Бесплатный фрагмент - Идеальный мужчина

Глава 1

ВНИМАНИЕ! ПО ТРЕБОВАНИЮ МОДЕРАТОРОВ САЙТА RIDERO ПУБЛИКУЮ ИНФОРМАЦИЮ, ЧТО ЧИТАЯ НАИМЕНОВАНИЕ СОЦИАЛЬНОЙ СЕТИ ФЕЙСБУК НА ЛЮБОЙ СТРАНИЦЕ ДАННОЙ КНИГИ, ПОМНИТЕ, ЧТО ОНА ПРИЗНАНА ЭКСТРЕМИСТСКОЙ НА ТЕРРИТОРИИ РФ!

Красная майка

Все начиналось как обычно. Ничто и ничего, в общем-то, не предвещало каких-либо неожиданностей или глобальных изменений. Мой отпуск должен был осуществляться по заранее спланированному маршруту, все было заказано, выкуплено и ждало только одного — меня. Я улаживала свои бытовые проблемы, накопившиеся после целого года напряженной и достаточно изнурительной работы, когда даже за коммунальные услуги заплатить было некогда, покупала мебель, обставлялась, платила кредиты и всякая такая бытовая необходимость, тихо захламляющая жизнь, но это надо было делать, да и больше не кому.

Предварительно родные спрашивали, куда же я планирую поехать отдыхать в отпуске, а я перебирала разные возможные страны, долго сомневалась и все-таки выбрала Грецию, где живет моя единственная родная и горячо любимая сестра. Это было вполне выгодное решение, так как я «убивала двух зайцев»: и в море искупаюсь, и с родственниками встречусь. Кто-то мне тихонько завидовал, кому-то было реально безразлично, и только мама не могла спокойно относиться к моему выбору.

— Доча, едь куда угодно, в Турцию, Таиланд, Китай или в Германию, только в Грецию не надо, — иногда тихонько произносила она, чем меня сильно удивляла и заставляла задуматься о моем выборе, но несмотря на это, я с пылом и жаром начинала аргументировать свой выбор, а сестра дожимала, потому что ей край, как хотелось, видеть меня у себя. — Ты не вернешься, дочь.

— Мам, ну, мам, что ты такое говоришь? Как я могу не вернуться? Может у тебя предчувствие, что со мной что-то плохое случится, тогда я никуда, правда, никуда не поеду.

— Да нет, просто ты выйдешь там замуж и останешься, а мы здесь, старые, кому нужны будем?

— Ма-а-ма-а, мамуля, ну, милая моя, я вас не брошу, да и закон мне не позволит там остаться, — смущаясь и улыбаясь от лишнего внимания к себе, отвечала я, — Меня депортируют, и больше никогда не откроют визу, а мне этого не надо, так что я точно вернусь!

После этих слов мама немного успокаивалась, но ее слова уже забрались глубоко в мое подсознание, переродившись в мысль, не дающую покоя: «Он там! Я еду к нему!».

Сумки собраны, вечер, машина, сын за рулем, папа рядом, столица, аэропорт, штамп, взлет, посадка, Стамбул, транзит, ожидание, и опять взлет, посадка, штамп… и вот я в Греции.

Пахнет морем даже в аэропорту, солнце слепит. А вы знаете, что греки называют его бриллиантовым? И это верно, так как из-за отражения солнечных лучей капельками воды, светит оно особенно ярко. Я довольно улыбаюсь и щурюсь, потому что, как всегда, у меня нет затемненных очков. Рядом идет веселый и разговорчивый Петрос, сосед по самолету, с которым мы общались всю дорогу и договорились встретиться. «А может это и есть он?» — мелькнула в голове мысль. — А что ж так быстро? Ну, и ладно, пусть быстро, хотя уж, очень быстро, ну, он так он, почему бы и нет? Не плохой мужик.»

За дверями зала прилета, меня ждала сестра со своими детьми и все было как у всех, давно не видевшихся близких людей: поцелуи, объятия, радость. Мы опять вместе, как в детстве, и так приятно на душе. До дома решили добираться на автобусе и всю дорогу о чем-то говорили, говорили.

И это было начало, только начало. Поосвоившись в доме пару деньков, вдоволь наболтавшись с родными, я вышла на свою страницу сайта знакомств и начала общаться с греческими мужчинами. Они писали десятками, сыпали комплиментами, но я-то уже научилась «фильтровать», как ни как, на «знакомке» около пяти лет. И однажды написал он…, дежурное «Здрасти», я ответила тем же, и переписка пошла полным ходом. Договорились встретиться. А как встречаться-то, если город я не знаю, языка тоже не знаю? Шел мозговой штурм и решение пришло само собой. «Я каждое утро бегаю по парали́и (набережной), мы живем от нее в пяти минутах ходьбы, и дорога туда мною уже выучена, вот там и встретимся!» Он обещал прийти в красной майке, чтобы я могла его опознать.

Проснувшись утром, надела черные короткие шорты с маечкой и новые, еще не разношенные, бело-оранжевые кеды, принадлежащие моей племяннице. Они совсем не подходили мне по колориту, но из собственной обуви, у меня были только босоножки. Сестра высыпала мне в руку мелочь, на которую после пробежки, надо было купить мыло и гель для душа. В одну ладонь я вложила монеты, а в другую взяла сотовый телефон, вышла в подъезд и стала спускаться.

Если вы были в Греции, то можете знать, какие там есть ужасные винтовые лестницы. Перила располагаются по центру большой вертикальной спиралью, растянувшейся с первого до последнего этажа, но ступенек возле них практически нет, стопу ставить некуда. Приходится наступать с другой стороны, что возле стены, но там перила не предусмотрены. В общем, моя нога соскользнула, и я упала навзничь, мелочь рассыпалась звенящими нотками по мраморному полу. Лежа на спине, подвигала конечностями. «Все окей? Да, жива — здорова! — встала, и потерев ушибленные места, начала пытать счастья собрать мелочь, но найти монеты на желтом мраморном полу в черные пятнышки — задача по силе только экстрасенсу, однако, что-то все-таки удалось вложить обратно в ладонь. Я остановила поиски, — Что есть, то есть, потом разберемся. Ведь там уже ждет меня он, — шагая в сторону набережной, стала размышлять о том какой же он человек? Мысли путались, и соскальзывали совсем на другое.»

Подойдя к паралии, огляделась. На лавочке, ко мне спиной, сидела одинокая сгорбленная фигура человека, закинув ногу на ногу и обнимая колено ладонями со сцепленными в замок пальцами. «Х-м, старичок какой-то сидит. Да, Бог с ним, а где же он? — напряженно оглядывалась я по сторонам, но никого подходящего так и не находила. И тут инсайт (озарение)! — Красная футболка! Боже, это же он и есть! Но, что же он так печально выглядит-то? Не-е-е…, не-е-ет, я не могу к нему подойти. Он такой скукоженный, даже жалкий. Не могу и все.» Включаю мозговой штурм в поиске решения: «Та-а-к, бегу мимо, узнает — зовет — откликаюсь. Не узнает, пробегаю мимо, словно я его не заметила. На обратном пути я снова буду здесь пробегать, если он еще будет меня ждать, значит, поступлю точно так же, позовет — откликнусь, нет — обо всем забыли, словно сон, и это даже к лучшему.»

Легкой трусцой я пробежала мимо него, якобы, не признав ни его самого, ни обозначенной красной майки. Дело сделано, и буквально через три минуты, мои совершенно другие мысли понеслись над гладью Эгейского моря, напрочь забыв о встрече, сидящем на скамейке мужчине в красной футболке, и только что произведенном мозговом штурме. В восемь утра солнце светило еще очень ласково, легкий бриз нежно щекотал открытые участки тела, освежая кожу, а ноги автоматически совершали неторопливый бег трусцой. Стоит заметить, что бегала я исключительно медленно, так как делала это в большей степени для души, а не для тела. Покачиваясь в ритмичных беговых движениях около десяти-пятнадцати минут, стала огибать ме́гаро (концертный зал), большое и достаточно красивое здание, построенное прям на берегу моря, как вдруг через пелену спутанных собственных мыслей услышала, вроде бы, свое имя. В голове что-то ёкнуло, но осталось без внимания.

— Евлалия, — теперь четко звучало мое имя через мыслительную туманность, я осознала, это зовут меня!

Рефлекторно, но медленно, как бы опасаясь, стала поворачивать голову в сторону источника звука, и увидела молодого мужчину, трусящего параллельно, метрах в трех справа от меня. «Кто это? Откуда ему известно мое имя? Кто он такой? — пронеслось в голове как торнадо, — Черные макасы, серое трико и… красная майка (точнее футболка) … О, Бо-о-ожеее, это же он, старичок с лавочки, с которым мы условились сегодня встретиться, — небольшая паника поселилась во мне, но быстро успокоилась, так как решение — то уже было принято, — Позовет — откликнусь.» Вот только как-то неожиданно это произошло. Я его проигнорировала, а он меня догнал и позвал, когда я уже напрочь о нем забыла. «Фу-ухх-х», — выдохнула я тяжело, но незаметно для него, чтобы привести мысли и дыхание в порядок. Меня учили, и я достаточно усвоила культуру поведения, потому совсем не хотела откровенно и бессовестно обижать человека, договаривались же, надо выполнять. Да и к тому же отпуск, солнце, море, Греция — надо только улыбаться и радоваться жизни!

Сделав такое умозаключение, я повернулась к нему, и приветливо улыбнувшись, как ни в чем не бывало, сказала:

— Привет. Присоединяйся к пробежке.

На что он ответил:

— Так мы и так уже бежим.

«М-даа, неоспоримая правда, уже бежим… и не останавливаемся!» — помыслила я.

— Ну-у…, я имею ввиду, можете бежать поближе ко мне, а то вы слишком далеко бежите — выкрутилась я из положения. Через полсекунды он резко взял влево и оказался рядом со мной на расстоянии двадцати сантиметров. «Ого, как близко… Ну, не на столько же надо близко!» — крутилось в голове, потому что было нарушено мое личное пространство.

Однако, теперь я смогла отчетливо его разглядеть, составив первое более полное впечатление, которое радужным трудно было назвать: мужчина среднего роста, худощавый и достаточно молодой, чуть сутулый, гладко выбритое лицо, короткая черная стрижка, с немного вздыбленными кверху курчавыми волосами, карие глаза и нос…, нос поразил больше всего — крупный, с ярко выраженной горбинкой, в общем… — орлиный! Брови на моем лице явно сошлись к переносице, а мимика отразила волну негодования. «Ладно, — подумала я, — Не детей же мне с ним крестить. Просто пообщаемся. Отпуск у меня все-таки.»

Всю пробежку, неожиданно для нас обоих, мы о чем-то разговаривали, конечно же, говорила в основном я, а он поддерживал диалог либо поддакиваниями, либо односложными ответами. Он хорошо понимал по-русски, но выражаться ему было немного сложно, приходилось вспоминать и подбирать слова, все-таки родным языком для него стал греческий. А я впервые слышала русскую речь с греческим акцентом. Как потом мы выяснили, сидя в кафе, о борт ограждения которого плескались волны моря, нас обоих это вполне устраивало, потому что я разговорчивая, а он немногословен, и так называемый «эфир» был отдан почти полностью в мое распоряжение, не с кем его делить не приходилось.

Так началось наше знакомство. В прибрежном кафе мы просидели до обеда. Оливия (это моя сестра) уже разыскивала меня по телефону и требовала прийти домой, так как тоже хочет проводить со мной время и, вообще-то, я приехала к ней, а не к кому-либо другому. «Хорошо, хорошо, скоро буду», — отвечала я. Сколько мы с ним общались, я рассматривала, познавала и удивлялась его внешним данным, особой манере говорения и телодвижения. Все вместе они были какие-то странные, точнее, отличающиеся от других, хотя в тоже время и обыкновенные, но…, не смотря на вышесказанное первичное мнение о внешности этого человека, в его компании я чувствовала себя достаточно комфортно, было очень мило и приятно. После звонка сестры, мы встали и отправились к выходу, но с каждым шагом я чувствовала все более резкую боль в стопе. В надежде, что боль утихнет, продолжила движение, но уже прихрамывая. Лицо мое непроизвольно кривилось, а из груди вырывались тихие стоны.

— В чем дело? Что случилось? — волнуясь спрашивал он. При этом быстро осматривал меня взглядом, и не находя причин недомогания, никак не мог понять, почему я хромаю и стону.

— Я растёрла ногу. Куда бы сесть? Надо снять обувь, — пояснила я.

Его лицо выражало явное беспокойство и это было мило. «Надо же, он знает меня несколько часов, а так проникновенно сопереживает», — благодатно промелькнуло в моей голове. Мы огляделись в поисках лавочки, затем в поисках чего-то, на что можно было бы присесть, но тщетно. Вокруг кафе шел ремонт и ничего подходящего нами обнаружено не было. Идти дальше хоть как-то, не позволяла боль, и я, притулившись к столбу, начала развязывать кеды. Мой вестибулярный аппарат не отличается хорошей устойчивостью, поэтому балансировка на одной ноге давалась с трудом, и меня качало из стороны в сторону. Понимая, что я могу просто не удержаться и упасть на землю прям перед ним в первое-то свидание, никак не могла допустить такого позорного зрелища, хватало того, что я уже хромала и стонала, поэтому, набравшись наглости, сказала:

— Давай я за тебя подержусь. Можно твою руку? А то здесь нет ни одной лавочки, чтобы присесть, стоя у меня не получается, — уже стесняясь собственной наглости, завершала я говорить и виновато улыбнулась. Он протянул руку, и я впервые ощутила тепло и нежность его кожи. Стоит заметить, что тогда я просто воспринимала эту информацию сенсорными рецепторами, как факт, абсолютно бесчувственно. Сколько я развязывала свой добротно зашнурованный первый кед, он не просто поддерживал меня, но и пытался всячески помочь: то шнурок потянет, то руку поудобнее возьмет. Расшнуровав кед с больной ногой, я наконец-то выпрямилась и отпустила его руку. А он, в туже секунду опустился на колено и стал развязывать мой второй кед. Я обомлела! «Я знаю его всего несколько часов, а он проявляет ко мне такую искреннюю заботу и делает это так любезно, деликатно и учтиво. Ни чего себе… Вот это да! Вау! И это происходит со мной?» У меня и сейчас нет слов, которыми можно передать те чувства, что испытала в тот момент, но они были приближены к состоянию тихого и приятного шока.

До дома он провожал меня пешком. По дороге зашли в магазинчик с моющими средствами, так как я надеялась, что собранных денег мне все-таки хватит, хотя бы на кусок мыла, но увы…, не хватало. Очередная доза наглости подпёрла моё горло, и я так, между прочим, продолжая рассматривать товар на прилавке, спросила:

— Ты можешь мне добавить немного денег? А то не хватает.

— Выбирай все что нужно, я за всё заплачу, — ответил он.

Мои глаза прикрылись автоматически от полученного удовлетворительного ответа. И тут меня было не остановить. Нет, не думайте, что я много накупила, только то, что было нужно, но…, я перенюхала каждую бутылочку с гелем и каждый кусочек мыла, выбирая по запаху, так как для меня он очень важен. Мало того, к этой мыльной оргии я привлекла и его, давая нюхать бутылочки, сопровождая комментариями и требуя ответа:

— М-м-м, хорошо пахнет. Тебе этот понравился? Фу, как воняет. Какой самый приятный для тебя?

Он принимал в этом посильное участие и улыбался уголками губ, воспринимая все происходящее, как детскую шалость.

Закончив «мыльную экзекуцию», стоя в очереди на кассу, в поле моего зрения попали несколько картин. На одной из них, расположенной над входом, красовался огромный вульгарный цветок, выполненный в краплачных (красно-коричневых) тонах.

— Ты в такой технике рисуешь? — поинтересовалась я.

— Нет, на моих работах нет предметов.

Внезапно я поняла, что мне хочется познавать его дальше, а тема эта была любопытнейшая, потому что в какой-то мере я тоже художница.

— Тогда типа абстракционизма у тебя?

— Нет, не совсем так.

— Если предметов нет, то что есть?

— Я не могу сказать тебе это по-русски, а по-гречески это звучит так …., — и произнёс какую-то абракадабру.

— Этого теперь я не понимаю, — был мой ответ.

Казалось бы, такие недопонимания должны привести к разногласиям, но нас они только увлекали и давали повод продолжать задавать новые вопросы, получая на них ответы. И сейчас, и в дальнейшем что-то всегда оставалось до конца непознанным и перекладывалось на завтра, вымащивая дорожку в будущее. Так за разговорами, мы дошли до дома. Я за все его поблагодарила, условились созвониться, обменявшись номерами телефонов.

Честно говоря, по итогу, мне он был безусловно приятен, но… и смешон. Я пришла к выводу, что этот человек заботлив, внимателен и нежен, внутренний мир его достаточно богат и чувствителен, а вот внешний — почему-то очень забавлял, особенно серые трико с дырочкой на кармане и короткие в длину, из-за чего он выглядел как подстреленный воробей на первом-то свидании, совсем не статный хлопец.

Придя домой, я не стала всё рассказывать сестре, потому что она тут же начала бы его «троллить», а мне еще хотелось проанализировать самостоятельно, считанную с него информацию, и сделать собственные выводы, которые получились противоречивыми, и от этого было немного не по себе. Не в состоянии держать свое мнение, вечером, сидя в кафе, я делилась впечатлениями с племянницей, которая уже была подростком, почему-то рассказ получился веселым, и мы от души хохотали. Дома наш хохот продолжился, и сестра потребовала поделиться с ней новостями, заподозрив нас в недомолвке. Смеясь, я ей еще более красочно поведала о моей встрече, а она, задумавшись, неожиданно стала «троллить» не его, а меня, указывая на мое несоответствие по колориту в одежде и другие нюансы. Искренний смех в нашем доме продолжался еще долго.

Глава 2

Ночной клуб

Вечером следующего дня мы с семьей ходили по торговому дому «Cosmos», намереваясь купить в подарок на день рождение племяннице сотовый телефон.

Он позвонил в этот момент, и предложил поехать в ночной клуб. «М-м-м, значит я ему понравилась!» — лаская собственное эго, подкатила глаза к небу и прикусила губы.

— О-о-о, это здорово, супер, конечно, едем! — весёлым голосом произнесла я в трубку.

— Тогда перезвоню чуть позже и сообщу куда и во сколько, хорошо?

— Окей. Жду звонка.

Мы с сестрой продолжили бродить по супермаркету, в котором я так активно и громко говорила по-русски, что распугивала всех продавцов. Мало того, совсем неосознанно обращалась к ним тоже по-русски, бескомпромиссно глядя в глаза. Как правило, молодые люди, опускали взор и безмолвно удалялись, ставя меня в тупик своим поведением. Я перекидывала недоуменный взгляд на сестру, и встречалась с аналогичным её фокусом и пристальным вниманием к своей персоне. Что-то явно было не так. Первая догадалась сестра, и с трудом сдерживая смех, выговорила:

— Евлалия, ты не дома, ты сейчас в Греции! Они не понимают по-русски.

— Что? О-о-о, Боже, sorry, sorry, — виновато смеясь, оправдывалась я перед очередными продавцами. Те в ответ натягивали улыбки и кивали головами в знак молчаливого прощения и согласия.

Да, я действительно забывала в какой стране нахожусь, потому что все супермаркеты мира построены одинаково, и ничем, в принципе, друг от друга не отличаются: прилавки, витрины, товары. Остановившись у очередного отдела, два мужчины-продавца средних лет, стойко выдержали русский натиск. Оливия, как могла переводила им мои бесконечные вопросы, а потом мне их ответы. Честно сказать, мужчины быстро утомились от этого двуязычия и ретировались в дальний угол отдела.

— Ну, что? Возьмем этот? — сестра указала на розовый телефон.

— Да, давай этот, потому что телефоны во всех отделах одинаковые, а эти два продавца достаточно стойко выдержали наш языковой прессинг.

Домой вернулись уставшие, и вскоре позвонил он.

— Ну, что едем? — послышалось в трубке.

— Конечно, едем. Куда именно мы отправляемся? — радостно парировала я при всех.

— Ты куда собралась на ночь глядя? Куда едешь? Зачем едешь? Ты города не знаешь, языка не знаешь! Мужика этого всего пару часов видела. Ты что, совсем дурная? — цедила она в полголоса, понизив тон, рядом с моим ухом, не слишком заботясь о том, чтобы он не услышал.

Её слова возымели силу, и я замешкалась. Оливия — то была права.

— А в какой клуб мы поедем? Это сестра спрашивает, — сказала я с нотками оправдания в голосе, перекладывая на нее ответственность.

— В городе сейчас все клубы закрыты, не сезон, поэтому поедем за город, в Катери́ни.

— Куда? В Катери́ни? — переспросила я.

— Да, в Катери́ни, — спокойно продолжал он, — Это не далеко, всего пару часов езды.

Я тяжело вздохнула и поникла, потому что уже догадывалась: «За город меня сестра точно не отпустит.» Как только Оливия услышала слово «Катери́ни», глаза её округлились, чуть выкатились вперед и зашумела она пуще прежнего, категорически запретив мне куда-либо выдвигаться. Да и действительно, замысел был не безопасный, не стоило так рисковать. Я и сама пребывала в шоке, что ночной клуб находится не в городе, а далеко за его пределами. Сославшись на ее запрет, я отказалась ехать, но предложила альтернативу:

— Давай просто погуляем по ночному городу?

В телефоне слышалось тяжелое дыхание и полное безмолвие.

— Я… перезвоню… позже, — выдавил он. Его явно разочаровал мой отказ, и не радовала предложенная альтернатива, он расстроился, что было очевидно. Настроение подпорчено у всех, но надежда еще теплилась. Звонок не заставил себя долго ждать. Уже через несколько минут, ужасно расстроенным голосом, он вещал в телефон, что не приедет, так как у него нет настроения и портить моё ему своим не хотелось бы. Теперь, окончательно расстроилась и я, так как чудесный вечер придется заменить на просиживание дома.

«Да ты посмотри какой ранимый, какой чувствительный! Куда деваться, не согласилась с ним ехать в Катери́ни, к чёрту на кулички! И что здесь такого? Потом съездим, позже. Что трагедию-то устраивать и так убиваться?» — не унимались возмущенные мысли в моей голове, а какие-то произносились и вслух. Я сидела на диване с потупленным в пол взором.

— Не нужен нам ранимый и чувствительный! — иронизировала, и в тоже время, поддерживала меня сестра.

Да и впрямь, зачем мне ранимый и чувствительный, да еще смешной и подстреленный. Спасибо, сыта по горло мужскими соплями, устала подтирать их, не хочу хлюпиков. Хочу такого, чтобы как за каменной стеной: сильного, уверенного, стабильного, ответственного, заботливого и разумного. А этот пусть поступает как знает и дальше живет своей жизнью. Расстроившись, а самое главное, разочаровавшись в очередном мужчине, я опять вернулась на сайт знакомств. Возобновилась активная переписка с другими потенциальными женихами, и произошедшее постепенно забывалось. В игнор его анкету закидывать не стала, так как у меня не было к нему какого-либо определённого отношения, например, обиды, но и чувств не успело возникнуть. Однако, я каждый раз поглядывала, на сайте он или нет, и, когда видела рядом с его фотографией зеленую точку, обозначавшую, что пользователь онлайн, но мне так ничего и не пишет, немного досадовала.

Дни бежали своим чередом. Сестра придумала изумительную культурно — развлекательную программу и мы ежедневно куда-то ходили или ездили. То на автобусах, если было не далеко, по утрам, с двумя детьми; то на авто, если далеко, по вечерам, когда зять возвращался с работы и был нашим водителем. Ну, а в субботу и воскресенье, программа усложнялась в разы, мы выезжали на машине далеко за город: Э́деса, Халкидики́, Пе́лла, Лу́тра По́зер и другие красивые и интересные места. Накануне готовили провиант на всю нашу большую семью, а покушать у нас никто и никогда не отказывался, особенно в дороге или на природе. Утром загружали всё, и себя в том числе, в автомобиль и уезжали.

Свободное время я посвящала интернету и редким реальным встречам с мужчинами. Не зависимо от страны пребывания, свидания проходили, как правило, легко и достаточно интересно: в основном мы посещали кафе и рестораны, гуляли по городу, катались на авто; иногда выезжали за город на природу (море, лес, горы) или заглядывали в развлекательные места (пати, аттракционы), крайне редко даже посещали места работы. Меня обсыпали комплиментами, благодарили, обнимали и целовали в знак признательности за хорошо проведенное время. Однако, почти во всех моих потенциальных отношениях, присутствовала странная закономерность: большинство из них имели действительно хорошее, и подчас интересное начало, видимо увлекаемые перспективой, а вот конца, так называемого логического завершения, как мы об этом читаем в книгах или в сказках, не было. Все просто обрывалось, словно какой-то указующий перст давал команду: «Стоп!». Ни объяснений, ни звонков, ни даже слова в сообщениях.

Уже прошла половина моего отпуска, и, в принципе, все действительно было прекрасно, я чудесно проводила время, кроме одного — не было его, того самого суженого, по собственной интерпретации, напророченного мне мамой, которого я должна была встретить именно здесь. Из трех реальных встреч с мужчинами, двое оказались женатыми и, соответственно искали только сексуальных утех, поэтому общение с ними прекратилось быстро. Ведь я хотела любви! Настоящей, искренней, на которую только способны хомо сапиенсы (homo sapiens).

Глава 3

Вилла

Одной реальной встрече из трех, я уделю внимание.

Борислав — крепкий, можно даже сказать, здоровый мужчина, болгарин по происхождению, служил в войсках НАТО. Тяжело изъяснялся по-русски, но простейший диалог на бытовом уровне поддерживал хорошо. Этого было вполне достаточно, чтобы понимать друг друга. Первую встречу я всем назначала на набережной, потому что мне до нее было, как вы помните, пять минут ходьбы. Так и с Бориславом, впервые увиделись именно там. Долго гуляли по вечернему городу, а потом он предложил прокатиться на авто. Уставшая от ходьбы, я согласилась. Путь до машины оказался не близким из-за проблемы с местами для парковки. Добравшись, сели в бежевую, отражающую блики на глянцевой поверхности корпуса, достаточно просторную внутри, и поехали по городским улицам, освещенным желтым фонарным светом, который придавал ощущение уюта теплым греческим ночам. Больше всего меня забавлял навигатор, вещающий на болгарском языке, что до смешного резало слух, например, вместо привычного «поверните направо», он говорил «заляга́йте направо́» (ударение на букву «о»).

Бориславу кто-то позвонил, разговор шел на английском языке, но я понимала, что он ведает собеседнику о встрече с русской девушкой по имени Евлалия, приехавшей из бывшего Советского Союза, ну, и дальше было что-то про партию и коммунизм. «Очень странный разговор, — подумала я, — Зачем он так открыто сообщает кому-то другому, кто я и откуда, и как мы проводим вместе время?» Закончив диалог по телефону, он пояснил:

— Я сейчас разговаривал со своим соседом по дому, он знает, что сегодня у меня встреча с тобой, поэтому они с женой приготовили барбекю и выпивку, так как желают с тобой познакомиться. Они нас ждут в гости, а время уже позднее и им скоро надо будет ложиться спать.

Его объяснение меня поставило в полный тупик. Один мужик рассказал другому, что идет на свидание, и второй искренне переживает за первого вместе со своей женой. Эта семейная чета готовит барбекю, приглашая впервые встретившихся людей, к себе в гости, чтобы познакомиться с русской девушкой и поддержать друга хорошей компанией. Такого в нашем обществе точно не встретишь. Это не могло не впечатлить меня и даже как-то затронуло, потому что действительно выглядело тактично, мило и заботливо. Я подробно расспросила его про этих людей и про дом, в котором они живут все вместе. Их служебным жильем оказалась вилла, на первом этаже поселилась семейная пара, на втором один Борислав, а третий пустовал. Ответы его меня вполне удовлетворили, но я все-таки переживала, так как за город мне ездить запрещено, поэтому отказалась, и мы продолжили «покатушки». Через полчаса снова позвонил его друг-сосед. После этого звонка Борислав буквально умолял меня поехать в гости, так как ему жутко неудобно перед столь хорошими людьми. Чувство вины, которое испытывал мой новый знакомый, почему-то передалось и мне, видимо он был абсолютно искренен, к тому же, я совершенно не хотела становиться источником вины, принципиально отвергающим проявленную заботу и любезность.

— Хорошо, поехали к твоим друзьям на барбекю. Только уговор, ты меня потом привезешь назад в Салоники!

— Да, да, окей, — явно радостным голосом парировал Борислав, — Хорошо, что ты согласилась, а то нас давно там ждут, я обещал приехать значительно раньше.

Он надавил на газ и его шикарный Chrysler (Крайслер) понесся куда быстрее по уже мало освещаемым загородным улицам, а я сидела затаив дыхание, уставившись куда-то в одну точку, потому что сама данная ситуация никак не могла уложиться в моей голове.

Мы встретились с милейшей семейной парой из Румынии, лет под пятьдесят или чуть больше. Бориславу пришлось заглянуть к ним, чтобы сообщить о нашем приезде. Радушно улыбаясь, поприветствовали друг друга. Думая, что мы не приедем, стол уже был убран, но хозяева быстро вернули на прежние места барбекю из разных видов мяса и несколько тонких высоких бутылочек с ликерами и винами. Все они охотно разговаривали на английском языке, обсуждая СССР, СНГ, социализм и почему-то Сталина, а может быть, и что-то еще. Изредка Борислав был нашим переводчиком, когда кто-то интересовался чем-то моим личным. Говорили громко, так как приходилось перекрикивать постоянно рычащий насос, очищающий воду в бассейне, который нельзя было выключать. В общем, «эфир» был тщетно оккупирован словоохотливыми румынами с болгарином, и мне приходилось исправно выполнять роль простого слушателя, так как я не знала английского и вступить в диалог не могла, хотя сделала бы это с огромным удовольствием. Однако, пили и ели мы все вместе, одновременно поднимая рюмки вверх и чокаясь, вернее делали вид, что пьём, при этом все друг другу искренне улыбались и отчаянно кивали головами в знак согласия и солидарности. Ели по-настоящему, очень вкусное барбекю, под покачивающуюся электрическую лампочку, свисающую на длинном шнуре над нашим столом, расположенном на заднем дворе виллы.

Время ушло уже далеко за полночь и близилось к рассвету, когда мы все решили, что пора расходиться. Семейная пара на прощание приглашала нас еще в гости, мы, конечно же, пообещали обязательно навестить их, после чего все пошли по своим апартаментам. Жилище Борислава занимало весь второй этаж и состояло из пяти комнат с кухней. В интерьере царил аскетический минимализм: кровать, пару шкафов, стулья на пересчет. Только кухня была более обставлена, как мебелью, так и предметами быта. Пять комнат явно было много для одного человека, поэтому мой новый знакомый сделал из одной кладовку, в которую кучами сваливал спортивный инвентарь, военное обмундирование, видимо уже ненужное, и еще какой-то хлам. Пару комнат вообще пустовали. Одна из них, самая большая, хоть и была необжитой, но носила в себе явные признаки гостиной: в середине стоял круглый стол из темного дерева, покрытый ажурной белой скатертью, аналогичные занавески прикрывали окна, немного темной мебели вдоль стены и под цвет всему этому небольшой диван. Только одна комната была обжита своим хозяином, но также соответствовала духу всего интерьера. Во всем доме не было ни одного цветочка или даже картинки на стене, ни одного яркого пятнышка, это навеивало грусть и давило печалью.

Борислав решил немного вздремнуть перед работой, ну, а мне спать совсем не хотелось, и я вышла на балкон, опоясывающий по периметру здание виллы. Забрезжил рассвет, первые лучики летнего солнца, розовато-оранжевых оттенков, прыснули сквозь кроны густых деревьев. Они быстро приобретали более желтый насыщенный цвет, краски становились яркими, а контуры более четкими. Я заварила чашку чая и села за столик на балконе, чтобы насладиться утренней прохладой в сочетании с горячим питьём, созерцая картину внешнего убранства, которое явно контрастировало с внутренним.

Вилла была роскошна, в тридцати метрах от моря. Больше всего места занимал белоснежный трехэтажный коттедж. На заднем дворе красовался бассейн с голубой водой, обрамленный белым кафелем, вокруг которого расставлены такого же цвета шезлонги. Рядом с бассейном, ближе к зданию, стоял железный белый стол на витиеватых ножках, с голубой прозрачной столешницей, под цвет воды в бассейне. Спереди коттеджа — газон густой, зеленой и подстриженной травы, в середине которого росла одна-единственная пальма, но она на столько была высокая и раскидистая, что тени от ее кроны хватало на весь дворик, исключая бассейн. По углам газона — метровые, изящно подстриженные деревца светло-зеленого оттенка, названия которых я не знала, а под ними красовались в разных позах цветные керамические гномы. Волшебная картинка! Мне не верилось, что это я здесь, в реальной жизни! Это не по телевизору про кого-то показывают, это происходит именно со мной. Уж для кого как складывается жизнь, но для меня — я попала в какое-то сказочное или райское местечко.

Переполненная чувствами от окружающего меня великолепия и под впечатлениями от ночной посиделки с действительно хорошими людьми, я задавала себе все тот же, мучавший меня вопрос: «Это он? Может быть, все-таки это он и есть? Ведь так всё красиво, гладко и здорово началось! Борислав мне симпатичен, культурен, успешен и обеспечен.» Мысли кружились в голове подобно ажурному плетению, вроде красиво, но в тоже время, так всё сложно и непонятно. Поток их постепенно прервал доносящийся откуда-то сбоку своеобразный шум. Я встала, облокотившись на перила балкона в поисках его источника, и обнаружила на заборе, разделяющем виллы, двух сидящих рядом глубей. Они активно махали крыльями, издавая гулкие хлопки, и семенили лапками, прижавшись друг к другу грудками, неожиданно взлетели и сели на перила метрах в пяти от меня. Я замерла и боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть прекрасные создания, но кажется, они не видели и не боялись ничего, так сильно были увлечены друг другом. Голубки продолжили хлопать крыльями и тереться грудками, а потом стали ворковать и прикладываться друг к другу клювиками, забавно наклоняя головки. Проделав весь этот ритуал на балконных перилах, переместились на ветки деревьев и совершали дальше свои любовные старания, да так одержимо, что веточки и листочки осыпались на землю. Этих два милых создания издавали такой шум, бьющимися крыльями в утренней тиши, что казалось они разбудят не только Борислава, но и всю округу. Теперь, после увиденного, мне стало абсолютно понятно выражение «трепетная любовь», я решила, что это знак, подтверждающий, что Борислав — это и есть он, мой суженый, уготованный Богом. Я глубоко и с наслаждением вдыхала свежесть утреннего воздуха, полная удовлетворения от своих домыслов, подтвержденных знаком всевышнего.

Перед работой, Борислав завез меня домой. Все еще спали, а я довольная и счастливая после таких необыкновенных событий, испытывала подъем внутренних и духовных сил, что кружилась голова. Сестра все-таки проснулась и строгим, но добрым голосом спросила:

— Ну, что, пришла, гулёна?

Я так обрадовалась, что она не спит, потому что страсть, как хотелось ей всё рассказать. Подскочила и примчалась на балкон, где спали они вместе с мужем летними ночами, уселась на пол со стороны ее кровати и принялась взахлёб вполголоса тараторить о том, как чудесно провела время, что видела, и что ощущала себя словно в сказке. Однако, как только я произнесла слово «вилла», она резко меня осекла:

— Ты была в Пере́ях?

Я обомлела от того, что мой тайный выезд за город, был раскрыт ею за какие-то пару минут.

Поменявшись в лице, поджала губы, и слегка выпучила на нее глаза, так как была ошеломлена и не знала, как себя вести дальше, потому что совершенно не могла предположить, что она вообще узнает о моем нарушении.

— А как ты это поняла? — осторожно поинтересовалась я, смотря на заспанное ее лицо, которое точно свидетельствовало о том, что слежка за мною ночью не велась, но… «Как она догадалась?» — досадовала мысленно я.

Поняв, что я точно нарушила запрет на выезд за город, Оливия начала мне читать морали. Я молчаливо внимала праведной оде, а совесть шептала: «Сама же виновата.» Еще немного потерпев, поняла, что не хочу больше это выслушивать, поэтому сказала:

— Ну, хватит уже, я же дома, всё нормально, что ты шумишь?

— Ладно, — согласилась она, — действительно, всё хорошо, — Ты вон какая счастливая.

И я отчаянно, с новой волной прилившего азарта, продолжила ей ведать своё душещипательное повествование.

Ну, а догадалась она, по двум причинам: первая — виллы в самих Салониках, являются архитектурными памятниками и в них, как правило, располагаются государственные учреждения; вторая — Пере́я — самый близкий пригород, в котором находилось сосредоточение современных вилл.

С Бориславом мы встретились всего два раза, так как на четвёртый день его отправили на военные сборы в Ла́рису (небольшой городок, южнее Салоников) и когда приедет — не известно. Он практически не появлялся даже на сайте и, уж тем более, не писал и не звонил мне. Таить надежду на продолжение было бессмысленно, так как он то ли застрял надолго на этих сборах, то ли уехал еще дальше, то ли просто не захотел дальнейших отношений, в общем, пропал, и я снова осталась одна, в статусе свободной женщины. Так закончилась вторая неделя, а у меня их было всего три.

Две трети моего отпуска позади, а самое главное — он, так и не найден. В какие-то мгновения я стала понимать, что это — моя мечта, видимо, уж очень хотелось его найти, и поэтому в мамины слова вложила то, что желала услышать больше всего, свой смысл и надежду. «Го-о-осподи, ну, какая же я наивная…» На досуге снова просиживала на сайте знакомств, так же шла бурная переписка, но изначального энтузиазма во мне уже не было. Мужчины продолжали сыпать комплименты, предлагали встречи, а я находилась в стадии начального разочарования, эмоционального выгорания и утопической модели моей будущей личной жизни, которая быстро прогрессировала.

Глава 4

Сандвич

Время шло неумолимо… И вот однажды, на сайте появилось сообщение от того самого художника в красной майке, чувственного и ранимого. Он задавал «дежурные» вопросы: «Как у тебя дела?», «Чем занимаешься?», но не забывал добавлять обращение «дорогая», это, конечно же, повысило мой интерес к происходящему. Стоит заметить, что у греков и некоторых других, «горячих» народов, такие обращения к противоположному полу, как «дорогая», «милая», «любовь моя», для нас имеющие достаточно глубокий смысл и употребляющиеся строго к человеку, которому ты действительно хочешь выразить свои чувства любви, преданности, дружбы, а у них это всего лишь слова-обращения, аналогичные нашим «девушка», «женщина» или даже «товарищ», «брат», что достаточно сильно сбивает подсознание, но мы не можем быстро перестроиться, продолжая реагировать эмоциями радости и возбуждения. Благодаря этому, у меня появилась толика энтузиазма, хотя осторожность и холодность присутствовали еще однозначно.

Я отвечала на все его вопросы, и вскоре он предложил снова увидеться. С другими встречаться не хотелось, хотя предложений было много, ну, а с художником…, с ним-то мы, по сути дела, знакомы две недели. Как я уже писала, каких-то чувств к нему возникнуть не успело, но он остался непознанным, словно процесс завис, а остаточные воспоминания о проведенных вместе часах, таили в себе приятные ощущения комфорта и спокойствия, исключая ситуацию с ночным клубом, но это было только небольшое разочарование, поэтому я согласилась встретиться вечером.

— Я подъеду к твоему дому, позвоню, хорошо? — закончил он переписку.

— Ок, — был мой ответ.

Я начала собираться! «Что одеть? Что одеть, чтобы выглядеть красивой? Или даже неотразимой! — мысли словно нотки-пиццикато стучали в голове. — Какое — нибудь красивое или, может, быть, даже вечернее платье! Не-е-ет, мы же поедем на мотоцикле, а он уж точно не для платьев — это, во-первых. Во-вторых, лето в этом году во всем мире холодное, а значит в Греции — прохладное. Ночи, хоть и теплые, но, если будем сидеть у моря или повыше поднимемся в горы, можно прозябнуть, и тогда толку от такой встречи мало, только и думай, как согреться», — рассуждала я вслух. Мы с сестрой принялись обдумывать наряд из всего гардероба, что был в нашем доме. С учетом жизненного опыта, и как истинные художники, отправляющиеся на встречу к художнику (она морально, я физически), со строгим учетом законов сочетаемости цвета и формы, приступили к мозговому штурму наших шкафов. В итоге были выбраны: белые брючки-капри; ажурная полупрозрачная бирюзовая маечка, связанная крючком; ярко-оранжевое трикотажное болеро и белые босоножки на платформе. Оранжевое пятно здесь добавляло яркости и тепла, а также хорошо сочеталось с цветом моих ногтей. Все самое необходимое сложили в белый меховой рюкзачок. Покрутившись перед зеркалом, обе сделали вывод, что выгляжу я великолепно и достаточно тепло!

Он позвонил. Оливия оглядела меня еще раз, кивнула в знак одобрения, и перекрестила перед выходом. Она всегда крестила всю свою семью. Дома у нас не было так принято, папа был в определенной степени атеист, увлекался другими духовными учениями и практиками, а мама уверовала только после смерти нашего старшего брата, покинувшего этот мир в возрасте двадцати пяти лет. Да это и понятно, так как становление их личностей и зрелость прошли при советской власти, когда все религиозное безжалостно отвергалось. Эдакое ежедневное «крещение» семьи, меня удивляло, и в какой-то мере, даже забавляло, потому что являлось ритуалом. Делать она это стала, уже довольно долго проживая в Греции — самой христианской стране мира. Дети перед каждым выходом из дома, подходили к ней и терпеливо ждали пока их перекрестит мама, но, а я позволяла себе иронизировать, вставая в очередь вместе с детьми, чтобы получить свой «крестик». Мы всей семьей смеялись, сестра же улыбалась, глядела на меня, глубоко вздыхала, но крестиком одаривала, приговаривая, что я глупышка, так как делаю это с иронией. А у меня был отпуск и все, что я желала — радоваться и наслаждаться, поэтому использовала любую возможность. Я так же позволяла себе кататься в сандалиях по полу супермаркетов, носить вызывающую короткую и полупрозрачную одежду, разговаривать громко на русском языке, привлекая внимание местных, и как вы уже знаете, встречаться с мужчинами — потенциальными женихами, отлично проводя с ними время.

— Ты, когда приезжаешь, становишься безбашенной, у тебя сносит крышу, — не зная как на это реагировать, подводила итоги моих пребываний в Греции сестра.

— Серьезной буду дома, там дурачиться не позволительно, — отвечала я. Она соглашалась с такой оправдательной позицией.

Приноровившись, я выскочила на улицу, по той самой винтовой лестнице. Уже стемнело, но город хорошо освещался и все было видно. Однако, найти мотоцикл среди несметного количества припаркованных автомобилей, которыми всегда были забиты улицы Салоников, задача не простая. Я поворачивала голову, разыскивая его, и, наконец-то, заметила на углу нашего дома статическую мужскую фигуру. Он сидел верхом на байке, упёршись в асфальт обеими стопами вытянутых ног, тем самым поддерживая равновесие. В позе его читалась определенная нервозность, которую выдавали руки, он всё не знал, куда их пристроить: то перекрещивал на груди, то брался за руль, то укладывал на бензобак. Я подошла, тоже испытывая смущение, ведь расстались мы странно и глупо, из-за его никчемной обиды. Улыбнулись, поздоровались, и я осознала, что смотрим мы друг на друга, как-то по-особенному. Этот взгляд можно было именовать магнетическим, потому что оторваться было почти невозможно. Преодолевая виноватое стеснение, сдавленными и тихими голосами начали диалог.

— Куда поедем? — первым спросил он.

— Не знаю, — ответила я.

— Что желаешь: погулять, посидеть в кафе, покататься на мотоцикле?

— Погулять, — не много поразмыслив, сказала я.

— А где будем гулять?

— По набережной.

— На набережной я бываю каждый день, ну, если ты хочешь, давай по набережной.

Он взялся за руль обеими руками, чуть наклонился корпусом вперед и предложил мне садиться сзади. Бегло осматривая пассажирское место за его спиною, мысленно комментировала свои действия: «Вот подножка, на нее я поставлю одну ногу, перекину вторую и сяду. А где ручка, за которую держаться? Может ее вообще не предусмотрели в конструкции, хотя навряд ли, она должна где-то быть!». Я стояла возле байка, лихорадочно обшаривая взглядом пространство вокруг сидения. Происходила уже длительная заминка, он слегка повернул голову, но ничего не сказал, терпеливо ожидая моего восседания на своего железного коня. Я начала движение, но глаза так и не находили заветной цели. «Ручки нет. Это небезопасно, я обязательно должна держаться» — не прыгали, а скакали галопом мысли в моей голове. Рисковать своим здоровьем, а, может быть, даже жизнью, в мои планы совсем не входило, но я уже села на свое место. Руки пару секунд висели как плети, но потом начали поспешно ощупывать сидение сзади, в надежде отыскать ручку, тщетно, нет ее! Затем началась аккуратная пальпация сидения спереди между ног. «Тоже нет, и значит, что? — спрашивала я сама у себя, — Значит, мне придется держаться за водителя? За не-е-го-о-о?» — до легкого помутнения осознала я происходящее, вернув руки в состояние плетей. Он же выдержанно ждал, пока я благоустроюсь. Сделав глубокий вдох, обычно дерзкая я, смогла только промямлить:

— А как держаться?

Он медленно повернулся ко мне, максимально на сколько мог, выдержанная улыбка изменила мимику лица и свидетельствовала о недоумении моей недогадливостью, а также явно ее владелец получал удовольствие от созерцаемой беспомощности и скромности, в таком простом-то деле.

— За меня, — с притаившимися нотками иронии в голосе, но уверенно и твердо сообщил он, явно готовый к такому вопросу.

— За… те-е-бя-я-я? — процедила я сквозь зубы, реально удивленным тоном, потому что до этого момента еще теплилась надежда, что ручка отыщется или уж он укажет мне на нее. Хоть и знали мы друг друга две недели, но в основном заочно, поэтому обнимать малознакомого мужчину, в мои планы тоже не входило.

Его тело приняло исходное положение, а я начала процесс пристраивания рук, как к объекту, за который надо держаться. Задача была поистине трудная. Вцепившись взглядом в спину, находящуюся передо мною, отыскивала наиболее приемлемый вариант. Неуверенными движениями, реально стесняясь, приложила ладони к его плечам, но тут же одернула назад, сцепив в замок. «Нет, не так держатся на байке за водителя. Тогда как? А-а-а, в фильмах видела, что девушки обнимают парня сзади за талию, — погружалась я в мыслительный процесс и действовала экспромтом. Перенесла руки к талии и… — Как взять-то его за эту талию? Бр-р-р, ну, что за интим на мотоцикле?» — недоумевала я. Ладони мои очень легко, впервые коснулись его боков, и так там и остались. Я сидела, как фарфоровая кукла, прижав локти к туловищу, не в силах сделать еще, хоть какое-то, телодвижение. Между нами оставалась небольшая дистанция и меня это вполне устраивало, так как я, почему-то, жутко смущалась. Он же, с удовольствием, каждой частичкою собственного тела воспринимал все мои телесные изыскания. Когда я замерла, понял, что сцена завершена:

— Всё? Могу трогаться?

— Да, — ответила я без энтузиазма, потому что словом «держаться» это было назвать очень сложно.

Одно движение ногой и мотор зарычал, рука придала газу, поворачивая ручку на руле, мотоцикл поехал по ночным городским улицам, везя на себе двух малознакомых, но интересующихся друг другом людей.

За мини-трагедией с ручкой последовала следующая. Безжалостный ветер в буквальном смысле срывал с меня одежду, так сильно она трепетала. Хорошо, что в основном была облегающей. А волосы… Потоки воздуха вздыбливали их в разные стороны и с разной силой, в зависимости от скорости, крена и поворотов байка. Они стояли торчком, то в форме шара, напоминающего одуванчик, то — ирокеза, якобы я адепт панк-культуры, то прилипали к голове, как будто их прилизали гелем. В общем, о прическе можно было забыть навсегда. «Вот так принцесса…, теперь ты будешь точно выглядеть самой неотразимой, в переносном значении этого слова», — вместе с мотоциклом летели мои ошалелые мысли. Ветер хлестал в лицо, я жмурила глаза, рефлекторно поворачивала голову, надеясь найти хоть какое-то ей положение, уменьшающее мои страдания. Казалось, что мы мчимся во весь опор и от ощущения расстройства я переходила к досаде, отчаянию и даже злости за происходящее. «Как его попросить ехать медленнее? Крикнуть можно, но он не расслышит, так как мы в транспортном потоке других байков и автомобилей, рычащих параллельно с нами, да и на нем-то шлем. Постучать по спине или еще лучше по шлему?

Чем стучать-то, руки заняты: ладони прижаты к его, а локти, к моим бокам. Отпустить даже одну руку на скорости — подобно потенциальному суициду.» Мой взгляд опустился на асфальт под колеса мотоцикла, и я с удивлением обнаружила, что движемся мы очень медленно, можно сказать, даже «ползем». «Ого…, — мелькнула мысль, — а когда на скорости по трассе? Вообще башку оторвет? Ужа-а-ас!» Я поняла, что едет он так медленно из-за меня, во-первых, я была без шлема, во-вторых, то, как я усаживалась на байк, искала ручку, и теперь держалась за его талию, выдерживая между нами дистанцию, выдавало во мне абсолютную неопытность в этом деле, а так же беспомощность в паре с неуверенностью.

В детстве у нас был мотоцикл «Урал», но сзади папы, конечно же, сидела мама, держалась за большую круглую ручку, обтянутую резиной, а мы — дети, ездили в люльке. Однако, когда он стоял без движения, весь принадлежал нам, куда мы там только не залезали и что только не трогали, и какие только па на нем не выделывали. По достижению нами возраста восьми лет, семейная мотоциклетная история завершилась, открыв эру автомобильной.

И тут мы достигли первого светофора с красным светом, как положено, он стал снижать скорость и тормозить, вот тут… и произошло самое впечатляющее: вследствие сил инерции, при торможении транспортного средства, тело продолжило движение вперед, и я начала скользить по кожаному сидению. Через пару секунд мои груди влипли в его спину, живот — в поясницу, а промежность касалась ягодиц. «Очуметь! Вот это сандвич!» Я не шевелилась, только сглотнула слюну, а кровь уже прихлынула к голове. Это был полный аут! После такого непреднамеренного слияния, мои ладони, продолжавшие покоиться на его боках, показались абсурдно, смешными с чертовски неуклюже растопыренными в стороны локтями, к тому же, это было очень неудобно. «М-да-а-а, его — то ничего не удивляет, он точно знал, что произойдет именно так, опытный!» Только мощный выплеск мужской энергии прокатился между слипшимися телами и, словно обжег нас, его сзади, меня спереди. Ощущая мои груди, живот и промежность, чуть ли не всем собственным телом, он был явно в восторге, сквозившем даже через спину. Мне только и оставалось, что выдавить из себя что-то подобное стону королевы и начать отодвигаться назад. Тут загорелся зеленый, и мы поехали дальше. Добравшись до набережной, немного покружили в поисках парковки, преодолели бордюр, въехав на неположенное место, и остановились у десятка других байков. В теплых странах, особенно в черте города, мотоцикл очень удобный вид транспорта, на нем можно проехать и припарковаться где угодно.

— Всё, можно вставать? — поинтересовалась я, как ни в чем не бывало.

— Да, — аналогично ответил он.

Я встала, потрясенная этой поездкой, где-то на глазном дне все еще мелькали фонари и рисунок асфальта, а за ними и мысли, когда мозг пытался разложить всю информацию по полочкам, что восприняли сенсоры. Ощущение было совсем не из приятных, поэтому я, на автомате подправив вздыбленные волосы в лирический беспорядок, стояла как вкопанная и тупо смотрела в пространство перед собой. Он привычным движением перекинул ногу, прикрепил шлем специальным проводом к рулю, ключиком закрыл бардачок под моим сидением, повернулся и только теперь посмотрел на меня. Его лицо сияло от радости, но отчаянно сдерживало обуревавшее чувство, которое могло сию секунду перейти в смех, однако позволить он себе этого не мог, и я лицезрела только учтивую улыбку.

— Ну, что идем? — спросил он.

В этот момент я увидела, что строптивый ветер запутал веревочки от бубенчиков на моем рюкзачке, также пережившего поездку на мотоцикле, и стала их распутывать. Он молча смотрел, нет не смотрел, он любовался нами: мною и бубенчиками. Я не поднимала глаз, как вдруг увидела его руки, аккуратно прикоснувшиеся к веревочкам, на секунду я остановилась, и когда он понял мое молчаливое согласие на принятие помощи, мы вместе продолжили этот процесс. «Господи, он так мил и заботлив, так мягки и аккуратны движения его рук. Он сам предлагает помощь, как и в прошлый раз, делая это ненавязчиво и тактично, словно опасаясь навредить ценному экспонату.» Уровень искренности был на столько высок, что отодвигало на задний план все негодования по мотоциклетной истории. И вдруг я ощутила, как в моем животе вспорхнула бабочка. Она была самая первая, я даже не успела ее «рассмотреть», взлетела, шелохнув во мне какое-то непередаваемое чувство, которое слишком сложно описать словами, а в груди, на уровне сердца, появился первый лепесток нежного бело-розового лотоса.

— Зайчик, — его слова вывели меня из состояния легкого транса.

— Что? — переспросила я удивленно, так как ничего похожего не находила, быстро оглядываясь вокруг.

— Зайчик, — повторил он.

— Что зайчик? — недоумевала я, пытаясь все-таки догадаться, что он имеет ввиду.

В руках он держал мой рюкзачок, веревочки от бубенчиков были уже полностью распутаны, и, поглаживая белый мех, повторил:

— Он как зайчик, белый и пушистый.

— А-а-а-а, — недоуменно протянула я, не понимая, в какой же момент рюкзак полностью перешел во владение его рук и покинул мои.

Наверное, я выглядела смешно, даже не смогла додуматься, что речь о рюкзаке, когда, вроде бы, это было так очевидно. Быстро встряхнувшись, отбросила смущение и переживание, так как совсем не стоило заморачиваться по таким мелочам, поблагодарила его за помощь и одела рюкзак на плечо. Мы отправились гулять по набережной. Их в Салониках две, новая — не́а парали́я, широкая и красивая, облагороженная современными дизайнерскими решениями, и старая — парали́я, узкая, представляющая собой бетонную дорогу метров в четыре-пять шириной вдоль берега моря.

Глава 5

Неа парали́я

Людей было очень много. Я-то бегаю по утрам, когда неа паралия полупустая, а вечером движущийся людской поток можно было сравнить с транспортным движением по автостраде, только гораздо медленнее. Особенность также его в том, что толпа не только «текла» в определенном направлении, но и многие покидали ее, покупая всякую мелочевку у лотков, что нарушало стройность движения, делая его неравномерным. Решив, что такая суета не для нас, мы стали удаляться ближе к ме́гаро, там было куда свободнее.

Как всегда, говорила я много, он в меру поддерживал диалог. Повествование было достаточно поверхностным: про впечатления о Греции, работу, родственников, проживающих здесь, и другое, а он с удовольствием и внимательно слушал, словно старался ничего не пропустить и осмыслить. В итоге я пропела припев из песни, которую накануне мы все вместе исполняли дома:

Яблоком солнце по небу катится,

Даст Господь, я тебе пригожусь,

Ты одна в моем сердце, красавица,

Жизнь моя, сарафанная Русь.

Я, конечно, совсем не вокалистка, голосок слабый, но не фальшивлю, поэтому пела с желанием и довольно неплохо. Затем, хотела еще что-нибудь исполнить, но кроме «В траве сидел кузнечик…», ничего вспомнить не могла, как отшибло память. Мне стало очень обидно, потому что я знала много небольших фрагментов из песен, особенно популярных припевов. Он же улыбался, смотрел на меня своими темно-карими, похожими на маслины, глазами, в которых блестели искорки, струилось наслаждение и любование происходящим.

И это могло только нравится, так как он не заморачивался на такой информационной ерунде, как сколько у меня детей, сколько им лет, сколько раз я была замужем, почему развелась, надолго ли я здесь, какие у меня родственники, кем работают они и кем работаю я, каков наш доход и другие, бесконечно «дежурные» вопросы, ответы на которые интересовали большинство потенциальных женихов. Я в этом видела то, что он просто наслаждается моментом бытия, воспринимая как факт ситуацию, которую ему подарила судьба. Вы можете сказать: «Только ему? А тебе нет?». А я отвечу вам так: «Осознание того, что он, видимо, понимал с самого начала, мне пришло гораздо позже.»

Мы прошли туда-сюда пару раз вдоль всей паралии, и усталость в ногах дала о себе знать. Решили присесть, но не нашли ни одной свободной лавки, однако поодаль стояли невысокие, покрытые мраморной плиткой ограждения, которые вполне подходили на роль лавочек, при полной-то загруженности людскими телами настоящих. Он сел и предложил мне сделать тоже самое, но я отказалась, так как была ночь и мрамор уже не отдавал тепло, а «высасывал» его из тела, ну, и там могло быть грязно, а на мне белые брюки.

— Садись ко мне, — вымолвил он.

После сандвича на мотоцикле, это предложение как из детского сада, и стесняться было бы абсурдно. Ко мне вернулась свойственная дерзость и я, откинув все сомнения, села боком к нему на колени, потому что тоже хотела ощущать его тело и чувствовать его энергию, которую уже успела чуточку вкусить на красном сигнале светофора.

Он уткнулся лбом в мое плечо, я тихонько болтала ногами, что позволяло немного разряжать обстановку, превращая ее в менее серьезную. Складывалось впечатление, словно он терпеливо ждал этого момента долгие годы, и вот теперь, получив то, что искал, позволил себе расслабиться и «вкушать», уткнувшись головой в желаемое. Я перестала двигаться, мне совсем не хотелось нарушать его идиллию. Всеми фибрами души, воспринимая происходящее, пыталась чувствовать то, что испытывает он и осознала, что ощущаю безумно приятное обволакивающее тепло. Наша прана уже медленно и синхронно кружилась в чакрах, соединяясь в одну спиралевидную молекулу ДНК, а феромоны наполняли мозг, лишая трезвости восприятия. Это были первые минуты счастья, осознание которых пришло мне гораздо позже. Сколько мы так просидели, не знаю, наверное, не долго, около получаса. Из-за отсутствия спинки у импровизированной лавочки, позы были очень неудобными, и моя спина начала стонать, тем самым прерывая беззвучную и уже общую идиллию.

— Может быть, поедем куда-то еще и поищем, где есть лавочки? А то, я устала от этой набережной, — каким-то разочарованным голосом спросила я.

— А куда? Сегодня выходной день и везде полно народа.

— Ну, я не знаю, ты же местный, подумай куда можно.

Посовещавшись, решили ехать к Ле́вкос Пи́ргос (Белой башне), которая также находилась на набережной, в самом центре Салоников. Мы отправились к тому месту, где оставили припаркованный мотоцикл. Имея чисто женский склад ума, я очень плохо разбираюсь в марках автомобилей, а уж в марках мотоциклов и подавно. Вся информация, которой я владела, могла уложиться в одно предложение: «Двухколесные транспортные средства, работающие на бензине.» К тому же, мотоциклы в моем регионе проживания, совсем не популярны, из-за довольно холодного климата. Подойдя к парковке, задалась вопросом: «И какой наш? — в голове лихорадочно заработал процесс воспоминания цвета и формы, потому что на марке мой мозг даже не сфокусировал внимание, такое мне было совсем не под силу. — А вот по цвету могу, черный с серым! Да-да, именно черный с серым. Ага, вот же он.» — заключила я и подошла к нему первой. Он, не спеша, продолжая движение прямо, с удивленным видом спросил:

— Что ты там делаешь?

— Как что? — недоумевая ответила я, — К мотоциклу подошла.

— Это не мой, — бросил он в мою сторону, абсолютно без улыбки, наверное, даже нахмурившись, в темноте особо не разглядела.

«Как не твой? — удивленно подумала я, пуще прежнего вглядываясь в очертания мотоциклов, стоящих на парковке. — Хм-м, они же все, как близнецы-братья одинаковые.»

Он шел дальше, приглашая меня следовать за ним.

— Мой припаркован вот там. Как ты могла подумать, что тот мотоцикл мой?

— Ну-у-у, он очень похож на твой, — извиняющимся тоном ответила я, потому что почувствовала его искреннюю обиду за мою ошибку.

— Тот плохой, — резюмировал он.

— Ц… о-о-о, Боги… — цокнула и вполголоса произнесла я.

Мы прошли еще тридцать метров. Для себя я отметила, что эта парковка ничем не отличается от предыдущей, а все мотоциклы похожи как лица чернокожих в темноте, но говорить ему об этом, конечно же, не стала, так как уже восприняла его тонкую обиду за не заценённый байк. Он просто не мог понять, что для опознания мотоцикла из массы подобных, мне сначала надо было провести ликбез (ликвидацию безграмотности) о характеристиках двухколесных транспортных средств, затем осуществить сравнительный анализ, и уж только потом, сделать умозаключение. С незаполненными информационными пустотами в голове, узнать его мотоцикл среди других, было просто невозможно, поэтому из всего происходящего, мною был сделан только один вывод: «Наверное, у него крутой байк!».

Усевшись на который, он спросил:

— Может ты будешь держаться крепче? Ехать долго.

— Хорошо, — ответила я и сцепила руки в замок вокруг его талии. По сути дела, заключив в свои объятия, поняла, что мне так благодатно и хорошо, даже хочется еще положить голову на спину, прижаться и полностью довериться, расслабленно наслаждаясь дорогой. Ветер опять вел себя агрессивно, разрывая одежду и раздувая волосы, но я уже была прикрыта его спиной и так сильно меня это не беспокоило.

Глава 6

Подарок судьбы

На старой набережной, возле Ле́вкос Пи́ргос, людей оказалось еще больше, чем на неа парали́и, так как она узкая и не вмещает всех желающих прогуляться после заката палящего южного солнца. В выходной день народу было так много, что молодежь сидела прям на асфальте. Бесчисленное количество торговых палаток, подсвеченных электрическими лампочками, таверн, кафе и ресторанов не имели свободных мест. Это было похоже на пчелиный улей. Немного прогулявшись, мы поняли, что лавочки здесь нам точно не найти, а перспектива сидеть на асфальте никак не прельщала, даже отталкивала. Мне хватило восседания на мраморном ограждении без спинки.

— А ты знаешь, где-то здесь рядом есть очень хороший парк, красивый и современный, с фонтаном, беседками и лавками. Мы с сестрой как-то в нем гуляли, нам понравилось. Пойдем туда?

Он позадавал уточняющие вопросы, понял, о чем речь, и мы отправились пешком. Парк располагался метрах в пятистах от паралии, в нем было абсолютно пусто, потому что всех притягивало море. Полная тишина, даже слышно стрекот цикад, аккуратные дорожки, деревья и огромное количество пустых лавочек были только в нашем распоряжении. Прогуливаясь, два художника, обращали внимание на особенности ландшафтного дизайна, рассматривали и обсуждали детали, я же еще сравнивала, что изменилось за три года, когда в последний раз здесь была.

Так потихоньку мы добрели в какой-то дальний угол, в котором стояли турники, неподалеку виднелось футбольное поле с воротами, а рядом беседка с лавочкой. «Какой-то скромный, но все же спортивный уголок», — подумалось мне. Он, недолго думая, подошел к турнику, подпрыгнул и ухватился за перекладину, повисев, хотел уже спрыгивать, как я запричитала, что надо обязательно подтянуться, но он уже стоял на земле. Тогда я произнесла тираду о том, как мой зять накануне сделал это десять раз, что мужчина должен уметь подтягиваться, а сможет ли он, хотя бы как зять, раз десять? Он внимательно слушал, не перебивал, потом повернулся к турнику, потер руки, подпрыгнул, ухватился и начал подтягиваться. Моей радости не было предела. Я громко и весело считала: «Раз, два, три…., деся-я-ять!». Окончив, спрыгнул, я захлопала в ладоши, выкрикивая слова: «Браво! Молодец!», — продолжая улюлюкать от радости. Я была не просто довольна, меня наполняло за него чувство гордости, потому что он не постеснялся продемонстрировать мне не только свою физическую силу, но и духовную, не спасовав и выполнив мое предложение. Он мне нравился все больше. Приходило осознание, что все, что он делает, мне в определенной степени приятно. Наши мысли, ощущения, желания и чувства совпадают, и этот симбиоз доставляет поистине удовольствие.

Как сейчас, так и в будущем, он давал мне возможность делать все, что я вздумаю, при этом внимательно наблюдал, считывая информацию: каждое движение, шаг, мимика, слово, умело или неумело совершенные, впитывались им словно утоляя жажду, и приносили только факт довольного познания меня. Крайне редко бывает, когда тобой любуются, принимают и наслаждаются только потому, что ты просто живешь на белом свете. Этим я была очень довольна, и сама того не понимая, сделала первый шаг к нирване.

Сели на лавку, но прежде я ее протерла салфеткой, и не зря. Он обнял меня за плечи, посидев так некоторое время, повернулся и нежно одарил мягким поцелуем. Я застыла в неподвижности, верхние и нижние чакры закружились, опьяняя сознание и сковывая мышцы, само тело дало ему понять мое молчаливое согласие на продолжение. Он, воспользовавшись этим, стал осыпать меня нежными поцелуями. Какое же это было упоение! С лица переходил к шее, потом возвращался обратно, покрывая чудесными прикосновениями каждый сантиметр чувствительной кожи. Его страсть нарастала, мне казалось, что он входит в раж, и это начинало беспокоить. Осторожно отодвигая лямочки маечки, процеловывал плечи и декольте, затем возвращал их на место. Глубочайшему наслаждению мешала его щетина, приводящая мой ум к трезвости восприятия, которая периодически неприятно и даже болезненно шкрябала. Не выдержав, я все же попросила его быть поаккуратнее. Он выслушал, любовно глядя на мое лицо, и предложил сесть к себе на колени. Я это сделала и поцелуи стали еще страстнее.

Через определенное время, по прошлому жизненному опыту, полным ходом должны были уже запуститься в работу руки, лезущие, куда им вздумается, но не тут-то было. Эти руки безупречно контролировались хозяином, что не могло не удивлять и держало определенную интригу. Вскоре они вышли из-под жесткого контроля, пробравшись под лиф. Поцелуи, следуя за руками, тоже стали опускаться ниже. Не смотря на обуревавшую его страсть, руки полного контроля не лишились, заветная черта, определяющая путь до самого сокровенного, нарушена так и не была. Это было блаженство!

Когда сцена с поцелуями явно затянулась и стала появляться толика привыкания, он, с прерывающимся от возбуждения дыханием, вдруг прошептал:

— Проведи эту ночь со мной. Подари мне себя сегодня.

Первая-то фраза мне была давно знакома и могла бы вызвать, если уж согласие, то в большей степени по принуждению, но вторая, которую я слышала впервые от мужчины, вызвала легкое помутнее, словно ударило в голову мысленным потоком, которому не было до этого места в голове. Я не верила своим ушам, современный мужчина, не позволяет себе перейти заветную черту, спрашивает разрешения провести ночь с женщиной, и бархатно-ласково просит подарить себя ему, как самый желаемый и долгожданный подарок. Про-о-сит, не требует, не берет нахрапом, а про-о-осит! Большинство других, как правило, считают это святой обязанностью женщины только за то, что она сама же пришла к нему на свидание, а уж если он ее покатал на авто или покормил в ресторане, то отказ от интима воспринимается ими, как унижение.

Мало того, что он уже посчитал меня подарком судьбы, так еще и не торопится его распаковывать, нежно и ласково, наслаждается процессом и каждой дозволенной клеточкой, предвкушая самый смак. Я была сильно впечатлена, это было так благородно и красиво, как будто он, подобно святому или ангелу, снизошел с небес, не хватало только крылышек для полного образа. Отказывать ему совсем не хотелось, я так же жаждала продолжения столь чудесного начала, но мучавшая меня совесть, упорно напоминала, что соглашаться с первого раза ни в коем случае нельзя. «О-о-ох, ну, что же мне делать, ну, как же мне быть? — параллельно с потоком страсти, кружились в голове мысли. Две волны словно боролись друг с другом, кто кого победит и завладеет мозгом хозяйки. Особенно было стыдно сразу говорить „да“ после его сдерживаемых рук. — У него такой самоконтроль жесткий, а ты плывешь как клей из тюбика, совсем не подстать ему, — рассуждала я про себя, поэтому в ответ стала мямлить что-то среднее, между „да“ и „нет“, не отказываясь, но и не соглашаясь.»

Насидевшись в страстных объятиях на лавочке, мы посмотрели на часы, которые показывали два ночи. Очень поздно, но спать нам совсем не хотелось, а вот перекусить — еще как. Мы отправились из парка к Ле́вкос Пи́ргос, в надежде что-то покушать в стоящих там бесчисленных кафе и ресторанах, которые, по нашему мнению, должны были работать. Шли по дороге, держась за руки.

С этого момента моя рука всегда была в его руке, он держал ее крепко, но нежно, постоянно перебирая и поглаживая пальчики, и выпускал, только когда была на то особая необходимость, например, вести мотоцикл или расплачиваться в кафе. Такая тактильная близость усиливала ощущение взаимопонимания и искренности отношений, и я сама, того тогда еще не ведая, уже уверенно двигалась по дороге к нирване.

С каждыми проведенными вместе минутами, в животе взлетали новые бабочки, ультрамаринового цвета, крылышки которых переливались под солнцем голубыми блестящими гранями, а лепестки бело-розового лотоса в груди постепенно приобретали очертание бутона.

С боку от Ле́вкос Пи́ргос был ресторанчик. Поднявшись на второй этаж этого заведения, часть которого представляла собой открытую веранду, и заглянув внутрь, увидели необычное зрелище — пары, танцующие в полумраке румбу. Женщины одеты в бальные платья с пышными книзу юбками до пола, а мужчины — во фраках или пиджаках с бабочками. Совсем небольшой танцпол не вмещал всех желающих, поэтому многие сидели за столиками, видимо ожидая своей очереди, когда две пары танцевали. Он переговорил с официантом, и тот поведал, что ресторан уже закрывается, ждут только, когда дотанцуют пары. «Как жаль, — подумалось мне, — Как же это здорово, я бы лучше посидела в ресторане и посмотрела на этих любителей бальных танцев, исполняющих румбу, вальс, слоуфокс. Это ведь не конкурс, а клуб по интересам. Мне даже стало чуточку обидно, что вместо того, чтобы оказаться здесь, мы потратили время на лавочке в парке. „Лавочку-то“ можно, как повторить, так и отложить, а вот бальные танцы в ресторане, уже точно не повторятся и не просмотрятся, ну, ничего уже не поделаешь.»

Мы ушли, голод требовал удовлетворения, поэтому накупили съедобной всячины в ночном пери́птеро (киоске), подзаправились, и пора бы было закругляться нам с прогулкой. Время летело чрезвычайно быстро, стрелки перевалили уже за три часа ночи, но по домам явно никто из нас не хотел. Интуитивно пошли к парковке. Добравшись до мотоцикла, остановились. Он помедлил, прежде чем сесть на него, повернулся ко мне, взглянул масляным взглядом и выдавил в последний раз:

— Домой или в гостиницу?