Бесплатный фрагмент - Иллэя

ИЛЛЭЯ

Научно-фантастический роман в двух частях

Моей любимой жене и спутнице жизни

посвящаю

Иллюстрации автора

Часть первая

ПРИШЕЛЕЦ

Я не знаю иных признаков

превосходства, кроме доброты.

Людвиг ван Бетховен

ПЕРЕД МОИМ ПОВЕСТВОВАНИЕМ

Сейчас, когда я пишу эти сроки, повествующие о моей жизни, в земном летоисчислении мне чуть за шестьдесят. Выкладывая на сохранившуюся у меня бумагу землян свои воспоминания, мне удалось прожить заново все те радостные и трагические события, произошедшие со мной до той поры, когда меня попытались спасти из-за моего же крика о помощи, переосмыслить всё и, наконец, убедиться в правильности принятого мной и не только решения. Исписав и переписав множество тетрадей, предназначенных когда-то земным школьникам, я завершаю свой труд этим вступлением.

Я был рождён на Земле и до двадцати лет жил вполне обычным землянином. У меня уже почти стёрлось из памяти, какая она Земля, какая она прекрасная и страшная, ласковая и коварная, дающая жизнь и забирающая её. За долгие-долгие годы я практически забыл, как противоречива и парадоксальна человеческая сущность. В те времена, когда я жил среди людей Земли, земляне были единственные известные мне во Вселенной разумные существа, способные ради своего выживания и существования, ради собственного влияния и власти уничтожать себе подобных.

Пройдя долгий исторический путь, люди Земли многому научились и многое постигли. Однако они не смогли познать одного простого явления — отсутствия борьбы за выживание. Вам это трудно даже представить. Вся ваша жизнь — борьба. Смысл вашей жизни в борьбе, в ежесекундной борьбе за право быть, за лучшее место под Солнцем, потому что сама природа Земли зачастую весьма недружелюбно относится к своим обитателям, и вы платите ей тем же.

Моё прошлое земное человечество с самого его зарождения боролось за своё существование. Первобытные люди выживали в нескончаемом сопротивлении силам природы. Страх за собственную жизнь двигал людьми в стремлении преодолеть невзгоды, избежать гибели от голода и холода, постараться не угодить в лапы дикому зверю. Человеческий разум помог людям выжить, помог приспособиться к условиям обитания на чудесной планете Земля. Приспособиться! Это наиважнейшее слово в жизни землянина. Приспособиться ко всему, приспособиться вопреки, в том числе и к совместному проживанию людей, а это оказалось сложнее всего. Иначе — смерть!

Продолжая изучать культуру людей по имеющимся у меня произведениям искусства Земли, я пришёл ещё к одному неутешительному выводу — самое страшное и разрушительное для человечества не только и не столько борьба за выживание, а ложь. Вы лжёте постоянно и везде, даже обманываете сами себя, однако ужаснее всего, что вы лжёте своим любимым. Хотя, надо отдать вам должное, вы осознаёте пагубность лжи и пытаетесь бороться с ней, но всякий раз терпите неудачу.

Во Вселенной, оказывается, может быть и по-другому. Об этом я расскажу в этой книге. Не знаю, сможет ли когда-то кто-то из моих собратьев-землян прочесть эти записи, но если это случится, то не спешите говорить об однобокости и однообразности этого мира, о его кажущейся на первый взгляд скучности и унылости, в сравнении с Землёй. Прошу постараться прочувствовать описанный мной мир сердцем и всеми своими фибрами души. Скажу сразу, что в создании моих воспоминаний мне помогли. Некоторые главы написаны со слов представителя инопланетного мира, а другие — благодаря моему собрату землянину.

Уверен, что среди жителей моей далёкой родной планеты и других колоний землян остались чувственные и хорошие люди, способные к сопереживанию и к пониманию. Очень надеюсь, что по-прежнему доброта и любовь имеет место в вашем мире, и всё также эти вечные ценности ведут непримиримую борьбу со злом и лицемерием.

Конечно, мой собрат может воскликнуть, прочитав этот труд: «как же можно быть праведником, не узнав греха, не познав зла?» И он будет абсолютно прав с позиции земного человека, познавшего дурное, но и вовсе не прав, ибо в каждом мире во Вселенной своя правота.

1. НА ГРАНИ НАДЕЖДЫ

Я внезапно проснулся от резкого звука внутрикорабельной тревоги. Этот звук всплыл нарастающим пульсирующим рёвом из-под моего сна, возвращая в реальный мир из мира сладких грёз.

В кои-то веки мне привиделся такой волнительный и чудесный сон, и на тебе! Да, было с чего досадовать. Вот иду я себе по белому песчаному пляжу, песок под ногами нежный и мягкий словно пух, слева чуть слышно плещется ласковым теплом океан, Солнышко греет спину, а небо такое голубое-голубое, аж, петь хочется. Тут вдалеке в прибое замечаю девушку, медленно идущую прямо на меня, ноги по щиколотку в воде, а просторное полностью лазурное под стать цвету неба одеяние, развиваясь на ветру, подчёркивает её пленительные формы. Лица девушки я полностью не вижу, светлые длинные волосы соблазнительно ниспадают с плеча, глаза у неё опущены и разглядывают морскую воду, облизывающую скрытые от меня её лодыжки. Она всё ближе и вот-вот поднимет на меня свой взор, а я в предвкушении чего-то очень желанного, ожидаю увидеть её лицо и глаза. Девушка начинает поднимать голову, но солнечный свет уже пульсирует почему-то красным, а волны океана истово прерывисто ревут, выводя меня из замечательного видения. Девушка и море растворяются в красных вспышках тревожной лампы.

— Тьфу, ты пропасть, — мелькнуло у меня в проснувшейся голове, — такой сон не дали досмотреть!

Тренированное тело моментально отреагировало, ведь время моей реакции на тревогу во время сна была даже меньше установленной нормы. Только я успел вскочить на ноги, как прозвучало оповещение от ДУСа:

— Приготовиться к выходу из подпространства!

Это означало только одно — через мгновенье мой корабль по неизвестной пока мне причине окажется в обычном пространстве. Я должен либо сесть в кресло и пристегнуться ремнями, либо вцепиться в ближайшее оборудование или уступ. На всё про всё у меня был всего какой-то миг, иначе меня бросило бы в сторону носа корабля и размазало бы по стене перегрузкой кривизны пространства. Наверняка я бы выжил, но получил бы серьёзную травму. До двери было ближе, чем до кресла с ремнями. Я успел только ударить рукой по кнопке открывания двери моей каюты и распереть самого себя в открывшемся дверном проёме. Мне удалось прижаться спиной и головой к одному косяку, а руками и ногами упереться в противоположенный косяк и напрячься. Сигнальная лампа с противным моргающим красным светом погасла, осталось лишь тусклое дежурное освещение в сопровождении сирены.

Каждый раз, когда я входил или выходил из подпространства в моих межзвёздных путешествиях, меня всегда удивляла и потрясала эта картина изменений окружающей меня обстановки. Хоть, в сущности, в этом нет ничего удивительного, и каждый старшеклассник вам расскажет об этом процессе, но только с теоретической точки зрения. Лишь те, кто путешествует в космическом пространстве, чувствуют этот переход на практике и каждый раз это их завораживает.

Вот я почувствовал резко нарастающую перегрузку в направлении спины, словно толчок, но, более плавный. Между лопатками и в затылке заломило от прижимной силы к твёрдому металлическому косяку. Мой взгляд выхватывал часть моей каюты и коридор, уходящий в хвост корабля. Вдруг противоположный косяк дверного проёма с упёртыми в него моими руками стал удаляться. Я видел, как мои руки стали вытягиваться, словно резиновые. Дальняя дверь в конце коридора уехала вместе с коридором на расстояние пары кварталов типовой городской застройки, а такими длинными руками я бы смог запросто доставать до вершин эвкалиптов. В боковых направлениях масштабы были привычные. Меня с кораблём словно растянули, как резинку раз в сто пятьдесят, а то и в двести. Затем всё пространство наоборот сжалось, и та дальняя дверь оказалась у меня прямо около глаз. Своих рук я уже не видел, потому что они были размером не больше, чем лапки у мухи. Потом пространство ещё пару тройку раз качнулось, разжимаясь и сжимаясь, но с уменьшающейся амплитудой. Боль в затылке и между лопатками спала, пространство вернуло свой привычный вид, а сирена перестала резать внутренности корабля и мой слух.

— Дуся, доложи обстановку, — скомандовал я, с досадой вспоминая былой сон и тщетно пытаясь дорисовать так и не увиденный образ девушки.

Дусей я называл ДУС. Это Диалоговое Управление Системой. Все наши корабли оснащены такой системой, чтобы оперативно управлять ими. Разумеется, традиционные пульты управления имели место, но большинство функций осуществлялось через ДУС. Справедливости ради нужно сказать, что искусственный интеллект только называется интеллектом, на самом деле, это туповатая машина, которая лишь голосом похожа на человека. По сути, от неё нужны сухие сведения и чёткое исполнение команд пилота, ничего более. Однако, конструкторы и инженеры, постоянно улучшая коммуникативные свойства этих железяк, научили их подражать поведению людей, с тем, чтобы несколько разнообразить общение с человеком. Я лично настроил голос ДУСа, словно это была молодая симпатичная барышня, с которой мне, порой, нравилось шутить или любезничать. Это было позволительно делать астронавтам в автономном одиночном полёте. Конечно, шутки, эмоции и прочий, если так можно сказать, флирт, запрограммированы заранее с большими вариациями, и не были истинно человеческими, лишь их простым копированием, но и это уже достижение. О том, что говоришь с машиной, а не с человеком, понимаешь уже через пару минут, и общение это меня, например, начинает раздражать. Вот я и сделал ДУС девушкой, назвал Дусей, выбрал трогающий меня тембр голоса и различные эмоциональные настройки. Мне так было проще одному пережить не очень долгий подпространственный перелёт в течение трёх с небольшим месяцев. Однако сейчас было уже не до шуток. Волнительное впечатление от сновидения улетучивалось быстрее, чем хотелось.

— Мы вышли из подпространства, целостности корабля ничего не угрожает, — констатировал немного тревожный голос ДУСа.

— Это я уже и так понял, что случилось-то?

— Фокусирующий щит генератора отрицательной энергии отсутствует.

— Как это отсутствует?! Такое разве возможно? — образы из сна окончательно вывалились из сознания, оставив горькое послевкусие.

— Возможно, раз такое произошло! — голос искусственного интеллекта был уже более спокойным.

— А где он? — теперь уже озабочено спросил я.

— В ближайшем обозримом пространстве щит отсутствует. Есть вероятность, что он продолжил перемещение в подпространстве и, в отсутствии потенциала отрицательной энергии, вынырнет в обычное пространство.

— Это очень обнадёживает… Ну, и где вынырнет? — допытывался я, начиная ощущать, как горькое послевкусие от потерянного сна, начинает прорастать зачатками недопустимой сейчас паники.

— Учитывая инерционность затухания потенциала отрицательной энергии в элементах щита и отсутствие управляемой фокусировки, его появление в евклидовом пространстве можно ожидать в радиусе от трёх до трёхсот астрономических единиц от нынешнего расположения корабля, — чётко отрапортовал ДУС.

— А-а-а. Всего-то…, — и тут я вдруг сорвался, — ты в своём уме!!! Мы и за ближайшие сто лет не обыщем это пространство с нашим-то оставшимся жиденьким двигателем!!! Мы же теперь че-ре-па-хи!!! Тебе-то что, ты не ешь и не спишь, а я сдохну тут от голода, и будет у меня эдакий высокотехнологичный гробик на атомной энергии, которая не иссякнет в ближайшие пятьсот лет!!! Тогда и тебе наступит конец!!!…

Это была самая настоящая истерика. Я всё орал и орал, уже не помню что. Дуся была здесь совсем не при чём, но её информация достаточно быстро дошла до меня во всей своей безысходности и фатальности. Я ясно осознавал, что обречён на вечное странствие в межзвёздном пространстве, и помощи мне никак не дождаться. Тогда я быстро оценил своё бедственное положение, а слова Дуси меня окончательно добили.

Однако меня не взяли бы в астронавты, если бы я не умел быстро взять себя в руки и в экстремальной ситуации не способен бы был искать решения невзирая ни на что. Я перестал орать и уже спокойно обратился к молчавшей всё время моей истерики Дусе:

— Наше местоположение?

— Окрестности звезды Сорок Эрида́на A, предварительный пеленг четыре астрономические единицы от неё.

— Не так далеко от дома, — буркнул я, энергично потирая обеими руками короткую шевелюру на голове, вернув себе способность трезво соображать, — насколько я помню, у этой звезды есть планетная система.

— Да, ты прав, есть несколько планет земного типа, но они не исследованы ещё. Точных данных по этим планетам нет. Известно лишь, что они находятся вне зоны обитаемости и очень массивны. Они близко к звезде и там слишком горячо.

— Пойду-ка я лучше в колпак и посмотрю, куда нас забросило, — сказал я и зашагал по коридору в хвост корабля, — кстати, Дуся, как скорость моей реакции на сигнал тревоги во время сна? В норме?

— Да, — кокетливо ответил ДУС, — но для тебя было слишком долго, аж на целых шесть десятых секунд дольше.

— Ой, — пошутил я, отмахиваясь рукой в неопределенном направлении, — прям заспался, еле проснулся.

Я прошёл к двери, которая удалялась и приближалась ко мне во время колебаний внутренностей корабля при выходе из подпространства, вспоминая волнительный сон, из-за которого проснулся медленнее, чем на тренировках. Через эту дверь я попал в другой отсек с четырьмя дверьми, за одной из которых была лесенка, и она же вывела меня в колпак.

Это было обзорное помещение со стеклянной полусферой снаружи на корпусе корабля. Я сел в кресло в центре, придвинул монитор и выключил свет. Мои глаза сразу увидели звезду Сорок Эридана A чуть левее курса корабля, автоматически прикрытую светофильтром колпака. Эта звезда, которую ещё называют Кеид, была примерна равная Солнцу, но немного холоднее. Её слегка жёлто-оранжевый свет сильно напоминал солнечный, а моё нынешнее местоположение было где-то на расстоянии внешнего края пояса астероидов у Солнца. Зная, что это тройная звёздная система, я стал глазами искать яркую белую и красную звезду поблизости. Оба эти звёздные карлики находились в противоположной основной звезде стороне относительно меня. Они светили значительно ярче, чем Венера на вечернем небе Земли, но тусклее Луны в полнолуние. Я включил монитор и стал выводить на экран данные всех радаров и сканеров, имеющихся на корабле. Бортовой телескоп показал мне три планеты, о которых говорила Дуся. Они были очень близко к звезде. По быстро полученным основным физическим параметрам этих планет стало ясно, что органическая жизнь там невозможна. По крайней мере, для меня, как для человека.

Я продолжал исследовать пространство и уточнять своё местоположение, как прозвучал отрешённый голос ДУСа:

— Обрати внимание на вот эту неизвестную планету с низким альбедо

На мониторе высветились данные, а на стеклянной поверхности колпака обозначилась эта планета. Она была явно не так далеко, но видно её было очень плохо. Планета была освещена звездой с одной стороны, но отражала крайне мало света. Видимо, её поверхность была очень тёмной или атмосфера по каким-то причинам сильно поглощала свет от звезды. Однако спектральный анализ атмосферы этой планетки показали наличие кислорода и воды. Физические данные планеты оказались весьма перспективные, атмосферное давление и гравитация слабее, чем на Земле, но вполне пригодные для свободного существования человека.

— Интересно, — подумал я, — какая жизненная форма есть на этой планете. Почему бы и нет? Вода, кислород, вполне комфортные условия. Есть ли разумная жизнь, вот в чём вопрос. А главное, если есть, то какие ОНИ?

— Ты успела отослать сигнал бедствия, — обратился я к ДУСу, — пока мы были ещё в подпространстве?

Наши системы связи успешно работают и в подпространстве, однако, чтобы сигнал, как и корабль, быстро преодолевал гигантские расстояния в масштабах обычного пространства, надо находиться в этом самом подпространстве. Вокруг Земли много генераторов отрицательной энергии, которые раскрывают подпространство и принимают оттуда сигналы от наших астронавтов, экспедиций и маяков.

— Да, сигнал бедствия был отослан, — ответил ДУС, — но я не уверена, что он прошёл. Фокусирующий щит оторвался быстро, и выход из подпространства начался сразу.

— Мы это узнаем дней примерно через двадцать, двадцать пять — задумчиво произнёс я, — десять дней на преодоление расстояния до Земли в подпространстве, денёк, другой, а то и третий на раскачку. Это уж как пить дать. Ну и обратно сюда. Дуся, через двадцать дней включи сигнал обнаружения, если помощь придёт, то они нас сразу услышат и найдут. А пока держи-ка курс на эту планетку. Кстати, сколько нам до неё ползти?

— Учитывая наши возможности, — быстро просчитал ДУС, — шестьдесят пять суток, восемнадцать часов, тридцать шесть минут и…

— Достаточно, Дуся, спасибо, — я прервал её и в очередной раз подумал, что она бестолковая искусственная машина, хоть и очень совершенная, но всё-таки, бездушная железяка.

Я очень надеялся, что мне не придётся долететь до этой тёмной планетки. Если же сигнал не успел пройти в подпространстве, то мне придётся посылать обычный радиосигнал бедствия в привычном евклидовом пространстве. А это иные масштабы и сроки. Звезда Кеид находится весьма близко от Солнца, но это годы. А точнее шестнадцать с половиной световых лет! Подпространство сокращает это расстояние всего до десяти-одиннадцати дней полёта. А если лететь там дольше, то пройденное в евклидовом пространстве расстояние увеличивается в геометрической прогрессии. Это каждый школьник знает — за первые сутки в подпространстве покрываешь примерно один световой год, за вторые — на десять процентов больше, за третьи — ещё на десять процентов больше того, что пролетел. И так далее. Вот на одиннадцатые сутки полёта и случилась эта катавасия. Интересно, на Земле смогут точно высчитать моё местоположение по сигналу в подпространстве или плюс минус половина светового года. Если вообще сигнал прошёл…

С такими невесёлыми мыслями я по сигналу от ДУСа повернулся с креслом по курсу корабля и ощутил разгонную перегрузку при включении ионно-плазменного главного маршевого двигателя. Кушать мне не хотелось, и я остался в колпаке уже после отключения двигателя. Я наблюдал, как медленно ползут по отметкам стекла колпака две звезды — второстепенные звезды системы Сорок Эридана. Это были звёзды «БЭ» и «ЦЭ», белый и красный карлики. Эта парочка весьма далеко, в четырёхстах астрономических единицах, но светили они достаточно ярко. Я разыскал известную планетную систему, и вычислил параметры орбиты той неизвестной планетки, куда сейчас направлялся. Оказалось, что плоскость её орбиты существенно отклоняется от орбит её известных нам соседок. Видимо, это обстоятельство, а также низкое альбедо не давало человечеству обнаружить эту планетку раньше. Изучая дальше эту незнакомку, я удивился большому количеству серебра на её поверхности, но не в виде чистого металла, а в виде матового материала, хорошо поглощающего свет и тепло. Было также на её поверхности что-то тёмное, большие обширные области. Может это леса или какие-то горные породы. Пока мне выяснить это не удалось.

Моим запланированным конечным пунктом была звезда на противоположном краю Млечного Пути. У этой звезды было несколько планет, а одна планета фактически близнец Земли. Там идеальнейшие условия для колонизации, всего в каких-то трёх месяцах полёта. Я там бывал уже два раза в составе первой и третьей экспедиций. Сейчас я летел с грузом оборудования и материалов для обустройства колонии. Вообще с открытием возможности полётов в подпространстве нам стали открыты любые уголки Вселенной. За четыре месяца, например, можно добраться до Туманности Андромеды, а за восемь месяцев можно улететь за границу наблюдаемой с Земли Метагалактики. Конечно, никакой границы там нет — Вселенная же бесконечна и замкнута сама на себя, хотя никто это не доказал ещё на практике. Правда, существует некий побочный эффект, человеческий организм быстрее стареет. Слетав на границу Метагалактики и обратно, астронавты, за каких-то полтора года становятся старше примерно в два раза и больше уже никуда не летают. Вот поэтому-то в межзвёздные и межгалактические астронавты берут только молодых не старше двадцати лет парней и девушек. Мне тогда было как раз двадцать лет, и мой организм из-за двух перелётов на сто двадцать тысяч световых лет и обратно не постарел вовсе. Я был молод, полон сил и готов к испытаниям и приключениям. Это был мой первый самостоятельный полёт, и вот такая приключилась со мной неприятность.

За прошедшие пятьдесят лет с момента изобретения генератора отрицательной энергии человечество очень продвинулось в технологиях. Сорок лет назад мы открыли для себя подпространство, и стали возможны межзвёздные, а затем и межгалактические перелёты. Человечество принялось расселяться на пригодных для жизни планетах Млечного Пути и других галактик, колонизируя их. Началась Великая Эпоха Освоения Вселенной. Однако нигде не было обнаружено разумной жизни. Разумеется, различные формы жизни были повсюду. Ботаники и зоологи торжествовали, получив богатейший материал для изучения. В печали были лишь надеявшиеся на скорый контакт с инопланетной цивилизацией учёные. Они были в недоумении, ведь к моменту выхода в подпространство было уже известно бесчисленное множество землеподобных экзопланет, находящихся в так называемой зоне жизни. Но кроме редко попадающихся неразумных форм биологической или зоологической жизни, ничего, точнее никого не было найдено.

Я не без оснований полагал, что на этой маленькой планетке, при наличии воды и кислорода смогу попробовать продержаться следующие шестнадцать лет. Ведь именно эти два компонента являются основой органической жизни, вроде моей. Вдруг мне удасться что-то вырастить из тех запасов, имеющихся в грузовом отсеке. Но это только в том крайнем случае, если помощь через месяц не придёт. В академии астронавтов нас учили, что надо иметь минимум два плана по спасению, а то и три, и четыре. Все эти «если» меня всё мучили и мучили, что я решил немного подкрепиться. Я вышел из колпака и отправился в отсек для принятия пищи.

Отобедав, я направился к шлюзовой камере и облачился в скафандр для выхода в открытый космос. Мне предстояло обследовать узлы крепления фокусирующего щита и определить причину его отрыва.

— Дуся, отключай гравитацию, — обратился я к ДУСу и взялся за поручень в шлюзе.

— Отключаю, — голос ДУСа был несколько игривым, эти эмоциональные настройки её голоса я сам поставил в первый день моего полёта, чтобы было не скучно, и появлялись они произвольно, правда частенько зависели от моего настроения и тона, — что-нибудь ещё?

— А как же, Дуся, — шутливо отозвался я, чувствуя, как убывает гравитация, и как я начинаю парить над полом шлюза, — найди убежавший щит, а я прикручу его на место.

— Шутить изволишь, ты же знаешь, что я этого не могу? — интонация голоса искусственного интеллекта была точь-в-точь, как у кокетливой барышни.

— А помогает… настроение получше…, — подумал я об общении с ДУСом, ударив перчаткой скафандра по кнопке открытия наружного люка, дождался, пока передо мной появиться зияющая чернота с далёкими звёздами и туманностями, и вышел в открытый космос.

Осмотрев узел крепления фокусирующего щита генератора отрицательной энергии, я сделал голографический снимок развороченного места крепления. Закрепил болтающиеся оторванные кабели питания щита и захватил с собой парочку чудом оставшихся погнутых болтов, когда-то крепивших щит.

— Тук-тук, кто в теремочке живёт? Пустите на постой? — весело сказал я Дусе, войдя в шлюзовую камеру. — А прижми-ка меня к полу, милая.

— С удовольствием, дорогой, — Дуся подыгрывала мне, и это помогало переживать стрессовую ситуацию.

После обследования поломки, я приступил к созданию отчёта в бортовом журнале, которым занимался до отбоя, периодически перешучиваясь и кокетничая с Дусей и отгоняя от себя мрачные мысли. Уже, будучи в кровати, я включил какую-то старую комедию и смотрел её, пока не уснул, зная, что ДУС отключит всё. Несмотря на все мои старания, спал я плохо и обдумывал ту передрягу, в которую внезапно угодил.

В последующие дни я занимался исследованием новой планеты, смотрел любимые фильмы, много читал, как научную, так и художественную литературу. К концу второй недели я уже почти успокоился, приближаясь к неизвестному миру. Мои исследования всё больше убеждали меня в возможности пережить там шестнадцать с лишним лет. Но уж больно мне не хотелось терять эти шестнадцать лет жизни в этой дыре под самым носом от дома.

И тут меня осенило, всё это время я надеялся на успешную передачу моего сигнала бедствия в подпространстве. Я не продублировал его в обычном пространстве. Как болван, я готовил план «Б», чтобы проторчать здесь, в богом проклятом месте, ближайшие шестнадцать лет, а ничего для своего спасения ещё не сделал. Точно, болван, недоумок! Кто знает, может при плохом развитии событий спустя шестнадцать лет мне не хватит этих самых двух недель. И я, не дождавшись помощи, сгину в этом чужом мире. От этой мысли я так расстроился, что мне пришлось даже принимать успокоительные препараты.

Приняв седативные средства, я написал несколько вариантов сообщений, с указанием своих координат, причин вылета из подпространства и параметров новой, обнаруженной мной планеты. Выбрав одно сообщение, наиболее подходящее, как мне показалось по эмоциональному фону, я попросил Дусю отправлять его по очереди с интервалом одна минута в направлении Солнца всё оставшееся время до прилёта к планете. Мои сообщения специально начинались троекратным уже давно неприменяемым в подобных случаях посылом спасти наши души — «SOS», хоть душа была только одна моя. Мне показалось, что таким образом я смогу обратить на себя особое внимание, ведь такую обычную радиосвязью фактически не использовали, лишь внутри солнечной системы, да и то вблизи Земли. В таких же межзвёздных и межгалактических полётах в обычной радиосвязи смысла вообще не было никакого. Мне отчасти повезло, что есть призрачная, но надежда в принципе дождаться помощи, если смогу выжить. Я намеревался вносить в своё отсылаемое каждую минуту сообщение актуальные данные по планете, которые буду получать по мере изучения и приближения к ней. Солнце было позади корабля, и я иногда ходил в колпак и смотрел на эту тусклую звёздочку в чёрной ледяной пустоте Вселенной.

Темнушка, так я назвал неизвестную планетку, всё приближалась с каждым днём. Я не обнаружил никакой электромагнитной активности ни на её поверхности, ни вокруг неё, из чего сделал вывод об отсутствии развитой цивилизации. Биосфера, то есть жизнь на планете явно была, и это возбуждало во мне любопытство. В телескоп видны были обширные заросли каких-то растений тёмно-бордового цвета. Открытых водоёмов очень много, но они весьма маленькие. На Темнушке мной была открыта единая суша и множество речушек и озёр, но не морей. Я увидел, что этот мир существенно отличается от земного. Почва там тёмно-тёмно-серая, судя по спектральным анализам, имеющая в составе большое количество серебра. Год на Темнушке длится всего около двухсот пятидесяти земных суток, но это была абсолютно ненужная информация, потому что смены времён года там нет вовсе. Ось вращения Темнушки строго перпендикулярна плоскости её орбиты. А вот сутки на планете вдвое дольше, чем на Земле, поэтому поверхность днём сильно нагревается, а ночью весьма интенсивно остывает. Однако даже при таких колебаниях температуры на Темнушке должно быть достаточно комфортно. Днём на экваторе до сорока с лишним градусов, а ночью температура понижается местами почти до нуля, но не ниже. Может быть, были и иные температурные колебания, но я подлетал к планете сбоку и видел её в виде половинки головки сыра, имея возможность исследовать только тёмную и светлую половинки.

2. БОГИНЯ

Нежная жёлто-оранжевая заря занималась на востоке, а пара Лучезарных Близнецов клонилась за невысокие горы на западном, ещё тёмном небе. Воздух прозрачен и свеж, как всегда после долгой ночи. Земля, потемнела от обильно выпавшей влаги и стала почти чёрной с оттенком синевы. Крупные капельки росы, разбросанные повсюду, весело посверкивали разными цветами в лучах заходящих Близнецов. Вокруг абсолютная тишина. Ни дуновения ветерка, ни шороха, ни единого движения. Эта часть земли иллэев готовилась к новому длинному дню, хорошо отдохнув прохладной ночью в мягком свете бело-красных Близнецов.

Вот первый зелёный луч солнца стремительно прорезал утреннюю предрассветную зарю, и край ярко-оранжевого диска показался над горизонтом. Этот первый переливающийся солнечный луч нового дня осветил большую долину Э́нта между кольцевых гор, окружавшие долину в виде гигантской вытянутой подковы. Разрыв не слишком высокой тёмной горной гряды, обращённый на восток, позволял каждый новый день первому солнечному зелёному лучу играть по отдохнувшей и выспавшейся долине. Он заставлял мельчайшие капельки чистой росы рассыпать искры преломлённого света, скользя по верхушкам деревьев с тёмно-бордовой листвой, а их бархатистые листья переливались от этого сине-розовым цветом. Озорной зелёный лучик гладил холмы, подсматривал в озёра и заглядывал в круглые хрустальные окна прелестных тёмно-серых домиков, пробуждая их обитателей.

Эти домики, напоминающие больше пузатые шерстяные колпаки, утончались кверху. Самая верхушка круглых в основании домиков-колпачков загибалась строго на запад параллельно земле. На конце этого изгиба было отверстие, из которого то здесь, то там шёл к верху белый дымок. Домики, разбросанные по долине, стояли в основном по берегам многочисленных речушек и озёр, в изобилии наполнявших влагой эту местность. Жилища обитателей долины Энта, сохраняя общность по форме, имели разные пропорции, размеры, количество и диаметр окон. Попадались домики с пристройками, словно второй или третий колпачок без трубы-крючка прирос к основному. Где-то колпаки-домики срастались по два, по три, и даже по пять, забавно загибая свои трубы-крючки на разной высоте в одну западную сторону. Кое-где домики были недостроенными, представляя собой обрезки толстых труб, стоящие на земле. Однако никаких признаков строительства около недостроенных домиков не было. Складывалось такое впечатление, что строители ушли вечером прошлого дня и забрали с собой весь строительный материал, инструменты, строительные приспособления, аккуратно всё прибрав за собой. Все домики весьма большие, в три, пять и даже семь-восемь человеческих ростов. Круглые окна домиков, затянутые чистым, прозрачным хрусталём, выходили на разные стороны, но обязательно хоть одно смотрело прямо на восток. Именно в эти, обращённые к утреннему солнышку окна, заглядывал каждый новый день первый зелёный лучик.

Она спала на мягком ложе, укрытая тёплым одеялом из пуха горной крунчи. Лёжа на боку, её лицо было обращено к окну, а длинные золотистые волосы были разбросаны по подушкам. Зелёный лучик весело осветил её милое личико, и она, слегка зажмурив закрытые глаза, сморщив нос, проснулась и улыбнулась новому дню. Открыв свои большие светло-голубые глаза с длинными ресницами, она откинула тёплое одеяло и села на ложе. Сладко зевнув, она потянулась, растянув руки вверх и в стороны. Глядя на приветственный лучик солнца, она встала, и, ступая босыми ногами по твёрдому, слегка шершавому тёплому полу, подошла к большому круглому окну.

Окно было больше её роста, начинаясь от пола и оканчиваясь на высоте поднятых рук. Она стояла у окна практически вплотную к стеклу. Вот она неспешно подняла руки, провела обеими ладонями под ушами и соединила пальцы в замок на шее сзади. Тряхнув головой, она заставила свои длинные слегка волнистые волосы расправиться поверх рук. Уперев основание головы в замок из пальцев, она развела локти максимально широко в стороны и медленно прогнулась в спине, потягиваясь после сна. Закрыв глаза, она в такой позе нежилась в зелёных лучах восходящего солнца. Её молодое светлое тело впитывало свежесть утра и ощущало тепло от солнца, проходящее сквозь хрусталь окна. Переливчатый зелёный луч нежно ласкал её прекрасное лицо, изящную шею, скользя по её округлым обводам и тонкой талии, первый свет солнца этого дня отбрасывал длинную тень от этой нагой красавицы на пол, на ложе, на стену.

Перед её окном за лужайкой протекала чистая неспешная речушка. Левее через речку был перекинут красивый горбатый мостик с ажурными перилами из такого же материала, что и все домики в долине. Оба берега речушки покрывал разноцветный ковёр цветов, у кромки воды кустились заросли густого тростника и росли невысокие деревья, склоняя свои длинные, словно волосы девушки, ветви над медленным течением

На другом берегу также были домики, но ни один из них не заслонял лучей утреннего солнца. Вообще жители долины Энта строили свои дома так, чтобы утреннее приветливое солнце освещало каждый дом, каждое обращённое к востоку окно.

Вдруг в зарослях на том берегу речушки качнулась пара веточек, но девушка, стоящая у окна на третьем ярусе домика не увидела этого еле заметного движения, продолжая нежиться в зелёном свете утреннего солнышка с закрытыми глазами.

— Утра нового, Эе́я, лучи зелёные перед окном неодетая опять ловишь ты?

Это был голос её отца, который также проснулся с первыми лучами солнца в своей комнате ниже ярусом.

— Смотри, дочка, у меня, — его голос приобрёл шутливый оттенок, — Энта сын старший давно уже глаз свой на тебя положил.

— Утра нового, отец, — ответила она, не раскрывая рта, — просыпаются все только, и нет никого ещё в долине нашей, а И́ни этот не очень-то и нравится мне.

— Да, Эе́я, симпатичен он мне тоже, — почти смеялся голос её отца.

— Папа! Что говоришь ты такое? Безразлична же я ему также. На Ло́рна дочь младшую смотрит ведь он только.

— Да? А на берегу том реки нашей неспешной шевелятся кусты густые почему же? Небось, подглядывает за тобой опять И́ни молодой, — голос отца уже смеялся, — смотри, Эе́я, вот так тоже нежиться любила в солнца лучах утреннего сестра твоя старшая, у окна стоя без одеяний, а Ло́рна сын из-за речки подглядывал за ней. Чем закончилось всё, знаешь сама? Тот Близнецов Лучезарных Рождения Нового праздник, ежегодно празднуемый нами, помнишь?

При этих словах Эе́я быстро отпрыгнула от створа окна в сторону, сняла со стены одежду и быстро облачилась в неё. Затем она осторожно выглянула из-за стены в окно и стала внимательно всматриваться в противоположный берег речки.

— Отец, никого нет там! То, чего не существует, говоришь почему ты? — сказала она несколько обиженно, всё также, не размыкая губ.

— Гляди, Эея, взгляды ваши с Ини как-нибудь вот встретятся и навсегда свяжутся, как у сестры твоей Э́йни с Ау́ром.

— Папа! Снова об этом ты! — она подняла брови, и вид у неё стал немного растерянным.

— И дом свой строить станете с Ини вы, — продолжал голос её отца, — там вон, видишь, за озерцом, уже пристройку возводит сестра твоя, значит, скоро или племянница, или племянник очередной будет у тебя. Исполнилось уже тебе двадцать шестое Близнецов Лучезарных Рождение Новое, и с возраста этого взглядами связывания начинаются уже.

— Ну, папа! — теперь её голос был обиженно укоризненным, а лицо залил румянец.

Не найдя ничего подозрительного в зарослях на том берегу речушки, Эея быстро устремилась вниз по лестнице, минуя спальню отца и, откатив входную дверь, выбежала на улицу. Она остановилась, вдохнула полной грудью ещё прохладный воздух, задержала дыхание и прислушалась. Затем стремглав побежала к мостику и быстрым лёгким движением взлетела на его середину. Оглядевшись на мостике, она пристально всмотрелась в заросли камышей и кустов на видимом из её окна берегу речки. На берегу не было никакого движения и до её слуха не донеслось ни единого подозрительного шороха. Лишь тихо-тихо журчала вода, впадающего в речку ручейка. Тогда она взялась двумя руками за перила, перегнулась через них и посмотрелась в воду. Из спокойной воды неспешно текущей речки на неё смотрела молодая девушка с распущенными золотистыми волосами, в свисающей с плеч синей лёгкой накидке с длинными рукавами. Она распрямилась, откинула голову, расправила обеими руками длинные волосы за спину и повернулась всем телом к встающему солнцу. Быстрым ловким движением она связала волосы невесть откуда взявшейся в её руке синей ленточкой. Теперь она стояла на середине мостика, закрыв глаза, и позволяла солнечному теплу ласкать её прекрасное лицо.

Конечно, Эея подозревала, что Ини может за ней поглядывать. Она и желала, и не желала этого, ведь Эее были абсолютно не ясны собственные чувства к этому симпатичному ей пареньку. Иногда её девичья фантазия пыталась нарисовать будущую возможную жизнь с Ини, но всякий раз ей это не удавалось. Она не могла себя представить его женой, не могла вообразить его поцелуев, его прикосновений к своему телу. Уже в детском возрасте она видела, как влюблённо смотрят друг на друга папа и мама, как порой обнимаются, как украдкой целуются и как они светятся любовью каждое мгновение жизни. Неужели она с Ини сможет так же?

С раннего детства Эея знала, как образовываются семьи и очень редко, как и другие жители долины становилась свидетелем соединения взглядами двух людей. В своих детских, а по мере взросления и в девичьих мечтах, она почему-то видела, что её суженный появиться внезапно откуда-то, никому здесь незнакомый пилигрим, и Эея влюбится в него с первого взгляда на всю жизнь. Девчушкой она пропадала возле кузнецы, но её не интересовало то, чем занимались кузнецы, её всегда привлекали сильные мужские руки и крепкие мужчины по примеру своего отца, как это зачастую бывает у девочек. Она с восторгом рассматривала движения кузнецов, их стать, их мощь.

Когда же пришёл возраст понимания всех сторон отношений связанных взглядами, это предчувствие внезапной любви к сильному и красивому незнакомцу усилилось. Ей начали сниться волнительные видения крепкого молодого красавца, пришедшего издалека. А тут щуплый Ини. Она же знает его с самого младенчества, его семья живёт не так далеко, и Эея ещё ребёнком играла с ним и другими детьми долины. Какой же он таинственный незнакомец?

— Странник прекрасный, будет он, наверное, и придёт в долину к нам издалека из одного из селений множества земли родной нашей, случайно совершенно встретит меня, глаза его прелестные увижу я и…, — мысленно мечтала Эея, иногда оставаясь наедине с собой и размышляя над своим будущим.

Солнце тихонько выползало из-за горизонта, наполняя долину уже не зелёным, а радостным жёлто-оранжевым светом. Задул лёгкий ветерок, несущий со стороны солнца нежное тепло и волнующие запахи проснувшейся природы.

Эея вернулась к дому и зашла за него, пройдя по тропинке. За домом на противоположной от реки стороне простирались поля, находящиеся пока в тени от высокого дома её родителей с тремя пристройками без труб-крючков. Рядом со стеной дома в утренней тени было нечто вроде неоконченной скульптуры. Эта скульптура из белоснежного матового будто камня находилась посредине небольшой площадки с таким же бежевым покрытием, что и тропинки вокруг дома. По краям этой площадки стояли три кресла, из такого же как дом материала. Белая, ещё явно не готовая полускульптура выгодно контрастировала с палисадником. Будущий замысел художника был налицо.

Эея подошла к этому незаконченному изваянию, которое было по пояс девушке и опустилась на колени. Она стала руками подробно ощупывать по кругу статую с самого низа, постепенно поднимаясь вверх. Глаза девушки были закрыты, а её пальцы словно осматривали каждый изгиб, каждую впадинку и бугорок изваяния. Дойдя до края скульптуры, она медленно поднялась с колен, не отрывая рук. Продолжая ощупывать уже в воздухе воображаемую скульптуру, она достигла самого верха будущего творения. Эея принялась проглаживать руками сверху вниз. Пальцы девушки скользили от воображаемой верхней формы скульптуры до существующей нижней. Она достаточно долго то поглаживала, то снова, опустившись на колени, ощупывала нижнюю часть.

Наконец, она, сидя на коленях, положила ладони с обеих сторон нижней готовой части скульптуры. Ладони её рук примерно наполовину выходили из-за белоснежной грани изваяния. Глаза её всё также были закрыты, и она медленно подняла лицо прямо в небо. Грудь её набрала побольше воздуха, и девушка замерла, словно сама была статуей. И тут то пространство изваяния, которое находилось между ладонями, выступающими из-за нижнего края, начало медленно заполняться белым матовым камнем. Как будто кто-то наливал в невидимую форму белый раствор, который сразу застывал. Эея продолжала сидеть с закрытыми глазами, не дыша всё время, пока скульптура наращивалась сама собой. Вот уже большие пальцы её рук почувствовали слегка шершавый материал, и наращивание скульптуры прекратилось. Девушка отпустила руки, открыла глаза, резко и часто задышала. Потом она поднялась с колен, с небольшим трудом отошла к одному креслу у края площадки и села в него. Её лицо было усталым, словно она долго и тяжело работала. Грудь резко вздымалась, а рот был открыт, хватая воздух большими порциями. Постепенно она отдышалась и поднялась, обойдя вокруг своё творение и погладив новое наращенное место руками. На лице Эеи отразилась радостная улыбка удовлетворения собственной работой.

Она обошла дом и вышла в свет уже полностью вышедшего из-за горизонта солнечного диска.

— Отец, иду уже я, надеюсь, меня ждёшь ты ещё, — не размыкая губ, обратилась она к отцу и направилась к входной двери в дом.

— Конечно, Эея, жду, — отозвался её отец, — на сегодня со скульптурой закончила работу уже ты?

— Да, папа, — её взгляд уже смотрел на отца, который сидел на нижнем ярусе дома за столом и ждал свою дочь к завтраку.

***

Эо́р был крепкий красивый мужчина средних лет, вырастивший двух прекрасных дочерей, имевший двух внуков от старшей дочери, но потерявший свою любимую жену чуть меньше половины Нового Рождения Близнецов тому назад. Это была трагическая и нелепая случайность, от которой он никак не мог оправиться. Только его младшая дочь Эея, продолжавшая жить с ним в одном доме, заботилась о нём и старалась не дать отцу затосковать. Это свойство своей дочери удивляло его, ведь она сама потеряла мать, и это ему впору было утешать её и окружать большей заботой. Старшая дочь Э́йни также заботилась об отце, но у неё самой был муж и двое мальчишек, поэтому её забота была лишь эпизодической.

В тот злополучный день Эор со своей женой То́и уехал в соседнюю долину к старому И́ргу на повозке, запряжённой двумя крунчами. Дорога к Иргу занимала меньше четверти дня через лес, который рос между долинами. Эор и Тои намеревались заночевать у старика, чтобы утром двинуться в обратный путь. Был самый разгар дня. Супруги преодолели уже примерно треть пути через живописный лес в тени могучих тёмно-бордовых деревьев. Впереди за поворотом дороги показалась полянка, залитая полуденным солнцем. Эор остановил крунчей и спрыгнул с повозки. Он намеревался чуть размяться и заодно принести своей любимой Тои немного цветов с той полянки. Ничего не объяснив, он послал жене воздушный поцелуй, сказал, что сейчас вернётся и быстро побежал вперёд к полянке. Выйдя на середину поляны, он стал срывать цветы один другого краше. Повозка осталась вне его зрения за поворотом дороги, скрытая толстыми стволами коряжистых деревьев.

Вдруг раздался оглушительный страшный грохот и хруст деревьев. Земля под ногами заходила ходуном так, что Эор не удержался и упал, выронив букет. Он глянул в сторону жены, а там было всё в клубах пыли и разглядеть ничего нельзя было.

— Тои!!! Тои!!! — закричал в полный голос Эор.

Он вскочил на ноги, колебания земли прекратились. Бросившись со всех ног к повороту дороги, он сквозь оседающую пыль увидел край огромной дыры в земле на месте повозки. Ни повозки, ни крунчей, ни его любимой Тои не было видно. Он сразу понял, что с неба упал метеорит и убил его любимую. Метеориты падали на Иллэю, но очень-очень редко.

— Тои!!! — он упал на колени около края воронки и зарыдал.

Вокруг него сразу стали образовываться чёрные полосы на земле, которые словно корни распространялись в стороны, наползали на соседние деревья и камни. Эти чёрные корни становились всё толще и длиннее, опутывая всё больше пространства вокруг Эора. Когда эти корни, затмевая солнечный свет, уже подбирались к самому Эору, он открыл глаза и постарался успокоиться. Распространение чёрных корней приостановилось, и убитый горем Эор с трудом выбрался из этого кокона.

Ещё некоторое время и Эор был бы наглухо замурован этими чёрными корнями навечно. Он стоял рядом с этим внезапно выросшим коконом из чёрных плотно сплетённых корней и понимал, что ему надо как можно быстрее прекратить своё недостойное и неправильное поведение, иначе он сам погибнет. Продолжая осознавать фатальность произошедшего с его Тои, он старался изо всех сил взять себя в руки.

Он отошёл от чёрного кокона в сторону поляны, а под каждым его шагом на земле образовывались чёрные сеточки тонких корней. Понимая, что ничего поправить уже нельзя, Эор вспомнил наставления своего старого учителя. У иллэян существовали школы, в которых детей учили писать, читать, считать и постигать разные науки. Больше всего внимания уделялось обучению детей законам природы, поведению в их удивительном мире. Эор помнил, что изучал такое явление, жертвой которого чуть не стал сам, но никогда такого не видел.

В представлении иллэян их планета была гигантским живым разумным существом, которое позволяет людям жить на своей поверхности. Иллэя установила правила, по которым живут люди. Соблюдая эти несложные правила, люди будут жить счастливо и ни в чём не будут нуждаться. Самое главное правило, это отсутствие недоброго и любого его проявления. Но планета сама защищается от этого. Видимо, Эор в своём горе перешёл грань, и Иллэя решила уберечься от этого. Горе горем, а дурным мыслям тут не место.

Эор, прохаживаясь по поляне, постепенно осознавал сложившуюся ситуацию, он припомнил, как рыдая, там на краю воронки, винил в произошедшем небеса, космические силы и бездушных Лучезарных Близнецов, сыпал на них самые ужасные проклятья и клял себя, что не взял свою Тои на полянку. Постепенно его боль сменилась тоской по Тои, и чёрные сеточки на месте его следов на земле перестали появляться. Эор, ещё раз заглянув в воронку, убитый горем, побрёл в сторону долины Ирга.

3. ВОДИЧКА

Наступили шестьдесят пятые сутки моего полёта к Темнушке. Ещё вечером перед сном я видел в колпаке её очень близко и знал, что завтра утром, наконец, выйду на её околопланетную орбиту. За время подлёта к этому неизведанному миру я насколько смог подробно его изучил. Например, я выяснил, что вся поверхность планеты буквально состоит из серебра. Серебро в различных химических соединениях было повсюду. Это-то и придавало поверхности планеты тёмный, хорошо поглощающий свет и тепло, цвет. Сначала я расстроился, ведь соединения серебра в большом количестве вредны человеческому организму. Однако по мере приближения к Темнушке я заметил там движение не только животных, но и неких человекоподобных существ. Это придало мне некой уверенности, что эта планетка всё-таки пригодна для жизни. Тогда я, всё ещё надеясь на помощь с Земли, воспринимал обитателей этого мира, как неразумных животных, во множестве разбросанных по просторам Вселенной. Лишь когда спустя полтора месяца, отчаявшись уже ждать помощи, я стал готовиться к долгому ожиданию её здесь на этой Темнушке.

Буквально в тот день, я смог различить в оптику явно рукотворные постройки, обработанные поля, дороги. Ещё через пару дней сближения я смог рассмотреть этих существ. Помню, как у меня сильно забилось сердце при первом взгляде на НИХ. Я подключил к исследованию ДУС и пытался выяснить кто ОНИ, опасны ОНИ или нет. Я очень вдохновился, ведь это первая инопланетная цивилизация, хоть и слаборазвитая, которая встретилась человечеству. Про человечество я слишком громко сказал, ведь в лучшем случае, через шестнадцать с лишним лет это самое моё человечество сможет узнать о НИХ. Ещё не факт, что за это время оно, это моё земное человечество, само не встретит другие разумные миры.

Не будучи специалистом в области контактов с иными разумными существами, я углубился в изучение соответствующей литературы, имеющейся на борту корабля в базе данных. Однако вскоре убедился, что всё написанное ранее человеческими гениями, во-первых, противоречит одно другому, а во-вторых, это лишь выдуманная теория, не подтверждённая практикой. Мне тут же вспомнилась меткая фраза Альберта Эйнштейна: «Теория — это когда все известно, но ничего не работает. Практика — это когда все работает, но никто не знает почему. Мы же объединяем теорию и практику: ничего не работает… и никто не знает почему!» Всегда меня привлекали мудрые изречения великих людей Земли. Для себя я почерпнул только несколько, как мне показалось тогда, здравых мыслей из этих трудов по контактам.

Итак, ложась спать накануне прилёта к Темнушке, я обдумывал последние данные о НИХ. Дуся, не слишком долго анализируя огромный массив полученной информации, как это может делать только такая совершенная машина, сообщила, что это не просто человекоподобные существа, а по многим прямым и косвенным признакам, это самые настоящие люди. Мужчины, женщины, старики, дети. Всё, как у меня на Земле, только где-то во времена раннего средневековья, а то и античного мира. Они не знают ни электричества, ни радиосвязи, ни иных благ развитой цивилизации. Необъяснимо для себя, я испугался ИХ. Я боялся вступать с НИМИ в контакт, подспудно опасаясь этих слаборазвитых людей. Мало ли что им взбредёт в голову при моём появлении, и я буду либо съеден ими на обед, либо сожжён, либо ещё что-то страшное. А может и наоборот, ОНИ объявят меня божеством, и я не смогу ступить ни шага, без их ежесекундной опеки. Я пожалел, что на борту корабля нет вообще никакого оружия, с ним мне бы тогда было спокойнее. Пара ножей и слесарно-столярный инструмент не в счёт. Но мне также не давала покоя мысль об иной биосфере. В одной книге по инопланетным контактам я вычитал, что иные миры могут иметь другую, враждебную для человека микробиологию. В этом случае, меня постигнет участь марсиан из «Войны Миров» Герберта Уэллса, хоть я и не собирался уничтожать жителей этой планетки.

Я решил повременить с высадкой на Темнушку и сначала подробно её исследовать. Мне предстояло взять образцы грунта, растений и воды с поверхности, благо на корабле имелось два автоматических исследовательских зонда. Согласно расчётам ДУСа, я мог посадить свой корабль на эту планетку только один раз, и после у меня не будет возможности взлететь с её поверхности. На приземление я потрачу всё имеющееся топливо, и останется атомный реактор, который будет исправно давать энергию для поддержания жизнедеятельности корабля в ближайшие лет двести-триста. На мой век хватит!

В моей голове роем гудели разные мысли о приспособлении к предстоящему обитанию на Темнушке. Надо или не надо контактировать с местным населением? А что, если там окажется патогенная микрофлора, которая для меня окажется губительной? Как я в этом случае буду выживать? В принципе, есть скафандр, даже не один. Я смогу выстроить вокруг корабля герметичный шатёр или нечто вроде теплицы и выращивать разные культуры, семена которых в большом количестве находились в грузовом отсеке. Во всяком случае, я смог бы попытаться как-то пристроиться на этой планете, потому что, болтаясь в космосе, я умру от голода уже максимум через год. Это я уже подсчитал. С такими мыслями я и уснул.

Рано утром меня разбудила Дуся в условленное время, как обычно кокетливым приветствием, и, пройдя манёвр торможения, мой корабль перешёл на околопланетную орбиту на высоте примерно двести километров над поверхностью. Я вращался вокруг планеты, делая оборот за сорок минут. Темнушка была по размерам сопоставима с Марсом, примерно с такой же гравитацией, а поэтому атмосфера была более разрежённая, но человеческий организм мог запросто приспособиться к этому. Пока мой корабль крутился по орбите, я начал составлять подробную карту этой планеты, немного меняя траекторию облёта, чтобы покрыть всю поверхность. К вечеру у меня была готова подробная карта этого мира, а ДУС помог мне сформировать виртуальный глобус.

Планета в корне отличается от Земли. Суши более семидесяти пяти процентов, а вода равномерно распределена по поверхности в виде рек и озёр. Солёных водоёмов нет вовсе. Только пресная вода. На полюсах отсутствуют ледяные шапки, там всегда одна и та же температура, чуть выше двенадцати градусов. Людские поселения в основном между семидесятыми широтами обоих полушарий.

Я не обнаружил никакого напоминающего мне государственного центра или центров. Поселения более или менее одинаковые по размерам равномерно распределены по планете. Численность людей в поселениях, как смог вычислить ДУС, колебалась от трёхсот до тысячи с небольшим человек. Всего поселений на планете около полутора тысяч, из чего я сделал вывод, что общее население планеты составляет всего-то порядка одного миллиона человек. По сравнению с двадцатимиллиардным населением моей родной Земли, это ничтожно мало. Сверху их жилища выглядели, как у сказочных гномов. Такие колпачки с загнутыми трубами. По своей земной инерции и воспитанию в обществе людей с вертикальной властной иерархией я упорно искал признаки какой-то организации этой цивилизации, хотел понять, кто ими и как управляет. Всё, что смог обнаружить, так это наличие примерно в центре каждого селения постройку, несколько отличающуюся от рядовых домиков-колпачков. Сперва, будучи уверенным, что нашёл подобие здания старейшин или нечто вроде религиозного центра, я быстро разубедился в этом. Каждый день в такие домики входили, а через некоторое время выходили детишки, из чего я сделал вывод, что это их школы. Значит, там есть образование, а, следовательно, эти инопланетяне обладают какими-то знаниями.

Иногда я видел людей в повозках, запряжёнными какими-то белоснежными пушистыми существами, напоминающими лам, но с иными пропорциями. Они неспешно ехали по дорогам между селениями. Дороги выделялись бежевым цветом на тёмно-сером фоне почвы или тёмно-бордовом фоне листвы больших деревьев. Ни единого конфликта между людьми я не приметил за всё время, пока летал вокруг Темнушки. Жизнь повсеместно мирная и удивительно спокойная. Никто никуда не торопится! В телескоп я не раз рассматривал этих красивых людей. Они все одной расы, прямо как я, только значительно симпатичнее. Женщины, просто прелесть, а от девушек мне вообще было не оторвать взгляда. Мужчины статны и красивы, словно скульптуры Микеланджело. Я вообще поймал себя на мысли, что попал на древнегреческий Олимп и наблюдаю за пантеоном богов. Может это тот самый мифический рай, а я уже умер? Вот какие бредовые мысли посещали меня тогда на орбите планеты.

Через три дня я получил от автоматических зондов образцы с поверхности планеты. Изучение этих образцов меня обескуражило. Я даже снова отправил зонды, для повторного взятия образцов в другой области планеты. Результаты были прежние. Планета была абсолютно стерильной. Никаких микроорганизмов ни в одном образце обнаружено не было. Более того, я намерено внёс в пробы воды и почвы свои собственные бифидо- и лактобактерии. Дальнейшая метаморфоза меня просто изумила, я собственными глазами видел в биозащитном микроскопе, как мои полезные бактерии почти мгновенно уничтожаются почвой с планеты, словно она живая. В ней появлялись какие-то чёрненькие ниточки, врастающие в бактерии, затем, опутанная этими нитями бактерия лопалась и растворялась в этой почве вместе с чёрными нитями. В инопланетной воде произошла похожая история. Бактерии были окружены какой-то мутной неразличимой субстанцией и через пару секунд были полностью растворены. При этом химический состав воды был абсолютно обычным, Н2О с растворёнными минеральными веществами, всё как на Земле.

Я задумался, посоветоваться мне было не с кем, Дуся не умеет давать такие советы. Всё это время образцы с планеты я изучал в герметичном шкафу, чтобы не контактировать с моей внутрикорабельной атмосферой. Я решил взять пробы воздуха внутри шкафа. Перед открытием образцов с планеты там был обычный вдыхаемый мной воздух с моими бактериями и микробами. Всё как обычно. Однако теперь воздух в исследовательском шкафу стал, как и образцы, абсолютно стерильный. Я понял, что виной тому почва и вода с планеты. Но почему? Эти бактерии полезны для человека, а, судя по всему, люди там живут, значит, живут они там без полезных бактерий. Стало быть, если предположить, что эти существа биологически аналогичны мне, то мне самому также ничего не угрожает. Стерильность планеты должна также означать, что в этом мире нет никаких инфекционных болезней. С большой долей вероятности, я предположил, что и вирусных инфекций там нет. Но если это так, то я сам являюсь для этой планеты носителем миллиардов и миллиардов бактерий и вирусов, от которых у меня стойкий иммунитет. И как быть? Если я сейчас спущусь на поверхность Темнушки, не примет ли меня природа планеты за болезнетворную гадость и не растворит ли сразу этими чёрными сеточками, как те бактерии? Подобная сложность должна быть мной решена, иначе я просто обречён на гибель.

Именно по этой причине я весьма долго не мог спуститься на планету и всё искал решение. Я ставил разные эксперименты с образцами, даже высадил в инопланетную почву пару семян пшеницы, томата и гороха. Результат удивил меня не меньше, чем стерильность планеты. Зёрна проросли раз в пять быстрее, чем на Земле и через две недели я получил урожай. Это было немыслимо! Мой лабораторный шкаф уже через месяц зарос нашими земными растениями на инопланетной воде и почве. Созрели даже помидоры! Два спелых красных овоща соблазнительно висели прямо у верхнего стекла шкафа. Я не решался их съесть, помня опыт с инопланетной водой.

Вращаясь по орбите над Темнушкой, я продолжал наблюдать за обнаруженной цивилизацией. Пытаясь постичь, как эти люди общаются, какой у них там порядок жизни, какие правила и законы, я досадовал лишь о том, что на имеющихся исследовательских зондах нет возможности записи звуков. Я внимательно изучал поведение жителей этой планеты, но они почти повсеместно не открывали рта во время общения. Мне это было непонятно, ведь я наблюдал, как они совместно широко раскрывали рты, будто пели, по крайней мере, я воспринимал это действие именно так. Люди обменивались жестами, а два из них я понял абсолютно верно, всё, как у людей на Земле. Кивок головой вперёд — согласие, а движение головой из стороны в сторону — отрицание. Люди кланялись друг другу, приветствуя, и всякий раз улыбались. Ко мне порой закрадывалась нелепая мысль, что моя авария сместила меня во времени, и я оказался возле Земли в доисторические эпохи. Лишь положения звёзд и принимаемые единственно сохранившейся на корабле радиоантенной бесполезные в такой ситуации сигналы развитой цивилизации землян, убеждали меня в ошибочности этой безумной мысли. Между собой эти инопланетяне всегда доброжелательные, я вообще не увидел проявлений гнева, раздражения, ярости и жестокости. Напрочь! Как же они там живут без всего этого?

Однажды я совершенно случайно наблюдал в свой телескоп удивительную сцену, пока мой корабль пролетал над одним из тысяч озёр на этой планете. Группка молодых девушек, весело подойдя к берегу озерца, принялись проворно раздеваться донага, сбрасывая свои свободные и разноцветные балахонистые одежды, скрывающие до этого все прелести их тел. Я даже вспотел, жадно приникнув к экрану, бесстыдным образом откровенно подглядывая за купанием этих девиц. Соблазнительные формы их молодых тел с распущенными волосами вызвали томное чувство у меня внизу живота. И я вдруг осознал, что меня откровенно и очень сильно волнуют эти инопланетянки. Раз это так, раз моё тело инстинктивно реагирует на этих существ, то, возможно, мы одного биологического вида. Я попытался рассмотреть более подробно тела этих красавиц, но мой корабль вышел из зоны видимости, и озерцо с волнительными купальщицами скрылось за горизонтом. Увлёкшись видами этих прелестниц, я даже совсем забыл включить запись трансляции с телескопа и сильно об этом пожалел.

В течение ещё нескольких витков вокруг планеты я тщетно пытался найти этих прекрасных и соблазнительных чудесниц, но не смог, видимо, они накупались и ушли в лес по пути к ближайшему селению. Обрадовавшись и одновременно испугавшись этих инопланетянок, я не мог себя заставить перестать о них думать, всякий раз стараясь найти достоверное подтверждение биологической совместимости наших видов.

Следует отметить, что я весьма быстро определил наличие института семьи там внизу. Девушки и юноши, так сказать на выданье, частенько ходили небольшими компаниями, как все вместе, так и порознь. А вот более старшие аборигены, явно нашедшие себе пару, жили вместе и растили появившихся у них детей. Причём, мне даже сверху виделось, что любую семейную пару объединяет очень сильное чувство привязанности, нечто более мощное, чем я подмечал подобное на Земле. Тогда я вспомнил земную шутку, в которой задавался вопрос, почему все сказки оканчиваются свадьбой, и тут же давался ответ — потому что именно после свадьбы сказка-то и заканчивается. Но там на Темнушке, ну точно всё не так — там сказка лишь начинается.

Разумеется, после созерцания нагих купальщиц особый интерес у меня вызывали инопланетные девушки, ведь они были поразительно похожи на земных. Ну, а кто же ещё должен был волновать и привлекать молодого здорового парня? Совершенно естественно меня интересовал противоположный пол, тем более именно тогда у меня не было никакой близкой девушки в жизни, которая бы ждала меня где-то на Земле или в Колонии. Свои мимолётные увлечения и лёгкие победы я не считал. Мою персону, честно говоря, самодовольно наполняло эдакое чувство превосходства над моими ровесниками там.

— Ну, какие мне конкуренты те щуплые пацаны? — храбро рассуждал я, глядя на молодёжь планеты с высоты орбиты.

Благодаря своей сильной и слаженной фигуре, я всегда нравился земным девушкам, поэтому был самонадеянно уверен и тогда, что там внизу грандиозный успех у барышень мне точно обеспечен. Я совершенно бессовестно мечтал:

— Мне бы только найти способ безопасного существования на планете, уж тогда-то я там развернусь, кого мне опасаться там, безоружных и слабых аборигенов?

Моё воображение уже рисовало мне эдакий рай, в котором каждая девчонка будет моя, если я того захочу, главное, чтобы они оказались такими же, как люди Земли. Самовлюблённый Нарцисс с раздутым самомнением!

Так в сомнениях прошёл ещё месяц. Я всё больше убеждался в идентичности мне инопланетян внизу, но, в то же время, начал ещё сильнее их страшиться, ведь они явно какие-то не такие. Мне надо было принимать решение, потому что мои съестные запасы потихоньку подходили к концу. Хоть я и уменьшил свой ежедневный рацион до минимума, но еда стремительно заканчивалась. Ещё пара тройка недель и я начну голодать. Скоро будет пять месяцев, как я находился на корабле, при плановых трёх с небольшим. Конечно, потом я начал бы есть запасы семян для посадок из груза, но это максимум ещё год. А затем голодная мучительная смерть. Надо было рисковать. Либо погибнуть сейчас, либо через год. Но рискнув сейчас, у меня оставался ещё шанс выжить. Если я начну пить эту инопланетную воду, учитывая эксперименты с бактериями, в моём организме исчезнут все полезные микроорганизмы, и у меня начнётся дисбактериоз. Резко снизится способность организма к сопротивлению патогенной микрофлоре. Я стану стерильный как младенец… Стоп!!! Я даже хлопнул себя ладонью по лбу. Как младенец! Ну, конечно! Мы же развиваемся в утробе матери в абсолютно стерильной среде и рождаемся без единого микроба внутри. Лишь потом с первым вздохом мы получаем первую порцию различных микроорганизмов, и патогенных в том числе. А чем я рискую здесь? Лишь тем, что на планете может существовать некая другая микрофлора, которая дружит с почвой и водой, и которая может быть вредной для меня. Но вероятность этого минимальна, люди то там живут.

С этой мыслью я прошёл к лабораторному шкафу и, резко выдохнув воздух, отстегнул замки и открыл герметичную стенку. В шкафу различные растения уже завяли, а помидоры пожухли и сморщились, но гниения не было вовсе. Из открытого шкафа пахнуло удивительной свежестью и приятным пряным растительным ароматом, хотя я подспудно ожидал затхлый или тухлый запах. Я взял закрытую ёмкость с образцом воды с Темнушки.

— Эх, была, не была, — с этими словами я вскрыл ёмкость и, зажмурившись, сделал глоток.

Уже поднося ёмкость ко рту, я носом чувствовал ту самую волнующую приятную свежесть, которая пахнула на меня из открытого шкафа. Я чуть задержал порцию воды во рту, прочувствовал её вкус и проглотил. Вкуснее воды я никогда ещё в жизни не пил. Хотя я на Земле пробовал чистейшую воду из горных источников, а в новой колонии на другом краю Млечного Пути вода была даже лучше, чем на Земле. Но эта вода просто божественная, иного определения мне тогда на ум не пришло. Прислушиваясь к своим новым ощущениям, я смотрел на флакон с водой и наблюдал, как над поверхностью воды периодически возникают и пропадают еле видные мутные мельчайшие пятнышки. Это испарения инопланетной воды обнаруживают и обезвреживают бактерии, летающие в моём корабельном воздухе. В это время глоток воды с Темнушки растекался по моим внутренностям. Я отчётливо это ощущал, как вода прошла в желудок и растеклась по нему, разливая приятную прохладу. Далее этот глоток перетёк в кишечник, а вот там я его почувствовал по-иному. Приятная прохлада сменилась сильным теплом на грани жжения.

— Ну, что, парниша, вот сейчас ты и загнёшься во цвете лет, — с горькой усмешкой сказал я сам себе, — знать, судьба твоя такая! Ускорим процесс, что ли?

Я понял, что мне наступает конец, посмотрел на флакон с инопланетным зельем и осушил его залпом. Вновь удивился поразительно приятному вкусу этой воды, однако почему бы яду не иметь чудесный вкус. Ирония! Затем, я аккуратно поставил пустую ёмкость в лабораторный шкаф, осмотрел лабораторию прощальным взглядом, развернулся и пошёл в колпак. Тогда я почему-то решил встретить свой конец, глядя на звёзды, на своё далёкое Солнце и на причину своей смерти — на эту необычную, но убийственную планету. Уже на лесенке в колпак внутри живота не просто жглось, там был дикий пожар, да такой, что я еле добрался до кресла. Видимо, я закричал от нестерпимой боли, скрючившись в кресле и подтянув колени к подбородку. У меня было ощущение, что живот расплавился и вместо него у меня зияющая дыра.

— Привет, мой конец, — мелькнуло у меня в голове, а перед глазами уже плыли разноцветные искры, пузыри, линии, вспышки… и чернота…

Я очнулся в кресле в колпаке и понял, что жив.

— Дуся, я жив? — обратился я к ДУСу.

— Если ты ко мне обращаешься, то да, — весело ответил мне знакомый голос ДУСа.

— Я что заснул тут? Ты знаешь, мне такая муть приснилась…

— Судя по твоим жизненным показателям, ты вовсе не спал. Я бы сказала, что ты умер, а потом ожил.

— Как это «умер»? Так это был не сон?!

— У тебя была кратковременная остановка сердца.

Я даже присвистнул. Моё самочувствие сейчас было абсолютно нормальным, я словно хорошо выспался.

— Ну, ладно! Хватит шутить, Дуся! — усомнился я, слез с кресла и направился в лабораторию. — Мне же снилась такая чушь, видимо много думаю об этой Темнушке. Вот и заснул в колпаке. Представляешь, Дуся, мне снилось, что я вскрыл лабораторный шкаф и выпил образец воды с планеты. Мне так скрутило живот, что я умер. Приснится же такое! Нет, надо же быть во сне таким дураком, чтобы выпить образец воды из флако…

В этот момент я вошёл в лабораторию и увидел открытый шкаф и пустой флакон с образцом воды с планеты.

— Ты не докончил фразу, — голос Дуси звучал для меня откуда-то издалека, оттуда из другой Вселенной.

Я ошеломлённо смотрел на вскрытый шкаф и пустой флакон с водой. Мои руки непроизвольно схватились за живот, и тут я осознал, что всё это было не во сне. Но я жив! И, видимо, не сошёл с ума. А может, чокнутые все так думают, что они вовсе не чокнулись? Меня бросило в жар.

— Дуся, а, как по-твоему, я сошёл с ума или нет?

— По тому, как ты меня спрашиваешь, я делаю заключение, что нет.

Мне стало немного легче. Но если я жив, то внутри меня теперь нет бактерий. Или осталось что-то?

— Дуся, сколько я был в отключке?

— Почти сутки, а точнее двадцать два часа, тридцать две минуты и…

— Понятно, понятно, Дуся, это уже лишнее.

Странно, но я не чувствовал голода, хотя не ел более суток. В воздухе корабля что-то изменилось, либо я стал чувствительней к запахам, либо система кондиционирования и ионизации воздуха начала работать как-то по-иному. Правила гигиены на межзвёздных кораблях предписывали принимать душ не реже двух раз в сутки, чтобы не давать развиться разным кожным заболеваниям, да и просто, чтобы не развивались кожные бактерии в замкнутом пространстве. Как известно именно эти бактерии ответственны за запах пота у людей. Я скинул футболку, штаны и взялся за ручку двери в душевую. Обычно я хорошо чувствую собственный запах, особенно из подмышечной впадины. Но сейчас, когда я не умывался уже более суток, моё тело чувствовало удивительную свежесть, словно я только вышел из душа. Я был потным, но от меня не пахло вообще. Запахи-то я чувствовал хорошо, а свой пот — нет. Я развернулся к лаборатории и, взяв образец собственного пота, принялся его рассматривать в микроскоп. Вода и минеральные соли, всё как обычно. Бактерий же не было совсем!

— Ага, водичка-то сработала. Ну, что Федя, теперь можно и на планетку, — обрадовал я сам себя.

Я посмотрел, откуда была взята водичка, наполнившая меня изнутри. Это было небольшое нагорье, где протекала река, втекающая в достаточно большое озеро. Вокруг весьма густой лес, а также большое количество разноразмерных полянок. Я попросил ДУС выполнить подробную топографическую съёмку этого места планеты и получить полные физические данные местности. Через пару часов я сидел и изучал карту этой местности. Вот речка, вот озеро, а вот в ста метрах через реденький лес поляна, на которой я смогу посадить корабль. Этот корабль станет моим пристанищем на ближайшие шестнадцать лет.

— А где ближайшие поселения, Дуся?

— К северу в тридцати километрах начинаются горы, окружающие долину с поселением в триста семьдесят человек. К югу в двадцати пяти километрах также имеется поселение в пятьсот с небольшим человек. Точнее определить не удаётся. Строго на западе в пяти километрах дорога и в двадцати километрах поселение, численностью около тысячи человек. Точнее определить не удаётся. С востока, за озером до ближайшего поселения более сорока километров. Там большое поселение более полутора тысяч человек. В этом направлении много дорог и ближайшая, в пяти километрах от противоположного края озера.

— Тесновато… Но на Темнушке везде так, — констатировал я.

— Там не замечено перемещения людей. Место будет безопасным от контакта с местными жителями в течение года с вероятностью восемьдесят процентов; в течение двух лет с вероятностью пятьдесят процентов; в течение трёх лет с вероятностью…

— Дуся, держи себя в руках, эка тебя понесло, — посмеялся я, в очередной раз, убедившись в бездушности этой железяки. Хоть пользы от неё было, несомненно, больше.

Я решил осуществить посадку корабля на планету ночью, потому что по ночам никаких людских перемещений мной замечено не было. Видимо, местные аборигены мирно спят, и моё появление может остаться незамеченным. В тот момент я действительно не был готов к встрече с инопланетной расой. Читая различные теоретические труды по контактам с инопланетным разумом, у меня в голове была откровенная каша из рекомендаций, советов, предположений и гипотез. Я решил максимально повременить с контактом, понимая, что вовсе избежать мне его за шестнадцать лет вряд ли удастся. Надо было скорее обосноваться, провести эксперименты с посевами, поискать что-то пригодное для еды. Самое главное у меня было, это дом, в который я превращу свой корабль. Он полностью оборудован всем необходимым, а энергии, хоть отбавляй. Так что если всё удачно сложиться, то через шестнадцать лет Дуся засечёт поисковый сигнал наших, я отвечу. Либо помощь сама сюда придёт, либо мне скинут новый фокусирующий щит. Я прикручу этот щит на место и вжик, с полянки нырну в подпространство домой.

Я так размечтался, что в реальность меня вернул безучастный голос ДУСа:

— Когда планируется посадка на планету?

— Давай сегодня, когда на этом озере будет середина ночи. Будем надеяться, что нас никто не заметит. Скорректируй орбиту и дай мне сигнал часовой готовности к спуску.

— Я всё сделаю, дорогой, ты будешь доволен, — снова голос ДУСа принял образ жеманной кокетки Дуси.

Я улыбнулся и продолжил изучать местность, где мне предстояло жить и, как тогда очень надеялся, встретить свой тридцать шестой день рождения. Периодически, пролетая над дневной стороной Темнушки, я поглядывал на заранее включенного на запись экран телескопа в надежде вновь увидеть соблазнительных девушек, купающихся нагишом в озере. Вдруг на самом краю одного из лугов, почти у линии терминатора, когда там внизу был закат, я заметил пару молодых людей, юношу и девушку в порыве любовной страсти, в прямом значении этих слов для землян. Но опять же я не увидел подробностей! Ах, как мне тогда были необходимы подробности! Парочку полностью окружала растительность, похожая на траву. Моё земное воспитание заставляло меня стыдливо отвернуться от этого, как я справедливо воспринял, любовного наслаждения двух людей, но как же это было эстетично, как это было прекрасно, как же чувственно. От этой сцены веяло такими удивительными эмоциями, такой неземной страстью, что я просто не мог оторваться. Очень быстро любовников скрыл горизонт, а на новом витке моего корабля в том месте уже была ночь, не давшая ничего мне увидеть.

Находясь под сильным впечатлением от наблюдения этих молодых инопланетян, я с трудом справился с собственным волнением, не прекращая размышлять над всем увиденным.

— Неужели мы похожи? — размышлял я. — Если, всё-таки предположить нашу идентичность, то подсмотренное мной не просто подчинение древнейшему инстинкту, а гораздо больше, там значительно мощнее чувства и эмоции, чем на Земле, там есть нечто такое, что мне неведомо, с чем ни я, ни кто-либо из землян не знаком вовсе. И что же это такое?

Этот вывод о наличии нечто иного, нечто таинственного чрезвычайно меня насторожил. Я то убеждался в полной совместимости наших видов, то находил какие-то несостыковки, кажущиеся мне абсолютно непреодолимыми. Стоило во всём разобраться, но прежде всего надо спуститься на планету, начав обживаться. Файл с записью этой парочки я стёр, даже не пересмотрев, слишком это было откровенно и волнительно, а потому мешало трезво и здраво рассуждать, ведь речь тогда шла о выживании, а не о радостях жизни.

Прошло пятнадцать часов, я успел немного поспать. Затем я прибрался на корабле, особенно в лаборатории. Надо было закрепить все свободно лежащие предметы, чтобы при перегрузке во время приземления они не улетели куда попало. ДУС дал сигнал часовой готовности. Затем, прозвучал сигнал тридцатиминутной готовности. Я сидел в кресле у пульта управления и заполнял бортовой журнал. Я вносил все имеющиеся у меня данные на сегодняшний момент и о своих намерениях. Меня так и подмывало отправить сообщение на Землю о том, что я обнаружил разумную цивилизацию. Мои запросы о помощи Дуся уже прекратила передавать, ещё, когда корабль вышел на орбиту Темнушки, а потому мои братья долго не получали от меня известий. Однако в очередной раз я сам себя остановил, резонно полагая, что успею это ещё сделать, когда разузнаю всё получше. Тогда именно мне и только мне будет принадлежать первенство открытия инопланетного разума, даже если за предстоящие шестнадцать лет кто-то с Землеи осуществит контакт и иной разумной цивилизацией. Хронологически я буду первым, как Колумб, как Магеллан, как Гагарин! А это сможет принести мне немалую материальную выгоду.

— Приготовиться к входу в атмосферу, — голос ДУСа был холодным, лишённым эмоциональной окраски, — гравитация отключена.

— Я готов! — а мой голос был несколько тревожен, ведь я ещё ни разу не осуществлял посадку вот так по старинке верхом на ракете.

Почувствовав невесомость, я распрямился в кресле и вжался в него, глядя на монитор. Корабль входил в атмосферу планеты маршевым двигателем вперёд. Вот я ощутил первый тормозной импульс двигателя, затем второй, более короткий. Корабль слегка затрясло. Вибрация постепенно усиливалась, а на экране монитора я стал наблюдать, как внешние потоки инопланетной атмосферы, плотно облизывая обшивку корабля, начинают светиться. Ещё толчок, это третий тормозной импульс прижал меня к креслу. Я чувствовал, как корабль на бешеной скорости нёсся к поверхности планеты, сильнее втискиваясь в её атмосферу. Словно наблюдая это со стороны, я видел огненный шар, стремительно летящий, как болид к планете в темноте ночи. Снова толчок, теперь маршевый двигатель работал на полную катушку, гася вертикальную скорость. Я слышал его рёв внутри корабля. Сидя в кресле, я держался за подлокотники и не отрывал взгляда от монитора. На экране бежали цифры параметров моего снижения. До поверхности оставалось всего пять километров, а скорость была ещё внушительная.

— Дуся, милая моя, а не слишком ли быстро мы падаем? — спросил я ДУС, стараясь унять небольшое волнение шутовским тоном.

— Всё в норме, дорогой, всё под контролем. Вертикальная составляющая скорости падает, как надо, — Дуся говорила мягко и нежно.

— Опять кокетничает, — подумал я, и это сняло моё напряжение.

Вот корабль буквально завис над поверхностью и начал поворачиваться, включив носовой двигатель. Я почувствовал, что переворачиваюсь из вертикального в горизонтальное положение. Лёгкий мягкий толчок амортизаторов посадочных опор корабля, и всё стихло. Я ощутил силу притяжения нового мира, она была значительно меньше, чем на Земле, вызывая в теле волнующую лёгкость. Мне казалось, что могу запросто подпрыгнуть выше своего роста раза в два.

Я отстегнулся и направился в колпак, чтобы посмотреть, куда меня занесло. В колпаке было темно, но я, не включая освещение, сразу нащупал кресло и сел в него. Вокруг не было видно ничего, только строго на востоке, значительно выше горизонта, светили белый и красный карлики тройной звёздной системы Сорок Эридана. Я уже подсчитал, что за следующие шестнадцать земных лет эта парочка будет в соединении с основной звездой ещё двадцать два раза. Иными словами, мне предстоит жить здесь более двадцати двух местных лет.

Постепенно мои глаза привыкли к темноте, и я стал различать Млечный Путь, море звёзд и тёмный контур листвы деревьев вокруг поляны, куда опустился мой корабль. Я включил наружный обзорный свет и увидел его отблеск на тёмных стволах, окружавших поляну коряжистых деревьев. В этом свете я заметил, что края крон и стволы ближайших деревьев обожжены огнём от моего корабля. Саму поляну из колпака мне видно не было, ведь я находился на самом верху своего корабля. Однако, поляна, выбранная мной, весьма обширная, и я лишь хотел убедиться, что не запалил лес. Я был уверен, что причинил минимум ущерба этой природе, но опаска всё же была. Это я нежданный гость здесь, меня никто не приглашал. Недопустимо было устроить пожар на этой планетке своим приземлением. Устроить пожар ионно-плазменным двигателем было в принципе возможно, но весьма сложно. Если бы корабль был оборудован старыми жидкотопливными реактивными двигателями, то тут бы уже бушевал дикий пожар, а я наверняка стал бы зажаренным.

Убедившись, что в округе всё было спокойно, я вернулся к себе в каюту и заполнил бортовой журнал. Затем я составил сообщение и отослал его на Землю, указав координаты своего удачного приземления на планету. ДУС начал отправлять сообщение каждую минуту до самого утра, пока эта сторона Темнушки будет в зоне видимости Земли. То были последние сообщения, которые я послал отсюда на Землю. После всего этого я приступил к созданию дневника пришельца, где намеревался отражать все события, которые со мной приключатся здесь в течение этих долгих лет ожидания помощи с Земли.

4. МЕЖ БЛИЗНЕЦОВ ЛУЧЕЗАРНЫХ

Завтрак был как всегда простым, но сытным. Отец и дочь съели вкуснейшие лепёшки, приготовленные Эеей с вечера, пили горячий ароматный напиток, а затем, закусили несколькими сочными и сладкими плодами из собственного сада.

— К Лорну отправлюсь сегодня я, — сказал Эор дочери, не раскрывая рта, — просил он помочь на поле ему. Крунчу нашу одну сильную самую возьму я. А у тебя на день сегодняшний длинный планы какие, кроме работы обычной твоей по дому нашему?

— Обещала сестре я своей Эйни с племянниками любимыми понянчиться немного, пока за дровами в лес дальний с Ауром съездят они, — она стояла, не размыкая губ, у умывальника спиной к отцу и мыла посуду, — дров немного и нам привезут непременно они.

Эор любовался своей дочерью, понимая, что не так уж и долго ему осталось жить с ней под одной крышей. Скоро, наверняка очень скоро, она соединится взглядом либо с Ини, либо ещё с каким-нибудь славным молодым человеком, и они вместе начнут обустраивать свой дом. И вот тогда он, Эор из рода Атко́нов останется совсем один. Конечно, Эйни и Эея будут рядом, будут его навещать с внуками, но ночами он будет один. Один он будет встречать зелёный луч каждого нового дня. И так будет долгие, долгие Новые Рождения Лучезарных Близнецов, пока он не встретится там в их лучезарном Царстве со своей Тои.

— Нет, отец, — Эея закончила мыть посуду и повернулась к нему, — не уеду никуда от тебя я. Взглядами свяжусь с кем-нибудь когда-то даже если, то в доме этом жить останусь с мужем своим.

— Неправильно это, дочка, — возразил Эор.

Он старался скрыть свои грустные мысли от дочери и не оформлять их явно, но куда там. На Иллэе скрывать мысли от кровных родственников или связанных взглядом, находящихся рядом в прямой видимости, невозможно вообще. Все иллэяне телепаты и могут общаться передачей мыслей. Расстояние для такого общения не имеет значения. Если люди хоть раз видели друг друга, они могут общаться в любом месте Иллэи. Для такого мысленного общения собеседники просто представляют каждый другого. Если же надо позвать к разговору кого-то, то желающий побеседовать мысленно представляет образ собеседника и также мысленно зовёт его по имени, приглашая к общению.

— Дочка, жизнью своей жить должна ты, позаботиться о себе смогу сам я.

— Не говори так. Жива мама была если бы, то послушалась бы тебя я тогда, но теперь, нет. Обязана просто я…

— Не обязана ничего ты, — прервал её Эор, — из-за меня жизнь свою не губи, неправильно это.

— Хорошо, отец, поняла тебя я, — она подошла к нему и обняла его, — но рано говорить сейчас об этом, связываться ни с кем вообще сейчас не хочу и не буду я.

— Это сейчас говоришь ты так, — снисходительно сказал Эор, — нежданно-негаданно всегда происходит это. Вот с мамой твоей у меня тоже внезапно это было. До момента этого виделись раз несколько мы и разговаривали друг с другом даже, но друг на друга как-то внимания не обращали. И вот на Близнецов Лучезарных Рождения Нового празднике весёлом взгляды наши встретились снова, но во время взглязами встречи этой мысли наши совпали абсолютно.

— Помню, рассказывал о том ты, — сказала она ласково, — пожалуйста, папа, не грусти. Хорошо же там маме, в Близнецов Царстве Лучезарном.

С этими словами она поцеловала его в лоб, потом смущённо улыбнулась и сказала:

— А ещё, когда дрова привезут Эйни и Аур, к старцу Энту собираюсь пойти я.

— Зачем? — он посмотрел на её лукавое личико, и сам повеселел. — С Ини увидеться?

— Нет, — её бровки взлетели домиком, а на щеках проявился румянец, уже второй раз за это новое утро, — книги новые старцу Энту прислали из Ирга долины, помочь надо переписать их для школы и библиотеки наших. Ну, знаешь же ты, папа, что всегда в этом помогаю ему я. А Ини не причём тут вообще!

— Книги, правильно это. И конечно, даже не причём тут Ини.

Эор пытался напустить на себя серьёзность, но его просто распирал смех, глядя на то, как его дочь старательно и абсолютно неумело делает вид, что этот Ини ей совсем безразличен. Конечно, Эея осознавала, что скрывать свой лёгкий интерес к Ини от отца бесполезно, он и так всё понимает и знает. Однако, такое поведение младшей дочери веселило отца и отвлекало от грустных мыслей и тоски по своей жене, по её маме. Это была словно игра. Сама же Эея действительно вовсе не стремилась быстро связаться с Ини и покинуть отчий дом. Она не видела себя в роли своей матери, а Ини — в роли своего отца, ведь именно эта пара связанных взглядом была для неё примером любви мужчины и женщины с самого детства. Дочь Эора вновь усомнилась в своём интересе к потомку Энтов, больше связывая этот интерес с ненавязчивым желанием родителей, которые исподволь видели Ини своим будущим зятем.

— Иллэи воля на всё, — решила Эея, — если и вправду суженный он мой, то соединит она нас, и буду любить его очень жизнь всю свою, а нет ежели, то, значит, так тому и быть.

Почти до захода солнца отец и дочь были заняты разными делами, а вечером встретились дома и делились своими новостями за день. Эея рассказала, как младший племянник Аор научился считать на пальчиках до пяти, но пока не совсем понял, как складывать на этих пальчиках. Он очень старался и до полдня с тётей Эеей занимался счётом. В школу он начнёт ходить только через три Новых Рождений Лучезарных Близнецов. Старший сын Эйни Нох сначала был в школе, а потом занимался науками, иногда, спрашивая тётю Эею что-нибудь ему подсказать. А перед самым приездом Эйни и Аура она учила племянников песенке, которую знала давно и хорошо пела. Они втроём с этой весёлой песней встретили повозку с дровами, которой управлял папа Аур.

Затем Эея была у старца Энта и переписала больше половины одной очень интересной книги. На сей раз это была книга по истории Иллэи, написанная неким старцем Имком на другой стороне планеты. Книгу Имка следовало переписать в трёх экземплярах. Далее эти копии будут отправлены в три соседние долины. В каждой долине перепишут также по три экземпляра, и уже следующие девять долин получат сочинение старца Имка. Таким образом, новая книга по истории будет иметься во всех библиотеках планеты за каких-то три-четыре Новых Рождений Лучезарных Близнецов. Эея кратко пересказала содержание переписанной части книги и обещала рассказать остальное, когда перепишет книгу до конца завтра. Про Ини в её рассказе о проведённом дне не было даже и намёка.

Эор весь день провёл на поле у Лорна. Вместе с другими соседями и самим Лорном они совместно собирали урожай бобов. Отец указал дочери на мешок бобов, стоящий у печки.

Они беседовали о событиях долгого дня всё время, пока вместе готовили ужин. Стол уже был накрыт. Эея увидела в западное окно, что солнце коснулось гор, и молча посмотрела на отца. Он безмолвно кивнул в знак согласия. Эея вышла на задний двор дома, где стояла недоделанная скульптура. Она встала рядом с этим неоконченным изваянием и, глядя на заходящее солнце, принялась петь любимую песню своей матери. Эор вышел из дома и слушал родной голос дочери, в очередной раз отмечая, как она похожа на его Тои. Именно младшая дочь больше всего из дочерей напоминала ему ушедшую жену. Эея специально выбрала место для изваяния своей матери на западной стороне дома, потому что знала любовь своей мамы к закату солнца. Голос Эеи разносился по окрестностям, и многие соседи прекращали свои дела, чтобы послушать её прекрасное пение. Она пела всё время, пока солнце уходило за горы, затем её голос стих вместе с последним солнечным лучом этого долгого дня над долиной Энта.

После ужина отец и дочь удалились спать каждый на свой ярус, пожелав друг другу спокойной длинной ночи. Эту ночь Эея долго не могла уснуть, вспоминая прошедший день и размышляя над переписываемой книгой. Она знала многое об истории своей планеты, но там были интересные факты, о которых молодая девушка ещё не имела представления. Постепенно усталость взяла своё, и она уснула.

Ей снова приснился тот таинственный и желанный странник, он не был похож на юношей из долины Энта, он был иным, но от этого не менее прекрасным. В этот раз девушке совершенно отчетливо виделись его сильные, как у кузнеца руки и развитая широкая грудь, он коротко стрижен, что крайне редко бывает у юных пилигримов, но его черты лица и глаза скрывала туманная мгла сна. Её, уже полностью созревшее юное тело, будоражило девичий разум, рисуя неотчётливые, расплывчатые и очень соблазнительные образы своего суженного. Ей снились его мягкие прикосновения к себе, его нежные поцелуи, и она их явственно ощущала во сне. Он что-то неясное и очень приятное говорил ей, а её сердце начинало истово стучать от возникающего сильного волнения и благоговейного трепета перед этим незнакомцем. Возможно, пример старшей сестры Эйни, а, скорее всего, именно стремление унять растущее вожделение к объекту своих грёз, исподволь заставляло эту юную девушку подставлять своё трепетное тело под тёплые ласки каждому утреннему зелёному лучу солнца. Эея нежилась так в первом взоре светила каждого нового дня неосознанно, но это снимало накопленное в ночи напряжение её тела.

После видений грядущего суженого, Эея всякий раз просыпалась, чувствуя трепетный стук своего сердечка. Вот и в эту ночь мутный образ её будущего любимого, возникнув в сонной мгле, заставил девушку выйти из чудесного сна в волнительном предвкушении ожидания своего счастья и в сопровождении приятного сердцебиения. Эея приоткрыла заспанные глаза и перевернулась в своём ложе, несколько шумно издав сладкий выдох, её взгляд скользнул в окно и нашёл на небе сквозь хрусталь свет двух ярких Близнецов. Они светили весьма высоко в небе, из чего Эея сделала вывод, что прошло уже чуть больше половины ночи. Ей всегда очень нравились эти двойные звёзды. Иллэяне прекрасно знали, что это маленькие звёзды, входящие в их местную тройную систему, но по древним уже позабытым традициям продолжали называть их Лучезарными Близнецами. Эею всегда занимал вид этих парных звёзд на фоне Великой Реки, но она их воспринимала теперь по-иному. С тех пор, как у неё появились девичьи мечты о суженном, эта звёздная пара представлялась ей двумя вечно любящими людьми, двумя неразлучными сердцами, однажды и навсегда нашедшими друг друга. Она смотрела на далёкие звёзды и на эту пару среди них с щемящим чувством ожидаемого восторга будущей встречи с тем, кого не знает, но страстно желает узнать.

Вдруг прямо между Лучезарными Близнецами появилась весьма яркая, оранжево-красная точка. Эта точка разгоралась и потихоньку сдвигалась вниз. Затем этот объект, уже затмевая свет Близнецов, стремительно нарастал в размере. В какой-то момент он превратился не в точку, а в вертикальную огненную черту, опускаясь всё ниже и ближе к тёмной полосе горизонта.

— Отец! — громко в полный голос позвала Эея. — Проснись! В окне дома нашего видишь ты ЭТО?

— Что вижу? — его голос звучал в голове Эеи и был сперва сонным, а затем стал бодрым и взволнованным. — Это что такое?

— Не метеорит явно это, — констатировала девушка, — видишь, словно лист на дереве висит, но опускается медленно.

— Вижу… за лесом дальним скрылся он теперь, — Эор также наблюдал, как это яркое НЕЧТО исчезло из поля зрения, и лишь небольшое зарево виднелось из дальнего леса.

Через некоторое время зарево погасло, погрузив дальний лес в прежний мрак ночи. Только Лучезарные Близнецы продолжили своё безмятежное восхождение над ночной долиной Энта.

— Как думаешь ты, отец, что было это?

— Не знаю, но права ты, дочь моя любимая, не метеорит это быстрый, иное нечто это. Место запомни обязательно, упало где это, ведь виднее тебе лучше, выше меня находясь, утром дня нового решим, быть как. Видишь, в порядке уже всё. Спокойной ночи длинной, дочка.

— Спокойной ночи длинной, отец.

Эея старательно заставляла себя заснуть, но сон не шёл. Она долго-долго смотрела в то место, где пропало из вида ЭТО. Всматриваясь в тёмный, еле различимый горизонт, куда исчезло НЕЧТО, Эея пыталась обнаружить малейшее движение. Ей мерещилось, что от падения ЭТОГО в лесу начался пожар, но прежняя ночная тьма убедила её в обратном. Постепенно её глаза смыкались, и она погрузилась в сон.

Наутро, после очередного ослепительного вторжения зелёного луча восходящего светила, Эея, проснувшись, встала с ложа, и, сладко потягиваясь, привычно пошла было к хрустальному окну, но остановилась. Ей отчётливо вспомнилось ночное наблюдение нечто непонятного там, за дальним лесом, к тому же она не забыла вчерашнее предостережение отца о том, что Ини может подсматривать за её наготой сквозь стекло. Обойдя створ открытого зелёной феерии окна, девушка, внутренне жалея, что не может понежиться в ласковых лучах солнца, сняла со стены свои одеяния и быстро облачилась в лазурную шелковистую ткань. Она спешно привела свои волосы в порядок, перевязав их лентой, и даже не взглянула ни на долину, ни на восходящее солнце, ни на весь утренний светящийся восторг за окном, а широким движением распахнув дверь своей спальни, сбежала по лестнице вниз, обращаясь к отцу в полный голос, как ночью:

— Отец, утра нового!

— Утра нового, дочка, — отозвался Эор, но голоса его Эея не услышала, а поняла.

— К завтраку жду тебя я, а ещё мне сообщить позволь старцу Энту о ночном нечто в лесу дальнем, — теперь она не размыкала губ, общаясь с отцом мыслями, пока начинала суетиться на кухне, разводя огонь в печи.

— Конечно, расскажи всё ему, думается мне, что ехать надо туда и разузнать всё, — возникли его слова.

Эея расставляла посуду на стол, мысленно пересказывая старцу Энту, что наблюдала ночью во всех подробностях.

— Права ты, Эора дочь славная, не метеорит это точно по рассказу твоему подробному, и к отца совету прислушаться стоит, найти нужно это, — мысленно ответил Энт из своего дома, выслушав рассказ, а, затем, спросил, — к Иргу дороги карта есть у тебя?

— Да, есть, изучал отец вчера карту эту.

— Место в лесу дальнем, упал куда огонь таинственный этот, хорошо запомнила ты?

— В ночи положение огня неизвестного того в окне своём помню точно.

— Тогда на ложе своё ляг так, как ночью было это, карту держи перед собой, дабы долины нашей гор восточных створ с гор очертанием на карте совпал в точности. Быть писало с чернилами должно в руке у тебя. Место огня загадочного вспомни на окне своём большом и проведи линию, прямо через карту всю, очи твои соединяющую и место то.

— Но карту испорчу же я! — девушка, сама много раз переписывая книги и перерисовывая карты для жителей Иллэи, очень огорчилась.

— Эея благоразумная, — успокоил её Энт, — только так найти в лесах это неизвестное сможем мы, а карту линией одной не испортишь. Карта эта, тобой когда-то нарисованная, в библиотеке нашей останется в память о случае этом удивительном. Сделай, помощница моя умная, как сказал я, а после отца твоего и тебя жду у себя, искать это нечто поедем все мы.

После завтрака Эор занялся упряжью повозки, чтобы приготовить её для поездки, а Эея, взяв карту, выполнила в точности всё, что сказал ей старец. Держа в руках карту с начерченной линией, девушка приехала вместе с отцом к дому Энтов. Их встретил Энт со своим правнуком Ини, тем самым парнишкой, что подглядывал за Эеей по утрам с того берега ручья. Старец прекрасно знал интерес своего правнука к дочери Эора, поэтому он исподволь стремился дать ему возможность быть больше с ней. Кто знает, вдруг свершиться воля Иллэи, и она соединит эту прелестную его помощницу по работе в библиотеке и застенчивого Ини.

Парнишка при виде Эеи смутился, покраснел и пару раз робко взглянул ей в глаза. Девушка не испугалась его взгляда, не убоялась возможной внезапной их связи, ведь была абсолютно уверена в обратном, откуда-то знала, что этому не бывать никогда. Ещё буквально вчера она была, пожалуй, и не против, что ею по утрам может любоваться и восхищаться Ини, допускала, что он может стать её мужем, но сейчас вдруг откровенно застыдилась своей былой наготы в зелёных лучах. Теперь же сожалела, что последовала примеру старшей сестры и поддалась искушению купать своё тело в каждом утреннем взоре светила, хоть это было очень приятно. Эея окончательно разуверилась в своём лёгком интересе к Ини, теперь же он её нисколько не волновал. Девушка отвела свои большие голубые глаза от парнишки и прижалась к отцу, сидя с ним на месте возницы. Старец Энт и Ини разместились в повозке позади них.

— Нет, — подумала она, даже не пытаясь скрыть это от понимающего её мысли отца, — не суженый мой Ини, быть им никак не может он, меня услышит однажды Иллэя и другого пошлёт мне любимого, но не сейчас, не сегодня и не завтра. Позже, много позже…

— Иллэи воля на всё, дочка, воля её на всё, — послал ей мысли Эор.

Почти четверть длинного дня старец Энт, его правнук и Эор с дочерью искали неизвестное нечто вдоль линии, указанной на карте. Лишь, уже отчаявшись найти неведомое, решив испить водицы из большого озера, чтобы утолить жажду в этот по обыкновению жаркий день, все четверо приметили яркий отблеск солнца среди леса. Лучи отражались от какого-то металла, которого не могло быть тут. Они, давно оставив повозку с крунчами близ дороги к Иргу, осторожно ступая, вышли на полянку недалеко от озера, где стояло огромное НЕЧТО блестящее на трёх металлических ногах. Вокруг никого, ни звука, ни движения.

5. УТРО НОВОГО МИРА

Я закончил записывать первый десяток страниц своего дневника пришельца и посмотрел на часы. До рассвета оставалось ещё около восьми часов. Ещё до спуска на планету примерно за неделю по земному времени я начал переводить свой организм на сорока семи часовой режим. К нынешнему моменту я уже смог спать более двенадцати часов и значительно дольше бодрствовать, но на почти двухсуточный режим никак не мог выйти. Я прекрасно понимал, что часов через пятнадцать, когда здесь будет день в разгаре, начну клевать носом и терять концентрацию. Это было недопустимо для первого ответственного дня пребывания на неизведанной планете. Поэтому я принял снотворное, в такой дозе, чтобы погрузить меня в сладкий и мягкий сон часов на семь-восемь. Может тогда, в сочетании со сном перед спуском, я дотяну до заката местного солнца, звезды Сорок Эридана А.

В ту ночь мне второй раз приснился тот сон, прерванный сиреной внутрикорабельной тревоги. Теперь я, стоя лицом к океану у самой кромки воды, вглядываюсь в далёкий горизонт, где водная гладь сливается с лазурью неба. Солнце, как и тогда светит мне в спину, а вокруг так спокойно и тихо, что не хочется думать ни о каких тревогах и проблемах. Тут справа я замечаю девушку, идущую прямо на меня в прибрежной воде, это же та самая незнакомка в том же просторном платье цвета неба, лицо и глаза которой я так и не увидел в прошлый раз. Она всё ближе, а просторное её шелковистое одеяние ещё явственней подчёркивает фигуру этой красавицы под ласковым дуновением морского бриза. Она всё также не поднимает головы и глаз, глядя себе под ноги. Я очень желаю увидеть её лицо, аж сердце заходится…

— Вставай, милый соня, — вдруг зазвучал очень нежный голос девушки, — вставай, милый соня, вставай! Вставай!

Оказывается, это меня будил голос корабельного ДУСа:

— Вставай, милый соня, — как обычно по утрам голос Дуси был кокетливым, и это меня всегда веселило, но не в этот раз, — вставай, тебя ждёт целая куча дел!

— Дуся, ты опять за своё? — недовольно задал я вопрос спросонья.

— Не понимаю тебя, милый, — искусственный интеллект говорил по-прежнему кокетливо, но явно был сбит с толку моим нелогичным поведением, ведь это я дал указание разбудить меня за десять минут до восхода местного солнца.

— Ладно, Дуся, не бери в голову или, что там у тебя вместо мозгов. Уже встал, — сказал я, потягиваясь, снова жалея, что не смог во сне увидеть глаза девушки, поднялся с кровати и пошёл в душ.

В колпаке, сидя в кресле, я желал посмотреть на рассвет, на свой первый восход в этом мире. Я включил обогрев стекла колпака, потому что весь корабль был покрыт густым слоем утренней росы. Крупные капельки воды на наружной поверхности стекла колпака, начиная сливаться где-то наверху, проливались многочисленными змеевидными ручейками вниз. Сначала я даже подумал, что идёт дождь, столь обильная была роса. Колпак нагрелся быстро, и роса испарилась, открывая чарующий вид этого нового для меня и явно удивительного мира.

Размер корабля таков, что верхняя его точка, которой является колпак, находится почти вровень верхушек окружающих полянку деревьев. Круговая обзорность потрясающая. С западной стороны под ещё темноватым небом растёт густой тёмно-бордовый лес. Деревья разные, примерно напоминающие наши земные тополя, дубы и пальмы, но только у края поляны. Дальше в глубине просматривались коряжистые и страшноватые стволы дремучего леса, однако их вид почему-то не вызвал во мне опаски. Я и раньше с орбиты всматривался в эти дремучие явно непролазные леса, изучая растительность Темнушки, но теперь, увидев их воочию, исподволь почувствовал, что внешность этого жутковатого леса обманчива. Кустарники, густые, реденькие и даже дымчатые, во всяком случае, так они мне представились сверху. Неизменная только тёмно-бордовая окраска листьев с небольшими вариациями по тону. На самой кромке горизонта я увидел красного и белого карликов местной звёздной системы. К востоку, под белеющим небом, на котором еле угадывались две из трёх известных планет, я увидел реденький пролесок. Сквозь стволы и листву проглядывала близкая гладь воды. Большое озеро, словно зеркало отражало белое небо с планетами и кромку леса на противоположном берегу.

С севера и с юга я частично увидел две реки. Южная речка впадала в озеро, а чуть севернее по его берегу виден исток северной речки. Полянка, ставшая пристанищем моего корабля, находится ближе к южной речке. Иными словами, местечко очень живописное, если не сказать сказочное.

Я крутил головой в разные стороны, не переставая восхищаться первозданностью этой природы. Тогда я впервые поймал себя на мысли, что на Земле таких уголков уже не осталось, а наша Новая Колония на другом краю Млечного Пути весьма скоро потеряет свою первозданность.

Именно в тот момент у меня появилась тень сожаления, выразив его почти вслух:

— Зачем я послал сведения об этой чудесной планете на Землю?

На мгновенье я представил себе наши межзвёздные корабли, приземляющиеся сюда в большом количестве. Как начнут здесь сновать различные исследователи, агенты сырьевых, туристических и прочих компаний. Мне стало почему-то очень жалко этот нетронутый мир. Однако, наверняка, очень наверняка я смогу получить не просто выгоду от этого, а в корне изменить своё благосостояние. Это будет мне хорошей компенсацией за производственный брак в креплении фокусирующего щита, а также за годы, проведённые здесь. Мне нужны были деньги, впрочем, как и всем землянам, чтобы по окончании карьеры межзвёздного астронавта обосноваться с кем-то или одному где-то в тихом местечке и, доживая свои дни, не нуждаться ни в чём. Правильно сказали когда-то классики: «деньги нужны для того, чтобы о них не думать». А тут такая удача с планетой, тем более населённой разумными, но слаборазвитыми аборигенами. Здесь такие появляются возможности…

Я так размечтался о кренделях небесных, но тут же забыл обо всём, когда по небу с востока вдруг резанул ошеломительный по красоте зелёный луч. Мне сразу стало понятно, что это встаёт из-за горизонта звезда Сорок Эридана А. На Земле зелёный луч бывает, но крайне редко. Лично я никогда его не видел, но знаю, что это лишь вспышка, будто зелёная молния близ горизонта. Однако, тут в первый же день моего пребывания я вижу это редчайшее явление, которое длится и длится, да и ещё в таком антураже. От восхищения я открыл рот, и как дурачок смотрел на переливы зелёных лучей по небу, по верхушкам деревьев, по моему кораблю. Я поднял обе ладони и ловил на них эти переливы зелёного света. Вот оранжевый край диска восходящей звезды чуть больше вылез из-за горизонта, и переливы зелёного по небу пропали также внезапно, как и появились.

— Если бы не белое молочное небо, то сейчас восход практически такой, как на Земле, — сам себе сказал я вслух, переводя дух после красочного зелёного представления.

Я стал рассматривать окружающий мир уже в свете звезды, но вскоре почувствовал голод. Красоты красотами, но ими одними сыт не будешь. Тем более, что надо было выходить наружу и начинать налаживать тут своё существование. Я наскоро перекусил и вышел в шлюзовой отсек.

— Дуся, как там снаружи обстановка?

— Температура воздуха плюс семь градусов, атмосферное давление такое же, как и внутри корабля, относительная влажность девяносто процентов, безветрие, — оповестил меня кокетливый голос.

— Ну, прямо диктор Всеземельного телевидения. А вокруг как? Диких монстров нет?

— Никаких движений органических соединений после приземления обнаружено не было, — голос ДУСа был опять сухо-деловым, — с вероятностью девяносто девять и девять десятых процента никого в радиусе километра от корабля нет.

— Уже хорошо, будем надеяться, что никто меня не съест.

Тем не менее, опасаясь непонятно чего, я облачился скафандр, закрыл герметичный люк в помещение корабля и встал лицом к наружному люку в шлюзовой камере. Правая моя рука уже готова была шлёпнуть по кнопке открывания люка, но застыла в нерешительности. Я не из робких людей, но за этим люком не обычный холодный космос, а иной, незнакомый, непонятный и поэтому может быть опасный мир. Чего же я жду? Ведь я уже рискнул с водичкой и был готов погибнуть, но выжил!

— Вперёд! — приказал я себе и резко ударил по кнопке.

Наружный люк, секунду прожужжав затвором, который не слышен при обычном выходе в космос, подался чуть вперёд и отодвинулся влево. Передо мной открылся мир, от которого веяло удивительным спокойствием и умиротворением. Мне даже стало стыдно, что я его испугался и так облачился. Выход из шлюза смотрел прямо на восток на водную гладь. Солнце светило мне в глаза сквозь редкие стволы деревьев пролеска на берегу озера.

Я схватился обеими руками за наружные поручни и высунулся из створа люка, осматриваясь вокруг. Внизу в двух метрах я увидел ковёр из прелестнейших разноцветных цветов и тёмно-бордовой пушистой травы. Спускной трап уже выехал, открывая мне дорогу на твёрдую землю. Вокруг тишина. Не отрывая левой руки от поручня, я потянулся правой рукой к замку головного шлема и резким движением расстегнул его. Приподняв шлем, в меня пахнуло утренним воздухом Темнушки. Этот воздух мне уже был чем-то знаком, он похож на то, чем пахнуло на меня, когда я открыл лабораторный шкаф.

Я сделал два глубоких вдоха этим инопланетным воздухом, прислушался к своим ощущениям, а затем вернулся в шлюзовую камеру и снял с себя скафандр.

— Ну, и чего же ты так перепугался, Фёдор Иванович? А? — посмеявшись над своей излишней предосторожностью, я весьма смело зашагал по трапу навстречу пушистой травке и разноцветным цветочкам.

Мои ботинки коснулись мягкого ковра, примяв пару жёлтеньких цветочков. Сердце буквально выпрыгивало из груди, и я никак не мог унять это своё волнение. Меня восхищало буквально всё: пушистая бордовая травка, лёгкий чистый воздух, ослепительное солнце в небе. Наверное, это было опьянение свежайшим воздухом, а может неким выдохом облегчения после напряжённых месяцев неизвестности, отчаянья и ожидания. Мне почему-то хотелось плакать. Я решил не давать волю чувствам и осторожно обошёл вокруг корабль, обследуя место посадки. Несколько опасливо оглядываясь вокруг, я старался не наступать на цветочки под ногами. Однако мне это слабо удавалось, и я мысленно зачем-то, сам того не осознавая, извинялся перед ними за это. Я шёл по траве и каждый свой шаг делал осторожно, бережно пытаясь сохранить эту природу. Поразительно, но я не нашёл следов своей ночной посадки, словно корабль стоял здесь уже несколько месяцев.

Находясь в восхищённом эмоциональном состоянии от выхода на поверхность чудной Темнушки, я абсолютно позабыл, что собирался сделать. Мне следовало записать простое, а не голографическое видео и снять несколько видов, в том числе, самого себя на фоне инопланетной природы и отослать на Землю, чтобы ещё больше убедить собратьев меня спасти.

Отдельно я рассматривал место отрыва фокусирующего щита. Теперь в дневном свете его было хорошо видно. Вывороченные кронштейны, полопавшиеся болтовые крепления. Я уже давно для себя установил причину своей аварии. Дело было во внутреннем дефекте центрального кронштейна. Именно этот дефект в защитовом пространстве, где идёт снижение потенциала поля отрицательной энергии, понизил крепость кронштейна. Вот он и развалился на одиннадцатые сутки моего полёта на этом новеньком корабле.

Решив направиться к озеру, я продолжал озираться по сторонам. По пути к озеру у меня было стойкое ощущение, что за мной явно следят, но никого я не видел. Мои мысли были заполнены исключительно безмерным восхищением этим миром. На озере я напился воды, как первобытный человек, стоя на коленях и зачёрпывая ладонью эту вкуснейшую воду. Поразительно, но я даже не допустил возможность опасности из озера, мало ли там какая-то хищная тварь живёт и сцапает меня за милую душу. Напротив, я с чего-то вдруг уверился в абсолютной безопасности этого мира. Вода прохладная и бодрящая, а восходящее солнце отражалось от поверхности озера и слепило мне глаза. И грело, грело, грело.

За каких-то полчаса воздух из весьма прохладного стал вполне тёплым. Я сидел на берегу озера, смотрел то на небо, то на солнце и вообще ни о чём не думал, наслаждаясь жизнью. Увидев рядом растущую какую-то травинку, я потянулся и сорвал её, на всякий случай опять почему-то мысленно извинившись за это. Рассмотрев травинку, похожую на земную соломинку я с осторожностью сунул её в рот. Ощутил сладковато-терпкий вкус её сока, я, закинув руки за голову, улёгся спиной на траву у берега. Вокруг тишина, блаженная убаюкивающая тишина, лишь лёгкое дуновение тёплого восточного ветерка, да еле слышное шуршание листвы. Я даже не сразу обратил внимание, что нет привычных земному уху пения птиц и жужжания насекомых. Либо их здесь вообще нет, либо они попрятались от меня.

За всю свою ещё недолгую жизнь я никогда вот так не был на природе один и не наслаждался вот так жизнью, как сейчас. Только там, в Новой Колонии во время первой экспедиции я смог немного погулять по тамошнему лесу. И только-то. На Земле вообще таких спокойных мест уже не осталось. Видимо, резкий всплеск умиротворяющих эмоций, сбросивших моё многомесячное напряжение, свежий пьянящий воздух и ласковое солнце сыграли со мной злую шутку, я лишь на секунду закрыл глаза и мгновенно уснул на бережку озера подобно младенцу.

6. ПРИШЕЛЕЦ НЕБЕСНЫЙ

Проснулся я от жары. Солнце было уже на полпути до полдня.

— Это что, я пролежал тут на бережке, как полено около шести часов?! — крикнул в сердцах я сам на себя. — Идиот! Как можно быть таким беспечным?! Погодка, природка, лютики-цветочки!…

Я вскочил на ноги и ругал себя, на чём свет стоит, резко и боязливо озираясь по сторонам в поисках возможной опасности. Моя такая расслабленность здесь в чужом мире может стоить мне жизни. Мне было очень жарко, и я был насквозь мокрый от пота. Скинув свою куртку и с трудом стянув мокрую, прилипающую к спине футболку, я остался с голым торсом и хотел было пойти в сторону корабля, но не смог сдвинуть ног. Посмотрев вниз, меня бросило в холодный пот. Такой предательски колючий и липкий озноб пробежал по спине от копчика до затылка, заставив меня содрогнуться всем телом. Мои ботинки медленно опутывали какие-то чёрные ниточки-корни, на глазах становясь толще и длиннее. Именно такие чёрные нити я видел в микроскоп, когда заразил местную почву своими бактериями. Я с силой рванулся и не без труда вырвался из этих пут. Отскочив в сторону, я держал в одной руке куртку, а в другой мокрую футболку и с ужасом глядел на эти чёрные выросты из песчаного берега озера. Их рост прекратился, и они остались такими со следами моих ботинок внутри. Теперь, под моими ногами на тёмно-бордовой пушистой траве расползались тонкие сеточки этих же чёрных нитей. Я переступил на другое место, и там также под ногами стали образовываться чёрные сеточки.

Меня начала охватывать паника. Я постарался её унять и рассудить трезво. Такое появление чёрных корней было явно некой защитной функцией этого мира. Но защита от чего? От меня? Я сам для этого мира, судя по всему, не был опасен, иначе меня уже запутали бы эти сети на лужайке у трапа. А за шесть часов моего мирного младенческого сна вообще можно было меня сто раз замотать, задушить и растворить, как ту бактерию. Значит, опасен не я сам, а моё поведение. А что я такое сделал? Ах, да, я начал ругать самого себя за беспечность. Правильно начал! Может, не надо было так эмоционально?

— Извини меня, пожалуйста, я не хотел тебя напугать, — сказал я громко, оглядываясь вокруг и расставив руки с курткой и футболкой, словно обращался ко всей этой природе сразу, — я пришёл к тебе с миром!

Я переступал по берегу и вслушивался в окружающую обстановку. Под ногами чёрные сеточки перестали появляться, но оставались в тех местах, где я стоял только что. Понимая, что именно моё поведение вызывает такое явление, которое, вероятно, может привести к гибели, я осторожно пошёл к кораблю. Но заметив чёрные полуботинки у кромки воды, где на меня напали эти корни, я направился к ним. Я осторожно ступал, опасливо подходя к ним. Опустившись на корточки возле корней, я отложил футболку с курткой на травку рядом.

— Я просто посмотрю, — обратился я к округе, поглядывая по сторонам, — ты пойми, мне очень любопытно. Я не хочу тебя обижать, поверь мне…

Я осторожно потрогал чёрные корни. Они были холодные на ощупь и весьма твёрдые. Попробовал отломить кусочек, но корень лишь немного гнулся, но не ломался. Я медленно потянулся за ножом, висящим в ножнах у меня на поясе, достал его и приблизил к ближайшему чёрному корню. Всё это время я наблюдал за землёй под своими ногами, ожидая появления чёрных сеточек, но они не появлялись. Ничего не произошло, когда я попытался срезать корешок. К моему удивлению, лезвие скользнуло пару раз по матовой поверхности корешка, не причинив никакого вреда ему. Нож сразу затупился, словно этот корешок был из кварца. Я вернул тупой нож в ножны, встал и только теперь направился к кораблю.

Было жарко, я ещё явно не приспособился к этой жаре, поэтому шёл по-прежнему раздетый по пояс, держа в левой руке куртку и футболку. Поднимаясь по отлогому пролеску к полянке с кораблём, который блестел металлической обшивкой сквозь листву и стволы деревьев, я вдруг увидел ИХ. Первая моя реакция был испуг. Самый настоящий испуг. Я остался отрезанным от своего корабля в неизведанном мне мире. Что делать? Теперь уже только вперёд! Отступать же некуда! Я продолжил тихонько подходить к краю поляны, чтобы лучше ИХ разглядеть, прикрываясь реденькими деревьями. Сердце моё сильно билось не то от радости, не то от испуга. Это же был КОНТАКТ! Самый первый контакт двух разных цивилизаций. Да, я не планировал его так быстро, но уже ничего нельзя было поделать. Видимо, моё ночное фееричное приземление не прошло незамеченным, как я ожидал.

Их было трое, они стояли спиной ко мне и рассматривали мой корабль, задрав головы к верху. Один был явно старик, с седыми длинными ниже плеч волосами. Этот старик внимательно смотрел на вывороченное место фокусирующего щита у носа корабля слева от меня. Второй, судя по всему, юноша, стоя в пол-оборота ко мне, смотрел на трап и открытый проём шлюзовой камеры. Он чуть пугливо вытягивал шею и пытался заглянуть внутрь освещённого электрическим светом шлюза. Третий, мужчина средних лет с тёмной бородой и такими же волосами стоял правее меня у маршевого двигателя. Он был дальше всех, поэтому я его толком не видел. Все трое одеты были примерно одинаково. Некое подобие рубах навыпуск до середины бедра с широкими рукавами были разного цвета у каждого. У старика бледно оранжевого цвета, у юноши — зеленовато-бирюзового, а тот бородач был облачён в тёмно-синюю рубаху. На ноги у всех были одеты некие широкие штаны одинакового тёмно-коричневого цвета и одинакового кроя. У меня ещё на орбите при виде одеяний жителей планеты возникли стойкие ассоциации с одеждой древних японцев, кимоно и хакама. Теперь же я удостоверился в этом вблизи. Обуви я не видел, ступни ног их утопали в траве. В их поведении и движениях я не заметил никакой агрессии или намёка на неё. Передо мной были настолько мирные и спокойные существа, что мой первоначальный испуг полностью прошёл.

Вдруг тот бородач заметил меня у края полянки, старик и юноша сразу обернулись, хотя бородач ничего не сказал, во всяком случае, я не слышал ничего в этой тишине, только лёгкое шуршание листвы от ветерка. Старик был несколько смугл с весьма длинной бородой, но статен. Если бы не седые волосы, то я дал бы ему лет сорок, а так для себя я оценил его возраст примерно на семьдесят лет. Он смотрел на меня с любопытством и, как мне показалось, ласково, неспешно направляясь в сторону парня. Юнец был строен, с виду лет на шестнадцать не больше, не широк в плечах, на лице уже пробились усики, взгляд его был несколько испуганным. Вообще, эти трое, уже ожидаемо для меня, не отличались атлетическим сложением тела. К старику и парнишке подошёл бородач, рассматривая меня более подробно, но глаза у него были добрые, это я подметил сразу. На мой взгляд, бородачу было не более пятидесяти лет по земным меркам. Эта троица стояла между мной и трапом в мой корабль.

У меня был совершенно глупый вид, по пояс обнажённый, потный, в руках куртка и футболка. Мой рот сам по себе растянулся до ушей в широкой улыбке. Они тоже улыбнулись, молча переглядываясь между собой. У меня напрочь вылетело из головы всё то, что я читал о предполагаемых контактах с разумными цивилизациями. Я молча поднял правую руку, в которой была мокрая футболка к груди, и поклонился им почти в пояс. В ответ они сделали такой же поклон, также положив правую руку на грудь.

— Здравствуйте! — мой голос отразился эхом на полянке. — Я землянин, меня зовут Федя.

Я прекрасно осознавал, что меня не понимают, но старался как-то жестикулировать для пущей убедительности. Выглядело это точно очень глупо.

Старец что-то сказал. Его голос был обычным, ничуть меня не удивившим. Сказанная им фраза была на очень мягком и певучем языке, чем-то напоминающем мне китайский, такое же изобилие гласных звуков. Наверное, это было приветствие. По крайней мере, интонация была похожая. Я повторил ещё раз свою приветственную фразу, как мог с большей выразительностью и заметил, что бородач повернул голову налево в сторону маршевого двигателя моего корабля. Я посмотрел в направлении его взгляда и увидел ЕЁ.

Она вышла, точнее, выплыла из-за корабля вся в лазурном одеянии, также напоминавшее мне кимоно. Её золотистые волосы, собранные на затылке, спускались с левого плеча до самого пояса. Даже свободный крой одеяния не мог полностью скрыть соблазнительность форм её тела. Лазурная лёгкая ткань, струясь с плеч, явственно ниспадала с её груди, обтягивая сверху, а, затем, обворачивалась вокруг тонкой талии, подчёркивая идеальность линий бёдер и ног, но полностью скрывая тело до самых пят от постороннего взгляда. Походка её была воздушной, словно она скользила по траве, не дотрагиваясь ногами до земли. Она поглядывала на меня, но сразу опускала взгляд себе под ноги. Шла она достаточно быстро, но мне казалось, будто она плывёт в замедленном кино. На вид ей было всего лет шестнадцать-семнадцать по земным меркам. Сказать, что я ослеп от её красоты, значит не сказать ничего вообще. Я застыл в изумлении и даже забыл про других троих, стоящих передо мной метрах в шести.

Мне тут же вспомнился мой сон, повторившийся дважды. Сон-то оказался вещим.

— Не может быть, — мелькнула у меня мысль, пока я, не моргая, глядел на неё, — вещих снов не бывает, всё это ненаучно, но она именно из моего сна. Неужели я в бреду?

Больно прикусив себе щёку изнутри, я быстро понял, что это не видения, и прелестная инопланетянка существует на самом деле.

Подойдя к бородачу, она глянула на него, словно что-то ему сказала, не раскрывая рта. Ни звука я не услышал. Я, не отрываясь, смотрел на эту фею, нимфу, ангела… Подобрать точный эпитет к этому волшебному существу я не мог. Она была во сто крат совершеннее тех инопланетных девушек, что я видел прежде сверху с орбиты. Эта нимфа посмотрела мне в глаза, снова опустила их и вновь посмотрела на меня очень умными красивейшими глазами. Улыбнувшись столь искренне, эта богиня меня полностью обезоружила, что я потерял голову. Да, это была именно богиня! Настоящая, истинная богиня!

— Если и есть на свете боги, то эта богиня лучшая из них, а я готов пропасть с ней навсегда, — мелькнуло у меня в голове, глядя в эти большие голубые бездонные глаза, обрамлённые длинными ресницами.

Зачем и почему я именно так подумал, не знаю до сих пор. Это было как наваждение, как помешательство на грани безумия. Но как только в моей голове мелькнула эта мысль, меня словно ожгло внутри, как от разряда электрического тока. Я дёрнулся от неожиданности и перехваченного дыхания. Богиня также вздрогнула, у неё приоткрылся рот, она судорожно глотнула воздух, ухватившись рукой за бородача, чтобы не упасть, а в глазах отразились испуг и удивление. Почти сразу её взгляд преобразился, он стал таким тёплым, будто родным. Лицо у неё просияло, а я осознал, что пропал, что без памяти влюбился в эту неземную богиню с первого взгляда и ничего уже поделать с собой не смогу. Я влюбился словно мальчишка, хотя тогда им и был. Это было нелепо, неразумно, безрассудно, но прекрасно!

Тут я заметил остальных троих. Они испуганно переглядывались между собой и вопросительно смотрели на неё. У них на лицах был один немой вопрос: «Как так?!» Она отвела волшебный взгляд от меня, и я наблюдал удивительную сцену оживлённой беседы четырёх людей без звука. Если бы они что-то говорили на этом своём певучем языке, я, наверное, по интонации понял бы, о чём они говорят. Но была абсолютная тишина. Парнишка как-то сразу погрустнел, старик задумчиво поглядывал на меня, а бородач вообще опечалился. Меня поразило моё понимание происходившего. Я из другого мира, но мы все одинаковые по строению, по поведению и даже по чувствам. Будто я попал не на другую планету, а просто в другую страну на Земле, которую в силу небывалых причин мы раньше не замечали.

Эта богиня вновь посмотрела на меня, и я опять увидел её открытое, умное, приветливое лицо, слегка улыбающееся и немного лукавое. Она была самым настоящим воплощением неземной красоты, как говорят на Земле. Не обращая внимания на переглядывания и даже жестикуляцию этой троицы, она сделала шаг ко мне, и я понял, что должен сделать то же самое. Бородач усиленно заморгал глазами и, как мне показалось, отчаянно замахал руками. Юнец стоял понурый, лишь старец был спокоен и как-то философски меня оглядывал, склонив голову немного влево.

— Эх-х, пропадай, моя головушка. Привет, милая, — сказал я очень тихо подходящей ко мне красавице, глядя ей прямо в её бездонные озёра глаз, озарённые солнечным светом, — меня зовут Федя.

Богиня протянула ко мне левую руку, укрытую лазурным рукавом её одеяния, и что-то сказала голосом ангела. Я замер, звук её голоса заворожил меня, ничего подобного в своей жизни мне слышать не доводилось. Со стороны могло показаться, что говорит обычная симпатичная девушка, но для меня её мягкий певучий голос был и остаётся по сей день самым совершенным во всей Вселенной. Фраза была похожая по звучанию на то, что говорил прежде старец, но чуть по-иному. Потом она дотронулась до моего правого плеча. Я с трепетом ощутил её тёплую девичью ладонь, впервые ощутив это неземное прикосновение. Она очень нежно провела мне рукой по плечу и задержалась на моём предплечье, сильнее прижав ладонь к бицепсу. Я вздрогнул от неожиданности уже второй раз за столь короткое время её присутствия.

Ожидая чего угодно, но не такой реакции моего тела. Аналогов этому на Земле не существует, там до меня много раз дотрагивались женщины и девушки, даже те, которые очень нравились, и, разумеется, те, с кем у меня были близкие отношения. Конечно, прикосновения девушки к юноше и наоборот, вообще-то волнительны сами по себе и так, тем более, если между ними некая симпатия, не говоря о чувствах. Однако никто не вызывал во мне такого! Это очень отдалённо чем-то сродни ощущению удовольствия, того самого физического удовольствия, возникающего между любящими людьми в определённые моменты. Волна лёгкого, еле заметного, словно намёк, но явственно ощутимого тепла, сладостно прокатились по мне, заставив чуть вздрогнуть. От меня не ускользнуло, что нечто похожее ощущает и эта богиня, когда в её глазах вспыхнуло тепло, которое чувствуется мной внутри. Она замерла, глядя мне пристально в глаза, а я кожей плеча явственно различал сильный пульс в нежной ладони представительницы внеземной цивилизации.

— Меня зовут Федя, а ты кто? — я уронил на травку куртку и футболку, чуть испугавшись новых ощущений, но не желая их прерывать, нежно снял с плеча её бархатную руку и взял в обе свои напротив груди. — Что же это произошло, красавица?

Моё сердце просто рвалось из груди, а голос предательски прерывался и дрожал от напора крови в жилах. Нет, я более совершенно не опасался этих инопланетян, чувство было иное, безмерное удивление и одновременно беспредельное восхищение. Передо мной стояла божественная неземная красота, но в то же время самый обыкновенный человек, почти ничем не отличающийся от моих сородичей. Только её глаза! Воистину волшебные глаза! Словно под действием чар я, не отрываясь, купался в этом взгляде неземной богини и уходил в глубину этих голубых глаз.

Она высвободила руку, положила обе ладони мне на то место, где дико трепыхалось моё бедное сердечко, и закрыла глаза, погасив свой ангельский взор. Я почувствовал, как тепло от её рук словно влилось внутрь меня, перемешавшись с той сладостной, еле уловимой волной от прикосновения инопланетной богини ко мне, и удивился, как быстро успокоилось моё сердцебиение, немного приводя меня в порядок.

Вновь окунув меня в свой светящийся на солнце взгляд, она ещё что-то сказала, причём я услышал отчетливо одно и то же слово «ЭЕ́Я». При этом она указывала себе на грудь. Я понял, что это её имя.

— Эе́я, — чуть растянув это слово, повторил я, не отрываясь от переливчатой радужницы её глаз и указывая на неё.

Она утвердительно кивнула прямо, как земной человек.

— Федя, — выговорил я своё имя и указал рукой на свою грудь.

— Федя, — повторила она и опять улыбнулась так, что моя голова закружилась.

Вдруг её большие глаза стали смотреть, словно сквозь меня, она как будто что-то слушала. Тут она резко развернулась, разорвав наше прикосновение, от которого тёплая волна внутри меня сразу пропала, и развела обе руки в стороны ладонями ко мне, немного попятившись назад. Она даже чуть толкнула меня спиной, загораживая всем своим изящным телом. Этот жест был более чем ясен, она меня защищала от этих троих. Удивительно, богиня вдруг встала на мою сторону. Видимо, в их неслышимой беседе возникла угроза мне, и это божество вступилось за меня. Я понял, что надо вмешиваться в ситуацию.

— Эея, пожалуйста, не надо! — обратился я к ней, выйдя из-за её рук.

Затем я опустил ей обе руки нежно, но решительно. На этот раз я дотронулся до неё, но уже через лазурное одеяние богини, при этом не ощутив сладостного еле заметного тепла внутри себя. Загородив свою защитницу собой от этих трёх людей, я был тогда готов к любому развитию событий. Я начал говорить, даже не беспокоясь, что меня могут не понимать:

— Я не знаю, что здесь сейчас произошло, но ни я, ни эта милая девушка, — говорил я, указывая кивком головы на богиню, — ни в чём не провинились. Я попал на вашу планету случайно, ненарочно. У меня нет возможности улететь отсюда. Если мои сородичи услышат мой сигнал о помощи, то только через двадцать два ваших года я смогу улететь отсюда. У меня нет выбора, мне надо здесь либо выжить, либо погибнуть. Если вы считаете невозможным моё пребывание на вашей земле, то убейте меня сейчас, прямо тут! Но знайте, я пришёл к вам с миром!

Я продолжал свою пламенную речь, активно жестикулируя, понимая, что эти люди читают язык жестов.

— Если вы посчитаете приемлемым оставить меня в живых, то прошу дать мне возможность возделать эту поляну, чтобы вырастить себе пищу. Если вы не терпите чужаков, то я буду жить только здесь в своём доме и никуда не уйду. Если это чья-то земля, то я готов как-то оплатить своё тут пребывание. У меня на корабле есть много вещей, которых нет в вашем мире, и которые могут стать вам полезными. В любом случае, решать вам здесь и прямо сейчас!

Всё время, что я говорил этим троим, их лица и взоры менялись с грустно-растерянных до восторженно-восхищённых. Чего не было в их взглядах, так это злобы, неприязни или иных агрессивных проявлений. Богиня-Эея стояла позади меня, и я её не видел, но чувствовал её присутствие. Во второй части моей пламенной речи она снова нежно положила свою бархатную ладонь на моё плечо, вновь пустив волну чарующего тепла по моему телу, и это придало мне ещё больше сил и уверенности. Тогда я готов был поклясться, что все они поняли мою речь до единого слова. Но как?

Какое-то время эта троица стояла, не двигаясь. Богиня убрала руку с плеча, стоя, как и прежде чуть позади, но я следил за теми тремя. Затем старец медленно подошёл ко мне, взял за руку и слегка поклонился мне. Я немного успокоился, ведь это было обычное дружественное прикосновение и без тех приятных ощущений, идущих от богини. Тогда я вообще не понял причин такого различия, ведь события развивались стремительно, и на трезвый анализ всего просто не хватало времени. Однако мне почему-то вспомнились сладкоголосые Сирены, в мифе об Одиссее заманивающие людей к себе на остров и пожирающие их. Может быть, я сейчас в такой ситуации, а все вот эти приятности и успокаивающие прелести лишь коварная ширма? Я напрягся, но старец неожиданно для меня, словно уловив мою мысль, посмотрел мне в глаза и покачал головой в знак несогласия с ней. Затем он указал пальцем на мою голову и кивнул мне за спину, а там стояла богиня. Сразу же у меня в голове стали сами собой рождаться мысли, но не как обычно, а ясно, ярко, чётко, словно кто-то их туда вливал.

— О, не бойся, пришелец небесный, и красивый, и смелый! — проявилось у меня в голове. — Недостойного ничего не причиним тебе мы.

И на этот раз я вздрогнул. Эта фраза была вообще не на языке, я нутром понял её смысл, но именно в такой необычной последовательности слов и формы речи, не характерных для современного русского языка. Я ошалело посмотрел на старца. Он, лукаво улыбаясь, снова кивнул Эее, которая стояла у меня за спиной.

— Нас не бойся, пришелец небесный Федя, верим тебе мы, опаску твою увидив и страх небольшой! — вновь ярко и отчётливо вспыхнуло у меня в голове, а старец радостно закивал головой.

Тут меня осенило, он так со мной говорил.

— Но почему он кивает головой богине? — мелькнула у меня недоумённая мысль.

— Федя, понимать тебя теперь могу только я, а понимать меня отныне сможешь и ты, — проявилось у меня в голове тем же непостижимым ярким образом, и я понял, это говорил не старец.

Богиня вышла из-за моей спины и посмотрела мне в глаза. Я взял её за плечи, чувствуя тепло её тела под шелковистым лазурным одеянием, но без волнующего тепла внутри себя. Тут я сообразил, что эти чудесные еле ощутимые волны возникают только при прямом прикосновении к этой богине.

— Как это? Ты понимаешь, что я говорю? — удивлённо спросил я.

— Нет, лишь мысли твои понимаю, а что говоришь ты непонятно для меня, но нравится язык мне твой, — ярко вспыхнуло у меня внутри.

— Мысли? Ты можешь читать мои мысли? — я был обескуражен и сбит с толку. — А они меня понимают, ну, мои мысли? — спросил я, одними глазами указав в сторону тех троих.

— Нет, тебя понять не способны они, передаю просто пока им я то, о чём говоришь ты.

— Они смогут меня понимать?

— Не знаю, если язык наш выучить получиться тебе, то, наверное, да. Мысли твои доступны только лишь мне одной.

— Почему? Что произошло? Я ровным счётом ничего не понимаю? — я закидывал её вопросами, у меня в голове началось всё запутываться.

— Взглядом связаны теперь мы с тобой! — вспышки её мыслей в моей голове были столь яркими, что я вздрагивал при каждой фразе богини.

— Это как? — продолжая держать её за плечи, спросил я.

— Одно и тоже подумали одновременно и ты, и я, встретились взгляды наши когда. Про из богов самого лучшего и про навсегда с ним пропасть готовность. Помнишь? Тогда-то то, что взглядами связывание называем мы, и произошло. Мысли наши с тобой едины теперь, силой Иллэи объединены отныне мы. И навсегда это!

Я смотрел на неё с бесконечным удивлением.

— Но ты сказала, что мы объединены силой Иллэи. Это что… это кто… это ваше божество?

— Не совсем, — она снисходительно улыбнулась, всё так же не размыкая прелестных алых губ, затем, указывая раскинутыми руками на всё вокруг, добавила, — Иллэя земля наша. Планета и дом наш родной. Живая и разумная она, как и мы.

Я тогда не совсем понял её объяснение, но подспудно до меня начало доходить произошедшее там, на берегу, когда чёрные корни чуть не поймали меня. Так оказывается, это было проявление некоего разума. Видимо, вот откуда у меня было явное ощущение, что, проходя пролеском к озеру, на меня кто-то смотрит, будто следит за мной. Богиня смотрела мне в глаза и молча, понимающе кивала головой.

— Да, Федя, это она именно, поведения твоего и неправильного, и недостойного не допустить там на берегу решила Иллэя наша мудрая, — отчётливо проявилось у меня в голове.

— Так… я…, а как же ты…? — я растерянно пытался понять, как мои логические догадки становятся ей известными.

— Федя, сказала же тебе я, что мысли наши объединились теперь, и известно мне всё, о чём говоришь и думаешь ты, а мысли мои понимать можешь ты.

Всё время нашей беседы я привычно говорил вслух, а её слова возникали у меня в голове, но не как мои собственные мысли, оформленные в языковую форму. Её мысли становились у меня в голове ярче, светлее, контрастнее, как радуга. Однако стиль её речи воспринимался мной именно таким, необычным, но чем-то очень знакомым мне, хоть ни единого слова я не слышал. Это было столь непривычно и необычно, что у меня резко начала болеть голова, и я плохо соображал. Вообще хорошо соображать в присутствии такой неземной богини мне было достаточно трудно. Её ослепительная красота парализовала мою логику, мой ум, мою способность ясно и чётко мыслить. Видимо, она каким-то образом почувствовала это моё состояние. Богиня медленно подняла обе руки, чуть нерешительно, но очень нежно приложила открытые ладони к моим вискам и закрыла глаза, после чего головная боль быстро отступила, доставив нам обоим очередную порцию чудного тепла. Я был поражён, эти люди не только телепаты, но и превосходные лекари. В ответ она лишь снова обезоруживающе улыбнулась.

Наконец, ко мне потихоньку стала возвращаться способность к логике, к рассуждениям, и я спросил её:

— Ты сказала «мы связаны навсегда», а что это значит?

Её милое лицо вдруг бросило в краску, щёки запылали, а ангельские глаза засверкали в лучах солнца.

— Означает это, что супруги теперь с тобой мы, — родилось у меня в голове, как гром среди ясного неба, а богиня положила свою голову мне на грудь.

Я непроизвольно обнял её и почувствовал, как моё лицо само покраснело. Это было ещё более неожиданно, чем моя авария и вылет из подпространства, но чертовски приятно. Она прижалась сильнее ко мне всей собой, и я ощутил будоражащее тепло её божественного тела значительно сильнее, чем чарующие волны от нашего взаимного прямого прикосновения. Мягко отстранив её от себя руками за плечи, я посмотрел в бесконечные глубиной большие голубые глаза и сказал:

— Но мы ещё плохо знаем друг друга, а вдруг я тебе не подойду, а вдруг мы вообще несовместимы, а может…

Она закрыла ладонью мой рот, и в моей голове проявились её философские слова:

— На места свои расставит время лишь.

Она была права, мне не оставалось ничего, как только отдаться на милость времени и этим удивительным людям. Посмотрев на тех троих, она, видимо, что-то им сказала. Они послушно отошли в сторону и продолжили осмотр моего корабля.

— Федя, со мной общаться научу я теперь тебя, — у меня в голове появлялись её фразы, а сама она была сосредоточена и серьёзна, глядя мне в глаза, — говорить со мной попробуй не голосом своим, слуху моему приятным, а мысленно, мысль свою ко мне адресуя. Сложно мне понимать тебя, язык твой красивый не понимаю ещё я, а сказанного лишь смысл. Запомни, Федя, для мыслями общения не является преградой расстояние никакое. В месте любом Иллэи огромной меня представь и мысленно ко мне обратись. Услышу тебя непременно и отвечу сразу. Ежели рядом мы с тобой на взгляда расстоянии, то всё знаю я, думаешь о чём ты. Видимо, этому тоже со временем научишься. С людьми другими сложнее общаться будет тебе. Не знаю точно как, но, думаю, если сумеешь языку нашему научиться, то, наверное, мысленно общаться с ними сможешь. В случае любом, язык наш зная, говорить вслух на Иллэе с человеком каждым возможностью обладать будешь. Сказал ты, что более двадцати двух Близнецов Лучезарных Рождений Новых пробудешь здесь. Срок долгий это очень, и на языке нашем научу тебя говорить обязательно. Взглядами связь одна только у людей двух, поэтому не сможешь ни с кем связаться уже так ты. Расскажу постепенно всё я тебе, и научишься всему ты.

Тут я вспомнил, что если помощь с Земли придёт через эти годы, то я улечу отсюда, и эта богиня останется здесь одна навсегда. Мне вдруг стало её так жалко, что у меня больно защемило сердце.

— Сожалеть о том не стоит, чего не произошло ещё, измениться всё может, — опять её философские изречения влились в меня, и я опять поразился способности читать мои мысли.

— А какой твой возраст? — спросил я, первый раз послав ей мысленно свой вопрос, с неприкрытым удовольствием рассматривая всю её.

Я намеренно избежал определения возраста в годах, ведь мои обычные земные представления здесь явно не годятся, поэтому надо привыкать к иным определениям.

— Двадцать шесть Близнецов Лучезарных Рождений Новых, а тебе? — она вновь очаровательно улыбнулась мне и покраснела, скромно опустив глаза, смущённо осознавая, что я оцениваю её красоту.

Я судорожно производил вычисления в голове, понимая, что означает изысканное определение Близнецов Лучезарных Рождение Новое. Земной год больше года на Иллэе в одну целую и сорок три сотых. Если поделить одно на другое, то этой богине получается восемнадцать земных лет. Тогда мне в их летоисчислении почти двадцать девять лет. Немногим старше этой Эеи. Она всё поняла и, посмотрев мне в глаза, кивнула мне.

— Эея, и что же мы теперь будем делать? — и на этот раз я просто подумал об этом, как меня только что она научила, адресовав ей свою мысль.

— Не знаю, — она продолжала смущённо смотреть на меня, потом оживилась, — а быть может, всем нам расскажешь, кто ты, откуда и как попал сюда?

— Конечно, расскажу, Эея, только я иногда буду переходить на свою речь вслух, мне пока сложно мысленно общаться, — сказал я, наклонился и поднял с травки свою одежду, надев куртку прямо на обнаженное тело, чтобы скрыть свой нагой торс, начиная чувствовать себя несколько неловко в таком виде, — ты не против?

— Разумеется, Федя, не против! Пойдём, познакомлю со спутниками моими тебя, — Эея взяла меня за руку и потянула в сторону корабля.

— Послушай, — я приостановился, удерживая её рукой, — позволь тебя спросить кое о чём.

— Да, милый, — она смотрела своими большими и прекрасными глазами на меня, не размыкая алых губ, а её мысли радужно расплывались в моей голове, — дотрагиваться до тебя приятно мне тоже, впервой мне также ощущать эти, как определил ты, волны чарующие. Доступно такое взглядом связанным только, и будем мы чувствовать это теперь всегда, как сейчас друг к другу прикасаясь. Иллэи дыхание это, любовь в нас будит она. Что за чувство это знаешь же ты? Конечно, знаешь. Чувствую я.

Снова я поразился способностью этой неземной богини читать мои мысли прежде, чем мне удаётся их оформить явственно.

— И ещё одно, — продолжая держать её за руку и наслаждаясь дыханием Иллэи, начал было задавать ещё один вопрос я.

— Верно совершенно замечено это тобой, воспринимаем друг друга мы оба так, как на языках своих мыслим. Необычен мне также слов порядок языка твоего красивого, но смысла сказанного нами не умоляет это, хоть порой понять сразу сложно. Так ведь?

— Поразительно, что ты так меня понимаешь, — только и смог сказать я, а Эея слегка потянула меня за руку к своим спутникам.

Я познакомился с остальными. Старца звали Энт, он был старейший житель долины, что была на западе от моего корабля в двадцати километрах. Бородач был отцом Эеи и его звали Эор, а парнишка был правнуком Энта по имени Ини. Насколько я понял из пояснений моей богини, именно этот Ини был нечто вроде её жениха, во всяком случае, его погрустневший вид это подтверждал. Однако Эея с весьма важным видом сразу мне заявила, что этот Ини никогда её не интересовал всерьёз, хотя она и допускала, что Иллэя может их соединить взглядами. Меня удивило тогда, что моя новоявленная супруга не стала скрывать от меня факт мало-мальских отношений с этим Ини. Ведь, самым разумным было бы утаить от меня статус жениха этого парнишки. Но это лишь с позиции землянина было разумно. Решив, что так принято в их мире, я не стал тогда допытываться, почему мне открыто сказали об этом.

Я рассказал всё, что со мной произошло, не сильно вдаваясь в технические детали, резонно полагая, что они для этих людей будут непонятны. Однако Эея стала задавать вопросы, и мне пришлось всё открыть про технологию прохода в подпространстве. Я удивлялся, как молодая инопланетянка, на планете, где нет даже электричества, интересовалась последним достижением моего человечества в области физики пространства. Она переводила мои пояснения, и в глазах старца Энта я читал намёк на понимание.

Пригласив всех взойти на мой корабль, я сделал соответствующий жест, оставшись стоять у подножья трапа. Однако иллэяне меня не поняли, а Эея, увидев мою заминку, быстро поняла, что к чему.

— Федя, — послала она мне свои мысли, — вслед за хозяином в дом его входить у нас принято. По лестнице этой из металла странного в жилище своё поднимайся, а за тобою пойдём мы дружно.

Встав на верхней площадке, я обернулся, чтобы посмотреть на моих гостей, только сейчас заметив, какая обувь у этих жителей. Оказалось, что ничего необычного — тривиальные сандалии похожие на древнегреческие на какой-то мягкой подошве с белоснежными завязками, правда, немного запылённые бежевой пылью дорог.

— Милая, — шепнул я на ухо своей богине, подойдя ближе к ней, когда мои гости прошли в шлюз, — извини меня, я сейчас отлучусь на чуть-чуть, мне нужно переодеться, а то весь мокрый от жары.

— Конечно, Федя, иди, подождём тут тебя мы, — вспыхнуло у меня в голове.

Заблаговременно, сразу после посадки на Иллэю, я начал выравнивание давления воздуха внутри корабля с атмосферой планеты. Именно поэтому, я, наблюдая зелёный разрешающий сигнал индикатора равенства давлений, смело нажал кнопку открытия внутреннего люка шлюза, впустив свежий воздух Иллэи внутрь своего дома. Круглый люк зажужжал затвором и отодвинулся в сторону. От меня не ускользнула реакция моих гостей — будто для них такая конструкция прохода была привычна. Несколько позже я понял почему.

Быстро переодевшись в сухую и чистую одежду в своей каюте, я вернулся к шлюзу и провёл для своих первых гостей экскурсию по своему кораблю, что вызвало у всех четверых неподдельный восторг. Было очень забавно на них смотреть, когда заговорил ДУС, ведь говорит Дуся по всему кораблю сразу. Они принялись чуть пугливо озираться по сторонам, пытаясь определить источник голоса. Дуся, как нарочно приняла образ кокетки:

— Милый, тебя очень долго не было, что я забеспокоилась.

— Пожалуйста, — я нежно взял Эею за руку и, приблизив свои губы к её уху, шепнул, — не пугайся и скажи другим, что это голос моего дома. Он абсолютно безобиден и помогает мне управлять им.

Девушка кивнула головой и повернулась к своим спутникам, пересказывая мои слова.

— Дуся, отстань, не до тебя сейчас, — громко сказал я, обращаясь к ДУСу.

— Ну, дорогой, — жеманно заговорила Дуся, напустив в голос оттенок детской обиды, — зачем ты так со мной? Мне становится обидно.

— Дуся, ты же видишь, я не один, — несколько смущаясь этой нелепой сейчас беседы, процедил я сквозь зубы.

— Вижу, милый, но ты же нарушаешь правила, по которым запрещено нахождение посторонних в корабле.

Ничего не понимая в словах Дуси, Эея по её интонации и по моим ответам уловила заигрывание этого голоса со мной и бросила на меня взгляд с тенью укоризны и недовольства.

— Вот это да! А моя богиня-то, оказывается, ревнует к этой бездушной машине, — проскочило у меня в голове, и тут же я понял, что прокололся.

Мне стало смешно и от моего прокола и от реакции Эеи. Она тоже улыбнулась. Из этого я сделал вывод, что она также не лишена чувства юмора, как и я.

— Дуся, замолчи сейчас же и больше в присутствии гостей не говори. Это приказ! — цыкнул я на ДУС, чтобы не смущаться самому и не смущать Эею, продолжая улыбаться своим гостям.

Продолжая экскурсию по кораблю, я показал им составленный виртуальный глобус Иллэи. Он очень заинтересовал всех четверых. Из их разговора мне стало ясно, что у них существуют карты, но эта карта превосходила имеющиеся у них и давала лучшее представление об их планете в целом. У иллэян были весьма обширные представления о Вселенной, я бы сказал, значительно, на порядок лучшие, чем у землян древности. Как я узнал позже, это было связано с фактическим отсутствием какой бы то ни было религии. Они никому не поклонялись и никого не превозносили. Однако, это не мешало им представлять Иллэю неким разумным существом, с которым они живут в мире и согласии.

Я стал подробно спрашивать об их планете, периодически наводя параллели с Землёй. Показал им карту звёздного неба и указал на Солнце. Они без особого труда сориентировались, где сами находятся в Млечном Пути, который называли Великой Рекой. Им понравился мой фонарик, когда я продемонстрировал его яркий луч, отключив свет в корабле приказом ДУСу. Я подарил его старцу с объяснением, что когда он перестанет светить, пусть он принесёт его мне, и я его заправлю светом. Энт долго отпирался, но я настоял, сказав, что это в знак уважения старшему, мол, так принято на моей родине.

Постепенно мне удалось приспособиться к тем необычным для современного моего родного языка оборотам мысленной речи моей богини. Примерно через час общения меня вдруг осенило, где я встречал подобную речь на Земле. Очень схожими стилем написаны переведённые на русский язык произведения Гомера. Неспроста я вспомнил о Сиренах, глядя в глаза старцу Энту, там внизу перед кораблём. Ну, очень похоже, как будто они все из Древней Греции, только понимаю я их без перевода. Удивительно!

Я рассказал, чем их мир отличается от моего и других известных землянам миров. Везде, кроме Иллэи, был богатый и опасный микромир, мир бактерий и вирусов. Мои гости явно не понимали, о чём говорю, тогда я не только поведал о принципах размножения бактерий и вирусов, но и показал запись своего эксперимента с бактериями. Иллэяне с ужасом смотрели, как «работает» их почва и вода. Мне стало ясно, что это защитная реакция планеты, сохраняющая свою стерильность. Я сообщил, что только их планета полностью стерильная, а другие миры просто кишат такими микроскопическими существами. При сообщении, как повёл себя мой организм после попадания в него их воды, они сочувственно смотрели и качали головами, а Эея даже побледнела, чем доставила мне удовольствие своей девичьей чувственностью. Они все явно были поражены. Особенно всех удивил показанный мной на видео механизм перерождения вирусов и преобразование живых тканей поражённого организма во вредоносные бактерии, сеющие болезни и смерть.

— Мир твой далёкий страшный очень, — передала мне слова старца Энта моя Эея, — отрадно нам за тебя, пришелец небесный, в ужасе этом тела сильного и духа доброго не потерявшего.

— В любом человеческом организме есть защита в виде иммунитета, — парировал я, — так что не всё так страшно.

А была ли подобная защита у этих нежных и чувствительных людей? Но не от вирусов и бактерий, а от инопланетной информации. Об этом я вовсе не подумал, даже не предположил опасность её.

Затем речь пошла о еде. Я очень не хотел озадачивать этих милых людей, но они сами вспомнили мои слова о возделывании земли и предложили свою помощь. Поведав о своих экспериментах с местной почвой, я показал им увядшие травы в шкафу. Они всё посмотрели, и Энт отправился наружу. Я не придал тогда этому значения. Как сказала мне Эея, он попросит привезти сюда еды. Еду будут привозить всё время, пока я буду здесь жить. Мне стало настолько неловко, что я даже покраснел. Я убеждал их, что смогу сам о себе позаботиться, но они даже слушать ничего не захотели. И тут я глупый и тупой землянин сделал свою первую и роковую ошибку.

— Вы очень добры ко мне, — сказал я, — не расплачусь с вами за ваше гостеприимство, но готов как-то компенсировать все затраты.

— О чём говоришь ты, Федя, не понимаю ни я, ни спутники мои, — сказала мне Эея, — упоминаешь об этом ты раз второй уже, но и в первоначально тебя не поняли мы.

— Что тебе не понятно, милая, я готов разъяснить.

— В раз первый сказал ты, что сделать что-то готов, проживая здесь, а теперь про гостеприимство наше обмолвился и затраты какие-то. Понимаем мы так, что нечто это из мира твоего далёкого, но не поняли тебя мы совсем.

Они все вчетвером вопросительно на меня смотрели. Я догадался, что попал в ситуацию, а как теперь из неё выкручиваться не представлял. Я полез, сам того не ведая, со своим уставом в чужой монастырь. Надо было внимательнее читать книги по контактам, там как раз что-то было именно об этом.

— Куда полез ты, милый? Книги чужие какие такие? Читать внимательней что было надо тебе? Мыслей разных обилие такое у тебя, что понять их всех не успеваю я никак.

Тут я сделал вторую свою ошибку. Я подошёл к ней, заглянул ей в глаза и сказал:

— Я должен обдумать, как вам объяснить то, понятия о чём у вас, судя по всему, нет. У нас на Земле люди не читают мыслей друг друга, мы лишь говорим друг с другом вслух, как я сейчас. А вот что сказать, мы сначала обдумываем, чтобы сказанное было правильным, не обидело и не причинило вреда ни собеседнику, ни себе. Поверь, мне очень сложно думать, одновременно думая, о чём думать.

Она округлила глаза, будто от меня узнала, что день на самом деле является ночью, а ночь — днём.

— Сказать хочешь, что думаешь одно сначала ты, а говоришь другое вовсе потом?! Может такое быть разве? — она стояла, как пришибленная и растерянно смотрела на меня, а в её глазах наворачивались слёзы.

— Нет, погоди, — я взял её за плечи, а она еле заметным движением, попыталась выскользнуть, — да, подожди ты, — я чуть крепче схватил её, — я не желаю никого обманывать, тем более вас обижать, особенно тебя. Но за это короткое время произошло так много событий, что я совсем растерялся. Пойми, я из другого мира, с другими законами, традициями и чувствами. Хотя нет, чувства у нас абсолютно идентичны, и ты с моими к тебе внезапными, яркими чувствами тому доказательство. Мне просто надо привыкнуть к вашему миру, к вашей манере общаться. На это столь малого количества времени недостаточно. Ты сводишь меня с ума и очень нравишься мне, я плохо соображаю, поэтому могу что-то сказать или сделать не так, как привычно в вашем мире. Прости меня, пожалуйста, за это! Но я неплохой человек, наверняка, неплохой. Нам с тобой лишь надо привыкнуть к нашему новому положению. Я обещаю, клянусь тебе, я приложу все усилия, чтобы не обидеть ни тебя, ни кого-то из твоих сородичей. Понимаешь меня?

Она смотрела на меня, а в её больших голубых озёрах уже блестели слёзы. Нет, не слёзы горя или отчаянья, теперь она улыбалась. Я всё больше влюблялся в неё. Именно в тот самый момент я отчётливо для себя осознал, что эту богиню не оставлю никогда и ни за что, не смогу и не захочу. Именно в тот самый момент будущее событие моего спасения на Землю, бывшее осязаемым, оформленным мысленно, вдруг растаяло во мраке грядущего. Моя цель, сущность моего прилёта сюда, мой прежний смысл жизни здесь улетучились бесследно. Теперь моя цель, мой смысл жизни, сама моя жизнь — вот здесь, и я держал её за плечи. Она абсолютно всё поняла, глядя на меня, а по её щекам сбегали крупные слёзы и падали прямо на пол каюты. Я нежно смахнул пальцами солёную влагу с бархатистого лица богини, не сдержался и обнял её всей своей душой. Мне было безразлично, смотрят на нас или нет. Для меня существовала только она одна в целой Вселенной.

Они действительно смотрели на нас. Когда я это заметил, то увидел на лице её отца искреннюю радость. Выражение лиц старца Энта и парнишки Ини я уже не помню, но Эор меня удивил. По местным обычаям его дочь вышла замуж за первого встречного, тем более за пришельца, а он радуется. Воистину беззлобные люди!

Потом мы долго ещё беседовали все вместе. Я пояснил, что означал термин «оплатить», как можно деликатнее, понимая теперь, что они вообще не имеют товарно-денежных отношений. Внимательней всех слушал меня Энт и делал уточнения. Я на примерах ему популярно объяснил товарно-денежную экономику, начав с натурального обмена. Так моя первая и главная ошибка в контакте с инопланетной цивилизацией обрела смысл, форму и содержание.

Эея, как я заметил, только транслировала мои объяснения, абсолютно не вникая в их смысл. Она смотрела на меня и явно любовалась мною. Мне удавалось поймать направление её глаз, что особенно привлекает эту неземную барышню в моём облике. Она смотрела по большей части на мои руки, на плечи. Я осознавал, как ей это очень нравиться. Когда она догадывалась, что я понимаю, куда она смотрит, то внезапно розовела, глядя мне в глаза, и мило смущённо улыбалась, как это умеют делать только скромные невинные девушки. Я тоже много и пристально оценивающе посматривал на неё, не забывая приличия в беседе с моими гостями. Искренне восхищаясь этой иноземкой, я впервые в жизни начал чувствовать непреодолимую потребность видеть, слушать, общаться со своей любимой, как можно больше.

Через пару часов приехала повозка, запряжённая теми самыми крунчами, которых я видел с орбиты. Существа, очень напоминающие лам, только раза в два длиннее, с белой нежной и пушистой шерстью. Эта парочка крунч фыркала, как лошади и строила мне глазки. Мне объяснили, что одежда делается из шерсти этих животных. Повозку привёз внук старца Энта, отец Ини Энт-средний. Мне в корабль погрузили провиант, показали, как и что готовить. Но Эея абсолютно серьёзно сказала, что будет готовить всё сама для меня. Я заметил взгляд её отца, который при этих словах стал немного печальным, но с оттенком неизбежности. Взяв за руку богиню, я отвёл её в сторону от всех:

— Милая, пожалуйста, давай сегодня ты поедешь к себе домой и позаботишься об отце.

Из беседы я уже знал, что она живёт одна с отцом, её мать покинула Иллэю и отправилась в царство Лучезарных Близнецов. Я прекрасно понял это иносказательное определение. Эея вздрогнула, почему-то виновато глянув мне в глаза, но согласилась. Позже я узнал, что она бедняжка разрывалась буквально на части между мной и отцом, не решаясь с кем оставаться.

— Я понимаю твой долг передо мной, который диктуют ваши традиции, — продолжил я, — но ни ты, ни я, ни, особенно, твой отец не были готовы к такой скоропалительной нашей связи. Ты сама сказала, что наша связь навсегда, так зачем же спешить? Я сам такого никогда не испытывал, в моём мире говорят, что разлукой проверяют чувства и предвкушают радость встречи. Но мы же сможем с тобой поболтать, и лучше узнать друг о друге. Расстояние же не помеха! — добавил я шутливо.

Мы все поужинали, еду нам всем приготовила Эея, я лишь помог справиться с кухонным оборудованием отсека для приёма пищи. Я чуть не проглотил язык, так было всё вкусно, хотя приметил, в блюдах не было мяса в привычном нашем представлении. Еда была, как я понял, растительная, по питательным качествам сопоставима с мясом. До заката солнца оставалось ещё более четырёх часов. Я вызвался проводить их до границы селения, объяснив, что мне требуется исполнить долг гостеприимства. Мне пришлось сослаться на правила, принятые в моём мире, смекнув, что приверженность традициям особенно действуют на этих всё более и более становящихся мне симпатичными людей. Это был не обман, а дань уважения. Ещё я очень хотел размяться после многомесячного полёта и поразмыслить обо всём случившемся. Двадцать километров для меня молодого парня не дистанция, тем более, что гравитация значительно меньше. Каких-то три-четыре часа и я обратно вернусь к кораблю, пусть даже будет уже затемно. Я решился на такую прогулку после того, как меня уверили, что опасностей на планете для человека нет ни днём, ни ночью.

Мы ехали в селение на двух повозках. Семья Энтов ехала впереди, Эор правил нашей повозкой, мы с Эеей сидели сзади обнявшись. Несмотря на бурные события этого дня, на мои переживания, я был счастлив. Я ехал и мечтал, как здесь смогу обосноваться с этой богиней, склонившей свою прелестную головку мне на плечо. Меня уже не смущало, что она может понимать мои мысли. Я чувствовал, что ей мои мечты приятны.

Ближе к концу поездки, которая длилась всего час, моя новоявленная супруга поведала мне, что надо остерегаться дурных мыслей, чтобы не быть наказанным Иллэей. Все жители планеты соблюдают эти простые правила, не умея даже помышлять о плохом или злом, как я понял её объяснения своим земным умом. Она сама не знает что это, а лишь кратко передала мне знания, которые ей дали в детстве родители и в школе. Но я её понял и очень доходчиво, вспоминая утреннее происшествие на берегу озера.

Уже расставаясь возле разрыва горной гряды, окружающей долину Энта, она спросила меня, умею ли я петь. Я ответил, что умею и люблю петь, пообещав, что послушаю, как она поёт в следующий раз.

— Раза следующего зачем ждать, милый? Петь буду я и о тебе думать, и сможешь слышать ты меня везде.

На прощание я с совершенно непривычным для себя трепещущим сердцем впервые робко и коротко, словно какой-то неопытный юнец, поцеловал её в алые тёплые губы. Тут же почувствовав, как она также боязливо, но с неприкрытым удовольствием ответила мне поцелуем, затаив дыхание. Тогда я в самый первый раз почувствовал свою супругу. Внутри меня из глубины будто всплыло совершенно необычное ощущение. Я даже не сразу понял, что это, но безошибочно определил — мою очаровательную иноземку прежде не целовал в губы ни один мужчина. Я решился на этот поцелуй, наблюдая ещё из корабля, как это делают люди внизу, подобно землянам. Затем, я резко развернулся и слишком быстро и нервно зашагал в сторону корабля со странным чувством, словно сам впервые поцеловал девушку. Очень странно, ведь это приятное действие я проделывал множество раз, соблазняя и обольщая, а тут, ощутив влажное тепло её губ, мне явственно почувствовалась абсолютная новизна этого близкого интимного прикосновения. Внезапно во мне шевельнулся былой повеса, который не упускал ни единого случая закрутить с симпатичной девчонкой. То, что я всегда нравлюсь молодым особам, понял достаточно рано, как и познал их. И вот сейчас этот ловелас просто кричал внутри меня, протестуя против моего бегства от очередной прелестницы. Я ускорил шаг. Во мне шла ожесточённая борьба. С одной стороны, я смог бы без особого усилия настоять на том, чтобы эта юная, бесконечно милая новоявленная моя жена осталась в корабле, и уже этой ночью моё мужское эго праздновало бы очередную победу на любовном фронте. С другой стороны — явная непорочность и искренняя девичья чистота Эеи, возведённая в абсолют, значительно усиливало мою былую порочность в отношениях с девушками, поразительным образом заставив собственную совесть заявить о себе в полный голос, перекрывая вопли развратника, зудящего мне о соблазнительных и непознанных прелестях оставленной мной иллэянки. Я вдруг стал противен сам себе, мне вдруг сделалось безумно стыдно за своё прошлое поведение и стремление завоевать не просто внимание симпатичных барышень, а совершенно конкретное от них. Я непроизвольно обругал себя за саму допущенную недостойную мысль, что могу воспользоваться ситуацией и беспрепятственно затащить внезапную законную супругу в свою каюту. Попытавшись подавить в себе это гадливое чувство в отношении себя же, я убоялся, что Эее станет известно о моём самобичевании, о том, как я затыкаю гнусный рот своему похабнику. Однако, как узнал позже, мои терзания не прошли незамеченными. Отойдя на расстояние, я много раз оборачивался и вглядывался в удаляющуюся повозку с моей богиней.

По пути к кораблю я мысленно болтал со своей красавицей о всякой чуши, рассказывал байки из своего прошлого, о путешествиях в другую колонию на краю Млечного Пути. При этом я старательно избегал упоминаний о жестокости, страданиях, обмане и прочей гадости из моего мира. Уже тогда я догадался, что всего этого здесь просто не существует, хотя полностью в этом ещё не убедился.

Шёл я не спеша, наслаждаясь подступающей вечерней прохладой, сменившей дневной зной. На неотвратимо темнеющем востоке показались один за другим Лучезарные Близнецы и начали своё безмятежное путешествие по небу. На мне были только футболка и брюки, а до корабля ещё внушительное расстояние, но я уже начал догадываться, что, добравшись до своего дома, на улице будет, скорее всего, весьма зябко. Пожалев, что не взял куртку, я быстро выкинул всё из головы, осознавая невозможность простудиться тут.

Я поинтересовался у своей красавицы, как они узнали о моём появлении. Ведь, как я понял за те долгие дни пребывания на орбите, по ночам жители планеты мирно спят.

— Между Близнецами Лучезарными в небе ночном увидела тебя я, — появилось у меня в голове, пока я шагал в закатных лучах местного солнца по лесной дороге к себе на корабль, — ночи посреди проснулась случайно и в окно моё глянула, в раз очередной восхитившись Близнецов ярчайших видом. А может, не случайно было это? Милый, знала Иллэя быть может о тебе заранее?

— О чём знала? — не поняв сначала мысли моей богини, спросил я.

— О тебе и обо мне. Знает Иллэя всё и помогает людям всем. Песню об этом спою тебе сейчас я.

В голове всё тем же непостижимым образом словно зазвучала мелодия, но не так, как обычно мы слышим. Пока она пела, я решил для себя, что такие её слова являются проявлением набожности людей низкоразвитой цивилизации. Лишь им присуще обожествлять природу и объяснять непонятные явления божественным проведением и существованием потусторонних сил. Однако даже тогда, шагая по вечернему лесу, я не совсем верил в собственные умозаключения. Утренние события на бережке не выходили у меня из головы. Это моё земное мышление, я из другого мира. Может мне стоит не спешить с выводами? Я мысленно, не совсем уверенно снова обратился к округе:

— Пожалуйста, не думай обо мне плохо. Если ты на самом деле существуешь, как утверждает моя неожиданная супруга, то помоги мне не навредить этим людям, особенно ей…

Мелкий песок и камушки шуршали под подошвами моих ботинок, разносясь эхом по лесу. Я вслушивался в округу, но ничего не замечал, никакой реакции на мои обращения. Лишь в голове моей лились чудесные мелодии, которыми осыпала меня Богиня-Эея.

Она пела мне разные песни, я сам пел ей земные песни, причём некоторые по нескольку раз, а Эея начинала мне подпевать. Обычно мы слышим чьё-то пение, как музыку ушами, воспринимаем и впечатляемся уже внутри. Когда же пела моя богиня, то у меня внутри сразу возникали чувства и эмоции, от спетого ей, но не услышанного мной. Однако я мог в точности воспроизвести голосом мелодию, которую спела моя красавица, и понять смысл слов песни. Это было столь необычно и увлекательно, что я не замечал времени и долгой дороги. Постепенно мой мозг начал наделять её мысли, возникающие у меня внутри, её же ангельским голосом и этим завораживающим, будто волшебным стилем речи. На самом закате солнца она мне спела очень красивую, но очень грустную песню. Тогда я и узнал подробности о произошедшем несчастье с её матерю. Посочувствовав ей, я рассказал, что сам сирота с пятнадцати иллэйских лет.

Обратный путь занял у меня больше, чем четыре часа, но этого времени я не заметил. Счастливые же часов не наблюдают. Правда, уже в темноте, освещая себе путь фонариком, когда начал откровенно зябнуть на сильно посвежевшем воздухе, я прибавил ходу, перейдя почти на бег трусцой, чтобы согреться. Лучезарные Близнецы во всю сияли на небосклоне, указывая мне верную дорогу, и я добрался до корабля уставший, но то была сладкая усталость. У меня было ощущение, что я весь вечер гулял с любимой девушкой и проводил её домой. Пожелав своей богине спокойной ночи, я услышал в ответ от неё пожелание спокойной длинной ночи и поднялся по трапу. Добравшись до своей каюты, я осознал, что являюсь неисправимым романтиком, коим до этой минуты себя никогда не считал. Я рухнул без сил на постель и заснул практически сразу.

7. АНГЕЛ ВО ПЛОТИ

В ту ночь мне что-то снилось, уже не помню что именно, но это было нечто радужное и приятное. Меня разбудил кокетливый голос Дуси:

— Проснись, милый соня, снаружи кто-то есть и стучит в наружный люк шлюза.

Я подскочил с кровати, как ошпаренный, не обращая внимания на кокетство ДУСа, и посмотрел на часы. Рассвет я уже проспал.

— Всю ночь протянул, — подумал я, — почти перестроился. Но кого же там принесло в такую рань?

Я отдалённо услышал стук по корпусу корабля, будто кто-то колотил кулаками по обшивке и отчаянно кричал. Сразу узнав её ангельский голос, я всё понял и бросился к шлюзу. На ходу надевая брюки и футболку, я крикнул ей, что со мной внутри всё в порядке.

Нажав на кнопку отрывания, наружный люк начал отъезжать в сторону. Тут же в голове стали отчётливо проявляться одни и те же фразы:

— Федя, открой! Там ты иль нет?! Что случилось с тобой?! Федя! Это я! Эея!

В шлюз ворвалась утренняя влажная прохлада, а на небе уже сияло солнце. Моя богиня стояла на верхней ступени трапа, мокрая с ног до головы, с бесконечно испуганными глазами, полными слёз. Сырые распущенные волосы, запутанно разбросанные по плечам, были темнее обычного и не золотистого, а истинно золотого цвета. Она загораживала от меня утреннее солнце, которое создавала за ней светящийся ореол. Абсолютно вымокшая одежда облепляла её прелестную фигурку, выгодно подчёркивая все изгибы её божественного тела. Она задыхалась от долгого бега. Увидев меня, она со стоном бросилась мне на грудь, вся мокрая, холодная и дрожащая. Я подхватил её на руки и занёс внутрь, ударив локтем по кнопке закрытия люка. Не укрытые одеждой ладони богини дотронулись до моих тренированных рук выше локтя, вызвав в нас обоих чарующие волны тепла.

И тут меня покинул разум, и остались одни лишь чувства. Теряя голову, я ощущал только её ледяное влажное, такое близкое тело. Моим первейшим желанием было согреть своим теплом, своим собственным телом это нежное существо. Меня обуяло безумное желание к ней. Я, как влюблённый дурачок, решил, что она соскучилась и прибежала ко мне. Какая глупая самонадеянность! Моё романтическое настроение поднялось на небывалую высоту. Я бережно нёс своё сокровище к себе в каюту с совершенно определённой целью и читал ей на ухо мгновенно вспомнившиеся мне лирические стихи Роберта Бёрнса:

«Пробираясь до калитки

Полем вдоль межи,

Дженни вымокла до нитки

Вечером во ржи…»

Я чувствовал, что она понимает смысл этих стихов. Но, когда на последней строчке, пунцовый, с бешено колотящимся сердцем, я попытался её поцеловать, она уже немного отдышалась, а её прелестные губы вслух ангельским голосом говорили и говорили на непонятном мне языке. Однако ничего романтического в её словах не звучало. Тревога на грани отчаянья. Я отчётливо различал два слова «Иллэя», «Энт», повторяющиеся и повторяющиеся. Мой разум вновь брал надо мной вверх, возвращая меня с восторженных небес на землю. В моей голове начали проявляться отчётливо и ясно её слова:

— Беда! Федя, беда у нас! Там в Энта долине! Энта дом! Иллэя это! Иллэя!

Я усадил её на кровать, она ещё не перестала дрожать и смотрела на меня, как на единственного спасителя. Дав быстрый приказ ДУСу приготовить горячий чай, я набросил на неё своё сухое душевое полотенце. Она сразу завернулась в него, продолжая ёжиться от холода и причитать о беде. Я быстро сбегал за чаем и дал ей в руки кружку с горячим напитком. Обхватив двумя дрожащими ладонями кружку, она судорожно сделала глоток, другой и немного пришла в себя.

— Что случилось, богиня моя? Что там за беда? — вслух тревожно спросил я её.

— Энта дом, — она ещё сделала глоток бодрящего чая, — корнями чёрными зарос Энта старца дом большой! — ещё глоток. — Полностью!

— Как это зарос? — всю мою романтику как ветром сдуло при упоминании о чёрных корнях. — Расскажи-ка мне всё по порядку, милая.

— Вчера, пока в селение наше ехали мы с тобой, отец мой с Энтом старцем почтенным говорил. Заинтересовал того очень рассказ твой увлекательный о передаче вещей какой-то. Старец Энт отца моего Эора одинокого просил, чтобы пригласили мы тебя через дней несколько в долину нашу. Хотел что-то старец обсудить с тобой с вещами этими. А сегодня отец мой и Энт старец мудрый заехать к тебе должны были по пути к старцу Иргу в дом его. В долине соседней это, дальше туда, — она неопределённо махнула рукой в сторону восхода солнца.

— Какая передача вещей? — не понял я. — Ни о чём таком я вчера не говорил.

— Не понимаю сама того я, передавала просто слова твои спутникам моим, но смысл их истинный так и не понимаю до поры этой, — горячий чай стремительно уходил из кружки, а моя богиня уже перестала дрожать, розовела и обсыхала.

— А-а, — дошло до меня, — вчера речь шла о торговле и деньгах. Так-так, и что дальше?

— Федя, пришелец мой внезапный, прости, но не понимаю тебя, не могу подобрать я в языке нашем слов таких, о чём у тебя тогда и сейчас речь идёт.

— Не бери в голову, милая Эея, что было дальше? Подробно расскажи мне, тебя прошу я очень.

Я поймал себя на том, что непроизвольно начинаю переставлять слова, подражая стилю речи моей богини. Она заметила это, взглянув на меня более пристально и впервые чуть улыбнувшись.

— Прошу тебя, супруг мой, Иллэи волею явленный мне, так говори, как привык ты с детства твоего. Приятны мне речи твоей напевы и ритм стройный.

— Хорошо, милая Эея, я постараюсь, хотя твоя речь мне кажется более богатой и красочной, чем моя. Словно богам подобная и под стать им. Нет, ну, точно!