что-то строить, а заставляет его что-то «возрождать». А это ошибка приводит к тупиковым действиям.

Базовой метафорой к роду в Европе традиционно было дерево. А проблема всех метафор в том, что они требуют переноса свойств метафоры на объект, к которой она является базовой. И раз базовая метафора «род — это дерево», то и представления о роде сводятся к тому, чтобы он как бы рос сам, «естественно», и в этот процесс не надо вмешиваться, максимум — поливать и удобрять.

Стоит отдельно уточнить, что это всего лишь когнитивное искажение, поскольку род сам ничего не делает. В отличие от фамилии, которая является результирующим эффектом от усилий отдельных людей. Дерево нет, это не плод усилий разных веток. И поэтому в том случае, если люди целенаправленно не заняты строительством фамилии, то и их род-дерево получается больше похожим на вьющуюся лозу, точно повторяющую линии культурно-экономического ландшафта.

Ровно таким образом, каким и описывает антропологию семьи Фридрих Энгельс в «Происхождении семьи, частной собственности и государства». Позиция «само вырастет» вообще очень удобная, так как ее смысл в том, чтобы переложить усилия на кого-то другого. На вселенские энергии, кармический круги, социальные службы, богов и господ — в зависимости от типа любимого фэнтази. Ее любят практиковать люди, которые в семье на последних местах и чей голос и мнения не особо учитываются при принятии решений.

Но когда человек перестаёт «расти» сам, перестаёт рассматривать свою жизнь как независящий от его усилий процесс, он перестаёт и свой род, семью и родственников рассматривать как ещё один сорт древесины. Связь между своими усилиями и качеством жизни становится в его сознании прямой, и приходит понимание, что строить фамилию куда интереснее, чем ждать, пока род вырастет куда-нибудь сам.

Итак, «фамилия» — это изначально концепция familia Romana — римское представление о том, как строить собственный мир. Я взял ее за основу своих исследований, так как только римляне в наиболее полном социологическом, политическом и правовом виде сформулировали, чем должна стать «нормальная семья».

Позже эту концепцию присвоили северные германские варвары и превратили ее в аристократическую династию. А потом ее «выкупило» у аристократии третье сословие и превратило в бизнес-династию. Иногда эта концепция доходила до крестьян, но мало и ограниченно. Там продолжали большей частью заниматься «родом». То есть подходили с позиций сохранения уже наличествующего человеческого капитала, а не его дизайна. И все эти крестьянские рода, естественно, к XXI веку выродились.

Ту же ошибку совершают и 95% современных предпринимателей, которые хотят «основать свой «род».

Мне многие говорят, что род и без фамилии — дело правильное и богоугодное. И я полностью согласен. Род изначально был создан для борьбы с кровосмешением и этим не только до сих пор ценен, но и ценность его возрастает с каждым годом. Достаточно внимательно новости почитать: «дядя совратил племянницу», «брат с сестрой заигрались в постельные игры».

Раньше была очень сложная и развитая система родства, которая запрещала браки, если решившие пожениться вообще находятся в каком-то родстве. Пусть и пятиюродном. Сегодня система родства куда проще, а контроль куда слабее. Юрист-недоучка с замашками сына замминистра, не способный отличить Право Ярославича от Венского статута, без опыта работы и с претензиями на зарплату в полмиллиона в месяц — продукт такой эндогамии внутри неблизких родственников.

Названия родственников в системе родства также хранят названия сексуальных отношений, которые когда-то победили с помощью технологий рода. Невестка, сноха, свояк, сношенница — они указывают на то, что эти родственники до применений технологий рода спали не только с мужем или женой. И, видимо, много позже начала применения этих родовых технологий. Достоверно известны практики «снохачества»: если замуж выдавали малолетку, ее супружеский долг временно исполняла теща, или невестку пользовал свёкор, отправляя сына в армию или вести бизнес в городе.

Сегодня христианство (пусть и в своей протестантско-атеистически-гуманистической перверсии) окончательно добивает языческие родовые практики, оставив от рода только его жалкую тень. До этого победа над инцестом и инцухтом никогда не была полной, и теперь уже не будет. Но если у кого-то в семье проблема инцеста стоит остро, что-то из практик рода может пригодиться.

Единственное, для чего род и родственники точно непригодны — это для совместного бизнеса. Любой бизнес-консультант приведёт кучу примеров неудачных бизнесов, а также убедительных доводов, почему с родственниками вести дела нельзя. И наоборот, примеров родственников, преодолевших свое родство, ставших фамилией, сумевших построить бизнес.

Есть и другая проблема. Кое-кто более-менее отличает фамилию от рода, но единицы отличают фамилию от династии. Я применяю эти слова как синонимы, и хочу сделать короткое отступление почему я так делаю.

Поскольку в нашей стране гуманитарные науки всегда были слабы, у нас много импортных научных дисциплин — от юриспруденции до философии. Та же история и с социологией семьи. Собственно, «семья» и «род» у нас отечественные, и в великом тендере они проиграли.

Институты развития — это династия и фамилия. И их мы тоже путаем. «Династия» — это калька с греческого «династейя». Именно эта концепция позволила грекам создать полис, единицу древнегреческой государственности. Это отдельная форма инновации в семейно-брачной сфере. Она серьезно отличалась от фамилии (familia Romana), и именно эти отличия не позволяли создать территориальные структуры власти.

Казалось бы, концепция должна была умереть. Но нет. Греки несли ее везде, где создавали колонии. И там, где их обнаружили римляне в ходе своих завоеваний (Тарент, Неаполис, Элая, Капуя), там они сталкивались с намного превосходящей их греческой культурой и концепцией династейи как ее частью.

У римлян не было выбора кроме как адаптировать свою культуру к греческой. Римляне в ходе завоеваний взяли контрибуцию в виде греческих идейных активов: отождествили своих богов с греческими, взяли на вооружение стоическую философию и т. д. «Ваш Арес — это наш Марс, а ваша Афродита — это наша Венера». И с династейей, видимо, поступили так же: «Ваша династия — это та же самая наша фамилия».

Когда мы получили концепцию династейи от константинопольских греков, она уже представляла собой familia Romana, только называлась по-старому. А когда Петр I привёз нам из великого посольства лицензионную версию фамилии, она легко легла на триал-версию династейи, находящуюся здесь со времен крещения Руси. Мы поэтому их практически не различаем.

Обратный пример — это конвергенция западной концепции «фамилия» и японской «ичизоку». Я уже писал, что фамилия — изначально римское изобретение и на востоке она была неизвестна. Однако многие практики Востока идут параллельно римским и даже дублируют их. Они не всегда столь же стройны и интегрированы как явления фамильной теории, но они работают.

Вот откровение с генеалогического форума:

«Решила узнать у знакомых японцев, как у них дела обстоят с генеалогией, знают ли они своих предков и насколько глубоко.

Спрашиваю у своей подруги японки. Да, отвечает, конечно. А на сколько поколений вглубь, уточняю, прадедушек, прабабушек знаешь? «Ну как насколько? — задумывается она, — На шестнадцать».

Оказалось, что в семье подруги есть специальная книга, какейдзу (家系図 на японском, дословно — «Карта принадлежащих к семье»), которая ведется несколько веков. По отцовской линии такой нет, но в семье ее матери шестнадцать поколений назад прародители прикупили землю и начали на ней бизнес. И чтобы передавать ее по наследству, завели какейдзу, где описаны члены семьи, когда родились, кто такие, кто наследовал, что именно.

Собственность передавалась и передается по мужской линии — первому сыну. У него же и хранится книга, остальные члены семьи к ней даже доступа не имеют. Если после смерти мужчины его первый сын по каким-то причинам оказывается неспособен управлять собственностью/бизнесом, например, слишком молод и неопытен, то ли все наследство, то ли право управлять им переходит следующему по старшинству мужчине в семье. В данном случае это брат умершего (не следующий сын). Ситуаций, когда наследство может получить дочь, не бывает. Если наследника нет, найдут какого-нибудь восьмиюродного брата и все имущество отойдет ему.

Подруга рассказала, что в ее семье портреты прародителей по традиции висят на стенах, поэтому она с малых лет помнит, как они выглядели».

Возвращаясь к различию фамилии и рода. Когда я говорю о том, что фамилия — это не род, не стоит воспринимать так, будто фамилия обязательно разрушит род тех, кто решил строить фамилию. Или что он обязательно испортит отношения с родственниками, которые так и не станут членами фамилии. Или что фамилия — это обязательно какое-то приношение в жертву отношений. Мне задают очень много вопросов, связанных с подобными опасениями.

Я всего лишь пытаюсь сказать, что родство не так абсолютно, как мы все по привычке думаем. Во-первых, если мы знаем кто наш «дщерич», то он нам родственник, но если мы не знаем, и вообще это слово слышим впервые, то у нас нет родства с этим человеком. Уже чувствуется, что проблема не в общей крови, а в словах, которые мы можем просто не знать и не выучить.

Во-вторых, фамилия и род находятся в очень сложных отношениях. Они могут как полностью совпадать (да, никто не мешает набрать в фамилию всех своих родственников и только их), так и не совпадать вообще. Но всегда надо помнить, что между этими крайними случаями огромное поле градиента.

Кому-то повезло с родом, и там что ни человек, то произведение искусства. Успешные, талантливые победители. Но точно такой же редчайший случай и когда родственники все полные ничтожества, которые вообще никак и ни на что не годятся. В большинстве же случаев и родственники не все образцы добродетели, и люди вокруг рода (родственники жены, зятя, двоюродной бабушки) бывают такие, что так и хочется объявить их его частью. Вот в таких случаях и пригождается фамилия, которая куда терпимее к непрямому генетическому родству.

Дефекты родства можно исправлять. А если наш Святослав Коровин захочет, чтобы его дети имели лучшие психологические и моральные шансы на успех, то такие дефекты и нужно исправлять! Но силами одной лишь концепции родства это сделать сложно. Она создавалась не для качества, а для количества. Уйчичи и дшеричи — это про количество. Фамилия же свободна от этого, она про качество. Которое, тем не менее, с количеством вполне совместимо.

Обычный пример того, как фамилия легко исправляет проблемы родства.

Сибирь во многом была достижением Сибиряковых. Они приехали как многие покорители Сибири, из Архангельска, обосновались и занялись геологоразведкой и горнодобычей.

Как-то у одного из Сибиряковых то ли не уродилось детей, то ли наоборот погибли. А фамильное дело продолжать надо было. Он пошел на базар и купил двух калмычат, которых усыновил и передал им дело. Калмычата те, поскольку получили сибиряковское наследие не по праву рождения, ещё до вступления в наследство упорствовали в своем развитии и обучении чтобы соответствовать высокому званию члена фамилии. А после и правда стали самым лучшим приобретением семейства. Как я и писал, родственники — это не всегда члены фамилии, а члены фамилии не всегда родственники.

Также стоит заметить, что с родом можно совершить, по существу, очень ограниченный набор оперативных действий. Например, род нельзя построить, основать или возродить. Хотя в нашем языке есть соответствующие фигуры речи — «основать род», «возродить род» — в действительности с этим возникают проблемы. Род в чистом виде не допускает авторства.

Род существует сам по себе в виде генетически связанных предков и потомков. У наших родителей были свои родители, у них есть и дети — они часть рода, насколько плохо бы они его ни знали и как бы к нему ни относились. Человека может вообще не волновать его место в роду и состояние рода как таковое, что не означает что род из-за этого «распался». Или, другими словами, человек может повышать свою информированность о роде (генеалогия) или повысить своё участие в родовой жизни (традиции), но только сам. С родом он при этом ничего особенного не делает, он делает это с собой.

Во многом это проблема. Если бытие рода большей частью независимо от бытия родственника, участника — добросовестного или нет — родовой жизни, то и род поднимается и вырождается большей частью также независимо от усилий конкретных людей. По своим внутренним законам.

Ровно поэтому я и стал изучать фамилию, а не род. Фамилия требует повышенного внимания, чем род, который, например, вообще не требует внимания. Родственники могут находиться по отношению к роду в полностью спящем состоянии, что не снимает с них статус родства, и не отменяет существование рода. Но повышенное внимание к фамилии это внимание, подразумевающее автора и авторизацию. Человек может вносить свой вклад в структуру фамилии и творчески ее развивать. Обратите внимание: род развить нельзя. Даже в языке такой формулировки не предусмотрено. Всякое развитие одновременно это внесение в него фамильных элементов.

Ну и, наконец, главное отличие фамилии от рода, заключается в том, что фамилия позволяет осуществить кумулятивный эффект, в то время как род на него не способен. Именно это делает фамилию настолько органично подходящей к политике, бизнесу или культуре, в то время как род все время вырождается в трудовую династию и не может ничего накопить.

Однажды в своей практике я столкнулся с таким запросом, который сделала женщина-предприниматель:

«Есть вариант развивать дело совместно с братом. Жена у него верующая стала, он — так, в церковь ходит, но не фанат. И он говорит вчера, почти дословно: муж является для жены абсолютной незыблемой властью и его слово — истина, оно непререкаемо. И для жены нет иной власти, кроме как власть мужа, и даже бог — где-то там, а вот мужу перечить нельзя, ибо после смерти надо будет оправдываться перед богом за то, что плохо слушалась мужа и выполняла не все его приказы.

Я вчера его спросила, что говорит бог относительно того, должна ли партнерша по бизнесу беспрекословно выполнять приказы партнера. Он сказал, что нет, не должна.

Ввязываться или нет в совместный бизнес с таким человеком?

Пока у меня идеи такие. Можно попробовать:

1. Проектный подход, когда мы вместе развиваем не то чтобы дело, где все повязаны. А, скажем, сотрудничать короткими отрезками. Например, нашли клиента — реализовали партию товара — расчитались — разбежались до следующего раза.

2. Привлекать раз в месяц какого-то коуча или психотерапевта. Но тут я сразу не согласна: он-то не будет общаться с коучем или терапевтом. Значит, общаться придется только мне. И зачем?

3. Общаться раз в месяц вдвоем с каким-то орбитром.

В общем, ввязываться ли в семейный бизнес с такими исходными данными?».

Смотрите сразу сколько проблем возникает от того, что род есть, но нет фамилии. Будет досадно, если бизнес не сложится из-за каких-нибудь идейных ошмётков, вполне успешно реализующихся на протяжении родовой истории России силами «Домостроя» и другой церковной литературы. Фамилия может исправить эти проблемы, но ее необходимо строить.

Отследить, получается ли у вас строительство фамилии, можно по одному простому маркеру — это строительство должно сопровождаться кумулятивным эффектом. Эффектом систематического накопления всего: повышением уровня образования, богатства, появлением репутации и узнаваемости, ростом уровня доверия. При этом клиенты не уходят, а приводят уже своих детей, традиции фамилии становятся все более значимыми и важными, растет совокупное фамильное мастерство. Род всего этого обеспечить не может. И именно поэтому род имеет очевидное притяжение к крестьянству, а люди с фамилией рано или поздно оказываются в профессиональной, отраслевой, городской, имперской, национальной или мировой элите.

Попытки спровоцировать кумулятивный эффект в роду всегда сопровождаются конфликтами и насилием.

Роман К., мой старый знакомый, решил всю родню собрать под одной крышей. Переругались ещё на стадии выбора локации. Потому что он начал строительство с инфраструктуры. Инфраструктурой фамилии — домом, землёй, гербом, фамильным делом — все должно заканчиваться. А начинаться с ультраструктуры, с внутреннего содержания фамилии, без которого никакие дома и выбранные под них локации не имеют смысла. Это ясно как формула энтропии Больцмана!

Несложно заметить, что французские замки, итальянские виллы и американские фазенды стоят не только в райских уголках. Одни в горах, иные посреди пустынь и прерий, а третьи так и вовсе на болотах. Кому-то это лучшее место на земле. И наоборот, какое бы ни было райское место, оно всегда будет недостаточно совершенным, если нет этого рая и совершенства между теми, кто здесь живет.

Необходимо не собирать родственников под одной крышей, а сделать так, чтобы они хотели жить под одной крышей, и именно эту крышу называла своим настоящим домом. А хотят жить под одной крышей вовсе не потому что локация хорошая. Готовы жить вообще на краю света, если фамилия имеет смысл и этот смысл своим членам предоставляет.

С точки зрения кумулятивного эффекта мы бы сейчас сказали, что «фамилия» не смогла даже накопить себе место, которое назвала бы своим коллективным благом. Все потому, что это была не фамилия.

И наоборот, дети российских федеральных чиновников на момент написания этой книги контролируют более триллиона рублей ежегодно (и это только первая пятерка!). Это если судить по открытым и доступным данным. Все это совпадает с огромным интересом правящего класса к теме фамилии.

— Денис Бортников — сын директора ФСБ, руководит Северо-Западным центром ВТБ (350 млрд.).

— Андрей Муров — сын бывшего руководителя ФСО, председатель правления ПАО «Федеральная сетевая компания Единой энергетической системы» — энергетическая система всей страны (215 млрд.).

— Сергей Иванов — президент АК АЛРОСА (95% добычи алмазов в стране) — крупнейшее предприятие по добыче алмазов, в прошлом старший вице-президент Сбербанк, до этого был председателем правления Согаз и многих других компаний (200 млрд.).

— Дмитрий Патрушев — министр сельского хозяйства, в прошлом старший вице-президент ВТБ, председатель правления Россельхозбанк (170 млрд.).

— Петр Фрадков — сын главы службы внешней разведки — руководит Промсвязьбанком (100 млрд.).

Можно добавить детей генпрокурора Чайки — Артема и Игоря, сына Якунина и т. д. и т. п. И это на фоне того, что подавляющее население страны продолжает жить в пещерно-либеральных категориях «брак устарел», «семья мешает бизнесу», «нормальные мужчины/женщины закончились», «дети — это обуза».

Мы можем говорить, что фамилии в бизнесе, политике, культуре или науке — это упадок и стагнация, что они мешают творческим людям и талантам занимать места, которые те заслуживают, но это будет идеология, а не факт.

Политический мыслитель и классик философии Аристотель в своей работе «Государство» разделил все существующие политические режимы на категории, которыми мы до сих пор пользуемся. Он делил режимы по тому, хорошо или плохо они справляются с ведением дел, а также по тому, сколько человек находится во главе государства. Хорошая единоличная система — это монархия, плохая — тирания. Хорошая система, где правит группа — это аристократия, а плохая — олигархия. Хорошая система правления большинства — это демократия, плохая — охлократия, власть толпы.

Но чем, собственно, плохие режимы отличаются от хороших?

Не обязательно быть большим специалистом по политологии, чтобы заметить, что хорошие режимы в качестве обязательной компоненты включают в себя семейственность и наследование, а в плохих этого нет. То есть единоличный правитель, который действует, не исходя из своих хочушек, а является частью большой наследственной традиции и убеждённый, что детям надо оставить мир лучше предыдущего, определённо для Аристотеля лучше, чем тиран, который взобрался на вершину пищевой цепи только чтобы ублажать свои желания, и после которого, по его собственному убеждению, «хоть потоп». С аристократией то же самое, потому что аристократия в отличие от олигархии наследственна.

Эта система не совсем очевидна на примере демократии. Но стоит внимательно приглядеться, и мы увидим, что изначально демократия прямо опиралась на семейственность. Во-первых, «демосом», осуществляющим «кратию», были именно отцы семейств, они имели все политические права. Во-вторых, само предоставление гражданских прав человеку осуществлялось только и исключительно его отцом. Больше их взять было просто негде. Их не раздавали направо и налево, как это происходит сейчас.

Сегодня, в условиях нашей охлократии, власти безродной толпы, нам это не всегда очевидно. Но иногда мы видим семейную тему в рудиментах политической жизни. Например, американские отцы-основатели. Не бунтовщики-основатели, не друзья-основатели, не кореша-основатели, а именно отцы.

Чем монархия, аристократия и греческая модель демократии для Аристотеля оказываются лучше? Тем, что они открыты к кумулятивному эффекту, к эффекту накопления качества управления. Оператором этого кумулятивного эффекта, проявляющегося во всех аспектах греческой политической жизни, являлась тогда греческая династейя, а в Риме — familia Romana. В то время как обычный род производил плебс, не способный ни к какой дисциплинарности — ни к личной, ни к политической. После тиранов, олигархов и толпы полису приходилось начинать выстраивать свою жизнь сначала.

Разумеется, строительство фамилии — дело долгое. И многие сходят с этой дистанции, не сумев выстроить кумулятивный эффект. Эти истории печальны. В 2018 году мне на глаза попалась статья Forbes под названием «Ничего личного. Рейтинг богатейших семей по версии Forbes — 2018», в которой большей частью описываются проблемы, с которыми столкнулись миллиардеры, так и не приступившие к строительству фамилии или быстро сошедшие с дистанции.

Отчётливо видно, как отсутствие фамильной легенды и мифоритуального туннеля сказывается на их единстве. Две семьи из десяти распались. Братья Ананьевы разделили активы, так как их, по сути, ничто не связывало кроме родства и общих дел, по которым не смогли договориться. Братья Магомедовы уже полгода сидят в СИЗО Лефортово: украли 2,5 миллиарда бюджетных денег. Но важно не это, а то, что тоже не смогли разделить активы «Суммы», записанные на одного из братьев, пока другой был сенатором. Разваливается клан Гуцериевых. Один из членов — Михаил Шашханов развалил Бинбанк, который перешёл под контроль государства. Разлад там оказался глубокий, переживут или нет — не понятно. Отец и сын Гапонцевы не в ладах. Строили бизнес вместе, теперь 10 лет живут в разных частях света и практически не видятся. Уже полгода наследники Бориса Зубицкого не могут договориться и делят наследство. По новостям информация скудная, но ощущение, что сами не знают кто займёт какую роль в семейном деле. Что тоже влияет не в плюс на перспективы семьи.

Но здесь важно не то, что строительство фамилии, как и всякое стоящее предприятие, рисковано, а то, что род не дает даже таких возможностей. Попытки строить род и совмещять его с бизнесом изначально провальны, так как для хорошего, долгого бизнеса (как из списка клуба «Енох») жизненно важно то, что род дать не способен, но способна дать фамилия — кумулятивный эффект.

Благо рефлексии на эту тему хватало по обе стороны Атлантики. В очередной книге по семейной психологии обнаруживаю совет, что «семью надо строить как фирму». Хотя правильно было бы сказать, что это фирму надо строить как фамилию. Из двух столпов «экономики личности» опорным, конечно же, является фамилия. Фирма пристраивается потом. И если пристроена удачно, то не конфликтует с семьей, поскольку построена по фамильной модели.

Другими словами, вам не надо читать Йеспера Кунде и пристраивать к бизнесу ещё и какую-то корпоративную религию, если у вас уже есть фамильный культ. Потому что фамильные структуры в бизнес переносятся и масштабируются довольно легко, но если их нет, их необходимо замещать костылями вроде корпоративных «миссий», «религий», «культуры».

Костыли могут быть разного качества: тверское агентство «Лапти-адверт» вам предложит деревянную культю капитана Флинта, а Йеспер Кунде — полнофункциональный экзоскелет. Но это все равно будут костыли. И как все неживое, они требуют специальной заботы, бюджета и внимания, отвлеченного от производственного процесса. Здесь будет не кумулятивный эффект, а лишняя статья расходов бюджета.

Да, иногда кажется, что и структурирование фамилии, о котором я говорю, требует заботы. Создание, учреждение и проведение фамильных праздников, написание фамильной легенды и т. д. Но это не забота, а принуждение к жизни. Про такие фирмы и говорят, что это «одна большая семья». В отличие от клиентов Кунде, список которых совершенно непримечательный.

Кумулятивный эффект проявляется во всем. Притчей во языцех стало то, что богатые становятся все богаче, а бедные беднеют. Ей описывается феномен неравномерного распределения преимуществ, в котором сторона, уже ими обладающая, продолжает их накапливать и приумножать, в то время как другая, изначально ограниченная, оказывается обделена ещё сильнее и, следовательно, имеет меньшие шансы на дальнейший успех.

Описывающий ситуацию термин — «эффект Матфея» — впервые предложил американский социолог Роберт Мертон, который дал явлению такое название по цитате в Евангелии от Матфея: «…ибо всякому имеющему дастся и приумножится, а у неимеющего отнимется и то, что имеет». Позже этот эффект обнаружили и среди ученых, где Нобелевские лауреаты продолжают бесконечно цитироваться в то время как малоизвестные ученые редко упоминаются в чужих монографиях.

Согласно Мёртону, тот, кто обладает исходными сравнительными преимуществами в научной сфере (среди которых потенциал, местонахождение в структуре науки и доступ к ресурсам), получит не только больше возможностей для дальнейшего успешного ведения работы, но и большее моральное и материальное вознаграждение. Так, на труды именитого учёного обратят гораздо больше внимания, чем на аналогичные по качеству и значению исследования его малоизвестного коллеги.

Однако если мы обнаруживаем кумулятивный эффект в накоплении репутации (в данном случае научной) даже в течение жизни одного человека, то что говорить о тех случаях, когда репутация накапливается и преумножается поколениями? Целенаправленно. С полным пониманием своей деятельности.

Накапливаются не только деньги и репутация. Эффект Матфея затрагивает и политические связи. Тот, кто в предыдущих поколениях позаботился об установлении нужных связей и поддержкой полезных знакомств, способен передать их следующим поколениям, тот обеспечил дальнейший рост влияния. И возможно это только в фамилии.

Его дети, получив полезные связи от родителей, начинают работать с детьми тех, с кем вели дела их родители. Им не надо тратить десятилетия на нетворкинг, качество которого никогда не будет выше наследственных знакомств.

Все это справедливо и в отношении образования. Обычный человек тратит четыре года на учебу в вузе, пять лет на совершенствование в профессии и еще десять лет на создание репутации в сообществе профессионалов. Но если ребенок уже за обеденным столом слушает как взрослые ведут дела, а потом принимает у них эти дела, то и учиться в вузе оказывается совершенно не обязательно. Он уже к семнадцати годам знает то, что знает выпускник вуза годам к сорока. Его навыки появились в процессе фамильного образования, заточенного на владение определенной долей мира. Образования рафинированного, более целостного, очищенного от заблуждений и многократно проверенного практикой отца, матери, деда, прадеда.

Пока в девяностых, нулевых и десятых годах бизнес в нашей стране занимался проблемами создания, роста и масштабирования, книжные магазины заполняла литература, посвященная управлению персоналом, продажам, открытию новых рынков, оптимизации управления и просто бизнес-мифологии. Однако, последнее время мы видим и хорошую переводную литературу, посвященную наследованию бизнеса. Это новая для нашей страны проблема. И хорошую литературу по ней найти трудно.

Одна из примечательных книг — «Отцы и дети. Фамилии и история социальной мобильности» Грегори Кларка. Она рассказывает насколько наша судьба связана с социальным статусом наших родителей и родителей наших родителей. О том, что их статус влияет на нашу жизнь больше, чем нам хотелось бы думать. Хотя принято было считать, что жесткие классовые структуры постепенно размывались, уступая место большему социальному равенству, Грегори Кларк показывает, что движение по социальной лестнице мало изменилось за восемь веков: уровень мобильности ниже, чем принято считать, в разных обществах он остается примерно одинаковым и является устойчивым к социальной политике.

Хорошая новость в том, что эти закономерности обусловлены наследованием способностей и происхождение не создает незаслуженных преимуществ. Сословные границы не настолько непроницаемы, как в прошлые времена. Однако плохая новость заключается в том, что наша судьба во многом предопределена происхождением. И человек, ставший частью кумулятивного эффекта своей собственной фамилии, получает возможность бежать по внутреннему кругу стадиона, а не по внешнему, как безродные «будьсобойщики». Само по себе благородное имя мало что значит, но кумулятивный эффект, внутренние практики фамилии, значат многое.

Кларк утверждает, что, поскольку наше место в мире в существенной степени предопределено, мы должны избегать создания обществ, в которых победитель получает все. Но тут же и утверждает следующее. Время от времени открываются «голубые океаны» — никем не занятые ниши, в которых можно быстро создать большие капиталы. И это может вводить в заблуждение, относительно собственного таланта делать деньги. Однако королевский путь всегда и во все времена был один и тот же — последовательное накопление финансового, интеллектуального, репутационного капитала и передача его следующим поколениям.

Во все времена появлялись нувориши, делавшие быстрые деньги, но чаще всего они точно так же быстро сходили с экономической и политической арены, уступая место фамильным и менеджерским корпорациям. Еще недавно интернет был такой обширной сферой безграничной свободы, где, вложив рубль, получаешь тысячу. Но уже сегодня интернет — это домашний мир для крупных корпораций. И они уже начали накладывать на интернет цензурные ограничения и применять регулирующие механизмы. Теперь, вложив рубль, можно рассчитывать только на десять рублей прибыли.

В связи с эффектом Матфея и особенностью его развертывания существует два заблуждения о фамилиях. Это два прямо противоположных заблуждения в отношении фамилии, которые я несколько раз слышал даже из уст одних и тех же людей. Первое — что фамилия — это только для богатых. Мол, у них полно денег, которые никуда не потратишь и надо передать следующим поколениям. А второе — что фамилии нужны были раньше для выживания, а теперь каждый может зарабатывать сам, и фамилии уже не нужны. Ну то есть наоборот, фамилия для бедных, не для богатых.

В связи с этим мне очень интересно исследовать периоды в истории, похожие (при всех многочисленных оговорках) на наш период. Может в те времена и не было сотовых телефонов, но зато нравы и настроения были очень похожими, а мысли, высказанные тогда, звучат сегодня подозрительно современно.

Даже в самые благоприятные периоды Римской империи никто не считал фамилию блажью богатых. Скорее наоборот, это богатство считалось блажью фамильных. Потому что были фамилии в разных областях и с разными достижениями, которые не сводились к одному лишь землевладению (которое являлось современной для них формой бизнеса). Стоическая философия делала другие KPI мерилом успеха.

И наоборот, не в самые сытые времена можно было прожить и без фамилии. Попасть после процедуры манципации в легион, сделать карьеру в трибах и куриях. Отдельные посты и жреческие должности благоволили безродным. Отстраивались провинции, где достаточно было лишь римского гражданства, а принадлежность к какой-либо фамилии не играла особой роли. Научная деятельность вообще не требовала фамильной принадлежности. И в целом не все римское общество было разбито на фамилии. Было гораздо больше бесфамильных. И при этом жили, не только выживали.

Кумулятивный эффект, эффект накопления капиталов в фамилиях, имеет и общее системное качество, проецирующееся на общенациональный уровень. И даже на целые среды человеческой практики в глобальном масштабе. Именно это ведет к тому, что фамилия становится глобальным игроком на исторической арене — главным кошмарм любого доморощенного конспиролога.

В тот момент, когда бизнес перестаёт быть большей частью фамильным и открывается для массового общества, слова «капитальный» и «капиталистический» перестают быть синонимами. Хотя до этого они ими были.

Фамилии заинтересованы в капитальном, поскольку собирают долгую ренту со своих вложений. Патенты, инвестиции и инфраструктуры, созданные дедами, приносят дивиденды и внукам, и правнукам. Поэтому фамилии делали дела, писали книги и вообще все производили капитально. Римская императорская фамилия строила капитальные дороги, российская — капитальные дворцы, британская — капитальные законы и т. д.

Безродные же люди в капитальном не заинтересованы. Они же никому ничего не наследуют. Поэтому стало возможно ведение бизнеса пониженного качества: сделать кое-как, чтобы десять лет продержалось и безбедную старость обеспечило, а там трава не расти. Дрянные дороги хватает на год, литература плохого качества, дома из вторично переработанного мусора, про законы и говорить не приходится. Чаще всего это побочный продукт экономического раздела природных богатств. Эту возможность им и предоставляет Капиталистическое.

Случайных следствий такого расхождения значений много. Например, исчезновение, собственно, capita. То есть головы. Раньше кто думал за всех, тот и строил на века. Единожды и навсегда построенная дорога требует, конечно, усилий по поддержанию, но и снимает огромное количество всяких забот. Можно освободить руки цивилизации для решения множества более важных дел. Сегодня важнее не задачи цивилизации, а вакансии. Поэтому дорогу плохого качества можно перекладывать годами, и все это вакансии. А более важных дел нет, так как нет capita, будущее никому не принадлежит, и никто его не приватизирует.

При капитализме уже нету головы. Есть только рука. Невидимая рука рынка, которая кому-то руку пожимает, а кому-то даёт с размаху оплеуху, но сама не думает и ничего не планирует.

Кроме этого, фамилия ценна своим единством, а фамильное дело является не просто источником средств к существованию, но и инфраструктурной площадкой для поддержания этого единства, полигоном отработки воспроизводимого кумулятивного эффекта. И об этом часто забывают.

В своей первой книге я предлагаю представить себе фамилию как полую трубу, в которой аккуратно сложены теннисные мячики. Стоит тубус убрать, мячи рассыпаются в разные стороны. С фамилией точно так же.

Львиная доля всех ресурсов пропадает в зазорах между членами семьи:

— Когда отец передает управление своим бизнесом сыну, акции предприятия теряют до 80% своей стоимости. Т.е. в зазоре между поколениями пропало 80% капитализации компании;

— Когда нет фамильного образования, каждое последующее поколение тратит около 5 лет на поиск профессии, 5—6 лет на получение образования в найденной области, 10 лет на профессиональное совершенствование, и только к сорока годам занимает ту социальную позицию, какую занимает член фамилии в двадцать лет. Например, позицию директора завода. Т.е. в зазоре между поколениями пропало 20 лет жизни;

— Когда нет фамильного воспитания, да и просто Отца, взросление происходит намного медленнее. Модели поведения как бы собираются по крупицам за пределами семьи. Легко узнать людей, которых не воспитала фамилия. Даже в сорок лет они выглядят, думают и социально взаимодействуют как дети. Часто это кидалты, этакие элои Герберта Уэллса, которые не способны отвечать за самих себя и свое будущее. Т.е. в зазоре между поколениями пропадает взросление;

— Если в основании фамилии лежит какая-то традиция, то в обычной семье ее нет или она очень слаба и необязательна. Каждому последующему поколению приходится с самого начала разбираться что хорошо, а что плохо. Тут очень легко оступиться. Т.е. между поколениями накапливаются ошибки молодости, которые необходимо будет преодолевать, тратя множество сил, времени и денег. А некоторые двери уже навсегда будут закрыты;

— Если предыдущие поколения не объяснили следующим для чего и в какую сторону они живут, то следующие поколения обречены искать свой смысл жизни (а часто не находить его до конца своих дней). Т.е. в зазорах между поколениями пропадает смысл жизни, люди живут бессмысленной жизнью и выполняют нелюбимую работу;

— Если предыдущие поколения не ввели в свой круг последующие поколения, то новым поколениям снова надо заниматься нетворкингом — обретать новые связи, долго и затратно создавать вокруг себя среду доверия (неустойчивую), в то время как огромные активы доверия и репутации предыдущих поколений рассеивается без какого-либо выхлопа. Т.е. в зазоре между поколениями теряется огромный пласт социальных контактов, который мог бы быть передан по наследству!

И так далее…

Весь смысл фамилии в том, чтобы заделать эти дыры, в которые проваливается влияние, власть, доверие, деньги, время, душевное благополучие, смысл жизни, свобода, психическое равновесие. Именно циклы растраты всего, что накопили в предыдущих поколениях — бессмысленные и бесцельные — гарантируют, что кумулятивный эффект не состоится. И все технологии, о которых я рассказываю в этой и предыдущей книге — Великий контракт, фамильная легенда, мифоритуальный туннель, фамильное дело — это и есть те технологии, которые превращают кучу теннисных мячиков в единый эффективный проект.

Отсюда кумулятивный эффект, который свойственен фамилиям, но при этом несвойственный родам, семьям, бракам и, отчасти, греческой династейе. Фамилии в силу своих внутренних систем не растрачивают влияние, власть и деньги, заработанные предыдущими поколениями, сливая их в дыру, только потому что-де «у сынка должна быть свобода найти дело по душе».

Фамилия берет активы предыдущих поколений и вводит в этот мир последующие поколения, давая своим детям невероятный стартовый человеческий, финансовый, интеллектуальный, социальный и прочий капитал. Дети фамилии уже в 20 лет руководят предприятиями, а их сверстники из обычных семей еще тридцать лет будут искать смысл жизни, любовь, призвание, определяться с гендером, искать просветление, учиться вести правильный образ жизни, налаживать режим питания и прочие социальные костыли.

От того, насколько качественно вы залатаете дыры между поколениями, настолько каждое из поколений в цепочке предков-потомков получит преимущества от фамильного единства. А если дыры не залатать, то каждое последующее поколение будет платить «налог на разобщенность», затыкая эти дыры временем, силами, здоровьем и деньгами, которые могли бы пойти на приращение могущества фамилии. И, конечно же, никакой кумулятивный эффект воспроизвести они не смогут.

Вот небольшой пример на эту тему. Практически все крупнейшие корпорации нашего времени носят фамильные имена своих основателей. Долгое время ими управляла фамилия. Pfizer, Boeing, McKesson, Walmart, Ford Motor, JPMorgan Chase, Kroger, Phillips, Johnson & Johnson, Freddie Mac, Lockheed Martin, Albertsons, Morgan Stanley. Часто фамилия в какой-то момент устранялась от управления, сохраняя лишь контрольный или даже символический пакет акций, а то и продавая сторонним владельцам.

Несложно заметить, что в тот момент, когда фирмой владеет фамилия, она подчиняется законам кумулятивного эффекта и успешно реализует целенаправленную политику развития. Но в тот момент, когда она становится менеджерской, кумулятивный эффект начинает ослабевать. Владение корпорацией рассредоточивается, из нее уходит активный субъект развития. Возможно, именно поэтому фамильные фирмы борются за качество своей продукции, а менеджерские фирмы лишь максимизируют прибыль.

Если у нашего Святослава Коровина нет каких-то деловых амбиций, то ему подойдут любые сложные формы семейной организации. Они дадут ему душевный покой, чувство защищенности или единства, но не перспективу развития своего дела. Лишь фамилия и ее японский аналог — ичизоку — позволяют интегрально выстроить бизнес, развить его, передать детям и обеспечить кумулятивный эффект, который приведет дело к росту и процветанию для последующих поколений.

Фамильное дело и фамильный бизнес

Не смешивать водку с пивом на заседаниях тайного мирового правительства

«Тот, кто ответил себе на вопрос: «Зачем жить?» — сможет вытерпеть почти любой ответ на вопрос: «Как жить?»

Фридрих Ницше,

немецкий философ

Есть некоторое недопонимание, когда речь заходит о фамильном деле. Под ним часто понимают семейное предприятие, конкретный бизнес, который приносит доход и находится в собственности фамилии. Возникло это недопонимание из ограниченности английского языка, где слово «business» означает одновременно и бизнес, и занятие, занятость, дело. То, чему фамилия посвятила жизни многих поколений, также называется бизнесом, как и принадлежащая кому-то из членов фамилии кофейня.

Прежде, чем двигаться дальше, необходимо развести два этих понятия — «фамильное дело» и «фамильный бизнес». Фамильное дело — это то, чем фамилия занимается в истории, в чем смысл ее существования, то, чем на практике оказывается ее фамильная философия. Фамильный бизнес — конкретное предприятие с отлаженными цепочками производства, сбыта и т. д.

У фамилии может быть несколько бизнесов. Например, типография, сталеплавильный завод и цех по сборке станков. Они могут принадлежать трастовому фонду, которым владеет фамилия, принадлежать отдельным членам фамилии или члены фамилии могут напрямую владеть акциями этих предприятий в разных долях. Но дело у фамилии только одно, и все эти фамильные бизнесы выстраиваются в логике этого фамильного дела.

Скажем, если мы будем говорить о фамилии Медичи, то их фамильное дело это вовсе не банки. Банки — лишь инфраструктура для обеспечения фамильного дела. Это фамильный бизнес. А фамильным делом будет, без всякого сомнения, проект Возрождения. И хотя Медичи уже сошли с исторической арены, а их банк стали достоянием истории, их фамильное дело продолжает разворачиваться благодаря тому старту, которое они ему дали. Мы все сегодня живем в мире Возрождения. Именами их проектов — Леонардо да Винчи, Микеланджело, Бернини — называют аудитории в вузах и черепашек-ниндзя.

Разумеется, банк Медичи мог стать наследством, но наследием являлось именно фамильное дело. Оно определяло зачем живет фамилия и чему она себя посвящает. Технический прогресс, науки и искусства — все это результаты фамильного дела Медичей. Банки здесь лишь обеспечивали возможность доделать это фамильное дело до конца.

Если мы не понимаем это различие, нам становится и непонятно почему фамилия иногда принимает решение продать свой бизнес.

В начале ноября 2011 года было объявлено о договорённости между фамилией Оппенгеймеров и компанией Anglo American plc, в соответствии с которым последняя согласилась купить весь пакет акций Оппенгеймеров (40%) за $5,1 млрд. С 2012 года собственниками компании являются Anglo American (85%) и правительство Ботсваны (15%). Некогда фамильное предприятие оказывается менеджерской компанией. Кто-то может задать вопрос: «Но как же фамилия? Она же была связана с этим бизнесом!». И только если уяснить, что фамильный бизнес — это еще не фамильное дело, продажа бизнеса не будет выглядеть как катастрофа.

Мы нередко наблюдаем как фамилии отказываются от фирм, которые прочно ассоциировались в общественном сознании с ее именем. Бизнес не так важен, если он не помогает реализации фамильного проекта в истории, их дерзкой попытке определенным образом приватизировать будущее. И наоборот, фамилии может принадлежать несколько бизнесов, которые каждый по-своему обеспечивает фамилию ресурсами для реализации исторического фамильного дела.

Другой пример различия фамильного дела и бизнеса — это российская правящая фамилия. Управление империей было их фамильным «бизнесом», но фамильным делом было распространение христианства по всей Земле. Именно последнее было главной исторической задачей Романовых, на которую работали Великий контракт, фамильная легенда и фамильный бизнес. И не только романовской ветви династии. Тем же занимались правящие дома Великобритании и Германии, состоящие с российским в родстве и фамильном единстве. Виндзоры продолжают это фамильное дело до сих пор, британский монарх является также и главой англиканской церкви.

Как мы видим на последнем примере, фамильное дело и не обязательно должно быть связано с конкретным коммерческим начинанием. Существует фамильное дело в политике, в области культуры, в деле войны. Нам известны фамилии, на которых держится или держалась в прошлом наука, город, религиозная организация или направление в искусстве. Все это те виды фамильного дела, которые нам стоит рассмотреть. Какая-то занятость членов фамилии в рамках фамильного дела может быть направлена на непосредственное получение дохода, но может и не быть. Политика, благотворительность или социальный активизм запросто могут быть фамильным «бизнесом» в рамках какого-то фамильного дела.

Соответственно и основные проблемы у нашего Святослава Коровина возникнут не с передачей фамильного бизнеса, а с передачей фамильного дела, без которого фамильный бизнес не имеет никакого смысла. Общественное мнение резко и адекватно реагирует на его попытки передачи такого идейно не обеспеченного бизнеса. Компания даже при формальной передаче внутри фамилии может потерять до 90% своей стоимости только потому, что фамилия не передает следующим поколениям свое дело.

Бывают и обратные ситуации, когда следующим поколениям передается фамильное дело, но не передается бизнес. Тогда всякое бизнес-начинание в фамилии уже имеет высокий уровень доверия и оказывается успешным.

Такова, например, история ювелиров Фаберже. После установления советской власти фабрики и магазины Фаберже в Петрограде, Москве и Одессе были национализированы. В Петрограде в руки большевиков попали практически все запасы драгоценных металлов, камней и уже готовых изделий, за которые владельцам не было выплачено никакой компенсации. Спасти от национализации удалось лишь маленькую долю изделий, которые Евгений Фаберже незадолго до этого смог вывезти в Финляндию.

В сентябре 1918 года, опасаясь ареста, Карл Фаберже нелегально покинул Петроград, под видом курьера одного из иностранных посольств, и поездом уехал за границу — в Ригу. Вскоре после этого ему пришлось бежать дальше на Запад — в Германию. Он поселился в Берлине, но и там началась революция. Фаберже пришлось перебраться во Франкфурт-на-Майне, затем в Хомбург и Висбаден, где он наконец-то остановился. Карл Фаберже так и не оправился после потрясших его революционных событий. В это время он часто повторял: «Жизни больше нет».

Его дети — Евгений Карлович и Александр Карлович — фактически не унаследовав от отца никаких активов и средств, эмигрировали в Париж, где основали фирму «Фаберже и К». Создать бизнес в рамках отцовского фамильного дела Евгению Карловичу помогли учеба на ювелирном отделении университета в Ханау в Германии, а также у С. Зайденберга и Ю. Оллилла в Хельсинки, и экспертный опыт с выставок в Стокгольме. В 1900 году за выставку в Париже он был награждён офицерским знаком Академии Искусств и болгарским орденом святого Александра. Александру Карловичу помог в этом также опыт руководителя и художника московского отделения фирмы, и то, что в 1919 году он был назначен экспертом Наркомпроса. Позже к ним присоединился и младший брат Николай Карлович со своими связями и репутацией в Англии.

Все это было бы невозможно без фамильного дела. И мы видим насколько это невозможно. Даже полностью работающий бизнес, переданный сам по себе, нередко теряет в стоимости только из-за простой смены владельца даже внутри фамилии. И чтобы этого избежать, многие фамилии идут на то, чтобы рассредоточить владение своими компаниями, превратить их в менеджерские, ограничиться контрольным пакетом акций.

Таким образом, чтобы осуществить передачу бизнеса, на самом деле необходимо совершить двойную передачу: сперва ввести преемника в фамильное дело, а потом уже в рамках него осуществить передачу конкретного бизнеса. И только в том случае, если первая передача увенчалась успехом, успехом увенчается и вторая передача.

Проблема в том, что передача бизнеса — довольно простая процедура. На этом рынке очень многие предоставляют свои услуги — консультанты, советники, юристы, коучи, банки. Есть несколько уровней глубины передачи бизнеса: а) просто переписать имущество на наследника, б) обучить наследника необходимым компетенциям, и только после этого переписать имущество, в) обучить наследника, ввести его в управление, и только потом передавать. В любом случае, все это достаточно прозрачные и понятные процедуры. А вот передача фамильного дела, наоборот, задача очень сложная.

Обсуждая с консультантами проблему передачи, у меня состоялся любопытный разговор с Татьяной Г. Она задавалась вопросом, что именно следует передавать наследникам — опыт или ценности. И хотя обычно все соглашаются на том, что опыт вторичен по отношению к ценностям, этот ответ недостаточен.

Без всякого сомнения, опыт относится скорее к сфере фамильного бизнеса, а ценности — к сфере фамильного дела. Но сами по себе ценности в этом плане мало что значат. Если не сформулировано фамильное дело, и наследователь не поймет частью каких исторических процессов является и на какую долю мира должен претендовать, то никакие ценности он передать не сможет.

И наоборот, если наследователь не имеет проблем с хронопозиционированием: точно знает, чего в этом мире не будет без его сегодняшних собственных усилий — то задачу передачи ценностей специально решать не придется. И он сам, и его преемники точно знают, что именно они привносят в мир, какая сфера им принадлежит, и почему именно эти ценности так важны.

Деятельность таких людей представляет собой как бы два такта. И только сейчас мы подходим к теоретическому пониманию этого процесса.

Теория «преобразующих инвестиций» говорит нам, что в первом такте гипотетические могущественные филантропы тратят огромные деньги на решение некоторых чувствительных проблем общества, просто бесплатно, даже не надеясь получить какой-либо доход. А уже потом, когда эти инвестиции меняют ситуацию (т. е. делают «импакт»), появляются другие, коммерческие инвестиции. Инвестиции второго такта.

Эти инвестиции создают новые бизнесы на новых рынках, возникших в процессе решения проблем человечества, и получают свою прибыль. И все постоянно и последовательно счастливы: филантропы гордятся тем, что делают мир лучше, основатели стартапов и коммерческие инвесторы довольны растущими предприятиями на новых развивающихся рынках, а люди наслаждаются как улучшением среды вокруг них, так и новыми возможностями потребления.

Главная задача фамильного планирования заключается в том, чтобы средствами фамильного дела сделать «импакт», а потом уже средствами фамильного бизнеса получить с него прибыль.

Эта система не работает, если собственник бизнеса не планирует наследования. Его горизонт планирования становится слишком узким и нередко не вмещает даже первый такт, не говоря уже о втором. Здесь «импакт» действительно не подразумевает никакого возврата, даже символического. К благотворительности необходимо принуждать различными «клятвами дарения» и прочими трюками.

Но если наследование подразумевается, существуют планы наследования, то это полностью меняет картину. «Импакт» делают одни поколения, а коммерческие инвестиции делают уже другие, выгоду получают и повторные инвестиции делают уже третьи. Именно поэтому благотворительность в фамилиях является куда более понятным, естественным и само собой разумеющимся делом, смысл которого изначально всем ясен. Отсюда берут свое начало поистине царские пожертвования старых фамилий — правящих и купеческих — обеспечивших в свое время золотой век западной культуры, политики и социальных инноваций.

Эту же стратегию невозможно осуществить силами исключительно фамильного бизнеса. Импакт-инвестиции работают в основном тогда, когда они обусловлены фамильным делом. Если фамильное дело это война, то фамильный бизнес может быть связан с торговлей оружием или службой в Генеральном штабе вооруженных сил. В такой схеме есть место и инвестициям в войну, и заработку на ней. Но если фамильного дела нет, а есть лишь бизнес, то он всегда будет двигаться вслед за уже имеющейся чужой повесткой по всем правилам экономической конъюнктуры, догонять уже определившихся главных бенефициаров, получившего с повестки больше всех.

Необходимость обрести фамильное дело и подчинить ему фамильные бизнесы порождает необходимость в отдельной фамильной философии, которая бы говорила, что делать фамилии и каждому ее члену в этом мире — с рождения и до самой смерти. И у самых известных фамилий такая внутренняя философия была. Я называю ее Великим контрактом.

Этому Великому контракту подчинены как сама фамилия, так и ее дело. И сейчас мы с вами разберем один из таких Великих контрактов фамилии, которая еще пока что не стала фактом из истории.

Рокфеллеровский центр, построенный в манхэттенском Мидтауне в 1930-е годы на деньги Рокфеллеров. Был назван в честь Джона Дэвисона Рокфеллера-младшего. Наиболее известны 14 высотных зданий с отделкой в стиле ар-деко, еще пять известны меньше. Здесь находятся штаб-квартиры различных корпораций и крупнейший по доходности аукционный дом «Кристис».

Центр содержит различную причудливую символику, имеющую отношение к Великому контракту Рокфеллеров. И хотя сегодня он принадлежит японской корпорации Mitsubishi, символика сохранилась и может многое рассказать нам о внутренней философии построившей его фамилии.

Прежде всего стоит заметить, что Рокфеллеровский центр — один из последних строительных объектов в США, который включал программу открытого публике искусства. Все выбранные заявки на его оформление вписываются в специфическую философию, и некоторым художникам было предложено изменить их работы, чтобы они гармонировали с темой Рокфеллеровского центра: люциферианством.

Для гностиков Люцифер — это сила добра. Само имя «Люцифер» — это эпитет, означающий «свет-приносящий», и это должно подсказать нам его символическую важность. Христианская традиция гласит, что Бог сбросил Люцифера с неба, поскольку Люцифер усомнился в Боге и начал распространять разногласия среди ангелов. Мы должны помнить, что эта история рассказана с точки зрения боговерующих, а не с точки зрения других монотеистических традиций.

Современное люциферианство берёт своё начало в гностических учениях, а также в древних египетских и вавилонских язычествах. Бог материального мира воспринимается как упрямая и садистская сущность, которая стремится сохранить человечество в вечном мраке, в то время как Люцифер — спаситель человечества посредством того, что он передал ему дар знания. Если бы мы толковали историю Адама и Евы с точки зрения гностиков, прометеистов и люцифериан, то тогда змей фактически является «тайным спасителем», который бросил вызов Богу и дал людям возможность стать самим богами. Ему приписывают высвобождение грандиозного потенциала человека.

«Люцифериане стремятся в течение своей жизни достичь более высокого уровня бытия посредством просвещения (часто представляемого факелом). Просвещённый человек или (иллюминат) приобрёл достаточно мистических знаний и духовных достижений, чтобы достигнуть богоподобного статуса. Древняя мистерия обещает «возможность стереть проклятие смертности посредством личной встречи с богом-покровителем, или во многих случаях фактически переживая обожествление, преобразование человека в божество» — полагает исследователь традиции Рашке.

Люцифериане не поклоняются «дьяволу» как метафизической сущности. Люцифер символизирует познавательные способности человека, его потенциал достигнуть набожности собственными средствами. Люцифериане полагают, что эти признаки в конечном счёте сместят Бога и приведут людей на их законное место — место божества. Эта доктрина полностью воплощена в гуманизме и в его технологическом эквиваленте — трансгуманизме. Одетые в приемлемые формулировки в иудео-христианском контексте, эти философии стали сегодня частью массовой культуры. Благодаря техническому прогрессу и научному прорыву такие чрезвычайно богатые люди как Рэй Курцвейл открыто стремятся достичь технологического бессмертия.

Трансгуманистический интеллектуал Макс Мор заявил в своём очерке: «Люцифер является воплощением разума, интеллекта, критического мышления. Он выступает против вероучения Бога и всех других догм. Он выступает за исследование новых идей и новых концепций в поисках истины».

Так какое отношение всё это имеет к рокфеллеровскому Великому контракту и их центру? Скульптуры, барельефы и фрески отражают всё ту же тему: торжества человека над Богом через приобретение знаний.

Одна из статуй изображает Прометея, Титана из греческой мифологии, известного своим великим разумом. Однако он предал бога Зевса, украв огонь и отдав его человечеству. Поэтому ему приписывают, что он обучил человечество знаниям цивилизации, таким как письмо, математика, сельское хозяйство, медицина и наука. Зевс тогда наказал Прометея за его преступление, приковав его к скале, в то время как большой орёл выклёвывал его печень каждый день, но съеденная печень вырастала у него снова, чтобы на следующий день быть снова съеденной орлом.

«Прометей [название означает Предусмотрительность] был не глуп, но почему тогда он восстал против Зевса? Он попытался обмануть Зевса (который всё знает и всё видит) фальшивым жертвоприношением. Каким глупым надо быть для этого? Прометей также украл огонь у Зевса и передал его примитивным смертным на земле. Зевс наказал не только Прометея, он наказал весь мир за наглость этого непокорного бога» — Стюарт.

Иудейско-христианский эквивалент этого мифа — Люцифер, который принёс дар самознания человечеству в виде змея Адама и Евы.

Прометей: одарен великим разумом, видел большой потенциал, бросил вызов власти Зевса, называется «несущим огонь, наказан Зевсом (прикован, орёл съедает его печень ежедневно), человечество пострадало от гнева Зевса. Люцифер: одарён великим разумом, видел большой потенциал в Адаме и Еве, бросил вызов власти Бога, называется «несущим свет», наказан Богом (изгнан с Небес), человечество пострадало от гнева Бога. Разницы между этими фигурами практически никакой нет. Прометей — греческий эквивалент иудейско-христианского Люцифера и часто используется как символ просвещения.

Некоторые классически образованные вольные каменщики и вдохновлённые их работой люди использовали понятие «люцифериане» в академическом смысле «принесения просвещения», ссылаясь на Прометея, который украл огонь у богов, чтобы принести его человеку. Полемисты связывали такое масонское использование с сектами, поклоняющимися Люциферу, у которых были постоянные группы последователей, начиная со Средневековья.

Скульптура Пола Мэншипа, показанная на Затонувшей площади Рокфеллеровского центра, изображает Прометея, держащего огонь, украденный у Зевса, и спускающегося к человечеству. Он находится внутри кольца, в котором изображены знаки Зодиака. Позади статуи есть надпись: «Прометей, наставник во всяком искусстве, принёс огонь людям, который оказался для смертных средством для великих целей».

«Великие цели» означает достижение просвещения и достижение божественности. Эта художественная работа в основном обобщает люциферианскую доктрину и выступает в качестве центральной фигуры, вокруг которой вращается художественный проект Рокфеллеровского центра.

К статуе Прометея примыкают Юноша и Дева. Они — первые люди, созданные Прометеем из глины.

Вот установка: Прометей (иначе греческий Люцифер) находится в центре Санкен Плаза (Затонувшей площади) и к нему примыкают его создания — человечество. Иными словами, мы — сыновья и дочери Прометея.

Кроме того, в верхней части входа в здание GE в стиле арт-деко находится этот впечатляющий фриз. На нём изображён бородатый человек с огромным компасом и цитатой из книги Исайи. Это прямая ссылка на гравюру «Уризен» Уильяма Блейка, в которой Бог является бородатым мужчиной, держащим компас.

Это изображение представлено у Блейка в «Книге Уризена», вышедшей в 1794 году. Этот ничем не прославленный английский писатель известен своей богатой мифологией, загадочными стихами и пророческими образами. В данной конкретной работе изображён Уризен, бог материального мира. Его черты практически идентичны гностическому богу, называемому «демиург», низшему божеству-творцу, который построил несовершенный мир, и который заточает человека в материальном мире. «Книга Уризена» отражает основные принципы прометеизма, когда борьба между Добром и Злом, как описано в иудейско-христианской философии, инвертируется.

«Таким образом, работа Блейка является беспрецедентной и смешанной критикой краеугольных камней иудейско-христианской цивилизации: слова и закона. Зло традиционно представляется как отказ от одного или другого — от non servatim Сатаны до поедания «запретного плода», но здесь слово и закон в буквальном смысле представлены как кандалы, закрывающие навсегда безграничные возможности Вселенной в глухую тюрьму чувств и священных книг. Наука и религия перестают быть противоборствующими силами в понимании Блейка, становясь вместо этого препятствием на пути истинного знания — первая посредством привязки точки зрения к законам материального мира, а вторая — посредством привязки мысли к словам из священных книг. В этом смысле единственным возможным «благом», что касается Блейка, является восстание точки зрения — вырасти, чтобы увидеть разнообразные возможности посредством восторженного видения. Для Блейка это, вероятно, означало мистическое и художественное познание, но интеллектуально это можно применить ко всем видам плюралистического, многостороннего мышления, если не к буквальному «расширению сознания» — сообщает Даниил Лейдерман, доцент кафедры истории искусств Принстонского университета, основные научные интересы которого связаны с сюрреализмом и модификациями сакрального в современной культуре.

Гностический бог, изображённый на входе здания GE, держит огромный компас, который используется как инструмент создания. Здесь мы видим весьма прозрачный намёк на масонство, когда компас используется «великим архитектором», чтобы придать форму физическому миру.

Под изображением Уризена мы находим цитату из книги Исайи и, одновременно, девиз рокфеллеровской фамилии: «Мудрость и знание должны быть постоянством твоего времени» — Книга Исайи 33:6. В различных вариантах этот девиз мы обнаружим и на фасаде Рокфеллеровского университета, и в их домашнем офисе, и в художественной галерее Эбби Рокфеллер.

Сама Книга Исайи содержит пророчества о будущем, предсказывая падение и наказание Вавилона (как древнего, так и будущего «Великого Вавилона»). Указанный стих описывает то, что поддержит людей в эти напророченные времена больших невзгод: знание и мудрость. Загадочный текст Исайи описывает время, когда «никто в Иерусалиме не будет болен», по-видимому, ссылаясь на времена, когда наука и техника будут достаточно развитыми, чтобы вылечить болезни человека.

На площади есть место не только титанам, но и атлантам. Атлант был вынужден нести небесный свод на своих плечах потому что он бросил вызов богу Зевсу. Направленная с севера на юг ось сферы из колец на его плечах указывает на Полярную звезду, если смотреть из Нью-Йорка. На плечах Атланта находится широкая, изогнутая перекладина, на которой изображены традиционные символы Меркурия, Венеры, Земли, Марса, Юпитера, Сатурна, Урана и Нептуна. Рядом с Землёй (над правым предплечьем Атланта) изображён небольшой полумесяц, символизирующий Луну. К одному из колец сферы прикреплены символы двенадцати созвездий, через которые проходит Солнце в течение года.

Эту скульптуру можно описать как прометеистский эквивалент Христа, пригвождённого к кресту. Атлант приносит себя в жертву за своё неповиновение богам.

Скульптура вызвала немало споров. Во-первых, обнажённая и языческая статуя была помещена прямо перед церковью Св. Патрика, что было не очень хорошо воспринято в то время. Во-вторых, сзади статуя похожа на распятого Иисуса Христа.

Кроме этого, Рокфеллеровский центр полон впечатляющих барельефов, фресок и скульптур, несущих в себе множество символических значений и образов. Если Вы побываете там, то, вероятно, увидите много других деталей, которые тут пропущены. Невозможно подробно рассмотреть всё, что там есть, но я оставлю Вам некоторые интересные моменты, которые Вы можете исследовать самостоятельно. Обратите внимание на вавилонское/египетское влияние, вездесущность факела просвещения и тайных символов, разбросанных по всему месту.

Коллекция скульптур, которые можно увидеть в Рокфеллеровском центре, является логическим посылом, который можно расшифровать на основе анализа культурных и мистических ссылок, скрывающихся за символами. Весь этот художественный проект приветствует освобождение от низшего бога, прославляет мифологические фигуры, которые не подчинились божественным правилам, и восхваляет стремление человека достичь высшей божественности. Успехи человечества в области искусства и науки считаются достигнутыми ВОПРЕКИ богу, что делает Рокфеллер-Центр по сути храмом поклонения учености, а Рокфеллеров — епископами Просвещения в ее новом и современном исполнении.

Если мы посмотрим этими глазами на жизнь семейства из Покантико-хиллз, то увидим, что карьеры и дела членов фамилии подчинялись именно этому фамильному делу — несению огня людям. Джон Рокфеллер, основав Standard Oil, наверняка, сам себя считал Прометеем и продавал по всему миру керосин. Его потомки расширили представление о Великом контракте и несли людям не только топливо, но и гуманитарные проекты, новые формы международного сотрудничества, поддерживали начинающих художников, выделяли гранты на исследования.

Дэвид Рокфеллер в своих мемуарах половину времени уделяет описанию событий внутри его фамилии, по сути выписывая фамильную легенду, а во второй рассказывает о своих успехах на международном поприще — от Советского союза до Китая и Ирана. Это и есть фамильное дело Рокфеллеров.

И наоборот, политические карьеры Нельсона и Уинтропа Рокфеллеров, Метрополитан-музей, в чьей работе принимала участие Эбби Рокфеллер, международные и банковские проекты Дэвида — это частные случаи фамильного бизнеса, построенного и направляемого в логике общего фамильного дела.

На этом примере мы видим, как наследовалось не только фамильное дело, но и фамильные бизнесы. Нельсон Рокфеллер стал губернатором Нью-Йорка и вице-президентом США, а его младший брат Уинтроп — губернатором Арканзаса, потому что их дед Нельсон Олдрич был сенатором, а дядя — послом в Лондоне. Приняла бы участие Эбигейл Рокфеллер в художественных инициативах, если бы ее не продвинула в бенефициары Метрополитан-музея бабушка Лора Олдрич? Да и упомянутый нами Дэвид Рокфеллер, пройдя Вторую мировую в корпусе дипломатической разведки, сомневающийся в выборе своего дальнейшего жизненного пути, выбрал Чейз-банк потому что его туда пристроил дядя Уинтроп Уильям Олдрич. Но все это наследование стало возможным благодаря тому, что в фамилии сложился консенсус по поводу общего фамильного дела.

Умение видеть разницу и отличать фамильное дело от фамильного бизнеса — очень важно для тех, кто хочет построить фамилию. И дважды важно в тех случаях, когда эта разница не так очевидна в силу специфических определений языка.

В русском языке «дело» и «бизнес» — два разных понятия, но в английском языке «дело» и «бизнес» умещаются в один термин — «business», занятость. Именно поэтому англоговорящим теоретикам приходится для обозначения фамильного дела использовать термин «mission». И уже перевод именно этого термина на русский язык приводит к полному непониманию того, о чем идет речь. Потому что русскоговорящим приходится изобретать какую-то «миссию бизнеса», которая практически всегда приживается с огромным трудом, выглядит потешно и часто отвергается уже на уровне высшего менеджмента.

Нам же необходимо понимать, что фамильное дело — это не просто какая-то миссия, а внутренняя фамильная философия, призванная ответить на многие этические, аксиологические и эстетические вопросы. Чем фамилия занимается в историческом потоке времени? Что является добром, а что неприемлемо? Что достойно, а что нет? И в чем вообще заключается фамильное достоинство? Почему именно эти ценности фамилии важны и почему вся деятельность ее членов (включая и фамильные бизнесы) должны этим ценностям подчиняться? Какие вообще бывают ценности? Все это вопросы, на которые дает ответ фамильное дело.

Династия Нахичеванских (нахичеванский род Кенгерли) рассматривала войну как свое фамильное дело. Это не мешало им создать ряд «бизнесов» в рамках этого дела. Большинство членов этой княжеской фамилии были боевыми генералами. Исмаил-Хан Нахичеванский принимал участие в захвате Баязета против турецких войск Селим-паши. Он же был прекрасный тактик, создавший иррегулярные войска на самообеспечении, которым наследуют, например, «кадыровские батальоны» Чеченской республики. Гусейн-хан воевал на Дальнем востоке с Японией. Кирбели Нахичеванский сделал карьеру как военный инспектор. Он не воевал, но выстроил что-то наподобие военной полиции. А вот Джевкурли-хан в той же логике фамильного дела поселился в Нахичевани, разбил свой виноградник, стал мировым судьей и выполнял функции, которые в феодальном государстве выполняли графы — был этиким администратором приграничной территории. Одновременно наместником империи, главой пограничной службы и главой региона.

Другой, более близкий пример, связан с индустрией кофе. В кофейной отрасли есть две крупнейшие фамильные фирмы. ILLY в премиальном сегменте, а в более массовом — Julius Meinl. Что интересно, обе они родом из Австро-Венгерской империи.

Julius Meinl основал, собственно, Юлиус Майнл, предприниматель из Вены, он впервые продал готовый обжаренный кофе в 1862 году. Тогда это была инновация. Его дело унаследовал сын, Юлиус Майнл II. Уже его сын, Юлиус Майнл III, передал контроль над компанией своему сыну в 1987 году. Члены фамилии в пятом поколении продолжают активно работать в бизнесе.

За этим бизнесом стоит и фамильное дело, связанное с этикой и эстетикой старой Вены. Это специфический и довольно редкий тип Великих контрактов — ксеноконтракт. Попытка сохранить традиции своего происхождения. Именно это фамильное дело привлекает прямых и непрямых преемников Юлиуса Мейнла. И не только сыновей. Например, Кристина Майнл была назначена президентом Глобальной ассоциации специализированного кофе в феврале 2020 года. Юлиус Майнл V также занят частным банкингом, куда потягивает и членов фамилии.

Иногда нам тяжело различить фамильное дело и фамильный бизнес, поскольку часто в рамках одного фамильного дела создан только один фамильный бизнес. И поскольку именно фамильный бизнес всегда на виду, часто кажется, что именно он и удерживает структурную целостность фамилии, а все эти «миссии» — просто еще один практический инструмент по управлению персоналом, по сути являющийся частью менеджмента и мало чем отличающийся от других инструментов корпоративной культуры.

Но там, где фамилии оказываются плодовитыми, и не все ее дети оказываются встроенными в систему фамильного бизнеса, мы видим это различие. Те, кто по каким-то причинам не вошел в руководство компанией, продолжают действовать в той же фамильной логике, но уже в другой сфере. Нередко уходя из бизнеса в политику, науку, образование, культуру, благотворительность, искусство. Удерживает их в единстве направленных усилий именно фамильное дело, отвечающее на основные вопросы бытия человека.

Особенно показательны здесь и фамильные катастрофы, когда человек покидает не только фамильный бизнес, но и фамильное дело, не разобравшись чем одно отличается от другого. В связи с этим я часто привожу пример, который называю «синдромом Ницше».

Известный немецкий философ Фридрих Вильгельм Ницше был первым сыном священника, лютеранского пастора Карла Людвига Ницше (род. в 1813) и Франциски Ницше, урождённой Элер (род. в 1826). Оба родителя происходили из потомственных священников. По крайней мере, предки отца были лично знакомы с Мартином Лютером. В связи с чем значение и авторитет семейства Ницше в лютеранском мире был огромен. Многие вопросы лютеранства не решались без участия этой фамилии.

И Ницше, и Элер имели влияние и на руководство Боннского университета. Именно туда в октябре 1862 года они отправили сына изучать теологию и филологию. Предполагалось, что Фридрих Ницше продолжит фамильное дело и фамильный бизнес — станет священником.

В 1850 году, 30 июля, умирает Карл Людвиг, после года безумия и изнурительных страданий. А 4 января умирает маленький брат от нервного припадка. Трагизм пережитых дней надолго остается в сознании Ницше. Семейство переезжает в Наумбург, где Фридрих поступает в городскую школу для мальчиков. Протест же против житейской несправедливости и непростые отношения со сферой религиозного, возникшие после смерти отца, привели его к личному бунту, рождению оригинальной ницшианской философии, а также и целого философского направления, к которому также принадлежали Анри Бергсон и Хосе Ортега-и-Гассет — философии жизни.

Если бы бунт Ницше состоялся при живом отце, уверен, тому бы хватило мудрости объяснить юному Фридриху, что священнослужение для их семейства это лишь фамильный бизнес, в то время как фамильное дело — это поиск истины. И именно фамильное дело подразумевает не только осуществление этого поиска у алтаря в священнической мантии, но, например, и у кафедры Лейпцигского или Базельского университетов. Именно понимание того, как устроен мир, занимало десятки поколений фамилии Ницше, и так уж получилось, что до сих пор эти поколения искали ответ в сфере религиозного. Может потому что еще не родился Фридрих, который бы по-новому взглянул на фамильное дело?

В этом альтернативном варианте развития событий Фридрих Ницше перестает быть отверженным изгоем без внятного жизненного плана. А именно таким он и становится в семье. Сложные отношения с сестрой, философские метания, страшные головные боли и закономерный результат бессмысленности существования — отсутствие детей. Но если бы для него было место если не в фамильном бизнесе, то в фамильном деле, мы бы увидели совершенно другого Ницше. Как пробанда фамильной линии воинов-философов, которые бы определяли облик мира и сегодня.

Фамильное дело сохраняется и после распада фамильных бизнесов, давая шанс на экономическое возрождение фамилии. В то время как распад фамильного дела означает и распад фамилии, утраты ее привлекательности и смысла ее поддержания.

Норвежский живописец и график, один из первых представителей экспрессионизма, Эдвард Мунк происходит из семейства военного врача Кристиана Мунка и его жены, Лауры Катрины Мунк (урождённой Бьёльстад). Он был вторым ребёнком в семье: у него была старшая сестра, Юханна София, две младших — Ингер и Лаура, и брат Андреас.

Мунки происходили из влиятельной в культурном отношении семьи. Их дальним родственником был известный художник-неоклассицист, Якоб Мунк (ученик Жака-Луи Давида), отец Кристиана был прославленным проповедником, брат, Петер Андреас Мунк — выдающимся историком. Всех их объединяло то, что их фамильным делом было создание норвежской культуры и норвежской нации. Изобразительное искусство, исторические исследования, священническая служба были приемлемыми с точки зрения фамильной легенды формами реализации этого дела.

Здесь мы видим, что, хотя прямой имущественной наследуемости между Якобом и Эдвардом Мунками не было, тем не менее существует и возрождение этого жизненного сценария внутри фамилии и, что куда более важно, рост качества, кумулятивный эффект. О Якобе Мунке мы знаем куда меньше, но его опыт, репутация и жизненный путь позволили состояться и прославиться Эдварду Мунку.

Различие между фамильным делом и фамильным бизнесом не так важно для тех, кто создает компанию, которая не будет унаследована, или пытается стать мастером, не видя перспектив передать свое мастерство. Но для тех, кто рассматривает возможность успешной преемственности, это — важные понятия, которые необходимо учитывать при планировании. Фамильное дело шире и глубже, чем фамильный бизнес, но именно от его точности и понятности зависит успех передачи бизнеса, в чем бы он ни заключался.

Сиротский бизнес

Продукты, отпавшие от своей продуктивности

«Скука сопутствует лишь тем, кто не знал иных наслаждений, кроме чувственных и общественных, кто не обогащал свой дух и оставил неразвитыми его силы»

Артур Шопенгауэр,

немецкий философ-иррационалист

Обсуждая проблемы дела и бизнеса, рассматриваем их именно как фамильные, в то время как большинство бизнесов в нашей стране фамильными не являются — они «сиротские». То есть такие, которые ни у кого не были наследованы и никому унаследованы не будут.

Существует англоязычный термин «success», который на русский язык обычно переводится как «успех». Его однокоренное производное «succession» также традиционно переводится на русский как «успешность». Хотя точный перевод «succession» — это «наследование».

Возникает эта путаница также и из различий в понимании успеха в наших культурах. Если успех в России, по меткому выражению моего коллеги Виталия Королева, это «войти в проект, вовремя выйти из проекта, сбежать на острова, морду в икру, жизнь удалась», то на Западе успех связан именно с успешным наследованием дела. То есть превращением своего собственного жизненного пути в фамильное дело. Разумеется, с его последующей капитализацией в виде фамильных бизнесов.

Несложно заметить, что именно по этой причине вся литература по успешности и успеху, переведенная на русский язык, не работает. А во-вторых, именно по этой причине она и неправильно переведена. Там, где текст подразумевает идею наследования, переводчик пишет об абстрактной успешности. И наоборот, там, где речь идет об успехе, упущены коннотации и подтексты, связанные с формированием фамильного дела и всех необходимых для этого пакетов — идейного, ценностного, документального, мифоритуального.

Другими словами, само понимание успешности того или иного проекта имеет дополнительное измерение. В англоговорящей среде успешность имеет фамильный смысл, а в русскоязычной среде — сиротский. Это различает и отношение к бизнесу. Западный человек делает все для того, чтобы бизнес пережил его самого и стал частью той или иной фамильной традиции. В крайнем варианте, стал частью менеджерской корпорации и продолжил жить с людьми, имеющими свои планы наследования своих капиталов и долей в компаниях. Но в любом случае — был унаследован хоть кому-то. Отечественный предприниматель рассматривает бизнес как быстрый способ заработать денег и бросить проект с накопившимися проблемами в руках его могильщиков.

Отсюда растет проблема «сиротского» бизнеса. Мы строим бизнес в таком виде, что, если бы мы даже захотели его кому-то оставить, у нас бы это не получилось в силу самой непригодности такого бизнеса к его передаче. Бизнес строится нами на продажу или как-на-продажу, но точно не как наследие и наследство!

Мы привыкли думать, что сирота — это человек, утративший родственников. И сегодня наши родственники и родители могут находиться в этом мире инфраструктурно, в виде какого-то живущего тела, но при этом не транслировать никакие связи с родом или фамилией.

Когда наш Святослав Коровин размышляет о «духовной поддержке рода», об «энергетике предков» или «благословениях» — то мы видим, как он страдает от фантомной боли, и занимается самолечением с помощью религиозных фантазий. Он сирота, его не защищает никакая фамилия или род. Он один на один с миром, и при этом не в самой выигрышной ситуации — мир крупнее него, у мира больше глаз, мускулов и ртов.

И Святославу приходится действовать как сироте, так как за ним не стоит никакого фамильного проекта. Ему приходится заниматься бизнесом, как сироте — сиротским бизнесом, стиль которого отличается от бизнеса фамильного. Он ни у кого его не унаследовал, не имеет представления как наследовать бизнес кому-то и, что самое неприятное для его клиентов, он не знает как его строить так, чтобы когда-нибудь унаследовать. Потому что фамильный и сиротский бизнес радикально отличаются стратегиями.

Многие из нас были в такой ситуации, когда приходили в магазин и, решив попробовать что-то новенькое, покупали продукт неизвестной марки. Например, «Пельмени от Коровина». Приготовив дома пачку пельменей, мы обнаружили, что пельмени очень даже ничего. Свежее вкусное мясо, большие пельмешины, вкусный бульон. Теперь мы фанаты «Пельменей от Коровина»! Всегда берем их в магазине и употребляем в пищу. Однако где-то на десятой пачке мы начинаем замечать, что пельмени не так хороши: вроде и мясо уже не то, отдает не то бумагой, не то картошкой, и размер стал помельче, и вместо килограмма на упаковке написано «750 грамм».

Когда продукт только выходит на рынок, он делается качественно, чтобы составить конкуренцию уже имеющимся маркам. Но когда ниша уже расчищена от конкурентов, товар начинает резко ухудшаться в качестве, чтобы за счет потери качества компенсировать первоначальные траты, а за счет понижающейся цены охватить массовый рынок. От этого не защитят никакие маркетинговые заклинания вроде модных «Сделано по ГОСТу». Сперва сосиски «сделаны по ГОСТу», а через полгода глядишь, в упаковке их не 10, а 8 штук, и сами сосиски вдвое короче. Соответствие ГОСТу всего лишь 40%.

Производитель при этом не несет никаких репутационных рисков. Кто будет разбираться в том, кто директор «Пельменей от Коровина»? Как только состояние этих пельменей будет доведено до качества смеси поролона с пенопластом, Святослав закроет эту продуктовую линию и начнет выпускать «Пельмени от Пельменова», не потеряв ровным счетом ничего. И вся история повторится по новой.

Сиротский рынок — это рынок, в котором производитель играет против покупателя, потому что покупатель — это лишь средство для покупки восьмой квартиры, третьей машины и шестой любовницы. Бизнес-сироте все равно чем кормить людей, если это позволяет наполнить карман. Он и сам ничему не служит, ничто для него не является ценностью, а если что-то и ценность, то только потому что так сказал студент-брендолог, которого наняли на фрилансе для склепывания «миссии компании». Бизнес на «Пельменях от Коровина» он не собирается никому передавать. Он его планово закроет через пять лет. И такой сиротский стиль ведения дел практически в любой сфере.

Мы удивляемся почему у нас в стране экономический кризис каждые десять лет — кризис 1989 года, кризис 1998 года, кризис 2008 года, кризис 2014 года, кризис 2021. А откуда взяться стабильной экономике, если в ней нет несущих колон — фамильного бизнеса? Бизнеса, который гарантирует качество несмотря ни на что. Почему не быть кризисам, если экономическую сферу населяют люди, которые не способны отвечать за качество своего товара ни благосостоянием своих потомков, ни своей репутацией? И уж конечно они не собираются оставаться в стране, когда распродадут под видом пельменей свой прессованный пенопласт. Их капиталы, родственники и имущества уже покидают страну, скоро и сами уедут, как продадут бизнес. У нас в стране 80% бизнеса создается для последующей продажи. Зачем его наследовать? Чтобы дети выжали остатки доходов из еще большего ухудшения качества пельменей?

В противовес сиротскому бизнесу фамильный бизнес — это не кузница по заколачиванию денег игрой на ухудшении качества. Фамилия подчиняет себя Великому контракту, вытекающим из него ценностям, а затем и фамильному делу, а потом уже строит общество и бизнес так, чтобы реализовать их в нашем мире. В сиротском бизнесе есть эксплуатация человеком человека, так как наемные работники лишь ненадежное средство обогащения владельца компании. Но в фамильном бизнесе все — от председателя совета директоров до самого последнего клерка являются служителями этого фамильного дела, которое проявляется в некотором экспортном варианте и в корпоративных идеологиях.

Фамильные фирмы экономят не на покупателе, они диверсифицируют расходы на протяжении всей производственной цепочки. Фамильное дело купеческой фамилии Абрисоковых — сделать жизнь людей счастливой, а товарищества «А. И. Абрикосова сыновья» — сделать это за счет выпуска доступных сладостей. Доходы компании — это дивиденды с реализуемых ценностей. Только так компания смогла просуществовать четыре поколения. В отличие от «херши-колы» и «куку-руку», которых уже никто не помнит, кроме тех, кто купил на них в 90-е малиновые пиджаки и дворцы.

Сегодня интерес к фамильному бизнесу постепенно начинает расти. Связано это как с глобальными капиталистическими процессами, происходящими с нашей страной, так и с кризисом личных стратегий предпринимателей, заработавших капиталы в нулевые-десятые годы XXI века.

Изучая опыт посткризисных стран, я заметил, что восстановление экономики происходит в три этапа:

— В первой волне капиталистов идут люди с пистолетом. Это передел собственности и попытка аккумулировать хоть какие-то активы в одних руках. Нередко к человеку с пистолетом присоединяется человек с наперстками, мошенник, получающий деньги обманным путем.

— Во второй волне идут люди с дипломом, которые уже законными средствами вытесняют с рынка «малиновые пиджаки» и строят свой, более-менее честный бизнес. Это уже не кустарщики, а люди, получившие бизнес-образование и использующие свои знания для получения прибыли. Ценность пистолета здесь оказывается уже незначительной. Проще и быстрее сделать бизнес своим умом.

— В третьей волне значение диплома также падает. Образование само по себе уже мало что значит. Мы видим это и в нашей стране, где падает ценность формального образования. Гораздо важнее оказываются родственные связи: отец-министр, дядя-прокурор, мать-депутат, брат-силовик. Здесь возникают первые фамильные бизнесы. Поначалу с клановостью, коррупцией и прочими перегибами, но затем уже — как нормальные фамильные фирмы.

Пока я пишу эту книгу, на моих глазах заканчивается вторая волна капитализации России, а в новостях упоминаются первые попытки строить фамилию. И когда я говорю о том, что третья капитализация России будет происходить под знаком фамилии, то имею ввиду, что рано или поздно фамильные люди займут центральное положение в политике, экономике и обществе хотя бы потому, что пистолет и диплом больше не убедительны.

Но как будет происходить этот процесс третьей капитализации России? Он уже происходит в виде нескольких накладывающих друг на друга волн.

Первая волна — это люди экзистенциально травмированные. Их ни семья, ни дети не интересуют, и они считают, что живут только свою жизнь, в которой надо все успеть. Собственно, по этой причине впахивают как лошади — чтобы получить то, что обычно давала фамилия. Разумеется, и живут так, чтобы все, что хотели, заработать, а потом все это потребить. Именно так жили бандиты в 90-е годы, будучи первым этапом капитализации России после краха СССР.

Вторая волна — интересующиеся. Они женились или вышли замуж. Чаще всего ненадолго. Даже может есть дети, но последние — обременение для личного успеха. Балласт, который надо сбросить. Отсюда эти «когда вырастет, сам решит, чем будет заниматься» и настойчивые требования самостоятельности и сверхкомпетентности от ребёнка уже в раннем возрасте. По три секции и кружка в сутки. Кто-то из них еще принадлежал к первому этапу капитализации России, но большинство уже отчетливо считают себя частью второго этапа.

Третья волна — разбрасыватели камней. Они родили ребёнка и даже добросовестно давали ему образование где-нибудь в Лондоне. И ребёнок может даже не просто «выбирать чем заняться», а прямо даже состояться в чем-то. Но опять же это не папин завод в terrible Russia, а какой-нибудь стартап «кофе с собой». И это конец второго этапа капитализации, в котором мы живем сейчас. Об этом мы поговорим позже подробнее.

Ожидаемая четвертая волна — собиратели камней. Те, кто не только проделал то, что делает третья волна, но и смог это интегрировать в одно фамильное дело, в одну фамильную легенду, встроить в один мифоритуальный туннель. Это уже начало третьего периода капитализации России: люди, полностью настроенные на свою собственную фамильную историю. Не все эти фамилии будут долго жить и воспроизводить себя. Многие уйдут с исторической арены, распадутся, погрязнут в разводах и дележе имущества.

После этого уже придет пятая волна — стабильно воспроизводящаяся в рамках фамильных институтов, практик, ценностей. Это уже настоящие фамилии, пик третьего этапа капитализации России. Именно эти люди чаще всего упоминаются в книгах и музеях, посвященных предпринимательству в имперской России. Бывшие крестьяне, а позже купцы, деловой класс XIX века.

И хотя отличия между предпринимателями поздней империи и новой России очевидны, пройти им предстоит похожий путь. Как и предпринимателям послевоенной Японии, Италии, независимой Кореи и Тайваня, независимых Соединенных Штатов и т. д. Путь строительства фамильного дела, а не очередного, «сиротского».

Что касается личных стратегий предпринимателей, заработавших свои первые капиталы в девяностые годы, то они проваливаются одна за другой. Я в этом убедился, когда меня пригласили на конференцию по благотворительности и наследованию в Сколково.

Типичной историей является такая. Вести дела в 90-е было опасно, а экономического законодательства как такового практически не было. Наш герой, полупредприниматель-полубандит, заработав первые деньги, отправляет своих жену и детей в Лондон. Во-первых, там безопаснее. Это некое бомбоубежище, где их не достанут конкуренты, не смогут похитить и шантажировать нашего героя. Во-вторых, они получают шанс увидеть, как выглядит капитализм с человеческим лицом. И дополнительно получить образование на Западе.

По прошествии какого-то времени, семья удаляется от нашего полупредпринимателя-полубандита. У них появляются свои дела в Лондоне, а у него появляется любовница здесь, в стране.

Кое-как дожив до второй волны капитализации России, наш имярек создает стабильный крупный работающий бизнес, который приносит огромные деньги. Дальше следуют три сценария:

Первый: он при этом он переживает развод с дележом имущества. Это сценарий Фархада Ахмедова.

Так, в апреле 2021 года лондонский суд обязал его сына, Темура Ахмедова, выплатить своей матери больше $100 млн. Бывшая жена бизнесмена Татьяна Ахмедова подала иск к сыну, заявив, что тот помогал отцу скрыть от нее имущество после развода.

Судья Гвиннет Ноулз в своем решении назвала 27-летнего Темура Ахмедова «нечестным человеком», который готов на все, чтобы помочь отцу помешать бывшей жене получить присужденные ей деньги.

Ранее, в 2017 году лондонский суд уже обязывал Фархада Ахмедова выплатить бывшей жене £453 млн. (почти $584 млн. на тот момент), что стало рекордной компенсацией для британского бракоразводного правосудия. Ахмедов платить отказался, сделав много резких заявлений. А в 2020 году Татьяна Ахмедова подала иск к сыну, обвинив его в том, что он якобы помог отцу разрабатывать и реализовывать схемы по выводу ценностей и финансовых инструментов из юрисдикций, в которых она могла бы их взыскать.

Другой сценарий — это сценарий Алексея Мордашева. Когда сын не понимает, что именно делает его отец, и не видит никакого смысла в том, чтобы продолжать его дело.

Так, в том же 2021 году сын российского миллиардера Алексея Мордашова Никита ушел служить в армию. В армию Никиту отправил отец, поскольку сын не хотел учиться.

Летом Никиту Мордашова отчислили из Высшей школы экономики. Он учился на факультете мировой экономики и мировой политики по программе бакалавриата «Программа двух дипломов НИУ ВШЭ и Лондонского университета «Международные отношения». Его зачислили летом 2019 года, на платной основе.

По данным с сайта образовательной программы, к концу года обучения у Никиты Алексеевича Мордашова был один из самых низких рейтингов (2,6, максимальный — 10).

В феврале 2019 года стало известно, что Алексей Мордашов готовится передать Никите и его брату Кириллу 65% акций золотодобывающей компании Nordgold, чтобы обеспечить преемственность бизнеса. К сожалению, перспектива, что оба брата займутся делами отца, растаяла. А шансы, что Кирилл Мордашев удержит отцовский бизнес на плаву, тоже оказались не велики.

Обычным делом является также то, что сын, проживающий в Лондоне, со временем погружается в деловую среду города и запускает со своими сверсниками стартапы в области фудтеха или логистики. Он не хочет наследовать папин бизнес в terrible Russia и просит поддержать его новые начинания деньгами. Примерно так же думают и дети, оставшиеся в России. Для них нередко деньги отца — это трамплин в «цивилизованный мир». Они вынашивают планы эмиграции и получения второго гражданства, но отцовский бизнес брать с собой в багаж не планируют.

Есть и третий сценарий, который можно назвать сценарием Владимира Потанина. Это ситуация, при которой дети просто оказывают неспособны принять отцовское дело. В таком случае основатель бизнеса выдает им небольшие подъемные капиталы для своего дела, передает кое-какие знания и связи, а свои основные деньги пускает на благотворительность.

Самым богатым человеком в России несколько лет назад Forbes признал президента холдинга «Интеррос» Владимира Потанина. Его состояние оценивают в несколько десятков миллиардов долларов. Он дважды женат, имеет пятерых детей. И заявляет, что не будет завещать им свои деньги.

Владимир Потанин в течение 30 лет был женат на Наталье Потаниной, но в 2014 году они развелись и со скандалом делили имущество. Здесь мы видим пример первого сценария. Потанина рассказала СМИ, что получила половину состояния мужа, которое оценивалось на тот момент в 15 миллиардов долларов. Кроме этого она получила 6,8 миллиона долларов компенсации за свою долю в элитной московской квартире, а также три земельных участка с хозяйственными постройками в Подмосковье. Ей Владимир Потанин предпочел женщину по имени Екатерина.

У Потанина трое детей от первого брака и двое детей от второго брака. Самой перспективной считалась старшая дочь Анастасия Потанина — многократная чемпионка России и мира по аквабайку. В настоящее время она владеет художественной галереей в Москве. Анастасия Потанина вышла замуж за учителя танцев в 2018 году во Франции.

При этом Потанин заявил, что пожертвует большую часть своего богатства благотворительным организациям, а не своим пятерым детям. Он обосновал свое решение тем, что хочет «защитить своих детей от этих миллиардов, миллиард просто придавливает человека и лишает его всяческой инициативы». За кадром заявления — неготовность детей к бизнесу.

Это не только российская история. Многие западные основатели предприятий выстроили свои компании и считаются заслуженными капитанами бизнеса, но при этом они не позаботились о строительстве своей собственной фамилии. И их владение будет распродано среди институциональных и частных инвесторов.

Именно поэтому стали так популярны «клятвы дарения». При наследовании компания потеряет всю свою основную стоимость. Поэтому имеет смысл вкладываться в инфраструктуру для появления новых талантов.

Сама фраза «клятва дарения» — это название филантропической кампании, начатой в июне 2010 года американскими миллиардерами Уорреном Баффеттом и Биллом Гейтсом. Официальный сайт кампании гласит, что «это попытка сподвигнуть самых богатых людей и их семьи пожертвовать значительную часть их состояний на филантропию». К маю 2019 года 204 миллиардера из 23 стран присоединились к кампании и пообещали отдать не менее 50% своего капитала на благотворительность.

Таким образом, минимальная сумма по «клятве дарения» должна была составить 125 миллиардов долларов (по состоянию на август 2010 года).

Согласно Клятве, пожертвования могут быть произведены как при жизни дарителя, так и после его смерти. Даритель волен сам выбирать страны и программы, которые он хочет поддерживать. Клятва является моральным, но не юридическим обязательством, заявителю стоит лишь предоставить заявление в произвольной форме на имя руководства фонда.

Но чаще всего, утратив ответственного собственника в виде фамилии, бизнес становился сиротским, начинал ходить по рукам и терять в качестве продукции. Менеджера интересует не отдаленное будущее, а ближайшая календарная перспектива и максимизация прибыли в текущем финансовом году. Вместо фамильного дела — приемлемая норма прибыли.

Так каковы же основные отличия фамильной фирмы от сиротской? Почему фамильные фирмы так быстро превращаются в сиротские, а сиротские так тяжело, практически невозможно сделать фамильными: унаследовать своим детям и внукам, превратить в дело, которое протянется на столетия после смерти его основателя?

Правила комплектации

Отверточная сборка нередко переходит в молоточную

«Есть нечто более сильное, чем все на свете войска: это идея, время которой пришло»

Виктор Гюго,

французский поэт, прозаик и драматург

Главное отличие фамильного дела от сиротского — это то, что фамильное дело строится как бы с конца.

Сиротский бизнес создается примерно по следующему алгоритму. Сперва предприниматель создает продукт, потом запускает его в серию и продает. Затем выстраивает управленческие цепочки и внутренние коммуникации чтобы оптимизировать процесс производства, продвижения и продаж. После этого, уверенно встав на ноги, он женится и заводит детей. Но поскольку дело в таком виде становится автоматом, требующим постоянного внимания и контроля рутины, к нему следует приделать миссию, корпоративную культуру, ценности, практики и прочие системы морального контроля.

В таком виде бизнес оказывается законченным, и он позволяет кормить семью. Но семья оказывается чем-то чуждым бизнесу, расходной статьей бюджета. Поэтому за успехами в бизнесе, как я уже показал, нередко следует развод. Избавление от непрофильного актива. Еще бы! Семья не производит прибавочной стоимости и преемников! Это на Западе фамилия, обладающая фамильным делом, является столпом общества и уважаемой династией. У нас все в этом плане совсем по-другому. Поэтому семья распадается и отношения внутри нее угасают в судах и дележах совместно нажитого имущества.

Фамильное фирмы строятся по другой логике.

Сначала создается ультраструктура фамилии. То есть ее главные идейные активы — Великий контракт, фамильная легенда и мифоритуальный туннель. Они обеспечивают те самые рельсы, по которым обеспечивается всякая преемственность и по которым накапливается кумулятивный эффект. Не только в деле, но и вообще в фамилии.

Особую ценность ультраструктуры заметили римляне, в греческой династейе этому уделялось недостаточное внимание. Несложно заметить с какой проблемой сталкивается Телемах, сын Одиссея. Он страдает от отсутствия прав, полученных от отца. В Древней Греции права не раздавались бесплатно, а передавались от отца к сыну. И Телемах, потеряв отца, не вернувшегося с Троянской войны, хоть и является царевичем, так и не получил права гражданина своего полиса. Происхождение его не имеет никакого значения, если он не становится гражданином полиса, то есть не оказывается полноценно посвященным во взрослые.

Этой бы ситуации уже не было в Риме, где утрата Одиссея автоматически означала переход прав pater familias, главы фамилии, к его отцу Лаэрту, который жив на момент начала Одиссеи. Уже тот вступал обратно в распоряжение фамилией и выполнял бы этот почетный долг, передав права Телемаху, а заодно и престол Итаки. Все это было бы возможным, если бы Одиссей жил в сложном идейном комплексе римской фамилии, а не греческой династейи.

Именно поэтому фамильная ультраструктура настолько важна и для современной бизнес-фамилии. Эти ключевые положения фамилии, которые обычно собирательно называют как-нибудь вроде «внутренней фамильной философии» становятся первым шагом к учреждению фамилии и фамильного бизнеса. Они имплицируются в каждый отдельный аспект фамилии, снимая с нашего Святослава Коровина какую-то отдельную нагрузку что-нибудь придумывать и совмещать одно с другим очередными «духовными скрепами».

Создать фамильный бизнес — это сначала создать фамилию. А создать фамилию — это начать мыслить фамильно. Мыслить не поисками счастья, а приращениями фамильной легенды. Жить не только для себя, но и для Вечности. Рассматривать свое дело как долг. Не в нынешнем значении «кредита», а как нечто, что я хочу, а значит обязан, и обязан, а потому и хочу. Все это становится возможным при фамильном мышлении, разрастающимся до фамильной ультраструктуры (мира идей) и всех ее производных — уже в антропоструктуре (мире людей и отношений) и инфраструктуре (мира вещей и логистик).

Когда фамилия учреждена, следует второй этап — человек заключает брак и заводит детей. Эти люди пополняют фамилию, разделяют ее ультраструктуру и становятся ее членами.

Разумеется, часто первыми членами фамилии становятся кровные родственники, но лишь в том случае, когда их удается убедить в выгодах, которые дает фамилия. Если основатель фамилии авторитетен, обладает моральной силой и способен создавать объекты ультраструктуры, он становится ее пробандом, в то время как другие родственники с радостью начинают играть в его игру. Не все родственники становятся членами фамилии. Можно заметить, как сильно фамилия Рокфеллеров отличается от рокфеллеровской генеалогии (рис 1 и 2). Но те, кто становятся преданными членами фамилии, становятся и теми, кто поддерживает ее стандарт поведения — следование обязательствам по Великому контракту и соблюдение фамильных ритуалов. И новые члены фамилии — жены, мужья, дети — уже имеют модель того, как живут эти конкретные «Коровины».

В обычных семьях необходимо постоянно придумывать какие-то мероприятия чтобы напомнить друг другу о своем единстве, но этих напоминаний всегда оказывается недостаточно. Они носят оперативный характер. И их сила угасает в промежутках между мероприятиями.

Здесь я не могу вспомнить печальный опыт из рода моего отца. Мой дядя Юрий Павлович Трофимов умер случайно и оставил после себя бардак в делах.

Во-первых, он подсознательно полагал, что никогда не умрет. Жизнь ему подсказывала, что он неправ. Но он всегда был уверенным в себе, и поэтому в 2017 году полез на седьмом десятке в холодную осеннюю воду с аквалангом и без инструктора. Я на похоронах произносил речь.

Человек, когда умирает, оставляет в беспорядке дела, в которых приходится разбирать уже его детям. И это страшно некрасиво и неудобно.

Не знаю, чем обычно руководствуются в таких случаях. Может, не хотят при жизни ссориться с детьми? Или просто не могут признать собственную смертность? Но с этим нет проблем только если в жизни у тебя не было фамилии, а была лишь одна жена и один ребенок.

У дяди случай был сложный. Три женщины, которые относились друг к другу явно не как сёстры. Трое детей, которые не всегда ладили друг с другом. Пять внуков разного возраста. А фамилии, конечно, не было. Уже на пятом десятке стоило разобраться что кому достанется.

На поминках я подошел к двоюродным братьям Игорю и Олегу, и сестре Екатерине и сказал, что мир наших отцов начал уходить, и теперь мы можем сами решить, как мы распорядимся нашим родством. Мы можем запросто стать друг другу чужими, как это часто случается в наши времена в обычных семьях, но можем и распорядиться лучшим образом, если проявим должную мудрость и дальновидность. Когда мы уехали обратно в Петербург, они распорядились своим родством самым непосредственным образом — переругались из-за недостроенного дома в захолустье Псковской области.

Таких проблем обычно в фамилиях нет, так как единство там не ситуативное, и поддерживается оно не оперативными методами. Там родство стратегическое, и поддерживает его та самая ультраструктура. Именно поэтому половина браков распадается уже через 2—3 года, а фамилия существует по 300—500 лет.

Уже дальше ультраструктура, которая хорошо интегрировалась в среду родственников, позволяет решить какой продукт будет производить фамилия. Будет ли это бизнес или наука, художественные произведения или политические карьеры, все это вытекает из логики Великого контракта. И именно поэтому для бизнеса можно мобилизовать членов фамилии. Все они живут в логике Великого контракта и в этой же логике готовы производить новые продукты.

Если между Великим контрактом и продуктом нет диссонанса, то члены фамилии начинают воспринимать продукт как естественный результат продуктивности своей собственной фамилии. Нет никакой необходимости выстраивать систему мотивации: члены фамилии рассматривают производство продукта как свой долг и ответственность, а успехи на этом поприще позволяют повысить и собственный вес в фамилии.

Если же между Великим контрактом и продуктом есть диссонанс, фирма мало чем будет отличаться от любого другого сиротского бизнеса, где этот диссонанс сплошь и рядом. Люди хотят одного, но вынуждены работать и поступаться своими ценностями и убеждениями ради зарплаты — вот что собой представляет сиротский бизнес. И этот диссонанс требует специальной работы по разубеждению работников идти за своими целями и убеждению их идти в фарватере вашего целеполагания. Собственно, это и есть настоящая и главная работа отдела HR.

Ну и, наконец, нет никакого смысла придумывать ультраструктуру поверх производственных цепочек и делать вид, что главные корпоративные ценности — какие-нибудь экологичность с экономичностью — это дальнейшее развитие производства зажигалок или ключных бирок. Наоборот, если продукт порожден логикой Великого контракта, то и корпоративная культура фамильной фирмы также становится импликацией фамильной ультраструктуры. Или, проще говоря, корпоративные ценности — это фамильные ценности, корпоративная миссия — это фамильный Великий контракт, стиль фирмы — это стиль фамилии ее владельцев, а вся фирма в целом это и есть один большой мир фамилии, в котором протекают те же самые процессы, что и в фамилии основателей.

Конечно, это все идеализированная картина. На практике иногда приходится нарушать очередность или решать несколько задач в разной степени завершенности одновременно. Нередко человек затевает бизнес, и только потом приходит к тому, что он должен стать частью фамильного дела. Или приходится выстраивать фамильную ультраструктуру исходя из уже имеющейся семьи. Или предприниматель должен выстроить бизнес исходя из конкретной семьи, а потом уже превратить ее в фамилию, а бизнес — в фамильное дело. На практике вариантов может быть очень много. Ставки и риски растут.

В принципе можно из частного построить общее: из продукта, который ты производишь, выстроить и семью, и фамилию, и ультраструктуру. Но история показывает, что фамилия — это вопрос продуктивности, а продукта. Проще использовать внутренние фамильные практики чтобы начать производить новые продукты, чем превращать продукт (да еще и устаревающий с веками) в основание для фамилии. Именно поэтому Beretta производит свое оружие с 1526 года, а Гейтсы так никогда и не превратят Microsoft в фамильную фирму.

Владелец или директор?

Найти общий язык, если кто-то прикусит свой

«Думаю, самая сложная работа — быть отцом. Это труднее всех наших дел с работой и маршрутами»

Сериал «Клан Сопрано» (1999—2007)

Другая особенность фамильного бизнеса, которая редко встречается в сиротском, это жесткое разделение функций владельца и директора.

Если мы возьмем десять условных владельцев компаний в России из числа крупного, среднего и мелкого бизнеса и спросим: «Каков ваш план преемственности» — то мы услышим чаще всего то, что они об этом еще даже не задумывались. Бизнес — это кипящий океан, где каждый день меняется конъюнктура, появляются все новые и новые игроки, меняются предпочтения клиентов, разворачиваются новые тренды, приходят и уходят моды. Чтобы оставаться на плаву, необходимо постоянно реагировать на изменения и соответствовать новым запросам, иначе можно довольно легко потерять долу на рынке.

Даже крупные гиганты и лидеры рынка не застрахованы от просчетов и провалов. Ещё в первой половине 2000-х компании Kodak целиком принадлежал кампус Kodak Park площадью 486 га, а её валовая прибыль составляла $4,3 млрд. Сегодня же её расцвет позади: часть зданий сдали в аренду, продали или снесли, а прибыль на 2019 год составила всего $182 млн.

Недооценив перспективу цифровых фотоаппаратов, Kodak потеряла рынок и занималась фармацевтической промышленностью: производила неактивные наполнители для лекарств-дженериков, да и теперь планирует расширяться и производить как исходное сырьё, так и целые лекарственные субстанции, надеясь на реннесанс.

Не удивительно, что в такой бурной ситуации приходится бежать изо всех сил чтобы хотя бы остаться на месте. А значит, владелец компании, переживающий за ее будущее, будет брать на себя функции директора, заниматься вопросами корпоративного управления. Для него его дело — это первый ребенок от брака с Вечностью. Его становление и развитие — первая задача ответственного отца.

Однако необходимо понимать, что основатель дела не только директор, но еще и владелец, и должен осуществлять не только корпоративное управление, но и реализовывать владельческие стратегии. То есть отвечать на вопросы, связанные с будущем бизнеса, с его наследованием, с преемниками. Также как лендлорд прошлого, на чьей земле крестьяне и торговцы решали свои собственные производственные задачи, не обязан был самолично решать вопросы управления землей. Управление вполне можно было доверить мажордому, но сам он должен был обеспечивать будущее своей земли. Защищать ее от притязаний, делать комфортной и привлекательной, участвовать в политике, защищая интересы своего собственного края.

Последнее десятилетие предприниматели стали об этом задумываться, о чем свидетельствует отчет PWC, но ситуация все равно не утешительная: «Владельцы и руководители лишь 7% российских частных компаний признают, что у их компаний есть продуманный, документально оформленный и доведенный до сведения сотрудников и/или заинтересованных лиц план обеспечения преемственности в бизнесе, что ниже среднемирового показателя –15%».

«Передать руководящую роль в компании представителям следующего поколения семьи планируют руководители 36% компаний в России, что несколько ниже среднего показателя в мире (57%). При этом руководители и (или) владельцы одной трети компаний вообще затруднились ответить на вопрос о планах компании в этой сфере».

В 90-е годы в отношении бизнеса был вполне справедлив анекдот, когда человеку, трясущему пальму, советовали подумать головой и воспользоваться лестницей, на что тот отвечал: «Тут не думать, тут трясти надо». Но уже в десятых годах, как мы видим, руководители трети российских компаний все-таки выбрали немного притормозить и подумать.

Это первое, после стратегического планирования, что должен решить владелец — ответить на вопрос о преемственности. При этом ответ должен быть дан в самом начале делового пути, а не под занавес, когда вокруг умирающего основателя фирмы столпились нетерпеливые наследники, и простым росчерком пера уже никому ничего не передашь.

Пока я пишу эту главу, тут же в новостной ленте всплывает обращение одного юриста по наследственному праву:

«Коллеги, доброго дня. Как полагаете, возможно ли при жизни наследодателя наследникам (без участия наследодателя) сформировать договор (соглашение) о том, кому перейдет какое имущество после смерти? Аналог опциона: когда наступит такое-то событие (смерть), то стороны обязуются подписать соглашение на основании статьи 1165, существенными условиями которого будет… и перечислить что, кто будет получать».

То есть наследники думают так: если уж основатель дела все равно умрет, то как бы нам уже при его жизни, будучи в здравом уме и трезвой памяти, по обоюдному согласию разделить его имущество без его участия? Этакое завещание наоборот: не он наследует нам свою фирму и, что важнее, имущество на своих условиях, а мы наследуем у него на наших условиях.

Если же ответ дан в самом начале, сам бизнес начинает складываться таким образом, что преемнику в нем всегда будет место.

Основатель дела находится на особом положении. Он создал свое дело «с нуля». Но преемник в его деле подразумевается не всегда. Если дело основали три партнера и друга, которые вместе служили в десантных войсках, купались в фонтанах 2 августа, могут друг на друга положиться, давно друг друга знают и доверяют, то приход в фирму наследника одного из них не означает, что его тут же примут с распростертыми объятьями. Наоборот, велик шанс того, что его просто выведут из управления, байкотируют или даже подведут под уголовное дело. В моей практике и не такое было.

Новому собственнику приходится искать себе иную роль и форматы работы, нежели те, что были у основателя фирмы, а для этого в компании должен быть механизм управления, в котором существует место не только для основателя, но и для преемника.

В связи с этим возможны различные варианты.

Сценарий 1. Преемник может быть принят в качестве нового собственника, имеющего все права на фирму. В нем не просто видят продолжение его отца, но и «свежую кровь», новый взгляд, не противоречащий корпоративным традициям, заложенным его основателем и отцом. Он без проблем вступает во владение бизнесом и, засучив рукава, принимается улучшать то, что оставил ему отец.

Такое чаще всего происходит тогда, когда бизнесом управляет полноценная стабильная фамилия, в которой дети точно знают для чего рождены, имеют соответствующую подготовку и не мучаются проблемами свободы выбора, потому что из всех возможных экзистенциальных вариантов лучший выбор им и так предоставлен.

Возьмем, к примеру, DuPont, чьи новые материалы и полимеры широко известны, запатентованы и есть в доме у каждой хорошей домохозяйки. Неопрен, нейлон, кевлар, майлар, тайвек, лайкра — вот короткий список результатов инновационной работы и исследований компании. Всего у фирмы тысячи передовых разработок и бессчётное количество патентов на новые материалы и химические соединения.

Химик и промышленник Элетер Ирене Дюпон де Немур в юности вместе со своим другом Антуаном Лавуазье разработали новую технологию работы с нитратами и усовершенствовали изготовление пороха. После событий, вызванных поддержанной им Французской революции, фамильное имение Дюпонов было осаждено толпой. Ему и его родственникам пришлось бежать за океан. Там он и создал в 1802 году компанию по производству пороха.

В Штатах конкурировать было не с кем. Отличный дюпоновский порох быстро стал популярным. Им была выиграна Гражданская война, освоен Дикий Запад. С тех пор росла армейская номенклатура товаров — Дюпоны разрабатывали взрывчатые, боевые отравляющие вещества, химическое, психотропное, зажигательное и ядерное оружие. Практически все — от бронежилета и напалма до «сыворотки правды» и боевых гербицидов — было создано или самими, или в сотрудничестве с Дюпонами. Росла и номенклатура товаров для мирной жизни — краски, покрытия, удобрения.

Сегодня председателем совета директоров, президентом и держателем контрольного пакета акций является Аурелия Дюпон. Это редкий случай, когда фамилия в Штатах так долго удерживает контроль над фирмой, и яркий пример того, как бесконфликтно и быстро сменяют друг друга в креслах правления и исполнительных органах крупной корпорации члены одной фамилии.

Сценарий 2. Основатель бизнеса может позаботиться о том, что его дело перейдет к наследнику, но компания отвергнет его. Происходит это по разным причинам: наследник не смог заработать необходимый авторитет, он не обладал должными компетенциями, которыми обладал его предшественник, он сперва повел себя высокомерно и безответственно, а потом исправлять ситуацию было поздно — причин может быть множество.

Обычно в такой ситуации партнеры (если есть) или директора находят какую-то болезненную точку наследника и, манипулируя ей, отстраняют самого наследника от участия в делах. Взяв компанию в свои руки, «заговорщики» продолжают делать свои дела. Утратив интерес к бизнесу, наследник нередко продает свою долю кому-нибудь из «заговорщиков» и забывает обо всей этой истории как о страшном сне.

Отсутствие диалога между «отцами и детьми», различия в их ценностях и мировоззрении играют против успешной передачи дела и бизнеса. В России передача благосостояния следующим поколениям будет достаточно непростой. В нашей стране частные состояния не передавались целое столетие: впервые в современной истории страны основатели сталкиваются с проблемой массовой владельческой преемственности бизнеса. И решат эту проблему далеко не все.

Сценарий 3. Бывает такое, что наследники дистанцируются от непосредственного управления бизнесом и сосредотачиваются на владельческих функциях. В первую очередь на общей стратегии. На это, в конечном счете, нацеливается и фамильное образование: чтобы потомки владели компанией, но при этом доверили управление наемному менеджеру.

Роль преемника — освоить (сделать своим) управление компанией и развивать ее. Но это не означает, что ему придется заниматься и управлением. Даже если его предшественник был активным энергичным человеком и совмещал должности председателя правления и исполнительного директора, это не значит, что и сын или дочь также должны требовать от себя такой глубокой вовлеченности.

Кроме того, преемников может быть несколько, и они не всегда могут поделить управленческие позиции. Поэтому нередко основатель компании выбирает такую конфигурацию власти в компании, при которой либо все, либо часть преемников выполняют владельческие функции, в то время как часть других получают исполнительские должности.

В автомобильном мире фамильные бизнесы не редкость, но и среди них есть яркие образцы. Porsche является самой высокодоходной автомобильной компанией в мире. В 2010 году автомобили Porsche были признаны самыми надёжными в мире.

Основал фамильное дело Фердинанд Порше в 1931 году. Задачу управления фирмой осложнял в том числе и тот факт, что Фердинанд Порше состоял в нацистской партии. Первый автомобиль Volkswagen собрал для Адольфа Гитлера. В течение Второй Мировой компания занималась выпуском военной продукции — штабных автомобилей и амфибий. Фердинанд Порше принимал участие в разработке немецких тяжёлых танков «Тигр P», а также сверхтяжёлого танка «Маус».

В декабре 1945 года он был арестован по обвинению в военных преступлениях и помещён в тюрьму, где провёл 20 месяцев. Это подорвало его здоровье, и он вскорости умер. Учитывая эти неприятные для компании обстоятельства, наследники удалились от непосредственного управления и связанной с ней публичности.

У Фердинанда с Алоизой Джоанной Каес было двое детей — Луиза (ее потомки от брака с Энтоном Пиехом являются Пиехами) и Фердинанд Энтон Порше. Сейчас в правлении Volkswagen заседают как минимум пять представителей семейства.

Его потомки сконцентрировались на владении компанией. 50,1% акций компании принадлежит компании Porsche Automobil Holding SE, еще 49,9% акций принадлежат Volkswagen AG. Многие члены клана Пиехов-Порше владеют главным пакетом акций Volkswagen через холдинговую компанию Porsche Automobile Holding. Часть акций находится в прямом владении членов фамилии, не через холдинг. Кроме этого, Porsche — публичная компания, часть её акций обращается на Франкфуртской фондовой бирже.

Сценарий 4. Передача фирмы по наследству не всегда является гарантией благосостояния потомков и стабильности самой фирмы. Недоверие к преемнику может вылиться в потере капитализации и клиентов. В таких случаях фамилия оставляет за собой контрольный пакет акций или даже чисто символический пакет — чтобы сохранить присутствие фамилии в фирме для тех клиентов, кто ценит стабильность и пропитался доверием к фамилии.

Таким образом, владение компанией рассредоточивается. Владелец принимает решение превратить компанию в биржевую корпорацию c четким разделением владения и управления и постепенно распыляемым владением. В этом случае управление компанией передается совету директоров и менеджменту, а за владельцами из числа членов фамилии остается только контроль и решение «кадрового вопроса» о назначении совета директоров и менеджмента. А может и того меньше.

В пример можно привести Novartis. Компания производит подавляющее количество всех дженериков (лекарственных средств, содержащих химическое вещество — активный фармацевтический ингредиент, идентичный запатентованному компанией-первоначальным разработчиком лекарства).

Предшествующая компания Sandoz была основана в 1886 году и первоначально производила красители, но с 1895 года также занялась фармацевтикой. Ciba-Geigy Ltd возникла в 1971 году при объединении компаний Ciba, основанной в 1859 году и Geigy, основанной в 1759 году. Все три компании были расположены в Базеле. Они объединились в корпорацию Novartis в марте 1996 году в результате слияния компаний. 23 апреля слияние было одобрено Евросоюзом, 17 июня — акционерами компании Ciba-Geigy, 24 июня — Федеральной торговой комиссией США; 7 марта компания Novartis появилась в коммерческом регистре Швейцарии.

Были объединены только направления фармацевтики и агрохимии, другие подразделения были проданы или выделены в самостоятельные компании, в частности Ciba Specialty Chemicals.

Сегодня Novartis International AG — транснациональная фармацевтическая корпорация, вторая по величине в мире фармацевтическая компания, второй по размерам рыночной доли в Европе производитель фармацевтических препаратов. Компания работает в 140 странах со штаб-квартирой в Базеле, Швейцария.

Раньше компания и значительные пакеты акций дочерних предприятий принадлежали фамилии Ландольт из Швейцарии. Сегодня у Ландольтов лишь 4%, и этого достаточно чтобы удерживать старых институциональных клиентов, которые работали с Ландольтами с самого начала.

Сценарий 5. Собственник при жизни решает, что делать с бизнесом: продать или передать по наследству. Решение о продаже он может принять сам, даже если члены семьи будут против. А вот решение о наследовании бизнеса собственник не может принять самостоятельно, поскольку другой человек, будущий преемник, должен согласиться принять наследство (он может отказаться это сделать и, к примеру, продать бизнес, избавившись от владения бизнесом, но получив деньги).

Несогласие собственника и преемника относительно будущего бизнеса может сподвигнуть нынешнего собственника продать свой бизнес. Но часто так бывает, что только к третьему поколению в фамилиях сформируется опыт работы в фамильном бизнесе. Именно у третьего поколения встанет проблема собственных исторических задач, самоопределения.

В разных странах мира есть поговорка, смысл которой звучит так: «каждое четвертое поколение ходит в одной рубашке». Имеется в виду, что первое поколение основывает бизнес, второе, если получается, развивает, третье же — тратит и разоряет, а четвертое начинает снова. Отчасти, этим «дефицитом собственных исторических задач и самоопределения» объясняется, почему третье поколение является таким «рубежом» проверки родового бизнеса на устойчивость.

В 1849 году молодой немецкий химик Чарльз Пфайзер и его двоюродный брат Чарльз Эрхарт, переехавшие в Америку в поисках новых возможностей, основали собственную компанию Charles Pfizer & Company. За 2,500 долларов, взятых в долг у отца Пфайзера, братья купили небольшое здание красного кирпича на Бартлет-стрит в нью-йоркском районе Бруклин, где Пфайзер и Эрхарт наладили химическое производство. Первым продуктом новой компании стал сантонин, средство для борьбы с глистами, от которых в середине XIX века страдали многие американцы. Причем химику Пфайзеру и кондитеру Эрхарту пришла в голову идея «подсластить горькую пилюлю» с помощью миндальной ириски. Новая форма сантонина в виде конусообразных леденцов пришлась по вкусу американцам. Charles Pfizer & Company была запущена.

Чарльз Пфайзер совершал довольно частые поездки в Европу, где устанавливал контакты с поставщиками и договаривался о поставках сырья. Во время одной из таких поездок в свой родной город Людвигбург Чарльз знакомится со своей будущей женой, Анной Хауш. В 1859 году молодые люди поженились, у них родилось пятеро детей, двое из которых, Чарльз-младший и Эмиль, работали в компании.

27 декабря 1891 года умирает один из основателей Пфайзер — Чарльз Эрхарт. Свою долю в размере 250 тысяч долларов он оставляет своему сыну Уильяму. Однако соглашение предусматривает, что Чарльз Пфайзер имеет право выкупить долю Уильяма Эрхарта по половине ее рыночной стоимости, что и делает Пфайзер, сосредотачивая собственность компании в своих руках. Дело, начавшееся как фамильное, все больше концентрировалось в руках не просто фамилии, но и, более того, ее главы.

Однако дальше что-то пошло не так. Вплоть до 22 июня 1942 года Pfizer оставалась фамильной компанией, когда 240 000 ее акций были выставлены на продажу. А специальном заседании совета директоров Эмиль Пфайзер, младший сын Чарльза Пфайзера, назначен Президентом компании. Но на этом посту Эмиль пробыл с 1906 по 1941 год. Он стал последним членом фамилии Пфайзер-Эрхарт, который был непосредственно связан с деятельностью компании. Нынешняя корпорация более не имеет ни к Пфайзерам, ни к Эрхартам никакого отношения.

Ну и, наконец, возможен Сценарий 6. Это редкий сценарий, так как подразумевает, что потомки основателя будут более успешными, чем их славный предок. При этом сценарии фамилия продает фамильный бизнес, но оставляет за собой фамильное дело, и деньги с продажи бизнеса вкладывает в новый бизнес, следующий в логике фамильного дела.

Когда говорят о том, что фамилия устарела, упоминают каких-нибудь бизнесовых поп-идолов вроде Уоррена Баффетта. Его изображают ярким представителем индивидуального предпринимателя, умалчивая, что Баффетты вообще-то инвестиционная династия.

Уоррен Баффетт родился в г. Омаха, шт. Небраска, США. Он один из крупнейших и наиболее известных в мире инвесторов, состояние которого на сентябрь 2018 года оценивалось в 108,4 млрд долларов, а на 12 февраля 2019 года — в 84,9 млрд долларов, что делало его четвертым самым богатым человеком в мире. Во всяком случае, из тех, о чьих капиталах что-то известно. Уоррен Баффетт был вторым из трёх детей в семье и единственным сыном политика и предпринимателя Говарда Баффетта и его жены еврейки Лейлы Шталь. При всём своём таланте знания он получил не в вузе, а первые деньги заработал не в МакДональдсе.

В 1965 году Баффетт купил контрольный пакет акций производящей текстиль компании Berkshire Hathaway, которая стала его основной инвестиционной компанией на все последующие годы. С тех пор он скупал акции многих известных компаний — от Кока-колы и «Вашингтон Пост» до Apple и Durasell.

Старший сын инвестора-миллиардера Уоррена Баффета — Говард Грэхем Баффетт. Ему дали имя в честь его деда Говарда Баффета. Говард сначала пошёл путём деда-конгрессмена и был окружным уполномоченным округа Дуглас (Небраска) c 1989 по 1992 год, вице-президентом корпорации, помощником Председателя и директором Archer Daniels Midland с 1992 по 1995 год, и председателем совета директоров GSI Group с 1996 по 2001 год. По данным 2006 года он являлся директором Berkshire Hathaway. Сегодня Говард Баффетт является директором Кока-Кола.

Его сын от второго брака Говард Уоррен Баффетт в данный момент проживает в Декатуре, штат Иллинойс и управляет 5 км² фамильной фермой в Центральном Иллинойсе, которую приобрёл его дед для его отца. Другие родственники меньше вовлечены в дела, но тоже не сидят без дела.

В связи с этим становится понятно какую роль играет «клятва дарения» в истории их фамилии. Она касается бизнеса, но не дела. И, судя по всему, надежды Уоррена сосредоточены на том, что этот сценарий в их фамилии окажется успешным.

Имя фирмы

Свободное кровообращение капитала

«Это на людях ты инновационная и экологичная edu-tech корпорация, а по документам — ИП Дрищихин!»

Из склоки предпринимателей в деловом клубе

Сегодня для продвижения товаров и услуг используют бренд. Считается, что это средство эффективной дифференциации продуктов на рынке и создания долгосрочной эмоциональной связи с потребителем на основе значимых и привлекательных ценностей, свойственных марке. Однако на протяжении всей деловой истории человечества главный традиционный приемов в сфере профессионального наименования заключался в том, чтобы использовать в качестве названия фирмы фамильное или личное имя основателя. Эта практика получила широкое распространение как на Западе, так и в дореволюционной России. Да и сегодня является востребованной и актуальной.

Тенденция называть торговую марку именем создателя, ставшая привычной для западных стран, подарила потребителям такие известные мировые бренды, как Chanel, Dior, Maserati, Ferrari, Skoda, Pierre Cardin, Cadbury, Nestle, Procter&Gamble, Johnson&Johnson, Philips, Siemens и другие. И если в советской России практика фамильного нейминга была практически забыта, то до революции в стране большой известностью пользовались торговые товарищества «Братья Елисеевы», «Абрикосов и сыновья», «Саввы Морозова сын и Ко».

Называя дело своим именем, производитель тем самым ручался за качество продукции собственной репутацией и закладывал основу для фамильного предприятия, которое переходило к последующим поколениям. Таким образом, в сознании потребителя закреплялось сознание основательности и надежности марки, преемственности традиций.

В теории и практике современного маркетинга «именной» брендинг условно делится на три группы:

К первой группе относятся те, где использование имени коммерсанта или промышленника, за чьей продукцией закрепилось право на название. Это исторические фамильные марки.

К этой группе относятся известные бренды с многолетней историей, создатели которых внесли значимый вклад в развитие своего ремесла: Ford (машиностроение), Hewlett-Packard (компьютерная техника и периферия), Lacoste (одежда), Hennessy, Sinebrychoff, Smirnoff (все — алкоголь), Knorr (супы, приправы, соусы) и т. д. Такие торговые марки имеют значительный вес в глазах потребителей, так как основаны на проверенных временем разработках и имеют мировое признание. Оборотная сторона заключается в том, что зачастую покупатели не имеют представления о происхождении названия бренда и не связывают его с конкретным человеком.

Ко второй группе относятся те, где использование имени основателя или основателей компании, позиционируют бренд как преемника исконных традиций (современные, стилизованные «под старину» марки). Нередко — с твердым знаком на конце.

Начало современному «фамильному буму» положил В. Довгань, давший фамилию собственной торговой марке. Впоследствии родились бренды, уже хорошо известные российскому потребителю: «Тинькофф», «Коркунов», «Бабаевский», «Дымов», «Виноградов», «Лаборатория Касперского», «Банаевъ мясопродукты» и другие.

Собственное, реальное имя в названии торговой марки дает ряд преимуществ. Оно создает четкий эмоциональный ореол и делает продукцию заслуживающей доверия в глазах потребителя. У клиентов появляется уверенность в стабильности и ответственности бизнеса, личном отношении предпринимателя к товару или услуге.

Опасность использования собственной фамилии заключается в том, что производитель может стать «заложником» созданной торговой марки: его поступки и слова у потребителя непосредственно ассоциируются с брендом. В то же время положительное отношение к персоне переносится и на продукцию, а промах в поведении или ведении бизнеса грозит потерей доброго имени, восстановить которое будет невероятно сложно.

Есть еще третья группа. Создание вымышленных, «говорящих», псевдоименных названий, указывающих на свойства и специфику бренда.

Задача создания подобных торговых марок сводится к тому, чтобы увлечь неразборчивого потребителя вымышленной историей о «фамильном деле» и указать на важные свойства продукта (например, стиль, престиж, быстрое приготовление и т. д.). Своим появлением фантазии специалистов по рекламе и маркетингу обязаны «Быстров», «Бочкарев», «Степан Разин», Carlo Pazolini, Nemiroff и другие бренды.

Подход к выбору имени имеет нюансы. Созданная «легенда» должна соответствовать смысловому и ценностному содержанию бренда, делать его более понятным и привлекательным для потребителя, в противном случае усилия по продвижению марки будут потрачены даром.

Доказано, что использование собственного имени в названии бренда значительно повышает запоминаемость торговой марки и способствует активному распространению информации о ней по «сарафанному радио». Для клиентов фамилия предпринимателя на вывеске или упаковке означает личную заинтересованность и участие конкретного человека в делах, гарантии качества оказываемых услуг или производимых товаров, уверенность в стабильности и надежности компании.

Но, несмотря на имеющиеся преимущества, производителей, желающих «подарить» бизнесу собственное имя, в России, по сравнению с западными странами, насчитается немного. Фамилия-бренд подразумевает готовность предпринимателя к публичности и увеличению личной ответственности, требует наличия чистой репутации и постоянного соответствия поступков сформировавшемуся имиджу марки.

Тем не менее, именной нейминг уже зарекомендовал себя как положительная практика создания сильных и узнаваемых брендов, снова и снова доказывая, что результат оправдывает усилия и риски.

Имя фирмы — это вопрос ее репутации. Но сегодня это также не вопрос есть ли у неё репутация и какая, а вопрос достойна ли она репутации вообще. В конце концов, «нарисовать» репутацию можно и поддельными отзывами в интернете. А вот обеспечить ей «репутациоемкость» — то есть не просто хороший имидж, а фамильную славу — можно не каждой.

Во времена, когда практически всю работу выполняли люди, и они же были источником всякого качества, фирмы практически все поголовно носили фамильные имена и семейное положение их владельцев: «Абрикосов и сыновья», «Сименс и Гельске» и так далее. Сегодня же качество большинства продукции обусловлено работой машин и человек в этом процессе отсутствует. Можно, конечно, назвать сырок «Александров», но это большей частью блажь, поскольку качество сырка обеспечивает станок, а не человек. Человек вообще ничем не рискует и ни за что, по сути, репутационно не отвечает. Поставьте рядом с сырками «Александров» какие-нибудь фейк-фамилии вроде «грузовозофф», «блинов», «овсянкин», «таксовичков», «сыроваров», «мусороуборщиков» и тому подобную безвкусицу чтобы оценить весь пафос подобного нейминга.

Однако еще сохраняются ниши, в которых репутация человека или фамилии настолько важны и при том настолько незаменимы машинными средствами, что в названиях фирм продолжают использоваться фамильные имена. Об этих нишах мы будем говорить позже. Но сейчас должны заметить, что именно здесь сохраняется подлинный фамильный нейминг.

Были большие ожидания, что новые товары, не урегулированные толком в законодательстве и не автоматизированные, станут такой сферой. Например, информационный бизнес. Но теперь очевидно, что репутация там толком не закрепляется, бизнес не пригоден для наследования, и репутационная составляющая практически не влияет на продажи, раз даже жулики из 90-Х переоделись в «синие пиджаки».

«Репутациоемкость» или «репутационное водоизмещение» фирм с фамильными наименованиями достаточно велико, но оно еще больше у тех, где фамилия сохранилась в руководстве компании. Наверное, не стоит упоминать, что в «сиротском» бизнесе царит полнейшая безвкусица в наименованиях, и никакой репутациоемкости там нет. ООО «Аврора» может ничем не отличаться от ООО «Астра».

Занимаясь фамильной теорией, я начал практиковать простой способ покупки товаров. Раньше я пытался изучать отзывы, сравнивать технические характеристики, искал настоящие отзывы и отсеивал выглядящие подозрительно, общался с экспертами. Но сейчас я просто выясняю, есть ли в интересующем меня сегменте фамильные фирмы и беру их продукцию. То есть не надо долго копаться в сайтах-отзовиках, где сами же продавцы и пишут отзывы о своём товаре. Достаточно посмотреть кто руководит фирмами и брать у тех, где во главе фирмы фамилия.

Практически все крупнейшие компании и лидеры своего рынка в своём генезисе фамильные и носят фамильные имена своих основателей. Достаточно посмотреть на названия этих фирм. До XX века давать фирме своё фамильное имя было наибанальнейшим способом назвать фирму. Как старые фирмы вроде Siemens, Mars, Philips, Peugeot, так и новые вроде производителя пылесосов и сушилок для рук Dyson — все это фирмы, названные в честь фамилии, которая ее учредила.

В XX веке многие фирмы, названные в честь фамилии, перестают быть фамильными. Связано это с тем, что усложняется система продаж, которую фамилия перестаёт контролировать. Сети сбыта ветвятся, количество филиалов растёт, фирмы становятся большей частью менеджерскими, в совет директоров допускаются люди со стороны — институциональные инвесторы, ретейлеры и т. д.

Усложнение сбыта приводит к усложнению руководства, меняются приоритеты. Теперь вид товара и услуги определяет не потомственный визионер, отвечающий за них фамильной репутацией, а анонимные персонажи, подсчитавшие приемлемую норму прибыли. Внедрять инновации становится так же сложнее. Раньше это делал человек фамилии, а теперь надо отплясывать кадриль перед советом директоров.

На практике так получается, что менеджерские фирмы, например, предпочитают в целом сохранять гомеостаз и не внедрять решения по новым патентам, а удерживать их до изменений ситуации на рынке, продолжая выжимать по полной из старых патентов. То есть замедляется развитие, стабилизируется качество, удешевляется производство. И все это весьма печально сказывается на потребителе.

Однажды я ехал с женой и детьми в машине по кольцевой автодороге вокруг Санкт-Петербурга. Я ни с того ни с сего поделился мыслью, которая первая пришла мне в голову: «Наверняка можно угадать какие фирмы фамильные, а какие нет. Просто по качеству продукции. Ну вот наверняка „Ritter sport“ — фамильная фирма». Я этого тогда не знал. Она и правда оказалась фамильная!

Альфред Ойген Риттер и Клара Риттер, урожденная Гёттле, в 1912 году заложили фундамент для компании RITTER SPORT, основав в Штутгарте фабрику шоколада. Стиль сформировался быстро. 1932 год — появление на свет квадратного шоколада, названного «Ritter’s Sport Chocolate». Предложение Клары Риттер производить плитки квадратной формы быстро нашло одобрение у фамилии: «Давайте делать шоколад, который помещался бы в карман любой спортивной куртки и не ломался, а по весу был бы таким же, как обычная прямоугольная плитка».

В 1952 году в возрасте 66 лет умирает основатель компании Альфред Ойген Риттер. Управление фирмой берёт на себя его сын Альфред Отто Риттер. Он решает сосредоточиться на квадратном шоколаде. Множество других изделий — праздничные сладости, прямоугольный шоколад, конфеты и полые шоколадные фигурки — постепенно исчезают из ассортимента.

Альфред Отто Риттер в 1974 году принимает смелое решение и вводит «цветовую палитру». Каждый сорт получил собственный веселый цвет упаковки. На рекламном плакате можно прочитать намек на недавно возникшее цветное телевидение: «Все будет еще разноцветнее, веселее, активнее, современнее — и шоколад не исключение».

Предприятием, которым после смерти Альфреда Отто Риттера в 1978 году управляла его жена Марта, переходит в руки третьего поколения семьи: Альфред Теодор Риттер и его сестра Марли Хоппе-Риттер работают в консультативном совете предприятия. С 2005 Альфред Теодор Риттер возглавляет совет директоров предприятия, продолжая таким образом фамильную традицию в качестве внука основателя компании. Фирма носит фамильное имя.

В отличие от большинства людей, занимающихся проблемами фамилии, я никогда не был связан с бизнесом, если не считать двух лет работы в PR-агентстве в 11 классе и в следующем году после него. Кто-то занимается исследованиями потому что он юрист, и его интересует наследственное право. Кто-то пришел в эту сферу из генеалогии. Кто-то консультировал владельцев бизнеса в сфере корпоративного управления и открыл для себя вопросы владельческой преемственности. Кто-то сам встал перед проблемой передать бизнес детям, и, передав, начал учить этому других. Таким образом, мне долгое время была неизвестна внутренняя корпоративная кухня. Я поначалу даже не мог сразу сказать какие фирмы являются фамильными, а какие нет!

Сегодня я применяю этот простой тест. Беру какую-либо нишу, нахожу в ней лидеров рынка — первые пять компаний, и смотрю, владеет ли ей по-прежнему фамилия. Как правило, ее продукция — это всегда хорошие товары с отлаженной процедурой производства, которые не подводят тебя в неподходящий момент.

Когда речь идёт о создании фамилии, редизайну подвергается все. Не только истории родственников — фамильная легенда) и бизнес-культура, но и даже фамильные имена. Потому что у многих из нас фамильные имена вообще не фамильные, а родовые.

Родовые имена не отражают принадлежность к фамилии, даются всем подряд просто по праву рождения и ни к чему не обязывают. Именно эти три характеристики и показывают отличие фамильных имён от родовых (которые мы фамилиями и называем в быту).

Часто так бывает, и это нормально, что люди не меняют своё родовое имя и оставляют его в качестве фамильного. Монтируют как бы новый кузов автомобиля на старую ходовую часть, и имеют право. Но поскольку они строят фамилию, и другие начинают это замечать, возникает необходимость в специальных мемориальных мероприятиях. Выделить именно этих носителей фамильного имени, даром что похожих на такие же родовые.

Так возникает illud familias. Или «те самые». То есть это не просто Ивановы, а «те самые Ивановы». К этой фразе обычно прилагается многозначительный взгляд. «Он из тех самых Ивановых» — и всех должны понять из каких тех самых именно. Или ещё говорят: «Он из Ивановых, которые из Рязани». То есть не какие попало Ивановы, а вот те самые, которые в Рязани. И если в Рязани сказать: «Он из Ивановых» — собеседники потупят взор, потому что сразу подумают на «тех самых Ивановых», из которых он именно сам. Фамильное имя, подаренное компании, быстро делает все это крайне значимым.

Но не важно, хотите вы менять своё родовое имя на фамильное или хотите сделать родовое имя фамильным — надо сначала начать строить фамилию. Потому что простая смена фамильного имени сама по себе это ничего не даст. И лишь фамильное дело может привести к тому вопросу, который задал главному герою фильма «Титаник» Джеймса Кэмерона один из пассажиров: «Простите? Так вы из бостонских Доусонов?».

Фамильное образование

Просвещение вместо просветления

«Я считаю, что надо растить достоинства в ребенке, удобрять своим вниманием их ростки. А недостатки? Они отсохнут сами, когда вырастут достоинства. В школе я увидела другую картину. Учитель и директор искренне считают, что родительский долг — это искоренять недостатки, отлавливая даже намеки на „плохое“ и нещадно это уничтожать. А достоинства? Они вырастут сами собой, когда поле роста будет очищено от недостатков. Беда только в том, что растет то, куда ты вкладываешь свое внимание и свою энергию. Вкладываешь в недостатки — растут недостатки, в достоинства — растут достоинства»

Отзыв в родительском чате

Абдул-Муслим Магомет оглы Магомаев — азербайджанский, советский композитор и дирижёр, Заслуженный деятель искусств Азербайджанской ССР, один из основоположников азербайджанской классической музыки, чьим именем позже была названа Азербайджанская государственная филармония, был женат на Байдигюль Терегуловой, сестре оперного певца Ханафи Терегулова.

Ханафи Терегулов — оперный певец, хормейстер, педагог, революционер. У которого тоже было двое детей. Сын Давид (Дауд) Ханафиевич Терегулов — по специальности инженер-нефтяник, по призванию — прекрасный музыкант и пианист. И дочь Тамара Ханафиевна Терегулова — пианистка. Закончила Азербайджанскую консерваторию, позже названную им. Магомедова.

Байдигюль Терегулова также сестра Малейки Гаджибековой, супруги Узеира Гаджибекова. Который являлся азербайджанским советским композитором, дирижёром, музыковедом, публицистом, драматургом, педагогом, общественный деятелем. Он также народный артист СССР и автор гимна как Азербайджанской ССР, так и современного Азербайджана.

От Байдигюль у Магомедова было двое детей: Джамал-Эддин и Магомет. Первый в 1953—1957 годах занимал должность министра промышленности Азербайджанской ССР, второй был театральным художником и мультипликатором, погиб при взятии Берлина.

Магомет-младший до взятия Берлина состоял в браке с актрисой Айшет Кинжаловой (Магомаевой) — советской актрисой театра и сталинской стипендиаткой. И вот уже у неё родился эстрадный и оперный певец Муслим Магомаев, который и стал всемирно известным исполнителем популярных песен, и которого в насмешку над всем этим фамильным бэкграундом называют «народным голосом».

Сегодня российское законодательство признает кроме школьного только домашнее и семейное обучение, что в принципе одно и то же. Оно становится популярным особенно сейчас, когда многие процессы переходят в онлайн. У общеобразовательной школы появляются альтернативы.

У домашнего/семейного образования есть свои плюсы. Например, возможность корректировать программу под интересы и запросы ребёнка — один из несомненных плюсов индивидуального обучения на дому. Можно подстраивать расписание под себя — не только в плане времени, но и наполнения. Кроме того, если обычно дети в школе изучают лишь школьную программу, то в домашней обстановке можно построить индивидуальный образовательный маршрут.

Также, поступив в онлайн-школу, ребёнок может попробовать учиться у разных преподавателей одного предмета и остановить выбор на том педагоге, с которым интереснее и понятнее всего. Если на домашнем обучении стиль педагога вгоняет в тоску — можно легко сменить преподавателя и найти того, с кем подросток найдет общий язык. Нет нужды заниматься с нелюбимыми педагогами и потихоньку ненавидеть школу, можно запросто сменить либо преподавателя в одной и той же онлайн-школе, либо сменить саму онлайн-школу.

Третий плюс домашнего обучения детей — то, что время используется эффективнее. Не нужно тратить его на дорогу до учебного заведения, бесполезные предметы, дисциплинарные нотации, выговоры всему классу, перекличку и другие организационные моменты. Сэкономленное время можно отвести на дополнительные кружки, секции, отдых и общение с близкими.

Обучение дома во многом положительно сказывается и на здоровье. Самое очевидное: ребёнок высыпается. Уроки в онлайн-школах начинаются, как правило, не раньше 10 утра. Дома вы можете быть уверены и в качестве пищи, которую ест школьник. Ну и главное — это нагрузки. Из-за того, что в онлайн-школах существенно экономится время, процесс учёбы более сбалансирован. Иногда ученики получают до 50% меньше нагрузки, чем в обычной школе, без потери качества знаний. Учась дистанционно, школьники могут проходить программу быстрее, чем в традиционной школе.

У домашнего обучения есть так же и минусы. Например, ребенок становится зависимым от гаджетов. Если получать образование через интернет, то интернет уже в столь юном возрасте становится безальтернативным «окном в мир». Не многие могут позволить себе очное домашнее обучение и приглашать учителей на дом. Поэтому интернет становится «королевской дорогой» в мир знаний, а значит и формирует зависимость.

Если ребенок при этом не только учится, но и проводит свободное время в сети, мы можем говорить уже о том, что телефон или компьютер становится его органом, а в самых тяжелых случаях — что ребенок стал органом своего компьютера.

В то время как бедные слои населения все активнее используют новые технологии, богатые стремятся их избегать. Человеческое общение становится товаром класса «люкс», а активное потребление цифровых услуг в повседневной жизни — признак бедности, считает репортер The New York Times Нелли Боулз.

Обеспеченные люди хотят, чтобы их дети играли с конструктором, а не смартфоном, и отдают их в частные школы, где не применяются современные технологии. Времяпрепровождение без телефона, социальных сетей и электронной почты становится символом статуса.

Пока бедный человек в своей жизни оказывается со всех сторон окружен экранами, через которые он взаимодействует с миром — получает дешевое образование, обеспечивает уход за пожилыми людьми, заказывает блюда в ресторане — богатые стремятся к личному взаимодействию с другими людьми и получают удовольствие от жизни, не используя для этого смартфоны и планшеты.