Бесплатный фрагмент - И жили старик со старухой у самого синего моря

Предисловие

Приветствую тебя, мой дорогой читатель. Ты держишь в руках первую книгу, написанную мной. И ты можешь, как минимум, прочитать её. А как максимум, прочитав, спросить :

— А продолжение будет?

Я живу в уральском промышленном городе. И горы — вокруг. Они кажутся невысокими. Но на самом деле они все ж достигают облаков, красивые и древние.

В одной из сказок Герой отправляется к Хозяйке Медной Горы, встречается с ней и видит её такую, какой бы она хотела быть. Возвращается с подарками и помнит её долгие годы…

Другие горы есть в сказках. Чертог Кощея стоит на высокой, мрачной скале среди пустынного горного массива, горы у самого синего моря и горы у тёплого Энейского моря…

Герои тоже разные. Обычные люди и сказочные существа. Они встречаются и сдруживаются, как Иван и Амур, Молчиша и Говориша, Солнцедара и Девы — Лебеди… А ещё они влюбляются и, несмотря на полную противоположность, создают пары: Амур и Яга, Счеташа и Горлица, кот Баюн и леди Википедия…

Они путешествуют в тридесятое государство и морскую пучину. Они летают под облаками и поднимают в небо бескрылых. Встают на сноуборд. Повелевают ветрами и волнами. Становятся знаменитыми на весь мир как Умниша, Красава и Хитриша, но помнят о своих корнях.

Всех их я люблю. Потому как в каждом из них, без исключения, частичка моего сердца и моей души, моих желаний и моих устремлений, моих надежд и моих потерь…

Здесь я хочу выразить огромную благодарность моей семье, которая все то время, что я училась и писала сказки, поддерживала меня, верила в меня и ждала результата.

Я благодарю девочек моего потока. Их радость, подсказки, замечания и предложения оказались весьма важны и ценны для меня. Девочки, благодарю вас. Это замечательно, что вы появились в моей жизни.

Я благодарю руководителей Со — Творения Стукову Наталью Михайловну и Юсупова Салавата Даниловича за возможность прикоснуться к тайнам сказок, взглянуть на себя и других по иному и, воспользовавшись полученными знаниями, написать первую книгу. Благодарю так же за возможность выпуска и распространения этой книги.

Дорогой мой читатель, переворачивай же скорее первую страницу. И прочти все то, что я написала для тебя.

Неждана и морской царь

В некотором царстве, в некотором государстве, у самого синего моря жили-были Старик со Старухой.

Жили они тридцать лет и три годочка.

И росли у них два рыжих сыночка.

И хотя помогали в хозяйстве оба сыночка,

Хотелось Старухе плести косу маленькой дочке.

Долго молили богов старики о подарке.

Сеял Старик пашню семенем жарким.

Ждали девчушку под солнышком жарким.

И дождались…

Девочку с золотистыми волосами и синими-синими глазами. Назвали Старик со Старухой её Нежданой. Расчесывала Старуха волосы дочке старинным деревянным гребнем. И плела ей косички. И рассказывала сказки. Росла девочка не по дням, а по часам. Играла жёлтым песком. Бегала по набегающим волнам, топоча маленькими ножками по теплому морскому берегу.

Шло время. Пришла пора девочке учиться житейской мудрости — вести хозяйство, прясть, ткать, шить-вышивать. Неждана училась прилежно, постигая мудрость вековую. И кашу варила рассыпчатую, хлеба пекла духовитые, нить пряла тонкую да ровную. Ткала лен, да так, что было льняное полотно прохладным в жару и тёплым в зимнюю пору. А чудесные вышивки, что выходили из под её руки, завораживали взгляд тонкой красотой и изящной простотой. Слава о рукодельнице разнеслась далекО-далЕко. И заказывали вышивку у неё люди знатные и богатые. Даже у царя с царицей была на царском столе невиданной красоты скатерть работы Неждановой.

Радовались Старик со Старухой дочке своей. Красавица-умница-с руками золотыми-ясным взором. Братья старшие — Прямиша и Кривиша — тоже души не чаяли в сестре младшенькой. Баловали да подарочки привозили из поездок торговых. Талантов, правда, у них особых не было. Хотя и головы на плечах имелись, и руки из нужного места росли, но постоянно ссорились между собой. Прямиша утверждал, что дорога всегда прямой должна быть. А Кривиша предлагал — и сюда по дороге заехать, и там посмотреть… Авось чего дельного да нужного углядят-узнают. И в итоге до базара стольного града они добирались, но заодно и в деревни и городки заезжали. Прямишу такие задержки не нравились, а Кривиша только успевал новое на ус наматывать.

Но хозяйство у семьи было справное да крепкое. Дом добротный, скотина да птица разная в хлеву имелась. Сад большой урожай родил исправно каждый год. Море позволяло Старику ловить полную сеть рыбы всякой. А Старуха обихаживала дом, хозяйство, мужа и детей. На все хватало у неё умения, сил и времени. Так и жили…

Но однажды налетел с моря сильный ветер. Гнал волну большую, гнул деревья в саду, срывал крышу с дома. Вспомнила Неждана, что лежало во дворе полотно её льняное, где солнышко ясное выбеливало его до снежной белизны. Выскочила девушка на улицу, стала собирать ткань тонкую, как подхватил Неждану ветер и унёс в даль морскую. И тут же волна успокоилась, откатилась с берега.

Загоревали Старик со Старухой. Звали они доченьку, стоя на берегу. Высматривали ее в пене волн морских. Но не было Нежданы на поверхности моря синего.

Вскоре вернулись сыновья из стольного града. Привезли товаров да подарков. А тут горе горькое… Стали они думать — как и где искать сестру любимую да домой её возвращать. Прямиша предложил выйти в синее море да пытаться сетью выловить Неждану. Кривиша же уговаривал идти берегом и спрашивать у встречных-поперечных, может кто видел-слышал и расскажет об этом. Спорили братья, спорили… Голоса сорвали до хрипоты… Да так и не придумали…

Надоело Старику слушать крики сыновей. Дал он им сеть свою. Сеть то непростая была. Позволяла она не только рыбу ловить, а и то, что хочешь. Что задумаешь, то и поймаешь. Но потом удержать нужно в руках улов свой. Иначе потеряешь и улов, и то, что тебе ещё неведомо. Подивились братья такому чуду. Не знали они о нем, не ведали…

Собрала Старуха сыновьям в путь котомку с припасами. Положила семь хлебов железных да яблок из сада. Ещё дала она им гребешок резной, коим волосы расчесывала маленькой Неждане. Строго-настрого наказала Неждане передать. Сказала, что знает дочка, что с ним делать… С тем братья и отправились в путь.

Долго ли, коротко ли шли, братья не считали. Шли по берегу морскому, заходили в городки и деревеньки, что по дороге встречали. Спрашивали про сестрицу свою Неждану. Но никто её глазом не видывал, слыхом не слыхивал. Руками разводили люди и ничем помочь не могли.

Шли братья по берегу не один день, по хлебу железном сгрызли. Все яблоки съели. И решили испытать сеть отцовскую. Стали они думать, чтобы такого загадать, чтобы потом в руках удержать. Спорили они, спорили.. Так со спорами и бросили сеть в море. А когда вытащили, увидели они в сети запутавшегося бесенка. Переглянулись братья. Кто из них в споре бесово отродье упомянул? Уже и не понять… Да и не важно уже. Потому что вот он — бесенок. В сети барахтается, выбраться пытается. Почесали братья затылки. Делать нечего, стали они сеть распутывать. А как распутали, бесенок вздумал бежать. Хотел его Прямиша за ухо схватить да промахнулся. Укололся за рожок и руку отдернул. Обрадовался бесенок и в сторону скакнуть хотел… Ан нет… Кривиша успел ногой на хвост бесячий наступить. Прыгает-скачет бесенок вокруг своего хвоста и кричит обиженно:

— Ааа! Нечестно это! Вы руками держать должны! Отпустите меня немедля!

— Так кто тебя держит, бесовское отродье? Хочешь идти — иди! — смеётся Кривиша.

— Не могу! — кричит бесенок. — Меня нога держит! Убери её и я уйду!

— Эээ, нет, дружок. — отвечает ему Кривиша. — Уйдёшь, когда мы отпусти тебя. А отпустим мы тебя, когда откупного нам дашь. Так что предлагай нам то, что можешь предложить… А мы подумаем…

— Нет у меня ничего! — опять кричит-надрывается бесенок.

— На нет и суда нет. — отвечает тогда Кривиша. — Тогда без хвоста останешься, когда он от твоих кренделей отвалится.

Достал из кармана кулёк с семечками. И стали братья семечки лузгать, шелуху сплевывать, байки-анекдоты травить да на бесенка не смотреть.

Бесился тот, бесился да и притомился. Вздохнул тогда и говорит:

— Есть у меня дудочка. Она кого хочешь плясать заставит. Хотите — берите…

— Дудочка, говоришь? Отчего же не взять?.. Самим ноги размять да народ потешить…

Обрадовался бесенок, достал из мехового кармашка дудочку и отдал Кривише. Тот рассмотрел её внимательно. Ничего сложного нет. Дуй с одного конца да дырочки пальцами закрывай.

— Берём дудочку? — спросил Прямиша.

— Берём. Она — простенькая. Играть на ней — много ума не надо. — ответил Кривиша.

Снова обрадовался бесенок. И хотел удрать, когда Кривиша ногу с хвоста бесячего убрал. Да не успел.. Хитрый Кривиша успел другой ногой на хвост наступить.

— Ааа! Больно же! — взвыл бесенок.

— А расскажи ка нам, бесовское отродье, как добраться до царя морского. Есть у нас к нему пара-тройка вопросов…

— Как… Как… У вас же сеть есть. По ней и идите…

— По сети? Обмануть хочешь, бесовское отродье? — нахмурился Прямиша. — Так мы сейчас тебе и рога обломаем, и хвост выдернем…

— Погоди, братишка. Успеешь ещё хвостов надергать… Пусть сначала скажет — как по сети идти. Тогда и мы пойдём, и он — пойдёт… Правда же, малыш? — ласково спросил Кривиша.

— Ага… — вздохнул бесенок и стал рассказывать. — Сеть у вас не простая. Когда-то владел ею морской царь. По молодости да по глупости попал он в сети Старика, во время урагана невиданной силы. Когда Старик его нашёл, запутавшегося в его сети, то пожалел. Разрезал путы и выпустил царя на свободу. Царь то вначале уплыл. А потом вернулся с подарком. Взамен испорченной сети подарил старику вот эту сеть. Сказал, что старик теперь всегда с богатым уловом будет. А если загадать, то и загаданное поймает. Главное условие — руками удержать… Или ногами… — поглядев на свой многострадальный хвост, добавил бесенок.

— Вот видишь, какие ты сказки рассказывать умеешь… — опять ласково сказал Кривиша. — А идти то по сети как?

— Вам нужно бросить сеть в море и пожелать, чтобы она отвела к морскому царю. Сеть станет мостом. И по нему вы сможете придти к царю.

— Сейчас проверим… Если правду сказал, то отпустим. А если — нет, то Прямиша давно уже хочет тебе рога и хвост попортить…

Бросил Прямиша сеть в воду и пожелал дорогу к морскому царю, как и говорил бесенок. Глядят братья, а и впрямь мост появился. Прямиша спустился на мост. Сделал два шага туда, потом два шага оттуда. Мост, хоть и сетчатый, прогибался под ногами, но держал.

— А вправду, держит мост. — сказал Прямиша. — Пружинит, да это не страшно. Отпускай благодетеля нашего…

Кривиша убрал ногу с хвоста бесенка и тот поспешил убраться побыстрее неведомо куда.

Пошли братья по сетчатому мосту прямо вглубь синего моря. Шли они вперёд и вниз. И вскоре дошли до подводной горы. В той горе была огромная пещера. Зашли в неё братья и стали оглядываться. Видят — сидит их сестрица и вышивает на полотне своём. Светят ей рыбы диковинные. Иглы она берет у морских ежей и не колется об них. А нитями ей служат спряденные водоросли разных цветов. И вроде красивый рисунок получается у Нежданы, да только сама она не весела. Песен не поёт, сказок не говорит.

— Братики мои дорогие! — вскрикнула Неждана, подняв глаза от рукоделия. — Откуда вы взялись на погибель свою?

— Сейчас явится чудище — морской царь, и съест вас. Уходите, пока не поздно.

— Тебя заберём и пойдём. Мать все глаза проплакала, тебя выглядывая.

— ФуФуФу! — раздалось от входа пещеры. — Человеческим духом пахнет. Обед сам в гости пожаловал.

— Эээ, нет, придётся тебе на голодный желудок поплясать… — ответил морскому царю Кривиша и достал дудочку. Заиграл он. Но так как никогда прежде не держал в руках музыкальных инструментов, то напоминала его музыка визг ржавой пилы, вой волка на луну, скрежет и лязг одновременно. Бедного царя начало корежить от этих звуков и мотать во все стороны. Закричал царь, но плясать начал. Плясал он долго. Наконец взмолилось чудище:

— Прекрати играть на своей ужасной дудке. У меня от этой какофонии перепонки на лапах лопаются, мозги в узелок завязываются, кровь стылая в жилах в лёд превращается.

— Прекрати играть, человек. — продолжал уговаривать царь морской. Видимо, не по вкусу была морскому царю кривишина игра. — Я отдам все свои богатства. Только уйдите отсюда со своей ужасной дудкой.

— Не нужны нам твои богатства, чудище морское. Заберём мы сестрицу и с ней уйдём. Ибо силой да без родительского позволения ты её из дома умыкнул.

— А чтобы неповадно тебе было впредь людям добрым злодейства творить, после нашего ухода ты ещё полдня и полночи плясать будешь.

— Не надо, люди добрые… — взмолился царь морской, по прежнему отплясывая. — Не хотите богатств, возьмите хоть рыбку золотую. Она ваши желания исполнять будет…

— Добро, давай рыбку золотую! Не будешь плясать полдня и полночи.

На том и порешили. Кривиша играть перестал. Царь морской без сил свалился. Вручили братья Неждане гребень, что мать передала. Прямиша рыбку золотую в сосуд диковинный поместил и за пазуху спрятал.

Пустились братья с сестрой в обратный путь. Шли они назад и наверх. А сеть за ними сворачивалась. И вот уже вода над ними посветлела да солнышко стало видать. Да только услышала Неждана, что заволновалось за ними море. Стали слышны звуки погони. Знать, оклемался царь морской и бросился за ними, чтобы отомстить братьям за пляску скоморошечью.

Заторопились братья с сестрой. Шагу прибавили. А погоня — все ближе. А море — все сильнее волнуется. Подхватили братья Неждану под руки и побежали. Вот уже совсем близко поверхность моря да бежать по сетчатому мосту неудобно. Пружинит мост, раскачивается. А погоня уже за спиной. Вот-вот схватит их вероломный морской царь.

Не хотела Неждана резной гребень использовать. Думала — успеют они до земли-матушки добраться. Гребень тот непростым был. Да видно — не судьба…

Приотстала от братьев Неждана. Бросила за спину материн гребень. И поднялся за спиной лес густой да высокий. Закрыл дорогу царю морскому. Смогли убежать братья с сестрой. Добрались до берега. Ступили на песок жёлтый под небом синим, облаками белыми да солнышком ясным.

Вернулись домой братья живые и невредимые. И сестрицу вернули. А старики уж совсем не чаяли детей своих дождаться. А тут радость такая… Всплакнула Старуха. И Старик уронил скупую слезу.

А золотую рыбку Прямиша отпустил в воды моря синего. Захирела рыбка в диковинном сосуде, золото — потускнело, блеск — пропал. Видно, нужен всякой твари простор и свобода для жизни. Вот и отпустил Прямиша рыбку. Пусть живёт.

В благодарность устроила рыбка золотая пир на весь мир. Столы ломились от яств заморских. Собрались за теми столами все те, кого знали, кого встречали, с кем говорили братья, когда сестрицу искали. На том пиру нашли братья своих суженых. В один день свадьбы сыграли. В один день детки у братьев родились. Вот уж радость Старику со Старухой была — внуков няньчить.

А когда сынок Кривишин на дудочке играть выучился, то и вовсе хорошо стало. Все живое слушалось волшебной музыки. И служило людям во благо.

А Неждана, которая научилась в неволе новым умениям в рукоделии, и вовсе известной мастерицей стала. Из далёких далей к ней люди приезжали. Да за искусную работу звонким золотом платили.

А когда Неждана замуж вышла за парня хорошего, ювелирных дел мастера, то все царство гуляло на свадьбе той.

И я там была.

Мед-пиво пила.

На губах пиво горчило,

А в рот — не попало.

Ивашка и малахит — камень

В некотором царстве, в некотором государстве, у самого синего моря жил и здравствовал купец именитый — любитель путешествовать в дальние края-заморские страны Кривиша. В одной из своих поездок узнал он новость удивительную. Что есть где то за степями, за лесами, в Уральских горах камень красоты удивительной. И что камень этот даёт женщине — владелице здоровье несокрушимое, спокойствие душевное и защиту от напасти всяческой.

А у Кривиши жена была больна болезнью непонятною. Вроде бы и здорова, но лицом — бледна, телом — худа, глазами — без задора, а к жизни — без интереса… Лекари знаменитые руками разводили и ничем помочь не могли. И хотел Кривиша тем камнем полечить жену любимую. Вновь хотел услышать смех её звонкий да увидеть на щеках её румяных ямочки…

Было у купца три сына. Двое-то взрослые совсем, а младший — семилетка. Старшие братья сами попросились в путь за камнем отправиться. И, благословение получив, пошли к Уральским горам.

Много ли времени прошло, мало ли, но не было вестей от братьев старших купцу именитому. Не было и братьев…

Запросился тогда в путь-дорогу сын младшенький. Долго противился купец просьбам малого. Но поглядев однажды на жену любимую, на глаза её застывшие, согласие и благословение все ж дал…

Надел Ивашка сапоги железные, в котомку заплечную — каравай да орехов каленых положил, за пояс — дудочку, что от отца досталась и на которой он сызмальства играть умел искусно, засунул.

Шёл Ивашка степями бескрайними, дивился простору и красоте цветов степных. Добрался до лесов вековых и там много чего удивительного узрел, так непохожего на то, что дома оставил. Шёл Ивашка, сапоги изнашивал, хлеб грыз да орешки щелкал. Вот уже и леса за спиной остались.. Теперь — до гор добраться и камень-малахит целебный для матушки добыть осталось…

Смотрит Ивашка — перед ним избушка стоит. Не простая та избушка, а на курьих ножках. И к нему — задом повернута.

— Стань, избушка, ко мне — передом, а к горам — задом… — проговорил Ивашка.

Почесала избушка одной куриной ножкой об другую и осталась стоять, как стояла.

— Повернись, избушка, ко мне — передом, а к горам — задом… — уже скомандовал Ивашка. Но опять осталась стоять избушка, как стояла. Только другой куриной ножкой почесала первую…

Рассердился Ивашка, достал дудочку свою. Да заиграл плясовую, весёлую да удалую. Затряслась избушка, заподпрыгивала. Ножками коленца — откидывать начала. Веселее стал играть Ивашка на дудочке. Веселее стала плясать избушка да выше подпрыгивать. А Ивашка — продолжает дудеть… А избушка — продолжает плясать…

— Ой да перестань уже играть, мил человек… — закудахтала избушка. — Довольно я косточки свои размяла. Сто лет стояла, никто меня повернуться заставить не мог… Достоялась… Сама повернуться хочу, посмотреть на храбреца… Довольно игры… Повернусь к тебе — передом, к горам — задом…

Только тогда убрал от губ дудочку Ивашка, как, кряхтя и ноги подкидывая, повернулась избушка передом. Узрел храбрец на крыльце старушку древнюю, которая, вцепившись в ступеньки, на крылечке валялась. А рядом с ней валялся распластанный чёрный кот…

— Что же ты, хозяюшка, гостя не привечаешь? — вскричал храбрец, опустив дудочку. — Али люди лихие напугали вас, а вы и напугалися? А затем и затворилися?

— Да были тут, почитай недавно, молодцев двое захожих… Все кричали — ругались. Требовали и то, и это… Ну и отправили мы их… куда подальше… А сами — плюнули на всех и повернулись… задом…

— А отправили то куда?

— Да к лешему… — пояснила старушка, уже спокойно сидящая на ступеньке крылечка. — А ты, мил человек, куда путь держишь? Дело пытаешь или от дела лытаешь?

— Я, бабуся, не знаю вашего имени, иду к горам Уральским… Есть у меня к ним интерес особый…

— Баба Яга меня зовут, Костяная Нога. — зарумянилась бабуся.

— Да какая ж вы Баба Яга? Если только Бабуся Ягуся… И ноги вполне себе, симпатичные такие, ровные-стройные…

— Да я гляжу, ты, молодец, — великий знаток женских ножек… — вдруг рассмеялась Бабуся Ягуся. И смех её был молодым и звонким…

— Проходи, добрый молодец, в дом. Потешил ты меня. Будет тебе и банька жаркая, и угощение знатное, и постель мягкая… — певуче, а совсем не скрипуче, сказала Яга и распахнула дверь…

Прыгнул Ивашка на крыльцо высокое, зашёл в сени просторные, да и подивился. Изнутри то не избушка деревянна оказалась, а палаты каменны. На полу узор диковинный выложен. На полу узорчатом — ковры мягкущие. А свет идёт от витых, кованых канделябров, на 100 свечей каждый…

— Это каслинское литье… — пояснила Яга, заметив интерес гостя к светильникам. — Чугунное… В Уральских горах не только камни добывают, но и металлы.. А умельцев, которые железные да чугунные кружева плетут, только здесь и найти можно… — услышал Ивашка за спиной молодой голос. Оглянулся, мать честна, стояла за его спиной красавица, да такая, что ни словом сказать, ни пером описать… И только по мудрости вековой во взгляде понял парень, что это все та же, да не та, Яга стоит. Удивился Ивашка, но виду не подал. Успел взять себя в руки да челюсть отвалившуюся было на место вернуть.

Банька и впрямь была — жаркой, угощение — знатным, а постель — мягкой. Только чёрный кот, разбудивший Ивашку утром, был чем то недоволен и шипел, топорща усы. Пока Яга готовила завтрак и накрывала на стол, Ивашка вышел на крыльцо да оглядел взглядом мужицким хозяйство ягинино. Спросил, есть ли какой инструмент плотницкий?..

— Как нет? Конечно, есть… — ответила хозяйственная Яга, показав Ивашке мастерскую. Чего там только не было… Но ведь молодцу все и не надо… Взял нужное, осмотрел внимательно и пошел плотничать-хозяйничать. Ступеньки у крыльца — поправил, перильца — укрепил. Дверь скрипучую смазал и перестала дверь быть скрипучей. Избушка, видя такое обхождение, присела на землю по-турецки и Ивашка заодно и ставенки проверил-смазал. На крышу слазил, там посмотрел-починил что-то. В общем, не избушка болючая, а игрушка — весёлая и нарядная. Кот чёрный сначала мяукал недовольно, но потом смилостивился и даже об ногу Ивашкину довольно потерся…

— Аппетит то нагулял али ещё что найдёшь, что поделать? — спросила Яга, выходя на крепкое крылечко.

— Сей момент… Руки вымою, лицо ополосну водичкой колодезной и приду… — ответил довольный молодец.

Позавтракал Ивашка с удовольствием. И впрямь, аппетит нагулялся. После завтрака Яга достала из сундука кованного клубочек серенький.

— Для чего мне эта безделица? — удивился молодец. — Он по вашей части, женской…

— Не безделица то, а проводник твой к горам Уральским. А в горах тех — к Медной горе, где Хозяйка живёт. Там же ты камень-малахит добыть сможешь. Немного тебе его нужно.

— Откуда про камень знаешь? Я про него ни словечка ни промолвил… — сразу построжал парень.

— Я, мил дружок, много чего видела, много чего слышала, много чего знаю… И обо многом догадаться могу… — спокойно ответила Яга. — Те двое, что ране приходили, тоже туда хотели идти и камень тот тоже хотели добыть… Да только невежами себя показали… Над дряхлой старушкой посмеяться хотели… Ан нет..Вместо гор Уральских в гостях у лешего оказались.. А что леший с ними сделает — мне интереса нет. — тоже построжала Яга.

— А вскоре и ты обьявился… С братьями лицом ты схож… Дорога у вас в одну сторону лежала, да только от меня в разные стороны разбежалась…

— А запомни ты крепко-накрепко вот что… Добыв камня нужного, ты в горе Медной не задерживайся… Если захочешь другие камни взять, то не бери их… Иначе осерчает Хозяйка… И худо тебе будет… А вот если добром, сама она их тебе поднесёт, то тогда бери смело…

И с этим напутствием отправился Ивашка в путь, ведомый круглым проводником.

Долго ли они шли, коротко ли, но дошли-докатились до гор Уральских. У молодца дух захватило от красоты их суровой. Но ещё дальше покатился клубочек. А Ивашка — за ним шёл. В самое сердце гор Уральских — к Медной горе.

— И чего все в ней нашли? — мысленно почесал затылок Ивашка. Гора как гора… И выше — видали.. И — круче… Ну да делать нечего, надо вход искать в эту гору… Да камень-малахит для матушки добыть.

И тут клубочек помог Ивашке, указал дыру… Сам бы парень и не догадался, что этот лаз ведёт глубоко внутрь горы.

Вполз Ивашка в лаз, в толщу каменную. Сначала ход узкий да низкий был. Ивашка на всякий случай клубочек за пазуху сунул. И дудочку отцову — туда же. Полз Ивашка сначала ползком, потом — на четвереньках. Потом — согнувшись в три погибели — шёл. А потом… вышел Ивашка в пещеру. Высоченную, огроменную. Не понятно каким светом освещенную. А в стенах её таинственно сияли камни самоцветные — синие, красные, зелёные, пурпурные… Под ногами темнели камни попроще, всякие-разные… И как среди них найти нужный, Ивашка не представлял. Стал он кучи руками разгребать. Но этот камень — не тот. И другой — не тот… Ивашка облазил почти всю пещеру, когда обнаружил кусок малахита. Темно-изумрудный, с медными прожилками, с богатым рисунком… Плоский, почти круглой формы… Как по заказу… Подправить немного, отшлифовать, отполировать… Молодец разглядывал кусок и дивился тонкой красоте малахита. Решив, что для матушки этого будет довольно, Ивашка завернул найденное в тряпицу и убрал в заплечную котомку.

Теперь и домой можно отправляться… Повертел головой добытчик. А куда идти то? Пока лазил по пещере попой кверху, лаз потерял. Достал из-за пазухи клубочек. А тот никуда не ведёт. Крутится вокруг ног и только. Убрал Ивашка клубочек обратно за пазуху. А вокруг все так же таинственно мерцали камни самоцветные. Красные, синие, зелёные, пурпурные…

— А возьму ка я один самоцветный камешек, самый махонький… Авось не убудет от богатств хозяйкиных… — подумал Ивашка и стал выковыривать из стены пещеры блестящий камушек. Фиолетовый… Выковырял, полюбовался и спрятал за пазуху. И только сделал шаг, как раздался гневный голос:

— И кто это хозяйничает в моих кладовых без моего на то позволения?

Перед Ивашкой стояла высокая, статная женщина в богато украшенном платье. На голове её сияла-переливалась всеми цветами радуги корона. У молодца сам собой рот открылся. Красивая неземной красотой женщина хмуро взирала на Ивашку с высоты своего роста.

— ИвИвИвашка я… — стал заикаться парень.

— Что же ты, Ивашка, камни мои берёшь без спроса и за пазуху прячешь? Останешься тогда здесь навечно, раз мои богатства тебе по нраву… Никогда не увидишь света белого, солнца жёлтого, неба синего…

— Не могу я остаться здесь навечно… — ответил Ивашка.

— А об этом раньше думать надо было… — усмехнулась Хозяйка горы Медной. — Давно ко мне люди не захаживали. Всё сверху ползают — счастья фартового ищут.

— Позволь сыграть мне на дудочке. — попросил молодец. — Попрощаюсь со светом белым, солнцем жёлтым, небом синим..

— Что ж, играй. И я — послушаю…

Вздохнул горько Ивашка, достал дудочку отцову. Вспомнил слова Яги, но поздно уже было. Заиграл Ивашка, полилась музыка грустная. Плакала дудочка, что не увидит больше лесов зелёных, степей бескрайних, волны морской да батюшку с матушкой… Долго играл Ивашка, долго плакала дудочка. А когда замерло эхо последнего звука, услышал парень странные звуки. Удивлённый, посмотрел он на Хозяйку. Сидела та в каменном кресле, закрыв лицо руками. И слезы текли между её пальцами. Да и Хозяйка та, да не та. Ничего не осталось от грозной властительницы. Сидела в кресле девчоночка, в голубом сарафане и с синей лентой в косе. Подняла девчоночка на Ивашку заплаканные глаза, всхлипнула и сказала:

— Всё зовут меня каменной девкой. Но даже у камня есть сердце. Зачем ты своей дудочкой разбередил мою душу? Зачем вспомнила, как бегала босоногой в детстве?

На ногах девчоночки действительно не было никакой обуви. Растерялся Ивашка, но потом стало ему жаль девчоночку. Небось мёрзнут ноги на холодном, каменном полу…

— Ты не плачь, слышишь? Не плачь. — парнишка снял с плеч котомку и достал оттуда шерстяные носочки.

— Вот, надень. А то простудишься. Матушка вязала эти носочки из шерсти, которую сама пряла. Сама собирала шерсть с нашего Полкана. Говорила, собачья шерсть — самая тёплая. Говорила — вдруг пригодятся. Вот и пригодились…

Надела девчоночка из собачьей шерсти носочки.

— А и впрямь, тёплые. Только как же я их носить буду? Изорвутся они на полу каменном, неровном…

— Я бы тебе лапти сплел, да только не из чего… Нужно лыко, а где его здесь взять?

— Пойдём. — сказала девчоночка, взяла Ивашку за руку и повела. И, чудо — чудное, расступалась перед девчоночкой толща каменная, открывалась впереди — проходом широким. А потом — закрывалась позади…

Вышел Ивашка с девчоночкой в рощу березовую. В роще — трава зелёная, ягоды — из под листочков виднеются. Пока Ивашка лапоточки плел, Хозяюшка ягоды в решёто собирала. Откуда то решето здесь появилось… Но пригодилось… Доверху ягод Хозяюшка насобирала. И вот что интересно было — ягоды то разные были.. И раннелетние, и позднелетние, и даже совсем поздние да те, что и в лесу то не растут. А где нибудь в болоте…

Примерила девчоночка лапоточки Ивашкины, а они — впору пришлись. Лёгкие, прочные.

— Удобно то как! — засмеялась Хозяюшка.

— Прими и ты дар от меня. — протянула полное решето ягод. — От сердца — подарок.

Взял Ивашка решето. Да только тяжёлым оно ему показалось. А потом дно у решета отвалилось и посыпались в траву камни самоцветные… Красные, жёлтые, синие да зелёные…

— Тот камень, что за пазухой лежит, у себя оставь. Вспомнишь обо мне, достань и посмотри в его глубь. А с остальными делай, что хочешь. — и пропала девчоночка, как и не было её вовсе. Только мелькнул меж травинок хвост ящеркин. А ещё показалось Ивашке, что у ящеркин той — корона на голове. Маленькая, желтенькая.

— Да нет. Показалось верно… — думал Ивашка, собирая в котомку заплечную камни самоцветные, что Хозяйка горы Медной своими руками ему поднесла… Тяжеленькой оказалась котомка. Ну да ладно, своя ноша — не тянет. Надел Ивашка котомку на плечи, достал клубочек и бросил на землю. Покатился весело клубочек, повёл Ивашку домой.

Шёл Ивашка за клубочком, горы обходил, через реки переправлялся да и пришёл в лес дремучий. Темно было в лесу том, сыро и тихо. Только ветер шумел верхушками столетних елей. Вышел Ивашка на поляну, а там братья его старшие сидят, связанные. А вокруг них бегает, громко ухая, чудище лесное-косматое. Леший, видать, тот самый. Не испугался молодец, достал дудочку из-за пазухи и заиграл весёлую плясовую. Заплясало чудище, затряслось, руками замахало, ногами затопало. Ивашка играет, а чудище пляшет и кричит голосом страшным:

— Перестань дудеть, добрый молодец. Сил нету уже плясать..

— Перестану играть, когда скажешь — пошто братьев моих связал да не отпускаешь?

— Так послали их ко мне. Леший я. Я всех вяжу, кого посылают ко мне. Не зову я их — сами приходят… Вот и пусть сидят связанные… — отдуваясь, кряхтел леший.

— Развяжи их да отпусти со мной. Да не смей чинить препятствий… Тогда играть перестану.

Отдуваясь и приплясывая, леший развязал братьев старших. Убрал тогда Ивашка дудочку за пазуху. И леший, ползком, убрался куда-то в бурелом. Не видел его больше Ивашка.

Обрадовались братья свободе. Стали младшенького расспрашивать — как да что… Ивашка все и рассказал, и показал… И малахит для матушки, и камни самоцветные, что Хозяйка горы Медной сама подала. Ахали братья и охали. Завидовали удачливости братца. Вскоре совсем стемнело. Решили братья здесь переночевать, а поутру домой идти. Ивашка то за день устал, сразу уснул. А братья переглянулись… И связали веревками, что раньше на них были, да и бросили в овраг глубокий, ветками закидали. Забрали котомку заплечную Ивашкину и в ночь ушли…

Очнулся Ивашка. Голова трещит, видно крепко ударился при падении в овраг. Руки связаны, ветками закидан. Опять света белого не видать…

Кое-как поднялся, овраг глубокий. Не выбраться Ивашке. И пошёл тогда молодец по дну оврага глубокого. Шёл долго, но пришёл к какой-то пещере. Зашёл, а там костерок горит. Ещё немного и погаснет огонёк. Прожег Ивашка огоньком путы на руках. Руки то затекли совсем. Сидит Ивашка, руки растирает. Огонёк совсем маленький стал, а тут и вовсе темно стало. Что-то закрыло вход в пещеру. И вполз в пещеру Змей. Стал он головой крутить, оглядываясь.

— Человеческим духом пахнет. Давненько ко мне обед сам не приходил.

— Не обед я тебе, зря радуешься. — буркнул Ивашка.

— Смелый какой… Лапой щас как вдарю, да хребет поломаю.

— Не получится у тебя, змей поганый… Лучше попляши… — опять достал Ивашка свою дудочку. Уж сколько раз она его из беды выручала. И сейчас выручит. Заиграл Ивашка плясовую.

— Ох-хох-хох… — скрипел змей, дергаясь в такт весёлой музыке. — Ты чего удумал, паршивец? Где это видано, чтобы змеи под дудку плясали? Ох-хох-хох…

— Пляши, змей поганый, пляши… Когда ещё тебе придётся повеселиться под музыку? Пляши…

И змей плясал. Стены пещеры тряслись. Камни начали валиться со стен. А змей все плясал. Дрожал огонёк костра. Играл Ивашка.

— Фууу… Устал я… Перестань играть! Стар я уже для таких забав… Пусть замолчит твоя дудка…

— Перестану играть, если отнесешь меня наверх. Не хочу здесь оставаться. Домой мне надо.

— Отнесу я тебя, отнесу… Только перестань дудеть… — взмолился змей.

Опустил тогда Ивашка дудочку. Смолкла весёлая плясовая. Тяжело дышал змей.

— Забирайся на спину да держись крепче. Свалишься — искать не буду.

Забрался Ивашка змею на спину. Вцепился крепко в гребень между крыльями.

— Вздумаешь обмануть меня, снова заиграю. — пообещал Ивашка змею. Тот только вздохнул и выбрался из пещеры. Взмахнул крыльями и взлетел. Летел змей и свистел ветер за спиной. Крепко держался Ивашка за гребень змея, боясь свалиться.

Вот уже и небо показалось. Ночное, с луной и звездами. Приземлился змей на поляне лесной.

— Дальше сам иди… И не возвращайся сюда… Живу я на свете долго и ещё столько же проживу… Но если увижу тебя — не помилую…

— Не беспокойся, змей поганый. Нет у меня желания сюда возвращаться. А и не грозись — дудочка всегда с собой у меня… Вдруг ещё сплясать придётся…

Улетел змей и остался Ивашка один. Каким же сладким показался ему ночной воздух. И лес — красивый, и луна — яркая, и звезды — знакомые.

Достал Ивашка из-за пазухи клубочек. Бросил и пошёл за ним, мечтая скорее до дому добраться.

А в доме родном уже не чаяли младшенького увидеть. Матушка все глаза проплакала. Не помог ей камень-малахит. Отец чернее тучи ходил. Ругал себя за то, что отпустил младшего в дальнюю дорогу. Но ничего не поделаешь… Хорошо, что хоть старшие дети вернулись.

Долго ли, коротко ли шёл Ивашка через леса, через степи. Вот уже и море — близко. Скоро уже дом родной, скоро… Все быстрее катился клубочек… Чуял, видно, что скоро дороге конец придёт. И все быстрее шёл Ивашка за клубочком.

Увидел Ивашка сад знакомый, крышу дома родного и присел на песок берега морского. Клубочек вокруг обежал и у ног Ивашкиных остановился. Засунул молодец своего помощника за пазуху. И задумался. Как дома показаться? Что сказать? Как братья в глаза ему смотреть будут? Но раз добрался жив-здоров, не след боле задерживаться. Встал Ивашка и подошёл к воротам. Двор, где все знакомо с детства. Пёс, который залаял при виде гостя долгожданного. Крыльцо, на котором лежала кошка. Вышел на крыльцо Кривиша, заслышавший лай собаки.

— Кого бог привёл на порог? Ивашка? Ты ли это, сынок? Вот радость то какая… Заходи же скорее… Вот мать обрадуется…

Обрадовалась матушка. Расплакалась. Только слезы другими были. Румянец на щеках появился. А когда засмеялась матушка радостно, то и ямочки на щеках появились. Те самые, что любил Кривиша у своей жены. Обнимала мать младшего сына, отпускать не хотела.

Первым делом, в баньке попарился Ивашка. Смыл пыль дорожную. А потом, за обеденным столом, рассказал о своих приключениях. Понял Кривиша, откуда у старших сыновей камень-малахит взялся да самоцветы дорогие. И позвал их на суд отцовский. Те, увидев живого брата, во всем сознались и покаялись. Тяжело было думать Кривише, что неправильно он их воспитал. Раз бросили на погибель родича своего. Хотел выгнать Кривиша старших сыновей из дома и лишить родительского благословения, но уговорил отца Ивашка не делать этого. Сказал — пропадёт румянец на щеках матушки, и ямочки, отцом любимые, исчезнут. Какие ни есть, но братья — дети её… Отослал тогда Кривиша старших сыновей с глаз долой… В амбар дальний, зерна ржаные да пшеничные в мешках пересчитывать. Пока до последнего зернышка не пересчитают, не быть им в доме родном…

Наверное, до сих пор считают старшие братья те зерна… А Иван отнёс самоцветы, что Хозяйка ему самолично подарила, дядьке своему — ювелиру. Высоко тот самоцветы оценил. Огранил и ещё краше стали те камни. Один из них Иван тётке Неждане подарил. Выбрал самый синий. Под цвет глаз её.

А камень-малахит матушка носила на длинной золотой цепочке не снимая. Бодра была и весела. Пела как соловушка. И глаза её были полны жизни и радости.

Помог матушке малахит. Не зря, значит, Иван за ним ходил.

Белый Цветок

В некотором царстве, в некотором государстве, у самого синего моря жила-была семья: предприимчивый умелец — известный строитель дорог Правиша, его жена и три дочери.

Первая, Умниша, умна была не по годам. Вторая, Красава, красавица писаная. А третья — милая и добрая девушка. И звали её Солнцедара.

Умниша помогала отцу рассчитывать трассы и просчитывать все нюансы при строительстве. И отец гордился своей старшей дочерью.

Красава, пользуясь своей красотой и всевозможными женскими уловками, помогала отцу при заключении договоров с подрядчиками и иметь с этого денежную выгоду. И отец ценил за это свою среднюю дочь.

А Солнцедара помогала матери вести дом, хлопотала по хозяйству. Пряла, ткала, шила, вышивала. И при этом пела звонко и радостно. Освещался дом светом души её. Наполнялся теплом любви её. И поэтому любил Правиша возвращаться домой после долгих отлучек. Знал, что любит его младшенькая просто и бескорыстно. И сам — любил её.

Так и жили…

Однажды нужно было ехать Правише в стольный град на аудиенцию к царю. Надо было обсудить крупномасштабный проект. Будущие коммуникации, которые бы связали большие и малые города и превратили бы государство в единое и органичное целое. А самому Правише дОлжно было возглавить министерство трасс и магистралей и проводить в жизнь задумку царскую.

Пришёл отец в светлицу, где находились дочери его.

— Еду я в стольный град по большой надобности. Сколько там пробуду, сам не ведаю. Но вернувшись, хотел бы я вас порадовать. Говорите, что каждой боле всего надобно. И я буду знать, какой подарок придётся каждой по сердцу.

— Я, — сказала Умниша. — хочу в подарок инструмент диковинный. Позволил бы мне он делать расчёты самые сложные в самые короткие сроки. С его помощью посчитаю я все числа и выведу новые… Наденут мне на плечи мантию профессорскую и не будет мне равных по учености во всем белом свете.

Кивнул отец в ответ на просьбу старшей дочери.

— А мне, батюшка, привези со стольного града тканей заморских — шёлка китайского да атласа японского. Нашью себе нарядов смелых да броских. Надену их и отбою от кавалеров не будет. А будут они штабелями у ног моих лежать и восторгаться моей красотой.

И вновь кивнул отец на просьбу средней дочери.

— А что тебе привезти, дочь моя младшенькая? — спросил отец у Солнцедары. Долго не отвечала младшая дочь. А когда ответила, услышал отец:

— Не надо мне, батюшка, ни известности, ни нарядов богатых. Но если ты привезёшь мне цветок, лепестки которого белее снега на горных вершинах, а аромат его нежнее всех духов на свете, то посажу я его в садике под своим окном и буду любоваться им. А если другие захотят увидеть тот цветок, то не будет отказа им.

Улыбнулся Правиша младшей дочери:

— Привезу я тебе этот цветок, чего бы мне это не стоило.

С тем и уехал Правиша в стольный град. А жена его и дочери остались в доме. У самого синего моря.

Долго ли, мало ли отсутствовал Правиша, но вернулся он домой с добрыми вестями и подарками. Привёз жене украшения дорогие, работы тонкой. Старшей дочери — инструмент диковинный. Компютэр называется. Умниша сразу же села за расчёты и рада была своей учености. Средней дочери привёз Правиша тканей летящих да блестящих. И Красава тут же принялась кроить да шить наряды смелые да броские и мечтать о штабелях поклонников со всего света. А младшенькой нашёл таки цветок, лепестки которого были белее снега на горных вершина, и аромат которого навевал мысли о красоте душевной. Посадила Солнцелюба цветок в садике под своим окном. Ухаживала за ним с любовью да песни пела.

Расцвел тот цветок великим множеством белоснежных цветочков, разросся, наполняя воздух упоительным ароматом. Приходили люди, прознав о дивном цветке, полюбоваться на чудо чудное и вдохнуть нежности. А ещё заметили люди, что светлее становилось на душе после погляда. И петь хотелось. И дела добрые — творить. На помощь — придти. И горы — свернуть. Никому в погляде не отказывала Солнцедара, приветливо встречала и провожала посетителей. И ещё заметили люди, что день ото дня становится девушка все краше и краше. И вскоре стали поступать Солнцедаре предложения руки и сердца.

Злиться стали старшие сестры. Им то, при всей их учености и красоте, никто ничего не предлагал. Ни руки, ни сердца, ни даже цветочка завалящего…

Решили они тогда избавиться от младшей сестры. Знали сестры, что поддавалась Солнцедара морской болезни и уговорили её на прогулку морскую поехать. А когда ту замутило от качки волн, бросили девушку в море синее, в море глубокое. Сами же домой вернулись. Со слезами рассказали отцу с матерью о беде, что случилась на морской прогулке. Что налетела на их лодку волна огромная. Накрыла их, закружила. А когда схлынула, не было в лодке сестры их младшей. Не смогли они докричаться до неё и увидеть в волнах морских — тоже не смогли. Опечалились родители, загоревали… Но слезами горю не поможешь… Стали жить дальше… На цветок глядеть да песни звонкие вспоминать…

А однажды утром вынесла волна на берег девушку. Не дышала она, но была как живая. И была такой же прекрасной! Как и цветок её.

Нашёл девушку рыбак старый. Узнал её и побежал к Правише. Принёс отец свою дочь с берега. Но в дом заносить не стал. Недалеко от дома в предгорье была пещера. Заказал Правиша гроб хрустальный, установил в той пещере и уложил Солнцедару в той пещере и в том гробу. Приходил часто ко входу в пещеру ту и сидел там, вспоминая улыбку дочери и песни её звонкие. А ещё посадил цветок, который привёз младшенькой в подарок. Чтобы даже сейчас она вдыхала аромат, который любила. И, на удивление, прижился цветок и расцвел еще пуще. И аромат его был ещё более прекрасный.

Однажды сидел Правиша у входа в пещеру, думая о чем-то, да и задремал на солнышке. И привиделся Правише сон чудный. Будто бы утешала батюшку дочь любимая и говорила:

— Батюшка мой родимый! Бросили меня сестрицы в воду морскую, позавидовав моей расцветшей красоте и женихам многим.

— Но ты не печалься. Всё ещё можно поправить. Говорят, где-то за горами есть источник с живой водой. И если окропить меня той водой, то проснусь я и буду живее живой.

— Только нет туда дороги, тяжёл и труден к источнику путь. Поэтому мало кто о нем знает.

Проснулся Правиша и надежда появилась в сердце его.

— Доченька моя любимая, я все сделаю, чтобы добыть той воды.

Придя домой, Правиша позвал старших дочерей и объявил им, что знает он, как погибла их сестра. Перепугались девицы и сознались в своём злодеянии. Посадил отец дочерей под домашний арест да надзор строгий. Горько плакала жена Правиши, узнав правду о гибели младшей дочери. И перечить мужу не стала. А сам Правиша уехал в стольный град, с просьбой к царю. О чем они говорили, никто не знал. Но вскоре стал Правиша прокладывать магистраль через горы.

И получилась дорога широкая, ровная и крепкая. Вписывалась она в ландшафт, как будто так и задумано было. Огибала горы, пробегала по краю долин, не нарушая их красоты заповедной. И вела она прямо к найденному источнику с живой водой.

Набрал Правиша той воды в хрустальный флакончик и по новой магистрали быстро вернулся домой. Окропил Солнцедару и открыла глаза ясные дочь любимая. И вдохнула аромат цветов полной грудью. Глядя на дочь живую и румяную, радовался Правиша, как никогда не радовался.

Уехал Правиша в стольный град с докладом к царю. Внимательно тот его выслушал и повелел устроить праздничный приём по такому случаю и привести на него свою семью, включая и дочерей старших.

После приёма повелел царь посадить негодниц в темницу тёмную. На срок, что равнялся мёртвом сну Солнцедары. Но на коленях умолила девушка не делать так. Выслушал царь девушку, подумал да решил помиловать её сестёр. Но сделал царь все на свое усмотрение.

Отправил он старшую — Умнишу, в столицу аглицкую, к мировым научным светилам математику изучать. А средняя — Красава, уехала во Фрэнцию, в столицу моды, к модельерам знаменитым. И та, и другая не имели боле права на родину возвратиться.

Умниша училась прилежно, постигла науки точные. Расчитала она все числа и новые вывела. И за то она получила мантию профессорскую, как и хотела. Ту мантию сшила Умнише Красава. Была та мантия эксклюзивная, цвета синего. И за цвет той мантии прозвали Умнишу «синим чулком».

Красава же, достигнув мировой известности своими новаторскими идеями в пошиве нарядов женских, получила таки у ног своих штабеля поклонников. Но не радовал её штабель тот. Ибо хотели те поклонники стать известными, находясь рядом с ней. Но никто не любил её…

А Солнцедара приняла предложение руки и сердца от сына царского. Увидел он девушку на приёме праздничном и полюбил её всей душой. А когда узнал о том, что была смела с отцом его, то и уважать стал. И Солнцедаре по сердцу пришёлся царевич. По душе ей стали его отзывчивость, широта души и понимание ситуаций жизненных.

А в той долине, где был найден источник с живой водой, построили санаторную лечебницу. И хозяйкой там была Солнцедара. Она привезла с собой веточку цветка, лепестки которого были белее снега на вершинах горных. И посадила его. Привольно было цветку в той долине, в чистом горном воздухе. Корни его пили живую воду и разрастался цветок не по дням, а по часам. И наполнял долину аромат цветов белых, как элексир чудодейственный. И чудо это длилось с самой ранней весны до самой поздней осени. Насладиться ароматом да водой оздоровиться приезжали люди со всех краёв государства.

Много было хлопот у Солнцедары. Источник — обиходить. Цветок — навестить и погладить. Гостей — встретить — приветить, накормить — напоить, оздоровить. И все получалось у неё ладно и складно, с радостью и любовью.

Муж её оказался толковым хозяйственником. Он придумывал что-нибудь новое и интересное для гостей здравницы. Расширял лечебное хозяйство и перечень услуг. И вскоре стала известна здравница и за пределами государства русского, и стали приезжать из-за границы гости иностранные.

Счастливы были Солнцедара с мужем. Счастливы были Правиша с женой. Приезжали они в гости к дочке. Воды испить, ароматным воздухом подышать. С внуками потетешкаться. Трое их уже было. А ещё понравилось Правише на лыжах горных кататься. Правиша и царя хотел на лыжи те поставить. Но царь только руками махал да отнекивался. Ему больше нравилось отдыхать от забот царских, нежась в тёплой минеральной ванне, протягивая через соломинку живую воду…

ТАК И ЖИЛИ, НЕ ТУЖИЛИ.

НЕ БЫЛО БЫ СЧАСТЬЯ, ДА НЕСЧАСТЬЕ ПОМОГЛО.

Умниша и джентльмен с листочком

В аглицкой столице ЛондОне, в университете, на кафедре точных наук, глядя на экран компютера, сидела Умниша. Старшая дочь строителя Правиши. Старшая сестра Красавы и Солнцедары. Опальная подданная русского царя. Профессор математических наук. Посчитала она все известные числа и вывела новые. И за то легла ей на плечи синяя профессорская мантия и на голову — синяя профессорская шапочка.

Но вот ведь беда какая приключилась… Не радовала больше Умнишу мантия на плечах, эксклюзивного кроя, работы Красавиной. Не вдохновлял её больше вид цифр и знаков. Казались они ей сплошной абракадаброй. И смысла девушка в них — не находила. И поэтому ничего путного не видела Умниша на экране компютера и терялась в догадках — ЧТО ЖЕ СЛУЧИЛОСЬ?

А в одном достопочтимом аглицком доме слушал ворчание достопочтимой аглицкой домохозяйки миссис Фадсон достопочтимый аглицкой джентельмен мистер Фолмс. Ворчала миссис Фадсон, что отсутствовал до утра мистер Фолмс. Что опять не позавтракал. Что штиблеты его опять нужно чистить. Что… В общем, о многом ворчала миссис Фадсон. И от этого хмурился мистер Фолмс. Но как истинный джентельмен, он не спорил. А молча курил трубку, сидя у камина и глядя на огонь в нем.

Вскоре появился друг и компаньон мистера Фолмса доктор Батсон. Обычно весёлый и добродушный господин в клетчатом костюме, сегодня он был настроен решительно. Как доктор и как друг, он категорически настаивал на том, что бродить в ночи под проливным дождём — это губительно для человека. И может повлечь за собой — общую слабость и недомогание всех органов. И затем — снижение защитных сил организма. А далее, если не принять соответствующих мер, то разовьется заболевание. А может быть даже и хроническое.

Ночью мистера Фолмса вызвали на место преступления. Надеялись по горячим следам выявить преступника. Но… Проливной дождь смыл все следы и уничтожил все улики. Зря сыщик не спал ночью. Зря он вымок под дождём. Зря… Вот пусть Местрейд сам и разбирается… Он — инспектор полиции, ему и карты — в руки. А он, Фолмс, свои руки умоет…

Раздражение от собственной неудачи, ворчания миссис Фадсон и брюзжания доктора Батсона достигло критической точки. Мистер Фолмс встал с кресла, спустился вниз. Надел чёрный макинтош и чёрный же цилиндр, взял черную трость и вышел с достоинством настоящего аглийского джентльмена. Тихо захлопнулась дверь и так же тихо стукнул дверной молоток.

На удивление погода порадовала Фолмса. Тучи пролились дождём ночью. Теперь же на голубом небе кудрявились белые облака и светило солнце. Оно даже подсушило дорожки в парке. И мистер Фолмс направился туда. Он побродил, ища сухую скамейку и нашёл её. Возле скамейки расплескалась большая лужа, на поверхности которой качались жёлтые листья. Как будто жёлтые лодки на реке Ремзе. Уселся, поставив солнышку лицо, и прикрыл глаза. Господи, хорошо то как!

Умниша очнулась от горестных мыслей только тогда, когда прозвенел звонок. В коридорах университета стало шумно и многолюдно. Студенты покинули аудитории и спешили покинуть альма — матер. Не на долго. До завтра. Умниша дождалась, когда за дверью стихнет шум, и решительно вышла из кабинета. Сегодня ей не хотелось здесь задерживаться.

Выйдя на крыльцо, девушка зажмурилась. Солнечный луч скользнул по её щеке, озорно пощекотав светлую кожу. Но тут же порыв ветра скинул с головы Умнишы синюю профессорскую шапочку. На спине девушки оказалась освобожденная коса со строгим синим бантиком. Подняв шапочку, Умниша перекинула косу через плечо и та, цвета спелой пшеницы, с золотистым отливом и толщиной с руку, опустилась через грудь до талии, и даже ниже…

Фолмс смотрел на девушку в синей мантии, стоящей на крыльце самого умного университета в мире. Его внимание привлекла коса, столь несвойственная женщинам — математикам. Почувствовав взгляд мужчины, сидящего на парковой скамейке напротив университета, Умниша тоже посмотрела на него. Среднестатистическая внешность, сухощавое телосложение, чёрный макинтош, чёрный цилиндр… «Он похож на Нефистофеля…» — успела подумать она.

Заметив, что его заметили, мистер Фолмс решил вежливо поприветствовать даму. Всё же он — истинный джентельмен. Встав, он приподнял цилиндр и тут же порыв ветра вырвал шляпу из рук и бросил её в лужу с жёлтыми листьями. Фолмс нагнулся, чтобы достать шляпу, и тут со скамейки скатилась трость и шлепнулась прямо в ту же лужу. Весьма неэлегантно скатилась… Наклонившегося мужчину обрызгала все та же лужа… А когда Фолмс выпрямился, держа в одной руке мокрый цилиндр, а в другой руке — мокрую трость, на его аристократичной бледной щеке красовался жёлтый лист.

Он был такой смешной, этот мужчина, что девушка, не выдержав, звонко рассмеялась. А в глазах мужчины заскакали озорные чертенята. И он тоже рассмеялся.

Умниша спустилась с крыльца на дорожку. Фолмс пересёк дорогу, которая разделяла парк и университетский комплекс. Он взял девушку за руку и уже не отпустил. А Умниша и не собиралась отталкивать истинного аглийского джентельмена. И жёлтый лист украсил её причёску.

Они долго гуляли по дорожкам парка. Иногда молчали, иногда говорили, иногда смеялись. У них нашлось много общего, хотя и различия имелись. Все таки он — сыщик, а она — математик. Но им было спокойно друг с другом.

Сгустились сумерки. Зажглись фонари. Фолмс и Умниша пообедали в каком-то кафе, а потом мужчина проводил даму до дверей её дома. Он поцеловал её руку и, откланявшись, удалился.

— Мы встретимся завтра, на том же месте и в то же время… — думал Фолмс, вернувшись домой. Да, он был сегодня смешон. Но и счастлив тоже. Миссис Фадсон опять ворчала, но великому аглийскому сыщику было все равно. Он просто сидел в своём кресле, курил свою трубку, смотрел на огонь в своём камине и добродушно улыбался. «Кажется, я становлюсь похожим на Батсона. А и ладно.»

Умниша поднялась в свою комнату. Сняла профессорскую мантию и шапочку. «Я надену завтра голубое платье. С белыми воротничком и манжетами. Оно простое, но элегантное. Не зря же Красава его сшила.» А жёлтый лист из причёски был бережно спрятан между листами математического талмуда.

Прощальный подарок

Во фрэнцузской столице, городе Пэриже, жила известная модистка русского происхождения Красава. За платьями её пошива стояла очередь из избалованных мадам и мадемуазелей. Во фрэнцузскую элегантность вносила Красава народные русские мотивы. И это привлекало внимание изысканной публики. Давно уже не шила Красава смелых и броских, но малоинтересных для неё сейчас, нарядов. Давно уже не хотела, чтобы к её ногам падали штабелями поклонники. А те, что уже лежали в штабелях, вызывали у неё неоднозначные эмоции. Казались те поклонники кучей пресыщенных снобов. А хуже того было осознание того, что не она была им нужна. А её слава, известность, связи да деньги. И Красава разочаровалась в мужчинах. А те — все падали и падали к ногам её.

И тогда решила Красава избавиться от назойливого внимания и найти того, которому нужна была бы она, Красава. Просто Красава… Без денег, связей да славы…

Стала девушка переодеваться в неброскую, но стильную (куда ж деваться, другой то не было), одежду. Украшать причёску скромной шляпкой. Закрывать лицо вуалеткой. Прятать пальцы без колец в простых, хотя и лайковых, перчатках. И надевать удобные, на маленьком каблучке, ботиночки. В таком виде никто не узнавал на улицах города Пэрижа, идущую пешком, известную модистку. А она впервые за много недель просто гуляла по улицам, любовалась фонтанами на площадях, кормила голубей хлебными крошками и просто наслаждались покоем.

Но даже в таком скромном наряде ловила Красава обращенные на неё мужские взгляды. Охватывали они статную фигуру. Замечали русую, толщиной в мужскую руку, косу. Заглядывали под вуаль. И пытались привлечь к себе внимание таинственной незнакомки.

Красава же, замечая в этих взглядах алчный блеск, решительным жестом отстраняла поклонников и уходила дальше. Не оглядываясь, держа голову — высоко, а спину — прямо. И только каблучки стучали по брусчатой мостовой.

Однажды, гуляя чудесным тихим вечером, пришла Красава на площадь, где всегда собирались художники. Здесь они рисовали этюды, набрасывали наброски и создавали картины. Эта площадь была известна своей лёгкой красотой домов и ощущением простора. Куда бы не упал взгляд, везде был чудесный вид. И этим пользовались известные, малоизвестных и вовсе неизвестные художники. И создавали все новые и новые шедевры.

Красава бродила между мольбертами, рассматривала рисунки. Взгляд её скользил, не задерживаясь на чем-нибудь одном. Красава просто наслаждались нежными красками и лёгкими линиями.

Но что это? Внезапно Красава увидела на чьём-то холсте женскую фигурку в чёрном на фоне освещенных закатным солнцем зданий. Она, эта фигурка, показалась девушке смутно знакомой. Но чья это фигура, Красава вспомнить не смогла.

Уже дома, лёжа в постели, Красава вспомнила эту картину. Тонкие линии, точные мазки, нежные цвета — все говорило о таланте художника, о его способности увидеть и показать на холсте.

Следующим вечером Красава снова пришла на эту площадь. И снова увидела женскую фигурку на холсте, в другом ракурсе, на другом фоне, но такую же смутно знакомую. У женщины на картине не было чётко прорисованного лица. Только тонкие штрихи, блики и тени. Но она была прекрасна и полна тайны.

Художник, что рисовал неведомую натурщицу, был внешне непримечателен. Чуть выше самой Красавы, чуть старше, с лицом чуть загорелее нездешним загаром...

«Он откуда-то приехал. — думала Красава, глядя на его очередной рисунок с женской фигуркой. — Был в неведомым далях, плыл по неведомым морям, шёл по неведомым землям.»

Постепенно она привыкла приходить сюда, сидеть за столиком летнего кафе и, наслаждаясь кофе с круассанами, смотреть, как работает ЕЁ художник. А тот рисовал, ничего не замечая вокруг…

В один из таких приятных вечеров художник, закончив работу, сложил мольберт, вытер и собрал кисти и… подойдя к столику, за которым сидела Красава, положил перед ней портрет. Женщина в шляпке с вуалью… Таинственный блеск глаз… Изящный овал лица… Тронутые красным губы…

Этой женщиной была она, Красава. Но женщиной другой, мягкой, нежной. Затем на столик легли другие рисунки. И на всех была она. Оказывается, он рисовал её. А она думала, что он не замечает ничего вокруг.

А теперь этот мужчина дарил ей саму себя. Дарил такую, какую она никогда не видела в себе. Ведь для этого надо было посмотреть на себя со стороны. А она, Красава, никогда этого не делала. Ведь отражение в зеркале не считается, правда же?

Девушка подняла взгляд от чудесных рисунков. Посмотрела на стоящего перед ней мужчину. А тот, улыбнувшись и подвинув ещё ближе к ней рисунки, развернулся и ушёл с площади, унося с собой мольберт и краски с кистями.