Бесплатный фрагмент - Идолы

ПРОЛОГ

— Где он?!

От рыка Железняка задребезжало не только огромное гримёрное зеркало с лампами — показалось, что трясутся даже стены.

— Где этот сучонок?

Парни с опаской переглянулись.

— Мы не знаем, Сергей Львович. Правда.

Продюсер обвёл каждого из них взглядом, пронизывающим буквально насквозь.

— Кто вчера последний с ним общался?

Антон пожал плечами:

— Да мы все примерно в одно и то же время разъехались. Репа закончилась — и по домам, всех спать рубило адски.

Железняк запустил пальцы себе в волосы, нервно взлохматил их, до скрежета стиснул зубы… На его лице проступила печать настоящих адовых мук. Ну, ещё бы: солист и лидер группы не явился на концерт! Это не просто ЧП — это катастрофа, полный трындец, тотальная жопа… список можно было продолжать бесконечно.

— Как он выглядел на репетиции, какой был? Может, нервный или расстроенный? — требовательно вопросил он.

— Да вроде такой же, как всегда, — откликнулся Иван, добросовестно подумав.

— Шутил даже, — вспомнил Женя.

Продюсер вновь схватился за телефон, но все понимали, что это скорее жест крайнего отчаяния и бессилия: всё равно мобильный Кости был стабильно недоступен вот уже несколько часов подряд.

Между тем огромный концертный зал, рассчитанный на восемь тысяч человек, давно уже был полон. Публику старательно разогревала малоизвестная поп-группа, но разогрева как такового здесь и не требовалось: зрители бесновались в ожидании своих кумиров, фан-зона неистовствовала, скандируя обожаемые имена, а танцевальный партер устроил флешмоб, подражая движениям одного из самых известных танцев «Идолов».

В сотый раз выслушав в трубке сообщение о том, что абонент по-прежнему недоступен, Железняк с отвращением отшвырнул телефон и с интонацией, в которой причудливо смешались ярость и беспомощность, выплюнул очередную резкую фразу:

— Надеюсь, этот гондон сдох. Любая другая причина уважительной не считается!

Женя с Иваном снова встревоженно переглянулись. Железняк вообще был вспыльчивым и жёстким челом, но в таком лютом бешенстве они видели своего продюсера впервые — и теперь мечтали поскорее пережить грозу.

— Может, его девушке позвонить? — от безысходности предложил наконец Иван.

Лицо Железняка окаменело:

— Какой ещё, на хрен, девушке?!

Иван смущённо замялся, словно раздумывая, стоит ли выдавать столь страшный секрет.

— Да говори уже, раз начал! — психанул продюсер.

— Ну, он же вроде с этой… моделью встречался. С Леонович, — выдавил Иван.

— Бл… дь, — выругался Железняк, в сердцах стукнув кулаком по стене. — Вот же говнюк! И почему я узнаю об этом только сейчас? У тебя есть её номер?

— У меня есть, — подал голос Антон.

Продюсер с подозрением уставился на него и вдруг спросил:

— А ты вчера точно с Костей не поцапался? Ваше отношение друг к другу мне прекрасно известно.

— Да не цапались мы, — буркнул Антон. — И отношения у нас нормальные.

— Ладно, — Железняк мрачно махнул рукой. — Звони этой самой… Леонович.

Антон отыскал в телефонной книге нужный номер и приложил мобильник к уху. Три пары глаз с настороженным вниманием следили за ним.

— Снеж, привет, — проговорил Антон в трубку, умело скрывая волнение. — Узнала?.. Слушай, Костян не с тобой, случайно? Да ну… тут такое дело… в общем, у нас концерт, а он не приехал. Вот так — просто не явился, и всё. И на телефон не отвечает, точнее, вообще вне зоны доступа. Нам начинать с минуты на минуту, а он… Значит, не в курсе?.. Ну ладно. Извини. Спасибо, пока.

Он сбросил звонок и молча развёл руками — мол, вы и так всё слышали.

Железняк схватился за голову. Выглядел он весьма близко к тому состоянию, когда человек начинает выть и горестно раскачиваться в разные стороны, расцарапывая себе щёки и колотя кулаками в грудь, как плакальщица на похоронах. А что тут ещё оставалось, в самом деле? Только причитать, что всё пропало.

В этот момент в гримёрку ворвался взмыленный режиссёр:

— Ну чё вы тормозите?! На выход пора.

— У нас солиста нет, Петь, — мёртвым голосом признался продюсер. — И х…й знает вообще, где он шляется.

Режиссёр страшно побледнел.

— Как это? А вы ему звонили?

— Нет, бл… дь, не звонили, сидим — лясы точим и ждём у моря погоды! — снова начал заводиться Железняк.

— Да погоди ты на меня всех собак спускать, я-то тут при чём? Надо решать проблему… Может, подождём ещё немного? Потянем время?

— Да сколько уже можно его тянуть, — продюсер обречённо махнул рукой.

— Так что, отменять концерт, что ли? — струхнул режиссёр.

— Это ж на такие бабки влететь… — застонал Железняк. — И репутацию похерить. И вообще тогда крандец всему. Мы к этому шоу три месяца готовились!

— Подождите, Сергей Львович, зачем отменять? — возмутился Антон. — Мы и втроём справимся.

— Без лидера? — скептически хмыкнул продюсер.

— Так-то петь нормально мы все умеем, не? Вы же нас сами отбирали, — скрывая невольную обиду, строптиво возразил Антон.

— Серёж, а ведь он прав, — вмешался режиссёр. — Надо вытягивать это сраное шоу, как только можно. Отсутствие солиста поклонникам и СМИ потом как-нибудь объясним. Хрен его знает, может, и правда с парнем что-то случилось!

— Половина зала конкретно на Костю пришла, — хмуро констатировал Железняк. — Представляешь всю глубину и степень их разочарования?

— Ну, дорогой мой, знаешь ли… если совсем концерт отменить — разочарованных будет не в пример больше, — пожал плечами режиссёр.

— Чёрт… — Железняк замотал головой. — Это же чистое самоубийство. Но самое дерьмовое, что выхода у нас и правда нет.

— Мы нормально отработаем, Сергей Львович, честно! — пообещал Антон. — Я все Костины партии хорошо знаю.

Продюсер ехидно усмехнулся.

— А тебе ж, Тоха, наверное, вся эта заварушка только на руку?.. Ты ведь давно мечтал солировать. Миронов всегда был для тебя костью в горле.

На скулах Антона заиграли желваки.

— А вот сейчас обидно было, Сергей Львович, — выговорил он ровным голосом. — Не моя вина, что вы на Костяна поставили, лидером группы сделали… Он человек эмоций, ненадёжный совершенно, вечно у него ветер в голове гуляет. А вот я, например, никогда никуда не опаздываю!

— Остынь, Серый, — режиссёр примирительно похлопал продюсера по плечу. — Не до разборок сейчас, ну реально. Давайте-ка, ребята, быстренько все на сцену. Фанатки там уже из трусов выпрыгивают, боюсь, скоро потоп будет.

Железняк выходил из гримёрки последним. Зубы его были сжаты так крепко, что ныли челюсти.

— Сергей Львович, вам что-нибудь нужно? — подскочила к нему расторопная девочка из персонала. — Может, водички?.. А перекусить хотите? Фрукты, снеки… или что-то посущественнее?

— Коньяк принеси, — махнул рукой он. — Прямо за кулисы тащи, я там весь концерт буду, — и добавил вполголоса:

— Если, конечно, не сдохну.

ЧАСТЬ 1. ЗА ПОЛГОДА ДО КОНЦЕРТА

«Запомните: отныне никакой личной жизни, никакой романтики! Каждая фанатка должна думать, что именно у неё есть шанс. Хотите обожания — что ж, вы получите его сполна. Но больше никакой любви, кроме фанатской! Никаких подружек и, упаси бог, жён и детей».

Иван

Отрадный, Самарская область

Он толкнул дверь, отчего тут же негромко и мелодично звякнул колокольчик, извещая флористов о появлении нового посетителя.

В салоне одуряюще пахло цветами. От обилия ярких красок и зелени рябило в глазах. Невысокая ёлочка в углу, украшенная шарами и гирляндами, совершенно терялась на фоне всего этого благоухающего великолепия.

— Привет, Вань! — вооружённая секатором худенькая блондинка в шапочке Санта-Клауса, увлечённо подрезающая цветочные стебли, кивнула ему как старому знакомому.

— Привет, Юль, — отозвался он, оглядываясь по сторонам. Маши не было видно, но Иван точно знал, что она сейчас на работе.

— Воду в холодильниках меняет, — упреждая его вопрос, сообщила блондинка. — Хочешь, пройди внутрь. Но предупреждаю — прынцесса нынче не в духе. С самого утра.

— Я в курсе, — усмехнулся он не слишком-то весело. — Спасибо.

— Вань, а ты что, правда в Москву уезжаешь? — спросила вдруг Юля с жадным любопытством.

— Правда, — помедлив, откликнулся Иван. Всё равно скоро все узнают, чего уж теперь…

Блондинка выразительно поиграла бровями:

— Тогда понятно, почему Машка так бесится!

Иван не стал развивать эту тему и шагнул к двери служебного помещения.

Маша как раз вытаскивала из холодильника тяжеленную цветочную вазу, в которой требовалось сменить воду. Иван тут же кинулся к ней:

— Давай помогу!

— Отойди! — рявкнула она, бросив на него взгляд, преисполненный ледяного презрения. — Вот вечно лезешь, куда не просят… разобьёшь мне сейчас тут всё нафиг.

Да, похоже, «прынцесса» была даже более не в духе, чем Иван мог себе представить.

— Маш, — мягко сказал он, — ну что за детский сад? Ещё и в чёрный список меня внесла… Я всё равно придумал бы, как с тобой поговорить.

— А может, я не хочу с тобой разговаривать! — она с головы до ног окатила его новой волной презрения.

— Вообще-то мы оба взрослые люди. Тебе не кажется, что нужно решать проблемы словами через рот? — он предпринял робкую попытку пошутить, но Маша не приняла шутку.

— Ты для себя всё уже решил. Ну вот и я решила! — упрямо заявила она.

Продолжая препираться, она, тем не менее, ни на секунду не отвлекалась от своего основного занятия: вылила воду из вазы, тщательно помыла её, залила свежей водой и поставила обратно в холодильник, а затем вытащила наружу другую вазу, чтобы повторить всё те же манипуляции.

Некоторое время Иван молча наблюдал за её действиями, а затем снова ринулся в атаку:

— Ну это же как-то… не по-людски. У меня поезд через несколько часов, хотелось бы нормально попрощаться.

— Попрощаться? — переспросила Маша, зло сощурившись. — Да иди ты в жопу, Ванечка. Я, значит, «попрощаюсь» и останусь тут лить слёзы, а ты там в столице будешь поклонниц трахать!

Он страдальчески закатил глаза: наша песня хороша — начинай сначала.

— Маш, ну чего ты опять? Каких ещё поклонниц? Не собираюсь я никого трахать. У меня же ты есть.

— Меня — у тебя — нет, — отчеканила она. — Ты же уезжаешь? Бросаешь меня? Вот и уезжай. Вали в свою вонючую Москву!

— Уезжаю, но не бросаю, — пытался втолковать ей он. — Между нами ничего не изменилось. Я тебя люблю, ты меня любишь…

— Я тебя терпеть не могу! — процедила она сквозь зубы. — Ты вообще дурак, что ли, раз веришь в отношения на расстоянии? Сопливые сказочки для малолетних идиоток.

— Маш, — он улучил момент, когда она поставила в холодильник очередную вазу, и поймал её за руки. С силой сжал в своих, заставляя взглянуть себе в лицо.

— Мне никто не нужен. Ты для меня одна, понимаешь? Любимая. И всё останется по-прежнему, даже когда я буду в Москве, — внятно произнёс он.

— По-прежнему? — Маша яростно вырвалась и затравленно уставилась на него. — Да что ты, в самом деле, за тупую меня держишь? Ничего уже не будет по-прежнему. Ты вообще эгоист, в одиночку принял решение, которое вообще-то касается нас обоих!

— А ты не эгоистка? — возмутился он. — Это же уникальный шанс для меня — пробиться в шоубизе, стать популярным… Ты же знаешь, как я об этом всегда мечтал. Или реально хочешь, чтобы я всю жизнь в местном ресторане на свадьбах пел?!

— А чем плохо-то? — строптиво возразила она. — Работа как работа, не хуже других.

— Да я со скуки сдохну в этом болоте, — выдохнул Иван. — Мне тут тесно, понимаешь? Вот увидишь, если у меня всё удачно сложится, то я тебя быстренько в Москву перевезу. Будем вместе, как всегда!

— Вань, а ты меня спросил — надо мне это или нет? — Маша устало взглянула на него. — Я, как бы, о Москве никогда не мечтала. Мне и дома хорошо. У меня тут родители, бабушка, друзья, всё знакомое с детства, родное… С чего ты вообще решил, что я с радостью за тобой поскачу? Да кому я там нужна буду?!

— Мне нужна, — тихо сказал Иван. — Очень-очень нужна, Маш…

Она с болью взглянула на него и медленно покачала головой.

— Этого мало.

— Что ж ты меня с самого начала не остановила, если тебе это поперёк шерсти? — спросил он непонимающе. — Когда я на прослушивание в первый раз поехал, что-то ты ни слова мне против не сказала. Ещё и удачи пожелала!

Маша отвела глаза и некоторое время молчала.

— Я думала… то есть, надеялась… что ты не пройдёшь, — призналась она наконец.

— Офигеть, — выдохнул Иван. — Ну спасибо, конечно, что так в меня веришь!

— Верить в тебя — значит, не верить в нас. Извини, но наша пара мне дороже, чем твой личный успех! А вот тебе, видимо, наоборот…

Иван вздохнул и покосился на часы: времени на дальнейшие препирательства уже не оставалось.

— Мне пора, Маш. Надо ещё вещи собрать.

Она смотрела в сторону, самолюбиво поджав губы.

— Вытащи меня из чёрного списка, пожалуйста, — попросил он, нерешительно тронув её за руку. — Мне будет тяжело без общения с тобой. Очень.

Глаза Маши тут же налились слезами и стали огромными, как у мультяшки.

— А мне, думаешь, будет легко? — беспомощно выдохнула она. — Думаешь, я от счастья тут одна буду прыгать, когда ты уедешь? Ещё и перед самым Новым годом… Я же планировала, что мы вместе его встречать будем!

— Машка… — он притянул её к себе, уткнулся в тёмно-русую макушку, вдыхая знакомый нежный аромат. Маша тут же освобождённо заплакала, обхватив Ивана руками и неловко тыкаясь носом ему в грудь, точно слепой котёнок.

— Ну что ты, балдося, — шептал он ей, гладя по волосам и целуя в мокрые и солёные от слёз щёки. — Всё хорошо будет. Честно. Мы с этим как-нибудь справимся. Вот увидишь, я обязательно что-нибудь придумаю! А пока… пока буду приезжать так часто, как только смогу. Ну хочешь, на каждые выходные?

— Хочу, — Маша шмыгнула распухшим покрасневшим носом и с надеждой взглянула ему в глаза. — Приезжай, пожалуйста! Я не смогу без тебя… я правда не знаю, как справлюсь.

— Мы справимся, — твёрдо заявил он. — Обещаю.

Костя

Москва

Настойчивый писк телефона выдернул Костю из вязкого мутного сна. Будильник, мать его… Башка, казалось, сейчас разорвётся от пронзительных мерзких звуков.

Лежащее рядом тело, завёрнутое в простыню как в кокон, пошевелилось и недовольно захныкало.

— Ко-о-ость… выключи, наконец, этот сраный будильник! Спать охота…

Спать? Э, нет, дорогуша.

— Подъём! — скомандовал он по возможности бодрым голосом — куда более бодрым, чем был сейчас сам. — У тебя ровно тридцать минут на то, чтобы привести себя в порядок и свалить, а потом я должен ехать.

— Тридцать минут?! — страдальчески застонали из кокона. — Садист…

— Между прочим, я не шучу, — предупредил Костя. — Если через полчаса ты не будешь готова, мне придётся выставить тебя как есть — неумытую и неодетую.

— Козёл, — кокон начал распутываться, и вскоре оттуда появилась взлохмаченная блондинистая голова. Несмотря на лёгкую утреннюю припухлость и недовольное выражение лица, девушка всё равно оставалась хорошенькой.

Костя развёл руками:

— Вообще-то я сразу предупредил, что утром мне надо будет уехать по делам. Даже предлагал вчера вызвать тебе такси, но ты не захотела…

— Козёл, — беспомощно и капризно повторила девушка.

— Ну уж какой есть. Я, собственно, и не скрываю, — Костя поднялся с кровати. — Короче, я в душ. Вернусь через десять минут.

Её лицо тут же стало заинтересованным. Она мазнула взглядом по заметной выпуклости на его боксерах и состроила соблазнительную гримасу:

— Хочешь, потру тебе спинку?

Костя мысленно закатил глаза. Ну как можно быть такой упёртой дурой?

— Слушай, я серьёзно, — сказал он. — Мне действительно нужно ехать, горячие игрища в душе сейчас совсем не в тему и не ко времени. Врубаешься, Олесь?

— Ну ты и гад! — прошипела девушка, моментально ощетинившись. — Я так-то Алёна.

— Упс… сорян, — он невинно улыбнулся и вышел из комнаты.

Костя, разумеется, помнил, что девушку звали Алёной, не настолько он был кретином. «Ошибся» он намеренно, чтобы разозлить её по-настоящему — и это сработало.

Контрастный душ взбодрил тело и освежил голову, заодно справившись с утренним стояком. Смыв с себя пену, Костя выключил воду, растёрся докрасна большим махровым полотенцем и, обмотав его вокруг бедёр, вышел из ванной.

В квартире было подозрительно тихо. Заглянув в спальню, Костя выматерился сквозь зубы: Алёна безмятежно спала. Дрыхла как ни в чём не бывало!

Это было уже наглостью. Пришлось применить грубую физическую силу: бесцеремонно дёрнув девушку за пятку, Костя одним рывком стащил её с кровати. Оказавшись на полу, Алёна заверещала как раненый заяц:

— Ты что, сдурел?! Дебил! Псих бешеный!!!

— На выход, — невозмутимо поторопил её Костя, направляясь к шкафу, чтобы достать себе одежду на сегодня.

— Сволочь, — поднявшись с пола, продолжала разгневанно бубнить Алёна. — Хамло недоделанное.

Он пропустил её болтовню мимо ушей — время действительно поджимало. Про Железняка говорили, что он фанатик и педант, не терпящий опозданий и не выносящий непунктуальных людей. Косте с его вольнолюбивой натурой было непросто всюду приезжать вовремя, но сегодняшний случай действительно был особенным и стоил того, чтобы разок напрячься. Если дело выгорит, то…

А впрочем, он не любил загадывать.

…Алёна плескалась в душе так возмутительно долго, что ему захотелось вытащить её оттуда за волосы, варварски намотав их на кулак. Наконец она царственно вплыла в кухню, где Костя торопливыми глотками, обжигаясь, допивал свой кофе и таращился в окно. В такую промозглую стылую хмарь хороший хозяин даже собаку не вывел бы на улицу поссать, но ехать было надо.

— Одевайся! — рявкнул он не слишком-то вежливо, заметив, что Алёна нацепила банный халат и намотала на голову тюрбан из полотенца. — Я должен был выйти из дома ещё две минуты назад.

Она капризно надула губы:

— А мне кофе сделаешь? Я тоже хочу…

— Извини, но нет, — он понял, что с ней не стоит церемониться. — Выпьешь где-нибудь в кофейне по дороге.

— А можно, я останусь здесь и подожду тебя? — предложила Алёна на голубом глазу. — Всё равно у меня волосы мокрые, я не успею их высушить, а фена у тебя нет. На улице декабрь, между прочим! Я тут пока у тебя приберусь немного… приготовлю нам на вечер что-нибудь вкусненькое… посмотрю киношку до твоего возвращения…

— Алён, — он почувствовал, что начинает звереть. — Мне похер, что у тебя мокрые волосы и что ты хочешь посмотреть киношку. Мы с тобой не пара, так что эти твои игры тупо бесят, ясно? Одевайся — и топай. Я вызываю тебе такси.

На этот раз до неё, кажется, дошло. Развернувшись и всем своим видом — даже аппетитной задницей — демонстрируя, каким мудаком она его считает, Алёна вышла из кухни и спустя несколько минут появилась совершенно одетой. Волосы она убрала под шапку.

— Вот простужусь, заболею менингитом и умру, — предупредила она мстительно, — и моя смерть будет на твоей совести.

— Обещаю носить цветочки тебе на могилку, — отозвался он, торопливо обуваясь. Чёрт, всё равно уже опаздывает!.. Ну что за курица, всё из-за неё!

Алёна самолюбиво фыркнула.

— Правильно девочки про тебя говорили, что ты говнюк.

— Я и не отрицаю. Можешь обсудить это сегодня с девочками. И с мальчиками тоже. Между прочим, твоё такси уже приехало.

— А ты?

— Я на своей машине поеду.

— Даже не предложил отвезти! — снова насупилась она.

— Не предложил и не собираюсь, мне некогда. Поэтому и такси вызвал. Не беспокойся, оплачено, — добавил он.

— А ты в театре сегодня появишься? — спросила она с надеждой.

Костя был солистом мюзикла «Закрытая школа», исполнителем главной роли и главной звездой этого проекта, Алёна — новенькой из подтанцовки. Они познакомились пару дней назад на репетиции.

Костя покачал головой.

— Сегодня вместо меня Славик Петренко работает, — назвал он имя парнишки из второго состава.

Алёна сразу скисла. Воистину, чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей… Он её разве что пинками из дома не выпроваживает, а вот поди ж ты: она уже мечтает о новой встрече и в перспективе на что-то надеется.

— Ну всё, пока, — он развернул её за плечи лицом от себя, недвусмысленно направляя к лифту.

— Да ухожу уже, ухожу! — психанула она, очевидно, включив наконец остатки женской гордости. — Не надо так переживать, бедненький, аж подпрыгиваешь от нетерпения, лишь бы поскорее от меня избавиться!

И гордо шагнула в разъехавшиеся створки лифта.

С облегчением выдохнув, Костя запер дверь и бросил быстрый взгляд на часы. По ходу, ему мандец! Если только не случится чудо: к примеру, утренняя Москва вдруг начисто лишится пробок. Костя прожил в столице достаточно, чтобы знать — такое бывает примерно никогда. Что ж… придётся надеяться на везение и собственное обаяние.

И, не дожидаясь лифта, Костя гигантскими скачками понёсся вниз по лестнице.

Женя

Алматы, Казахстан

Он покидал дом с тяжёлым сердцем.

Не потому, что сомневался в правильности принятого решения и выбранного пути, а потому, что все родственники, за исключением бабушки, смотрели на него волком. Уезжает накануне отцовского хангаби — шестидесятилетнего юбилея, да что он за сын такой после подобного финта ушами! Просто предатель, и всё тут, именно это читалось в глазах каждого члена семьи. И ладно бы, причина была уважительная, так нет же: Женя летел в Москву, чтобы стать певцом. Позорище, да и только — как теперь смотреть в глаза уважаемым людям?

Вся родня, как и подобало истинным корейцам, считала, что кривляние на сцене перед микрофоном — это удел женщин и, прости господи, геев. Бешеная популярность айдолов, по которым сходила с ума молодёжь всего мира, нисколько не впечатляла родственников — несерьёзно, и всё тут! Женю с детства держали в ежовых рукавицах, воспитывая в соответствии со всеми старинными традициями и обычаями. Кланяться старшим он научился раньше, чем ходить, маму звал на «вы», никаких сюсюканий и телячьих нежностей…

Разумеется, родители мечтали о другом будущем для своего младшего сына: будущем, достойном семьи Огай. Старший брат Алёша был успешным адвокатом, сестра Оля — известной скрипачкой, а племянники все как на подбор — отличниками, победителями всевозможных олимпиад, конкурсов и соревнований.

Что касается Жени, то он должен был стать врачом. И не абы каким, а блестящим! Во время асянди (первого дня рождения, когда, согласно обычаю, ребёнок предсказывал себе жизненный путь и судьбу) из всех предметов, разложенных перед ним на столике, малыш первым делом схватился за фонендоскоп, что сулило ему непременные успехи на медицинском поприще. Правда, ликование родственников несколько поутихло, когда годовалый Женечка, быстро потеряв интерес к этой непонятной штуковине, потянулся затем к маленькому игрушечному микрофону.

С годами Женя всё больше и больше разочаровывал отца с матерью. Какое там медицинское будущее, господи: врачей он боялся просто панически. Начинал трястись, едва завидев человека в белом халате, уколы и прививки заставляли его реветь до икоты, он даже лекарства не мог принимать нормально — давился и кашлял, выплёвывая микстуру с таблетками. А уж от вида крови и вовсе мог потерять сознание…

Учился Женя, правда, неплохо, но проявлял интерес больше к гуманитарным наукам. А ещё неожиданно для всех он пристрастился к готовке, чем сделал первый робкий шажок на пути к званию «позор семьи». Мужчина готовит?! Это ставило под сомнение его мужественность как таковую, ведь кухня — исключительно женское царство. Если бы не поддержка любимой бабушки (Бабы, как с детства привык звать её Женя), семья совсем заклевала бы его, затерроризировала насмешками. Но Баба дала понять, что не видит в увлечении младшего внука ничего зазорного, и остальным пришлось смириться и отстать от него.

Точно так же она отстояла право Жени на учёбу в Академии искусств Жургенова — после школы он поступил туда на эстрадный вокал.

— Если бог наградил его дивным голосом — значит, надо петь, а не зарывать свой талант в землю! — заявила бабушка. — Радуйтесь, что такого способного сына родили.

Никто не смел спорить с Бабой, ставить под сомнение её авторитетное мнение. После того, как умер дедушка, она стала для всех главой огромного клана. Именно бабушка принимала самые важные решения, касающиеся всей семьи, и остальным оставалось лишь с почтением подчиняться её воле.

…Для Жени Баба всегда являлась воплощением настоящей, эталонной корейской женщины, несмотря на то, что все они были корё-сарам. В далёком тридцать седьмом году бабушку и её семью депортировали в Казахстан с Дальнего Востока — так же, как и остальные сто семьдесят тысяч корейцев. Бабушке тогда едва исполнилось четыре года, а дедушке — семь, и они ещё даже не были знакомы…

Женя с неизменным трепетом слушал рассказы Бабы о том переселении. Несмотря на то, что она была совсем ещё крохой, многое навсегда отложилось в цепкой детской памяти. Семьи везли в товарных вагонах целый месяц, а затем выбросили в казахскую степь — в холодном ноябре! Ни жилья, ни еды у людей не было, первую зиму они ютились в землянках. Тогда же погибла примерно треть всех младенцев. Женя подозревал, что адаптированная корейская кухня началась именно оттуда, с тех страшных голодных времён: салат из морковки, из листьев перца… Традиция заворачивать еду гостям с собой… Приносить больному человеку курицу…

Непонятно, как и выжили, но всё-таки выжили. Укоренились, обзавелись жилищами, хозяйством, семьями. Жизнь продолжалась, несмотря ни на что. Очень помогали депортированным местные жители: узнав, что в степь выбросили тысячи корейских семей, казахи приходили к ним и приносили еду, тёплые вещи — тем самым спасая от верной смерти.

На том самом месте, где Женины родственники зимовали в землянках свою первую зиму, теперь находился мемориал. Сам памятник был накрыт куполом шанырака — верхней части казахской юрты, что символизировало гостеприимство. А по центру располагался гранитный камень, на котором была высечена надпись: «Благодарность казахскому народу».

…Бабушка не работала в своей жизни ни дня — вся её жизнь была подчинена заботам о муже, детях, внуках и правнуках. Именно Баба сделала свой дом большим, гостеприимным, всегда полным родни и желанным, как оазис в пустыне, местом для любого путника.

Женя обожал бабушку безгранично, практически до священного трепета. Сколько он себя помнил — ни разу не видел её злой, сердитой или даже просто хмурой, она никогда никому не завидовала и никого не осуждала. Множество людей приходило к ним в дом, и каждого она встречала радостной улыбкой. Накрывала большой стол, как требовало корейское гостеприимство: обязательно свежее паби, и суп, и салаты, и кукси, и пигоди… И так практически каждый день!

Женя поражался некоторым бабушкиным привычкам. Ни одно застолье не обходилось без паби: сваренный рассыпчатый рис выкладывали горкой на большом плоском блюде. Если взять из этой горки пару ложек и положить в суп — рис на блюде не станет несвежим. Но Баба считала невозможным поставить перед мужчиной уже начатое блюдо, и если за стол садился новый гость, она убирала старое паби и ставила новое.

Всё корейское, что было в Жене, досталось ему от бабушки. Мама была этнической русской, и он тоже вполне мог бы считать себя русским. Но Женя никогда не ощущал в себе иной крови, кроме корейской, и знал, что мама была не в обиде на него за это. Впрочем, мама Надя с годами и сама стала самой настоящей кореянкой — не по крови, а по привычкам и образу жизни. Свекровь учила невестку правильно варить рис, кланяться, подавать рюмку двумя руками, следить за собой, мелко шинковать овощи для кукси, принимать гостей, быть терпимой, радоваться жизни…

Баба всегда лучилась счастьем и добротой. Сколько любви она дарила и получала, сколько трепетного почтения и безмерного уважения!..

И вот теперь, когда Женя отправлялся в Москву, Баба была единственной, кто поддержал его. Не осудил и не высмеял.

— Иди, куда сердце тебя зовёт, милый, — ласково сказала она внуку на прощание. — Делай то, что должен делать, и удача всегда будет тебе сопутствовать, а мне останется только гордиться тобой.

Он тогда не знал, что видит её в последний раз.

Антон

Москва

Завтраки в семье Троицких были практически священной традицией.

Обедал каждый вне дома: отец у себя в офисе, мать в редакции, Зайка в школьной столовой, а Антон где придётся. Когда учился в Плешке, перекусывал в тамошнем буфете или в ближайшем кафе с друзьями, а иногда и вовсе пренебрегал полноценным обедом, обходясь какой-нибудь шаурмой или сосиской в тесте. Ужины тоже проходили без него — все вечера Антона были заняты репетициями в гараже или выступлениями. Но завтрак… завтрак непременно полагалось вкушать дома, в кругу близких, и никакие отговорки тут не прокатывали.

Мать уверяла, что совместные утренние трапезы помогают сплотить и сблизить всех членов семьи, отец важно кивал, подтверждая справедливость её слов, а Зайка… Зайка была ещё слишком мелкая и дурная, чтобы всерьёз размышлять над этой семейной философией, и просто принимала навязанную родителями традицию как должное.

Антон был совой. Стопроцентной, классической совой. По утрам кусок не лез ему в горло, и вообще любая суета вокруг и мельтешение перед глазами «с ранья» дико раздражали. А мать суетилась. Ужасно суетилась! Гремела посудой, безостановочно передвигала по столу какие-то нескончаемые тарелки, вилки, чашки, то подкладывала всем хлеб, то хлопала дверцей буфета, то неслась к холодильнику, чтобы достать масло, сыр или сметану… и щебетала, щебетала, щебетала, аки пташка. У Антона начинала болеть голова уже спустя пять минут после появления на кухне.

Отец, напротив, был полон сил и энергии с самого утра (родители вообще представляли собой до отвращения идеальную пару) и вполне мог с аппетитом завтракать котлетами и макаронами. От густых жирных запахов, доносящихся с его тарелки, Антона натурально мутило, как беременную при токсикозе. Всё, что ему было нужно по утрам — это кофе. Крепкий несладкий кофе, и чтобы все оставили его наконец в покое, а не лезли с дурацкими вопросами: «Ты чего кислый такой? Не выспался?»

Сегодняшнее утро не стало исключением.

— Витя, пока у меня всё разогревается, съешь бутеброд, — ласково увещевала мать, помешивая на шкворчащей сковородке жареную картошку с мясом, в то время как отец следил за её действиями голодным взглядом. — Антоша, положить тебе тоже картошечки? Хоть немного.

— Мам, — скривился Антон, — ну ты ведь знаешь, что я не буду. Зачем спрашивать?

— Я же переживаю за тебя! — огорчённо отозвалась мать. — Вот как это: уйти из дома с пустым желудком и потом весь день питаться чем попало — сухомяткой на бегу… Заработаешь себе язву, не приведи господи.

— Я. Не буду. Есть, — внятно повторил Антон, внутренне закипая. — Неужели нельзя хотя бы сейчас не выносить мне мозг? Ты ведь в курсе, какой у меня сегодня важный день, но делаешь вид, что главнее жрачки ничего в этом мире не существует!

— Ты как с матерью разговариваешь, — опешил отец; даже Зайка изумлённо оторвалась от своего творожка с ягодами и уставилась на брата — он никогда раньше не позволял себе скатываться до откровенной грубости.

— Да потому что достала уже! — психанул Антон, поднимаясь, чтобы уйти.

А отец вдруг шарахнул кулаком по столу — так, что зазвенела посуда.

— Охренел, сопляк? — выговорил он, бледнея от ярости. — Ты что себе позволяешь, вообще?

— Витя, — быстро и предостерегающе произнесла мать, пытаясь предотвратить намечающийся конфликт. Зайка испуганно замерла, переводя взгляд с отца на брата — и обратно.

— Что — «Витя»? Что?! — отец метнул в неё разгневанный взгляд, и стало ясно, что сейчас и она огребёт под горячую руку. — Избаловала его вконец — Тошенька то, Тошенька сё, в жопу его зацеловала… Всё ему позволяешь, любую прихоть исполняешь… вот и пожинай теперь плоды.

Так. А вот это было уже что-то новенькое. Всё позволяет? Исполняет любую прихоть?! Антон даже рассмеялся от нелепости этих обвинений.

— Я так часто что-то у вас прошу? — скрестив руки на груди, поинтересовался он обманчиво спокойным тоном. — Вроде, сам зарабатываю — и на продукты, и на бензин, и на шмотки…

— Да ты живёшь на всём готовеньком! — с отвращением глядя на него, словно на какого-нибудь таракана, отозвался отец. — Мать тебя обстирывает, обглаживает, еду тебе, здоровому лбу, готовит…

— Ну, вообще-то она и тебя обстирывает-обглаживает, не? — иронично уточнил Антон, пряча за усмешкой свою растерянность.

— Витя, ну что ты, в самом деле, — пробормотала ошеломлённая мать. — Я же не разделяю вас… всем вместе готовлю, всем вместе стираю… да и разве трудно это — бельё в машинку закинуть, а потом развесить?!

— А когда этот щенок в последний раз сам стиралку запускал? Дай-ка угадаю — никогда? Всё ждёт, когда мама грязное простирнёт и новенькое-чистенькое на полочке в шкафу разложит?! А пылесос в руки когда брал?

— Сам-то ты когда это делал? — огрызнулся Антон. — Что-то я не припомню. Ты хоть в курсе, как он включается?

— Ты не сравнивай мне тут! — гаркнул отец. — Я семью обеспечиваю. Пашу как вол с утра до ночи. И мать тоже уматывается в своём журнале… при этом ещё и дом умудряется держать в чистоте и порядке, горячие завтраки, обеды и ужины тебе, неблагодарному засранцу, готовит… А ты в своём гараже на гитаре бренчишь — тоже мне, занятие! Ведь пять лет учёбы, пять!.. Мы-то думали, что выучишься, на работу устроишься, человеком станешь… И всё коту под хвост. Музыкант хренов!

— Понятно, — кротко кивнул Антон. — Все заняты настоящим делом, все учатся или работают, один я трутень — страдаю хернёй. Надеюсь, лекция окончена? Я могу идти? У меня сегодня важная встреча… хотя да, она же связана с музыкой, а значит — даже упоминания не стоит.

Отец вдруг как-то резко сник и обессиленно махнул рукой, словно понял, что спорить с Антоном — безнадёжное дело, всё равно до него невозможно достучаться.

— Спасибо, мама. Было очень вкусно, — издевательски произнёс Антон, вновь умело скрывая свои истинные чувства за иронией, хотя обида жгла глаза. — Кстати, у тебя там, кажется, картошка горит. Всем приятного аппетита и хорошего дня.

Мать, конечно же, выскочила за ним в прихожую, где он торопливо натягивал куртку и обувался.

— Антошенька, не бери в голову, — горячо зашептала она. — Не обижайся на папу. Не вздумай принимать его слова близко к сердцу. Ну, сорвался, бывает… На самом деле он так не думает!

— Бывает, — бесцветным тоном подтвердил Антон. — Ничего страшного, мам. Переживу как-нибудь.

— И я действительно желаю тебе удачи, — помедлив, добавила мать. — Пусть у тебя сегодня всё получится. С богом! — и, приподнявшись на цыпочках, торопливо клюнула его в щёку, а затем с опаской оглянулась в сторону кухни. — Я знаю, что для тебя значит эта встреча с Железняком. Уверена, дело выгорит!

— Тьфу-тьфу-тьфу, — он трижды шутливо стукнул по дверному косяку и выдавил из себя улыбку. — Спасибо, мам. Правда, спасибо. И прости, если что. Я не хотел тебя обидеть. Честно.

— Я не обижаюсь! Господи, конечно же, не обижаюсь!

— Спасибо, мам, — повторил Антон и с мимолётной застенчивой лаской коснулся её щеки. — Побегу. Не хочу опаздывать.

Железняк

Москва

— Серёжа, как я рада тебя видеть!..

Судя по чуть взвизгивающим и виноватым интонациям, Ленка уже успела поддать. Десять утра, однако…

— Нет, правда, я дико по тебе соскучилась! — тараторила она, усаживаясь напротив него за столиком и безуспешно пытаясь скрыть нервозность. Вон, даже тёмные очки нацепила — и чёрта с два это из-за боязни быть узнанной. Неужели догадывается о теме предстоящего разговора? А он будет нелёгким, как ни крути.

— Может, закажем шампанского за встречу? Серёж, ну реально — давай выпьем с тобой, как в старые добрые времена! — она наконец-то сняла солнцезащитные очки, такие неуместные в интерьере небольшого семейного кафе, где, помимо всего прочего, подавали чудесные домашние завтраки.

— Ты стала много пить, Лена, — холодно заметил он, оценивая беспристрастным профессиональным взглядом все произошедшие с ней характерные изменения: дрябловатую кожу, мешки под глазами, подрагивающие руки. Нет, конечно, она хорошо, просто шикарно выглядела для своих убийственных тридцати девяти (плюс работа косметологов и пластических хирургов), но от былой свежести не осталось и следа.

— Так ведь повод! Мне хорошо, я ужасно рада! — щебетала она. — Мы ведь так давно не виделись! С самого моего сольника в «Крокусе», кажется?

Он кивнул.

— Классно тогда отработали, да? — спросила она почти заискивающе.

Он снисходительно улыбнулся — как же она всегда зависела от похвалы, от доброго слова… словно ребёнок, ей-богу.

— Это ты отработала, — поправил он. — Молодец.

Ленка тут же зарделась от удовольствия.

— Нет, я всё-таки закажу шампанского! Выпьешь со мной?

— Я за рулём, — покачал он головой и обратился к подошедшему официанту:

— Мне зелёный чай.

— И всё? — удивился официант.

— А мне, пожалуйста, шампанского… ты точно не будешь пить со мной? — обратилась к нему Ленка.

— Точно.

— Тогда мне шампанское, охлаждённые дынные шарики и пирожное со свежими ягодами, — заказала она.

Официант записал заказ и удалился.

— Ну что? — Ленка повернулась к нему. — Какие у нас планы? Ты что-то всё молчишь и молчишь, гастроли какие-нибудь намечаются? А материал свежий когда будем записывать? У меня уже два года нового альбома не было.

Нет, всё-таки она не догадывалась, зачем он её пригласил. Сергей сцепил пальцы рук в замок и прямо взглянул ей в лицо.

— Лен, у нас в этом месяце срок контракта истекает…

Она впилась в него взглядом, моментально бледнея, и еле слышно выдохнула:

— И?..

— И я не буду его продлевать, — безжалостно закончил он, продолжая пристально смотреть ей в глаза.

Ленка растерянно улыбнулась дрожащими губами.

— Ты же сейчас шутишь, правда?..

— Нет, — он качнул головой. — Прости.

Она смотрела на него, совершенно сбитая с толку. Когда тебя бьют чужие — тут всё понятно, надо дать сдачи. А если ударили свои? Свой?..

— Почему? — прошептала она, сразу же поникнув и словно растеряв все свои краски — щёки, губы, глаза и даже волосы у неё сейчас были одинаково тусклыми и бесцветными.

— Не вижу смысла в дальнейшем сотрудничестве.

— Почему? — повторила она. Словно не услышала его предыдущую фразу.

Что ж, хочешь честного ответа? Получай.

— Ты теряешь форму, плохо выглядишь, — спокойно принялся перечислять он. — Много пьёшь и, по-моему, не только пьёшь. Ряды твоих фанатов редеют. Тебя стали реже приглашать на интервью и на гастроли. Самое время красиво уйти, не становясь посмешищем. Пока ещё, — он выделил интонацией слово «пока», — ты можешь сделать это достойно.

— Серёжа, я… брошу пить, честное слово! — залепетала она, отчаянно комкая в пальцах бумажную салфетку. — Я быстро приведу себя в порядок, обещаю! Буду заниматься спортом, похудею, верну былую форму…

— Да не в этом дело, Лен, — вздохнул он, глядя на неё с неподдельной жалостью. — Твои лучшие времена закончились, пора это признать. Пик твоей популярности давно позади. Я не вижу смысла тратить энергию и вкладывать бабки в заведомо проигрышный проект. Да и тебе неплохо бы подумать о будущем. Выходи замуж, рожай детей…

Ленка то ли всхлипнула, то ли издала истеричный смешок.

— А ты?!

— А что — я? Я и так работал с тобой почти двадцать лет. Двадцать лет, Лена! Мне пора переключиться на что-то другое, потому что разбрасываться на несколько проектов одновременно я больше не собираюсь.

— Но я не хочу уходить, — пробормотала она, беспомощно глядя на него. — Серёж, с чего ты взял, что моё время ушло? Мы же полный зал собрали в «Крокусе»! И… и ты сам только что говорил мне, что я хорошо отработала!

— А ты знаешь, сколько мне это стоило? — усмехнулся он. — Сколько я вбухал в рекламу этого концерта? Ещё бы ты за такие бабки работала вполноги. Всё действительно прошло отлично. Можешь считать это своей лебединой песнью.

— Да пошёл ты, — обиженно вскинулась она. — Я не смогу без сцены, я… просто умру! Я певица, Серёжа. Я должна петь!

— Ну, поёшь ты, к слову, так себе, — спокойно заметил он. — Все эти годы выезжала за счёт внешности и харизмы. Но тебе на пятки вовсю наступают молодые симпатичные девчонки с крутыми голосищами, со свежими мордашками без всяких подтяжек и пластики, с натуральными тугими сиськами и упругими жопами.

— Ты жестокий, — глядя на него так, словно видела впервые, покачала головой Ленка.

— Я честный, — поправил он. — Честный до отвращения. За это меня все и ненавидят.

Официант принёс чай и шампанское. Сергей тут же подвинул к себе чайник и наполнил чашку, а ошеломлённая Ленка к своему шампанскому даже не притронулась.

— Серёж, не бросай меня… пожалуйста, — жалко выдавила она наконец.

Он едва заметно поморщился.

— Лен, всё. Закрыли тему.

— Я всё равно не уйду со сцены! — строптиво возразила она.

Он небрежно дёрнул плечом:

— Дело хозяйское. Только уже без меня. Не хочу, чтобы моё имя связывали с этим позором и твоим постепенным превращением в посмешище. Выступай в кабаках, на корпоративах… связи у тебя остались. Но, повторюсь, без меня. А вообще лучше подумай над моим советом — рожай, пока ещё не поздно. Тебе сорок почти. Пока что есть шанс завести семью, заскочить в последний вагон.

— Семью? — переспросила она с гримасой, похожей на оскал. — Ты же на мне всё равно не женишься, — её тонкие нервные пальцы заметно подрагивали.

— Не женюсь, — спокойно подтвердил он. — Я вообще ни на ком не женюсь.

— Сволочь ты, Железняк, — выдохнула она. — Сколько лет меня трахал, я так надеялась, что…

— Что наши периодические потрахушки постепенно перерастут в большую и чистую любовь? — иронично докончил он.

— Кого ты нашёл мне на замену? — требовательно вопросила она. — Наверняка ведь уже нашёл кого-то, я тебя знаю. Какую-нибудь юную девочку с ногами от ушей? С тугими сиськами и упругой жопой? — она не удержалась от подколки, цитируя его самого.

Однако сарказм не достиг цели.

— С девочками я больше дел не имею, — отозвался Сергей.

— На мальчиков перешёл? Интересно… — многозначительно протянула она.

— Твой тупой юмор тут неуместен. Я исключительно про работу. Хочу группу раскрутить — по типу корейских айдолов, знаешь? Чтобы по ним массово сходили с ума. Вот и по моим парням так же сходить будут.

Ленка глядела на него с сомнением.

— Опомнился! Время мальчуковых групп давно в прошлом.

— Напротив, это вечная схема. Классика, которая никогда не надоедает и не устаревает. Битлы, New Kids on the Block, Backstreet Boys, Take That, BTS… Я создам команду пацанов, в которых невозможно будет не влюбиться.

Глядя, как знакомо загорелись его глаза, Ленка завистливо вздохнула.

— Ой, это вы?! Правда — вы? Вы же Стелла? — возле их столика внезапно, как чёртик из табакерки, материализовалась здоровенная деваха с толстыми ляжками и младенчиком в слинге, и требовательно уставилась на Ленку.

Это был Ленкин сценический псевдоним — «Стелла», под которым она выступала все эти годы. Под которым её знала и любила публика. Ленка сдержанно улыбнулась и кивнула:

— Да, это я.

— Обалдеть! — выдохнула деваха, кажется, всё ещё не веря собственным глазам и ушам. — А можно с вами селфи сделать?

Ленка великодушно позволила. Дежурная улыбка — безупречный вежливый оскал на камеру…

— Спасибо! Спасибо вам! — заливалась деваха соловьём. — Ой, скажу кому, что с самой Стеллой сфоткалась — не поверят! Я же вас слушала, ещё когда школьницей была!

«Корова тупая», — мрачно подумал Сергей.

Улыбка медленно сползла с всё ещё красивого Ленкиного лица.

— Девушка, дайте певице спокойно позавтракать, — вмешался он. — Сфотографировались? До свидания.

— Ой, — смутилась та, — извините. До свидания. Удачи вам!

И наконец-то свалила, ежесекундно оглядываясь на их столик.

Ленка нервно схватилась за свой бокал с шампанским.

— Выпьешь со мной? — жалко повторила она, забыв, что уже спрашивала его об этом.

— Я за рулём, — напомнил он.

— Тогда я одна выпью, — она с каким-то лихим отчаянием подняла свой бокал. — За наше сотрудничество, пусть оно и осталось в прошлом. Это ведь были неплохие годы, а?

— Неплохие, Лена, — серьёзно сказал он.

— Сука ты, Серёжа, — выдохнула она, залпом осушив бокал. — Выдоил меня до последней капли и бросил, как выжатый лимон.

— Но ведь ты тоже все эти годы имела всё, что хотела, — возразил он. — Эфиры на радио и телевидении, клипы, концерты, гастроли, фанатское обожание… Деньги, опять же. И очень неплохие. Жаль, что ты их так бездарно потратила. Накоплений у тебя вообще нет, всё тут же спускаешь, как обычно?

Она безнадёжно махнула рукой:

— Не умею я копить… Ладно хоть, дом построить успела. Мать из Рязани перевезла. Она, кстати, тоже… как и ты, — быстро захмелевшая Ленка ухмыльнулась. — Постоянно зудит, чтобы я поскорее рожала ей внуков.

— Слушай маму, Лена, — мягко улыбнулся он. — Мама плохого не посоветует.

Иван

Он чуть было не заблудился, запутавшись в ветках метро, и едва не опоздал. Что ни говори, а Москва пока ещё была для него совершенно чужим городом — огромным, шумным, бестолковым, ошеломляющим мегаполисом, выбивающим почву из-под ног, и всё-таки до одури манящим и желанным.

Иван родился в маленьком городке с ласковым названием Отрадный, который был основан в районе богатых месторождений нефти и горючих газов. Первые домики нефтяников и строителей появились там вскоре после войны. Оба дедушки Ивана трудились на буровых, мать с отцом работали на заводе «Нефтемаш» — в общем, всё типично, всё как у всех.

Детство Ивана прошло в уютном тихом дворе под тенью густых тополей. Каким наслаждением было сжигать с пацанами тополиный пух, который напоминал снег, внезапно выпавший в июне!.. А ещё — гонять на велике по улицам, лопать мороженое в вафельном стаканчике, сидя на бортике фонтана и свесив босые ноги прямо в воду, купаться в Большом Кинеле или бегать в парк, чтобы поглазеть на самолёт и покататься на аттракционах…

Шли годы, Иван взрослел и мог бы нарисовать каждый переулок родного города даже с закрытыми глазами. В Отрадном для него больше не осталось никаких тайн, неизведанных уголков и новых мест — всё было знакомо и привычно до оскомины. Школа, дом, музыкалка, друзья-одноклассники… Петь он любил с детства, и у него это здорово получалось, но масштаб городка не позволял таланту раскрыться и развернуться полностью. Уже лет в четырнадцать Иван прекрасно понимал, что не хочет застрять здесь навсегда и всю жизнь видеть вокруг себя одни и те же физиономии.

А в шестнадцать он влюбился. Пылко, искренне, до обморочного ощущения счастья где-то в районе солнечного сплетения и бушующей ревности, если объект его обожания — одноклассница Маша Большакова — вдруг смотрела на кого-то другого. Они стали друг у друга первыми во всём. Первая любовь, первый поцелуй… и всё остальное.

После окончания школы оба отправились учиться в Самару: Иван поступил в Кулёк на музыкально-исполнительский факультет, а Маша — в колледж сервисных технологий и дизайна. Жить в разных общагах было просто физически невыносимо. Невозможно, нереально — в восемнадцать-то лет! Поэтому Иван хватался за любую подработку (курьером, промоутером, официантом), чтобы поднакопить деньжат и снять им с Машей квартиру. Те несколько лет в убитой в хлам однушке, прожитые ими вдвоём, были самыми яркими и незабываемыми в его жизни. Какие же они были влюблённые тогда! Голодные, нищие, наивные и полные сказочных надежд, но бесконечно счастливые…

А потом закончилась пора студенчества. Маша не захотела оставаться в Самаре, большие и шумные города её утомляли, поэтому Иван был вынужден вернуться в родной городок следом за ней. Сразу же начались проблемы с работой. Куда он мог податься со своим дипломом, кем — учителем музыки в школе? Хоровиком во дворце культуры? Руководителем кружка русской народной песни для пенсионеров?

Маша вскоре устроилась флористом в цветочный салон по протекции родственницы.

— Ты же дизайнер, — удивился Иван, на что она беззаботно пожала плечами:

— Какая разница? Есть диплом — и ладно. Главное, что я в принципе без дела не сижу. Мне нравится возиться с цветами, собирать для клиентов букеты, творить красоту…

Иван помыкался туда-сюда и наконец тоже нашёл работу: его взяли вокалистом в ресторан. В основном приходилось петь на свадьбах и прочих банкетах, так что его репертуар состоял преимущественно из того, что заказывали посетители: «Владимирский централ», «Я куплю тебе дом», «Ах, какая женщина!», «Я люблю тебя до слёз», «Чёрные глаза»… Он послушно пел — а что ему ещё оставалось делать? Работал под минусовки, потому что о живых музыкантах мечтать не приходилось: платить целому ансамблю было бы слишком дорого, а владелец ресторана был человеком прижимистым и не любил излишеств.

Однажды Иван, пользуясь некоторым затишьем в зале и отсутствием хозяина, рискнул поставить свой любимый трек «SOS d’un terrien en détresse», хотя понимал, что подобный репертуар, мягко говоря, слабо годится для ресторана.

Его пение произвело эффект разорвавшейся бомбы. Все дружно перестали жевать, забыв о еде на своих тарелках, и потрясённо уставились на Ивана. Песня была эмоционально непростой, буквально душераздирающей, не говоря уж о технической стороне вопроса — невероятно сложная вокально, с множеством высоких нот. Некоторые посетители ресторана снимали его на телефоны, кто-то не сдерживал изумлённых или восхищённых возгласов, кто-то хихикал в кулачок, но, к счастью, последних было совсем мало. Когда он закончил петь, зал взорвался аплодисментами и пьяненькими выкриками «Браво!», а Иван стоял на эстраде, чувствуя полное опустошение и… разочарование. Он не хотел всю жизнь петь для этой публики, которая просто не способна была понять и оценить его вокальное мастерство по-настоящему.

На следующий день ещё и от хозяина влетело: кто-то не преминул скинуть ему в ватсап запись выступления.

— Ну и что это за самодеятельность? — хмуро поинтересовался он у Ивана.

— Извините, Игорь Витальевич, — буркнул тот.

— «Извините» на хлеб не намажешь. Ты что, правил не знаешь? Выступление артиста не должно отвлекать гостей от меню. А ты ж пока пел — все жрать бросили и вилки отложили! Нормально, не? — возмутился хозяин.

— Этого больше не повторится, — вздохнул Иван.

— Конечно, не повторится! Я у тебя из зарплаты вычту, учти. И запомни, Ваня: пение в ресторане — всего лишь приятное дополнение к еде, а не сольная концертная программа. Понял?

— Понял.

— Хорошо. Иди, — благосклонно кивнул хозяин и вдруг захихикал. — Ну ты выдал вчера, конечно… я чуть не обоссался от смеха. Таким смешным тонким голоском пел, как будто тебе яйца дверью прищемили. Как эта манера пения правильно называется, я забыл?

«Легко забыть то, чего не знаешь», — чуть было не съязвил Иван, но вслух только процедил сквозь зубы:

— Контратенор.

— Во-во, контратенор… Ржачно очень. Прямо как баба.

«Сам ты баба», — мрачно подумал Иван, но снова промолчал: вылететь с работы ему пока что не хотелось.

…Однако через полгода регулярного исполнения «Владимирского централа» и «Чёрных глаз» он понял, что выгорел полностью. Дотла. Выступления для жующей и бухающей публики стали абсолютно невыносимыми, Иван ненавидел и публику, и самого себя. Надо было увольняться, но он медлил, потому что страшновато было уходить в никуда.

И вскоре словно сама судьба подала ему знак: в одном из пабликов ВКонтакте Иван наткнулся на объявление о прослушивании. Это был набор в очередное вокальное телешоу, коих в последние годы расплодилось просто невероятное множество, словно шло негласное соревнование, кто кого переплюнет в оригинальности. Певцы-акробаты, певцы на льду, певцы в масках, певцы в гриме, певцы-пародисты, певцы-стриптизёры… Обычно Иван игнорировал такие объявления, но тут его словно толкнули — а если попробовать? В конце концов, что он теряет?

Маша спокойно отнеслась к его поездке в Москву — как выяснилось позже, просто недооценила серьёзность его намерений. Она не верила, что Ивана возьмут, и в общем-то оказалась права.

Съёмки прослушивания велись на территории киностудии «Мосфильм». Само выступление прошло достаточно хорошо, во всяком случае, Иван выложился по полной, он просто не смог бы спеть лучше, но в следующий тур его действительно не взяли. Иван уже тогда понял, что сглупил, выбрав неудачную для исполнения вещь — не слишком заезженную, не хитовую, малоизвестную. Хотел блеснуть возможностями своего вокала, но не смог зажечь зрителей — они просто не узнали песню и оттого не особо горячо приняли исполнителя. Члены жюри отметили вялую реакцию публики на Ивана и тоже сделали себе отметочку не в его пользу.

Конечно, Иван расстроился. А кто не расстроился бы на его месте? Когда баллы за выступление были объявлены и он понял, что ему ничего не светит, то на психе выскочил из съёмочного павильона, не дожидаясь окончания записи. С трудом разыскал туалет, долго плескал пригоршни ледяной воды в пылающее лицо, уговаривая себя, что огорчаться глупо…

А когда вышел из туалета — навстречу ему шагнул мужчина. Словно специально поджидал его здесь.

— Иван Крапивин, — произнёс незнакомец. Не спрашивая, а уточняя.

— Да, — кивнул тот.

Тот протянул руку:

— Сергей Железняк. Возможно, моё имя тебе знакомо. Слышал что-нибудь обо мне?

Ну конечно же, Иван слышал!

— Вы — продюсер Стеллы? — назвал он имя одной из самых популярных российских певиц.

— Да, но не только. Ты как, сильно расстроился, что не прошёл? — голос Железняка звучал вроде бы участливо, но холодные голубые глаза смотрели пристально и цепко, словно оценивая.

— Расстроился, — лаконично отозвался Иван. — Но переживу как-нибудь.

— Ну вот что, — перешёл к делу собеседник. — Нам нужно серьёзно поговорить. Ты не слишком торопишься?

Иван помотал головой:

— Да нет… поезд у меня только вечером.

— Отлично, — кивнул тот и положил руку Ивану на плечо, но жест этот был не дружеским, а скорее властным. — Тогда пойдём перекусим, заодно и пообщаемся. У меня есть к тебе интересное деловое предложение… Полагаю, оно тебя заинтересует.

…И вот теперь он снова ехал в столицу — прямиком к Железняку, который пообещал сделать из него популярного певца! Всё будет оформлено официально, по-взрослому: они подпишут контракт о сотрудничестве, на первые месяцы продюсер снимет для него в Москве квартиру, а затем Иван будет платить за всё сам — из своих гонораров.

Железняк оставил ему визитку с адресом студии, куда Иван должен был подъехать. И если «Мосфильм» в своё время он нашёл легко, то здесь едва не заблудился: сначала плутал в выходах из метро, а затем растерялся наверху, ища нужную улицу, с ума можно было сойти от всех этих названий — Девятая Парковая, Десятая, Одиннадцатая… Он едва не опоздал к назначенному времени и выдохнул с облегчением, когда увидел нужное здание и табличку:

«STARMAKER STUDIO»

Однако на входе в студию его поджидал неприятный сюрприз.

Костя

Можно было, конечно, вообще поехать на метро и сэкономить уйму времени, но Костя терпеть не мог утреннюю обморочную давку московской подземки, поэтому решил рискнуть.

Удача в тот день соизволила повернуться к нему фейсом — он благополучно проскочил все пробки и подъехал к студии за пятнадцать минут до назначенного времени. Вот бы и дальше так — без сучка, без задоринки…

Припарковавшись и выбравшись из машины, Костя кинул быстрый взгляд на здание «Starmaker Studio». Собственно, это была не просто студия, а целая звукозаписывающая компания, генеральным директором которой и являлся Сергей Железняк. В его подчинении находилось полсотни постоянных сотрудников, которые занимались созданием, раскруткой, продвижением и реализацией музыкальных проектов. Сам Железняк лично продюсировал далеко не всех артистов, которые работали с его компанией, а снисходил лишь к избранным. С кем-то сотрудничество продолжалось десятилетиями, а с кем-то завершалось уже через год-другой, если Железняк больше не находил его перспективным.

И всё-таки в глазах Кости студия «Starmaker» прежде всего (и превыше всего!) была местом, где рождались звёзды и хиты. Это был храм музыки — единственного божества, которому он поклонялся.

Он ещё раз с благоговением окинул взглядом здание студии сверху вниз, и вдруг заметил у входа парня — примерно своего ровесника, а может, чуть помладше. Тот растерянно переминался с ноги на ногу и таращился на дверь, как баран на новые ворота. На плече у парня висела объёмная спортивная сумка.

— Что, закрыто? — поинтересовался Костя, приближаясь и кивая на дверь.

Парнишка растерянно помотал головой:

— Открыто… но меня туда не пускают.

— Кто не пускает? — не понял Костя.

— Охранник, — парень взглянул на него с такой надеждой, словно именно от Кости зависело решение его вопроса.

— Ммм… а почему не пускает? Ты вообще к кому? Тебе тут встреча назначена?

Парень кивнул.

— Назначена… Меня Сергей Железняк пригласил. Он, наверное, уже ждёт, а тут… — он растерянно замолк.

Ну надо же, удивился Костя, и он тоже к Железняку… забавное совпадение.

— Ладно, пойдём узнаем, в чём проблема, — бросил он через плечо парню, открывая дверь.

Охранник на проходной тут же потребовал у него паспорт и сверился со списками.

— Миронов?.. Проходите, — благосклонно кивнул он. — Второй этаж, по коридору налево, крайняя дверь. А вы, молодой человек, — он перевёл взгляд на парня позади Кости, — я же вам всё уже сказал. Не положено с сумками! Вы бы ещё с чемоданом пришли.

Ах, так вот в чём дело!..

Костя круто развернулся и уставился на парня. Вид у того был совсем несчастный и обескураженный.

— Ну вообще-то с таким баулом в студию и правда… как-то не айс, — покачал головой Костя, невольно проникаясь сочувствием к бедолаге.

Тот пожал плечами:

— Ну, а куда мне его было девать?.. Я же сразу с вокзала — сюда. У меня в Москве пока ни жилья, ни знакомых.

— А здесь на проходной нельзя оставить? — Костя обернулся к охраннику. Тот развёл руками:

— Не положено.

— Я уже предлагал открыть сумку, показать, что у меня там, — вздохнул парень, покосившись на охранника.

— Делать мне нечего, кроме как в чужом шмотье рыться, — пренебрежительно фыркнул тот, услышав его реплику. — Сами со своим барахлом разбирайтесь.

— Может, на улице оставить? — спросил парень, с тревогой взглянув на часы. — У меня там, в общем-то, ничего слишком ценного нет…

Костя покрутил пальцем у виска:

— Совсем чокнутый?

— Так, Миронов, проходить будем или нет? — охранник недовольно взглянул на Костю. — Что вы мне тут на входе толкучку создаёте.

— Я сейчас… — Костя наморщил лоб, лихорадочно соображая, что делать, и при этом где-то в глубине души злясь на себя: ему что, больше всех надо? Добрый самаритянин нашёлся, ё-моё. — Ладно, пойдём! — наконец кивнул он парню и зашагал обратно к двери.

— Куда? — спросил тот ему в спину.

— Пока у меня в машине свою сумку оставишь. Потом заберёшь. Не боись, не ограблю, — усмехнулся он.

— Я и не боюсь, — сразу же повеселел тот. — Блин, спасибо тебе, бро! Реально выручил! Честное слово, я в долгу не останусь.

— Сочтёмся… — буркнул Костя.

Бросив сумку вперёд на пассажирское сиденье, он захлопнул дверцу и вдруг с сомнением уточнил:

— У тебя там точно ничего… такого?

— Хочешь, проверь! — с готовностью предложил парень, но Костя, окинув внимательным взглядом долговязую худощавую фигуру, лишь с досадой махнул рукой.

— Да ладно. На террориста ты как-то не очень тянешь. На наркодилера — тоже.

— А ты много террористов и наркодилеров видел? — улыбнулся парень. — Меня, кстати, Иван зовут.

— Костя, — он пожал протянутую ему руку. — Ну что, пойдём? А то опоздаем. У тебя во сколько встреча с Железняком?

— В десять.

— Прикольно, у меня тоже.

Но не успели они сделать и пары шагов, как наткнулись ещё на одного чудика — тот катил за собой по тротуару небольшой чемодан на колёсах, явно направляясь к дверям студии.

— Эй, парень! — окликнул его Костя, с трудом подавив смешок. — Внутрь с чемоданами нельзя.

Очередной гость столицы растерянно оглянулся. Чёрные прямые волосы, миндалевидные глаза, смугловатая кожа и характерные высокие скулы выдавали в нём азиатскую кровь, так что Костя даже засомневался — а понимает ли тот по-русски? Но парень откликнулся без всякого акцента:

— Что, серьёзно? А где же мне вещи оставить?

Костя покосился на Ивана — тот тоже явно с трудом сдерживал рвущийся наружу нервный смех.

— И ты, что ли, только что с поезда? — с сочувствием спросил Костя. Парнишка выглядел совсем молоденьким — интересно, ему хоть восемнадцать-то есть?..

Парень отрицательно мотнул головой:

— Не, я с самолёта… в смысле, из аэропорта. До города на аэроэкспрессе доехал, а потом сразу сюда.

— А ты откуда вообще?

— Алматы, — коротко отозвался тот.

— Погоди, а ты не к Сергею Железняку, случайно?

— Да, — кивнул бедолага.

— Что-то бред какой-то, — озадачился Костя. — На хрена он нам всем встречу в одно и то же время назначил?

— А вы тоже к нему? — удивился парень.

— То-то и оно… — вздохнул Костя.

— Ой, а я вас, кажется, знаю, — вдруг оживился тот. — Вы Константин Миронов? Это же вы в реалити-шоу «Закрытая школа» победили?

Костя сдержанно улыбнулся.

— Угу, я.

— Здорово! — во взгляде парнишки было столько неприкрытого восхищения, что даже стало неловко. — А вы мне автограф дадите?

— Потом, — отмахнулся Костя. — Сейчас с твоим чемоданом надо разобраться. Короче, давай-ка тоже тащи его в мою машину. Одним больше, одним меньше.

Женя

Он впервые улетал из родного Казахстана один. До этого случались, конечно, разные туристические поездки за границу, но только вместе с родителями. Женя вообще был достаточно домашним мальчиком, никогда не жившим самостоятельно. Разумеется, предстоящая поездка в Москву не на шутку его пугала.

Никто не поехал провожать его в аэропорт: семья была плотно занята подготовкой к отцовскому шестидесятилетнему юбилею. В соответствии с национальными традициями, это был третий главный стол в жизни корейца. Первый стол — асянди — накрывался дедушкой и бабушкой, когда ребёнку исполнялся годик. Второй — свадебный — организовывали родители, и наконец третий — хангаби — устраивали и оплачивали отпрыски юбиляра. Во время празднования дети должны были воздавать своему родителю почести не только фигурально, но и буквально, в том числе кланяться — глубоко, в пол.

Естественно, от Жени было бы не слишком много толку при подготовке: самый младший из детей Огай, он пока ещё не работал и даже не был женат. Но всё равно присутствие Жени на хангаби было обязательным, так что его отъезд в Москву все члены семьи восприняли в штыки, расценив не просто как блажь и прихоть — а как плевок в лицо священным традициям.

Ожидая, когда подъедет заказанное такси, Женя робко постучал в дверь отцовского кабинета и, получив разрешение войти, долго топтался на пороге, не зная, что сказать.

— Прости меня, папа, — выдавил он наконец. — Я тебя очень люблю. Но… это моя самая большая мечта, веришь? Я всегда ужасно хотел петь…

То, чем горела его душа, казалось примитивным и плоским, облечённое в банальные слова.

— Кто тебе мешал петь здесь, — буркнул отец, не отрывая взгляда от каких-то бумаг на своём столе, но веки его еле заметно подрагивали. — Мы, кажется, не возражали.

— Сергей Железняк — это совсем другой уровень! — с жаром произнёс Женя. — Это такие возможности… это популярность, гастроли, записи альбомов, съёмки клипов… Прости, папа, — повторил он, — но это — моё. То, чему я всю свою жизнь хочу посвятить, понимаешь?

Тот долго молчал. Пиликнуло приложение в телефоне — оповещение о том, что такси прибыло. Женя с тоской бросил взгляд на отца: неужели так и придётся уехать из дома непрощённым, с тяжёлым сердцем и грузом вины?

— До свидания, пап, — сказал он совсем тихо. Наверное, следовало подойти, поклониться… Но ноги у него словно приросли к полу.

— Не забывай звонить. Особенно матери и бабушке, у них больше всех за тебя сердце болит, — всё так же не глядя на Женю, произнёс отец.

— Хорошо… обязательно.

Отец слегка кивнул, давая понять, что тема исчерпана. Если бы он просто обнял его сейчас (по-человечески, по-отцовски) и пожелал удачи!.. Но Женя знал, что отец не склонен к телячьим нежностям.

— Пока, — пробормотал он и пулей вылетел из кабинета, боясь, что сейчас позорно расплачется — как какая-нибудь девчонка.

В самолёте его немного отпустило. Открывающиеся радужные перспективы здорово примиряли с воспоминаниями о неловком сумбурном прощании с отцом и притупляли гнетущее чувство вины.

Едва самолёт взлетел, миловидные улыбчивые стюардессы авиакомпании «Эйр Астана» любезно предложили пассажирам выпить вина, но Женя так и не решился, хотя, пожалуй, алкоголь сейчас помог бы ему расслабиться. Просто он вообще практически не пил, максимум, что мог себе позволить — это фужер шампанского с родителями на Новый год. Вместо вина Женя попросил томатный сок и, неспешно потягивая его через трубочку, рассеянно таращился в иллюминатор на белоснежные ватные облака, похожие на сахарную вату, думая о своём.

…С Железняком он познакомился совершенно случайно. Точнее, это Железняк с ним познакомился. Дело было осенью, во время празднования дня города. На одной из концертных площадок Алматы выступал и Женя с однокурсниками — факультет музыкального искусства отправил на праздничный концерт своих лучших студентов, в число которых входил и Евгений Огай.

Он исполнял «Расскажите, птицы». Женя всегда любил эту песню, она отзывалась в нём чем-то щемящим, родным, сладостно-тоскующим… Когда пел — не замечал ничего и никого вокруг. Вот и сейчас, уходя за кулисы под громыхающие за спиной аплодисменты, он не сразу услышал, как кто-то вдруг позвал его по имени.

Человека, который его окликнул, Женя поначалу просто не узнал. Это был мужчина лет сорока пяти с умным нервным лицом и цепким, внимательным взглядом голубых глаз — прозрачных и холодных, точно байкальский лёд. Он подошёл, поздоровался, сдержанно похвалил его выступление, затем задал Жене несколько наводящих вопросов — как зовут, сколько лет, где учится… И только когда к мужчине подлетела нарядная и яркая, как экзотическая птица, особа, в которой Женя моментально признал знаменитую российскую певицу Стеллу, всё моментально встало на свои места. Это был продюсер звезды! Стелла тоже должна была выступать на концерте в честь дня города.

— Ну вот что, Жень, — продюсер задумчиво поскрёб подбородок, — мы у вас ещё на пару дней задержимся, завтра и послезавтра частные выступления на юбилее и свадьбе…

Тот факт, что такая знаменитость, как Стелла, будет выступать на чьей-то свадьбе, не слишком удивил Женю. В Казахстане было не так уж много долларовых миллиардеров, но те, что имелись, обожали пускать пыль в глаза и гнуть пальцы, так что кое-кто из них вполне мог позволить себе пригласить на частную вечеринку не только Стеллу, но даже самого Стинга или Селин Дион.

Железняк протянул Жене свою визитку:

— Позвони мне завтра прямо с утра. Ну, скажем… часиков в девять. Есть разговор. Думаю, тебе это будет интересно.

Завтра с утра у Жени были занятия в академии, но не говорить же об этом Железняку! Он с благоговением принял визитку из рук продюсера и пообещал, что непременно позвонит.

…Тот разговор разделил его жизнь на «до» и «после». Железняк предложил немыслимое: бросить академию (точнее, не тупо бросить, а с последующим переводом в Гнесинку — продюсер заверил, что посодействует в этом вопросе), оставить семью, переехать в Москву… Но взамен он твёрдо пообещал сделать из Жени самую настоящую звезду поп-сцены.

Женя тогда страшно растерялся, не зная, что ответить. Одна его половина мысленно уже восторженно вопила: «Да!» и собирала чемоданы, зато вторая включила прагматика и скептика. Бросать всё привычное, родное, любимое и ехать в другую страну навстречу неизвестности? Ну, такое себе…

Словно прочитав все его сомнения по лицу, продюсер понимающе кивнул.

— Подумай, Жень. Подумай. Я тебя не тороплю. Мне сейчас самому нужно завершить кое-какие важные дела, которые займут не менее пары месяцев… Но не позже, чем в ноябре — слышишь? в ноябре! — я буду ждать от тебя звонка. Каким бы ни было твоё решение… обещай, что позвонишь.

И, взглянув в эти холодные голубые глаза, Женя твёрдо пообещал:

— Я позвоню. В любом случае позвоню.

Антон

Нет, всё-таки день, начавшийся с самого утра так дерьмово, просто не мог выйти удачным.

Ночью прошёл дождь (в последние годы это уже стало обычным явлением для московской зимы), а наутро прихватило морозцем. Гололёд был просто адский, дорожные службы тупо не успели справиться с проблемой. Впрочем, Антон и не лихачил, тащился со скоростью не более сорока километров в час, словно добросовестный ученик автошколы. Как назло, пешеходные переходы на этом участке пути встречались чуть ли не через каждые двадцать метров.

И вдруг откуда-то из-за сугроба то ли выскочила, то ли выпала бабка — и бросилась прямо под колёса его авто. Антон резко дал по тормозам, заскрежетала АБС, машина пошла юзом… и въехала на тротуар — повезло, что там в данный момент никого не было. Антон успел заметить позади себя ещё пару машин, застывших в неестественном положении — видимо, не соблюдали дистанцию. Водитель Тойоты на встречке тоже резко затормозил, и его занесло в сторону тачки Антона — хорошо, что её «морда» уже наполовину висела на тротуаре.

Антон отстегнул ремень и на подкашивающихся ногах вылез из салона. Живая и здоровая бабка («Чтоб ты сдохла, старая сука!» — подумал он в сердцах) что-то гневно вопила в его адрес и угрожающе размахивала своей клюкой. А в сторону Антона уже летел водитель из следующего за ним авто, и тоже орал:

— Ты, мудила ёб… ный, где права себе купил?!

Антон так опешил, что только молча кивнул в сторону проклятой бабки. Та, почуяв, что запахло жареным, притихла, подобрала свою палку и быстро-быстро засеменила прочь.

— Курва старая! — мгновенно перестроился мужик. — Куда ты лезешь, овца? Переходы не для тебя придуманы? Чуть аварию из четырёх машин не устроила! На тот свет не терпится? Так обращайся, я мигом помогу туда попасть!

Бабка, не оборачиваясь, быстро и неразборчиво огрызнулась, окончательно ретируясь с проезжей части.

— А пацану потом из-за тебя сидеть бы пришлось! — надрывался мужик ей вслед.

Антон медленно приходил в себя. До него вдруг дошёл смысл этих слов: а ведь если бы, не дай бог, с этой мерзкой старухой что-нибудь случилось, он и правда мог бы…

— Извини, парень, — с чувством произнёс мужик. — Я, конечно, сам перетрухал знатно, чуть не обосрался. Прямо какая-то закономерность — эти бабки, видимо, воображают, что они бессмертные, и перебегают дорогу, где им вздумается! Так ведь самое паршивое, что тащат за собой детей, внуков… А сейчас ещё эта дебильная мода сажать деревья прямо вдоль дороги, бабки из-за них выпрыгивают, как черти! Вот почему я ни разу не видел дедов, которые так себя ведут? Только старухи, всегда только грёбаные старухи… Ты сам как, в норме? — спохватился он.

Антон кивнул, с трудом сглатывая, и ответил:

— Всё в порядке, спасибо. Я… сейчас поеду.

— И то дело, — одобрил мужик. — Ну, бывай. Береги себя!

После этого происшествия Антон и вовсе потащился по дороге со скоростью улитки. Настроение укатилось куда-то под плинтус, и вообще он больше не ждал от сегодняшнего дня ничего хорошего.

…Естественно, он опоздал. Он — который всегда отличался завидной обязательностью и пунктуальностью! Железняк назначил ему встречу на десять часов утра, а когда Антон припарковался возле здания «Starmaker Studio», часы показывали уже четверть одиннадцатого.

Затем, на проходной, он долго не мог отыскать паспорт, злясь и чертыхаясь про себя — и наконец обнаружил его почему-то в заднем кармане джинсов. Когда он успел туда его засунуть?!

— Второй этаж, по коридору налево, крайняя дверь, — затверженно сообщил ему скучающий охранник, кивком указывая направление, и Антон поспешно зашагал в сторону лифта.

В коридоре на втором этаже его внимание привлёк лист бумаги, пришпиленный к одной из дверей. Несмотря на то, что Антон торопился, он всё-таки из любопытства замедлил шаг, чтобы разглядеть, что там написано — а поняв, чуть не задохнулся от восторга. Это был график звукозаписи певцов и музыкальных коллективов на месяц вперёд — и в списке мелькали такие имена, которые знала вся страна.

Антон благоговейно замер, едва не позабыв, как дышать, и пробежался глазами по убористым столбцам имён и названий групп. Некоторые исполнители арендовали студию на весь день, кто-то довольствовался несколькими часами, кто-то записывался в течение целой недели…

«Неужели здесь когда-нибудь появится и моё имя?» — подумал Антон, мысленно уже прикидывая, как это смотрелось бы списке. А что, Антон Троицкий неплохо вписывался в эту компанию, вполне звёздное имя…

Спохватившись, он оторвал глаза от графика и ускорился. Ему нужно было не сюда.

Оказавшись возле нужной двери, Антон на секунду притормозил, лихорадочно приглаживая непокорные блондинистые вихры, а затем предупредительно постучал и, не дожидаясь ответа, толкнул дверь.

Обстановка, открывшаяся его взору, мало походила на офисно-деловую. То, что он увидел, скорее напоминало уютную гостиную. На большом диване рядком сидело трое парней, а напротив них в кресле расположился сам Железняк. На низеньком прямоугольном столике стояли чашки и вазочка с какими-то печенюшками — ну прямо-таки трогательное семейное чаепитие, а не деловая встреча в студии!

При звуке открывающейся двери все четверо повернулись к Антону.

— Здравствуйте, Сергей Львович! — выпалил он, обращаясь к продюсеру.

— Ты опоздал, — ровным голосом откликнулся тот; в лице его при этом ни дрогнул ни один мускул.

— Да, опоздал… — смутился Антон. — Но это не по моей вине. Простите, пожалуйста. Этого больше не повторится.

— Конечно, не повторится, — кивнул продюсер. — Закрой дверь с той стороны.

Антону показалось, что он ослышался.

— Что? — в замешательстве переспросил он.

— Выйди и закрой за собой дверь, — терпеливо повторил Железняк.

В глазах парней, сидящих на диване, явственно промелькнули растерянность и сочувствие, да вот только Антону от этого было ни хрена не легче.

— Но я… — начал было он. — Послушайте, вы же не знаете причину…

Но продюсер перебил его:

— Ты тратишь своё и чужое время. Ты опоздал на первую же назначенную встречу, и причины меня не интересуют. Не выношу людей, наплевательски относящихся ко времени. Они не уважают ни себя, ни других.

Антону казалось, что вся его жизнь рушится, словно карточный домик. От волнения он даже не мог подобрать достойных убедительных аргументов.

— Но я, честное слово, не специально!..

— Выйди. Вон. И закрой. Дверь. С той. Стороны, — в очередной раз внятно повторил Железняк. — Всего доброго.

Железняк

Он с самого начала сомневался насчёт Антона. Не хотел его брать — интуиция прямо-таки вопила, что ничего хорошего из этого не выйдет, а он привык доверять своей чуйке. Но несмотря на то, что у Железняка на примете было ещё двое парней «про запас», они не обладали и сотой долей таланта Антона, не имели такой же яркой внешности, обаяния и харизмы. А харизма… харизма, так её растак, являлась основополагающей хренью в раскрутке любого артиста. Даже, собственно, голос был не так важен.

После того, как он выгнал Троицкого за дверь, пацаны, сидящие на диване напротив, переглянулись между собой и уставились на него со смешанным чувством растерянности и страха.

— Что? — резковато спросил он. Вероятно, даже чересчур резковато.

— А вдруг у него и правда была уважительная причина? — неуверенно начал Костя Миронов. — Может, стоило хотя бы поговорить? Спросить?

— Меня не волнуют его причины. Важен только конечный результат. Он опоздал! Если люди не умеют правильно расставлять приоритеты и рассчитывать время — я просто не смогу с ними работать.

Мальчишки подавленно молчали, на глазах теряя весь свой боевой настрой и былую бодрость. Эх, молодо-зелено… Неужели он и сам когда-то был таким трогательным наивным идеалистом?

— Не воображайте себе, пожалуйста, что я добрый дедушка Мазай, а вы — мои зайчики, — буркнул Железняк. — Если начнёте работать со мной, дисциплина должна быть железной. Мои методы ближе скорее к Карабасу-Барабасу. Только кнут, никаких пряников. Вернее, пряники, конечно, будут… и прочие плюшки — как вознаграждение за труды и хорошие результаты. Но в процессе никаких поблажек, поглаживаний по шёрстке и облизываний, никакой лести и всего этого голливудского дерьма в духе: «Парни, я верю в вас! Вы лучшие!» Так что вы должны хорошо подумать, прежде чем соглашаться подписывать договор. Потом хода назад уже не будет.

Костя осторожно кашлянул.

— Сергей Львович… а почему вы собрали нас вместе, а не вызвали по отдельности?

Ну наконец хоть кто-то начал соображать, усмехнулся Железняк.

— А я не сказал? — он искусно сыграл забывчивость, хотя прекрасно помнил, что ничего им ещё не говорил. — Вы и не нужны мне по отдельности. Я собираюсь создать группу.

Он не без удовольствия наблюдал, как вытягиваются физиономии у ребят. На лице Ивана Крапивина было написано плохо скрываемое разочарование, у Жени Огая — растерянность, а у Миронова — недоверие.

— Группу? — переспросил последний.

— Ну да. Не хочу растрачивать энергию на сольных исполнителей, лучше убить одним выстрелом сразу нескольких зайцев.

— То есть, мы будем петь все вместе? — уточнил Женя очевидное. Бедный мальчик, он выглядел напуганным и сбитым с толку больше всех остальных.

— Да, все вместе, — кивнул Железняк. — И, поверьте, это будет гораздо эффективнее, чем если бы я раскручивал каждого из вас по отдельности.

— А какой именно репертуар мы будем исполнять? — подал голос Иван.

— Песни про любовную любовь, конечно же, — хмыкнул Железняк. — Чем больше соплей и романтики, тем лучше. Девчонки обрыдаются… а именно девчонки — ваша основная целевая аудитория. Ну, и танцевальная музыка, конечно. Бодренькая такая попса. Но тоже, разумеется, про любовь.

— All you need is love, — задумчиво пробормотал Миронов, и Железняк одобрительно ухмыльнулся:

— Точно.

— А почему вы говорите, что это будет эффективнее? — пытливо спросил Женя.

— Потому что вы — разные. И если, к примеру, Танечке из одиннадцатого «А» понравишься ты, Женя, Оленьке из параллельного — Костя, а какой-нибудь Катеньке из десятого — ты, Иван, то в сумме всё равно они будут слушать нашу группу. Втроём. А если бы каждый из вас пел соло — поклонницы рассеялись бы в разные стороны. Это понятно, надеюсь? И так буквально на пальцах показываю, — он обвёл взглядом парней. Все трое неуверенно кивнули.

— Или вот смотрите, — терпеливо продолжил он объяснение, — для сольных исполнителей нужны разные песни. Каждому! А заказать песню у хорошего модного композитора стоит примерно пол-ляма. Простая арифметика! Что дешевле — одна песня на всю группу или несколько песен для нескольких певцов? А в группе вы будете петь одно и то же — вместе. Экономия на композиторах, как ни крути.

— Я, например, тоже пишу песни… — встрепенулся Иван, чуть покраснев. — Может, так ещё дешевле обойдётся? Без всяких нанятых композиторов?

Железняк даже рассмеялся от подобной непосредственности. Ну какой же незамутнённый лапочка, обнять и плакать!

— И снова объясняю на пальцах, — отозвался он. — Мне не нужны песни от ноунейма. Это не круто. Это не продаётся.

— Но вы их даже не слышали! — оскорблённо вскинулся Иван, однако Железняк жестом остановил его:

— Я допускаю мысль, что они неплохие. Но мне нужны не просто хорошие, а форматные песни, которые станут хитами. Которые будут гонять на радио с утра до ночи, даже если это «два притопа, три прихлопа». Именно поэтому я обращаюсь к людям, которые уже много лет на этом специализируются — а именно, ваяют песни, которые запрограммированы на популярность. То есть, хиты. Группа без хитов — деньги на ветер. Да, я снова о деньгах, — подтвердил он с насмешливой улыбкой, заметив поскучневшие насупленные физиономии. — Я очень жадный до бабла. Но в конце концов, все мои вложения отобьются в разы, так что я по-прежнему настаиваю на том, что заказать песню у модного композитора — это в итоге сэкономить. И это лучше, чем упорно пытаться раскрутить гордый непродающийся неформат.

Ребята молчали, переваривая услышанное.

— Кстати, работа с группой — экономия ещё и на клипах, а они, я вам скажу, тоже ой как недёшевы, особенно если приглашать хорошего режиссёра. Не снимать отдельный ролик для каждого, а забацать видос с участием всех. Выгодно, как ни крути! И, кстати, впечатляет больше. Один симпатичный и хорошо поющий парень — это прекрасно. А четыре симпатичных прекрасно поющих парня — уже совсем другой уровень и другой эффект. Это просто удар под дых!

— Четыре? А кто четвёртый? Тот, кого вы только что выгнали? — напомнил Костя, состроив невинную физиономию.

Вот же сучонок!.. Прямо в болевую точку попал. Железняк помрачнел.

— Ну, у меня есть ещё варианты…

— Но этот был основным? Раз вы позвали именно нас четверых, а не кого-то ещё? — настойчиво допытывался Костя.

— Слушай, а ты всегда такой любопытный? — не выдержал Железняк. — Запомни: незаменимых нет. Ушёл один — вскоре придёт десять таких же. Свято место пусто не бывает.

Костя, кажется, собирался возразить, но, прочитав в красноречивом взгляде продюсера всё, что тот о нём сейчас думает, предпочёл заткнуться.

Иван

Он и сам толком не понимал, что сейчас испытывает — разочарование или надежду?

С одной стороны, Железняк весьма уверенно говорил о том, что сделает их группу популярной, будет заказывать хиты у лучших композиторов страны, а клипы — у лучших режиссёров. Но с другой… всё-таки группа — это было немножко не то, на что Иван рассчитывал, покидая родной город. А уж после рассуждений о форматных и неформатных песнях его прежний запал и вовсе иссяк. Не для того он бросил работу в ресторане, чтобы сменить «Владимирский централ» на пресловутые «два притопа, три прихлопа»!

И всё же… всё же… в глубине души ему ужасно хотелось рискнуть, как ни крути. Несмотря на разрывающие голову противоречия, Иван чувствовал, что азарт уже начинает потихоньку его захлёстывать, а перспективы в воображении сами собой рисовались самые что ни на есть радужные и заманчивые.

В конце концов, может быть, группа — это не так уж и стрёмно? Парни, судя по всему, подобрались неплохие, не гопота какая-нибудь. Костян Миронов и вовсе мировой пацан. Да и Женька тоже нормальный, просто слишком уж застенчивый, словно гимназистка. Может быть, даже прикольно получится — поработать всем вместе.

— А название для будущей группы уже есть? — полюбопытствовал Иван.

Железняк лукаво прищурился.

— А как же! «Иванушки International», — и, явно наслаждаясь растерянным видом ребят, со смехом пояснил:

— Ну а что, Иванушка у нас уже есть, «интернэшнл» — тоже, — и он кивнул в сторону Жени, а затем захохотал уже в голос. — Да расслабьтесь, я же просто шучу!

Иван незаметно перевёл дух.

— Идолы, — сказал вдруг Железняк, перестав смеяться. Никто даже не сообразил сразу, о чём это он.

— Что? — непонимающе переспросил Костя.

— Название группы — «Идолы».

— Э-э-э… по аналогии с корейскими айдолами? — отмер Женя.

Железняк кивнул:

— Ну, типа того. Если вы будете работать со мной, то станете не просто звёздами, а самыми настоящими идолами. Объектами вожделения и зависимости миллионов. На вас будут капать слюнями и хотеть все — от тинейджерок до пенсионерок!

«Фигасе… — ошеломлённо подумал Иван. — Вот это размах!»

Один лишь Костя Миронов не потерял самообладания и вкрадчиво поинтересовался:

— Звучит круто. А что взамен?

Железняк сложил руки на груди и обвёл каждого их них своим фирменным пронизывающим взглядом, от которого Ивану всегда хотелось поёжиться и сказать: «Бр-р-р!»

— Взамен? Полное, безоговорочное подчинение.

— Насколько… полное и безоговорочное? — уточнил Костя.

Железняк пожал плечами.

— Абсолютно полное и абсолютно безоговорочное. То есть, если я скажу залезть на вершину горы с плакатом: «Насрите на меня, чайки» — вы сделаете это.

— Но зачем? — опешил Женя.

— Подобных вопросов задавать тоже не надо, — отрезал Железняк. — Всё, что вам положено знать, я и так скажу, а остальное вас не касается. Запомните: продюсер приказывает, а не просит. И его приказы не обсуждаются. Никогда.

— Надеюсь, вы знаете, что делаете, — вздохнул Миронов.

Железняк одобрительно взглянул на него:

— Именно, мой мальчик. Я в этом грёбаном бизнесе уже не один десяток лет кручусь — и, чёрт возьми, реально в нём секу. Так что советую не ставить под сомнение мой авторитет. Я не слишком-то многого требую: просто выполняйте то, что я скажу, и не нарушайте запретов. Не так уж и тяжело, на самом деле. Главное — приучить себя не перечить. Дисциплина прежде всего!

— И много будет запретов? — нервно спросил Иван. — Чего они будут касаться? Личной жизни? Поведения? Питания?

— И того, и другого, и третьего, и ещё миллиона пунктов, — спокойно кивнул продюсер, словно не замечая его нервозности. — Прежде всего, конечно же, здоровый образ жизни, при ваших нагрузках это будет необходимо. Специальная диета, регулярные медосмотры, спортзал… и, естественно, никаких сигарет и алкоголя. Про наркотики даже не упоминаю — уповаю на ваше благоразумие. Учтите, скрывать это от меня всё равно бессмысленно. Если узнаю, что влезли в это дерьмо — придушу собственными руками, а потом в ближайшем лесочке прикопаю. И ничего мне за это не будет.

Иван уже начинал привыкать к своеобразному чувству юмора Железняка, а вот бедолага Женька, видимо, здорово струхнул после последней фразы. Хотя ему-то чего бояться? Где он — и где наркотики? Женьку даже с бутылкой пива невозможно было представить. Скорее уж, с молочным коктейлем или ванильным капучино. Ещё и с льняной салфеткой, заправленной за воротничок! Иван невольно улыбнулся своим мыслям, но улыбка тут же сползла с его лица, когда он услышал следующую фразу продюсера:

— Ну и запомните: отныне никакой личной жизни, никакой романтики! Каждая фанатка должна думать, что именно у неё есть шанс. Хотите обожания — что ж, вы получите его сполна. Но больше никакой любви, кроме фанатской! Никаких подружек и, упаси бог, жён и детей.

— Вообще-то у меня есть девушка, — возразил Иван.

Железняк метнул в него убийственный взгляд:

— У тебя нет девушки. Понял?

Иван округлил глаза и упрямо мотнул головой:

— Но она есть! И я её люблю!

— Сейчас разрыдаюсь от умиления, — отозвался продюсер. — Может, ты адресом ошибся, дружок? Надо было не ко мне в студию ехать, а прямиком в загс — подавать заявление. Давай, вперёд! Плодитесь и размножайтесь, дети мои, но при чём тут группа? Разве я непонятно выразился? Мне нужны свободные парни. Девчонки не клюют на занятых. Так что либо ты работаешь со мной по моим правилам, либо благополучно катишься к своей девушке. Удерживать не стану. Выбор за тобой!

Иван непроизвольно сжал кулаки, борясь с охватившим его ураганом эмоций. Железняк что, действительно верит в то, что стоит ему сказать: «Брось свою девушку» — и он тут же кинется исполнять его приказ?! Он вспомнил Машку во время их прощания, её потерянное и печальное лицо, залитое слезами, и жалобно-умоляющее: «Я не смогу без тебя… я правда не знаю, как справлюсь». И вот теперь он должен отказаться от неё просто потому, что фанатки любят свободных парней?!

— Как вы себе это представляете? — стараясь сохранять невозмутимость, спросил Иван у Железняка. — «Извини, дорогая, но продюсер считает, что наши отношения помешают моей популярности, поэтому нам надо расстаться?»

Однако этого грёбаного Карабаса-Барабаса невозможно было пронять или хотя бы смутить.

— Всё верно, — спокойно кивнул он. — Эти отношения действительно будут мешать твоей популярности. Так что выбор очевиден: хочешь славы и успеха — избавляйся от всего, что будет тянуть тебя камнем на дно.

Чушь какая-то!.. Иван даже головой помотал, словно пытаясь вытрясти оттуда эти бредни. Вот уж воистину — железный человек! У него совсем, что ли, нет сердца? Эмоций, чувств, привязанностей, отношений? Неужели он не понимает, что требует невозможного? Нереального?!

— А если бы вам предложили отказаться от любимой девушки ради карьеры — вы бы согласились? — запальчиво произнёс Иван, с вызовом глядя Железняку в глаза.

И, кажется, попал в цель. Продюсер вдруг как-то резко постарел — сразу лет на десять, лицо его приобрело сероватый оттенок, и он некоторое время молчал, словно собираясь с мыслями.

— Я из-за карьеры с женой развёлся, — негромко выговорил он наконец.

«И не жалеете?» — чуть было не ляпнул Иван, но вовремя прикусил язык. Почему-то понял, что не стоит дальше развивать эту тему. Наверное, наконец-то сработал инстинкт самосохранения.

Костя

Несмотря на то, что концепция в целом была Косте более-менее ясна, всё равно хотелось задать ещё миллион вопросов.

Нельзя сказать, чтобы его как-то особенно шокировали или поразили продюсерские требования, Костя не первый день вращался в этой шоу-тусовке и понимал, что без жёстких ограничений и самодисциплины здесь никак. И всё-таки отдельные моменты хотелось прояснить уже сейчас — договориться, так сказать, на берегу.

Однако прежде, чем Костя успел открыть рот, в дверь постучали. Явно недовольный тем, что их отвлекают, Железняк скривился, но всё-таки ответил:

— Войдите!

В дверях появилась взволнованная девица в очках — возможно, ассистентка или секретарша.

— Сергей Львович, — она озабоченно нахмурилась, — там нас журналисты одолевают, все телефоны оборвали, а пара репортёров уже на проходной трётся. Вас требуют.

— По поводу? — без особого интереса осведомился Железняк.

— Хотят услышать комментарии насчёт Стеллы. Ну, правда ли, что вы с ней больше не…

— Не будет никаких комментариев, — буркнул он, не дослушав. — Во всяком случае, пока. Обойдутся. Откуда они вообще узнали? Официального заявления же не было.

Девица пожала плечами:

— Они ещё спрашивали, правда ли, что вы взялись за раскрутку мальчишеской группы…

— Всё ясно, — Железняк закатил глаза, — Ленка — трепло. Короче, звонки тупо сбрасывай, а тех, кто приехал, в студию не пускай. Шли всех лесом, не до них сейчас.

Девица виновато заморгала и развела руками:

— Я пыталась… не уходят. Говорят, что всё равно дождутся вашего появления, даже если придётся до самого вечера караулить.

— Вот же пиявки, — Железняк с досадой поморщился. — Ещё не хватало, чтобы они пацанов так рано увидели. Это пока совсем не ко времени. Ладно, пойду шугану их, — вздохнул он, словно речь шла о каких-то приблудных псах, а затем обернулся к настороженно прислушивающимся к разговору ребятам. Задержавшись взглядом на Косте, он сдержанно кивнул, словно негласно оставляя его за главного:

— Я отлучусь ненадолго, а вы пока можете пообщаться между собой. Обсудите всё хорошенько, посоветуйтесь. Проконтролируй, ок?

— Ок, — немного растерянно откликнулся Костя.

Железняк с девицей торопливо вышли за дверь.

Несколько мучительных секунд прошло в напряжённом молчании. Наконец Иван кашлянул, прерывая неловкую тишину, и поинтересовался:

— Ну и что вы обо всём этом думаете?

— А что тут думать? — Костя пожал плечами. — Либо соглашаться, либо не соглашаться. По-моему, нам всё чётко по полочкам разложили. Будем вести себя примерно, как дрессированные собачки в цирке — получим вкусняшку от хозяина и овации от зрителей.

Жене, кажется, не понравилось сравнение с цирковыми собачками.

— Столько запретов… — неуверенно выговорил он.

Костя, едва удержавшись от насмешливого тона, спросил со всей серьёзностью:

— Что, так тяжко будет без наркоты, бухла и секса?

Женя смутился и опустил голову.

— Нет, но…

— Ну, с алкоголем и наркотиками я ещё могу понять логику, — снова вступил в разговор Иван. — Но секс… пардон, вообще-то это естественная физиологическая потребность. Как Железняк себе это представляет, вообще? Долой интимные отношения, да здравствует ручная работа?!

Женя покраснел ещё больше.

— Вообще-то запрета на секс как таковой, вроде, не было, — припомнил Костя. — Только запрет на серьёзные отношения. На любовь, на чувства.

— А разве это не взаимосвязано? — возмутился Иван. — Спать с девушкой без любви — ну, такое себе удовольствие.

— Да ты идеалист, как я погляжу, — улыбнулся Костя миролюбиво. — Но поверь, иногда секс — это просто секс.

— У меня есть девушка. — упрямо напомнил Иван. — А Железняк требует, чтобы я её бросил! Дичь какая-то.

— Могу только посочувствовать, — вздохнул Костя и покосился на Женю. — А у тебя как с этим делом? Подруга есть?

— Н-нет, — пробормотал Женя.

— Ясно. Короче, Вано, ты единственный из нас так встрял. Ни у меня, ни у Женьки этот пункт проблем и протестов не вызывает.

— И что ты предлагаешь? — вскинулся Иван. — Реально бросить её?

Костя состроил невинную физиономию:

— Я ничего не предлагаю. Твоя жизнь, тебе решать.

— А ты, значит, уже намерен согласиться? — нервно уточнил Иван.

Костя усмехнулся.

— Почему нет? Всегда хотел стать популярным, я этого не скрываю.

— Но ты уже и так… знаменитость, — с благоговением подал голос Женя.

Костя не смог удержаться от улыбки.

— Ну, не такая уж знаменитость. Скажем так, у меня широкая известность в узком кругу. А Железняк… как ни крути, Железняк — это уже высшая лига. И да, я хочу в неё попасть.

— Я тоже хочу, — кивнул Женя; кажется, Костя стал для него непререкаемым авторитетом, чуть ли не кумиром.

На лицо Ивана набежала тень. Было видно, какие нешуточные раздумья и противоречия его терзают.

— Да ладно тебе, — сжалился Костя, — проблему с девушкой можно легко решить. Она у тебя где живёт, в Москве?

— Нет, — мотнул головой Иван. — Мы с ней из одного города… из Самарской области.

— То есть, она осталась там?

— Ну да.

— Так чего ты тогда драму устраиваешь? Ты в Москве, она у себя в провинции… — непонимающе протянул Костя.

— Ты правда не врубаешься или просто прикидываешься дурачком? — недобро зыркнул на него Иван. — От того, что мы далеко друг от друга, она не перестаёт быть моей девушкой. Чувства-то никуда не делись!

— Господи, я сейчас зарыдаю от умиления, — Костя расплылся в улыбке. — Да люби её на здоровье и дальше, просто не надо это афишировать. Ни перед продюсером, ни перед поклонницами. Пусть они думают, что ты свободен. Всё равно это невозможно будет проверить, вы же теперь в разных городах.

— Но я планирую потом перевезти её в Москву! — возмутился Иван. — Когда сам тут более-менее устроюсь…

— Вот когда соберёшься перевозить, тогда и будешь думать. Надо решать проблемы по мере их поступления. Возможно, всего лишь придётся шухериться сильнее, чем обычно. Просто не надо вопить на весь мир о своей любви — и всё!

— Но ей, наверное, будет обидно, что я её от всех скрываю… — тихо проговорил Иван; по его лицу ясно читалось, что он считает себя чуть ли не предателем.

Костя рассудительно пожал плечами:

— Такова участь подруги любой звезды — не отсвечивать. Если любит, поймёт, простит и примет это.

Иван продолжал колебаться, но уже не спорил с пеной у рта, в глубине души явно соглашаясь с Костиными аргументами. Тот даже позавидовал немного: везёт же, так любит свою девчонку… и так трогательно боится причинить ей боль. Что ж, тем интереснее будет посмотреть на Ивана через некоторое время, когда он уже успеет вкусить первые плоды славы. Будет ли он настроен так же решительно и категорично?..

Костя не хотел казаться скептиком и тем более циником в данной ситуации, но почему-то был уверен, что совсем скоро Иван запоёт по-другому. Вспомнит ли он о своей девушке спустя несколько месяцев, если всё пойдёт чётко по плану Железняка?.. Ни хрена не вспомнит, Костя готов был забиться на что угодно.

Да и насчёт, собственно, девушки у него были большие сомнения. Долго ли она сможет играть роль невидимки? Согласится ли не выходить из тени? А может, найдёт себе парня попроще, без всех этих звёздных амбиций, выйдет за него замуж, нарожает детей — и заживёт типичной для маленького городка спокойной, благополучной, тихой и скучной жизнью?

Костя вообще не обольщался насчёт женской верности. Весь его опыт говорил о том, что перед красивым парнем, молодым здоровым телом, обаянием, напором и определённой долей нахальства не может устоять практически никто. И если бы не одна-единственная особа, которая однажды отвергла его ухаживания, он бы смело заявлял о том, что верных женщин не существует в природе. Однако та первая и последняя осечка всё-таки заставила его прикусить язык. А в груди потом ещё долго-долго саднило, не отпускало… Он и сейчас иногда думал о ней — с сожалением о несбывшемся. Влюблённость давно прошла, но уважение и восхищение остались. И больше всего на свете Костя боялся, что уже никогда не встретит девушку, которая хоть отдалённо будет похожа на ту, которая однажды сказала ему «нет».

Женя

В одиночку он бы наверняка растерялся, замешкался, не зная, как лучше поступить, начал бы мучительно рефлексировать на предмет того, подписывать или не подписывать договор… Ведь это было очень серьёзным шагом, который неизбежно поменяет его жизнь. Очень круто поменяет, можно сказать, перевернёт с ног на голову! Что ни говори, а это — первое настолько ответственное и важное решение, которое Женя должен был самостоятельно принять прямо сейчас.

Вчитываясь в мелкие строчки договора на распечатанных листах, он в страхе ловил себя на том, что ничегошеньки не понимает: смысл ускользал, глаза словно застилал туман. Все эти мудрёные формулировки и преисполненные официоза сухие фразы казались ему насмешкой. Сущим издевательством! Сейчас бы сюда старшего брата-адвоката, уж он бы разжевал ему всё до буковки… Но теперь, когда практически вся родня считала Женю предателем и позором семьи, он понимал, что просто не имеет права обращаться к Алёше за помощью.

Что бы он делал, если бы не ребята?.. Не исключено, что струсил бы в самый последний момент. Но и Костя, и Иван спокойно поставили свои подписи на документах, и Женя почти без колебаний последовал их примеру. Всё-таки заметив его тщательно скрываемую растерянность, Костя подмигнул и, понизив голос, чтобы Железняк не услышал, дружески подбодрил:

— Да ладно тебе, не парься, контракт всего на год! Даже если будет полная жопа, уж годик мы как-нибудь протянем, а потом просто не станем ничего продлевать.

И в самом деле, воспрял духом Женя: даже если ему совсем-совсем не по душе придётся то, чем надо будет заниматься — неужели он не выдержит какой-то жалкий год? Зато впоследствии не придётся гнобить себя за то, что даже не попытался, не попробовал.

Формальности отняли на удивление много времени. Пока Железняк растолковывал им, что да как, а также набрасывал план неотложных дел на ближайшие дни, время перевалило за три часа дня. С тех пор, как пассажиров покормили завтраком в самолёте, у Жени не было во рту ни крошки. Он чувствовал, как жалобно урчит его желудок, и уповал на то, что никто больше этого не слышит.

— Так… — Железняк перебирал какие-то бумаги. — Жень, не забудь перед уходом оставить секретарше паспорт и миграционку, надо будет сделать ксерокопии и завтра же зарегистрировать тебя в Москве. Кстати, Иван, тебе ведь тоже нужна временная регистрация, — вспомнил он. — Так что и твой паспорт понадобится.

— А где я буду жить? — поинтересовался тот.

Женю тоже волновал этот вопрос, просто он постеснялся спрашивать.

Продюсер махнул рукой:

— Пока вместе с Женей, у меня здесь недалеко есть свободная приличная трёшка, до студии удобно добираться, можно даже пешком… А там посмотрим.

— То есть, мы будем жить вдвоём? — уточнил Иван, покосившись на Женю. Непонятно было, разочарован он или наоборот. Что касается Жени, то он обрадовался: всё-таки, остаться одному в пустой квартире, в незнакомом огромном городе, в чужой стране не так-то и прикольно.

— А ты что-то имеешь против? — Железняк оторвал взгляд от бумаг и вопросительно уставился на Ивана. Но тот лишь пожал плечами:

— Да нет… в общем-то, нет. Какая разница. Вдвоём даже веселее, — и ободряюще улыбнулся Жене. Тот с облегчением перевёл дух — не хотелось бы стать для него обузой. А вдвоём действительно веселее!

— Значит, так… — пробормотал Железняк, вновь утыкаясь в бумаги. — Ещё у нас завтра по плану медосмотр. Быстренько проедетесь с моим водителем по больницам, пройдёте необходимые обследования, сдадите анализы…

— Анализы? — Костя иронично приподнял брови. — Мы будем какать и писать в баночку, что ли?

— Ничего смешного, — отрезал Железняк. — Писать в баночку точно придётся — для нарколога.

— Доверяете, но проверяете? — усмехнулся Костя. — Я же уже говорил, что не принимаю наркотики.

— Значит, тебе нечего бояться, — пожал плечами Железняк.

Женя почувствовал дурноту. Он с детства ненавидел больницы, врачебные осмотры, уколы и всё остальное. Даже сам больничный запах навевал на него панический ужас.

— Кровь… тоже надо будет сдавать? — спросил он, нервно сглотнув.

— А как же. На ВИЧ, например, — спокойно отозвался Железняк.

— Вы и на ВИЧ нас проверять будете? — поразился Иван.

— Конечно. И флюорографию заставлю делать.

Женя совсем упал духом. Да уж, такой подставы он точно не ожидал…

— Ладно, не буду вас больше задерживать, — спохватился Железняк, взглянув на часы. — Советую сегодня хорошенько отдохнуть и выспаться, чтобы завтра не было никаких сюрпризов. Водитель отвезёт вас по адресу. Вот ключи… пока один комплект, потом сделаем дубликат для Жени, — он протянул Ивану связку ключей. — Полагаю, вы мальчики большие, сами разберётесь, что да как, соседей не затопите и газ выключить не забудете. Квартира полностью обустроенная, всё новое, включая постельное бельё в шкафу. Вот только продукты самим закупать придётся, пардон, я пока просто не успел этим озаботиться. Но там внизу, прямо в доме, есть круглосуточный мини-маркет, так что с голоду не помрёте. Обживайтесь, располагайтесь. Вопросы есть? — он обвёл всех троих пытливым взглядом и сам же удовлетворённо подытожил:

— Вопросов нет. Расходимся!

Как и обещал Железняк, у входа в студию Женю с Иваном ждал водитель. Костя вернул ребятам их вещи, а затем поинтересовался:

— Слушайте, а может, как-то это дело… отметим? Хотя бы пивасом. Заодно и получше познакомимся, раз уж нам вместе работать.

— Я за, — улыбнулся Иван. — Поехали к нам?

— Нам же нельзя пить, — забеспокоился Женя. — Нарколог ведь проверять будет…

Костя покровительственно похлопал его по плечу.

— Расслабься, бро! Нарколог смотрит не на то, пил ли ты накануне, а на то, не злоупотребляешь ли ты в принципе. Но если хочешь, для тебя возьмём безалкогольное.

Женя в принципе не любил вкус пива и вообще был равнодушен к спиртному, но решил, что отрываться от коллектива в первый же день крайне невежливо.

— Хорошо, — кивнул он. — Безалкогольное, наверное, можно.

— И пожрать что-нибудь закажем? — предложил Костя. — Хотя бы пиццу. А можно и что-нибудь посущественнее.

— Обязательно! — подхватил Иван. — У меня уже желудок в знак протеста начал печень переваривать.

Антон

Когда он сильно нервничал или злился, то на психе мог натворить всякой херни. К счастью, подобные вспышки невменяемости случались с ним крайне редко, а когда случались — Антон старался их контролировать. Он прекрасно знал эту свою мерзкую особенность, которая не раз портила ему жизнь, и поэтому уже много лет отчаянно с ней боролся. Вот и сейчас он сдержался из последних сил, чтобы не нахамить Железняку в ответ, не высказать всего, что думает о его самодурстве и высокомерно-презрительном, брошенном сквозь зубы царственном повелении «закрыть дверь с той стороны». Даже не выслушал, козёл!.. Сноб сраный.

Когда порыв нагрубить прошёл, Антона накрыло второй волной — желанием свалить нахрен из этой грёбаной студии, поехать в какой-нибудь бар и нажраться в говно, чтобы поскорее забыть о собственном унижении. Подумать только — его отчитали при всех, как нашкодившего котёнка, только что за шкирку не оттаскали и не потыкали носом в сделанную лужицу!..

Наконец, третья волна — рациональная — окончательно погасила его эмоции и охладила пыл. Антон и сам понимал, что крупно облажался. Да, опоздание случилось не по его вине, но всё-таки он опоздал. В этом конфликте Железняк был прав, как ни крути.

Можно было пойти двумя путями: махнуть рукой, сдаться и забыть о своей нелепой и наивной попытке пролезть в большой шоу-бизнес… либо же попытаться вернуть расположение Железняка. Антон склонялся ко второму варианту, хотя понятия не имел, как это осуществить.

Торчать под дверью, за которой, судя по всему, шёл сейчас какой-то серьёзный и важный разговор, было стрёмно. Антон решил подождать продюсера в машине — с парковки отлично просматривался вход. Рано или поздно Железняк должен был выйти… вот тогда-то Антон и планировал подкараулить его, чтобы снова попытаться убедить дать ему ещё один шанс.

…С Железняком он познакомился на одном из своих концертов. Нельзя сказать, что рок-группа, в которой Антон был вокалистом, пользовалась бешеной популярностью, но всё-таки время от времени их приглашали выступить в очередном Доме культуры, на фестивале или каком-нибудь официальном городском мероприятии. Собственного репертуара у ребят не было, так что они весьма обширно и беззастенчиво пользовались чужим. Голосом бог Антона не обидел — он мог одинаково хорошо исполнять и Кипелова с Цоем, и Меркьюри с Клаусом Майне.

Железняк сам подошёл к нему после выступления в ДК «Гайдаровец». Представился, затем суховато, но обстоятельно ввёл в курс дела и предложил поработать вместе… «Пора завязывать с чужими песнями, надо начинать петь свои. И не в этих домах колхозника, а на нормальных концертных площадках, потому что ты этого достоин», — заявил продюсер, и Антон был с ним, конечно же, согласен.

Но ведь что-то Железняка тогда зацепило! Он смог почуять в Антоне необходимый для звезды потенциал. Неужели же сейчас из-за одного глупого промаха продюсер всё переиграет?..

Поразмыслив, Антон пришёл к выводу, что Железняк остынет и смягчится. Главное — дождаться его и никуда отсюда не уходить, а необходимые для убеждения слова сами найдутся в нужную минуту.

Он ещё раз притормозил возле расписания звукозаписи артистов и групп — его туда тянуло, словно магнитом. Антон скользнул по списку глазами и мысленно поклялся себе, что его имя тоже здесь рано или поздно появится. Непременно появится!

Погружённый в свои мысли, он сбежал вниз по лестнице и направился к выходу. Боковым зрением Антон отметил, что на проходной толпятся какие-то люди, но не придал этому значения. Мало ли, кто это может быть, ему-то что за дело. Может, очередные клиенты студии явились на запись.

Антон вывалился на улицу и с удовольствием сделал глубокий вдох полной грудью, глотая свежий морозный воздух. «Всё будет хорошо, — внезапно уверился он. — И чего это я раскис раньше времени? Железняк нуждается во мне. Он сам ко мне подошёл, а не я искал с ним встречи. А то, что сейчас послал… быть может, это просто какая-то проверка. И я её обязательно пройду!»

Дверь снова распахнулась и едва не зашибла Антона, который ещё не успел далеко отойти. Он торопливо шагнул в сторону, с неудовольствием обернулся и упёрся взглядом в лицо какой-то девчонки.

— Ой! — смутилась она. — Извините. Я вас сильно ударила?

— Угу, видите — истекаю кровью, — серьёзно кивнул Антон.

Рот у девчонки испуганно приоткрылся буквой «о», и некоторое время она с тревожной озабоченностью изучала лицо и фигуру Антона, прежде чем до неё дошло, что он прикалывается.

— Я же серьёзно, — обиделась она.

— Простите, — обезоруживающе улыбнулся Антон. — День паршивый. Вот… даже шучу неудачно. Чувство юмора отшибло напрочь.

Он тоже успел её хорошенько рассмотреть, пока она пялилась на него и выискивала боевые ранения, оставшиеся после встречи с дверью. Симпатичная, совсем юная, не больше восемнадцати… а может, просто инфантильный розовый пуховичок и вязаная шапочка с помпоном визуально делали её моложе. Однако чувственные полные губы говорили о том, что девчонка взрослее, чем кажется. Жаль, под этим дурацким пуховиком невозможно было рассмотреть её фигуру.

— А я ведь специально за вами побежала, — призналась она вдруг.

— Да? — удивился Антон. — Зачем?

— Вы же здесь, в этой студии работаете? — уточнила она.

Антону не хотелось сразу же раскрывать все свои карты и заявлять, что он здесь никто, поэтому ответ прозвучал весьма уклончиво:

— Ну, допустим.

— Так «допустим» или «работаете»? — не отставала девчонка, и вдруг, снова внимательно взглянув в лицо Антону, ахнула с округлившимися глазами:

— А вы, случайно, не участник нового проекта Железняка?

«Что ещё за проект?» — чуть было не вырвалось у него, но он вовремя прикусил язык и снова ловко ушёл от ответа, задав встречный вопрос:

— А вам эта информация зачем?

Девчонка смутилась.

— Понимаете, я журналистка. Ну, то есть… пока не профессиональная, а начинающая. Учусь на первом курсе, подрабатываю внештатно в разных печатных и интернет-изданиях. Только, знаете… всё такое несерьёзное, уровень детсадовской стенгазеты. А я бы хотела попасть в настоящий глянец!

Всё это было, конечно, интересно и ужасно познавательно, только Антон пока так и не врубился, при чём тут он. Он вопросительно приподнял брови, что, вероятно, должно было означать: «И-и-и?!»

— Мне редактор из «Женского вопроса» пообещал, что если я сделаю сенсационный материал, меня возьмут туда внештатником.

Антон пока всё ещё не улавливал связи. При чём тут он — и сенсационный материал?

— …Сегодня с утра все СМИ гудят, что Железняк бросил Стеллу. Она была его главным проектом на протяжении двадцати лет! — продолжала девчонка. — Очень хочется получить комментарии из первых уст, но мне в студию вообще нереально пробиться. Охранник внутрь не пускает, секретарша Железняка уверяет, что его нет на месте… но я по глазам вижу, что врёт! — добавила девчонка с обидой.

— Так про какой проект ты говорила? — напомнил Антон, неосознанно переходя на «ты».

— А, ну про создание бойз-бэнда же! — бесхитростно откликнулась девчонка. — Разве вы не один из участников? Почему-то при взгляде на вас я сразу об этом подумала… Говорили, что Железняк уже провёл кастинг. Но это всё на уровне слухов, конечно, — добавила она смущённо, — точно никто ничего не знает.

«Бойз-бэнд!» — мысленно повторил ошарашенный Антон. Теперь-то недостающие кусочки пазла окончательно сложились у него в голове. И те трое парней, которые гоняли чаи с Железняком… это ведь, наверное, участники будущей группы?

И он должен был стать одним из них. Четвёртым. Но он всё просрал. Мо-ло-дец, что тут ещё скажешь!

Железняк

Отделаться от журналистов удалось только после того, как он заверил, что на днях соберёт официальную пресс-конференцию и подробно, обстоятельно и откровенно ответит на все интересующие их вопросы — как относительно бывших проектов, так и относительно будущих.

Железняк страсть как не любил всю эту алчную журналистскую братию, которой дай только палец — оттяпает руку минимум по локоть. Но он понимал, что со СМИ надо дружить. Мысленно стиснув зубы и мило улыбаясь им в глаза — дружить и терпеть. Всячески задабривать этих акул пера, умасливать, льстить, ублажать — потому что, хоть у него и был собственный прекрасный пиар-отдел, независимые издания могли здорово подгадить, а то и вовсе погубить карьеру. Напишут про твоего артиста какое-нибудь дерьмо, другие подхватят — и потом опровергай, не опровергай, а осадочек у публики всё равно останется.

Прессуху, конечно, всё равно пришлось бы собирать рано или поздно. «Будем считать, что просто получилось чуть раньше, чем планировалось», — подумал Железняк. Ничего, ему не привыкать работать в условиях форс-мажора и дедлайна.

Мальчишки, конечно, ещё совсем сырой материал, там работы — непочатый край. Они пока не были готовы даже к банальной фотосессии, не то что к встрече со СМИ. И прежде всего им требовалась нешуточная работа стилиста. Господи, во что они одеты, это ж уму непостижимо… А причёски? У Крапивина вообще воронье гнездо на голове. Ну и единения между ними ещё никакого, друг для друга они — всего лишь случайные попутчики в одном купе, а не слаженная команда. Что ж, значит, журналистам пока придётся обойтись без сладенького. Тем лучше — это подогреет интерес прессы к «Идолам», заставит по-настоящему их ждать.

Отпустив ребят по домам, Железняк ещё некоторое время оставался в студии. Глотал остывший кофе и размышлял, мысленно перебирая в памяти каждого из участников будущего музыкального проекта. Он был почти на сто процентов уверен, что пацаны пропустили мимо ушей его рекомендации насчёт завтрашнего медосмотра. Напьются ведь на радостях, сопляки безответственные, он по глазам это видел. И срать они хотели на нарколога! Железняк был бы рад ошибиться, но особо не обольщался. Дай-то бог, чтобы хотя бы не нажрались в говно…

Он снова и снова возвращался мыслями к мальчишкам — к каждому из них. Опыт позволял смело предсказывать, что станет с ними в ближайшем будущем. Он видел насквозь слабости и недостатки каждого — но также видел и потенциал. Что ж… посмотрим, как они сработаются, как споются-станцуются.

Костя Миронов. Однозначный лидер, тут не может быть и тени сомнений. Во-первых, смазливая морда, девчонки от таких красавчиков кипятком ссутся. Во-вторых — небольшой, но всё же серьёзный опыт в шоубизе. Реалити-шоу, мюзикл… В-третьих, конечно же, голос. Тембр невероятной красоты, буквально завораживающий. Миронов выглядел наиболее готовым к звёздному будущему и не носил розовых очков. С ним, пожалуй, будет легче всего работать.

Иван Крапивин. Талантливый мальчик, охренительный контратенор — но идеалист и максималист, каких поискать… Железняк усмехнулся, вспомнив горящие глаза Ивана и его возмущённое: «У меня есть девушка и я её люблю!» Милый, милый смешной дуралей, как сказал классик… Ещё и песни собрался для группы писать, оборжаться можно! Да, мальчишке придётся испытать несколько серьёзных разочарований в процессе ломки… а ломка неизбежна. Такие, как Крапивин, не гнутся — им безжалостно ломают кости и учат затем ходить на костылях. Жаль его девчонку, кем бы она ни была. Придётся ей поискать себе нового парня, Крапивина она точно не получит — его отобьёт у неё слава.

Женя Огай. Совсем ещё зелёный мальчишка, чистый и неиспорченный, как прозрачный родник. Типичный «хороший мальчик». Нет в нём ни броской вызывающей красоты Миронова, ни дерзости и пылкости Крапивина, но по таким скромняшам девочки тоже прутся, так что свой пласт поклонниц ему обеспечен. К тому же, мягкий и податливый, как пластилин — этот не станет спорить с пеной у рта, отстаивая свою точку зрения. У него, видимо, в крови эта привычка подчиняться старшим, уважать авторитеты… с ним тоже будет легко. Жаль только портить этакую невинность, невесело усмехнулся Железняк, но ничего не попишешь — нырнуть с головой в мир шоу-бизнеса и остаться чистеньким ещё никому доселе не удавалось.

Антон Троицкий… Железняк поморщился. Досадно, что придётся искать ему замену. Пацан-то видный, яркий, по харизме ничуть не уступающий Миронову. Забавно, он почему-то был уверен, что парнишка так просто не сдастся — а тот покорно ушёл после соответствующего указания. Неужели Железняк разучился разбираться в людях? Ему казалось, что упрямства и целеустремлённости, а также здоровой спортивной злости Троицкому не занимать.

Задумчиво повертев в руках мобильный, он всё-таки решил раз и навсегда покончить с тем, что его подсознательно грызло, и набрал номер Ленки.

— Слушаю, — томно мурлыкнула она в трубку, как ни в чём не бывало. Сучка крашена.

— Что, вода совсем в жопе не держится? — произнёс он вместо приветствия. — Какого хрена ты растрепала всем о том, что рассталась со мной из-за моего нового проекта?

— Вообще-то я чистую правду сказала, — обиженно протянула Ленка. — Или мне нужно было врать и отмалчиваться, чтобы сделать тебе приятно? Заметь, ты сам разорвал со мной деловые отношения. Мне абсолютно плевать на твои чувства, как и тебе на мои. Предлагаю на этом закончить.

— Я перестал бы работать с тобой в любом случае, даже если бы не собрал группу! — прорычал Железняк. — Ты вообще не имела права приплетать сюда моих новых подопечных.

— Да пошёл ты в жопу, Серёжа, — ощетинилась Ленка. — Кого хочу — того и приплетаю. Как говорится, за что купила, за то и продаю. Мне так-то на тебя вообще пофиг. У меня теперь новый продюсер… Прекрасный человек, который в меня верит.

— Уже? — он не мог не подивиться её прыткости. — Резво ты. И кто же этот несчастный?

— Альберт Маркелов.

— Альбертик? — не на шутку поразился Железняк. — Этот пидорасина?

— Тебе-то что? — разозлилась Ленка.

— Да мне-то ничего… за тебя переживаю, родная. Ты ж привыкла трахаться со своими продюсерами, а с новым этот номер не прокатит. Выдержишь на голодном пайке-то?

— Козёл, — разобиделась Ленка и бросила трубку.

Железняк потянулся, хрустнув суставами, и решительно засобирался домой. Этот бесконечный день здорово его вымотал…

Кивнув на проходной клюющему носом охраннику, он вышел на улицу и невольно поёжился от прихватившего к вечеру морозца. И всё-таки воздух был таким чистым и свежим, что ему невольно подумалось: хорошо-то как, господи… Сейчас он доберётся до дома, примет горячую ванну и заснёт с бутылочкой пива под телевизор — что может быть лучше? Наверное, это и есть старость, самокритично усмехнулся Железняк.

— Сергей Львович! — послышалось со стороны. Повернув голову, Железняк увидел, как из темноты в свет фонаря выступила какая-то фигура. Сфокусировав взгляд, он с удивлением (и радостью, чего уж!) узнал Антона Троицкого.

— Я всё-таки хотел бы объясниться… и извиниться, если вы не возражаете, — начал тот, глядя на Железняка исподлобья, словно вот-вот ожидал от него какой-нибудь пакости.

«Ну что ж, — подумал продюсер удовлетворённо и даже чуточку самодовольно, — я в тебе не ошибся, парень».

Иван

Квартира, в которой им с Женькой предстояло жить, оказалась шикарной — ну, во всяком случае, на скромный провинциальный взгляд Ивана. Чистенькая, полностью меблированная трёшка с двумя спальнями, в которой имелось абсолютно всё, что необходимо для жизни: от стиралки до кофемашины.

— Круто, — с уважением присвистнул Костя, оказавшись внутри и оглядываясь по сторонам. — Я сам хату снимаю, так что примерно в курсе цен… Такая, как ваша, в месяц должна не меньше восьмидесяти косарей стоить.

Женя, с размаху плюхнувшись было на диван и с удовольствием вытянув ноги, тут же испуганно выпрямился и подобрался, словно боясь ненароком что-нибудь задеть или сломать. Да уж, подумал Иван, сами бы они такую квартиру точно не потянули. Спасибо хоть, что на первые несколько месяцев Железняк взял эти расходы на себя. Неужели когда-нибудь они начнут столько зарабатывать, что отдавать ежемесячно восемьдесят тысяч за съёмное жильё будет обыденным, плёвым делом?

Заглянув поочерёдно в каждую из спален, Иван поинтересовался:

— Жень, ты какую комнату себе хочешь?

— Мне всё равно, — дипломатично откликнулся тот. — Сам выбери, какая тебе больше нравится.

Иван незаметно хмыкнул себе под нос. С соседом, судя по всему, проблем не возникнет — парнишка покладистый и скромный. Тем лучше!

Костя тем временем уже тыкал пальцем в телефон, чтобы заказать доставку.

— Кто какую кухню предпочитает?

Иван только отмахнулся:

— Да не принципиально, я всеядный, лишь бы мясо было и порции побольше. Прям вот побольше, побольше!

Костя окинул его насмешливым взглядом:

— А по тебе и не скажешь, что ты любитель пожрать.

Иван не обиделся — давно привык к добродушным насмешкам над своим весом. С подросткового возраста он был длинным и тощим. Правда, за последние пару лет обзавёлся мускулами на руках и подкачал пресс, но до настоящего качка ему было, как до луны пешком, тем более в одежде.

— А ты? — повернулся Костя к Жене.

Тот неуверенно пожал плечами.

— Даже не знаю… Наверное, корейская еда в Москве непопулярна?

— Как раз в Москве можно найти любую из кухонь мира, даже африканскую, — заверил Костя. — Ну что ж… корейская — так корейская, — и снова принялся тыкать пальцем в экран. — О, вот круглосуточная доставка! Ресторан «Мир Куксу». Взгляни, что у них за меню, а то для меня это всё филькина грамота, сейчас такого по незнанию назаказываю, что ты есть не сможешь…

Пока парни серьёзно и обстоятельно обсуждали выбор блюд, Иван незаметно выскользнул из комнаты и, оказавшись в кухне, набрал заветный номер.

— Ванька! — обрадованно воскликнула Маша, ответив после первого же гудка. — А я твоего звонка с утра жду. Куда ты пропал?

— Да вот только более-менее освободился, — откликнулся он, присаживаясь на табурет и чувствуя, как губы против воли растягиваются в улыбке — он тоже был очень рад её слышать, уже успев соскучиться. — Сначала в студии с продюсером встречались, контракт подписывали, сейчас вот с пацанами на нашей съёмной квартире…

— С какими пацанами? — удивилась Маша.

Ах да, точно, она же ещё ничего не знает, спохватился Иван, и принялся с жаром рассказывать ей о создании поп-группы.

— Кру-у-уто, — протянула Маша. — А что за парни-то хоть, нормальные?

— Да вообще мировые, мы с ними сразу общий язык нашли, — заверил Иван. — Сейчас вот собираемся немного отметить…

— Я смотрю, ты там не скучаешь, — вздохнула она, и в её вздохе он ясно услышал тщательно скрываемую обиду.

— Мне тебя очень не хватает, Машунь, — быстро сказал он, до боли в пальцах стиснув трубку. — Если бы ты только знала, как!

— Мне тоже тебя не хватает, — жалобно отозвалась она голосом, в котором уже звенели слёзы.

— Ну что ты, маленький мой, — тут же встревожился Иван. — Не грусти и не накручивай себя, у нас всё хорошо, всё по-прежнему! Я же обещал…

Справившись с предательским всхлипом, Маша с надеждой спросила:

— А ты приедешь в выходные?

Иван смутился.

— Прямо в эти, наверное, не получится… — виновато пробормотал он. — Понимаешь, мы ещё даже не начали толком работать. График у нас, судя по всему, будет очень жёстким. Думаю, и по субботам, и по воскресеньям пахать придётся. Но я обязательно выкрою время и приеду, обещаю! — заверил он.

Маша тяжело вздохнула — так, что у него чуть сердце не разорвалось.

— Ясно…

— Не грусти, хорошо? — шепнул он. — Я тебя очень люблю. Не забывай об этом, пожалуйста.

— И ты тоже… не забывай, что любишь меня, — сказала она, вкладывая в эти слова какой-то особенный смысл. — Ну ладно, ты иди… Твои пацаны, наверное, уже заждались. Желаю хорошо повеселиться!

И вроде бы в целом нормально пообщались, а всё равно на душе остался какой-то неприятный осадок, словно он не договорил и упустил что-то важное.

…Впрочем, долго грузиться по этому поводу ему не пришлось. Вскоре приехал первый курьер, и они все переместились на кухню.

— Ну, за знакомство и начало совместной работы? — предложил Костя, салютуя им бутылкой пива.

— И за будущий успех! — с жаром подхватил Иван. — Пусть всё у нас получится!

Женя лишь застенчиво улыбнулся и промолчал, сделав глоток безалкогольного пива из своей бутылки.

Они с аппетитом захрустели острыми куриными крыльями, обмакивая их в медово-горчичный соус.

— А ты из «Закрытой школы» теперь уйдёшь? — поинтересовался Женя у Кости.

Иван припомнил, что это, вроде бы, название мюзикла, в котором Миронов исполнял главную роль — а попал он туда после победы в реалити-шоу для молодых артистов, финал которого прошёл этим летом. Иван не следил за отбором, но отдельные детали всё равно были на слуху и невольно зацепились в памяти.

Костя мотнул головой:

— Нет, уходить не планирую… во всяком случае, пока. Постараюсь как-то совмещать, насколько это возможно. Сейчас-то полегче, — добавил он, — это сразу после премьеры у нас было по тридцать спектаклей в месяц, ещё и без второго состава. А теперь у меня есть артист на замену, да и мюзикл всего пару раз в неделю идёт.

— Здоровски, — с уважением протянул Женя. — Я бы хотел как-нибудь сходить на представление. Только предупреди, когда именно ты играть будешь, а не второй состав.

— Не вопрос, — кивнул Костя. — Если хочешь, я тебе проходку достану, — и, заметив, как недоумевающе округлились Женины глаза, пояснил:

— Ну, в смысле — контрамарку. Билет покупать не надо.

— Ух ты! — Женя засиял. — Спасибище!

— А мне можно? — заинтересовался Иван. — Тоже хочу увидеть тебя на сцене.

— Договорились, — легко согласился Костя.

В это время тренькнул дверной звонок.

— Это, наверное, твоя корейская кухня приехала, — сказал Иван, обращаясь к Жене, и тот мигом подорвался из-за стола:

— Я открою!..

Однако это оказался не курьер. Несколько мгновений спустя в сопровождении Жени на кухне появился блондин, которого они видели днём в студии. Тот самый, которого продюсер выставил вон за опоздание.

— Ну, привет, что ли? — улыбнулся тот. — Давайте знакомиться, пацаны. Я Антон.

Костя

Он сразу же почувствовал напряжение — неотчётливое, невысказанное, но всё же вполне осязаемое. Чёрт его знает, что это было — интуиция? Шестое чувство? Ведь формально к поведению Антона невозможно было придраться: парень буквально источал дружелюбие и вообще был сама любезность.

Но всё-таки, когда Антон плюхнулся на табурет, занимая своё место за столом, Костя явственно ощутил, как с той стороны повеяло холодом. Причём этот холод был адресован не Ивану с Женей, а конкретно ему — Косте, словно Антон подсознательно чуял в нём противника или конкурента. Да вот только в чём им было конкурировать? Однако он буквально физически ощущал какую-то фальшь в искренней белозубой улыбке гостя.

Впрочем, гостя ли?.. С этим ещё предстояло разобраться.

— Ты тоже с нами жить будешь? — бесхитростно поинтересовался Женя у Антона, когда тот сообщил, что адрес ему дал Железняк.

Тот усмехнулся чуточку снисходительно:

— Нет, я коренной москвич.

Ну охренеть теперь, фыркнул про себя Костя, сколько пафоса, гордости и самомнения в одной коротенькой фразе! «Я коренной ма-а-асквич…» Сдохнуть можно, какое великое достижение — в котором, так-то, нет ни капли заслуги самого Антона.

— Сергей Львович сказал, что мне нужно познакомиться с вами и пообщаться… чтобы вы ввели меня в курс дела, — пояснил между тем он. — Я только в общих чертах знаю, что он решил создать группу из нас четверых, но хотелось бы детальнее понимать, что к чему.

— А договор внимательно прочитать — не? Не царское это дело? — не удержался от шпильки Костя.

Антон стрельнул в него быстрым взглядом, а затем ответил с милой улыбочкой:

— Договор мне обещали дать завтра, я его ещё в глаза не видел.

— Понятно, — кивнул Костя, — ты среди нас пока единственный неофициальный участник… то есть ты вроде как есть, но тебя как бы нет.

Антон сжал зубы. Костя понимал, что ведёт себя как детсадовец, но не мог отказаться от невинного развлечения — очень уж хотелось куснуть этого самодовольного зажравшегося «ма-а-асквича».

— Это всего лишь формальность, — глядя на Костю в упор, отозвался Антон. — Я такой же полноправный участник «Идолов», как и все вы.

— И как тебе удалось вымолить у Железняка прощение за то, что опоздал? — продолжая строить саму невинность, полюбопытствовал Костя. — Он же ненавидит непунктуальных людей. Видно было, что ты его пипец как выбесил.

— Когда нужно, я умею быть очень убедительным и обаятельным, — откликнулся Антон. — Так что не переживай, в ногах ползать и умолять мне не пришлось.

— Жаль, — хмыкнул Костя, — наверное, забавное было бы зрелище.

Почуяв, что дело запахло жареным, Иван кинулся разряжать атмосферу. Он торопливо сунул Антону в руки бутылку пива и кивнул на куриные крылышки с картофелем по-деревенски:

— Угощайся.

Антон снова включил режим лапочки и послал Ивану благодарную улыбку.

— И всё-таки, пацаны, что там с условиями? Реально много ограничений?

— Чуть больше, чем до хрена, — вздохнул Иван. — Если вкратце, то запрещено почти всё. Курить нельзя, пить нельзя, наркотики, разумеется, тоже нельзя.

— Пить нельзя? — Антон выразительно покосился на бутылку в своей руке, из которой пока не успел сделать ни глотка.

— Ай, да забей, мы же по чуть-чуть — чтобы отметить, — отмахнулся Иван.

— Да нет, я, наверное, не буду, — покачал головой тот. — Тем более, я за рулём…

— Я тоже за рулём, — заявил Костя. — А что, один разочек вызвать такси религия не позволяет? Или «тру масквичи» на такси не ездят, только на собственных крутых тачках?

— Если хочешь, пей моё пиво, оно безалкогольное, — любезно предложил Антону Женя, сглаживая острые углы. — А можете вообще сегодня у нас переночевать. Оба — и ты, и Костя! Всё равно завтра с утра нам вместе на медосмотр…

— Кстати, отличная идея, — подхватил Иван. — Места всем хватит.

Костя хотел было отказаться, но в этот момент Антон демонстративно сделал глоток из своей бутылки и кивнул:

— Так и быть, уговорили!

Тогда и ему ничего не оставалось, кроме как согласиться:

— Хорошо, я тоже останусь, раз мы не помешаем.

Почему-то не хотелось оставлять Антона вместе с пацанами без присмотра — как будто на подсознательном уровне Костя боялся, что тот настроит их против него. Откуда такие странные мысли возникли в его голове, он и сам не знал. По факту, Антон ведь не сделал ему ничего плохого, с чего Костя вообще на него так взъелся? Чёрт его знает… Неужели завидовал? Бред, но… слишком уж похожий на неприглядную правду.

Костя привык быть в центре внимания, а в любой незнакомой компании все девчонки клевали первым делом именно на него и его яркую выразительную внешность. Практически никогда не имея достойных соперников, при желании он мог получить абсолютно любую девчонку, на которую просто показал бы пальцем. И вот теперь он вынужден был признать, что Антон обладает не меньшей харизмой и внешней привлекательностью. Костя, конечно, не мог оценивать его объективно, но всё-таки парень и впрямь был видный. Настоящий красавец, этакий викинг — высокий, сильный, широкоплечий, с густыми светлыми волосами, серо-зелёными глазами и упрямым волевым подбородком, который смягчала симпатичная аккуратная ямочка.

— Так что там ещё нельзя? — уточнил Антон, аккуратно обмакивая в соус ломтик картофеля.

— Нельзя проявлять излишнюю самостоятельность, — ответил Костя, перехватывая инициативу. — Во всём слушайся Львовича. Его приказы не обсуждаются, а молча и быстро выполняются. Короче, Железняк всегда прав, даже когда он не прав.

— И серьёзные постоянные отношения заводить тоже нельзя, — ввернул Иван — вероятно, эта тема оказалась для него самой болезненной среди прочих.

Антон приподнял брови:

— В смысле?

— У тебя девушка есть? — спросил Иван.

— Ну… постоянной — нет.

— Вот и забудь! Никаких подруг и тем более жён, для публики ты всегда должен быть холост и свободен.

— Сексом заниматься в принципе можно, но только с защитой, — ехидно вставил Костя, — потому что дети тоже под запретом… как и ЗППП. Короче, если резюмировать всё ранее сказанное, ты должен быть здоровым как бык, кротким как ягнёнок, одиноким как волк и немым как рыба.

— Пипец развели зоопарк… — недовольно буркнул Антон. — Дрочить тоже по расписанию, с разрешения Львовича?

— Не исключено, — заржал Костя, — но ты можешь сам уточнить у него завтра.

Женя

События нынешнего бесконечного дня так вымотали его, что он едва держался на ногах, но признаваться в этом было стыдно. Откровенно говоря, Женя сейчас с огромным удовольствием завалился бы в постель и уснул, но при этом ему безумно жаль было тратить время на сон. Всё, что с ним происходило, было так ново, клёво и захватывающе!

Пока что ему всё нравилось. Нравился строгий, но, судя по всему, справедливый продюсер. Нравилась идея создания группы, хотя поначалу, признаться, это его немного напугало. Нравилась их с Иваном квартира — пусть съёмная, но всё равно классная. Нравились ребята, все до единого — и Антон, и Иван, и Костя — хоть и по-разному. Иван, конечно, был попроще и как-то ближе, понятнее, а вот Костя с Антоном вызывали в Жене более сложные чувства — смесь восхищения, уважения и робости. Они казались ему такими крутыми, опытными и взрослыми!.. Костя и вовсе был звездой — во всяком случае, в глазах Жени уж точно.

Немного освоившись, Антон рассказал им всем о причине своего опоздания — выскочившей на дорогу бабке.

— По вине этой карги я чуть всё не профукал, — произнёс он с досадой. — Представляете, как обидно было бы? Из-за какой-то выжившей из ума старухи… Честное слово, хотелось придушить её прямо там.

Женя никогда не позволял себе не то что говорить — даже думать о пожилых людях в подобных выражениях, поскольку уважение к старшим было вшито ему в подкорку. И, тем не менее, слова Антона не вызвали у него отторжения — наоборот, он даже позавидовал этой раскрепощённости и внутренней свободе, праве говорить всё, что вздумается. Жене очень хотелось поскорее стать таким же свободным и независимым, вызывать у других уважение или даже восхищение, быть для кого-то авторитетом… Но пока что он был для ребят скорее первоклассником, случайно оказавшимся в компании выпускников — к счастью, ему хватало и объективности, и самоиронии, чтобы думать об этом спокойно, принимая как данность.

Впрочем, когда второй курьер привёз заказ из корейского ресторана, акции Жени в глазах остальных парней заметно взлетели — он объяснял им, из чего состоит то или иное блюдо, непринуждённо орудуя палочками, и пару раз поймал на себе уважительные взгляды. Это обрадовало его, как того самого пресловутого первоклашку, заслужившего снисходительную похвалу и похлопывание по плечу от старших товарищей.

Еда, к слову, оказалась очень даже неплохой. Правда, она представляла собой блюда классической корейской кухни и немного отличалась от адаптированных под советские реалии блюд корё-сарам, привычных Жене. Но всё же и кунманду, и хве из белой рыбы, и тубу кимчи были вкусными настолько, что понравились даже непривычным к корейской кухне ребятам.

…Они болтали, не закрывая ртов, постепенно узнавая друг друга. Иван, немного смущаясь, показал в телефоне фотографию своей девушки Маши, которую, видимо, очень сильно любил, и заслужил всеобщее одобрение. Жене она тоже понравилась — милое, симпатичное и доброе лицо, видно, что не глупая и не стерва.

Жаль, ему самому нечем было похвастаться в ответ на добродушные расспросы остальных: у него ещё ни разу не было настоящей девушки. Правда, в школе некоторое время он дружил с одноклассницей Раминой, прикольной и заводной девчонкой, но рамки дружбы они перешагнуть так и не решились.

В академии ему очень нравилась одна девочка с кинофакультета, но, к сожалению, она даже не подозревала о Женином существовании. Ему только и оставалось, что любоваться ею издали, а, случайно оказавшись рядом или проходя мимо, чувствовать, как бешено колотится сердце и подкашиваются ноги.

Девушку звали Аня. У неё были длинные стройные ноги, тонкая талия, льняные волосы и синие глаза — огромные, как у диснеевской принцессы. Глядя в них, Женя забывал, как его зовут.

Аня обучалась специальности «артист драматического театра» в русской группе и с Жениным факультетом практически не пересекалась. Но главной причиной невозможности быть вместе стало не это. К сожалению, у Ани был парень — да не абы кто, а сын самого Алиджана Байсеитова, знаменитого казахстанского олигарха. Женя прекрасно понимал, что ловить ему там нечего, и продолжал довольствоваться крохами — редкими мимолётными встречами в коридорах академии.

Оказалось, что у Антона и Кости тоже нет подруг — но немного по иной причине, чем у Жени. Они, как выяснилось, вообще не были адептами долгосрочных отношений, предпочитая лёгкие, ни к чему не обязывающие связи.

— Постой-ка, — прищурился вдруг Антон, впиваясь взглядом в Костино лицо. — Я тут вспомнил… Где-то с полгода назад на твоём реалити-шоу был какой-то скандал… Напомни, в чём там суть? Ты, кажется, чпокал свою наставницу? Ну, эту певичку… жену Белецкого.

На высоких скулах Кости заиграли желваки.

— Я её не чпокал, — процедил он сквозь зубы. — И вообще… выбирай выражения, когда говоришь о Гале.

— Упс, — Антон дурашливо поднял руки, — пардон. Больше не буду. Не знал, что для тебя это так серьёзно.

Костя поднялся из-за стола, с грохотом отодвинув табуретку.

— Пойду воздухом подышу… на балконе, — сообщил он, ни на кого не глядя, и вышел из кухни.

— Не надо было так, — укоризненно заметил Женя, покосившись на Антона. — Это ведь СМИ тогда скандал раздули, но доказали же потом, что ничего между ними не было…

Антон непонимающе округлил глаза:

— Но я же извинился! Что ещё от меня требуется? Откуда мне было знать, что он до сих пор по ней сохнет? Ведь сохнет же?..

— Это не наше дело, — дипломатично откликнулся Иван.

— Ну ладно, ладно, — примирительно заявил Антон, — извинюсь ещё раз, с меня не убудет. Я правда не думал, что он так болезненно отреагирует.

Впрочем, Костя и сам быстро взял себя в руки. Вернувшись с балкона, он выглядел спокойным, умиротворённым и расслабленным, как обычно.

…Посиделки затянулись до двух часов ночи. Под конец веселье достигло своего апогея — парни принялись пародировать известных певцов, подмечая особенности исполнения и повадки каждого из них. Иван изображал Майкла Джексона, Костя — Фрэнка Синатру, Антон — Фредди Меркьюри, а Женя — Элвиса Пресли… Ржали так, что тряслись стены. Повезло ещё, что соседи полицию не вызвали — то-то порадовался бы Железняк!

В третьем часу утра, кое-как заставив себя доползти до ванной и хотя бы почистить зубы, Женя с наслаждением рухнул на кровать. В голове вдруг осой зазвенела предательская мысль: он ведь даже не позвонил и не спросил, как прошло отцовское хангаби… Но сил переживать по этому поводу у Жени уже не было. Через несколько секунд после того, как его голова коснулась подушки, он уже крепко спал.

Антон

Он сразу же просёк, что не нравится Косте.

Остальные пацаны отнеслись к нему вполне дружелюбно, а вот этому при каждом взгляде на Антона с явным трудом удавалось сохранять более-менее приветливую физиономию. В чём-то его можно было понять, Антон сам терпеть не мог притворяться и лицемерить. К тому же, Костя тоже был ему не особо симпатичен — а взаимную неприязнь распознать всегда легче, чем одностороннюю.

А ещё его выбесило, что Костя держался как биг босс — этакий неформальный лидер с самомнением до небес. Оставляя Антону адрес квартиры, продюсер вскользь обронил: «Миронов там за главного, он тебе всё объяснит», и его это уже тогда порядком напрягло — быстро же Железняк назначил в группе фронтмена!

Вот и сейчас Костя корчил из себя лидера, хотя фактически и группы-то ещё толком никакой не было, только на словах. Они все ещё даже ни разу не пробовали петь вместе!

Впрочем, неприязнь к Миронову не испортила в целом благодушного настроения Антона. Воодушевлённый после того, как Железняк сменил гнев на милость, он чувствовал, что готов горы свернуть — что ему кислая физиономия какого-то малознакомого придурка! Они подкалывали и покусывали друг друга ехидными репликами, но скорее с ленцой, словно понарошку — как будто разминались. Всерьёз же задеть Костю удалось лишь однажды: когда Антон упомянул о его отношениях с наставницей в реалити-шоу. Ляпнул, кстати, совершенно от балды, наугад — но Миронов тогда вскипел по-настоящему, и Антон понял, что сумел попасть в цель и задеть противника до самых печёнок. Развивать тему он не стал, но мысленно поставил себе в памяти зарубку — значит, вот где находится ахиллесова пята Миронова! Надо иметь это в виду, вдруг пригодится в будущем.

…Спать им с Мироновым пришлось в одной комнате — спасибо хоть, не на одной постели. Хотя, в принципе, диван был широким и места вполне хватило бы на двоих, но Антон что-то не горел желанием. Устроился на раскладном кресле; хорошо, что комплектов постельного белья в квартире было предостаточно. Хата вообще была очень приличная, Антон даже подумал в очередной раз, что ему самому давно пора сваливать от мамочки с папочкой и жить самостоятельно… пусть пока хотя бы на съёмной однушке, но зато отдельно. И не будет больше этих занудных отцовских нравоучений и опостылевших совместных завтраков, возведённых матерью в культ. Что ж, если с группой всё выгорит, совсем скоро он сможет себе это позволить…

В ванной нашлось несколько нераспакованных зубных щёток и комплект чистых полотенец, что было очень кстати. Освежившись, Антон вернулся в гостиную и с удовольствием растянулся на своём кресле.

— Спокойной ночи, — зевнув, вежливо пожелал Костя с дивана.

— Спокойной, — буркнул Антон и скорее машинально подпустил шпильку:

— Надеюсь, ты не слишком громко храпишь.

— А ты, я надеюсь, не портишь воздух, — не остался в долгу Миронов. — От корейской морковки, говорят, здорово пучит, а ты вроде как на салат особенно налегал.

Антон хмыкнул, но решил не развивать тему.

Несколько минут прошло в молчании. Антон закрыл глаза, но сон всё не шёл. Он достал телефон и лениво полистал ленту друзей в соцсети, затем пробежался по новостям, проверил почту и вдруг вспомнил о той девчонке-журналистке, с которой познакомился сегодня возле студии. Как там её?.. Кажется, Полина.

Они обменялись телефонами, хотя Антон так и не признался ей, имеет ли он отношение к «Starmaker Studio». Номерок попросил у неё на всякий случай — просто понравилась симпатичная мордашка, и он сам, кажется, тоже девчонке приглянулся. Он воскресил в памяти нежную кожу кукольного личика, чистые голубые глаза, пухлые розовые губы… вот губы были особенно хороши. Подумав о них, он ощутил тяжесть в паху, что было совсем уж некстати — и постарался быстро подумать о чём-нибудь другом, совсем не сексуальном. Не хватало ещё мучиться со стояком без возможности решить этот вопрос, да ещё и в одной комнате с Мироновым. Не в ванную же снова бежать, в самом деле!

Чтобы отвлечься, он забил в поисковой строке «Константин Миронов реалити-шоу скандал» и насладился заголовками жёлтых СМИ — один краше другого:

«Победитель реалити-шоу закрутил роман с женой известного актёра!»

«Звёздная семья на грани развода?»

«Наставница и ученик: история запретной страсти».

«Жену Александра Белецкого поймали на горяченьком с начинающим певцом!»

«Замужняя наставница проекта „Закрытая школа“ уединилась с победителем сразу после финала!»

«Кто он — молодой любовник Галины Тесленко?»

«Константин Миронов: человек, наставивший рога секс-символу российского кинематографа!»

«Триумф через постель!»

И так далее, и тому подобное…

Некоторое время Антон с умеренным интересом тыкал то в одну, то в другую статью, пока ему не надоело. Что ж, если верить этому милахе Женечке, в итоге было доказано, что между Костей и его наставницей ничего не было — но, в любом случае, шума и вони в сети осталось много. Если это всё — действительно ложь и клевета, то Миронову не позавидуешь.

Он забил в поиске имя этой самой наставницы, потому что помнил её в лицо весьма смутно. Хм, ну в принципе, Костю можно было понять — шикарная мадам. Немудрено, что его так нахлобучило, вон до сих пор забыть не может, судя по всему…

Сам Антон никогда не влюблялся по-настоящему. Нет, конечно, ему нравились разные девчонки — и в школе, и в универе, и секс он тоже любил, но… чтобы вот прямо влюбиться до спёртого дыхания и замирания сердца? Такого ни разу не было. Он никогда ни от кого настолько не зависел, и если с одной девушкой не получалось — Антон не расстраивался, потому что довольно быстро находил другую. Все эти песни, стихи о любви и страдашках были ему абсолютно чужды и, откровенно говоря, он подозревал, что значение влюблённости в жизни человека сильно преувеличено. А может, большинство вообще врёт и притворяется? Ну, чтобы казаться не хуже других — мол, и мы тоже не лыком шиты, и у нас тоже есть настоящие сильные чувства…

Антон вспомнил вспыхнувшие яростью глаза Миронова и его сжатые челюсти. Нет, не похоже было, что он притворялся — его реально расколбасило. Антон втайне даже позавидовал этой силе эмоций. Ему самому, к сожалению, это было неведомо — чтобы вот так трясло из-за какой-то девки.

Что ж, во всём есть плюсы, подумал Антон себе в утешение. Зато ему легче всех будет соблюдать запрет Железняка на постоянные отношения.

Железняк

В наркологической клинике парням выдали по стерильной пластиковой баночке и велели отправляться в туалет, чтобы собрать биоматериал для анализа.

— Дурдом, — проворчал Антон. — Я в последний раз сдавал мочу, кажется, ещё в детстве. Когда в летний лагерь уезжал…

— А я перед армией, для военкомата, — припомнил Костя.

Железняк удивлённо приподнял брови — этот факт биографии Миронова прошёл мимо его внимания.

— Ты служил? — уточнил он. Костя кивнул:

— Ага, на флоте. У себя во Владивостоке…

Видно было, что на остальных это произвело сильное впечатление — авторитет Кости в их глазах существенно вырос.

Результатов нужно было дожидаться всего пятнадцать минут. Вскоре улыбчивая кокетливая лаборантка принесла Железняку кипу распечатанных листов, и он принялся с пристрастием изучать их.

Эти засранцы, конечно же, класть с прибором хотели на его алко-запрет. Он догадывался, что они по-любому напьются накануне. Но предвидеть — не значит смотреть на случившееся сквозь пальцы. И хотя количество обнаруженного алкоголя оказалось небольшим, факт пренебрежения установленными им правилами был налицо.

— На первый раз отделаетесь символическим штрафом, — спокойно произнёс Железняк, рассматривая результаты анализов. — Минус сто долларов из первого гонорара… у каждого из вас.

— Да мы же совсем чуть-чуть! — попытался было протестовать Иван, но Железняк резонно возразил:

— Ну вот и штраф мизерный. «Совсем чуть-чуть».

— Мы так-то все совершеннолетние, — буркнул тот. — Алкоголь пить имеем право. Мы же ещё даже не начали работать, а вы нас уже штрафуете!

Железняк убрал в сторону распечатки и внимательно взглянул ему в лицо.

— А не в этом дело, Ваня. Есть конкретный пункт договора, который вы нарушили. Договор подписали? Подписали. Извольте нести ответственность.

— Я, кстати, не подписывал, — проворчал Антон. — Вы мне его позже обещали дать.

Железняк усмехнулся.

— Тогда формально придраться мне не к чему, от штрафа ты освобождаешься. Я строгий, но справедливый.

— Женя, между прочим, тоже не пил, — заметил Костя. — У него было безалкогольное пиво.

— В самом деле? — Железняк с любопытством покосился на парня, а затем выудил результаты его анализов из общей стопки и пробежался по ним глазами. — Что ж… Тогда его я тоже не стану штрафовать.

— Нет уж, — насупился Женя, — штрафуйте и меня — как всех! Пусть пиво у меня было и безалкогольное, но пил я со всеми вместе, в одной компании.

— Да ладно тебе, Жень, ты чего, — удивился Костя, но парнишка упрямо замотал головой:

— Мы же одна команда? Так что я тоже должен нести ответственность.

Железняк не смог сдержать улыбки:

— Один за всех и все за одного? Надо было назвать группу «Д’Артаньян и три мушкетёра».

— «Опять скрипит потёртое седло…» — пропел Костя голосом Боярского, и обстановка сразу разрядилась, все расслабились и захихикали.

— Ладно, — смягчился Железняк, — считайте, что вам повезло — я сегодня добрый. Всем устное предупреждение. Но не рискуйте! В следующий раз — если он случится — наказание будет очень серьёзным.

— Каким? — заинтересовался Иван. Железняк покачал головой:

— Не советую тебе это проверять.

…Остальные анализы и осмотры растянулись на полдня. Железняк и сам утомился, изнемогая от скуки, но необходимо было завершить начатое, чтобы окончательно убедиться: с ребятами всё в порядке, они здоровы и вполне выносливы… потому что он собирался нагружать их по полной программе, в том числе и физически. Они должны были отлично и легко двигаться на сцене, танцевать, регулярно посещать спортзал, поддерживать безупречную форму… в общем, слабакам в группе было не место.

Затем он повёз их перекусить в один из самых модных столичных ресторанов, который пользовался особой популярностью среди медийных личностей. Ценник там был, конечно, конский, но звёздный костяк посетителей служил как бы негласной гарантией того, что во время трапезы никто не кинется к твоему столику с воплем: «Ой, это же вы, а можно с вами сфотографироваться?!» Знаменитостями там было никого не удивить… так что пожрать можно было вполне спокойно.

Ну и, чего греха таить, втайне Железняк хотел поразить ребят. Приоткрыть хотя бы край занавеса и показать им кусочек того мира, частью которого они должны были вскоре стать. И это удалось ему на все сто! Парни почтительно притихли, сдержанно посматривая по сторонам, и лишь изредка подталкивали друг друга локтями, выразительно указывая взглядом на какую-нибудь очередную звезду среди посетителей: вот под ручку со своим любовником прошёл скандально известный телеведущий, а вон, блестя отполированной лысиной, знаменитый кинорежиссёр обедает со своей молодой женой…

— Ну что ж, — объявил Железняк, когда все наелись, — а теперь у нас по плану — стилист-имиджмейкер! Между прочим, лучший в Москве. К нему очередь на год вперёд, он практически со всей нашей эстрадой работает.

— Мне он заранее не нравится, — тихо буркнул Антон будто бы себе под нос, но явно с расчётом, чтобы продюсер услышал.

— А он и не должен вам нравиться, — хмыкнул Железняк. — Я ему не за это деньги плачу. Ну что, поехали?..

…Если бы не высоченный рост и широкие богатырские плечи, модный стилист-имиджмейкер был бы похож на ботана в очочках. Железняк знал его уже лет пять, но всякий раз поражался контрасту. Валентин и одевался неброско, в отличие от своих клиентов: в какие-нибудь аккуратные свитера или жилетки, а белоснежные манжеты и воротнички его рубашек всегда были безупречно выглажены.

— Вэл, — представился он парням. Голос у него был уморительным — жеманным, манерным, как у заправской пидорасни. Железняк привычно закатил глаза:

— Валёк, да брось ты!

Лицо стилиста так же привычно перекосилось.

— Ты же знаешь, что я ненавижу имя «Валя»! — зашипел он.

— И правда, — согласился Железняк, — имя — полный отстой, особенно для мужика. Что «Валя», что «Валентин», как будто кого-нибудь стошнило… Но «Вэл» — это вообще днище.

— Да пошёл ты, Железный Дровосек! — обиженно протянул Валентин.

Наблюдая за их перепалкой, парни хранили деликатное молчание.

— Ладно, шутки в сторону, — Железняк стал серьёзным. — Времени у нас в обрез. Фотки я тебе скидывал, но посмотри-ка теперь на парней свежим взором, прикинь примерный фронт работ.

Валентин отступил на пару шагов, сложив руки на груди, и окинул внимательным взглядом каждого из ребят, будто художник, оценивающий только что написанную картину.

— Ну что, сильно плохо? — полюбопытствовал Железняк.

Тот медленно покачал головой, не отрывая цепкого взгляда от будущих звёзд.

— Нет, это не плохо. Это пиз… ц как плохо! — заявил он наконец.

Иван

Это было уже слишком. Иван, конечно, никогда и не воображал себе, что выглядит как Тимоти Шаламе, но уж точно не считал, что всё так дерьмово, как об этом заявил стилист.

Самым досадным же было то, что продюсер, казалось, ничуть не удивился резкому и категоричному диагнозу этого странноватого типа по имени Вэл. В ответ на его «п… дец как плохо» Железняк лишь сдержанно кивнул, соглашаясь:

— Да, работы тут реально море… Но ты же профи. Ты сделаешь всё, как надо!

Стилист продолжал осуждающе покачивать головой, разглядывая Ивана и остальных парней, словно мысленно недоумевал, как можно было настолько себя запустить.

— Кто тебя стриг? — наконец обратился он к Ивану, брезгливо скривив губы. — Слепой и безрукий цирюльник в салоне «Все стрижки по сто рублей, каждая десятая бесплатно, приводите родственников — получайте скидку»?

Иван смутился. В последний раз стригла его Маша — ещё осенью. Они тогда собирались на день рождения к бывшему однокласснику; Иван не успел забежать в парикмахерскую, а Маша настаивала, что просто неприлично выходить в люди с настолько отросшими патлами. Ей тогда удалось убедить его, что она создала на его голове нечто вроде выразительного художественного беспорядка. Судя по взгляду Вэла, слово «художественный» здесь было явно лишним.

— Это просто преступление против человечества — творить на голове такое! — продолжал неистовствовать Вэл, глядя на волосы Ивана практически с отвращением. — Знаешь, как во времена наших бабушек такие причёски называли? «Я у мамы дурачок». И всё же, где тебя так кошмарно обкорнали? Этот салон надо лишить лицензии, чтобы больше никогда… никогда!.. — он эмоционально затряс в воздухе сжатыми кулаками. Переигрывал, конечно. Утрировал безбожно для пущего эффекта, Иван прекрасно это видел и понимал, но всё равно немного обиделся за Машку и её старания.

— Вообще-то, это моя девушка меня постригла, — заявил он с вызовом.

Вэл закатил глаза:

— Бросай её немедленно — по ходу, она тебя ненавидит, раз так изуродовала. Да за подобное убивать надо!

Железняк негромко кашлянул, привлекая к себе внимание.

— Бывшая девушка, ты хотел сказать, — с нажимом напомнил он Ивану, невозмутимо глядя ему в глаза.

Тот подавился словами протеста, которые так и застряли у него в горле невысказанными. Вот же чёрт! Он совершенно забыл, что по контракту у него не может быть никакой девушки. Железняк, видимо, был стопроцентно уверен в том, что Иван уже успел расстаться со своей отрадненской подружкой. Интересно, как он должен был это сделать? По телефону? Через соцсеть? В мессенджере?

— По-моему, одна-единственная паршивая стрижка не стоит всех этих причитаний, — буркнул Иван, неловко меняя тему. Вэл вытаращил на него глаза в искреннем недоумении.

— Не стоит?! Да у меня сердце кровью обливается, когда я на тебя смотрю! Вот ты певец, так?

— Ну… — Иван покосился на Железняка, — вроде бы, так.

— Если ты слышишь, что кто-то фальшиво поёт, тебе же неприятно? Как будто железом по стеклу, верно?

— Ну, в общем, да, — снова вынужден был согласиться Иван.

— Вот и у меня то же самое, когда я вижу работу дилетанта или бездаря! — победоносно заявил Вэл. — Профессионалы всегда с полувзгляда и полузвука различают чужую фальшь. И дело не только в банальных волосах, пойми! Я оцениваю общий облик. Вот, к примеру, что на тебе надето?! — он ткнул в Ивана обвиняющим перстом. — Ты высокий и худой, водолазки тебе категорически противопоказаны, ты в них выглядишь длинной сутулой макарониной!

Кто-то из парней позади него тихо хрюкнул, давя невольный смешок, однако Вэл не поддержал веселье, возмущённо заметив:

— А вы чего тут расхихикались? Думаете, у самих никаких недостатков нет? Да вы все кошмарны — от и до! Вот ты, — он кивком указал в сторону Кости, — за каким хреном носишь эту серьгу в ухе? Давно уже не модно, между прочим. Ты же не цыган! А ты! — он резко повернулся к Жене. — Эти скучные рубашечки, застёгнутые на все пуговицы, и ровненький пробор в волосах делают тебя похожим на задрота! Ну а тебе, — обратился он к Антону, — этот пиджак лучше сразу выкинуть на помойку, в нём ты смотришься квадратным, словно шкаф, и шея как будто пропадает… Короче, парни, над вашим стилем ещё работать и работать!

— Только, Валь, прошу тебя, — озабоченно вмешался Железняк, — не надо из них делать радужных женственных пидорков, хорошо? Мы, конечно, в некотором роде равняемся на корейских айдолов… но хотелось бы, чтобы мальчики у нас оставались всё-таки мальчиками.

— Понял, — кивнул Вэл. — Обойдёмся без макияжа и крашеных ногтей.

Иван даже поперхнулся, услышав это.

— И учтите, — строго заметил продюсер, обращаясь ко всем сразу, — ваш новый имидж необходимо будет постоянно поддерживать. Регулярная эпиляция во всех стратегически важных местах — грудь, подмышки… Гигиеническая чистка лица и профессиональный уход за кожей, ежедневная укладка волос, маникюр и педикюр…

— Что?! — взревел Антон.

— Маникюр и педикюр, — спокойно подтвердил Железняк.

— Вы же сами сказали, что мы обойдёмся без крашеных ногтей, потому что должны оставаться… мальчиками, — нервно напомнил Иван.

— Вообще-то маникюр — это не обязательно покрытие лаком, что за примитивный подход! — искренне возмутился Вэл. — Ногти должны быть ухоженными, чтобы на ваши пальцы приятно было смотреть. Вы же микрофоны держать будете, всё внимание к рукам…

— Ну ладно руки, а ноги? Педикюр-то зачем? — недоумевающе вопросил Антон, явно сконфуженный. — Мы же не босиком выступать будем.

— Не исключено, что и босиком. Опять же, съёмки клипов могут проходить где-нибудь на пляже. И для фото тоже пригодится… Я планирую провести для вас парочку достаточно смелых фотосессий, — задумчиво протянул Железняк. — Не совсем голышом, конечно, но… на грани, чтобы фанатки загорелись при виде ваших обнажённых торсов. Пугать нежные и трепетные девичьи души своими грубыми мозолистыми пятками точно не стоит.

— А ещё улыбка, — вмешался Вэл, который до этого лишь важно кивал в такт продюсерским словам. — Ваши зубы должны быть идеальными, так что стоматолог станет вашим лучшим другом.

— И фитнес-тренер, — с садистской ухмылочкой добавил Железняк. — Занятия в спортзале не реже четырёх раз в неделю.

Костя

Новый год никогда не был для него семейным праздником — по той простой причине, что Костя понятия не имел, что такое настоящая, нормальная семья. Отец был капитаном дальнего плавания и дома появлялся редко; мать в его отсутствие не обременяла себя лебединой верностью… короче, ни о каких традиционных семейных ценностях и речи не шло.

Новогоднюю ночь Костя обычно проводил, тусуясь с друзьями и посмеиваясь над адептами классического новогоднего застолья с роднёй. Сидеть дома перед телевизором, пожирая неизменные оливье, холодец и селёдку под шубой? Что за бред, можно же сдохнуть со скуки.

И всё-таки в конце этого года он чувствовал, что полностью выдохся и валится с ног от усталости. Если бы ему предложили, он с удовольствием провёл бы новогоднюю ночь дома, можно даже без традиционного застолья — просто чтобы тупо отоспаться.

Железняк загрузил их по полной программе. Врачебные осмотры, смена имиджа и полное обновление гардероба, спортзал, хореография, уроки вокала и актёрского мастерства, бесконечные фотосессии… Плюс Костя всё ещё продолжал выходить на сцену в мюзикле «Закрытая школа» — пусть не так регулярно, как раньше, но минимум три вечера в неделю у него были заняты.

Парнишка, введённый во второй состав на Костину роль, отвоёвывал себе всё больше и больше позиций, и публика постепенно стала привыкать к нему и принимать почти так же горячо, как основного солиста. Костя понимал, что рано или поздно ему придётся уйти окончательно, насовсем — и от осознания этого делалось немного грустно. Всё-таки, что ни говори, а проект «Закрытая школа» стал его путёвкой в мир большого шоу-бизнеса…

Он вообще удивлялся тому, что Лика Солнцева, его начальница и идейная вдохновительница мюзикла, так легко смирилась с фактическим Костиным дезертирством. Удивлялся до тех пор, пока его не осенила догадка…

Они как раз обсуждали и утверждали с ней график его выступлений на январь, когда Костя, не утруждая себя предварительными реверансами, внезапно брякнул:

— Лик, а скажи честно, почему ты так легко согласилась отпустить меня в «Идолы»?

Солнцева запнулась, явно застигнутая врасплох.

— Ну… потому что это очень хороший шанс для тебя, а я искренне желаю тебе славы и успеха… — неуверенно начала она.

Костя скептически покачал головой: Ликины фальшивые интонации его совсем не убедили.

— А может, потому, что Железняк предложил за меня отступные?

Глаза у Солнцевой забегали, а щёки чуть-чуть порозовели. Что ж, он так и думал.

— Итак, ты продала меня за тридцать сребреников! — с шутливым пафосом объявил Костя. Лика рассердилась и ещё больше вспыхнула.

— Ну что ты глупости болтаешь! Никто тебя не продавал. Я же не отстранила тебя от роли, ты продолжаешь работать…

— Но какую-то сумму он тебе всё же заплатил? — проницательно заметил Костя.

— Какую-то заплатил, — огрызнулась Лика. — Знаешь, мы с Железняком в разных весовых категориях. Мне с ним лучше не ссориться. Если бы я категорически отказалась тебя отпускать, он всё равно нашёл бы способ получить то, что хочет… вот только потерь я понесла бы гораздо больше.

— Да ладно, расслабься, я тебя и не виню, — вздохнул Костя. — В конце концов, ты же не тупо перепродала меня в рабство. Я и сам мечтал об этом… Ну, а спорить с Львовичем — действительно себе дороже.

«Вот же змей-искуситель, — подумал он о Железняке практически с восхищением. — А мне об этом даже не заикнулся».

…О том, что Железняк занят новым проектом, муссировалось уже столько непроверенных слухов, один краше другого, что журналисты и публика буквально изнемогали от нетерпения и любопытства. В эту новогоднюю ночь продюсер собирался впервые вывести ребят в свет.

Пока что это было неофициальное явление «Идолов» народу: никаких комментариев, интервью и выступлений на сцене. Парни просто должны были встретить Новый год в модном ночном клубе, где собиралась вся звёздная тусовка Москвы. Билеты в клуб стоили сумасшедших денег; кроме того, попасть туда можно было только по клубной карте, так что среди посетителей не было случайных людей.

— Увидите, как работают ваши коллеги, — заявил Железняк. — Понаблюдаете. Повращаетесь немного в кругу артистов, моделей и бизнесменов. Особо высовываться не стоит, просто постарайтесь мимикрировать под тамошний контингент. Посмотрим, насколько вы справитесь с этой задачей… Хочется верить, что не будете выглядеть белыми воронами.

Вэл тщательно продумал для них образы на эту новогоднюю ночь — от причёсок и костюмов до носков и нижнего белья.

— Вас будут много фотографировать, — напутствовал он ребят. — Будьте готовы к тому, что любое ваше фото с этой вечеринки может появиться в сторис у какого-нибудь популярного блогера-миллионника. Так что следите за собой и будьте безупречны в каждом жесте.

— Пить, разумеется, нельзя? — с иронией уточнил Костя у Железняка. Тот царственно кивнул:

— Ну разумеется. Минералка, сок или лимонад — всё, что может быть в ваших бокалах в эту ночь. Не пытайтесь меня перехитрить.

— А пожрать-то хоть можно будет нормально? — поинтересовался Антон.

— Ну разумеется. Ваш столик уже оплачен.

— А разве вы не будете с нами? — удивился Женя.

Продюсер покачал головой:

— Не уверен, что смогу быть с вами всё время. Деловые контакты, старые знакомые и всё такое… Но это не значит, что я не буду за вами следить! — добавил он внушительно.

— То есть, нам надо будет просто всю ночь тупо просидеть за столом и не отсвечивать? — уточнил Костя. Железняк не сдержал улыбки:

— Ну, зачем же так сурово… чай, не в тюрьме. Можете потанцевать, если захотите.

— А с девушками знакомиться? — воодушевился Антон.

Железняк стрельнул в него быстрым взглядом.

— Знакомься на здоровье, но без продолжения.

— Ну, какой тогда интерес… — сразу же сник разочарованный парень.

— А зачем нам вообще туда идти? — спросил Иван. — Официальных комментариев давать нельзя, о себе рассказывать — тоже, петь тоже ещё рано… смысл?

В его голосе явственно звенело раздражение. Костя знал, что Иван втайне рассчитывал метнуться на один день в родной городишко, к своей девушке, чтобы встретить новый год с ней вместе — и вот теперь его планы окончательно обломались.

— Я же уже сказал, — слегка нахмурился Железняк, — понаблюдаете за работой профессионалов, поучитесь у них, как себя вести… Ну и потихоньку начнёте привыкать к тому, что вы — часть этой тусовки.

«Похоже, скучища будет жуткая», — с тоской подумал Костя.

И ошибся.

Женя

Странно, наверное, а может быть, даже стыдно, но в свои девятнадцать лет он впервые оказался в ночном клубе. Да не абы каком, а наикрутейшем, который был под завязку нашпигован знаменитостями!

У Жени буквально глаза разбегались, и он из последних сил сдерживался, стараясь не слишком-то вертеть головой по сторонам, словно какой-нибудь дикарь.

Он провожал заворожённым взглядом каждую новую звезду, которую ему удавалось узнать. Честно говоря, сложно было разобраться сразу, кто медийная личность, а кто простой посетитель — от обилия всевозможных нарядов немыслимых расцветок можно было сойти с ума. Тут можно было увидеть что угодно: от маскарадного костюма до маленького чёрного платья или классического смокинга. В одном Железняк оказался прав — случайных людей здесь точно не наблюдалось.

Несмотря на то, что «Идолы» присутствовали на вечеринке фактически инкогнито, ни для кого в тусовке, похоже, не было секретом, кто эти четверо парней за столиком в углу. Их рассматривали — кто-то незаметно, исподтишка, кто-то откровенно, чуть ли не в упор. Молодая певица, выступающая под сценическим псевдонимом Малина, остановилась возле ребят, уставилась на Женю с неприкрытым восхищением, а затем выдохнула:

— Боже, ну какой ты милаха! Просто вылитый Чонгуки, он мой биас! Я даже в Сеул на концерт BTS летала. Можно с тобой сфоткаться, сладусик?

Он покраснел до корней волос, лихорадочно соображая, что делать: согласиться или ответить отказом? Насчёт фото Железняк, вроде бы, не давал никаких указаний…

Пока он мучился в поисках достойного ответа, певичка, недолго думая, уже навела на них обоих камеру своего смартфона, практически прижавшись щекой к Жениной щеке, привычно надула губы и сделала несколько селфи.

— Спасибо, зай! — кокетливо прочирикала она. — Выложу у себя в сторис, если ты не против, — и помахав рукой, упорхнула, моментально смешавшись с толпой — только её и видели.

Пока ошеломлённый Женя приходил в себя, Антон не преминул его подколоть:

— Чего тормозил-то? Надо было у неё хоть телефончик взять.

— Она не в моём вкусе, — откликнулся Женя, помедлив, что, в общем-то, было правдой: ему нравилась более спокойная, даже сдержанная красота, а в этой Малине всего было чересчур: самоварного блеска, вытравленных до абсолютно белого цвета волос, выдающихся форм, кричащего макияжа. Её длинные хищные ногти немыслимого оттенка и вовсе вызывали у него безотчётный страх — такими и зарезать можно.

Антон насмешливо присвистнул:

— Гляди-ка, эстет! А по-моему, у неё всё в полном порядке… — и он выразительно изобразил возле груди очертания пары мячей или небольших арбузов.

— Не развращай нашего Женечку своим пошлым плебейским вкусом, — лениво протянул Костя, потягивая через трубочку апельсиновый сок, и непонятно было, то ли он тоже стебётся, то ли говорит всерьёз.

Один Иван не принимал участия в обсуждении женских достоинств — он весь вечер залипал в телефоне. Вероятно, переписывался со своей девушкой Машей.

— Нет, а всё же — какие девушки тебе нравятся? — спросил заинтересованный Антон. Женя растерянно оглянулся по сторонам.

— Ну, примерно… вот такие! — обрадовавшись, что так быстро нашёл подходящий вариант, он кивнул вправо. Парни послушно проследили за направлением его взгляда.

Чуть поодаль стояла высокая стройная шатенка с бокалом шампанского. Она была не слишком ярко одета и накрашена, но что-то выдавало в ней аристократический лоск: то ли гордая посадка головы на лебединой шее, то ли не показная, а подлинная небрежность в движениях, то ли особая манера, даже шик, с которым она держала бокал с шампанским… Единственным её украшением было неброское колье, которое удивительным образом подчёркивало и оттеняло простой и одновременно изысканный фасон прямого тёмно-голубого платья.

— Ничоси, — с уважением покачал головой Антон, — а у тебя губа не дура.

— Красотка, — подтвердил и Костя. — Не, ну реально очень клёвая. Подкатишь к ней? А то ведь я сам подкачу, всё равно делать нехрен.

Женя смутился.

— Если хочешь, то конечно… То есть, я не против. Я вообще-то не собирался…

— Эх, молодёжь, — проскрипел Костя старческим голосом. — Вот мы в ваши годы сразу же подваливали к понравившейся девушке и заявляли…

— «Мадам, позвольте вам впендюрить!» — развеселился Антон, цитируя известный анекдот.

— Цыц! — сурово зыркнул на него Костя. — Не учи мальчика плохому. Не так сразу! Сначала надо поговорить с девушкой о погоде, о лютиках-цветочках… а уже потом можно и впендюрить.

Даже Иван, поглощённый перепиской с Машей, услышал краем уха их разговор и удивлённо приподнял брови, выныривая из чата:

— Кому вы тут впендюривать собрались?

— Да вон, — Антон кивком указал в сторону объекта их пристального внимания. — Ну какова красота, какова красота!

— Ладно, вы как хотите, а я пойду знакомиться, — Костя поднялся из-за стола, одёргивая пиджак.

Антон дурашливо перекрестил его вслед. Иван фыркнул и тут же снова уткнулся в свой телефон. Женя с интересом наблюдал за Костей, мысленно восхищаясь — он сам никогда бы не смог вот так запросто подойти к понравившейся девушке и познакомиться с ней.

Похоже, шатенка не была настроена на общение. Женя не слышал отсюда, что именно говорил ей Костя, но видел, что она отрицательно покачала головой. Глаза её не выражали ни малейшей заинтересованности в разговоре.

Спустя пару минут немного сконфуженный Костя вернулся за столик.

— Отшила? — поинтересовался Женя с искренним сочувствием.

Костя пожал плечами, явно пытаясь скрыть, как он уязвлён, и притворяясь беззаботным.

— Странная какая-то… Я, говорит, не танцую, и вообще на работе.

— Выступает, что ли? — Антон покосился на красотку через плечо. — Она певица? Что-то я раньше нигде её не видел.

Завершив разговор с Костей, девушка даже не проводила его взглядом, словно моментально забыла о его существовании. Женя подумал, что на месте Миронова немедленно умер бы от досады и неловкости. Тот ещё, надо отдать ему должное, отлично держался, играя в равнодушие.

— Здравствуйте, мальчики, — раздался вдруг рядом с ними тягучий медовый голос.

Женя поднял глаза. Прямо перед их столиком, нежно улыбаясь, стояла Стелла — бывшая протеже Железняка.

Антон

Она поочерёдно обвела их всех взглядом, отчего по спине Антона пробежал неприятный холодок. Было полное ощущение, что их только что просветили рентгеном буквально насквозь. И хотя на губах Стеллы играла, вероятно, самая сладкая из всех улыбок в её репертуаре, глаза при этом оставались совершенно холодными, как у змеи.

— Можно присесть? — проворковала она наконец, закончив их рассматривать, и, не дожидаясь ответа, придвинула к себе свободный стул. — Ну что, давайте знакомиться, ребятки?

— Вас мы знаем, — отозвался Костя, с некоторой настороженностью глядя на незваную гостью.

Она звонко рассмеялась:

— Ну, а я вас — нет! Надо исправлять это досадное упущение. Как тебя зовут, красавчик?

— Костя, — помедлив, откликнулся он.

Остальным ничего не оставалось, кроме как тоже представиться.

— Вот, значит, какие вы, — протянула Стелла с непонятным выражением. — А я-то всё гадала, на кого он меня променял… точнее, не променял, а просто вышвырнул вон, как хозяин старую собаку из мультика «Жил-был пёс». Да вы и не знаете его, наверное, — спохватилась она. — Другое поколение… даже страна другая.

— Ну почему, я его смотрел, — возразил Женя.

Антону, положим, тоже был знаком этот советский мультфильм, но он предпочёл смолчать, продолжая настороженно наблюдать за гостьей. Выглядела она, надо признать, охрененно для своего возраста — сколько ей там было, сорок? Как говорится, под сраку лет. Но при этом сияющая кожа без единой морщинки, пышная грудь, тонкая талия… даже если это было заслугой косметологов и пластических хирургов, всё равно Стелла прекрасно вписывалась в категорию ЭМЯБТ. Впрочем, у неё ведь, кажется, нет детей… хотя какая разница? Шикарная тёлочка, как ни крути. Антон заметил, что даже Иван оторвался от переписки со своей девчонкой и теперь с любопытством рассматривал гостью.

— В том, что Сергей Львович с вами больше не работает, нашей вины нет, — сказал Костя. — Мы вообще ничего не знали… и что он собирается с вами расстаться — тоже.

Стелла невесело улыбнулась.

— Боже упаси, я вас и не виню, мой мальчик! Естественно, Сергей ни перед кем не отчитывается в мотивах собственных поступков. Но я не пропаду, не переживайте! — она гордо вскинула голову. — За одного битого двух небитых дают! А в нашем случае — даже не двух, а четырёх, — и засмеялась собственной шутке.

Глаза её лихорадочно блестели, взгляд блуждал по сторонам, пока, наконец, не остановился на бокале в руке Антона.

— Угостишь? — томно мурлыкнула Стелла, многозначительно облизнув губы, и он почувствовал, что смущается как школьник.

— Это… безалкогольное, — хрипло выговорил он, невольно краснея.

— Узнаю село родное, — расхохоталась она. — Бедный наивный Серёжа! Он посадил вас на цепь, запер в клетке для надёжности и искренне верит, что теперь-то вас точно не коснётся ни один из пороков нашего сраного шоу-бизнеса! Да только ни хрена у него не выйдет, — жёстко добавила она. — Вы всё равно скурвитесь рано или поздно. Никто не выдержит, никто не останется чистеньким…

— Как вы можете говорить за всех нас, ещё и с такой уверенностью? — хмуро поинтересовался Костя; кажется, гостья и её речи ему совсем не нравились. — Вы же нас совершенно не знаете.

Стелла покачала головой, глядя на него почти с нежностью.

— А мне не обязательно вас знать, этот закон работает для всех без исключения.

— Какой ещё закон? — спросил Антон, тоже невольно начиная раздражаться.

Стелла снова покачала головой и мечтательно улыбнулась.

— Поначалу всё это кружит голову, пьянит и будоражит, — произнесла она наконец. — Сцена. Зрители. Цветы, аплодисменты, автографы, фанаты… Деньги. Большие деньги! Гастроли, новые города и страны. Интервью на телевидении. Ты кайфуешь от того, что тебя узнают на улицах. Прячешься от папарацци, а сама в глубине души умираешь от восторга. А потом… — она запнулась на мгновение, — в какой-то момент всё это вдруг начинает тебя дико раздражать. Тебе кажется, что ты ходишь по кругу, точно цирковая лошадь. Тебя уже ничего не радует — ни слава, ни бабки, ни даже, собственно, сцена. Поёшь всякую форматную хрень, написанную для тебя на заказ. Адски устаёшь, не высыпаешься. Все праздники проходят мимо… точнее, не так, — спохватилась она, — праздники становятся для тебя работой. Все люди отдыхают и развлекаются, а ты пашешь как лошадь — будь то новый год, восьмое марта или день святого Валентина… — она судорожно всхлипнула и, схватив без разрешения его бокал, сделала жадный глоток. Антон так растерялся, что даже не успел возразить. Да и что ему, жалко, что ли?..

— И как вы справляетесь со стрессом? — осторожно поинтересовался Женя. Милаха, вот кто по-настоящему сочувствовал Стелле — глаза его были полны самого неподдельного сострадания.

— А кто тебе сказал, что я справляюсь? — нервно рассмеялась она, но тут же справилась с минутной слабостью и тряхнула волосами, уложенными в блестящие каштановые волны. — На самом деле, без помощи психотерапевта в нашей профессии делать нечего. Все посещают врачей — кто-то открыто, кто-то тайно.

— Помогает? — с неприкрытой иронией уточнил Антон.

Стелла отсалютовала ему его же бокалом:

— Да так себе помогает, честно тебе скажу. Кто-то спивается, кто-то торчит, кто-то развлекается в клубах для всякого рода извращенцев… В общем, — саркастически подытожила она, — генофонд в нашем шоубизе отстойный. Сплошные алкоголики, наркоманы, шлюхи, пидорасы и импотенты. Какой из этих путей вас прельщает, мальчики? — и она снова сладко улыбнулась.

Антон уже давно сообразил, что она набралась, но всё равно слушать её пьяные бредни было не слишком-то приятно. Впрочем, похоже, и сама Стелла уже утомилась от собственного высокопарного монолога.

— Ладно, хватит о грустном! — воскликнула она. — Давайте веселиться! Потанцуешь со мной, красавчик? — и она стрельнула кокетливым взглядом в сторону Кости.

— Я? — несказанно удивился он, растерянно оборачиваясь на остальных, словно ища у них защиты.

— Беги, дядь Мить, — засмеялся Иван.

А Антон неожиданно разозлился, что Стелла пригласила именно Миронова. Не то, чтобы он сам мечтал с ней потанцевать, но бл… дь, что они все в нём находят?!

— Иди, иди, — язвительно подбодрил он Костю, просто не смог удержаться. — Ты же у нас любишь дамочек постарше.

Железняк

Кто-то посещал ночные клубы для того, чтобы расслабиться или наоборот оттянуться, выпить и потанцевать. Кто-то приезжал сюда для работы — развлекать публику своими выступлениями. Что касается Железняка, то на подобного рода тусовках он занимался тем, что устанавливал нужные связи, заводил контакты и договаривался о сотрудничестве. Вот и в новогоднюю ночь ему некогда было даже присесть, хотя он забронировал столик на пятерых.

Ещё раз напомнив ребятам о том, что они не должны пить алкоголь, Железняк оставил их одних и умчался по своим делам. Ничего, сами разберутся, не маленькие. Тем более, он всё равно старался не упускать их надолго из вида, то и дело возвращаясь взглядом к столику. Пацаны вели себя примерно, как паиньки, и он окончательно расслабился: похоже, в ближайшее время никому из них и в голову не придёт ослушаться его приказаний. Потом, конечно, снова начнут бунтовать и взбрыкивать, против природы не попрёшь… Но пока что, по крайней мере, на море был полный штиль.

В последние дни старого года Железняк спал по три-четыре часа в сутки, как и весь его пиар-отдел. Все их усилия, энергия и — главное — деньги были направлены на подготовку к эффектному явлению новой группы народу. Он уже вбухал бешеные бабки в рекламу — в наружную и таргетированную, в СМИ… И хотя рекламировать, по сути, было ещё нечего, парни пока не записали ни одной песни и не выпустили ни одного клипа, публику нужно было подготовить и разогреть. Это был один из пунктов его хитрого плана: заставить потенциальных зрителей заинтересоваться группой ещё до того, как они познакомятся с её творчеством.

Он сделал ставку на внешность ребят. После того, как с ними поработал Валёк, он оплатил им несколько фотосессий в разном стиле у лучших московских фотографов. Железняк хотел, чтобы уже по фото можно было понять характер каждого из мальчишек.

Миронов, разумеется, был безусловным лидером, прирождённым вожаком стаи — чертовски харизматичный, талантливый и уже достаточно опытный артист, его лидерство должно было стать очевидным даже на фото. Железняк не сомневался, что больше всего поклонниц будет именно у Кости. Антон, конечно, тоже красавчик, но, как известно, девушки предпочитают брюнетов, и это не дискриминация, а суровая статистика.

Железняк понимал, что, помимо романтичного лидера, в группе должны быть представлены и другие типажи — как говорится, на любой вкус, цвет и размер. И он уже придумал роль для каждого. Неважно, соответствуют ли эти роли их реальным характерам, при желании можно будет «подогнать». Антону он выбрал амплуа мачо, безжалостного разбивателя девичьих сердец. Иван — хулиганистый весельчак и балагур, рубаха-парень, свой в доску. Ну и, наконец, скромный интеллигентный Женя — типичный «хороший мальчик», которые обычно нравятся женщинам постарше, мамам и бабушкам.

В тусовке уже вовсю шушукались о новом проекте Железняка, и журналисты, муссируя многочисленные слухи, только подогревали к нему интерес. Сам же он решил дать народу время, чтобы очухаться после новогодних праздников, а потом сразу же запустить обширную и мощную рекламную кампанию.

Скоро на электронных билбордах, растяжках, щитах у дорог и театральных тумбах замелькают четыре смазливые физиономии. Рекламные баннеры «Идолов» начнут всплывать в интернете — в соцсетях и блогах, на форумах… Подпись везде будет лаконичной и ёмкой: «Те, кого вы так долго ждали!»

Дело останется за малым — записать хотя бы одну песню, и вполне можно выходить к публике. Но сначала Железняк должен был договориться об эфире на телевидении.

…Наконец он нашёл того, кого искал. Телеведущий Герман Кох сидел за столиком неподалёку от сцены со своей любовницей, молодой певичкой Малиной. У Коха вот уже четверть века была крепкая дружная семья — официальная жена и трое детей. Разводиться он не собирался, но в свет в последние пару месяцев выходил исключительно с любовницей. Все смотрели на это сквозь пальцы, даже законная супруга.