Современная история женщины из России, сюжет основан на реальных событиях начала двадцать первого века. События романа затрагивают тему разновозрастной любви во времена свирепствующей пандемии, в ходе нелегкого пути героини, она встречается с немалым количеством препятствий на пути, к достижению заветной цели жизни; совсем не просто стать известным писателем без связей и денег.

В первой книге действия происходят как в столице России, так и на Черноморском побережье.

Человек, к которому героиня согласилась переехать из южного городка в столицу, несмотря на возрастную разницу с ним, пообещавший: помочь в решении её проблем, со временем не оправдывает надежд.

Обстоятельства жизни вынуждают героиню истории, Людмилу, оторванную от семьи — ее младшей дочери, выживать в чужом городе, работать в качестве гувернантки в семье, совмещая эти занятия с детьми с любимым делом — писательством; участием в столичных литературных мероприятиях, где она знакомится с Браниславом, но эти отношения не заходят дальше дружеских.

Постепенно происходят перемены в отношениях Людмилы с москвичом, Владимиром; теряется уважения к человеку, не брезгующим порочными связями с разными женщинами.

Людмила понимает, что живя с Владимиром, она ставит крест на личной жизни, в сексуальном контексте, в сложившейся ситуации Людмила предпринимает попытки изменить свою жизнь.

В отношении Людмилы к Владимиру возрастает холод. Однако, не желая расставаться с Людмилой, москвич устраивает за ней слежку, которую, она обнаружила перед приездом из Парижа её однокурсника.

Встреча с однокурсником — Мохаммедом, по сути, является поводом, заставляющим задуматься о происходящей ситуации в жизни и о дальнейших её перспективах.

В итоге Людмила расстаётся с Владимиром, сменив столичную жизнь на спокойное течение жизни, в родных пенатах…

Всемирный День поэзии

«Удачное расположение, покупаешь билет в десятый вагон и ты посередине перрона, — в эту минуту Людмиле, казалось всё решено, интуитивно ощутив какое — то секундное сомнение:

«Словно сырой ещё не завершённый эскиз — это осознанное решение или всего лишь долгая неутолимая жажда перемен обстановки, круга общения или крутой поворот жизни? — вопросом пронеслось в её голове но, все эти мысли вдруг улетели вместе с прохладой весеннего ветра, с приближением поезда. — Как — то особенно зябко…», вокруг беспорядочно сновал люд и тут голос по радио объявил о прибытии поезда.

«Почему она решила поехать в Москву и уже в пути, в поезде? Это не какая ни будь рокировка, не сиюминутный порыв, желание прибыть ко дню поэзии было ни каким — то, спонтанным».

2015 год, объявлен Годом литературы и это имело большое значение для современных авторов в среду, которых стремилась Людмила.

Наблюдая, за мелькавшими в витраже вагона огнями станций, снующими пассажирами во время поездки скорого поезда Адлер — Санкт- Петербург, не веря в происходящее: «Реальность, представлялась каким — то полётом фантазии, другой стороной монеты, сравнимой с призрачной жизнью. Что это — страстное стремление к творчеству? А вместе с тем, означает ли: Перечеркнуть всю личную жизнь и в тандеме свои сексуальные притязания и потребности — такое возможно, или… закрыть эту сторону жизни?»

Минули сутки, скорый поезд прибыл в Москву, на железнодорожную станцию Казанский вокзал. На перроне, она огляделась, не смолкающий голос диктора постоянно вещал, поезда, электрички в непрерывном движении прибывали к платформам и покидали перрон, жизнь столицы шла по чёткому расписанию. И тут к Людмиле подошёл зрелого вида интеллигентный мужчина и не просто зрелый, а на двадцать пять лет старше.

Ненадолго они остановились у касс, пока за спинами стояли вагоны поезда Адлер — Санкт- Петербург, впереди — длинный перрон, а в перспективе и вокзальный комплекс, поезд тронулся, исчезая вдали.

Пока что они о чём — то беседовали, обходя стороной рекламные стойки, киоски, временами Людмиле казалось: «Что все события происходят не с ней, а с кем — то ещё».

Вот они в салоне такси и она снова в дороге, на пути к его дому, точнее к квартире постороннего ей человека, к которому она «не питала» ничего, кроме симпатии. И не смотря на то, что они плечом к плечу в салоне такси, на заднем сидении, внутри каждого сохранялась дистанция, Людмила не ощущала его теплоты.

В салоне от нагретого воздуха Людмиле становилось удушливо, ощутившей себя в этой дышащей зловонием атмосфере от витавших после похмельных амбре, будто бы, не в своей тарелке, так бывало и прежде: «И всё — таки там на юге подруга скрашивала эти минуты с Сысоевым, когда находишься с ним, но в некотором роде и не совсем; не чувствуешь такого повисшего напряжения», — она обратилась к шофёру с просьбой приоткрыть в салоне окно.

— Володя, что случилось с машиной, что она на ремонте? Почему ты вызывал такси?

— Да, нет, вчера был «корпоративен» в НИИ, — язык заплетался, понемногу оправдываясь, он смотрел на Людмилу, тем временем лицо его багровело, — не рискнул с остатками алкоголя садиться за руль, «его слова не расходятся с делом», — ощутимая скверна спиртного растворялась в салоне авто.

— Do I have champagne and red caviar or would you like to dine in a restaurant? — Произнёс он на английском:

— Да, прости, немного мутит, совсем переклинило, вчера отвозил Камиллу с супругом в аэропорт, а потом этот вечер в НИИ, — он поправился, — да…, взял шампанское и красной икры или ты предпочтёшь поужинать в ресторане?

Внимательнее присмотревшись, заметив, как на лице его проявляются красноватые пятна, в тоже время, раздумывая: «как неприятно в таком виде с ним появляться, что это у него аллергия или не лучше, „давление“ — вот и думай, как быть?» — спросила, — А ты?

Длинно палой «клешнёй» он почесывал подбородок, понятно, что это аллергия его беспокоит, как видно сейчас он прикидывает, решая в эти минуты, что бы, сказать ей, как выкрутиться из положения, прекрасно зная, что никуда идти он не подумает.

Шофёр вырулил в сторону площади Комсомольская, проехав немногим более километра, свернув на съезде в сторону третьего кольца автострад, — «Вот и они — просторы, открытые творчеству и парящей мечте!» — восторгалась Людмила, трезвоня всеми колоколами и колокольчиками, что зазвенели в душе, отзываясь звуком незримых фанфар: Дзынь — дон, дзынь — дон, трубя нараспев, о чем грезилось ей». Тем временем она созерцала с дорожных высот линию МКАД, глядя из окон машины, мчащейся в направлении одной из дорожных полос, минуя кольца моста, устремляясь вперёд.

— Немного раскалывается голова, я предпочёл бы…, принять конька. И, кроме того, в квартире нас дожидается Мальта; дочь с зятем в Лондоне, но собаку на время оставили мне.

— Что ж, поужинаем в ресторане в другой раз, а этот вечер, после долгой дороги проведём дома, — поправив прядь волос, которую он прищемил, облокотившись, высвободив волосы, уточнила — дома вдвоём, — подумала: «Как видно он забывает о разнице в возрасте, а если и разыгрывать ловеласа то, следует не отклоняться от правил».

— Сверните к военному городку, будьте любезны, сначала притормозите там, да, на этом углу у аптеки — указывая таксисту направление, Владимир Арнольдович обхватил Людмилу за плечи, легонько прижимая к себе.

«Да, вот значит, как меня ждал, отрываясь на вечере с сослуживцами в баре, да так, что сегодня он, явно не в состоянии играть свою роль — разудалого мачо», — а в голове сложилась картинка…

Однако он ждал…, «судя по сервировке стола; бутылке с вином, бутербродам с икрой, фруктам на блюде и в центре стола — ваза с цветами, розы, скорее, голландские».

Услышав шаги, болонка соскочила с диванчика, загавкав, бросилась к ним, инстинктивно учуяв, свою благодетельницу, которая взяв кусок сыра, позволила им полакомиться собачонке, «сидевшей» на сухом корме.

— Ну, что будем знакомиться, Мальта?

— Располагайся и будь здесь хозяйкой, — указав широким жестом руки в сторону комнат, пристегнув к поводку, вилявшую хвостиком белую псинку, с пушистой вьющейся шерстью, между тем, белоснежный комок, проследовал мимо и скрылся за дверью, вместе с Сысоевым, выходя на прогулку.

Утром, стрелки часов приблизились к десяти, Владимир Арнольдович пребывал в приподнятом настроении в уютной обстановке квартиры, стиль интерьера гостиной, был близок к манере дизайна конца девятнадцатого и началу двадцатых веков; мебель под красное дерево, хорошо сочеталась с обоями бордовой расцветки с мелким вкраплением позолот.

Владимир сидел на мягком диване над его изголовьем картина, с сюжетом баталии.

Тем временем, Людмила стояла в прихожей у длинноного зеркала, старательно закрепляя в причёску длинные пряди волос, одновременно наблюдая за ним через проём межкомнатной арки:

Вот Владимир Арнольдович потянулся за трубкой до телефона, взял его с подоконника и стал набирать чей-то номер, слышно гудки…

— Привет, Володь, как дела? — поинтересовался он у приятеля, затем уточнил, — Ты в куре, события дня?

— Интересно, — потянул тот, — что за событие? — и нетерпеливо, — ну, говори.

И после недолгой паузы, сразу к делу, — так ты о том, что приехала Люда?

Владимир Арнольдович расплылся в широкой улыбке, засмеялся, откинувшись к спинке дивана, вытянув ноги, но поначалу, поинтересовался, чем занята Аля и только затем, перейдя к сути дела, поведал приятелю:

— Да, вот, приглашаю тебя с Алевтиной, на торжественную церемонию с вручением национальных премий «Поэт года» и «Писатель года» в Доме Правительства, по билетам участников, которые имеются у Людмилы.

Всемирный День поэзии — награждение лауреатов проводился 21 марта 2015 года, куда на Новый Арбат устремилась Людмила в компании двух научных сотрудников и любовницы одного из приятелей.

У метро Баррикадная дуло холодом, порывы сильного ветра и весенняя сырость пронизывали насквозь, Людмила следовала за Владимиром, а он — позади коллеги с подругой, затем выйдя к проспекту, они направились вниз, пересекли перекрёсток, впереди показалось многоэтажное белое здание.

На площади у Дома Правительства, перед входом толпился народ; писатели и поэты и с ними гости. Как и все приглашённые, приехавшие со всех концов необъятной России; Сысоев, Людмила, Володя и Алевтина в длинной цепочке людей, в ожидании очереди, приближались к парадным дверям Дома Правительства.

В нетерпении Людмила с компанией миновали арку досмотра, поочерёдно демонстрируя приглашения регистратору, люд постепенно перетекал внутрь; в вестибюль Дома Правительства.

В фойе в ожидании торжества, перед входами в зал конференций, прохаживалась «разношёрстная» публика. Гости по лестницам поднимались с 1-го этажа на 2 -й, там проводится поэтический конкурс чтецов, Людмиле такое было в диковинку: «Как смело под микрофон, и так уверенно, свободно они декламируют», — она и представить себе не могла, что способна прочесть хоть пару фраз, перед такой многочисленной публикой.

Присутствующие нарезали круги, проходя мимо чтецов, они то, спускаясь то, поднимаясь по лестницам, останавливались у закрытых дверей в зал конференций.

Открытие «Дня поэзии» немного затягивали и вот, наконец…, двери конференц-зала распахнуты, приглашённые гости, писатели и поэты, все спешат в пространство полутёмного зала, торопясь на свободные без табличек места. Большой конференц-зал наполнялся, собравшийся люд, поэты, писатели номинанты, рассаживались на откидные сиденья, Людмила и её гости расположились в среднем ряду, на мягких креслах красной обивки, однако мест хватило не всем, наблюдался аншлаг.

Она посмотрела на сцену в бинокль, в надежде поближе увидеть, участников вечера. С минуту замерев в ожидании: «Вот, вот… и, поднимется занавес. И наконец — то…, на сцену взойдут знаменитости; поэты, драматурги, редакторы известных журналов, газет и все они…, будут как на ладони…», она затаила дыхание…

В то, самое время сослуживец Володи, задумал поразвлечь всю компанию. Достав телефон, стал демонстрировать свои грибные походы, с любовницей показывая на фотографиях, как они собирают грибы. Грибы в каждом кадре по основному, первостепенному признаку, все в виде фаллосов. «Да, кто бы подумал… изобретательный наш — нашёл же, время для этого?»

Не следя за движением Алиных пальцев, в ярко — красном лаке ногтей, смотрит не на грибы, что показывает Алевтина, наклонив слегка голову, в то же время, смотрит поверх этих рук. Украдкой рассматривая лицо коллеги Сысоева, его выразительные черты, «что выказывают не то, чтобы своё вольность, быть может, неординарность натуры»: нос с заметной горбинкой и эта его выпуклость губ. «Человек он живой но, в общении скажем, не прост, замысловатый, скорее с претензиями. Естественно, что и подобных выходок следует ждать».

Тут ей припомнился день, когда впервые их познакомили на теннисных кортах «Чемитки» и то, каким манером «Володя, представил её коллеге, отозвавшись о ней, как о какой — то племяннице, подобное представление, в тех обстоятельствах злило.

— Как обращаться мне к Вам?

— Да, так же, как и к нему.

— А…а…, Вовка — морковка? … Vovka is a small carrot? — с долей иронии, намекнув:

— How can I call you?

— Vovka, he’s not with a little markov…, How to contact me? — Уточнив у него, на английском, он улыбнулся, повторив игру слов и на русском.

— Можно и без морковки, — вникнув и продолжая словесные игры, тогда как другие игроки ждали подачи мяча, в глазах его проблеснула «некая» искорка и он, рассмеялся…

Рядом с тенистым парком, на открытой площади кортов находилось поле для игры в большой теннис, вблизи площадки для тенниса располагалось и другое поле для игр в бадминтон, где Людмила с приятельницей пасовали волан. Игроки соседнего поля, в числе которых и был тёзка Владимира, эпизодически замедляли темпы игры, стремясь подыгрывать женщинам в бадминтон, в попытке своевременно отбрасывать и теннисный мяч.

В полдень, на открытой площадке, усыпанной мелким песком, стало невыносимо палить, Людмила с подругой, заспешили с теннисных кортов домой, махнув рукой, в знак прощания, проследовав вверх, где в тени сосен находилась Алёна, сидя на лавочке, она читала газету.

Перекинувшись с Алевтиной поджидавшей коллегу Владимира общими фразами о погоде, природе и водопадах в окрестных местах, они задержались ненадолго на лавочке. А вскоре, поднялись по ступенькам наверх, к началу дорожки, примыкающей к санаторному корпусу. Там располагался длинный газон с растущими пальмами зимних садов с раскидистой жесткой короной, перистых листьев исходящих из вершины стволов. Спустя минуты они приблизились к клумбе с мексиканскими пальмами, где у старого корпуса, догнав, с ними поравнялся Сысоев.

— Ну и долго же, ты догонял, — он улыбался, так ничего не ответив, как обычно, он поначалу молчал.

Во всяком случае, после той мимолётной ничего не значащей встречи на спорткомплексе от тёзки Владимира последовало приглашение: на его дачу, на барбекю.

Уму непостижимо и как бы, то ни было странно но, именно здесь, в большом конференц-зале Правительства, Людмиле припомнился день, застолье во дворе дачи в Чемитке. Там, за длинным столом кроме Сысоева и Владимира с Алевтиной, присутствовала и супружеская чета — их партнёры по игре; в большой теннис.

И будто бы, ничего особенного в том и не было… Если только…, небольшая размолвка Людмилы и Али в отношении места, когда после произнесённых тостов с поднятием бокалов, с домашним вином и подрумяненных на костре шашлыков поступило нелепое предложение, «продолжить вечер ночными заплывами».

Ниже дачи, что возвышалась на склоне горы, сквозь кроны инжира, алычи, сливы с плодами, манящими спелостью, проглядывались синие островки; проблески моря. Вечерело, круг солнца неспешно тонул за линию горизонта, темнело, Людмила с подругой покидали гостеприимных хозяев …, и вновь окончание вечера всплыло в памяти: Вот, они уже распрощались хозяином, который пожелал проводить их до трассы. Минутное ожидание на остановке и они, замечают: Из-за ближайшего поворота выруливает маршрутка. Микроавтобус, на глазах сокращал расстояние и приближался всё ближе. А тут стоящий неподалёку коллега Владимира, вдруг не с того, ни с сего подскочил и на одном дыхании обхватил её торс, в попытке приблизиться губами к лицу.

Мгновенно выскользнув из объятий, Людмила устремилась к дверям, открывшимся по ходу маршрутки. Подъехав, микроавтобус тут же, притормозил у обочины, она ни минуты немедля вошла, подруга поспешила за ней.

— Он впился губами, как какой — то вампир, ты можешь представить такое? — пожаловалась подруга, — он так ко мне присосался, ты только на меня посмотри, мне кажется, на шее там пятна.

— И не только к твоей…»

И вот, сейчас в конференц-зале Правительства, где они вновь собрались, кроме Елены, оставшейся там, на юге в Чемитке, Людмиле почему-то, не к месту и в обстоятельствах неподходящих моменту, припомнился эпизод их знакомства.

Свет в зале всё блекнет, взгляд переместился с коллеги на Алю, сидящую через кресло, одетую в элегантное платье с воротничком стойкой, затем на тёмно-каштановые пряди волос собранные на восточный манер, в высокой причёске с напуском на затылочной части.

Значительная часть шеи Али, несмотря на воротник стойку, оголена, а круглый шар тёмных волос скреплён в прическе чёрными шпильками: Такую причёску, когда — то носили восточные гейши, недостаёт лишь длинной воткнутой шпильки с крохотным веерком на конце или бумажных цветов.

Мгновение и Людмила ловит себя на мысли, «что думает и представляет в деталях интимные подробности встреч Алевтины с коллегой Владимира. Задаваясь вопросом: «А, как она может совладать с ним в постели? Должно быть, она с ним чересчур терпелива; с таким не в меру требовательным к своей персоне внимания и с этой постоянной массой претензией.

Скорее всего, он и в постели так же, неутомим ну, как можно быть с ним такой терпеливой?» И в то же время, Людмилу смущала эта откровенная сексуально озабоченная философия; фотосессия грибников, хотя остальными эти кадры воспринимались как нечто нормальное, но к счастью в зале стемнело, слышны мелодии, оповещающие открытие вечера и нарастающие звуки фанфар и концерт — начался:

Сначала выступали лауреаты премий «Поэт года», «Народный поэт» и победители Всероссийского поэтического конкурса «Золотой микрофон».

На следующем этапе, объявлялись Лауреаты национальной литературной премии «Поэт года» за 2014 год, позднее…, вручались награды «Писателя года» в различных номинациях и областях, затем состоялась презентация книг.

По завершению вечера в доме Правительства, Людмила и вся компания решили отпраздновать Международный День счастья, поэзии и Год литературы, идя до метро обсуждая, где и в каком ресторане отмечать торжество. Людмила согласно кивает, почти не слушая, погружена в свои мысли, ей мнится: «Грядёт другая реальность, здесь и сейчас в столице оправдаются все ожидания, быть может, и с ним, с человеком, который проникнется, придаст большое значение её будущим планам. И непременно станет возможным погрузиться в литературу, в столичную духовную жизнь; встречаться с поэтами и писателями, отдавая своё время писательству».

Пахнуло свежестью, Людмила немного поёжилась, при выходе из метро, морозный воздух, казалось, проникал под одежду, меж тем, она огляделась: Частицы автомобильных выхлопов с примесью мелких моросящих снежинок повсюду на тротуарах, поблёскивали грязно-серым оттенком. Она закрыла плотнее полы пальто, представив себя, какой — то маленькой, перелётной птичкой в многолюдной толпе и вновь ощутив холод и то, как подбираясь, пронизывает насквозь: «Холод, холод собачий, промозглость, кажется, начинается дрожь, походу к такому никак не привыкнуть».

Владимир Арнольдович перехватил её руку, увлекая в сторону припаркованного «БМВ», затем минуя скользящую под ногами слякоть, в метрах семи от метро компания пересела в машину коллеги Сысоева, следующей по улицам Люберец до ресторана.

А на подходе к ресторану, без объяснений всем собравшимся, у них на глазах Сысоев вдруг выкрутил финт; скрылся, юркнув за угол, за лестницей в ресторан. Минут через несколько, исчезнувший, вновь появился в метрах пяти, стоя в своём длинном, обтягивающем его худую фигуру плаще, тотчас, повернувшись спиной, с видом человека погружённого в своё дело. И по мере приближенья к нему, всем становилось заметным, с какой быстротой он осушает коньяк.

— И давно он, вот так? — спросил коллега Владимира.

— Практически — да, «интересно; он, что не знал или только заметил? Или что это, попытка выставить того в невыгодном свете», — Людмиле была непонятна такая неосведомлённость столь близкого друга.

Без лишних слов, войдя в небольшое фойе ресторана, оставив плащи и пальто в гардеробной, компания проследовала в сторону зала. Где они и устроились в одной из ресторанных кабинок, расположенной слева, у окон. Официант сразу же, подал меню, каждый принялся выбирать на свой вкус. Людмиле захотелось немного «Киндзмараури», остальные заказав на пробу мясные закуски, люля-кебабы шашлыки предпочли взять водки и сока в графине и почему — то решили отведать и осетрины. В то же время, из глубины зала лилась мелодия но, среди посетителей танцующих не было, вероятно, что и сидящие в зале прибыли так же, недавно.

— За День Поэзии, прекрасный повод тому, что мы собрались! — провозгласила Аля, держась уверенно, подобно хозяйке этого балла, при этом обхватив двумя пальцами за ножку бокал с белым вином, а остальными пальцами пухлой ручки, придерживая за дно.

От наблюдательного взгляда Людмилы не ускользнуло и то, как умело и, вместе с тем, незаметно она управляет любовником, производя впечатление, будто бы, исполняет роль второй скрипки, постоянно в его тени и…, не акцентируя внимания на себе остальных.

— Да, — потянул приятель Владимир, исследуя взглядом Людмилу, одетую в чёрный брючный костюм, подчёркивающий её стройность, разглядывая волосы сидящей от него, через стол, которые Людмила собрала в высоком, «Конском хвосте». Ему представлялось, «что вся её внешность, вместе с оттенком волос в контраст цвету костюма, слилась воедино в гармонию, усматривая в этом независимый образ, подчёркнутый внешне; усматривая в характере женщины, вольность поступков».

— Поэзия, проза, удивительные эти люди — писатели. Продолжая свой «спич» английский манер:

— Poetry, prose, these wonderful people are writers. — Lyudmila, do you understand which path you have chosen?

Теперь, коллега Владимира, вальяжно откинувшись немногим назад, к спинке стула, решил уточнить и на русском:

— Людмила а, Вы понимаете, какой выбрали путь?

— What do you crave, popularity, big fees?

— Or would you prefer world fame over money?

«В каком это смысле?», не понимая вопроса, не имея достаточной языковой практики на английском, она решила по ходу вопрос уточнить, но только она собралась…, как он:

— Чего же, Вы жаждете, популярности, больших гонораров?

— Или же, Вам предпочтительней всемирная слава деньгам?

— На мой взгляд, — усмехнувшись этому по-детски провокационному любопытству, при этом Людмила поправила шпильки в «хвосте», повернув корпус и поначалу отведя взгляд к мерцающим в тёмном зале огням, в то время думая; «как это мне понимать… то ли, намёк был на тему пути содержанки, а затем, сманеврирован к литературе?» — и, посмотрев коллеге Сысоева прямо в глаза, этому с хитринкой, успешному в финансовом плане дяде: — для этого она и существует, одним дополняя другое.

— М… м…, — раздались тихие звуки, — сопение подвыпившего рядом с Людмилой Сысоев, а после чего, тот изрёк: — Я видел в меню, — продолжая с гаденькой иронией в голосе, — там написано: «зал для детей с аниматором», находится ниже, указатель стрелки налево, ведёт на первый этаж, где в комнате для детей имеются игры, а ещё там…, цветные шары.

— Ну, да… Ты хочешь спуститься? — ровным голосом но, в то же время с иронией, обратилась к нему.

— А, «Мерло» там…, числится в этом меню? — парировал, разрумянившись от алкоголя её оппонент.

Людмила, оценив по достоинству его «замысловатую» речь, признаёт: «Вероятно, это излишки…, однако этот подход к кондиции, не лишили его наблюдательности нашей с коллегой игры; двусмысленных реплик и взглядов. Да…, но вот, в отличие от коллег, очень заметно, как основательно он подготовился к торжеству да…, несомненно, изрядно «принял на грудь».

Теперь лицо его покраснело, а взгляд расплылся совсем, при том, что поведение суетливо…, хотя все остальные спиртного не пригубили. Людмила смотрит на него, сидящего рядом, возмущаясь внутри: «Да, что за нелепые фразы он тут позволяет? Считает меня недалёкой или ребёнком, ах…, ну да, во всяком случае, я в том возрасте, что и Володина дочь».

— Вот взять, Пастернака и его «Доктор Живаго», — словно не слыша или разумно пропустив мимо ушей, выпад его сослуживца, дискутировал коллега Сысоева, — Стоило выехать на чужбину, чтобы добиться признанья на Родине.

«Какой он разнообразно развитой человек этот Владимир и как собеседник достойный, заслуживает внимания, в отличие от Сысоева, молчащего как какая — то рыба, только то, и пускающего пузыри в пузатый коньячный аквариум; не пересыхает его бокал», — размышляла Людмила. И снова украдкой рассматривая нос с орлиным изгибом коллеги Владимира, переместив взгляд на выразительные глаза и тут же, подметив подтянутость спортивной фигуры: «Человек, который не прячется за фасадом возрастных рамок, а современен, ведущий жизнь, соответствующую моменту, не по — старинке, сохраняет прекрасную форму, подвижен с гибким умом и явственно; с возрастом не деградирует».

И словно, угадав её мысль, коллега Владимира предложил:

— How do you look at the proposal to dance?

— Потанцуем? — в глазах, окутанных тайной, сверкнул блеск.

— Мне, эта фраза понятна, — и подмигнув, соглашаясь, сначала окинула взглядом сидящих, а судя по мимике лиц Сысоева, Али, присутствующие не возражали. Вскоре Людмила с коллегой вернулись к столу, тут Алей поднят очередной тост за интеллигенцию, среду, производства талантов, когда к кабинке приблизилась незнакомка среднего роста, похожая на якутку, возраста за шестьдесят.

— Могу я пригласить Вашего друга? — стараясь перекричать музыку, в развязной манере, присущей этому типу женщин, повернувшись к столу, обратилась к Людмиле: «Странное дело, какая — то там посторонняя вторгается в торжество?»

— Его дело, — Людмила только лишь развела руками, — как он…, захочет, — взгляд её упал на тёмно-синее платье в ярких цветах стоящей, при этом подумалось: « И откуда могла его откопать, видимо из секонд-хенда», — и тут желание с ней объясняться… пропало, — заметив выражение рядом сидящего; его бесхарактерного, сладенькую улыбочку, ответила, — разбирайтесь вы…, сами.

С увлечением за всем этим наблюдал коллега Владимира, особенно, как его долговязый приятель волочился за ангажирующей подругой в сумерки зала. Ловелас не то слово…, а на вид…, засушенный саксаул, со спиной, что сутулится, на лицо, обозначились: «бес в бороду, старость в ребро». И всё же, не один танец подряд Владимир Арнольдович приглашался неугомонной партнёршей. Вскоре до Людмилы и всей компании, восседающей за столом, из глубин зала донеслись слова двух танцующих, Владимира Арнольдовича и якутки или возможно то, была кореянка и вместе с тем, в наружности той, угадывались восточные корни. Должно быть, они там не имели понятия об акустике заведения, позволяющей посетителям, сидящим в кабинке слышать, о чём разговаривают у эстрадной площадки: — А, я Вас помню с восьмидесятого года, Вы с той поры произвели впечатление.

При каждом последующем, от повторяющихся время от времени фраз, в компании слушавших за столом пробегал лёгкий смешок. Но, никому абсолютно не было дела до той болтовни, хотя и в тот момент Людмила думала: «Якутка может и помнить его или кто она там, но вероятно, не он, если „таскаться по бабам“, так разве можно упомнить?»

А между тем, Людмиле нравилось общество за этим столом, как и уютная обстановка; расставленные блюда, напитки, содержимое и дизайн посуды — всё как в кавказском застолье, блюда, приправленные ароматными соусами, поданные к мясу с красным вином.

Под отзвук музыкальных мелодий Людмила с наслаждением слушала разносторонние речи, знатока, научных тенденций, литературных течений коллеги Владимира, хотя, зачастую с поправками Али.

Вино подействовало согревающее, как и тёплая обстановка компании — здесь внутри полуосвещенного зала, в расположение интимно-дружеской атмосферы, ей нравилось. Напряжение, державшее изнутри, отпускает, не хочется торопиться туда, где за обледенелыми стёклами, в полумраке замерли улицы и чуть различимы в домах огоньки.

«Подержанный ловелас» вернулся к столу, и только собрался поднять свою рюмку, как из прохода промелькнула физиономия его закадычной якутки. Возникнув, как часовой у стола, с присущей той вульгарностью, с не ослабляемой и с не сходившей улыбкой, с кричащей помадой, так густо нанесённой поверх узеньких губ, с каким — то гаденьким выражением утки:

— Не возражаете, — пропела восточная женщина, приподняв свою голову с ярко-оранжевыми волосами, а быть может то, был парик, взирая на компанию, сидящих по обе стороны у стола массивного дуба, заставленного грузинскими яствами. Застолье пребывало в фазе недопитых напитков, — вы не против, — настойчиво, — если, он…, потанцует? — прошепелявила якутка своими нарисованными губами, нанесёнными выше тонкого контура губ.

— Возражаю, я возражаю, — оспаривал с брезгливостью и неприязнью приятель Владимира.

Впрочем, в такую минуту, во взгляде Людмилы читалось не меньше, чем изумление и, тем не менее, она предпочла промолчать, продолжая наблюдать за развитьем событий.

Возможно, ответ и выглядел не корректным, но здравым, тем паче уместным, когда одного из присутствующих «занесло не в ту степь», понятно и его раздражение, при виде неприятных персон у стола.

«А эпизод и впрямь забавен, — украдкой она посмотрела на коллегу Сысоева, — да, своенравен Владимир, не скрывая своего интереса, сверлит своими глазами, а что Алевтина? Терпит или принимает явный интерес её мужчины ко мне, как нечто нормальное?»

И мысленно отторгаясь от паяца — Сысоева, «присутствие его утомляюще, зато он развлёк посетителей ресторана, гвоздь программы». Людмила встаёт из-за стола и через пару шагов, окунается в ритм быстрых латинских мелодий, в джайв свободы движений.

— Людмила, Вы знаете, таким я не видел его…, — коллега выходит на площадку к эстраде за ней.

— Подумать только, «танцор»! Какая нелепость, попытка разжечь Вашу ревность…

Какое — то время, Людмила танцует с коллегой Володей, под звучание Мамбы.

Людмилу его замечание ничуть не задело, усмехнувшись странным мыслям приятеля, она в прекрасном расположении духа, даже если учесть, то внутреннее отвращение к алкоголизму Сысоева.

Жест руки, официант подаёт на стол счёт. Алевтина, Сысоев, Володя и Людмила, встают из-за стола, мужчины расплачиваются и следуют за женщинами в холл к гардеробной. Людмила проходит мимо окон, окинув взглядом обледенелую к позднему часу безлюдную улицу, ей так не хочется торопиться в квартиру начудившего героя — любовника, но время поджимает и видно, пора…

Смеркалось, по слабо освещённым, помрачневшим улицам одной из московских окраин коллега Сысоева развозит компанию его приятелей по домам, сначала Алю, проживающую неподалёку, а затем и Людмилу с Владимиром. Словно утративши ясность, взглядом прощупывая каждое из движений Людмилы, его вожделенный взгляд, она ощущает затылком, как и при первой встрече на кортах.

А поутру, насупив как — то неестественно брови, забегав глазами из-под кустистых бровей, описавши наигранную улыбку на тонких губах и пожелав, ещё дремавшей в постели, приятного дня, Сысоев проследовал по направлению кухни, выпив крепкого кофе, прошуршал в коридоре и вышел, отправившись в научно — исследовательский институт.

Людмила, пробудилась гораздо позднее, вначале ей вздумалось просмотреть по телевизору ряд передач и только потом, возымевши охоту; сходила на кухню и взяла там йогурты и апельсиновый сок. С содержимым на ярком подносе, вернулась в гостиную, держа на подносе приготовленный завтрак, открыла дверь на балкон.

Немного погодя, легла на софу, служившей постелью, залезла под теплое одеяло, его края подвернув под себя и, принялась поглощать легкий завтрак. Она не спешила, в этом не было смысла; все будни как под копирку, походили один на другой.

«Какой смысл, — судила она, — сидеть среди стен я могла бы и дома, для того ли я приезжала в столицу, чтоб сидеть вечерами с Сысоевым?» И только подумав об этом, она подскочила, быстро оделась, надумавши съездить куда ни — будь в центр, пройтись по московским музеям, а при наличии мероприятий, завернуть в ЦДЛ, на Никитскую.

«Неужели я с ним, чтобы вести жизнь животного, — размышляла Людмила, — ведь, кроме совместных ужинов, во время, которых Сысоев только лишь изображает интерес к моим писательским планам в Москве; к моему творчеству в литературе, а действительности, что происходит?» Восстанавливая быдло сюжет; когда, с НИИ возвращался Владимир, они отправлялись, как правило, за продуктами в магазины.

«А, моя жизнь в литературной среде, вечера в поэтических клубах?» — анализируя свои мысли и переживания, вникая в суть всего, происходящего с ней того, что реальном положении дел, его не волнуют: «Он запел новую песню о том, что ему необходимо оказывать помощь семейству Камиллы — дочери, живущей в коттеджных домах, аренда деятельницы второй из квартир, из четырёх комнат, которую опять же, не так давно унаследовала его дочь.

Систематически, в мои планы стали встревать непредвиденные обстоятельства, возникающие по вине — человека, на которого я возлагала надежды; мои грандиозные планы и все эти возможности…, заняться писательством, к огромному сожалению, становятся с каждым днём призрачней, если не сказать эфемерней», — сокрушалась Людмила.

В одночасье пришло осмысление — самообмана, обольщение ожиданием, ситуация, в которой представления повернуты вспять, все задуманное, мечты — обернулись крахом надежд, если не утопизмом глобальным.

«Да…, условия существования зыбки»; одна из двух квартир, куда пригласил Людмилу Сысоев, была на окраине, в Люберцах, другая, из четырёх комнат, расположенная ближе к центру, перешла в собственность его дочери, по сути, аналогичная нескладица не за горами. И теперь, вместо предложений руки и сердца, прозвучало:

«Я хочу, чтобы ты Люсьель жила со мной». «Всего то и дел, а что дальше: Щелчок по носу мне? — Но нет, не мне, а начало и конец его самому, не себя ли, он загоняет в ловушку, в зависимость к дочери. Вот над чем бы, пошевелить извилинами, самое время задуматься этому научному деятелю, потирающему кости по стулу, в НИИ, да и, что он, вообще вообразил о себе?

К какой черте он подводит себя, в итоге …, ставя в безвыходное положение не меня, а себя, зачем мне беспокоиться за него, ведь он, большой дядя, к какой черте он подводит себя, коэффициент всего полезного действия ему ещё предстоит увидать». Возмущение, поднималось всё выше, как вода, наполняющая стакан, достигая до самого края, переполняла стакан и лилась через край, тем временем, как сама с собой рассуждая, Людмила мыла посуду, все эти мысли вызывали в ней не обиду с досадой, а скорее растущую неприязнь.

«А то, что Люберцы, разделённые на две части; московскую область и городской район столицы, ни в какое сравненье не идут с центром Москвы», — подумалось, при взгляде на ни чем не примечательные жилые коробки, окружающих домов, с высоты окон девятого этажа, сквозь поддёрнутые от холода пеленой стёкла, когда пронизало осознанностью положения:

«Серость и постоянная слякоть, снег там то, таит то, замерзает, покрывая скользящей и грязной коркой, тротуары у проезжей части дорог, где снуют беспрерывным движением нескончаемым потоком машины, вращаясь вокруг моей жизни, застывшей, в этой многоэтажке.

Для этого ли, мне требовалось переехать в столицу? — неустанно пытая себя, свербевшим вопросом, впадая в панику, теряя правильность построения мысли. — Надежды, реализовывать творческий потенциал, с каждым последующим днём таят, что сделать мне, чтобы заняться писательством и литературой жизнью вообще… тем, чем я грезила до приезда в Москву?» — пронзительно из раздумий вывел звонок:

— Здравствуй племянница, Глафира сказала, что тебя можно поздравить, с Наступившим годом и переменами в жизни! — принимая поздравления по телефону, она отрывисто думала: «Вот она — унизительность моего положения, этого дна, рассказать ему, что не чем особо гордиться? Значит; радикально признаться, что я определённо с чёрт знает с кем, с каким — то там, «папочкой», однако пикантно!

Выставить себя в наиглупейшем свете? Что нахожусь с каким — то мужчиной, возымевшим извлечь реальную выгоду от квартирования с ним, провинциалки, махнувшей рукой на все глобальные планы, мечты, что говорить про амбиции?»

— Спасибо за поздравления с Новым 2016 годом, правда не могу поручиться за особенные перемены и не знаю, как долго пробуду я здесь, — «тем самым откровенно давая понять, что поздравлять её особенно не с чем», — но, в общем, и в целом всё хорошо. Мне нравится жизнь в столице, недавно посетили одну из премьер в Моссовете, в Москве месяц музеев, наслаждаюсь культурной жизнью столицы.

Как раз в эту минуту, её осенило, — «куда же меня занесло, вернее, и хорошо, что все обстоятельства против замужества, а иначе такое могло бы, случиться — трах, бах… и ты замужем. За каким мужем?» — размышляла она. Словно нажатием телефонной кнопки, она отомкнула инфо канал, изобличивший кошмар…, когда вдруг слетает с глаз пелена заблуждений, «въяве я и с каким то, выживающим из ума.

Стоять на одной точке — неоспоримо удаляться от жизни, Веге тировать, да и что можно ждать от ветхозаветного, на верном пути к поглощающему маразму, да, можно продолжать так и дальше причинять ущерб и на этом пути лишь только себе, лишая себя радостей жизни. По сути, переехав — в реальности не к нему, а на плаце, абстрактного кладбища жизни, где уместны застолья, бокалы с подниманием тоста — за здравие — в реальности — за упокой», — тут вздрогнула, заслышав голос его из прихожей.

— «Why not go to the suburbs?»

— Не понимаю, о чём ты? — отвечая с кухни Сысоеву, говорящему с ней из прихожей.

— Почему бы не отправиться в пригород? — повторил с порога Владимир, между тем, как послышалось звяканье, вынимая ключи, Сысоев показался в проёме двери.

Тут она подошла к нему ближе, разглядывая, как он, прилагая усилия, стаскивает сильно жавшую обувь, подумала: «Ну, да он всё экономит вот, вчера был в видавших виды текущих туфлях, а сегодня „напялил“ что-то из „залежей“. Быть может, он полагает, что не одежда служит ему, а он хранитель одежды и жить будет триста лет и не меньше».

— Люсель, по пути забежал в магазин у дороги, где продали мне бутылку вина, представляешь, как одному из постоянных клиентов достали под прилавком! — в голосе звучала неподдельная радость.

— Поздравляю…, тебя!

Сысоев проследовал дальше на кухню, минуя ванную, вымыв в умывальнике руки, с ходу повалился на не большой диванчик и, вытянув свои длинные ноги, сказал:

— Да…, немного устал.

— Слушай Лисель, — я приобрёл подарочек, думаю, он пригодится нам завтра, вручу юбиляру.

— Не мало…, Для такого события? Это же юбилей!

— Да, в общем, это неважно ему, он снимает с семьёй дом на Рублёвке, — живут там они, второй год, а поначалу, переезда из Азербайджана арендовали «мою». В то время как Людмила подумала: «О какой квартире он там повествует, о той, что во владенье Камиллы?» — Сысоев продолжил, — конечно, платили.

— В той, бывшей из четырёх комнат? — задев его, с лёгкой иронией и намекая на то, что та квартира теперь не его.

— Да, мало места для них, у них взрослые и малые дети, а младшему год, — с полуслова прервавшись, — Поговорим позже о том, а сейчас…, я бы что-нибудь съел, проголодался, как чёрт. Подай мне штопор, откупорю бутылку.

Людмила раздумывает: «Понятно, ему для Камиллы не жалко, как говорится: «всё для «своих», а смысл теперь…, свершённое ворошить?»

— Хорошо, — отвечая ему, проходит к серванту, затем накрывает на стол но, прежде чем поставить бокалы, обернувшись к Сысоеву, уточняет, демонстрируя перед ним коньячную рюмку:

— It’s good?

— Okay.

«С полунамёка, он понял, что коньячную рюмочку ставить. Скорее всего, у него под полом пальто как минимум бутылочка коньяка, так называемый — шкалик или бутылочка вместимостью 250 миллиграмм».

А в это самое время Людмиле желалось; «чтобы вечер с ним, тотчас же закончился, и наступило бы завтра. Эти дурацкие ужины в непонятной семьи, о какой семье речь? Где она, семья — нет ни семьи, ни чувства между людьми и только вся эта суета, с никчемными мыслями в разнобой…, да, миловал Бог».

Глава вторая

«Рублёвка»

Заснеженные улицы и слякоть у входов в подземки, лужи покрылись пушистым слоёным снежком, солнечным бликом в глаза поблёскивало, отражение их тонкого льда. Приятное ощущение после монотонных недель в чреде полу сумерек, недавно висевшего купола смога и облаков над мегаполисом.

Владимир выруливал между домами, съезжая с трёхэтажного гаражного комплекса, устремляясь в серебристой машине к шлагбауму. У ворот огораживающих трилистник, обособленных высотных эко логичных домов, в одном из которых, красных, кирпичных домов находилась его угловая квартира, притормаживает, ожидая Людмилу.

Немного погодя, спустившись на лифте с девятого этажа, она вышла, отворив двери парадной, прошедши во двор дома и, обогнув строение, устремилась к машине, охранник поднимает шлагбаум. Людмила, по исключительной просьбе Владимира, заняла место на переднем сидении, претерпевая после этого неудобство.

Минуту и легковой автомобиль, въехал на основную дорогу и влился в замедленное движение транспорта. Она разглядывает замелькавшие за стеклами автомобиля дома с застарелым серо — жёлтым налётом, сначала постройки советских времён, сюжеты менялись, замелькали кварталы высоток, за ними как два близнеца, виднелись дома и современной застройки.

Набрав скорость, машина проносилась вперёд, перестраиваясь с одной полосы на другую вдоль Рублёво-Успенского, Подушного, 1-го и 2-го Успенских шоссе с отчерченными посередине линиями, которые кое-где прерывались короткими штрихами пунктирами.

То, спускаясь под арки мостов то, вновь поднимаясь на высоту, продолжая двигаться в фигурном пространстве трасс, развязок длинных мостов, широкой автострады дорог, впоследствии, приближаясь к пригороду Рублёвки, расположенному к западу от Москвы.

В то время как Людмила смотрела сквозь запотевшие стёкла, проезжая по территории Одинцовского района Московской области, застроенной дачами бывшей советской элиты, фешенебельными коттеджными строениями. Тут же, машине включили дворники, усердная работали щёточки, смывая с них грязь. Одни за другими сменяясь, пестрили пейзажи.

То, заснеженных елей вдоль трассы то, вновь уходящих в направлении арок мостов, белых полей, они всё мелькали за стеклами, автомобиль уносился вперёд, придерживаясь указателей, в потоке мелкогабаритного транспорта он то, пристраивался за другими машинами то, с резвостью обгонял череду.

На этот раз, свернув на просёлочную дорогу, автомобиль, продолжил движение, минуя лесные массивы, без промедления, проехал вперед мимо соснового бора, оставляя позади низенькие и редкие мало этажные эллинги, утопающие в зелёной хвое, растущих с ними рядом деревьев.

Тотчас же, слева и справа вновь замелькали дома, огороженные высокими заборами территории частных построек, тем временем, легковая продолжала движение в спокойном, ритмичном потоке, постепенно выруливающих в переулки машин. Прошли не более, пятнадцати минут, когда машина свернула влево, передвигаясь по узенькой и только, что расчищенной от снежных наносов дороге.

Добравшись до места, едва припарковав автомобиль у обочины, Владимир Арнольдович вышел, тем временем, оставаясь в салоне, Людмила наблюдала за ним;

Прикуривая на ходу, неспешно в своём длинном из чёрной кожи пальто, Владимир следовал к отгороженной территории, затем опустил правую руку в карман, вновь достал сигарету, переместив сигарету в левую руку, закуривая на ходу вторую, он приблизился к домику КПП, о чём — то побеседовав в том месте, задержавшись не больше минуты.

Направился было обратно, а затем там, обернулся на окрик, вышедшего наружу охранника, после, вернулся. — «Значит, мы на верном пути, — следом, он предъявлял документы».

— Всё в порядке, — сообщил Людмиле Сысоев, сел в машину, повернув ключ зажигания, захлопнув с усилием дверцу. Подъехав к поднятому шлагбауму, кивнув в ответ на жест помахавшей ему руки. Вслед за тем, они снова тронулись, проехавши вперёд, вдоль тихой улочки с растущими соснами у трёхэтажных строений; особняков расположенных по левую сторону не больше пятидесяти метров.

Притормозив у ворот трёхэтажного особняка, Владимир вышел, нажав на кнопку звонка калитки. В проёме, приоткрыв ворот, показался мужчина, с восточными чертами, «скорее всего он узбек». Вслед за этим, обменявшись быстрым приветствием, Владимир Арнольдович протянул служащему ключи от машины, одновременно открывая правую дверь. Затем вышла Людмила, проследовавши за Сысоевым к парадной двери, мимо въезда в гараж, куда и спускалась машина.

Войдя, она оказалась в просторной светлой прихожей, сверкающей позолотой отделки из белого мрамора, в плоскости овального зеркала в изысканной, узорочной и стариной оправе отражалась выпуклость стульев, расположенных по периметру стен. А ниже вдоль стен стояла не одна, а множество пар детской и взрослой обуви, а там, Людмила присела на стул, склонившись, расстегивая молнии на сапогах.

После того как, переобулась, в одну из домашних женских туфель, предложенные тапочки имели интересную форму с загнутым носом, передала, Сысоеву белую шубку, которую тот отнёс в просторную комнату, гардеробной, оставив там и свой плащ, через время, показавшись в проёме дверей.

Когда они направлялись в гостиную, поднимаясь по мягким ступенькам, покрытым красной дорожкой, завидели кудрявую девочку лет девяти, из-за спины её, стесняясь, выглядывал темноволосый мальчик, и тут Людмила подумала: « Неужели я в семействе цыган?» — сама подивившись тому.

Теперь же, заметив маленькую круглую шапочку, что покрывала макушку мужчины, главы семьи, встречавшего гостей у деревянной лестницы наверху, она догадалась, какой он религии, проследовав за Сысоевым на второй этаж, к открытым дверям просторного зала, где в ожидании находились члены многодетной Еврейской семьи.

Беседа Сысоева началась не с обычного приветствия между приятелями, сначала он обратился к женщине, державшей младенца, а в ходе разговора с супругами он то и дело, подшучивал над присутствующими в гостиной детьми.

Собравшиеся в просторном зале гостиной с интересом рассматривали Владимира и Людмилу, немного погодя, последовало приглашение к столу. «Вот это да, все эти бусинки глаз изучали и сверлили — как показалось Людмиле, — её, большей частью. И только, впрочем, маленький — пятый ребёнок, гремя погремушкой, совсем не обращал на посторонних внимания.

Интерьер гостиной стиля а ля Ампир, производил не просто торжественное впечатление, а больше помпезное. В его пастельных тонах располагалась светлая, мебель, окаймлённая в блестящую позолоту и мраморные с удлинённой формы столы, с бело — бирюзовой поверхностью, вкруг них, диваны мягкой обивки.

За одним из полированных светлых столов, собрались члены семьи, а выше уровня глаз сидящих к стене был прикреплён телевизор с большим, плоским экраном. Вместе тем, в этой помпезной и доставляющей её взору блаженство, императорской обстановке, ей чудилось: «Как будто, она не в современных условиях, не в Москве, с первого взгляда, в стране колдунов», ощущая некий галлицизм при виде всей той утвари, вносимой прислугой в гостиную на блестящих подносах покрытых тонкой ажурной салфеткой. Виднелись чайники из серебра, ряды тонких прозрачных стаканов из цветного стекла, в хрустальной посуде: печенье, сладости, пахлава, что напомнило ей приёмы в Марокко.

Во время знакомства с Сабиной — мамой семейства, с супругом, с детьми; Людмила узнала, что в семье есть и старшие дети; отсутствующие на данный момент; студент одного из учебных заведений столицы и старшеклассница. А в настоящий момент в гостиной находились два мальчика дошкольного возраста, самый младший из мальчиков, отличаясь от брата постарше и ещё двух детей семи и девяти лет, оказался светловолос.

Вот тут то, и младенец до этого спокойно игравший, заёрзал на материнских коленях и громко заплакал. Понимая, что Сабине требуется уложить младенца поспать, Людмила, окликнув детей, предложила им поиграть в свободном пространстве гостиной, чем разделила заботу о детях Сабины.

Включаясь с ними в игру, подкидывая вверх воздушные шарики, затем надувая новые. Такой весёлый настрой привлек в игру кроме дошкольников ещё двух детей, которые были старше. В игре, незаметно для всех Людмила проводила тестирование, предлагая приносить шарик определённого цвета. Контакт с детьми налаживался с первых минут.

Первая встреча Людмилы с детьми не осталась без внимания старших, родители сразу заметили, как гостья заботлива и как с ней увлечённо играют мальчишки. Людмила спускалась с детьми и в «игровую», где она с детьми сначала лепила, а затем они рисовали.

Между тем, пока их мама занималась с младенцем в стенах спальни, мужчины беседовали, когда в игровой комнате, двое из детей, закончивших рисовать, школьники младших классов — первоклассница Хава и её брат Ариэль во время занятий младших братьев знакомили гостью с содержимым шкафов игрового детского зала. Время от времени, открывая шкафы, демонстрируя любимые книги игрушки и достижения.

В прошествии, нескольких дней, Сабина содеяла «шашлыки» во дворе дома, совместный семейный ужин по случаю принятия Людмилы в семью в качестве нового члена и гувернантки. Сабины, вынуждена была просить помощи у Людмилы; няня годовалого малыша Сабины была вынуждена уехать по семейным делам, а приход Людмиле к ним стал очень кстати. Так как Людмила любила детей то, не раздумывая, приняла предложение.

В ту пору дети соревновались между собой, помогая в сервировке стола: раскладывали столовые приборы, посуду и разной формы салфетки. Как вскоре к салатам подали и шашлыки, в таком случае, когда что-то происходит впервые, можно загадать желание, а Людмила впервые пробовала шашлык из говяжьей печени и сердца.

Все шло своим чередом, младший из воспитанников постепенно освоился с правилами этикета, учась пользоваться вилкой с ножом, затем пятилетний мальчик по имени «Беня», стал формировать букетик для мамы, ему на помощь пришёл и самый младший Моня. Он выбрал немного ромашек из тех цветов, которые припасли для букета напольной вазы родительской спальни.

Казалось бы, за столом все было прекрасно, если бы не намеки маминых слов: — Любит, не любит, — выдёргивая лепестки, повторяла Сабина.

— Мне кажется, что папа меня не любит.

«Что здесь происходит, какие-то намёки на ревность?» — в глубине души, возмущалась она, — «а, кроме того, я старше Сабины и отчего её так подмывает, ведь всё шло так хорошо? Зачем на мужа давить и теребить нервы детям и зачем понадобилась эта — перетяжка канатов, обратить внимание на себя, что за игра в намёки?»

— Нет, любит громко возражали мальчишки!

Намеки главы семьи, были обидными и не приятны Людмиле, не показывая виду, она старалась собрать свою волю; не думать и не зацикливать на этом внимание, умозаключив, что она не в курсе семейных традиций.

С утра, как было заведено, дети с папой направились в магазинчик за сладостями, который отбывая, предложил и Людмиле поехать туда вместе с ними, но памятуя о вчерашнем цветочном гаданье, Людмила уклончиво отказалась.

Проследовав выпить чашечку кофе во вторую столовую с молочной кухней, где вдоль стенного пространства, большею частью из стеклянных витражей располагался столовый зал, в котором женщины, в составе матери семейства — Сабины, старшей школьницы Слуве и восьмилетней Хавы, помогавшей матери, раскатывали тонкое тесто на поверхности стола светлой веранды.

Столовая функционально совмещалась с молочной кухней; в доме их было две — молочная и мясная, как у них говорится: «мясо барашка не готовится в молоке». Тем временем вернулись мальчики, привезя сладости, дети поспешили к столу, там начиналась расстановка блюд для завтрака, вокруг собрались дети, все кроме маленького Мони.

Он оказался в саду рядом с папой. В тоже время, остальные члены семьи, через остеклённые витражи гостиной, с большим интересом наблюдали за ходом переговоров Равиля. Вот за столом рядом с папой — Равилем двое мужчин, по всей вероятности — это его партнёры, которые тем временем, оживлённо о чём — то беседуют. Моня же, висит за спиной отца, придерживаясь за его шею. Теперь, один из мужчин пытается ребёнка отвлечь, помахав пачкой зелёных купюр, — «совсем как погремушкой для малышей, да большие оригиналы».

Глядя на них, Людмила не могла и представить, себе серьёзной сделки с таким забавным сюжетом, следя за ходом событий, как и другие домочадцы, она наблюдала за происходящим в саду через витраж. Только что, на глазах остальных членов семьи, переговоры закончились и, вернувшись в дом Моня, присоединился завтракать к остальным, затем, распрощавшись с деловыми партнёрами, открыв дверь со стороны сада, на веранде гостиной показался отец.

На настоящий момент, как поняла Людмила, условиями «новоиспечённого» соглашения супруга с деловыми партнёрами, Сабина осталась весьма недовольной; в последствие, та кричала, осыпая всевозможными ругательствами своего супруга, Равиля, в возмущении упрекая его, невзирая на то, что Людмиле был неведом азербайджанский язык но, красноречивые жесты и интонация были понятны.

Поскольку режима в детском графике дня не наблюдалось, Людмиле долгое время приходилось, укладывать мальчиков спать, просиживая у кроваток детей часами, бывая до полуночи в детской спальне. Благодаря тому, что перед сном, им дозволялось наслаждаться различными лакомствами, всем тем, они захотят, начиная от шоколадок или небольших кусочков торта, заканчивая кондитерскими изделиями разных мастей.

Шурум-бурум, испачкав руки, прямо в постели, мальчики брались руками за простыни, беспорядок крошево в детской не волновались детей; всё вверх тормашками, поутру, дом работница постель поменяет и приберёт.

В свою очередь и в столовой дети самостоятельно брали из холодильника всё, что тем вздумается, уронив на пол мороженное, сладости или кексы «Барни», парам-барам, спокойно переступали растёкшуюся мешанину, доставали ещё, довольствуясь до приторности.

Соответственно, нанятая в семью гувернанткой, Людмила сопровождала маму с детьми повсюду; к врачу и с приходом гостей с другими детьми, принимала участие в их играх, а также на праздничных торжествах — находилась рядом с детьми, опять-таки, давая возможность и самостоятельно поиграть но, вместе с тем, наблюдая за ними, разрешая небольшие конфликты.

«Не иначе, они не умеют общаться с другими детьми, нет навыков поведения в социуме, разумеется, они в замкнутом мире семьи, ограничены территорией дома и ближайшей детской площадки».

Как–то раз, Людмила вместе с главой семейства и с детьми находилась в торговом комплексе «Детский мир», где кроме покупок товаров для юношества и детей, они посетили крупнейших в Европе парке для развлечений, побывав и в интерактивном музее науки «ИнноПарке».

В случае когда, из стереозала они поднялись на пятый этаж, направляясь в город профессий, «КидБург», после осмотра экспозиции «Динозавр Лэнда», по пути к миниатюрной модели взрослого мира, с ними произошёл непредвиденный инцидент.

Идя на первых порах спокойно и чуть впереди, внезапно Моня, резко отскочив в сторону, проделавши фортель к небольшой девчушке, проходящей мимо, с женщиной, по всей видимости, с мамой с телохранителем. В тот же миг, немедленно, среагировав на неожиданный выпад ребёнка, Людмила не пропустила момент.

Сейчас же, реакция телохранителя, вставшего на оборону девчушки, представляла угрозу для Мони, к счастью, он заметил выпад Людмилы, заслонившей ребёнка, ретируясь, тут же, сдержав внезапный порыв, не применив ответных приёмов, которые могли повлечь плачевные последствия Моне. А в ближайшем будущем такого рода, внезапные всплески в поведении детей, ничего хорошего не предвещали.

На протяжении всей прогулки по детским развлекательным комплексам, забота об их безопасности, держала в напряжении не только Людмилу, но и отца семейства вместе со старшей сестрёнкой, школьницей, приходилось обуздывать озорников, приводить к состоянию спокойствия.

Чтобы дети не разбежались в разные стороны и направления, а в этом развлекательном центре, было, где затеряться, среди магазинов игрушек, а по сему, старшие старались не упускать из поля зрения малышей, чтобы не потерять детей из вида совсем.

— Скорее сюда, ловите быстрей младших с горки! — скомандовал папа — Равиль, — дети способны кататься на горках, подпрыгивая по надувному батуту до упада, до обморока, они не могут себя контролировать.

Тем временем, самый маленький из детей, трёх с половиной лет, взбирался наверх по надувному батуту, а семилетний спускался с надувного трамплина вниз, из сооружения мягкой трубы показался пятилетний малыш, которого сестрёнка позвала. В настоящее время, Людмила вылавливала малышей; улучшив момент, беря за руку сначала младшего мальчика, выудив взмокшего Моню, избавив от лазанья и беготни, возвратив его к папе, занялась извлечением второго, который был старше того.

А там, описав жест рукой, в сторону огромных часов, возвестивших о начале трехмерного светового шоу, увлекла детей по лестнице в холл вестибюля на первый этаж. Где под куполом главного атриума, на огромной площади сменялись один за другим стеклянные витражи, украшенные натуральным камнем, разрисованные сюжетами русских сказок; про «Царевну-лягушку», «Пёрышко Финиста ясна сокола», «Василису Прекрасную», «Сестрицу Аленушку и братца Иванушку».

Тут-то, зазвучала и лейтмелодия фоном вращения часовых механизмов трёхмерного шоу. Световые сюжеты сменяли тематику на зеркальной поверхности крупнейших в мире часов, с огромным 13-метровым маятником, действующим как некруглое зеркало, достигающим трёх метров в диаметре.

О ту пору, создавался оптический эффект, оживляя персонажей из сказок; увлекая в дорогу то, гоня тройку коней, увозивших подарки от деда Мороза то, провожая ракету в космос и разыгрывая финал уникального шоу; воплощая в красочный фейерверк, проделывая яркую вспышку салюта.

Во время обратной поездки, возбуждённые дети, высовывали головы и руки из окна машины, безобразили, словно вернулись из джунглей.

— Вы не должны себя так вести, не безопасно, можно остаться без головы, — наставляя детей, — пожалуйста, закройте окно, — обратилась к водителю мерседеса Людмила.

Глава семейства проявлял безразличие к происходящему в автомобильном салоне. «Или это традиции, еврейской семье, должно ли, быть само реагирование? Непостижимо, насколько супруг лоялен с детьми, — анализировала, наблюдавшая за ними Людмила, — в еврейских традициях, отец не журит и не ругает детей, скорее ищет с ними контакт, в основном воспитанием ведает мама, она и поддерживает «огонь в очаге».

За все эти минувшие дни, она привязалась к маленьким членам семьи, несмотря на все детские мальчишеские выходки, которые оставались всё теми же, отъявленными драчунами.

Вторую неделю, работы в семье, Людмила прилагала немалые усилия, чтобы мальчики усвоили терпимое, дружелюбное поведение в социуме; играя в песочнице, занимаясь постройкой гаражей для машинок. Выпавший пушистый снежок добавил, новых элементов игры: горки, тоннеля. Вовлекая в игру детей, она побуждала мальчиков, в процессе игры не отнимать предметы, а обмениваться между собой, чего нельзя было отнести к её помощнице маленькой Хаве.

— Находите выход из ваших конфликтов, общаясь словесно, друг с другом, — учила она навыкам, поведения направляя ситуации в мирное русло, давая понять им, что требуется уступать один другому, а не мериться силами: «Да, бесполезны все мои убеждения, всё переворачивается с ног на голову, когда с ними старший брат Ариэль, по всей вероятности его поведение оправдывает своё имя».

И вот, обмениваясь игрушками на площадке, дети с интересом рассматривали новую девочку. Стоя возле качелей, где раскачивалась малышка — девочка лет шести, а рядом с ней какая — то женщина. Как оказалось; бабушка девчушки, проживает в коттедже по — соседству.

И тут- то, женщина поделилась с Людмилой, — моя внучка у нас в выходные. А среди недели, девочка посещает частный детсад, а до того девчушка ходила в обычный детсад. Вы не представляете, какие там частушки, на музыкальных занятиях распевались: «Я ни в маму, ни в отца, меня курица снесла!»

— С другой стороны — это народный фольклор. Хорошо, что ещё не так: «Я ни в маму, ни в отца, а в проезжего купца», — не в силах сдержаться, Людмила расхохоталась.

— Да, но, преподавать ребёнку трёх лет, такое? В тот самый момент, прямо в негодующую из женщин, полетел шарик от тенниса, прервав одну из реплик.

Когда один из мальчишек — Биньямин, попытался привлечь внимание соседской девчонки, запустив небольшим снежком. А на просьбу гувернантки, прекратить баловство, на глазах у Людмилы, он лишь повторил, прицелившись чётче. Бабушка симпатичной соседки, так же, не медлила, метнув в беседку к мальчишкам поднятый ком.

И в эту же секунду, реакция мальчиков не заставила ждать, тут то, один из детей опрокинул пластмассовый столик, швырнув тот прямиком в сторону соседской бабули, а другой его брат, в мгновение ока, скатав небольшой снежок, запулил прямо по курсу, опять же, в неё.

— Ах вы,… безобразники, — бранилась та на мальчишек.

Людмила, не стала ругать мальчиков, несмотря на то, что поведение ей не понравилось, считая, что в споре виновен тот, кто мудрее но, все же, зачастую рассуждения взрослых расходятся с делом, подобно соседке, поступившей с детьми нетактично, тем более, непедагогично.

— Это, уже не так страшно, в отличие от того, какими были мальчики на первых порах, а особенно Беня.

— А, что они дрались? — с интересом спросила соседка, капитулируя, отходя в сторону.

— Да, не то слово, они сражались неистово, вынимая железные прутья, прямо из креплений ковра, что на лестницах, — ужасаясь при воспоминании об этом, Людмила сказала, — свирепствуя в ссоре, они готовы друг друга поубивать, а только разведёшь по сторонам, через минуту беззлобно твердят:

— Я хочу вернуться назад, ведь там, мой брат, Моня, мой любимый брат:

Распрощавшись с соседкой, вскоре, она с детьми обсуждала знакомые ситуации, возникающие в период игры, выясняя, кто из детей поступил правильнее, какое поведение будет приятней для окружающих, как следует вести себя в следующий раз.

— Что же мы делаем, когда очень хочется привлечь симпатию девочки, с которой так хочется поиграть, стоит ли, так привлекать ваше внимание?

На подходе к дому, они дружно запели. «Вот так, выпустив пар, сразу пришло облегчение, — а как хорошо здесь с ними!» В свежем морозном воздухе потянуло запахом сосен, вокруг стволов на белом подмёрзшем покрове чернели точками упавшие с высоты полукруглые шишки, со временем, углубившись в пятна подмокшего снега. «Видать вчера, раскачало, как следует», — и только успела подумать, как старший по возрасту мальчик, запустил шишкой в сетку, вольера с собаками, отгороженного вдоль дороги.

— А вы знаете, собаки могут быть весьма дружелюбны, — и тут же, она перекинула через эту ограду кусочек печенья, — смотрите сюда, — крикнув, она повторила бросок, на этот раз — это был бублик собакам. Лай смолк, собаки с удовольствием лакомились угощеньем, недолго думая, и Беня побросал им остатки провизии, что захватили с собой.

Завершалась прогулка самокатной ездой, сейчас Людмила, торопливо прибавляла шаги по расчищенной от снега дорожке, в попытке догнать весёлых проказников, с минуту укативших вперёд но, каково было её удивление; при виде одного из беглецов, спешащего к ней.

— Осторожно, я за Вами вернулся, волнуюсь за Вас, — сказал маленький Беня.

Как же приятно об этом было узнать, — «А значит, я детям небезразлична?»

В дальнейшем, разместившись в уютной гостиной у телевизора в окружении детей и вместе с ними поедая халу и пиццу, Людмила услышала, как между детьми разгорелся спор, вновь назревала ссора:

— Хлеб нельзя бросать на пол — вы знаете, что это грех? — сестрёнка учила братьев.

— Только русские свиньи бросают хлеб на пол, — заключил тот мальчик, которому не больше пяти лет.

Хава всем видом давала понять своим братьям, что выражаясь так, они переходят все допустимые грани, если говорить о приличии.

Однако Людмила ничуть не обиделась: «Они ещё дети и повторяют услышанное где — то на улице или быть может в еврейском клане».

— Не видела, чтобы русские хлеб бросали, но такого «свинства», как вы поступаете, я не припомню, вы поглядите, везде и всюду, кругом фантики на полу да куски хлеба.

Договариваясь в отношении проведений занятий с детьми в течение двух недель, Людмила наблюдала за обстановкой в семье, при случае предпринимая попытки объяснить Сабине недопустимость совместного нахождения школьника Ариэля с дошкольниками: «Вы же, видите сами, как отрицателен на каждом шагу пример старшего брата, есть ли смысл, отрицать пагубность такого влияния. Тем более что проблемы старшего, уже привели к переводу того из еврейской школы в обычную среднюю школу.

И только, появление Ариэля, особенно огорчало, его манера держаться лишний раз доказывала, как отрицательно тот влияет на младших, провоцируя тех и создавая проблемы во время занятий и головную боль гувернантке.

Вне всякого сомнения, большим авторитетом у малышей пользуются старшие братья. К большому сожалению Людмилы, старший — Ариэль, был образцом жестокости и хулиганства, а его замкнутость на первых порах, была ошибочно принята за скромность.

Агрессия школьника проявлялась не только к младшим братьям, но и по отношению к питомцу, живущему в палисаднике дома. В отдельных случаях, во время игр со щенком на лужайке у дома, приходилось выводить мальчиков из состояния агрессии, способствуя проявлению заботы и давая начало любви к питомцу.

— Я заберу у вас Чарлика, — пригрозила она, — если вы бьёте собачку то, зачем же, собака вам, а я буду любить её! Смотрите внимательней Моня и Беня, как я глажу её. Вот и миска собачки подставим поближе и нальём молока, вот видишь, — обратилась Люда к старшему мальчику — Ариэлю, — Чарлик с удовольствием пьёт, смотрите: вот, так можно его и кормить.

Немного погодя, в разговоре с детьми, Людмила узнала, что до её появления в доме, одним из детей во время игр у бассейна, был утоплен щенок. Её насторожило и то, что они даже не помнят, кто из них, оказался причастным к убийству щенка: «Судя по описанию, его утопил один из маленьких братьев но, кто его научил? Естественно дело рук старшего брата, в этой четвёрке, — умозаключила она.

Со временем, она подмечала: «А вот, опять Ариэль, как старший по возрасту, манипулирует ими. Стараясь скрыть собственные проделки, настраивает маленьких и на отказ от занятий; подзывая детей, чтобы с ними закрыться и провести время за просмотром гаджетов, но всё было бы, ничего…

Всего лишь…, мелкие проделки, по сравнению с тем, как в один день Ариэль убежал со двора вместе с младшими братьями, чтобы закрыться внутри дома, в комнате, примыкающей к залу с бассейном. И в тот момент, она поняла: «Ситуация уже на пределе».

Как только, на призывные звонки снаружи, отозвалась домработница, открыв дверь, тогда же, Людмиле и удалось проследовать к детям, перед глазами предстала картина; полы, затопленные водой в комнате у бассейна, мокрые дети, стоящие у открытого крана, тем временем вода, переливалась из заполненного умывальника на пол, достигая их щиколоток, чем могли бы закончиться подобные игры у бассейна с водой? — ужас охватил её, в голове крутились одни и те же мысли:

«На этот раз, всё закончилось хорошо и мне повезло с домработницей, которая задерживалась, услышав звуки звонка, слава богу, она спустилась и отворила мне двери. — Стоя в потопе, по щиколотку в воде вместе с детьми, испытывая тревогу и страх, ощутив, что тем временем ноги её подкосились: «Слава богу, — повторяла она про себя, — всё закончилось без потерь…, все живы, здоровы».

Тем временем по приходу Сабины, негодовала: — Сегодня Ариэль займется укладкой детей ко сну, как я поняла, теперь он меня замещает, а я пойду мыться и спать! — заявила во всеуслышание Людмила, разгневанная проделками мальчиков, удаляясь из зала гостиной, развернувшись всем корпусом, в ту пору прибавив шаг, поднимаясь по лестнице, направившись к третьему этажу.

— Неси полотенце, сюда ко мне, в детскую ванну, ты теперь будешь мне помогать, — распоряжалась Сабина, поддержав Людмилу, разъярённую выходкой Ариэля, описавшей его матери историю происшествия в комнате у бассейна.

«Сабина, хорошая мама, она нравится мне и мальчиков я полюбила, как всю эту семью, но брать на себя ответственность, а если в дальнейшем ситуация выйдет из-под контроля, став чреватой опасностью, если не уголовно ответственной. Как ни обидно, но Сабина не захотела понять, что старшего-Ариэля нужно удалить от двух маленьких братьев и эта причина вынуждает с ними расстаться».

Теперь, когда Люда окончательно прояснила положение дел и, как оказалось, что все попытки, донести до Сабины серьезность происходящего, тщетны, становилось понятно, что беседы с родителями…, «увы», безуспешны. Поэтому на предложение продолжить сотрудничество, Людмила тактично и вежливо отказалась. Это потом, Людмила узнала, насколько верно было её интуитивное предположение в отношении Ариэля.

Понятно, что у мальчика сложились другие ментальные представления, так как в период его четырёхлетия или быть может немногим старше, когда мальчик проживал в другом социуме в Азербайджане, не исключено, что тогда перед глазами того, продемонстрировали негативный пример. Впоследствии под воздействием прожитых ситуаций, проявилась жестокость.

Вероятно, это сложно, когда ломаются былые поведенческие представления. И если, проявление психических отклонений ребёнка, становилось явными, такое нестандартное поведение не следует принимать за обычные вспышки.

Вечером, Людмила вошла в свою комнату и прежде, чем пойти в ванную, взяла свой сотовый и позвонила Владимиру, услышав, как на другом конце провода, вначале было покашливание, а затем раздалось: — Что случилось?

Между тем, она сообщила:

— Приезжай за мной завтра, понимаешь, с вещами неудобно следовать по метро.

— Я по возможности постараюсь, — пауза…

— К вечеру, вряд ли, — послышалось в трубке, — Ну что ж, с вами делать?

Людмила, прислонив к уху трубку, подумала: «вероятно, в ту минуту «кумекает», Владимир продолжил:

— Пожалуй, успею, заехать за дочерью в аэропорт.

— Так, что значит, утром?

И ещё туманнее пояснил: — Если, к концу дня не управлюсь то, непременно, — промямлил, что-то вроде того…, что позвоню.

С пятницы в ночь на субботу, как принято по традиции в день священного праздника, в Шабат, в гостиной при зажжённых свечах собралась вся семья, о чём она догадалась по праздничной сервировке стола, где сидели нарядно одетые дети и взрослые члены семьи. Поздним вечером, следуя перед сном к ванной комнате, что в самом низу у бассейна, Людмила слышала красивое пение то, был голос Равиля, в сопровождении звуков музыкального инструмента.

На обратном пути, поднимаясь по лестнице, Людмиле встретился папа — Равиль, в то же время, Людмила отметила, завершение праздничной трапезы, зал опустел; на овальном столе, покрытом вышитой скатертью — в серебряных канделябрах догорали свеча, а рядом плетённая золотистая хлебная хала и недопитая бутылка вина.

По просьбе Равиля, супруга главы семейства; в еврейских семьях женщины по иерархии выше мужчин, они уже при рождении стоят «на ступень выше к Богу», Людмила подошла ближе к столу и, задув свечи в гостиной, после приглушила в смежных комнатах свет. Восходя к очередному пролёту, поднимаясь по лестнице выше, продолжив гасить освещение, понимая, что то важная составляющая традиций иудеев, пока не достигла дверей своей спальни.

В субботу, в продолжение дня, занимаясь с детьми, до самого вечера, Людмила не удосужилась заглянуть в телефон, не ожидая приезда Владимира. Но, возникший на пороге Сысоев, как выяснилось, долгое время, прождал на проходной.

— Шалом! — обратился Владимир к Равилю и стоявшей о бок с ним, Сабине. В чужом присутствии, за спинами родителей прятались мальчики, они, как обычно, стеснялись посторонних людей.

Покидая дом, на лестнице встретившись с детскими взглядами, Людмила, продолжала шутить, — Полезайте в мой чемодан, как видите, он очень большой, вот тут то, поместитесь. — И тут же, вспомнила, в первый из дней, глядя на среднего роста мужчину, многодетного папу в неизменной маленькой шапочке, который заметил тогда: — «К нам приходили женщины из агентств, но дети, поиграв с ними, остаться не захотели, не то, что с Вами, с первых минут, дети доверились Вам и отдались».

«Мне вериться, — тем временем, как спускаясь по лестнице и подходя к дверям дома, она думала, — я нашла к детям подход, всем сердцем к ним привязалась за столь короткий период. Но, несмотря на усилия с моей стороны, события, становятся, непредсказуемыми, а мама совсем не настроена, разделять сыновей, несмотря на то, что к детям, я прикипела всем сердцем но, всё же, бессмысленно ждать, «пока на горе свистнет рак».

Глава третья

На поприще гувернантки

«Но, нужно ли, просиживать дни, ожидая сюрпризов?» — ненадолго задумалась, продолжая с собой монолог, посмотрев с раздражением на стены рябившие блёстками в итальянских красных обоях: « Он мне ясно сказал, что не намерен помогать ни мне, что касается моей студентке заочнице, ни спонсировать и литературные интересы». Тут не теряя минут, она принялась за дело, в минувшие дни, живя с ощущением «как не в своей тарелке», не находя себе места, судя по всему; скучая по маленьким безобразникам.

Убавив звук телевизора, воодушевившись, радуясь пробившимся мыслям, сказала себе: «Мне кажется, я знаю, что же, мне нужно», в момент, зайдя на сайты агентств по найму: нянь, гувернанток и репетиторов, где натолкнулась на адреса и номера телефонов: «Замечательно, не надо искать ничего и придумывать», и принялась обзванивать.

«Вполне понятно, что Владимир Арнольдович находит, такое своё поведение адекватным, заявив мне о том, что он намерен и впредь отдавать половину доходов Камилле. И речи не могло быть о том, чтобы довольно обеспеченное семейство дочери, строящее себе виллы за рубежом, в подобных жестах с его стороны не нуждалось», — размышляла Людмила, возвращаясь к вопросу его деньгах, наличие, которых как обычно, не хватало его единственной дочери».

В какой-то момент ей захотелось расплакаться, обидно, когда на пути радужных планов, возникли все эти обстоятельства. А, кроме того, Людмила оказалась в затруднительной ситуации, не зная как быть и что предпринять, ведь для работы, а в столице нужна была регистрация по месту Московского пребывания.

На что, как выяснилось, Владимир без согласия дочери, не сподобится. Но, всё же, удача ей улыбнулась, когда один из его московских приятелей, согласился прописать Людмилу в его московской квартире.

Не обращая внимания на возникающие в жизни препоны, с учётом того, что ситуация с каждым днём осложнялась: «Ведь, судя по сему, старый „скряга“, перестал дружить с разумом», как правило, перед уходом в НИИ, он оставлял на расходы какую — то мелочь, которой могло хватить лишь до проезда в пару агентств. Но, словно в схватке с его «ежовыми рукавицами», чем сильнее сжимались они, тем настойчивей становились поиске подходящих вакансий.

«Странно, когда такой человек, как Владимир Арнольдович, имеющий связи с влиятельными людьми, о чём он любил поразглагольствовать на досуге, в случае, когда речь идёт обо мне, он «не ударит и пальцем».

«А может быть, всё выглядит проще, — вынимая одну за другой вазы, стоящие на полках серванта, размышляла она, одновременно протирая в мебели пыль, — Его просто устраивает, когда я нахожусь здесь с ним, а посему, он и дальше намерен меня ограничивать средствах, сводя все потребности расходы на минимум».

Людмила любила заниматься с детьми, поэтому и в эту минуту, просматривая объявления, остановилась на вакансии гувернантки, при том, не оставляя надежды, освободить пространство своему литературному хобби: «А почему бы и нет, что вполне совместимо с работой, если заниматься посменно с детьми или же, вахтовым методом».

Полагаясь на шансы, теперь, романтическое настроение, скрашивало жизнь, в душе Людмила оставалась, как прежде — мечтательной и вместе с тем озорной, не теряющей предприимчивости. В надежде, распределить свои дни так, чтобы имелось свободное время с возможностью, вращаться в литературной среде; встречаться с коллегами по перу в литературных клубах и на мероприятиях ЦДЛ.

«Вот, она, обратная сторона всё той же, медали с разницей ритмов, несоответствием возраста, элементарных, жизненных интересов. Ей не хотелось думать о нём, тем более вспоминать но, мысли, возвращались к сюжету; Вот Новый год, вечер у «Чистых прудов».

Весёлые лица, Москва светится сотнями огоньков, повсюду развешены иллюминации, украсившие проспекты, столичные парки, и у метро, высокие ели в гирляндах. В предпраздничной суете жизнь бьёт ключом, толпы людей, спешат в рестораны, что светятся роскошью, сверкая многоцветьем огней, искрится, мигает искусственная люминесценции, отражаясь энергичными пятнами цвета на белых полотнах снегов.

Запорошило снегом дорожку, ведущую к небольшому кафе. Неподалёку но, в стороне от метро, цветные фонарики, мягко мерцая огнями, в зазывающем свете маня. Вот, она гуляет по заснеженным переулкам, белые мухи застилают глаза, со временем просит Сысоева — сделать несколько снимков, но они выходят все, смазанными, ничего удивительного, если руки его постоянно трясутся, «о каких тут кадрах на память можно вести речь, когда этого кадра вряд ли, забудешь…».

Немудрено, что его тянет обратно, ему не терпится, скорее за стол, как для ребёнка праздник, не праздник, если не дали конфетку, так и для него, без рюмки спиртного вечер потерян, но…, боже мой, как надоело такое общение! Отвращение со временем нарастало, продолжая расти, до огромного кома, перекрывая отверстие в горле, которое не уменьшить ни глотками вина да, хоть и шампанским. Вместе с тем, дышать становилось труднее, как если в горле, перекрыть кислород, порой ей казалось, «что вот, вот, от всего этого она, того и гляди задохнётся».

В благодарение бога, ограниченной в средствах, не всё в столице доступно за деньги, субботние вечера в ЦДЛ составляли одно из тех исключений, что были отдушиной, глотком свежего воздуха. «Кем был этот гений, открывший возможность выхода в эту среду, как оказалось, человеком достаточно молодым, создателем сайта прозы. Быть гениальным, это не значит являться премудрым научным сотрудником, протирающим очередные штаны в кабинетах ну, да…, его командировки, пусть хоть иногда, вылетает подальше, проветрить свою замшелость, его деградирующие мозги, аминь».

— Володя, а ты, как я погляжу — двуличный? Задавши вопрос Владимиру во время, так называемого, кухонного банкета, приподнялась со стула, — зачем тебе этот хвост, говоря обо мне? — и вырвав из его рук свою руку, взметнула бровью, продолжая в упор смотреть него, затем ещё напустилась:

— А на поверку…, ты, предпочёл каблук своей дочери мне, а то, что я живой человек, до тебя не доходит? Да, что с таким говорить, понятно…, фактически ты и есть, заурядный притворщик!

Непринуждённо попивая коньяк, облокотившись рукой о стол, подперев голову, он был абсолютно спокоен, сидя молчал, всего лишь, похлопывая глазами. Быть может, затаив свои мысли в пространстве его головы, этого «чёрного ящика». И как подумалось ей: «Глядит на меня, как на „безмозглую“ куклу, подобно тому, как ведут себя дети, рассматривая и обращаясь с красивой игрушкой».

— Забавно, что оказалась простушкой «распускающей уши», не ты ли мне предлагал свою помощь в решении дел и я, повелась, а в реальности? — его молчание, когда она обращалась к нему, воздействовало на нервы, сильнее распыляя её, толкуя его безответностью, в игнорировании мнений. — Теперь я вижу, что ты изначально такого желания не имел, это я толкую про оказание поддержки, если ты ещё меня слышишь, — распалившись, она отвернулась от него, посмотрела в окно, будто бы припоминая былое, — или может быть освежить твою память, о каких поездках шла речь?

Быть может, тебе подсказать, про какие покупки в Италии ты выводил серенады, а на практике, что? Как видим, не могу покупать себе элементарные вещи, даже и в те магазины, где огромные скидки я хожу как в музей, у меня там немало возможностей, поглазеть на товары в витринах!

— Просто, надеялся на то, что вы подружитесь с дочкой и будете ездить с ней вместе по заграницам за тряпками.

— Ценно, — подумав: «Он, что издевается? Ну и дела! А, речь его; по большей части нетороплива и взвешена», — Людмилу удивляло и то, что каждое слово — полный абзац, казалось было обдуманным.

— Нормально — считаешь, что я должна перед ней унижаться, тебя бы устроило, чтобы я стала прислугой её? Интересно и каким это образом? Чем ты помог мне, забыл, что до сих пор полный песец, «не выездная«…, за кого ты меня принимаешь?

— Не стану умалчивать и скрывать, что притворялся «гусаром», привирал, прибавляя к словцу красного перца но, до известной степени — обмолвившись о предложении руки, — и в эту минуту сидя с ним за столом, Людмила заметила, что он дошёл до кондиции, опьянев, стал откровенен, — да я хотел, чтобы ты переехала, ко мне жить!

«Опять у него начинаются, такого рода заскоки, — она помнила, что похожие завихрения в его мозгу случались и раньше, — а спустя время, минут двадцать, он забудет про всё, что откровенно выплеснул мне в мимолётный момент помутнения, вернувшись с минутного одурения в норму».

— А в силу возраста, у меня не ахти шансов, чтобы найти младую и красивую обольстительницу.

— Да, красиво звучала фраза о роли хозяйки в «квартире холостяка», — и, посмотрев на него с презрением, она отстранилась к плите у стола. — Переехав, в другой город к мужчине старше себя по возрасту — вместо обещанной помощи мне в решении проблем, от тебя следуют одни сюрпризы…, вот уж такого не предполагалось, как оказалось, ты воображал, меня ненормальной? — вопрос повис в воздухе: «молчание, как знак согласия, а что же ещё…».

Весь вечер, как все минувшие вечера, которые не перечесть с той бесполезностью разговоров на кухне, чему и хотелось положить конец, поэтому прямо с утра, она решительно взяла себя в руки.

Не теряя надежды, продолжая поиск вакансий, откликаясь на все подходящие, в агентствах по найму домашнего персонала, тем временем отвечая на объявления интернет сайтов.

Теперь, романтическое настроение снова скрасило жизнь, в душе Людмила оставалась, как и прежде — мечтательной и вместе с тем озорной, не теряющей предприимчивости. Обращаясь в агентства по найму домашнего персонала, Людмила объезжала одно за другим агентства столицы, последовательно заполняя анкеты вакансий, воспитателей или же, гувернанток. А после гуляла по улицам мега города с бесконечной его чередой строений, храмов, церквей, бизнес центров, парков и станций метро и вместе с тем, ощущая своё одиночество, хотя ей нравились растянутые эти прогулки. В минуты мечтаний, останавливаясь и наблюдая за городской суетой, на телефон, снимая виды Москвы с таким разительным контрастом архитектуры, старинны и современных конструкций и стилей, подмечая вековую разницу стилей.

В один из дней, заполнив анкету вакансий в журнале одного из агентств района улиц Тверской, дожидалась инвайта, теперь дни заполнили паузы; после заполнений колонок в страницах подходящих вакансий до связи с менеджером агентства и последующим собеседованием.

Агентство заключало договор о сотрудничестве, вначале нанимателю предлагалось заключить соглашение на месячный или двухнедельный срок.

Но, вот последовало и долгожданное приглашение на собеседование. В день собеседования в фойе агентства собралось не малое количество претенденток, большинство их было из «не залежной» Украины. «Интересно», — рассматривая записи в журнале вакансий, в колонке о стаже работы в этой профессии у многих из них значится более десяти лет, — «каким же образом там, в бывшей союзной республике они смогли его наработать, если недавно страна жила в эпоху всеобщего равенства?»

Среди приглашённых на собеседование, Людмила видела ещё и других соискателей, разодетых кто и во, что был «горазд»; как и в скромном педагогическом стиле, приходящих в агентство впервые. Наблюдая за эмпиричным показом моделей, маскарада умудрённых гувернанток и нянь.

Из приёмной, кандидаты поочерёдно переходили в соседнюю комнату, в дальнейшем в присутствии менеджера, поднаторевшего в деле, происходит общение с нанимателем; родителями ребёнка или управляющим делами семьи.

Предполагалось, что вопросы должны затрагивать темы профессиональных навыков, но нередко они затрагивали личную жизнь, тоже касалось и состава семьи. В таких случаях, Людмиле приходилось рассказывать о Владимире, рисуя образ того, как человека супер интеллигентного, подавая отношения с ним, описывая взаимопонимании и уважении с перспективой на будущее, не забыв упомянуть о его президентских наградах научного деятеля.

В завершении поясняя тем, что в гражданском браке они состоят исключительно временно; по причинам, связанным с предстоящей покупкой недвижимости. Судя по всему, она не могла заявить о том, что в настоящее время она является «содержанкой хитро мудрёного старого дяди».

В агентстве, расположенном на Тверской с одиннадцати утра и до девятнадцати вечера как обычно продолжались экспресс собеседования с кандидатами домашнего персонала. Вот и сегодня намеченные в группы опять же, по пять, шесть человек, они приглашались по одному в отдельную комнату к знакомству с предположительным нанимателем.

Во время такого контакта с кандидатами на должность нянь, гувернанток, поваров, домработниц наниматели позволяли себе расспрашивать, обо всём, о чём только душа пожелает и зачастую, утомляя лишёнными смысла вопросами, абсолютно «кретинскими», не имеющими никакого отношения к данной сфере услуг.

Морально изматывающие собеседования, отнимали уйму времени у претенденток разных мастей, курлыкавших повсюду на диванах и стульях. Как-то раз, в одной из таких групп в холле, в ожидании своей очереди находилась Людмила, мимо которой продефилировали две элегантно одетые дамы: «стало быть, наниматели».

В абие выяснилось; они подбирали гувернантку для девочки но, вместо коротких спросов о стаже работы с детьми, о возрасте воспитанника, образовании, посыпались странные темы, абсолютно не относящиеся к работе с детьми: «Что здесь происходит, проверка на стрессоустойчивость, адекватная, пожалуй, что вакансии брокера, или по принципу злой добрый полицейский?»

Битый академический час, а до каких ещё пор, продлятся эти моральные пытки двух ненормальных? — размышляла Людмила. Её так и подмывало, прервать непонятное экспресс собеседование, с вопросами абсолютно далёкими по смыслу не относящимися к детским занятиям и к поприщу гувернантки вовсе. А тут эти две нанимательницы, завели речь о фильмах, с тематикой неуместных вопросов и не располагающих абсолютно к беседе.

Тем временем интерес нанимателей стал очевиден, добравшись до сериалов: « Предпочитает ли, вы смотреть сериалы?» В таком случае, могли бы об этом и открытым текстом спросить. Что выразилось бы, однозначно, — во время работы не имею привычки смотреть кинофильмы, тем более сериалы, ни бразильские, тем паче, ни какие либо другие».

— А, кто, по Вашему мнению, является самым блистательным актёром страны?

— Алиса Фрейндлих.

— А, Вам известно в каких кинолентах актриса снялась?

— Не помню — «что происходит, — постигавши умом, — казалось, память застопорилась» — такое ощущение, которое где — то сродни к ситуации во время экзаменов, когда ты знаешь тему, но почему — то в нужный момент, когда нужно ответить на заданный вопрос в лоб, ответить не в состоянии, в голове пустота». И только в конце был задан вопрос Людмиле по существу:

— Известны ли, Вам какие либо методики, занятий с детьми?

Людмила посмотрела на женщин, прикидывая: «А, кто из них мама?» Одна, из сидевших за столом напротив, больше напоминала бурятку с монголоидной формой лица и стрижкой каре, а вторая с причёской, классической формы, когда на затылке волосы собраны в виде шара, шатенка, относилась скорее к числу коренных москвичей.

«Интересно, когда же, прекратятся допросы этих двух ненормальных?» — подумалось вновь, глядя на рты этих двух, которые не закрывались и вдобавок, «впившись глазами», женщины всё говорили и не унимались, наращивая потоки вопросов, приёмами телешоу; где каждая фраза следует с ускорением:

«Хорошо, что перед приходом в агентство, до собеседования я прогулялась по Китайгородскому торговому центру. Прикупив себе блестящий браслет, а там и воспользовавшись возможностью переодеться, благо сменила рубашку в светлую клетку на тунику с «морским утренним бризом» — в то самое время, размышляла Людмила, что могло позволить, не реагировать на маневры этих двух непостижимо озабоченных, мерзкого собеседования с пристрастием.

А потому, что тем временем, когда двое принимались «поедать глазами», расцветка туники и позолота браслета отвлекала этих, по всей видимости, «не адекватных», лесбиянок, которые так и норовили впиться в зрачки её глаз: «таращатся, достали, смотрят, ловчатся но, к счастью и не только в зрачки. Из кожи лезете, а приходиться перевести ваше внимание с них на рисунок туники и на браслеты? А, чем собственно они занимаются здесь, гипнотизируют? — терялась в догадках Людмила».

Третий час, как собравшиеся в приёмной ожидали результаты их выбора, какая — то гувернантка порывалась уйти, менеджер попросила её немного ещё задержаться, к концу третьего часа определились, результат этого поразил: из восьми, кандидаток на вакансию гувернантки пригласили подписывать договор кандидатку, которая была не в курсе дошкольных методик. Об этом она поделилась в фойе, после собеседования с нанимателями, когда ждала результата вместе с другими женщинами, которым только ещё предстояло пройти собеседование.

И как выяснилось в итоге, она проживает вблизи дачи этих двух нанимателей. «И зачем только, столько людей приглашать, отнимать время у всех, когда в анкете агентства имеются данные, о местах проживания каждого?» — негодующе недоумевала она.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.