Бесплатный фрагмент - И пусть трепещут все мои враги

И ПУСТЬ ТРЕПЕЩУТ ВСЕ МОИ ВРАГИ

Глава 1

Шли третьи сутки испытаний в Заповедном лесу. Предстояло пережить еще один длинный изматывающий день, а за ним бесконечную мучительную ночь.

Претендента оставляли без запасов еды и воды. Все трое суток он должен был провести в полной тишине, чтобы не привлечь внимания лесных обитателей. Среди учеников ходили страшные истории о диковинных существах, но реальней была встреча не с ними, а со стаей диких волков.

К своему несчастью такого опасного зверя Эйлин Келли сегодня и встретил. Вероятно, это был разведчик, выслеживающий добычу. Значит, скоро жди всю стаю. Парень вновь ощутил панический страх, испытанный полчаса назад, когда проснулся от горячего шумного дыхания и увидел перед лицом волчий оскал.

Всю ночь, превозмогая боль, Эйлин поддерживал огонь в небольшом костре и произносил заклинания, чтобы отпугнуть волков, но к утру силы совсем покинули его, и он на мгновение сомкнул налитые свинцовой тяжестью веки.

Келли был крепким выносливым парнем и обладал довольно обширными знаниями, что позволяло ему не дожидаться семнадцати лет для поступления в Школу Друидов. Его день рождения был в ноябре, и провести в Школе Бардов еще год ему не хотелось. Он мечтал заниматься настоящим делом и стать гасителем, как отец, чтобы с честью выполнять высокую миссию друидов.

В их клане всегда существовало деление на своеобразные касты. Еще в Школе Бардов сыновей ловцов зачисляли в специальные группы и начинали усиленно тренировать, а детям лекарей предлагалось углубленное изучение специальных дисциплин. Такое положение дел никого не удивляло и не обижало. Все понимали, что магическая сила передается по наследству, и если далекий предок был воином, то его потомки в большей степени унаследуют физическую силу и выносливость, а не усидчивость и дотошность, присущие лекарям. Способности ребенка определялись при поступлении в Школу Оватов, и если сын ловца или лекаря не проходил специальный тест, это лишний раз доказывало, что ребенок имел чужую кровь.

Эйлин мечтал продолжить дело отца, легендарного гасителя с прозвищем Зубр, и поклялся, что пройдет все испытания, чего бы это ему не стоило. И даже не осознавал до конца, что на кону может стоять жизнь.

В первую ночь он случайно угодил ногой в капкан, когда в нарушение инструкции, которую накануне вбивал ему в голову тренер, обходил свои «владения» с пылающим факелом. Эйлину показалось, что волк подобрался к границе участка, и он решил отпугнуть его ярким светом. Но увидев, что принял за зверя кучу сваленных сухих веток, от досады за свой страх ударил по ней ногой.

Капкан звонко щелкнул стальными челюстями и глубоко вонзился острыми зубьями в живую плоть. Парень сразу и не понял, насколько все серьезно. Боль была вполне терпимой, а небольшой капкан на вид казался довольно примитивным. Он решил, что при свете дня без труда разберется с замком, но утром оказалось, что это проблематично. Отец всегда беззлобно подсмеивался и говорил, что руки у его сына выросли не из того места.

Пытаясь открыть хитроумный замок парень сломал нож, служивший и орудием, и оружием. Это была единственная вещь, которую ему разрешили взять с собой. Впрочем, была еще ракетница с красной ракетой, своеобразный сигнал SOS, подать который у претендентов считалось величайшим позором. Ведь это означало, что ты трус и слабак, а главное — переоценивший себя дурак, возомнивший, что сможет стать великим гасителем.

Он не мог выставить себя в таком свете и подвести отца, который предупреждал, что испытания будут очень серьезными и предлагал участвовать в них через год. Но не только из-за отца Эйлин не имел права так поступить, а и из-за будущего сына, ведь его позор будут помнить годами, и вряд ли предложат следующему Келли проходить испытания.

Нога, стиснутая капканом, воспалилась, и к концу второго дня парень уже не мог на нее встать. Ночью от боли у него временами даже начинался бред, но единственная мысль неустанно билась в голове: «Я выстою. Отец будет гордиться мной. Осталось совсем немного, еще чуть-чуть».

А на рассвете третьего дня, когда силы почти покинули его, Эйлин обхватив руками вековое дерево и прижавшись к нему щекой, тихо попросил:

— Ангел, помоги мне выстоять, — и сквозь боль усмехнулся над самим собой. — Я точно схожу с ума, если уже, как маленький мальчик прошу Ангела помочь и шепчу в ствол дуба, хотя дуб совсем не тот…

Внезапно на него снизошло такое умиротворение, что он опустился на землю и спокойно уснул под шепот дубовых листьев. А через несколько сладких мгновений спасительного сна его разбудил волк, тяжело дышавший ему в лицо.

Эйлин лихорадочно начал шептать все заклинания, которые смог вспомнить, и вероятно какое-то из них сработало. Волк, вернее волчица, испугалась и убежала прочь в гущу леса.

«Ну вот, теперь жди всю стаю, — встревожено подумал Эйлин. — А говорили, что днем их можно не опасаться. Наверное, почувствовали легкую добычу».

Он судорожно сжал в одной руке обломок ножа, а в другой ракетницу, приготовившись, к встрече с волчьей стаей. Однако, время шло, а волки не появлялись, и Эйлин покрылся испариной от напряжения, не зная, с какой стороны ожидать нападения.

Они появились со стороны густой, почти непроглядной чащи, к которой он опасался подходить даже при ярком солнечном свете. Ему казалось, что в ней обитают те диковинные существа, о которых говорили ученики. Только появившиеся были не странными существами, и не стаей голодных волков.

Эйлин заморгал, фокусируя взгляд, и подумал, что видит продолжение бредовых снов. Перед ним стояла уже знакомая волчица и девчонка, проходившая одновременно с ним испытания в Заповедном лесу. Он хорошо знал ее — зубрилку и выскочку Альварес. Она часто была его соперником на дуэлях, устраиваемых профессором Броуди на занятиях по магическим заклинаниям. До недавнего времени ему, хоть и с трудом, удавалось победить ее, но в марте их силы сравнялись, а с середины апреля он уже не одержал ни одной победы. И как ни злился, но вынужден был признать, что она сильнее в магии заклинаний.

Для него, как и для остальных участников, одиннадцатый претендент стал полнейшей неожиданностью. И оказался им не четырнадцатилетний сопляк, что уже неприятно, а соплячка. Все расценили это, как прямое оскорбление. Еще с девчонкой они не соревновались. Эйлин, до этого самый младший в группе, вдоволь наслушался высказываний в свой адрес от старших парней. А на девчонку уже обрушился настоящий шквал насмешек и оскорблений. Над ней открыто смеялись и в лицо называли глупой клушей, которая выбилась из «грязи в князи», а теперь по блату хочет стать гасителем.

«Каждый раз будешь прадеда звать на помощь, крошка?», — издевательски спрашивали у нее, или пищали тоненьким голоском, изображая тупоголовую блондинку: «Я занята, мне надо осветлить корни волос. Давайте перенесем встречу с вампиром на пару дней», «Ой, у меня сломался ноготь, как теперь я завалю мафара?»

Келли не участвовал в подобных развлечениях, но мысленно поддерживал их.

Альварес, вернее Бойер, никому не жаловалась на обидчиков. Она смотрела прямо в глаза говорившему, но ничего не отвечала на злобные выпады. А когда у того иссякал пыл и истощалась фантазия для оскорблений, немыслимо красивые губы девчонки кривились в презрительной усмешке, а изящные плечи приподнимались в удивленном жесте, словно спрашивая: «И это все на что ты способен? Да, не густо…».

Она никогда не опускалась до ответных фраз, и лишь в самых оскорбительных случаях, когда нападавший уже не стеснялся нецензурной брани, начинала громко смеяться. Этот смех был подобен пощёчине и выставлял говорившего настоящим дураком.

А сейчас девчонка с презрительной улыбкой посмотрела на Эйлина и спросила сладким голоском:

— Победа любой ценой, Келли?

Парень с ненавистью глянул на нее. Он чувствовал себя паршиво в этом лесу даже в первый день, когда был совсем здоровым. Его напрягала оглушительная тишина днем и столь же оглушительный для него шум ночью, когда густая темень окружала со всех сторон и прямо физически давила на плечи. А постоянные шорохи, хруст веток и крики ночных птиц сводили с ума, вызывая животный страх. А эта красотка была свежей и беззаботной, словно и не провела двое суток в лесу.

«Уж больно она веселая после двух дней ада А может ее и не было в этом чудесном лесу? — молнией пронеслось в мыслях Эйлина. — Теперь она птичка высокого полета, и ей ни к чему торчать здесь, как всем».

— Что случилось, можешь сказать? Или будешь и дальше молчать, как рыба?

«Ага, так я тебе все и выложил, — хмыкнул про себя Эйлин. — Специально разводишь на разговоры, чтобы потом сказать всем, что Келли не выдержал испытания. Не дождешься, стерва».

— Урсула, ты была права, — насмешливо протянула девчонка и потрепала волчицу по загривку. — Нам здесь не рады.

«Да пошла ты со своей Урсулой. Зачем, вообще, приперлась, кто тебя звал? — злобно прошипел про себя парень. — Или тебя специально подослали, чтобы я начал жаловаться, и тут сразу бы появились тренеры? Я не поведусь на такой дешевый трюк, даже не надейся! Выиграю я, а не ты!»

— Пожалуй, мы зря тратим время на этого идиота, — холодно произнесла девчонка. — Урсула, помоги мне, пожалуйста.

Волчица мгновенно прыгнула на Келли и придавила его к земле.

От неожиданности и страха тот не смог вспомнить ни одного заклинания. Да и как тут связно думать, когда перед носом болтается высунутый язык зверя, а глаза его неотрывно следят за тобой?

Он не видел, чем там занимается Альварес, лишь почувствовал, как ногу сжали еще сильнее, словно жгутом, а затем услышал металлический лязг и краем глаза заметил, как в сторону отлетел капкан. Через несколько мгновений штанину его джинсов закатили и холодный ветерок коснулся обнаженной воспаленной кожи.

— Ты, придурок, совсем ногу загноил, — услышал он недовольный голос. — Хочешь стать одноногим гасителем? О таких еще никто не слышал.

«Я обязательно стану гасителем, а вот ты им никогда не будешь. Тебе лишь разрешили поиграть в эту игру. Считай, дали конфетку маленькой плаксе, чтобы она не ныла».

— Ну, конечно, куда мне до таких крутых парней, как ты, — издевательски ответила девчонка, делая что-то с его ногой, из-за чего по ней заструилась какая-то жидкость. — А тебе не говорили, что при форс-мажоре надо применить ту штучку, которую ты судорожно сжимаешь в руках?

«Хочешь победишь меня, сучка? Не дождешься! Такого подарка я тебя не сделаю!»

Эйлин поднял руку и показал ей средний палец, в пылу гнева забывая, что на нем стоит волчица, злобно зарычавшая при резком движении.

— Да, Урсула, он самовлюбленный болван, который считает себя героем. Только так умирают не герои, а придурки, Келли.

Альварес слегка похлопала волчицу по серому боку и мягко сказала:

— Спасибо за помощь, Урсула.

Волчица спрыгнула с парня и посмотрела на нее. Лаки опустилась на колени, обняла волчицу и поцеловала ее в лоб.

— Беги в лес, я очень рада, что познакомились с тобой.

Когда животное скрылось в чаще леса, она резко взмахнула рукой.

— Если уж умирать, Келли, то в схватке с врагом, а не на каком-то испытании.

И яркий зеленый след ракеты на голубом небе был последним, что увидел парень, теряя сознание.

Очнулся он уже в госпитале. Рядом сидел отец и держал его за руку. Увидев, что Эйлин открыл глаза, Бэрр слабо улыбнулся и произнес дрожавшим голосом.

— Наконец, ты очнулся, сынок.

— Папа, что произошло? — растерянно спросил парень и шевельнувшись, почувствовал резкую боль. Сразу все вспомнив, он с ужасом спросил: — Что с ногой?

— Не переживай, ее удалось спасти, — поспешил успокоить его отец. — Благодаря мальчику, подавшему сигнал о помощи, с тобой не случилось самого страшного для нас с мамой.

Бэрр прижал руку сына к губам, и от столь непривычной ласки у Эйлина на глазах блеснули слезы.

— Прости, папа, но я так боялся подвести тебя, не пройдя испытание.

— Ты ничем не подвел бы меня, если попросил бы о помощи сразу, как только угодил в капкан. Это ведь испытание, а не настоящее задание. Никто не требует рисковать на нем жизнью. Для этого и даются две попытки.

— Она так и сказала, что только придурки умирают на каком-то испытании, — криво усмехнулся парень.

— Кто «она», сынок? — встревожено всмотрелся в глаза сына Бэрр, опасаясь, что у того вновь начинается бред, почти сутки мучивший его.

— Мой соперник, папа, тот, который выпустил ракету. Только это не мальчишка, а девчонка, — невольно улыбнулся Эйлин.

— Разве девочки проходят испытания для гасителей? Ты ничего не путаешь, сынок?

— Нет, папа, — тот отрицательно покачал головой и рассказал невероятную историю о девочке Лаки и волчице Урсуле.

— Но разве можно разговаривать с волчицей, как с человеком? Или мне все это привиделось? — недоуменно произнес Эйлин, заканчивая свой рассказ.

— В лесу, действительно, живет волчица Урсула. Я сам знаком с ней, — улыбнулся Бэрр удивленному сыну. — Только непонятно, как Лаки узнала о грозящей тебе опасности. Ведь, судя по твоему рассказу, именно она послала волчицу выяснить, в чем дело. Сама Урсула никогда бы не подошла к тебе. Она знает правила, установленные для волков на время испытаний.

— Получается, волки неопасны, и в любом случае не напали бы? А нас об этом не предупредили. Ну, кроме Альварес, конечно, она ведь правнучка господина Галларда…

— Волки — животные, и в любой момент могут стать опасными. Не все такие сознательные, как Урсула, — строго оборвал сына Бэрр. — И что значит, вас не предупредили? Это испытания, сынок, а не шоу «Последний герой», и никто не имеет права разглашать условия их проведения. За такое нарушение сразу покидаешь Дармунд навсегда.

Он потер виски и досадливо поморщился.

— Да, старею и уже начинаю болтать, как баба. Эйл, я не хочу, чтобы ты делился с кем-то домыслами о Лаки. Обвинить в очковтирательстве после того, как только благодаря ей, остался живым, неблагодарно и подло. Да и я буду выглядеть старпером, страдающим словесным недержанием.

— Папа, я никому ничего не скажу, клянусь тебе. Я только с тобой поделился своими сомнениями. И почему ты старпер? Тебе нет еще и пятидесяти. Да и сказал ты всего лишь пару слов сыну, а мы — Келли, не из породы болтунов. А насчет Лаки…

Эйлин понизил голос до едва слышного шепота. Бэрру пришлось низко наклониться, чтобы расслышать его слова.

— Я думаю, это Ангел приказал ей помочь мне. Помнишь, я рассказывал тебе об Ангеле Дармунда? — и увидев утвердительный кивок отца, он горячо зашептал: — Мне было так плохо, папа, что казалось, сейчас я умру. И тогда я обнял дуб и попросил Ангела помочь. Понимаю, что это выглядело по-детски, но ведь сработало. Сначала появилась волчица, а за ней Барби.

Натолкнувшись на осуждающий взгляд отца, Эйлин сразу начал оправдываться:

— Это не я, а наши парни дали ей такое прозвище. Но, неважно. Согласись, только Ангел мог ее послать, больше некому.

— А что ответила Лаки, когда ты спросил, как она оказалась на твоем участке?

— Я ничего не спрашивал. Думал, ее специально подослали, чтобы я проиграл, поэтому молчал и только ругался про себя. А она надсмехалась надо мной со своей волчицей и даже обозвала самовлюбленным болваном, — хмуро буркнул парень, и в ответ на вопросительный взгляд отца нехотя пояснил: — Ну, это когда я сказал, что она не дождется моего поражения и показал ей средний палец.

— Да, сынок, ты уж как-то определись, кто подослал Лаки — Ангел для твоего спасения или экзаменаторы для того, чтобы ты проиграл, — иронично усмехнулся Бэрр. — Ладно, разберемся. Для начала узнаем, что рассказала девочка, а потом решим, что говорить тебе, чтобы никого не подставить. Ты пока ни с кем не разговаривай. Мне сказали, ты был без сознания, когда тебя нашел егерь. Значит, многое можешь и не помнить.

Он многозначительно приподнял брови, и Эйлин понимающе кивнул в ответ.

— Я попрошу, чтобы к тебе никого не пускали еще денек. Отдыхай и набирайся сил. А я пока все выясню.

Сын послушно закрыл глаза, мгновенно проваливаясь в сон, а отец вышел из палаты и начал свое расследование.

Глава 2

Бэрр Келли учился на одном курсе с главным «лесным братом» Биллом Мак Гонегеллом, поэтому сразу пришел к нему.

— Привет, Билл. Хочу поблагодарить «брата», присматривавшего за моим парнем и распить с ним бутылочку виски. Если бы не он, я потерял бы сына.

— Привет, — ответно пожал ему руку Мак Гонегелл. — Пошли в мою берлогу, там поболтаем. Это я по старой дружбе присматривал за твоим сыном. Только спас его не я, ты уж прости меня, друг, — он виновато посмотрел на Келли. — Кто же знал, что он угодит в капкан? Да еще сутки будет терпеть адские боли. Сто раз им говорим на тренировках, что в непредвиденных ситуациях надо сбросить сигнал, но, сам понимаешь, мальчишки думают по-другому.

Они расположились в комнате главного егеря и медленно потягивали виски.

— Помнишь, как мы хорохорились друг перед другом? Вот и твой, стиснул зубы и терпел, а ракету не выпустил. Сжал ракетницу мертвой хваткой, мы в госпитале еле руку разжали.

— Да помню, как мы боялись опозориться и попросить о помощи, –согласился с ним Бэрр.

Тридцать лет назад они вместе проходили испытания в группе претендентов, и оба прошли их. Но Билл не стал гасителем, не пройдя очередных испытаний через два года. Из той группы только четверо прошли полный курс подготовки и приняли посвящение. И это был еще отличный результат, обычно из десяти претендентов лишь двое–трое становились гасителями.

— Эйлин признался, что очень боялся подвести меня, вот и корчил из себя героя. Наверное, посчитал, что я не переживу его сигнал о помощи, а смерть восприму гораздо спокойней.

Келли все не мог отойти от мысли, что из-за глупой случайности чуть не лишился единственного сына и залпом опустошил стакан.

— Мальчишки думают, что они бессмертные, — философски произнес Билл, вновь наполняя стаканы.

— Тогда кому мне пожать руку, если не тебе?

— Жать тут особо некому. Нашей заслуги в этом деле ноль, — самокритично признался Билл, закуривая дорогую сигару и протягивая вторую приятелю. — Мы повели себя, как последние чмошники, и сейчас сидим в такой яме, что не знаю, как и выберемся из нее, — он глубоко затянулся и продолжил: — Твоего парня спасла девчонка. Ей тут прозвище дали Барби, типа, тупоголовая кукла. Вот эта кукла нас и сделала.

— Девчонка? — сделал недоуменные глаза Келли. — А откуда она взялась в лесу? Девочки ведь проходят испытания в начале августа, если мне не изменяет память.

— Ну, это если нормальные девочки. А ненормальные проходят сейчас, — с досадой произнес главный егерь. — Представь, вызывает меня господин Катэйр и говорит, что в этом году в группе гасителей будет не десять, как обычно, претендентов, а одиннадцать. И это дополнительное место специально выделено для четырнадцатилетней соплячки.

И видя округлившиеся уже от неподдельного изумления глаза Келли, он повторил еще раз:

— Да, Бэрр, ты не ослышался. Просто фамилия у нее такая, как у нашего правителя. Хозяин захотел побаловать свою девчушку, вот и разрешил ей поиграть в гасителя.

Мак Гонегелл надолго замолчал, крутя в руках свой стакан. Приятель не торопил его, терпеливо ожидая продолжения.

— Признаюсь, я прямо взбесился, когда Катэйр предложил мне стать ее тренером. Однако, послать его я не мог, поэтому вежливо отказался, сославшись на давнюю договоренность с тобой. Но во мне все кипело. Не хватало еще слезы и сопли вытирать свиристелке, а может и дерьмо. Сам знаешь, как часто в лесу обделываются. Мы уже делаем вид, что не слышим вони, когда выводим их через трое суток. Я деликатно намекнул об этом…

Келли живописно фыркнул, представив «деликатный» намек несдержанного Мак Гонегелла.

— Ну, не привык я делать реверансы, — недовольно нахмурился тот, но продолжил рассказывать дальше. — Прямо так и сказал главному лекарю, что не надо идти девчонке на поводу. Мало ли, что взбрело ей в голову, а вот окажется ночью в лесу и обделается с головы до ног. Сама опозорится, и прадеда оконфузит. А если для нее хотят установить особые правила, то я сразу заявляю, что честно выполняю свой долг и ни для кого не делаю исключения. Так что пусть меня снимают с должности, но девчонка пойдет наравне со всеми, если уже вызвалась. И никакая фамилия не заставит меня изменить клятве, которую я дал десять лет назад, становясь главным егерем. А господин Катэйр ответил, что в данном случае соблюдение клятвы как раз и требуется. Именно непредвзятое отношение во время испытаний он лично пообещал девчонке. Поэтому я должен только обеспечить ей равные условия со всеми. А слезы и сопли — уже ее проблема. И еще он подчеркнул, что прохождение девчонкой испытаний утверждено Советом четырех. Что мне оставалось делать? Только выполнять приказ.

— И кто же стал ее тренером? Коултер?

— С тобой неинтересно. Ты все знаешь наперед.

— Ну, что ты, — великодушно возразил Келли. — Я просто прикинул, кого еще можно назначить деликатным и учтивым тренером для нежной барышни. Кроме тебя, конечно.

Коултер прославился взрывным и вздорным характером. Он даже запретил называть его по имени, отзываясь только на фамилию.

— Хорош умничать, Келли. Да, я решил проучить девчонку, чтобы ей неповадно было с мужиками равняться. Захотела — получила! А Коултер — мой заместитель, не могу же я поручить нашу принцессу кому зря, — уже довольно мирно произнес Билл. — Согласись, что не подкопаешься. Не смог сам стать тренером — назначил второго человека в нашей стае, а не вчерашнего стажера. Короче, когда я сказал Коултеру, то у меня чуть уши не лопнули от его воплей. А тот как увидел девчонку, так сразу дал ей кличку Барби. А все и подхватили. Но она, и правда, настоящая куколка. И фигурка, и мордашка — все при ней. Как такую не баловать? Вот Хозяин и поддался, решил внученьке угодить. А до этого такую коронацию ей устроил! Ты бы видел, что тут творилось. Сынок, небось, рассказывал, как все ученики ей кланялись?

Бэрр молча кивнул, вспоминая рассказ сына о церемонии представления преемницы главы клана.

— Оно понятно, что наследнице правителя негоже быть гадалкой, ну и выучил бы ее на лекарку, чтобы мужа и детей лечила. Так нет, захотел из нее первую бабу-гасителя для показухи сделать. У мафаров же есть такие, да и у ведьмаков тоже. Чем мы хуже? — со злостью съязвил Мак Гонегелл. Однако, из дальнейшего изложения событий Келли понял, что тот злился на самого себя.

— Ну, в общем, мы все так рассуждали, а за нами и ученики, — Билл глубоко затянулся и снова надолго замолчал, а затем с таким же глубоким вздохом продолжил: — И устроили девке такой прессинг, что взрослый парень и дня бы не выдержал. А эта на все издёвки только хлопает ресницами и улыбается. Ну, вылитая тебе Барби! Мне даже хотелось треснуть ее, чтобы перестала улыбаться. Так она вела себя первые два дня, пока мы долбились с теорией. Сам знаешь, что преподаватели из нас аховые, мы люди простые, говорить красиво и долго не привыкли.

Мак Гонегелл не преувеличивал, что не привык красиво говорить. Бэрр уже утомился слушать бесконечные «ну» и «в общем». За полчаса беседы он толком ничего не узнал. Но, что поделать, надо же услышать все из первых уст.

— Короче, цирк начался на третий день, — наконец-то разродился Мак Гонегелл, и дальше повествование стало намного живей и интересней.

— Ты же помнишь, что сначала три дня идет теория, а потом уже тренировки. Так вот, на третий день Коултер от души оторвался на Барби. Он приказал ей показать конспект его двухдневных лекций. У Коултера среди нас лучше всех подвешен язык, вот мы и обязали его читать ученикам лекции о поведении в лесу. Не знаю, кто и когда составил всю эту белиберду, но, когда я пришел сюда, потрепанная синяя тетрадка уже была. Честно говоря, я ее толком даже не читал, так пролистал немного. Какая-то хрень ни о чем, но, если так заведено, значит надо. Вот Коултер и ставит из себя препода — два дня долдонит все по тетрадке, а потом по ней же принимает экзамен. Ну, так вот, все что-то пишут, стараются, а наша красотка поставила ручки на стол, подперла ими личико и просидела так два дня, пялясь на Коултера. Типа, плети, что хочешь, мне все по барабану. Коултер специально два дня молчал, а на третий позвал меня и еще двоих наших, типа, экзамен принимать, и вызверился на Барби: «Где твой конспект, куколка? Неси его нам на проверку».

Девчушка подошла к нашему столу и протянула розовую тетрадочку. После того, как ее прозвали Барби, у нее все стало розовым — ручка, тетрадка, кофточка и даже ленточка в волосах.

Так вот, Коултер тетрадку открыл, а в ней ни словечка, ни буковки, ни закорючки. Он даже подпрыгнул от радости: «Как же ты будешь экзамен сдавать, красавица, если даже ума не хватило готовое записать?»

Барби губки надула и захлопала ресничками: «Я не знала, мистер Коултер, что надо записать — в лесу солнце восходит на востоке, а заходит на западе. Я считала, что оно везде так восходит, сэр, а не только в лесу. Хотя, пожалуй, что север находится напротив юга, мне следовало бы записать».

Она старательно сморщила лобик и похлопала по нему пальчиком: «Это очень ценная мысль».

Коултер покрылся красными пятнами, не зная, что быстро ответить девчонке, а та без запинки начала дословно озвучивать всю галиматью из тетрадки. И с такими наивными комментариями, что мы сразу почувствовали себя полнейшими идиотами. И те, кто читал эту чушь, как очень важную лекцию. И те, кто записывал, считая, что иначе не пройдет испытания.

«Описание на пяти листах, как установить трехместную палатку, конечно, очень интересное. А нам дадут палатки, сэр? — невинно поинтересовалась Барби. — И мы будем жить в них по трое? — она бросила оценивающие взгляды на учеников, словно прикидывала с кем ей разделить палатку. — И спасибо, что рассказали, как жарить мясо на костре. А кого нам разрешат убить в Заповедном лесу, сэр?»

«Я сейчас сам тебя убью! — в бешенстве рявкнул Коултер. — Устроила тут представление! — Он изо всей силы ударил по столу тетрадкой. — Ни хрена не знаешь! Не сдала экзамен!»

«Я не знаю? — криво усмехнулась Барби. — Открывайте свой талмуд и водите по нему пальцем, чтобы не сбиться, — и застрекотала, как сорока, у нас даже в ушах зазвенело, а потом остановилась и ехидно сказала: — Махнете рукой, когда хватит».

«Хватит!!! — сразу завопил Колутер. — Иди, о результате сообщим тебе позже».

«О положительном результате», — с нажимом уточнила Барби и не спеша вышла из комнаты.

А нам уже совсем расхотелось принимать экзамен, мы чувствовали себя оплеванными. И кем? Тупоголовой куклой, — усмехнулся Мак Гонегелл, а Келли уже не смог сдержаться и засмеялся во весь голос.

— Смейся, смейся, — беззлобно разрешил Билл и сам расхохотался от души. — Нет, представь, мы годами с умным видом принимаем экзамен о поведении в лесу, а на следующий день говорим — фигушки вам палатки, с собой можно взять только один нож. И зачем определять, где север, а где восток, если им приказывают: «Сиди на месте и не рыпайся. Тебя привели сюда, и отсюда выведут». Но тогда мы так разозлились на Барби, что вместо экзамена ругали ее почем зря и прикидывали, как же ей отомстить. А ученики поддакивали. Ну, оно и понятно, веселей же перемывать кости девчонке, чем сдавать экзамен. Да и нам хотели угодить, типа, не ей, какой-то кукле решать, что рассказывать на лекции. Заведено объяснять, как ставить палатку, значит для чего-то это надо, и нечего строить из себя самую умную. Даже предложили договориться всем и сказать, что Барби завалила экзамен. И ничего она не докажет одна против нас четырнадцати.

— И вы такие честные и принципиальные, не делающие никому поблажек, решили пойти на прямой подлог? — осуждающе покачал головой Келли. — А все эти разговоры о клятве…

— Да ничего мы не решили, мы же не закоренелые сволочи, — резко прервал его Мак Гонегелл, невольно покраснев.

Они почти уже договорились с учениками, что те подтвердят, как Барби лепетала какую-ту чушь, и за это им всем поставят зачет, но Келли-младший помешал им нарушить профессиональный долг.

— Ладно, признаюсь, это твой сын придержал нас и не дал сподличать. Растолковал, что учился вместе с ней у Броуди, и у девки зверская память. Никто не поверит, что она не смогла пересказать ту мурню, и нам же только хуже будет. Макбрайд заставит всех пересдавать экзамен в его присутствии.

Мы с парнями прикинули, неизвестно еще, что он скажет о наших замусоленных лекциях, да и ученики явно не протарахтят так бойко, как Барби, и решили пока ее не трогать. Поставили ей сдачу экзамена, как и всем. Ничего, сказал я Коултеру, прострекотать эту чушь она смогла, потому что зубрилка. А вот завтра начнутся тренировки в лесу, и тогда посмотрим, что запоет наша красотка, когда столкнется с настоящими трудностями. Тут уж никто не обвинит нас в наездах на Барби, если она не справится, ни Макбрайд, ни даже сам Хозяин. С этим мы и разошлись, с нетерпением ожидая завтрашней потехи.

Келли удобней устроился в кресле, Барби нравилась ему все больше и больше, и он с удовольствием настроился слушать дальше косноязычного Мак Гонегелла.

— На следующий день спектакль продолжился. Мы знали, что девчонка не справится в лесу, это ведь не пикничок, а настоящее испытание. Помнишь, как нам приказали разжечь костер? Несколько часов высекали искру, но ничего не получалось. И мы — грязные, злые почем зря ругали про себя этих гребаных «лесных братьев», скаливших над нами зубы.

Егерь хитро усмехнулся.

— Если бы кто-то сказал мне тогда, что я стану «лесовиком», то я бы плюнул ему в глаза. А сейчас сам с удовольствием скалю зубы над сопляками. Ну, короче, день тогда был препаршивый — сырой и холодный после дождя. Мы расставили всех по участкам и дали им три часа, а сами сидим, пиво потягиваем и гадаем, чей парнишка справится. Каждый своего расхваливал. А затем решили скинуться по десятке для интереса. Один Коултер был злой, как черт, а парни еще его и поддевали. Джек предложил ему монетку кинуть за Барби, так он его чуть не придушил. Ну, просидели мы так три часа и пошли делать обход. Ясный перец, костер никто не разжег, опыта ведь нет пользоваться огнивом. Все уже, как обычные люди, привыкли спичками пользоваться. Да и заклинания сейчас редко кому даются. Поэтому их и запрещают применять, чтобы пожара не было.

Ну, ходим мы, смотрим, кто как постарался. Все были молодцы — ветки натаскали, на кучки разложили, и искру, хоть и с десятого раза, высекать научились. Троим даже удалось пару листьев поджечь, но настоящий костер ни у кого не получился. Одна наша красотка ни хрена не сделала. Принесла для вида несколько веточек, разложила их веером, а сама уселась на пень и подняла мордочку вверх, типа, загорает на выглянувшем солнышке. И вся такая чистенькая, не то, что остальные — потные и чумазые. Она последняя шла в нашем списке, как раз за твоим сыном, вот мы к ней последней и подошли. А заодно, и сопляки с тренерами подтянулись, чтобы посмеяться над Барби.

Келли вопросительно приподнял брови и лукаво усмехнулся, а Билл загоготал:

— Хватит скалиться, умник! Да, в тот день мы наржались, — он скептически хмыкнул, — все по очереди. Сначала мы над девчонкой, а потом она над нами. Короче, слушай. Подруливаем мы к Барби толпой, все двадцать человек плюс Коултер, и ждем представления. И оно началось.

«Что же ты, куколка, костерчик не разожгла? — сладким голосом спросил Коултер. — Я же тебе все объяснил. Да ты и сама умная, вчера как бойко все протарахтела. Так чего сидишь, попку греешь? Поняла, наконец, что бабам в лесу не место? Это тебе не цветочки, ягодки собирать. Давай, дуй отсюда, гасительница хренова, и передай привет Кену».

А девчонка вскочила с пенька, хлопнула ресничками и смущенно сказала: «Простите, мистер Коултер. Я думала, костер надо разжечь у вас на глазах, а оказывается, что он должен уже гореть. Сейчас я быстренько его разожгу».

Мы так и покатились со смеху. Ни у кого и за три часа не получилось разжечь, а эта сейчас быстренько все сделает.

Барби присела на корточки, сложила ветки пирамидкой и три раза дунула на них. Я думал от нашего смеха опадут все листья. Но когда она еще три раза хлопнула в ладоши и запела песенку, то я уже опасался, что и деревья рухнут. А девчонка с серьезным видом пропела: «Гори, гори классно, только не напрасно, а чтоб тепло и ясно стало у костра» и взмахнула пальчиками, словно посылала искры.

Бэрр расхохотался от души, представляя эту картину:

— И когда вспыхнул костер, вы все вытаращили глаза.

— Ты же говорил, что сын лишь ненадолго очнулся. Когда же он успел рассказать тебе эту байку? — настороженно спросил Мак Гонегелл.

— Ага, только очнулся и давай мне байки травить. Я сам догадался, что костер загорелся, только не думаю, что от песенки.

— Ну, мы это тоже поняли, — ухмыльнулся егерь. — Правда позднее, а сразу просто обалдели. Не только глаза вытаращили, но и рты открыли. Костер вспыхнул мгновенно, и Барби радостно захлопала в ладоши: «Ура! Получилось!», а Коултер недовольно спросил: «Что это было? Колдовство? Но ведь правилами запрещено применять заклятия нибелунгов!»

«А при чем здесь нибелунги, сэр? — недоуменно пожала плечиками Барби. — Это песенка из книжки „Рассказы маленьких зверят“. Ее автор — знаменитый „лесной брат“ Роберт Саймон. Он написал интересные истории, в которых зверята делятся своими секретами, вот, например, как зажечь костер».

«Какие зверята? Что ты плетешь? — заорал Коултер. — Сказано было — не применять заклинания, значит не применять!»

«Правилами запрещены только заклинания нибелунгов, о других речь не шла. Чем вам так не понравилась песенка Бедовой Белки, сэр?» — спросила Барби.

«Никаких белок, зайцев и прочих зверюг! — гаркнул Коултер. –Нормальные ученики не знают других заклинаний, кроме нибелунгов. Вот их и указали в правилах. Никто же не думал, что на испытание явится такая умница-разумница и начнет тут голову морочить! Не можешь, как остальные, зажечь с помощью огнива, значит, вали отсюда!»

«Да, пожалуйста, огниво, так огниво, если вам так уж не нравятся зверушки», — быстро согласилась Барби.

И заново сложила шалашиком маленькие веточки, сверху насыпала разный лесной мусор — птичьи перья, сухой мох и труху с того пня, на котором сидела. Все это кучкой лежало у ее ног, и стало понятно, что она заранее собрала растопку для костра. Затем она взяла кремень и лихо, одним резким взмахом кресала высекла несколько искр, упавших на растопку. Сухой мох и древесная труха начали тлеть, и Барби стала раздувать огонь. Через несколько мгновений труха вспыхнула, и вскоре на поляне уже горел небольшой веселый костер.

Признаюсь, я был убит наповал — девчонка развела огонь, как заправский «лесной брат», словно делала это каждый день. А мальчишки обалдело хлопали глазами. То, над чем они мучились три часа, у нее заняло несколько минут. Да и мои парни были поражены, Джек еще поддел Коултера, что зря тот пожадничал десятку на Барби, вот и не заработал сотню на пиво.

А девчонка мило улыбнулась всем и спросила: «Я могу идти, мистер Мак Гонегелл? На сегодня заданий больше не будет?»

Она ушла, а остальные претенденты, получив от нее мастер-класс, бросились к своим кострам. И через час все справились с заданием. Трое потом мне честно признались, что пытались разжечь костер с помощью песенки, но у них ничего не получилось. Но это только они признались, а пробовали, наверняка, все. Даже мы с парнями попытались. Хлопали в ладоши, кричали слова, а все без толку. Джим даже сгонял в библиотеку и выпросил книжку этого Саймона. Оказалось, что она написана на ирландском языке, а не на древнегерманском, как «Нибелунги», но все равно мы в ней ничего не поняли. А тут, как назло, Бирн и Катэйр пожаловали, узнать, как идет подготовка к испытаниям. Ну и застали нас, бегающими вокруг костра с притопами и прихлопами. Смеялись они прямо до слез. Книжка оказалась обычным сборником сказок, а не книгой заклинаний. Развела нас Барби, как последних лохов. Никакого заклинания она не применяла, а просто сбросила огненный импульс, когда встряхнула пальцами. Это нам потом Макбрайд растолковал. Сказал, что сам научил ее такому приему.

— Забавная девчушка, — задумчиво протянул Келли. — Прямо не терпится ее увидеть.

— Да погоди, — тяжело вздохнул Мак Гонегелл, вновь наполняя стаканы. — Дослушай до конца. Обиделись мы тогда крепко. Так опозорить нас перед начальством. Ну и решили проучить ее уже по-настоящему, а заодно доказать, что все равно она — соплюшка, и не фиг ей лезть в мужские дела. Но торопиться не стали. На следующий день испытание было несложным — надо было найти в лесу что-нибудь съедобное. Им ведь предстояло провести трое суток без запасов еды. Все, что найдут, то и съедят. Мы подумали, что найти какие-нибудь ягоды ей удастся. Пусть порадуется и расслабится, а в последний день мы ей покажем. И показали, — плюнул он от досады. — Самому противно вспоминать, что как придурки объявили войну девчонке. Если уже честно говорить, то Барби прошла все испытания играючи, и будь она парнем, то Коултер лопнул бы от гордости. А так он топил свою подопечную, лишь бы доказать, что не бабье дело по лесу шастать. И мы, как последние сволочи, устроили для девчонки испытание похлещи прежних. В тот день было задание подготовить место для ночлега. Каждый старался, как мог. Кто-то шалашик соорудил или сделал из веток гнездо, а кто-то вырыл небольшую нору. В принципе, справились все, но мы-то знаем, что фиг они уснут хоть в шалаше, хоть в норе. С непривычки жутко в лесу, от каждого шороха трясешься. Хорошо еще, если днем вздремнешь пару часов. Ну, короче, как всегда последняя у нас Барби. И как всегда, мы с Коултером подходим первыми, а за нами подтягиваются все остальные. Коултер нашим парням потеху пообещал, а те своим мальцам шепнули. Вот и приперлись все поржать над Барби, уж очень злые были на нее за песенку Бедовой Белки.

Подходим и видим — сидит наша куколка под дубом и книжечку читает. Коултер, как увидел книжонку, аж побагровел весь. Выхватил ее, думал, в ней заклинания какие, а там фигня про вампиров, которую одна баба написала. Тут он еще больше разозлился — Барби даже веток не натаскала, сидит себе, романчики почитывает.

«Что, красотка, сдулась? Пропал интерес? Так чего ждала два часа? Сказала бы сразу — прощайте, приятно было познакомиться, и читала бы уже книжечку на мягком диванчике, а не на твердой земле».

«Ну, что вы, мистер Коултер, я вовсе не хочу прощаться, — поспешила заверить его девчонка. — Мне очень нравится учиться у вас».

«Тогда почему не выполнила задание? — заорал Коултер. — Или ты собираешься спать на голой земле?»

«Ну что вы, сэр, как такое возможно? — сделала недоуменные глазки Барби. — Девочкам нельзя спать на земле, можно заболеть от этого и лечиться всю жизнь».

«Наконец до тебя дошло, что ты — девчонка, — довольно ухмыльнулся Коултер. — Все — брысь отсюда, и навсегда позабудь дорогу в лес. Так уж и быть, поставим тебе зачет. Как-никак ты проторчала в лесу, хоть и не десять часов, а всего восемь за три дня, но мы добрые, простим пару часиков, лишь бы тебя не видеть больше».

«Но ведь можно устроиться на дереве, сэр, и не спать на земле», — как в ни в чем не бывало продолжила Барби, не обращая ни малейшего внимания на его слова.

«А ты для начала попробуй на него еще залезть. Вот, хотя бы, на этот дуб».

И Коултер указал на необъятный дуб, у которого самые низкие ветви были на высоте трех метров. А затем издевательски посмотрел на нее и пообещал:

«Влезешь на него — завтра со всеми начнешь испытания в Заповедном лесу. Я тебе зуб даю».

Барби подошла к дереву и начала внимательно его рассматривать, потом раскинула руки, оценивая толщину ствола. А дуб был такой, что его только втроем обхватишь. Затем посмотрела вверх, прикидывая расстояние до веток. Все понимали, что задание невыполнимо, без веревки на дерево не взобраться, да и то при определенной сноровке. Барби просто тянула время, и Коултер решил ее поторопить.

Виновато вздыхая, Билл вновь наполнил стаканы и залпом выпив, продолжил рассказ:

— Он говорил, что придумал один номер, бьющий наповал, но не стал рассказывать какой, решил сюрприз сделать, а я дурак особо и не настаивал. Кто же мог подумать, что этот придурок учудит такое, за что не с работы выгоняют, а яйца отрывают.

Келли удивленно посмотрел на Мак Гонегелла:

— И что он учудил? Мне даже как-то страшно стало.

— А уж как Барби было страшно, когда на нее сзади напал волк.

— Что-о-о? Вы натравили на нее Вольфа? — возмущенно вскрикнул Бэрр. — Совсем уже рехнулись от ненависти к девчонке? Тут и взрослый бы от страха умер, а она еще ребенок!! Ну, вы и козлы! За такое, действительно, надо яйца отрывать!

— Я потом ему чуть и не оторвал, — огрызнулся Мак Гонегелл. — Да, злость на девчонку нам все баки забила, но кто же знал, что Коултер прикажет волку прыгнуть на нее? Вольф выскочил из загона, промчался, как серая молния, и со всего размаха толкнул Барби в спину. Все произошло так быстро, что я и моргнуть не успел. Ученики испугались, бросились в рассыпную. Наши парни тоже ничего не поймут. Откуда взялся Вольф, и почему он напал на человека? Начали суетиться, веревки с пояса отстегивать, а Коултер стоит и посмеивается.

— Бедная девочка. Что же вы за люди такие?

— Самому тошно, — Билл от досады стукнул кулаком по столу. — Так и дал бы себе по роже за то, что сам злился на девчонку, еще и этого придурка поощрял! А все потому, что мы — самоуверенные болваны. Не укладывалось в наших тупых башках, что девчонка может быть наравне с мальчишкой, а эта — так еще в сто раз лучше. Уверен, что ни один из них не сделал бы так, как Барби. Да что там мальчишки! Я сам бы не сообразил и начал бы защищаться.

— Ну говори уже, не томи, — нетерпеливо подогнал приятеля Келли. — Что сделала девочка?

— Барби лишь на секунду растерялась, когда волк завалил ее со спины. А затем быстро перекатилась, встала на четвереньки лицом к его морде, и глядя прямо в глаза Вольфу тихонько заскулила по-волчьи. Волк опешил и начал осторожно ее обнюхивать. Барби спокойно дала ему это сделать, а затем произнесла несколько странных звуков, словно заговорила с ним. Вольф успокоился, сел и протянул ей переднюю левую лапу. Девчонка присела с ним рядом, внимательно осмотрела ее и выдернула забившуюся между когтей щепку. Волк завилял хвостом, как собака, и лизнул Барби в щеку, а та засмеялась и церемонно ему сказала:

«Рада познакомиться, сэр Вольф. Ваша лапа теперь в полном порядке».

Она поднялась на ноги, потрепала зверя по загривку, а затем бросила такой взгляд на Коултера, что тот попятился и смог лишь выдавить из себя:

«Вольф, на место».

А Барби молча подняла с земли толстую длинную ветку, отошла от дуба подальше, а потом разбежалась и не добегая метр до дерева уперлась палкой в землю, используя ее как опору, подпрыгнула повыше, коснулась ногой ствола дуба, оттолкнулась от него и повисла на руках на самой низкой ветке. Подтянулась, встала на нее и ухватилась за следующую. Не успели мы опомниться, как она уже оказалась почти на середине дерева. Также молча, только еще быстрее, она слезла с него и ушла, сказав «до завтра».

А мы чуть не передрались. Коултеру досталось от всех — и он нас, и от учеников. Но сначала в него вцепился Вольф, схватив за руку. Хорошо, Коултер был в куртке, иначе волк прокусил бы руку насквозь.

«Отпусти, я кому сказал! –заорал тот. — ­Совсем сдурел, Вольф?»

А волк прорычал: «Сэр Вольф! Тронешь волчонка — загрызу!»

Мы чуть не упали от удивления. Волк редко разговаривал с нами. Я за все годы услышал от него лишь несколько слов на том языке, которому нас обучают. А Барби говорила с ним по-настоящему, по-волчьи, если он признал ее волчонком.

Вольф развернулся и ушел в свой загон, а на Коултера напали мальчишки. Твой разорялся больше всех и кричал, что хватит третировать Барби, надо разрешить ей участвовать наравне со всеми, и если она выиграет, то честно признать это. Остальные ученики поддержали его и сказали, что если Барби не допустят к испытаниям, то они расскажут Макбрайду, как на нее натравили волка, а так будут молчать. Ну, я им пообещал. И не потому, что испугался угроз. Я сам решил, что буду настаивать, чтобы ее взяли гасителем, если она пройдет испытание. Девчонка доказала, что способна намного больше, чем любой из этой десятки. Потом я отпустил их, чтобы они хорошо отдохнули перед испытанием, и уже разобрался с Коултером по-своему.

Мак Гонегелл невольно сжал кулаки, вспоминая как заехал тому в скулу, и никто из их команды даже не пытался его остановить. Всем было очень стыдно, а Биллу так больше всех. Впервые за десять лет, занимая эту должность, он изменил своим принципам и допустил такое предвзятое отношение к кандидату.

— На следующий день Барби вместе со всеми приступила к испытаниям. В этот раз она была не в розовых одежках, а экипирована с полным знанием дела — в серо–зеленых тонах, чтобы не сильно выделяться на фоне листвы. Мы развели всех по участкам. Я хотел сам отвести Барби, боясь, что Коултер опять что-нибудь учудит, но это было против правил, ведь с кандидатом работает его тренер. Тогда я решил, что мы пойдем вчетвером — я с твоим сыном и Барби с Коултером. Сначала мы завели Барби, а затем я уже повел твоего малого. Ему пришлось пройти несколько лишних миль, но он не возражал, понимая, что лучше не оставлять эту парочку наедине. Твой Эйлин хороший парень, — одобрительно улыбнулся Мак Гонегелл. — Из нашего разговора я понял, что он не особо жалует Барби. Оказывается, они были постоянными соперниками на занятиях у Броуди, и в последнее время девчонка постоянно побеждала, что, понятное дело, злило твоего сына. Но он все равно встал на ее защиту, потому что любит справедливость. И Барби такая же. Она ведь спасла Эйлина ценой своей победы. Мы сразу предупредили учеников, что даже если они все пройдут испытания, то обучаться все равно будет не одиннадцать, а десять человек. И результаты объявят только после всесторонней оценки их поведения, ведь главное не только вытерпеть трое суток в лесу, но еще и максимально применить знания. Вот Барби и применила все свои знания, — грустно покачал он головой. — Блестяще применила, только гасителем ей не стать.

— Билл, пожалуйста, расскажи все подробно, — проникновенно попросил Келли, — не упускай ни малейшую деталь. Я хочу знать, что произошло с моим сыном, ведь я чуть не потерял его. Надо все хорошо проанализировать и подсказать ему, как следует поступать в подобных случаях, если он хочет стать гасителем.

— А что он сам рассказал, когда пришел в себя? — осторожно поинтересовался Мак Гонегелл. — Мы ведь толком не знаем, что с ним произошло, да и Барби не сказала, как нашла его.

— Эйлин пришел в себя всего на несколько минут, — не моргнув глазом соврал Келли. — Он только узнал меня, спросил, что у него с ногой, и тут же отключился. Поэтому я и пришел к тебе, чтобы поговорить с человеком, спасшим моего сына, и узнать все у него.

— Еще неизвестно, захочет ли этот человек поделиться с тобой, — скептически хмыкнул Билл. — С нами вот не захотел. Теперь ждем, когда твой парень очнется и все расскажет. Хотя, как я понял, эти разборки ни к чему. С Барби уже все решено.

Егерь вновь надолго замолчал, а затем продолжил рассказ.

— Все было нормально. Погода, как по заказу — тепло и сухо. За двое суток никаких сигналов о помощи, или тревожных сообщений от зверья. Сам знаешь, что они помогают нам в крайних случаях. Повторю, ничего необычного не было, не считая, конечно, того, что девчонка двое суток провела в лесу одна. Если бы я на сто процентов не был уверен, что никто, кроме нас в лес не входил, то первый кричал бы, что на ночь ее выводили оттуда. Коултер все талдычил, что от силы она продержится полдня. Так заколебал всех, что парни тоже начали заводиться. И так все на нервах, ведь не только ученики сдают экзамены, но и мы тоже. Если кандидат не пройдет испытание, то в этом могут обвинить тренера, и он вполне может вылететь из команды. Вот Коултер и бесился, что ему подсунули девчонку. Дескать, я специально это сделал, чтобы взять на должность заместителя своего любимчика. Он стал поименно перебирать всех парней, пытаясь определить, кто же из них мой любимчик. Так всех достал, что ему даже двинули пару раз. Да, такого испытания у нас еще не было. Обычно все проходит более-менее гладко, без потасовок. Конечно, они поддевают друг друга, расхваливая своих подопечных, спорят на них, но никогда еще тренер так страстно не желал, чтобы его ученик проиграл. Парней это очень задевало, и они постоянно ругались с Коултером за Барби, впервые болея за чужого претендента. Так что деньки выдались трудные, а вчерашний стал самым «веселым». До сих пор отойти не можем.

Глава 3

Мак Гонегелл скорбно поджал губы и со вздохом произнес:

— Короче, на третий день рано утром, примерно в семь часов, в небо выпустили зеленую ракету — сигнал Барби. Коултер чуть не лопнул от радости и завопил на весь лес: «Я же говорил, что она сдуется, как дырявый мяч! Не место бабам в лесу, и ваша Барби такая же, как все они, только дурости еще больше!»

«Да ты долдонишь об этом с первой минуты, предрекая ее провал, — осадил его Олаф. — А она, тем не менее, двое суток продержалась. Для малолетней девчонки это просто рекорд. Ею гордиться надо, а не поносить почем зря!»

«Хорошо тебе умничать, — огрызнулся Коултер. — Дали мне девку, еще и поддеваете, что я должен радоваться за нее».

«Коултер, что ты болтаешь, — встревожено упрекнул его Джим. — Быстро дуй за девчонкой. С ней что-то случилось, если она сигнал подала».

«Да что там с ней случилось, — презрительно скривил губы Коултер. — Заскучала небось, поболтать-то не с кем. Ничего, пусть немного подождет, а то уж слишком много корчит из себя».

Вот на этих словах я и подошел к ним. Признаюсь, злой был, как собака. Только уснул после ночного дежурства, как меня разбудил возбужденный Джек. Пока въехал в тему и выскочил из коттеджа, прошло несколько минут. И что я вижу? Коултер чешет языком вместо того, чтобы спасать девчонку. Тогда я как гаркну: «Ты почему еще здесь? Немедленно доставь сюда Барби!»

Тот вылетел на место происшествия, ориентируясь по уже едва заметному следу на небе. А я проследил за ним и понял, что ракету выпустили над тем участком, где находился твой сын. И еще толком ничего не сообразил, как вернулся Коултер с ношей на спине. Он принес твоего парня. Эйлин был без сознания, а на ноге из глубокой раны лилась кровь. Мы сразу оттащили его в госпиталь и растолкали сонного лекаря. Хорошо, что дежурил Снэйк, он толковый лекарь, а потом прибежал еще и господин Катэйр. Оказалось, он тоже увидел след зеленой ракеты, и, конечно, испугался за Барби. А когда узнал, что в госпитале есть раненый, то встал рядом с лекарем и начал колдовать над раной. Через полчаса к нам вышел Снэйк, сказал, что с твоим сыном все будет нормально, и похвалил тренера за умелые действия. Если бы не вскрыли рану и не очистили ее от гноя, то все могло бы закончиться весьма печально.

Лекарь ушел, а мы на все лады начали расхваливать Коултера за то, что не побоялся резануть ногу. А тот закричал, что ничего не делал. Он только вынес парня из леса и не знает, что с ним произошло.

В это время из госпиталя вышел господин Катэйр. В руках он сжимал зеленую косынку, а глазами искал кого-то за нашими спинами: «Где Лаки? Хочу похвалить ее за то, что применила косынку, как жгут. Умница девочка, аккуратно вскрыла рану».

«Вы хотите сказать, что это наша Барби раскурочила ногу Келли?» — недоверчиво переспросил Джек.

«Не знаю, кто такая ваша Барби, — строго посмотрел на него лекарь, — а наша Лаки реально спасла ему ногу, а может и жизнь. Так где она? Надо узнать какими заклинаниями она сняла боль, они еще до сих пор действуют».

И тут до нас дошло, что мы совсем забыли о Барби, что, сам понимаешь, было грубейшим нарушением и грозило суровым наказанием. Ученик подал сигнал о помощи, а ему ее не оказали. Мы все так переживали, что парень останется без ноги, что о девчонке даже не вспомнили. К тому же все мои мысли были о моем подопечном, а о Барби обязан был позаботиться Коултер. Я накинулся на него с вопросами о том, что с ней случилось, и кому из парней он поручил вывести ее из леса. А тот сразу побледнел и сказал, что никому ничего не поручал. А девчонке со зла велел самой выбираться из леса.

Я заорал: «Как ты мог сказать такое, придурок?» — и затряс его, как грушу.

Коултер сразу затарахтел: «Когда я прилетел на место, то сразу понял, что это совсем другой участок, не тот, на котором ее оставили. И на середине опушки увидел Барби».

Я стукнул его по плечу, и он замолотил языком еще быстрей:

«Она выглядела, как обычно, с ней явно было все в порядке, сэр. Я подошел и спросил, зачем она подала сигнал. И Барби ответила, что ей все надоело. Представляете, сэр, ей просто надоело! Ну, я тогда и вспылил немного».

«И что именно ты сказал Лаки?» — спокойно поинтересовался Катэйр.

«Я сказал, сэр, что если она такая тупоголовая кукла, которая пройдя двое суток, решила все бросить, то пусть сама и выбирается из леса. Конечно, я не должен был говорить это, сэр, но она меня так разозлила, что я готов был ее убить. Ей-то ничего не будет, она ведь привилегированная особа. Это на мою голову полетят все шишки за то, что она не прошла испытание».

«И как Лаки отреагировала на твои слова?» — все также спокойно продолжил расспрашивать лекарь.

«Никак, сэр, — признался Коултер. — Я ору, а она молчит и только косится на большой дуб. Это еще сильнее меня взбесило, я даже хотел ее встряхнуть».

Заметив сузившиеся глаза Катэйра, он поспешил оправдаться: «Ну так, слегка, сэр, чтобы привлечь ее внимание. Подбежал к ней и сам непроизвольно посмотрел на дерево. И увидел под ним Келли, бледного, как смерть. Из его ноги хлыстала кровь, и мне уже стало не до девчонки. Я взвалил парня на спину и полетел на базу. А здесь мы все так забегались, что я совсем забыл…»

«Ты, гребаный тренер, бросил своего ученика! Да тебя убить за это мало!»

Спокойствие лекаря словно ветром сдуло. Он разразился такой площадной бранью, что у нас глаза полезли на лоб. Никто и никогда не слышал подобных слов от всегда спокойного и вежливого господина Катэйра.

«Мак Гонегелл, немедленно организуйте поиск девочки! — крикнул он мне. — Если с ней что-нибудь случиться, я вам всем головы оторву!»

Я быстро назвал ориентиры Джеку и Олафу. Они мгновенно взмыли в небо, а разборки продолжились с новой силой.

«А с тобой я сейчас разберусь!»

Лекарь так врезал в плечо Коултеру, что тот отлетел на пару метров. Катэйр рывком поднял его с земли и прошипел: «Сейчас Макбрайд тебя на куски разорвет за Лаки».

Тот словно вырос из-под земли и сразу схватил Коултера за шкирку. Узнав, что девчонке приказали самой выбираться из леса, он в ярости ударил его несколько раз.

Джек и Олаф вернулись одни. Макбрайд окончательно озверел и схватил Коултера за горло. Но тут раздался голос самого Хозяина: «Немедленно прекратить! Макбрайд, что вы здесь за самосуд устроили? Мак Гонегелл, доложите, что произошло!»

«Что докладывать? — мгновенно вскинулся Бирн. — Эта тварь бросила Лаки в лесу!»

Я тоже подумал, что тут объяснять. Все, Коултер, твоя песенка, спета. Уж если за девчонку тебя так отделали чужие ей люди, то родной прадед точно убьет на месте. Как любой из нас убьет за своего ребенка. И вот здесь, Бэрр, началось самое непонятное.

«Насколько я помню, ученица Бойер сама вызвалась участвовать в испытаниях. И где же ей тогда находиться, как не в лесу, если испытания проходят именно в нем?»

«Она попросила о помощи, Галлард, — сверкнул злыми глазами Макбрайд, — а ей не оказали ее».

«О помощи? — высоко поднял брови Хозяин и насмешливо усмехнулся. — Следовательно, испытание она не прошла».

«Да при чем здесь испытание, Галл! — уже не вытерпел Катэйр. — Никто не знает, где Лаки!»

«Коултер, я хочу услышать ваши объяснения», — невозмутимо сказал Хозяин.

Тот, запинаясь от страха, начал оправдываться: «Господин Галлард, я был сильно взволнован и сгоряча сказал девочке не те слова, но я не думал, что она поймет их так буквально. Клянусь вам, с Барби, простите, с Лаки все было в полном порядке. Ей не нужна была помощь, она вызвала ее для Келли. Я только сейчас это понял, сэр», — тихо добавил он.

«Она сказала вам, как оказалась на чужом участке?»

«Нет, сэр, да я и не спрашивал».

«Но хоть объяснила, что произошло с Келли?»

«Нет, сэр. Она не говорила о нем».

«Тогда зачем подала сигнал? — уже раздраженно спросил Бойер. — Вы были обязаны задать ей такой вопрос».

«Я задал его, сэр, — Коултер глубоко вздохнул и нехотя признался: — И услышал в ответ только два слова: «Мне надоело».

«Великолепно! Девочке просто надоело играть в гасителя».

И победно улыбаясь, Хозяин посмотрел на членов Совета.

«Галл, сейчас не время обсуждать, кто был прав, — взволнованно произнес Макбрайд. — Надо срочно искать Лаки. Ты ведь понимаешь в какой она будет опасности, если сойдет с тропинки».

У него не хватило духа сказать, что тогда они уже никогда не увидят девочку, но все и так это поняли.

Бойер подошел к старому дубу, прислонился щекой к его стволу и что-то быстро зашептал на непонятном языке. Через несколько мгновений огромный ворон вылетел из леса, сел ему на плечо и что-то прокаркал. А потом, Бэрр, такое началось…

Мак Гонегелл покачал головой, вспоминая вчерашний день.

— Сначала на все лады закричали птицы, а затем завыли волки. Обычно их днем совсем не слышно, а тут вой раздавался со всех сторон. Сначала тихо, а затем все громче и громче. Жутко было даже представить, что четырнадцатилетняя девочка находится в лесу в окружении волчьей стаи. Мы ожидали приказа немедленно прочесать лес по нашим тропам, но он не поступил. Хозяин с невозмутимым видом смотрел на лес. Казалось, его совсем не тревожит, что там происходит, и только легкое постукивание ногой по земле выдавало его волнение. Вдруг он громко приказал: «Выпустить Вольфа!»

Джим открыл вольер, и волк прямиком помчался в лес. И представь наше удивление, когда через несколько минут на окраину леса вышла наша Барби — целая и невредимая, а рядом с ней трусил Вольф. Девочка что-то говорила ему, а в руках держала сплетенные жгутом ветки с волчьими ягодами. Мы все так обрадовались, что готовы были задушить ее в объятиях. Она оказалась такой смелой умницей, что не побоялась обратиться за помощью к волкам. Это вызывало настоящий восторг, ведь никто не мог ожидать такого от четырнадцатилетней девочки.

Егерь грустно усмехнулся.

— Только господин Галлард был другого мнения и сразу набросился на нее. Я никогда не видел его в таком гневе и понял, что не все так гладко в нашем королевстве. Мы ведь считали, что любящий прадедушка решил угодить правнучке и разрешив ей немного поиграть в мужские игры. Нас это бесило, и мы вымещали все на девочке. А оказалось, что прадедушка не такой уж и любящий.

Он осуждающе поджал губы.

— Как бы повел любой из нас в такой ситуации? Обрадовался бы, что ребенок жив и невредим, а уже потом отругал бы его для проформы. Ты ведь не стал упрекать сына за то, что он зря корчил из себя героя? Небось, так радовался, когда он очнулся, что все слова вылетели из головы, кроме хвалы богам за то, что сын жив.

Келли кивнул, молча соглашаясь с Мак Гонегеллом. Какие упреки и обвинения, когда всю ночь просидел, как на иголках, не зная, чего ожидать. Когда Эйлин открыл глаза, Бэрра наполнила такая горячая волна радости, что он чуть не заплакал, и крепко сжал бы сына в объятиях, если бы тот не был так слаб.

— А господин Галлард резко прервал наше ликование и приказал всем заткнуться. Он набросился на Барби и начал орать на нее. Обозвал безмозглой идиоткой и самоуверенной дрянью, заставившей столько людей оторваться от дел и заниматься ее поисками. А потом замахнулся, чтобы дать ей пощечину.

Келли недоверчиво посмотрел на приятеля.

— Да, Бэрр, наш никогда не повышающий голоса, не то, чтобы поднимающий руку правитель хотел со всего маха заехать девчонке по лицу.

— А как отреагировала девочка? Она заплакала?

— Наша девочка не плакала, Бэрр, — с неожиданной гордостью ответил Мак Гонегелл. — Без всяких оправданий или обвинений Коултера она смотрела прямо в лицо разъяренному прадеду. Когда он замахнулся, Вольф злобно зарычал. Она резко опустилась на колени и обняла его за шею, удерживая на месте.

— Волк хотел наброситься на господина Галларда? — недоверчиво переспросил Келли. — Но, ведь он спас его еще волчонком и вылечил, поэтому Вольф и служит ему.

— То-то и оно, Бэрр. Вольф встал на защиту Барби и мог реально вцепиться в господина Галларда. Тот прямо захлебнулся от возмущения. Я думал, он прямо сейчас убьет Вольфа за такую дерзость. Но девчонка крепко держала волка и только негодующе сверкала глазищами на прадеда. В этот момент она была так на него похожа, что мы даже опешили. Хозяин сквозь зубы прошипел Вольфу на волчьем: «Пошел вон. Это мой волчонок. Я имею право его учить». Но волк только яростно рычал. Тогда Барби произнесла несколько фраз на своем особом языке и поцеловала Вольфа в лоб. Тот уже беззлобно заворчал и лизнул ее в щеку, а она протянула ему ветки с волчьими ягодами и вежливо произнесла: «Это привет от леди Урсулы. И спасибо вам за все, сэр Вольф».

Волк вцепился зубами в ветки и потащил их в свой загон, а девчонка поднялась с колен и холодно посмотрела на прадеда.

Господин Галлард подозвал охранника и приказал: «Отведите эту красотку в карцер. Пусть хорошенько подумает о своем поведении. Думаю, двое суток ей хватит».

— В карцер? — Бэрр не мог поверить словам Мак Гонегелла. — Да кем же надо быть, чтобы после двух суток в лесу запереть еще в карцере?

— Да, это было очень жестоко. Мы ведь знаем, как долго приходишь в себя после таких испытаний. Днем по несколько часов лежишь в ванне, стараясь отмыться от смолы деревьев и от всякой лесной трухи, а ночью то и дело вздрагиваешь, все кажется, что по тебе кто-то ползет. И еще это постоянное чувство голода, когда целый день жуешь, а наесться не можешь. К лесу надо привыкнуть, его только через годы перестаешь бояться. Претендентам специально дается день для того, чтобы немного прийти в себя, и уже потом предстать перед комиссией, которая будет по косточкам разбирать твое поведение в лесу и решать, зачислять тебе в группу или нет. А девчонку прямо из леса, не дав ни поесть, ни помыться сразу же заперли в карцере. Хотя надо признать, выглядела она неплохо, и пахла нормально, а не так, как обычно несет от учеников, что слышно за версту. Но замуровать ее в четырех стенах на двое суток было уже чересчур. А любящий прадедушка придумал для нее еще кое-что.

Мак Гонегелл вновь раскурил сигару, предлагая вторую Келли.

— Вполне можно было обойтись одними сутками, — раскуривая сигару, произнес Бэрр. — Этого уже более, чем достаточно для четырнадцатилетней девочки.

— Именно так и сказал возмущенный Макбрайд, а в ответ господин Галлард с язвительной улыбкой добавил: «Без еды и воды».

— Что? — Бэрр от возмущения поперхнулся дымом. — Это уже беспредел. Так поступают с врагами, а не с собственным ребенком.

— Ты прямо цитируешь Макбрайда. Он один решился спорить с Хозяином, остальные были настолько ошарашены, что не могли поверить своим ушам.

Мак Гонегелл выпустил длинную струю дыма и вновь глубоко затянулся, стараясь успокоиться. Пересказывая Келли события вчерашнего дня, он не на шутку разволновался, переживая все заново.

— Но его заступничество еще больше злило господина Галларда, и он все добавлял меры наказания. Катэйр схватил Бирна за руку, призывая к молчанию, только не успел быстро это сделать, и ей добавили еще самую маленькую комнату без окон и постоянно горящий свет. А когда Макбрайд растерянно замолчал, отказываясь верить услышанному, Бойер издевательски добавил: «Пусть еще радуется, что не в подземелье с крысами».

— Просто жуть какая-то, — удрученно произнес Келли, потирая лоб. — Надеюсь, он только запугивал девочку, а затем смягчил наказание, когда понял, что в происшедшем была не только ее вина. К тому же, лишь благодаря ее участию удалось спасти жизнь другого ученика.

Бэрр не стал уточнять, что это был его сын. Он старался объективно все оценить, пытаясь встать на место взволнованного прадеда и спрогнозировать его дальнейшие действия.

— Конечно, господин Галлард переволновался за правнучку и решил, как следует ее припугнуть, но я не верю, что он выполнил свои угрозы после ее объяснений.

— Никаких объяснений не было, — возразил Мак Гонегелл. — Девчонка пожала плечиками и с насмешливой улыбкой сказала: «Да можно и с крысами. Они такие прикольные».

«Уберите ее с глаз моих долой!» — крикнул наш уважаемый Хозяин охраннику. Тот схватил Барби за руку и спросил: «Сама пойдешь или тащить придется?» Но девочка так высокомерно посмотрела, что он сразу отпустил ее и поплелся следом, когда она не спеша направилась к главному корпусу. А нам господин Галлард велел проверить состояние остальных учеников и готовиться к неприятному разговору на комиссии.

После его ухода мы никак не могли прийти в себя. Катэйр как мог успокаивал Макбрайда, говорил, что Лаки сильная девочка и сможет вынести двое суток в карцере, но сам был очень расстроен такой несправедливостью. Они ушли, а у Коултера началась настоящая истерика. Он бил себя в грудь и кричал, что это его должны были запереть в карцер без воды и еды за то, что он — трус и сволочь, переложил все на девчонку. Нам даже пришлось окатить его холодной водой, чтобы утихомирить. А после я пообещал ему, что вечером мы с ним проберемся в карцер. Мой родной дядька там главный надзиратель, и мы уговорим его передать ей воду и еду. Коултер немного успокоился, а Джим и Олаф стали убеждать его, что он еще сможет ей помочь. Надо все хорошо продумать и объяснить комиссии, что вышло недоразумение. Девочка прервала испытание только ради спасения жизни такого же, как она ученика. И не говорила она, что ей надоело. Вернее, говорила, но точно имела в виду не испытания, а что-то другое, надо только придумать что.

— Надо сказать, что Барби надоело сидеть на своем участке, и она решила прогуляться по лесу, — уверенно произнес Бэрр. — И за это ее уже наказали карцером.

— Не называй ее Барби, — тихо попросил Билл. — Теперь мы все зовем ее Лаки. Так стыдно, что мы отнеслись к ней, как последние козлы. Посчитали, если красивая — значит тупая, вот и дали это глупое прозвище, типа, что она видела в жизни, чтобы понимать обязанности гасителя и так стремиться им стать. А когда больше узнали о ее жизни, то поняли — девчонке пришлось сполна хлебнуть в нашем любимом Дармунде. Ты когда-нибудь сидел в карцере? Или хотя бы заходил в него?

Бэрр отрицательно покачал головой:

— Нет, не пришлось, я ведь с детства был нудным и законопослушным.

— Ты всегда был умным. Это я был сорвиголовой, но все равно дальше угроз дело не шло, все ведь боялись связываться с моим отцом.

— Ну, да, — подхватил Бэрр, вспоминая своего бывшего наставника — строгого и властного Мак Гонегелла. — Кстати, как он поживает?

— Весьма неплохо, — с гордостью похвастался Билл. — Исполняет обязанности помощника Верховного правителя в Руане. Хорошо, что его нет в Дармунде. А то всыпал бы он мне за всю эту историю.

— Да, он такой. Не посмотрел бы на то, что ты сам уже трижды отец и главный «лесной брат».

— Пока еще главный, — резонно заметил Мак Гонегелл. — Так вот, о карцере. Два года назад в целях воспитания притащил я туда моего младшего оболтуса. Воспользовался так сказать, родственными связями. Ты же помнишь брата моей матери, в честь которого меня назвали?

Келли согласно кивнул. Он хорошо знал Билла Робинсона, бывшего ловца, с которым неоднократно выполнял задания в одной команде. Семь лет назад тот отошел от дел после серьезной переделки и не имея собственной семьи, осел в Дармунде.

— Я в шутку называю его дядькой, хотя всего на двенадцать лет младше него, — усмехнулся Мак Гонегелл. –Так вот, когда он дежурил, я попросил показать малому карцер. И что я скажу тебе, Бэрр, бежали мы оттуда с малым наперегонки.

— Так жутко было? Наверное, Билл специально показал вам самую плохую камеру, чтобы испугать твоего сына.

— Там все камеры плохие. Темные отсеки, чуть шире могилы с маленькими оконцами под потолком. А дядька еще любезно предложил: «Зайдите, посидите на табуретке». А мы только заглянули туда, и у нас сразу начался приступ клаустрофобии. Хотя, ты прав, есть там камеры и хуже — даже без оконца и скрипучего табурета.

Мак Гонегелл от злости скрипнул зубами.

— Вот в такую камеру и заперли нашу Лаки. Честно, я был уверен, что девчонку уже выпустили из карцера, и повел туда Коултера лишь для того, чтобы тот окончательно успокоился. А дядька увидел нас и заорал, как бешеный. Ему охранник все рассказал, и дядька кричал, что мы гады — заперли девчонку в карцере и еще приперлись проверить там ли она. Сказал, что его уже заколебали проверками. Бегают через каждый час, все переживают, что он свет выключит или воды ей даст. А я ему говорю: «Да, мы напортачили, но хотим хоть как-то загладить свою вину. Будь человеком, открой камеру, дай накормить девчонку. Никуда она не сбежит из подвала, пусть посидит в коридоре, все ж не в той норе. А мы посторожим снаружи и как только заметим кого, сразу подадим знак, чтобы успеть запереть ее обратно в камере». Коултер чуть не плакал, пытаясь разжалобить его, да куда там. Дядька тумаками начал прогонять нас, и только когда я пригрозил, что пожалуюсь на него матери, немного утихомирился и повел нас в свою каморку. А там мы выпили с ним чаю с нашими бутербродами и немного узнали о жизни той, которую считали тупой до мозга костей избалованной девчонкой. Оказалось, он был хорошо с ней знаком.

— Главный надзиратель знает Лаки? — недоверчиво переспросил Келли. — Тогда получается, что…

— Да, Бэрр, — перебил его Мак Гонегелл. — Ее частенько запирали в карцере в первые годы его службы.

— Но ведь девочек не карают карцером, — не поверил Келли. — Для них предусмотрены другие меры наказания.

— Предусмотрены. Только для девочек, которых не считают ублюдками. Дядька сам был в шоке, когда узнал, как издеваются над незаконнорожденными детьми воспитатели и надзиратели. Он тогда год прослужил на этом месте и такого навидался, что хотел уйти. Его уговорил остаться тогдашний главный надзиратель, чтобы хоть кто-то был нормальный среди сброда, служившего там. Билл рассказал, как познакомился с Лаки и с усмешкой добавил, что благодаря ей он сделал головокружительную карьеру — за два года стал главным, несмотря на то, остальные там работают по двадцать лет.

— Интересно, как девочке удалось посодействовать карьере Робинсона? — недоверчиво покачал головой Бэрр.

— А он объяснил, как, — широко ухмыльнулся Мак Гонегелл. — И начал с истории их знакомства пять лет назад.

— Пять? Но получается, девочке было всего девять лет, когда ее заперли в карцере? Какие подонки! Что такого мог натворить ребенок, чтобы так жестоко расправиться с ним?

— Да ничего, — грустно вздохнул Билл. — Ублюдки ведь ничейные дети, и с ними можно творить все, что угодно для потехи. В тот день дядька делал обход своих камер и услышал детские крики, раздававшиеся из подземелья. Крики были наполнены таким ужасом и отчаянием, что он не задумываясь бросился вниз. В подземелье есть камеры, сохранившиеся с времен средневековья, но в них уже два века официально запрещено помещать нарушителей порядка. Дядька скатился с лестницы и увидел, как два здоровых мужика жестоко избивают мальчишек. Один из них упал, и мужик стал бить его ногами, а второй отчаянно отбивался, стараясь вырваться, но мужик вцепился в него и молотил кулаком. Дядька сказал, что у него потемнело в глазах от ярости. С разбегу он врезал обоим амбалам и уже потом разобрался, что один был его напарником по смене, а другой — воспитателем пятого курса Школы Оватов. Пока они, выпучив глаза, хватали воздух, дядька поднял с пола худого парнишку, всего в крови, слезах и соплях. Захлебываясь и глотая слова, тот начал быстро говорить, но дядька ничего не понял. А второй мальчишка, немного старше и шустрей изо всей своей маленькой силы пнул воспитателя, затем надзирателя и отчаянно жестикулируя, объяснил, что произошло. Дядька просто ужаснулся. Эти подонки заперли в камере, кишевшей крысами, подружку мальчишек, а их избили за то, что они просили выпустить ее оттуда.

— Ты хочешь сказать, что… — с ужасом произнес Келли, отказываясь верить, что подобная жестокость существует в Дармунде. Он знал, что ублюдков презирают и издеваются над ними, но, чтобы дойти до такого надо быть извергами, а не людьми.

— Да, они заперли там Лаки. Даже звери не обращаются так с чужими детенышами. Дядька не мог поверить в такое, но из камеры раздался нечеловеческий вопль.

Мак Гонегелл глубоко вздохнул и слегка улыбнулся:

— У нас с Коултером прямо дух перехватило от его рассказа, но потом слегка попустило. И тебя сейчас попустит, слушай дальше. Услышав крик, дядька быстро приказал напарнику: «Немедленно открой дверь, козел, или я тебя сейчас убью!»

Тот не на шутку испугался, дядька ведь ловец не из последних, убьет одним ударом. Подскочив к двери, он вставил в нее ключ и резко распахнул ее.

Билл торжествующе улыбнулся и сделал выразительный победный жест:

— И тут же получил по заслугам вместе с дружком-воспитателем. Дядька сказал, что до конца жизни такое не забудет, а ты знаешь, он не из робкого десятка. Казалось, сотни крыс хлынули из камеры, и эта живая волна накрыла охранника и воспитателя. Они ведь оба стояли перед дверью, и крысы прямиком кинулись на них. В паническом ужасе мужики повалились на пол и душераздирающе заорали. Дядька схватил мальчишек и толкнул себе за спину, лихорадочно соображая, как защитить и себя, и детей. Но защищаться не пришлось. Крысиная армия прокатилась по мужикам и хлынула в глубь коридора, словно спасалась бегством от грозного Крысолова. Только из камеры выскочил не Крысолов, а маленькая чумазая девчонка, которая громко кричала: «Нападай на них, кусай!» А затем она наступила на хвост огромной крысы, бежавшей в числе последних, и та заверещала так, что у всех уши заложило. А девчонка торжественно произнесла, глядя на обезумевших, обгаженных в прямом смысле слова, мужиков: «Королева Брунгильда сказала, что так будет со всеми, кто посмеет обидеть ее брата Крысу».

Она убрала ногу, и крыса прямиком кинулась на воспитателя. Тот заорал во все горло и обмочился от страха. А девчонка подбежала к меньшему парнишке и обняла его. «Я договорилась с крысиной королевой. Теперь они будут защищать тебя, ведь ты их брат».

Мальчишка робко улыбнулся, а затем заплакал и все никак не мог остановиться: «Мы так боялись, что крысы загрызут тебя, Ангел, мы просили выпустить тебя, а они…»

«А я предупреждала, что им же будет хуже, — девчонка высокомерно посмотрела на валявшихся мужиков и брезгливо повела носом. — Фу, как воняет. Пошли отсюда».

Она схватила за руку мальчонку, которого называла Крысой, и потащила его наверх. Второй мальчишка побежал за ними, по ходу еще награждая пинками обидчиков.

Дядька прямо восхитился им и сказал: «Ну, ты и шельма, парень. Правильно. Никогда не упускай возможности еще раз ударить врага».

— Вот это история! — с неподдельным восхищением произнес Келли.

Мак Гонегелл, сам того не ведая, помог ему узнать имя таинственного Ангела.

«Теперь все понятно в рассказе Эйлина. Но девочка какова, настоящее чудо. Она же прирожденный гаситель. Только как убедить в этом наших долбаков?»

Но вслух Бэрр сказал совсем другое:

— Получается, Лаки не блефовала, когда говорила, что можно и в подземелье с крысами?

— Получается, так. Вот какая наша девочка, — с отцовской гордостью произнес Билл. — А мы, дураки, ее поддевали, считая никчемной куклой. А она до безумия смелая. И очень сильная.

Он понизил голос и едва слышно произнес:

— А еще владеет приемами других магий. Дядька сказал, что некоторые даже считают ее испанской ведьмой. Хотя, какая Лаки испанка, если нам объявили, что она законная правнучка господина Галларда?

— Ты больше не упоминай об испанской ведьме и других магиях. Сам знаешь, что бывает за такие разговоры, — с нажимом намекнул Келли. — Лаки наследница главы клана. И естественно, что он передал ей неизвестные нам приемы магии.

К тому же девочка применила не испанское, а мафарское колдовство, подумал Бэрр, которому много раз доводилось сталкиваться с мафарами, как с белыми, так и черными. Изгнание крыс удавалось лишь очень сильным потомственным колдунам. В средние века они мешками огребали золото за спасение городов от нашествия крыс. Один его приятель, мафар-середин наглядно показал этот прием черной магии на полевых мышах, когда им пришлось заночевать на заброшенном поле. Но он не стал делиться своими мыслями с простодушным Мак Гонегеллом.

— Да я и не говорю ничего такого, — начал оправдываться Билл. — Конечно, девочка не колдунья. Дядька сказал, что с того дня заинтересовался странной троицей и выяснил, что они друзья — не разлей вода и всегда защищают друг друга. В тот день Лаки оказалась в камере потому, что бросилась защищать друга, над которым постоянно издевались воспитатели. Мальчонка панически боялся крыс, поэтому ему регулярно подбрасывали в постель дохлых крыс, или кидали на него парочку живых. Тот от страха мочился, и его ставили перед всеми на обозрение в мокрых штанах, обзывая ссыкуном и крысой. Те два подонка три года над ним так издевались, а в тот день напились и решили разнообразить развлечение. Красочно расписывая, что с ним сделают крысы, они потащили мальчишку в подземелье. Его друг — тот, кого дядька назвал шельмой, попытался помешать им, но они отбросили его, как котенка. А потом на них налетела девчонка, тоже из ублюдков, и стала кричать, чтобы они оставили Крысу в покое, иначе крысы сами нападут на них и сожрут. Она повисла на руке воспитателя, царапая ее ногтями, а парнишка вцепился в надзирателя. А эти сволочи разозлились и втолкнули девчонку в камеру. Потом, оправдываясь перед начальством, они заявили, что она сама напросилась.

Мак Гонегелл осуждающе покачал головой.

— Какими же тварями надо быть, чтобы сотворить такое. Но их хорошо проучили. Они на всю жизнь запомнили, каково стоять обделанными перед всеми. Тогда сбежалось человек двадцать надзирателей, во главе с главным, услышав крики ублюдков о том, что в подземелье усрались два мужика. Ну и увидели этих горе-крысоловов. Дядька не стал молчать и рассказал, что эти двое запихнули девчонку в камеру, а он услышал ее крики и заставил их открыть дверь. И эти два удальца, увидев несколько крыс, сразу наложили в штаны. Те стали кричать, что на них напали сотни крыс, на что дядька ухмыльнулся и сказал, что у страха глаза велики. Крыс было не больше десятка, в противном случае от девчонки ничего бы не осталось. Но дело не в этом. Они не имели права самовольно спускаться в подземелье, и тем более, запирать в камере малолетку. За такие дела их надо гнать из Дармунда. Мужики разозлились на дядьку, решили отомстить ему и подстерегли в темном закоулке, прихватив пару дружков-надзирателей. Но дядьку предупредил тот малец — Шельма, и даже немного помог ему, швыряя камнями в нападавших. А один камень он бросил в окно главного надзирателя, тот выглянул узнать, кто посмел разбить стекло и увидел потасовку — четверо на одного. Нападавших выгнали, вместо них взяли троих приятелей дядьки, бывших ловцов, а дядьку главный надзиратель повысил и сделал старшим по смене. Потом Билл еще несколько раз сталкивался с этими ребятами, их за малейшую провинность, часто выдуманную, тащили в карцер. В смену дядьки это боялись делать, но он быстро все понял и стал внезапно приходить в чужую смену, чтобы освободить маленьких пленников. Сменщики пытались дядьку строить, однако, он сразу затыкал им рты. Главный полностью поддерживал Билла и постепенно состав надзирателей стал меняться в лучшую сторону. А однажды к дядьке прибежал тот парнишка — Крыса и умолял спасти Лаки. Двое пьяных надзирателей потащили ее в каморку, чтобы там изнасиловать. Билл по рации разбудил главного надзирателя и сказал, что в каморке пожар. Кто-то бьется в дверь, а замок заклинило. Главный быстро прибежал, и они вдвоем ломами сняли железную дверь с петель.

— Бедный ребенок, — огорченно прошептал Келли.

— Она сумела себя защитить, Бэрр, — восторженно произнес Мак Гонегелл. — Те двое валялись на полу со спущенными штанами и кричали, что девчонка — ведьма, и обожгла их взглядом. А она молча кивнула головой на чайник, намекая, что окатила их горячей водой. Только никакой воды там не было, дядька сразу это понял. Господин Бирн считает, что полгода назад он научил Лаки сбрасывать огненный заряд, а она умела это делать еще в десять лет. Вот и представь, какая у нее сила! После того случая с ней боялись связываться. Больше никто не тащил в карцер ни ее, ни мальчишек. Тех охранников выгнали, дядьку начальник сделал заместителем, а затем и вовсе поставил на свое место, когда решил выращивать капусту.

— Занятная история, — задумчиво протянул Келли. — Но если Билл так хорошо знает Лаки, и судя по его рассказу, даже симпатизирует ей, тогда почему отказался передать ей воду? Не верю, что он испугался внезапной проверки. Всегда можно улучить подходящий момент.

— А потому, Бэрр, что девочка живет по закону: не верь, не бойся, не проси, и тем более, ничего не бери у врагов. Да, она знает дядьку много лет и уважает его, как справедливого человека, но, когда он предложил ей выпить воды перед тем, как захлопнется дверь камеры, она лишь отрицательно покачала головой. Только попросила передать тому парню — Крысе, чтобы он принес бутылку воды через двое суток, когда ее выпустят. Напоследок я еле уговорил Билла показать мне Лаки в глазок. Она спала на полу, так было хоть немного прохладней в той душегубке и хоть какой-то воздух проникал в широкую щель из окошка для передачи еды. Вот такое счастье быть наследницей нашего правителя.

Мак Гонегелл в очередной раз затянулся, крепкая сигара почти успокоила его, и уже более хладнокровно он продолжил:

— Жаль девчонку. Она настоящий гаситель. У нее есть все — и сила, и ум, и смелость, только никому это не нужно.

— А на комиссии ты выскажешь свое мнение о Лаки? — цепко вглядываясь в глаза приятелю, серьезно спросил Келли. — Не побоишься озвучить мысль о настоящем гасителе ее прадеду?

— Не побоюсь, Бэрр, — твердо ответил Мак Гонегелл. — А ты помоги мне и Коултеру написать объяснительные. Мы с утра сидим, затылки чешем, как бы чего лишнего не написать.

— Хорошо, — сразу согласился Келли, такая просьба была ему очень на руку. — Сейчас обмозгуем, как все лучше представить для девочки. Я ведь тоже убежден, что она прирожденный гаситель, Билл.

Глава 4

Лаки медленно шла к резиденции главы клана, вернее, едва плелась, сил у нее почти не осталось. Только час назад главный надзиратель отворил дверь камеры, и она почти упала на руки Крысы, ожидавшего ее с бутылкой воды и несколькими сухариками. Он подхватил ее и усадил на подставленный Робинсоном стул. Лаки сделала несколько осторожных глотков, хотя казалось, что она не сможет утолить жажду и ведром воды, но пить сразу много нельзя, а тем более, есть. Она налила немного воды на ладонь и вытерла лицо.

— Лаки, надо идти, — тихо сказал Крыса. — У нас всего один час. Ровно в одиннадцать тебя ждут на комиссии.

— Ну это уже в никакие ворота не лезет, — возмутился Билл Робинсон. — Могли бы и дать тебе три-четыре часа, а уже потом долбить на своей комиссии. Все равно ведь будут заседать до самого вечера.

— Они хотят, чтобы я не успела прийти в себя и не огрызалась, — слабо улыбнулась Лаки. — А мне их комиссия нафиг не нужна. Я уже все решила.

— Вот и хорошо, — ободряюще улыбнулся Крыса. — Давай, я доведу тебя до коттеджа миссис Фокс. Она уже приготовила ванну, а Мариока принесла одежду. Пойдем потихоньку.

— Спасибо, мистер Робинсон, за то, что охраняли мой покой, — вежливо поблагодарила девочка, а надзиратель лишь покачал головой, в очередной раз восхищаясь ее силой духа.

Почти все отпущенное время Лаки пролежала в ванне с теплой водой. Пить хотелось ужасно, но она лишь ополаскивала рот. Неизвестно сколько времени ее продержат на комиссии, и было бы последней степенью унижения проситься в туалет.

Она вошла в просторный прохладный холл на первом этаже резиденции главы клана. В нем уже находились девять учеников, вместе с ней проходившие испытания в Заповедном лесу. Отсутствовал только десятый — Эйлин Келли. К ней сразу подошли трое из группы: самые старшие, самые подготовленные и самые изобретательные в издевательствах. Но сейчас их лица были строгими, а голоса серьезными. Они уже не потешались над глупой Барби. Вчера, когда их по очереди выводили из леса, тренеры рассказали о том, как девчонка спасла Келли, и поплатилась за это двумя сутками карцера. Вечером, собравшись всей группой, они долго обсуждали ситуацию с Келли, и никто не смог честно ответить, как бы он поступил в подобной ситуации. Согласился бы подарить свой шанс сопернику? Стал бы рисковать будущим ради спасения постороннего человека? Этот человек почему-то не захотел сам попросить о помощи, тогда зачем это делать за него кому-то другому? И получить взамен не похвалу, а наказание, очень суровое и несправедливое. Оказанное милосердие было обставлено главой клана, как проявление высшей степени глупости и вздорности женской натуры. Келли, значит, герой, мужественно терпевший боль, а Бойер — жалостливая девчонка, забывшая, по какой причине находится в лесу, и бросившаяся спасать парня, который об этом не просил. Глава клана почему-то не захотел признать, что только вмешательство зарвавшейся девчонки спасло Келли жизнь. Это было уже не столь важным для того, чтобы обвинить ее во всех грехах и строго наказать.

— Лаки…

Клифф Муррей, признанный лидер в десятке испытуемых, впервые обратился к ней по имени. Время шуток и поддевок над Барби закончилось. Она показала, что намного умней, сильней и человечней их всех.

— Мы расскажем, что Коултер постоянно третировал тебя, а потом еще и волка натравил. После такого отношения, откуда ты могла знать, придет он за тобой или нет? Нам сказали, что он вспомнил о тебе только через час и то лишь потому, что господин Катэйр спросил, где ты. Это Коултер во всем виноват, и его должны наказать. Отец сказал (тот был известным гасителем, его, как и Келли, пригласили на комиссию для объективной оценки претендентов), что ты действовала правильно. Тебе обязаны дать второй шанс, а Коултера выгнать из отряда «лесных братьев». Ты прости нас за все, пожалуйста, — он неловко улыбнулся. — Мы были придурками. Но сейчас все, — он махнул в сторону других учеников и те согласно закивали головами, — подтвердим, что твой тренер постоянно «топил» тебя.

— Спасибо, ребята, — тепло улыбнулась Лаки искусанными в лохмотья губами, — но ничего говорить против Коултера не надо. Пусть «лесовики» сами разбираются между собой. А насчет второго шанса… он мне не нужен, Клифф.

Тедди Пауэр, стоявший рядом с Мурреем, растерянно спросил:

— Но почему, Лаки?

— Потому, что нельзя быть на свете красивой такой, как сказал мне когда-то мой брат Викрам, — философски заметила она. — Дурнушке еще могут простить ум, а вот красотке — никогда! Нельзя быть одновременно умной и красивой в мире, которым правят мужчины. Это их напрягает. Мне никогда не позволят стать гасителем, Тедди. Найдут кучу нарушений всевозможных правил и откажут. Все нормально, ребята. Мне нравилось заниматься с вами.

— А нам с тобой, — грустно протянул Пауэр. — Так прикольно было и весело. И не тренер, а ты научила меня разжигать костер. После того, как ты показала, у меня сразу все получилось, а до этого я промучился три часа.

Остальные ученики, окружив Лаки, тоже стали заверять, что благодаря ей, они научились и костер разжигать, и на дерево взбираться, и травы съедобные в лесу находить.

— Вы меня тоже многому научили, мальчики, — с искренней благодарностью сказала она, и в ответ на недоуменные возражения весело объяснила: — Я поняла, как хорошо быть тупой блондинкой. Жить намного легче, когда от тебя не ожидают ничего умного. Сейчас «включу блондинку», и у комиссии не будет ко мне никаких вопросов.

— Ученица Бойер заходит через пять минут, — выкрикнули из глубины коридора.

— Ну все, ребята, пока. Удачи вам всем, — и стараясь не пошатываться, Лаки направилась к лифту.

— Подождите минуточку, — вдруг услышала она возглас позади себя, когда дверца лифта открылась. — Я тоже еду наверх.

Следом за ней в лифт вошел высокий красивый мужчина со смутно знакомым лицом. Лаки посторонилась, но он встал почти вплотную к ней и быстро прошептал:

— Я — Бэрр Келли, и хочу попросить тебя об одном одолжении.

«Теперь понятно, почему его лицо показалось мне знакомым», — подумала девушка, но промолчала, ожидая, что он скажет дальше.

— Скажи, что ты ответила Коултеру: «Мне надоело сидеть на одном месте, и я решила прогуляться по лесу». Там ты встретила волчицу Урсулу, и она рассказала о раненном мальчике. Тебе надоело не испытание, а нахождение на своем участке. Это очень важно, Лаки, пойми.

— Да какая разница, сэр, что мне надоело? Я не собираюсь никому ничего доказывать. Глупо пробивать стену головой, а глупость никогда не входила в число моих достоинств, — она с иронией приподняла брови и добавила: — К сожалению.

— Вот именно, Лаки. Глупость — не твое достоинство, поэтому ответь им так, как я сказал. С Урсулой я договорился, она подтвердит, что сама рассказала тебе о мальчике, а не ты послала ее все разузнать.

Лаки внимательно посмотрела на Келли, а тот неожиданно взял ее руку и поднес к губам.

— Спасибо за спасение сына, Ангел, — прошептал он и видя, как настороженно сощурились глаза девушки, еще тише заверил: — Я никому не скажу, что это ты, даже ему. Пусть и дальше считает Ангела смелым парнем, и мечтает стать солдатом его братства. Эйлина уже допросили сегодня. Он сказал, что помнит только, как его нашла волчица, затем потерял сознание и очнулся уже в госпитале. Так что ты вполне можешь все перевести на Урсулу. И еще, Лаки, — на последних секундах быстро произнес Бэрр, — не знаю, что скажут твои экзаменаторы, но испытание ты прошла блестяще. И не потому, что спасла моего сына. Ты не побоялась взять на себя ответственность. Для меня было бы честью обучать тебя.

Лифт остановился на последнем этаже. Келли первым вышел из него, кивнув ей напоследок. Быстрым шагом он направился в зал, где уже заседала комиссия и скрылся за дверью. А через несколько секунд, под удары часов, отсчитывающих одиннадцатый час этого дня, в зал вошла Лаки.

У Макбрайда сжалось сердце от ее изнеможенного вида. Черное джинсовое платье еще сильней подчеркивало бледность осунувшегося лица. Даже волосы отливали тусклым золотом, а не горели ярким пламенем, как обычно.

— Странно, что вы сегодня не в розовом, Бойер, — раздался полный сарказма голос ее прадеда.

— И вам доброго дня, сэр, — с легкой улыбкой ответила Лаки. — Здравствуйте, господа! — поздоровалась она со всеми, находившимися в зале.

А присутствовало ни много, ни мало — двадцать человек: Совет четырех в полном составе, пятеро гасителей-экспертов и одиннадцать «лесных братьев».

Заседание комиссии, как всегда, вел главный законник клана. Он предложил ученице сесть, что было очень кстати, ноги уже отказывались ее держать, и официально представил присутствующим:

— Претендентка под номером одиннадцать — Лаки Бойер, четырнадцать лет. Проходила испытания для зачисления в группу гасителей по специальному разрешению Совета четырех. Характеристика, данная претендентке мистером Мак Гонегеллом и отчет мистера Коултера о проведенном испытании находятся в…

Он не успел договорить, как его перебил язвительный голос главы клана:

— Ну, конечно же, в розовой папке. Вас, говорят, даже прозвали Барби за особую любовь к этому цвету, Бойер?

Ардал бросил на него осуждающий взгляд. Галлард сам приказал переложить все бумаги, касающиеся Лаки, в ядовито розовые папки, а сейчас поддевает ее, словно она сама притащила их на комиссию. Но тот сделал вид, что не заметил упрека и продолжил далее, полностью перехватив инициативу в ведении заседания комиссии:

— Пока члены комиссии знакомятся с предоставленными материалами изложите коротко и внятно, как вы проходили испытание в Заповедном лесу.

Глава клана специально сделал акцент на словах «коротко и внятно», словно сразу пресекал чрезмерную болтливость претендентки, привыкшую говорить много и не, по существу.

Правнучка слегка пожала плечами и спокойно ответила:

— Мистер Коултер все изложил в своем отчете. Я подтверждаю каждое его слово.

— Каждое слово? — язвительно переспросил Галлард. Он демонстративно открыл розовую папку и начал читать вслух:

— Лаки Бойер отвратительно вела себя на предварительных тренировках.

Услышав эту фразу, Коултер резко вздрогнул и с паническим ужасом посмотрел на своего шефа. В отзыве он расписал Лаки только в превосходной степени, как, впрочем, и сам Мак Гонегелл в своей характеристике претендентки. Тот ответил ему растерянным взглядом. Остальные «лесные братья тоже были в недоумении, ведь они все читали писанину Коултера и Мак Гонегелла, и ничего подобного там не было.

— Постоянно пререкалась с преподавателями по вопросам теории, задавая нелепые и глупые вопросы, свидетельствовавшие об ограниченности ее мышления, — продолжил далее «читать» текст глава клана.

А Коултер подумал, что с его мышлением он никогда бы не написал столь заумно и очень надеялся, что Лаки это поняла. Он бросил на нее просительный взгляд, пытаясь убедить, что ничего такого не писал. Но девушка с безмятежным видом слушала прадеда, даже не слушала, а думала о чем-то своем.

— Не смогла выполнить двух из трех поставленных заданий, а именно — разжечь костер и обустроить место для ночлега. Что подтвердилось при осмотре участка, выделенного ей для трехсуточного пребывания, отсутствием на нем следов от костра и места для ночлега.

Галлард говорил быстро и четко, а на последних словах поднял глаза на правнучку:

— Вы это подтверждаете, Бойер?

— Да, сэр.

Тот продолжил в том же духе желчным голосом:

— Через двое суток претендентка Бойер прекратила испытание, попросив о помощи. В ответ на поставленный вопрос, зачем она послала экстренный сигнал при отсутствии видимых причин, угрожавших ее здоровью или жизни, заявила, что ей надоело испытание, и она его прекращает. Такое поведение претендентки Боейр свидетельствует о ее полном несоответствии требованиям, предъявляемым к кандидатам на зачисление в группу гасителей, а также о моральной незрелости, невыдержанности и умственной ограниченности. Вы подтверждаете и эти слова, Бойер? — ехидно поинтересовался он.

Его начинало злить ее демонстративное равнодушие к происходившему в этом зале. Обычно претенденты вели себя более эмоционально, ведь на комиссии решался вопрос об их будущем, а весь облик Лаки свидетельствовал о том, что ей все было по барабану. Он специально не дал ей времени на передышку после карцера, чтобы выбить из колеи и поубавить излишнюю самоуверенность. Доказать, что она размахнулась на дело, явное ей не под силу. Впрочем, Галлард понимал, что все это он пытается доказать себе, потому, что очень не хочет, чтобы его глупая девчонка так рисковала жизнью. Он боялся ее потерять.

— Вы меня слушаете, Бойер? Или спите на ходу, как лошадь? — грозно рявкнул он, окончательно выходя из себя. — Повторяю, вы подтверждаете все вышесказанное мной?

И в этот момент Бэрр Келли просто физически ощутил, как девушка «включила блондинку». Широко распахнув глаза, ему даже показалось, что они изменили свой необычный бирюзовый цвет на наивный голубой, она захлопала ресницами и озадачено пролепетала:

— Сэр, при всем моем уважении к вам, я не смогу подтвердить то, что я — лошадь.

Опустив глаза на свои изящные ступни, она стала рассматривать их со всех сторон, слегка приподнимая, словно убеждалась в том, что у нее только две ноги.

— У меня даже туфли не подкованы, сэр.

— Что вы себе позволяете? Представляю, как вы вели себя на тренировках, если устраиваете такое на комиссии, — злобно прошипел Галлард, взмахнув листами бумаги, которые якобы читал, а потом с силой ударил ими по столу. — Мистер Коултер по доброте душевной еще в слишком мягкой форме описал ваше безобразное поведение.

— Да, сэр. Мистер Коултер проявил ко мне завидную снисходительность.

Она повернулась к Коултеру и послала ему лучезарную улыбку, от которой тот помрачнел еще больше: — Спасибо, сэр!

— Следовательно, вы осознаете, что с треском провалили испытание, и ни о какой второй попытке даже не может идти речь?

— Да, сэр, — живо откликнулась Лаки, чем еще больше разозлила прадеда, и тот гневно добавил:

— Ни в этом году, ни в следующем!

— Да, сэр.

— И чтобы больше вы даже не заикались о возможности стать гасителем!

— Да, сэр, — в третий раз звонко произнесла правнучка и Галлард взорвался:

— А другие слова, кроме «да, сэр» вы знаете? Похоже, у вас не ограниченность мышления, а полнейшее скудоумие!

— Нет, сэр, — отрицательно покачала головой девушка и поспешно заверила: — Я знаю еще много других слов.

И как старательная ученица быстро продемонстрировала свой словарный запас:

— Конечно, вы правы, сэр. У вас больше нет ко мне вопросов, сэр? До свидания, сэр.

Казалось, что из ноздрей главы клана сейчас повалит густой дым.

Ардал быстро вмешался и сказал:

— У членов комиссии могут быть вопросы. Задавайте, господа!

И он повернулся к экспертам-гасителям, слегка обалдевшим от такой словесной перепалки.

— Лаки, почему вы не развели костер? — раздался глубокий баритон Муррея. — Сын рассказывал, как лихо вы справились с заданием на тренировке. Мне даже захотелось самому опробовать ваш способ розжига костра.

Его глаза смеялись, а голос был подчеркнуто серьезен:

— Вы же поделитесь со мной секретом Бедовой Белки?

— С удовольствием, сэр, — столь же серьезно пообещала девушка и доверчиво объяснила: — Я не развела костер потому, что ночь была теплой. А нам говорили, что он нужен для того, чтобы не замерзнуть.

— А еще, чтобы не так страшно было в темном лесу, — с улыбкой добавил Муррей.

— Страшно, сэр? — недоуменно приподняла бровки Лаки и обвела всех наивным взглядом. — Закрываешь глазки и говоришь себе, — остановившись на мгновение на лице Галларда, она продекламировала нежным голоском:

Засыпай поскорей,

Завтра будет веселей,

Ведь наступит новый день.

К тому же знает и олень,

Бояться надо не зверей,

А злобных мелочных людей.

Едва заметная улыбка промелькнула на ее искусанных губах от яростного огня, вспыхнувшего в глазах прадеда, и она продолжила, обращаясь к Муррею:

— Это секрет Храброго Олененка — друга Бедовой Белки, сэр. Повторяешь три раза и спишь сладким сном, причем не только в лесу.

Муррей громко расхохотался, чем заслужил недовольный взгляд главы клана, но проигнорировал его и задал следующий вопрос. Девочка заинтересовала его еще вчера, когда взволнованный сын возмущался несправедливым и жестоким наказанием ее за такой благородный поступок, как спасение Эйлина. Бойер ни словом не упомянул об этом, извращая сигнал правнучки о помощи в обычный каприз. А сама девчонка даже не пыталась изменить мнение присутствующих на этот счет.

— Я слышал, Лаки, вы помогли сопернику? — не встретив в ее глазах энтузиазма, он дальше развил свою мысль. — Ведь только благодаря вашему сигналу ваш тренер смог своевременно оказать помощь Эйлину Келли. И теперь его здоровью ничего не угрожает.

Муррей специально дважды подчеркнул слово «ваш», давая всем понять и оценить ее заслугу.

— Я рада за Эйлина, — просто сказала Лаки и повернувшись к Бэрру Келли, улыбнулась ему. — Передайте ему привет от Урсулы, сэр! Это ведь она нашла его.

Муррей понял, что девочка даже на йоту не желает реабилитировать себя в глазах комиссии, и от нее больше ничего не добьешься. С сожалением вздохнув, он был вынужден отступить.

— Урсула? — неожиданно отозвался Майк Лэнг, самый молодой из приглашенных экспертов, ставший гасителем всего два года назад. — Вы хотите сказать, что вошли в контакт с волчицей? — он скрестил руки на груди и с явной насмешкой посмотрел на претендентку. — Не испугались большого серого волка? Вдруг бы он съел маленькую девочку? И как же вам удалось узнать ее имя? Она сама вам его назвала?

Он разговаривал с ней как с неразумным ребенком, и Лаки не стала его разочаровывать. Только тот, кто знал ее, понимал, что она издевается. Лэнг же принял все за чистую монету, когда ученица в театральном ужасе всплеснула руками.

— Вы пошутили, сэр? Неужели это была волчица, а не серая собака? Я назвала ее Урсулой, и она приветливо помахала мне хвостом. Я думала, всех собак-девочек зовут Урсула. А разве это не так, сэр? — и она опять наивно захлопала ресничками.

— Вопросов больше нет! — резко произнес глава клана, желая прекратить фарс, в который превратилось заседание комиссии. — Бойер, если вам уже нечего сказать, то можете идти.

И он взмахнул рукой, жестом приказывая ей покинуть зал заседаний.

Лаки постаралась грациозно подняться из кресла, а напоследок решила еще немного позлить прадеда.

— Ну, почему же нечего сказать, сэр? — невинно заметила она и уловив его снисходительный взгляд, произнесла, глядя на окна зала заседаний: — Не мешало бы заменить жалюзи, сэр, на бледно-розовые.

С удовлетворением отметив, что ее готовы разорвать на клочки, Лаки быстро направилась к двери, договаривая на ходу:

— На них не так видна пыль, да и уютней бы стало.

И уже почти юркнула в приоткрывшуюся дверь, как ее остановил озабоченный голос Катэйра:

— Погоди, Лаки, у меня еще есть вопрос.