Бесплатный фрагмент - И растает Лёд

Глава 1.
1665 год от Р. Х. Лондон.
Детство Жнеца

Ночь мрачным саваном упала на город, приведя за руку свою подругу — тишину. Вслед за ними подкрался влажный туман. Ветер, гонявший обрывки мусора по грязным улицам, замер, решив вздремнуть и набраться сил.

Звуки потонули в непроглядной мгле, и даже звонарь оставил церковный колокол в покое. Либо устал от пронизывающего холода и ушел на покой, нарушив правила. Либо покой его стал вечным, и за ним на рассвете прибудут могильщики, дабы препроводить бренное тело в последний путь.

Тьма кралась между домами, робко перебирая лапами по кишащей помоями мостовой, подолгу замирая над встреченными ею неподвижными телами, словно принюхиваясь.

От этого города отвернулись не только звезды, скрытые пеленой густых облаков. От него отвернулся Господь.

И не важно, где вам посчастливилось родиться. Бедные лачуги рыбаков, двухэтажные дома зажиточных торговцев, поместья аристократов с ухоженными садами — Смерть пришла ко всем.

Портовая часть Лондона, населенная бедняками, пострадала от болезни сильнее всего. Плохая пища, тяжелая работа и нехватка сна делали свое дело. Бóльшая часть домишек с красными крестами на стенах погрузилась в траурный мрак, изредка прерываемый стонами умирающих.

В одной из хлипких хибар на самом берегу Темзы все еще теплилась жизнь. Дом, если так можно назвать это строение, был маленьким и отнюдь не крепким. Сквозь полусгнившие доски просачивался влажный холод, тянущийся с реки, и даже жаркое пламя кухонного очага не могло согреть живущих тут людей.

Стен внутри не было. Кухня отделялась от спальни невысокой перегородкой, и стоны больной ничто не сдерживало. Как и амбре от грязного белья, немытого тела и гниющих наростов на коже.

На узкой кровати с серой, с прорехами, простыней, мокрой от пота, лежал ребенок. Кукольной внешности девочка с пшеничными кудрями, губками бантиком и большими голубыми глазами, сейчас прикрытыми в полудреме. И даже болезнь не могла испортить ее ангельское личико. Влажные волосы облепили лоб. Десятилетний мальчик, такой же светловолосый и светлоглазый, вздохнув, провел мокрой прохладной тряпицей по ее лицу, пытаясь облегчить лихорадку сестры.

Из-за перегородки выглянул краснолицый мужчина средних лет, недовольно поморщился, глядя на больную дочь, затем перевел взгляд на сына, и недовольство вылилось в ядовитые слова:

— Шел бы ты оттуда, сын. Или тоже помереть торопишься?

— Она не умрет, — продолжая протирать ее лоб, спокойным голосом ответил мальчик, хотя внутри все клокотало от гнева.

— А то как же. Кончается она, не видишь, что ли?

Его сын промолчал, не желая ввязываться в бесполезный спор. Но его молчание еще больше разозлило отца.

Мистер Джонсон и в лучшие свои годы не отличался добрым нравом. А сейчас, будучи напуганным от осознания скорой и такой мучительной смерти, и вовсе казался мальчику исчадием Ада. Ни слова без едкого упрека, ни взгляда без затаенной злобы.

Агнес Эббот, круглая сирота, вышла за него, чтобы избежать еще худшей участи. Обладая кротким покладистым характером, она с первого дня свадьбы столкнулась с грубостью и тяжелой рукой мужа. Но никогда не перечила ему, стараясь утихомирить мягким голосом, нежной улыбкой и соглашаясь с каждым его словом. В отличие от среднего сына.

— Что, и сказать нечего? Я с тобой разговариваю, Корнелий!

— Я верю, что Констанс поправится, — тихо ответил тот.

— Одна вера у нас и осталась. Да только ею сыт не будешь. Ступай сюда, займись рыбой.

— Не хочу оставлять ее одну, — заупрямился Корнелий.

— Да не помрет она прям сию секунду. Рыбу надо почистить. А мои пальцы с этим не справятся.

От постоянных выходов в море в любую погоду руки мужчины уже несколько лет изуродованы артритом. И ему больших трудов стоило даже закидывать сети. А уж их починкой и вовсе давно занимались его дети и жена. Мужчина понимал, что недолго ему осталось быть рыбаком, и это тоже захлестывало его бессильной яростью.

— Я сказал — на кухню! Живо! — рявкнул мистер Джонсон, едва удерживаясь от того, чтобы дать сыну подзатыльник.

Корнелий кинул на него взгляд исподлобья, и, не ответив, оставил вахту у постели умирающей сестренки.

Чума — Великий Уравнитель. Нет от нее спасения. Никто не может избежать ее карающей тяжелой длани: ни нищие, ни короли.

Кристофер, старший сын семьи Джонсон, год назад отправленный на службу к кузнецу Эндрюсу, скончался пять дней назад, о чем сообщили краткой запиской. Агнес Джонсон, хозяйка этого дома, мать троих детей, отошла в мир иной позавчера, разбив сердце Корнелия.

А теперь она. Малютка Констанс, четырех лет отроду, нежно любимая и братьями, и матерью, к которой даже отец относился со снисхождением, особо не гневаясь на нечаянное баловство девочки, умирала. Корнелий невыносимо страдал, безмолвно плача и ведя мысленный диалог с Богом, обвиняя его в мучениях сестренки.

Рыбина была тощей, с острой чешуей и мелкими костями. Негодный улов, что греха таить. Но даже эта несчастная рыбешка казалась мальчику сейчас королевским кушаньем. И он надеялся, что эта трапеза поможет Констанс продержаться. Три дня они сидели на черствых краюхах и воде, так что и больные, и пока еще здоровые жители этой лачуги день за днем теряли силы.

Сделав надрез под жабрами и вскрыв брюхо второй жертве отцовского улова, Корнелий рывком вытащил внутренности, поцарапавшись об острый хребет.

— Проклятье! — воскликнул мальчик и сунул кровоточащий палец в рот.

— Это ты там мне завязывай! — услышал его возглас отец. — Мал еще больно для слов эдаких. И что ты там возишься? С голоду помрем всем семейством, пока ты эту проклятую рыбу елозишь. Что ты с ней, как с девкой, церемонишься?! И не выкидывай кишки! Сварим суп. Глядишь, Констанс от бульона лучше станет.

Корнелий кивнул, стараясь не выказать удивления. Несмотря на всю черствость и грубость, отец любил сестру, раз не терял надежду на ее выздоровление. Или, может, удумал подбодрить сына, видя, как у того все из рук валится от навалившегося горя. А вдруг он не настолько плох, как думал всю свою недолгую жизнь Корнелий?

Кинув тощих рыбешек на чугунную сковороду, Корнелий добавил угля в печку и задумался о непростых людских нравах, не заметив, как к очагу подошел отец.

— Опять уголь тратишь? Где ж я тебе сейчас его найду? — взревел тот, разом потеряв мелькнувшее пару секунд назад благодушие, и все-таки отвесил сыну затрещину. — Вот ведь паршивец! Смерти моей хочешь?

— Холодно, — еле сдерживая слезы обиды, произнес мальчик. — Констанс лихорадит. Я хотел, чтобы она согрелась. Да и твоим рукам от огня польза будет.

— Ври — да не завирайся. Сам небось спишь и видишь, как я сдыхаю в таких же корчах, как и матушка твоя. Ну, ничего. Коли выживем, расстанемся с тобой. Парней крепких немало померло, так что на корабле даже такой тщедушный птенец сгодится.

— Я не хочу на флот, — буркнул Корнелий.

— Да кто ж тебя спросит-то? — в притворном удивлении округлил глаза его папаша. — Давеча один капитан интересовался, за сколько я сыновей ему уступлю. Крис-то по кузнечному делу навострился, да и помер уже. А от тебя пользы другой не предвидится. Так что пойдешь драить палубы да гальюны.

Сердце Корнелия сжалось от ужаса. Продать единственного сына? Вот какую судьбу отец уготовил ему. А что придумает для Конни, если та выживет? Отдаст в район «красных фонарей?» Нет, он, Корнелий, этого не допустит. Если понадобится, пойдет на грех, но ни себя, ни сестренку, продать не даст.

Поджаренная рыба благоухала, и ее аромат вскоре затмил собой все неприятные запахи в доме. Мистер Джонсон зашел на кухню и стащил сковороду с печурки.

— Хватит ее коптить. В уголь спалить хочешь? Садись, ешь.

— Я не хочу, — мальчик кинул взгляд на отца и отвернулся.

Конечно, он лгал. Живот сводило от голода, рот наполнился слюной, но разделять трапезу с этим, ставшим за последние дни совершенно чужим человеком не было сил.

— Врать ты не умеешь. Я же слышу, как у тебя урчит в животе. Но уговаривать не буду. Мне больше достанется. Коли решил остаться без ужина, займись делом. Принеси угля. У Тома Смита вся семья померла, а уголь остался. Прям у крыльца. Проверь пойди. Может еще не растащили.

Выходить в глухую ночь в эти месяцы не каждый взрослый бы отважился. А посылать ребенка на улицы, где царят чума в компании с мародерами и душегубами, значило обречь его на верную смерть. Но отца это мало волновало.

Корнелий кивнул, и скрывая подступавшие слезы, отвернулся. На ходу накинул тоненькую куртку, кепку, и выскочил за дверь.

Очутившись на улице, несколько раз глубоко вдохнул наполненный миазмами воздух. Но все лучше, чем в затхлых стенах ненавистного дома. Обернулся, глядя на покосившуюся крышу, немытые окна и утонувший в грязи палисадник. Мать, пока не заболела, ухаживала за небольшим огородом, который арендодатель сдавал вместе с домом. Выращивала неприхотливый горох, репу, морковь и лук. Эти овощи неплохо разбавляли рацион семьи. Корнелий мог бы перехватить эстафету. Весной укрепить заборчик, перекопать грядки. Вдруг что и вышло бы. Но сейчас, зная, что жить здесь больше нельзя, с тоской смотрел на то, что осталось от их маленького огорода.

У входной двери так и не появился красный крест. Отец, едва мать испустила последний вздох, позвал «искателей смерти». К вечеру приползла дряхлая старушка с хитрыми маленькими глазками. Мистер Джонсон, не желая, чтобы их дом закрыли на 40-дневный карантин, отдал ей несколько припасенных на черный день монеток. Иначе, не имея возможности выйти и добыть пропитание, их семья начала бы к середине этого срока есть друг друга. И старушка пообещала сообщить властям, что миссис Джонсон почила от желудочных колик.

Но вряд ли это спасет семью. Тело матери уже забрали и скорей всего, сожгли. Но есть еще сестренка, и возможно, отец был прав, запрещая сыну ухаживать за ней. Вдруг внутри Корнелия уже растут эти адские семена, высасывающие из человека жизнь час за часом?

Дом Смитов мальчик нашел быстро, пусть и шел в кромешной темноте. Здесь некому было озаботиться фонарями, а света от очагов и свечей в соседних трущобах не видели уже несколько дней.

Уголь все еще был на месте. Как ни странно. Видимо, в этом районе почти никого не осталось. А мародерам хватает работы на других улицах.

Корнелий, безучастно глянув на черную кучу, и не подумал возвращаться к своему дому за тележкой. Плевать ему на этот уголь, на отца и его приказы. Пусть сам этим занимается.

Мальчика обуяла дикая ненависть к этому человеку. Он никогда его не любил. Испытывал к нему лишь страх и презрение. Но сейчас понял, что ненавидит. До зубного скрежета, до ломоты в пальцах.

Почему, ну почему Бог не забрал его вместо матери? Почему жизнь так несправедлива? Они бы справились и без отца. Мама нашла бы работу, Корнелий был уверен. Соседки не раз намекали, что в ближайшей пекарне нехватка рук. Да и миссис Джонсон готовила отменно. Даже учитывая нехитрый состав их блюд. Еще прачки всегда требовались. Его мама работы не боялась. А он, Корнелий, помогал бы ей во всем.

Но что толку думать об этом сейчас, когда ничего не исправишь? Да и не по его смертным силам такая задача.

Ночь была холодной. Вернулся ветер, промозглый и сырой. Он забирался под одежду и похищал оттуда последние остатки домашнего тепла, оставляя на коже ощущение липких мертвых пальцев.

Корнелий поежился, но упрямо продолжал идти по улице, между нависающих над ним, подобно чудовищам из сказок, домам. Ему было все равно, куда держать путь. Лишь бы не оставаться наедине с отцом. Скоро тот завалится спать, набив брюхо, и тогда можно возвращаться. Мальчик представил, как обглодает рыбьи кости и хвосты, оставшиеся от ужина отца, достанет припрятанную накануне сухую краюху хлеба, размочит ее в травяном отваре, и поделившись с Констанс, наконец поест.

Ах, как было бы славно поменять отца и сестренку местами. Пусть бы это он сейчас валялся в поту, бился в ознобе и стонал от боли. А малютка Констанс начала бы радовать брата хорошим аппетитом и вернувшимся румянцем на некогда круглые щечки.

Корнелий вздохнул и покосился на дома. В темноте они казались чужими, незнакомыми. Похоже, его угораздило забрести в другой квартал. Эти места были еще гаже тех, где он рос. Тут и днем-то могли прирезать просто потому, что физиономия не приглянулась.

А может, так будет лучше? Сестренка скорее всего не переживет эту ночь. И они встретятся на небе, куда добрый Бог забирает души мучеников. Так говорила мама. Миссис Джонсон была очень набожной. Каждое воскресенье она, достав из сундука украшенную лентами шляпку и опрятные рубашки для детей, начистив ботинки каждого члена семьи, отправлялась в церковь под руку с отцом, а за ними гуськом семенили Корнелий и Констанс. И Кристофер, пока еще жил под одной с ними крышей.

Но Корнелий слушал напыщенные речи священника невнимательно. Зато насмешливые глаза детишек из семей побогаче он замечал прекрасно. Однажды на выходе из церкви одна девочка, одетая в изящное платье с кружевом и лентами, с шелковой шляпкой на черных как смоль кудрях, оступилась и едва не упала. Корнелий успел поддержать ее под локоть, но заслужил лишь полный презрения взгляд да отповедь ее няньки, которая наставительным тоном сообщала, что черни негоже прикасаться к этому непорочному ангелу.

Да, нестриженные засаленные волосы и старая, заштопанная одежда не делали его выходцем из высшего света. Но и такое отношение он не заслужил, ведь и в мыслях не было хотя бы жестом обидеть эту юную леди.

После того случая он все больше предавался в церкви не молитвам и разговорам с Богом, а мечтам о том, что когда-нибудь у него будет красивый дом, экипаж с пятью лошадьми, элегантные сюртуки и сундуки с золотом. Да, не этого хотела его покойная мать, искренне любившая Бога и пытавшаяся эту любовь привить всем своим детям.

Зато мальчик внимательно слушал все, что касалось другого существа. И в него он уверовал. Мир жесток и несправедлив, а значит, им давно правит вовсе не Господь. Прислушиваясь к проповедям, Корнелий недоумевал, за что Люцифера низринули с Небес. Ведь он же был любимым сыном Божьим. Прекрасным ангелом.

Из этого маленький философ сделал один-единственный вывод: любовь Бога гроша ломанного не стоит.

Медленно ступая по утопающей в нечистотах земляной дороге, ибо мостовых в этом районе отродясь никто не видел, Корнелий думал о Констанс. Если бы он только мог выменять ее жизнь! Отдать за нее отца. Не важно, у кого пришлось бы вымаливать этот щедрый дар. Он бы согласился на все сейчас. Лишь бы сестренка снова встала на ноги.

Где-то рядом, в непроглядной тьме переулке раздался шорох. Мальчик, вздрогнув, обернулся, но никого не увидел. Наверное, кошка рыскает в куче мусора. Если сумела выжить. Власти города решили убить всех несчастных созданий, как и собак, решив, что это они — разносчики заразы. Но Корнелий подозревал, что дело совсем не в пушистых друзьях человека.

Скорее всего тут шуровала истинная виновница чумы — крыса. Мальчик с омерзением содрогнулся и побрел прочь. Ни шагов, ни дыхания. Вряд ли это человек.

Дойдя до развилки, Корнелий с неохотой подумал о возвращении домой. Иначе действительно пропадет здесь. А вдруг на корабле будет лучше, чем наедине с ненавистным отцом?..

Обернувшись, в ужасе отпрянул назад. В шаге от него стояла темная фигура в плаще с капюшоном.

Вот и душегуб возник, как из-под земли. Вся недолгая и не особо счастливя жизнь мальчика промелькнула у него перед глазами.

— Ну, здравствуй, Корнелий! — произнесла фигура бархатным грудным баритоном.

Корнелий, набиравшийся смелости неведомо как прошмыгнуть мимо бандита, замер на месте. Откуда незнакомец знает его имя?

— Искал ты обмен? Так я здесь, — продолжила фигура. — Не нужно бояться. Ведь не Дьявол я вовсе.

---

Глава 2.
2010 год от Р. Х. Санкт-Петербург. Пятое августа. Алиса в Стране Летнего Зноя

Бывали у вас дни, когда все жутко бесит? Вот у Алисы — да. Не то, чтобы часто, но все равно это дико выматывает.

А все почему? На город обрушилась аномальная жара, от которой изнывали все петербуржцы, не привыкшие к таким испытаниям.

Алисе от нее досталось ещё в автобусе. Распущенные по глупости русые волосы прилипли к открытым плечам. Про шею и говорить не стоило. Тушь стекла под глаза, и достав зеркальце на остановке, девушка застонала. Нацепила солнечные очки и поползла к офису, ощущая, как пот стекает под майку.

В офисе легче не стало. К огромному сожалению всего коллектива окна их офиса являлись частью фасада исторического здания, и портить этот расчудесный вид кондиционерами категорически запрещалось как властями, так и владельцем дома.

Заглянув по дороге в туалет, девушка затянула влажные волосы в конский хвост, смыла бесполезную уже тушь и вошла в кабинет, который делила с двумя товарищами по несчастью, Константином и Ольгой.

Печально поприветствовал коллег, Алиса протопала к рабочему месту и без сил плюхнулась на стул.

— У нас принтер сдох, — проникновенно сообщил Костик, подходя к ее столу.

— Иди, куда шел, товарищ, — пробормотала Алиса, обмахиваясь папками. — Не видишь, что ли — помираю.

— Как все мы, — со вздохом заключил парень и медленно побрел в свой закуток.

Работать в полную силу сегодня не мог никто. Обалдевший от жары начальник разрешил всем идти пораньше, и сам, скорбно вздыхая, отправился домой сразу после обеда.

Алиса к тому времени выдула половину шестилитрового баллона воды, и когда кулер начал артачиться, едва не пнула его ногой, вовремя спохватившись. Ведь тогда к четырем часам дня скончается от жажды. Не говоря уже о коллегах. Жалко их, конечно. Хоть и не сильно.

Только что, стукнув отказывающий печатать отгрузочные документы принтер, она услышала от Ольги: «Не кипятись».

Ага. Легко сказать.

Даже мама во время очередного сплава сплетен в телефонную трубку заметила в голосе дочери усталую нервозность.

Что поделать? Жара выматывала. А ведь Алисе все уши прожужжали о том, что Питер — город промозглых дождей.

Через силу улыбнувшись Оле, пожала плечами и ушла в курилку. Достав из кармана бриджей пачку сигарет, прикурила и жадно затянулась. Дым причудливыми кольцами метнулся к потолку. Затяжка — выдох. Затяжка — выдох. Начавшие было шалить нервы вроде решили угомониться. Но легче все равно не стало: на душе скребли кошки. Большущие, вроде манулов, которых Алисе посчастливилось лицезреть в Ленинградском зоопарке в прошлом году.

Переживавшая за дочь мать пыталась отговорить ее от переезда, и вовсю расписала недостатки Санкт-Петербурга: начиная от мерзкого климата и заканчивая бандитскими разборками в спальных районах. То бишь отсутствие солнечного света, постоянные дожди и промозглое лето. И гоп-компании, промышляющие на окраинах после захода солнца.

Алиса, естественно, напирала на то, что нулевые — это вам уже не девяностые. Да и к дождю девушка относилась более чем положительно, плохо перенося высокую температуру и потому игнорируя на протяжении двадцати лет родительскую дачную баньку.

Ей слишком не терпелось упорхнуть из-под родительских крыльев. Да так, чтоб наверняка. Ей нравился Питер, в том числе и по маминым рассказам: до того, как дочь всерьез озаботилась переездом, гражданка Королёва, в девичестве — Афанасьева, вовсю расхваливала место своего рождения.

Так что, с легкостью задвинув все родительские возражения, восемь лет назад Алиса Королёва переехала в культурную столицу России. Там столкнулась с университетской бюрократией и осознала горький факт: ее образование — не чета столичному. Поступить в давно лелеяный Университет промышленных технологий и дизайна не удалось. Благополучно провалила алгебру. Казалось бы, на кой фиг она нужна будущему стилисту? Но оспорить это вопиющее, по ее мнению, нарушение всяческих законов логики не получилось.

Так что университетское общежитие тоже помахало ручкой. К счастью, вовремя подсуетившаяся мама, не желая, чтобы ее ненаглядная Аля проводила все свободное (и не очень) время на студенческих тусовках (видимо, припоминая свою молодость), связалась с дальними родственниками со стороны деда. Те как раз несколько месяцев безуспешно пытались сдать однокомнатную квартиру. Народ ее снимать не торопился: спальный район без пешей доступности к метрополитену, да и цену хозяева заломили немалую. Но, узнав о приезде внучатой племянницы в пятом колене, в порыве временной родственной любви согласились на скидку в половину стоимости. Лишь бы сбагрить, перестав беспокоиться, что соседи прознают об отсутствии жильца и обнесут тихой ночью. Да и получить хоть какую-то мзду — тоже приятный бонус.

Так что Алиса, получив в подарок от скорбящей мамы стиральную машину и взяв в кредит ноутбук, с удобствами устроилась на новом месте. Оплакав мечту стать крутым дизайнером (а в глубине души понимая, что с ее вкусом и стилем ей в мире моды делать нечего), Аля взяла да и сдала вступительные экзамены в Политех. Внезапно. На экономический факультет. Там (еще внезапнее) ее знаний математики вполне хватило. И третий уровень внезапности — ее взяли на бюджет.

Устроилась секретарем на три дня в неделю в небольшую строительную фирму. Деньги небольшие, но вместе со стипендией этого хватало и на оплату квартирки, и на жизнь, включая недорогие развлечения.

Нашла парочку друзей, новых и старых, переехавших после смены социального статуса в этот прекрасный город. И жизнь завертелась-закрутилась, да так, что скучать по родному Екатеринбургу не было времени.

Но шли годы, и на смену радостной эйфории постепенно подкрадывалось робкое ощущение разочарования. Университет окончен, пусть и не с красным дипломом, но хотя бы лишь с одной тройкой. За проклятущую математику. Шеф, терпевший ее отгулы по случаю лекций и экзаменов, после получения диплома сподобился устроить на полную рабочую неделю, да еще и повысить, ценя ее ответственность и высокую работоспособность. Денег стало хватать даже на ежегодные отпуска в Краснодарском крае. Горячо любящая родня не собиралась повышать оплату жилья. Но этого, как ни удивительно, оказалось мало для счастья.

А тут еще в СПб нагрянули тропики. Десять дней на градуснике за кухонным окном — больше тридцати по Цельсию. И ни одного гаденького облачка, ни малейшего дуновения ветерка. Мистика, не иначе.

Губы выпустили еще одно колечко дыма на волю, и затянувшись в последний раз, Алиса потушила сигарету. Пора возвращаться на рабочее место. Клиенты ждут.

Алиса успела просмотреть парочку заявок на крепеж да пиломатериал, как ее мобильник вдруг разразился темой из любимого кинофильма десятилетней давности, «Амели». А значит, звонит Аня. Алиса вздохнула. Дружба дружбой, но вытерпеть в такую жару вечную жизнерадостность девушки сегодня будет нелегко. Но игнорировать не вежливо. Тем более, супер-срочных дел на горизонте не предвидится. А врать друзьям Алиса не любила.

— Приветик, Лис! — защебетала Анька. — Пятница-развратница пришла! Махнем в клуб? Мы с Лариской тут одно клевое местечко присмотрели в прошлые выходные.

— Хай. Ань, серьезно? — закатила глаза девушка. — И охота вам в такую жару в душняке тусить?

— Ой, да брось! Это ж тебе не «Каприз» какой-нибудь. Там кондеры есть. А еще — мужской стриптиз.

— Нашла, чем соблазнить, — хмыкнула Алиса. — Кто еще пойдет?

— Как всегда: я, Ларка и Маша.

— Ага, святая троица. Ну, значит, будет нескучно и без меня.

— Ну пожалуйста-а-а, — заныла в трубку Аня. — Мы соскучились. Сколько можно чахнуть по Андрею?

— Ты прекрасно знаешь, что дело не в нем, — возмутилась Алиса. — С глаз долой — из сердца вон.

— Ну да, ну да. Кому ты заливаешь?

— Мне слишком хреново из-за духоты, чтобы это обсуждать. В стопятьсотый раз. Идите без меня. В этот раз. Может быть, в следующий раз и получится меня уговорить.

— Ловлю на слове. Целую! — бросила подруга и повесила трубку.

— До чего ж веселая у вас жизнь, барышни, — хмыкнула Алиса своему мобильнику и кинула его в ящик стола.

Время, по здравому размышлению Алисы, являлось главным врагом человечества. И дело тут даже не в неизбежном старении. А в том, как оно способствует отдалению очень близких, когда-то, людей.

Семь лет назад они были неразлучны. Тусовались в ночных клубах, смеялись над комедиями в кинотеатрах, готовились к экзаменам, обсуждали парней и врачевали сердечные раны друг друга.

Но вкусы и приоритеты имеют свойство меняться с годами.

Тем более после двух длительных (относительно) серьезных романов, окончившихся полнейшим разочарованием, Алиса разуверилась в большой вечной любви. И тем более в том, что эту самую любовь можно встретить в ночном клубе. Куда 99% идут лишь для поисков партнера на ночь. Поиски любви до гроба заменили книги, сериалы, компьютерные игры. Читать диалоги Элизабет Беннет и мистера Дарси, да мочить нарисованных зомбаков куда интереснее обжиманий на танцполе. Пар выпускаешь, опять же. Даже пар неудовлетворенности жизнью.

Тряхнув челкой, Алиса уставилась в монитор. Пора бы уже залезть в прайс-лист да выставить клиентам коммерческие предложения. Но вместо этого девушка открыла свой аккаунт Вконтакте и принялась разглядывать старые фотографии, на которых она была запечатлена с подругами.

Взгрустнулось. Все-таки дружбу сложно заменить пересмотрами противостояния Элис и корпорации «Амбрелла» да влюбленностью в Дина Винчестера.

Но что делать, если друзья больше не разделяют твои интересы? Искать новых? В общем-то, на этом поприще у Алисы были кое-какие подвижки, но тот человек слишком далеко: даже не в другом городе, а в другой стране.

Из тех, кто рядом, только Лариса более-менее отвечала понятиям Али о настоящей дружбе. С ней можно поговорить по душам, зная, что дальше нее эта мелодрама никуда не двинется. Да и программа культурных мероприятий частенько удовлетворяла вкусы обоих. Кино, музеи, кафешки. И пусть они друг друга не всегда понимали, но иногда приятно было и помолчать в этом дружеском тет-а-тет.

Девушка поймала себя на мысли, что соскучилась. Даже по Аньке. Но вот в клуб Алисе ужасно не хотелось. Модная нынче музыка ее раздражала безмерно. Да и не поболтать там толком.

Что ж. Еще не вечер. Еще увидятся. Лишь бы жарища отправилась восвояси. А в таком случае Алиса будет за любой кипиш, кроме голодовки.

Уход с работы сразу после четырех добавил капельку радости на сковородку раскаленного дня. Завтра выходной, и можно всласть выспаться. Заказать пиццу, скачать какую-нибудь комедию, а может быть — ужастик. Закончить миссию в компьютерной версии «Обители Зла». Или уткнуться носом в любимый «Код да Винчи» Дэна Брауна. Вариантов масса. И каждый из них невероятно располагал к себе, обещая релаксацию в стиле йогов.

Опять же, через месяц — отпуск. Чем не повод воспрянуть духом? Что Алиса и сделала, выключая компьютер. В конце концов, пятница.

Улица встретила девушку облаком пыли и мерзким запахом раскаленного асфальта. Солнце медленно, но верно клонилось к закату, а духота спадать даже не собиралась. Вот бы грозу сейчас. И плевать, если угораздит попасть под ливень без зонта.

Алиса с грустным вздохом нашарила в рюкзачке пачку сигарет и солнечные очки. Небесное светило отражалось от окон высоток и нещадно лупило по глазам.

Судя по пустой остановке, автобус успел отчалить меньше, чем за минуту до ее прихода. Как обычно. Закон невезения в действии. И не важно, во сколько она покинет офис.

К остановке подошел парень подозрительного вида. Окинул ее внимательным взглядом, и Алиса инстинктивно вжалась в перекладину остановки. Типичный гопник, ищущий, чем бы поживиться. Именно такими ее пугала в свое время мама. Но Господь миловал: встреча произошла только сейчас. Волосы ежиком, спортивная куртка (это в такую-то жару!), кроссовки, изрядно поношенные. Да уж. Такому парнишке лучше не попадаться в подворотне темным вечерком.

— Привет. Угости сигаретой, если не жалко, — вдруг выдал парень. Алиса вздохнула. Ага. Само собой. Уловка для полных наивняг. А пока она достает пачку, его подельник вытаскивает из рюкзака кошелек и телефон в придачу.

— Последняя, — с виноватой улыбкой ответила девушка и пожала плечами. — Извини.

— Ну ладно, — парень улыбнулся в ответ и вдруг показался Алисе не таким уж выходцем из бандитского Петербурга. Симпатичное лицо, в глазах прыгают веселые огоньки, а улыбка очень добрая.

Сообразив, что смотрит на него слишком долго, девушка тут же отвела взгляд. Вот что значит — давно без кавалера.

К счастью, из-за поворота наконец-то вырулил автобус, и, если ее не подводило зрение, это нужный ей номер.

Она зашла в него, кое-как протолкнулась к поручню и ухватилась за него. Тут же с правой стороны на нее навалилась жирная потная туша, а с левой — впился в бок чей-то пакет с покупками. Алиса сделала глубокий вдох и стиснула зубы. Тут только один выход — думать о выходных. Еще полчасика помучиться — и свободу попугаям!

На своей остановке она буквально выпорхнула из автобуса, окрыленная предстоящими часами досуга.

Зашла в квартиру, наполненную затхлым воздухом. Распахнула настежь окна, впустив вечернюю духоту с едва уловимой ноткой свежести.

Прохладный душ, салат на скорую руку из свежих овощей, глоток белого вина. И вот она сидит у ноутбука, поджав под себя ноги, в легком хлопчатобумажном халатике, убрав волосы в пучок. Открывает окошко ВКонтакте и улыбается во весь рот, словно Айрин может ее увидеть. А вот россыпь смайликов она точно заметит. И отправит в ответ точно такую же толпу улыбающихся рожиц.

---

Глава 3.
1678 год от Р. Х. Лондон.
Юность Жнеца

Констанс кружилась перед зеркалом, любуясь новым платьем. Заметив в отражении вошедшего в комнату брата, улыбнулась.

— Какое оно красивое! Спасибо, Корнелий!

Мужчина вернул ей улыбку, когда она обняла его.

— Платье как платье. Но ты его, несомненно, украсила. Я и не заметил, как ты повзрослела.

На фоне темно-синего шелка ее голубые глаза казались двумя глубокими озерами. Белокурые волосы, уложенные в высокую прическу, румянец на щеках, изящная шея и тонкая талия. Вырвавшись из порочного круга нищеты, выжившие дети четы Джонсон преобразились в лучшую сторону.

— Джонатану повезло, — добавил Корнелий и отвернулся, чтобы сестра не заметила грусть в его взгляде.

Да, его друг поймал синюю птицу удачи за хвост, когда Констанс в него влюбилась, а Корнелий наплевал на свой новый статус и социальное неравенство, которое в любой другой ситуации стало бы непреодолимым препятствием для подобного брака.

Но увы, счастье молодых людей будет недолгим. Корнелий отчетливо видел на лице своего друга печать близкой смерти. Выглядело это так, словно на коже лба и щек танцевало черное пламя. И чем ближе час кончины, тем интенсивней становится пляска могильного огня.

Сегодня вечером в доме Джонсонов на Пикадилли давался прием в честь помолвки Констанс и Джонатана Гамильтона. А полусгнившая хибарка канула в прошлое. Вместе с человеческой сущностью Корнелия.

Тринадцать лет назад, когда он, будучи ребенком, бродил по ночному городу, зараженному смертью, его желание все-таки исполнилось. Он встретил существо, которое могуществом могло поспорить с самим Люцифером. А в глазах людей оно было еще хуже падшего ангела. Потому что заведовало самой Смертью.

К своему стыду, Корнелий едва не обмочился, когда мрачная фигура с тьмой вместо лица под капюшоном нависла над ним. Но «душегуб» подал голос, и мальчик понял: его дни еще не сочтены. Те, кто режет случайных прохожих, забредших по простоте душевной в эти трущобы, обычно неразговорчивы.

Той же ночью, прямо перед рассветом, мистер Джонсон почувствовал себя худо. А Констанс наконец вышла из забытья и слабым голоском сообщила Корнелию, что проголодалась. Еще через неделю брат и сестра стали сиротами.

И вот тут старшему Джонсону пришло на ум, что его мечта была не совсем обдуманной. Запасы продуктов иссякли. Деньги — тоже. Потому что снова пришлось платить очередной «искательнице смерти» за отсутствие красного креста на двери дома.

К жилищу Смитов пришлось наведаться еще раз. На этот раз — с тележкой. Уголь все еще был на месте. Так что дома снова стало тепло. Но от того, каким жарким было пламя в очаге, голод меньше не становился. Особенно Корнелий переживал за сестру. Девочка нуждалась в хорошей, сытной пище, чтобы набраться сил после страшной болезни. А все, что он мог ей предложить по истечении недели — заплесневелый хлеб, найденный в пустом, покинутом жильцами доме. Поэтому в первый и последний раз решился на воровство.

Когда Корнелий, напуганный собственной храбростью и возможными последствиями поступка, появился на пороге дома, держа в одной руке тощую полудохлую курицу, а в другой — кулек с начавшими подгнивать луковицами, его встречали.

Баронесса Блэр не испугалась испачкать свое роскошное платье грязной мебелью, и когда ошеломленный Корнелий предстал перед ней, сидела за столом, держа на коленях счастливую Констанс, которая была в восторге и от внешности женщины, и от ее обольстительного голоса.

Дама сообщила о своем намерении оформить опекунство над осиротевшими детьми. Показала бумаги настороженному Корнелию, но тот, насупившись, вернул их обратно женщине. Читать он умел, вот только из рук вон плохо. Для него подвигом были даже притчи из Евангелия. А в документах баронессы было столько заумных слов, что он совсем потерялся.

И что же делать? Мальчик видел, что сестра готова прямо сейчас укатить с дамой неведомо куда в ее изящном экипаже, который он не сразу заметил: боялся, что пропажу несчастной курицы заметят слишком быстро, а потом не глядя по сторонам мчался домой. Но Корнелий не верил в душевную доброту незнакомки. Слишком многими нехорошими историями славился этот квартал. Отсюда детей забирают не для сладкой богатой жизни в красивом поместье.

И тогда баронесса, отправив малютку Констанс собирать свои нехитрые пожитки, включающие парочку соломенных куколок и неказистые рваные платьица, подошла к мальчику вплотную, и понизив голос, произнесла:

— Я знаю кто ты, Корнелий. Мы с тобой теперь родня. В наших жилах — одна кровь. Меня отправил за тобой Азраил.

Услышав это имя, мальчик похолодел. Именно так представилось ему то мрачное существо, напугавшее его несколько дней назад. А ведь он порой сомневался в реальности той встречи, решив, что ему просто приснился кошмар, а тот самый «обмен» — всего лишь усмешка Провидения.

Но женщина, в чьих черных глазах отражался огонь в очаге, была реальной. Как и ее бледная кожа, высокие скулы, правильный прямой нос и пухлые губы. Она была невероятно красивой, и Корнелию хотелось ей верить. Он согласился.

И пусть всю дорогу до жилья баронессы он трясся от страха и недоверия, коря себя за поспешность и глупость, ведь могло случиться все, что угодно.

Но когда он спрыгнул на мостовую, прижал к себе сестренку и наконец увидел, куда их привезли, распахнул глаза, разом выдыхая весь воздух из легких. Пикадилли с роскошными особняками и магазинами — это не то место, где пропадают люди или появляются монстры из воздуха.

И дети Джонсонов родились здесь заново — с той минуты их жизни совершенно преобразились.

Баронесса Магда Блэр не заменила им мать. Да она к этому и не стремилась. Честно признаться, дети видели ее несколько раз в год. Но и предоставлены самим себе они не были. Няньки, гувернантки, учителя окружали их постоянно, и всем этим людям было строго наказано не спускать лень и разгильдяйство.

Спустя несколько лет Корнелий бегло разговаривал на французском и латыни, познал азы математики и фехтовал не хуже военного офицера. Не говоря уже об умениях держаться за столом и поддерживать разговор с высшими мира сего. Констанс в науках ему уступала: девочку готовили к супружеству, но даже ее знаний в экономике могло хватить на то, чтобы не позволить кухаркам обворовывать себя.

Когда Корнелию исполнилось восемнадцать, Магда пропала без вести. Но успела оставить завещание, по которому все ее имущество, включая дом на Пикадилли и поместье в десять гектаров под Лондоном, акции, вложенные в прибыльные дела, а также свободных двадцать тысяч фунтов оставались юноше.

Сразу после оглашения завещания Корнелий отправился взглянуть на мир, оставив сестру на попечение строгой миссис Смит, которая, однако, любила девушку, как родную дочь. Год кутил в Париже, оттачивая навыки обаяния, затем полгода изучал русский язык в Санкт-Петербурге. Заглянул и в жаркую Индию, но не задержался: местная еда пришлась не по вкусу. Как и царившие вокруг запахи, не сравнимые даже с лондонскими.

Оттуда он и привез нового друга. Джонатан Гамильтон был молодым священником, служившим раньше помощником старого отца Донована, в чью церковь ходила семья Джонсонов. Детьми они пересекались несколько раз, но не общались. Но в Индии встреча с соотечественником, да еще и знакомым, показалась Корнелию значимой. Да и повзрослев, молодые люди обнаружили множество сходных интересов: начиная от любви к чтению и заканчивая страстью к путешествиям.

Джонатан отправился миссионером в Индию, желая стать самостоятельным и вырваться из-под опеки отца Донована. Но старик прислал письмо, в котором сетовал на слабое здоровье и выражал надежду, что Джонатан заменит его. Корнелий решил вернуться вместе с ним.

С тех пор друг стал частым гостем в его доме, порой не навещая свою крохотную квартирку неделями. И причиной тому была не только дружба с хозяином, но и голубые глаза шестнадцатилетней Констанс.

Год ухаживаний закончился помолвкой с благословения старшего брата. Корнелию нравилось наблюдать за счастьем близких людей. И он знал, что Джонатан — идеальный вариант для ее сестры. С ним она будет как за каменной стеной. А ее приданное в виде десяти тысяч фунтов поможет молодой семье встать на ноги.

Глядя на сияющие лица обоих, он отдыхал душой, порой забывая, кто он теперь.

Пусть Магда и появлялась в его жизни не часто, премудростям работы она его обучила. И поведала о своей биографии. Корнелий не верил ни единому слову, пока она не показала ему свою суть, забирая душу старой служанки. И такая же судьба уготована ему.

Он теперь морт. Тот самый Мрачный Жнец, которыми пугали детей. И не только. И пусть свою первую душу он проводил в семнадцать, благодаря урокам Магды он уже знал, как это происходит. И что происходит с ним самим. То, что он сумел увидеть этот процесс, убедил его в правдивости всего, что рассказала о себе Магда. Женщина была стара. Старше старика Донавана. Да что там говорить: она жила задолго до рождения Христа. Родилась в Древней Греции, той самой, чьими мифами зачитывался юный Корнелий. И благодаря Одиссее и Илиаде, он знал и о ее профессии. Древней, как мир.

Магда была гетерой, весьма успешной. Произошла из богатой семьи, но решила, что быть супругой и матерью — не для нее. И решила строить жизнь на своих условиях. Мужчины ее боготворили. Несчетное число раз предлагали руки и сердца, но Магда предпочитала свободу.

На ее глазах канула в Лету Греция. Пал под мечами германских племен Рим. Она выжила. Путешествовала по миру, обольщая мужчин и забирая души. Крестовые походы, Черная Смерть, выкосившая пол-Европы, Столетняя война, расцвет Инквизиции. Магда все пережила. Она встречала Иуду, была любовницей Нерона, дружила с княгиней Ольгой. Вела беседы с Марко Поло, Данте Алигьери и Леонардо Да Винчи. С берега Чудского озера она наблюдала за Ледовым Побоищем, готовая вести за собой тысячи погибших. Рыдала, когда умирал в огне Джордано Бруно, едва не отказавшись забрать его. Бродила по Парижу, залитому кровью Варфоломеевской ночи, ошеломленная стонами не желающих покидать этот мир душ.

От Магды Корнелий узнал, что таких, как они — много. Один морт на десять человек: Азраилу нужна помощь. Морты чувствовали предстоящие катастрофы и войны, и прибывали в города и деревни, опережая события. Чтобы увести на тот свет больше сотни душ, нужна практика. И большое желание делать свою работу хорошо, а не спустя рукава.

Пока же Корнелий мог забрать с собой лишь троих единовременно. Но и это количество было для него почти непосильным.

Азраил щедро платит за службу: долгая, очень долгая жизнь; иммунитет к болезням; дар иллюзии, помогающий устроиться в мире, возможность раз в пять столетий обменять душу близкого человека на любого другого. Но о последствиях узнаешь лишь в процессе работы.

В семнадцать лет Корнелий узнал, каково это — быть мортом. Ничего сложного, на первый взгляд. На Пикадилли сбили бродягу. Кончался он долго, пуская кровавые пузыри и хрипя. Но не шум и встревоженные крики привлекли его внимание и заставили подойти к окну. Он почувствовал смерть. Впервые после встречи с Азраилом и Магдой. Рой ледяных мурашек пробежался по коже, а ладони вспыхнули черным пламенем. Это не было больно. Но до омерзения неприятно, словно погрузил руки в чан с могильными червями. И в голове звенел тоненький писк, словно от назойливого комара, никак не желающего найти другую жертву. И юноша пошел на зов.

Душа сопротивлялась. Пришлось помогать, как учила Магда. Пара строчек на латыни, ладони сложены в молитвенном жесте и мысленный приказ мурашкам собраться в одном месте — руках. И стоило развести их в стороны, как умирающий наконец отмучился. Стоявшая рядом душа бродяги почти не отличалась внешностью от бывшего вместилища. Только сквозь нее можно было рассмотреть мостовую и ахающих людей. А потом пришла Боль. Словно в сердце вонзили тупой кинжал, которым затем отпилили от него кусочек. Корнелий охнул и схватился за грудь, забыв про душу, которая со страхом таращилась на него. И лишь увидев испуганные глаза мертвого бродяги, юноша взял себя в руки. Он знал, каким его видела душа. Магда в свое время нагнала на него ужаса своим лицом. Глаза — черный омут: тьма поглотила и белок, и радужку. Лицо — угольная паутина проступивших сосудов на фоне бледной, мерцающей изморосью кожи. Так и должно быть, ведь, как пояснила Магда, морты — не живые и не мертвые. Всего лишь проводники Смерти. А Смерть не может быть красивой.

С тех пор прошло семь лет. Боль по-прежнему шла с ним рука об руку, но в своем деле Корнелий поднаторел. И больше не позволял ей брать над собой верх, сосредотачиваясь на работе. Путешествия добавили опыта. Ведь каждый представитель каждого народа реагирует на свою гибель и проводника по-разному. Но всегда это были посторонние люди, до которых Корнелию не было дела. А вот как быть с близкими людьми? Скоро молодому морту предстоит это выяснить.

Сумерки опустились на город. Гости угощались сочным ростбифом, свежими фруктами и изысканным вином. Любовались столовым серебром, фарфором блюд и золоченными рамами пейзажей. Поздравляли Джонатана и Констанс, развлекали друг друга светской беседой и мягко намекали, что неплохо было бы устроить танцы.

Корнелий, сидя в углу зала у камина, наблюдал за людьми, не желая принимать участие в общем веселье. Слишком тяжело было слушать счастливый голосок Констанс и наблюдать обожание в глазах Джонатана. Морт знал, что молодым не суждено вкусить радость семейной жизни. Джонатан не доживет до завтрашнего утра. Уже это обстоятельство доставляло Корнелию немало боли, а уж о том, как будет страдать его сестра, он даже думать боялся.

Около полуночи гости потихоньку рассаживались по своим экипажам и разъезжались по домам. Джонатан собирался остаться. Но тут для него принесли записку. Умирала одна из его прихожанок, и за ним послала ее семья. Отказать было нельзя. Да молодой человек никогда и не пренебрегал своими обязанностями.

Констанс не хотела его отпускать, но ее жених был непреклонен, как и всегда в таких вопросах. И обиженно поджав губы, девушка отправилась наверх, в свои покои. Вслед за ней засеменила и ее горничная. Остальные слуги тоже разошлись на ночной отдых.

А в это время Джонатан Гамильтон осторожно ступал по скользкой мостовой. Где-то впереди, где особняки Пикадилли плавно переходили в скромные дома других улиц, его ждала судьба. У судьбы было испитое лицо, заросшее неряшливой бородой, видавшая виды одежда в заплатах и нож. Голод выгнал этого человека из нищих кварталов в поисках лучшей добычи. На его родной улице ловить уже было нечего.

Корнелий, оставшись в одиночестве, налил в стакан виски. И тут же забыл про него, уставившись на ладони, полные черного огня. Джонатан встретился с судьбой. Пора.

---

Глава 4.
2010 год от Р. Х. Санкт-Петербург. Шестое августа. Алиса и Безумное Чаепитие

Под утро город накрыла гроза.

Алиса подскочила на постели, перепугавшись. Раскат грома, разбудивший ее, был таким сильным, что все машины около дома взвыли в унисон. За окном творилось светопреставление. Молнии распарывали небо на части каждые несколько секунд, от грохота закладывало уши, а ливень злобно бился об оконные стекла. Алиса, устав от духоты, распахнула все окна в квартире перед сном. И вот — пожалуйста.

Кинувшись к подоконнику, едва не растянулась рядом — на полу уже скопилась приличная лужица дождевой воды. Пока она убирала следы бурной грозовой деятельности, проснулась окончательно. И взглянув на часы, застонала от несправедливости этой жизни. Всего лишь четыре утра.

Решив, что как и гордый «Варяг», она врагу без боя не сдастся, упрямо залезла под одеяло. Но сон не торопился. Гроза, побуянив еще полчаса, наконец угомонилась, и тучи вальяжно поползли куда-то в сторону Финского залива. Сигнализации тоже заткнулись. Но даже полчища пушистых воображаемых котов, которых отсчитывала Алиса, не помогали.

Забыться странным мультяшным сном удалось лишь к шести утра. И как итог: проспала до часу дня. Заспанная и желающая убить любого, кто попадется под руку, девушка миновала ванную и посеменила на балкон, прикуривая на ходу. Сигарета прийти в себя не помогла, и тогда настала очередь кофеварки. Когда аромат горячего напитка наполнил кухню, Алиса нашла в себе силы на водные процедуры. После чего, соорудив на скорую руку бутерброды с сыром, налила в кружку кофе, закинув туда кубик сахара. Водрузила все это добро на поднос и вернулась в комнату. Включила ноутбук, и пока тот приветственно урчал, хмуро взирала на заставку Виндоус.

Айрин была в сети. Алиса отстучала на клавиатуре приветствие и в ожидании ответа начала завтракать. Подруга не заставила себя долго ждать.

«Как жизнь?» — черные буквы высыпались в окошко онлайн-разговора.

«Выходные. Этим все сказано. Жизнь прекрасна».

«А хочешь, сделаю ее еще прекрасней?»

«Попробуй».

«Как ты относишься к отпуску в Лондоне?»

Алиса, отхлебнувшая кофе, едва не выплюнула его в монитор. Лондон? Англия? Визит к человеку, которого никогда не видела в реальности? Айрин удалось ее удивить.

«Элис, ты здесь?»

«Угу. Думаю…»

А подумать было о чем. Обычно все отпуска она проводила у родителей в Екатеринбурге. Пару раз удалось скопить на поездку в Лазаревское, что под Сочи. И в компании подруг она наслаждалась галечными пляжами, не очень чистым Черным морем и сочинским дендрарием. А лететь в чужую страну, к людям с другим менталитетом? К подруге, которая может оказаться подпольным продавцом органов или хозяйкой турецкого борделя?

Хм.

А с другой стороны — это же Лондон!

Алиса любила Англию заочно благодаря британским сериалам и книгам Джейн Остин. А еще Лондон — это Королевский театр оперы в Ковент Гардене, музей Мадам Тюссо, Собор Святого Павла, Сент-Джеймский и Букингемский дворцы.

Не говоря уже о том, насколько схожи интересы и вкусы с ее подругой по интернету.

Обычно вечера и уикенды проходили у Али по одному и тому же плану: переписка в интернете, чтение книг, компьютерные «стрелялки» и просмотр фильмов онлайн. Изредка подруги вытаскивали ее в клубы для разминки и кафешки для совместных сплетен. Чуть чаще происходили посещения кинотеатров. Намного реже — театров и выставок.

Так что? Может, рискнуть? Авось не распотрошат в каком-нибудь подвале.

«Если ты насчет стоимости билетов сомневаешься, то я помогу. У меня остались неиспользованные мили. Соглашайся. Пожалуйста! Нам давно пора пообщаться вживую».

Снова капелька подозрения в бочечку волнительного предвкушения. Такая настойчивость любую здравомыслящую (порой — чересчур) девушку, помнящую рассказы о бандитском Петербурге, заставит искать подвох.

Но, черт побери… Лондон!.. И даже предстоящие семь кругов бюрократического ада для получения визы внезапно перестали пугать. По сравнению с этим потенциальное рабство пугало не столь сильно.

«О’кей», — толпа стесняющихся смайликов. — «Уговорила!»

«Чудесно! Мы с Алексис собираемся на прогулку, так что спишемся позднее. Но я рада, что моя идея пришлась тебе по душе. До связи, целую!»

Алиса, воодушевленная приятными перспективами и собственной смелостью, без малейшего ропота уговорила саму себя на субботнюю уборку. Помыла полы, смахнула с этажерок пыль и загрузила стиральную машину. Закружившись в танце с мечтающей о стирке футболкой, поймала себя на мысли, что в глубине души давно ждала подобного приглашения. И плевать на деньги. Заначки должно хватить. А если нет — займет у друзей или родителей.

Вдохновения хватило даже на готовку полноценного обеда. Алисина мама ни в жизнь бы не согласилась на переезд дочери, не будь уверена в том, что все кулинарные уроки ею усвоены. Но Алиса готовить не любила. Чаще всего ее лень и жажда потратить свободные часы более продуктивно (убивать гетов и пиратов, рассекая космос на «Нормандии», например) заставляли ее ограничиться полуфабрикатами. Готовые котлеты, пельмени, сосиски и овощные смеси — максимум ее кулинарных подвигов. Бóльшую часть времени.

А тут прямо накатило. И после набега на супермаркет в соседнем доме Алиса приступила к творчеству.

В итоге на плите варились куриный суп и макароны, в духовке тушились мясные ёжики с томатной подливой. Для Алисы это был верх кулинарного мастерства.

Пока обед изволил готовиться, девушка развесила на балконе выстиранную одежду, вынесла мусор и даже поменяла постельное белье. А потом с чувством исполненного долга уселась за рабочий стол и запустила любимую игрушку.

С удовольствием пообедав, выкурила две сигареты и вернулась к ноутбуку, загрузив сериал. Успела посмотреть три серии, как вдруг приятность субботнего дня испарилась под влиянием звонка в дверь.

Внезапные визиты Алиса не любила пуще готовки. Подождала пару минут в надежде, что очередные продавцы связи или соседи, забывшие купить соль, сочтут, что дома никого нет. Но гость не унимался. Явно знают, что она в квартире. Значит, кто-то свой. Кляня всех и вся на чем свет стоит, подошла к двери и посмотрела в глазок. Ну, точно. Анька и Лариса. Интересно, на что этим дамам телефоны?

— Приветик! — с порога завопила Аня, девушка в теле с голубыми глазами на пол-лица и мелированными волосами до плеч.

Лариса, стройная блондинка с каре и пухлыми губами, степенно кивнула.

— И вам не хворать, — Алиса постаралась, чтобы ее голос звучал приветливо, хотя внутри разливалась досада на незапланированных гостей.

— Чего поделываешь? — Аня бесцеремонно отпихнула хозяйку и прошла в комнату. — Опять в игры рубишься?

— Сериал смотрю. А что?

— Есть занятие получше. Погнали в клуб. Мы с Ларкой присмотрели неделю назад отличное местечко. Коктейли обалденные. И недорого. А вход для девушек бесплатный.

— Я очень рада и за клуб, и за вас. Но не хочется. Неважно себя чувствую…

— Ой, брось заливать. Здорова, как лошадь. Я ж вижу. Ну, пойдем! Пожа-а-алуйста! — выражение глаз в стиле Кота в Сапогах из «Шрека» заставило Алису против воли улыбнуться. — Мы соскучились. А тебе пора развеяться. Скоро забудешь уже, как люди выглядят.

— А на работе я по-твоему с котами общаюсь?

— Это не люди. Это коллеги. Коллеги — не считаются.

Алиса вздохнула. Против такой-то логики как попрешь?

— Имей в виду, — подала голос Лариса, — без тебя мы не уйдем. А пока моешь голову, подберем в твоем шкафу что-нибудь клубное.

— Удачи, — фыркнула Алиса. — Там отродясь такого не водилось.

— Что, прям ни одной маечки с вырезом?

— Мне, в отличие от тебя, в этом вырезе показывать нечего.

— Не прибедняйся, — встряла Анька. — Приличный второй размерчик.

— Блин, вы задрали. Ладно, пошла мыться.

Укладка и макияж много времени не заняли. Аня между тем хозяйничала в шкафу, вытаскивая на свет вещь за вещью.

— Ты что творишь? А складывать обратно кто будет? — простонала Алиса.

— Не боись. Все сделаю в лучшем виде.

— Знаю я тебя. Брысь отсюда!

— А откуда у тебя это платьишко? М-м-м. Черненькое, узенькое, с декольте… Какая прелесть! — не обращая внимания на негодование хозяйки, прощебетала подруга. — Лариска, ты глянь!

Блондинка неторопливо подошла ближе и улыбнулась:

— Это я ее в прошлом году уговорила купить.

— Молодец какая! Эх, жалко, что я в него не влезу. А то б отжала.

— Я б с радостью тебе его презентовала, — хмыкнула Алиса. — Да только Лариса обидится.

— Еще как. Ладно. Натягивай эту красоту, и погнали. Раньше придем — получим столик получше.

Прихватив клатч и джинсовую ветровку на случай внезапного ночного похолодания, хозяйка вслед за подругами покинула квартиру. В глубине души надеясь, что часика через два-три сможет вернуться.

Клуб ничем Алису не поразил. Недорогой стандарт с деревянными столами и не мягкими стульями. Танцпол большой, а сидячих мест мало. Так что подруги были правы, торопя ее. Пришлось бы проторчать несколько часов на ногах у барной стойки — не самое лучшее времяпрепровождение.

За напитками — только в бар. Никаких официантов не предусмотрено. Значит, будет хоть какая-то разминка для ног, учитывая, что танцевать девушка не собиралась.

Оставив Ларису сторожить оккупированный столик, Аня поволокла подругу за коктейлями. Заказ напитков превратился в неприкрытый флирт, а Алиса со скуки стала разглядывать немногочисленных персонажей, прилипших к барной стойке. Никого примечательного, кроме… Да. Молодой мужчина лет тридцати, в самом конце стойки в гордом одиночестве замерший над стаканом с чем-то горячительным. Симпатичный, с идеальными скулами и широкой челюстью, светловолосый, со странными ярко-зелеными глазами. Линзы, что ли? Алиса в жизни не видела такой цвет. И высоченный. Под два метра ростом. Но примечателен он был не внешностью (бывают люди и красивее), а взглядом, пристально следящим за ней. И даже тот факт, что она заметила это, не заставил его отвести глаза.

Девушка, нахмурившись, отвернулась. Не нравились ей такие наглые типы, с ходу строящие себя донжуанами и раздевающие взглядом. Потому и в клубы ходить перестала. Там-то такого добра всегда хватало.

Коктейли, казалось, готовились целую вечность. Подхватив свой стакан с лонг-айлендом и мохито для Ларисы, Алиса прошла к столику, оставив Аньку добивать бармена. Тот не сдавался и упорно не хотел просить у подруги номер телефона. К счастью, глядеть на это безобразие уже не нужно.

Блондинка, сделав пару глотков, сообщила, что играет ее любимая песня и позвала подругу на танцпол, но та отказалась. Для этого еще слишком рано, и мало выпито. Сначала нужно расслабиться, если получится. Так что Алиса достала сигареты, прикурила, и прикладываясь к трубочке, попивала коктейль, наблюдая за народом.

Скучновато. Она-то думала, что подруги хотя бы вначале постараются развлечь ее болтовней ни о чем. Но обе, судя по всему, пришли сюда с другими целями, хорошо известными Алисе по прошлым совместным посиделкам. Девушка вздохнула. Ну и на фига они ее сюда притащили? Лучше б она сезон сериала досмотрела.

— Позволь угадаю: думаешь, что напрасно сюда пришла? — раздалось вдруг справа. Алиса от неожиданности вздрогнула, едва не выронив сигарету. Подняв голову, встретилась взглядом с тем самым симпатягой из бара. Не удержалась. Цокнула, и закатив глаза, снова уткнулась в коктейль.

— Странная реакция на попытку познакомиться, — приподнял брови парень. — Я вроде не секс в туалете тебе предлагаю.

— Ну так откуда я знаю, к чему ты ведешь, — пожала плечами Алиса, не поднимая глаз. Это как с собаками — нельзя смотреть в глаза. А то решат, что ты их боишься. В данном случае: что ты не против продолжения беседы.

А она была против. О чем и сообщила:

— Пардон, попытай счастья у другого стола. Не знакомлюсь в клубах.

— А где?

Тут Алиса обалдела. Парень бесцеремонно отодвинул стул и сел рядом с ней.

— Я вроде не на китайском говорю. Мне не нужны знакомства.

— Так с какой целью тогда здесь? Для любительницы танцевать ты слишком неподвижна.

Сквозь нарастающее раздражение Алиса отметила странные построения фраз и едва уловимый акцент. Приставучий субъект явно не местного происхождения.

Вообще красота. Турист в поисках доступных тел на одну ночь. Классика жанра. Но ведь тут явно найдутся дамочки посговорчивее. Или он решил, что она для приличия ломается?

— Слушай. Честное пионерское — не хочу общаться. Я пришла сюда с подругами, с ними же и планирую уйти.

— Очевидно, они — невидимки.

— Какая тебе-то разница? Может, вообще воображаемые.

— Ты вовсе не обязана куда-то уходить со мной. Но пообщаться же мы можем.

Алиса сдалась. Парень, похоже, непробиваемо тупой. Или нарцисс, который считает, что все должны млеть от его симпатичной мордашки. Но, учитывая, что подруги и правда ее кинули, может хоть это препирательство ее развлечет. Так что она в очередной раз пожала плечами и затянулась сигаретой.

— Я бы угостил тебя напитком, но решил, что ты его пить не станешь. Вдруг я туда чего-нибудь подсыпал.

Алиса, не удержавшись, фыркнула и скользнула по нему взгляду. Парень с довольной улыбкой пялился на нее:

— Снова угадал?

— Допустим.

— У тебя красивые глаза. Цвет необычный.

— Ага, все-таки будешь пытаться меня зашить? — покачала головой Алиса. — Бесполезно. Только время потратишь. А мог бы с пользой его провести где-нибудь в другом месте.

— Корнелий.

— Чего?!

— Так меня зовут. А ты?..

— А я не знакомлюсь.

— Интересное имя. Тоже иностранка?

Алиса вытаращилась на него, как ее знаменитая тезка — на Безумного Шляпника. Но в изумрудных глазах плясали чертенята, а губы дрогнули от намечающейся улыбки. Все-таки он — не псих, просто подыгрывает ей.

Девушка улыбнулась.

— Ладно. Поговорим, раз тебе неймется. Вот только с коктейлем разговор пойдет лучше. Отсюда хорошо видно бар, так что я прослежу, чтобы обошлось без добавок.

— Намек понятен.

Как только его высокая фигура оказалась у бара, на стул рядом с Алисой плюхнулась Анька, напугав ее своим внезапным появлением.

— Господи, так же заикой можно сделать, — проворчала Аля.

— Пардоньте. Я просто в возмущении. Не успела прийти сюда, как подцепила парня. Да еще какого! Невероятно похож на того чувака из сериала… Ну, твой любимый-то… Как же звать…

— «Сверхъестественное»? — Алиса покачала головой. — Не думаю. Тебе в темноте показалось.

— Не важно. Но ведь красавчик. Боже-е-е… Почему тебе так везет?

— Ой, да забирай себе! — отмахнулась девушка. — Милости просим. Хоть одно знакомство в клубе переросло у тебя во что-то более серьезное, чем перепих на одну ночь?

— Да! — с вызовом посмотрела на нее Анька. — Игорь!

— Это который твою квартиру обнес одним прекрасным вечером?

— Ну…

— Мне это не нужно, спасибо. Нуждалась бы — замутила с Костиком с работы. Он давно мне глазки строит. И вполне симпатичный.

— Видела я твоего Костика, ага. Ему до этого ангелочка, как тебе пешком до Парижа. О, он идет обратно! Действительно, ангел. Боже, до чего красив…

— Тебя, может, холодной водой облить, чтоб в себя пришла? — с раздражением покосилась на нее Алиса. — Прям бешенство матки какое-то…

— Ух ты, твоя подруга вспомнила о тебе, — Корнелий уже стоял рядом, составляя на стол стаканы с напитками. — Взял тебе мохито. Думал насчет Секса на пляже, но решил, что ты сочтешь это намеком.

— Верно подмечено, — поджав губы, заметила девушка.

— А я вот люблю Секс на пляже, — вклинилась Анька, расплываясь в улыбке до ушей.

«Начинается…» Алиса, решив, что с нее на сегодня хватит, встала.

— Итак, знакомьтесь. Корнелий, Анна. Допьете мой мохито. Можете пополам распить, так романтичней. А мне пора. Забыла, что рыбки у меня некормленые.

— Но… — судя по его лицу, Корнелий растерялся не на шутку. Еще бы. Дама уже согласилась быть угощенной коктейлем за его счет, а значит, дело сдвинулось с мертвой точки. Но договорить ему не дала Анька, снова ворвавшись в беседу:

— У тебя же нет никаких рыбок, — прищурившись, посмотрела она на подругу.

— А могли бы быть! — сделав страшные глаза, прошипела ей Алиса, подхватила клатч и стараясь не зацепиться за столики ногами, продефилировала в сторону гардеробной и выхода. Очутившись на приличном расстоянии от оставленной парочки, не удержавшись, обернулась. За столиком уже никого не было.

— Ого! Шустро вы все между собой порешили, ребята, — покачав головой, пробормотала вполголоса Алиса. Удивляла как неразборчивость подруги, так и готовность нового знакомого заменить одну симпатичную девушку другой. За пять минут.

О времена, о нравы.

---

Глава 5.
1679 год от Р. Х. Лондон.
Зрелость Жнеца

За окном метель укутывала спящий Лондон снежным пледом. Корнелий, открыв окно, жадно глотал морозный воздух, надеясь, что это утихомирит пламя, бушующее в груди. Но не получалось.

Все пошло прахом. Та, ради которой он расстался с человеческим существованием, снова стремилась в лучший мир. И на этот раз у нее получится.

Спустя два года после смерти Джонатана Констанс смогла оправиться настолько, что вышла замуж за очередного приятеля брата — лейтенанта военно-морского флота Роберта Гордона. Молодожены поселились у Корнелия, и тот был этому только рад. Роберт месяцами отсутствовал дома и хотел, чтобы жена была под присмотром его друга. Того же мнения были и брат с сестрой. Корнелий души не чаял в младшей сестренке, да и Констанс его любила, и не желала с ним надолго расставаться.

Потому Роберт со спокойной совестью оставил молодую жену на попечении старшего Джонсона, несмотря на то, что та была на сносях.

Все было хорошо. Констанс ела за двоих, много гуляла, грелась у камина, наслаждаясь «Потерянным Раем» Мильтона и «Божественной Комедией» Данте.

Но вчера все пошло прахом. Ребенок, мальчик, родился мертвым. А у Констанс началось кровотечение. Врач, присутствовавший при родах, не смог ничего сделать, и лишь развел руками. Да, такое случается. Женщины, бывает, умирают при родах. Такая уж судьба.

Корнелий едва сдержался, чтобы не свернуть ему шею. Его бесило равнодушие этого человека, но он понимал, что врач не виноват в состоянии сестры. На прошлой неделе его сосед, тоже не бедный человек, скончался из-за больного зуба. Так что все происходящее не удивляло. Но причиняло жгучую боль.

— С малышом все в порядке? — через силу прошептала Констанс, когда врач разрешил Корнелию ее навестить.

Молодой человек не смог сказать правду. В угасающих глазах сестры было столько надежды, что сердце сжалось.

— Да. Здоровый мальчуган, — улыбнулся Корнелий, сдерживая слезы.

— Позаботься о нем, пока Роберт не вернется. И помоги ему, пожалуйста. Нужно найти кормилицу.

— Все будет хорошо, милая. Ты поправишься. И сама сможешь…

— Не будет, Корнелий. Я умираю. Ног почти не чувствую. Кажется, до рассвета не доживу.

— Прости меня…

— О чем ты говоришь? — слабо улыбнулась женщина. — Ты заботился обо мне каждый день, каждый час с тех пор, как не стало мамы. Я так тебе благодарна. И я так тебя люблю…

— Тише, милая. Тебе нужно отдохнуть. Поспи. А я пока заварю травяной чай. Он поможет набраться сил. Спи.

— Посиди со мной. Пожалуйста.

Сестра, закрыв глаза, тут же провалилась в сон. Корнелий еще несколько минут державший ее за руку, наконец встал и взглянул на сестру. Констанс права. До восхода солнца она умрет. Мужчина явственно видел печать смерти на ее лице. Пара часов, и все будет кончено.

Душу Констанс тяготила бренная оболочка, и она стремилась вырваться на свободу. Душе не было дела до его страданий. А как же он? Как он будет жить без своей младшей сестренки?

Корнелий вздохнул.

Молодая женщина, к счастью, не услышала этого вздоха. Сон ее был тяжелым, но крепким. Корнелий вышел из комнаты и отправился в свой кабинет. Нацедил в стакан виски, сделал глоток и снова открыл окно. Ветер плеснул горсть снежинок в его горящее лицо. Пригубив напиток, мужчина сцепил зубы, размышляя о грядущем.

Сестра умрет. Это не изменить. По крайней мере, ему. Но кто заберет ее душу? Неужели придется жить с воспоминаниями, как в ее глазах проступает ужас? Ведь он знал, как выглядит во время этого процесса. И он все еще помнил, как изменился взгляд души Джонатана, когда Корнелий пришел забрать его. Страх, ненависть, негодование, боль.

А тут родная кровь. Он все еще помнил Констанс малюткой, ради которой он пожертвовал своей судьбой. Девочкой, искренне смеющейся, когда брат подхватывал ее на руки и кружил в воздухе. Когда подарил сделанную собственноручно из соломы и старых тряпок куклу, в ее глазах был неподдельный восторг. И жгучая благодарность.

Он боялся, что сестра, узнав, кто он, возненавидит его. С этим не смиришься так легко. Эта молодая женщина занимала особое место в его жизни.

Мортам не запрещалось вести человеческий образ жизни. Особенно молодым. Он все еще оставался мужчиной с естественными потребностями. Но он не мог позволить себе влюбленности. Потому, что знал — даже самые красивые девушки смертны. В отличие от него.

Чем старше становится морт, тем реже он окружает себя людьми. Те, кто продолжали привычное общение, по словам Магды, обычно кончали плохо. Но он пока молод и не стремится к одиночеству. Может быть, через несколько веков он изменится. Если не совершит непоправимых ошибок на службе и не канет в Лету вслед за теми неудачниками.

Но сестра… В нем слишком много человека, чтобы так просто дать ей уйти. Ведь только ради нее он и согласился на эту сделку. А теперь она снова умирает, и на этот раз никто помогать не будет.

Азраил давно не давал о себе знать, видимо, довольный своим новым слугой. Но Корнелий больше не мог ждать. Ему нужна помощь.

Ритуалу вызова Ангела Смерти его обучила Магда. Процесс сам по себе неприятный, а учитывая, что Магда ему никогда не нравилась, несмотря на ее помощь и опеку, он поклялся себе, что никогда не прибегнет к этому способу.

Нет, никаких выпотрошенных девственниц, или вырванных сердец, или кошачьих потрохов. А все равно — мерзко.

Убедившись, что слуги разошлись по комнатам, мужчина закрылся в своем кабинете. Достал из ящика письменного стола серебряный нож для разрезания бумаги и кубок из того же металла.

Корнелий долго гипнотизировал эти предметы связи, не решаясь на последний шаг. Но страх потерять сестру пересилил чувство гадливости.

Проведя ножом по запястью левой руки, позволил крови стечь в кубок. Боль была острой, но как только эта жидкость омыла кожу и неспешно потекла в сосуд, стало легче. Когда кубок наполнился на дюйм, кровь остановилась. Тяжело вздохнув и поморщившись, мужчина поднес кубок к губам. И, сдерживая рвотные позывы, выпил все до капли. Тошнота усилилась, и перед глазами появился бледно-розовый туман, сопровождающий каждое подобное «чаепитие». Признак, что Азраил рядом.

Корнелий все еще помнил их первую встречу.

Маленький, замерзший и потерянный, он с ужасом взирал на темную высокую фигуру в длинном плаще. Капюшон скрывал лицо, и казалось, что там вообще ничего нет, лишь черная мерцающая пустота. Возможно, так и есть. Он до сих пор не видел Азраила без его обычного облачения. Ангел Смерти — что может быть страшнее? Правда, уж ему-то, Корнелию, бояться нечего. Морты бессмертны по своей природе. Пока Азраил не решит иначе.

Ангел не заставил себя долго ждать.

— Плоть от плоти моей, ты взываешь ко мне. Я тебя слушаю.

Корнелий, не понимая, откуда доносится голос, встал и недоуменно оглядел комнату. В кабинете он один. Лишь занавеска колышется от порывов морозного ветра.

— Затравленно так не озирайся. Меня сегодня не дано увидеть даже морту. Зачем взывал ко мне?

Мужчине на миг показалось, что в зеркале больше не отражается комната. Вместо нее на серебряном полотне — мрак, поглощающий любой проблеск света. Корнелий замер, вглядываясь в угольно-черный прямоугольник. Казалось, он затягивал в себя все, что находилось поблизости, и возможно, даже его самого. Моргнув, мужчина тряхнул головой — в зеркале снова недоумевало его отражение, глуповатое и растерянное.

— Не безгранично мое время. Я жду, — напомнил о себе Азраил.

— Моя сестра… Ты, наверное, знаешь, что она снова при смерти…

— Разве обязан я знать о людях все? — равнодушно отозвался голос. — Разве интересуют меня живые? Души — вот о ком я пекусь.

— Она скоро станет одной из таких душ. И я не могу… Не хочу ее потерять. И провожать ее в последний путь не буду.

— Служить отказываешься мне? — в голосе промелькнул неподдельный интерес. — Помнишь, чем чреват сей поступок?

— Помню, — буркнул Корнелий. — Нет, я не отказываюсь. Я снова хочу поменять ее душу на кого-нибудь другого.

— Нет! — отрезал ангел. — Ошибаешься ты. Не безгранична моя власть. Я не могу. И не собираюсь идти навстречу. Ты разве закон не знаешь?

— Знаю.

— Видимо, нет, раз заикнуться посмел об этом! В пять сотен лет однажды. Ты выбор сделал свой, когда душу здорового отца на больную сестру обменял. В следующий раз будет это двадцать второй век от Рождества Христова.

Корнелий промолчал, сжав челюсти. Выходит, никаких привилегий у него больше нет. Он зря расстался с обычной человеческой жизнью.

— Привилегии какие еще нужны тебе? — проскрежетал голос. Видимо, ангел смеялся. Мужчина забыл, что от него невозможно скрыть мысли. — Долгая здоровая жизнь, полная удовольствий, есть у тебя.

— Разве это удовольствие — забирать чужую душу?

— Плата это. Пока прощай. Другие заботы есть у меня.

Вот и поговорили. Корнелий, обуреваемый горем и яростью, швырнул кубком в зеркало, и оно разлетелось на сотни крошечных сверкающих осколков.

Больше ничего нельзя сделать. Ни-че-го. Почувствовав нехватку воздуха, мужчина накинул плащ и вышел из дома.

На улице его встретил промозглый февраль, радостно распахнувший снежные объятия. Мужчина вздрогнул и плотнее запахнул плащ.

Фонари горели едва ощутимо, и мрак полз по улицам, огибая дома и задерживаясь в подворотнях. Метель, швырнув в лицо Корнелия россыпь острых снежинок напоследок, стихла. Но теплее не стало. Облака, затянувшие небо, стали разбегаться по сторонам, и мороз начал крепчать.

Все приличные люди сидели сейчас за накрытыми столами, вкушая вечернюю пищу, грели озябшие после улицы руки, поднося их к очагам. И только его одинокая фигура нарушала безмолвие ночи. Шаги гулом отдавались среди стен домов-колодцев. Корнелий ненавидел этот город. Но сестра не хотела уезжать, даже после гибели Джонатана. А теперь, когда ее не станет, захочет ли он остаться?

Когда впереди замаячило здание, освещаемое единственным тусклым фонарем из красного стекла, Корнелий мрачно усмехнулся. Почему ноги привели его сюда? Сейчас не до развлечений. Но к дому все же подошел. Тотчас из дверей вылетела молоденькая девица, одетая слишком легко для февральской ночи. Увидев темную фигуру Корнелия, она вскрикнула от испуга, потом прижала ладони к груди и попыталась кокетливо улыбнуться, приходя в себя.

— Прошу, скажите, что вы священник, — обратилась она к мужчине.

— А что случилось?

— Старая Брук помирает, — шмыгнула носом девица. — Хочет помолиться перед смертью. Покаяться. Ей есть в чем.

— Не сомневаюсь. Но я не священник.

— Вы на него чертовски похожи. Миссис Смит вытолкала меня на мороз, а мне страх как не хочется бегать в темноте и искать святошу. Так и на душегубов нарваться можно.

— И что вы предлагаете?

— Притворитесь одним из них. Страх как похожи. Я-то знаю. Частенько они к нам захаживают.

— Вот это мне знать не обязательно. Вы полагаете, что это будет правильно — дать умереть вашей подруге без настоящего отпущения грехов?

— Лишь бы она померла со спокойной совестью. В раю все равно ей не место. Как и всем нам.

— Что ж… пройдемте.

Девушка обрадовалась возможности провести остаток ночи в тепле и, схватив Корнелия за руку, втащила в дом. Это заведение было ему незнакомо. Пару раз он, в пору становления мужчиной, захаживал в подобные дома. Но с виду те обиталища похоти выглядели вполне прилично. Здесь же все кричало о нищете. Наверное, к этим девицам заглядывают разве что моряки, священники, боявшиеся огласки, да сбежавшие с галер преступники.

Его проводница оказалась совсем юной. На вид ей было лет пятнадцать, но голос уже хриплый, грубый. Как и ладони. Шершавые, словно у крестьянки, растрачивающей свою жизнь на пшеничном поле.

— Меня Грейс звать, ежели чего, — она кинула быстрый взгляд через плечо. — А ты ничего, хорошенький.

— Даже не надейся, — покачал головой Корнелий.

— А говоришь — не святоша. Тоже один из них, — фыркнула девчонка, открывая одну из дверей. — Брук, я привела священника.

Оставив мужчину в комнате, она выскользнула в коридор. И морт понимал, почему. В каморке ощутимо воняло потом, немытым телом и приближающейся смертью. Лежащая в постели женщина слабо постанывала, не открывая глаз. Бисеринки влаги на ее щеках и лбу слегка блестели в свете одинокой свечи. Корнелий подошел ближе. Больная была укрыта грязными одеялами, и казалось, они обернутся трухой от малейшего прикосновения.

— Дочь моя… — «дочери» было уже лет сорок. Корнелию еще не доводилось встречать настолько старую проститутку. Обычно никто из них не доживал до такого возраста. Эта женщина смогла. Если это можно назвать жизнью. Грязь, боль и слезы. Выживание. И борьбу за него она сейчас проигрывала.

— Святой отец? — умирающая приоткрыла глаза. В зрачках отражалось пламя свечи, и казалось, в них плескается огонь. Дьявольское пламя.

— Да. Я пришел отпустить твои грехи. Ты хочешь исповедаться?

— Это вряд ли, — едва слышно засмеялась женщина. — Не успею пересказать. Ты просто отпусти их.

— Хорошо, — Корнелий приблизился вплотную и взял морщинистую, сухую ладонь. — Э-э-э… Брук…

— Брук Форест…

— Брук Форест… отпускаю твои грехи… да пребудет с тобой благость господня…

— Скажи… скажи, что я не буду гореть в аду… Не хочу… и после смерти… страдать… — еле выдавила из себя старая проститутка.

— Обещаю… — соврал Корнелий.

Конечно, Господь может смилостивиться над несчастной рабой его, но он не знал наверняка. Там, куда он провожал души, не было ничего: ни рая, ни ада. Всего лишь пустошь, наполненная плотным вязким туманом. И там они бродили, ожидая дальнейших распределений. Потерянные, одинокие и всегда несчастные.

Через час мучения женщины усилились, и ее стоны перемежались со всхлипываниями. Он пытался как-то смягчить страдания несчастной, и на ум пришли слова молитвы из далекого, почти забытого детства:

— Pater noster qui in celis es, sanctificetur nomen tuum, veniat regnum tuum… — начал бормотать он всплывающие из памяти слова.

Брук зашевелила губами, повторяя за ним молитву, стонать стала тише, а потом и вовсе затихла. И через пять минут скончалась.

Корнелий ощутил привычное уже давление в сердце. Сейчас, сейчас начнется…

От тела отделилась тонкая, почти прозрачная белесая тень. Чем дальше она отлетала от своей оболочки, тем явственнее проступали черты лица.

— Господи Иисусе… — пролепетала несчастная. — Святой отец, что-то вы подурнели…

Мужчина засмеялся. Это самые приятные слова, которые он слышал за последние несколько лет. Обычно его называли чудовищем, монстром и демоном. Но эта женщина повидала на своем коротком веку всякого. Ее так просто не испугаешь.

Он знал, как сейчас выглядит. Жуткое зрелище, с этим трудно поспорить. Но зато и он видел, от чего умерла женщина. Бледно-зеленые всполохи в нижней части живота. Сифилис. И клубящаяся темно-красная дымка в груди. Чахотка. Постоянный набор представительниц этой древней профессии.

— Значит, черти за мной пришли. А ведь обещал…

— Я не связан ни с чертями, ни с самим Люцифером, — заверил ее Корнелий. И в этом он не врал. Душа, распрощавшись с бренным телом, могла это чувствовать. — Время пришло. Пойдем, я провожу тебя.

— Куда? — испуганно спросила душа.

— Ты сама все поймешь. Но не бойся. Я всего лишь проводник. Не в ад, и не в рай. Это не мне решать.

— Я знаю, что не врешь, но мне страшно…

— Все боятся. Но выбора у тебя нет. Пойдем, дитя…

Хотя, какое она ему дитя. Он младше нее почти в два раза. Но это обращение успокаивает, он знает. Уже знает.

Вернувшись из путешествия на Призрачное Плато, Корнелий с облегчением вздохнул. Пора домой. Почему-то последняя миссия сумела его подготовить к проводам сестры. Он справится. Объяснит. Она все поймет. И ее любовь к брату так сильна, что она не сможет держать на него злость и обиду.

Подходя к кварталу, внезапно почувствовал неладное. Поднес ладони к лицу. Так и есть. Черное пламя. Кто-то умер. Рядом. Совсем близко. Небо занималось рассветом. Корнелий бежал домой так быстро, словно за ним гнались адские гончие. Кинулся в комнату сестры, распахнул двери и замер. Опоздал. Новорожденные солнечные лучи освещали восковое лицо женщины, покоящейся на смертном одре. В ней уже не было жизни — он ясно это видел. Но кто?.. Кто проводил ее?

— Ты опоздал, — из темного угла беззвучно шагнула молодая брюнетка с ярко-красными губами. — Привет, Корнелий.

— Зато ты успела, как всегда, Магда.

— Я всегда успеваю, — кивнула женщина, едва заметно улыбнувшись. — В отличие от тебя. Где тебя носило всю ночь?

— Я провожал другую душу. Так получилось.

— А, старая шлюха? Я знала, что она на подходе. Но разве она важнее твоей сестренки? Она так ждала тебя, звала…

— Прекрати! — рявкнул Корнелий.

— Как скажешь… Было бы лучше, позволь ты мне забрать старую Брук. Ты же помнишь мою слабость к подобным людям?

— Я помню, кем была ты.

— Хорошая память — залог счастливой жизни. И впредь не повышай на меня голос. Я на несколько тысячелетий тебя старше, мальчик.

Она грациозно выскользнула в коридор, заставив Корнелия заскрежетать зубами от ярости. Он ненавидел ее, эту древнюю, как мир, представительницу его расы. И пусть она помогла им с сестрой. Взяла под свое не-живое крылышко их маленькую семью. Обучила морта премудростям его новой жизни и работы.

Магда не любила Констанс. С нежностью относилась лишь к мальчику, но чем сильнее он ее презирал, тем меньше она одаривала его своим вниманием. А к девочке она почти с самого начала относилась, как к существу низшего сорта. Нет, она не ругала малышку, не брезговала потрепать ее по пухлой румяной щечке или с улыбкой преподнести очередной подарок во время кратких визитов. Но Корнелий, став мортом, ощущал истинные эмоции своей наставницы. Девочка была для нее помехой, балластом. Никчемным человечком, ради которого не стоит и пальцем пошевелить. Но юный морт был нужен Азраилу, и ради его подготовки она могла стерпеть присутствие Констанс рядом с собой.

А теперь эта падшая дрянь проводила ее душу. И Корнелий был уверен: она сделала это без попыток смягчить свое внезапное появление и объяснить уродливую маску смерти на лице, напугав сестру.

Он не забудет этого. И не простит.

И пусть сестра так и не узнала, кто он на самом деле. Он бы отдал всю свою вечность, лишь бы попрощаться с ней. И утешить во время перехода.

— Прости, сестренка, — прошептал он, с нежностью целуя мертвую женщину в лоб. Кожа была холодной, как лед. И как его сердце, медленно покрывающееся снежной коркой.

---

Глава 6.
2010 год от Р. Х. Санкт-Петербург. Девятое — пятнадцатое августа. Алиса следует за Белым Кроликом

Отпуск. Как много в этом слове для русского человека, особенно, если он не любит свою работу. А уж подписи начальства на заявлении и приказе и вовсе способны окрылить.

Шеф подмахнул бумаги, не глядя. И страшный понедельник вдруг засверкал новогодним фейерверком. Правда, когда к вечеру Алиса одурела от телефонных звонков клиентов, которые словно почуяли, что она скоро уходит на законные каникулы, понедельник снова стал пыткой похлеще тех, которыми славилась Инквизиция.

Очень хотелось послать всех куда подальше, но воспитание и врожденная ответственность не могли допустить такого поворота событий.

Алиса терпела рабочую повинность из последних сил. Работа вдруг стала скучна до одурения. Коллеги раздражали, а шеф вызывал острое желание воткнуть ему в глаз карандаш. Работа и раньше не всегда ее радовала, а сейчас, в последние дни перед долгожданным отдыхом, и вовсе стала ненавистной. Впрочем, многие ли из нас могут похвастаться тем, что занимаются любимым ремеслом за деньги? Обычно только меркантильность, в целом — вполне здоровая, и держит офисный планктон в ненавистных кабинетах. Особенно если образование с дуру было получено совсем не в той сфере, о которой мечтается сейчас. Если мечтается, конечно.

Как назло, пять рабочих дней тянулись мучительно медленно. Алиса с трудом заставляла себя продирать утром глаза, вливала в себя пол-литра кофе и натянув сброшенную с вечера и мятую одежду, плелась на остановку, беспрестанно зевая и давясь сигаретным дымом.

Жара и не думала уходить. Город прокалился до основания. Днем и ночью асфальт, сговорившись с панельными стенами домов, источал огненные флюиды. Особенно мучительными были поездки в общественном транспорте. Вот тут девушке каждый вечер казалось, что она попала в самый центр планеты, к кипящей магме и чему-то там еще. Чертям в аду и то прохладней, наверное.

Радостное возбуждение ближе к концу недели начало сходить на нет. Глядя на своих коллег, точно так же умирающих от зноя, Алиса совсем пала духом. Работать не хотел никто, и коллектив гуськом топал между курилкой и кабинетом по сто раз на дню. Даже трудоголик Ольга, приходящая раньше всех, и уходящая домой намного позже шести, без сил таращилась в монитор, делая вид, что просматривает прайс-листы.

А тут еще вспомнилось, что Алиса до одури боится летать. Несмотря на то, что она ужасно скучала по родителям, в Екатеринбург летала очень редко. Раз-два в год. Что уж говорить про Лондон, перелет до которого будет длиться на целый час дольше. Час! За это время можно сойти с ума.

Признав, что она — трусиха, Алиса на этом не остановилась. И всю пятницу мучила себя мыслями о том, как пройдет встреча с подругой.

Ведь девушки должны встретиться впервые. Три года общались в чате, обсудили множество тем: от античной архитектуры до мужских одеколонов, нашли общие интересы, но встреча в реальности — совсем другое. Живое общение, обмен взглядами, жесты и тон голоса тоже играют большую роль в формировании дружбы и прочих крепких связей. Но что делать, когда человек, по духу близкий тебе, живет так далеко?

Алиса мечтала пообщаться с подругой в реальности. Но и боялась тоже. А вдруг в жизни Айрин окажется совсем другой? Что, если она не понравится девушке? Как тогда вести себя все эти дни? Скованно улыбаться и пороть чепуху, лишь бы женщина не заметила, что неприятна ей? Или прямо заявить об этом, разрушив чудесную виртуальное дружбу?

И вот еще что: если английский Алисы окажется не таким хорошим, как считала ее преподавательница в колледже? Да, девушка любила этот язык, слушала англоязычную музыку, смотрела фильмы и сериалы без перевода. Но разговорной практики не случалось со времен учебы. Отстукивание грамотного текста в интернете — не в счет.

А самое плохое? Ведь может так случиться, что это она, Алиса, окажется поперек горла англичанке. Вот тогда совсем худо. Девушке было известно, что она не подарок. Именно из-за ее характера ни один нормальный парень не мог с ней ужиться. Только самый первый роман продлился два года, и лишь потому, что влюбилась она в человека, намного хуже ее самой. Когда обоим надоело терпеть взаимные упреки, оскорбления и ревность, разбежались в разные стороны. Но после переезда в Санкт-Петербург таких долгосрочных отношений больше не было. Алиса знала, почему, но ничего не могла с собой поделать. Или не хотела…

Но мужчины — это одно. А разочарования друзей — совсем другое. Почему-то это всегда больнее и обиднее. Тем более, если это Айрин.

Алиса никогда не оставалась одна, без друзей. В детстве верховодила бандой девчонок, которые нагоняли страх на местных мальчишек и во всем беспрекословно подчинялись ей. Потом была Лариса, которая стала лучшей подругой и была несколько лет рядом. Пока скоропостижно не выскочила замуж и не переехала в Санкт-Петербург. Правда, там она так же быстро развелась, но это уже было неважно — в городе она обосновалась серьезно и, судя по всему, надолго. А вслед за ней туда отправилась и Алиса. В колледже она познакомилась с Аней. И спустя полгода совместной учебы девушки крепко подружились.

И лишь спустя четыре года до Алисы стало доходить — они слишком разные. Анька — девчонка-праздник. Что бы в ее жизни ни случилось, она не потеряет присутствия духа. Этому можно позавидовать. Правда, ей сильно не везло в любовных делах. Что ни парень, то альфонс: ни работы, ни стабильности, лишь желание получить все готовое за ее счет. В данный момент Анька снова свободна, как ветер.

Как оказалось, Корнелия она заинтересовать своей персоной не смогла, и с грустью сообщила Алисе в воскресенье, что после ее ухода парень извинился и тоже покинул клуб, сославшись на какие-то дела. Видимо, тоже пошел несуществующих рыб кормить, утомленный Анькиной напористостью.

Лариса — прямая противоположность подруге. Серьезная, волевая, но, тем не менее, романтичная особа. Характер сложнейший. Как все это уживалось в ней, Алиса не понимала. Но в отличие от подруги, Лариса не высказывала людям свое недовольство. Если ей что-то не нравилось, она молчала. Никогда не догадаешься, что она о тебе думает, если не смотреть в глаза. Аля за несколько лет научилась распознавать в них недовольство, обиду или осуждение. И когда подобные взгляды относились к ней, неловко себя чувствовала. Но даже ее разочаровать она не боялась так, как Айрин.

Англичанка — особенная. Интересная. Да и потрясающая схожесть вкусов практически во всем не может не радовать. Для девушки, уставшей от непонимания друзей, знакомство с Айрин в сети стало настоящим подарком судьбы. С кем еще можно ожесточенно спорить о том, что так волнует? Кто лучше: Данте или Мильтон? Кем на самом деле являлась Беатриче? Какая постановка эффектнее: «Федра» или «Андромаха»? Где гармоничнее раскрыта женская сущность у Моэма: в «Театре» или в «Миссис Крэддок»?

Книги для Алисы были всем. Целым миром. В нем можно спрятаться от скуки, одиночества и апатии. Она предпочитала не строить свою жизнь, а существовать в чужой. Аля свой жизненный путь считала безнадежно скучным. Куда интересней погружаться в приключения, которыми пестрят белоснежные книжные листы. Кто-то в книгах видит лишь буквы. А перед Алисой за ровными аккуратными строчками вставали картины. Люди оживали в ее воображении, она ясно ощущала биение их сердец. Обливалась слезами, сочувствуя, заливалась смехом, веселясь вместе с ними. Влюблялась в героев. Только там, в романах, поэмах и пьесах и была жизнь. А то, что окружало ее в реальности — так, ерунда. Скучная серость.

Естественно, Айрин в качестве собеседницы пришлась как нельзя кстати. Грамотный редактор, она прекрасно разбиралась в книгах, была начитанной и литературно подкованной. Познакомились они на литературном форуме. Сначала общались там, а позже, обнаружив родство душ, перешли на более личный уровень под названием «личная переписка». Не появись англичанка в ее жизни, Алиса вряд ли прочла бы Мольера, Боккаччо и Рабле. И никто так и не раскрыл бы перед ней всю прелесть Шекспира и Джейн Остин.

Но не только в книгах дело: с Айрин весело и уютно. Даже не смотря на расстояние, их разделявшее. Поэтому у девушки замирало сердце при мысли, что встреча лицом к лицу погубит все былое очарование.

К вечеру субботы Алиса довела себя до ручки переживаниями. Потом вспомнила, что не купила туалетные принадлежности в специальных дорожных баночках. Не потащишь же в чемодане литровый шампунь и такой же гель для душа. А пользоваться косметикой подруги Аля считала наглостью.

Помчалась в «Улыбку Радуги», до закрытия которой оставалось меньше часа. Солнце клонилось к закату, а воздух по-прежнему дрожал от марева расплавленного асфальта. Несчастные георгины и гладиолусы, высаженные у подъездов трудолюбивыми соседками-пенсионерками, совсем сникли, опустив головки бутонов к самым бордюрам. Петуния пока держалась бодрячком, но и она не отказалась бы от дождя. Алиса была с ней солидарна.

Измученная жарой, обратно домой она практически ползла. Через силу приняла душ, покидала приготовленные заранее (к счастью!) вещи в чемодан, полирнула все это дело свежекупленными баночками с душистыми гелями и кремами, взгромоздилась на него, чтобы закрыть. И вконец уморенная, завалилась спать.

Как ни странно, несколько часов все же удалось отдохнуть. В шесть утра проснулась от визга автомобильной сирены. Бубня под нос страшные проклятия несчастной машине и ее владельцу, захлопнула окно, но поняла, что больше не заснет. Так и бродила по квартире, вяло собираясь и проверяя по сто раз, положила ли паспорт в ручную кладь.

А вот уже в аэропорту она успокоилась. Как всегда перед неизбежным. Сидя в ожидании приема к стоматологу, тряслась мелкой дрожью, а как только оказывалась в этом садистском кресле — гора с плеч. Алиса даже улыбнулась стюардессе, проходя в салон самолета, и удивилась собственному спокойствию.

Но полет прошел прекрасно. Девушка даже умудрилась задремать перед самой посадкой. Чемодан выдали сразу же, да и на таможне — никаких задержек и проволочек. Глубоко вдохнув английский воздух, отправилась к стоянке такси. Айрин была на работе, и приехать за подругой не смогла. Но наказала сразу же мчать к ней домой. Что та и сделала, назвав таксисту нужный адрес.

---

Глава 7.
1679–1783 гг. от Р. Х. Лондон, Филадельфия, Новый Орлеан, Париж. Путешествие Жнеца

Кто ищет, тот обрящет. Истина, считающаяся бесспорной у мудрецов всех стран, времен и религий. Знать бы еще, что именно искать…

Корнелий не знал. И отказывался это выяснять. После похорон сестры и крохи-племянника морт впал в депрессию. Настолько сильную, что первое время сопротивлялся призывам умирающих. Хватило его дня на два, а после, во время очередного черного пламени на ладонях, все его тело пронзило захватывающей дух болью. Волна за волной она накатывала на морта, не давая дышать. И он все понял. Дополз до парадной двери, не обращая внимания на ошарашенных слуг, решивших, что их господин вслед за молодой хозяйкой собрался помирать. Ледяной ветер, отвесивший Корнелию пощечину, оказал этим услугу, и мужчина смог подняться на ноги. Чем ближе становилась цель его пути, тем легче было идти. С каждым шагом, с каждой секундой боль слабела. С силой вспыхнув лишь раз, когда он наконец выполнил свое предназначение, проводив душу маленькой напуганной девочки, скончавшейся от лихорадки. Малышка всколыхнула в нем воспоминания о Констанс, и вернувшись домой, морт опрокинул в себя бутылку виски в попытке заглушить глухую тоску.

Утро началось с головной боли и внезапного душевного просветления. Печаль уступила место жажде действия. Спасти сестру он не смог, зато в его силах помочь другой заблудшей овце.

Наскоро позавтракав горячими булочками со свежим маслом, Корнелий сел за письмо. Он и так преступно долго тянул с этим. По пути в Лондон Роберт должен остановиться в Дартмуте. И морт надеялся, что письмо успеет прийти туда до лейтенанта. Держать его в неведении больше нельзя. Стараясь смягчить горе новоиспеченного вдовца и несостоявшегося отца, Корнелий умолчал о мучениях Констанс. Роберту и так придется несладко. Он был влюблен в молодую жену беззаветно, и это чувство было куда сильнее, чем то, что испытывала к нему Констанс. А уж как он ждал сына.

Писать письма с горестными новостями — дело неблагодарное. Морт страдал едва ли не сильнее, чем в первые часы после смерти сестры. Но письмо должно быть написано.

Позвав слугу, отправил его на почтовую станцию, наказав во что бы то ни стало успеть к десятичасовой отправке. А сам, сменив домашний халат на штаны, дублет и серые шерстяные чулки, прихватил плащ из черного сукна, шляпу и трость. И отправился к месту смерти Старой Брук.

Грейс, усталая, с всклокоченными немытыми волосами и черными кругами под глазами, тихо плакала, сидя на крыльце здания. Ее видавшая виды накидка не могла укрыть девушку от февральского ветра, и она дрожала от холода. Увидев приближающегося клиента, тут же вскочила, наскоро растерла слезы по мордашке и натянула на лицо вымученную улыбку. Но когда поняла, кто именно посетил этот филиал преисподней, девушка улыбнулась уже искренне.

— Неужто решили почтить нас своим присутствием еще раз, святой отец? — в голосе слышалась насмешка, но скорее добродушная, чем ехидная.

— Ты же знаешь, дочь моя, что я — не служитель церкви.

— А все равно. Так зачем пожаловали?

— Мне нужно перемолвиться словом с твоей хозяйкой.

— Миссис Смит? — вытаращилась на него Грейс. — Да на что она вам сдалась? Она не работает с клиентами, да и стара уже для этого дела. Постарше почившей Брук будет…

— Я по делу, а не за утехами. Так она на месте?

— Ага. В кабинете. Я провожу.

Торги завершились через пятнадцать минут. Мамаша борделя сначала наотрез отказалась от более чем щедрого предложения Корнелия. Грейс пользовалась успехом у клиентов, и терять эту золотую жилу старуха не собиралась.

Девочку она купила у ее родственников, когда той было всего три года. Родители умерли от чумы в том же году, когда Корнелий стал мортом. Кормить еще один рот они не хотели, поэтому без зазрений совести отдали ребенка миссис Смит. И хотя работать Грейс начала еще в десять, сейчас, спустя семь лет, все еще оставалась привлекательной для мужчин. Потому хозяйка борделя надеялась, что еще с десяток лет сможет торговать ее телом.

Корнелий еще раз спокойным тоном озвучил сумму, призванную утешить горюющую «торговку», раз в десять превышающую ту, которую старуха смогла бы выручить за пятнадцать лет работы Грейс. А потом назвал имена нескольких влиятельных персон Лондона, которые были у него в долгу за всяческие полезные услуги. И сообщил, что в случае ее отказа, добьется, чтобы эти самые персоны закрыли этот притон раз и навсегда. А сама миссис Смит, возможно, одним морозным утром поскользнется на ледяной мостовой и попадет под лошадиные копыта или колеса экипажа. Или, возвращаясь домой после тяжелого трудового дня, свернет не в ту подворотню и угодит в объятия грабителя.

Миссис Смит намек поняла. И решила, что деньги — «оно ж всегда приятность». На том и порешили.

Уходил из этого мерзкого заведения Корнелий уже под руку с Грейс, закутанную в его плащ. Вывел девушку из экипажа и с усилием подвел к дверям. Та, увидев шикарное здание, оторопела и с испугом покосилась на Корнелия. Зная, через что пришлось пройти несчастной, морт понимал, о чем она думает. Из одной клетки — в другую, пусть и побогаче. И еще неизвестно, чем за новую клетку придется платить.

— Я тебя не обижу. Клянусь. И ты вольна будешь уйти из этого дома в любой момент. Держать не стану.

— А если кто узнает, кого вы привели в дом? Я же не просто попрошайка из портовых доков.

— Слуги не узнают. Только не от меня. Только если кто-то из них захаживал в ваше заведение. Однако, смею надеяться, что плачу им достаточно для того, чтобы они искали развлечений на улицах поприличнее твоей. С этой минуты для всех ты — моя дальняя кузина со стороны матери, которую наша семья считала погибшей во время чумы четырнадцать лет назад.

Отмытая в переносной ванне Грейс преобразилась. Корнелий выбрал из гардероба сестры платья попроще, нелюбимые ею. Но и они восхитили девушку до глубины души. Она никогда и не мечтала даже, что однажды сможет прикоснуться к такой ткани, не говоря уже о том, чтобы носить подобное.

Приглашенный на дом врач осмотрел Грейс и сообщил, что та вполне здорова. Нет даже признаков той самой болезни, губившей проституток и их завсегдатаев. Корнелий не собирался превращать девушку в свою любовницу, просто не хотел, чтобы она присоединилась к Старой Брук. Уж лучше узнать о болезни на ранней стадии, когда есть хотя бы крохотный шанс от нее избавиться.

Прибывшему через неделю Роберту, убитому горем, ее тоже представили кузиной Грейс Эббот. Тот равнодушно скользнул по девушке пустым взглядом и заявил, что этот дом слишком напоминает о счастье, которое никогда не вернется, поэтому поживет пока у родственников. Корнелий не спорил. У него не было сил утешать еще и зятя.

Грейс, дабы хоть чем-то отплатить за доброту, пару раз старалась прошмыгнуть в спальню Корнелия. Но тот пресек на корню все ее попытки, вежливо, но непреклонно выставляя ее за дверь. Тогда девушка отправилась донимать своей помощью кухарку. Та была столь же непреклонна, хоть и невежлива.

Морт, поняв, что «кузина» вполне освоилась на новом месте, раз довела до белого каления добродушную миссис Блэйк, нашел, чем ее занять. Выяснилось, что Грейс не умеет читать. И соответственно, никаких знаний в других научных областях не имела. Засучив рукава, Корнелий приступил к делу. Сначала его потуги были восприняты девушкой в штыки. Морт оставался спокойным, но настойчивым. Грейс горько рыдала — ей трудно давался алфавит, а затем и слоги. Но ее «кузен» с милой улыбкой ее утешал, разубеждая в том, что она никуда не годится. А затем тихим, но твердым голосом продолжал водить пером по буквам, и Грейс успокаивалась, завороженная этим медленным танцем изящных пальцев.

Вскоре дело пошло на лад, и спустя несколько месяцев девушка бегло читала. И внезапно открыла для себя целый дивный мир. Книги приводили ее в восторг. Она замусолила домашнюю Библию, уже наизусть зная половину Евангелия. Но не остановилась на этом. В ход пошло все: начиная от записок путешественников и заканчивая пособиями по разведению домашнего скота.

Вскоре к их маленькому домашнему очагу присоединился все еще тоскующий Роберт. Горе утраты затмила устойчивая меланхолия, но доброта и веселый нрав Грейс, которые она сохранила, несмотря ни на что, начали вытаскивать зятя из паутины уныния.

Они обсуждали книги. Роберт читал ей по памяти стихи, и Грейс, задумчиво вперив красивые серые глаза в пламя камина, внимала ему с улыбкой. Затем лейтенант начал обучать ее верховой езде. Эти прогулки сблизили молодых людей еще сильнее.

Корнелий, наблюдая за ними, внезапно поймал себя на жгучем чувстве ревности. Он и не заметил, как сильно увлекся девушкой в процессе ее обучения. Но отступил в сторону, поняв, что Грейс тоже не на шутку заинтересовалась его зятем. Морт решил покинуть Лондон с тем, чтобы никогда не возвращаться, по крайней мере в роли Корнелия Джонсона.

Его мыслями последние недели завладел Новый Свет. Мир, полный приключений и возможностей. Завещав дом на Пикадилли и пригородное поместье зятю, Корнелий дождался помолвки Роберта и Грейс, и затем сел на корабль, следующий к берегам Америки, неизведанным, но таким манящим.

По прибытию Корнелий прибился к новой колонии, Пенсильвании, основанной квакером Уильямом Пенном. Там очень ценили терпящих страдания «за веру», и Корнелий прикинулся одним из них. Ему было все равно, что исповедовать. Его Богом был Азраил. А приспосабливаться к любым условиям он научился еще в детстве.