Оглавление в цитатах
Поэтому и нужен холст, чтобы успеть сохранить радость в печали. Но не в том смысле, что Холст записывает приходящую радость, — он ее и:
— Создает как раз.
Мир захвачен невидимыми существами, живущими, видимо, именно в людях.
Действовать, следовательно, только можно с помощью бога.
— Будущее — это не более того, как деформированное прошлое.
— Поэтому ты всегда поешь эту песню:
— Горят мартеновские печи
И день и ночь горят они.
— Мы и есть те двое инопланетян, которых все ищут.
— Прости, но у меня на всех зла не хватает.
Ибо все хотят, но не все — как ты, например, готовы встать в общую очередь.
— Ты не Тарзан, чтобы к тебе стояли целыми очередями.
И вот как когда-то дорога от клуба до дома — полчаса — стала тем путем, который вывел меня в очень непростые люди — так и:
— Ты что-то сказал, или просто на-просто попросил меня раздеться? — вот именно, что буквально, неизвестно как, влез в ее мысли и действия без их специального разделения.
И удивительно:
— Всё решается по одному и тому же открытию А. С. Пушкина, записанному, — как:
— Воображаемый Разговор с Александром 1 и Когда Макферсон издал Стихотворения Оссиана.
Расшифровка Пушкина поконкретней, чем Код Войнича, — что:
— Истина находится под микроскопом, — ибо выделено главное:
— Только и именно Человек может ее узнать — как в кино:
— Прямо в лицо!
Печальный вывод:
— Пока существует враньё — жизнь будет продолжаться.
Хотя, конечно, я и так знал, что во мне приличное количество собачек и некоторое кошечек.
Надумал, что она — это всё-таки На-Ви — первая красавица факультета, волею судьбы оказавшаяся никому не нужной. Ужас.
— Тигровые доги такие ласковые, такие маленькие до трех лет, что боятся даже овчарок.
Спал со мной почти всю его жизнь, дорогой мой, ребеночек, бывший выше меня — стоя — почти на голову. Положит лапки на плечи и кусает тихонько мне уши.
Думали — это счастье. Но уже и знал — что стоит оно на обмане. Решил:
— Пусть обманывают — я:
— Возьму.
— Продолжать заблуждаться, считать всех поголовно людьми?
— Нет, нет, этого уже не надо.
— Так и запишу: считать себя человеком уже не обязательно.
— Так и напомни всем, что Былое всё еще есть, но без Дум.
— Мы смотрели на тебя, мечтая, как ты учил нас, мил херц, что тебе всегда всё лучше видно, так как незаметно — даже для самого себя — можешь подниматься вверх для осмотра ближайших кустов и окрестностей.
Так получается, что не стесняться танцевать на столе голой — это Дар, как у Набокова:
— Найти секс там, где он почти невозможен, как до Пушкина у русских считалось невозможным любить себя в роли своей не только жены, но и, как Татьяна Ларина:
— Пока еще любовницы.
Первое отличие, которое я обнаружил здесь, если не считать, что — кажется — иногда получается летать. С другой стороны, я и на воле — так сказать — мог летать, если только видел неподалеку:
— Художественное произведение.
Бог — следовательно — это:
— Художественное Произведение, — считающиеся в Ра-Ши, — тока маленькой аномалией самого сознания.
— Искала, но не нашла. Ты мне поможешь, найти ее?
— Только за трахтенберг в полную силу.
— Ну-у, опять начинается!
— Я не проститутка.
Абсурдность происходящего в Ши-Ра настолько абсурдна, что — получается — уже не похожа на правду, — но ей является буквально:
— По определению.
В пространстве и времени существует искра, могущая соединять уже отделившиеся друг от друга части. Что и значит:
— Дубровский мог прикрыться второй своей половиной:
— Князь Верейский, — а это не одно и то же — вот в чем суть.
В конкретной ситуации всё логично просто:
— Тибальт убил Меркуцио — случайно — у Шекспира так и остается до самого конца без пояснения, — что Тибальт лишь выполнил заказ:
— Под видом случайной ссоры убить Меркуцио.
В Голливудских фильмах происходит то же самое, но в самом конце кино всё же разъясняется — как в детективе:
— Реальная причина.
Если она — эта причина — не разъясняется как в данном случае у Вильяма Шекспира, то и игра эта уже идет:
— Всерьёз, — зритель и читатель сами должны увидеть Скрытую — так сказать — Угрозу, — в:
— Себе, однако.
Еще не легче решить Древнюю Загадку немецких домохозяек:
— Не брать в магазине больше того, чем надо.
Просто так — не получится! Нужно найти в себе Это:
— Деление одного предложения на два, которое выполнил А. С. Пушкин в запрещенном в 1948 году в легендарном тексте:
— Воображаемый Разговор с Александром 1.
Ибо расшифровка этого события — воистину:
— Разгадке Жизни — равносилен, — насколько высок порог этой прелести.
Ибо происходит деление:
— Неделимого.
— Прости, но я не могу отказаться от работы на остальных. И дело не в том, что мне деньги опять будет некуда девать, но люди.
— Да?
— Уже ко мне настолько привыкли, что без трахтенберга делать вообще ничего не будут.
— Простите, дорогие боги, но все настолько хотят отвалить отсюда, что остается только узнать, — как?!
Ибо раньше думали, что для сего мероприятие надо сначала умереть.
— Я допустил где-то ошибку.
— Нет, сэр, ибо перед тем вы предупредили, что обманывать можно только тех, кого еще не трахнули, а вы — извините — уже трахнули всех.
Так как строить космические корабли уже не из чего, следовательно, приходится заскакивать на пролетающий мимо астероид, с координатами того же примерно направления.
— Там?
— Там, да, по ходу дела можно сделать пересадку на другое облако.
— На Земле счастье заражено странным вирусом, — сказала она, а здесь хорошо.
Ужаснулся:
— Она — Дэ-Вэ-Пэ — деревенская принцесса не заражена этим вирусом всех прилетевших со мной одним кораблем: помнит прошлое!
— Я уже начал считать, что его не было.
— Никогда?
— Не входит вообще в мой лексикон.
— Они это делают! — со знаком восклицания, но без особого торжества очень быстро выпалила свою речь На-Ви, — которая:
— Ждала меня всегда и на любой дороге, ведущей к счастью.
— Революция 17-го года — это именно Любовь за деньги.
Трахнуть Россию так, чтобы было всем ясно:
— Только за ее большое богатство.
— Люди ко мне тянутся, — пояснила, но все они попадаются такие безденежные, что хотят трахаться, но только за бесплатно.
— Местные мужики, да, — согласилась, особенно такие, которые нашлись у тебя в баре.
Вот почему мы покидаем Землю, что запрещено то, что — собственно — нам только и нужно, — как и:
— Констатировал Ширик-офф, проведя серию наблюдений за профессором Преображенским:
— Говорит, что посещает теа-теры, а сам — практически и денем и ночью только и делает, что трахает одну из Даш во всех частях её:
— Хождений по мукам.
Получилось так, что не только не осталось в запасе никаких идей, но и:
— Будут ли — вот что страшно, ибо, что мне делать без них — непонятно же ж абсолютно!
Неужели, — решил, — нельзя раздавать людям деньги за бесплатно, а уже тем более дарить бессмертие?
По Шекспиру:
— Нет сладостей восточнее на свете,
— Чем скрип кровати при Джульетте.
Человек, следовательно, — это есть тот Самый Хомо Сапиенс, — который только тем и занимается, что исполняет.
— Ась?
— Да, май диэ-диэ чайльд, исполняет только отрицательные роли.
Иначе Богу — ему:
— Предложить нечего.
Скорее всего, женщин и вообще-то никогда не было на свете, как производных от бога, а сам Адам и сделал это открытие:
— Почему обязательно надо трахать самого себя, если можно другого, — без знака вопроса уже, как мысль радостно-риторическая.
Что он отдал от себя:
— За Это? — надо тоже додуматься.
Иду, как Авиценна в Палестину — в Силиконовую Долину, где лечить уже мало, ибо и мечта моя не мосты переставлять с места на место, — а:
— Открытие Жизни Вечной.
Думаю, надо скрыть, что я пришел сюда — в Сили-Доли — сделать открытие о вечной жизни — некоторых:
— Натюрлих.
Или пообедать сразу всем? Но, как, если об Этом нельзя говорить вслух? Ибо самый высший уровень легко сглазить.
— Всё равно дали только Волгу, — ну и, щетку импортную к ней, чтобы чистил свои туфля, которые привез далеко не намедни из Владивостока, где делал пересадку до чемпиона мира в Мельбурне.
Вся истина не видна с фронта, поэтому не только надо, но и придется заглянуть за угол.
Объяснила так, что пришлось спросить, какова у нее есть имя и фамилия?
— Дак, эти мы, — как их?
— Естественно, милая, я тоже не знаю.
— Спасибо на добром слове, сэр
— Ибо мы и есть здесь инопланетяне?
Я это знал до Этого. И к тому же: как, то бишь тя?
— Да, Малышка мы на Мильён.
— Доллар-офф?!
— Счет идет таперь, мил херц, тока принесенными жертвами.
Вот думаю даже, что Ван Гог для того только хотел продать при жизни хоть одну картину, — чтобы таким образом сохранить ее, — именно:
— Навсегда.
И понял, что все части информации распределены между всеми прохиндиадами — я думал — моей подручности, — но, получается уже так, что они на эти полшага впереди.
Скорее всего, никто не ведет их — система работает автоматически:
— На, — а, точнее, за нас.
И мысль, что существует ли до си пор трахтенберг, прошла мимо, но как-то так:
— Не только не очень заметно, но и тень Отца Гамлета — сам Гамлет в прошлом.
— Мне тоже так хочется, — сказала она.
И.
Даже я понял, что эта возможность — значит — еще есть, чтобы мои прохиндиады так навсегда и остались со мной.
И так и решили мы ночью — она, как обычно, а я поплыву с ней рядом, но немого наверху, но как тень прошлого, — в роли самого же:
— Себя.
Я горько жалуюсь, и горько слезы лью,
Но строк печальных не смываю.
ПЕРЕВОД — понимают все, — без:
— АКЦЕНТА
Глава 1
Почему Сороконожкой называют ту, у которой довольно скоро отнимут даже эти:
— Последние ноги.
Как вот этот знак вопроса, который затерялся в дороге.
На вид — именно за то, что пока что бегает и за то время, которое будет уже без ног.
Неужели я вернулся, но на свои ли точно кружева? Ибо помню, очень хорошо помню, что родился в Сили Доли.
Доказать? Не только не могу, но непросто это будет сделать даже, как подарок для самого себя.
И вот, как сказал Чарли Шин:
— Один плюс один ровняется — одному.
И вопрос:
— Что стоит за чертой — что пропущено?
И ясно понял, что почти тут же получу двадцать пять тысяч долларов. Хотя и абсолютно неясно, каким образом они будут выглядеть.
Хотелось понять заранее, как будет выглядеть ее дочь, чтобы не испугать больше, чем она сможет, не смущаясь, выдержать.
Она предложила для начала:
— Просто попробовать.
— Через стенку? — нет, не ужаснулся, а удивился.
Она спросила после всего, но не совсем:
— Почему ты захотел именно меня?
— Не знаю. Скорее всего, эксперимент, что.
— Да?
— Могу. Нет, не в том смысле, что через силу трахал тебя даже через стенку, — а.
— А?! — она уже напряглась в ожидании оскорбления.
— Не хочу тебя уверять, что очень хотел, — но.
— Но?
— Это было именно так. И не спонтанно — я знал, что ты хороший — может быть, даже человек, но не достаток уверенности, что ты не обезьяна и не бегемот.
— Ни в коей мере не могли остановить тебя.
— Ты поставила знак вопроса?
— Думаю, он на последнем этапе потерялся.
Два дня она думала, что я Жан Маре, как, если не король Франции, то его антипод:
— Почти он же сам.
— Скорей всего, именно поэтому я полюбил — едва выйдя из тьмы безвременья — того, ту, которая хочет больше других.
— Спасибо, я уже ласково глажу твою лапку. Я думаю полюбила тебя, как только что родившуюся малютку.
Спасибо, что вспомнил, что кроме бывших, у меня есть и виртуальная собака по имени Пират, мой любимый:
— Пир.
Неужели, как Иннокентий Смоктуновский я только сказал:
— Привет, привет, и вам, Мадам, тоже два-три привета приберег, — что — можно подумать — они хоть когда-то кончаются.
И не мог не ужаснуться, когда мне передали список:
— Это только уже вставшие на очередь к вам.
— Почему только девушки в этом полу-джазе?
— Да, сэр, побывавший за Границей, мы на большее, чем секс безрассудный ни на что не можем надеяться.
— Мне снилось, что многие из вас командовали ротами.
— При Штурме Зимнего?
— Не только.
— А именно?
— Брали Рейх-Стяг.
Поискал — нет, не глазами, а так, только в уме, ту, которая даже не снясь, — не раз:
— Побывала у меня на Передовой.
Какой, именно, надеюсь увидеть Потом.
Ее не было. Кого спросить:
— Как так, почему нет? — стесняюсь, и не того, что все и так всё знают, а наоборот:
— Не хочется, чтобы удивлялись.
Нашел ее — чуть позже — в мясном холодильнике, в виде разделанной на две полутуши.
Не думаю, что могу восстановить ее, — ибо:
— Не через чур ли это даже для Ван Гога?
Сомнение, да, есть, но достаточно ли его уже для провала, — нет, не во времени, а в:
— Оживлении ее, как Галатеи художником Пигмалионом.
Решил попробовать эту роль — если приживется — вернуться к Ненаглядной Итер.
Пока не могу сказать с полной уверенностью, но очень похоже, что вернулся в прежнюю реальностью, — но вот, как это объяснить:
— Какая она была, но сейчас быть не может, а чтобы сохраниться:
— Перешла в диспозицию своих запчастей, — кто их сможет опять объединить — тот — значит:
— Действительно, — вернулся.
Но вот та Тома-Дома, которую уже использовал не однажды, осталась прежней, но — естественно — только на вид, — а:
— Контакт с ней, очевидно, изменился в приличную приемлемость.
И, скорее всего, она стала лучше на основе прошлой полной неприемлемости.
Ибо в посылке:
— Каждый человек настолько хорош, что — в принципе — может когда-нибудь не только съеден, как добрый Кук, но трахнут:
— За милую душу.
Как и сказал Ван Гог:
— Не то правильно, что я вижу, а то, что рождается в результате этого миро-воззрения.
Видеть будут — следовательно — как сказал его дру-жище Гоген — не то, что было, а именно то, что есть:
— Твои картины.
Зашел ночью в холодильник, украв-взяв напрокат ключ у производственницы, — и:
— Уже этого поступка хватило, чтобы застать ее не на полке в виде колбасных обрезков, — она только не очень сильно прижимала дверь, которую я уже считал своей союзницей, — и:
— Она открылась, так как вторая Она:
— Ослабила прижим своих мощных грудей к ее подспудной притолоке.
Она не обхватила меня за шею, как я — значит — ожидал, а просто отошла под душ, не сказав ни слова. Окатил себя теплой водой, чтобы не приняла, как уже за — покойника — и приблизился, побоявшись спереди:
— Только сзади, — рвалась, как пойманная птица, — но только изнутри, оставаясь, как обычно, в виде каменной статуи.
Было так, что держала она меня, как за кол — не стал пока проверять:
— Осиновый ли на самом деле.
Облегчение было такое, что забрала себе — нет, не все, около половины моих внутренностей.
Решил:
— Ладно, ибо сейчас ее черепки на полках пусты не только от мяса, но главное, в них не было духа жизни достаточного, для соприкосновения с людьми, по крайней мере:
— Со мной.
Решил посмотреть кино Ван Гога, — говорить Про:
— Него, — менее точно.
Он сказал про Иисуса Христа, что Его узнали только через сорок-пятьдесят лет после Распятия. Но:
— Могло ли так быть, что знали Немногие, а потом это знание за полвека распространилось, что знали:
— Больше?
Сомнительно, потому что через чур логично очевидно. Ибо, кто знает, кто знал, а кто намного меньше?
Ван Гог — тем не менее — ровняется на Иисуса Христа, на Его видение Жизни.
Всё-таки, видимо, существует степень этого Видения, не зря Иисус Христос сказал Апостолам, что и:
— Вы будете делать, — как Я:
— Что значит на приличное количество процентов, — еще не делали, хотя можно думать:
— Уже делали, но не сознавали, — что:
— Именно.
— Печаль сильнее, чем радость, — говорится про Ван Гога, — ибо:
— Как думал он сам — это еще:
— Милый мой хороший, — догадайся сам.
Проблема радости в печали в том, что она:
— Трудно уловима, — только будет осознана, как уже это только печаль, — без:
— Радости, — а значит, на холст, как истина не ляжет.
Поэтому и нужен холст, чтобы успеть сохранить радость в печали. Но не в том смысле, что Холст записывает приходящую радость, — он ее и:
— Создает как раз.
Следовательно, без Холста — им является сама Жизнь.
Говорится интересная мысль: на поле пшеницы с черными птицами у него не было пистолета. Скорее всего — значит — обрадовался взять чью-то вину на себя.
Число 1890 равно 18, т.е. — Девятке. У Шекспира — 5, у Пушкина!0:
— 1837 равно 19 — в сумме: десять.
Про Шекспира можно сомневаться, ибо мистификация не только в художествах, но и в жизни у него:
— Была, была.
У Лермонтова — как у Шекспира — пять. И — удивительно — то же самое при рождении — 1814 — это 14 — это 5.
Жизнь — это мистика, — или:
— Мистика — это жизнь? — есть ли какая-то разница?
Милла Йовович говорит, что не различает лиц в толпе, — но и:
— Все так, — если предположить, что не сравнивают эти лица со своими.
Имеется в виду, хорошими знакомицами.
Остается только задать завершающе решающий вопрос:
— Знаю ли я здесь хоть кого-нибудь, или это уже загробное царство, только придуманное мной для профилактической чистки пространства, — как — так-то — только обиталища злых дух-офф, — что значит:
— Без души априори.
Я вошел в душ, когда она была уже близко от двери — с другой стороны, разумеется — шла мне навстречу, уже зная, но только интуитивно, что я:
— Уже близко.
И не вскрикнула от ужаса, а точнее, от испуга только, что я вошел, — как:
— Гость званый, — но не такого же бледного вида, на самом деле!
Я тоже открыл дверь, хотя смог закрыть рот от радостного удивления, — испуг — значит — остался снаружи.
И посоветовала после почти неизъяснимого наслаждения:
— Не бойся меня.
Она мылась под душем, как за его стенкой почти в детстве — я:
— Только подсматривал, второй раз не в силах сделать даже одного шага.
Но не до такой степени, разумеется, как никогда не заходите в магазин Посыл-Торгами — очень опасно, ибо:
— Если сегодня вас выпустили из него в качестве Приманки — второго не будет — увидите злого, но не думаю, что Быка Древнеегипетского, — а:
— Неужели еще хуже?!
Я танцевал с ней на расстоянии почти полностью вытянутой руки, но всё равно сомневался, что это не груди ее мешают, а она сама уперлась в меня лапами, как медведь студебеккерный — ни поднять, ни сдвинуть — можно и не пытаться. С другой стороны, именно с этого, уже на танцах в кабаке то ли Клайпеды, то ли Паланги — начинал, нет, не свой, и даже не ее, а именно:
— Наш общий трахтенберг.
Она только на вид радовалась, а изнутри:
— Очень уже сильно, — что у меня тряслись руки до такой степени:
— Ни покараулить, ни подержать.
Как в детстве Мопассана — точнее:
— Меня, как Мопассана, — пришел к ней на дом, проверить, так сказать, уже заученную эрудицию, и не удержался положил на стол фотографию:
— Ее лично голой, и мало того — еще улыбающейся, как счастью, — и:
— Теперь думаю не только в ней, но и шофера автобуса — или даже грузовика — который привез наш класс на ту лесную экскурсию — перед ней, хотя его и не было видно на фото.
Одну я назвал по имени — или пусть будет попроще пока:
— Математичкой, — которой она и была, вторую Технологичкой, — богини, которые к счастью немного не дотягивали до слишком буйной фантазии Рубенса.
Рубенс — скорее всего — их и не трахал, ибо и вряд ли, и вообще возможно. А если, да, то я тоже не против узнать этот тайный маневр, проникающий, да, ниже пояса, но — вот именно:
— Только через душу.
Когда увидел О-Клю то ли среди гостей ресторана, то ли она пришла работать в Технологический или Нормировщицей, как обычно, — удивился и даже очень, что царство моей молодости смогло настолько приблизиться, — что, точнее, чтобы:
— Быть здесь.
Хотя, как сказал Хемингуэй, — это царство:
— Всегда со мной.
Сила противостояния этому царству местной Прохиндиады такова, что допускает возможность присутствия Хемингуэя, — но только, как:
— Пленника.
В Апокалипсисе Мела Гибсона было хуже:
— Сразу отрубали голову на Пирамиде Жертвоприношений, — но теперь понятно:
— Только для того, чтобы люди меньше мучились.
Хемингуэй, следовательно, только вводит людей в заблужденье ложной надеждой на счастье, как не только право имеющих на него, но и могущих его осуществить, как Пушкин.
— Это всё? — спросил, оглядывая тех, кто мне его передал.
Но ответили скромно, боясь взять на себя даже часть ответственности:
— Его передала Нормировщица.
И вопрос, заданный — однако — Чон-Ки-Ным:
— Почему я не уехал в Германию, — как, например, друг ситный Лайзы Миннелли.
Пусть даже с той же мыслью, что и она.
— Отвалить оттуда в Америку, благословенную для тех, кто запас для этого переезда деньги, — как обычно, — в:
— Валюте.
Осталось только узнать:
— Есть ли она у нас, на самом деле?
Утром мог вспомнить только одна, поняв, наконец. Что спал сегодня всё-таки один, — так как:
— Неужели не только с ней — удачей — но и победой хоть второй раз в жизни:
— Рассчитался до такой степени, что и они — не растерялись:
— Отвалили, — куда — уверен, искать не только не буду, но и не хочу.
Пришлось принять на веру, хотя, может, и не самое печальное:
— Вернулся я на Родину
Шумят березки стройные,
Здесь много лет без отпуска
— Что делал — теперь уже не пойму, — но:
— Вспомнить, надеюсь, удастся.
Что делал, собственно, герой моей молодости Эрнест Хемингуэй, когда уже — увы:
— Вернулся на Родину?
Ответ здесь всегда один и тот же:
— Щипал траву. — В переводе даже не древне-руз-ский:
— Ходил по кабакам и барам.
Но вот, что важно:
— Только, как в Островах в Океане, — где:
— Где проводил всё своё остальное время, — громя, нет, конечно, нет, не недобитых и не недорезанных буржуев, — ибо все ими были и так уже, — а:
— Немцев настолько славившихся своей воинственностью, — что и:
— Воевали только для того, чтобы воевать, хоть с лучшим другом даже Эс-Тэ, — тоже мечтающем быть, как — далеко не во сне:
— Завоевателем, — а — вопрос:
— На хрена это надо, — непонятно же ж не только никому, но и ему в том числе, — ибо:
— Больше народу — кислороду уже на всех не хватит, — или — по крайней мере:
— Может не хватить уже в недалеком будущем.
Решил доказать, что я все-таки граф, но советскую власть здесь, — как:
— Рабовладельческий строй, предсказанный Пушкиным в Истории Села Горюхино, — не организовывал, — хотя и не исключено, что:
— Предсказал, — но:
— Когда это было-о!
— Давно, наверное, дорогой? — услышала одна мой ответ, как вопрос, обращенный — значит — не только к самому себе.
— Разрешите? — спросила.
— Садитесь, — почти что промямлил, ибо чего-то, но, кажется, испугался.
Присмотрелся, передвигая к ней стакан коктейля, но и ее рука автоматически сделала то же самое, — поэтому:
— Повторите, пожалуйста, еще раз, так как этот стакан перевернулся.
— Вы, напрасно решили, что он был отравлен! — усомнился бармен, — впрочем, — не повышая голоса.
И добавил в тон нашему предыдущему разговору:
— Не думайте только, что я бывший царь, и буду конкурировать с вами за это звание в новом времени.
— Время всегда одно, — наконец вымолвил я, не особо соображая, что это надо было сделать.
Оглянулся назад, время было еще мало, так как народ только еще собирался на свою обычную пир.
— Ушку? — спросила она из-за колонны, и:
— Неужели только половиной слова?! — знаки и вопроса, и восклицания в данном случае имеют смысл не только последующего похмелья, но и режут содержание, которое только:
— Потом! — клеится в другое — еще неизвестное нам — содержание.
Советская власть рассматривает — если иметь в виду инопланетян — как проверка нас на вшивость:
— Ну, вы хоть понимаете чуть-чуть, что это именно так, — или уже бесполезно, и вы здесь уже все поголовно.
— А?
— Имеется в виду, окуклились?
— Нет, мил херц, я еще соображаю.
— Люди так и продолжают думать, что это произошло только в прошлом 17-м году?
— Дак, естественно.
— Но вы-то лично поняли?
— Что намного позже? — да, думаю, что именно так.
— Вы не оговорились, что наоборот?
— Еще раньше? Может быть, но когда-тогда — извините — до сих пор никакой новой информацией не располагаю.
— Почему нам всегда предлагается одно и то же, — а именно:
— Игра в рабство? — других развлечений, как и не бывает в принципе.
Трахнул одну ненаглядную на куче белья — пришла одна без прикрытия подруги, — но уже с чемоданом для — не совсем ясно — дальнейшего вместе, — или:
— На всю жизнь? — хотел спросить, но воздержался, — ибо:
— Иначе, чем на всю — и даже оставшуюся — жизнь:
— Неужели не бывает?
Меня вызвали в кабинет директора, но я его не нашел, хотя и работал здесь уже:
— Некоторое время.
В конце концов оказался:
— Под лестницей. — Хотя и в привычном дорожечно-ковровом стиле.
Смущал только телефон, ибо и ясно, что нужен только для того, чтобы вызывать свою службу ремонта — в количестве двух человек — по всем вопросам, от ремонта льдогенератора до спусковых бачков унитаз-офф.
Тем не менее, воспринималось, как льгота:
— Работа с десяти до пяти, и выходными в субботу и воскресенье, — плюс уже не просто так, — а:
— Право трахать главную технологичку треста. — На кого она похожа? Думаю, из Жюстины Маркиза де Сада:
— Его сестру, — с которой и проводил эти эксперименты жизни:
— Подобия.
Хотел на одной сразу жениться, пока не отняли — уж очень красива, хотя и не как Моника Левински, полнотой не только своей души прославившаяся, но тушеподобием здоровенной куропатки:
— Тоже.
Но и не Лайза Миннелли — тоже, так как:
— Танцевать умеет только, — нет, не в кровати, а в углу, как боксер в глухой защите, уже на всё согласный, но не для того, чтобы совсем не грохнули, — а наоборот — как у Хемингуэя:
— Платят всегда проигравшему боксеру, а не наоборот, — ибо он и:
— Поставил именно на самого себя.
Как на проигравшего.
Я испугался ставить на нее, как со мной связанную капитально, несмотря на то, что пришла с чемоданом белья, чтобы жениться, — так я понял, а мог принять только обратную сторону этой медали:
— Получается, хочет замуж — лучше.
Жениться на Мерилин Монро? Не мог — как не все сразу — но, что трахали уже все, кроме меня — несмотря на то, что по очереди, — заставило ошибиться и не жениться, — а вот даже — нет, не Одиссей многоумный, но Парис, силой бог-офф славный, — заступился до такой степени за эту жрицу храма любви и Аполлона, — и даже:
— Любви к Аполлону, — из меня — выходит — не весь вышел, — так как:
— Захотел вернуться и опять отбить ее — уже у московской толпы, — хотя и не для того, чтобы жениться, но зачислить на довольствие в моем Белом Дом-Ике, — да.
Она с ужасом — почти неподдельным отпрянула к стене, как — решил — решила:
— Ее подставляют под полк солдат, готовых, если не на всё, то на очень многое, чтобы дать, только, чтобы ее взять, как следует.
И всё же не понял, почему она так ужаснулась, когда я предложил им прокатиться вместе Дранк нах Остен.
В город, который лежал в пыли восточнее. Хотя уже не исключено, что реально расположен:
— Западней.
Взял их в штат поварихами, чтобы другие не завидовали, — а:
— Готовить они обе — не только не знаю, как, но и вообще, — как и родились безрукими.
Ибо и мечтали всегда только об одном:
— Рот есть — все остальные междометия — тоже, играть умеют такую музыку, — как сам только и просил об Этом всю оставшуюся жизнь.
Получалось так, что даже заподозрил всех остальных, но вот только непонятно:
— В чем, — ибо стали ко мне хладнокровней.
Решил пока что думать:
— Не знает никто, что я и есть теперь директор ресторана.
— Ковры и красные дорожки убрать! — повесить картины.
— Пабло Пикассо? — одна простолюдинка.
— Ваг Гога.
— Гогена, — она носом в записной журнал.
— Немного, немного.
— Тулуза Лотрека?
— В достаточном количестве. И этого.
— Кого Его?
— Не обязательно так возвышенно. Но только, чтобы было без Клары Цеткин и Розы Люксембург.
— Вы считаете, их не надо, потому что не пили сухое и полусухое вино вместе с Чеховым?
— Да, тех, кто пил водку, здесь не ставить даже одиночных бюстов.
— Так только напоминание, как запись в журнале дорогих гостей: такому-то и сопровождающим его лицам здесь понравилось не только кушать, но жрали всю неделю:
— Каждый день с таким удовольствием, что по две порции — норма.
***
— Вы, — обратился я к делающему защиту кандидатской диссертации бывшему стажеру, который хотел когда-то заставить меня не сдать экзамен по физике работы каких-то электрических схем.
— Да? — хотел он чё-то крякнуть. Но его попросили пока что воздержаться от ответа, на еще не поставленный вопрос.
Дело в том, что вся его — а, скорее всего, придуманная его руководителем система была настолько проста, что:
— Буквально-таки списана из учебника, — но!
Там, в учебнике — практически — это только пример принципа, — механизм которого, — закончил:
— Так и остался никому неизвестен.
— Вы его знаете? — спросил председатель этого предприятия защиты диссертаций.
— Думаю, да.
— Но вы не уверены, что он есть?
— Есть точно, но пройти по его тропинке еще.
— Не пробовали, — а, — закончил:
— Когда-то надо и начинать.
— Вы правы лучше сам не скажу.
Они хотели, видимо, посмеяться, но я показал, что радикалы, да, появляются в процессе реакции, но для ее продолжения используются уже до того, как будут нужны на завершающем этапе.
Они посовещались и все — друг с другом, забыв про меня, — согласись. Как:
— Замечание принято к сведению, и одобрено соискателем, — как:
— Да, не хватало одной лишней запятой, но теперь ее все-таки поставили.
Я пошел к О. и объяснил:
— Это так плохо? — не понял он, только что занятый разговором с министерством.
— Когда поймут важноcть этой реакции, на ее основе запустят в работу такие огромные не только потенциалы, но очень дорогие материалы ДНК и РНК, закупленные в Японии, — а.
— Ничего не получится?
— Да, — даже добавил, — сэр, ибо реакция, которую они с моей подсказки используют, как заводную.
— Неправильна?
— Не совсем так, сэр, — а.
— А?
— Еще не закончена.
— Дальше этой реакции идти некуда, — возразил он.
— Это верно, но они слили осадок, как отработанный материал, — а:
— А? — сам же добавил: — Значит, в нем остался тот изомер, который и нужен для дальнейшей работы.
И сел на стул, который покачнувший упал. Но сам О. — к счастью — успел удержаться на ногах, вцепившись, как когтистый попугай в стол, предварительно обитый малиновым бархатом, — как было:
— У Василия Чапаева, — чтобы и по пьянке было легко отличить себя от наступающих почти постоянно:
— Белых? — ибо мы думали они всегда отступают.
— Так-то, да, но не в мою смену командования этой злополучной дивизией.
— При таком проникновении одного в другого этому провинциальному Дол-Бику надо уже через год давать докторскую.
— Я не против, сэр, но только в детском саду.
— Его уже не возьмут по возрасту.
— Можно не обязательно зачислять его в саму группу — пусть работает.
— Сестрой хозяйкой?
— Нет, лучше вместо бабы Нюры сидит на вахте.
— Зачем?
— Чтобы каждый раз напоминал маленьким детям.
— Вытирать ноги перед едой?
— Не перед едой, ты спутал, батя! При выходе из детского сада на улицы города.
— Тогда — выходит — в детском саду грязней, чем даже на наших дорогах.
— Вы слишком упрощаете ситуэйшэн, сэр, — ибо:
— Ибо?
— Тогда мы будет работать уже не здесь — на селе — а в.
— Теперь, наконец, понял: ты хочешь получить стажировку в Сили Доли?
— Нет.
— Тогда больше ничего не понимаю.
— Хочу, да, в Сили-Доли, — но:
— Неужели хочешь уехать навсегда?!
— Как все?
— Как все! — повторил он тихо, потому что поверил: так и будет-т.
***
— Ты проиграл.
— Нет, у меня есть еще две попытки.
И расстегнул ее купальник сзади за веревочку. Хотел спросить:
— Он специально так быстро снимается?
— Ну-у, если тебе удалось — значит, ты знал его кодировку.
И мне даже не пришлось держать ее рот, чтобы не так громко кричала — сама засунула в него свою маленькую руку, — но:
— Именно, что пришлось целиком.
— Иначе я постараюсь ее вынуть и будет так больно, что все нас услышат.
— Ты?
— Да, я хочу, чтобы было инкогнито.
— Почему?
— Будут думать, что ты это начал и потом успешно закончил.
— Да.
— Нет, не да, а я тебя взяла, как Трою.
Если есть чем — поперхнись.
— Нет, проглотил, и удивительно, что не провалился.
— Назад мы пойдем разными путями? — спросила.
— Ты хочешь, чтобы нас прямо сейчас обвенчали?
— Да, а то я уже боюсь, больше никто и не трахнет.
— Хорошо, тогда разреши опять развяжу тебе купальник.
— Ну, давай, я уже не против.
— Почему?
— Мне уже больше не хочется сопротивляться.
— Спасибо на добром слове. — Но посоветовал:
— Когда опять захочешь — всегда опять сопротивляйся.
Глава 2
— Сейчас уже можно? — задала наводящий вопрос, а мы уже были на горе.
— Если только ты не против спуститься вниз.
И даже не спросила:
— Опять? — что, можно подумать, эти дополнительные, — спуск и подъем зачисляла себе, как плату за ее:
— У меня хорошее поведение? — даже спросила, но это было, когда мы поднимались в гору уже четвертый раз.
Неплохо, неплохо, думаю, лет на сорок совместной жизни хватит. Хотя:
— Сейчас посчитаю, — да:
— Это происходит в 74-м, — двадцать одно, — как говорят победители.
И уже перед самой дверью общежития попросила:
— Перекусим.
Я решил, что надо остановиться и вдвоем сесть в кружок, чтобы покушать прилично, но:
— Не подходило, ибо, — чем? — собственно.
Решил прокрутить, как повторную запись магнитофона, прежде, чем открыть дверь.
Одна из — практически — девственниц по имени Ка-Рада попросила сделать ей что-нибудь хорошее.
— А именно, Ми-Лая?
— Перекусим.
— Так бывает?
— Нет, но ты скажи.
— Хорошо, обернулся не только назад, но и по сторонам не забыл кинуть пару бросков взглядами.
— Перекуси меня, — добавил одно слово и ужаснулся!
Она разинула такую пасть, что перестало быть даже страшно.
И сделал вывод, когда сзади закрылась — уверен сама — дверь в этот диверсионник лабораторных работ, ибо никто в них ничего не понимал, кроме меня, — а я делал только:
— Наугад и по аналогии:
— Посадили в тюрьму, где нет даже космополитического кабинета, — и вот думаю:
— Нужно ли с кем-то соавторство, чтобы до этого додуматься? — пока не уверен, что знаю.
***
О. разрешил мне провести одну лекцию по новой химии, которую я придумал, но мало, — почти никто, кроме тех, кто о ней ничего не знал — верили, что может быть даже более-менее:
— Правдой.
Но и понять ее, если не трудно, то очень не сразу, так как состоит она не из целых формул, а только их:
— Частей. — Что значит, в посылке:
— Мы и в зацикленных бензольных кольцах — да, друзья мои — видим не всё.
Все предлагали обратное:
— Мы не можем видеть ничего, если перед нами нет Целого.
Возражение великолепное по своей фундаментальной неправильности.
Части мы видим, а остальной мир — всегда в:
— Посылке.
Но никто не понимал, что же всё-таки в посылке? Ибо, действительно:
— Мир Видимый — это не Она.
— Слишком велик? — спросил О.
— Наоборот, мал, Директор.
— Посылка — выходит — больше самого мира?!
— Деление мира на две части почти все понимают, кто в этом заинтересован, но вот, — что:
— Не в одной плоскости они находятся — никто не мог сделать Этого:
— Полу-разделения мир-ка.
ОБРАЗ — выходит и заменяет все личные мнения Человека, — ошибочно — значит — пишущего себя с Большученной буковки.
Хочется знать ВЕСЬ образ, чтобы мыслить его обрывками, — а:
— Эт-то-то как раз невозможно.
Поэтому и возникает вопрос:
— Как сохранить два этажа здания, — если по — хотя и приближенной — но всё равно:
— Логике, — они вообще не имеют друг с другом прямого соприкосновения?
Только один ответ:
— Надо принять во внимание Третьего, кто их соединяет.
— Я?! — да ты, что, ибо это как раз наоборот:
— Только последняя буковка в строительстве огромного Ноев-а Ковчега.
***
— Хорошо, чего вы просите?
— Ненамного больше, чем все остальные великие люди.
— А именно?
— Ну, Шерлок Холмс, — как его Конан Дойл, ну, Агата Кристи, как ее двухэтажный дом на реке, как на озере.
— Третий, кто? — произнеси-те, пожалуйста.
— Зворыкин-Муромец.
— Ясненько.
***
И, хотя на зверей охотиться не люблю и не любил — принял этот подарок, как достойную плату за работу, которую еще выполню, как шпион Альфы Центавра на Земле.
Меньше? Быть не может.
И уверен — дом мой будет виден:
— Неужели только частично, сэр?
— Да, ибо простой пример, раньше я проверял только сборы урожая пшеницы.
— По пятницам?
— Пятница здесь не причем, несмотря на то, что водила моего лимузина-джипа на высоких колесах.
— Теперь?
— Никто не заставляет? — добавила-спросила вторая прохиндиада в виде репортера со вспышкой.
— Могу даже Монику.
— Неужели имеете право пригласить даже в пар-не-ломит.
— Да, что в Ра-Ши парная — то здесь уже — это депутат, по крайней мере, от фракции колдунов Апокалипсиса Мела Гибсона.
— Как на наш А-БАМ?
— Да, стройка века, но не как в Ра-Ши почти за бесплатно, — а:
— За большие деньги?
— Деньги не так важны, как бесплатный билет до Альфы Центавра в момент последнего здесь землетрясения.
И выдали, как нагрудный пропускной знак — почти:
— Полицейского.
Решил пройти Туды-Твою через посредничество Зворыкина-Муромца, — и:
— Ты записался к нему на очередь? — На-Ви.
Решил, если жена, то не поедет вместе, но попросит взять, как наводчицу на уток, которых Муромец любил и есть, и стрелять.
Приезжаю, уже пьет с ним пиво — не стал даже интересоваться чешское или уже и американское тоже — ибо так и думал:
— Пьют английский Портер прямо на пеньке, а рядом не пару уток на вертеле, — а:
— Целый кабан.
Не стал даже спрашивать, как он здесь оказался, — про нее:
— Тоже, лучше уже не спрашивать.
На глаз? Не смог пока определить, событие идет после трахтенберга, или до него, — после:
— Об этом думать еще рано, — ибо навсегда расставаться с ней пока не хочется.
***
Приезжий — доктор — у них все ученые доктора — проводил эксперимент на нашей кафедре:
— То ли на проверку качества или просто правильность настройки Их-Него оборудования, — и задумался над неопределенностью результ-офф:
— Их показатели не были удовлетворительно положительными.
Я предложил ему считать:
— Дело не в неадекватности присланных материалов ДНК и РНК? — повторил он мой великолепный ответ, — но маленький процент, что это может быть не только моей наивной ошибкой, — у него:
— Я заметил — оставался еще.
Именно:
— Не остался, а оставался, — что значит:
— Он предполагал существование сего события еще там, в Америке! — но вот никому даже там, у себя дома:
— Не рассказал.
Боялся не поверят?
— Точно!
***
Дело — следовательно — не только в Слове, но должен быть еще его:
— Читатель! — знак восклицания всё ещё приходится ставить.
И вопрос:
— Как всё-таки заметить участие экспериментатора в эксперименте?
Со старта Жизни — если рождение человека — это уже:
— Старт, — предполагается, что есть это не только разрешение, но и как старт на:
— Стометровку! — становись.
Приглашение именно не на казнь, а просто и только:
— Принять участие в соревнованиях, — и даже не намекает-ся, — что:
— Всех жизней. — Так:
— Игра ума и не более того, так как это Более, — далеко не:
— Менее, — считается невозможно.
А, что:
— Запрещено, — да ви чито, у наз усё моно, — и вот даже с ударением обязательно на втором:
— О!
И, так как у нас официальное крепостное право, то и нельзя смываться от него за:
— Границу его существования.
Когда говорят, — нет:
— Кто захочет отказаться от этого НЕТ автоматически, а тем более добровольно.
Крепостное Право оправдывается:
— Да так же всем лучше!
Ибо, да, право крепостное, но все пункты иерархии в нем отличные, — так как:
— Её и нет!
И:
— Если радоваться — значит верить.
— Этому? — сэр, мэр, герр?
— Пожалуйста, не надо так много вопросов сразу!
— У вас будет один.
— Ась?
— Пэр.
— Смогу играть в футбол за сборную Франции?
— Ду ю?
— Ась?
— Спик инглиш?
— Ноу.
— Почему?
— Я знаю Код Войнича, Ми-Лая, — поэтому понимаю даже больше — и намного — чем все языки просто так взятые.
— Вы имеете в виду напрокат, — или наоборот:
— Только своих и — понимаете ли — достаточно вполне.
Ужас, страх, — так как:
— Они, похоже — разные, — от:
— Того, я когда-нибудь умру и от того, — что:
— Конец Света обязательно наступит! — Невероятно, но Это — оказывается — можно знать.
Печально до слез. И я это знал в пять лет. Может чуть позже, или чуть раньше, — иначе:
— Слишком трудно этот ужас около своей самодельной кроват-ки — в нескольких метрах от иконы наверху в углу на кухне — выдержать, а также, — и:
— Запомнить, — навсегда.
Так не только трудно человеку, но и вообще не хочется расставаться, — с:
— Жизнью. — Вот именно, что, оказывается, навсегда!
Вывод:
— В детстве не видна их связь, — этой жизни и вечной.
И об этой именно связи писал все свои произведения А. С. Пушкин. Она настолько фундаментальна, что легко отрицать ее существование, — насколько она — о! мама мия:
— Очевидна. — Ибо:
— Ну, разве бывают такие обнаженные секреты, — что и знак вопроса постеснялся здесь устоять.
Нельзя обыграть шулера Пушкина, — но!
— Можно заставить отказаться от своего выигрыша! — вот в чем было нанесено ему оскорбление.
Именно поэтому он продолжил путь к месту дуэли, несмотря на отрицательное указание, падающих с воза снарядов правды.
Ибо:
— Вот оно совмещение двух времен. — Ибо:
— Именно поэтому, — и:
— Я горько жалуюсь, и горько слезы лью,
Но строк печальных не смываю.
Ибо:
— Слезы мои, а строки бога.
Решил попробовать доказать Великую теорему Ферма на стене-ах, — скорее всего, — банкетного зала, ибо:
— А слышь, ты, Люд-к, а Люд-к.
— Ты знак вопроса не поставил?
— Поставь ты — если захочешь — восклицательный.
— Я эту теорему никогда не пойму.
— Но ее и понимать не надо.
— Ибо?
— Она может сделать это только Са-Ма.
— Именно поэтому один из них — Шимура или Танияма.
— Ты думаешь — застрелился? Или Эта Теорема подошла к нему настолько вплотную.
— Думаете, пошла на удушающий?
— Скорее всего, так и было: она.
— Теорема?
— Да, загадала, если он ее уже понял, то поймет и, что Жизнь Бессмертна.
И она продержалась на шторах, как Летучая Мышь — долго:
— Три часа поселял в ней добрых дух-офф моего правосознания.
Она?
— Пока не уверен, что поняла всё.
Попросил двоих — Маркизу и Малину — принять участие в следующем эксперименте.
— Двести, — Маркиза.
— Сто пятьдесят, — Малина, — ибо ты мне и так нравишься, а она — ткнула пальцем, невидимым из-за колонны Маркизе, — в нее, — не разрешает снижать цены.
— Тогда может быть, — сто?
— Ты теоретик физики, химии и — главное — литературы, — а.
— А торгуюсь, как турок на базаре?
— Думаю, еще неправдоподобней.
И когда почти всё кончилось попросил ее заплатить.
— Еще до полного окончания сеанса?! — очень удивилась она.
Почесал затылок, — имеется в виду, — только мысленно, ибо уже немного боялся, — но как обычно:
— Это не слишком много?
— Я ничего тако-ва не делала.
— Ты перебирала лапами.
— Это от счастья.
— От него обычно визжат, а ты только — хотя и тайно от меня — плакала.
— Это от счастья.
— Ты узнала, что мы расстаемся навсегда?
— Нет, я никогда не обращаю внимания на погрешности в схемах нелогичных разработок.
— Я так и знал, что ты шпионка Сили Доли.
— Ошибся.
— Знаю, но нарочно, чтобы выведать от тебя правду.
— Я ничего не скажу.
— Уже сказала, эх ты, мартышка.
— Я хочу быть слоном! — закричала, но — уверен — притворяется, чтобы мне было уж совсем, — нет, конечно, не тошно, — но:
— Загребай на финише, лучше ко мне не притрагиваясь.
Сначала не понял, — как? — и даже чуть не остановился, но она так взбрыкнула, что:
— Понял, понял, понял, — пока меня не было всё-таки научили, — а она закончила:
— Всему.
Ответил пристойно:
— Му-му, — я тебя вообще перестал чувствовать.
Она обиделась:
— Ты должен понять!
— Как, Ми-Лая?
— Как ты только и можешь, с помощью Великой теоремы Ферма.
Почему-то задумался, хотя не скрою:
— Домашнее задание на эту тему было, было, и даже всё ещё есть:
— Прямо Ту-Та.
— Ну, ты чё?
— Занавеска сейчас порвется.
— Не порвется, а это я ее порву, как твоя собака.
— Она не играет с грелками.
— Я так думаю?
— Проверь, увидишь, что, да.
— Ну, хорошо, попробуй назвать меня:
— Тузик? — ты спросил или ответил.
— Мои мысли настолько вездесущи, что смешиваются с вашими, мэм.
Прошу прощенья, леди.
— Ты уже назначил меня любимой женой.
— У меня уже нет такого права. Если только ты сама не соизволишь меня выбрать.
— Перед всеми?
— Нет, перед пирамидой Хеопса.
— Значит, я буду править в Африке, как Клеопатра!
— Как царица Савская.
— Вы имеете в виду, сэр, что она настолько незаконная царица, что и никому, кроме своего слуги-господина:
— Да, невидна.
— Я должна хорошенько подумать, насколько уже к Этому взаимодействию способна. Ибо:
— Да, я буду знать, что настоящая царица, — а:
— Еще-то кто?
— Я.
— Ты — Я?
— Ну, не буквально до такой степени, но, — задумался:
— Не исключено, что ты даже права целиком и полностью.
И только тогда она поползла с занавески вниз, что и не увидел, куда делась, — как — получается — сползла прямо на меня, — и:
— Даже не заходя сзади, — послышалось.
— Ась? — ибо я не понял, — а.
— Попросить стесняешься?
— Разумеется.
— Это не очень хорошо, если ты привык только командовать.
Вернулся в бар, чтобы спросить бармена, кто здесь был до меня, — и:
— Он ответил, как Стивен Кинг с помощью Джека Николсона, — правда, в кино или на самом деле:
— Уже не могу определить точно:
— Вы и были, сэр.
— Всегда?
— Именно, именно, — подтвердило видение Маркизы, что даже подумал:
— Неужели решила дать за бесплатно, — имеется в виду:
— Почти?
— Да, как тот индеец Апокалипсиса Мела Гибсона, что и переехал жить на постоянное место жительства именно, — как Мел-Пел.
— На постоянной основе?!
— Вы испугались?
— Да, ибо боюсь там встретиться с той, которую — нет, до сих пор еще и уже не делаю так, но раньше, да:
— Почти каждый день пропускал мимо себя.
— Разошлись?
— Да, как только увидел ее папу, выступающего на театере, но не как Кевин Костнер:
— С конем?
— А он — вот именно — в белых тапочках.
— Это плохо?
— Ибо так и до гроба можно плясать, не замечая, что уже мертвый.
— Трахал ли я ее когда-нибудь? — уже не узнавая до и после этого?
Скорее всего, ибо.
— Ибо?
— Умею.
Хотя иногда ждать приходится долго.
— Но это еще не обман с открытым забралом?
— Простите: вас не понял — прошу повторить.
И решил — правда, не сейчас, а уже, пожалуй, намного раньше:
— Счастье хорошо, а правда лучше?
— Нет, ибо это уже априорная посылка, а для ее достижения, увы, или наоборот:
— Нужны, оказывается, еще остановки.
— Это то же самое, мэм, — сказал одной прелестнице, которая пришла сюда подзаработать, но, чтобы думать так, — надо принять именно:
— Невероятное за очевидное.
— Наоборот?
— Думаю, и то, и другое для меня — пока:
— Слишком? Пожалуй, ты прав, мартышка, запредельные вещи тебе знать пока немного рановато.
— Как Высоцкому, справа в челюсть?
— Да, мне будет неудобно трахать вас.
— Снизу до верху?
— Нет, этот-то я могу, но вот одновременно, боюсь еще.
— Может не получиться?
— Согласен.
И она решила, что я смогу, а не наоборот: когда-нибудь потом решу:
— Можно ли?
Пришли к ней, чуть ли не на чертов угол, — и:
— Трахаю ее, как почти весь почти публичный дом, — а, как посмотрю на стол, где мы пили шампанское:
— Сидит за ним, и даже не усмехается, что я почти уже ломаю ее кровать от возбуждения и восхищения.
Колдунья? Ерунда! Ибо:
— Да, вы правы, сэр, они все помешанные.
— Ай ду.
Очень не хочется встречаться с врагами, а с одним, — тем более.
Но, видимо, придется. Их уничтожать.
— Как Стивен Кинг? — но всегда ли у него получалось, если сам не смог обратить внимания на своё же предвидение, что сзади идет опасная машина.
Ибо не выполняется простой завет Иисуса Христа при даче лепты:
— МЫ не должны ее давать, но правильно дать, — под видом, чтобы:
— Не приставали понапрасну из-за такой мелочи.
Сложность приличная. Но она и значит, как очень надо подставить вторую щеку, ибо отомстить, — как:
— Они делают, — у нас:
— Не получится.
Вот Стивен Кинг сейчас попробовал в Иногда Они Возвращаются, — и только смог:
— Превратить видимый — более-менее человеческий вид этих существ — в их настоящее ушастое:
— Подобие мерзости. — Удар, ибо наносится не по ним прямо, а по тому месту пятиконечной звезды, — где они и реализуются, как на вид:
— Люди, — но ими — трудно понять человеку — не являющиеся.
В Ра-Ши предложили облегчение, — считать это только образом воображения.
Здесь не выдерживают такой встречи с этим далеко не прекрасным, — и только:
— Смеются, — как над Лео Илем и Ником Сэром Хру. — Несмотря на то, что они визжат или шепчутся на трибуне, — очень, очень, очень:
— Нечеловеческими голосами.
Предложили шулерский выход:
— Смейтесь над ними, — как над дурачками, ибо они не такие уж большие монстры, — как:
— Может показаться с первого взгляда.
— Проблема в том, — сказал один умный парень, садящийся всегда на одно место дальше слева от колонны, платя обычно не больше, чем за один или два коктейля, — что не делают сразу следующего хода.
А потом, действительно, становится уже поздно:
— Забывается над чем нельзя было смеяться, — а так как плакать не всегда хочется, то и логично, да, выпить, но только немного, чтобы разум сам — если его человек пьяный:
— До нее достучался.
Ибо дуркование — это оружие, а мы думаем, что это люди такие:
— Сами и свихнулись.
Мир захвачен невидимыми существами, живущими, видимо, именно в людях.
Действовать, следовательно, только можно с помощью бога.
И так как боги бывают разные, — то именно, — фa, — хотя и отделенного от нас непреодолимой для нас чертой, — тем не менее:
— Доступного Разуму.
— Высшему? — они же, — как на лекции, но уже не о международном положении своего хвоста.
Было выдвинуто смелое предположение, что Ра-Ши и тем более Мос-Кау правят не отсюда, а из:
— Амера, — но вот не все еще пока определились:
— Из самой ЮЭСЭЙ, — или.
— Или?
— Из мексиканского Миделинового Картеля.
Некоторые печально отшатнулись:
— Здесь надо понимать Разницу-у.
— А?
— Привыкли считать, что ее нет.
И вот Пушкин ехал отомстить, но пули, падающие с воза, показывали:
— Ты не сможешь, — или все-таки, несмотря на смерть Пушкин победил в этой дуэли?
Как Невольник. Однако:
— Чести.
Выходит, он всё-таки выиграл эту дуэль. Но, — как?!
— Надо понять.
Ибо главное достижение цивилизации — это Разумность.
Собственно, дело не в том, где правда, а очевидно, — что:
— Психический визг, — это уже само по себе:
— Большая ложь.
И:
— Неужели люди способны визжать и крякать, — за:
— Неправду?!
Решил всё же пойти на Вы, — но:
— Всё равно без понимания видимости возможной победы, — как просто, но без на-просто, — а именно:
— Прусь-ь! — хотя и без этого знака восклицания для посторонней видимости, а только для себя.
Под видом, чтобы не ужаснуться в невидимой перспективе, взял и еще одну в эти наложницы, ибо, да, она боялась, что ее застукают со мной, а потом всё расскажут мужу — большому начальнику:
— Не должна ничего знать, пока сама не захочет решиться на это дело:
— Большого секса.
Ибо не думаю, что ничего об этом не знает, — а:
— Только боится узнать больше именно со мной. — Хотя и есть тайное подозрение, что знает если не больше, то всё равно:
— Побольше, чем многие надеются даже научиться мечтать.
И шагнул за этот перелом с замиранием сердца, — она:
— С радостью отступила назад, но не более полутора шагов, — а могла и вообще закрыть дверь, приметив всю мощь своего великолепного большегрудого тела.
Контакт произошел, я трахнул ее Бальзак-овским способом, — как Пушкин свою:
— Спящую — почти мертвым сном — красавицу.
— Получилось?
— Да, проснулась через некоторое время.
Танцевал с ней вечером, практически, как Герасим с Барыней, которым только совместными усилиями удалось спасти это Му-Му, — своей:
— Счастливой наследственности.
— Контакт на расстоянии, — сказала Маркиза, когда я закончил, и добавила: — Я пробовала.
— Не получается?
— Только один раз.
— Когда было?
— Только еще будет.
— С маршалом?
— Да, почти.
— Со мной?
Она:
— Только фыркнула.
Тем не менее, попросил объявить кого-то, но не Малышку на Миллион:
— Твоей последней женой?
— Нет, нет, ни каких полиглот-офф больше не будет.
— Почему?
— Я не хочу и всё.
— Как вы не понимаете, досточтимый член, что этого мало?
— Это такое ваше утверждение?
— Я понимаю, что в виде вопроса оно не бывает, но — боюсь — ты не захочешь проверить его.
— На месте вашего мужа, мэм?
— Нет, нет, ибо он уже слаб здоровьем, потерянным на почти профессиональном воровстве продуктов питания из нашего общего с главным начальником общепита, так как.
— Да, понимаю:
— Несмотря на это — продолжает кушать всеми своими двумя-тремя семьями.
Такому размаху удивился, — ибо:
— Очень, очень многие — но только не замдиректора — кушают не только здесь, но и дома всё за те же всегда отсутствующие деньги, — но и — главное:
— Себе остается много.
— Насколько, — вы думаете, сэр?
— Настолько, что скрывать приходится.
Глава 3
Поэтому.
Не решился предложить именно ей разработку плана, как мне трахнуть плановую начальницу.
Ясно уже, что наглости хватит не только сорвать мой дефицитный план, но и вообще перейти в стан моих официальных врагов, которых еще не видели, несмотря на предположение, — что:
— Должны, должны быть.
Ибо?
— Ибо, да, если я уже набираю команду для дальнего плаванья на изобретенном мной, но не пропущенном местной почти Академией Наук, но именно потому:
— Почти, — что в этом деле реальных перемещений в большом пространстве, — здесь вообще нет, не только никаких сведений, но и отрицается само понятие, — как в Библии:
— Уже завтрева там, вместе со Мной — будете.
Поэтому, да, воровать в Амере можно, но только, чтобы никто больше не знал не только, — об:
— Этом, — да, сэр, понимаю:
— Ни о чем больше вообще.
Воруют — воровать им можно — только те, кто, — аб:
— Солютно не понимает, — зачем?
Что вот даже такие вещи, как Луна и Солнце — это только видимость, что они есть.
— А так-то?
— Разумеется, ничего подобного не бывает, и вот не только над Ра-Ши, — как само собой разумеющееся, — но и над Амерой.
— Тоже?
— Ну, разумеется, конечно!
— Простите, не могу додуматься, как можно быть такой дурой.
— Простите, но Амером пока еще правит мужик, — ибо бабой он будет называться.
— Кондо-Лиза Райс?
— Не обязательно она — есть и другие умные люди.
— Дуры? — вы сказали.
— Исправьте мой текст на просто:
— Сапиенсы?
— Не думаю, что они еще здесь остались, — так только, если:
— Скрываются в древних пещерах вместе со своими генетическими свитками?
— К сожалению, вообще пока неизвестно, где они скрываются. — И вот интересный моментум морэ:
— Кто это сказал: я или она — не только мало ясно, — но и:
— Вообще определить более трудно, чем это кажется.
— Я запишу — практически — невозможно.
— Даже без — практически.
— Абсолютно?
— Тоже уточнять не надо.
Пока сомневался, что надо сообщать не только о цели нашего движения в то ли очень близкие, то ли:
— Куда подальше Дали, — но и вообще, главное — не знаю:
— Куда-куда — не удалилась наша весна на Заречной улице, — но и главное:
— Куда, куда? — меня пошлют.
— А именно?
Сообщил только ей одной на уши — на оба, но сразу прошипел:
— Мы пойдем.
— Отменять татаро-монгольское Иго-го? — что и понял, — так умна может быть только О-Клю.
Но.
— Надо еще умней?
— Да, ибо идти придется еще.
— Дальше?
— Вот именно, что настолько ближе, — вплоть.
— До невидимости, — угадала, но кто — определитель лиц — не сработал даже, — след-но:
— Придется вам освободить на некоторое время банкетный зал — я иё.
— Да, и так уже все поняли, что трахать — так или — наоборот — иначе, но будете, будете всех.
— Пусть вы правы — завещал — но всё равно.
— Никаких зайце-фф?
— Да, друзья, только согласно проданным билетам, — И предложил тут же разыграть третьего лишнего.
Резюме:
— Никто не захотел не только оставаться на Этой Земле, — но и сдаваться — в случае неочевидного проигрыша:
— Тоже и даже — без компромисс-офф.
— Я не пойду против Петра Пей-Вого, — выставила одна настолько вперед свою жопу, что уже начал опасаться:
— Неужели май диэ, диэ чайльд Бух-Галтер — большой, большой бюстгальтер, что даже на дни рождения и остальные праздники по календарю, — собирать деньги:
— Да, мэр, и, да, сэр, еще помучаешься.
— Что значит:
— Ся?
Вы китаянка?
— Нет.
— Из Японы-Мамы?
— Тоже не совсем.
Хотел послать ее, но не решился, — чувствовалась прошлогодняя зависимость, как от Маркизы, — если больше нет никого, — а:
— Она всегда готова продастся, — не понимаю только, почему так дорого за пять-семь, максимум ее можно выдержать даже не пятнадцать — десять минут, а цена сто со скидкой:
— Восемьдесят.
— Повар пятого разряда у нас получает столько же, но за целый месяц — такого:
— Набегаешься, — что вечером не выпить за просто так — просто грех.
Ибо бог может подумать, что человеку всё мало, как его трахают, — значит:
— Надо добавить.
— Так вы, куда, девушки, не доливаете коньячишко, — неужели в Котлеты по-Киевски? — а:
— Не знаете, дуры, что без вина они вредные из-за своей чрезмерной жирности.
Часто, — по крайней мере, — всё время пытаюсь разобраться, какие открытия — великолепные по своей великолепности — я мог сделать в молекулярной биологии, — а теперь:
— Вынужден применять только в недоказуемой реальности, — ибо:
— Что только здесь ни делается, — то и заключают:
— Значит, так это и должно быть, — а даже:
— Было.
Хорошо, что вокруг мало философов, которые могли опечалить меня еще два лишни раза:
— Было, было.
Что и значит, — без:
— Меня! — а это — если иметь возможность думать, — ни более и ни менее, — как:
— Ужасно.
— Что вы сказали, — э-э, — мистер, сэр, — или, что у вас есть еще в портфеле, — докторская диссертация?
— Моя.
— Ась?
— В него не уместится.
Тем не менее.
— Я сделал торт и решил вас.
— Им обрадовать, — понимаю.
— Как?
— Да, сэр, именно, как оскорбление, ибо пришла, как все, именно на трахтенберг.
— Простите, на Него у меня запись.
— Зачем?
— Ибо я не он, — а.
— Поняла, только Его представляете.
— Вы очень умны, ибо именно так, хотя, да, иногда Его Величеству некогда, — и.
— Успешно заменяете, хорошо, я согласна дать вам и мои верительные грамоты.
— Ми-Нэт в парке КЗЧ?
— Вы пропустили букв Э.
— Я вам намекаю, что это будет не совсем то место, которого даже вы ожидаете, несмотря на иво проницательность.
— Вы думаете, я работаю еще на кого-то?
— Без сомнения.
— Почему?
— Вы настолько умны, и тем не менее красивы, что иначе не можете согласиться подняться, как один Синий Индеец на пирамиду жертвоприношений.
— Я — богат, — почти сразу после дневного сна, неизвестно откуда взявшегося:
— Но пришло — как положено почему-то — это даже не решение, — а просто:
— Правда.
И если так, то значит, так и бывает, если не часто, то обычно, — но, думаю, всё-таки во сне.
И на вопрос:
— Кто против? — смело ответил, — что:
— Я, я, я.
Ответили не сразу, ибо — ясно — побоялись тавтологии про Я, как далеко не первую букву, — и:
— Простите, но я не говорю по-русски так же хорошо, как по-английски, — а там-м!
— Ми найдем вам работу по душе.
Честно?
Испугался, — уж очень оказалось похоже на правду и даже воображаемую, как уже и ничем до сих пор.
— Вот из ит?
— Правду никто не оспаривает, — только и успел связать два слова, — остальные — честно:
— Так и не понял, что к чему.
Вывод:
— Значит, это, действительно, была правда.
Повторения не последовало — значит — правда, — как сказал Ка-Вэ:
— Мы будем жить в будущем.
Пройти туда — значит — можно только с помощью правды.
Но не очевидной же, на самом деле! Разумеется. Вывод, который последовал, не очень удивил:
— Значит, все правители, которых мы до сих пор видели, — ими:
— Не являются, ими не являются однозначно.
Только театр.
Невидимые правители, где располагают свои видимые тела, — следовательно? Неужели, людям, таки и доверено это почетное право, — но зачем?
Если только не для того, чтобы все посмеялись.
Чтобы не было сомнения, что всё правда, решил пообещать — нет, не некоторым:
— Всем, — раздам и вам, друзья мои абсолютно за бесплатно сокровища, найденные Куком на островах еще более восточного архипелага.
— Чем наш? — был задан — скорее всего — уместный вопрос.
Оглядел свою армию — здесь таких не было. И сказал:
— Значит, среди нас есть чужой, попрошу всех его поискать.
— Что будет за находку? — и решил не спрашивать вслух, кто среди этой огромной толпы мои слова процитировал.
Ибо все только и ждали, что я тут же подтвержу свою проницательность принятием его исповеди.
Посмотрел на поваров, на официантов, на подсобный персонал, — одна и та же, далеко не лицемерная рожа:
— Мы рабы, — следовательно, — зачем ты нас спрашиваешь о несбыточном, — господин? — по-моему, не прозвучало.
Да это и по барабану в общем-то, так как подчиняться они будут всё равно не мне, а Тому Невидимке, — но нет смысла, думаю, его Куком называть, чтобы не запутаться и приписать ему все открытия, которые будут сделаны мной в этой, — да, думаю, да:
— Бесконечной экспедиции.
И тут же молвил, как почти русским языком:
— За нами — поверьте мне на слово — нич-чего не останется.
— Значит, нам можно спеть песню? — вышла вперед одна прохиндиада.
— Да, но я не настаиваю на марше.
— Тем не хуже, сэр. И запела. Испугался, ибо, да, песню мог слышать когда-то, но вот эту Малышку, — чуть поменьше всё-таки, думаю, чем на миллион даже в рублях, — видел:
— В не таком уж запутанном для меня прошлом.
И даже задумался, как правильно писать это слово:
— Прошлое, — ибо не будут ли смеяться, что оно всё ещё здесь кукарекает? — всё же осмелился поставить здесь знак вопроса.
— Боишься меня трахнуть? — ахнула вопросом.
Впопыхах чуть не отказался, но в конце успел спохватиться:
— В случае чего.
— Да, сэр?
— Я могу.
— Вы на этом настаиваете, или спросили меня только для того, чтобы отказаться?
— Нет, нет, мэм, я привязан к вам довольно-таки надолго.
— Здесь при всех, — спросила она меня, как сама же и ответила, — или в парке Пушкина.
— Как обычно? — спросила она опять, или мне это только:
— Послышалось? — знак вопроса для мебели, а так-то, конечно, нет — ясно:
— Будет.
— Скоро?
— Сегодня ночью.
— Ночью я могу заснуть.
— До восхода Луны.
— Я люблю при Луне, — ответил, как вспомнил свою молодость.
И:
— Неужели я так быстро старюсь, — а не наоборот:
— Только выдумываю, — на этот раз обошелся без знака вопроса, — ибо:
— Хватит, — так как бог, да, конечно, отвечает на вопросы, но — нечасто, нечасто — думаю:
— Я лично их замечаю.
Оглянулся, — подумал, пришло сообщение:
— С Неба, или из Прошлого, — тоже значимое такими большими буквами, что и думать не стал:
— Большая ли разница между ними? — знак вопроса только для мебели, — но, возможно, дорогой.
— Дорогой!
— Ась?
— Здесь отличное место, — ответил.
Она ничего не спросила, но я всё равно пояснил:
— Мы уже летим, или только собираемся?
Одна, но из-за спины, ответила правильно:
— Если только Земля летит, как космический корабль. И, значит, в окружении звезд, как заведено:
— Априори, — ответил уже я, оглянувшись, впрочем, только вполоборота.
Для нее хватило, чтобы образумиться и замолчать. Но заметила:
— Мне непонятно, почему у вас здесь такие одиозные правители, чтобы или напугать местных своим имением, — так сказать:
— В виду, — или играют Шут-офф, чтобы местная прохиндиада хоть чему-то, но, наконец, научилась смеяться.
Ответил вопросом:
— Вы имеете в виду театр на Большой Сцене?
— Да, пай-тию и иё пьявитейство.
— Как в анекдоте про проститутку, свинью и попугая?
— Да, кого из них нельзя пытать?
— Да, одного нельзя пытать, другую насиловать, третьего:
— Убивать?
— Вы не гадали?
— Да, потому что один бессмертный — его нельзя вообще убить, другая Этим делом зарабатывает, — а:
— Значит, никогда не может быть изнасилована, так как даже, если дала за бесплатно — завтра вас всё равно где-то обсчитают.
— Третий?
— Нельзя пытать заведомого киллера, ибо он имеет такую программу защиты свидетелей.
— Раньше этого еще заставят обосраться?
— Да, но не от страха, чтобы вы настучали на штатного осведомителя.
— Почему?
— Нельзя пытать того, кто постоянно смеецца.
— Да? Я думал, что именно их только и пытают!
— Логично, логично, конечно, но есть пару-тройку Но, которые не согласны, поэтому всегда голосуют против.
— Этого?
— Чего, — вы думаете?
— Они именно и пишут с утра до ночи сценарии смехуёчк-офф для всех остальных членов, которых вот-вот отправят на гильотину, — если.
— Если не засмеются при оглашении приговора, — о.
— Ясно, о сразу двух пожизненных подряд.
— И гула ужаса, — как.
— Идущего из подземелья, но издаваемого — именно — человеческими существами.
И чтобы его для начала не принимали всерьез — запретили верить в бога.
— С маленькой буковки?
— Да, ибо с Большой, — никому не подвластно.
— Что вы предлагаете делать, мэм, если при удачном сопротивлении удастся проскочить между иво зуб-офф?
— Мне.
— Да?
— Не надо.
— Значит, вы пришли сообщить, что это взаимодействие надо мне? — поставил, а потом и не успел зачеркнуть этот знак вопроса.
Хотел уже отвернуться от нее, как от возможности провокации, но она сама предложила мне заказать ей сразу три по пятьдесят Мартеля.
— Я его люблю, — сказал.
Она:
— Даже не предложила, — имеется в виду — не только мне, но и всем остальным тоже.
Подумал:
— Хочет спиться, чтобы не завидовали, — оказалось только:
— Почти.
Ибо смог расшифровать, разделила на троих, чтобы — именно — их почти тут же идентифицировать, — как:
— Вышли — нет, не из тумана в виде Хи и его штурмбаннфюрера От-Тика Скори-Ка, а сама она, как Зара Леандер по переписке с Хэби, — руководившим, или всё-таки так и руководящим культ:
— Массовыми мероприятиями, — уже:
— Неужели и здесь — одновременно? — ужаснулась уже она сама, хотя и без особого для этого дела восклицания.
К сожалению, или к счастью, сразу не смог определить остальных двоих, в ней содержащихся, — и даже при постановке этого вопроса:
— Засомневался, — она ли это была на самом деле, — если при посылке самой этой возможности, как уже начавшей существовать и здесь, — несмотря на то, что в других местах, — как-то:
— Гомер практиковал и в третьем и даже в седьмом веке до нашей — разумеется — эры.
Боялся задать себе этот вопрос:
— Вошел ли я в этот список, — но на что, — если не на:
— Жертвоприношение?
— На место Хи? — это уже не первый раз мне предлагается:
— Не пойду.
— На место Трумэна?
— Тоже.
— Кого Его?
— Да там очередь изо всех почти председателей колхоз-офф!
— Может встанешь в нее для проформы?
— Я среди них? — спросил, но только самого себя, — ли?
И подумал:
— Не лучше ли всё-таки попробовать опять сбежать отсюда на Кэй Вест, — как Эрнест Хемингуэй, через посредство Островов в Океане, или, как Роберт Рэдфорд:
— Из-под его же редких пальм у бесконечного моря.
— Представляете?
— Что, сэр?
— И там есть жизнь!
— Еще где, — поинтересовалась.
— Это вопрос?
— Сама пока не могу точно определиться: то ли всё уже знаю, то ли всему уже научили.
— Авось еще и школу не закончила?
— Ну, что вы! На вашем ресторане висит невидимый детектор лжи:
— Только с высшим образованием?
— Если за бесплатно?
— За бесплатно в ресторане даже пятьдесят Хеннесси не соизволят предложить.
— Вы?
— Да, я работаю, как швейная машинка.
— Здесь таких!
— Мало?
— Почему же мало, очередь даже постоянно встречаются.
И решил, что приезжая, чтобы лишний раз, как обычно, ошибиться.
Но она сообщила, что привезла:
— В этот город известие не менее важное, чем имел Ревизор Гоголя.
— А именно?
— Могу принять участие и в игре Инкогнито.
— В чем и в чем?
— Я представитель компании.
— По производству?
— Денег.
— Ась? Любой ценой, — вы имеете такую возможность их производить.
— Спасибо за то, что вы во мне абсолютно уверены, что в знак вопроса превратиться даже, — как и:
— Да, не умею.
Подозреваю, что среди них есть хоть одна, но шпионка. Шпион — пока не хочется верить, ибо придется убить, — а:
— Не запрещено ли мне Это?
Ибо:
— Так-то знаю, что нельзя, — нет, не иногда можно, но Ангела послать — скорее всего –разрешается.
— С предложением сдаться? Или:
— Повернуть назад?
Решил уничтожить, как и Хемингуэй, на одном из островов южного архипелага, — ибо:
— В бою можно и проиграть, как удалось Роберту Джордану ценой своей жизни.
Уже сели на Рейнджер–ский катер, — как сказала одна сексодромша:
— Чуть больших размеров, чем у нее, — а, спрашивается, что у нее есть еще так-о-ва, чем можно бегать наперегонки даже:
— По воде — тоже?
Зря поставил знак вопроса, — видение острова то ли ушло, а, возможно, просто исчезло.
Спросил, практически, кого-попало.
— Что?
И было пояснено, что мы договаривались всю важную информацию повторять два раза:
Она:
— Чтобы приняли за одно из двух?
— А именно?
— Мы или призрак, или просто мираж.
— Не думаю, что они эти дела настолько сильно различают, чтобы не сознаться, по крайней мере, самим себе:
— Это не один из нас, но не больше.
И автоматная очередь прошла — одна вдоль борта — другая:
— За ним — вот что удивительно.
— Мы окружены? — спросила, но кто не осознал.
— Это даже лучше, — пояснил двум другим тут же появившимся.
— Почему? — кажется, — но — решил:
— Лучше не ошибаться лишний раз.
Ужас, который посещал меня перед сном — в детстве — сейчас подсказал:
— Своим почти близким присутствием, — что Враг у Ворот:
— Уже настолько давненько, что Его — даже с большой буквы — перестали замечать, как:
— Персонализированное, — ибо я сколько уже раз был Ником Сэром и Лео Илем, — а:
— Так ничего хорошего и не сделал, — для — однако:
— Спасения их человеческих душ.
А так-то некоторые не только не умерли раньше назначенного им времени, но и вообще:
— Умрут ли — неизвестно? — подползла незаметно одна прохиндиада, не совсем знакомой наружности. И добавила:
— Я знаю, в каких водах курсирует тот корабль, в котором.
— Ась?
— Без ась, без ась, пожалуйста, разговаривайте со мной.
— Ась?
— Как Одиссей с.
— Афиной Палладой, — понял, понял, понял.
Но:
— Думаю, вы хотите, чтобы я отменил свой очередной прорыв в Сили Доли.
— Чтобы завершить свою идентификацию, как человека?
— Да, — чуть, но всё же больше, чем только разумного.
— Я могу научить тебя летать.
Не стал даже приурочиваться приба-утками по этому поводу подходящими.
— Ты умеешь? — спросила немного с удивлением.
— Раньше умел, — не стал скрывать своего разочарования своим сегодняшним почти беспомощным положением, — ибо был уверен, что — в случае чего:
— Опять смогу.
И даже открыл ей секрет этого полета:
— Всего-то и надо, что заменить себя на автора.
— Наоборот?
— Да, чтобы это было одно и то же.
Нет люди не могут при всем не только желании, но и вообще, даже случайно, найти место этого контакта.
— Хоть днем с огнем?
— Даже так.
Тем не менее, понял, что не только не могу ее идентифицировать до сих пор, но не могу ответить точно, что и знал раньше. Скорее всего, нет, но не исключено, что навела на меня такой:
— Тень не Плетень, — что не могу пройти этот мало-мало видимый барьер.
Она:
— Я не прошла твою идентификацию?
— Хочешь обвинить меня в пустопорожности этой переброски мяча слов с моей стороны на твою пустую?
— Думаю, всё же наоборот, ты не можешь принять подачу, которую я тебе.
— Посылаешь?
— Сейчас уже нет, но несколько раз посылала.
Удивительно, но не было — как обычно — во время иво — трахтенберга — всё не всё, но ее всё равно узнал.
Здесь вышло, — как статуя Командора:
— Всё можно, но до человечности очень далеко.
Решил:
— Неужели другие инопланетяне — не мы — заслали к нам такую дурочку, которая по прибытии сюда сильно задумалась:
— Не знаю, что и делать они умеют, а что им категорически запрещено.
Разведку боем проводить не решилась, авось кто-нибудь не тот за просто так окочурится.
Принял решение считать деревенских жителей, которых в 17-м году обобществили — за:
— Далеко не местную прохиндиаду, — а:
— Думаю, просто не удалось переделать инопланетян, захваченных в плен на другой планете, в людей:
— Полностью, — так и так оставались полу-мерками:
— То ли — нет, люди, то ли, да:
— Смешаны с быком.
Почему дружок Шарапова по захвату тюремного магазина с подвалом и специальным отделением в нем для выброски с парашютом прямо на волю — хотя и только для самого Шарапова, — так долго:
— Мучил его исполнением Мурки, — ибо, да, люди:
— Могут, — остальные только подражают ему, Хомо Сапиенсу.
И сделал правильный вывод:
— Не деревенский! — а это значит, уговорить можно идти даже на захват магазина вооруженным путем.
Пригляделся:
— Кто хотел последний раз меня отоварить, — ибо — как сейчас идет кино Мастер и Маргарита в постановке Ивана Бровкина:
— Жить можно и здесь, — на Целине! — однако.
— Их характерная черта? — даже не полностью обернулся, чтобы посмотреть, кто спросил, — ответил:
— Думают, что это они люди.
— Да, сэр, вы правы, это не смешно.
Среди Этих — таких не было.
— Если только Светка, — сказал кто-то рядом. — Моя подруга. Если хочешь, можешь трахнуть нас обеих за милую душу.
— Сапоги?
— Зимние?
— Да, но только одни на двоих, у меня больше пока нет.
— Отдай Светке, ты ее больше любишь.
А сама потом повторяет почти всю оставшуюся жизнь, что Светке достались сапоги!
— Мама Мия! — обещаю подарить и тебе.
— Только не после смерти, мил херц.
— Ты не знаешь — авось Там будут нужны больше.
— Чем надо?
— Не меньше точно.
— Но ты возьмешь нас в ресторан Седьмое Небо, не как Гюго Виктор, который не захотел совмещать приятное с еще большим удовольствием, — чем:
— Только сочинение книг под трехсотлетнее Виски.
— Неужели и на минет у него время в это время не оставалось? — очень удивилась Нат.
Глава 4
Удивляет даже не результат возможности объяснения в любви Сильвии и Валентина, — находящихся:
— В совсем разных весовых категориях, — и:
— Главное, — номерах гостиницы Жемчужина не Нила, — а:
— Что этот контакт не только возможен, но он только и является истинным.
По Бальзаку смирился только тот, кто, — простите.
— Вы мне не дали договорить.
— Вы мне тоже, но я просто думаю, как перейти на другая сторона Стикса, — без помощи.
— Кого?
— Вот и я не совсем понимаю, что это должен быть, чтобы всё хорошо кончилось.
— Американцы — прости, что перебиваю — думают местные даже менты:
— Слишком простодушно, — а вот даже:
— Галстук по-человечески — без философских раздумий — завязать — ну — просто не в состоянии.
— И знаете, почему?
— Нет.
— Отвечают не собеседнику, а самим себе, как своему первому и главному компьютеру.
— А эти?
— Подслушивающие? Аннигилируются при Этом.
***
Пришел к Алику в печали. Но почти сразу одумался:
— Показалось-послышалось даже, — что здесь, в толпе почти человек на двадцать стажирующихся и другой прохиндиады, — я:
— Как один, да еще Алик, который и так-то неизвестно какой национальности, но то, что она у него есть в этой неизвестности упрощает дело — практически до:
— Личного кабинета.
Выходит, зря я печалился, что отказался от работы на кафедре, — по так и не нажитой глупости ума, — на это:
— Так и неспособного.
— Вот так же надо увидеть и проходящую реакцию, — заключил, — но:
— После того — как обычно — как ее увидел.
***
Спросил в соседнем — если считать с севера на юг — ресторане, — то:
— Ближнем к нему, — где мне искать своё продолжение?
— Ась? — бабушка в синем халат-ике с красной повязкой.
И ответила, чтобы я закрыл рот, который после ее слов невольно приоткрылся намного больше, чем обычно:
— Ваш восток и запад здесь меняюцца.
— Вы ничего не перепутали, мэм?
Она только махнула рукой, но предложила:
— За трешку изложу письменно.
— Зачем?
— Это очень важная информация, вы ее можете забыть.
И после надлежащей оплаты передала мне записку величиной с целое письмо.
Вышел взад и сразу попытался прочесть это письмецо, хотя и без конверта, — не:
— Получилось, — ибо и удивился очень, как:
— Она его поняла?!
Хотел вернуться и спросить:
— Неужели, мэм, вы читали не только Пушкина, как его Предисловие:
— От Издателя, — к Повестям Белкина?
— Разумеется, сразу я ничего не поняла, но пробурчав всю свою жизнь над Этим.
— Да?
— Стало очень ясно.
— Что не просто так?
— Вижу вы тоже в курсе
— Вы надеетесь, что мы оба инопланетяне?
— Нет, ибо здесь почти все приезжие.
— А именно?
Но она только улыбнулась:
— Вы это знаете лучше меня.
И даже подумал:
— Как она могла меня узнать, если никогда не трахал даже в уме?
И принял решение думать, — значит:
— В будущем. — А:
— В будущем? — это сколько, — если вот даже знак вопроса, а всё равно можно там забыть.
Много знаний прикрыты очевидной дезинформацией.
— Именно прикрыты, сэр?
— Возможно, вы правы, знания эти среднего рода, а множественный им идет для прикрытия своей дальнейшей жизнедеятельности.
— Мы врем в поисках истины.
— Это кто сказал?
— Не Андрей Гаврилов — небось, как Савельич, когда А. С. Пушкин его чуть не повесил, — как, однако, сам:
— Емельян Пугачев.
— Он переводил с английского?
— На этот раз с помощью Романа Карцева, — в виде:
— Бесшумного Спуска. — Впрочем, и это может быть ошибкой.
С другой стороны, только слова разные, а их сюжет — один.
— А именно:
— Надо только вспомнить, кого, собственно, мы ищем.
И понял, что опять можно не выйти в предыдущее пространство, — мяукнуть:
— Не поможет.
Как легко всё-таки заблудиться.
Хочется вспомнить, как это было, — но:
— Именно это уже бесполезно. — Того Было — скорей всего — уже нет.
Прошел еще немного, — и понял, как Екклесиаст, что уже — о! мама мия — никогда туда не вернуться.
Впрочем, как и Данте с Вергилием, — только на обратная сторона той Луны, откуда они явились, — очень, очень:
— Запыленные, — этим, нет, не совсем Ат-тиком, — но на:
— А-Де, — было похоже, похоже, как и Хемингуэй распознал, упав сильно раненый на последней перебежке к Ингрид Бергман, — или, что у них есть еще там, но не Мэрилин Монро — точно.
— Лайза Миннелли?
— Да, пусть иногда приходит.
— Она и так приходит, — но вот трахал ли хоть раз — сомневаюсь, а без Этого:
— Ну, какая это жизнь, если она, — бес:
— Полая.
— Бат Вэй.
— Ась?
— Мы уже пришли.
— Спасибо, что напомнили, дорогая, — э-э — но не мартышка точно.
— Ерундистика, переведенная языком советской пропаганды.
Хемингуэй смог достойно отразить все эти попытки.
Ибо:
— Мне вы не помешаете и не поможете, так как и сами не умрете, — ибо:
— Вы уже давно мертвые.
Да, друзья мои, мы ведем этот неравный бой с покойниками.
Ибо, да, а что толку, если мы увидим истину, и начнем боятся, — нет!
— Почему?
— Нам не поможет программа защиты свидетелей.
— Гордость?
— Нет, сэр, больше похоже на глупость, — а ее.
— Да, дезинтегрировать намного труднее.
Как вот один мешал Брюсу Виллису настроить пулемет для оригинальной попытки убийства президента, — чтобы умер от безысходности после смертельного покушения на жену.
И знаете, почему так происходит? Не вся информация обо мне находится у меня.
Поэтому:
— Долго думать бессмысленно?
— Не совсем, ибо и они спят иногда.
— Неужели спят?!
— Нет, дремлют.
***
Я сказал Сергею Владимировичу, что мы — скорее всего — не тот эксперимент ставим.
— Другого нет, — ответил его напарник по этой лаборатории, но занимающийся другим, — своим делом.
В курсе этого эксперимента были все.
— Определять надо не имеющиеся компоненты реакции, как они превращаются в новые, — а.
— А?
И я ужаснулся, что сам тут же забыл — не могу вспомнить — что, конкретно, хотел сказать.
И только ответил на молчаливый вопрос Сергея Владимировича:
— Значит, я только что был прав.
***
Увидел — как Анискин Фантомаса — пейзаж вопиет ужасом. Что ни за хочу — не то, то не получается:
— Сам не могу научиться, чтобы заставить себя смотреть!
Предложили — в перебой всему остальному происшествию:
— Пой-играй пока третью роль Эстэлина Завоевателя!
— Так громко почему? — только и очухался спросить. И с другой стороны, — тоже:
— Не хачу.
— Никаких нэ хачу здесь, как верительные грамоты не принимают.
И решил уточнить:
— Я буду За-место иво, кукарекать, как Черчилль, — что ли?
— Без, — что ли, — поторопитесь.
— В футбол мне тогда играть не надо, — без, — что ли?
— Да ты что!
— А что, только в преферанс в Гремлине кукуют?
— Вопросов у тебя вообще не должно быть — посмотрел, — почти, но всё равно мимо глаза:
— Делай всё, что душе угодно, — а:
— А?
— Не подойдешь.
— Расстреляют?
— Поедешь на Марс только с двумя прохиндиадами.
— Не больше?
— Не меньше.
И понял, хотят обвинить в двоеженстве.
Оказалось, нет, мяукнули, так как обвинили, нет, не в двоеженстве, а в:
— Сокрытии своего!
— Гражданства?
— Более того, мэм, граф-ского титул-ища.
— Такой огромный?!
— От Рюрика.
— Теоретически?
— Да, практически, он сам и есть.
— Еть?
— Простите? А! Без ограничений срока давности.
— Какие мои обязанности? — обознался, — пока не успел войти в должность?
— Так гуляй.
— Рванина? — вы поимели меня в виду.
— Не от рубля и выше, а вообще.
— Что это значит?
— Без прецедент-офф.
— Открытый счет в любом кабаке Москвы, — решил себе именно об этом еще раз напомнить.
Проверил — денег не взяли в первом же кабаке. Оказалось, просто потому, что официант был новый, но несмотря на это — далеко уже не чрезвычайное обстоятельство — голубой, — догадаться я:
— Не мог, — несмотря на то, что земли еще в Гремлине не выделили, что гулял свободно, но в то же время, никому не мешая заниматься государственными делами.
Наконец, когда номера телефонов:
— Полезли через верх карманов, хотя и одного — ближе к сердцу — понял:
— Надо сходить на работу, — узнать:
— Друга я никогда не забуду, если с ним повстречался в Мос-Кау.
Но кто мой друг, если не только я сам? — не только вопрос, но и ответ — оба:
— Риторические.
И да:
— Я никогда не трачу больше, чем у меня есть.
— Сколько у вас сейчас?
— Не больше, чем надо.
Чтобы пройти на территорию Гремлина инкогнито устроился работать на микроавтобус, карачащий туда туристов, — но:
— Что смотреть? — пока так и не удалось понять.
Попробовал измерить — пока кого его ждал — можно ли:
— Хотел вообще залезть в царь Пушку, — ибо так и неясно до конца, что из них пишется больше, а что не так важно.
— Царь? — вряд ли.
Не исключено, что только для маскировки.
Уже хотел уйти, прикинувшись испуганным, как одна нога провалилась, а другая пожаловалась:
— Я так долго не продержусь!
Послушавшись первую — провалился еще дальше. И, пожалуй, что однозначно:
— Вниз.
Пока разворачивал походный лагерь пришел пакет о назначении меня, — прошу прощенья, я почти ничего не понял, ибо уже и говорить правду — скорее всего — полностью не только нельзя:
— Невозможно априори:
— Я должен, нет, наоборот, ничего не буду, но за это должен покинуть Ра-Ши, как купленный заранее американцами:
— Перебез-чик.
Что-то не то, но — загадаю, так как уверен — если опять приснится, что президентом:
— Заранее откажусь.
— Неужели до сих пор не веришь?
Американцы — уверен — пропустят меня, — но:
— Вот именно через все возможные у них проверки, — а:
— С другой стороны, — должны знать точно, кого к ним засылают уже заведомыми шпионами.
И заявил:
— Да, я поезду в Америку, но только не на самолете и не на корабле.
— Поездом?
— Да.
— А знаешь ли ты, хрен моржовый, что:
— Да, сэр?
— Прошу прощенья, я забыл, что хотел назло вам придумать.
И действительно, сел, потер лоб, чтобы удостовериться, что не забыл ничего, но ночью вышел на палубу, — и:
— Тоже испугался? — подкралась ко мне незаметно одна прохиндиада.
— Ты хотела меня напугать и тебе это удалось, — ответил. Ибо.
— Ибо? — она.
— Иди, я тебя боюсь.
— Этого не может быть, так как не может быть никогда.
— Почему?
— Я в маске.
— Незаметно.
— Попробуй снять.
— Зачем? — если предположить, что лучше ты всё равно не будешь.
Хотела дать мне пощечину, но я ее просветил:
— Я тебя боюсь, поэтому отойди.
— Я думала — ты думаешь — все тебя боятся.
— А, так ты эта, как ие?
— Да, но, пока ты на самом деле не догадаешься — не скажу.
— Хорошо, будем жить, как индейцы Майя. И значит, ты!
— Не скажу.
— Вот именно — Не Скажу.
Если брать это через русский бутерброд:
— Ин-Ка. — Не сказка.
Ибо в Сказке всё правда, а ты думаешь, что только выдумка, чтобы не было ни на что не похоже.
— А так?
— Всё сходится, — и тут же сбросил ее за борт, после чего корабль пошел ко дну.
— Небось, небось, — продолжил свою речь, как подручный Емельяна Пугачева, хотя и думаю, что только мало-мало учусь.
Оказалось:
— Хуже, чем я думал.
— А именно?
— Пока ничего не понимаю!
— Почему?
— Поэтому поставил знак восклицания:
— Если ты не знаешь, то и знать это вообще невозможно?
— Да, ты права. Кстати, ты где сейчас?
— Лечу наперегонки с Землей пока, — куда ты.
— Я тебя не посылал.
— Больше некому было выбросить меня с самолета.
— Ах это! Прости, я думал, здесь есть еще один пилот.
— Нет, только я.
— Была?
— Могу и дальше быть, если спасешь за милую душу.
— Понимаешь, в чем дело, я делаю предположение — тебе первой, если имеешь еще возможность.
— Записать для нашего с тобой потом?
— Что значит: с котом?
— Не в том смысле, что ты баран безрогий, милый, но всё равно, я и так, без твоих почти безнадежных теорий Относительности, знала.
— Что?
— Всё! А именно, записывай, если успеешь, пока я не дотяну до Земли, как сбитый бомбардировщик.
— Я запомню.
— Нет, милый, даже ты ни — слово на букву х — не поймешь.
— Уверена?
— Да, хотя и не проверено.
— Тем лучше. Ми проверим-с.
И прыгнул за ней, решив для этого раскрыть парашют:
— Чуть позже, чем принято даже для затяжного прыжка.
— Считай внимательно до семнадцати, иначе — если пролетишь мимо — назад взлететь.
— У меня получится.
— Не в этот раз надо экспериментировать.
Подхватил ее чуть раньше, чем самолет затянул свою петлю Гейзера, и потащил нас на последней скорости, которую я ему установил, — дальше, дальше:
— Еще дальше на самый Запад, — ибо:
— Курс на Белый Дом был ему задан практически с детства.
Так как и был обучен летать только туда, — а:
— Чтобы реципиент не сдался — назад:
— Ни гу-гу.
Она решила немного задуматься и поэтому не сдаваться, поэтому отстегнулась от моих пристяжных и полетела одна к Земле, хотя и чуть медленнее.
— Ладно, ты пока не разбивайся совсем, а я немного еще подумаю.
Она решила, что я пошутил неуместно и — нет, не полетела в обратную сторону, разумеется, а решила — по настоянию удаляющегося и удаляющегося самолета — вертеться вокруг него на километровом — примерно — расстояньице, — кое я ей и определил:
— Пристегнув к нему без парашюта.
Наконец, самолет не выдержал, плюнул и решил взорваться, но недостаточно хорошо рассчитал свои силы:
— Только заглох его мотор.
Это настолько неплохо — решил я, что шанс на спасение нас всех троих еще остается, но он только очень уж:
— Призрачный.
— Уходить будем по одному, милый?
— Откуда и куда?
— Спасибо, что не спросил, — зачем?
— Ибо?
— Я твой научный руководитель.
— Чё-то ты стара уже для этого дела кандидатов мочить.
— Как огурцов?
— Помидоров — тоже.
— И опять начала гасить мой пламень страсти, — еще сильнее?
— Да, конечно, но потерпи немного, пока заправлюсь еще Хеннесси.
— Можешь.
— Думаешь, я уже заработала на этот сервис?
— Ты всегда это умела.
— Припомни хоть один наглядный пример!
— Нас могут услышать, если ты так часто будешь применять свой мало-мало порочный визг.
— Небось, небось я могу испортиться.
— Когда ты стояла в очереди за барматухой, не видела случайно, кто карачится за тобой.
— Как обычно.
— Венедикт Ерофеев?
— Кажется.
— Перекрестись.
— Нельзя попусту — можно, как Симон Волшебник немедленно свалиться с небес прямо целиком и полностью.
— На Землю?
— Естественно.
— Вряд ли там это было естественно.
— Не хочется возвращаться так и не похлебав американских гамбургеров.
— Да, милая, почти забесплатно дают.
— Давно, наверно, это дело не пробовали.
— Нет, пробуют сиськи-миськи, но хочется разнообразия.
— Да, пожалуй, с медведем, как в фильме Край все очень надеялись трахнуться, а он — сердешный.
— Знаю, знаю — выбрал паровоз-а.
И пока летели до Земли ужасная мысль, сверкнув, как метеорит, пересекла дорогу и уже начала быстро удаляться, как я всё-таки успел ее запомнить, — кое-что, — но:
— Что именно — записалось ли?
— Думаешь, на самом деле мы ангелы?
Ответить хотелось, но пока решил поберечь энергию своих батарей, — так как и:
— Предположение было: мы не люди, а только части, как заменяющие людей, например, во время полета.
Спросил ее без надежды на успех:
— Ты не моя деталь для полной комплектации?
— Была еще одна.
И даже воскликнул:
— Я так и знал, что придется размножаться, как обычные атомно-молекулярные образы, — потом, правда:
— Да, — ответила-согласилась и она, — кто-то должен собрать эту мозаику, но кто –точно — никто не получал пока еще ни повестки, ни донесения.
— Спросил ее — еще до подлета к Земле, как следует — твоё тело синтетическое, в отличие от ума и сердца?
— Я об этом еще не думала.
— Ошарашила меня ответом.
Решил расколоть своим признанием:
— У меня сердце обычное, а его тело из поли.
— Меров? — не очень-то удивилась и она.
И в конце концов у самой земли так запутала, что и упали мы прямо — к сожалению — не в море, а на одной пальме уместились.
Предложил на время, пока я буду придумывать другую тему дискуссии:
— Хочешь начать прямо сейчас, когда мы еще, как следует не встали на ноги? — и не похоже, что удивилась.
Ну и я в ответ предложил ей продолжить еще раз.
— Скажи мне ключевое слово этой дискуссии, я не знаю, с чего начать.
Посоветовал:
— Я сейчас подумаю.
Следовательно — продолжил — нужна убедительная версия устройства мира, чтобы мы могли двигаться дальше.
— Предложи, пожалуйста, более простую вводную.
— Как тебя зовут — чуть не забыл?
— Нинка.
— Этого не может быть, так как не может быть никогда.
— Почему?
— Вот именно потому, что я предлагаю тебе решить вопрос на ответ:
— Почему бог непогрешим?
— Ты подсмотрела мой сон?
Был уверен, что всё равно не ответит, ибо этот вопрос настолько прост, — а:
— Никто его еще никогда не слышал?
— Верно, — не успел даже спросить ее, кто задал этот вопрос — я или она?
Ответил сам, чтобы по ее реакции понять:
— Подсказал ей ответ, или сама чуть не догадалась?
Ибо:
— Бог — это Посылка, которая и определяется именно, — как:
— Непогрешимость по отношению к Содержанию, — которым — вот именно.
— Да?
— И владеют только наши противники в Гремлине!
— Какая-то Посылка должна быть и у Них, — ответила разумно, но без последующей конкретизации.
По моему настоянию продолжила:
— Мы и должны ее найти, чтобы и найти, наконец, врага, против которого мы воюем.
Предложил записать более конкретно:
— Посылка, против которой мы собираемся на войну — это Враньё Нарочитое.
— Сознательное? — решила удостовериться и она, глядя на меня.
— Именно, мэм.
И сошлись на том, что перед нами всегда ложная мишень.
Цель которой:
— Создать иллюзию, против которой человек будет или за — как Ра-Ши, или автоматически против, как очевидной лжи, хотя и сознательно почти, его провоцирующей пойти против нее в открытый бой.
Решил — уж очень просилась — или так давно мечтал, что согласился уступить — наоборот:
— Самому себе, — и вышел на связь, как Роберт Джордан с Ингрид Бергман — при отступлении на перевале после взрыва моста через какую-то Темзу.
Предварительно попросили, — и:
— Хотел уже отказаться, но когда прочитал, что в этом эксперименте будет участвовать и На-Ви, — согласился в надежде, что ее вполне можно и выбрать!
— Кем или чем? — спросила какая-то резенерша.
И многие — к моему удивлению — настаивали только:
— Не больше костюмерши.
Ибо костюмерша — считалось — должна сначала мерить все костюмы на себя, прежде чем предлагать себя другому, — так как думали:
— Давать по-хорошему — это и есть ее профессия.
В принципе, да, так как как-то и рассказала мне по задушевности:
— Что именно на Это и надеялась, как на соответствие профессии по самому ее существу.
Ибо, действительно, все мечтают, но никто не спрашивает:
— Когда трахаться продолжим? — не говоря уже о том, чтобы хоть раз начать по-человечески:
— Надолго-надолго, — как:
— Счастье у пчелки:
— Всегда только в жопке.
Когда меня спросили, за что я буду — только что намедни — отдавать свою жизнь:
— Посоветовал и еще некоторым:
— За свободу жить только там, где это больше хочется.
Поинтересовались:
— Какую премию вы запросили?
— Вот именно эту — как Хемингуэй — жить там, где это хочется.
— Невзирая на логику, что это место, где живет Кинг-Конг да его извечный противник Ящур, — а:
— Больше никого? — задал сам себе наводящий вопрос.
И добавил для своего полного счастья:
— Только, чтобы лед был не в кубиках, а колотый, как любит Джек Николсон в то время, когда его хотел съесть белый тигр.
Вышло невероятное, так как все меня очень любили:
— На-Ви не хотела отдавать меня Че-Ну настолько:
— Ни за что! — что согласилась на бой с ней — практически, как Николь Кидман замуж за Тома Круза:
— Хоть заказывай участки на Диком Западе для лошадиных скачек.
— Зачем?
— Участки на Диком Западе стоят — дорого-о! — как чуть один раз не улыбнулся Александр Баширов в фильме Край, — но до конца так никогда и не смог, ибо, да:
— Ужо всем вам будет, но — простите, дорогие мои, хорошие — уже за очень дорого-о!
— Кого выбрать? — поставила вопрос На-Ви, а Че-Ну ее поддержала, — одна предложила вместо Роберта Джордана и его благословенной Немезиды в виде Ингрид Бергман, — нет, разумеется, не Клару Цеткин и не Розу Люксембург, — хоть вместе, или даже в порядке общей очереди, — а:
— Или — одна — Анку отбить у Василь Иваныча, — в битве на тачанках, или хоть на табунах лошадей, — или — другая, — Кувырка Антоши Чехонте, или — его же — Матросскую Тишину в виде:
— Алексашки Коллонтай, — отказался от всех этих табунов — допустим даже:
— Породистых лошадей.
— Че-Ну и На-Ви- лично — предупредили почти сразу:
— Нельзя пока.
Выбрал — не очень долго думая — Аву.
— Ахнули, но всё равно согласились, — так как между собой резюмировали:
— Всё равно не справится!
Пока делали ставки — решил:
— Отдышаться, чтобы — нет, не обязательно ее победить, но:
— Не опозориться — по крайней мере.
Ибо баба она не только здоровенная, но и таких южных кровей, что останавливаться на полдороге не то, что ли — не могут:
— Не умеют даже и всего лишь.
— Затрахает! — начались поздравительные возгласы то ли в мою честь, то ли — наоборот:
— Чтобы она хоть в эти трое суток — тоже победила, — а я:
— Как умерший, — оказался только:
— Почти, — как тот Австралийский индеец Мела Гибсона, который — и тот, и другой — скорее всего:
— Трахнули всех лучших бойцов Пирамиды Их Жертвоприношений.
Что двое последних изумились этому не меньше, а наоборот, еще больше, чем появлению в их родной гавани кораблей Кортеса, — к цивилизации, но вот выходит, и только:
— Очень привычного.
Глава 5
И всё же с утра так уж очень захотелось не только трахнууть Ольгу Чер-Ка, что решил придумать этот ход конем, чтобы пришлось взять ее с собой в виде, — оговорился уже на репетиции во время утренней зарядки:
— Клары Цеткин и Розы Люксембург — как — не меньше — и взятых мной, как Антошей Чехонте:
— Одновременно, — практически.
Так как, да:
— Время разное, но кровать одна — диванная.
Согласились, но с условием, что трахать ее могу только вне стен Гремлина. И так получается — значит:
— Уже знали:
— Ганнибал не только у ворот, — а, да, у ворот, но как Одиссеей, даже деревянный конем управляющий:
— Уже с этой стороны Сфинкса, так как смог даже для этого Сфинкса незаметно:
— Перебежать за его спинную часть, — нет, пока еще не кушать его, как карбонад свиной, уставом Пай-Тии пока еще не запрещенный, — а:
— Вот так получается — испугались некоторые, что могу ненароком, даже без угадывания:
— Стать управляющим этого-этой Ра-Ши, — ибо:
— Кто реально здесь держит всех в Ежовы Рукависы — не поверите:
— Не знает никто? — спросила она, обнимая меня за плечи сзади, как на море:
— Совсем Белом, но совсем не горячем, как кто-то, возможно, ожидал.
И за два с половиной часа смогли договориться и купить эту роль для О-Чер-Ка.
Ибо:
— Там, где есть Перевал на Америку — недалеко уже и до самого Белого Горячего Тру-Мэн-ом — хорошо, пусть будет:
— Избушки на курьих ножках Пушкина.
И не забыл только о На-Ви:
— Пусть едет с нами, тем более, что находится сейчас почти уже на самом перевале.
— Только посудомойкой, — был почти категорический ответ.
И только подумал вслух:
— Неужели она так давно меня любит?! — настрадалась — придется выполнить пару-тройку ее предисловий без куража, а только буквально:
— Я буду поступать с вами обе-оими — разнообразно.
Она только чуть-чуть улыбнулась, но ясно: не только мало чего поняла, но и — как обычно — понимать ничего нового и не собирается.
Мысли, которые у нее появляются — скорее всего — только одни:
— Как избежать трахтенберга до поры — до времени, — если избежать его невозможно априори?
Пообещал На-Ви:
— Я буду любить только тебя.
— Ее трахать до безумия.
— Почему ты не поставила знак вопроса?
— По твоей теории, милый, что всё уже было.
— И не раз, — ты не закончила предложение.
Обиделись, ибо попросил одну лечь, но не просто за пулемет, а, чтобы как Анка Пулеметчица прикрывала наш отход, а другую — наоборот:
— Ждать неожиданного наступления психической атаки Белых.
За Белых они посчитали американцев, а за остальных за португальскую хунту.
Когда обозвал обезьянами:
— Обругали и меня тоже, что надеялись, если не на Райский Сад, то — как минимум — на счастливые Острова в Океане.
— Ты — практически — предлагаешь нам погибнуть всем вместе.
— Хорошо, — пробормотал только от смущения своей правдоподобностью, — идите пока занимайте места в ресторане, — а я.
— Зря остаешься, — одна.
Другая:
— Ты еще не знаешь самого главного.
Разъяснил:
— Да, хотел, как Робинзон, иметь если не семь пятниц на неделе, то двоих-троих — не скрою.
— Две-три, — вы имеете в виду?
— Нет, не обязательно, ибо можно и.
— Да вы — то бишь — ты что сам-то тоже — что ли — со средней родословной перемещаетесь по миру.
— Да вы, что?!
— А что?
— Не знаете, что теперь ничего вообще нельзя делать, находясь в состоянии не абсолютного покоя.
— Что это значит, всегда надо двигаться?
— Нет, наоборот, заткнуться — если не навсегда, то на довольно продолжительное время.
— Обязательно?
— Иначе спугнешь соловья.
— В себе
— Нет, наоборот, он в вас.
Просыпаюсь, смотрю на время — рано — если я правильно запомнил — выдвигаться, чтобы минировать тот мост, по которому пройдут немецкие танки в фильме Спасти Рядового Райана, а также и тот, где Роберт Джордан чуть не отличился, да вот — незадача:
— Живым так и не удалось уползти.
Но — вспомнил — идти всё равно надо, ибо так и договорился с обе-о-ими:
— Когда будет одна — другой даже на горизонте — будет:
— Не предвидеться.
— Ты куда, мил херц?
— Так на переделку.
— Ась?
— На другую переправу, — если немного сбить эту точность на еще большую.
— Ты не думаешь, что я не должна знать о ней ничего похожего?
— Так это, дорогая, твоя работа, притворяться, чтобы я ничего не заметил.
— Вот я и разбудила тебя чуть раньше времени.
— Перевела часы?
— Да, чтобы ты подумал, я всё знаю, что у тебя есть и эта начальница нашего будущего отдела из пяти лабораторий в Сили Доли, — как два здания, но один — практически — институт Анализов — я больше никому это не говорила:
— Будущего?
— Нет, как ты, милый, наказывал, — Далёкого Прошлого.
— Я с тобой согласен, но — извини — ни хрена почти ничего не успел сообразить!
— Пожалуйста, не кричи на меня.
— Извини, но я шептал тебе почти на ухо.
— В этом всё и дело, что почти, а я хочу большего.
— А именно?
— Чтобы ишшо немножечко меня трахнул.
— Извини, на продолжение такого разговора у меня не только сил уже мало, но и идти теперь никуда не хочется.
— Вот и не ходи.
— Так и знал, что ты хочешь сорвать защиту моей Кандидатской, как реальной Докторской.
Неожиданно предложили сменить тему, — на:
— Ась?
— Более целеустремленную к менее дальним полетам, чем только соседние Галактики.
— Создается лаборатория по поиску ушедшей от нас в Далека цивилизации.
— На Луне или на Марсе?
— Здесь.
— Здесь? — повторил, но только про себя — разумеется. — Ибо, да, раньше мечтал почти наяву, что прямо здесь, на Земле, есть цивилизация — как минимум:
— Бывшая, — но и сейчас еще продолжающая дышать, однако, на ладан.
— Сколько у нас времени? — чуть-чуть удивился, что спросил это.
— Чуть больше месяца, может быть, полтора.
— За такое время узнать не только ничего нельзя, но и даже теоретически невозможно.
Хотел ответить, но смог — язык не повернулся.
Следовательно, это моя работа — искать его там, где уже кончилось.
— Всё равно! — изумился прямо в глаза этому директору, где шли измерения моего вознаграждения, — пока что:
— Только в пределах местной галактики.
— Я хотел — как минимум — как Ромео для Джульетты:
— Пусть будет даже соседняя улица, — но!
— Но?
— Еще лучше, даже не заезжать в Падую, а стразу согласиться жить только в Милан-чике.
— Туда проходной бал высокий.
— Сколько и сколько?
— Нужно трахнуть одну Му-Мию,
— Сколько ей лет?
— Пока не удалось измерить.
— Точно?
— Нет, пока вообще исчислению не поддается.
— Так редко бывает?
— Пока не встречали — вот именно — такой удивительнейший артефакт.
— Думаю, что мне уже и так — без трахтенберга — известен ответ.
— А именно?
— Вы меряете ее, как мертвую, а она еще — в принципе — живая.
Просто никто не знает, как это доказать.
— Да, именно, для этого Знать — вас, дорогой доктор — уже и позвали.
— Позвольте, я подпишу дарственную на свою докторскую.
— Вы ее уже закончили?
— Да, давным-давно.
— Хорошо, пишите, но сразу с упреждением на двести лет.
— Назад?
— Если можете вперед, то второй экземпляр можно направить туды-твою.
— В будущее?
— Не совсем.
— А именно?
— Пока будущее определено, как существующее только.
— На пару-тройку Хомо Сапиенсов?
— Скажем так:
— Не больше? — удивился, но не очень его молчаливому ответу.
Так-то уже на лавочке в скверике, но всё ещё, кажется, не города Кой Кого, а всё той же Мос-Кау, — осознал, что понял, если не всё, то многое, — а именно, что:
— Будущее здесь уже кончилось — почти, и надо — чтобы жить неплохо и дальше:
— Только и найти его Это продолжение.
— В виде Ноева Ковчега? — кто тявкнул, подсел почти незаметно.
— Выходит и Ной искал именно это продолжение Жизни, — а.
— То, что на Земле именно, — и доказать надо.
— Да, но скорее всего, только от противного, — мяукнул челове-чи-шко.
Ибо был похож на На-Ви — миниатюрную без сапог на каблуках, как две дождевые струйки, — просочившиеся — по Бродскому — сквозь Иво даже плотно сомкнутые — уже который день:
— Облака?
— Не совсем.
— Если не считать того, что они невидимы?
— Тогда, очень похоже.
— В пустыне не бывает дождя, — зачем-то подумал я.
Ибо по моей не только морфологии, но и анатомии — Ковчег пропал в пустыне не только для того, чтобы только спать, но — вот именно:
— Чтобы развиваться дальше! — что:
— Без сиски-миськи идущего дождя — сомнительно почти на все имеющиеся в мире проценты, — даже, включая сюда еврейские, не исключая и этого самого Красного Щита.
— Неужели вы уверены, профессор, что Ковчег не везет землю предк-офф в будущее, а наоборот, ищет то место, где они не успели побывать?
Решил не отвечать, чтобы не вызывать у этой реципиент-ки надежды на существование:
— Возврата Прошлого.
Ибо:
— Будущее — это не более того, как деформированное прошлое.
Поставил условие:
— К моему появлению в пустыне.
— Ась?
— Должны зацвести такие яблони, яблоки которых можно есть не просто так, а вот именно.
— Да-с?
— С большим удовольствием.
— Отправляясь в такое путешествие ты должен — теперь:
— Вы должны, сэр.
— Да, я знаю, оставить завещание.
— Хорошо, вы его уже написали?
— Запишите его в моё дело.
— Такого дела еще нет.
— Начните его с четырех слов.
— А именно?
— За меня отомстит Бог.
— Слово Бог — как записать — с маленькой буквы или с большой?
Ибо с большой — Это обстоятельства, а с маленькой:
— Не поверите — забыл!
— Вы имеете в виду, обстоятельства, то — и имейте заодно в виду, что они необычные.
— Как горящий куст?
— Примерно. Ибо понять правду можно только на месте, в прямом эфире.
И присутствующие содрогнулись от правды в Себе.
Полетели на самолете, но только не я, ибо — уверен — траектория передвижения должна идти по Земле, так как, да, кто-то, как Симон Волшебник, — могли:
— Летать, — но шел он не один — а именно летели другие.
— Они, значит, вы считаете, не могли ничего нарушить.
Очень хотелось отменить решение топать пешком, ибо тогда в Посылке должна появиться невероятная вещь:
— Москва — это умерший город, поэтому уходить из него будет не только легко, но и приятно.
Неужели реальность ушла в Пустыню, а мы видим Москву не в последний раз, а именно:
— Реальность уже ушла отсюда, — когда?
— Вот только сейчас заметил, — что:
— Нет даже картона от той Кос-Халвы, которая нас встретила здесь раньше.
— Скорее всего, это не просто так, — ответила На-Ви, — а всё живое провалилось, и не исключено, что в эту самум пустыню Сахара.
— Прости, что не догадался раньше взять в мой штат ведущим научным сотрудником.
— Ты еще имеешь этот шанс исправиться.
— Зачислена под номером.
— Один?
— Лучше не спрашивай.
— Не соглашусь даже на первый-второй на двоих.
— Спасибо и на этом.
— А именно? В публичном доме я работать не буду всё равно.
Внесли, как я посчитал, Дэзу, нет, пока еще не докатились, что мы — это и есть Пришельцы, — но:
— Что они правят, по крайней мере, Америкой, — высказались однозначно:
— Есс!
Нашелся только на то, чтобы ответить достойно:
— Скорее всего, здесь!
— Вы видели, сэр, хоть одного?
Хотел высказаться, как в фильме:
— Да, одного знаю, — но решил, что банальным образом намекаю именно на себя, чтобы именно меня и назначили руководителем экспедиции по поиску в пустыне Сахара еще двух инопланетян.
— Ибо?
— Ибо, да, тех двоих, уже кукующих в Белом Доме в виде то ли Кондолизы Райс, а, возможно, и самой Хеннесси, — дали.
— Им, — согласны.
— Нам, хоть пару древних ящуров — положено.
Несмотря на то, что считалось:
— Мы и так все ящуры.
Предложили начать на эту тему все-штатную дискуссию.
Отказался.
— Я не умею стрелять по-Македонски.
— А?
— Да, последняя дискуссия на эту, авось уже и не следующую тему, была именно на них.
— На кольтах 45-го калибра?
— Вы знали?
— Нет, ответил, — то ли я, то ли прохиндиада, меня допрашивающая на этот раз в виде Мишель Пфайффер, — я, следовательно, был принят — может быть — и не однозначно — за:
— Джека Николсона.
Отказался принять этот титул из-за повсеместного непопадания в десятку сильнейших по трахтенбергу, проводившимися ежемесячно в штате Виргиния.
Решили, что вполне достоин идти в пустыню Сахара, но не:
— Как доктор наук каких-либо, а только, как Пятница, которого Робинзон попрет на себе в это пекло.
Перед самым отлетом не прошел тест:
— Мотор самолета в моем присутствии не заводится.
Вышел — они улетели.
Без меня, — а вопрос:
— Зачем это надо? — пока так и не понял.
И всё же мы — еще одна прохиндиада, имя которой почему-то часто вспоминаю, но еще более часто:
— Забываец-ца-а.
Решил, что при входе в зону влияния этих двух Ино — пустынно-сахарных — всё и забывается. А зачем, — решил:
— Для того, чтобы не помнил долго.
— Выходит, они где-то рядом, — проинтонировала она без знака вопроса.
— Ты больше меня не вспоминаешь?
— Так-то, да, но пока забыл.
— Это хорошо, по крайней мере, неплохо.
— Да?
— Ибо, уже начинаю сомневаться даже в том, что мы с вами где-то встречались.
Предложил запомнить пароль:
— Мы с вами где-то встречались? — она.
Ответил:
— Зря перебила — теперь я его тоже забыл.
— Плохо то, — сказал, — что мы не можем определить, что это, возможно, уже Пустыня Сахара.
— Пустыня у тебя тоже с большой буквы?
— Если нас слушают — на некоторое время задумаются.
— А именно?
— Так бывает? — и пока они думают, мы будем в их недосягаемости.
И вышло то, что можно было ожидать, но я почему-то не додумался:
— Пришло оповещение, что мы — это и есть инопланетяне, — она сообщила, а я:
— Только поверил.
Вывод:
— Значит, это правда, хотя и только то, что она — к счастью — была в курсе, хотя и только априори, что и сама не думала-не гадала, что хоть когда-нибудь доберется до докторской — до кандидатской:
— Только, если женится на ком-нибудь из Мос-Кау.
— С другой стороны, за инопланетянина — мне нравится даже больше.
— Думаешь, я смогу тебя обрабатывать почти одновременно с двух сторон?
— Это само собой, но не думаю, что на этом и закончится.
И не закончилось, ибо она оказалась такой Ино, что могла трахаться не только почти беспрерывно, но и:
— В любом месте по заказу.
Я — значит — как Ино, — оказался под вопросом.
Махнул лапой, как медведь в фильме Край, когда попал под колеса Паровоза:
— Пусть его починят, потому что я-то и так буду жить вечно.
Она засомневалась:
— Как человек, — это еще только доказать надо, что тоже может, как петух гамбургский — вечный:
— Кукарекать, — а так-то каждый может ляпнуть:
— Я тоже хочу жить вечно, а — спрашивается — зачем, милок? — не претендуя — значит уже на самого:
— Мил Херц-а.
Тем не менее, нас нашли раньше, чем мы не только одумались, но трахнуться, как следует:
— Не получилось! — Обнял ее на газоне, но:
— Только, как зеленую траву, — притворилась — грит — ей, чтобы поиграть с тобой в мячик.
— В пустыне? — хотел удивиться, но не успел.
Нет, не война началась — как давно ждем-с с Альфой Центавра, а трава — если не была тут — значит:
— Выросла!
Несмотря на то, что играл, как Джек Лондон с Агатой Кристи, — нас всё-таки заметили, но не как людей — к счастью — и не змей, — хорошо, что, а как двух оленят неизвестной породы, почему и не убили сразу на вечерний суп-чик, а только:
— Посадили в клетку, как подарок местному зоопарку, который с нас — следовательно — и начнется.
Вместо того, чтобы попросить — как минимум — холодный ужин нам уже подали орехи, и то:
— Не грецкие, как для чохохбили полагается, а только лесные, — чтобы:
— Натурально видели, а не только мечтали:
— Мы не в простой пустыне, а в своем личном лесопарке, который я — значится — и подарил на свадьбу своей Агате, — как вот именно тот праздник:
— Который и будет всегда с тобой, — как:
— Одним целым из двоих сделанным.
Зажили счастливо, но только до утра. А там-м!
Без вопросов:
— Инопланетяне и всё!
Повезли назад в Америку, чтобы, как Кинг-Конга бросить сразу на Францию, как на ее Эйфелеву Башню.
И пока мы шептались:
— Зачем? — успели перевести в подвал этого Собора их Парижской Мамы настолько современно оборудованный, что больше оказался похож на кабак, — хотя и, как обычно:
— Не для всех открыто-закрытый.
— Хорошо, что не опять в пивбар на Рязанке, — сказал.
— Впихнули? — вопросом согласилась она.
— Да, потому что помойка, пиво всегда настолько разбавленное, что перестать понимать сие удается только после шестой кружки.
— А это?
— Да, милая, это значит, надо уметь пить так, чтобы обожраться только двадцатью кружками.
Хотел одну ту же трахнуть, так как На-Ви — в таком месте:
— Стеснялся.
Но и эта пропедалировала:
— Только с вашего разрешения? — спросил раньше, чем она ответила.
Оказалось:
— Спросила совсем наоборот:
— Да, я тоже не прочь, но только на Киевской.
— Эт-то, этого-о далеко-о!
— Ничего особливого, ты пока подумай, чем будешь платить за пиво, если предварительно я попрошу еще и водки.
— Водку не пьем! — заявил категорически.
— Хорошо, заменим на две Золотых Песков и — тоже две — Золотого Берега.
Сошлись, напились, прямо во дворе на Земле трахнулись.
Спросила — хорошо, что только после этого дела:
— Ты думал, мы на Марсе.
— Не-ет-т, на Марсе домов меньше, а телок больше.
— Я тебе не вере, — засмеялась она.
— Уверена?
— Ты не был на Марсе.
— Какие ваша доказательства?
— Я — Марс! Прошу прощенья, оговорилась, мы сейчас на Марсе.
— Не понимаю, как он может быть.
— Ась?
— Похож на Землю.
— Ты не знал?
— Про Марс?
— Всё равно, что про Землю в будущем?
— В прошлом.
— Почему?
— Путешествовать в будущее нельзя — в прошлое пока еще некоторые попадают.
— Что это за люди?
— Склонные к заблуждению.
Выходит — решил ужаснуться про себя — эта старая вешалка и есть На-Ви, но вот именно в том виде, как и удосужили сейчас.
Не разочаровался, ибо, да, да, дорогой мой, в этом что-то есть! Как грится:
— Будет что вспомнить в молодости!
— Как трахались в старости?
— Да, ибо на Марсе, как я знаю, а ты еще нет:
— Всё наоборот?
— Точно!
— Ты только не плачь, я запишу это открытие на нас обе-оих поровну.
— Но я совершенно не помню, как мы прибыли на Марс!
— Не волнуйся — это так и должно быть.
— Это, как в песне?
— Ась?
— Не поверю я, нет, никому.
— Ты красивая.
— Почему же за пять лет ты трахнул меня всего один раз?
— Хотел проверить своё прежнее открытие, что возместить этот ущерб вполне можно задним числом.
— Неужели ты и в этом уверен?
— Если не буду уверен, появится другой смысл.
— Проверить?
— Ты вполне можешь работать моей подсобницей.
— На строительстве коровника?
— Нет, дорогая, Это пожирание живых даже почти только людей, как именно:
— Коров?
— Естественно!
— Что значит, естественно?
— Закончено.
— Будем обедать и ужинать с ними за одним столом.
— Так бывает на Марсе?
— Ну-у, если мы сейчас трахаемся на Марсе — значит, так и будет: по-твоему.
— Я ничего даже не мямлила про Марс.
— Разница небольшая, если я уже сказал за тебя.
— Я подумала, что первой раскрепостила тебя.
— Жаль, что не я, но согласен поблагодарить.
— За это?
— Да, милая, за то, что ты не оказалась полной дурой.
Привезли в Сили Доли, но не за его колючую очень строгим пропускным режимом — почти под током — проволоку, — а:
— Пока сразу в Лас Вегас.
Все обрадовались, что будем играть в этом казино против его директора Роберта Де Ниро, — оказалось:
— Можно, — но только, если не хватает совсем чуть-чуть до полной уверенности в победе.
Ибо и цель:
— Найти эту разницу между ними? — спросил я, хотя и уже догадался, что можно и не спрашивать.
— Зачем спросил?
— Вот именно для этого.
И всё же понял, что придется сыграть, если меня никто не остановит. И она остановила, но свою Львицу:
— Не узнал в ней.
— Я не отпущу моего Куанга! Я не отпущу моего Куанга! Я не отпущу своего Куанга!
Я люблю моего Куи.
— Это самка.
— К счастью, я не ошибся.
И еще больше обрадовался, что среди этого захолустья меня нашла На-Ви. Оказалось:
— Не узнает.
— Это я, — еще уже пятый раз прокричал ей на ухо, но не:
— Средь шумного бала, — а она уже была заряжающей на батарее.
— Решил почти любой ценой доказать, — что:
— Только не опять с Хи-Мер-Ой.
Все считали и даже думали, что именно, да, но:
— Как-то меньше, ибо буква Ка, — кстати:
— Опять нашлась в этом загадочном алфавите.
Спросил ее:
— Ты в футбол играть умеешь?
— Опять с немцами? — ознакомилась она с моим донесением. — И не дожидаясь моего изумления ее понятливостью, объяснил:
— С японцами будет не лучше.
— Я думаю, мы можем обойтись друг другом.
— Поздно печь пирожки с яблоками, когда сюда уже приближается кораблик с пленными, которых будут приносить в жертву.
— Немцев?
— Как ты догадалась?
— Ты давно об этом мечтал — вот и сбылась мечта.
— Небось, небось я не Леонардо Ди Каприо, чтобы искать идиотов на почти необитаемых островах.
— Разумеется, смысла нет, если уже и так приближаются.
— Скорее всего, это немцы.
— Хотят сбросить нас с перевала? Здесь нет гор.
— Сейчас нет, а утром это может быть, как в Апокалипсисе Мела Гибсона:
— Вчера охота, а сегодня самим пришлось выступить в роли дичи.
— В том-то и дело, что им нужна духовная пища, — ибо:
— Да.
— Не для того Каин убил Авеля, чтобы только более плотно, чем обычно пообедать.
— Вчера ты говорил, что это был ужин.
— Обед в темноте — это уже и есть ужин. Потому что при огнях.
— Поэтому ты всегда поешь эту песню:
— Горят мартеновские печи
И день и ночь горят они.
Глава 6
— Неужели они пришли включить их?
— Уверен, пока не запалят — не угомонятся.
— У нас есть катер, я думаю, нам лучше уплыть заранее.
— Иди проверь.
— Ты не хочешь разве пойти тоже.
— Нет смысла. Уверен, что его уже нет.
— Угнали индейцы?
— Это не индейцы, а Кук возвращается и возвращается на этот мало-мало обитаемый остров-ок, чтобы.
— Ась?
— Ты можешь угадать, зачем?
— Чтобы излечиться от цинги, в очередной раз его навестившей?
— Цинга — это только маневры, ибо Кук здесь остался, чтобы излечиться от смерти.
— Навсегда?
— Но вот с периодическими жертвоприношениями на этом нашем остров-ке в океане человеческих бедствий.
К восходу Луны решили, что они именно не просто так кого-то или кого-либо ищут, чтобы принести в жертву, а именно:
— Нас?
— Как инопланетян, которые по завещанию Нострадамуса упали-таки на Землю, где в то время была пустыня Сахара, а теперь живем мы, как Робинзон Крузо и его Барышня-Крестьянка.
— Ты думаешь, что я дура, но с таким прибабахом, как воспоминание, когда была Барышней?
— Уверен.
— Почему?
— У тебя нос не картошкой.
— Это не доказательство.
— Послушай, милый, вернулась она через полчаса, я уверена, пока мы будем трахаться, они не смогут причалить к берегу в такой темноте.
— Дождутся утра.
— Пока мы будем Этим заниматься.
— Утро уже не наступит никогда? Вполне возможно, ибо я об этом не думал, но погадать стоит.
И начали.
— Пока?
— Так и не кончили.
Она разбудила меня под утро вопросом на засыпку, ибо, думаю, что знал на него ответ:
— А теперь?
— Не помню.
— Не знаю, что лучше: после нашего бегства здесь всё будет хорошо, и надо.
— Остаться? Но зачем, если априори плывут сюда, чтобы принести нас в жертву.
— Что-то не то, — ответил. И добавил: — Мэй би они хотят узнать у нас путь?
— Куды-твою?
— Так только одно всех интересует: отвалить отсюда куда угодно.
— Сомнительно, ибо есть и отчетливый обратный ответ.
— А именно?
— Мы уже и прибыли в это Самое Другое Местечко!
— Ну, не знаю, ибо сколько мы уже здесь тремся, как палочки о мех, о шелк и потому подобные сладости, — а:
— Да, хорошего, как Жизни Вечной всё еще пока найти не удается.
— Мне страшно, я боюсь их причала, давай уйдем, пока еще есть возможность.
— Если они уже точно близко — уйти не получится.
— Я не уверена. Я оставлю тебе моторную лодку, и одна уйду в открытый океан.
— Зачем?
— И знаешь, зачем? Чтобы меня тут же не съели! Ибо не верю в их бого-офф настолько, что — уверена — как причалят.
— Сразу на нас набросятся?
— Не сразу набросятся, а сразу начнут искать, чтобы наброситься и сожрать, — потом — разумеется — будут ругать себя, что поторопись, могли от нас узнать кое-что о других местах пребывания людских масс, — ибо — да и я так думаю:
— Мы и есть те двое инопланетян, которых все ищут.
— Ты уже это говорила.
— Нет, это ты говорил, а я, наконец, поверила в сие, как в правду.
— Это ничего не решает, ибо я с детства, проходившего там, где я жил, знал точно, что умею летать, так как и делал сие.
— Сиськи-миськи?
— Вот, даже ты знаешь, что это было, было, было.
Уплыть не успели — они уже причалили.
Встретили ответом:
— Мы долго думали, что нам только кажется.
Однако утром один из них сказал, что:
— Предлагаю сыграть с нами в игру.
— Чтобы определить, что мы не местные тоже, как они, а инопланетяне.
— Я не верю, что мы смогли попасть не на Землю, не покидая ее.
Ответил:
— Мы могли забыть.
— Не исключено, но мала вероятность.
И.
Понял, что отвечает мне не На-Ви, логикой не очень славная, а О-Клю — выходит не как вторая, а ей же и прикинувшаяся.
Пришла, однако, Ава, принял ее, как покойники своего дорого гостя Адрияна Прохорова:
— Сразу все встали в очередь на трахтенберг.
Она — после некоторого времени:
— Я всё равно недостаточно верю, что все уже проснулись.
— Нет, Ава-я — отношение к ней вместо слова:
— Ми-Лая, — ты скоро отойдешь, а только после Этого уже и подремлем.
***
О. включил меня в свою группу, что даже я немного испугался, что не смогу так быстро оправдать его доверие, — однако, чтобы и мне чуть-чуть досталось:
— Поздравлением Бога с его победой над разумом человека, если не в России точно, — то:
— То всем мире — обязательно.
Ибо, да, доказать нельзя, увидеть просто так тоже — но разумом человека:
— Можно, — что, вот из слова простого просто-напросто академика, — и:
— На-те вам, может вырасти не всем понятная, но всеми видимая Истина.
***
Ава — одна из Тех, кого, да, трахнуть можно, и даже не только потому, что каждый человеч-ишко этого достоин, но и вообще из-за большой подходящности ее фигуры:
— Можно сказать, только для этого предназначенной, — и даже предложил ей для проверки душевной ее лояльности к моей настолько:
— Пойду ли я с тобой в разведку? — почти догадалась она.
— Да, но не совсем, ибо пойду я с Чу-Ну или с На-Ви.
— На худой конец?
— Не обязательно, она и так достойна.
Хочу, чтобы ты была со мной, когда будем уходить, отстреливаясь.
— На худой конец я согласна, но только, чтобы не было, как с Василь Иванычем Чапаевым:
— Чуть что, а у него патронов в пулеметной ленте опять не хватает.
— Ми-Лая, я столько не донесу, сколько тебе надо, чтобы сначала научиться стрелять, как Анке Пулеметчице.
— Возьмем с собой мула.
— Да ты что!
— И он столько не донесет, ты имеешь в виду?
— Ну, я возьму полкило, ты сорок, а кто еще, остальную телегу нашего с тобой добра повезет?
— Дак эта, как иё?
— Ава!
— Я и есть Ава, дубина ты сие зарапортовавшаяся.
— Я предполагал, что каждый из нас будет работать.
— За двоих?
— За троих.
— Кто третий?
— Ну, ты — меня не считаем — ну, Че-Ну — твоя Мартышка, — а: еще-то кто?!
— На-Ви.
— Да ты что. Более того, обращусь к вам сразу на Вы:
— Ты взял ее разве с собой?
— Я ее не брал, потому что и так трахаю.
— Как- Так?
— Автоматически.
— Это значит, ты уже доигрался! — ответила она зло.
— Прости, но у меня на всех зла не хватает.
Ибо все хотят, но не все — как ты, например, готовы встать в общую очередь.
— Ты не Тарзан, чтобы к тебе стояли целыми очередями.
Вы тоже не обезьяны, любопытством признательные.
— Прости, но меня погонять никогда не надо.
— Это, да, ты можешь, как львица, так разрядиться, что заряд этот я чувствую целую неделю.
— Раньше могла месяц не останавливаться.
— Что-то случилось?
— Ты и случился, мил херц, ибо заряда у меня хватит на сто лет, чтобы всё брать себе безвозмездно, но вы же ж, мой дорогой, объявили, что:
— Таперь мы премся в вечность.
Я плюнул три раза.
— Зачем?
— Так можно, иначе, сглазить нашу победу на этом перевале не только тех гор, но и того же времени.
— Я не совсем понимаю, — ответил, — где нам занять наиболее жизнеутверждающую позицию для отражения их предполагаемой атаки.
— Она уже готова — зачем ее подготавливать? — ответила она, не забыв напомнить — не лишний раз — о существовании знака вопроса.
— Вот это спасибо, — ответил, — большущее тебе спасибо!
— Не меня благодари, а ее, твою разлюбезную Че-Ну.
— За то, что она всё сделала на этот раз по-хорошему?
— Нет, наоборот, как обычно, устроила не только мне, но и тебе, дорогой, подлость. Да, это именно:
— Подлость устроить нам с тобой лежку, но еще в пяти километрах отсюда.
— В пяти не может быть, — ответил настолько спокойно, что вышло, почти наоборот:
— Категорически?
— Да, я туда уже не дойду.
— Я тебя дотащу, но уже не вижу смысла это делать.
— Патроны вместе с пулеметными лентами упали в пропасть?
— Почти, мы забыли их.
— На предыдущем привале?
— Остались на базе.
— Почему?
— Ты не взял, я подумала — значит, и не надо это никому.
— Зачем тогда врала всю дорогу?
— Наоборот, я говорила про себя правду, ибо поняла это противодействие, как твой очередной маскировочный прием. Немцы подумают, у нас настолько много этих пулеметных лент, что даже нечаянно забыли лишние.
— И?
— Испугаются.
— Бесполезно.
— Почему?
— У них везде заградотряды.
— Как у нас?
— Другие. Уже в башке запаяно, что, мол, да, вернуться не солоно хлебавши можете, но — смысл?
— Не захотели жить по правилам Миделинового Картеля в Мексике, — или что у них есть еще там?
— Да, привыкли чинно и благородно, чтобы на каждом газоне их улицы росли розы, как было во времена, когда там давала свои гастроли.
— Марлен Дитрих?
— Нет, она пропала вместе с Евгением Евтушенко намного раньше.
— Увез в кордебалет?
— Если только он у нас разрешен, как и оставшийся навсегда у меня портрет, твой портрет работы Пабло Пикассо.
— Я люблю Ван Гога.
— Эт-то понятно.
— Чем?
— Я видела твои картины у него на стене.
— Ты не оговорилась?
— Я не сплю, когда трахаюсь.
— Это хорошо, значит, я не зря взял тебя с собой — атаку альпийских стрелков на наш перевал — не проспим.
— Ошибаешься, милый, я и во сне трахаюсь.
Хотел ответить:
— Я думал, только во сне у тебя так хорошо получается.
Тем не менее, вспомнили, что всей этой прохиндиадой ширпотреба в виде секса танцев на плацу и роз на всех газонах Хер-Мании, — заправляла неутомимо-неугомонная:
— Лайза Миннелли.
— Надо было брать не меня и Чу-Ну с На-Ви и О-Клю, а ее.
— Немцы тогда забудут не только лишние патроны к автоматам, но сами автоматы — тоже?
Как не обосрался Брэд Питт со своими Бесславными — наганы, хорошо стреляющие у них всегда — даже в кафе-мороженое — с собой.
— Были или не были?
— Главное, не то, у кого этот браунинг быстрее стреляет, — а:
— А?
— Важнее, кто из стреляющих после всего жив остаётся.
— Чтобы потом сдаться в плен нам, американцам?
— Нам, американцам, — повторила она, как — не согласилась уезжать вместе со всеми в американскую Сили Доли, а так и осталась навсегда в Ши-Ра.
— Да, милый, ты спас меня без БУ.
— Ась?
— Без БЫ, — чуть не оговорилась.
И до того, чуть не прослезились, что опять начали трахаться без оглядки, что немцы уже совсем-совсем недалеко.
— У нас какой пулемет? — спросил ее, чтобы как-то переменить наш общий образ мыслей.
— Не ответила.
Не знаю, что хуже: трахал уже отошедшую в другие миры без меня, или вообще не даст даже шанса — имеется в виду — мне:
— Отразить это нашествие немецких лазутчиков по горам в виде их не только альпийских стрелков, но не исключено, что На-Ши:
— Ни в коем случае не примут за Своих.
И даже без — В случае чего.
— Нас взяли в клещи? — наконец осознала и она весь этот ужас, — как уже и:
— Происшедший.
С соседней горы нам помахала На-Ви и О-Клю, — тоже:
— Подпрыгнула?
— Наши люди — следовательно — уже взяли предыдущую гор-ку-ку.
— Ты думаешь, теперь немцы растеряются?
— Это такие твари, поэтому не думаю, что надолго.
— Как?
— Как евреи, например, если не придумали всю Хер-Манию, то построили — да, а — спрашивается:
— Почему, кроме только имен в виде Рот-Шильд-офф — ничего больше не заплатили?
— Это тоже вопрос?
— Да, и знаешь, почему?
— Ясно: у тя все ответы кончились, а большинство вопросов так и остались не решены.
Многие мечтают:
— Тяжело остаться одному, — а.
— Да, некоторые думают однозначно:
— Многих, скорее всего, точно убьют — меня — сам-а не знаю, почему? — нет.
— Скорее всего потому, что тебе удалось так спрятать этот ответ в виде вопроса, — что некоторые невидимые Тени растерялись.
— Ты думаешь, здесь командуют Тени, а немцы — это так только?
— Да, простая видимость.
— Что им надо в наших горах?
— Сожрать всех, если так-то, как обычно. Но, скорее всего, в этот раз нам больше повезло, чем остальным.
— Есть будут не живыми, а только мертвыми?
— Большей частью, а — возможно — и.
— На выбор?
— Да, нас спросят: как у вас выбирают хорошее?
— Я не знаю, если честно, как закрывать.
— Ты имела в виду отвечать.
— Да лучше так, как сказала, ибо скажу, что хочу работать на Их-Ней планете кондукторшей, так как всю свою детскую жизнь только и мечтала повторять без устали:
— Можно уже ничего не бояться, так как сейчас двери.
— Ась?
— Закрываются!
— Все, кто обрадуются На-Ши, а остальные — значит — и есть Пришельцы?
— Да, ибо они просто не понимают, что такое вопрос На Засыпку.
— А именно?
— Ну, вы сёдня, действительно, подмылись?
— Ответ?
— Как обычно.
— Хороший ответ: не все догадаются о его тятеро-ш-ной правильности.
Выдвинул почти решающее предположение, что меня может никто не бояться, так как я к вечеру следующего дня.
— Всё забываете напрочь, сэр?
— Не совсем, остаются некоторые тени, и по ним.
— Может вспомнить, что было намедни?
— В этом нет смысла, поэтому по теням прошлого дня я могу увидеть более, чем даже отдаленное будущее.
Немцы, как обычно, почему-то превышали нас в большинстве.
— Надо ставить на меньшинство! — подсказали.
Спросить:
— Как? — пока не стал даже догадываться.
Ибо подсказывали только один путь:
— Мы бежим — они:
— Только догоняют.
Вот даже в фильме:
— Спасти рядового Райана — а на-те вам — отступающие из последних сил немцы:
— Нападают на отряд героев Райана и Тома Хэнкса — практически даже:
— Вместе взятых, — а.
— Да?
— Всё равно не боятся.
— У них была эта — как иё? — пропедалировала На-Ви.
— Энигма.
— Да, кажется.
— Ты ошиблась, детка, это могла быть только их эмблема древнего царства.
— Как иё?
— Наследие предк-офф
Эн-Эн-Эр-Бэ.
— Мы должны контратаковать, — констатировала Че-Ну, прикуривая одну — то ли папиросу, то ли сигарету с фильтром, почти, как обычно:
— Одну от другой. — Всё нормально, так-то, но сегодня заметил одну странность:
— Прикуривает, каждый раз сигарету от папиросы.
— И наоборот?
— Точно! Ты знал?
— Нет, но в курсе, что ты у меня не только одна, но именно:
— Одна такая умная?
— Беспрецедентно точно.
— Когда они установят эМ и Жё — нам уже не удастся уйти, — сказала подходя, как во сне с мороженым А-Ва.
— Нам?
— Чуть не забыла.
— Спасибо!
— Чуть не забыла — на всех не хватило, ибо все лишние я уже съела.
— До Этого?!
— Предполагалось что-то более интересное, чем отступление без конца?
— Ты умеешь обращаться? — спросил.
— С подзорной трубой?
— Точно!
— Будешь мне наводить, — чуть не поперхнулась На-Ви, а Че-Ну добавила:
— Я не привыкла только руководить, поэтому хочу участвовать, как — ну-у, — не рядовая сосем, а на младшего лейтенанта — согласна-я.
На-Ви и А-Ва только называли ей координаты из моей Подсказки, а она лупила точно по всем их — и не только сейчас активным — огневым точкам.
— Кстати, тихонько, но всё равно ущипнула меня за хвост — прошу прощения за нескромность, ибо имеется в виду, даже не наличность этого дела, до сих пор в любом положении и даже в такой, как сейчас враждебной ситуэйшэн отлично присутствующая:
— На-Ви, — имеется в виду, ревнивая, скорее всего, как Дездемона.
Но вот кого она ревновала Отелло или Яго, — также мне не очень известно, как то, что, чего, собственно, сейчас хочет На-Ви, — но:
— На расстаться совсем пока не похоже.
Второго пулемета не было — отдал ей автомат.
— Ты зачем это сделал, мил херц, она никогда не стреляла.
— Раньше?
— И позже тоже.
— Она, как обычно, влезет в середину, — защитил любимую, но вот что удивительно:
— Сразу после этого начал сомневаться, трахал ли ее вообще хоть раз, — имеется в виду:
— В уме смог или тоже не получилось? — ибо:
— Что больше: наяву или в уме? — и ответил, как раз Исав Иакову, сделав его определившимся, а себя только вольноопределяющимся, но стрелком — в принципе — по тем же мишеням.
Но такого мелкого калибра, что многие — если не почти все — так до сих пор и не видят.
Немцев сначала не было, и все обрадовались, что, — как сказала А-Ва:
— Можно еще раз покушать до завтра.
И уже вытащила свою персональную, никогда не кончающуюся и всегда даже запаянную банку тушенки и сгущенки заодно, когда я понял, что я:
— Например, и — о! мама мия, — есть не хочу. — Как только тень, бродящая в этом мире — на вид:
— Почти полным неудачником, а на деле, — я и есть:
— Тот Ино, которого — одного из двоих — многие уже очень давно ищут, но так и не могут найти!
И вот именно, не почему-то, но теперь мне — еще раз — ясно, что не все люди здесь:
— Тоже люди? — услышал кто-то то ли мои мысли, то ли я, действительно:
— Едва не проговорился.
Не Чужой я, следовательно, только теням меня окружающим! И хороший вопрос:
— Видели ли хоть одну лично?
Ответ:
— Ну, я, ну, Бенедикт Спиноза, ну, Исав — так и не ставший Иаковом — ну, этот — как иво:
— Ферма?
— Уже до меня — хотя и не совсем достоверно — был в списке, Гегель, Кант, Зенон и еще некоторые другие официальные лица неофициальности своих достижений, — да:
— Были, были у меня в гостях, как Кого Иво далеко не на поминках Канта.
Как отличить Инопланетян от людей обычных, на Земле только и произрастающих?
— Неважно, кто спросил, но я всё равно отвечу:
— Это люди, как из Ада Данте, Илиады и Одиссеи Гомера, Повестей Белкина Пушкина:
— Они могут сами на себя посмотреть, — в отличие от простых просто-напросто Читателей, — которые не видят, кроме себя — всегда вне конкурса не только вообще, но и:
— Вообще считают невозможным пролезть в этот самый проходной балл, — ибо плоски, как грудь у плавательной доски, — однако.
И вот как когда-то дорога от клуба до дома — полчаса — стала тем путем, который вывел меня в очень непростые люди — так и:
— Ты что-то сказал, или просто на-просто попросил меня раздеться? — вот именно, что буквально, неизвестно как, влез в ее мысли и действия без их специального разделения.
И понял, в отличие от остальных, что это я:
— Человек, — а вы, кто — следовательно — такие будете?!
По Данте и Пушкину:
— Люди, не могущие спуститься в А-Де.
Залег, как Хемингуэй, один с пулеметом, несмотря на то, что ранен еще не был — допустили на эту роль. Решил:
— Скорее всего, придется попасть в плен.
Думаю, моя роль, как обычно:
— Грохнуть Оттика Скори, — а:
— Как его найти без посторонней помощи? — не знаю.
Теперь, наверное, помогу, возьмут в плен, он приедет набирать стукачей-шпионов для своей разведовательно -диверсионной деятельности, — я его тут и:
— Хлопну.
Ну, не сразу, но готовым надо быть уже загодя. Ибо, тоже — говорят — ушлая сволочина. Притворюсь, что немцы лучче русских трепачей, но поэтому-то именно Хер-Манию и захватили еврейские балаболы, гораздые, однако, на такой обман, что нам и не:
— Снилось.
Если только мне, когда в качестве ихнего — нет, пока что, нет, не Тома Круза в роли своей подставной Фирмы, но всё равно чем-то похож на Доктора Зорге, — так как ему долго верили, а пытать начали только потом. Следовательно, время — до нашей победы — может хватить, — как сказано в Библии:
— Даже на Потоп, и последующее довольно длительное путешествие Ноя.
Откуда только время берется — уму непостижимо.
Лег за Максим, который взяли с собой, несмотря на тяжесть, которую нести нелегко даже с подсобницей А-В-ой, — несмотря ни на какие уговоры о будущем большом вознаграждении в виде:
— Ох немалого трахтенбегра, — согласившейся нести только пулемет — ленты в невыносимом, практически, количестве:
— Так остались на мне даже тогда, когда их уже пустил в ход, — видел собственными глазами эту тяжесть, как тут осевшую на мне на всё лето, — если, конечно, к зиме — нет, не:
— Не убьют, конечно, но и закончится само — теперь уже полностью уверен — не скоро, не скоро.
— Ты стреляешь мимо! — сбила она весь мой эффект, без особого — надо сказать — раздражения.
Ибо и всегда слала так мягко, что потом — дома уже с Че-Ну — абсолютно не в состоянии был отозваться на ее весьма неусыпные и очень продолжительные ласки. И — уверен — знала, что работал над и под А-Вой, как бар, — точнее раб на той галере, которая везла Елену Премудрую, а ее Парис в это время горевал, — что:
— Зря, зря я с этой — прости господи — Туткой связался так надолго.
Утром, пока немцы еще не пошли в атаку, — вспомнил, что уже умер, а вот только пятнадцать-двадцать лет назад — не больше:
— Неужели родился еще раз?! — ибо:
— Удивительно как ни как, — а, значит, не только было, но и было, было:
— Было.
Сказал уже прилично устрашенной На-Ви:
— В случае чего прикинемся инопланетянами.
Она хладнокровно:
— Теми твоими двумя, которых американцы намедни нашли в пустыне Сахара?
— Ну, а чё, нам других искать, что ли?
— Тогда я согласна. И спасибо, что заранее предупредил.
— А то?
— Могла проговорится А-Ве или Че-Ну.
— Зачем?
— У них московская прописка.
— Думаешь, в случае неудачи одна из них женится на тебе?
— Не исключено, ибо предлагали обе.
— Уже?!
— Что здесь удивительного?
— Предлагали и мне — тоже.
— Дак, то, что обманут — не ходи к гадалке, — но:
— Ты права обстоятельства могут помешать им не выполнить — и так-то — невыполнимые обязательства.
— Следовательно, — предложил, — забудь, как тебя звали, а будь.
— Анкой Пулеметчицей, которую пуля не берет?
— Да.
— Ты не боишься, что таким образом время пойдет чуть-чуть назад, и мы вернемся в 17-й год?
— Ты спросила — значит — я могу ответить.
— И?
— Пока не только ума, но и сердца не могу приложить, чтобы как Ною появилось видение:
— Иди туда — не знаю, куда, — ибо главное, милок — это движение.
— Назад, май диэ-диэ чайльд, и не думай возвращаться, ибо там уже ничего не будет.
Ужаснулся чуть-чуть:
— Неужели, чтобы сбросить немцев с этого перевала придется вернуться в 17-й год?! — и.
— И биться за одну из сторон при Штурме Зимнего? — осведомилась она тоном, почти не терпящим возражений, что так это уже теперь:
— Обязательно и будет.
— У нас есть хоть какие-нибудь драгоценности? — спросила одна из моих ближайших прохиндиад, ибо в темноте — почему-то сегодня — не распознал точно:
— Ты кто, Ми-Лая? — ибо думаю, что даже по интонации смогут определить, что назвал не ту, о которой только что так хорошо думал.
— Соврать?
Не удастся. И знаете почему? Поймут по позе, которую закажу для трахтенберга:
— Не для нее приготовлена.
Немцы, оказывается, прямо ночью внесли предложение, как мирно завладеть тем перевалом, в районе которого остался последний мост с одного хребта на другой.
— Сыграть в футбол?
Я угадал?
— Тут гадать бесполезно, — ответила бывшая на переговорах с ними А-Ва. — ибо они обнаглели от предчувствия своего поражения, так сдаваться.
— Неужели не могут?
— Да, им обещали.
— Таблетки от быстрой смерти, — что ли?
— Нет, убитых будут сразу — в полу-замороженном состоянии отправлять на Альфу.
— Центавра?
— Скорее всего, если еще не открыли какую-нибудь.
Глава 7
Неужели там лучше? — подумал с сомнением, ибо, да, велись эксперименты по переносу части жизни людей в более благоприятные для Этого условные ситуации, но, что на ближайшей Альфе уже готов один такой участок, — не то, что не верил — не знал, скорее всего, будет сказать:
— Лучше всего.
— Выходит, нас будут как пешки и другие, более крупные фигуры, снимать с доски земной жизни, с дарственной:
— Завтрева опять проснетесь, — сказала, а скорее всего, спросила О-Клю, как человек умный понимавшая:
— Не для всех эта цена окажется доступной.
Что это значит, даже я не понял, ибо:
— Где деньги, Зин, — пока так и неясно.
— Точнее, кому они уже положены, а кто так никогда и не достучится в эти двери счастья вечной жизни.
Решили, что деньги, бывшие на Земли До Этого уже поделили между всеми, но не поровну, а по лотерейному жребию:
— Тебе, тебе, а вам? — пока что подождите.
— А чего? — спрашивается, — ждать непонятно.
— Следующего светопреставления, — решился ответить я.
Ответ оказался другим:
— Те, кто будет в этом бою с немецким передовым отрядом погибать первыми — они и получат все сладости будущего.
Ибо априори ясно:
— Люди, даже поверившие в Это более-менее — всё равно не смогут пересилить этот страх не только более-менее, но более того — еще более вероятно.
И удивительнее всего то, что никто даже не задумался, что это может быть дезинформация — не более того.
Ибо:
— Несмотря на то, что жить хочется еще и еще не только Рядовому Райану, но многим другим тоже:
— Не меньше?
— В принципе, да, а так-то еще больше.
Давно понял, но опять вспомнил, что делать вводные о любом не совсем адекватном участии человека в изменении устройства не только мира, но и окружающего его пространства, — да:
— Иногда можно, — но как успеть заменить происшедшие изменения, пока они еще действуют?
Надо вспомнить, кто мне в последнее время не давал, если получится — значит надо действовать именно сегодня.
Решил проверить готовность немцев к неожиданному бою короткими перебежками от нашей передовой до начала моста на их стороне:
— То ли не заметили, — ответила на мой невнятно немой вопрос Че-Ну, — то ли еще спят, — дополнила ее моя правая сторона в виде На-Ви, уже не могущая никому уступить своего еще неплохого первенства, — ибо так говорила мне всегда после ответа на вопрос:
— Гот-офф ли я еще к женитьбе на ней, или порох в моих закромах, — и так:
— Давно кончился?
И как обычно ей шел уже не восемнадцатый годок, как тому, кого намедни грохнули, — а всегда один и тот же:
— Двадцать один.
В принципе — это много, ибо трудно для такой старухи придумать хоть что-нибудь новенькое, — мысль:
— Всё уже перепробовала, дура, до меня, — не покидает до тех пор, пока не уедет в стройотряд то ли поварихой, то ли только для трахтенберга с начальником этого оперотряда.
И вот так — под видом того-сего платят бабло местным не только потенциальным — как мечтал я сначала, что они и здесь бывает залетают, — но плодят их специально, — ибо:
— Да, сэр?
— Так делать всё равно больше нечего.
И более того:
— Вообще всем!
Почему мы и думаем обычно, что проституции у нас нет, ибо и ходят они не по одиночке, не парочками, как на Бродвее, и даже не толпами, — а:
— Почти батальонами, которые только и просят:
— Огня, огня, — забыв о своей бумажности, ибо сколько можно кобениться, если уже двадцать один год.
Как Че-Ну уже в семнадцать-восемнадцать поняла, позвав меня быть ее руководителем в этом деле трахтенберга:
— Ты можешь.
Впопыхах растерялся, говорю:
— Не то, что не могу совсем, но боюсь еще больше прежнего.
— Небось, небось, а-на тебя не съест, как бабушка Красную Шапочку, — посоветовала А-Ва, надеясь — уверен — не всегда, может быть, не иногда, конечно, но более-менее часто:
— К ней присоединяться.
Поэтому всегда и надо думать, глядя на ее вагон:
— Какова, леди, ваша маленькая тележка?
И вот эта А-Ва весила не только в килограммах, но и в пудах — немало. Уверен, в будущем придется придумать ей такую маленькую тележку, чтобы по одному мановению моей палочки подъезжала прямо:
— Сразу на этой тележке, — а уж лицом к лесу, или передом к заду, — думаю, зависит только от настроения, как у Райана:
— Умирать не буду, так как Том Хэнкс уже согласился.
Спрашивать:
— На что? — бесполезно, но то, что дети теперь у него будут и от другой тоже — только успевайте в блокнот военно-полевой сумки заносить их — вот именно навсегда:
— Без отчества, — не потому что бездомные, — а:
— Это уже и есть американцы, только сами себе подобные, — как, действительно, кто-то трахал, а по Стивену Кингу только, как волк Кого Его, чтобы так — тоже — кусался, что и Мишель Пфайффер согласилась:
— Перед такой проституткой и ей не грешно сдаться.
Ничего не поделать: волки — знаете ли — любят не только кусаться, не только есть бабушек, но и всё человеческое им уже давно не в негативном цвете доставляется.
— Ей тоже? — На-Ви, как всегда не уже готовая раздеться, а уже снизу и почти до самого верха и так:
— Безо всего?
— Разумеется.
— Как успевает! — вот что удивительно.
— Да, я тоже удивляюсь, как она удосуживается играть роль председателя той сан-комиссии, которая непонятно мне, чьи поступки разбирает на своих комиссиях.
— Человек без комиссии — уже настолько выпадает не только из контекста, но и из текста — до Библии нам далеко — из текста учебного процесса, пожалуй, в самый раз.
— И ты решил тут же написать письмо Мишель Прайффер, что, мол, так и так — я есмь герой одной из союзных армий — выходи замуж, пока не поздно.
К счастью, оказалась неподалеку с концертами, в которых участвовал и ими же руководил Джеки Ники, как глава одного из издательств иё папы, — тоже, разумеется с титулом не ниже графа, хотя и не как многие мои герои, — всегда:
— Монте-Кристо.
— Женился?
— Нет.
— Почему?
— Только завтра намечена эта далеко не традиционная свадьба.
— А?
— Она любит секс напополам с поркой, а я их всегда разделяю, — как быть, не знаешь?
— Я тоже ума не приложу.
И решил, как обычно.
— Соединить огонь и пламень — На-Ви с Че-Ну?
— Есс!
— О-Клю?
— Будет водить меня в баню по средам.
— В пятницу?
— А-Ва.
— Одна-одинешенька?
— Она одна, как две-три с половиной На-Ви.
— И так — следовательно — намахаешься?
— Не князья и графы, — ибо:
— И так и эдак всё равно ни хрена не поймем?
— Вы не согласны.
На следующий день решили не стрелять — немцы:
— Тоже, — а:
— Почему? — пока не понял.
Бросил им через пропасть бутыль браги — успели опомниться:
— Поймали?! — ухнула некоторым ужасом На-Ви, добавив:
— Тебя могут принять за их резидента.
— Могут, но некому, — ответил смело, — ибо, — пояснил:
— Здесь пока что командую только я.
— Вот ты сам нечаянно мяукнул — пролай-ала она, — а это значит, что ты можешь даже сам не знать точно.
— Работаю ли на немцев?
— Ну, не на местных же леших?
— Почему?
— Ты их видел?
— Пока не уверен.
— Немцев видел однозначно, так как это слышали все.
— Я мог принять правду за сон, а его — в его без-очередности — наоборот.
Тем не менее, постепенно понял, что — они думают — командую здесь не я, так как ни разу не видели меня в форме генерал-полковника, о коем своем звании пару-тройку раз орал в местном пивбаре:
— Их бин переплюну Канариса!
— В разведке или контрразведке? — одна их прохиндиад.
— Да, — ответил, — я не такой мастер, как он искать шпионов, но их диспозицию уже понял.
— Ась?
— Понял, понял, понял, — поправился.
И тогда поверили. Поэтому:
— Чего вам еще надо, хороняки?
Тем не менее утром все начали думать, что в случае нашей неудачи винить больше некого, кроме меня.
Решил:
— Плюнуть, и потом вместе с одной чистильщицей картошки сходить:
— И взять языка? — кажется совсем не испугалась она.
Можно сказать:
— Дура дурой, меня обожает, но — видимо и скорее всего — ни хрена вообще не понимает, кроме пения на столе в пивном баре на Рязанке, и — вот теперь придется вертеться:
— Научиться ее трахать, как минимум, не как-нибудь, — а:
— Более-менее, похоже? — Чу-Ну была тут, так как разрешала мне всё, кроме трахтенберга без ее всегда первой очереди.
С другой стороны, москвичка должна по логике иметь хоть какое-то преимущество перед остальными.
— Нави, — нарочно сказал, — хочет отстоять у тебя это право, — преувеличил, ибо На-Ви требовала не более, чем:
— Приоритета своей миловидной красоте, а Че-Ну — наоборот — возражала:
— Такого, как у меня сочетания узкой талии и очень — по сравнению даже не с ней, а вообще со всеми остальными — высокопосаженной жопой — не имеется.
И специально сразу не добавляла, — если не считать:
— Елены Прекрасной, которую трахал не только Парис, не только Менелай, но и все остальные греки только по этой причине пошли на войну:
— Ваш день ее трахнуть обязательно когда-нибудь наступит, — тоже?
— Без тоже, — а просто, это надо иметь в виду.
Потряс головой:
— Неужели я работаю на одного из этих тварей Канариса или Бормана? — почти ужаснулся, ибо до конца так и не поверил.
Следовательно, обманывать немцев — не так уж рентабельно, они могут узнать во мне своего, но желание понимать, что:
— Уже перешедшего на Эту сторону моста полу-сапиенса, — очень охладит их пыл к мирным переговорам.
Поставил на конкурс именно эту задачу:
— Кто даст больше за право грохнуть хоть одного из них?! — и рявкнул это именно по громче, с восклицательным знаком.
Вы — нет, не многие, — но некоторые засветились. Премию же — не успел придумать, поэтому заткнулся.
— Мы сами решим, что нам надо, — просветились-прослезились даже зачем-то.
***
Невероятно, но удалось решить одно из фундаментальных противоречий биологи, что оно даже было в учебнике, как пример именно:
— Не решаемости.
Удивительно легко удалось выйти на само решение, на объяснение его — имеется в виду — на фундаментальном уровне, но причина:
— Зачем это делается, — пока так и осталась неясна.
Зачем нужна такая, — а:
— Логичность устройства мира?
Объяснить самому себе? Могу, — остальным?
Только, как самому себе.
И удивительно:
— Всё решается по одному и тому же открытию А. С. Пушкина, записанному, — как:
— Воображаемый Разговор с Александром 1 и Когда Макферсон издал Стихотворения Оссиана.
Расшифровка Пушкина поконкретней, чем Код Войнича, — что:
— Истина находится под микроскопом, — ибо выделено главное:
— Только и именно Человек может ее узнать — как в кино:
— Прямо в лицо!
Здесь продолжают подчеркивать добавкой слова:
— Только, — а то, что ничего больше и нет — никто даже не вспомнил.
И вопрос:
— Можно ли увековечить мою теорию, если эксперимент ничего не покажет?
Нужна такая же удача и в теории, — хотя:
— Ниже уровня Евангелия вряд ли она может быть.
Никто — скорее всего — не поверит, как Иисусу Христу, — что, да, но:
— Не поэтому же, на самом деле.
Похоже, Некоторым даже эксперимент не указка.
— Вышло, — скажут, но всё равно не потому, что вы поверили в бога.
Рассказал Об Этом, — нет, не Каю Маю и не Фидю Эю, — а всё равно мало кто согласился.
***
— Сколько За? — спросил Малышку на Миллион, которую на этой неделе выбирал всегда заново.
Следовательно, это должна быть, как вчера и позавчера Алла Два.
Она и ляпнула:
— Никого нет.
— Почему?
— Ибо все ушли.
— Куда?
— Валить Хи и — если попадутся на пути — его подручных элементов.
Мне кажется, они могут перейти на другую сторону.
— На его?
— Он один не бывает.
— Значит, только Их.
— Их Бин.
— Ну-у, это-то мне понятно более-менее.
И почему-то заснул днем, но всё равно с мыслью, что все уехали именно в:
— Далека, — что воспроизводилось, как в Хер-Манию.
Она — вечером за шашлыком пыталась объяснить, что:
— Ближе? — что это значит — я не понимаю!
А то, что не Хи приперся сюда, на горный перевал — почему-то не очень сходилось, пока она в сотый раз не объяснила:
— Мы приблизились.
Решил, что это:
— Как раз возможно.
— Скажу только тебе — как то бишь вас?
— Вы меня загипнотизировали, сэр, я забыла, — почти нагло, но — главное — искренне удивилась она.
— Ты сказала сэр или гэрр?
— Тоже забыла.
— Окей, но учти, больше трех раз нельзя.
— Что будет потом?
— Шлепну.
— Что значит, шлёпну? Прямо здесь на перевале трахнешь?
— Не думаю, что это перевал.
— Я не думаю, — но здесь она почему-то решила заткнуться.
Подали горячее, и я решил, что это немецкий бегемот. Так и спросил на пару процентов усомнившись, — это:
— Кто?
— Что-с?
— Я грю.
— Прощу прощенья, сэр, вы не едите зверей.
— Вот как!
Не знал, не знал, не знал. Но, что ем людей, спросить постеснялся, хотя и намек почти понял:
— Эта дура принимает меня за Хи.
— Ты, вы, Манька Аблигация из кино?
— Да, мил херц, называется:
— В Тылу Врага.
— Откуда сведения, если они — априори — секретные?
— Это вопрос или ответ?
— Понимайте за благоразумно.
— Ваше благоразумно — для меня — почти уже безумно.
— Дак, и я — май диэ, диэ чайльд, не немкой родилась.
— Знаю, знаю я всю твою под и над спинную.
— Вам не кажется, что я привыкла.
— Раком? Понимаю, но, мэм, стоять на коленях быстро устаю.
— Я тоже лежать просто так не намерена.
— Хорошо, завтра с утра начинай гнать волну.
— Ты Брэд Питт, а я Рус-Алка на твоём носу?
— Твой папа, — с ударением на втором слоге, — глава сталелитейной каменоломни?
— Это намёк, что его туда сошлют, если я не одумаюсь, и — наконец — начну давать чаще, чем это у всех принято?
Вздохнул тяжело, но с другой стороны и очень жалко, что она — даже на самом деле — не Ева Браун.
Ибо, ибо, ибо:
— Не мог Хи уже и еще до своей покидаловки Земли узнать тайну тех пяти-шести скворцов Конан Дойла, которые и сожрали тайну его смерти, — как и само имя Шерлока Холмса от конца до начала:
— Неужели поддельное, мой дорогой мил херц?
— Спасибо, что, наконец, узнала и очень обрадовалась.
— И вам не хворать, несмотря на дезинфекцию, рассчитанную на сто ближайших лет.
Опешил:
— Ты, что, дура, думаешь, я только облако, Эма-эманация, витающая над твоей башкой, а как человек:
— Нас-Таящий, — уже на Земле не лепетую?
— Мы не на Земле.
— Выйди вон, и начни всё сначала.
— Ничего другого не будет — я заведена только на эту дезинформацию.
— Чтобы я подумал наоборот?
— Да, правда.
— Правда, повторенная два раза — это уже заведомая ложь.
— И да, у меня рожа не наглостью хищная?
— Это кто сказал?
И понял, зачем это сделано, что я, идущий грохнуть Хи — пусть и не раз и завсегда, но:
— Надолго, как минимум, — им и:
— Заделался.
— Ты его переваришь, как устрицу, дорогой.
— Для того, чтобы так говорить, ми-лая, надо было создать свой публишэн дом-ик.
— Я понимаю, чуть раньше времени, но готова — почти с самого детства — стать, быть, готовить и прибираться в твоем дворике-дворце, как:
— Зара Леандер.
— Хорошо, можно я спою, тебе понравится.
— Спой мне эту — как иё?
— Кого его?
— Если будешь дурковать — выгоню.
— Хорошо, хорошо, я сейчас, только наряжусь пастушкой.
— Не надо, ибо на этой неделе Катькой Два, — хочу начать русскую историю.
— Как обычно?
— Да, с немки. Хотя, извини, я не могу просто так трахать людей.
— Разумеется, я просто так и не дам, — поэтому.
— Да?
— Бэ. Давай сразу договоримся, сколько бутылок коньяка не меньше пяти звезд ты будешь закупать для меня.
— На месяц?
— Начнем с недели.
— Пять.
— Двенадцать.
— Почему?
— Один день в неделю я не пью.
— Это мало.
— Но и трахаюсь так же — великолепно.
— Хорошо, начнем с позы: вверх ногами.
— Я сегодня уже пила — меня вырвет.
— Не на меня — будем надеяться.
И началось.
А именно?
— Ресторан подошел и остановился, банкетный зал при ём, — не всегда бутылками кока-колы, фанты, спрайта, некоторых соков и вином разных сортов, вплоть до армянского коньяка, — заваленный.
Хеннесси? Пришлось не применять, сам не пью, но стоит только отлучиться в какую-нибудь неотложно примененную сан-комиссию — специально и:
— Как нарочно, — воруют.
Неожиданно прорвалась ко мне на прием одна проце-дура очень малореального формата, но права — даже за моей личной подписью — имеющая. Когда подписал:
— Лучше и не вспоминать, чтобы плохое не вернулось, а хорошее я попытаюсь и так:
— Хочешь взять меня живьем?
Или — как раньше мечтал — трахнуть меня на потолке.
— Этого не может быть, — ответил.
— Ты так говорил.
— Наверное, я только мечтал.
— Было очень похоже на реальность.
— Реальность — не есть наша цель, ибо не так говорила, как всем рассказывает.
Проснулся только после тихого часа — как в пионерлагере — и пока не могу понять:
— Неужели это была наша то ли воспитательница, то ли вожатая, то ли глава кружка — нет, не про лобзик, к счастью и не про художества теней кубика Пабло Пикассо, на котором вполне можно сидеть такому увальню, каким был Аякс, Гомером в виде Гектора побежденный.
Ушла или уже нет?
Интересно уже то, что — перестала тарахтеть уже:
— Не помню: ну, кто это мог быть? — если я его не знаю?
Неужели это была Алла Два, — а так как смогла пропереться сюда, — значит:
— Она и есть та Барышня, — у которой в головке зарыт такой клад! — о котором она и сама не знает.
Оглянулся:
— Так — в принципе и можно — значит — жениться на принцессе:
— Сама этого не знает, потому согласится?
Кто спросил, — я или она уже тут рядом, как любое моё междометие проясняющая. — значит, разница не такая уж великая.
Следовательно, сказал я — значит:
— Бог уже добрил.
Так-то, да если:
— Он был рядом, а так? — хорошо пусть будет только посланец.
Попытался определить, могла ли Алла Два быть включена в тот состав девиц неоднозначно легкого поведения, которые:
— Раньше, — участвовали в боксерских боях на той Зоне, возвращаясь с которой с ними в машине я пел песню:
— Нет, не на пыльных тропинках далеких планет
Останутся наши следы, — а:
И снег, и ветер,
И звезд ночной полет
Меня моё сердце
В тревожную даль зовет, — тоже сомнительно, — но:
— Птицы поют в лесу придорожном,
В звездное небо подолгу смотрю,
Жить на Земле без любви невозможно
Это я точно тебе говорю.
— Как пароль входа в том время, сэр.
— Ты кто?
— Дак, эта, как иё?
— На столе танцуешь?
— Если только не постесняешься пойти со мной в пивбар.
— Зайди с черного хода.
— Нарядиться сразу пастушкой?
— Пока уборщицей.
— Мне нужны коньяк и водка.
— Зачем, если у тебя предварительно на лбу не написано, что тебя все хотят.
— Нарасхват?
— Ну-у, более-менее.
— Хорошо, но и мне тоже надо сто пятьдесят с колбаской.
— Рублей в месяц?
— Да, и трахтенберг — минимум три раза в неделю.
— Спасибо за доблесть — можешь встать в строй.
— Я поставлю тя на первый бой прямо так, — сказал.
— Скажи только пару подробностей.
— Куда бить ты и так знаешь, а вот сколько раз — сейчас подумаю.
— Надо было раньше думать. Мне уже не терпится.
— Вон идет стукачка из первого отряда — поучи ее.
— Чему? Ибо:
— Если стучит — значит — чем-то об этом думает?
— Ну, не за это же дело, на самом деле, трудится.
— Ты думаешь, она почти через день пробует ночное мясо на вкус, готово ли?
— Однозначно.
— Хорошо, будем решать.
Но всё равно не выпустил ее на ринг — только махать полотенцем, которое она и выбросила на ринг во втором же матче.
— Зачем ты так тя, Нинка?!
— Не женился, когда просила — теперь сам думай, чем платить отступные при следующем проигрыше.
Предложили, но настолько неожиданно, что отказался.
— Ась?
— Пожалуй, даже без Ась не получится.
— Почему?
— Их всех, как Колчака расстреляли еще в Сиби-и.
— Ты не выговариваешь букву эР?
— Бывает.
— Вот из ё нэйм?
— Я забыла.
— Ну, это не так плохо, ибо хуже, если:
— Забыл?
— Ты нарочно прикинулась мужиком.
— Нет, я на Колчака, Деникина, этого — как его — тоже мало похожа.
— На Чапаева?
— А при чем тут это, ибо он до сих пор не найден даже в последних, самых глубоких подвала Грем-Лина.
— Думаете, давно бежал в Америку.
— Да, это уже почти однозначно известно, но только не в северную, где ЮЭСЭЙ и Канада, а туда, где тепло.
— Где яблоки?
— Туда, где правит Миделиновый Картель.
— Коктейль?
— Не надо прикидываться глупее Кого Его.
— Кстати, здесь можно купить Разум?
— Больше, или так только, чтобы потом всю жизнь мечтать о Нобелевской Премии и так никогда и не умереть.
— Вообще?
— Я уже могу.
— Врешь?!
И предложил Василию Ивановичу продлить его жизнь до бесконечности — пока, правда, только:
— Практически?
— Естественно.
— И совсем за небольшое вознаграждение.
— Сколько?
— Ну-у, немного, немного, опишешь пару-тройку недоступных не только моему правовому сознанию, и самым последним современным методам моих леди-машин.
Василь Иваныч:
— Я так и не понял Кого Его? Где прячется Эстэ?
— Не только.
— Ле?
— Думаю, не к спеху, так как — уверен — он госпитализирован в летаргию.
— Ты вообще в курсе, что все, как Данте с Вергилием, сумевшие перебраться на другая сторона Земли.
— Под ней?
— Прямо Под ней, но внутри.
— Автоматом и приобретают это бессмертие, — думаю, — да.
Уже за двадцатой — обычно моей последней — кружкой уже Портера, темного пива, как контроллера, определяющего:
— Лишние в доме есть? — вырывает их из меня — думаю, и из него тоже:
— Без остатка?
— Да, практически ничего нового уже не остается, если не считать тех, кто уже утряс свои модификации с уже бывшими.
Выпили поровну.
— Где учился?
— В подвалах Гремлина.
— Шутишь?
— Еще на Гражданке, пред первой войной с немцами, всегда цеплял к своему бронепоезду, кроме нефти, как кого-его горючего.
— Две цистерны пива.
— Одну пива и одну Хеннесси.
— Уже тогда любил?! Я только Камю и Мартелем не брезговал.
Глава 8
— Да, хорошая была война, — несколько раз пытался вернуться туда, но разрешали только с условием.
— Навсегда?
— Тебе тоже предлагали?
— Думаю, нет. Хотя уже чего только не предлагали, авось и это было, но осознавал такие предложения, как.
— Малозначительные?
— Скорее всего, не понимал, что сие реально.
Расстался с ним при недостаточно выясненных обстоятельствах.
— Как успел? — только и спросил у На-Ви.
— Как ты сказал, мил херц, я ему ничего не дала, а он до такой степени обиделся, что.
— Из-за этого ушел?
— Я так поняла, что поразила его в самое не могу.
— Сердце.
— Мэй би и сердце, авось и болтающееся без дела иногда.
Да-а, вот так выходит в море без кампаса, как Хемингуэй на поиски очевидно имеющихся врагов, но абсолютно без:
— Ориентировки, — не всякий, не всякий может.
На что надеялся, но не в том смысле, что может проиграть при встрече с врагами, а именно:
— Заранее не побоялся этой встречи.
Он знал, что враги его найдут! Почему? Именно потому, сэр, что его они и выманивали в это:
— Темно-синее в море.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.