1
Клео не знала, где находится и куда идет. В ее помутившемся от жары и жажды рассудке все мысли, словно вскипевшая вода, бурлили, смешивая реальные воспоминания с бредом и миражами. Девушке то чудился бедный гостиничный номер, который они с мужем сняли на время поездки в Египет; то виделись лица ее друзей и коллег-ученых, истинных служителей науки, последовавших за ней с супругом, чтобы помочь с раскопками; а то перед глазами Клео возникали совершенно невероятные картины райских оазисов. «Иллюзии! Одни иллюзии!» — мотала тогда головой девушка, боясь окончательно потерять связь с реальностью. Но предчувствие надвигающегося сумасшествия не покидало ее. Пески, кругом пески, куда не направишь взгляд… И зачем она, вообще, согласилась на эту авантюру?! Мысль о том, что где-то здесь, в огненных объятиях жестокой пустыни, спит древняя пирамида фараона Тутмоса Третьего, тревожащая воображение Клео до ее приезда в эту страну, теперь вызывала у нее почти физическое отвращение. «Зачем? Зачем мне эта дряхлая, бесполезная мумия? — крутилось в воспаленном уме девушки. — Мало ль в Европе подобных „сокровищ“? Может быть, кто-нибудь после меня отыщет этот забальзамированный труп. Но мне? Что делать мне? — она была готова разрыдаться. — Получается, я пожертвовала собой ради бестолковой мумии давно сгинувшего царя», — но слезы так и не выступили на глазах умиравшей от обезвоживания Клео.
Отбившаяся от своей группы археологов и потерявшаяся среди дикой пустыни, девушка плутала уже двенадцать часов. Световой день подходил к концу. По пескам поползли первые еще бледные и неуверенные тени.
Клео, не поднимая глаз, смотрела на свои ступни. Так, ей казалось, фокусируя свое зрение и мысль на поочередной перестановке собственных ног, она спасала себя от грозящего ее сознанию безумия. Пейзажи пустыни уже одним своим видом приносили ей жуткие страдания. Они тяготили Клео, терзали ее живое и стремящиеся к жизни сердце предсказанием скорой гибели, пугали и будто нарочно еще более запутывали девушку.
Но она твердо знала, что мысль о смерти — это уже смерть. Поэтому Клео из последних сил пыталась сохранить присутствие духа, вспоминая события минувших дней. Память ее, правда, превратилась к тому часу из зеркально-чистого озера в мутное и вязкое болото. Но и сквозь эту жижу она стремилась разглядеть желаемое.
Клео веселила себя мыслью о своем дорогом супруге, о том, как они будут любить друг друга еще крепче, чем прежде, после пережитого ими испытания, и о том, как, наконец, разыщут этого проклятущего фараона и с триумфом вернутся в родную Европу.
Так, рисуя радужные картины своего счастливого будущего после чудесного спасения из лап голодной пустыни, девушка, сама о том не подозревая, удалялась все дальше от человеческого мира, от своих друзей, разделявших с ней пристрастие к древностям, и от своего дорого мужа, ведшего сейчас ее поиски в другом месте.
И ночь, особенная ночь, ночь в пустыне, незримым хищным зверем кралась попятам за измученной девушкой, вот-вот готовая напасть со спины и проглотить ее.
2
Придя в себя, первое, что увидела Клео, был белый блестящий треугольник, мерцающий на линии горизонта. Переливаясь на солнце, он словно звал к себе заблудившуюся путешественницу. Девушка огляделась: на небе еще кровоточила заря, но день уже вступал в свои права. Скоро снова должно было стать невыносимо жарко.
Клео с неимоверным трудом поднялась на ноги (она не помнила когда и как потеряла сознание, упав на остывающий песок). За ночь она успела продрогнуть, и тепло восходящего светила будто придало ей сил.
Девушка, не терзая себя выбором пути, двинулась прямо на сверкающий в солнечных лучах «маяк». Сначала ей казалось, что путь будет долгим, но расстояние между ней и ее целью сокращалось так быстро, словно не только Клео шла к треугольнику, но и он стремился ей навстречу.
«Пирамида Тутмоса!» — прошептала потрескавшимися губами ошеломленная девушка, положив руку на древние глыбы, чтобы убедиться, что это не очередной мираж. Блестящий треугольник оказался не чем иным, как целью множества провалившихся экспедиций в сердце раскаленной пустыни.
«Какое величественное строение! — думала Клео, осматривая свою случайную находку со всех сторон. — И как прекрасно оно сохранилось! Облицовка цела. И пирамидион, как из чистого золота, — девушка подняла глаза на верхушку пирамиды, — до сих пор цел!» Лишь одно смущало молодого археолога и не давало в полной мере насладиться радостью своего успеха. «Эта пирамида совершенно одинока, — заметила Клео. — Никаких пристроек, ни пирамид-спутниц, предназначенных для главных жен. Одна и так далеко, среди непроходимых песков…» — мысли девушки снова приняли мрачный ход. Всепоглощающее одиночество, царившее над пирамидой Тутмоса Третьего, охватило и ее.
Чтобы не впасть в отчаяние и снова не лишиться чувств, Клео заняла себя поиском главного входа в гробницу. Но его не было! Как не старалась девушка его обнаружить, но величественная пирамида оставалась неприступной.
Пробродивши возле гробницы Тутмоса до знойного полдня, когда солнце бывает особенно безжалостно, Клео решила расстаться с ней и идти дальше. Без воды у нее в запасе оставалось всего полтора дня, и было бы крайне неразумно тратить их на изучение каменной пирамиды, простоявшей здесь, среди песков, не одно тысячелетие, и готовой, кажется, ждать еще столько же.
С болью в сердце Клео отвернулась от своей дорогой находки и медленным шагом направилась дальше, вглубь пустыни. Но стоило девушке отойти от нее на какие-то двадцать метров, как земля провалилась под ее ногами, и Клео внезапно провалилась в песок…
Клео рухнула на холодный каменный пол. Отплевываясь и отряхиваясь от песка, она поднялась на ноги. Всего несколько сантиметров отделяли ее макушку от низкого потолка одного из коридоров пирамиды. В помещении царил полумрак, неясно откуда исходивший источник света освещал впереди темный проход. Но стоило девушке сделать первый шаг, как она остановилась в изумлении. Что-то жидкое стекало по ее правой щеке. Клео инстинктивно провела по ней рукой. Это была кровь. Девушка в ужасе поняла, что при падении разбила себе голову о жесткие плиты пола. Теперь гибель казалась, действительно, неминуемой.
Вскоре рана начала сильно болеть, а в глазах потемнело. Предчувствуя собственную смерть, Клео прижимала ладонь к голове, пытаясь остановить кровотечение. Но тщетно! В порыве отчаяния она бросилась вперед. Коридор то поднимался наверх, то, наоборот, резко уводил книзу. Часто на пути попадались новые проходы, ведущие в другие коридоры гробницы. Иногда девушка поворачивала, иногда избегала их, держась выбранного пути. Все ускоряя шаг, Клео, наконец, перешла на бег. В бреду и горячке ее тело казалось ей невероятно легким, как пушинка. Девушке даже чудилось, что она вот-вот оторвется от пола и полетит…
3
На этот раз девушка очнулась в просторном зале. Откуда-то сверху в помещение тек лунный свет. Стояла глубокая ночь. Клео попыталась встать на ноги, но воли и сил у нее хватило лишь на то, чтобы подняться на колени. Возле того места на полу, где все это время покоилась ее голова, осталась небольшая темно-алая лужица крови. Клео осторожно коснулась своей раны. Та отозвалась острой болью, но к радости девушки, перестала кровоточить. Вдруг над ее головой промелькнула тень. Девушка, не задумываясь, подняла глаза. И тут же в страхе отскочила в сторону, упершись спиной в одну из глухих стен камеры фараона.
Прямо над ней склонился неизвестный человек, с неподдельным любопытством изучавший испуганную Клео. Он был гораздо выше ее и смуглей, а гордо развернутые плечи и неестественно ровная, как столб, спина придавали ему стать и величие царя.
«Кто ты?» — произнес он на древнем языке, оглушив своим могучим голосом несчастную девушку. Та, закрыв уши ладонями и зажмурив глаза, пыталась прогнать это, как она думала, видение, рожденное ее больным рассудком. «Я умираю! Я умираю! — громко шептала Клео. — Проклятая пирамида! Проклятый фараон! У меня уже начались галлюцинации!» Тогда «видение», которое, как оказалось, не только умело говорить, но и обладало недюжей силой, схватило ее крепко за кисть и насильно подняло на ноги, поставив перед собой.
Тут на лицо этого неизвестного человека упал щедрый лунный луч, и Клео увидела перед собой человека, словно сошедшего с древних, истертых многими тысячелетиями настенных рисунков. Его голову украшали корона Верхнего и Нижнего Египта, полосатый сине-золотой платок, немес, и урей-кобра — знак богини Уаджит, а на подбородке была подвязанная бородка, символ мужской силы фараона. Изумленная Клео перевела взор на его плечи и грудь. Почти всю ее верхнюю часть покрывало широкое тяжелое ожерелье-ускх, украшенный скарабеями. Из одежды на нем был только схенти, набедренная повязка, изящно обхватывающая фигуру. На руках и ногах блестело множество драгоценных браслетов.
Тут девушку поразила абсурдная догадка. Она вновь посмотрела на лицо незнакомца. Его подведенные темной линией глаза выражали нетерпение. С подкрашенных порошком из толченного галенита губ вот-вот готовились слететь гневные слова.
«Говори, несносный раб! — закричал он. — Тебе приказывает сын Ра!» — при этом «сын Ра» грубо встряхнул Клео, отчего та чуть снова не упала на пол. «Я — Клео, приятно познакомится», — протянула ему руку девушка, но египтянин только поморщился, не поняв ее слов. «Ага! — догадалась по его выражению Клео. — Он действительно не знает другого языка, кроме давно ушедшего, древнеегипетского». «Мое имя Клео, — повторила она на родном языке своего нового знакомого. — Но как зовут тебя?» Собеседник, видно, был оскорблен столь глупым вопросом.
«Я — небтауи („Повелитель обеих земель“) — Канакт Каемвасет („Могущественный Бык“) Вахнеситмиреемпет („Подобный Ра в небесах“) Секемпаптидседжеркав („Сильнейший из сильных“) Менкеперре („Бог Двух Земель“) Неферкеперу („Наипрекраснейший“)», — с достоинством произнес фараон все свои пять имен. «А как тебя звали за игрой твои друзья, когда вы были маленькие и не придавали еще титулам большого значения, или как тебя кликала твоя нянька, когда ты слишком близко подходил к берегу Нила, еще плохо державшись на ногах?» — поинтересовалась девушка. «Тутмос», — на мгновение задумавшись, ответил он.
«Да! Ты — это именно ты! — радостно всплеснула руками Клео. — Ты — Тутмос! Тутмос Третий! Но как?! — тут же лицо девушки приняло серьезный вид. — Тебе же больше трех тысяч лет». — Она заглянула ему за спину. Позади древнеегипетского царя стоял открытый саркофаг.
Тут же в голове Клео помутнело. Удивление и испуг ненадолго одолели голод и жажду. Вновь вернувшись, они напали на бедную девушку с удвоенной яростью. Прижав ладонь ко лбу, она отвернулась от ожившего древнеегипетского царя, силясь удержаться на ослабших после длинного и изнурительного пути по пустыни ногах.
Клео уже подумала, что умирает, но вдруг внезапно ощутила, как ее губ коснулось что-то холодное. Она приоткрыла глаза и увидела, что Тутмос протягивает ей небольшой сосуд, до краев полный свежей и чистой воды. Не задумываясь, девушка осушила его, не оставив и капли. С живительной прохладой в ее тело проникли и новые силы. Теперь удовлетворения требовал лишь голод. Прочтя это в ее взгляде, фараон красивой рукой указал ей на проход, ведущий в соседнее помещение. Там Клео обнаружила стол, на котором еле-еле умещались все украшавшие его блюда с разнообразнейшими яствами. Не попробовав и двадцатой части всего приготовленного, она утолила и свой дикий голод.
4
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.